1 2 3 4 
 Явление третье    

     

Огудалова, Лариса и Евфросинья  Потаповна.    

     

Евфросинья  Потаповна. Уж  откушали? А чаю не угодно?    

Огудалова. Нет, увольте.    

Евфросинья  Потаповна. А  мужчины-то что?    

Огудалова. Они там сидят, разговаривают.    

Евфросинья  Потаповна. Ну,  покушали и вставали бы; чего еще дожидаются? Уж достался мне этот обед; что  хлопот, что изъяну! Поваришки разбойники, в кухню-то точно какой победитель  придет, слова ему сказать не смей!    

Огудалова. Да об чем с ним разговаривать?  Коли он хороший повар, так учить его не надо.    

Евфросинья  Потаповна. Да не  об ученье речь, а много очень добра изводят. Кабы свой материал, домашний,  деревенский, так я бы слова не сказала; а то купленный, дорогой, так его и  жалко. Помилуйте, требует сахару, ванилю, рыбьего клею; а ваниль этот дорогой,  а рыбий клей еще дороже. Ну и положил бы чуточку для духу, а он валит зря;  сердце-то и мрет, на него глядя.    

Огудалова. Да, для расчетливых людей,  конечно…    

Евфросинья  Потаповна. Какие  тут расчеты, коли человек с ума сошел. Возьмем стерлядь: разве вкус-то в ней не  один, что большая, что маленькая? А в цене-то разница, ох, велика! Полтинничек  десяток и за глаза бы, а он по полтиннику штуку платил.    

Огудалова. Ну, этим, что были за обедом,  еще погулять по Волге да подрасти бы не мешало.    

Евфросинья  Потаповна. Ах,  да ведь, пожалуй, есть и в рубль, и в два; плати, у кого деньги бешеные. Кабы  для начальника какого высокого али для владыки, ну, уж это так и полагается, а  то для кого! Опять вино хотел было дорогое покупать в рубль и больше, да купец  честный человек попался; берите, говорит, кругом по шести гривен за бутылку, а  ерлыки наклеим какие прикажете! Уж и вино отпустил! Можно сказать, что на  чести. Попробовала я рюмочку, так и гвоздикой-то пахнет, и розаном пахнет, и  еще чем-то. Как ему быть дешевым, когда в него столько дорогих духов кладется!  И деньги немалые: шесть гривен за бутылку; а уж и стоит дать. А дороже платить  не из чего, жалованьем живем. Вот у нас сосед женился, так к нему этого одного  пуху: перин да подушек, возили-возили, возили-возили, да все чистого; потом  пушного: лисица, и куница, и соболь! Все это в дом, так есть из чего ему  тратиться. А вот рядом чиновник женился, так всего приданого привезли фортепьяны  старые. Не разживешься. Все равно и нам форсить некстати.    

Лариса (Огудаловой). Бежала б я  отсюда, куда глаза глядят.    

Огудалова. Невозможно, к несчастью.    

Евфросинья  Потаповна. Да  коли вам что не по себе, так пожалуйте ко мне в комнату; а то придут мужчины,  накурят так, что не продохнешь. Что я стою-то! Бежать мне серебро сосчитать да  запереть, нынче народ без креста.    

     

Огудалова и Лариса уходят в дверь  направо, Евфросинья Потаповна – в среднюю. Из двери налево выходят Паратов,  Кнуров, Вожеватов.    

 Явление четвертое    

     

Паратов, Кнуров и Вожеватов.    

     

Кнуров. Я, господа, в клуб обедать  поеду, я не ел ничего.    

Паратов. Подождите, Мокий Парменыч!    

Кнуров. Со мной в первый раз в жизни  такой случай. Приглашают обедать известных людей, а есть нечего… Он человек  глупый, господа.    

Паратов. Мы не спорим. Надо ему отдать  справедливость: он действительно глуп.    

Кнуров. И сам прежде всех напился.    

Вожеватов. Мы его порядочно подстроили.    

Паратов. Да, я свою мысль привел в  исполнение. Мне еще давеча в голову пришло: накатить его хорошенько и  посмотреть, что выйдет.    

Кнуров. Так у вас было это задумано?    

Паратов. Мы прежде условились. Вот,  господа, для таких случаев Робинзоны-то и дороги.    

Вожеватов. Золото, а не человек.    

Паратов. Чтобы напоить хозяина, надо  самому пить с ним вместе; а есть ли возможность глотать эту микстуру, которую  он вином величает. А Робинзон – натура выдержанная на заграничных винах  ярославского производства, ему нипочем. Он пьет да похваливает, пробует то  одно, то другое, сравнивает, смакует с видом знатока, но без хозяина пить не соглашается;  тот и попался. Человек непривычный, много ль ему надо, скорехонько и дошел до  восторга.    

Кнуров. Это забавно; только мне,  господа, не шутя есть хочется.    

