1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 
     
И вечный огонь зажигает.
    
    
     
Здесь раньше вставала земля на дыбы,
     
А нынче гранитные плиты.
     
Здесь нет ни одной персональной судьбы
     
Все судьбы в единую слиты.
    
    
     
А в вечном огне видишь вспыхнувший танк,
     
Горящие русские хаты,
     
Горящий Смоленск и горящий Рейхстаг,
     
Горящее сердце солдата.
    
    
     
У братских могил нет заплаканных вдов
     
Сюда ходят люди покрепче.
     
На братских могилах не ставят крестов,
     
Но разве от этого легче?..
    
   
   «Так случилось — мужчины ушли…»[14]
   
    
     
Так случилось — мужчины ушли,
     
Побросали посевы до срока.
     
Вот их больше не видно из окон,
     
Растворились в дорожной пыли.
     
Вытекают из колоса зерна
     
Это слезы несжатых полей.
     
И холодные ветры проворно
     
Потекли из щелей.
    
    
     
Мы вас ждем, торопите коней.
     
В добрый час, в добрый час, в добрый час!
     
Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины.
     
А потом возвращайтесь скорей,
     
Ивы плачут по вас,
     
У без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины.
    
    
     
Мы в высоких живем теремах.
     
Входа нет никому в эти зданья:
     
Одиночество и ожиданье
     
Вместо вас поселились в домах.
     
Потеряла и свежесть и прелесть
     
Белизна ненадетых рубах.
     
Даже старые песни приелись и навязли в зубах[15].
    
    
     
Все единою болью болит,
     
И звучит с каждым днем непрестанней
     
Вековечный надрыв причитаний
     
Отголоском старинных молитв.
     
Мы вас встретим и пеших, и конных,
     
Утомленных, нецелых — любых.
     
Только б не пустота похоронных, не предчувствия их.
    
    
     
Мы вас ждем, торопите коней.
     
В добрый час, в добрый час, в добрый час!
     
Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины.
     
А потом возвращайтесь скорей,
     
Ивы плачут по вас,
     
У без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины.
    
   
   Песня о конце войны
   
    
     
Сбивают из досок столы во дворе,
     
Пока не накрыли — стучат в домино.
     
Дни в мае длиннее ночей в декабре,
     
Но тянется время — и все решено.
    
    
     
Вот уже довоенные лампы горят вполнакала
     
И из окон на пленных глазела Москва свысока…
     
А где-то солдат еще в сердце осколком толкало,
     
А где-то разведчикам надо добыть «языка».
    
    
     
Вот уже обновляют знамена. И ставят в колонны.
     
И булыжник на площади чист, как паркет на полу.
     
А все же на запад идут и идут эшелоны,
     
И над похоронкой заходятся бабы в тылу.
    
    
     
Не выпито всласть родниковой воды,
     
Не куплено впрок обручальных колец.
     
Все смыло потоком народной беды,
     
Которой приходит конец наконец.
    
    
     
Вот со стекол содрали кресты из полосок бумаги.
     
Вот и шторы — долой! Затемненье уже ни к чему.
     
А где-нибудь спирт раздают перед боем из фляги,
     
Он все выгоняет — и холод, и страх, и чуму.
    
    
     
Вот от копоти свечек уже очищают иконы.
     
И душа и уста — и молитву творят, и стихи.
     
Но с красным крестом все идут и идут эшелоны,
     
Хотя и потери по сводкам не так велики.
    
    
     
Уже зацветают повсюду сады.
     
И землю прогрело, и воду во рвах.
     
И скоро награда за ратны труды —
     
Подушка из свежей травы в головах.
    
    
     
Уже не маячат над городом аэростаты.
     
Замолкли сирены, готовясь победу трубить.
     
А ротные все-таки выйти успеют в комбаты,
     
Которых пока еще запросто могут убить.
    
    
     
Вот уже зазвучали трофейные аккордеоны,
     
Вот и клятвы слышны жить в согласье, любви, без долгов.
     
А все же на запад идут и идут эшелоны,
     
А нам показалось, совсем не осталось врагов.
    
   
  
  
   
    
ЗНАКИ ЗОДИАКА
   
   К вершине[16]
   
    
     
Ты идешь по кромке ледника,
     
Взгляд не отрывая от вершины.
     
Горы спят, вдыхая облака,
     
Выдыхая снежные лавины.
    
