1 2 3 4 
Однажды учительница спросила Улле:
   
— Почему ты всё время держишь палец во рту?
   
Улле смутился.
   
— У меня зуб качается.
   
— Ты его выдерни, когда придёшь домой, — сказала учительница. — Сейчас мы будем заниматься арифметикой, а завтра Улле покажет нам вместо зуба дырку.
   
Улле испугался. Он боится вырывать зубы, как бы сильно они ни качались. Я тоже боюсь, но всё-таки меньше, чем Улле.
   
— Чепуха! Вырвать молочный зуб ни капельки не больно, — говорит мой папа.
   
Может быть, и не больно, но страшно. Мы получаем по десять эре за каждый зуб, который папа нам вырывает. Конечно, он вырывает только молочные зубы, но их вполне достаточно. По-моему, у человека всегда есть зубы, которые качаются. А вот Боссе совсем не боится вырывать зубы. Он привязывает к зубу шелковинку — раз, два, три! — и зуба как не бывало. Поэтому я считаю, что ему не следует платить по десять эре за зуб. Но папа всё равно платит — за храбрость.
   
По дороге домой Улле дал нам потрогать свой зуб. Зуб очень сильно качался.
   
— Хочешь, я тебе его выбью и ты даже не заметишь? — предложил Боссе.
   
— Не хочу! — ответил Улле.
   
Он шёл мрачный и ни с кем не разговаривал.
   
— Подумаешь, так раскиснуть из-за какого-то молочного зуба! — сказала я.
   
Когда зуб нужно вырвать другому, а не тебе, всегда не страшно.
   
— Я знаю, что нужно сделать! — сказал Лассе. — Дома мы привяжем к зубу нитку, а другой её конец привяжем к изгороди. Потом я раскалю железный прут и суну тебе в нос. Ты отпрыгнешь, и зуб вылетит.
   
— Так я и согласился, — мрачно сказал Улле.
   
Ему это предложение совсем не понравилось. Но всё-таки дома он привязал к зубу шёлковую нитку и стал за неё дёргать, чтобы зуб закачался ещё сильнее. Ведь всё равно он должен был его вырвать и завтра показать всем дырку. Если он этого не сделает, учительница поймёт, что он струсил. А этого Улле боялся ещё больше.
   
Анне захотелось утешить Улле, и она сказала:
   
— Вот увидишь, завтра учительница и не вспомнит про твой зуб!
   
Но все мы прекрасно знали, что учительница никогда ничего не забывает.
   
— У неё железная память, — часто говорит Лассе.
   
Вечером мы, по обыкновению, играли на дороге в лапту. Изо рта Улле болталась длинная чёрная нитка. Так смешно: бежит, а за ним нитка тянется. Когда Улле забывал про зуб, он начинал весело смеяться, потом вдруг мрачнел, испуганно дёргал за нитку и вздыхал.
   
— Смотри, уже семь часов, а твой зуб всё ещё на месте, — сказал Лассе. — Давай раскалим прут!
   
Боссе заглянул Улле в рот и сказал:
   
— Да он у тебя еле держится!
   
Улле вздрогнул — еле не еле, а всё равно страшно.
   
— Ну что вы ко мне пристали? — рассердился он. — Это мой зуб, а не ваш!
   
— Конечно, твой. Вот и скажи, когда ты его выдернешь, — вмешалась Бритта.
   
Улле подёргал за нитку и ответил:
   
— Может быть, завтра утром! — и побежал, бедняга, домой.
   
Лассе сказал:
   
— Мне его жалко. Но я знаю, как ему помочь. Когда он уснёт, я влезу к нему и выдерну ему этот зуб!
   
— Ничего у тебя не выйдет! — сказали мы.
   
— Ещё как выйдет! Зубной врач Ларс Эрикссон удаляет зубы под наркозом, — ответил он с важным видом.
   
Тогда мы сказали, что полезем вместе с ним и посмотрим, как он будет удалять зуб под наркозом.
   
Мы побежали в комнату к Лассе и Боссе и стали ждать. Нам было слышно всё, что делает Улле. Наконец Лассе крикнул:
   
— Улле, почему ты не ложишься?
   
— Ложись сам, если хочешь! — ответил Улле.
   
— А я уже лежу! — крикнул Лассе, и мы засмеялись, потому что он лежал на полу.
   
— Улле, ты спишь? — крикнул Боссе через несколько минут.
   
— Какой там спишь, вы же мне не даёте! — ответил Улле.
   
Значит, он уже в постели!
   
— Улле, погаси свет! — крикнул Лассе.
   
— Сам погаси свет! — крикнул Улле.
   
   
   
   
Лассе так и сделал. Теперь мы ждали в темноте. Вскоре Улле тоже погасил свет.
   
— Кажется, я сама сейчас усну! — сказала Анна и зевнула.
   
Вдруг мы услыхали, как Улле лезет по липе. Анна, Бритта и я спрятались в шкаф, а Лассе и Боссе легли, не раздеваясь, в постели и натянули одеяла до самого подбородка.
   
— Боссе, ты спишь? — Улле просунул голову в окно. — Слушай, я, может, завтра заболею и не пойду в школу. Вы меня не ждите.
   
— С чего это ты вдруг заболеешь? — спросил Лассе. — Ложись вовремя спать, и тебя никакая хворь не возьмёт!
   
— У меня живот болит, — сказал Улле и полез обратно.
   
Я уверена, что живот у него заболел от страха.
   
Мы ждали долго-долго и чуть не уснули сами.
   
— Ну, теперь-то он уже наверняка спит, — сказал Лассе и полез по липе.
   
— Улле, ты спишь? — спросил он шёпотом.
   
— Сплю, — ответил Улле.
   
Мы подождали ещё немного. В конце концов Лассе заявил, что если Улле так и не уснул, значит, он по-настоящему болен и надо бежать за доктором. Мы тихонько полезли вслед за Лассе. У него был с собой фонарик. Он зажёг его, и мы увидели, что Улле спит, а изо рта у него висит нитка. Мне стало так жутко, точно это мне собирались выдернуть зуб.
   
Лассе взялся за нитку и сказал:
   
    
     
Раз, два, три —
     
Курок возводи!
     
Четыре, пять —
     
Пора стрелять!
    
   
   
При слове «стрелять» Лассе дёрнул нитку, и мы увидели, что на ней болтается зуб. Улле даже не проснулся. Он только пробормотал во сне:
   
— Ой, как у меня болит живот!
   
   
   
   
Боссе хотел разбудить его, но не смог. Лассе сказал, что так даже лучше: пусть Улле думает, будто зуб ему вырвало привидение. А нитку с зубом он привязал к лампе.
   
Утром Улле был здоровёхонек. Он стоял возле своей калитки и, как обычно, ждал нас. И улыбался во весь рот, чтобы мы сразу увидели у него во рту дырку.
   
— Это ты сделал? — спросил он у Лассе.
   
И мы рассказали Улле, как Лассе ночью вырвал ему зуб. Улле ужасно смеялся, когда узнал, что он во сне разговаривал. Всю дорогу он весело подпрыгивал и поддавал ногой камешки, которые попадались ему на пути.
   
— Оказывается, вырывать зубы совсем не больно! — сказал он.
   
— Конечно, если под наркозом! — сказал Лассе.
   
И мы решили теперь всегда вырывать друг другу зубы во сне. Разумеется, только молочные.
   
