1 2 3 4 5 
Когда повелитель показался в дверном проёме, таща на себе здоровенное овальное зеркало высотой почти что в человеческий рост, Фесс и Фарг первыми бросились к нему, опередив даже стражу Вольных.
Что представляет собой добыча Императора, Фессу объяснять не было нужды. Магическое зеркало, служащее для связи и для того, чтобы показывать отдалённые места, куда устремляется мысль стоящего перед зеркалом мага.
«Никогда бы не подумал, что Радуга владеет такими заклятиями, – мелькнуло в голове у Фесса. – Но, чтоб мне вновь отведать розог Клары Хюммель, каким же образом повелитель сумел выломать эту штуку? Вон по краям ещё каменная крошка и сколки раствора…»
Император повернулся к Фессу.
– Идём! Кажется, ты кое-что смыслишь в чародействе. Мне тебя надо наконец-то расспросить как следует вот об этой штуке, – и он высоко поднял левую руку.
– Прикажете снять охрану, повелитель? – тотчас спросил какой-то пожилой легат.
– Снимай, – кивнул Император. – Башня пуста, как панцирь сваренного рака. Больше тут ничего не осталось. Маги всё вывезли, а что не вывезли – то принёс я.
– Какая смелость! – раздался чей-то льстивый возглас – кажется, местного купеческого старшины, затесавшегося в толпу. Император неспешно повернул голову, взглянул – и купец тотчас же проглотил язык.
– Мы останемся здесь на несколько дней, – громко сказал Император, обводя свою свиту взглядом. – Многие благородные фамилии Империи хотят присоединиться к нам и нашему правому делу. Надо дать им срок. Несколько свежих легионов уже идут на соединение с нами. И тогда мы дадим бой!
– Повиновение Империи, – отозвался разноголосый хор.
– Мой повелитель, а что делать с сервами и земледельцами? Они сбегаются сотнями, прослышав о походе на Радугу! – шагнул вперёд другой легат. Его имя Фесс знал – Сулла, бывший командир арбалетчиков в городских когортах Мельина, сделавший головокружительную карьеру всего за одну ночь.
– Сформируй запасную когорту, первый легат, – пожал плечами Император. – Назначь опытных центурионов… из числа тех ветеранов, что пристали к нам в Мельине. Пусть учатся. Потому что пока крестьяне – просто смазка для мечей.
– Повиновение Империи! – Сулла стукнул кулаком в латный нагрудник и отошёл.
– Иди за мной, воин, – повторил Император Фессу. – Ты мне должен многое рассказать.
Владыка Империи занимал, разумеется, лучшее здание в городке – ратушу. Однако, едва миновав молчаливую стражу при входе, Император свернул вбок, где темнел спуск в подвалы.
Фесс и Фарг по-прежнему тащили зеркало.
Позади осталось несколько железных дверей и спусков. Насколько мог судить Фесс, подземный ход совершенно явно уходил из-под ратуши. Интересно, неужели даже этот жалкий городишко тоже воздвигнут на чужих фундаментах?
В памяти невольно встал Хвалин, путь сквозь тёмные лабиринты, бассейн с чёрной, непроглядной водой и слепая девушка, поднимающаяся из его глубины…
По всей длине хода уже были развешены факелы. Катакомбы содержались в отменном порядке – сухие стены, тщательно заделанные щели между камнями, нигде ни единого пятна сырости, ни тем более плесени.
Миновали ещё один пост Вольных. За последней дверью открылось императорское убежище – просторный подземный зал, наспех убранный и приспособленный под жильё.
– Поставьте зеркало к стене, – распорядился Император. – Ты можешь идти, центурион. Ты проявил рвение и бесстрашие. Завтра я объявлю о твоей награде перед легионом, а сейчас возьми вот это, – горсть монет перекочевала из одной ладони в другую, тёмную и мозолистую, – чтобы ты и твои товарищи не скучали этой ночью. Ступай.
– Повиновение Империи! – Центурион преклонил колено, как и полагалось при получении похвалы от Императора.
Фесс остался наедине с владыкой. Лицо Императора казалось сейчас высеченным из белого мрамора – неподвижное, окаменелое, на котором живыми оставались только глаза.
– Говори, воин. С самого начала.
И Фесс принялся рассказывать. О том, как Патриарх Хеон послал его в Хвалин со специальным заданием, о том, как он следил за молодым чародеем Арка, как попал в западню и был взят в плен, как его допрашивали в башне Арка, как ему удалось бежать – или же ему ловко подстроили побег, – как, спасая жизнь, он состязался в быстроте со Смертным Ливнем, как в старом дольмене его навестил странный гость, принесший в подарок вот эту латную перчатку.
И как потом Фесс пробивался в Мельин, как был ранен в схватке с магами…
– Постой-постой, – внезапно перебил Император. – Я помню. Тебе разнесли плечо… рана явно смертельная, но ты накрылся каким-то магическим куполом и скрылся. Куда, хотел бы я знать?
– К себе домой, – не колеблясь и честно глядя в глаза Императору, ответил Фесс. – Это заклятие – оно из моего оберега, что действует только один раз. Оно же и залечило мои раны. Я получил его от Патриарха, когда отправлялся на последнее задание…
Фесс догадывался, что Хеона уже нет в живых. Поэтому на него можно было смело валить всё странное и необъяснимое.
– Гм… хорошие, однако, амулеты водились у Патриарха, – холодно заметил Император. – Ладно, продолжай.
Фесс продолжал. О дикой схватке на улицах горящего Мельина, о гибели магов, о том, как он пробивался сквозь пламя в Белый Город, о том, как увидел магов с Искажающими Камнями на посохах…
– Искажающими? – поднял брови Император. – Покажи мне!
Фесс повиновался.
Император медленно стащил с левой руки перчатку. Не прикасаясь, склонился над загадочно мерцавшим кристаллом. Потёр пальцем выпуклый чёрный камень в перстне, поморщился, словно от внезапной боли.
– Искажающий Камень… – медленно, словно пробуя слова на вкус, проговорил он. – Никогда не слыхал ни о чём подобном. Могуча же Радуга, если способна подчинять себе даже такие вещи! Хорошо ещё, если они не умеют делать их сами. Страшно подумать, что могла бы натворить орава самых младших аколитов, дай им в руки такие игрушки!
Сомнений не было, Император, сам не будучи магом, мог смотреть на вещи и вторым, истинным зрением.
– Я думаю, Фесс, лигийское имя – Аэктанн, – Император произнёс это с нарочитым хумансовым акцентом, – ты не тот, за кого себя выдаёшь.
Фесс опешил. Опешил до такой степени, что даже не нашёлся, что сказать.
– Я хорошо знал Серую Лигу, – медленно продолжал Император. – Владей их бойцы хотя бы четвертью твоих талантов, они не отступили бы перед Нергом. И уж, конечно, в Мельинской битве они стёрли бы магов с лица земли. Собственно говоря, у меня есть только два ответа на вопрос: кто ты? Первый – и самый для тебя неприятный, – что ты ловкий прознатчик Радуги!
Император вскочил, резким, но в то же время и неуловимо мягким движением выбрасывая вперёд руку с перстнем. Не ожидавший этого, Фесс не успел сблокировать заклятье. Ему показалось – в подбородок со всего размаха врезался бронированный кулак. Воина опрокинуло на спину; ещё миг – и зал заполнился невесть откуда возникшими Вольными.
– Обыскать и связать, – коротко бросил Император, не сводя с Фесса пристальных глаз. – Ну, что скажешь теперь, прознатчик?
– Скажу, что ты глуп, Император, и подданным нет смысла проливать кровь за такого тупицу, как ты, – прохрипел Фесс из глубины верёвочного кокона – Вольные не жалели сетей, заматывая в них Фесса, словно редкостную рыбину.
– Вот как? – усмехнулся Император. Чёрный камень в его перстне целился Фессу в середину лба, отчего спелёнатому воину становилось очень даже не по себе. – Отчего же, позволь тебя спросить? В тебе есть Сила. Мой перстень не лжет. Кто в нашем мире может владеть такой силой, не пройдя обучения в башнях Радуги?
– А маги эльфов, Дану или гномов? – парировал Фесс.
– Ты – человек, – холодно сказал Император, слегка сощурившись. – Ни эльф, ни гном и ни Дану – никто из этих рас не станет учить человека, их смертельного врага. Серая Лига приняла некоторое участие в войне против Дану – думаю, они нескоро забудут ваши тагаты. Придумай что-либо получше. Да поторопись. И, кстати, не пытайся наложить на меня чары – я их отобью. Тем более когда на руке у меня вот это. – Не сводя глаз с Фесса, Император ловко вдел левую руку в белую латную перчатку.
– Я вам принёс её, мой Император, – с укором сказал Фесс. – Неужто, будь я и в самом деле на службе у Радуги, я добровольно отдал бы вам в руки такое мощное оружие против неё? И разве не помните вы, как маги приставленного к вам конвоя едва не прикончили меня, когда я пытался передать вам подарок?
– Я пока что не жаловался на память, – холодно сказал Император. – Но я учился у Сежес. И я знаю, что бывают засланные к врагу воины, которым позволено всё, даже убивать своих, лишь бы заслужить доверие той стороны, с тем чтобы нанести в решающий момент один-единственный удар, что враз положит конец распре. И я знаю коварство Радуги. Всё это может быть задумано заранее. Сежес, не колеблясь, принесёт в жертву десятки магов, если только это обеспечит ей победу – или достижение иных целей.
– Вы были в моей власти, Император, когда вошли в башню, – напомнил Фесс. – Если я маг, то мне нечего бояться легионеров…
– Вполне возможно, мне и не будет дано постигнуть все замыслы Радуги, – пожал плечами Император. – Я задал тебе вопрос. Ответа – правдивого ответа! – я не получил. Обратиться к палачам или ты всё-таки признаешь своё поражение и расскажешь всё сам?
«Холодные глаза уже вынесли мне приговор, – подумал Фесс, взглянув в лицо Императора. – Он не верит. И правильно – кто бы на его месте поверил? Но не могу же я рассказывать ему о Долине! Командор Арбель знал… но Арбель – маг. Кто знает, быть может, они каким-то образом и сносятся с нашими… Арбель назвал Архимага Игнациуса „нашим“… Нет, всё равно, всё равно – не стану ничего говорить! Не имею права!»
– Я никогда не принадлежал к Радуге. Никогда не учился у них. У меня проявились способности, а Учитель… вы же знаете, что даже в Радуге есть свои ренегаты. Кое-кто из них служил Патриарху Хеону.
– Ты спокойно работаешь с Искажающим Камнем, – словно не слыша слов Фесса, сказал Император. – Тебе ведомы сложные управляющие заклятья. Ты снял ловушки в башне Радуги. Неужели Учителя такого уровня покидают Семицветье? И неужели Радуга так спокойно на это смотрит? Только не говори мне, будто семь Орденов не в состоянии отыскать сбежавшего чародея. Тем более что бежать-то им особо некуда.
– Внутри Радуги нет единства. – Фесс сделал попытку пожать плечами. – То, что хорошо для Солея, плохо для Лиа. И наоборот.
– Виляя, ты только усугубляешь свою участь, – почти ласково сказал Император. – Почему бы тебе не рассказать мне всё как есть?
– Но я рассказал всё как есть!
– Нет. Если ты маг, то поймёшь меня. – Очертания камня в перстне внезапно расплылись.
Фесс узнал заклятье правды, чудовищно упрощённый вариант, но тем не менее действенный. Самое большее, что мог уловить Император, было «да» или «нет» – в ответ на вопрос, говорит ли допрашиваемый правду.
Однако и этого сейчас было более чем достаточно.
– Насчёт Радуги… – по мраморно-белому виску Императора стекала струйка пота – заклятие удерживалось еле-еле, камень в перстне был для этого слишком грубым инструментом. – Кажется… ты говоришь правду. Ненавижу это слово – кажется. Казаться может только девке – беременна она или нет. Мужчина всегда знает точный ответ. Или добивается его.
– Я говорю правду и…
– Нет, – покачал головой Император. – Ты не блокируешь, не искажаешь мое заклятье, ты просто врёшь. Но если твоя непринадлежность к Радуге – истина, почему бы тебе не сказать и остальную правду? Откуда ты, если не из Радуги?..
– Мой Император… вы принуждаете меня к ответу, который может стоить мне жизни, – покачал головой Фесс. Он знал – долго заклятие правды не продержится. И сейчас осторожно, в одно касание, лёгкими, словно падение пера, толчками, он отводил чары в сторону.
Насчёт «стоить мне жизни» Фесс не лгал. Кодекс Долины мог – правда, в исключительных случаях – лишить мага бытийности, если его болтливость обернулась нападением на Долину и смертью её защитников – чем-то похоже на Смертные Заповеди одного сокрытого эльфийского королевства…
Правда, эти древние законы ещё ни разу не приводились в действие. Но об этом Императору знать, конечно же, не следовало.
– Принуждаю, – согласился Император.
– Тогда какая мне разница, как я умру?
Некоторое время Император, казалось, колебался. И Фесс затаил дыхание – ему почти удалось отвести заклятье. Пусть… пусть он спросит сейчас!
И, когда Император спросил, – а Фесс ответил, – уголки губ повелителя Мельина чуть дрогнули в некоем слабом намёке на улыбку.
– Кажется, ты и в самом деле не врешь… Ну что ж, тогда развязать его. И подайте мне кошелек. Выпей за мое здоровье, воин. Потом, разумеется. Прежде ответишь ещё кое на что.
* * *
– Погоди, девочка. – Маг Акциум внезапно схватился за сердце. – Что-то… что-то жуткое творится сейчас в Хвалине…
Они шли вместе уже второй день. Несмотря на истощённость Тави, Акциуму удалось каким-то образом добавить ей сил – причём не самоедским, привычным ей способом. Наверное, ближе всего оказалось бы простонародное «воздухом закусила». Придорожных трактиров Акциум не избегал тоже – и почему-то ни у кого не возникло даже и мысли потребовать с него денег за снедь. Правда, предложение Тави добыть лошадей он после некоторого раздумья и с явным сожалением отверг.
– Я сперва тоже хотел. Но… на лошадях нас быстрее найдут, то есть если мы поедем верхами, – непонятно сказал он. – Радуга умеет видеть… у них своеобразные инструменты – вот как этот, с лошадьми, например, – но действенные, действенные, нельзя не согласиться.
В пути Акциум старательно избегал магии, кроме лишь самой необходимой. Оно и понятно – нет вернее способа отыскать чародея, чем по творимой им волшбе.
Куда они идут и что станут делать в Мельине – он не говорил. Впрочем, пока что Тави было не до страшных россказней об «ужасных опасностях», которым якобы подвергается мир. Мир подвергался этим опасностям с унылым постоянством. Однако ж ничего, переживал. Сожжённые дотла города отстраивались, под корень истреблённые было земледельцы вновь поднимали застоявшиеся пашни; так случалось каждый раз – густая человеческая кровь одолевала. Другим, правда, везло меньше. Они исчезали. Отчаянно сопротивляясь, выкрикивая страшные проклятия победителям… проклятия, которые не исполнялись… побеждённые уходили. Где-то в тайных криптах, лесных укрывищах или глубоких подземельях судорожно метались по жёлтой коже книг перья полусумасшедших пророков, отчаянно пытавшихся втиснуть в замороченные, рваные строчки всю ненависть к торжествующим пришельцам, принимая рождённые воспалённым воображением видения за великую истину, заставляя себя верить в собственный бред и заражая безумием соплеменников.
И соплеменники шли в бой. Поднимались в последние атаки, самые яростные, самые неистовые. Шли в бой с именами провидцев на устах – и гибли в железном удушающем захвате имперской пехоты. Легионы не знали и знать не хотели никаких заклятий и тем более проклятий. Зато они отлично умели ударять – «как одна рука!», наступать и по ровному месту, давя врага стеной щитов, подобные в чем-то гномьему хирду, драться и в лесу, и среди холмов, в узких горлах пещер – повсюду, где они настигали врага.
Они знали, что раненых врагов надо не лечить, а добивать. Оказавшие сопротивление поселки или города – сжигать дотла, с тем чтобы потом маги дожгли даже сам пепел. Они не были ни особенно жестоки, ни особенно кровожадны – просто в памяти каждого легионера, сколько бы ни минуло поколений, жил неизбывный ужас, ужас, что передавался от отца к сыну и дальше к внуку с правнуком, – ужас перед тем, что погнало бесформенные людские толпы в отчаянную атаку на правильный строй лучников-Дану – там, на Берегу Черепов.
И потому они побеждали. Раз за разом. Случалось, их разбивали – когда Дану удавалось на время помириться с гномами, а эльфы переставали грызться с орками, старательно перечисляя все обиды за последние три тысячи лет. Однако на месте расстрелянного из эльфийских луков, изрубленного гномьими топорами, проткнутого эльфийскими копьями и размозжённого орочьими палицами легиона тотчас появлялся новый. Выжившие становились легатами и центурионами, они вели в бой новобранцев – и никогда не попадались дважды на одну уловку.
В знаменитой «битве четырех» под Арсинумом хирд фронтальным ударом опрокинул центр имперской армии, легкая пехота Дану, укрывшись за наскоро возведёнными баррикадами, ливнем стрел вымела с поля атакующую конницу, всадники-эльфы совершили глубокий охват флангов – однако легионы не побежали. Там, где бился хирд, всевозраставшее ожесточение схватки привело к тому, что в ход пошли ножи; тела валились на тела, оружие гномов застревало в пробитых доспехах, низкорослые воители не успевали меняться в строю – и в конце концов хирд рухнул. Конные егеря Императора сшиблись с эльфами и в горячей кавалерийской рубке остановили их прорыв. А резервный легион, выстроившись «черепахой», под градом стрел Дану прошёл-таки через смертное поле, втоптав лесных лучников во прах.
Та битва не закончилась ничьей победой – лишь взаимным истреблением. Потери молодой тогда Империи были куда больше, чем у её противников. Однако она с легкостью могла менять одного за троих. Для старших рас губителен оказался даже такой размен…
И власть взяла Радуга.
«Помни о Радуге, – не уставал повторять Тави её Учитель. – Не вздумай относиться к ней с пренебрежением, оно погубило не одного сильного мага! Да, ты одарена куда богаче их рядовых аколитов и волшебников средней руки. Ты выстоишь в бою одна против трёх или даже четырёх противников. Ты с лёгкостью расправишься с одиночкой. Не дай этим победам опьянить тебя! Только поднявшись высоко, – Учитель при этом всегда наставительно поднимал палец, – только обретя власть над собственным телом, обучившись искусству трансформации и сама пройдя через такую трансформу, сможешь ты соперничать с ними. А это очень, очень длинный путь!..»
Она не сомневалась. Но старый Учитель пропал бесследно, и никакое магическое искусство не смогло отыскать и малейших его следов.
Заночевали на постоялом дворе. Хитрый хозяин залихватски подмигнул Акциуму – мол, понятно, понятно, старый развратник, заарканил молоденькую! – но волшебник даже не повернул головы.
– Нам надо поспать, Тави. Хотя в такую ночь спать-то как раз и не полагается. Радуга попытается отыскать нас. Нет ничего проще, если человек, особенно чародей, спит. Не знала?.. Такими премудростями твой Учитель пренебрёг?.. Как это похоже на чародеев Семицветья!
Он тщательно запер дверь, хотя, по мнению Тави, хилая щеколда удержала бы разве что трёхлетнего ребёнка.
– Нужно поспать, – сказал он снова и улыбнулся. Тави уже заметила, что её спутнику особое удовольствие доставляли простые житейские радости – еда, сон, беседа… – Завтра длинный переход. Мельин далёк, а нам надо спешить. Не хотелось бы, чтобы козлоногие опередили нас из-за такой ерунды, как дальняя дорога.
– Тогда почему бы не наплевать на осторожность? – удивилась Тави. – Ты способен обращать аколитов Радуги в бегство одним только движением брови! Чего тебе бояться?
Акциум некоторое время печально смотрел на неё. Отчего-то Тави стало очень неуютно – словно она громко начала распевать на похоронах похабные куплеты.
– Я боюсь, что, защищаясь, мне придётся убивать.
– Что ж в этом такого?
– Радуга сейчас достаточно сильна, чтобы в случае необходимости встать лицом к лицу с козлоногими. Я не хочу её ослаблять. И поэтому к тебе, Тави, просьба – если… если у нас выйдет… гм… нежелательная встреча, пожалуйста, удержи свою руку. Может статься, что нам пригодится даже Радуга.
– Это как? – вспыхнула Тави. – Чтобы я миловала тех, что меня… – Она не закончила и залилась внезапным румянцем.
– Козлоногие могут оказаться пострашнее Радуги.
– Демоны из преисподней! Да что им тут вообще нужно?
– Не знаю, но едва ли они решили просто прогуляться. Я должен встретить их лицом к лицу. Тогда многое прояснится.
– А если оправдаются плохие ожидания?
– Вот тогда о распрях с Радугой придётся забыть, – с некоторым сожалением сказал волшебник.
– Ну вот уж нет! – вскинулась Тави. – Я никогда…
– За себя ты уже отомстила, – остро взглянул чародей. – Насильники мертвы.
– А за моих родителей? За погром? За тысячи таких же, как я, которым повезло меньше и они оказались на кострах?!
– Высокие и красивые слова, Тави, – серьёзно сказал Акциум, – есть верный признак неуверенности в собственной правоте.
– А какими, дьявол, словами мне это называть? – кошкой зашипела всерьёз рассвирепевшая Тави. – Это что, милая благотворительность? Или трагическая ошибка?
– Не то и не другое, – кивнул Акциум. – Радуга всячески пыталась предотвратить неконтролируемое распространение чародейства. Я могу осуждать их методы, но не саму цель.
– Как это так?!
– Когда магические потоки, пронзающие мир, начинают дробиться на слишком частой сети, каждый узелок в которой – маг, мир не ждет ничего хорошего. Нарушение равновесия…
– Я плевала на твое равновесие! – Тави окончательно вышла из себя. – На такое равновесие!..
– Маг не может мыслить столь узкими категориями…
– Чем-чем?!
– Понятиями. Тави, быть магом – это отнюдь не только ловкое и быстрое плетение заклятий. Это много, много больше…
Тави скривилась.
– Это ответственность, неподкупность и непредвзятость, – словно не замечая её гримасы, сказал Акциум. – Твоё возмущение мне понятно – когда-то и я был таким же. Только ты можешь в лучшем случае поджарить задницы паре-другой аколитов Радуги, а я…
Он осёкся, быстро и раздражённо проведя пальцами от правого виска вниз по щеке. На коже остались алые полосы.
– Не люблю говорить на такие темы. О былой Силе… и о прочем. Не жди демонстраций, Тави, такие Силы не приводятся в действие по…
– По прихоти, – закончила за него Тави. – Акциум, я не девочка. Знаю, что такое Сила… Знаю, что её нельзя пускать в ход по пустякам. Я не голозадый дикарь с Южных Морей, которому нужны всякие фокусы, чтобы он уверовал в новых богов… Но всё-таки…
– Всё-таки? – не выдержав, загремел Акциум, так что Тави даже отшатнулась от неожиданности. – Никаких «всё-таки»! Тави, я мог гасить и вновь зажигать звёзды. Я мог рушить горы и воздвигать новые хребты. Я был, я был…
Он внезапно замолк и уронил голову в ладони. Воцарилось неловкое молчание.
– Ладно, – глухо сказал маг, не отводя рук от лица. – Нет смысла продолжать, Тави. Сегодня отдохнём… а завтра посмотрим, что можно сделать с твоим обучением.
* * *
Куда нежнее, чем мать ребёнка, Агата прижимала к себе Деревянный Меч. В самом сердце оставшегося после битвы магов хаоса. На руинах башни Красного Арка. И ей сейчас ни до чего не было дела. Пальцы скользили по светло-коричневому клинку, по корявому сучку-гарде, по эфесу, более напоминавшему древний древесный корень.
Иммельсторн вернулся в руки народа Дану. И теперь всё будет необычайно хорошо. Сознание заливал ровный золотисто-коричневый свет, в котором тонуло всё окружающее. Агата ничего не видела и не слышала.
Не видела развороченную, окружённую разрушенными домами площадь, не видела многочисленные трупы в алых плащах, что густо лежали в развалинах, не видела обугленные тела служителей Спасителя. Не видела вообще ничего.
Поражённые смертельным ужасом, обитатели Хвалина – те из них, кому повезло жить вдали от башни Арка, – не высовывали на улицу даже носов. Руины молчали.
Невдалеке от Агаты с грохотом отвалился камень. Появилась человеческая голова – немытая, всклокоченная, глаза болезненно щурятся от яркого света. Голова высунулась, повернулась в сторону Агаты и тотчас же спряталась, словно от испуга. Её сменила другая – лысая. Обладатель её оказался порешительнее – в проёме показались плечи, обтянутые порванным и измазанным клоунским нарядом.
Старый Кицум, кряхтя, выбрался на поверхность. За ним – Троша. Следом – жонглёр Нодлик. Эвелин, его жена. Таньша – Смерть-дева. Еремей – заклинатель змей. И, наконец, последними вылезли Тукк и Токк, братцы-акробатцы.
Цирк господ Онфима и Онфима почти в полном составе. Не хватало лишь самих хозяев, да ещё рабыни-данки по имени Агата…
Какие силы сохранили их в подземельях рухнувшей башни? Какие силы помогли пробиться к поверхности?
Магия слепа и страшна. Но и она повинуется Судьбе.
Кицум обернулся. Выглядел старый клоун неважно, но держался бодро. Или очень старался создать такое впечатление.
– Агатка! – воскликнул он, словно встретив на ярмарке старую приятельницу. – И ты здесь! Ну, молодец, молодец… вытащила-таки нас. Я сразу так и сказал: «Вы носы не вешайте, Агатка нас вытащит…» И вытащила! Ну, дай хоть обниму тебя! О, и игрушку свою добыла… Вот и славно, вот и хорошо. Троша, помоги мне!
– Ки… кицум…
– Кицум, Кицум, – жизнерадостно закивал клоун. – Вставай, Агата, пошли отсюда. Пошли, Сеамни, нечего тебе тут делать, надо ноги уносить… А ну, девки, быстро сюда! Да поклониться, поклониться-то не…
Однако ни Таньше, ни даже Эвелин приказывать не было нужды. Обе женщины низко, истово поклонились.
– Агата… госпожа… ты уж прости нас… по злобе человеческой все сотворили… Простишь, госпожа Агата? Стыд-то, стыд-то какой… – бессвязно бормотала Эвелин.
Таньша просто молчала. Порывисто схватила руку Агаты, прижала к мокрой от слёз щеке.
– Прости…
– Ну, всё? Идем, идем же, идем! – торопил всех Кицум.
Агата поднялась. Она до сих пор оставалась словно во сне. По сравнению с Иммельсторном всё остальное было мелочью. Что делать дальше, она подумает потом.
Она дала себя поднять. Дала увести с развалин. Сейчас весь мир вокруг неё сжался до размеров Деревянного Меча.
На обезображенные останки Хозяина Ливня она даже не взглянула.
И она не видела, как из-под камней с трудом выбралась невысокая тонкая фигурка, вся окровавленная и безволосая. На ощутимый толчок Силы Агата просто не отреагировала – Иммельсторн поглотил всё её внимание, всё, без остатка.
