1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 
И чистой мадонной осталась,    

Как зеркало речки спокойной, светла.    

Как сердце мое разрывалось!…    

     

     

Она беззаботна, как синяя даль,    

Как лебедь уснувший, казалась;    

Кто знает, быть может, была и печаль…    

Как сердце мое разрывалось!…    

     

Когда же мне пела она про любовь,    

То песня в душе отзывалась,    

Но страсти не ведала пылкая кровь…    

Как сердце мое разрывалось!…    

     

27 июля 1898    

 « Я ношусь во  мраке, в ледяной пустыне…»     

     

     

Я ношусь во мраке, в ледяной пустыне,    

Где‑то месяц светит? Где‑то светит солнце?    

Вон вдали блеснула ясная зарница,    

Вспыхнула – погасла, не видать во мраке,    

Только сердце чует дальний отголосок    

Грянувшего грома, лишь в глазах мелькает    

Дальний свет угасший, вспыхнувший мгновенно,    

Как в ночном тумане вспыхивают звезды…    

И опять – во мраке, в ледяной пустыне…    

Где‑то светит месяц? Где‑то солнце светит?    

Только месяц выйдет – выйдет, не обманет.    

Только солнце встанет – сердце солнце встретит.    

     

Июль 1898. Трубицыно (Май 1918)     

     

« В ночи  , когда уснет тревога…»     

     

     

В ночи  , когда уснет тревога,    

И город скроется во мгле –    

О, сколько музыки у бога,    

Какие звуки на земле!    

     

Что  буря жизни, если розы    

Твои цветут мне и горят!    

Что  человеческие слезы,    

Когда румянится закат!    

     

Прими, Владычица вселенной,    

Сквозь кровь, сквозь муки, сквозь гроба –    

Последней страсти кубок пенный    

От недостойного раба!    

     

1898 (2 июня 1919)     

     

Servus – reginae    

     

[[2]]    

     

Не призывай. И без призыва    

Приду во храм.    

Склонюсь главою молчаливо    

К твоим ногам.    

     

И буду слушать приказанья    

И робко ждать.    

Ловить мгновенные свиданья    

И вновь желать.    

     

Твоих страстей повержен силой,    

Под игом слаб.    

Порой – слуга; порою – милый;    

И вечно – раб.    

     

14 октября 1899     

 Сольвейг    

     

Сергею Городецкому    

     

Сольвейг прибегает на лыжах.    

Ибсен. «Пер Гюнт»    

     

     

Сольвейг! Ты прибежала на лыжах ко мне,    

Улыбнулась пришедшей весне!    

     

Жил я в бедной и темной избушке моей    

Много дней, меж камней, без огней.    

     

Но веселый, зеленый твой глаз мне блеснул –    

Я топор широко размахнул!    

     

Я смеюсь и крушу вековую сосну,    

Я встречаю невесту – весну!    

     

Пусть над новой избой    

Будет свод голубой –    

Полно соснам скрывать синеву!    

     

Это небо – твое!    

Это небо – мое!    

Пусть недаром я гордым слыву!    

     

Жил в лесу, как во сне,    

Пел молитвы сосне,    

Надо мной распростершей красу.    

     

Ты пришла – и светло,    

Зимний сон разнесло,    

И весна загудела в лесу!    

     

Слышишь звонкий топор? Видишь радостный взор,    

На тебя устремленный в упор?    

     

Слышишь песню мою? Я крушу и пою    

Про весеннюю Сольвейг мою!    

     

Под моим топором, распевая хвалы,    

Раскачнулись в лазури стволы!    

     

Голос твой – он звончей песен старой сосны!    

Сольвейг! Песня зеленой весны!    

     

20 февраля 1906     

     

Ангел‑хранитель    

     

     

Люблю Тебя, Ангел‑Хранитель во мгле.    

Во мгле, что со мною всегда на земле.    

     

За то, что ты светлой невестой была,    

За то, что ты тайну мою отняла.    

     

За то, что связала нас тайна и ночь,    

Что ты мне сестра, и невеста, и дочь.    

     

За то, что нам долгая жизнь суждена,    

О, даже за то, что мы – муж и жена!    

     

За цепи мои и заклятья твои.    

За то, что над нами проклятье семьи.    

     

За то, что не любишь того, что люблю.    

За то, что о нищих и бедных скорблю.    

     

За то, что не можем согласно мы жить.    

За то, что хочу и смею убить –    

     

Отмстить малодушным, кто жил без огня,    

Кто так унижал мой народ и меня!    

     

Кто запер свободных и сильных в тюрьму,    

Кто долго не верил огню моему.    

     

Кто хочет за деньги лишить меня дня,    

Собачью покорность купить у меня…    

     

За то, что я слаб и смириться готов,    

Что предки мои – поколенье рабов,    

     

И нежности ядом убита душа,    

И эта рука не поднимет ножа…    

     

Но люблю я тебя и за слабость мою,    

За горькую долю и силу твою.    