Паратов. Еще успеете. Погодите немного,  мы попросим Ларису Дмитриевну спеть что-нибудь.    

Кнуров. Это другое дело. А где ж  Робинзон?    

Вожеватов. Они там еще допивают.    

     

Входит  Робинзон.    

 Явление пятое    

     

Паратов, Кнуров, Вожеватов  и Робинзон.    

     

Робинзон (падая на диван).  Батюшки, помогите! Ну, Серж, будешь ты за меня богу отвечать!    

Паратов. Что ж ты, пьян, что ли?    

Робинзон. Пьян! Рааве я на это жалуюсь  когда-нибудь? Кабы пьян, это бы прелесть что такое-лучше бы и желать ничего  нельзя. Я с этим добрым намерением ехал сюда, да с этим добрым намерением и на  свете живу. Это цель моей жизни.    

Паратов. Что ж с тобой?    

Робинзон. Я отравлен, я сейчас караул  закричу.    

Паратов. Да ты что пил-то больше, какое  вино?    

Робинзон. Кто ж его знает? Химик я, что  ли! Ни один аптекарь не разберет.    

Паратов. Да что на бутылке-то, какой  этикет?    

Робинзон. На бутылке-то «бургонское», а в  бутылке-то «киндар-бальзам» какой-то. Не пройдет мне даром эта специя, уж я  чувствую.    

Вожеватов. Это случается: как делают вино,  так переложат лишнее что-нибудь против пропорции. Ошибиться долго ли? человек –  не машина. Мухоморов не переложили ли?    

Робинзон. Что тебе весело! Человек  погибает, а ты рад.    

Вожеватов. Шабаш! Помирать тебе, Робинзон.    

Робинзон. Ну, это вздор, помирать я не  согласен… Ах! хоть бы знать, какое увечье-то от этого вина бывает.    

Вожеватов. Один глаз лопнет непременно, ты  так и жди.    

     

За  сценой голос Карандышева: «Эй, дайте нам бургонского!»    

     

Робинзон. Ну, вот, изволите слышать,  опять бургонского! Спасите, погибаю! Серж, пожалей хоть ты меня. Ведь я в цвете  лет, господа, я подаю большие надежды. За что ж искусство должно лишиться…    

Паратов. Да не плачь, я тебя вылечу; я  знаю, чем помочь тебе; как рукой снимет.    

     

Входит  Карандышев с ящиком сигар.    

 Явление шестое    

     

Паратов, Кнуров, Вожеватов,  Робинзон и Карандышев.    

     

Робинзон (взглянув на ковер). Что  это у вас такое?    

Карандышев. Сигары.    

Робинзон. Нет, что развешано-то?  Бутафорские вещи?    

Карандышев. Какие бутафорские вещи! Это  турецкое оружие.    

Паратов. Так вот кто виноват, что  австрийцы турок одолеть не могут.    

Карандышев. Как? Что за шутки! Помилуйте,  что это за вздор! Чем я виноват?    

Паратов. Вы забрали у них все дрянное,  негодное оружие; вот они с горя хорошим английским! и запаслись.    

Вожеватов. Да, да, вот кто виноват! теперь  нашлось. Ну, вам австрийцы спасибо не скажут.    

Карандышев. Да чем оно негодное? Вот этот  пистолет, например. (Снимает со стены пистолет.)    

Паратов (берет у него пистолет).  Этот пистолет?    

Карандышев. Ах, осторожнее, он заряжен.    

Паратов. Не бойтесь! Заряжен ли он, не  заряжен ли, опасность от него одинакова: он все равно не выстрелит. Стреляйте в  меня в пяти шагах, я позволяю.    

Карандышев. Ну, нет-с, и этот пистолет  пригодиться может.    

Паратов. Да, в стену гвозди вколачивать.  (Бросает пистолет на стол.)    

Вожеватов. Ну, нет, не скажите! По русской  пословице: «На грех и из палки выстрелишь».    

Карандышев (Паратову). Не угодно ли  сигар?    

Паратов. Да ведь, чай, дорогие? Рублей  семь сотня, я думаю.    

Карандышев. Да-с, около того: сорт высокий,  очень высокий сорт.    

Паратов. Я этот сорт знаю: Регалия  капустиссима dos amigos, я его держу для приятелей, а сам не курю.    

Карандышев (Кнурову). Не прикажете  ли?    

Кнуров. Не хочу я ваших сигар – свои  курю.    

Карандышев. Хорошенькие сигары,  хорошенькие-с.    

Кнуров. Ну, а хорошие, так и курите  сами.    

Карандышев (Вожеватову). Вам не  угодно ли?    

Вожеватов. Для меня эти очень дороги;  пожалуй, избалуешься. Не нашему носу рябину клевать: рябина – ягода нежная.    

Карандышев. А вы, сэр Робинзон, курите?    

Робинзон. Я-то? Странный вопрос!  Пожалуйте пяточек! (Выбирает пять штук, вынимает из кармана бумажку и  тщательно завертывает.)    