Израненная, оскальпированная девушка, в которой Агата не без удивления узнала бы Сильвию, пошатываясь, спустилась по обломкам башни. Спотыкаясь на каждом шагу, она доплелась до обугленных останков того, кто при жизни прозывался Хозяином Ливня. Брезгливо морщась, пошевелила прах носком сапога. И, нагнувшись, с усилием подняла исполинский, чуть ли не выше её самой, чёрный меч. Застонав, попыталась взвалить оружие на плечо – но лишь всхлипнула от боли и чуть не растянулась на камнях. Невольно она согнулась, залитое кровью лицо оказалось совсем-совсем низко над останками.
Никто, кроме одинокого сокола, невесть откуда появившегося над городом, не видел, как глаза изувеченной девушки внезапно расширились. Трясущаяся рука потянулась достать из-под груды ломающихся чёрных костей овальную золотую пластинку размером с ладонь; судя по налипшей на неё чёрной гари, её словно бы вживили в само тело погибшего.
Пальцы Сильвии стиснули пластинку подобно тому, как утопающий хватается за брошенный ему канат. Из сжавшегося кулака тотчас же потекла кровь.
Девушка прошептала одно очень короткое слово – не то имя, не то…
Однако этого не разобрал даже паривший в небе сокол.
* * *
– Ты будешь присутствовать на совете, – сказал Император Фессу. – Слушай внимательно. Ко мне сейчас идут много баронов… идут с дружинами, не столь многочисленными, как мне бы хотелось, но идут. Однако бароны издавна посылали к магам вторых сыновей. Дворянство, голубая кровь испокон веку связаны с Семицветьем. Я хочу, чтобы ты слышал их речи на совете. Не буду тебя больше допрашивать… хотя и чувствую, что ты не сказал мне всего. Что ж, обойдёмся тем, что есть. Ты не шпик Радуги, и этого мне достаточно. И ты сам волшебник. Так что смотри и слушай. У разведчиков тебе делать нечего. Получишь нашивки второго легата.
– Ого! – невольно вырвалось у Фесса. В имперской армии, как известно, это был весьма высокий чин. Случалось, вторые легаты командовали и когортами.
– Никаких «ого». Отныне ты – мой оруженосец, назовём это так. Радуга неизбежно постарается расправиться со мной, и чем раньше, тем лучше, поэтому…
– Повиновение Империи! – Фесс опустился на одно колено. – Дерзну нарушить речь повелителя, но Радуге нет сейчас никакой выгоды в вашей смерти. Империя держится на неизбывной традиции преемственности власти, переходящей от отца к сыну. Никогда у мельинских императоров не рождалось более одного ребёнка… и никогда не родилось ни одной девочки. Они брали в жёны девушек из богатых и видных родов или простолюдинок, но рождались почему-то только мальчики. Наверняка не обошлось без Радуги. И если сейчас род Императоров прервётся… если вы погибнете, не оставив наследника…
– Я понял тебя, – кивнул Император. Мраморное лицо осталось бесстрастным. – Но ты ошибаешься. Радуге вполне по силам сотворить подменыша. Куклу. Послушного болванчика в их руках. Так что… – Он махнул рукой и коротко взглянул на Фесса. – Говори дальше.
– Но почему тогда Радуга не сделала этого раньше?
– Быть может, они так и не смогли договориться, кто и как будет творить эту куклу или как они все вместе станут ею управлять, – пожал плечами Император. – Они ведь не слишком-то доверяют друг другу…
– И едва ли станут доверять больше сейчас, когда началась война, – заметил Фесс.
– Почему? – На сей раз Императору изменило спокойствие.
– Война – это отличный шанс покончить с врагом чужими руками. В Мельине большей частью гибли волшебники Лива, Солея, Флавиза и Угуса. Кутул если и пострадал, то не слишком. Магов Арка я вообще не видел. Гарама тоже. И, как всегда, остался в стороне Всебесцветный Нерг. Что, если теперь уцелевшие решат, что их подставили? Будут они больше доверять друг другу или нет?
– У них нет иного выхода, кроме как сплотиться, – решительно проговорил Император. – Я не могу рассчитывать на такую удачу, как распри в стане Семицветья.
– На такую удачу – нет. Но едва ли они решатся оставить Империю без главы. Есть ведь иные способы. Можно и не убивать человека, не заменять его големом. Можно обратить в голема его самого.
Глаза Императора зло и коротко вспыхнули.
– Но тогда опять же вопрос – почему они этого не сделали? Они приняли уличный бой… который мне удалось превратить в свалку. Они начали вести войну по нашим правилам, когда исход решает стойкость и выучка легионов. Почему же они не ударили сразу по мне?
Вместо ответа Фесс посмотрел на белую перчатку. Император уже почти не расставался с ней.
– Понимаю, – сказал молодой владыка, в который уже раз принимаясь рассматривать дар тьмы. – Амулет ночи. Быть может, он несёт в себе великое зло. Слыхали мы о всяких амулетах… кольцах, например… Владельцы становились их рабами, они не могли расстаться с ними даже на миг, они занимали все их помыслы, а потом эти самые амулеты предавали своих хозяев, обращая их в страшные чудища, в рабов на службе у жутких некромантов… Да, я читал.
– Перчатка защищает вас, повелитель. Не знаю, обладает ли она такими свойствами, как те знаменитые амулеты, но…
– То есть ты хочешь сказать, что сейчас я неуязвим для Радуги?
– Едва ли, – покачал головой Фесс. – Никто не может утверждать такое наверняка. Мы не сталкивались с лучшими силами Семицветья. А я… я не столь опытен, чтобы установить это, так сказать, теоретически.
– Тогда не будем и выяснять, – жёстко сказал Император. – Затягивать войну я не намерен. Нельзя дать магикам собрать все силы… Впрочем, это уже тема для военного совета.
– Вы доверяете мне, повелитель. – Фесс низко склонил голову. – А ведь почти не знаете…
– Если Император ошибается в выборе людей, он не Император, – слегка дрогнула мраморная маска. – Меня этому учили долго и упорно. Я считаю, что кое-чего достиг. Итак, до встречи на совете, сударь второй легат.
Фесс счел за лучшее вновь опуститься на колено и как можно ниже склонить голову. Император ограничился легким, едва заметным кивком.
* * *
– Говорят, забирают тебя от нас? – спросил центурион Фарг, когда Фесс пришёл к лагерю разведчиков. – И ещё… О, прошу простить, второй легат!
– Перестань, – отмахнулся Фесс. – Повелителю понравилось, как я ловушки снимаю. Тут ещё есть парочка… тоже снять надо.
* * *
Совет собрался в том же подземном зале, где уже успел побывать Фесс. В глазах пестрело от роскошных вызолоченных лат примкнувших к армии родовитых аристократов – гербы, гербы, гербы, фамильное оружие и снова гербы. Простые армейские доспехи на этом блистающем фоне почти совершенно терялись. Фесс обратил внимание, как мало в зале легионных командиров и как много предводителей баронских дружин.
Другие легионы ещё не подошли. Хотя, Фесс знал, Император послал приказ вернуться Второму и Пятому, пытался даже отправить какую-то тайную депешу за море, в сражающуюся там армию; правда, едва ли подобное предприятие могло увенчаться успехом без посредства Радуги. Сам Фесс тут помочь ничем не мог.
– Повиновение Императору! – холодным голосом провозгласил командир стражи Вольных, предвосхищая появление владыки.
– Повиновение Империи! – недружным хором ответили собравшиеся в зале. Чётче и дружнее всех это получилось, конечно же, у легионных командиров.
Император, как и все, явился на совет при оружии и в доспехах. «Разумная предосторожность», – отметил про себя Фесс.
– Прошу, добрые мои подданные, – произнес Император, указывая рукой на обширный стол, где расстилалась карта Северного Мира – от ледяной полярной пустыни до побережья Окраинного Океана.
– Вы читали эдикт о войне, потому повторяться не стану, – спокойным, мерным голосом сказал Император. – Вы здесь, и значит, вы исполнили свой долг. Теперь нам надлежит решить, как быстро и без лишних потерь закончить эту войну. Как заповедал мне мой царственный отец, на подобных советах младшие начинают первыми. Говорите, Император станет слушать.
Бароны задвигались и закряхтели. Судя по всему, говорить никто не стремился. Легаты держались спокойно – их дело исполнять.
Фесс, насторожённый и собранный до предела, стоял неподалёку от Императора. Возле повелителя застыли с мечами наголо четверо Вольных; это, конечно, неплохая защита, однако… Фесс ощупал плотный мешочек с Искажающим Камнем, висящий на шее.
Однако неписаная традиция – первыми говорят младшие, как годами, так и титулованием – неожиданно оказалась нарушена.
– Повиновение Империи, – наконец заговорил один из баронов – внушительного роста, в драгоценных доспехах, что стоили, наверное, целое состояние. Правда, доспехи эти выделялись отнюдь не ковкой, а роскошью и золотом прихотливых гравировок.
Барон Брагга, владелец огромных латифундий, разбросанных по всей Империи. Один из самых богатых людей государства. Из четверых выживших его детей двое средних были учениками Семицветья. Все в зале это прекрасно знали. Похоже было, что бароны сговорились заранее, ясно давая понять Императору, что никакой внутренней войны им даром не надо.
– Веление Императора – закон для верноподданных, – басил барон. – И, получив эдикт, немедля поспешили мы. И явили тем самым свою преданность короне. Однако, по старым грамотам, по вольностям баронским, благородное сословие может спросить у повелителя: а для чего вообще нужна эта война? Здесь не возьмёшь добычи, не сыщешь славы – не то что за морем! Никто из нас не знает, как воевать против магов, – мы всегда сражались в союзе с ними. Да и как мечи могут противостоять чарам? Благородное сословие прибыло в лагерь повелителя, как велел нам наш долг, однако мы говорим сейчас – мечи в ножны. Нет смысла в этой войне. Нас всех перебьют, и участь наша будет поистине ужасна. И тогда на освободившиеся земли вернутся богомерзкие Дану и всякие прочие эльфы.
Фесс украдкой взглянул на Императора – тот слушал совершенно спокойно, лицо его как никогда напоминало сейчас мраморную маску.
– Благородное сословие имеет предложить повелителю послать нас как депутацию к магам. Я немало послужил вашему царственному родителю, мой Император, никто не поставит под сомнение мою верность Империи, и сейчас я готов отправиться к чародеям. И говорить с ними, дабы прекратить сие ослабляющее Империю бедствие.
Барон с достоинством поклонился, в тишине скрипнули его доспехи.
– Очень хорошо, – сказал Император. Сказал так, словно именно этих слов и именно этой речи он ждал. – Прошу благородное сословие высказываться дальше.
Бароны не заставили просить себя дважды. Они выходили один за другим, на разные лады повторяя одно и то же – с магами воевать невозможно, Радуга – надёжнейший страж и оплот Империи, как может левая рука объявить войну правой, нельзя забывать о недобитых Дану, надо помнить об эльфах, нельзя спускать глаз с гномов, говорят, на севере умножились орки…
Император не произнёс ни единого слова в ответ, ограничиваясь лишь короткими учтивыми кивками.
Но, конечно же, о своих сыновьях и дочках, что ушли в Семицветье, не дерзнул произнести вслух ни один из баронов.
А Император, само собой, напоминать не стал.
– Признателен благородному сословию, – ничего не выражающим голосом произнес он, когда многочисленные бароны и немногочисленные графы наконец выдохлись. – Я всё понял. Теперь пусть говорят командиры, носящие легионный меч.
Легат Сулла шагнул вперёд, прямой и напряжённый, словно на строевом смотру.
– Магиков надо кончать быстро, – пролаял он. Словно и не слышал слов барона. – Хвала Спасителю, у нас достаточно сил – я воздаю должное храбрым баронам, подоспевшим к нам со своими дружинами. В трёх днях пути неспешного марша находится главная башня Ордена Кутул. Предлагаю нанести удар и уничтожить засевших там чародеев. Для этого потребуется…
Побагровевший Брагга вновь шагнул на середину. Взмахнул рукой – латы отозвались скрипом и лязгом.
– Ты разве не слышал, о чем говорилось тут, легат?!. Какой удар! Надо вступить в переговоры!..
– Даже если условием их станет выдача меня Семицветью, Брагга? – холодно спросил Император. Глаза его изучали барона с отстранённым интересом. Никаких иных эмоций на мраморной маске, заменившей лицо.
– Ар… гхм… мой повелитель… – смешался барон.
– С позволения всемогущего повелителя, – прошелестел мягкий голос. Из задних рядов выступил высокий и тонкий человек, тоже в богато изукрашенных доспехах – только в отличие от Браггиных эти вышли из кузниц гномов.
Из-под чёрного шлема ниспадали до плеч густые белые волосы, не седые, а именно белые, с легким розоватым оттенком, словно снег под лучами заходящего весеннего солнца. Вместо левого глаза – уродливая чёрная впадина. Повязки не было.
Граф Тарвус. Не менее богатый, чем Брагга, почти независимый правитель земель у восточной границы.
– Посмотрите на мой левый глаз, благородное сословие, и вы, доблестные легаты. – Граф говорил необычайно мягко и негромко, его голос можно было спутать с низким женским. – Этот глаз мне выжгли в подземельях Радуги. Выжгли медленно, специальным заклятьем, не дававшим мне, помимо всего прочего, потерять сознание от боли. А знаете, за что, досточтимый нобилитет и легатство? Я не отдал им свою дочь. Корнелия обладала способностями. Её хотели забрать. Однако она предпочла отречься от титула, она взяла в руки меч и стала наёмницей. Я не знаю, жива она или уже отдала жизнь на виселице. А всё потому, что не хотела становиться волшебницей. Не хотела проходить через те ритуалы, что требует Радуга, кощунственно прозываясь именем прекраснейшего небесного видения. Когда я отказался выдать им мою девочку, они взяли меня. Корнелию не нашли – она успела бежать. Тогда мне выжгли глаз. В полном соответствии со статьёй кодекса. За укрывательство. – Граф изящным жестом указал на пустую глазницу. – Я знаю, почтенные нобили, многие из вас отдали своих детей чародеям. Все мы понимаем – помимо всего прочего, они заложники, гарантия нашей верности. Кто поднимает руку на семь Орденов, поднимает руку на своих же детей. Не спорю, придумано очень ловко. И вот мы уже слышали речь барона Брагги. Что же поведал нам доблестный барон, чью смелость не подвергнут сомнению даже его враги? «Давайте скорее сдадимся, – сказал отважный барон. – Давайте заключим мир любой ценой». Вот что стояло за гладкой, отрепетированной речью. Но подумал ли преславный барон, что цена этого мира – наша честь?..
Граф сделал эффектную паузу. Барон Брагга стоял красный как рак, сопел, кряхтел и тискал эфес длинного полутораручного меча.
– Да, да, уважаемые нобили, да, мой повелитель, – вновь заговорил Тарвус, возвышая голос. – Не стану говорить, что маги потребуют, чтобы мы отказались от присяги нашему Императору. Согласно этой присяге все мы – его верные и вечные защитники, пока смерть не смежит нам очи. Его слово – закон для нас. Кто не хотел – мог не присягать. Мог бежать. Мог уйти за восточный рубеж. Мог стать прислужником Радуги – у любого человека благородного происхождения можно отыскать хотя бы слабый намёк на магические способности. Однако кто присягнул – тот должен знать, что пути назад нет. Слово Императора – закон. Коронный Совет утратил власть. Кстати, почему здесь нет ни одной составлявшей его персоны? Где Его преосвященство архиепископ Мельинский? Где иерархи церкви Спасителя? Где столичное дворянство? Я, граф Тарвус, с малой дружиной гостил у моего старинного друга, барона Лейафы, в окрестностях сего благословенного городка. Услыхав призыв повелителя, мы с моим благородным другом не мешкали… Однако где же многочисленное и доблестное мельинское дворянство?..
Ответа не последовало. Никто не посмел перебить графа, а Император молчал, лишь едва заметно кивнул, давая Тарвусу знак продолжать.
– Император изронил своё слово. Не дело нам, добрым подданным, подвергать его сомнению. Честь наша, и доблесть, и слава требуют точного выполнения воли повелителя. Я согласен с преславным легатом Суллой. Надлежит бить по главным башням Орденов. Башня Кутула – ближайшая. Не исключено, что там нас и станут ждать. Но до следующей – недели и недели пешего марша. Требуется солидная подготовка. Обеспечение фуражом и провиантом. А Кутул – близок. Предлагаю не мешкать и выступить немедленно. Отставшим частям – двигаться прямиком туда. К башне Кутула ведут хорошие дороги, даже по нынешнему времени года. Я всё сказал, господа.
– Прошу позволения, мой повелитель, – прохрипел Брагга, выступая вперёд.
– Говори, говори, барон, – равнодушно проронил Император. – Вот только отчего ты называешь повелителем меня? По-моему, тебе следовало бы обращаться так к почтенной Сежес или кто там сейчас занимает в Семицветье пост главы Ареолага?
– С позволения Императора – никто, – поклонился Тарвус.
– Мы побеседуем после, граф, мне любопытно узать, откуда у вас такие сведения. – Император светски улыбнулся. – Пусть сейчас говорит барон.
– Мой Император, граф Тарвус усомнился в нашей преданности и верности. – Сжав кулаки, Брагга метнул в графа злобный взгляд. – Но преданность и верность – это не только слепое повиновение. В Книгах Спасителя сказано: «и если пастырь ведет отару к обрыву, не возбраняется отаре повернуть вспять». Война с магами – это путь к обрыву, мой Император! Они перебьют нас так же легко, как…
– В Мельине, – заметил Император, – им этого не удалось.
– Но сколько храбрых легионеров осталось на мельинских улицах?! Сотни и сотни! За несколько погибших волшебников…
– Вся Радуга едва ли превышает числом семь тысяч человек, – спокойно сказал Император. – Мы можем выставить вдесятеро больше. Только легионы, не считая дружин доблестных баронов.
– Разве в такой войне важна численность?! – завопил Брагга, забыв об этикете.
– Как показал Мельин – важна, – уронил Император. – В ближнем бою маг успевает сразить девятерых. Но десятый сражает его. Но не об этом сейчас речь, доблестный барон. Насколько я понял, ты не хочешь принимать участия в этой войне. Молчи! Ты уже всё сказал. Так вот, все, кто думает так же, как барон Брагга, могут покинуть мой лагерь немедленно. Даю вам своё императорское слово, что ни один волос не упадёт с вашей головы, потому что на мой призыв вы откликнулись. Но предупреждаю – если мы встретимся как враги, пощады не будет. Не будет пощады никому, кто станет сражаться за Радугу. И я хочу, чтобы герольды провозгласили об этом немедленно.

Глава девятая

«Как хорошо, – думала Клара Хюммель, – что я решила осмотреться. Как хорошо, что мне взбрело в голову воспользоваться тропой, а не воротами. Мы стали слишком самонадеянны. Беспечны. Опьянели от собственной силы, от того, что за много веков никто не бросил нам по-настоящему серьёзного вызова. И вот, пожалуйста. Хищные твари над тропой. Плотоядные растения – по бокам. Дикий Лес, внезапно выпрыгнувший из своих дрейфующих в межреальности гнёзд, чего не случалось уже добрых два века. Что-то страшное происходит там, внизу, что-то страшное, а мы по-прежнему ни о чём не знаем и ничего не понимаем. Но теперь есть шанс, что разберёмся. Если, конечно, я унесу отсюда ноги».
Путь оказался долог, тернист и прямо-таки усеян внезапно возникающими препятствиями. И не только хищниками или плотоядными растениями-кровососами. Порой волшебницу охватывало внезапное удушье или начинало казаться, что тропа и всё окружающее её скручивается в один исполинский кокон. Неведомая сила рвала и трепала пролегшие в Междумирье пути, просто чудо, что они всё ещё вели куда надо.
И дело тут явно было не только во вторгшихся козлоногих тварях. Клара всем своим существом урождённой волшебницы ощущала глубокие, острые вибрации, какие-то непонятные судороги, волнами прокатывающие по пронзающей Межреальность Силе.
И невольно ей захотелось, чтобы в высоких небесах на самом деле жили боги, мудрые и добросердечные. Чтобы Спаситель, в которого столь неколебимо верит Аглая, оказался бы чем-то большим, чем просто легенда.
Она отбрасывала эти мысли как малодушные и недостойные боевого мага, однако они возвращались вновь и вновь.
Кларино появление в Мельине оказалось безрадостным. Стоял пасмурный осенний день; над развалинами города ещё поднимался дым, догорали остатки Чёрного Города. Белый Город его обитателям удалось отстоять, однако лишь для того, чтобы теперь с мечами наголо защищать от рвущихся туда погорельцев. Кто-то сбивался в угрюмые ватаги, намереваясь двигаться в южные земли; кто-то, напротив, бессмысленно толокся у покрытых густой копотью городских ворот, которые уже никто не охранял.
Даже ко всему привычной Кларе стало дурно – настолько сильно пахло палёным. Даже приблизительно невозможно было прикинуть, сколько же людей заживо сгорело в Чёрном Городе.
Она медленно шла по грязной дороге, мимо наспех разведенных костров, краем уха ловя обрывки разговоров.
– Всё магики. Всё они, проклятые, – горячилась женщина, прижимавшая к себе трёхлетнего мальчонку – видно, не было сил отпустить после того ужаса, из которого они вырвались. – Мятеж учинили, правильно их владыка к ногтю решил прижать…
– За Императором! За ним идти надо! – талдычил рядом с ней древний дед – чуть ли не единственный в пёстрой толпе погорельцев. Дед опирался на увесистую палку, и вообще непонятно было, как ему удалось выбраться из огня. – Он легионы на север повел. К нему пристать надо! У него и припас, и всё!..
– Ага, нужен ты ему больно, – хмуро бросил здоровенный мужик в кожаном фартуке. – Из-за него-то всё и началось. Он сам первый на магиков напал. Небось не трогал бы их, и всё обошлось бы…
Дальше Клара слушать не стала, прошла мимо. Всё понятно и так. Разброд и смятение, смятение и разброд. Император, заваривший всю эту кашу, исчез, все беды свалились на головы ни в чём не повинных горожан.
«Такова суть всякой власти. Кроме лишь той, что у нас в Долине «, – не без гордости подумала Клара.
Она шагала прочь от Мельина на юг широким и упругим шагом. Неброско одетая женщина – сейчас лет тридцати пяти на вид – со шпагой у пояса и мечом за спиной. Магия в Мельине была мертва – и Клара, почти не прикладывая усилий, могла идти по чёткому следу. Козлоногие не прятались. Похоже, они как раз хотели, чтобы она их отыскала.
Остановилась она только один раз – перекусить взятыми ещё из Долины запасами, когда унылые ряды спасшихся из огня жителей скрылись наконец за поворотом дороги и вокруг потянулись живые изгороди – вдоль дороги лежали поля и фермы.
День уже клонился к вечеру, когда Клара добрела наконец до места.
Старый дольмен на склоне холма – он врос в землю так, что между тремя могучими каменными плитами получился не сквозной проход, а пещерка. Сам холм был весь покрыт пожухлой травой, мёртвые тела летних красавиц шуршали под ногами.
Дольмен казался совершенно пустым и мёртвым. Ни малейшего дуновения Силы. Все незримые обитатели холмов давно пали в неравной борьбе или ушли далеко на восток, в Бросовые земли.
Клара сбросила с плеч поклажу, расстелила на холодной и липкой земле чешуйчатый плащ из кожи василиска, не пропускавший ни сырости, ни мороза, – завернувшись в него, можно было спокойно спать на снегу, не боясь отморозить почки и всё прочее. Привалившись спиной к шероховатому камню, расслабила тело и принялась ждать.
Дольмен не только казался, он и на самом деле был пустым и мёртвым. Ни один маг этого мира не смог бы при всём желании откопать в нём ничего необычного. Но Клара Хюммель к их числу не принадлежала. Дольмен многое видел и многое помнил. Где-то в самой глуби невообразимой для смертного памяти магического камня, помнившего первое появление Тьмы и первых её служителей, запечатлелся извилистый ход из-под холма, что на самом деле был не холмом, а древним могильником. Клара сосредоточилась и постаралась дотянуться до подземной камеры. Легко пронзила толстый слой земли. Девять слоёв брёвен. Слой белого камня – он, похоже, содержал включения парализующей магические способности субстанции, однако Клара пробилась – слишком велика была инерция; правда, прорыв этот отозвался сильной и резкой болью в висках.
Дальше ничего не было. Только затхлый воздух склепа. Каменный гроб таких размеров, что в него смело можно было уложить пяток человек.
И пятно тщательно замурованного хода, что вёл ещё глубже. Волшебница попыталась осторожно проникнуть под каменную крышку саркофага, проникла и…
И тотчас же отдёрнулась, словно её обожгло.
Существо, что покоилось в каменном гробу, не имело ничего общего с человеком, кроме прямохождения и наличия пары ног, очень похожих на козлиные. Верхняя же часть тела очень напоминала тех самых летучих «скатов», которых она видела при первой встрече с козлоногими. А ещё это создание очень походило…
Очень походило на неразумную и злобную тварь жзашпаупата, что пыталась преградить ей путь на тропе.
Клара тихонько охнула. Ей внезапно стало очень страшно. Виски покрылись липким потом.
Долина стояла лицом к лицу с поистине неодолимым врагом.
Резкий ожог прервал её видение, некоторое время она просто сидела, болезненно морщась и приходя в себя. Потом уловила, как там, внизу, открывается магическая дверь. По подземному ходу поднимались те, с кем она собралась вести переговоры.
Их было трое, как и в первый раз. Она узнала говорившего с ней козлоногого – на сей раз он вырядился в аляповатый чёрно-красный шёлковый плащ, совершенно не по холодной и мокрой погоде.
Два его крылатых спутника уставились на волшебницу немигающими рыбьми глазами. Крылья их чуть заметно шевелились. Свёрнутые в кольцо хвосты замерли в готовности.
Клара удивилась. Она ожидала долгого пути, обысков, конфискации оружия… Вместо этого козлоногий пришёл к ней сам. Небось попросит сейчас снять меч и шпагу – сам-то он, кстати, безоружен.
– Я безоружен, почтенная Клара Хюммель, – вежливо кивнул козлоногий. Распахнул плащ, демонстрируя роскошный шёлковый дублет. – Ты можешь прощупать меня заклинанием. Я понимаю, что верить на слово – не в твоих правилах.
Недолго думая, Клара пустила в ход хитрое, заковыристое заклятье, содержавшее четыре уровня обхода ловушек и аж семь уровней защиты от отводящих волшебство чар.
Похоже было, что козлоногий говорил правду. Оружия при нём действительно не было. Сила – была. И немалая. И арсенал совершенно непонятных, непривычных Кларе заклятий, которые она, случись что, не сразу бы решила, как и с какой стороны блокировать. Оставалось надеяться, что её чары будут так же непонятны и новы для козлоногого визави.
Заклятье сделало своё дело и теперь медленно угасало, всасываясь внутрь дольмена. Всасываясь… всасываясь… всасываясь…
Тварь в каменном гробу пошевелилась. А волосы у Клары на голове встали дыбом. Хитрость козлоногого прочитывалась мгновенно – он был здесь в большей безопасности, чем в любом ином месте. Потому что Кларе оставалось рассчитывать только на свой меч, без всяких там амулетов и вообще без какой-либо магии. Потому что иначе тварь под курганом проснётся.