     

Что огнем сожжено и свинцом залито –    

Того разорвать не посмеет никто!    

     

С тобою смотрел я на эту зарю –    

С тобой в эту черную бездну смотрю.    

     

И двойственно нам приказанье судьбы:    

Мы вольные души! Мы злые рабы!    

     

Покорствуй! Дерзай! Не покинь! Отойди!    

Огонь или тьма – впереди?    

     

Кто кличет? Кто плачет? Куда мы идем?    

Вдвоем – неразрывно – навеки вдвоем!    

     

Воскреснем? Погибнем? Умрем?    

     

17 августа 1906     

 « Я был  смущенный и веселый…»     

     

     

Я был смущенный и веселый.    

Меня дразнил твой темный шелк.    

Когда твой занавес тяжелый    

Раздвинулся – театр умолк.    

     

Живым огнем разъединило    

Нас рампы светлое кольцо,    

И музыка преобразила    

И обожгла твое лицо.    

     

И вот – опять сияют свечи,    

Душа одна, душа слепа…    

Твои блистательные плечи,    

Тобою пьяная толпа…    

     

Звезда, ушедшая от мира,    

Ты над равниной – вдалеке…    

Дрожит серебряная лира    

В твоей протянутой руке…    

     

Декабрь 1906     

     

« О, весна без  конца и без краю…»     

     

     

О, весна без конца и без краю –    

Без конца и без краю мечта!    

Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!    

И приветствую звоном щита!    

     

Принимаю тебя, неудача,    

И удача, тебе мой привет!    

В заколдованной области плача,    

В тайне смеха – позорного нет!    

     

Принимаю бессоные споры,    

Утро в завесах темных окна,    

Чтоб мои воспаленные взоры    

Раздражала, пьянила весна!    

     

Принимаю пустынные веси!    

И колодцы земных городов!    

Осветленный простор поднебесий    

И томления рабьих трудов!    

     

И встречаю тебя у порога –    

С буйным ветром в змеиных кудрях,    

С неразгаданным именем бога    

На холодных и сжатых губах…    

     

Перед этой враждующей встречей    

Никогда я не брошу щита…    

Никогда не откроешь ты плечи…    

Но над нами – хмельная мечта!    

     

И смотрю, и вражду измеряю,    

Ненавидя, кляня и любя:    

За мученья, за гибель – я знаю –    

Все равно: принимаю тебя!    

     

24 октября 1907     

 « Когда вы  стоите на моем пути…»     

     

     

Когда вы стоите на моем пути,    

Такая живая, такая красивая,    

Но такая измученная,    

Говорите все о печальном,    

Думаете о смерти,    

Никого не любите    

И презираете свою красоту –    

Что же? Разве я обижу вас?    

     

О, нет! Ведь я не насильник,    

Не обманщик и не гордец,    

Хотя много знаю,    

Слишком много думаю с детства    

И слишком занят собой.    

Ведь я – сочинитель,    

Человек, называющий все по имени,    

Отнимающий аромат у живого цветка.    

     

Сколько ни говорите о печальном,    

Сколько ни размышляйте о концах и началах,    

Все же, я смею думать,    

Что вам только пятнадцать лет.    

И потому я хотел бы,    

Чтобы вы влюбились в простого человека,    

Который любит землю и небо    

Больше, чем рифмованные и нерифмованные речи о земле и о небе.    

     

Право, я буду рад за вас,    

Так как – только влюбленный    

Имеет право на звание человека.    

     

6 февраля 1908     

     

« Я помню  длительные муки…»     

     

     

Я помню длительные муки:    

Ночь догорала за окном;    

Ее заломленные руки    

Чуть брезжили в луче дневном.    

     

Вся жизнь, ненужно изжитая,    

Пытала, унижала, жгла;    

А там, как призрак возрастая,    

День обозначил купола;    

     

И под окошком участились    

Прохожих быстрые шаги;    

И в серых лужах расходились    

Под каплями дождя круги;    

     

И утро длилось, длилось, длилось…    

И праздный тяготил вопрос;    

И ничего не разрешилось    

Весенним ливнем бурных слез.    

     

4 марта 1908     

 « О доблестях,  о подвигах, о славе…»     

     

     

О доблестях, о подвигах, о славе    

Я забывал на горестной земле,    

Когда твое лицо в простой оправе    

Перед мной сияло на столе.    

     

Но час настал, и ты ушла из дому.    

Я бросил в ночь заветное кольцо.    

Ты отдала свою судьбу другому,    

И я забыл прекрасное лицо.    