В школе Улле подошёл к учительнице и сказал:
   
— Смотрите, я вырвал зуб!
   
— И вовсе не ты, а я! — проворчал Лассе, но учительница этого не слыхала.
  
  
   
    
А мы и сами не знаем, что мы делаем
   
   
У нас с Анной есть одно местечко за прачечной, где распускаются самые первые фиалки. И ещё у нас есть местечко, где цветёт первый гусиный лук. А подснежников всюду столько, что даже в глазах рябит. Мы собираем букеты из подснежников, гусиного лука и фиалок. Стоит поднести такой букет к носу — и сразу станет ясно, что наступила весна, даже если у тебя закрыты глаза, и ты ничего не видишь.
   
У нас с Анной много любимых местечек, где весной особенно хорошо. Одно из них в глубоком овраге. Мы даже притащили туда два деревянных ящика. На дне оврага журчит ручей, но там, где мы играем, почти сухо. Кругом растёт густая черёмуха, и нам кажется, будто мы сидим в зелёном зале.
   
А вот Бритта этого не понимает. Однажды, когда мы с Анной сидели в овраге, к нам пришла Бритта. Она просунула голову в кусты и спросила нас:
   
— Что вы тут делаете?
   
Мы с Анной переглянулись.
   
— А мы и сами не знаем, что мы делаем, — сказала я.
   
Потому, что мы действительно этого не знали. Бритта сказала, что раз люди не знают, что они делают, значит, они не делают ничего и будет лучше, если они найдут себе какое-нибудь занятие. Но мы с Анной всё равно остались в овраге.
   
Вокруг нас рос златоцвет. И я вдруг сказала Анне, что меня зовут принцесса Златоцветка.
   
— А меня зовут принцесса Первоцветка, — сказала Анна.
   
— Это мой Зелёный дворец! — сказала я.
   
— Нет, это мой дворец! — возразила Анна.
   
Мы чуть не поссорились из-за дворца, но потом придумали, что принцессы Златоцветка и Первоцветка — близнецы и живут вместе в одном дворце.
   
— Ах, мой Зелёный дворец! Ах, мой журчащий ручей! — сказала Анна таким голосом, каким она всегда говорит, когда мы с ней в кого-нибудь играем.
   
Я тоже сказала:
   
— Ах, мой Зелёный дворец! Ах, мой журчащий ручей!
   
Потом я воткнула себе в волосы ветку черёмухи. Анна тоже воткнула себе в волосы ветку черёмухи.
   
— Ах, мои белые-белые цветы! — сказала я и ждала, что Анна повторит мои слова.
   
Но она их не повторила, она сказала:
   
— Ах, мои белые-белые… кролики!
   
— Какие кролики? — удивилась я.
   
— Заколдованные, — ответила Анна.
   
Она сказала, что у неё в Зелёном дворце в золотой клетке живут два заколдованных белых кролика.
   
— Ха-ха-ха! — засмеялась я. — Нет у тебя никакой клетки!
   
В ту же минуту я увидела лягушку и сказала:
   
— Ах, моя маленькая заколдованная лягушка!
   
И быстро схватила её. Ведь каждый знает, что большинство лягушек — это заколдованные принцы. Во всяком случае, так говорится в сказках. Анна, конечно, знала об этом, и ей стало завидно, что у меня есть лягушка, а у неё — нет.
   
   
   
   
— Дай мне её подержать! — попросила она.
   
— Держи своих белых кроликов! — ответила я.
   
Но Анна так пристала ко мне, что я уступила и отдала ей лягушку.
   
— А что, если это и вправду заколдованный принц? — сказала Анна.
   
— По-моему, ты одурела от черёмухи, — сказала я и задумалась.
   
Наверно, я тоже одурела от черёмухи, потому что я думала так: «Кто знает, а может, это и правда заколдованный принц? Может, в прежние времена его приняли за простую лягушку, и ни одни принцесса не догадалась поцеловать его. О нём забыли, и он остался лягушкой. И с тех пор живёт в этом овраге».
   
Я сказала об этом Анне, и представьте себе, оказалось, что она думала о том же!
   
— Ну ладно! — сказала я. — Раз так, придётся поцеловать его, чтобы разрушить чары.
   
— Фу, гадость! — скривилась Анна.
   
Но я сказала, что если бы в прежние времена все принцессы были такие же дуры, как она, то и теперь бы в наших канавах водились заколдованные принцы.
   
— Но ведь мы не настоящие принцессы, — попыталась оправдаться Анна.
   
— Подумаешь, всё равно надо попробовать, — сказала я.
   
— Чур, ты первая! — воскликнула Анна и протянула мне заколдованного принца.
   
Я взяла лягушку и посмотрела на неё. При мысли, что мне надо её поцеловать, меня слегка затошнило. Но тут мне кое-что пришло в голову.
   
— Послушай, Анна, — сказала я. — Если это действительно заколдованный принц, не забудь, что поймала его я.
   
— Ну и что? — спросила Анна.
   
— А то, что принц женится на принцессе и получит в приданое полкоролевства!
   
Анна рассердилась:
   
— Раз ты хочешь, чтобы я тоже целовала эту лягушку, значит, она общая! Пусть принц сам выбирает, кто из нас ему больше нравится.
   
И мы решили, что принц сам выберет принцессу.
   
Я сказала:
   
    
     
Раз, два, три —
     
Курок возводи!
     
Четыре, пять —
     
Пора стрелять! —
    
   
   
а потом зажмурилась и поцеловала лягушку.
   
— Наверно, этот принц очень сильно заколдован, — сказала Анна, когда лягушка осталась лягушкой. — Наверно, мне даже не стоит её целовать.
   
— Это нечестно! — возмутилась я. — Пожалуйста, принцесса Первоцветка, ваша очередь!
   
Анна взяла лягушку и быстро-быстро поцеловала. Но она так спешила, что выронила её, и лягушка ускакала прочь.
   
— Растяпа! — сказала я. — Упустила заколдованного принца!
   
— Знаешь что, всё-таки нужно быть настоящей принцессой, чтобы расколдовать такого урода! — сказала Анна.
   
И тут в кустах раздался хохот. Там стояли Лассе, Боссе, Улле и Бритта. Они всё видели и слышали.
   
— Эти девочки и сами не знают, что они делают! — сказала Бритта.
   
А Лассе закатил глаза и воскликнул:
   
— Ах, мой журчащий дворец! Ах, мой белый ручей!
   
— Ах, мои зелёные-зелёные кролики! — подхватил Боссе.
   
— И лягушке досталось королевство и полпринцессы в придачу! — пропищал Улле и от смеха повалился на траву.
   
Тогда Анна взяла пустую банку, зачерпнула воды и плеснула в Улле.
   
— С ума сошла! — завопил Улле. — Что ты делаешь!
   
— А я и сама не знаю, что я делаю! — ответила Анна.
  
  
   
    
Шкатулка мудрецов
   
   
Улле так дорожил своим зубом, который ему выдернул Лассе, точно это был золотой зуб, а не молочный. Он носил его в спичечном коробке и всё время на него любовался.
   
Потом начал качаться зуб у Боссе. Раньше он сразу же вырвал бы его, но теперь потребовал, чтобы Лассе и ему вырвал зуб во сне. Перед сном он привязал к зубу длинную нитку, а конец этой нитки Лассе привязал к двери. Утром Агда пришла будить мальчиков, отворила дверь и выдернула Боссе зуб. Боссе тут же проснулся, его даже будить не пришлось.
   