«Я не знала, – виновато подумала Клара. – Я не знала, что вам был ведом этот ужас, древние. Я не знаю, что это за бестия и откуда она, но я чувствую ваш ужас. И… стоит взглянуть… я вижу бесчисленные костяки, окружающие могилу. И я чувствую заклятье. Варварское, грубое, но прочное. Оно простояло столько веков… потому что было скреплено жертвенной кровью. Людской кровью».
Клара не была сильна в истории Северного Мира, ничего не знала об Исходе, о битве на Берегу Черепов. Но, расскажи она кое-кому из здешних историков о своей находке, её ждал бы восторженный прием. Потому что могильник был много древнее, чем сама Мельинская Империя, куда древнее, чем Исход, старше самых первых поселений гномов и эльфов.
Однако скелеты, окружавшие подземную камеру, были человеческими. Все до одного.
Ах, как обрадовались бы этому открытию семь Орденов!..
Но как могло получиться, что подобное прошло мимо их внимания? Почему же они не докопались до истины? Неужто их удовлетворило молчание дольмена?
– Мы будем говорить здесь? – Клара наконец нарушила тишину. Хотя уже и знала ответ.
– Откровенно говоря, мы предпочли бы спуститься вниз и говорить возле саркофага, – последовал насмешливый ответ. Козлоногий ухмылялся. Лицо его неестественно съехало куда-то набок. – Во избежание случайностей.
– Вы могли бы поступить, как в прошлый раз. – Клара пожала плечами. – Я пришла на переговоры, не на поединок.
– Однако ты вооружена до зубов.
– Прошлый раз я тоже была вооружена.
– Нет, Клара, – осклабился козлоногий. – Нет, говорить мы будем здесь. И всё твое оружие останется при тебе. Но я хочу, чтобы ты поняла, что будет, если ты пустишь в ход магию.
– Я поняла, – холодно отозвалась Клара, надменно вскидывая подбородок. – Я очень хорошо вас поняла. Но ведь мы собрались здесь не для того, чтобы упражняться в риторике, перебрасываясь колкостями. Вы сделали определённое предложение. Я принесла вам ответ.
– Каков же он? – вновь улыбнулся козлоногий.
– Мы просим у вас три дня, чтобы Совет мог всё как следует обсудить. У нас нет одного правителя. Такие важные дела решает Совет из наиболее достойных представителей Долины. У нас слишком мало правдивых сведений. Мы не можем принимать решения, основываясь лишь…
– Но ведь ты видела могилу, – бесхитростно перебил её козлоногий. – Мы привели тебя сюда не только чтобы заставить отказаться от использования магии. Мы привели тебя сюда, чтобы ты поняла нашу силу. Мы – Созидатели Пути. Нам безразлично, какие преграды лежат перед нами. Долг превыше всего. И остановить нас не сможет уже ничто. Этот мир – наш. Уйдите с дороги, маги Долины. Война между нами будет долгой и кровавой, но вас – сотни, а нас… Нас никогда не бывает меньше, сколько бы ни погибло в боях. Мы возрождаемся вновь и вновь. Потому что Путь должен быть завершен, и тогда мы вернемся в Лоно.
– Вернетесь куда? – не удержалась Клара.
– Вернемся в породившее нас Великое Лоно. Наступит конец времени, и цель будет достигнута. Мы вновь станем Единым.
– Пока мы едины, мы непобедимы, – не удержавшись, проворчала Клара себе под нос. Эту песенку она подслушала в одном очень-очень странном и смешном мире… куда иногда наведывалась отдохнуть и поразвлечься.
– Вы случайно оказались у нас на дороге, – продолжал тем временем козлоногий. – Вы похожи на нас. Мы принадлежим к высшим расам, Клара Хюммель. Ты можешь улыбаться, но в действительности это так. Драться с вами нам нет необходимости. Наверное, ты уже поняла, что мы вообще дерёмся только по необходимости. Необходимости, которую диктует Путь.
– Да что такое этот ваш Путь, что ради него надо обращать всё в руины? – не выдержала чародейка. – Объясните, раз уж мы начали переговоры! Быть может, он настолько важен, что, как только Совет узнает об этом, то сразу же решит убраться из Долины в самую глубокую преисподнюю!
– Путь – это путь. Дорога. Тракт. Тропа. Просёлок. Какие ещё слова я должен употребить?
– Откуда и куда он ведет? – настаивала Клара. – Кто двинется по нему?
– Он ведет к Дому, – не раздумывая, ответил козлоногий. – Породивший нас пройдет по Пути и вернется домой.
– Слишком туманно для меня, слишком туманно! Ты произносишь слова, за которыми нет ничего, кроме звуков. «Породивший», «Дом»… у них слишком много значений.
– Я сказал всё, что мог сказать. – Козлоногий развёл руками.
– Хорошо, – прищурилась Клара. – Давай тогда ещё немного поговорим о тебе. Как здоровье твоей почтенной супруги? И твоих детей? Прости меня, от неожиданности я позабыла все формы вежливости на таких переговорах – ведь поинтересоваться твоей семьёй было моим долгом в самом начале. Я исправляю ошибку.
– Я понял тебя, – кивнул козлоногий. – Задавая простые вопросы, ты стараешься изучить нас. Но мне придётся разочаровать тебя – у меня нет ни семьи, ни детей. Эти понятия… гм… у нас не в ходу.
– Но ты же понимаешь, что это такое! – удивилась Клара.
– Разумеется. Моё дело – готовить всё к моменту, когда в очередном мире начнется возведение Пути. Поэтому я должен знать понятия и термины из того мира, куда мы приходим. Я знаю, что такое семья.
– Ты пришёл на переговоры. Ты хочешь решить дело миром, – принялась втолковывать козлоногому Клара. – Но мы до сих пор так и не начали говорить всерьёз. Чего ты хотел добиться, приведя меня к этому кургану? Показать свою силу?.. Какое отношение имеет к вам эта бе… это существо?
Козлоногий улыбался. И ничего не отвечал.
– Это не разговор, – покачала головой Клара. – Мы не понимаем друг друга.
– Отчего же? – изящно удивился её собеседник. – По-моему, наоборот. Ты поняла, что война с нами будет жестокой и кровавой. Ты поняла это очень хорошо, куда лучше, чем в первый раз. Тогда ты была ослеплена гневом, тебя унизили, взяли в плен, связали. Я понимаю – оглушить ударом из-за угла и скрутить можно любого силача. Каждый может оказаться в плену. Унижение и другие чувства могут плохо влиять на способность трезво мыслить. Поэтому мы решили поговорить с тобой здесь. Не подвергать тебя разоружению… Я правильно выражаюсь?
– Да, правильно, – механически ответила Клара. Было мучительное ощущение, что только что она узнала нечто чрезвычайно важное, важное настолько, что перед всем этим поблекли бы любые тайны Долины. – Правильно…
– А если правильно, то каков же будет твой ответ? Маги уйдут? Или ввяжутся в борьбу? Мы не торопимся, у нас впереди вечность, но, с другой стороны, мы избегаем неоправданных задержек, ибо неоправданная задержка есть преступление перед Породившим нас, если, конечно, ты правильно меня понимаешь.
– Мне кажется, я тебя понимаю, – серьёзно ответила Клара. – Я убедилась в твоей силе и в… серьёзности ваших намерений. Я постараюсь передать всё это Совету. Ну так как насчёт двух дней? Или это тоже будет преступная задержка? Подумай, двумя днями ты можешь выиграть месяцы, если не годы.
– Годы – вряд ли, – без тени насмешки откликнулся козлоногий. – Годы – вряд ли. Скорее уж месяцы. Это реально. Хорошо. Ты получишь два дня. Но не более. На три я бы уже не согласился. Через два дня, ровно в это же время, я буду ждать тебя здесь, у этого холма. Приходи с ответом. Надеюсь, ты правильно меня поняла.
Козлоногий повернулся и ловко юркнул во тьму дольмена. Два «ската» последовали за ним.
Клара грязно выругалась.
* * *
Император упорно не желал отпускать Фесса от себя.
– Лазать по кустам и перелескам – не твоя задача, – непреклонным тоном заявил он. – Маги не выставят против нас войска… пока не выставят.
– А засады? Я говорил с легионерами, которые дрались в Мельине, – маги вовсю использовали тактику внезапных ударов из заранее подготовленных засад…
– Это будет. Непременно будет, как только они поймут, куда мы направляемся. Что ж, придётся смириться с некоторыми неизбежными потерями. – Император философски пожал плечами.
– Как это так – смириться с потерями, которые можно предотвратить, повелитель?
– Фесс, как же ты не понимаешь? У меня достаточно людей. И на подходе свежие легионы. Потери в мельинском бою практически восполнены – за счёт мельинских же добровольцев. Солдат сражается не только за жалованье и Империю. Он сражается ещё и для того, чтобы отомстить за командира… за погибшего товарища. Я собираюсь дать им такую возможность. Я хочу, чтобы магов ненавидели… – лицо его на миг утратило бесстрастное выражение мраморной маски, – ненавидели ещё сильнее, чем их ненавижу я. Хотя, увы, понятно, что это лишь благие пожелания.
Император и Фесс ехали рядом, стремя в стремя. Вокруг молчаливо двигался эскорт – восьмёрка Вольных. Фесс уже понял – при них можно говорить о любых тайнах. Гордые воины действительно умрут под пытками, но не скажут ничего. Их нет смысла пытать.
– До башни Кутула осталось два перехода. Войско растет. Подошёл Одиннадцатый легион. Наконец-то удалось собрать весь Первый. Прибыл авангард Четвёртого, одна когорта. Осадный парк из Грецеля. Сил достаточно, – вслух размышлял Император.
– Но баронские дружины… Барон Брагга… – напомнил Фесс.
– Барон Брагга, – Император позволил уголку губ чуть-чуть дрогнуть, так, лишь самую малость, – воспользовался своим правом. Я, конечно, не думаю, что старый развратник так уж любит своих детей, принявших плащи Радуги. Просто он уверен, что мы будем разбиты. И решил не вмешиваться. Что ж, если он и впрямь отправился домой, я его не трону. Но если он переметнётся к магикам, я вырежу весь его род до двенадцатого колена.
Это было сказано просто и без всякой рисовки. Император просто оповещал своего новообретённого и высоко ценимого советника по делам чародейства и волшебства о своих методах. А поскольку Фесс знал, что у Императора слова не расходятся с делом, методы эти впечатляли.
– То же самое и с остальными отходниками. Пусть даже от меня уйдут все бароны.
– Но, мой Император, легаты и другие офицеры – отпрыски знатных родов…
– Зато солдаты в легионах – отнюдь не знатных, – с нажимом ответил Император. – У меня хватает бывалых центурионов, давно уже заслуживших нашивки легата. Я не могу повысить старых вояк, нет свободных когорт. Сдается мне, что теперь они появятся в изобилии.
«…Четыре полных легиона, – думал Фесс. – Да ещё и дружинники баронов. Мельинское ополчение. Почти тридцать тысяч человек. Конечно, Одиннадцатый легион – это не Девятый Железный и уж тем более не Первый, но и не из последних. Шестой, конечно… м-да, в общем. Постепенно подтягиваются когорты Восьмого – Император снимал кольцо охраны с Ведьминого Леса. И, наконец, новый, только что сформированный – Шестнадцатый. Три мельинские когорты, дворцовая охрана, вернувшиеся в строй ветераны. Тоже не шибко приятно.
Однако ни мешкать, ни выжидать Император не может. Радуга уже оправилась от неожиданности. Она уже планирует ответный удар. Не исключено, что после этого на карте Империи – или как там будет называться управляемое магами государство? – возникнет новое море. Или просто сухая, выжженная впадина глубиной эдак в полмили…
Однако нет. Я говорю не то, я думаю не о том и не того опасаюсь. Когда меня взяли в плен, командор Арбель очень уверенно говорил о Долине. Нет сомнения, какие-то связи имеются. А что, если Радуга, зная дорогу, уже послала туда за помощью? Что, если мне придётся иметь дело с… с Кларой Хюммель? Вполне возможно. У Радуги – богатства несчитанные. Они вполне могут нанять хоть всю Гильдию.
И тогда Императора не спасёт даже эта чудо-перчатка. Клара отлично умеет ломать чужие амулеты на расстоянии».
Фесс почувствовал, что покрывается потом. Да… это реально. Радуга может не ввязываться в бой. Мельин показал, что с имперской армией не так-то просто справиться даже магам.
Легионы Мельинской Империи умели сражаться и в сомкнутом, и в рассыпном строю, умели наваливаться сплошной фалангой и, если надо, биться один на один. Могли построиться и баталией, квадратным строем, выставив на все четыре стороны длинные пики или алебарды, имея в середине арбалетчиков, могли встать скалой, сомкнув щиты – первый ряд на одном колене, со щитами, над ними – второй ряд с алебардами, а ещё дальше – меняющиеся стрелки.
Легионеры умели всё. В отличие от Нелюдей, отличавшихся каждый каким-то одним талантом. Никто не сравнился бы с гномами в умении биться строем, с Дану – в меткости стрельбы из лука, с эльфами – в вольтижировке и искусстве конных схваток. Легионеры уступали оркам силой; среди людей очень редко попадались берсерки, какими у орков был едва ли не каждый второй. Люди проигрывали Дану в умении вести лесную войну, гномам – в осаде крепостей, кобольдам – в сноровке из ничего возводить полевые укрепления, оборачивающиеся непреодолимыми преградами на пути наступающих цепей. Гоблины слыли несравненными пращниками и большими мастерами вести войну в болотах. Словом, люди уступали всем.
И тем не менее побеждали, потому что хоть и не так хорошо, но владели всеми способами ведения войны. Пожалуй, только Вольные сравнились бы с ними таким набором умений, однако вышло, что с Вольными люди ни разу не воевали. Напротив. Во всех войнах, что сотрясали Северный Мир, Вольные выступали или союзниками людей, или же по крайней мере не были противниками.
За что и прослыли предателями.
С четырьмя легионами у Императора были шансы… против одной башни. И если Радуга не вызвала помощь из Долины, против Гильдии им не выстоять. Клара собаку съела на таких делах.
Длинные колонны легионов растянулись на несколько миль. Солдатские сапоги топали по мокрой брусчатке – хвала прадеду, что первым начал мостить главные военные тракты. Тяжёлые осадные орудия не утопали в грязи.
Солидная, широкая дорога вела прямиком от Скарге на юго-запад, упираясь в башню Кутула. Воздвигнутая на высоком берегу полноводной Тиллы, башня располагалась примерно в двух милях от небольшого городка Сколле, речного порта и перевалочного пункта. Там стояла когорта стражи Орденов, там же помещался местный суд Радуги, занимавшийся ловлей и уничтожением «незаконных колдунов», многие жители были прочно связаны с Семицветьем, работали на Радугу, выполняя её заказы, и трудно было ожидать от них радушного приема. Между городком и башней тянулись заливные луга, сейчас скошенные и пустые. Выше по течению Тиллы начинались звонкие боровые леса, насаженные Радугой лет двести назад, после того как отсюда после полуторагодовалой кровавой кампании были выбиты Дану, а их леса преданы огню.
Привычные людям деревья хорошо укоренялись на обильно удобренной пеплом земле.
Сама башня Кутула могла внушить уважение кому угодно и в первую очередь – людям, знакомым с техникой осад. Собственно говоря, башней её называли только по привычке, потому что при ней имелись и несколько жилых корпусов, и какие-то склады, и ещё целая куча строений непонятного назначения, иные со сферическими куполами, иные с острыми, начинавшимися чуть ли не от земли шпилями; всё это хозяйство было обнесено каменной стеной изрядной толщины и высотой в четыре человеческих роста. Перед стеной был выкопан глубокий ров, весь обложенный камнем. Фесс не сомневался, что в случае надобности ров можно в один миг заполнить водой. Или ещё чем-нибудь похуже воды.
Имелось тут и солидное предмостное укрепление – тоже каменное, с тремя небольшими башнями; сам мост, разумеется, был сделан подъёмным.
А над невысокими черепичными крышами пристроек возвышалась башня – шестиугольная, высоченная, увенчанная тремя впивающимися в небо пиками. В сложенных из белого камня стенах лишь кое-где виднелись чёрные точки окон. Снизу стены подпирали мощные контрфорсы.
Наверху развевалось знамя Кутула – золотой змей на фиолетовом фоне. Такой же флаг – и на предмостном укреплении.
Башня, а фактически крепость, Фиолетового Ордена была неплохо укреплена. Фесс слыхал, что охрана её была доверена не только чарам, но и обычным мечам стражников. Брать такую твердыню с налета означало умыться кровью. Вот только едва ли это остановит Императора. Его, похоже, не могло остановить уже ничто.
Легионы шли споро. Вдоль всего тракта загодя устраивались места под военные лагеря, магазины с припасами. Император приказал не экономить. Солдат кормили горячим. Жалованье выплачивалось вовремя. А что ещё нужно легионеру для счастья? Разве что пухленькую потаскушку под бок…
По пути к армии присоединилось немало люда – главным образом бароны и графы со своими дружинами; правда, так и не соизволил явиться ни один из членов Коронного Совета; не было и никого из высших иерархов церкви Спасителя. Фесс прекрасно понимал, что это значит – знатнейшие лорды Империи спешат договориться с Радугой за спиной Императора. И кто знает, к чему приведут эти переговоры – как бы не пришлось биться с армией, состоящей из таких же точно людей, как и легионы Императора.
«И никто из магов Радуги не пытается завязать переговоры с нами, – думал Фесс. – Считают, что наша песенка спета? Что нас можно сбросить со счетов? Или такое развитие событий отвечает их интересам? Радуга полагает, что всё идет, как они и предвидели? Быть может, именно на бойню в Мельине и восстание Императора они и рассчитывали, когда подстраивали мне побег? Уж не идём ли мы прямиком в ловушку? Слишком уж очевидно решение… ударить по ближайшей башне… ничего иного. Что стоит магам стянуть туда силы и сжечь войско на марше? Но если могут, то почему не делают? Следует ли из этого, что они – не могут?.. Не знаю. И никто не знает. И нечего без нужды тянуться за Искажающим Камнем – волшебники наверняка зорко следят за любым проблеском магии в лагере Императора. Слухи о волшебниках-ренегатах не могли не иметь под собой совсем уж никакой почвы.
Смотри и слушай, Фесс. Этот глупый совет – единственный, который ты можешь дать самому себе, наёмник собственной совести. О, это щедрая нанимательница – она платит тебе покоем; правда, при этом словно вампир пьёт кровь тех, кого ты убиваешь. Что тебе в этом мире? Почему ты взял на себя труд судить Радугу – да ещё и при том, что у неё, оказывается, какие-то таинственные связи с твоей родной Долиной? Клара Хюммель знает Сежес… Не понимаю, почему я должен убивать этих волшебников – сейчас, когда они оставили глупые мысли убить меня. Почему я с такой уверенностью сужу о том, что хорошо и что плохо для этого мира? Да, я немало прожил здесь, но моя родина всё равно далеко отсюда. Почему мою совесть можно успокоить только смертями?»
Подобные мысли, случалось, посещали Фесса и раньше. Но никогда – столь ярко и яростно. На лбу проступил пот.
«Постой, – сказал он себе. – Постой. Ты прячешься за присягу. Мол, я ничего не решаю. Я выполняю приказы. Не более того. Но ведь ты не неграмотный солдат. Или ты тоже считаешь, что всех магов надо перебить? Всех до единого, как мечтает Император? Ну, его ещё можно понять – логика борьбы за власть проста: или ты, или тебя. Но ты – ты уверен, что маги Радуги – это абсолютное зло, с которым допустим только один разговор – на языке огня и стали? Ты убеждён в этом? Ты презираешь этот мир…»
«Ничего подобного! – возмутился он собственной мысли.– Этот мир – твой! Этот, а не приторная Долина!»
«Не обманывай себя. Твой мир – это Долина. Ты – пришелец. Тебя ждут уютный дом и ласковая тётушка Аглая, которая только и ищет повод о тебе позаботиться. Тебе есть куда отступать. Ты развлекаешься. Ты играешь в преданного солдата, в лихого ночного воина. Ты выполнял приказы Хеона, потому что таков был твой каприз. Тебя не понуждал голод. Когда ты впервые появился в этом мире, у тебя ни с кем не было счёта кровью. Не было ни друзей, ни врагов. Разве это не повод пересмотреть сейчас кое-какие из твоих взглядов – особенно насчёт того, кому ты здесь враг, а кому нет? По-моему, это время как раз пришло. Если Император дойдёт до башни Кутула, здесь прольются реки крови. Именно реки. Легионы начнут штурмовать башню как самую обыкновенную крепость… и будут умирать целыми когортами, выкашиваемые вихрями ледяных стрел, сжигаемые пламенем, давимые рушащимися с неба каменными лавинами… Потом наверняка будут чудовища. Зверинцы Радуги богаты. И, как шептались в Лиге, волшебники только тем и заняты, что всё время выводят новые и новые, более смертоносные и ужасающие породы. До тех пор, пока не получится MonsterumUltimuss. Существо, которое по определению будет непобедимо».
Фесс давно уже отпустил поводья, но обученный войсковой конь шёл сам по себе, четко держась в строю. Император, занятый своими мыслями, тоже молчал.
Уже под вечер их нагнал гонец. Монах в красной рясе с белой оторочкой, один из немногих боевых монахов личной гвардии Его преосвященства архиепископа Мельинского. Мрачное лицо, горящие глаза фанатика. Бритый череп, тонкий хрящеватый нос. Красно-белая ряса подпоясана грубой верёвкой. Фессу приходилось слыхать, что под толстой пенькой скрывается тонкая железная нить – из особого, неразрывного железа, секрет которого хранили лишь несколько гномьих семейств. Говорили, что эта нить способна резать даже закалённую броневую сталь, способна рассечь надвое летящий клинок. Правда, сам Фесс этого оружия в действии никогда не видел.
Монах почувствовал взгляд Фесса, неприязненно взглянул на него, выразительно положив правую руку на узел верёвочного пояса. Вольные придвинулись ближе, обнажая клинки; арбалетчики подняли оружие.
– Что тебе, Божий человек? – спросил Император из-за спин телохранителей. Фесс видел, как он поднял правую руку, направляя на монаха перстень с чёрным камнем.
– Послание, – кратко сказал монах. Поклоны он, очевидно, считал необязательной для себя мирской суетой. – От Его преосвященства. – Рука монаха нырнула за пазуху, извлекла внушительный деревянный футляр для свитков, опечатанный несколькими красно-белыми печатями. – Велено ждать ответа.
Все титулование адресата монах опустил тоже.
– Пожалуйста, прими письмо, Фесс, – спокойно сказал Император. – А ты подожди в сторонке, Божий человек.
Монах коротко дёрнул головой и повернул коня. Фесс мимоходом взглянул на благородное животное и порадовался за слуг архиепископа – гонцам своим он давал настоящих скакунов.
Под внимательными взглядами Вольных Фесс ощупал футляр. Его пальцы пробежались по деревянному ящичку точно по флейте – в поисках потайных пружин, что могли бы внезапно выстрелить отравленной иглой. Нет. Ничего. И никаких следов магии.
Он сорвал печати. Внутри лежал свиток. Самый простой свиток. Не разворачивая, Фесс протянул его Императору.
– Хорошо, – ровным голосом сказал тот, закончив чтение. – Эй, Божий человек! Передай Его преосвященству, что я сожалею.
– Больше ничего? – крайне непочтительно рыкнул монах.
– Больше ничего, – усмехнулся Император.
Не говоря ни слова, монах повернул лошадь. Кто-то из арбалетчиков поднял оружие, взял прицел…
Император отрицательно покачал головой. Стрелок крякнул и подчинился.
Спросить, что было в письме, Фесс не решился. А Император молчал.
Спокойно прошла и следующая ночь. И следующий день. Легионы приближались к цели. Гонцов больше не было. Вообще ничего не было. Войско шло. «Каша варится» – говорили про такие дни бывалые центурионы.
На третий день войско увидело башню.
* * *
«Сколько ж раз я её видел? – подумал Император, сидя в седле и глядя на вознесшиеся к самым облакам шпили. Казалось, тучи настолько низки, что даже задевают острия. Башня стояла во всей своей жутковатой красе. И она была далеко не единственной. – Ещё шесть… а если считать с Нергом – семь. Да ещё бесчисленные башни, разбросанные по городам. И ещё потайные убежища Радуги в отдаленных местах Империи. Школы молодых магов, упрятанные в такой глуши, что до них не доскачешь даже за месяц. Владения и богатства Радуги велики… слишком велики. Она кажется неодолимой, как кажется неприступной сама эта башня. И всё-таки мы возьмем её. Сломаем. Согнем, пусть даже она каменная, эта башня. Воля Империи, которая никогда не отступала, если браться за что-то всерьёз».
На почтительном отдалении от башни Шестой легион возводил контрвалационную линию. Маги должны думать, что Император затевает длительную, по всем правилам, осаду. Сперва – контрвалационная линия, затем – циркумвалационная… рвы, волчьи ямы, частоколы, валы и прочее; неспешно разворачивающийся осадный парк. Спешно собирались винеи, «черепахи» и мускулы; без гелиполей, осадных башен, Император решил обойтись. Он не мог терять столько времени.
Пусть маги думают, что сейчас начнется самая обычная осада. Под прикрытием виней вперёд выдвинутся метательные машины; затем к стенам придвинут ограды, перед которыми пройдет мускул, таща здоровенный таран и попутно выравнивая землю. По этим подходам поползут осадные башни; из многочисленных виней начнут заваливать фашинами рвы; засевшие на гелиполях стрелки заставят осаждённых покинуть стены. Мускул или «черепаха» с тараном брешируют стену, после чего останется только отдать команду к общему приступу. Всё это вместе займёт не один месяц.
Разумеется, так воевать с магами станет только безумец.
Легионеры усердно копали. Маги ничем не выказывали своего присутствия – хотя Императору даже не требовалась помощь Фесса, чтобы почувствовать, как за каждым его движением наблюдают. И притом очень пристально.
Ни та, ни другая сторона не выслали послов, словно молчаливо согласились с тем, что переговоры бесполезны.
Император не раз и не два ловил на себе напряжённые взгляды свиты – о чём написал архиепископ? Удовлетворять их любопытство Император не спешил. Он не был уверен, что, узнав о содержании письма, всё его войско не разбежится в тот же миг. Что бы ни случилось, маги получат своё. Чёрный жертвенник, залитый кровью несчастного щенка, будет наконец-то отмыт. И песок арены, на которой гибли дети Дану, тоже. Если, конечно, о песке можно так сказать.
Первый легион за спиной Императора занимался военными упражнениями. В Первом служили только самые лучшие; попасть туда считалось большой честью. Высокие стройные силачи, все как на подбор; считалось, что они способны обратить в победу даже безнадёжно проигранный бой.
Теперь им предстояло померяться силами с магами.
Городок же Сколле, где, конечно же, побывали и фуражиры, и разведчики, оказался пуст. Люди ушли, забрав имущество и угнав скот. И, надо сказать, это заботило Императора куда больше, чем все маги вместе взятые. Если им удастся превратить эту войну в войну людей…
Спустился вечер. Тихий осенний вечер с моросящим дождичком. Маги ничего не предпринимали. Они ждали. Они могли позволить себе ожидание.