     

Летели дни, крутясь проклятым роем…    

Вино и страсть терзали жизнь мою…    

И вспомнил я тебя пред аналоем,    

И звал тебя, как молодость свою…    

     

Я звал тебя, но ты не оглянулась,    

Я слезы лил, но ты не снизошла.    

Ты в синий плащ печально завернулась,    

В сырую ночь ты из дому ушла.    

     

Не знаю, где приют твоей гордыне    

Ты, милая, ты, нежная, нашла…    

Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,    

В котором ты в сырую ночь ушла…    

     

Уж не мечтать о нежности, о славе,    

Все миновалось, молодость прошла!    

Твое лицо в его простой оправе    

Своей рукой убрал я со стола.    

     

30 декабря 1908     

     

На поле Куликовом    

     

1    

     

     

Река раскинулась. Течет, грустит лениво    

И моет берега.    

Над скудной глиной желтого обрыва    

В степи грустят стога.    

     

О, Русь моя! Жена моя! До боли    

Нам ясен долгий путь!    

Наш путь – стрелой татарской древней воли    

Пронзил нам грудь.    

     

Наш путь – степной, наш путь – в тоске безбрежной –    

В твоей тоске, о, Русь!    

И даже мглы – ночной и зарубежной –    

Я не боюсь.    

     

Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами    

Степную даль.    

В степном дыму блеснет святое знамя    

И ханской сабли сталь…    

     

И вечный бой! Покой нам только снится    

Сквозь кровь и пыль…    

Летит, летит степная кобылица    

И мнет ковыль…    

     

И нет конца! Мелькают версты, кручи…    

Останови!    

Идут, идут испуганные тучи,    

Закат в крови!    

     

Закат в крови! Из сердца кровь струится!    

Плачь, сердце, плачь…    

Покоя нет! Степная кобылица    

Несется вскачь!    

     

7 июня 1908     

 2    

     

     

Мы, сам‑друг, над степью в полночь стали:    

Не вернуться, не взглянуть назад.    

За Непрядвой лебеди кричали,    

И опять, опять они кричат…    

     

На пути – горючий белый камень.    

За рекой – поганая орда.    

Светлый стяг над нашими полками    

Не взыграет больше никогда.    

     

И, к земле склонившись головою,    

Говорит мне друг: «Остри свой меч,    

Чтоб недаром биться с татарвою,    

За святое дело мертвым лечь!»    

     

Я – не первый воин, не последний,    

Долго будет родина больна.    

Помяни ж за раннею обедней    

Мила друга, светлая жена!    

     

8 июня 1908     

     

3    

     

     

В ночь, когда Мамай залег с ордою    

Степи и мосты,    

В темном поле были мы с Тобою,‑    

Разве знала Ты?    

     

Перед Доном темным и зловещим,    

Средь ночных полей,    

Слышал я Твой голос сердцем вещим    

В криках лебедей.    

     

С полуно чи тучей возносилась    

Княжеская рать,    

И вдали, вдали о стремя билась,    

Голосила мать.    

     

И, чертя круги, ночные птицы    

Реяли вдали.    

А над Русью тихие зарницы    

Князя стерегли.    

     

Орлий клёкот над татарским станом    

Угрожал бедой,    

А Непрядва убралась туманом,    

Что княжна фатой.    

     

И с туманом над Непрядвой спящей,    

Прямо на меня    

Ты сошла, в одежде свет струящей,    

Не спугнув коня.    

     

Серебром волны блеснула другу    

На стальном мече,    

Освежила пыльную кольчугу    

На моем плече.    

     

И когда, наутро, тучей черной    

Двинулась орда,    

Был в щите Твой лик нерукотворный    

Светел навсегда.    

     

14 июня 1908     

 4    

     

     

Опять с вековою тоскою    

Пригнулись к земле ковыли.    

Опять за туманной рекою    

Ты кличешь меня издали …    

     

Умчались, пропали без вести    

Степных кобылиц табуны,    

Развязаны дикие страсти    

Под игом ущербной луны.    

     

И я с вековою тоскою,    

Как волк под ущербной луной,    

Не знаю, что делать с собою,    

Куда мне лететь за тобой!    

     

Я слушаю рокоты сечи    

И трубные крики татар,    

Я вижу над Русью далече    

Широкий и тихий пожар.    

     

Объятый тоскою могучей,    

Я рыщу на белом коне…    

Встречаются вольные тучи    

Во мглистой ночной вышине.    

     

Вздымаются светлые мысли    

В растерзанном сердце моем,    

И падают светлые мысли,    

Сожженные темным огнем…    

     

«Явись, мое дивное диво!    

Быть светлым меня научи!»    

Вздымается конская грива…    

За ветром взывают мечи…    

     

31 июля 1908     

     

5    

 И мглою бед неотразимых    

Грядущий день заволокло.    

Вл. Соловьев    

     

     

Опять над полем Куликовым