— А мы и не знали, как надо вырывать зубы! — сказал он по дороге в школу.
   
Он тоже положил зуб в коробок, и они с Улле без конца сравнивали свои зубы и хвалились ими.
   
Лассе стало завидно, и тогда он вспомнил, что у него где-то спрятан коренной зуб, который ему в прошлом году вырвал зубной врач.
   
Вечером Лассе перерыл весь комод и нашёл множество ценных вещей, которые считал пропавшими навсегда. В сигарной коробке лежали несколько каштанов, стреляные гильзы от охотничьего ружья, сломанная свистулька, пять сломанных оловянных солдатиков, сломанное вечное перо, сломанные часы, сломанный карманный фонарик и его коренной зуб! Зуб тоже был сломан, иначе бы Лассе его не выдернули.
   
Лассе посмотрел на свои сокровища и сказал, что он все их починит, когда у него будет время. Кроме зуба, конечно. Зуб он положил отдельно в спичечный коробок.
   
Весь вечер Лассе, Боссе и Улле гремели своими спичечными коробками и так заважничали, что даже не захотели играть с нами в лапту. Мы с Анной и Бриттой прыгали в классики и не обращали на них никакого внимания.
   
— Они мне уже надоели со своими зубами, — сказала Бритта. — Подумаешь, сокровище, как будто у нас нет зубов!
   
Мальчишки подошли к нам. Они успели посекретничать в комнате у Лассе и Боссе и выглядели, как заговорщики.
   
— Только девчонкам не говорите, что у нас есть! — предложил Лассе.
   
— Этого ещё не хватало! — возмутился Боссе.
   
— Ни за что в жизни! — сказал Улле.
   
Мы чуть не лопнули от любопытства, но сделали вид, что нам это ни капельки не интересно.
   
— Анна, твоя очередь, — сказала я, и мы продолжали прыгать в классики.
   
Лассе, Боссе и Улле сидели на обочине и посматривали в нашу сторону.
   
— Ты её надёжно спрятал? — спросил Боссе.
   
— Можешь не сомневаться, — ответил Лассе. — Шкатулку Мудрецов прячут только в надёжное место.
   
— Само собой, а то девчонки найдут, и тогда всё пропало, — сказал Улле.
   
Лассе изобразил на лице ужас.
   
— Ты меня не пугай! — сказал он Улле. — Если девчонки доберутся…
   
— Лизи, твоя очередь! — крикнула Бритта.
   
Мы прыгали и притворялись, будто ничего не слышим. Мальчишки посидели-посидели и ушли. Анна показала на них пальцем и засмеялась:
   
— Вон идут три мудреца, ха-ха-ха!
   
Мы с Бриттой тоже засмеялись. Лассе обернулся и сказал:
   
— Смейтесь, смейтесь! Но я бы на вашем месте плакал, а не смеялся!
   
Тогда мы решили отыскать Шкатулку Мудрецов, хотя и понимали, что это всего-навсего очередная выдумка Лассе.
   
Мальчишки пошли на луг кататься на Шведке, а мы побежали в комнату к Лассе и Боссе искать таинственную шкатулку. Мы всё перерыли, но не так-то просто найти Шкатулку Мудрецов, если даже не знаешь, как она выглядит. Мы обшарили комод и полки в шкафу, заглядывали под кровати и в печку, обыскали весь чердак, но ничего не нашли.
   
В самый разгар поисков мы услыхали, что наверх поднимаются мальчишки, и быстро спрятались за старые пальто, которые висели на чердаке.
   
— Давайте достанем её, — предложил Боссе.
   
— Сперва надо проверить, где девчонки, — сказал Лассе. — Небось у Лизи играют со своими дурацкими куклами.
   
— Нет, — сказал Улле. — Если бы они были у Лизи, мы бы их слышали. Они, наверно, ушли к Бритте с Анной. Доставай шкатулку!
   
Мы не смели шелохнуться. Я ужасно боялась чихнуть или рассмеяться. Лассе шёл прямо на меня. Но вдруг он остановился, присел на корточки и вытащил что-то из-под половицы, а вот что именно, я разглядеть не успела. Анна толкнула меня в бок, а я толкнула её.
   
— Мудрецы, клянитесь, что никогда не выдадите наш тайник! — торжественно сказал Лассе.
   
— А как клясться? — спросил Боссе.
   
Он соображает гораздо медленнее, чем мы с Лассе. Но Улле сказал:
   
— Клянёмся, что никогда не выдадим наш тайник!
   
— Клянитесь, что никогда не отдадите неверным Шкатулку Мудрецов! — сказал Лассе.
   
Неверными были, конечно, мы — Бритта, Анна и я. Я снова толкнула Анну в бок. Боссе и Улле поклялись никогда не отдавать неверным Шкатулку Мудрецов.
   
— Ибо если неверные прикоснутся к шкатулке, она потеряет свою чудодейственную силу! — сказал Лассе.
   
   
   
   
Мне страсть как хотелось увидеть эту шкатулку, но мальчишки заслоняли её со всех сторон. Наконец Лассе спрятал её обратно в тайник, и они с грохотом скатились с лестницы.
   
Как только дверь на чердак захлопнулась, мы принялись за дело. Найти половицу было просто. Мы приподняли её и увидели Шкатулку Мудрецов. Эта была старая сигарная коробка, в которой Лассе хранил свои сокровища. На крышке большими буквами было написано «ШКАТУЛКА МУДРЕЦОВ», и нарисован череп со скрещёнными костями.
   
— Открывай скорей, Бритта! — попросила Анна. — Давайте посмотрим, что в ней лежит!
   
Бритта открыла шкатулку. Мы с Анной вытянули шеи, чтобы лучше видеть, но увидели только три белых зуба. Два маленьких и один побольше.
   
— По-моему, мальчишки сошли с ума, — сказала Бритта.
   
А я предложила их проучить и придумала, как это сделать.
   
У нас на чердаке стоит старый комод, в котором Агда хранит свои вещи.
   
Мама не разрешает нам даже прикасаться к этому комоду. Но добрая Агда сама часто показывает мне всё, что там лежит.
   
В прошлом году в Большую деревню приезжал зубной врач. Он сделал Агде новую вставную челюсть. «У красивой женщины должны быть красивые зубы!» — сказал врач. Но старую челюсть Агда не выбросила. Она хотела носить её по будням, особенно в плохую погоду, а новую решила оставить на воскресные дни. Однако скоро ей надоели старые зубы. Ведь она была влюблена в Оскара, и ей хотелось быть красивой даже в будни.
   
Теперь старая челюсть Агды хранилась в верхнем ящике комода, и я знала, где она лежит.
   
— Давайте спрячем в Шкатулку Мудрецов старую челюсть Агды! — предложила я. — Наверно, в целой челюсти больше чудодейственной силы, чем в каких-то молочных зубах!
   
Анна и Бритта даже запрыгали от радости. Бритта сказала, что это гораздо лучше, чем просто стащить шкатулку. Пусть не думают, что мы верим любой их глупости!
   
Мы положили вставную челюсть в Шкатулку Мудрецов и спрятали шкатулку обратно в тайник. А потом пошли посмотреть, что делают мальчики. Они играли в чижа. Мы уселись рядом и стали смотреть, как они играют.
   
— Какие же вы мудрецы, если играете в простого чижа? — сказала Бритта.
   