В лагере имперской армии горели многочисленные костры. Сновали фигуры, где-то ещё слышался стук заступов. Осаждённые, что наверняка смотрели на всё это из высоких окон башни, могли быть спокойны. Ни в эту ночь, ни в следующую Император ничего не предпримет. Да, собственно говоря, он и не может ничего предпринять.
* * *
За три дня Тави и маг Акциум одолели добрых шестьдесят миль. Не так плохо для пары пеших путников. Правда, с каждым днем, даже с каждым часом волшебник становился всё мрачнее и мрачнее. Порой он замирал, словно вслушиваясь в какие-то едва уловимые отзвуки; Тави же, как ни старалась, ничего расслышать, конечно, не смогла.
Маг сдержал своё обещание. И начал её учить. Да такому, что Тави только и успевала закрывать отваливающуюся от изумления челюсть.
Этот чародей, совершенно очевидно, скрутил бы в бараний рог любого волшебника Радуги с той же легкостью, с какой человек походя срывает лист с дерева. Он плёл сложнейшие заклятья, посылая к воронам все привычные Тави законы сложения чар.
– Но как же так? – только и могла слабо вопрошать Тави. – Преобразование в системе «ветер – огонь – кристалл»… оно запрещено всеми трудами по магии, потому что кристалл антагонистичен ветру по природе своей и потому вносит в базис заклятья неустранимые возмущения, которые потом уже не погасить…
– Кто тебе сказал такую глупость?! – негодовал в таких случаях Акциум. – Надо же, додуматься до такого! Ветер, видите ли, у неё антагонистичен кристаллу! Ты решила, что это так, ибо ветер подвижен и изменчив, в то время как кристалл, напротив, почти что вечен и неизменен, если только мы не подвергнем его огранке?
– Да…
– А теперь попробуй работать с кристаллом так же, как с ветром. Почувствуй пленённый в кристалле свет. Почувствуй его мятущийся дух, почувствуй его отчаяние, его стремление разорвать тесную клетку, вырваться наконец на волю! Уподобь это его стремление вечной свободе ветра! Ощути внутреннюю свободу кристалла – забудь о его правильных гранях!..
И то же самое с ветром. О да, он хаотичен, он неупорядочен, он сам по себе, однако он подчиняется строгим законам. Вспомни, что я рассказывал тебе о причинах зарождения вихрей. Вспомни о строгих иерархиях духов воздуха. Вспомни об их взаимодействии – разве не напоминает это структуру кристалла? А когда ты научишься инвертировать формы заклятий под разные стихии и источники силы, ты получишь в своё распоряжение неисчерпаемый арсенал. Давай рассмотрим хотя бы известный всем файербол, сиречь огненный шар. – Увлекшись, Акциум говорил с подлинным азартом. Между его ладоней тотчас вспыхнула миниатюрная сфера чистого пламени. Это волшебство он себе позволял. – Мы можем работать с ним как с простой огненной стихией. Каковы главные её составляющие? Уничтожение, распад, горение, истечение запасённой силы. Но давай попробуем усложнить методы. Взгляни – разве не прекрасен танец этих крошечных саламандр, заключённых в сфере из огня? А теперь вспомни, что я говорил тебе о пленённом в кристалле свете.
– Но, Акциум, здесь же…
– Ну, конечно, огонь – стихия разрушения. Это излюбленное оружие Хаоса. Но помни, в любом распаде надо уметь усмотреть зарождение новой структуры. Хотя бы на считанные мгновения, пока будет действовать твое заклятье. В этом нелегко разобраться… потому что можно порой скомбинировать и впрямь несоединимое. Не заклинай мух при помощи закона пауков, гласит старое изречение.
– Но как же отличить? – впадала в отчаяние Тави.
– Некоторые простые пары антагонистов тебе придётся просто заучить. В дальнейшем ты сможешь делать это уже без вмешательства рассудка, машинально…
…Разумеется, Тави не могла оставить без внимания подавленность и печаль её нового наставника.
– Не знаю, не знаю, – он только и делал, что качал головой в ответ на её настойчивые расспросы. – Я пытаюсь отыскать козлоногого – разумеется, не применяя никакой активной магии. И до меня доносится странное эхо. Эхо истерзанной земли. Земля напугана, Тави, и напугана смертельно. Нет, нет, не спрашивай меня, чем именно. Всё равно сейчас сказать не смогу. Пока мы не добредем до Мельина и не отыщем настоящего, первичного гнезда этих бестий. Тогда станет ясно, что делать… – глаза Акциума внезапно сделались больными и тусклыми, – если, конечно, Заточивший меня не начнёт действовать. Ты не забыла, что я бежал из заключения?
– Не забыла…
– Не хлюпай носом. Ты уже настоящая волшебница… Как жаль, что у нас нет хотя бы года… Так вот, если со мной что-то случится – ты закончишь дело за меня.
– К-как?.. – жалко пролепетала Тави.
– Ты перебьёшь их всех, – без тени сомнения, вполне серьёзно сказал Акциум. – Я не хочу, чтобы этот мир обратился в ничто. Я полюбил его. А козлоногие… Сперва я решил, что это – Хаос. Но я ошибался. Это нечто иное. Совсем иное.
– Но как же я тогда с ними справлюсь?
– Будешь драться, – пожал плечами маг. – Мне казалось, ты неплохо умеешь это делать. Не раскисай, чародейка! Держи себя в руках! Любой враг страшен только до тех пор, пока ты о нём ничего не знаешь. Воображение – штука полезная, но не всегда.
* * *
Слухи о мельинском побоище докатились до них на третий день пути. Промчавшись по Тракту, измученный гонец осадил коня у трактира, скатился с седла наземь. Одет он был в имперские цвета. Наспех влил в себя кружку пива, кое-как отряхнул плащ, развернул свиток – и начал читать, гордо глядя поверх голов сбежавшегося народа.
Он читал – и на быстро растущую толпу падало мёртвое молчание. Никто не осмеливался даже пошевелиться, не то что нарушить речь герольда каким-нибудь выкриком.
Император начал войну с магиками. Всем добрым подданным вменяется не оказывать чародеям никакой помощи, не платить десятины, не предоставлять убежища; все, кто желает, – пусть вступают в войско. На этой войне легионеру положено будет полуторное жалованье.
Кое-кто кидал шапкой оземь и отправлялся навстречу вербовщикам. Большинство же обывателей занялись тем, чем и положено в преддверии большой войны: стали зарывать и прятать имущество. Многие, особенно имевшие родню на дальних границах Империи, не без оснований решили, что пришла пора навестить свойственников.
Маг Акциум выслушал принесённые известия молча. Только уголок рта подрагивал. Вокруг них с Тави гудела таверна – десятки людей вопили и орали одновременно, кто – топя свой страх в подозрительно крепком пиве, кто – мучаясь томительной нерешительностью, а кто – только прикидываясь, а на самом деле слушая и запоминая имена.
Грады и веси Империи кишели соглядатаями Радуги, в громадном большинстве теми, кто не имел ни грана магической Силы.
– Только этого нам и не хватало, ученица, – тяжело вздохнул чародей. – Император сцепился с Радугой… и, значит, рассчитывать на их помощь в нашем деле нельзя.
– Рассчитывать на чью помощь? – опешила девушка.
– На помощь Радуги, разве меня поразила внезапная шепелявость, а тебя – столь же внезапная потеря слуха? – поморщился маг. – Радуга не вся состоит из свихнувшихся злодеев или прекраснодушных идиотов, что в принципе ещё опаснее. Я рассчитывал поговорить со стариком Гахланом… ещё кое с кем из его кружка. Пойми, Тави, беды этого мира должно решать силами этого же мира. Каждое мое заклятие, да что там заклятие! – каждый мой шаг может оказаться роковым для этой тверди. Такое тебе в голову не приходило?.. Очень плохо, если нет, тогда получается, что я лишь теряю с тобой время!..
– Наставник, Радуга – мои враги, они едва не убили меня, они…
– Я знаю это не хуже тебя, Тави. Просто иногда надо понять, что твоя месть есть не больше, чем твоя месть. Ты схватилась с Красным Арком, однако это ещё не значит, что любой маг Синего Солея или Голубого Лива точно так же ринется на тебя, едва завидев. Они все разные, там, в Радуге…
Тави опустила голову. Всё накрепко затвержённое с самого детства, с огненного аутодафе, говорило – никакого доверия врагу. Никаких сделок с ним. В тот миг, когда ты решишь, что обставила Семицветье, на твоей шее захлестнётся петля, которую не разорвать никаким заклятьем.
А Учитель, великий маг, которого она знает лишь несколько дней, похоже, куда больше думает о том, как бы спасти весь этот мир – обычное занятие для великих магов, на меньшее они не размениваются. И что значат в сравнении с этим чувства какой-то там Тави, если он опять занят всегдашним делом самых больших магов?
Она, изгой, которому предстояло вернуться к Вольным и, стоя перед Кругом Капитанов, рассказать о гибели Кан-Торога, о предательстве и бегстве Сидри с драгоценной добычей, о преследовании Радуги, – она просто не могла сейчас думать о каких-то там судьбах мира. Её собственная судьба представлялась тонкой нитью с медленно смыкающимися железными половинками ножниц над нею. Едва ли Круг Капитанов будет очень доволен случившимся. Тави может долго распинаться о коварстве гнома, но ничто не сможет отменить одного простого и гибельного для неё вопроса: «Ты наша волшебница, тебя послали с Каном именно на случай непредвиденного, и нечего говорить теперь, что всё это оказалось тебе не по силам!»
Что она станет делать тогда? Лишиться последней, пусть даже и призрачной надежды быть в один прекрасный день принятой народом Вольных как полноправный воин; внешне она не отличалась от них – поработали заклятья, но кровь, как правильно говорил Кан, невозможно заменить никакими заклятьями.
– Что с тобой? – заметил её опущенную голову Акциум. – Не по нраву мои слова? Девочка, я видел тебя и твоих спутников, ещё когда сидел в келье. Мне ни к чему тебя обманывать; я догадываюсь, что идти тебе просто некуда. Не переживай, Радуге я тебя не отдам. И с изуверами, что десятками жгли детей при самомалейшем намёке на магические способности, я связываться не собираюсь тоже. А быть может, нам с тобой не потребуется никакой помощи вовсе, – закончил он, явно стремясь приободрить Тави.
Однако в это очень слабо верилось.

Глава десятая

После того как отступила боль, унялось головокружение и в глазах перестали мелькать алые круги, Клара Хюммель вернулась к холму с дольменом. Она потратила уйму сил, чтобы отправить в Долину, Архимагу Игнациусу, как можно более подробное сообщение – вместо того чтобы двинуться туда самой. А вернувшись, Клара Хюммель нескоро ушла от дольмена. Тайна, скрытая в глубинах гробницы, заинтриговала её до чрезвычайности; она не помнила, чтобы кто-то из магов Долины прежде сталкивался с таким.
Не приходилось сомневаться: тварь в склепе была роднёй этих самых Созидателей Пути. Так что же, выходило, они уже приходили в этот мир? И были вынуждены отступить? Почему? Отчего? И когда всё это случилось?..
Конечно же, сухие, рационалистически мыслящие создания, отягощённые очередной великой целью (Кларе не раз приходилось убеждаться, что почти все неприятности – именно от таких, отягощённых сознанием собственного величия), не случайно оставили её одну у дольмена. Разумеется, они все рассчитали и теперь могли только посмеиваться, наблюдая за отчаянными попытками разъярённой волшебницы добиться хоть чего-то, не применяя опасно сильных заклятий.
Курган был очень стар, много старше и самой Мельинской Империи, и городов нечеловеческих рас, когда-то в изобилии разбросанных по северному континенту. Кларе пришлось изрядно повозиться, прежде чем ей удалось точно определить дату – тварь в каменному гробу начинала беспокойно дёргаться, как только чародейка пускала в ход даже самое невинное заклинание. Пришлось порыться в памяти, вспоминая основательно забытый курс алхимии, раздел «Датировки. Методы полевых определений».
Итак, скелеты вокруг погребальной камеры – человеческие. Совершенно точно человеческие, не эльфов, не Дану и уж тем более не гномьи. Людские. А это, в свою очередь, значит, что когда-то, задолго до звёздного часа державы Дану, здесь жили люди.
Двенадцать тысяч лет назад пращуры нынешних хозяев Мельина и всего северного материка выкопали глубокий котлован, погребя на самом его дне кошмарное порождение истребительного Хаоса. Принесли ритуальные жертвы – наложенные чары оказались настолько прочны, что продержались тысячелетия. Потом закрыли гробницу камнями, брёвнами, насыпали сверху курган. И напоследок соорудили дольмен.
Спрашивается, зачем? Дольмены испокон веку считались вратами Силы, путём, по которому духи умерших могли на время возвращаться в сохранённые от тления тела, выбираться на поверхность, уже облечённые плотью – если, конечно, при погребении были правильно наложены все заклятья.
Клара забыла про сон и отдых. Она не могла позволить себе магического светильника, пришлось разложить самый обыкновенный костерок. Сколько раз ей пришлось изругать себя последними словами за то, что так мало знала об истории мира Мельинской Империи! Всё, что ей доводилось слыхать, – мол, люди пришли из-за южных морей, победили наспех собранное ополчение Дану на Берегу Черепов (в других мирах Клара могла припомнить ещё примерно две дюжины таких же названий), после чего люди, точно половодье, разлились по всем землям обширного материка. Отчего и почему они бежали сюда, на север, что послужило причиной Исхода, Клара, конечно же, не знала.
Получалось, что теперь ей жизненно необходимо докопаться до самых корней. Прорваться сквозь двенадцать тысяч лет, понять, что же случилось здесь, почему и отчего остановилось победное шествие Созидателей Пути, какая сила сумела отбросить эти создания, на целых двенадцать тысяч лет замедлив их победную поступь?
…Прошла вся ночь. Наступил день; обессиленная Клара сидела на холме, завернувшись в измазанный грязью плащ. Больше здесь ничего сделать было нельзя. Неподалеку, у подножия, в громадной яме она закопала все срочно вызванные при помощи магии алхимические аксессуары. Конечно, потом надо вернуться и всё уничтожить, но пока сойдёт и так. Как ни странно, люди очень редко приходили сюда, на этот курган – словно недобрый дух этих мест всё ещё продолжал жить и разгуливать по окрестностям.
…И как это Радуга ничего не заметила? Куда смотрела гордячка Сежес? Она ведь хаживала в Долину… редко, но хаживала и казалась при этом деревенской девчонкой, впервые попавшей на королевский бал. Ах, если бы Игнациус был другим… если бы он и впрямь стал главой всех магов во всех ведомых Долине мирах! Быть может, тогда никакие козлоногие и прочие не осмелились бы тревожить покой Клариного дома.
Но нет, Архимаг всякий раз лишь вежливо усмехался, стоило кому-то из Гильдии боевых магов завести речь о власти.
Однако пора и возвращаться. Как бы ни хотелось Кларе продолжить поиски (а такой курган просто не может быть единственным), надо помнить, что два выторгованных у козлоногих дня уже скоро пройдут. Совет должен вынести вердикт. Мир или война. Стоять насмерть – или бежать, забыв обо всём.
Обо всём? И о мальчишке Кэрли тоже?.. Дьяволы и преисподняя, что же будет, если этот мир достанется «путейцам»? А что, если Кэрли ранен, валяется где-то в грязной лачуге, если уже не похоронен в общей могиле, то есть раздет алчными мортусами и заброшен в грязный, наспех откопанный ров?..
Равнодушие и забывчивость у Клары имели свойство сменяться приступами бешеной активности.
«Времени осталось немного, но я отыщу тебя, стервец!»
Она никак не могла понять, что Кэрли не из тех, кому «вечно двенадцать».
* * *
Фесс понимал, что Император мешкать не станет. Но никогда не мог и помыслить, что до такой степени.
Роскошный походный шатёр повелителя Империи был пуст. Император даже не ночевал в нем, хотя Вольные плотным кольцом окружали полог. Фесс отправился искать местечко посуше – моросивший дождь к ночи усилился, понемногу превращаясь в ливень.
Войско готовилось к ночлегу. Легионы разбили палатки, окопали их и сейчас, судя по всему, предвкушали, несмотря на дождь, более-менее спокойную ночь.
Вместо этого на самом краю лагеря, где особенно густо, несмотря на прохудившиеся небеса, пылали костры, – где-то там внезапно началось шевеление, тьма дрогнула, потекла вперёд, через контрвалационную линию дальше, к укреплениям предмостья. Луну закрывали тучи, и лишь, до предела напрягая глаза, Фесс разглядел двинувшиеся вперёд шеренги.
Первое чувство оказалось горькой обидой. Император начал сражение, а он, Фесс, болтается по лагерю, не имея никаких приказов!
– Что такое, центурион? – он ухватил пробегавшего мимо солдата за короткий мокрый плащ.
– Атака, не вишь, чё ли? – грубо оборвал его легионер.
Лагерь менялся точно по волшебству. Словно из ничего, из пронизанной холодными дождевыми струями тьмы возникали правильные шеренги манипул. Без привычного рёва буксинов, без зычных команд легионы пошли в атаку.
Пронёсся порыв холодного ветра, косые плети ливня резанули лицо Фесса; воин крякнул, одёрнул плащ и, не теряя времени, побежал вперёд. Если он не нужен сейчас Императору, он пригодится легионерам.
* * *
Это был очень хороший план. Император не сомневался, что башня Кутула не поддастся никакой осаде. Её можно было взять только внезапным натиском – натиском, который самим магам бы показался нелепым и безнадёжным.
Император скомандовал атаку, когда её и в самом деле никто не ожидал. Ни один из баронов ничего не знал – только легаты имперских войск.
Ничего не сказал Император и Фессу. Странный парень… и кто знает, можно ли ему до конца доверять? Кто знает, не смотрит ли его глазами – даже без его ведома – кто-то из волшебников Семицветья?..
Император оставил в роскошном шатре все фамильные доспехи, включая меч. Перед боем он облачился в обычную броню легионера с вытесненным василиском на груди. Пусть панцирь не выкован гномами, сейчас важно как можно дольше продержать магов в неведении, где он сам. Зачем жечь идущие на приступ легионы, если можно решить всё дело одним ударом?
Сейчас он как мальчишка радовался бушующей осенней непогоде, холодные струи ливня, просачивающиеся под плащ, казались более надёжной защитой, чем сталь. Многие боевые заклятья – он знал – требуют особого состояния четырёх стихий. Да и файерболы не слишком-то хороши, если метать их в жидкую осеннюю грязь.
Император с немногочисленной свитой затерялся на самом переднем краю атаки, возле контрвалационной линии. Его окружала лишь стража Вольных – как всегда, бесстрастных и молчаливых – да командиры легионов с посыльными. Герои мельинской битвы – Аврамий, Сулла и прочие – повели свои когорты вперёд. Они уже имели опыт схваток с магами. Опыт, которого не было больше ни у кого.
Стоя на самом краю земляного вала (ничего больше отрыть, конечно же, не успели; громко названная «контрвалационной», линия осады являла собой лишь кое-где намеченные рвы и валы), Император смотрел на шагающие колонны. Обычно легионеры приближались к стенам «черепахой», тесно сбив щиты; сегодня же, напротив, они наступали без всякого строя, словно толпа восставших мужиков-лапотников, – естественный шаг, если вспомнить судьбу павших у Кожевенных ворот в Мельине.
Шеренги приближались к предмостному укреплению. Тьма всё сгущалась, на западе погасли последние отсветы заката, затянутое низкими дождевыми облаками небо было темно, словно выходное облачение Его преосвященства архиепископа, но легионы Империи умели биться и в полной темноте.
«Сейчас маги, конечно же, в панике вскакивают с тёплых постелек, – злорадно подумал Император, не обращая внимания на срывающиеся со шлема частые дождевые капли. – В недоумении и растерянности бегут по местам, гадая, что же такое задумали их враги? Без осадных машин, без катапульт легионы идут в атаку, словно перед ними расстилается голое поле, в дальнем конце которого их ждёт лишь нестройная толпа ополченцев какого-нибудь варварского западного племени».
Первые ряды штурмующих докатились до края рва, а укрепления оставались молчаливы и безгласны. Ни звука, ни огонька. И никаких следов активной магии.
По уже сложившейся привычке Император погладил белую латную перчатку на левой руке. «Она не подведёт. Она выручит. Не знаю, чем потом потребуется расплачиваться за её помощь… но я готов. Жизнь одного человека – слишком ничтожная цена победы».
В глубокий, но лишенный воды ров полетели фашины. Шестой легион постарался. Он вышел из лагерей полностью экипированным, захватив даже вязанки хвороста, которые сейчас и пошли в дело. Самые жадные до драки – или самые отважные, – не дожидаясь, пока загатится ров, метали вниз верёвки, скользя по ним с ловкостью танцующих на вантах пиратов Внутренних Морей.
Маги по-прежнему бездействовали.
Манипула за манипулой чётко, как на учениях, сбрасывала фашины в ров. Воины ловко менялись, не теряя даром ни секунды и ни на миг не останавливаясь. Те же, кто успел спуститься в замощённый камнями ров, уже лезли вверх по противоположной стене, ловко цепляясь стальными крюками-кошками за выступы и неровности кладки; несколько человек уже одолели ров и теперь, точно бессмертные, примеривались забросить якорьки на гребень стены.
Кажется, в башне Фиолетовых проснулись только сейчас. Император уловил тревожное тепло, хлынувшее из камня в перстне; накатила мгновенная дурнота. Так. Игры кончились, волшебники поняли, что это не имитация атаки, это самый настоящий штурм, и решили больше не мешкать.
– Вперёд, – негромко скомандовал Император своей свите.
Настало время узнать, в самом ли деле полученный им подарок настолько ценен.
Два десятка человек мгновенно затерялись в бушующем у стен укрепления людском море. В простых доспехах, ничем не отличавшихся от обычных легионерских, они пробиралась вперёд, и только очень опытный глаз сумел бы, преодолев завесу ночи, обнаружить их в этом кажущемся хаосе.
…Ров был уже завален в десяти местах, первые смельчаки карабкались на стены, словно из ничего появлялись узкие штурмовые лестницы – одно звено вставляется в другое, в него – третье, и вот уже готов осадный снаряд, вот он уже приставлен к стене, и живая, закованная в сталь нитка начинает подниматься по нему вверх.
Легионам не всегда требовалось тратить время на сооружение десятков и сотен штурмовых лестниц.
…А маги всё ещё что-то готовили. Император чувствовал стягивающиеся силы, чувствовал гнев ветров, разъярённых всаженными в их незримые бока шпорами, чувствовал гнев пламени, ярящегося в подземных горнах; огонь и ветер сливались сейчас воедино, готовые к смертельному удару.
Из мрака наверху свистнули первые стрелы, выпущенные скорее всего в никуда, – что, наконец-то проснулась охрана? Где они были до сих пор, интересно знать?..
Зазвенела сталь – взобравшиеся на стену схватились с немногочисленными защитниками. Неужели всё так просто? Словно в учебнике военного искусства. Внезапная ночная атака в дождливую погоду, расхлябанная, забывшая свой долг охрана… как хотелось бы в это поверить!..
Император и его свита оказались у ворот. Собственно говоря, это были не ворота, а днище подъёмного моста.
Слева и справа легионеры с рёвом, отбросив осторожность, лезли и лезли вверх по приставным лестницам.
«Попробуем», – Императора охватывала какая-то неистовая лихость, казалось, он сейчас способен в одиночку справиться со всей Радугой. Тяжёлый мост из добротных дубовых брусьев, окованный многочисленными стальными полосами, закреплённый в гнездах на чудовищных засовах, казался несокрушимым. Здесь потребовался бы не один день работы самого мощного тарана.
Император поднял левую руку. Ну, таинственный подарок, подарок Тьмы и Хаоса, подарок Смерти и Разрушения, вот теперь пришёл черед проверить тебя по-настоящему!..
Императору почудилось – вся его кровь, все жизненные силы покинули мышцы, сердце, лёгкие, бурлящим потоком устремляясь к сжатому левому кулаку. Собственная кровь представилась ему обрушившейся на берег всесокрушающей волной – волной всесжигающего пламени, волной, поднявшейся до неба, поглотившей луну и звёзды, испепеляющей сам небесный свод; и он, словно в молодецком кулачном бою, изо всех сил выбросил левую руку вперёд, целясь в фигурное сплетение железных полос прямо перед его глазами.
…И тотчас же закричал от нестерпимой боли. Стремительной ледяной змеёй она рванулась вверх к левому плечу. Император пошатнулся – со всех сторон его тотчас подхватили руки Вольных. Глаза уже ничего не видели; он чувствовал, как его поднимают над землёй и несут прочь из боя, в тыл…
* * *
Фесс видел, как это было. Разумеется, он не стал отсиживаться в лагере, когда начался приступ. Никто не отдавал ему никаких команд, он оказался предоставлен самому себе и постарался использовать эту свободу как можно лучше.
Он был возле самых ворот, когда увидел расчищавших путь Вольных. Потом увидел Императора – солдатские доспехи не помогли, породу и осанку не спрячешь под заёмным железом, – увидел и едва не отшатнулся.
Сила Императора обжигала. От природы чувствительный к магии, Фесс сейчас оказался словно в пылающем костре. Он невольно зажмурился, но и сквозь сжатые веки видел огневеющее человеческое сердце, что гнало сейчас по жилам не кровь, а кипящий огонь.
Белая латная перчатка, диковинный дар, принесённый самим же Фессом, напротив, показался тусклым и слабым. Какое-то волшебство он в себе содержал, конечно же, не без этого, но не столь же всесокрушающее!..
А потом словно рухнула невидимая плотина. Фессу показалось – вся кровь Императора разом пришла в движение. Жилы на левой руке вздулись. Кожа лопалась, вены обращались в диковинное и страшное подобие подрукавных самострелов, что использовал сам Фесс, – вырвавшись из плоти, жилы извергали сейчас поток жидкого огня. Белая перчатка словно бы растворилась, пламя миновало её, и тугой кулак ударил прямо в ворота.
Подъёмный мост окутался дымом. Горело всё – камень, железо, дерево, даже грязь под ногами; раздробленные на мелкие куски, створки повалились под ноги торжествующим легионерам, что, обгоняя повелителя, с боевым кличем ринулись в пролом. Мелькнули какие-то смутные тени в жалком свете факелов, мелькнули, чтобы тотчас же быть втоптанными в окровавившийся камень. Солдатская волна захлестнула укрепления, и теперь требовалось не сколько истреблять защитников, сколько брать в плен.
Дрожа от ужаса, Фесс прислонился к стене. Сделав своё дело, магическое пламя быстро угасало.
Магия крови. Страшная, потайная, наполовину запретная даже в Долине магия – тем более такая. Фесс не мог узнать ни одной знакомой связки, ни одного узла сплетения стихийных сил – словно ребёнок, полагаясь на инстинкт, а не на разум, соткал в одночасье такую паутину, что её теперь не распутать и всей Академии с самим Архимагом в придачу.
Так, значит, тот ночной гость… Фесс почувствовал дурноту при одной мысли о том, кем может оказаться эта тварь. Нет, нет, только не это! Неужели он своими руками вручил Императору то, что погубит весь этот мир?!.
Вот теперь Фесс и в самом деле горько пожалел, что он недоучка. И что так мало знает о магии крови. Как, кстати, и о Хаосе.