    
     
Но они с тебя не сводят глаз,
     
Будто бы тебе покой обещан,
     
Предостерегая всякий раз
     
Камнепадом и оскалом трещин.
    
    
     
Горы знают, к ним пришла беда,
     
Дымом затянуло перевалы.
     
Ты не отличал еще тогда
     
От разрывов горные обвалы.
    
    
     
Если ты о помощи просил,
     
Громким эхом отзывались скалы.
     
Ветер по ущельям разносил
     
Эхо гор, как радиосигналы.
    
    
     
И когда шел бой за перевал,
     
Чтобы не был ты врагом замечен,
     
Каждый камень грудью прикрывал,
     
Скалы сами подставляли плечи.
    
    
     
Ложь, что умный в горы не пойдет,
     
Ты пошел, ты не поверил слухам.
     
И мягчал гранит, и таял лед,
     
И туман у ног стелился пухом.
    
    
     
Если в вечный снег навеки ты
     
Ляжешь — над тобою, как над близким,
     
Наклонятся горные хребты
     
Самым прочным в мире обелиском.
    
   
   «Ну, вот исчезла дрожь в руках…»
   
    
     
Ну, вот исчезла дрожь в руках,
     
Теперь — наверх!
     
Ну, вот сорвался в пропасть страх
     
Навек, навек.
    
    
     
Для остановки нет причин,
     
Иду, скользя.
     
И в мире нет таких вершин,
     
Что взять нельзя.
    
    
     
Среди нехоженых путей
     
Один — пусть мой.
     
Среди невзятых рубежей
     
Один — за мной.
    
    
     
А имена тех, кто здесь лег,
     
Снега таят.
     
Среди нехоженых дорог
     
Одна моя.
    
    
     
Здесь голубым сияньем льдов
     
Весь склон облит.
     
И тайну чьих-нибудь следов
     
Гранит хранит.
    
    
     
И я гляжу в свою мечту
     
Поверх голов,
     
И свято верю в чистоту
     
Снегов и слов.
    
    
     
И пусть пройдет немалый срок,
     
Мне не забыть,
     
Как здесь сомнения я смог
     
В себе убить.
    
    
     
В тот день шептала мне вода:
     
— Удач всегда!
     
А день, какой был день тогда?
     
Ах, да — среда!..
    
   
   Песня о друге[17]
   
    
     
Если друг оказался вдруг
     
И не друг и не враг, а так.
     
Если сразу не разберешь,
     
Плох он или хорош.
     
Парня в горы тяни — рискни,
     
Не бросай одного его.
     
Пусть он в связке одной с тобой.
     
Там поймешь, кто такой.
    
    
     
Если парень в горах не ах,
     
Если сразу раскис и вниз,
     
Шаг ступил на ледник и сник,
     
Оступился — и в крик.
     
Значит, рядом с тобой чужой.
     
Ты его не брани — гони.
     
Вверх таких не берут, и тут
     
Про таких не поют.
    
    
     
Если ж он не скулил, не ныл,
     
Если хмур был и зол, но шел,
     
А когда ты упал со скал,
     
Он стонал, но держал,
     
Если шел он с тобой, как в бой,
     
На вершине стоял, хмельной,
     
Значит, как на себя самого,
     
Положись на него.
    
   
   Вершина[18]
   
    
     
Здесь вам не равнина,
     
Здесь климат иной
     
Идут лавины ода за одной,
     
И здесь
     
За камнепадом ревет камнепад.
     
И можно свернуть,
     
Обрыв обогнуть,
     
Но мы выбираем трудный путь,
     
Опасный,
     
Как военная тропа.
    
    
     
Кто здесь не бывал,
     
Кто не рисковал,
     
Тот сам себя
     
Не испытал
     
Пусть даже внизу он звезды хватал
     
С небес.
     
Внизу не встретишь, как ни тянись,
     
За всю свою счастливую жизнь,
     
Десятые доли
     
Таких красот и чудес.
    
    
     
Нет алых роз
     
И траурных лент,
     
И не похож
     
На монумент
     
Тот камень,
     
Что покой тебе подарил.
     
Как вечным огнем сверкает днем
     
Вершина
     
Изумрудным льдом,
     
Которую ты так и не покорил.
    
    
     
И пусть говорят, да пусть говорят,
     
Но — нет,
     
Никто не гибнет зря…
     
Так лучше,
     
Чем от водки иль от простуд!
     
Другие придут,
     
Сменив уют
     
На риск
     
И непомерный труд,
     
Пройдут тобой не пройденный
     
Маршрут.
    