Они промолчали. Руки у Лассе были заняты битой.
   
— По-моему, этого чижа следует спрятать в Шкатулку Мудрецов! — сказала я.
   
Они опять промолчали. Только Лассе тяжело вздохнул.
   
По его вздоху мы поняли, что сегодня неверные кажутся ему ещё глупее, чем обычно.
   
— А что это за шкатулка? — спросила Анна и толкнула Лассе в бок.
   
Лассе ответил, что с девчонками о таких вещах не говорят. Шкатулка Мудрецов обладает тайной силой и может творить чудеса.
   
— Она хранится в надёжном месте, — сказал он и добавил, что мы никогда-никогда не узнаем, в каком. Только тайное братство, которому принадлежит шкатулка, знает это место. Шкатулка лишится своей силы, если её увидят посторонние.
   
— А тайное братство — это ты, Боссе и Улле? — спросила Бритта.
   
Лассе замолчал, вид у него был неприступный. Мы громко засмеялись.
   
— Что, завидно, что не знаете, где лежит наша короб… наша Шкатулка Мудрецов? — спросил Боссе.
   
— А мы знаем, она у вас в шкафу! — ответила Бритта.
   
— Вот и неправда! — засмеялся Боссе.
   
— Ну, значит, она на чердаке под половицей, — сказала Анна.
   
— Ничего подобного! — сказали Лассе, Боссе и Улле в один голос, но очень встревожились и даже бросили играть в чижа.
   
— Боссе, пойдём посмотрим твою коллекцию! — предложил Лассе.
   
Словно мы такие дурочки и сразу поверим, что ему и вправду захотелось посмотреть птичьи яйца, которые собрал Боссе! Конечно, мы догадались, что он хочет проверить, где шкатулка. Но ведь Боссе не такой сообразительный, как мы. Он сказал:
   
— Вот ещё, да вы её сто раз видели!.. (Лассе так взглянул на него, что Боссе мгновенно всё понял.) Ладно уж, идём, покажу, если тебе очень хочется, — буркнул он.
   
И они медленно пошли к дому, чтобы мы чего-нибудь не заподозрили. Когда они скрылись из виду, мы побежали к тёте Лизи и сказали, что нам очень нужно взять одну вещь в комнате Улле. Она, конечно, разрешила.
   
Из комнаты Улле мы по липе перелезли к Лассе и Боссе, вышли на наш чердак и опять спрятались за пальто. И тут же на лестнице послышались голоса мальчишек.
   
— Как вы думаете, почему Анна говорила про чердак? Неужели они что-то пронюхали? — спросил Боссе.
   
— Чепуха! — ответил Лассе. — Ничего они не пронюхали. Просто она брякнула первое, что пришло в голову. Но шкатулку мы всё-таки перепрячем.
   
Он поднял половицу. Нам видны были только их спины.
   
— Открой, я хочу посмотреть на свой зуб! — сказал Улле.
   
— И я тоже! — сказал Боссе.
   
— Мудрецы, помните, неверные не должны видеть содержимое шкатулки! — сказал Лассе. — На него можно смотреть только нам!
   
Наступила тишина. Мы поняли, что Лассе открывает шкатулку. А потом раздался вопль — это они увидели челюсть Агды. Тогда мы со смехом выскочили из своего укрытия, и я сказала:
   
— Ну вот, теперь вам на целый год хватит волшебной силы!
   
Лассе швырнул челюсть на пол и сказал, что девчонки всегда всё портят.
   
— Милый Лассе, пусть ваша шкатулка покажет нам хоть маленькое-премаленькое чудо! — попросила Анна.
   
— Смотри, ты у меня допросишься! — пригрозил Лассе.
   
Но в конце концов мальчишки выбросили свои зубы, и мы все вместе побежали играть в лапту.
  
  
   
    
Лассе ловит зубров
   
   
Я часто завидую Бритте и Анне по двум причинам.
   
Первая — это дедушка. У них есть дедушка, а у меня нет. Правда, он говорит, что раз нас всего шестеро, он может быть дедушкой нам всем. Но Анна возражает:
   
— А всё-таки это не по-настоящему! По-настоящему ты дедушка только Бритте и мне!
   
А вторая причина — озеро. Кроме дедушки, у Бритты и Анны есть ещё собственное озеро. Оно находится за их коровьим загоном. Летом мы всегда в нём купаемся.
   
Однажды, когда мы поссорились, Анна сказала, чтобы я не смела купаться в их озере. Но её мама сказала, что я могу купаться, сколько захочу. Это разрешено законом. Так что теперь Анна не может запретить мне купаться в их озере, даже если мы поссоримся. Но ссоримся мы редко.
   
Противоположный берег озера не годится для купания — он очень высокий. Правда, Лассе говорит, что он не такой уж высокий и что Скалистые горы в Америке гораздо выше. Мы иногда играем, будто тот берег — это Скалистые горы.
   
Лассе говорит, что, наверно, это какой-нибудь великан накидал там столько скал и утёсов. Давным-давно, когда ещё не было ни людей, ни Бюллербю. Хорошо, что нас тогда не было, а то уж и не знаю, где бы мы тогда жили. Лассе говорит, что не будь Бюллербю, мы жили бы в пещере в Скалистых горах, там как раз есть одна подходящая пещера.
   
Когда мы приплываем на тот берег, мы всегда высаживаемся в одном и том же месте и привязываем лодку к одной и той же сосне, а потом начинаем карабкаться наверх. Это очень трудно. Если не знаешь дороги, ни за что не вскарабкаешься.
   
Сперва надо лезть по расселине, которая называется Коварная Царапина. Она такая узкая, что пока по ней лезешь, обязательно оцарапаешься. Но другого пути нет. Потом надо ползти по скале, которая нависает над озером. Эта скала называется Носоломка. Лассе говорит, что однажды Боссе свалился с неё и сломал себе нос. А Боссе говорит, что это неправда. То есть он, конечно, упал и чуть не сломал себе руку, но носа он никогда не ломал. Это всё выдумки Лассе. Однако скала всё-таки называется Носоломкой.
   
После Носоломки идёт самое опасное место — Рука Мертвеца. Того, кто оттуда свалится, домой придётся везти по частям на тачке. Так говорит Лассе. А за Рукой Мертвеца начинается скалистая терраса, на которой находится наша пещера. Мы называем её Пещерой Грома.
   
Мама, наверно, никогда в жизни не видела ни Коварной Царапины, ни Носоломки, ни Руки Мертвеца, а то бы она ни за что не позволила нам лазить по Скалистым горам.
   
Как-то в воскресенье, ещё до летних каникул, мы отправились в Скалистые горы. Мы взяли с собой корзину с едой и сказали всем родителям, что уходим на целый день.
   
Лассе привязал лодку к сосне, и мы стали карабкаться наверх. По дороге мы спорили, что приятнее: лазить по горам или по деревьям? В конце концов решили, что по горам всё-таки приятнее. По пути мы открыли новую расселину и назвали её Поджатое Брюхо. Когда по ней лезешь, надо поджимать живот. Вообще-то мы уже много раз лазили по этой расселине, но тогда мы ещё не знали, что она называется Поджатое Брюхо.
   
В Пещере Грома мы решили первым делом позавтракать. Так всегда — дома есть не хочется, а только куда-нибудь уйдёшь, и сразу оказывается, что ты голодный.
   