Внезапный магический удар Императора, чувствовал Фесс, нарушил какие-то уже сложившиеся планы осаждённых магов. Даже здесь, за пределами стен, ощущались их растерянность и ужас. Неистовый выброс Силы смял и разметал их собственные многомудрые построения, и теперь всеуничтожающее заклятье предстояло плести снова.
Легионеры заняли уже все башни и стены. Арбалетчики, заняв позиции наверху, принялись считать болтами вражеские бойницы.
И вовремя. Озаряя мрачным алым светом башни, ров и стены, на волю вырвался первый файербол. Вот вперёд и вниз метнулась ветвящаяся плеть голубой молнии, и кто-то, угодивший под неё, взвыл в агонии. Маги, кажется, сообразили что к чему. Ясное дело, сейчас на стены выгонят всех учеников, едва-едва только научившихся лепить огненные мячи и пускать с рук молнии. Солидным, серьёзным чародеям нужно время. Едва ли они отважатся на фокусы с Силами Земными – башня нужна им целой и невредимой. Защитить же заклятием её и развернуть бездонную пропасть под ногами штурмующих – на это едва ли хватит сил даже у главы Фиолетового Ордена. Нет, скорее всего это будет нечто менее глобальное, но более действенное…
Впрочем, летящие через ров огненные ядра и стрелы, какие-то зубастые чёрные чудовища, бесшумно скользящие на широких крыльях и падающие сверху на головы и плечи штурмующих, небезуспешно начали прореживать их ряды. Среди солдатских плащей замелькали белые накидки нестроевиков, тех, чьей обязанностью было выносить раненых из боя.
Всё больше и больше магов появлялось на стене, несмотря на ураган стрел, которыми их осыпали арбалетчики Суллы. И всё больше и больше легионеров падало, бессильно выронив оружие. Несколько молний ударили в ров, но тут, похоже, магия спасовала перед плохой погодой – мокрый хворост лишь шипел, не загораясь.
Фесс отбросил колебания. Что бы там ни было, он присягал и не отступит от данного слова. Даже если Императору помогают сейчас все силы Хаоса.
Былой воин Серой Лиги ужом скользнул вперёд. Пока его товарищи пытаются атаковать в лоб, он зайдет сзади – нельзя же допустить, чтобы они погибли зря!..
А тем временем Вольные, тащившие Императора на руках прочь из боя, внезапно остановились. И повернули назад.
* * *
– Повелитель ранен! Лекаря! Немедля!..
Император узнал голос капитана своих стражей. Вольные отличались молчаливостью, но уж если говорили…
Правда, омерзительная тошнота и головокружение отступали. Одежда под латами стала вся тёплая и липкая: Императора с ног до головы покрывала его собственная кровь. Однако больше она уже не текла.
– Стойте! – возвысил он голос. Голос остался прежним – тяжелораненый не смог бы так говорить. – Назад… все назад! Маги опомнились… и пока они не…
Вольные повиновались. Они всегда скрупулёзно исполняли приказы.
Император сорвал перчатку с левой руки. Кисть выглядела так, словно в неё разом было всажен добрый десяток ножей. Каждую жилу, вплоть до самых мелких, пересекал поперечный разрез, сейчас уже покрытый тёмно-багровой коркой запёкшейся крови.
Император вновь ощутил кипящую внутри Силу. Демоны и преисподняя, будь что будет, он пойдёт вперёд! Он не оставит своих солдат умирать, прикрывая его!
Все стены вокруг башни Кутула уже расцвели настоящим фейерверком огней. Понятно. Маги делают своё дело. Может быть, они даже смеются. Ничего, скоро улыбаться им станет и вовсе нечем.
Возле ворот он уже шагал сам. За спиной Императора разворачивались запасные легионы – Восьмой и Шестнадцатый; наконец-то продрали глаза баронские дружины. Эти медленно, в беспорядке подтягивались к месту боя.
– Повиновение Империи! – услыхал Император.
Граф Тарвус изящно поклонился повелителю. С головы до ног закованный в воронёную сталь, он возглавлял немалый отряд.
– Остальные дружины на подходе, мой Император. Прикажи нам атаковать – легионеры, похоже, боятся этих новогодних шутих. – Граф небрежно кивнул в сторону полыхающей огнями стены.
– Хорошо! Вы смените Шестой легион, – коротко кивнул Император. И, понимая, что Тарвус ждёт ещё каких-то слов, добавил: – Я не забуду вашей услуги, граф…
– Повиновение Империи, – вновь поклонился тот.
Потрёпанные манипулы Шестого легиона забросили щиты за спину. Разномастные, диковинно вооружённые, в причудливых доспехах – каждый ленный властитель старался перещеголять соседа, – баронские дружины выдвигались вперёд.
А Император послал назад приказ готовиться Первому легиону.
* * *
Фесс не стал мешкать или состязаться в меткости с мальчишками, метавшими из бойниц файерболы. В привычной, хоть и мокрой насквозь куртке ночного воина он стоял, прижавшись к холодному камню у подножия стены. Её подошва содержалась в отменной исправности – суперинтенданту крепости следовало отдать должное.
Фесс выхватил из рукава тонкое шило, вогнал в едва заметную щель между камнями. Подтянулся, повиснув на одной руке, достал второе шило. Воткнул. Подтянулся вновь…
Он карабкался по обращённому к реке фасу крепости. Отсюда не ожидали атаки, да и то сказать – подобраться по узкому обрыву смогли бы очень немногие. Оставалось надеяться, что и наверху охрана не слишком многочисленна. Фессу не хотелось отмечать свой путь трупами раньше времени.
…Когда он добрался до верха, руки уже изрядно ныли. Хорошо ещё, что откованные гномами иглы входили в щели, точно горячий нож в масло.
Фесс скользнул в бойницу. Вырвал из-за спины притороченную там глефу. Никого… никого?..
Ослепительная вспышка перед самыми глазами. Холод наваливающегося заклятья – обездвиживающего, вяжущего по рукам и ногам. Такое ему не перебить, если только…
Раскалённая ярость плеснула в голову. «Нет уж, гады, второй раз вы меня не возьмёте!»
Ослеплённый, он только и сумел, что кувыркнуться с каменного парапета вниз, во внутренний двор крепости.
* * *
– Мой повелитель, я уже краснею от стыда. – Тарвус повернулся к Императору. – Дружины баронов…
– Бегут, как трусливые овцы! – не выдержал легат Навкратий.
Дружинники дрогнули, едва только в их рядах лопнул первый файербол. Для них не потребовалось больше никаких заклятий. Немотря на то что ров был уже почти завален и в изобилии имелись осадные лестницы, никто из атакующих не дерзнул ступить на фашины. С многоголосым воем ужаса они отхлынули назад, толкаясь и давя упавших в узком проходе ворот. Немногие смельчаки оказались мгновенно сметены – по рву заметался голубоватый светящийся вихрь, налетая на людей, он рвал их на куски, так что окровавленные руки и ноги летели по воздуху за десятки шагов. Правда, выбраться из рва он не смог тоже – очевидно, маг не владел искусством этой атаки на расстоянии.
Отход превратился в бегство; хорошо ещё, что дружинники отхлынули вправо и влево, не опрокинув и не смешав ряды подступавших легионов третьей линии.
Однако даже здесь, на предмостном укреплении, был слышен издевательский хохот с высоких стен.
Император поморщился. Ничего иного он не ожидал… но в то же время не ожидал, что баронское войско побежит так скоро. Впрочем, пусть их. Силы магов тоже не беспредельны. Чем больше и чем ярче окажутся файерболы, летящие в спины бегущим баронским дружинникам, тем легче станет сменяющим их легионерам.
Чёрная крылатая тень рухнула с высоты так внезапно, что ничего не успели сделать даже отточенные рефлексы охранников-Вольных. Собственно говоря, никто ничего не понял, когда граф внезапно и резко махнул мечом-полутораручником, махнул с лёгкостью, небывалой для этого оружия.
У ног Императора забилось обезглавленное тело, широкие крылья усеяны почти футовыми остриями – непонятно, как тварь ухитрялась держаться в воздухе.
– Прошу прощения, повелитель, она забрызгала ваши сапоги. – Тарвус продолжал играть даже сейчас, на поле боя.
– Благодарю, граф. – Императору всё же стало не по себе. – Этого я тоже не забуду. Но как же ваш отряд? За него вы тоже намерены краснеть?..
– Есть ли смысл посылать его на убой? – Граф элегантным движением стёр с клинка тёмно-фиолетовую кровь и отбросил испачканный кружевной платок. – Мне кажется, повелитель пошлёт в решающую атаку свои легионы. У меня семьсот тяжеловооружённых пехотинцев, обученных приёмам штурма. Хочется верить, что они будут нелишними.
Император молча кивнул.
* * *
Падение оглушило Фесса, однако он знал, что делает. Этот тип заклятий способен действовать как прикрытие, когда кувырком летишь с высоты. Не шевелясь, он скорчился на мокрых камнях, руки бессильно раскинуты.
– Эгей, да это Серый! – услышал он. Лица коснулась тёплая волна – над головой плавал шарик золотистого света. – Осторожнее, братья!..
И вновь – толчок магии. Кажется, они не поддались на его уловку. И теперь намеревались спеленать как следует, на всякий случай.
– Да дохлый он, ужель не видишь? – пробасил кто-то. Пахнуло – смесь пива и лука.
– А вот это мы и проверим сейчас… – проскрипел третий голос, донельзя неприятный.
Фесс прыгнул, короткий клинок его глефы хищно свистнул. Раздался хряск, словно мясник со всего размаха вогнал свой секач в свиную тушу. Нелегко оказалось проделать это, когда валяешься на земле, будучи ещё наполовину оглушённым. Рядом грохнулось чьё-то тело; Фесс бросился наутёк – нужно хоть какое-нибудь прикрытие! Кажется, он ухитрился сунуть голову в осиное гнездо, излюбленная тактика Серой Лиги не сработала, и теперь за ним начнут охоту все не занятые на стенах маги Фиолетового Ордена. И значит, опять вступит в силу древний закон – убивай, потому что иначе убьют тебя.
Закон, давно забытый в Долине.
Фесс обогнул угол четырёхэтажного здания – все окна освещены. Рядом гостеприимно распахнул пасть широкий люк в подвал – очевидно, устроенный, чтобы можно было сгружать припасы внутрь прямо с телег.
Недолго думая, Фесс метнулся туда.
«Ох и прописал бы мне Патриарх за такое проникновение во вражескую цитадель», – отчего-то вдруг подумал он.
Внизу царил полумрак, горели неяркие факелы – Фесс заметил, что они не давали ни дыма, ни копоти, скорее всего их тоже питала магия. Не теряя ни секунды, он ринулся вглубь, лавируя между грудами каких-то мешков и ящиков. Вот ещё одна дверь. Узкие ступени ведут вверх. Нет, туда нам пока не надо. А это? Неприметный проход, перекрытый массивным железным щитом. Петель не видно, скорее всего поднимается скрытым механизмом. На ступенях – пыль. Мокрые следы Фесса отлично видны – он сейчас нарушал все заповеди Лиги, одна из которых гласила: «мокрому следует прятаться среди мокрых же, а не сухих». Будь у него чуть больше времени, он постарался бы последовать этому разумному совету, но только не теперь.
Очевидно, никто никогда не стремился сделать эту железную дверь потайной. Фесс наудачу потянул за торчащую из стены рукоять – железная плита со скрипом поднялась. Он скользнул в стылую черноту – и плита тотчас же сама рухнула у него за спиной.
Нельзя сказать, что это его особенно напугало – случалось сиживать и по трое суток в подобных подземельях, пока не удавалось разобраться с гирями, рычагами и противовесами. Выждав несколько мгновений, пока глаза привыкали к темноте, Фесс двинулся вперёд – вниз по старым-престарым, стёртым ступеням.
Ступени стёрты – так что же, тут много ходили? Зачем, куда, для чего?
За его спиной раздался вопль, но не ярости, а скорее отчаяния. Что-то звякнуло – как будто в железную дверь разрядили арбалет от бессильного бешенства.
«Что это значит, интересно?..»
Долго задерживаться наверху и искушать судьбу Фесс не стал. Кто знает, что найдётся в арсенале магов. Он торопливо шагал вниз.
Виток, виток, виток. Лестница змеёй обвивалась вокруг столба, сложенного из грубых каменных глыб.
Он пошёл вниз. За спиной – мёртвая тишина; звуки боя как отрезало. И тишина эта очень не нравилась Фессу.
На пятнадцатом витке лестница превратилась в грубое подобие кое-как облицованного камнем прохода. Ступени исчезли. И так – ещё десять витков. Исчез и столб, обратившись в кое-как обтёсанный скальный монолит. Пахло пылью и затхлостью.
Наконец спуск кончился. Под ногами Фесса лежала массивная каменная плита с грубо откованным кольцом. Похоже было, что его делал человек, едва-едва знакомый с кузнечным ремеслом.
Фесс остановился. Что же это за штрек, куда он попал из самого обыкновенного подвала, заполненного мешками с мукой и другими запасами? Едва ли Орден хранит здесь свою сокровищницу. Конечно, можно было предположить, что башня много раз перестраивалась и какие-то подземелья стали просто не нужны, но в это слабо верилось. Радуга не отличалась наивностью, равно как и стремлением даром расшвыривать деньги.
Делать нечего. Используя глефу как рычаг, Фесс попытался поднять плиту. Если этим ходом никто не пользовался, плита должна была просто намертво врасти в пол, и тогда останется только повернуть назад…
Однако камень поднялся неожиданно легко.
Снова – холод и темнота. Ещё более глубокая и потаённая, чем на лестнице, хотя и туда, само собой, не могло пробиться ни единого лучика света.
Под камнем оказались бревна. Толстенные, древние, очевидно, пропитанные чем-то оберегавшим их от гниения. Ход превратился в узкую щель – казалось, спускавшиеся сюда когда-то протирали его собственными боками. Даже ловкий и тощий Фесс едва не застрял.
Ноги внезапно провалились в пустоту. Пришлось вбивать костыль и спускаться по веревочному поясу. Фесс уже гадал, какова глубина этой пропасти и есть ли у неё вообще дно, когда достиг наконец пола.
Здесь, в этой тьме, не помогало даже зрение родившегося в Долине. Фесс ощупью двинулся вдоль стен – их подпирали деревянные столбы. Он не мог припомнить, чтобы подземелья хоть где-нибудь строились подобным же образом.
Под ногами что-то подозрительно захрустело.
Из бездонных внутренних карманов мокрой куртки он добыл небольшую масляную лампочку в железном кожухе. Засветил её.
Великие силы!..
Он стоял в самом центре настоящего кладбища. Пол был устлан человеческими костяками. Десятки, сотни черепов мгновенно уставились на Фесса пустыми глазницами.
А в середине обширного подземелья на исполинских деревянных колодах покоился каменный гроб таких размеров, что в него спокойно можно было уместить трёх-четырёх Фессов.
Бока саркофага покрывали древние грубо выцарапанные руны; Фесс понимал их смысл с пятого на десятое, но и его почти как ножом резанула мощь запечатавшего саркофаг старинного заклятья. Здесь была использована магия крови – та же самая, которую пустил в ход Император наверху.
Оставалось только задаться вопросом, кто же тут похоронен?
* * *
– Им не прорваться, мой повелитель. – Легат Клавдий, командир Первого легиона, в знак особой торжественности и искренности своих слов опустился на одно колено. – Ров завален, но в Восьмом и Шестнадцатом легионах большие потери. Маги бьют нас на выбор, как хотят, и при этом им не нужна какая-то особо сильная магия. Хватает простых огненных стрел. Доспехи от таких защищают плохо.
– А эти дармоеды, баронские прихвостни? – прорычал Навкратий. – Вперёд гнать гадов! Пусть собой закрывают легионы, хоть какая-то польза будет!
– С этим успеется, – холодно сказал Император. – Они станут сопротивляться, а я не намерен устраивать тут гражданской войны, Навкратий. Нет. Сделаем по-иному. Граф, мне нужна ваша пехота. Клавдий, поведёшь Первую когорту своего легиона. Фибул, Навкратий, – все резервы в дело. Вольные, за мной!
Последней команды, конечно же, не требовалось.
Башня Фиолетового Ордена являла собой сейчас поистине феерическое зрелище. Все стены полыхали огнями. Каскады файерболов, водопады молний, высверки ледяных стрел и копий, а поверх всего этого – кружащие чёрные крылья выпущенных из зверинцев или сотворённых силой заклятий тварей. Всё пространство перед рвом было завалено телами. Башни предмостного укрепления горели, кирпич плавился и тёк вниз огненными ручейками, разбрызгивая фонтаны зелёных искр. Несмотря на это, арбалетчики Суллы продолжали посылать стрелу за стрелой в бойницы напротив.
Легионеры Первого, Одиннадцатого и Восьмого легионов пятились, прикрываясь щитами. Они выполнили приказ, они завалили ров, но подняться по лестницам сил уже не было. Правда, в отличие от баронских дружинников, скованные дисциплиной и выучкой, солдаты регулярных войск не бежали.
На сей раз Император не таился. Знамя с василиском плыло высоко над плечами Вольных; левый кулак в белой латной перчатке сжат, словно в готовности отразить внезапный магический удар.
Он направлялся прямо к громадному подъёмному мосту, куда больше и шире, чем в передовом кронверке.
– Повиновение Империи, мой господин, это небезопасно, – хмыкнул Тарвус, ни на шаг тем не менее не отставая от Императора.
Император не ответил. За ними тяжело топала панцирная пехота графа, с головы до ног закованная в доспехи; следом спешила отборная Первая когорта – сплошь ветераны, прошедшие не одну битву.
Разумеется, их заметили. Стремительный пламенный взблеск – Император выбросил вверх левую руку, и огненный заряд разбился о белую кость латной перчатки. Она словно бы притягивала к себе вражескую магию, дробила и рвала её, обращая в ничто.
Тарвус невольно присел.
– Однако, мой повелитель…
Император не ответил. Перед ним вновь были ворота – ещё более прочные, ещё более мощные, чем в кронверке. Здешний мост казался настоящей громадой. Похоже, он был сделан из настоящего камня. Ни единого слабого места.
– А теперь мы посмотрим, чья возьмёт, – вырвалось у Императора. И вновь, как и в прошлый раз, чудовищная судорога выплеснула из лопнувших вен кровь, обращённую в жидкий огонь. Императору показалось, что его рука сейчас способна пронзить и дерево, и железо, и камень; клуб огня ударил в серое каменное брюхо моста, обращая его в груду дымящихся обломков.
Но разбуженная ярость требовала и требовала выхода. Опешившим легионерам и пехотинцам Тарвуса казалось, что из руки Императора сейчас извергается пламя. Его поток ворвался в тёмный тоннель, вдребезги разнёс внутренние ворота, достиг подножия самой башни…
Боль уже почти погасила сознание, когда среди зыбкого, ирреального хаоса Император вдруг увидел две высокие полукруглые створки, откованные из чёрного металла, металла, выплавленного отнюдь не в земных горнах. Странный герб Кутула – шесть сломанных стрел, безуспешно пытавшихся пробить чёрно-фиолетовый щит.
Кровь Императора ударила в эту дверь с такой яростью, словно этот миг должен был стать последним в его жизни и оставалось только одно – отомстить врагам.
Металл Кутула сам был защищён сильными чарами. Императору показалось – он видит развертывающиеся перед ним панорамы Хаоса, чудовищной пляски миров, видит вторжение жутких, непобедимых никакой магией титанов Хаоса в пределы населённых жалкими смертными слоёв Реальности, видит каких-то ещё более ужасных существ, появляющихся из-под земли, где они долго, очень долго ожидали своего часа; врата башни Кутула словно предостерегали его – мы нечто большее, чем просто воронёная сталь, мы много большее, чем воронёная сталь, подожди, постой, остановись!..
Но справиться с болью можно было только одним способом: сломить преграду, после чего Императора ждало спасительное забытьё.
И он, ломая уже не врага – себя, почти разрывая собственное сердце, заставил огненный кулак войти, вплавиться в плоть последней преграды и, сокрушая её, открыть, проложить Путь.
Он и сам не успел понять, отчего это прозвучало именно так: «Путь». Он просто знал, что дорога его легионам открыта. И со спокойной душой потерял сознание. Просто от потери крови.
* * *
Фесс вздрогнул. Там, наверху, кто-то нанес магический удар поистине всесокрушающей Силы. И притом Силы абсолютно нечеловеческой. Никогда ещё Кэр Лаэда не слышал и уж тем более никогда не сталкивался ни с чем подобным. Это было словно зимняя гроза, словно молния, внезапно рухнувшая с чистого неба… нет, не срабатывало ни одно из привычных сравнений. Это просто было нечто совершенно, абсолютно неведомое.
И потому особенно страшное.
Фессу вдруг очень захотелось оказаться в Долине. Подальше от всех этих приключениев, как говорила порой тетя Аглая, будь они трижды неладны!
Масляная лампочка несколько раз мигнула, хотя никакого ветра в подземелье не было и в помине.
А потом Фесс услыхал странный скрежет из-под крышки саркофага.
В следующий миг воин уже карабкался вверх по верёвке. Слепой ужас погнал его прочь. Мужество, стойкость – всё обратилось в пыль перед этим отвратительным скрежетом. Там, в каменном гробу, оживала бестия, перед которой Фесс не смог бы устоять, даже будучи настоящим магом.
Оставалось только бежать.
* * *
– Вот и славно, вот и хорошо, – не уставая, твердил Кицум. – Выбрались, и хвала богам, хвала силам здешним и нездешним, и небу хвала, и звёздам, а больше всего – тебе, Сеамни!
Уже все в бродячем цирке называли Агату её настоящим именем. И – откровенно побаивались.
Оставаться в Хвалине никто не захотел. Магов много, уничтожить одну, пусть даже важную, башню Арка, пусть даже со многими магами из числа сильнейших и даже самим Верховным ещё не значило победить весь Орден и уж тем более не значило взять верх над Радугой.
И вот добытый где-то Кицумом фургон трясётся по ведущей на юго-восток дороге. Троша сидит на козлах, братцы-акробатцы и Еремей – заклинатель змей дуются в кости, время от времени опасливо поглядывая на Агату, Таньша спит, а Нодлик, как всегда, визгливо ругается с Эвелин.
Словно ничего не изменилось…
Хотя, конечно, нет. Изменилось. Нет больше постылого ошейника. Добыт Иммельсторн… Агата поперхнулась, поймав себя на том, что произнесла имя святыни своего народа на диалекте хумансов. Что такое? Что случилось с ней?.. Или и в самом деле прав был Гейнебис, легендарный король-воин, что приказывал казнить всех Дану, побывавших в хумансовом рабстве?..
Агате стало не по себе.
…Как только они выбрались из города и она немного пришла в себя, Кицум забросал её вопросами. Она отвечала односложно, больше отмалчивалась. Агата знала теперь только одно – ей следует добраться до затерянного в болотистых джунглях последнего убежища своего народа. Путь туда мог занять целые месяцы, но что для неё теперь время?.. К тому же поползли слухи о каких-то неурядицах в Империи, о распре Императора с магами… Всё это хорошо. Пусть хумансы и дальше режут друг друга. Когда сюда придёт победоносная рать Дану, её воинам придётся пролить меньше крови.
Всё, что Агата сказала Кицуму – единственному, с которым она вообще разговаривала, – ей надо попасть на юго-восточный рубеж Империи. Старый клоун тотчас же согласился.
– На юг так на юг. Нам же лучше. Там потеплее-то будет, на побережье… А тебе, Сеамни, надо небось в Бросовые земли, так по этой дороге вернее всего доберёшься. Лучше через Пустоземья идти, чем через восточные королевства. Там-то твои уши ох как многим могут не понравиться!..
Агата молчала. Пусть старик говорит всё, что взбредёт ему в голову. С обретённым Деревянным Мечом она уже не расстанется. Агата смастерила себе кожаную петлю, наглухо заклепав её на собственном запястье, и всё сокрушалась, что нет времени остановиться и сделать настоящую, обшитую той же кожей цепь, чтобы забрать у неё Меч можно было бы, лишь срубив всю кисть.
Сперва фургон тащился по Мельинскому тракту, однако затем Кицум решил свернуть ещё круче на восток. Клоун знал такие дороги, о которых забыли, наверное, даже старожилы тех мест.
День сменялся ночью, в двух небольших городках они дали представления. Агата оставалась сидеть в фургоне, неподвижная и безгласная. Поднимающаяся повсюду тревога её мало волновала. Почти не прикасалась она и к еде, молча мотала головой, несмотря на все уговоры Кицума. Достаточно она давилась хумансовой отравой.
Лошадки бежали бодро, дороги, что отыскивал Кицум, оказывались безопасными, а народ в городках и деревушках – достаточно щедрым.
Так прошла целая неделя. Неделя, за которую на дыбы встала вся Империя. И, наверное, Сеамни Оэктаканн была единственной, кого это ничуть не беспокоило.
* * *
– Какое убожество! – с отвращением сказал Сидри Дромаронг. – Подумать только, издесь Каменному Престолу предстоит провозгласить начало такого великого дела!..
– Ты прав, ты прав, почтенный Сидри, – с готовностью согласились два его собеседника.
Былой спутник Кан-Торога и Тави щеголял в новеньких доспехах, изукрашенных искусной гравировкой и даже самоцветными камнями, – парадное одеяние, конечно же, не боевое. Борода его была тщательно расчёсана и умащена благовониями.
Два его сотоварища – в доспехах попроще, но тоже достаточно богатых – подобострастно внимали каждому его слову. Герой Подгорного Племени Сидри Дромаронг, вернувший в родную юдоль Драгнир, Алмазный Меч, принимал это как должное.
Они стояли в огромной пещере, бывшей когда-то руслом подземной реки, проложившей себе путь в толщах мягкого известняка. Ни любимого гномами гранита, ни иного привычного им камня. Увы, здесь, в изгнании, было не до возведения роскошных чертогов. Каменный Престол довольствовался малым, строя одну за другой кузни и плавильни. Ненасытная Империя требовала железа, сырого железа в крицах – как можно больше!
Однако иного места, чем эта карстовая пещера, они найти так и не сумели. Все прочие залы оставались лишь жалким подобием покинутых под Хребтом Скелетов.
– Значит, решено – это будет здесь, – повторил Сидри. Задумчиво почесал бороду и крикнул куда-то через плечо, чтобы несли факелы и светильни.
В пещере закипела работа. Появившиеся из узких ходов десятки молодых гномов принялись крепить к стенам железные кольца, выметать скопившийся на полу песок, выстилать бережно сохранёнными и в изгнании царскими коврами высокий белый выступ в дальнем конце пещеры, очень похожий на трон.
Вскоре, однако, появился и настоящий трон. Пыхтя и надрываясь, резную каменную глыбу тащила двадцатка самых сильных гномов. После долгих усилий им удалось водрузить его на известковый уступ.
Сидри и его спутники, до этого наблюдавшие за работами и покрикивавшие на молодых, приумолкли, склонив головы в знак почтения к святыне.
Каменный Престол гномы дотащили до западных гор, несмотря ни на какие трудности и лишения. Древний трон их царей, реликт славных времен, когда их рати хаживали далеко на восток и юг, к берегам теплых морей, возвращаясь с богатой добычей, когда войны случались с орками, гоблинами или Дану, а о людях никто не слыхивал и слыхом. В годы наивысшего расцвета RhaBsizgar Oorunn, Подгорного Племени, был сотворен Самоцветный трон. Сидри не лгал Кану и Тави, когда говорил, что драгоценные камни из убранства трона ушли на уплату выкупа. Они действительно ушли – но ушла мелочь, по меркам гномов.