Карандышев. Что же вы не закуриваете?    

Робинзон. Нет, как можно! Эти сигары надо  курить в природе, в хорошем местоположении.    

Карандышев. Да почему же?    

Робинзон. А потому, что если их закурить  в порядочном доме, так, пожалуй, прибьют, чего я терпеть не могу.    

Вожеватов. Не любишь, когда бьют?    

Робинзон. Нет, с детства отвращение имею.    

Карандышев. Какой он оригинал! А, господа,  каков оригинал! Сейчас видно, что англичанин. (Громко.) А где наши дамы?  (Еще громче). Где дамы?    

     

Входит  Огудалова.    

 Явление седьмое    

     

Паратов, Кнуров, Вожеватов,  Робинзон, Карандышев и Огудалова.    

     

Огудалова. Дамы здесь, не беспокойтесь. (Карандышеву  тихо.) Что вы делаете? Посмотрите вы на себя!    

Карандышев. Я, помилуйте, я себя знаю.  Посмотрите: все пьяны, а я только весел. Я счастлив сегодня, я торжествую.    

Огудалова. Торжествуйте, только не так  громко! (Подходит к Паратову.) Сергей Сергеич, перестаньте издеваться  над Юлием Капитонычем! Нам больно видеть: вы обижаете меня и Ларису.    

Паратов. Ах, тетенька, смею ли я!    

Огудалова. Неужели вы еще не забыли  давешнюю ссору? Как не стыдно!    

Паратов. Что вы! Я, тетенька, не  злопамятен. Да извольте, я для вашего удовольствия все это покончу одним разом.  Юлий Капитоныч!    

Карандышев. Что вам угодно?    

Паратов. Хотите брудершафт со мной  выпить?    

Огудалова. Вот это хорошо. Благодарю вас!    

Карандышев. Брудершафт, вы говорите? Извольте,  с удовольствием.    

Паратов (Огудаловой). Да  попросите сюда Ларису Дмитриевну! Что она прячется от нас!    

Огудалова. Хорошо, я приведу ее. (Уходит.)    

Карандышев. Что же мы выпьем? Бургонского?    

Паратов. Нет, уж от бургонского увольте!  Я человек простой.    

Карандышев. Так чего же?    

Паратов. Знаете что: любопытно теперь  нам с вами коньячку выпить. Коньяк есть?    

Карандышев. Как не быть! У меня все есть.  Эй, Иван, коньяку!    

Паратов. Зачем сюда, мы там выпьем;  только велите стаканчиков дать, я рюмок не признаю.    

Робинзон. Что ж вы прежде не сказали, что  у вас коньяк есть? Сколько дорогого времени-то потеряно!    

Вожеватов. Как он ожил!    

Робинзон. С этим напитком я обращаться  умею, я к нему применился.    

     

Паратов и Карандышев уходят в  дверь налево.    

 Явление восьмое    

     

Кнуров, Вожеватов и Робинзон.    

     

Робинзон (глядит в дверь налево).  Погиб Карандышев. Я начал, а Серж его докончит. Наливают, устанавливаются в  позу; живая картина. Посмотрите, какая у Сержа улыбка! Совсем Бертрам. (Поет  из «Роберта».) «Ты мой спаситель. – Я твой спаситель! – И покровитель. –  И покровитель». Ну, проглотил. Целуются. (Поет.) «Как счастлив я! –  Жертва моя!» Ай, уносит Иван коньяк, уносит! (Громко.) Что ты, что ты,  оставь! Я его давно дожидаюсь. (Убегает.)    

     

Из  средней двери выходит Илья.    

     

Явление девятое    

     

Кнуров, Вожеватов, Илья,  потом Паратов.    

     

Вожеватов. Что тебе, Илья?    

Илья. Да наши готовы, собрались  совсем, на бульваре дожидаются. Когда ехать прикажете?    

Вожеватов. Сейчас все вместе поедем,  подождите немного!    

Илья. Хорошо. Как прикажете, так и  будет.    

     

Входит  Паратов.    

     

Паратов. А, Илья, готовы?    

Илья. Готовы, Сергей Сергеич.    

Паратов. Гитара с тобой?    

Илья. Не захватил, Сергей Сергеич.    

Паратов. Гитару нужно, слышишь?    

Илья. Сейчас сбегаю, Сергей Сергеич! (Уходит.)    

Паратов. Я хочу попросить Ларису  Дмитриевну спеть нам что-нибудь, да и поедемте за Волгу.    

Кнуров. Не весела наша прогулка будет  без Ларисы Дмитриевны. Вот если бы… Дорого можно заплатить за такое  удовольствие.    

Вожеватов. Если бы Лариса Дмитриевна  поехала, я бы, с радости, всех гребцов по рублю серебром оделил.    

Паратов. Представьте, господа, я и сам о  том же думаю; вот как мы сошлись.    

Кнуров. Да есть ли возможность?    