    
     
Отвесные стены…
     
А ну не зевай!
     
Ты здесь на везение не уповай,
     
В горах не надежны ни камень, ни лед, ни скала.
     
Надеешься только
     
На крепость рук,
     
На руки друга и вбитый крюк
     
И молишься, чтобы страховка
     
Не подвела.
    
    
     
Мы рубим ступени.
     
Ни шагу назад!
     
И от напряженья
     
Колени дрожат.
     
И сердце готово к вершине бежать из груди.
     
Весь мир на ладони!
     
Ты счастлив и нем.
     
И только немного завидуешь тем,
     
Другим,
     
У которых вершина еще впереди.
    
   
   Прощание с горами[19]
   
    
     
В суету городов и в потоки машин
     
Возвращаемся мы — просто некуда деться.
     
И спускаемся вниз с покоренных вершин,
     
Оставляя в горах, оставляя в горах свое сердце.
    
    
     
Так оставьте ненужные споры.
     
Я себе уже все доказал:
     
Лучше гор могут быть только горы,
     
На которых еще не бывал.
    
    
     
Кто захочет в беде оставаться один?
     
Кто захочет уйти, зову сердца не внемля?
     
Но спускаемся мы с покоренных вершин…
     
Что же делать, и боги спускались на землю.
    
    
     
Так оставьте ненужные споры.
     
Я себе уже все доказал:
     
Лучше гор могут быть только горы,
     
На которых еще не бывал.
    
    
     
Сколько слов и надежд, сколько песен и тем
     
Горы будят у нас и зовут нас остаться.
     
Но спускаемся мы, кто на год, кто совсем,
     
Потому что всегда мы должны возвращаться.
    
    
     
Так оставьте ненужные споры.
     
Я себе уже все доказал:
     
Лучше гор могут быть только горы,
     
На которых еще не бывал.
     
На которых никто не бывал.
    
   
   Благословен великий океан[20]
   
    
     
Заказана погода нам удачею самой,
     
Довольно футов нам под киль обещано,
     
И небо поделилось с океаном синевой,
     
Две синевы у горизонта скрещено.
    
    
     
Не правда ли, морской, хмельной, невиданный простор
     
Сродни горам в безумстве, буйстве, кротости.
     
Седые гривы волн чисты, как снег на пиках гор,
     
И впадины меж ними — словно пропасти.
    
    
     
Служение стихиям не терпит суеты.
     
К двум полюсам ведет меридиан.
     
Благословенны вечные хребты.
     
Благословен великий океан.
    
    
     
Нам сам великий случай — брат, везение — сестра.
     
Хотя на всякий случай мы встревожены.
     
На суше пожелали нам «Ни пуха на пера»,
     
Созвездья к нам прекрасно расположены.
    
    
     
Мы все — впередсмотрящие, все начали с азов,
     
И, если у кого-то невезение,
     
Меняем курс, идем на «SOS», как там в горах — на зов,
     
На помощь, прерывая восхождение.
    
    
     
Служение стихиям не терпит суеты.
     
К двум полюсам ведет меридиан.
     
Благословенны вечные хребты.
     
Благословен великий океан.
    
    
     
Потери подсчитаем мы, когда пройдет гроза,
     
Не сединой, а солью убелённые,
     
Скупая океанская огромная слеза
     
Умоет наши лица просветлённые.
    
    
     
Взята вершина, клотики[21] вонзились в небеса.
     
С небес на землю — только на мгновение.
     
Едва закончив рейс, мы поднимаем паруса
     
И снова начинаем восхождение.
    
    
     
Служение стихиям не терпит суеты.
     
К двум полюсам ведет меридиан.
     
Благословенны вечные хребты.
     
Благословен великий океан!
    
   
   «Мы говорим не „штормы“, а „шторма“…»[22]
   
    
     
Мы говорим не «штормы», а «шторма».
     
Слова выходят коротки и смачны.
     
«Ветра» — не «ветры» — сводят нас с ума,
     
Из палуб выкорчевывая мачты.
    
    
     
Мы на приметы наложили вето,
     
Мы чтим чутье компасов и носов.
     
Упругие, тугие мышцы ветра
     
Натягивают кожу парусов.
    
    
     
На чаше звездных, подлинных весов
     
Седой Нептун судьбу решает нашу,
     
И стая псов, голодных гончих псов,
     
Надсадно воя, гонит нас на чашу.
    