Ожерелья сверкающих адамантов, алых, как кровь, Ardat’, синих, как море, Urtonn, голубых, как небо, Vigafatt. Рубины, сапфиры, аквамарины, топазы и прочее ведомое людям богатство недр не шли ни в какое сравнение с этими лучащимися живым огнём камнями. Высеченный из иссиня-чёрного камня, весь покрытый священными рунами, Самоцветный трон стоил куда больше, чем весь Мельин с его обитателями.
В украшавших его драгоценных ожерельях глаз с трудом мог заметить крошечные разрывы – отсюда были вынуты особо ценимые хумансами бриллианты и рубины для выкупа. Сейчас кое-какие из них до сих пор украшали регалии самого Императора и нескольких знатнейших фамилий Империи.
На самом верху резной каменной спинки свернулся несколькими тяжёлыми кольцами дракон – некогда величайший враг Подгорного Племени. От тех лет остались только героические сказания да несколько исполинских жёлтых черепов среди наиболее чтимых святынь народа гномов.
Но страшнее и гоблинов, и драконов оказались люди. Те самые, которых гномы когда-то презирали и считали дикарями.
Но теперь всё изменится.
…Следом за троном внесли иные сокровища: древние, бережно хранимые штандарты врагов, взятые в бою, – зелёное Древо Дану на чёрном шёлке, Орёл на фоне восходящего солнца – восточного союза эльфов, натянутую на деревянный каркас зелёную шкуру неведомого зверя с искусно вышитой чёрным камнем руной Г – знамя гоблинских ратей… Потом к ним прибавилось и несколько людских штандартов – победа не всегда сопутствовала легионам Империи.
На стенах появлялось всё больше факелов. В пещере уже было почти светло.
Мало-помалу вокруг Каменного Престола собиралось всё больше и больше богато одетых и вооружённых гномов с тщательно ухоженными седыми бородами, спускавшимися до самых поясов. Кое-кто косился на Сидри весьма неодобрительно.
Молодых гномов-работников же становилось всё меньше. Их место занимали ширококостные, кряжистые бойцы, воины в расцвете сил, вооружённые с головы до ног. Несмотря на все запреты, гномы всё-таки вывезли из-под Хребта Скелетов немало оружия. Оно долго лежало в потайных кладовых, дожидаясь своего часа.
И вот наконец дождалось.
Молодых теснили к стенам, они карабкались по уступам – тощие, глазастые, в потрёпанных коричневых кафтанах. Они будут считаться бесправными детьми, пока на подбородке не пробьётся первый пух, а мужчинами и воинами их станут числить, лишь когда бороды удлинятся на целую ладонь.
Разумеется, тех, кто доживёт до этого.
Воинов в пещере становилось всё больше и больше. Одно за другим взмывали знамёна древних и знаменитых родов – Тхрана-Камнекрушителя, Эдсе-Убийцы людей, Мгара-Победителя эльфов. Рука в латной перчатке, дробящая серый валун; покрытый трещинами человеческий череп в алом круге и, наконец, гномья секира, перерубающая летящую белооперённую стрелу.
Были там и другие кланы, не столь знаменитые, но тоже могущие похвастаться славным прошлым. Вот только мало кто мог похвастаться хоть сколько-нибудь славным настоящим.
Время шло. Воины всё прибывали и прибывали – на глаз, их собралось около пяти тысяч. Пещера была уже полна, становилось трудно дышать – вентиляцию сюда гномы прорубить, конечно же, не успели.
Наконец…
Наконец хрипло взревел одинокий рог. Окованный чёрной бронзой драконий рог, рог первого дракона, убитого воином Подгорного Племени.
В пещере мгновенно наступила тишина.
Из чёрной глотки прохода появились несколько особо могучих гномов, с головы до ног одетых в белое. Кольчуги переливались и играли словно хрустальные. Высокие островерхие шлемы были украшены алыми плюмажами из перьев – ещё одно сокровище, шлемы и доспехи Стражей Каменного Престола, сохранённые во всех перипетиях войны и Исхода.
За первой четвёркой медленно шёл, опираясь на высокий белый же посох, очень старый невысокий гном без всякого вооружения и совсем не воинственного вида. Длинные седые волосы держал массивный обруч из платины, украшенный живыми диамантами. Следом за ним шла ещё четвёрка стражей.
Тулвэя ар-Грана, царя всех гномов, Восседающего на Каменном Престоле, не согнули ни годы, ни поражения. Царская приставка к имени отца «ар» – позаимствованная, кстати, в незапамятные годы то ли у Дану, то ли у эльфов – принадлежала ему по праву.
Старый король медленно шёл мимо замерших воинов. Сидри, что стоял возле самого трона, застыл, не сводя глаз с того, кого гномы видели очень-очень редко. Царь не вмешивался в повседневные дела – племенем управляли главы родов и кланов. Его задачей было решать важнейшее, такое, как объявление войны, заключение мира или, как сейчас, созыв всеобщего ополчения гномов.
Однако даже на своего царя гномы взирали с куда меньшим трепетом и смешанной со страхом радостью, чем на продолговатый кристаллический ларец, совершенно прозрачный, точно воздух, и на сверкающий Алмазный Меч, покоящийся под толстой, не сокрушимой никаким оружием крышкой, запертой могучим заклятием. Сидри не сомневался – Радуга засекла это заклятие, но пусть-ка хумансы поломают теперь головы, зачем и для чего оно нужно!..
Царский проход длился в торжественной, приличествующей случаю тишине. Стражи в белых доспехах помогли Тулвэю подняться на Самоцветный трон. Рядом осторожно опустили ковчег с Драгниром.
Тулвэй ар-Гран не стал мешкать. Он вытянул посох – руки гнома не дрожали, несмотря на возраст, – и начал говорить. На старинной, обрядовой речи народа гномов, наконец-то обретшего своё величайшее сокровище.
– Да пребудет с нами сила гномов! Благодаря ей некогда утраченное возвращается к нам. Алмазный Меч, в который наши предки вложили всю свою силу и ярость, должен увидеть свет и вдоволь напиться хумансовой крови. Наш славный хирд должен вновь разрушить стены проклятого Мельина! Имея за спинами Дагнир, мы станем сражаться с удесятеренной силой. Мы втопчем во прах проклятых находников! Мы сожжём их города и пройдёмся по ним глубоким плугом, так, чтобы ничего не осталось! Мы дойдём до самого океана, преследуя их отступающие орды, чтобы избить, подобно нашему царственному предку, их всех до единого на том самом Берегу Черепов, где их проклятая нога впервые ступила на наши земли!
Гномы ответили слитным мощным рёвом, боевым кличем без слов, от которого, казалось, сейчас зашатаются и рухнут стены пещеры.
– Вперёд! – выкрикнул Тулвэй, привставая на цыпочки и простирая посох. – Вперёд! Отныне хирд непобедим!..
Тяжёлые сапоги воинов дружно поднялись и опустились. Отряды сделали шаг, другой, третий; и вот уже железная река потекла прочь, к выходу из пещеры, и дальше, дальше, дальше, наружу, к границе Мельинской Империи.
Сидри Дромаронг был в числе Одиннадцати, что должны были хранить ковчег с Алмазным Мечом. Они шли в самой середине войска.
Поход гномов начался.
* * *
Чем дальше к югу, тем больше признаков войны встречали Тави и Акциум. Селения вдоль тракта пустели, несмотря на надвигающуюся зиму; росли цены на хлеб и скот, купцы припрятывали товар, надеясь на большие барыши к весне. Акциум сделался совсем хмур.
Был дождливый вечер, который Тави и маг коротали в дрянном придорожном трактире. Маг мрачно хлебал чуть теплую тюрю из небрежно брошенной на стол щербатой миски – трактирщик даже не пытался выказать радушия. Громко рассуждая о всякой швали, что шляется тут по дорогам в такое время, он выкатился за дверь.
Тави подняла руку.
– Не стоит, девочка, – спокойно уронил маг. – Тебя и в самом деле заботит, что думает о нас этот человек?
– Нет, но…
– Когда-то я тоже думал так. И был полностью согласен с этим «но». Посмотри, до чего это меня довело. Не об этом надо думать, Тави! Сегодня злой вечер. Не люблю предсказывать, но, похоже, нам с тобой сегодня понадобится вся наша магия.
– Почему? – тотчас позабыв о трактирщике, жадно спросила девушка.
– Потому что Император, похоже, сошёлся с Радугой врукопашную, – печально покивал головой Акциум. – Я чувствую… я знаю. Нам нельзя терять времени. Надо успеть в Мельин, пока буря не разразилась.
– Но до города ещё идти и идти, – возразила Тави. – Даже верхами нам понадобится…
– Боюсь, ждать больше нельзя. – Акциум стиснул худые кулаки. – Нам придётся махнуть рукой на осторожность. И использовать всё, что я когда-то умел. Напри… о-ох!..
Он внезапно схватился за сердце. От лица стремительно отхлынула вся кровь.
…Это был тот самый миг, когда Император собственной кровью сжёг чёрные ворота Ордена Кутул.
Тави ринулась к Учителю. Закатившиеся глаза, зрачки, расширенные на всю радужку… сердце не бьется. Кисти уже холодеют.
Она не стала кричать, не стала плакать. К демонам осторожность. Потерять Наставника второй раз – выше её сил. Будь что будет.
Форма заклятия Dittonn. Магия жеста. Ощущение рухнувшей на плечи чудовищной тяжести. Призрачная серо-жемчужная пуповина, протянувшаяся от правого виска Тави к сердцу мага. Пульсация, другая, третья… казалось, сейчас не выдержат и разлетятся на куски кости её черепа.
Акциум застонал и пошевелился.
– Т-тави… девочка моя… брось, брось немедля… не… хватало ещё… тебя следом потянуть…
Она только крепче сжала зубы.
На лицо волшебника постепенно возвращался румянец.
– Всё, всё, хватит, иначе не выдержишь! – Он резко дернул уголком рта, в один миг разорвав соединявшую их магическую связку. – Молодец… молодец, милая. Вытащила старика.
– Пустое, – отмахнулась было Тави, однако голова у неё так закружилась, что теперь уже магу пришлось подхватить её под руку.
– Плохо дело, Тави. – Он усадил её на лавку. – Было плохо, а стало ещё хуже. Это чародейство… Я чуть с ума не сошёл, когда почувствовал, кого оно оживляет…
– Кого же?
– Сам не знаю. Холодное, равнодушное… вернее, бездушное. Но – не Хаос. Не чистое разрушение. Что-то иное… Ох, надо торопиться в Мельин! Хорошо бы поспеть, пока тварь не вылезла из-под земли… Так, разговоры побоку. Сердце болит, придётся тебе мне помогать. Поймай мне пару… нет, тройку тараканов. Быстрее. Не глазей на меня так, делай что говорят!
Тараканов на полу, под столом и под лавками и впрямь оказалось в изобилии.
– Теперь вот этот коробок… суй их туда, голубчиков, суй… Выйдем во двор, нам тут больше делать нечего. Так, а теперь – трансформация, Тави. Мне нужно, чтобы ты гасила биения. Система «ветер – огонь – лес», как я тебя учил. Мне нужен очень тонкий и точный клинок Силы; всё, что выйдет за пределы, ты отсечёшь. Хаотичность ветра, ярость пламени, стойкость леса. Смешать всё это… ну, я тебе это много раз объяснял. Начали!
Пьянящая лёгкость Силы. Тави ощущала её, как никогда раньше – остро, всей своей сущностью. Она почти наяву видела тонкий огненный клинок – и с усердием полирующего меч оружейника принялась отсекать «заусеницы», то и дело норовившие ответвиться от основного лезвия.
Поток огня коснулся коробка с заключенными в нём насекомыми, заставляя его расти, тараканы внезапно оказались не внутри, а снаружи; вот они величиной с крысу, вот – с доброго пса, а вот уже не уступят и пони. Откуда ни возьмись появилась упряжь. Коробок превратился в небольшой удобный возок.
– А теперь – вперёд, и пусть Радуга ловит нас, если захочет! – Акциум вскочил на подножку.
Миг – и диковинные кони помчались вперёд, резвостью своей оставляя далеко позади самых лучших скакунов. В окошке с вытаращенными глазами и разинутым ртом застыл обалдевший трактирщик.

Глава одиннадцатая

Кларино пожелание найти племянника подруги, Аглаи Стевенхорст, увело её от холма с дольменом, но до Мельина волшебница так и не добралась. – Клара! Ты срочно нужна мне здесь! Где тебя носит, несносная девчонка? – Голос Архимага доносился до неё еле слышно. Клара даже ойкнула, едва прикинув в уме потраченную Игнациусом Силу, потраченную на то, чтобы дотянуться до неё.
Волшебница зло выругалась. Ну конечно! Совет! Владыка Игнациус никак не может обойтись без неё! И это несмотря на то, что в Совете она совсем недавно. Традиция требовала, чтобы представлены были все Гильдии, хотя решающее слово (как и численный перевес) уже много лет оставалось за целителями.
Делать нечего. Тем более что…
– Я открываю для тебя ворота. Поторопись, Клархен, это непросто даже для меня!
Клара Хюммель послушно ступила в разверзшуюся под её ногами бездну. У Архимага Игнациуса не было времени ждать, пока она станет плутать по сместившимся и небезопасным тропам Междумирья.
Долина встретила её ночным, усыпанным звёздами небом. Ярким, высоким и чистым, так что враз захотелось забыть и смрад мельинских пожаров, и отвратительную тварь в каменном гробу, жадно пьющую чужую магию… Кое-как приведя себя в порядок, не забежав домой, Клара ринулась к Архимагу.
Она застала его уже на пороге. Облачённый в парадное одеяние, с лучшим посохом драконьей кости, Игнациус нетерпеливо притопывал ногой, глядя за ограду.
– Наконец-то, Клара! Ну разве можно так себя вести? Вся Долина сошла с ума, Совет заседает уже целые сутки! Я, признаюсь, устал от их говорильни. Жду тебя. Ты знаешь, к чему склоняется собрание?
Клара замерла.
– Они хотят отступить, – с подлинным омерзением в голосе выговорил Архимаг. – Они называют это благоразумием. Они предлагают потратить силы на то, чтобы перенести в иной слой всю нашу Долину и проложить новые тропы, а не лить кровь. Идём, идём скорее!
– Неужели я смогу что-то изменить? – поразилась Клара.
– Во всяком случае, надо попытаться, – мрачно сказал Игнациус.
«И куда только делся тот рассудочный пацифист? – только и успела поразиться Клара. – Тот, который так убедительно рассуждал о необходимости всё взвесить… Он, похоже, сейчас просто рвётся в бой! Ничего не понимаю…»
– Скоро поймёшь. – Игнациус даже не стал скрывать, что читает её мысли. – Пойдём, вернулся кое-кто из разведчиков. Ну и твари же эти Созидатели, доложу я тебе, моя дорогая… Уступать таким – всё равно что по собственной воле купаться в дерьме.
Совет Долины заседал в специально построенном здании, Клара про себя называла его «ратушей». Изящные башенки со шпилями, высокие стрельчатые арки, белый мрамор стен, затейливые витражи и мозаики… Здание было двухэтажным; зал Совета был очень высок, с огромными окнами во весь фасад, откуда открывался прекрасный вид на цветущую Долину и голубое озерко в самом её центре. Высоким амфитеатром шли строгие ряды сидений. Внизу, в центре, помещалась кафедра для ораторов.
Все места были заняты. Клара даже почувствовала неловкость за свой покрытый дорожной мельинской грязью наряд. Целители, погодники, строители – все они явились в Совет, одетые как для праздника. Дамы щеголяли невероятными туалетами и драгоценностями. Шелестели шелка. Волшебницы постарше, особенно из Гильдии целителей, предпочитали костюмы с некоторой претензией на строгость, зато молодое поколение развлекалось вовсю. Клара несколько раз не удержалась, дёрнула щекой – кое-кто из более юных чародеек явился почти что в неглиже, полупрозрачные ткани лишь подчеркивали те линии и формы, что по идее должны были скрывать.
– Тамми, деточка, – не выдержал и Игнациус при виде совсем ещё юной (но уже заслужившей право быть в Совете) волшебницы, не без успеха демонстрировавшей в разрезе узкой и длинной юбки все новейшие достижения мастеров женского конфекциона, – тебе не кажется, что это уже чересчур?
Тамми, золотоволосое и голубоглазое создание, церемонно присела, при этом её внушающий уважение бюст едва-едва не вывалился из декольте. Сверкнули живые адаманты.
– Если мужчины будут немножко больше думать про это, – ангельским голоском проворковала она, сопроводив слова грациозным движением обтянутой розовым ножки, – то, надеюсь, у них наконец-то не хватит времени рассуждать о войне, владыка! Не хватит ли крови?
От Тамми пахло дорогим парфюмом. Новым – Клара не узнавала аромата. Невольно ей стало стыдно своего походно-боевого наряда, грубой куртки и чешуйчатого плаща, покрасневшей от холодного ветра кожи и не мытых с дороги волос.
– Вот, Клархен, полюбуйся, ну и молодёжь пошла! – сокрушённо вздохнул Игнациус. – Словно шило в одном месте, прости меня, старика.
Клара не ответила. Прямая противоположность множеству волшебников и волшебниц Долины, она до сих пор придерживалась смешного правила: «умри, но не давай поцелуя без любви». А поскольку любовь осталась в далёком прошлом, осталась в одном сумасшедшем мире, куда не было больше дороги даже Архимагу Игнациусу, о постельных утехах Кларе пришлось забыть.
…Хотя порой, конечно, очень даже хотелось.
От Гильдии боевых магов в Совете больше не было никого. Лишь наверху, на галерее, Клара увидела стоящих тесной кучкой Эвис, Мелвилла и Эгмонта. Клара помахала своим рукой – и удивилась, потому что все трое экипированы были даже не для похода, а для боя. Эгмонт, не таясь, надел гравированную чёрную кирасу поверх камзола. Все были вооружены до зубов.
При появлении Игнациуса шум в зале немного поутих. Маги рассаживались по местам. Клара опустилась на своё – с краю, самое дальнее от центра. Кому нужна в годы процветания и мира Гильдия боевых магов, если безопасность Долины надёжно обеспечивают самые обыкновенные смертные наёмники?..
Архимаг опустился на своё место – на небольшом возвышении, лицом к залу, справа от трибуны. Махнул рукой – можно начинать.
Из рядов Гильдии целителей поднялся сухопарый и статный волшебник; на вид, по человеческим меркам, ему можно было дать лет пятьдесят. Глава Гильдии целителей, распорядитель Совета, прославленный Эрреас Трагне. Создатель заклятий, способных излечивать чуму, холеру, оспу и кое-что ещё, так и не получившее названия ни на одном человеческом языке. Один из самых богатых жителей Долины, он владел ещё несколькими королевствами в разных мирах – предпочтительно на берегах тёплых и ласковых морей, откуда предварительно были выбиты как пираты, так и морские чудовища. Совсем ещё юной Кларе довелось участвовать в одном таком походе, когда казна Гильдии показывала дно и пришлось взяться за заказ Эрреаса. Потом целых три месяца боевые маги не могли вытрясти из целителя положенную плату – тот постоянно ссылался, что, мол, где-то в доверенном их заботам море видели разбойничий бриг, а это, мол, аннулирует все выплаты, кроме авансовых. Потребовалось вмешательство Игнациуса, чтобы Гильдия сполна получила свой гонорар.
– Уважаемые коллеги, – негромко, с достоинством проговорил Эрреас. Достал из кармана строгого чёрного камзола сафьяновый футлярчик с очками, неторопливо водрузил их на нос. Все знали, что зрение у Эрреаса лучше, чем у молодого, и очки он носит исключительно для солидности. – Уважаемые коллеги, господа маги! Сегодня нам наконец надо принять решение. Пора дебатов проходит, как справедливо указывает нам почтенный владыка Архимаг Игнациус. Вернулись разведчики. И принесённые ими сведения, скажу вам прямо, не обнадёживают. Мадемуазель Эвис Эмплада, ваше слово!
Расталкивая зрителей на галерее, Эвис вихрем сбежала вниз. Клара заметила, как поморщился Эрреас при виде её вооружения – меч за спиной, короткий меч слева, длинный кинжал справа, и ещё по рукоятке торчит над каждым голенищем.
– Мадемуазель, мы ценим ваше рвение, однако указываю вам, что в Совет должно являться подобающе одетым, – поджав губы, сделал Эрреас замечание юной волшебнице.
– Извините, не успела, – огрызнулась Эвис. С грохотом шмякнула заплечные ножны с мечом прямо на кафедру и выхватила клинок. Точнее, то, что от него осталось, – тёмно-красный оплавленный огрызок.
Совет зашумел.
– Эта разведка мне стоила моего лучшего меча, – нагло заявила Эвис. – Надеюсь, мне компенсируют стоимость, потому что по доброй воле я туда никогда бы не полезла!..
– Сообщение, Эмплада, сообщение, – снова поморщился Эрреас. Среди целителей рос и ширился возмущённый шепоток.
– Сообщение… А чем это плохо? – Эвис кивнула на остатки меча, щёки её пылали от гнева. – Вместе с Эгмонтом и Мелвиллом мы отыскали этот самый Путь. И прошли по нему так далеко, как только смогли. Эгмонту и Мелвиллу пришлось задержаться, прикрывая меня, – вы никогда ещё не видели такого супа из хищных тварей Межреальности. Казалось, они все слетелись туда, как мухи на мёд. Однако мы прорубились. Не стану утомлять благородное собрание деталями. – Эвис желчно усмехнулась. – Я только хочу показать вам этот самый Путь…
Она высоко подняла правую руку, и свет в зале тотчас померк. Над головой юной волшебницы стремительно разгорался пульсирующий жемчужным светом шар. Потом свет померк, и Клара увидела…
…Эвис, усталая, запыхавшаяся, с обнажённым мечом в правой руке, с которого ещё капала какая-то чёрная жижа, стояла на самом краю пропасти. Но – не простой. Это была пропасть в Межреальности, пропасть в пропасти между мирами. Это было больше чем Ничто. Это была бесцветная пустота, лишённая всего, даже малейшего намёка на привычное магам Долины строение материи. Потоки магических сил не обтекали эту пропасть, они низвергались вниз, утопая в ней. Там чувствовалось какое-то движение, изначально вызывающие омерзение конвульсии и корчи. Эвис несколько мгновений стояла на краю, а затем, найдя подходящий поток Силы, внезапно бросилась вниз.
Совет ахнул. Это впечатляло. Кое-кто из слабонервных целительниц упал в обморок.
– Я нашарила поток, что загибался винтом, обходя какой-то мир, – зазвучал глухой голос Эвис. – Я не могла опознать, что это за Реальность. Я стала спускаться. Хорошо ещё, что на границах это Ничто не так агрессивно, как в глубине. И хорошо, что у меня хватило мозгов не лезть напролом. Естественный поток Силы служит некоторой защитой…
Изображение в светящейся сфере изменилось. Теперь казалось, что Эвис летит, летит точно птица, пробивая облака. Впрочем… это не было облаками. Это было то же белёсое Ничто, вцепляющееся невидимыми зубами в обнажённый клинок. Сталь меняла цвет, становилась багровой, на ней вспухали пузыри, точно на густом кипящем варенье, после чего лопались. Кокон Силы вокруг Эвис опасно истончался.
– Оно пожирало сталь, несмотря ни на какие заклятья, – вновь зазвучал голос Эвис. – Я ничего не могла поделать. Я смотрела вниз.
Внизу расстилалось что-то, некогда бывшее землёй. Быть может, даже красивой и ухоженной. Однако теперь…
Леса, заросли непонятных высоченных деревьев, очень похожих на гигантские травы, горели, исходя бесцветным невесомым дымом. Громадные стволы рушились, под корнями раскрывались провалы, наверх пёрло всё то же белесое Ничто. Реки кипели, и водяные твари в муках выбрасывались на берег; деловито сновавшие козлоногие без долгих слов добивали их. Над гибнущим миром плыли крылатые «скаты» – эти охотились за иными обитателями обречённого мира.
Не спасали ни стены, ни крыша. Сама земля расступалась, поражённая, точно неведомой отравой, белёсой немочью. Башни беззвучно рушились. Попадая в белые облака, люди валились как подкошенные, и тела их немедля начинали разлагаться. А на громадных невесть откуда взявшихся каменных алтарях – похоже, это затвердела всё та же белёсая муть – козлоногие и их крылатые подручные деловито приносили в жертву десятки и сотни сгонявшихся к ним двуногих.
– Нет! Нет! Не могу больше, не могу! – истерично заверещала какая-то целительница. – Меня сейчас вырвет!..
– Это уже почти конец, – мрачно сообщила Эвис. – Я чувствовала, что моя защита тает. Оставались последние витки. И тогда я пошла вниз… к одному такому жертвеннику.
Картина вновь изменилась. Теперь Эвис бежала к жертвеннику, проталкиваясь сквозь толпу бессмысленно бредущих жертв. Клинок её уже весь покрылся алыми пятнами, его словно изглодало оспой.
Ни крылатые «скаты», ни козлоногие не обращали на неё никакого внимания. Цепочка жертв поднималась на алтарь, шипастые хвосты «скатов» били без устали; кровь брызгала на белый камень и без остатка втягивалась в него. Поверхность оставалась девственно чистой.
Эвис одним прыжком взлетела на камень.
«Как неосторожно!» – мелькнуло у Клары.
Волшебница выбросила вперёд руку – и оба крылатых палача-»ската» забились в конульсиях. Тела их лопнули, точно перезрелые сливы, синюшные внутренности вылезли наружу.
Только теперь оба козлоногих соизволили обратить внимание на Эвис. Клару поразили их глаза – там была всё та же белая мгла.
На второе заклятье Эвис силы тратить не стала. Рубанула уже испорченным мечом – лезвие не рассекло, не разрубило, а разодрало грудь ближайшему к ней козлоногому. Тот свалился как камень. Однако второй от выпада Эвис ловко увернулся. И в тот же миг сам бросил заклятье.
Меч Эвис в один миг превратился в бесполезный огрызок. Сама чародейка зарычала от боли, пошатнулась, но, не теряя ни секунды, ответила собственным заклятьем. Козлоногий оказался в огненном коконе. Тысячи пламенных змей ринулись на него, выжигая глаза, врываясь в череп и выгладывая его изнутри.
– Тут я поняла, что моя защита вот-вот прорвется, – закончила свой рассказ Эвис. – Пришлось удирать во все лопатки. Я успела вовремя. Ещё немного – и этот поток бы иссяк. Тогда б я не выбралась.
Совет ошарашенно молчал. Усталая и осунувшаяся, Эвис сошла с трибуны.
– Кхе-гхм! – внушительно прокашлялся Эрреас. Снял и протёр очки. – Уважаемые коллеги! Я думаю, что после такой впечатляющей демонстрации мощи наших противников у нас не остаётся выбора. Мадемуазель Эмплада уцелела чудом, используя необычно сильный и редкий поток. Очевидно, разрушение миров каким-то образом усиливает магические течения. Но и то ей не удалось причинить врагу существенного урона. А заклятье мадемуазель Эмпладе пришлось отбивать простым щитом Силы. Вопрос уже не стоит, как победить эту напасть. Вопрос стоит о том, как уцелеть. Я прошу высказаться глав Гильдий.