У нас были с собой блинчики с вареньем. Очень много, наверно, сто штук. А кроме блинчиков — молоко, бутерброды и печенье. И ещё мясной рулет, который принёс Улле. Шесть кусков мясного рулета, каждому по куску. Но после блинчиков с вареньем никто не захотел есть холодный мясной рулет. К тому же, у нас были крендельки, которые напекла мама Бритты и Анны. Боссе ужасно любит эти крендельки, и он попросил, чтобы последний кренделёк отдали ему.
   
Улле сидел обиженный из-за того, что мы не захотели есть его рулет. Бритте стало его жалко, и она сказала:
   
— Ладно, Боссе, если ты съешь весь рулет, кренделёк — твой!
   
И Боссе снова принялся за еду, хотя был уже сыт. Первый кусок он слопал быстро. Второй — не так быстро. Третий — совсем медленно. Чтобы подбодрить его, Бритта дала ему понюхать кренделёк. Боссе вздохнул и взял четвёртый кусок. Он сказал:
   
— Уже чечвёртый!
   
— Дурак, не чечвёртый, а четвёртый! — поправил его Лассе.
   
— Если бы так объелся, ты бы тоже забыл, как правильно, — сказал Боссе.
   
А Анна прыгала вокруг Боссе на одной ноге и кричала:
   
    
     
Раз, два, три —
     
Курок возводи!
     
Четыре, пять —
     
Пора стрелять!
    
   
   
— Сейчас у меня лопнет живот! — сказал вдруг Боссе и отказался проглотить ещё хотя бы кусочек рулета.
   
— Всё равно кренделёк твой! — сказала Бритта.
   
Но Боссе заявил, что больше никогда в жизни не будет есть ни крендельков, ни мясных рулетов.
   
Потом мы пошли в пещеру. Лассе сказал, что, наверно, в каменный век тут жили люди. Представляю себе, как холодно им было зимой. Ведь между камнями большие щели, и в них обязательно задувает снег.
   
Бритта предложила играть в людей каменного века. Лассе это понравилось. Он сказал, что они с Боссе и Улле пойдут ловить зубров, а мы с Анной и Бриттой останемся в пещере и будем следить, чтобы не погас огонь. Мальчишки всегда выбирают себе что поинтереснее.
   
Бритта сказала, что мы наломаем веток, подметём пещеру и украсим её цветами.
   
— Делайте, что хотите, — сказал Лассе. — Пошли, ребята, нам надо ловить зубров!
   
Но Боссе объелся мясным рулетом, и ему было не до охоты. Он мог только лежать.
   
— Тогда оставайся дома, — сказал Лассе. — Если хочешь, можешь бить женщин и детей.
   
— Пусть только попробует! — пригрозила Бритта.
   
Но Боссе был не в силах шевельнуться, он лежал, пока Лассе и Улле охотились, а мы подметали пещеру.
   
Возвращаясь с охоты, Лассе и Улле громко выли. Это для того, чтобы мы заранее узнали, что охота прошла удачно. Мы много раз слышали, как воет Лассе, но такого жуткого воя никто из нас ещё не слышал. Лассе сказал, что это первобытный вой, именно так выли первобытные люди, когда охотились на зубров.
   
— Охотиться на зубров очень опасно! — сказал Лассе и похвастался, что он убил много зубров.
   
Но мы не видели ни одного.
   
Начался дождь, и мы спрятались в пещеру. Небо так потемнело, что казалось, будто погода испортилась на весь день. Но неожиданно из-за туч выглянуло солнце. Мы выбежали из пещеры и остановились в изумлении — таким красивым было озеро после дождя. Посреди озера лежал остров, а рядом с ним — большой камень, возле которого мы любим купаться.
   
— Поехали на остров купаться! — предложил Лассе.
   
Два дня назад он спросил у мамы, можно ли нам уже купаться, но мама ответила, что надо ещё немного подождать.
   
— По-моему, мы уже достаточно подождали, — сказал Лассе.
   
Мы спустились к лодке и поплыли на остров.
   
Возле камня мы стали раздеваться наперегонки. Первым в воду удалось прыгнуть Боссе, мясной рулет у него в животе уже немного переварился.
   
Вода оказалась ледяная, и мы тут же выскочили на берег. И нос к носу столкнулись с бодливым бараном, которого зовут Ульрик. Ульрик поджидал нас, нагнув голову с большими изогнутыми рогами. Ульрика нельзя пускать в загон вместе с овцами. Он перепрыгивает через изгородь и бросается на любого, кто попадётся ему на пути. Поэтому весной его отвозят на остров, и он живёт здесь в полном одиночестве. Перевозить его очень трудно. Наш папа, дядя Эрик и дядя Нильс втроём связывают барану ноги и относят его в лодку.
   
Мне всегда жаль Ульрика, когда его связывают и тащат в лодку на глазах у его жён и детей. Ведь это очень обидно. Наверно, он потому такой злой. Да и жить одному на острове тоже скучно.
   
— Мамочки, я совсем забыла про Ульрика! — воскликнула Анна.
   
Мы все забыли, что Ульрика уже перевезли на остров, и теперь страшно испугались.
   
В этот день Ульрик был ещё злее, чем обычно. Он наклонил голову и кинулся на нас. Мы бросились врассыпную. Ему удалось боднуть Улле, так что тот кубарем покатился по берегу. Правда, Улле тут же вскочил на ноги. Боссе, Бритта и Анна забрались на высокий камень. Мы с Улле влезли на дерево, а Лассе спрятался за кустом.
   
Я крикнула Лассе:
   
— Ты говорил, что любишь охотиться на зубров! Чем Ульрик не зубр? Покажи-ка нам, как ты на них охотишься!
   
Анна и Бритта поддержали меня:
   
— Давай, Лассе! Убей этого зубра!
   
Но Лассе даже не ответил нам, он боялся, что Ульрик его увидит.
   
Сперва Ульрик стоял под деревом, где сидели мы с Улле, и бодал ствол, так что кора летела во все стороны. Не добравшись до нас, он отошёл к камню, на котором сидели Боссе, Бритта и Анна. Он стоял внизу и с ненавистью смотрел на них.
   
— Смотри, смотри, всё равно не достанешь! — сказала ему Бритта.
   
Ульрик не уходил, и в конце концов мы задумались: как же нам выбраться с острова? Казалось, Ульрику никогда не надоест нас караулить.
   
— Жалко, что у нас нет с собой мясного рулета, — сказал Боссе, и мы все почувствовали, что опять хотим есть.
   
— Эй ты, за кустом, заснул там, что ли? — крикнул Улле.
   
Лассе высунул голову и огляделся. Он решил пробраться к камню, на котором сидели Боссе, Бритта и Анна. Но этого делать не следовало. Увидев Лассе, Ульрик радостно подпрыгнул и кинулся на него. Лассе бросился наутёк, а мы заорали во всё горло. Нам было очень страшно. Лассе мчался среди можжевельника, а Ульрик преследовал его по пятам.
   
   
   
   
— Быстрей, Лассе! Быстрей! Спасайся! — кричала Анна.
   
— Я не могу быстрей! — отвечал Лассе.
   
Ульрик сбил Лассе с ног. Тут мы все издали такой первобытный вой, что Ульрик в страхе остановился. Лассе вскочил и побежал дальше. Ульрик снова припустил за ним, а мы завыли ещё громче. Но Ульрик больше нас не боялся. На острове есть старый сеновал. У него прохудилась крыша, и теперь им не пользуются. Двери сеновала были распахнуты. Лассе влетел внутрь, Ульрик за ним. Я заревела:
   
— Ой, Ульрик забодает Лассе насмерть!
   
