1 2 3 4 5 
В запасе  была и охота на тигров. Подготовлен великолепный слон с огромными клыками, к которым  были прикреплены остроконечные медные коронки.    

Но раджа  сегодня больше Мохиту не призывал, и тот терял голову, не зная, чем вернуть  себе милость владыки.    

В это-то  время и случилось происшествие с его сыном. Когда слуга сообщил Мохите, что его  сын упал в колодец, он побежал туда и был свидетелем того, как Ариэль пролетел  с улицы, погрузился в колодец и вытащил мальчика.    

О сыне  Мохита не беспокоился. Это был ребенок от его первой, уже нелюбимой жены, а у  него их было три.    

Но  летающий человек поразил Мохиту.    

Мохита  не раздумывал о том, что представляет собою летающий человек    

— сверхъестественное  ли это существо, или новый вид фокусничества. Главное, это совершенно  необычайное, новое зрелище, новый номер. С летающим человеком, кто бы он ни  был, не страшно явиться пред грозные очи владыки. Увидев такое чудо, раджа обо  всем позабудет, и Мохита вернет его расположение.    

И Мохита  распорядился связать летающего юношу, будь он хотя бы самим воплощенным  Кришной.    

 Глава двадцатая. Мир  восстановлен    

     

Мохита  вел связанного и окруженного слугами Ариэля во дворец по черному ходу мимо кухонь,  наполненных черными, шоколадными и шафрановыми полуголыми, в белых колпаках  поварами. Они поднялись по узкой лестнице во второй этаж, миновали женскую  половину дворца, зенан, где шумно, под присмотром слуг, возились дети. В одной  комнате пожилая женщина посмотрела на Ариэля сквозь очки, одна сторона которых  была привязана к уху красной ниткой. Пол другой комнаты был устлан синими и  белыми половиками и коврами, по которым были разбросаны подушки из пестрых  шелковых тканей. На низенькой кушетке сидела девушка с наброшенным на голову  краем голубого шарфа. Плечи ее судорожно вздрагивали.    

На  колени падали крупные слезы. Рядом с девушкой стоял старик в белой одежде, со  знаками касты на лбу из красной и желтой глины. Он сурово отчитывал девушку,  быть может, такую же пленницу, как и Ариэль.    

По  крытой галерее с легкими, вычурными колоннами, открывавшей вид на зеркально-спокойное  озеро, они перешли на половину раджи. Огромные залы со сводами, покрытыми лепными  орнаментами, с колоннами и нишами, испещренными арабесками, фантастическими  цветами, зверями и птицами, сменялись, как в причудливом калейдоскопе. Ариэлю  иногда казалось, что все это он видит во сне. Сильно пахло аттаром — душистым  маслом с раствором эссенции далматской розы и пряным запахом цветущих олеандров  в больших вазах, украшенных блестящей цветной глазурью. От ароматов и пестроты  у Ариэля начала кружиться голова.    

— Стойте  здесь, — приказал Мохита слугам, охранявшим Ариэля, когда они подошли к пурпуровому  занавесу с золотыми кольцами.    

Из-за  занавеса слышался чей-то гневный голос. Слуга дернул Ариэля за конец веревки,  связывавшей его руки. Ариэль остановился.    

Мохита с  волнением скользнул за занавес.    

Кланяясь  до земли, он начал приближаться к радже, лицо которого все больше хмурилось.  Кроме этого лица, Мохита ничего не видел.    

— Я  тебя не звал, Мохита! Зачем ты явился? — сурово спросил раджа.    

Мохита,  все еще униженно кланяясь и извиваясь всем телом, подошел к владыке и что-то прошептал  ему на ухо. На лице раджи появилось выражение удивления, недоверия,  любопытства, снова удивления и снова недоверия.    

Мохита,  волнуясь, следил за этими переменами.    

«Только  бы не выгнал!» — подумал Мохита.    

— Хорошо.  Покажи его. Но если ты обманываешь меня, то помни: твои жены сегодня же наденут  белое платье вдов!    

Мохита,  не дослушав раджу, бросился за занавес и приказал ввести Ариэля.    

