Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Данте - Божественная комедия [1307-1321]
Язык оригинала: ITA
Известность произведения: Высокая
Метки: antique_european, poetry, Поэзия, Поэма, Эпос

Аннотация. Гвельфы и гибеллины давно стали достоянием истории, белые и черные — тоже, а явление Беатриче в XXX песни "Чистилища" — это явление навеки, и до сих пор перед всем миром она стоит под белым покрывалом, подпоясанная оливковой ветвью, в платье цвета живого огня и в зеленом плаще. Анна Ахматова. Слово о Данте. 1965 Из лекции о Данте Дело не в теологии и не в мифологии Данте. Дело в том, что ни одна книга не вызывает таких эстетических эмоций. А в книгах я ищу эмоции. «Комедия» — книга, которую все должны читать. Отстраняя лучший дар, который может нам предложить литература, мы предаемся странному аскетизму. Зачем лишать себя счастья читать «Комедию»? Притом, это чтение нетрудное. Трудно то, что за чтением: мнения, споры; но сама по себе книга кристально ясна. И главный герой, Данте, возможно, самый живой в литературе, а есть еще и другие... X. Л. БОРХЕС

Аннотация. Поэма великого итальянского поэта Данте Алигьери (1265-1321) «Божественная Комедия» - бессмертный памятник XIV века, который является величайшим вкладом итальянского народа в сокровищницу мировой литературы. В нем автор решает богословские, исторические и научные проблемы.

Полный текст. Открыть краткое содержание.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 