Паратов. На свете нет ничего  невозможного, говорят философы.    

Кнуров. А Робинзон, господа, лишний.  Потешились, и будет. Напьется он там до звериного образа – что хорошего! Эта  прогулка дело серьезное, он нам совсем не компания. (Указывая в дверь.) Вон  он как к коньяку-то прильнул.    

Вожеватов. Так не брать его.    

Паратов. Увяжется как-нибудь!    

Вожеватов. Погодите, господа, я от него  отделаюсь. (В дверь.) Робинзон!    

     

Входит  Робинзон.    

 Явление десятое    

     

Паратов, Кнуров, Вожеватов  и Робинзон.    

     

Робинзон. Что тебе?    

Вожеватов (тихо). Хочешь ехать в  Париж?    

Робинзон. Как в Париж, когда?    

Вожеватов. Сегодня вечером.    

Робинзон. А мы за Волгу сбирались.    

Вожеватов. Как хочешь; поезжай за Волгу, а  я в Париж.    

Робинзон. Да ведь у меня паспорта нет.    

Вожеватов. Это уж мое дело.    

Робинзон. Я пожалуй.    

Вожеватов. Так отсюда мы поедем вместе; я  тебя завезу домой к себе; там и жди меня, отдохни, усни. Мне нужно заехать по делам  места в два.    

Робинзон. А интересно бы и цыган  послушать.    

Вожеватов. А еще артист! Стыдись!  Цыганские песни – ведь это невежество. То ли дело итальянская опера или  оперетка веселенькая! Вот что тебе надо слушать. Чай, сам играл.    

Робинзон. Еще бы! я в «Птичках певчих»  играл.    

Вожеватов. Кого?    

Робинзон. Нотариуса.    

Вожеватов. Ну, как же такому артисту да в  Париже не побывать. После Парижа тебе какая цена-то будет!    

Робинзон. Руку!    

Вожеватов. Едешь?    

Робинзон. Еду.    

Вожеватов (Паратову). Как он тут  пел из «Роберта»! Что за голос!    

Паратов. А вот мы с ним в Нижнем на  ярмарке дел наделаем.    

Робинзон. Еще поеду ли я, спросить надо.    

Паратов. Что так?    

Робинзон. Невежества я и без ярмарки  довольно вижу.    

Паратов. Ого, как он поговаривать начал!    

Робинзон. Нынче образованные люди в  Европу ездят, а не по ярмаркам шатаются.    

Паратов. Какие же государства и какие  города Европы вы осчастливить хотите?    

Робинзон. Конечно, Париж, я уж туда давно  собираюсь.    

Вожеватов. Мы с ним сегодня вечером едем.    

Паратов. А, вот что! Счастливого пути! В  Париж тебе действительно надо ехать. Там только тебя и недоставало. А где ж  хозяин?    

Робинзон. Он там, он говорил, что сюрприз  нам готовит.    

     

Входят  справа Огудалова и Лариса, слева Карандышев и Иван.    

 Явление одиннадцатое    

     

Огудалова, Лариса, Паратов, Кнуров,  Вожеватов, Робинзон, Карандышев, Иван, потом Илья  и Евфросинья Потаповна.    

     

Паратов (Ларисе). Что вы нас  покинули?    

Лариса. Мне что-то нездоровится.    

Паратов. А мы сейчас с вашим женихом  брудер шафт выпили. Теперь уж друзья навек.    

Лариса. Благодарю вас. (Жмет руку  Паратову.)    

Карандышев (Паратову). Серж!    

Паратов (Ларисе). Вот видите,  какая короткость. (Карандышеву.) Что тебе?    

Карандышев. Тебя кто-то спрашивает.    

Паратов. Кто там?    

Иван. Цыган Илья.    

Паратов. Так зови его сюда.    

     

Иван уходит.    

     

Господа,  извините, что я приглашаю Илью в наше общество. Это мой лучший друг. Где принимают  меня, там должны принимать и моих друзей. Это мое правило.    

Вожеватов (Ларисе тихо). Я новую  песенку знаю.    

Лариса. Хорошая?    

Вожеватов. Бесподобная! «Веревьюшки  веревью, на барышне башмачки».    

Лариса. Это забавно.    

Вожеватов. Я вас выучу.    

     

Входит  Илья с гитарой.    

     

Паратов (Ларисе).  Позвольте, Лариса Дмитриевна, попросить вас осчастливить  нас! Спойте нам какой-нибудь романс или песенку! Я вас целый год не слыхал, да,  вероятно, и не услышу уж более.    

Кнуров. Позвольте и мне повторить ту же  просьбу!    

Карандышев. Нельзя, господа, нельзя, Лариса  Дмитриевна не станет петь.    

Паратов. Да почем ты знаешь, что не  станет? А может быть, и станет.    

Лариса. Извините, господа, я и не  расположена сегодня, и не в голосе.    