Но вскоре мы увидели, как целый и невредимый Лассе вылезает через дырку на крышу. Он спрыгнул вниз и быстро запер двери сеновала. Ульрик остался внутри. Лассе раскланялся и сказал:
   
— Пожалуйста, зубр пойман!
   
А я подумала: «Хоть бы мой Понтий не вырос таким злющим, как этот Ульрик!»
   
Мы собрались ехать домой. Лассе велел нам сесть в лодку и быть наготове, а сам пошёл к сеновалу выпускать Ульрика. Он должен был успеть открыть двери, вернуться на берег и сесть в лодку, прежде чем Ульрик сообразит, что он свободен.
   
— Хоть Ульрик и зол, как сто чертей, он непременно сдохнет от голода, если оставить его взаперти, — сказал Лассе.
   
Мы так и сделали. Мы всегда делаем всё, что скажет Лассе.
   
Когда мы плыли по озеру, Ульрик стоял на берегу и смотрел на нас с таким видом, будто очень жалел, что мы уплываем.
   
— Ну как, умею я ловить зубров или нет? — спросил Лассе. — Могу ещё одного поймать, если надо.
   
Но нам больше не хотелось охотиться на зубров. Мы очень устали и проголодались.
   
— Надо спросить, может, у нашей мамы тоже найдётся мясной рулет, — сказал Боссе.
  
  
   
    
Чем мы занимаемся в ненастье
   
   
Однажды я проснулась в плохом настроении. День был очень противный. Хлестал дождь, дул ветер, играть на улице было нельзя. А ещё я поссорилась с Бриттой и Анной. Накануне мы прыгали в классики, и Бритта с Анной сказали, что я наступила на черту, а я на неё не наступала.
   
— Раз вы такие нечестные, я не желаю с вами играть! — сказала я.
   
— Пожалуйста, не играй, — сказала Бритта.
   
— Тебя никто и не просит, — сказала Анна.
   
И я ушла домой. А Бритта с Анной ещё долго-долго играли в классики. Я стояла у окна и смотрела на них из-за занавески, чтобы они меня не заметили. И думала, что больше ни за что не буду с ними играть.
   
Дождь всё лил и лил, мне было скучно, и я не знала, куда себя деть. Лассе и Боссе были простужены и уже три дня лежали в постели. Я пошла поболтать с ними, но они читали, и им было не до меня. Вообще-то мне хотелось пойти к Бритте и Анне, но я снова вспомнила, какие они нечестные и что я решила никогда в жизни к ним не ходить. Я спустилась к маме на кухню и сказала:
   
— Как скучно!
   
— Неужели? — удивилась мама. — А ты займись чем-нибудь.
   
— А чем? — спросила я.
   
— Испеки, например, пирог, — сказала мама.
   
— Я не умею.
   
Но мама надела на меня белый фартук, повязала мне волосы белой косынкой и стала учить меня печь пирог. Она говорила, а я делала.
   
   
   
   
Когда мама достала пирог из духовки и выложила его на чистое полотенце, я даже удивилась. Оказывается, я умею печь очень красивые пироги! Мама сказала, что надо угостить пирогом Лассе и Боссе. Я так и сделала. Они ужасно обрадовались и сперва не поверили, что я сама испекла этот пирог.
   
Я подумала, что хотя Бритта с Анной нечестные, их уже можно простить и пригласить ко мне есть пирог. Я написала письмо, положила его в сигарную коробку и свистнула, чтобы предупредить девочек, что я отправляю им письмо. В письме было написано: «Я сама испекла пирог. Приходите его есть!»
   
Через две минуты Бритта и Анна прибежали ко мне. Они тоже долго не верили, что я сама испекла пирог, но я сказала:
   
— Это же очень легко. Каждый человек может испечь такой пирог!
   
Тогда Бритте с Анной тоже захотелось испечь пирог, и они убежали домой. А мне опять стало скучно, и я снова пришла к маме.
   
— Мама, мне скучно! — сказала я. — Придумай, что мне ещё сделать.
   
— Я бы на твоём месте выкрасила стол, который стоит на веранде, — сказала мама.
   
Как будто я умею красить столы!
   
Но мама развела в банке зелёную краску, дала мне старый комбинезон и показала, как надо красить. В конце концов, стол у меня получился просто замечательный.
   
Тогда я побежала в комнату Лассе и Боссе и рассказала им, что выкрасила стол. Они вскочили с постелей и побежали смотреть. Конечно, им тоже захотелось что-нибудь выкрасить, и они сказали маме, что уже поправились. Мама дала Боссе красить старый поднос, а Лассе — табуретку. Лассе сказал, что выкрасит ещё и скамью на кухне, но мама не разрешила.
   
Лассе начал искать, что бы ещё покрасить, и мазнул Боссе кистью по носу. Боссе хотел мазнуть Лассе, но тот отскочил. Боссе побежал за ним с кистью и закапал весь пол. На шум прибежала мама. Боссе чуть не плакал от обиды. Чтобы его утешить, мама сама мазнула Лассе, а потом отняла у них краску с кистями и сказала, что им ничего нельзя поручить.
   
Тут Бритта с Анной принесли свой пирог. Он был тоже очень хороший, но мой всё-таки чуть-чуть лучше. Мы пошли на чердак, и Боссе полез по липе, чтобы позвать Улле.
   
На чердаке было тепло и уютно. Дождь барабанил по крыше и журчал в водостоках. Пирог оказался очень вкусный. Но больше всего я радовалась, что мы помирились с Бриттой и Анной.
   
— Может, ты и правда не наступала на черту, — сказала Анна.
   
— А может, я всё-таки немножко на неё наступила, — сказала я.
   
Почти под самой крышей наш чердак пересекают две балки. На них можно забраться, хотя это и трудно. Там и стояли мальчишки, когда пугали нас в новогодний вечер. Лассе предложил всем залезть туда. Мы так и сделали. Мы даже прыгали с одной балки на другую. Это было очень страшно, но весело. Вдруг к нам на чердак поднялся папа. Мы притаились на балке, и он нас не заметил.
   
— Нет, здесь детей нету! — крикнул он вниз маме. — Они, наверно, перелезли к Улле.
   
И папа спустился вниз.
   
Мы очень смеялись. Вдруг Лассе говорит:
   
— Смотрите, что это за бумага тут за стропилом? На ней что-то написано!
   
Мы спрыгнули с балки и подошли к окну. Лассе протянул нам бумагу, и мы прочли:
   
    
«На острове спрятан клад. Я полажил там настоящие жемчужины. Ищити в серидине острова. Живший тут в прежние времена».
   
   
— Ой, как интересно! — воскликнула Анна. — А сколько ошибок!
   
— Это не ошибки, — сказал Лассе. — Так писали в прежние времена.
   
— Подумать только, настоящие жемчужины! — сказала я. — Их непременно надо найти. Тогда мы станем миллионерами!
   
А Бритта ничего не сказала.
   
— Давайте завтра отправимся на остров! — предложил Лассе.
   
— Решено! — в один голос сказали Боссе и Улле.
   
Остров в Бюллербю был только один — маленький островок, на котором весной пасся баран Ульрик.
   
Дождливый день оказался не таким уж и скучным. Тем более, дождь уже кончился, и мы побежали к дедушке читать газету.
   