Поняв значенье речи сокровенной:     52   «Я был здесь внове,[38] – мне ответил он, – Когда, при мне, сюда сошел Властитель, Хоруговью победы осенен.     55   Им изведен был первый прародитель;[39] И Авель, чистый сын его, и Ной, И Моисей, уставщик и служитель;     58   И царь Давид, и Авраам седой; Израиль, и отец его,[40] и дети; Рахиль, великой взятая ценой;[41]     61   И много тех, кто ныне в горнем свете. Других спасенных не было до них, И первыми блаженны стали эти».     64   Он говорил, но шаг наш не затих, И мы все время шли великой чащей, Я разумею – чащей душ людских.     67   И в области, невдале отстоящей От места сна,[42] предстал моим глазам Огонь, под полушарьем тьмы горящий.     70   Хоть этот свет и не был близок к нам, Я видеть мог, что некий многочестный И высший сонм уединился там.     73   «Искусств и знаний образец всеместный, Скажи, кто эти, не в пример другим Почтенные среди толпы окрестной?»     76   И он ответил: «Именем своим Они гремят земле, и слава эта Угодна небу, благостному к ним».     79   «Почтите высочайшего поэта! – Раздался в это время чей-то зов. – Вот тень его подходит к месту света».     82   И я увидел после этих слов, Что четверо к нам держат шаг державный; Их облик был ни весел, ни суров.     85   «Взгляни, – промолвил мой учитель славный. – С мечом в руке, величьем осиян, Трем остальным предшествует, как главный,     88   Гомер, превысший из певцов всех стран; Второй – Гораций, бичевавший нравы; Овидий – третий, и за ним – Лукан.[43]     91   Нас связывает титул величавый, Здесь прозвучавший, чуть я подошел; Почтив его, они, конечно, правы».     94   Так я узрел славнейшую из школ, Чьи песнопенья вознеслись над светом И реют над другими, как орел.     97   Мой вождь их встретил, и ко мне с приветом Семья певцов приблизилась сама; Учитель улыбнулся мне при этом.     100   И эта честь умножилась весьма, Когда я приобщен был к их собору И стал шестым средь столького ума.     103   Мы шли к лучам, предавшись разговору, Который лишний здесь и в этот миг, Насколько там он к месту был и в пору.     106   Высокий замок предо мной возник, Семь раз обвитый стройными стенами; Кругом бежал приветливый родник.     109   Мы, как землей, прошли его волнами; Сквозь семь ворот тропа вовнутрь вела; Зеленый луг открылся перед нами.     112   Там были люди с важностью чела, С неторопливым и спокойным взглядом; Их речь звучна и медленна была.     115   Мы поднялись на холм, который рядом, В открытом месте, светел, величав, Господствовал над этим свежим садом.     118   На зеленеющей финифти трав Предстали взорам доблестные тени, И я ликую сердцем, их видав.     121   Я зрел Электру в сонме поколений, Меж коих были Гектор, и Эней, И хищноокий Цезарь, друг сражений.     124   Пентесилея и Камилла с ней Сидели возле, и с отцом – Лавина; Брут, первый консул, был в кругу теней;     127   Дочь Цезаря, супруга Коллатина, И Гракхов мать, и та, чей муж Катон; Поодаль я заметил Саладина.     130   Потом, взглянув на невысокий склон, Я увидал: учитель тех, кто знает, Семьей мудролюбивой окружен.     133   К нему Сократ всех ближе восседает И с ним Платон; весь сонм всеведца чтит; Здесь тот, кто мир случайным полагает,     136   Философ знаменитый Демокрит; Здесь Диоген, Фалес с Анаксагором, Зенон, и Эмпедокл, и Гераклит;     139   Диоскорид, прославленный разбором Целебных качеств; Сенека, Орфей, Лин, Туллий; дальше представали взорам     142   Там – геометр Эвклид, там – Птолемей, Там – Гиппократ, Гален и Авиценна, Аверроис, толковник новых дней.[44]     145   Я всех назвать не в силах поименно; Мне нужно быстро молвить обо всем, И часто речь моя несовершенна.     148   Синклит шести распался, мы вдвоем; Из тихой, сени в воздух потрясенный Уже иным мы движемся путем,     151   И я – во тьме, ничем не озаренной.        Песнь пятая   Круг второй – Минос – Сладострастники       1   Так я сошел, покинув круг начальный, Вниз во второй; он менее, чем тот, Но больших мук в нем слышен стон печальный.     4   Здесь ждет Минос,[45] оскалив страшный рот; Допрос и суд свершает у порога И взмахами хвоста на муку шлет.     7   Едва душа, отпавшая от бога, Пред ним предстанет с повестью своей, Он, согрешенья различая строго,         10   Обитель Ада назначает ей, Хвост обвивая столько раз вкруг тела, На сколько ей спуститься ступеней.     13   Всегда толпа у грозного предела; Подходят души чередой на суд: Промолвила, вняла и вглубь слетела.     