Кнуров. Что-нибудь, что вам угодно!    

Карандышев. Уж коли я говорю, что не  станет, так не станет.    

Паратов. А вот посмотрим. Мы попросим  хорошенько, на колени станем.    

Вожеватов. Это я сейчас, я человек гибкий.    

Карандышев. Нет, нет, и не просите, нельзя;  я запрещаю.    

Огудалова. Что вы! Запрещайте тогда, когда  будете иметь право, а теперь еще погодите запрещать, рано.    

Карандышев. Нет, нет! Я положительно  запрещаю.    

Лариса. Вы запрещаете? Так я буду петь,  господа!    

     

Карандышев,  надувшись, отходит в угол и садится.    

     

Паратов. Илья!    

Илья. Что будем петь, барышня?    

Лариса. «Не искушай».    

Илья (подстраивая гитару). Вот  третий голос надо! Ах, беда! Какой тенор был! От своей от глупости. (Поют в  два голоса.)    

     

Не  искушай меня без нужды    

Возвратом  нежности твоей!    

Разочарованному  чужды    

Все  обольщенья прежних дней.    

     

Все  различным образом выражают восторг. Паратов сидит, запустив руки в волоса. Во  втором куплете слегка пристает Робинзон.    

     

Уж  я не верю увереньям,    

Уж  я не верую в любовь    

И  не хочу предаться вновь    

Раз  обманувшим сновиденьям.    

     

Илья (Робинзону). Вот спасибо,  барин. Выручил.    

Кнуров (Ларисе). Велико  наслаждение видеть вас, а еще больше наслаждения слушать вас.    

Паратов (с мрачным видом). Мне  кажется, я с ума сойду. (Целует руку Ларисы.)    

Вожеватов. Послушать да и умереть – вот  оно что! (Карандышеву.) А вы хотели лишить нас этого удовольствия.    

Карандышев. Я, господа, не меньше вашего  восхищаюсь пением Ларисы Дмитриевны. Мы сейчас выпьем шампанского за ее  здоровье.    

Вожеватов. Умную речь приятно и слышать.    

Карандышев (громко). Подайте  шампанского!    

Огудалова (тихо). Потише! Что вы  кричите!    

Карандышев. Помилуйте, я у себя дома. Я  знаю, что делаю. (Громко.) Подайте шампанского!    

     

Входит  Евфросинья Потаповна.    

     

Евфросинья  Потаповна.  Какого тебе еще шампанского? Поминутно то того, то другого.    

Карандышев. Не мешайтесь не в свое дело!  Исполняйте, что вам приказывают!    

Евфросинья  Потаповна. Так  поди сам! А уж я ноги отходила; я еще, может быть, не евши с утра (Уходит.)    

     

Карандышев идет в дверь налево.    

     

Огудалова. Послушайте, Юлий Капитоныч!.. (Уходит  за Карандышевым.)    

Паратов. Илья, поезжай! чтоб катера были  готовы! Мы сейчас приедем.    

     

Илья уходит в среднюю дверь.    

     

Вожеватов (Кнурову). Оставим его  одного с Ларисой Дмитриевной. (Робинзону.) Робинзон, смотри,  Иван коньяк-то убирает.    

Робинзон. Да я его убью. Мне легче с  жизнью расстаться!    

     

Уходят  налево Кнуров, Вожеватов и Робинзон.    

 Явление двенадцатое    

     

Лариса и Паратов.    

     

Паратов. Очаровательница! (Страстно  глядит на Ларису.) Как я проклинал себя, когда вы пели!    

Лариса. За что?    

Паратов. Ведь я – не дерево; потерять  такое сокровище, как вы, разве легко?    

Лариса. Кто ж виноват?    

Паратов. Конечно, я, и гораздо более  виноват, чем вы думаете. Я должен презирать себя.    

Лариса. За что же, скажите!    

Паратов. Зачем я бежал от вас! На что  променял вас?    

Лариса. Зачем же вы это сделали?    

Паратов. Ах, зачем! Конечно, малодушие.  Надо было поправить свое состояние. Да бог с ним, с состоянием! Я проиграл  больше, чем состояние, я потерял вас; я и сам страдаю, и вас заставил страдать.    

Лариса. Да, надо правду сказать, вы  надолго отравили мою жизнь.    

Паратов. Погодите, погодите винить меня!  Я еще не совсем опошлился, не совсем огрубел; во мне врожденного торгашества  нет; благородные чувства еще шевелятся в душе моей. Еще несколько таких минут,  да… еще несколько таких минут…    

Лариса (тихо). Говорите!    

Паратов. Я брошу все расчеты, и уж  никакая сила не вырвет вас у меня, разве вместе с моей жизнью.    

Лариса. Чего же вы хотите?    

Паратов. Видеть вас, слушать вас… Я  завтра уезжаю.    

Лариса (опустя голову). Завтра.    

Паратов. Слушать ваш очаровательный  голос, забывать весь мир и мечтать только об одном блаженстве.    