Ариэль  вошел в зал и в первую минуту был ослеплен. Яркие лучи солнца проникали  откуда-то сверху и играли золотом стен, колонн, сверкали на драгоценных камнях,  усыпавших одежды людей, стоявших около воздушных витых колонн. На малиновых  коврах и подушках, под синим пологом, лежал огромный слиток золота, сверкая  радугой.    

Придя в  себя, Ариэль увидел, что то, что он принял за слиток золота, был сам раджа в  шитом золотом одеянии. Бриллианты и алмазы его костюма должны были стоить  миллионы, а на лбу сверкал такой огромный бриллиант, что его трудно было даже  оценить.    

Раджа  был темнокожий, с плосковатым носом и толстыми, почти негритянскими губами, человек,  хотя в его жилах текла, как удостоверяли родословные записи, кровь чистейшего  индуса.    

Своими  черными блестящими глазами раджа молча уставился на Ариэля. Только школа Дандарата  помогла Ариэлю выдержать этот взгляд.    

Потом  раджа посмотрел на окружающих его людей, одеяния которых могли поспорить в яркости  и пестроте с оперением павлинов и попугаев.    

Раджа  приказал Ариэлю подойти поближе.    

Слуги  подтолкнули Ариэля в спину.    

— Кто  ты? — спросил раджа.    

Ариэль,  еще не решив, как ему вести себя, молчал.    

— Кто  ты? — переспросил раджа по-английски, думая, что Ариэль не знает языка  хиндустани.    

Юноша  по-прежнему молчал.    

Мохита,  в свою очередь, задал тот же вопрос на языках бенгали, маратхи, потом с  арийских языков перешел на дравидские — телугу, тамиль, наконец, на  тибето-бирманские… Тот же результат.    

Раджа  нахмурился и сказал:    

— Он  или глух, или упрям. Но я заставлю его говорить! — И его глаза  сверкнули. — Ты умеешь летать? — спросил раджа, переходя снова на  хиндустани.    

Мохита  не выдержал и, подойдя к Ариэлю, ударил его по затылку:    

— Да  говори же, осел, если не хочешь совсем потерять язык!    

Губы  Ариэля дрогнули, но он ничего не сказал. Он решил, что если представится глухим  и не покажет своей способности летать, его, может быть, отпустят.    

Раджа  вырвал из рук слуги веер, которым тот обмахивал его, и бросил в Мохиту, затопал  ногами, заревел:    

— Негодяй!  Привел мне какого-то идиота!..    

— Смилуйся,  владыка жизни моей! — воскликнул Мохита, бросаясь перед раджой на колени. —  Я не лгал! Спроси их, — он указал на слуг, — спроси мою жену  Бинтьяба-сини. Все видели, как этот человек или дух во плоти летал! Прикажи  бить его плетьми, и он заговорит и полетит!    

— Ему  не уйти от плетей, но пока получишь их ты! — Раджа хлопнул в ладоши.    

Занавес  по правую сторону трона раздвинулся. Возле раджи появился огромный курчавый человек,  черный, как эбонитовое дерево, с плетью-семихвосткой в руке, всегда готовый  выполнить приказание владыки.    

Раджа  молча указал на Мохиту. Палач, со свистом взмахнув плетью, ударил. Мохита, лежа  на полу, неистово завизжал и весь скорчился, подобрав руки и ноги.    

Ариэль  выпрямился и вдруг сказал:    

— Прекратите  это! Да, я могу летать!    

Плеть  палача застыла в воздухе, а раджа в испуге откинулся на подушки, потом закричал  слугам:    

— Держите  крепче веревку! Если улетит, со всех вас голову сорву!    

Ариэль  опустился на пол. Мохита охал, но лицо его сияло. Гроза миновала! Он поднялся  на четвереньках и сел тут же на полу.    

— Кто  ты? — вновь спросил раджа, не без страха глядя на Ариэля. Ариэль больше  всего опасался того, что его могут отправить обратно в Дандарат, и потому  сказал:    

— Я  не знаю, кто я и откуда пришел.    

Раджа  был совсем озадачен.    

— Как  же так ты не знаешь? Ведь ты залетел в мой парк с улицы. Ну, а раньше где ты  был?    