16   «О ты, пришедший в бедственный приют, – Вскричал Минос, меня окинув взглядом И прерывая свой жестокий труд, –     19   Зачем ты здесь, и кто с тобою рядом? Не обольщайся, что легко войти!» И вождь в ответ: «Тому, кто сходит Адом,     22   Не преграждай сужденного пути. Того хотят – там, где исполнить властны То, что хотят. И речи прекрати».     25   И вот я начал различать неясный И дальний стон; вот я пришел туда, Где плач в меня ударил многогласный.     28   Я там, где свет немотствует всегда И словно воет глубина морская, Когда двух вихрей злобствует вражда.     31   То адский ветер, отдыха не зная, Мчит сонмы душ среди окрестной мглы И мучит их, крутя и истязая.     34   Когда они стремятся вдоль скалы,[46] Взлетают крики, жалобы и пени, На господа ужасные хулы.     37   И я узнал, что это круг мучений Для тех, кого земная плоть звала, Кто предал разум власти вожделений.     40   И как скворцов уносят их крыла, В дни холода, густым и длинным строем, Так эта буря кружит духов зла.     43   Туда, сюда, вниз, вверх, огромным роем; Там нет надежды на смягченье мук Или на миг, овеянный покоем.     46   Как журавлиный клин летит на юг С унылой песнью в высоте надгорной, Так предо мной, стеная, несся круг     49   Теней, гонимых вьюгой необорной, И я сказал: «Учитель, кто они, Которых так терзает воздух черный?»     52   Он отвечал: «Вот первая, взгляни: Ее державе многие языки В минувшие покорствовали дни.     55   Она вдалась в такой разврат великий, Что вольность всем была разрешена, Дабы народ не осуждал владыки.     58   То Нинова венчанная жена, Семирамида, древняя царица; Ее земля Султану отдана.     61   Вот нежной страсти горестная жрица,[47] Которой прах Сихея оскорблен; Вот Клеопатра, грешная блудница.     64   А там Елена, тягостных времен Виновница; Ахилл, гроза сражений, Который был любовью побежден;     67   Парис, Тристан». Бесчисленные тени Он назвал мне и указал рукой, Погубленные жаждой наслаждений.     70   Вняв имена прославленных молвой Воителей и жен из уст поэта, Я смутен стал, и дух затмился мой.     73   Я начал так: «Я бы хотел ответа От этих двух,[48] которых вместе вьет И так легко уносит буря эта».     76   И мне мой вождь: «Пусть ветер их пригнет Поближе к нам; и пусть любовью молит Их оклик твой; они прервут полет».     79   Увидев, что их ветер к нам неволит: «О души скорби! – я воззвал. – Сюда! И отзовитесь, если Тот позволит!»[49]     82   Как голуби на сладкий зов гнезда, Поддержанные волею несущей, Раскинув крылья, мчатся без труда,     85   Так и они, паря во мгле гнетущей, Покинули Дидоны скорбный рой На возглас мой, приветливо зовущий.     88   «О ласковый и благостный живой, Ты, посетивший в тьме неизреченной Нас, обагривших кровью мир земной;     91   Когда бы нам был другом царь вселенной, Мы бы молились, чтоб тебя он спас, Сочувственного к муке сокровенной.     94   И если к нам беседа есть у вас, Мы рады говорить и слушать сами, Пока безмолвен вихрь, как здесь сейчас.     97   Я родилась над теми берегами, Где волны, как усталого гонца, Встречают По с попутными реками.[50]     100   Любовь сжигает нежные сердца, И он пленился телом несравнимым, Погубленным так страшно в час конца.     103   Любовь, любить велящая любимым, Меня к нему так властно привлекла, Что этот плен ты видишь нерушимым.     106   Любовь вдвоем на гибель нас вела; В Каине[51] будет наших дней гаситель». Такая речь из уст у них текла.     109   Скорбящих теней сокрушенный зритель, Я голову в тоске склонил на грудь. «О чем ты думаешь?» – спросил учитель.     112   Я начал так: «О, знал ли кто-нибудь, Какая нега и мечта какая Их привела на этот горький путь!»     115   Потом, к умолкшим слово обращая, Сказал: «Франческа, жалобе твоей Я со слезами внемлю, сострадая.     118   Но расскажи: меж вздохов нежных дней, Что было вам любовною наукой, Раскрывшей слуху тайный зов страстей?»     121   И мне она: «Тот страждет высшей мукой, Кто радостные помнит времена В несчастии; твой вождь тому порукой.     124   Но если знать до первого зерна Злосчастную любовь ты полон жажды, Слова и слезы расточу сполна.     127   В досужий час читали мы однажды О Ланчелоте сладостный рассказ;[52] Одни мы были, был беспечен каждый.     130   Над книгой взоры встретились не раз, И мы бледнели с тайным содроганьем; Но дальше повесть победила нас.     133   Чуть мы прочли о том, как он лобзаньем Прильнул к улыбке дорогого рта, Тот, с кем навек я скована терзаньем,     136   Поцеловал, дрожа, мои уста. И книга стала нашим Галеотом![53] Никто из нас не дочитал листа».     139   Дух говорил, томимый страшным гнетом, Другой рыдал, и мука их сердец Мое чело покрыла смертным потом;     142   И я упал, как падает мертвец.

The script ran 0.005 seconds.