    
     
Мы — призрак легендарного корвета,
     
Качаемся в созвездии Весов.
     
И словно заострились струи ветра
     
И вспарывают кожу парусов.
    
    
     
По курсу — тень другого корабля.
     
Он шел и в штормы, хода не снижая.
     
Глядите: вон болтается петля
     
На рее, по повешенным скучая.
    
    
     
С ним провиденье поступило круто:
     
Лишь вечный штиль — и прерван ход часов.
     
Попутный ветер словно бес попутал
     
Он больше не находит парусов.
    
    
     
Нам кажется, мы слышим чей-то зов,
     
Таинственные четкие сигналы…
     
Не жажда славы, гонок и призов
     
Бросает нас на гребни и на скалы.
    
    
     
Изведать то, чего не ведал сроду.
     
Глазами, ртом и кожей пить простор…
     
Кто в океане видит только воду,
     
Тот на земле не замечает гор.
    
    
     
Пой, ураган, нам злые песни в уши,
     
Под череп проникай и в мысли лезь,
     
Лей звездный дождь, вселяя в наши души
     
Землей и морем вечную болезнь.
    
   
   «На судне бунт. Над нами чайки реют…»
   
    
     
На судне бунт. Над нами чайки реют,
     
Вчера из-за дублонов золотых
     
Двух негодяев вздернули на рею,
     
Но мало — нужно было четверых.
    
    
     
Ловите ж ветер всеми парусами!
     
К чему гадать? Любой корабль — враг.
     
Удача — миф. Но эту веру сами
     
Мы создали, поднявши черный флаг[23].
    
    
     
Катился ком по кораблю от бака,
     
Забыто все — и честь и кутежи.
     
И, подвывая, может быть, от страха,
     
Они достали длинные ножи.
    
    
     
Вот двое в капитана пальцем тычут
     
— Достать его! — и им не страшен черт.
     
Но капитан вчерашнюю добычу
     
При всей команде выбросил за борт.
    
    
     
И вот волна, подобная надгробью,
     
Все смыла, с горла сброшена рука…
     
Бросайте ж за борт все, что пахнет кровью,
     
И верьте, что цена не высока.
    
   
   «Упрямо я стремлюсь ко дну…»
   
    
     
Упрямо я стремлюсь ко дну,
     
Дыханье рвется, давит уши.
     
Зачем иду на глубину?
     
Чем плохо было мне на суше?
    
    
     
Там на земле — и стол и дом.
     
Там — я и пел и надрывался…
     
И плавал все же, хоть с трудом,
     
Но на поверхности держался.
    
    
     
Земные страсти под луной
     
В обыденной линяют жиже,
     
А я вплываю в мир иной,
     
Тем невозвратнее, чем ниже.
    
    
     
Дышу я непривычно ртом.
     
Среда бурлит — плевать на среду!
     
Я погружаюсь, и притом
     
Быстрее — в пику Архимеду.
    
    
     
Я потерял ориентир,
     
Но вспомнил сказки, сны и мифы…
     
Я открываю новый мир,
     
Пройдя коралловые рифы.
    
    
     
Коралловые города…
     
В них многорыбно, но не шумно.
     
Нема подводная среда,
     
И многоцветна, и разумна.
    
    
     
Где та чудовищная мгла,
     
Которой матери стращают?
     
Светло, хотя ни факела,
     
Ни солнце мглу не освещают.
    
    
     
Все гениальное и не
     
Допонятое — всплеск и шалость.
     
Спаслось и скрылось в глубине
     
Все, что гналось и запрещалось.
    
    
     
Дай бог, я все же дотяну,
     
Не дам им долго залежаться.
     
И я вгребаюсь в глубину,
     
Мне все труднее погружаться.
    
    
     
Под черепом — могильный звон,
     
Давленье мне хребет ломает,
     
Вода выталкивает вон,
     
И — глубина не принимает.
    
    
     
Я снял с острогой карабин,
     
Но камень взял (не обессудьте),
     
Чтобы добраться до глубин,
     
До тех пластов — до самой сути.
    
    
     
Я бросил нож — не нужен он.
     
Там нет врагов, там все мы — люди.
     
Там каждый, кто вооружен,
     
Нелеп и глуп, как вошь на блюде.
    
    
     
Сравнюсь с тобой, подводный гриб.
     
Забудем и чины и ранги.
     
Мы снова превратились в рыб,
     
И наши жабры — акваланги.