Клара метнула яростный взгляд на Архимага. Тот сидел, низко опустив голову.
«Да почему же он бездействует? – Клару охватил жгучий гнев. – Почему позволяет этому докторишке…»
– Ты несправедлива, Клархен, – тотчас укорил её Архимаг.
Она уже собиралась ответить, когда на трибуну вышла невысокая, очень строго и изящно одетая женщина с пышной причёской. В ушных подвесках горели два живых переливающихся каменных огонька.
Ирэн Мескотт, вторая по значимости волшебница в Гильдии целителей, непревзойдённый спец по акушерству и женским болезням.
– Прежде всего надо сказать спасибо мужеству мадемуазель Эвис Эмплада. – Однако, несмотря на похвалу, голос целительницы звучал весьма и весьма холодно. – Она добыла важные сведения. И я уж было подумала, что Гильдия боевых магов небезнадёжна… если б не последняя выходка мадемуазель. Её атака была совершенно бессмысленной и, более того, вредной…
Клара увидела, как на галерее Мелвилл скорчил страшную рожу. По губам легко можно было прочесть, какими эпитетами он награждает в тот миг целительницу. Клара не выдержала – покраснела. Она даже не подозревала о существовании таких комбинаций и понятий – и это она, столько лет проведшая в походах и лагерях наёмников!
– Отныне эти создания могут счесть себя в состоянии войны с нами, – говорила Ирэн. – Мы все убедились в громадности их сил. Война с ними – безумие. Поэтому я повторяю своё предложение – использовать заклятье «Кольцо» и переместить Долину. Куда-нибудь подальше от этого страшного Пути. – Целительница бросила быстрый взгляд в сторону нахохлившейся Клары. – Разумеется, наша доблестная Гильдия боевых магов станет протестовать. Я уже почти что слышу гневную речь достопочтенной фройляйн Хюммель. Быть может, милочка, вы сэкономите время собравшихся здесь? Все ваши патетические призывы я могу повторить сама. Но, уважаемые коллеги, подавляющее большинство нас, здесь присутствующих и представляющих многочисленные Гильдии, работают не для войны, а для мира. Мы лечим, учим, строим, управляем погодой, обращаем бесплодные солончаки и гнилые болота в цветущие луга и приносящие большие урожаи поля. Нельзя слушать горстку безумцев, что будут призывать нас к бессмысленной войне. Подумайте о мириадах смертных, что ждут нашей помощи. Подумайте о детях, что родятся уродами или не родятся вовсе, убивая и своих матерей. Подумайте обо всех бедствиях, что могут обрушиться на все те миры, куда мы проложили дорогу, подумайте, прежде чем согласиться с призывами тех, кто никак не наиграется с мечами и стрелами.
Ирэн грациозно подобрала платье, опускаясь на место.
Клара впилась зубами в костяшку. Ирэн умела говорить. И она никогда не лгала. Правда – самое мощное оружие, какое только можно себе вообразить.
Правда, что боевых магов – жалкая горстка по сравнению с сотнями тех же целителей.
Правда, что Долина уже давным-давно не воевала. Что она отринула войну как средство достижения целей, неважно, сколь бы высоки и благородны они ни были.
Правда, что погодники, строители, целители на самом деле помогали смертным.
Правда и то, что война с Созидателями обернулась бы реками крови и массовой резнёй.
Однако правда и то, что Путь обращал миры в ничто. Даже хуже, чем в ничто.
– Прошу слова! – Голос Клары звенел от ярости.
– Мои извинения, фройляйн Хюммель, вы будете говорить последней как представитель самой малочисленной Гильдии, – ядовито парировал Эрреас. Клара прикусила губу. Её губило то, что именовалось мерзким словом «регламент», и здесь она ничего не могла сделать.
Однако тут встрял Игнациус, внезапно оторвавшийся от созерцания своего посоха.
– Своим правом и властью даю слово фройляйн Хюммель вне очереди, – негромко произнес Архимаг, глядя прямо в глаза целителю Эрреасу. Тот поспешно отвёл взгляд.
Клара медленно выпрямилась. Она понимала, что взывать к чести, поминать героическое прошлое сейчас бессмысленно. Подавляющее большинство магов никогда не держали в руках меча.
– Высокий Совет, – угрюмо произнесла Клара. – Достопочтенный распорядитель господин Эрреас Трагне сделал замечание мадемуазель Эвис Эмплада, члену представляемой мною здесь Гильдии, за неподобающий вид. Мой вид столь же неподобающ. – Сухо заскрипела чешуя на локтях куртки. – Мы вернулись из дальних мест, из опасных походов и не имели времени переодеться. Всё для того, чтобы госпожа Мескотт могла потратить несколько часов на макияж.
– Попрошу без личных выпадов, Хюммель, – скривился Эрреас.
– Приношу свои извинения, – дерзко сказала Клара, глядя прямо в сузившиеся от ярости глаза Ирэн. – Я тоже только что вернулась из разведки. Господа Совет, на грани уничтожения ещё один мир. Мир Мельина, Мельинской Империи, один из наших миров, куда у нас натоптаны тропы. Чудовища, связанные с Созидателями Пути, дремлющие в глубоких гробницах, готовы вновь пробудиться к жизни. Госпожа Мескотт очень красиво говорила о нашей ответственности перед смертными. О детях и матерях. Прекрасные, высокие слова о сострадании к тем, кто не наделён Силой, подобно нам с вами. Но вот о помощи взывает целый мир. Огромный мир. Ещё немного – и он превратится в то подобие преисподней, которое мы увидели благодаря Эвис и её спутникам. Поэтому выбор у нас невелик. Запереться в несокрушимой башне, сказать – нас это не касается и спасти какого-нибудь зачатого по пьяни принца или герцога за добрую толику золота. Или даже за половинную цену, после чего ходить и упиваться своим благородством…
В зале начал нарастать шум негодования. Клара била по самым больным местам.
– Или же, – Клара возвысила голос, – можно попытаться вспомнить, что мы – маги. И что, кроме нас, обитателям Мельинского Мира некому помочь.
– А их собственные маги? – выкрикнул кто-то из задних рядов: похоже, кто-то из воинских целителей.
– Их собственные маги слабы, вдобавок погрязли в гражданской войне. Созидатели Пути сметут их как сор. Не надо обманывать себя, господа Совет. Если мы не остановим козлоногих, нам не помогут никакие уступки и отступления. Они найдут нас и вынудят к драке…
Она заметила торжествующую ухмылку на лице Эрреаса, поняла, что совершила ошибку, однако было уже слишком поздно.
– Мы располагаем ещё одним докладом разведчиков, – сладким голосом сказал Трагне. – Им удалось проследить Путь.
Архимаг вскинул голову и впился горящим взором в лицо Эрреаса, однако тот не опустил взгляда.
– Я не лгу, владыка, – оскорбился Трагне. – Суть сообщения сводится к тому, что Путь пронзает Упорядоченное подобно исполинскому тоннелю. Да, часть слоёв Реальности разрушена. Но куда больше уцелело, даже в непосредственной близости от Пути. Я констатирую, что почтенная фройляйн Хюммель не права. Мы не вправе рисковать Долиной ради спасения нескольких миров…
– А ради чего ж мы готовы рисковать?! – не сдержавшись, заорала Клара, и Эрреас тотчас лишил её слова.
– Ставлю на голосование, – провозгласил распорядитель.
Клара с последней надеждой воззрилась на Архимага.
И Игнациус поднялся.
– Прошу слова, – буднично сказал великий волшебник.
Наступила мёртвая тишина. Эрреас скорчил гримасу, однако ничего поделать не смог.
Постукивая посохом, Игнациус поднялся на трибуну. Оглядел Совет тяжёлым взглядом из-под кустистых бровей. Клара заметила, как Ирэн вздрогнула, покраснела и поспешно отвела глаза.
– Вы знаете, как, кем, когда и почему была создана Долина? – негромко спросил Архимаг. – Или, быть может, вы забыли?
– Нет… нет… – нестройный хор голосов.
– Вы забыли, что вы – ученики учеников моих учеников. А я – последний из тех, кто видел и внимал тем, кто творил нашу Долину. Я не хочу неограниченной власти, вы управляетесь сами. Но, скажу я вам, невелика же честь управлять такими трусами! Вы поджали хвост, как только появилась опасность. Вместо того чтобы преградить ей дорогу, как это сделали Творцы Долины, вы думаете только о бегстве. Мне стыдно, маги. Очень стыдно. А больше я вам ничего не скажу. Решайте. Я не стану противодействовать вашему решению, каким бы оно ни оказалось.
Игнациус повернулся и, всё так же постукивая посохом, вернулся на своё место.
– Гхм… по-моему, пора голосовать, – выдавил из себя Эрреас. – У нас… кгхм… есть два предложения. Первое – объявить войну и… ну, в общем, понятно. Второе предложение – госпожи Ирэн Мескотт: воспользоваться заклятием «Кольцо» и отступить. Кто за первое предложение, шлите ваши знаки…
Алые сполохи над пустой трибуной. Десять голосов, пятнадцать, двадцать… Двадцать четыре. Очень много. Невероятно много. Но – не большинство. И уж тем более не две трети всего Совета.
– Кто за второе… – торжествующим голосом начал Эрреас.
Десять… пятнадцать… двадцать… двадцать пять…
Клара ругнулась про себя. Но шанс ещё оставался. Если будет меньше сорока девяти голосов…
Тридцать. Тридцать пять, – теперь число нарастало куда медленнее, чем вначале, – голосовали колеблющиеся.
Сорок. Клара почувствовала, что ладони покрылись липким потом.
Сорок три. Сорок четыре. Сорок пять… шесть… семь…
Даже сорока восьми голосов не хватит, чтобы утвердить позорное бегство!
Сорок восемь.
Тишина.
– Все высказались? – скрипуче осведомился Эрреас.
Вспышка. Белый огонь.
Сорок девять голосов «за».
Клара крепко зажмурилась.
* * *
Вольные несли бесчувственного Императора прочь с поля боя, а в это время Первый легион, точно набравшая разбег волна, топча и своих, и чужих, ворвался в крепость через разбитые магическим ударом ворота. Первую когорту легиона вёл сам легат Клавдий. Прикрывшись щитами, ветераны смяли нескольких попытавшихся перекрыть им путь магиков – без долгих рассуждений подняли их на копья.
Воодушевлённые, вновь полезли на стены Восьмой и Одиннадцатый легионы, оправившись, возвращался в бой Шестой, и даже позорно бежавшие было баронские дружинники начали понемногу вступать в бой – как только поняли, на чью сторону клонится победа.
Файерболы и молнии разили по-прежнему, однако легионеры сразу в десятке мест ворвались на стену. Заработали короткие мечи и длинные алебарды. Сулла скомандовал своим арбалетчикам двигаться вперёд.
В панике отступавшие маги видели перед собой лишь сплошную стену щитов да частокол шлемов над ней. Подражая гномам, тесным строем Первая когорта вместе с пехотой Тарвуса устремилась к входу в главную башню.
Ещё сопротивлялись где-то на верхних ярусах ученики и подмастерья. Но они уже никого не интересовали, легионеры добивали их походя, почти не неся потерь. Слабые огненные шары можно было отразить обычным щитом; то же самое и с молнией. Правда, маги поопытнее, что защищались прямо над воротами, сбились в тесную кучку и, выставив щит, не пробиваемый никаким оружием, ринулись бегом к дверям башни, но, увидав чёрные створки сорванными и валяющимися на земле, растерянно остановились. Щит ослабел, и короткой заминки хватило одной из манипул Шестого легиона, чтобы растоптать пытавшихся сопротивляться.
Легионеры заняли весь двор. Первая когорта ворвалась внутрь главной башни. Другие взялись за флигеля и пристройки. Отчаянные схватки вспыхивали повсюду, в тесноте коридоров, на лестничных маршах – уцелевшие маги не собирались сдаваться без боя. Кое-где начались пожары.
Здесь, внутри крепости, дрались более опытные. Каждый шаг давался легионерам немалой ценой. Однако они всё равно наступали – их были тысячи, десятки тысяч против нескольких сотен волшебников.
…Императору казалось, что он парит сейчас над полем сражения точно птица, видя разом всё, что делается в десятках мест. Он видел, как укрывшиеся за щитами легионеры, выставив вперёд копья, надвигались на растерянно сжавшегося в каменном тупике молодого волшебника в фиолетовой куртке, совсем ещё юного, почти мальчишку; вот он взмахнул рукой, затрясся пол, с пальцев сорвалась лента фиолетового пламени, скакнула с одного щита на другой, оставляя широкие подпалины, и, не причинив ущерба, угасла. Паренек израсходовал слишком много Силы.
Почти не разорвав строя, один из легионеров метнул пилум. Тяжёлое навершие пробило юношу навылет, окровавленный наконечник вышел из спины.
– А кровь у этих магиков такая же красная, – удивился бросивший копьё. – А болтали-то… мол, голубая, голубая…
В другом месте легионеры – судя по эмблеме, Восьмого легиона – никак не могли справиться с засевшим наверху лестницы волшебником. Этот оказался куда хитрее незадачливого парнишки, обрушил заклинанием почти целый марш, да так, что подниматься теперь можно было лишь по одному. Несколько закованных в латы тел уже лежало на груде искрошенного камня. Солдаты метали копья – волшебник с громким, полубезумным хохотом отбрасывал их в стороны.
Но затем среди сдвинутых щитов и перекошенных лиц мелькнул характерный профиль Суллы.
– Стрелки! Сюда! – взревел легат. – А вы, вы чего топчетесь, как стадо баранов?! Забыли, как штурмуют?!
Его рык словно вывел легионеров из оцепенения. Щиты сошлись ещё теснее, «черепаха» опускалась на колени, с тем чтобы дать дорогу второй волне, которая пойдёт по щитам сверху.
За щитоносцами в атаку пошли арбалетчики Суллы, железные болты со звоном отлетали от воздвигнутого чародеем щита, однако своё дело они сделали – волшебник более не смог сплести ни одного заклятия.
Однако фиолетовый маг не побежал. Он до последнего пятился, отражая летящие в него стрелы и пилумы, – пятился до тех пор, пока легионеры не перебрались через пролом и не пустили в ход мечи.
Щит исчез. Тело мага тотчас обросло вонзившимися арбалетными болтами, однако на месте, где стоял маг, вспух ослепительно белый пузырь огня, перевитый фиолетовыми нитями. Огонь плеснул вперёд, раздались дикие крики сгоравших заживо солдат.
– Вперёд! Вперёд! – орал Сулла, подбадривая своих. В несколько мгновений через пролом был перекинут настил из сорванных дверей и каких-то рухнувших балок, потрепанная манипула уступала место свежей, раненых несли в тыл…
Легионы теснили магов. Несли потери, однако теснили. Эх, вот так бы да в Мельине!..
* * *
Фесс с лихорадочной быстротой карабкался вверх по бесконечному винту лестницы, время от времени, правда, замирая и прислушиваясь. Нет, чудище не успокаивалось. Снизу доносился какой-то протяжный скрип, омерзительное бульканье, вдобавок потянуло гнильём. Потом раздался громкий треск и скрежет – Фесс тотчас представил себе, как чудовище разносит толстенные балки потолка, стремясь выбраться на волю.
Проклятье! Проклятье! Проклятье! Интересно, как он сумеет справиться с наглухо запертой железной дверью, имея чудовище на плечах? Неужто придётся?..
При одной только мысли об этом Фесса передёрнуло. Возвращаться в Долину? Возвращаться с позором, под крыло тётушки и Клары Хюммель с её бесконечным потоком непристроенных родственниц?!.
…Остановился Фесс, лишь добравшись до самого верха. Из-за опущенной стальной плиты рвался знакомый грохот боя – легионы ворвались в башню Кутула. Пальцы Фесса заскользили по стене. Замок должен найтись! Не бывает, чтобы такие двери запирались только снаружи.
Он осторожно пустил в ход магию. Не будучи великим докой по этой части, Фесс, однако, не был и полным профаном. Он не мог обратить в ничто каменный свод, не мог расколоть саму дверь, не мог сделать свод прозрачным, однако прощупать механизм ему умения хватало.
«…Так, всё понятно. Ничего особо сложного. Элементарный храповик с противовесом. Нужно только подтолкнуть здесь, здесь и вот здесь, отжать фиксирующую защёлку на зубчатом колесе и послать вниз тяжёлый груз противовеса. Сейчас. Это мы враз. Открывать такие двери я умел ещё на первом курсе…»
– Хр-о-о-о-о… – донеслось снизу. Тяжкий нечеловеческий стон, сопровождаемый грохотом обвала. И – обжигающая боль от прикосновения чужой магии. Абсолютно, совершенно чужой. Это был способ преобразования материи и мира, о котором ничего не смог бы сказать даже сам Архимаг владыка Игнациус.
Тварь выбралась на лестницу.
Фесс сглотнул заполнившую рот слюну. Страшно. Ой как страшно!..
«Стоп! Не позволяй себе!.. Работай! Работай!..»
Он сплёл пальцы. Магию жеста он знал плохо, лишь самые начала, но ему и требовалось-то сейчас самое элементарное заклятие, толчок, которым дети Долины умеют пользоваться едва ли не с пелёнок. Тут, правда, требовалось нацелить и скоординировать три толчка сразу, но это уже непринципиально.
Один… два… три, пошло!..
Никакого результата. Магия впиталась в сырой камень стен, Сила ушла, как вода в песок, а снизу донёсся утробный удовлетворённый рёв и уханье.
Чудище уже поднялось весьма высоко.
Фесс разом покрылся холодным потом.
«Жрёт Силу, тварь. Питается магией. Проклятье!»
Такие случаи были отнюдь не редки. За век существования Долины её обитатели насчитали десятки чудищ в разных уголках Упорядоченного, обладавших способностью поглощать вражескую магию, даже нацеленную в них, и становившихся от этого лишь сильнее.
Похоже, оставался единственный выход. Фесс съёжился у самой двери, прижав колени к груди, – поза младенца в материнской утробе, поза максимальной закрытости и сакральной защищённости; надо было собраться с силами и – как это ни печально – возвращаться в Долину.
* * *
Фургон бродячего цирка стоял у ворот постоялого двора. Кицум громко препирался с хозяином, норовя заменить плату за постой выступлением перед постояльцами. Еремей требовал, чтобы их немедля пропустили в тепло, братцы-акробатцы гомонили, предвкушая еду, пиво и шлюшек; Агата сидела неподвижно, нимало не интересуясь происходящим за пределами фургона.
Они двигаются слишком медленно! Сколько времени пройдёт, пока эта несчастная развалюха достигнет восточных рубежей проклятой Империи! И кто знает, что происходит сейчас с теми двумя легионами, посланными в поход на Дану. Верховный маг Арка утверждал, что солдаты повернули назад. Однако что, если другие Ордена, собравшись, решили по-иному? Без Деревянного Меча Дану обречены. Им останется только умереть в бою, чтобы не окончить свою жизнь в корчах на колу. А она, Сеамни Оэктаканн, непозволительно медлит! Медлит, теряя бесценное время!
Пальцы сами потянулись к заветному свертку. Коснулись теплого дерева – и Меч тотчас отозвался на прикосновения своей хозяйки. Золотистый свет, ласковое тепло, заставлявшее забыть о царящем вокруг холоде. Землю уже кое-где покрывал снег.
«Послушай, – лилась плавная музыкальная речь Дану. – Послушай, oImmelsthorunn, я должна послать весть своим. Отыскать их. Предупредить. Они должны быть готовы покинуть своё укрывище… собраться все вместе, все способные носить оружие, и выступить в поход. Народ Дану больше не может ждать. Мы отомстим сейчас – или не отомстим уже никогда, уйдём в тень, забытые и презираемые. Я должна дотянуться до них! Дотянуться! Дотяну…»
Сознание уплывало, растворяясь в мягком золотистом свете. Агата увидела тесно сошедшиеся стволы, ощутила незнакомые пряные ароматы, плывущие от небольшого костёрка в самой середине круга, выложенного из покрытых рунами камней. Увидела измождённое лицо очень-очень старой Дану – пегие волосы свисали чуть ли не до пят. Тусклый, безжизненный взор был направлен в огонь; и среди пляшущих язычков пламени Сеамни вдруг с изумлением увидела саму себя.
Но не сжавшуюся в комочек за рваным пологом жалкого фургона, а гордой, победно вскинувшей над головой Деревянный Меч воительницей. В ореоле какого-то неземного сияния, а за спиной – поле, покрытое трупами. Трупами хумансов.
«Что это такое? «– растерянно подумала Агата. Однако от неё уже ничего не зависело – она не смогла бы разорвать сеть видения даже при самом сильном желании.
А потом фигурка в пламени заговорила. Взор старухи-Дану тотчас прояснился, став острым и осмысленным.
– Слушайте! Слушайте! Слушайте! – завопила она. – Я прорицаю… я провижу… нет, вижу наяву… Идите сюда все, идите же, идите, лицезрейте и не говорите потом, что не видели и не слышали!..
– Достаточно прятаться подобно жалким крысам! – провозглашала огненная воительница. – Зрите же, Дану, у меня в руках оружие возмездия – Деревянный Меч. Он сразит нечестивые рати хумансов! Он поразит проклятых их собственной магией! Довольно ждать лучших времен и медленно умирать! Идите все ко мне! Идите! Я, Сеамни Оэктаканн, уже побеждаю. Вы хотите быть вместе со мной? Тогда торопитесь! Торопитесь! Мудрые помогут вам найти дорогу ко мне. Я буду вести вас от победы к победе, пока наши знамёна не взовьются на развалинах того, что ныне прозывается Мельином!.. Не надо бояться Радуги, они слабы перед нами. Я уже убила их без счёта! Одна! И Меч уже испил их крови, но недостаточно, совершенно недостаточно. Мы сожжём их всех! Всех до единого! Не уцелеет никто! Мы заплатим за все поражения! Не уцелеет никто! Никто! Никто!..
Голос оборвался яростным кровожадным рыком.
Агата обессиленно рухнула на пол фургона. Дело сделано – она не сомневалась, что армия Дану, все, кто ещё может поднять лук или копьё, выступят в этот поход.
Пройдет совсем немного времени, и войско Дану достигнет границ Империи. Там она и должна поджидать их.
* * *
Хирд гномов вышел на поверхность. Позади остались тёмные извилистые коридоры, сухие русла подземных рек – ледники на вершинах гор испарились в результате магических схваток, когда гномы в последний раз пытались отстоять свои права на Хребет Скелетов и иные когда-то безраздельно принадлежавшие им места.
Армия очутилась в пустынных, безлюдных местах, далеко от городов и баронских замков, в самом сердце подступавших к горам Диких лесов. Когда-то эти леса тоже принадлежали Дану, и выбили их оттуда не кто иной, как сами гномы – тогда ещё в союзе с людьми молодой в ту пору Мельинской Империи.
Дикие леса так и остались дикими – никто не польстился на хилые перелески, выросшие на месте уничтоженных огнём прекрасных боров. Маги Радуги могли бы вырастить новые леса, но, по всей видимости, сочли этот медвежий угол недостойным своего высокого внимания.
Разбившись на десятки тонких ручейков, войско гномов двинулось на восток, не торопясь покинуть спасительное прикрытие. И, словно рой вокруг матки, войско гномов плотно сжималось вокруг кристаллического ковчега, скрины со священным Мечом.
Путь через леса отнял три полных дня – те самые три дня, что войско Императора шло к башне Кутула и штурмовало её.
На четвёртый день леса кончились. Сидри с отрядом разведчиков выбрался на берег неширокой здесь Тиллы, за которой тянулся бесконечный Тракт, нанизавший на себя, точно бусины на нитку, бесчисленные имперские города.
Сейчас, по почти уже зимнему времени, Тракт был пуст. Урожай давно собран и свезён, рачительные купцы поторопились провести караваны до осенних дождей – это хоть и не свирепствовавший ближе к северу Смертный Ливень, но тоже неприятно и торговле убыток – благородное сословие пережидает дождливое время по замкам, балуется охотой, с тем чтобы по первому снегу отъехать в городские дома, кое-кто из самых знатных и родовитых – так даже и в столичный Мельин.
Сидри взмахнул рукой. Полсотни бородатых коренастых воителей двинулись вброд следом за ним. Холодная вода вскипела вокруг закованных в железо крепких ног. Ещё полсотни остались в засаде на лесном берегу: целились из арбалетов, готовые прикрыть головную партию на случай хитроумной хумансовой засады.
Однако никакой стрельбы не потребовалось. Никто не поджидал гномов на том берегу, никто не спешил отрезать немногочисленный десант от реки, сбить в беспомощную кучу и расстрелять издали, не ввязываясь в ближний бой. Тракт словно вымер, нигде не было видно ни одной живой души.
…Вскоре на восточном берегу оказался уже весь передовой отряд. Не теряя времени, скорым, неутомимым шагом гномы двинулись вперёд. Теперь они не скрывались. Не было нужды, да, если б она и была, едва ли Сидри смог бы заставить своих выполнить такую команду. Мало сказать – «гномы рвались в бой». Они жаждали боя, они упивались каждым мгновением ожидания, словно пьяница крепким вином, каждый шаг подбитых железом сапог по земле ненавистных хумансов словно вбивал ещё один гвоздь в исполинский гроб для всей этой мерзкой расы. Кто-то из гномов затянул хриплую боевую песню, её тотчас же подхватили: «наши топоры напьются крови, наконец напьются крови допьяна…»
Так и шли. Словно победители по уже изъявившей покорность земле. Шли, вслух мечтая о встрече, о встрече с теми, кто столько веков осквернял землю Северного Мира; несмотря на то что в отряде Сидри насчитывалась всего сотня бойцов, ему сейчас казалось, что они с лёгкостью опрокинут целый легион или даже больше.
…К ближайшему городку – Шевраз – они вышли под вечер. Сотня тяжеловооружённых гномов, впервые за много веков пересекшие границу Империив силах тяжких.
…Скучавший на дозорной вышке легионер-караульщик не успел ни поднять тревогу, ни даже вскрикнуть. Из рано сгустившегося по предзимнему времени мрака вынеслась тяжёлая и короткая арбалетная стрела. Она ударила прямо в середину кованой кирасы солдата, прошив её насквозь, точно та была из тряпья, а не из добротной имперской стали. Легионер мешком свалился на землю.
В следующий миг гномы атаковали. Внезапно и стремительно, молча, без боевого клича – волна фигур, закованных в броню до самых глаз, поднялась из мелкого обглоданного кустарника, окружавшего городской выгон, что сразу за крепостными воротами, которые, увы, не успели запереть.
Урядник крикнул, но сам тотчас же свалился со стрелой в горле. Трое легионеров налегли было на тяжёлые створки – поздно, гномы уже рядом, взлетели лезвия секир, скруглённые, словно луна на ущербе. Сталь загремела о сталь.
– Да вы что-о-о?! – подавился криком солдат, когда Сидри, легко отбросив выставленный для защиты меч, одним ударом проломил и щит, и нагрудник, и кости хуманса. Никогда ещё гному не удавалось нанести такой удар. Всё тело охватила блаженная, пьянящая легкость, он не чувствовал тяжести ни оружия, ни доспехов; он ощущал лишь тепло щедро брызжущей в разные стороны хумансовой крови – и оттого пьянел ещё больше.