— Я  это знаю столько же, как и новорожденный младенец. Я осознал себя на улице,  откуда прилетел. — Ариэль говорил первое, что ему пришло в голову.    

— Но  откуда же ты знаешь о новорожденных младенцах? — спросил раджа.    

Ариэль  смутился, не зная, что ответить.    

— Ты,  кажется, путаешь, — сказал раджа. Но в его голосе уже не было гнева.    

Летающий  человек глубоко поразил его воображение.    

С этим  чудесным человеком надо быть осторожнее. И потом, какое приобретение! Ни  фараоны, ни величайшие императоры и короли не обладали такой игрушкой! Если бы  только приручить эту двуногую птицу!..    

— Как  тебя зовут?    

Ариэль  подумал и ответил:    

— Сиддха.    

Это было  имя одного из духов индусской мифологии.    

— Сиддха?  Пусть будет Сиддха, — сказал после паузы раджа.    

— Всемилостивейший  владыка! — напомнил о себе оживший Мохита.    

Раджа  бросил на него благосклонный взгляд и сказал:    

— Казначей  выдаст тебе крор рупий… И семьсот лаков[10]  рупий… за семь рубцов на теле, которые ты получил.    

Мохита  поклонился до земли. Столько тысяч рупий раджа, конечно, не даст ему, но все же  не оставит без награды.    

— Послушай,  Сиддха, оставайся у меня, и ты не пожалеешь.    

В зал  вошла раджина Шьяма.    

Шьяма  была в национальном наряде. Золотой обруч художественной чеканной работы  украшал лоб и был прикреплен к черным волосам булавкой с крупными камнями  изумрудов и кровавых рубинов, массивное ожерелье кованого золота охватывало  шею, на ногах низко спускались платиновые обручи с погремушками. На ней было  ярко-зеленое платье, как и полагается правоверной, и руки ее от плеч до кистей  были закрыты золотыми запястьями, перевязанными шелковыми шнурками, поддерживавшими  также и хрупкие стеклянные браслеты, спущенные на кисти рук. Среди всех этих  украшении туземной работы на руках раджины было несколько золотых браслетов с  драгоценными камнями работы лучших парижских ювелиров.    

Глядя на  нее, трудно было себе представить, что эта женщина, похожая на сказочную  царицу, умеет щеголять в европейских платьях и туфлях на высоких каблуках.    

— Послушай,  Шьяма… — сказал раджа. — Мохита раздобыл мне новое чудо.    

При этом  верный наперсник начал улыбаться и кланяться. Раджа уже был в хорошем настроении  и хотел загладить вспышку своего гнева похвалой Мохите в присутствии жены.    

— Смотри,  этот юноша умеет летать, — продолжал он, указывая на Ариэля пальцем с нанизанными  до среднего сустава перстнями.    

— Так  это он! Я уже слышала, что он спас Аната. Его надо вознаградить за это, —  сказала Шьяма, приближаясь к Ариэлю. — Почему он связан? Бедняжка!.. И  какой красивый!.. Развяжите ему руки! — приказала она слугам.    

— Развяжите  руки, но обвяжите веревкой вокруг тела, — поспешил сказать раджа,  беспокойно заерзав на подушке. — И держите крепче конец веревки! Ну, а  теперь, Сиддха, покажи, что ты умеешь.    

На этот  раз Ариэль тотчас начал подниматься на воздух. Слуги постепенно отпускали  веревку словно от привязанного аэростата. Ариэль поднялся к высокому потолку и  начал описывать круги, разглядывая лепные украшения.    

Раджа с  интересом и беспокойством следил за ним, откинувшись на подушку.    

Шьяма  отошла подальше, чтобы лучше видеть, и следила за летающим человеком с побледневшим  от волнения лицом.    

— Изумительно! —  воскликнула она.    

— Довольно,  Сиддха! Спускайся.    

Ариэль  спустился.    

— Что  же все это значит? — спросила взволнованная Шьяма — Кто он? Бог? Человек?    

— Сиддха  не хочет сказать нам об этом, — ответил раджа. — Но он скажет и будет  жить у нас. Не правда ли, Сиддха? И ты не улетишь от нас? Бог ты или человек,  но тебе и на небе не будет так хорошо, как у меня. Не улетишь?    