Лариса (тихо). О каком?    

Паратов. О блаженстве быть рабом вашим,  быть у ваших ног.    

Лариса. Но как же?    

Паратов. Послушайте: мы едем всей  компанией кататься по Волге на катерах – поедемте!    

Лариса. Ах, а здесь? Я не знаю, право…  Как же здесь?    

Паратов. Что такое «здесь»? Сюда сейчас  приедут: тетка Карандышева, барыни в крашеных шелковых платьях; разговор будет  о соленых грибах.    

Лариса. Когда же ехать?    

Паратов. Сейчас.    

Лариса. Сейчас?    

Паратов. Сейчас или никогда.    

Лариса. Едемте.    

Паратов. Как, вы решаетесь ехать за  Волгу?    

Лариса. Куда вам угодно.    

Паратов. С нами, сейчас?    

Лариса. Когда вам угодно.    

Паратов. Ну, признаюсь, выше и  благородней этого я ничего и вообразить не могу. Очаровательное создание!  Повелительница моя!    

Лариса. Вы – мой повелитель.    

     

Входят  Огудалова, Кнуров, Вожеватов, Робинзон, Карандышев  и Иван с подносом, на котором стаканы шампанского.    

 Явление тринадцатое    

     

Огудалова, Лариса, Паратов, Кнуров,  Вожеватов, Робинзон, Карандышев и Иван.    

     

Паратов (Кнурову и Вожеватову).  Она поедет.    

Карандышев. Господа, я предлагаю тост за  Ларису Дмитриевну. (Все берут стаканы.) Господа, вы сейчас восхищались  талантом Ларисы Дмитриевны. Ваши похвалы – для нее не новость; с детства она  окружена поклонниками, которые восхваляют ее в глаза при каждом удобном случае.  Да-с, талантов у нее действительно много. Но не за них я хочу похвалить ее.  Главное, неоцененное достоинство Ларисы Дмитриевны – то, господа… то, господа…    

Вожеватов. Спутается.    

Паратов. Нет, вынырнет, выучил.    

Карандышев. То, господа, что она умеет  ценить и выбирать людей. Да-с, Лариса Дмитриевна знает, что не все то золото,  что блестит. Она умеет отличать золото от мишуры. Много блестящих молодых людей  окружало ее; но она мишурным блеском не прельстилась. Она искала для себя человека не  блестящего, а достойного…    

Паратов (одобрительно). Браво,  браво!    

Карандышев. И выбрала…    

Паратов. Вас! Браво! браво!    

Вожеватов и Робинзон. Браво, браво!    

Карандышев. Да, господа, я не только смею,  я имею право гордиться и горжусь. Она меня поняла, оценила и предпочла всем.  Извините, господа, может быть, не всем это приятно слышать; но я счел своим  долгом поблагодарить публично Ларису Дмитриевну за такое лестное для меня  предпочтение. Господа, я сам пью и предлагаю выпить за здоровье моей невесты!    

Паратов, Вожеватов и Робинзон.  Ура!    

Паратов (Карандышеву). Еще есть  вино-то?    

Карандышев. Разумеется, есть; как же не  быть? Что ты говоришь? Уж я достану.    

Паратов. Надо еще тост выпить.    

Карандышев. Какой?    

Паратов. За здоровье счастливейшего из  смертных, Юлия Капитоныча Карандышева.    

Карандышев. Ах, да. Так ты предложишь? Ты и  предложи, Серж! А я пойду похлопочу; я достану. (Уходит.)    

Кнуров. Ну, хорошенького понемножку.  Прощайте. Я заеду закушу и сейчас же на сборный пункт. (Кланяется дамам.)    

Вожеватов (указывая на среднюю дверь).  Здесь пройдите, Мокий Парменыч. Тут прямо выход в переднюю, никто вас и не  увидит.    

     

Кнуров уходит.    

     

Пиратов (Вожеватову.). И мы  сейчас, едем. (Ларисе.) Собирайтесь!    

     

Лариса уходит направо.    

     

Вожеватов. Не дождавшись тоста?    

Паратов. Так лучше.    

Вожеватов. Да чем же?    

Паратов. Смешнее.    

     

Выходит  Лариса с шляпкой в руках.    

     

Вожеватов. И то смешнее. Робинзон! едем.    

Робинзон. Куда?    

Вожеватов. Домой, сбираться в Париж    

     

Робинзон и Вожеватов раскланиваются  и уходят.    

     

Паратов (Ларисе тихо). Едем! (Уходит.)    

Лариса (Огудаловой). Прощай,  мама!    

Огудалова. Что ты! Куда ты?    

Лариса. Или тебе радоваться, мама, или  ищи меня в Волге.    

Огудалова. Бог с тобой! Что ты!    

Лариса. Видно, от своей судьбы не  уйдешь. (Уходит.)    