Гномы ворвались в ворота. Легко, точно ветер – солому, смели слабый заслон городской стражи. И только теперь позволили себе оглушительный боевой рёв.
Плотно сжавшийся стальной комок покатился по оцепеневшим улицам. Длинной двуручной секирой тяжело рубиться в плотном строю, но сейчас гномам строй и не требовался.
Трактир. Вывеска «У врат», на ней – добродушного вида толстяк протягивает прохожим пенящуюся пивную кружку. Сидри и с ним ещё пятеро гномов не потрудились даже распахнуть дверь – она рухнула, разрубленная сверху донизу одним молодецким ударом.
– У-а-а-а-р-р-р!!! – словно дикий зверь, зарычал Сидри, врываясь внутрь.
Внутри было тепло и уютно, горел огромный очаг, за не слишком чистыми столами пили пиво мастеровые, сновали вертлявые шлюшки, хозяин громогласно командовал из-за стойки, отдавая приказы нескольким дородным подавальщицам; было в меру душно, в меру дымно, в меру пьяно и в меру весело.
И почти ни у кого не было оружия. Кроме лишь двух благородных баронских отпрысков, выбравшихся в город оттянуться.
Первой под топор Сидри подвернулась женщина. Немолодая уже тетка с целой батареей пивных кружек в руках. Она не успела даже охнуть – секира снесла ей голову, и тело несколько мгновений ещё стояло, извергая потоки крови из перебитых жил; пена в кружках мгновенно стала алой.
Другой гном ударил топором сидевшего спиной к двери пьяненького подмастерья. Ещё трое воинов Подгорного Племени рванулись в глубь залы, на ходу раздавая удары направо и налево.
Трактир взвыл утробным воем забиваемого насмерть пса. Люди прыгали через столы, бросались к окнам, кто-то упал на колени, умоляя о пощаде; дико визжали женщины, кто-то уже ломился в запертую дверь кухни, куда успел юркнуть хозяин; из небольшого зальчика «для благородных» выскочили оба молодых баронета, мечи наголо; Сидри взревел от восторга, бросившись к одному – высокому, статному, в чёрном дорогом камзоле с бело-голубым гербом на груди, принял рукоятью секиры неумелый размашистый удар и на развороте снёс парнишке полчерепа. Острая секира резала кость, словно мягкое дерево.
Остальные товарищи Сидри не отставали. Окровавленные топоры так и мелькали в воздухе. Кто-то опрокинул масляную лампу, и по полу и стенам начали карабкаться язычки пламени. Лицо Сидри перекосилось.
– Cshorve, Ypud! Raanna abzig![3]
И потащил к опрометчиво выбитым дверям тяжёлый дубовый стол, перерубленный напополам чьей-то ретивой секирой.
Хохоча во всю глотку, гномы выскакивали наружу. Прижали столом обе половины дверей, подпёрли очень кстати случившимся тут же колом. Из окон уже валил дым, но, заглушая треск и гудение пламени, лаская слух истинным Ypud, из горящего трактира неслись вопли обречённых хумансов. Очевидно, задняя дверь у трактирщика тоже была добротной.
Остальные гномы не теряли времени даром. Выламывали двери, срывали ставни, врываясь в дома, откуда затем слышались только отчаянные мольбы о пощаде, неизменно заканчивавшиеся громким хохотом и коротким свистом начищенной стали, резавшей плоть так же легко, как и воздух. Кто-то волок наружу женщин, намотав на кулак пышные волосы, – о нет, отнюдь не насиловать, а всего лишь зарубить на глазах товарищей, дабы те смогли оценить красоту удара.
Иные, увлекшись, тащили колыбельки с детьми. О младенцев даже не марали сталь – давили сапогами, точно мерзких насекомых. Да и что ещё прикажете делать с отродьем отвратных хумансов?
Отряд Сидри, ворвавшись в город, поневоле продвигался медленно. Слишком много мягкой плоти просило их топоров. Слишком много огня надо было разбросать. Слишком много голов снести. Гномы убивали точно безумные и никак не могли насытиться ни разрушениями, ни убийством. Им казалось – их руки обрели поистине твёрдость камня. Их удары, все как один, оказывались смертоносными. Даже успевшие схватиться за оружие хумансы, казалось, впервые в жизни видят щиты и мечи. А спутникам Сидри, напротив, мнилось, что в руках каждого из них неистовым огнем горит Драгнир, Алмазный Меч гномов.
В обречённом городке стоял небольшой отряд имперской стражи, даже не легионеров, чьей задачей было присматривать за порядком на Тракте, охранять его от нет-нет да и случавшихся тут разбойников и блюсти мир на самих улицах. Сотник поднял своих по тревоге; однако никто ничего не понимал, слова «гномы напали!» казались столь же правдоподобными, как «солнце всходить перестало!». Давным-давно приведённые к покорности подземные недомерки не дерзали даже косо взглянуть на имперского подданного. Что уж тут говорить о нападении с оружием…
Однако приказ есть приказ. Сотник повел навстречу Сидри полные восемь десятков хорошо вооружённых солдат; ещё пятьдесят торопились с другого края города, от восточных ворот. Хватая всё, что попадётся под руку, и проклиная этих негодяев-гномов, бежали к месту схватки мужчины, главы семейств – кузнецы, каменщики, древоделы, углежоги, сплавщики, народ крепкий и тёртый жизнью.
Они сшиблись, когда пылало уже несколько кварталов, тех, что примыкали к западной стене. Сидри, весь покрытый чужой кровью, смачно плюнул в лицо распятой на стене дома девушке – гномы с гоготом вбили ей в ладони и ступни здоровенные костыли – и, поднимая топор, проревел своим что-то бессвязное, тем не менее гномы мгновенно поняли.
Улицу перед надвигающимися стражниками и горожанами мгновенно перекрыла стена щитов. Длинные секиры заброшены за спину, из коротких ножен выхвачены мечи, сделанные в подражание гладиусам легионеров, только ещё шире и толще у обуха. Над плечами гномов поднялись арбалеты – стрелки разряжали оружие, не целясь, каждый болт находил цель.
С чердаков и крыш полетели и ответные стрелы, однако их оголовки в подавляющем большинстве лишь бессильно скользили по выкованной в подземных кузнях броне.
– Arghei, Ypud! – Сидри размахнулся коротким мечом.
Гномы с рёвом повалили за ним, и стражники невольно попятились. Мелькнуло несколько пилумов, брошенных дрогнувшей рукой, – все завязли в щитах, однако гномы словно бы и не заметили этого. Одним броском преодолели отделявшее их от стражников расстояние, и…
…Сотник успел ударить только один раз. Невысокий широкоплечий крепыш в чёрной богато инкрустированной броне, небрежно отбил его выпад, ударил щитом в щит, и бок человека пробило что-то тупое, раздирающее внутренности, ломающее кости…
Меч Сидри прошел сквозь кирасу и кольчугу под ней, не ощутив никакого сопротивления.
Несколько мгновений спустя толпа, оставив десятка два трупов, бросилась врассыпную. Весь боевой задор пропал бесследно – надвигавшиеся неумолимо, точно смерть, ряды гномов внушали почти что священный ужас. Стрелы подземных воинов собирали обильную жатву.
Визжащее и воющее человеческое стадо докатилось до небольшой ратушной площади. Ратуша была уже покинута, судьба небогатой городской казны никого не интересовала. Люди давились у восточных и южных ворот, норовя выбраться из каменной ловушки так и не защитивших стен. Сидри и его отряд взялись за прежнее – убивать тех, кто не успел или не смог сбежать, и поджигать дома один за одним.
За всё время боя гномы не потеряли убитыми или ранеными ни одного воина.
На ратушной площади стоял небольшой храм, церковь Спасителя; на колокольне ударили в запоздавший набат. Сидри вывел к храму совсем небольшой отряд, не более десятка – да и куда больше, хумансы бегут, теперь важно не упустить очень уж многих; ага, храмина, высокие двери, покрытые каким-то жалким подобием резьбы; внутрь, внутрь, внутрь!
Тяжёлые створки оказались незаперты. Десятка три хумансов сгрудилось перед раскрашенными досками в дальнем конце вытянутого зала. Хнычут, о чём-то просят… просят своего Спасителя спасти их жалкие душонки… Ну ничего, сейчас вы узнаете, что такое гномий топор!
Сюда по большей части сбежались бабы с ребятишками. Сидри с ходу, не остужая сердца, надвое перерубил какую-то девчонку, судорожно прижимавшую к груди малыша, шагнул через распластавшееся в крови тело, глянул вверх…
Простые раскрашенные доски. Намалёван лик какого-то худосочного хуманса с тощей бородёнкой (имей такую любой, даже самый захудалый гном – удавился бы от позора!), намалёван кое-как, живописец, верно, был никудышный, всё какое-то плоское, коричневое, тупое…
Но вот отчего же живут глаза на этой размалёванной доске? Отчего глядят с болью и ещё с каким-то непонятным, бередящим душу предупреждением?..
«Тьфу, пропасть! – подумал Сидри. – Привидится ж такое».
Он тряхнул головой, отгоняя видение.
Однако оно не пропадало. Глаза на деревянной доске жили по-прежнему.
А в ушах гнома внезапно прозвучало: «Ей, гряду скоро!»…
– Что встал, Сидри? – окликнул его кто-то из спутников. – Зажигаем здесь все – и пошли!
Сидри вновь тряхнул головой. На сей раз помогло. Словно внезапно налетевший блеск Алмазного Меча напрочь смыл недоброе видение.
Быстро посдирав иконы со стен и устроив из них костёр, гномы ушли, оставив на полу изрубленные тела хумансов.
* * *
Запряжённая тараканами упряжка оказалась куда как скора. Тави и представить не могла, что они с Акциумом пронесутся через пол-Империи за считанные часы. Над миром едва-едва занялось утро, а экипаж мага уже стоял у ворот Мельина.
Тави открыла рот. И закрыть его оказалась уже не в силах.
Великого города больше не было. В изгибе реки – лишь чёрные руины, окружённые кольцом устоявших каменных стен. Да торчат, словно гнилые зубы, закопчённые башни магов. Чёрный Город погиб весь, начисто. Белый удалось местами отстоять, но и там хватало разрушений. Жители поспешно уходили – на пепелище делать было больше нечего, и не нашлось никого, кто возглавил бы желающих вновь отстроиться на старом месте. Утром Тави и Акциум застали уходящие прочь от Мельина последние караваны погорельцев. Нагружённые жалким скарбом, все таща на себе, они шагали и шагали – кто на восток, кто на запад, но большинство – на тёплый юг. И бессмысленно было хоть что-то спрашивать. Горе поглотило выживших без остатка – мало оказалось тех, кто не потерял родных и близких в разожжённом схватившимися силами пожаре.
Кто ж мог знать об адресованной Патриарху Хеону записке Императора, где, помимо всего прочего, имелись слова: «зажигай город»? Люди привычно винили во всем Радугу.
– Не может быть, – потрясённо мотал головой Акциум. – Много чего я видел, Тави, но такого… и не верю я, что маги зажгли Мельин. Когда такая свара начинается, города от грошовой свечки сгорают. Уж ты мне поверь. Навидался…
Они оставили колесницу в зарослях. На всякий случай Акциум накинул отводящее глаза заклятье.
– Не хватало ещё, чтобы простолюдины на наших коньках прокатились, – невесело пошутил он.
Они отправились на поиски – оказавшиеся, на удачу, недолгими.
Тави первая почувствовала след. Он тянулся прочь от обугленных стен Мельина, куда-то на юго-запад. Ошибиться было невозможно – ни одно существо в пределах Северного Мира не могло оставить настолько чужой и чуждый след.
Акциум обрадовался – странной радостью.
– Хорошо, что нашли, – проговорил он, поводив руками над не видимым, не осязаемым ни для кого, кроме магов, следом. Тави не успевала следить за сменой его заклятий, с такой скоростью Акциум менял мыслеформы и компоненты, с невероятной лёгкостью перескакивая от жеста к мысли или даже к слову. – Хорошо, что нашли… да всё другое плохо.
– Что же?
– Мир по всем швам трещит, Тави, – глухо ответил старый маг. – И я не знаю, что тому причиной. Я ли, что нарушил запрет… или эти самые твари, с которыми под горой бились… А когда маг чего-то не знает, есть опасность, что он таких дел наделает, таких пирогов напечёт, что самому потом тошно станет. Ну да делать нечего. Идём посмотрим, куда нас эта стёжка приведёт…
…Стёжка привела к древнему кургану с каменным дольменом на склоне.
– Здесь, – выдохнула Тави – молчание стало совсем невыносимым. Акциум всю дорогу только и делал, что поддерживал какое-то невероятно сложное, хитро сплетённое заклинание, так что Тави не смогла в нём ничего понять.
– Здесь, – кивнул волшебник. – Одного я понять не могу, Тави, девочка, – зачем им этот курган? Что они от него хотели? Хода никакого я там не чувствую… Ох!
– Что такое?! – Тави подхватила Акциума под руку.
Акциум в один миг сделался белее снега.
– Там… там… внизу… под курганом… Ах я, глупец… старый я болван… Ну конечно же, конечно, как я мог не догадаться…
Сухое, почти невесомое тело обвисло на руках Тави. Губы старика по-прежнему шевелились, он что-то бормотал, только слова сделались совершенно непонятны.
– Учитель! – Тави взвыла раненой волчицей. Осторожно опустила Акциума на сброшенный с плеч плащ, положила пальцы на туго обтянутые желтоватой кожей виски. Надо передать ему хоть чуть-чуть Силы, потому что…
– Нет! – Закатившиеся было глаза мага вновь смотрели ясно и твердо. – Ни в коем случае! Этого-то от нас и ждут… Не используй тут Силу! И потом все вопросы, потом, поняла?! О-ох… надо мне посидеть чуток…
Опираясь на Тави, Акциум сумел подняться по раскисшему от дождей и растаявшего первого снега склону. Они остановились возле мрачного каменного дольмена. Чародей поскрёб поверхность посохом – под напластованиями отмершего мха обнаружились грубо высеченные руны, такие древние, что у Тави захватило дыхание.
– Кроме меня, их никто бы видимыми не сделал, – с мрачной гордостью заметил Акциум. – Даже те, из Долины…
– Кто-кто? – не поняла Тави.
– Долго рассказывать, сейчас некогда, – отмахнулся Акциум. – А сказано здесь вот что… на древнем языке самых первых людей, что обосновались в Северном Мире задолго до эльфов, гномов и Дану…
– Как это так? – опешила Тави. – Люди ведь… много позже пришли.
– Много позже они вернулись, – с нажимом сказал маг, водя посохом по камню. – А эти дольмены они ставили, пока ещё жили здесь. И не помышляли ни о каких южных землях.
– Так почему же ушли? – удивилась Тави.
– Климат менялся, – задумчиво, словно погружаясь в воспоминания, проговорил Акциум, опуская посох и тяжело на него опираясь. – Зимы становились всё суровее. Снега всё больше, а лето – всё холоднее. Дожди. Урожаи гнили. Зверьё откочёвывало. Людям пришлось уйти. Они переправились через Внутреннее Море и на долгие века обосновались там. А Северный Мир достался пришельцам с востока и запада, нечеловеческим расам, что умели подчинять себе погоду, владели более сильной магией, словом – были куда лучше приспособлены к суровой жизни здесь. Первые города эльфов и Дану основаны были на месте брошенных людских поселений и опустевших деревень… Но хватит! Мы с тобой сюда пришли дело делать.
– Так а что неладно с этим курганом?
– Сейчас придётся мне тряхнуть стариной, – объявил Акциум. – Вот только дочитаю, что здесь написано… Давай, не стой столбом, помогай!
Тави выдернула меч. Железо с противным скрипом прошлось по камню. Обнажилась целая строчка немудрёных рун, кое-как вырубленных в неподатливом граните.
– Какие молодцы! – негромко произнес Акциум. – Столько веков назад у них уже был алфавит! Каждому звуку соответствовала буква. А эльфы ещё добрую тысячу лет пробавлялись пиктограммами!
– Что здесь сказано, Учитель?!
– Учитель? – Акциум резко обернулся. – Давно меня так не звали… а ведь у меня нет Зерна твоей Судьбы, девочка…
– Не знаю, о чём ты, – растерялась Тави. – Ты ведь учишь меня… значит – Учитель!
Маг только покачал головой и вздохнул:
– Не иметь учеников было одним из условий моего заключения. Точнее, одним из условий того, что мне оставили этот облик, а не превратили в какую-нибудь вечно размножающуюся в пещере подземную слизь… Ну да ладно, прозвучавшее не заставишь умолкнуть. А сказано здесь вот что, Тави: «Силой крови заперт проход. Да пребудет мир с тем, кто мира был лишён».
– И что всё это значит?
– Это не просто курган. Это древний могильник. Те, кто жил здесь задолго до эльфов и гномов, выкопали его, похоронили в нём… гм… некое создание и потом возвели твердую, как камень этого дольмена, магическую ограду вокруг саркофага. Заклятие держится до сих пор – держится, потому что его скрепляет самое сильное снадобье, что только есть в предметной магии, – жертвенная человеческая кровь.
– Ого! – невольно вздрогнула Тави.
– Там, внизу, – тихо, почти нараспев проговорил Акциум, – сотни и сотни костяков. Понадобились поистине ужасные жертвы, чтобы погребённый под землёй Ужас никогда не вырвался наружу. Ты ещё не поняла, почему я запретил тебе пользоваться Силой?
Тави вновь вздрогнула, зябко поежилась, обхватывая руками плечи. Ответ пришёл сам собой:
– Потому что тварь так и не умерла до конца? И Древние это знали?
– Верно, – кивнул чародей. – Делаешь успехи, девочка. Люди не смогли убить то создание до конца. Смогли лишь вбить в каменный гроб, окружить чародейской оградой да насыпать курган. А дольмен… дольмен нужен был их шаманам и жрецам – творить поддерживающие великое заклятие обряды. Но с этим они, как говорится, перестраховались – чары отлично держатся и по сей день.
– А как же Радуга? – в который уже раз поразилась Тави. – Как они могли не заметить такого?
– Как раз Радуга-то, не сомневаюсь, и заметила, – хмуро уронил маг. – Вот только почему не уничтожила… этого я понять не могу. Быть может, просто не хотела связываться, избегала зряшноего риска? Не буди лихо, пока спит тихо – не про такой ли случай сказано? Ну а нам вот придётся-таки его будить.
– Почему?
– Потому что здесь один из ковенов наших козлоногих друзей, разве ты не поняла этого? Их след ведёт сюда, ныряет в дольмен и уходит под землю. Они нашли какой-то способ частично обойти заклятье, охранявшее сон твари. Я не сомневаюсь, они состоят в каком-то родстве. Но вот откуда они пришли, эти бестии… я до сих пор теряюсь в догадках. Правда, в том, что они не из Хаоса, почти уверен. Не тот образ действий. В общем, не так важно, кто они и откуда. Крысиный лаз надо заткнуть. И похоже, Тави, тебе придётся вспомнить, что ты – почти что Вольная, а следовательно – мастер клинка.
– П-почему?..
– Потому что любая магия на склонах этого холма или даже вдалеке, но нацеленная на него, неизбежно разбудит бестию. Даже Древние не смогли обойти этот запрет. Без жертвенной крови не обойтись… – Акциума всего передёрнуло от отвращения, – но для нас, как ты понимаешь, этот путь не годится. Поэтому тебе придётся сдерживать тварь, пока я не залатаю дырку. А уж потом мы с ней поговорим по-другому. Терять нам, похоже, всё равно уже нечего. – Маг сбросил плащ, расправил плечи. – Сейчас я пробью ход вниз. Он есть и так – через дольмен, но там нас, я уверен, ждут. Иногда грубая сила бывает эффективнее точности и ловкости… Постарайся не дать бестии как следует там развернуться. Прикрывай мне спину, Тави. Я помочь тебе не смогу, так что рассчитывай только на себя. Ну, готова? Начали!..
Акциум театральным жестом воздел руки. Вокруг посоха зазмеились голубые светящиеся струи; их становилось всё больше и больше, пока наконец с посоха не сорвалось целое голубое копьё, вонзившееся прямо в склон холма. Тави невольно попятилась, ожидая фонтанов брызжущей в разные стороны земли, – однако же нет, ничего подобного не случилось, просто на склоне появился сияющий ярким голубым светом овал.
– Скорее, Тави! Оно уже шевелится! – крикнул Акциум, первым бросаясь вперёд. Голубое сияние на миг охватило его, и маг исчез бесследно.
Тави, не раздумывая, бросилась за ним. Её меч был уже наготове.
Мгновение ослепительной, фантасмагорической пляски огней и красок, а затем Тави увидела, что стоит в самой середине округлой камеры, посреди сонма человеческих костей. Подземелье заливал неяркий голубой свет, маг Акциум стоял у дальней стены, всё так же воздев руки, нараспев выкрикивая какие-то слова. Ни одно из них Тави, само собой, понять не могла – сами звуки языка казались до невозможного чужими, недоступными для человеческой гортани.
А в исполинском каменном саркофаге кто-то хрипел, взрёвывал и царапал когтями крышку, которая уже заметно вздрагивала, несмотря на охватывавшие саркофаг каменные же кольца. Кое-где они уже начинали покрываться сетью трещин.
«И как же я с этим справлюсь?» – отрешённо подумала Тави. В правой руке она держала меч, в левой – выхваченный из-за голенища короткий кинжал гномьей работы; доспехов на ней не было, да Вольные в них и не очень нуждались, их козырем всегда были быстрота и отточенность каждого движения боевых форм.
«Интересно, почему Акциуму можно пользоваться здесь Силой, а мне нет?»
Развить эту мысль Тави уже не успела. Одно из каменных колец в дальнем конце саркофага с треском лопнуло, осыпав всё вокруг каменной крошкой. Крышка приподнялась.

Глава двенадцатая

Клара быстро шла по улице, не чуя под собой ног. Решение Совета утверждено. Квалифицированное большинство, и нет повода даже воззвать к Народному собранию. Да и что толку взывать? В Совет шли отнюдь не самые худшие представители Гильдий. Теперь всё пропало. Игнациус устранился. Он не станет вмешиваться, он как огня боится раскола, гражданской свары среди обитателей Долины – для старика она больше, чем Дом. Игнациус слукавил, он не стоял в стороне, когда Четверо Великих творили Долину. Здесь есть камни, помнящие прикосновения его рук. Земля здесь щедро полита его потом. Память деревьев, что куда крепче человеческой, ещё хранит воспоминания о том, как здесь приживались первые саженцы. Горы помнят эхо его заклятий, ветер, вольно гуляющий над их вершинами, помнит дрожь пронзающих всё Мироздание сил – когда юный в ту пору Игнациус поднимал свой первый посох и творил, творил наравне со своими великими Учителями.
Значит, ей, Кларе, остается только один путь, чтобы не потерять свою честь, честь боевого мага и представителя Гильдии в Совете. Надо торопиться, времени совсем мало. Целители и погодники уже собирают всех своих на громадный луг сразу за окраиной городка магов. А ведь если Долина будет передвинута, все старые тропы сразу же окажутся ведущими в никуда. И те, кто странствует сейчас за пределами её, могут ещё до-о-олго не найти дороги домой.
Хотя, конечно, о таких позаботятся. А вот Кэрли…
Клара со всей силы хлопнула себя по лбу. Конечно. Ну конечно же! Кэрли не сможет вернуться совсем. Потому что все его заклятья жёстко привязаны к Долине, к её нынешнему местоположению – изменись оно, и ему придётся до бесконечности скитаться по извилистым путям Междумирья с очень слабой надеждой отыскать когда-нибудь верную дорогу.
Преисподняя и дьявол!
Клара вихрем ворвалась в дом. Пронеслась по комнатам словно самум, опрокидывая мебель и оставляя незакрытыми самые тайные тайники. Пришло время использовать всё, что удалось накопить за долгие походы.
При Кларе до сих пор оставалось магическое оружие Гильдии. Однако этого мало, очень мало. Надо больше. Нужно всё, что есть в запасниках.
Оранжевый браслет из множества тончайших, хитроумно сплетённых металлических нитей – металл этот не был известен ни в одном из миров Упорядоченного, да и не мог существовать ни в одном из них, будучи овеществлённой плотью Хаоса. Клара сняла его с трупа одного безумного чародея, наводившего ужас аж на три мира сразу. Пришлось тогда повозиться…
Пять тонких оперённых метательных стрелок. Остриё каждой горит искоркой настоящего живого огня – это осколки одного из великих камней, в древности сотворённых ещё одним самоуверенным безумцем. Безумца пришлось убить после того, как камушки вознамерились обратить в свою кристаллическую плоть всё Упорядоченное. Та ещё была заварушка…
Красивое кольцо, составленное из одних только рубинов, не скреплённых никакой оправой. Правда, камни эти, конечно, лишь внешне походили на рубины. На самом деле это была застывшая кровь одного из Драконов Времени – заблудившегося в бесконечных заводях своей Великой Реки и нежданно-негаданно оказавшегося в людских пределах. Беднягу после долгих усилий удалось загнать обратно, а несколько капель его пролившейся крови стали одним из самых сильных Клариных оберегов.
И так далее, и тому подобное. Всё, что хранилось на самый чёрный день. Потому дня чернее этого Клара представить не могла.
Маги Долины трусливо бегут, не дерзнув даже скрестить мечи с неведомым противником! Бегут, прикрывая трусость высокими словами о помощи нуждающимся смертным! Проклятые лицемеры!
…Ну вот, кажется, всё. Тайники выметены подчистую. Клара стала напоминать самой себе рождественскую Ёлку или кого-то из чародеек-модниц: столько на ней понавешано было ожерелий, браслетов, подвесок и прочего. К шпаге и заплечному мечу она взяла и третий – очень редко достававшийся ею, если она отправлялась в обычный поход, – меч с волнистым лезвием ярко-красного цвета. Красным было само железо (вернее, тот металл, что очень на него походил), и этот меч в силах был справиться с целым полчищем самых свирепых демонов.
Правда, и цена этого успеха бывала совершенно чудовищна.
– Эвис! Эвис, ты готова?
– Да, Клара, – немедленно отозвалась молодая волшебница.
– Кто ещё с нами? – Хюммель надеялась услышать: «вся Гильдия».
– Мелвилл и Эгмонт, кто же ещё. Остальные струсили. – В голосе Эвис сквозило нескрываемое презрение.
Вот это да! Клара ощутила, что у неё подкашиваются ноги, словно у нервной барышни, впервые в жизни собирающейся на свидание.
Свои изменили. Свои решили, что защищать честь слишком хлопотно, куда лучше отсидеться за спинами других, театрально разводя руками и восклицая: «А что мы могли сделать? Решение Совета… против него не попрешь…»
– Клара! Клара, слышишь меня? – встревожилась Эвис.
– Слышу тебя хорошо, – механически отозвалась волшебница. Ну что ж, она всё равно не отступит. Раз сражаться вместе с ней изъявили желание всего трое – значит, они будут сражаться против армады Созидателей Пути вчетвером. И пусть Ирэн засунет свои высокопарные слова себе в…
– Так когда же, Клара? Не могу больше ждать! – В голосе Эвис прорезалась настоящая страсть. – Хочу… хочу убивать их, пока не останется никого. Если бы ты была тогда с нами…
– Понимаю тебя, Эвис. Мешкать нельзя, ты права. Надо уйти до того, как начнётся это проклятое камлание.
– А дорога назад?