— Нет!    

— Ну  вот и великолепно. Но, уж не обижайся, пока все-таки мы будем присматривать за  тобой.    

— Ты,  может быть, голоден, Сиддха? — дружелюбно спросила Шьяма.    

Ариэль  посмотрел на нее с благодарностью. Об этом могла подумать только женщина.    

Но  Ариэль немного ошибался: Шьяма была доброй женщиной, но, задавая этот вопрос,  она имела заднюю мысль: «Боги не нуждаются в пище». И своим ответом Сиддха  откроет свою сущность — божескую или человеческую.    

— Да,  я проголодался, — просто ответил Ариэль, улыбнувшись.    

«Не  бог!» — подумала Шьяма.    

А раджа  вполголоса давал Мохите строжайшие и точнейшие указания о том, как беречь и содержать  Сиддху.    

В  заключение, сняв с пальца два перстня, раджа бросил их Мохите.    

Мир был  восстановлен.    

 Глава двадцать первая.  Согласен    

     

Ариэля  отвели в комнату, которая помещалась рядом со спальней раджи.    

Раджа  хотел иметь Сиддху поближе к себе.    

К  летающему существу приставили двенадцать слуг, словно он был принцем крови.  Впрочем, слуги являлись и сторожами пленника.    

С  низкими поклонами они предложили господину Сиддхе принять ванну с душистыми  эссенциями, облачили в дорогие одежды, принесли обильный и вкусный обед.    

Среди  фруктов были редкие плоды, в том числе бирманские мангустаны, которых Ариэль никогда  не видел и не знал, как их есть. Со смущением он давил и щипал плоды, пробовал  кусать.    

Прислуживавший  ему за столом почтенный седой индус, величественно, как брамин, скрывая в усах  улыбку, сказал:    

— Разрежь  их ножом, господин, и отведай то, что находится внутри.    

«Для  бога он не слишком-то много знает», — подумал старик.    

После  обеда Ариэль с удовольствием растянулся на тахте. Смуглый мальчик, склонившись  над ним, обвевал его веером. Мимо высокого, с решеткой, окна пролетали  ласточки, и Ариэль завидовал им.    

Здесь  лучше, чем в Дандарате, и все же он не спокоен. Он уже мог составить себе  представление о радже, который с такой легкостью переходит от ласки к  жестокости. Сейчас Ариэлю хорошо, но что ждет его завтра?.. С каким  удовольствием он обменял бы эту позолоченную клетку на скромную хижину Низмата!  Что-то думают о нем старик, Лолита и Шарад? Он исчез так внезапно… Неужели всю  жизнь он обречен переходить из одной клетки в другую? Почему он не так свободен,  как ласточки? Если бы не эта железная решетка, Ариэль улетел бы вместе с ними в  голубой простор неба.    

В  продолжение дня раджа несколько раз заглядывал в комнату Ариэля, ласково  справлялся, хорошо ли ему, доволен ли он пищей и слугами.    

Радже не  терпелось поиграть с новой игрушкой, но Шьяма убедила его не беспокоить Сиддху  — пусть сегодня отдохнет. А раджа, несмотря на весь свой восточный деспотизм,  во многом уступал своей любимой раджине, которая считалась одной из красивейших  и умнейших женщин Индии и была ему полезной помощницей в его делах с сагибами.  Того, чего не мог добиться от сагибов он, легко добивалась Шьяма несколькими  ловко сказанными словами и очаровательной улыбкой.    

А ночью  несколько раз Ариэль, просыпаясь от легкого шороха, видел возле себя раджу в  халате и туфлях с загнутыми кверху носками.    

Наутро  дверь открылась, вошел раджа в том же халате, с пачкой газет в руках и, присев  возле Ариэля, сказал:    

— Вот  мы кое-что и узнали о тебе, Сиддха! Я не люблю читать газеты, но мой секретарь  указал мне на заметку о летающем человеке. Это, конечно, ты. И, конечно, не  вчера на дороге возле моего дворца возник ты в этом мире… Послушай, Сиддха, или  кто бы ты ни был, — продолжал раджа ласково и нежно ворковать, как  голубь. — Доверься мне, и ты не проиграешь… Пойдем, я покажу тебе кое-что.  Но я уже предупреждал тебя. Не обижайся: пока мы с тобой не сговорились и не  стали друзьями, я буду держать тебя на цепочке. Мои кузнецы и ювелиры работали  всю ночь и изготовили золотую цепь. Но она тяжеловата и вместе с тем  недостаточно прочна. Пришлось сделать железную с золотым обручем-поясом.  Пареш! — крикнул раджа.    