Огудалова. Вот, наконец, до чего дошло:  всеобщее бегство! Ах, Лариса!.. Догонять мне ее иль нет? Нет, зачем!.. Что бы  там ни было, все-таки кругом нее люди… А здесь хоть и бросить, так потеря не  велика.    

     

Входят  Карандышев и Иван с бутылкой шампанского.    

 Явление четырнадцатое    

     

Огудалова, Карандышев, Иван,  потом Евфросинья Потаповна.    

     

Карандышев. Я, господа… (Оглядывает  комнату.) Где ж они? Уехали? Вот это учтиво, нечего сказать! Ну, да тем  лучше! Однако когда ж они успели? И вы, пожалуй, уедете? Нет, уж вы-то с  Ларисой Дмитриевной погодите! Обиделись? – понимаю! Ну, и прекрасно.  И мы останемся в тесном семейном кругу… А где же Лариса Дмитриевна? (У двери  направо.) Тетенька, у вас Лариса Дмитриевна?    

Евфросинья  Потаповна (входя).  Никакой у меня твоей Ларисы Дмитриевны нет.    

Карандышев. Однако что ж это такое, в самом  деле! Иван, куда девались все господа и Лариса Дмитриевна?    

Иван. Лариса Дмитриевна, надо  полагать, с господами вместе уехали… Потому как господа за Волгу сбирались,  вроде как пикник у них.    

Карандышев. Как за Волгу?    

Иван. На катерах-с. И посуда, и вина,  все от нас пошло-с; еще давеча отправили; ну, и прислуга – все как следует-с.    

Карандышев (садится и хватается за  голову). Ах, что же это, что же это!    

Иван. И цыгане, и музыка с ними – все  как следует.    

Карандышев (с горячностью). Харита  Игнатьевна, где ваша дочь? Отвечайте мне, где ваша дочь?    

Огудалова. Я к вам привезла дочь, Юлий  Капитоныч; вы мне скажите, где моя дочь!    

Карандышев. И все это преднамеренно,  умышленно – все вы вперед сговорились… (Со слезами.) Жестоко,  бесчеловечно жестоко!    

Огудалова. Рано было торжествовать-то!    

Карандышев. Да, это смешно… Я смешной  человек… Я знаю сам, что я смешной человек. Да разве людей казнят за то, что  они смешны? Я смешон – ну, смейся надо мной, смейся в глаза! Приходите ко мне  обедать, пейте мое вино и ругайтесь, смейтесь надо мной – я того стою. Но разломать  грудь у смешного человека, вырвать сердце, бросить под ноги и растоптать его!  Ох, ох! Как мне жить! Как мне жить!    

Евфросинья  Потаповна. Да  полно ты, перестань! Не о чем сокрушаться-то!    

Карандышев. И ведь это не разбойники, это  почетные люди… Это все приятели Хариты Игнатьевны.    

Огудалова. Я ничего не знаю.    

Карандышев. Нет, у вас одна шайка, вы все  заодно. Но знайте, Харита Игнатьевна, что и самого кроткого человека можно  довести до бешенства. Не все преступники – злодеи, и смирный человек решится на  преступление, когда ему другого выхода нет. Если мне на белом свете остается  только или повеситься от стыда и отчаяния, или мстить, так уж я буду мстить.  Для меня нет теперь ни страха, ни закона, ни жалости; только злоба лютая и  жажда мести душат меня. Я буду мстить каждому из них, каждому, пока не убьют  меня самого. (Схватывает со стола пистолет и убегает.)    

Огудалова. Что он взял-то?    

Иван. Пистолет.    

Огудалова. Беги, беги за ним, кричи, чтоб  остановили.    

     

 Действие четвертое    

     

Лица    

     

Паратов.    

Кнуров.    

Вожеватов.    

Робинзон.    

Лариса.    

Карандышев.    

Илья.    

Гаврило.    

Иван.    

Цыгане  и цыганки.    

     

Декорация  первого действия. Светлая летняя ночь.    

     

Явление первое    

     

Робинзон с мазиком в руках и Иван выходят  из кофейной.    

     

Иван. Мазик-то пожалуйте!    

Робинзон. Не отдам. Ты играй со мной!  Отчего ты не играешь?    

Иван. Да как же играть с вами, когда  вы денег не платите!    

Робинзон. Я после отдам. Мои деньги у  Василия Данилыча, он их увез с собой. Разве ты не веришь?    

Иван. Как же вы это с ними на пикник  не поехали?    

Робинзон. Я заснул; а он не посмел меня  беспокоить, будить, ну, и уехал один. Давай играть!    

Иван. Нельзя-с, игра не равна; я  ставлю деньги, а вы нет; выигрываете – берете, а проигрываете – не отдаете.  Ставьте деньги-с!    

Робинзон. Что ж, разве мне кредиту нет?  Это странно! Я первый город такой вижу; я везде, по всей России все больше в  кредит.    