Анна стала рассказывать дедушке про клад и про настоящие жемчужины, но Бритта перебила её:
   
— Вот дурочки! Неужели вы не понимаете, что это очередная проделка мальчишек?
   
— Откуда ты знаешь? — удивились мы.
   
— Очень просто. Если бы эту записку действительно написал человек, который когда-то жил в Бюллербю, он бы так не подписался. Ведь для него те времени были настоящие, а не «прежние».
   
А мы с Анной об этом и не подумали! Но Бритта сказала, что надо притвориться, будто мы ничего не заметили, поехать искать клад и там мальчишкам отомстить.
  
  
   
    
Мы ищем клад
   
   
Наутро мы взяли лодку и поплыли на остров. Грёб Лассе. Мальчишки говорили только о кладе.
   
— Если мы его найдём, — сказал Лассе, — мы отдадим жемчуг девчонкам. Он им больше подходит.
   
— Ладно уж, — согласился Боссе. — Правда, его можно продать и получить за него кучу денег, но мне всё равно, пусть он будет девчонкам.
   
— Конечно, — сказал Улле. — Я не против!
   
— Что-то вы сегодня больно добрые! — удивились мы.
   
— Только ищите его сами, а мы с Боссе и Улле будем купаться, — сказал Лассе, когда мы приплыли на остров.
   
И они улеглись на камень, чтобы позагорать.
   
— Не забудьте, что искать надо в середине острова! — напомнил Лассе. — А если найдёте, позовите нас. Мы хотим посмотреть, как вы будете открывать жестяную банку.
   
— Откуда ты знаешь, что жемчужины лежат в жестяной банке? — спросила Бритта. — В записке об этом ничего не сказано.
   
Лассе немного смутился и ответил:
   
— Клады всегда зарывают в жестяных банках.
   
И мальчики стали купаться, а мы отправились на поиски.
   
— Я им ещё припомню эту жестяную банку! — сказала Бритта.
   
Посреди острова есть каменная россыпь. Сверху на ней лежали несколько новых камней. Мы сразу догадались, зачем их туда положили. Под ними была спрятана ржавая жестяная банка. Мы открыли её. В ней была записка:
   
    
«Ха-ха-ха! Девчонки — дуры, верят любой чепухе! Живший тут в прежние времена».
   
   
Вы помните, что на этом острове пасся баран Ульрик, который чуть не забодал нас? После него на острове осталось множество твёрдых чёрных орешков. Мы взяли несколько орешков, положили их в банку и написали новую записку:
   
    
«Вот вам настоящие жемчужины! Берегите их, потому что их оставил живший тут в прежние времена!»
   
   
Потом мы спрятали банку под камни, вернулись к мальчишкам и сказали, что никак не можем найти клад.
   
— Теперь вы его поищите, а мы искупаемся! — сказала Бритта.
   
Сперва они не хотели искать без нас, но потом всё-таки пошли. Наверно, решили перепрятать банку, чтобы её было легче найти. Мы поползли вслед за ними, как настоящие индейцы.
   
Мальчишки подошли к россыпи, и Лассе вытащил из-под камней банку.
   
— Вот дурёхи! Ведь она на виду лежит, — сказал он и помахал банкой.
   
— Там что-то гремит! — сказал Боссе.
   
Лассе открыл крышку и прочёл вслух нашу записку. Потом он зашвырнул жестянку подальше и воскликнул:
   
— За это им надо отомстить!
   
Тогда мы с хохотом выскочили из кустов и, перебивая друг друга, стали рассказывать, что сразу догадались, что это проделки Лассе. Но Лассе сказал, что они тоже сразу догадались, что мы догадались, что это его проделки. Конечно, он врал, но мы на всякий случай сказали, что мы догадались, что они догадались, что мы догадались, что это проделки Лассе. И тогда мальчишки сказали…
   
Не знаю, сколько раз мы произнесли слово «догадались», но у меня закружилась голова, и больше я уже ничего не слышала.
   
Потом мы купались возле нашего камня и брызгали друг в друга водой.
   
После купания Лассе предложил играть в разбойников. Мы устроили разбойничье логово на старом сеновале, где Лассе спасался от Ульрика. Предводителем был, разумеется, Лассе. Он сказал, что он Робин Гуд. Боссе был его помощником, его звали Ринальдо Ринальди. Лассе сказал, что мы должны грабить богатых и отдавать награбленное бедным. Мы задумались, но оказалось, что мы не знаем ни одного богатого. Бедных мы тоже не знали, разве что Кристин.
   
   
   
   
По приказанию Лассе мы по очереди влезали на сосну, которая росла рядом с сеновалом, и следили, чтобы к острову не подошёл вражеский флот. Чтобы влезть на сосну, сперва надо было забраться на дырявую крышу сеновала. Сосна была такая высоченная, что мы с Бриттой и Анной не решались залезть на самую верхушку. А Лассе, Боссе и Улле ничего не боялись.
   
Но даже с самой вершины сосны не было видно никакого вражеского флота.
   
Когда подошло время обеда, Лассе приказал нам с Анной переплыть на материк и награбить еды.
   
— Помните, грабить можно только богатых! — сказал он на прощание, и мы поплыли.
   
Но мы так и не знали, кого же нам грабить. Поэтому я пошла к маме и попросила разрешения награбить в кладовке разной еды, так как мы с Лассе и Боссе к обеду не вернёмся. Мама, конечно, разрешила. Я взяла ветчины, колбасы и варёной картошки. И много бутербродов с сыром. А мама дала мне горячих плюшек и большую бутылку молока.
   
Я побежала к Анне. Она тоже набрала полную корзину еды.
   
Когда мы вернулись в разбойничье логово и выложили свою добычу, Лассе похвалил нас.
   
— Прекрасно! — сказал он. — Надеюсь, вам пришлось грабить с опасностью для жизни?
   
Мы с Анной не были уверены, что нашей жизни угрожала опасность, но на всякий случай сказали, что небольшая опасность нам, конечно, угрожала.
   
— Прекрасно! — повторил Лассе.
   
Мы разложили еду на плоском камне и ели, лёжа на животах. В разгар пира Боссе сказал:
   
— Эй, Робин Гуд! Ты же говорил, что мы должны всё отдавать бедным, а сам только набиваешь себе брюхо!
   
— А я и есть бедный! — ответил Лассе, беря ещё кусок ветчины.
   
Бутылка с молоком ходила по кругу, и каждый пил сколько хотел.
   
День выдался на славу. Мы много купались, лазили по деревьям и воевали, разделившись на две шайки. Мы с Анной и Бриттой были в одной шайке, а мальчишки — в другой. Наша шайка заняла сеновал и охраняла его от мальчишек. Бритта стояла на страже в дверях. Анна выглядывала в окно. А мой наблюдательный пост был на дырявой крыше. Но мне было трудно долго сидеть на крыше, я спустилась вниз и заняла пост рядом с Анной. Мальчишки, конечно, воспользовались этим, залезли по задней стене сеновала на крышу и оттуда спрыгнули вниз. Они взяли нас в плен и хотели расстрелять, но не успели. Лассе крикнул:
   
— Вражеский флот подходит к берегу!
   
Это был Оскар, которого мама послала за нами на остров. Он сказал, что уже девять часов, и спросил, неужели мы такие глупые, что сами не знаем, когда нужно возвращаться домой.
   
— Неужели вам даже есть не захотелось? — сердито спросил он.
   