Позванивая  цепочкой, вошел слуга, надел на Ариэля, опоясав талию, золотой обруч, замкнул  его и передал радже ключ и конец цепи.    

— Идем! —  повторил раджа, крепко держа в руке цепь.    

Он повел  Ариэля по бесконечной анфиладе залов, украшенных золотом, мрамором, слоновой  костью, майоликой. Всюду мозаика, лепка, инкрустации, вазы, статуи, цветы…    

Стены  одного зала были сплошь покрыты янтарем, другого — горным хрусталем, третьего —  пластинами из слоновой кости. Над дверями высились огромные слоновьи клыки в  золотой оправе, украшенные мельчайшей резьбой.    

Из  «слоновьего зала» лестница вела вниз.    

Они  опускались долго, пока не пришли в подземелье. Раджа взял светильню и пошел по  коридору, освещая путь. Еще одна лестница, еще в более глубокое подземелье, и,  наконец, они остановились перед чугунной дверью с литыми барельефами,  изображавшими фантастических змей и драконов.    

— Мы  находимся под озером, которое ты видел, — сказал раджа и открыл тяжелую  дверь. — Иди.    

«Уж не  хочет ли раджа засадить меня в подземелье?» — подумал Ариэль, входя в темное помещение.    

Вдруг  что-то щелкнуло, и вспыхнул ослепительный свет.    

Вдоль  стен, под низким каменным сводом стояли шкатулки с окованными медью крышками.  Эти крышки внезапно подскочили, и перед изумленным взором Ариэля неожиданно  открылось зрелище, которое редко приходится видеть человеку. Одни шкатулки, как  кровью, были наполнены доверху крупными рубинами, другие были полны изумрудами  цвета морской воды, в иных радугой сверкали алмазы и бриллианты. Здесь были  ларцы с топазами, хризолитами, жемчугом, бирюзой, яхонтами, агатами, сапфирами,  гранатами, хризопразами, аквамаринами, турмалинами… Красные, голубые, черные,  зеленые, желтые, сверкающие и матовые камни.    

Дальше  стояли сундуки со слитками золота, с золотым песком, с серебром, с платиной.    

Казалось  невероятным, что столько сокровищ собрано в одном дворце у одного человека.    

— Ты  понимаешь, Сиддха, что означают эти красивые камешки и золото? Это власть над  людьми. Один камешек в руку — и любой чиновник-сагиб сделает все, что я  пожелаю… Я передал им немало таких камешков. Камешек побольше — и вице-король  Индии сделает все по моему желанию, камешек еще побольше — и сам король  Великобритании присылает мне грамоту на титул сэра с любезными письмами. Я  покажу их тебе. Так вот, Сиддха, кто бы ты ни был, каково бы ни было твое  прошлое, я смогу оставить тебя, если ты сам пожелаешь. И ты получишь у меня то,  чего нигде не найдешь. Подумай. Можешь сейчас не давать ответа. Я приду к тебе  после завтрака.    

Они  вернулись во дворец.    

Ариэль  остался один. Он больше всего боялся вновь попасть в руки Пирса. И никто, кроме  раджи, не сможет защитить Ариэля, если Пирс разыщет его. В этом Ариэль не  сомневался. Пока раджа благоволит к нему. Почему бы и не отдаться в его руки?  Лолита близко, с ней он сумеет увидеться. «Если же раджа сменит милость на  гнев… — Ариэль улыбнулся и подлетел к потолку. — Неужели не удастся  улететь?»    

И когда  раджа явился после завтрака, Ариэль правдиво рассказал обо всем, что знал о  себе и о школе Дандарата.    

Раджа  очень заинтересовался его рассказом и в особенности школой.    