Иван. Это я оченно верю-с. Коли  спросить чего угодно, мы подадим; знавши Сергея Сергеича и Василья Данилыча,  какие они господа, мы обязаны для вас кредит сделать-с; а игра денег требует-с.    

Робинзон. Так бы ты и говорил. Возьми  мазик и дай мне бутылку… чего бы?..    

Иван. Портвейн есть недурен-с.    

Робинзон. Я ведь дешевого не пью.    

Иван. Дорогого подадим-с.    

Робинзон. Да вели мне приготовить…  знаешь, этого… как оно…    

Иван. Дупелей зажарить можно; не  прикажете ли?    

Робинзон. Да, вот именно дупелей.    

Иван. Слушаю-с. (Уходит.)    

Робинзон. Они пошутить захотели надо  мной; ну, и прекрасно, и я пошучу над ними. Я, с огорчения, задолжаю рублей  двадцать, пусть расплачиваются. Они думают, что мне общество их очень нужно –  ошибаются; мне только бы кредит; а то и один не соскучусь, я и solo могу разыграть  очень веселое. К довершению удовольствия, денег бы занять…    

     

Входит  Иван с бутылкой.    

     

Иван (ставит бутылку). Дупеля  заказаны-с.    

Робинзон. Я здесь театр снимаю.    

Иван. Дело хорошее-с.    

Робинзон. Не знаю, кому буфет сдать. Твой  хозяин не возьмет ли?    

Иван. Отчего не взять-с!    

Робинзон. Только у меня – чтоб содержать  исправно! И, для верности, побольше задатку сейчас же!    

Иван. Нет, уж он учен, задатку не  дает: его так-то уж двое обманули.    

Робинзон. Уж двое? Да, коли уж двое…    

Иван. Так третьему не поверит.    

Робинзон. Какой народ! Удивляюсь. Везде  поспеют; где только можно взять, все уж взято, непочатых мест нет. Ну, не надо,  не нуждаюсь я в нем. Ты ему не говори ничего, а то он подумает, что и я хочу  обмануть; а я горд.    

Иван. Да-с, оно, конечно… А  как давеча господин Карандышев рассердились, когда все гости  вдруг уехали! Очень гневались, даже убить кого-то хотели, так с пистолетом и  ушли из дому.    

Робинзон. С пистолетом? Это нехорошо.    

Иван. Хмельненьки были; я полагаю,  что это у них постепенно пройдет-с. Они по бульвару раза два проходили… да вон  и сейчас идут.    

Робинзон (оробев). Ты говоришь, с  пистолетом? Он кого убить-то хотел – не меня ведь?    

Иван. Уж не могу вам! сказать. (Уходит.)    

     

Входит  Карандышев, Робинзон старается спрятаться за бутылку.    

 Явление второе    

     

Робинзон, Карандышев, потом Иван.    

     

Карандышев (подходит к Робинзону).  Где ваши товарищи, господин Робинзон?    

Робинзон. Какие товарищи? У меня нет  товарищей.    

Карандышев. А те господа, которые обедали у  меня с вами вместе?    

Робинзон. Какие ж это товарищи! Это так…  мимолетное знакомство.    

Карандышев. Так не знаете ли, где они  теперь?    

Робинзон. Не могу сказать, я стараюсь  удаляться от этой компании; я человек смирный, знаете ли… семейный…    

Карандышев. Вы семейный?    

Робинзон. Очень семейный… Для меня тихая  семейная жизнь выше всего; а неудовольствие какое или ссора – это боже сохрани;  я люблю и побеседовать, только чтоб разговор умный, учтивый, об искусстве,  например… Ну, с благородным человеком, вот как вы, можно и выпить немножко. Не  прикажете ли?    

Карандышев. Не хочу.    

Робинзон. Как угодно. Главное дело, чтобы  неприятности не было.    

Карандышев. Да вы должны же знать, где они.    

Робинзон. Кутят где-нибудь: что ж им  больше-то делать!    

Карандышев. Говорят, они за Волгу поехали?    

Робинзон. Очень может быть.    

Карандышев. Вас не звали с собой?    

Робинзон. Нет; я человек семейный.    

Карандышев. Когда ж они воротятся?    

Робинзон. Уж это они и сами не знают, я  думаю. К утру вернутся.    

Карандышев. К утру?    

Робинзон. Может быть, и раньше.    

Карандышев. Все-таки надо подождать; мне  кой с кем из них объясниться нужно.    

Робинзон. Коли ждать, так на пристани;  зачем они сюда пойдут! С пристани они прямо домой проедут. Чего им еще? Чай, и  так сыты.    

Карандышев. Да на какой пристани? Пристаней  у вас много.    

Робинзон. Да на какой угодно, только не  здесь; здесь их не дождетесь.    

Карандышев. Ну, хорошо, я пойду на  пристань. Прощайте. (Подает руку Робинзону.) Не хотите ли проводить  меня?    

Робинзон. Нет, помилуйте, я человек  семейный.