И мы почувствовали, что нам действительно хочется есть. Папа и мама уже давно поужинали, но нас в кухне ждали молоко, бутерброды и яйца.
  
  
   
    
Иванов день
   
   
А теперь я расскажу вам, как мы праздновали день Ивана Купалы, первый летний праздник. На лугу был установлен высокий купальский шест. Его наряжали сообща все жители Бюллербю. Сперва мы поехали на телеге далеко в лес и нарезали там много-много веток. Даже Черстин ездила с нами. Улле дал ей в руки веточку, и она размахивала ею, а Улле пел старинную песню.
   
    
     
В золотой коляске
     
По дороге тряской
     
Едет крошка Черстин.
     
Держит кнутик золотой,
     
Всем кивает головой
     
Наша крошка Черстин.
    
   
   
Вообще-то пели мы все, каждый своё. Агда пела такую песню.
   
    
     
Настало лето,
     
Сверкает солнце
     
И пахнут цветы на лугу!
    
   
   
А Лассе пел так:
   
    
     
Настало лето,
     
Сверкает солнце
     
И пахнет навоз на лугу!
    
   
   
И он был прав. На лугу в самом деле пахло навозом, но ведь петь об этом не обязательно.
   
Потом мы с Бриттой, Анной и Агдой наломали сирени, что растёт за нашим дровяным сараем, и отнесли её на луг. Там уже был приготовлен шест. Мы обвили его ветками и повесили на него два больших венка сирени.
   
Шест установили на лугу, и вечером все танцевали вокруг него. Дядя Эрик замечательно играет на гармошке. Он играл разные танцы, а мы танцевали. Все, кроме дедушки и Черстин. Дедушка сидел на стуле и слушал музыку. Сперва он держал Черстин на коленях, но она дёргала его за бороду, и потому дядя Нильс посадил её к себе на плечи и стал танцевать вместе с ней. А дедушка не мог танцевать, но мне показалось, что он не очень огорчился из-за этого. Он только сказал:
   
— О-хо-хо! А ведь когда-то и я танцевал вокруг купальского шеста!
   
А после танцев мы играли в горелки и разные другие игры. Нам очень нравится играть вместе с папами и мамами, но они играют с нами только в Иванов день.
   
   
   
   
В этот вечер нам разрешили лечь спать попозже. Агда сказала, что перед сном надо девять раз перелезть через изгородь и положить себе под подушку девять разных цветков, и тогда тебе приснится жених.
   
Нам с Бриттой и Анной очень захотелось увидеть во сне женихов, хотя мы и так уже знали, кто за кого выйдет замуж. Я должна была выйти замуж за Улле, а Бритта с Анной за Лассе и Боссе.
   
— Ты хочешь лазить через изгородь? — спросил Лассе у Бритты. — Лазай себе на здоровье, но предупреждаю, я на тебе не женюсь, даже если ты увидишь меня во сне. Я не верю в приметы!
   
— Надеюсь, что я им не приснюсь! — сказал Боссе.
   
— Я тоже, — сказал Улле.
   
Вот дураки, не хотят жениться на нас!
   
Агда предупредила, что лазить через изгородь надо молча, нельзя ни смеяться, ни разговаривать.
   
— Тогда Лизи лучше сразу лечь спать! — сказал Лассе.
   
— Это ещё почему? — возмутилась я.
   
— Потому что дольше двух минут ты молчала, только когда болела свинкой. А за две минуты девять раз через изгородь не перелезть.
   
Мы махнули на мальчишек рукой и полезли через изгородь.
   
Сразу за изгородью начинается густой лес. Ночью в лесу всегда таинственно, даже если эта ночь совсем светлая. И тихо, потому что птицы уже спят. И сладко пахнет деревьями и цветами. Мы в первый же раз, как перелезли, собрали по девять разных цветочков.
   
Вы, наверно, замечали, что смеяться больше всего хочется, когда нельзя. Нам стало смешно, как только мы влезли на изгородь. А мальчишки ещё и нарочно смешили нас.
   
— Анна, смотри, вляпаешься в навоз! — сказал Боссе.
   
— Откуда тут… — начала Анна и вспомнила, что говорить тоже нельзя.
   
Мы тихонько захихикали, а мальчишки засмеялись во всё горло.
   
— Ха-ха-ха! Нам можно смеяться, а вам нельзя! — сказал Лассе. — А то ваше гадание не будет считаться!
   
Мы захихикали сильнее. Мальчишки бегали вокруг и щекотали нас, что рассмешить ещё пуще.
   
— Убе-либу-бели-мук! — крикнул Лассе.
   
Тут уж мы не выдержали, хотя это было ни капли не смешно. Я сунула в рот носовой платок, но смех вырвался из меня тонким писком. И самое удивительное, что нам расхотелось смеяться, как только мы в последний раз перелезли через изгородь. Мы очень рассердились на мальчишек, что они испортили нам гадание.
   
Однако цветы под подушку я всё-таки положила. Там были лютик, незабудка, подмаренник, колокольчик, ромашка, камнеломка, солнцецвет и ещё два цветочка, названия которых я не знаю. Но никакой жених мне не приснился. Наверно, потому, что мальчишки нас рассмешили.
   
А замуж за Улле я всё равно выйду!
  
  
   
    
Мы с Анной решаем стать нянями… но это ещё не точно
   
   
Однажды пастор из Большой деревни устроил праздник в честь своего дня рождения и пригласил на него всех жителей Бюллербю. Кроме детей, конечно. Только взрослых. И дедушку. Тётя Лизи очень расстроилась. Она думала, что не сможет поехать из-за Черстин. Ведь Черстин всего полтора года, и её ещё нельзя оставлять одну. Но мы с Анной сказали, что охотно понянчим Черстин, потому что решили стать нянями, и чем раньше мы начнём упражняться, тем лучше.
   
— А вам обязательно упражняться на моей сестре? — недовольно спросил Улле.
   
Он и сам был бы не прочь понянчиться с Черстин, но ему в тот день предстояло доить коров и кормить кур и свиней.
   
Тётя Лизи, конечно, обрадовалась, а мы ещё больше. Я ущипнула Анну за руку и сказала:
   
— Как хорошо, правда?
   
А Анна ущипнула меня и сказала:
   
— Скорей бы они уехали!
   
Но взрослые копаются очень долго, когда надо ехать в гости. Все, кроме дедушки. Дедушка был готов уже в шесть утра, хотя они собирались выехать не раньше десяти. Дедушка надел свой чёрный костюм и красивую рубашку. И как только дядя Эрик запряг лошадь, дедушка сел в коляску, хотя тётя Грета ещё надевала своё самое нарядное платье.
   
— Дедушка, ты любишь ездить в гости? — спросила Анна.
   
Дедушка ответил, что любит, но мне показалось, что не очень, так как он вздохнул и добавил:
   
— О-хо-хо! Что-то уж очень часто приходится ездить в гости!
   
Тогда дядя Эрик сказал, что последний раз дедушка ездил в гости пять лет тому назад, ему грех жаловаться.
   
Наконец папа, дядя Эрик и дядя Нильс тронули лошадей, и взрослые уехали.
   
Тётя Лизи сказала, что чем дольше мы будем гулять с Черстин, тем лучше она будет себя вести. В полдень мы накормим её обедом, который надо всего лишь разогреть, а потом уложим спать.
   
— Ой, как интересно! — воскликнула Анна.