— А  нет ли там еще каких-нибудь чудесных юношей вроде тебя? — спросил он.    

— Есть  такие, тело которых может светиться или испускать аромат, есть отгадчики  мыслей, предсказатели будущего…    

— Надо  будет непременно сказать Мохите об этом. Но ты, юноша, все-таки чудо из чудес.  Итак, согласен ли ты остаться у меня по доброй воле? Если да, то я сниму  решетку с окна и брошу в пруд эту цепочку.    

«А если  не соглашусь, ты бросишь в пруд меня самого», — подумал Ариэль и ответил:    

— Согласен.  Но как зовут тебя и кто ты?    

Раджа  рассмеялся.    

— Ты  действительно свалился с неба. Я раджа Раджкумар. Позволяю тебе просто называть  меня Раджкумаром. Ты все-таки необыкновенный человек, хотя и человек. Я очень  рад, Ариэль. Отныне будешь пользоваться полной свободой в пределах моих дворцов  и парков. Но не дальше! Даешь слово?    

Ариэль  подумал о Лолите — о ней он не говорил радже, — хотел попросить разрешения  летать по окрестностям, но решил, что с такой просьбой обращаться еще рано, и  ответил:    

— Даю  слово.    

Раджа  был необычайно доволен. Без цепочки с летающим человеком можно было придумать  гораздо больше забав. Это было главное.    

В этот  же день решетка с окна была снята, а цепочка заброшена в озеро.    

 Глава двадцать вторая.  Новая игрушка    

     

Можно  было подумать, что раджа, падкий на забавы, помешался на Сиддхе-Ариэле. Он забросил  не только дела, но и все свои любимые развлечения — бои гладиаторов, охоту. С  утра до вечера он проводил время с Ариэлем, заставляя его проделывать разные  штуки или придумывая новые. Ариэль покорно и даже охотно повиновался радже.    

Собрав в  самый большой и высокий зал всех своих домочадцев, раджа, развалившись на подушках,  командовал:    

— Поднимись  к потолку, Ариэль! Летай кругами! Стоя! Лежа! Быстрее! Еще быстрее! Перекувырнись!  Ко мне, Ариэль! Возьми обезьяну и летай с нею!    

Ариэль  подхватывал обезьяну и поднимался. Обезьяна неистово визжала от испуга и  рвалась из рук. Зрители хохотали до слез, и раджа больше всех. Однако обезьяна,  оцарапав Ариэля, вырвалась из его рук и упала, к счастью, на подушки, но все же  ушиблась и долго визжала.    

Ариэль  поднимался и с ручными голубями, и с попугаями, выпуская их под потолком, и  гонялся за ними, сам кувыркаясь, как турман.    

Приходилось  летать и с мальчиками и с девочками. Мальчикам это нравилось, девочки визжали  не меньше обезьян. Летал он и с блюдами, уставленными сластями или наполненными  цветами, цветы он разбрасывал зрителям и ловко ловил на лету.    

Когда  фантазия раджи на изобретения домашних развлечений истощилась, перешли в парк.  Радже особенно нравился один номер: Ариэль должен был плавно подняться с земли  на самую вершину купола дворцовой башенки, оттуда стремительно падать вниз  головой в озеро, перед самой водой поворачиваться, становиться на поверхность  воды и, шагая, будто он идет по воде, возвращаться к радже.    

Ариэлю  самому нравилась эта забава. Он поднимался вдоль стены, рассматривая узоры,  лепку, трещины, ласточкины гнезда. Мелькали этаж за этажом, колонны, галереи,  балконы… Он улыбался людям, выглядывавшим из окон. Однажды поймал на лету розу,  протянутую из окна самой Шьямой. Он кивнул ей головой и уже не выпускал цветка.    

Так  поднимался он все выше и выше.    

И вот он  стоит на вершине яйцевидного купола, под солнцем, подставляя грудь порывам  ветра. Над ним — синее небо, кругом — беспредельный простор. Со свистом  проносятся ласточки. Внизу блестят зеркала озер и прудов, зеленеют купы  деревьев и роскошных парков. В эти минуты ему хотелось петь. Вот так и улетел  бы! Куда?.. К хижине Лолиты! Но нельзя… Не сейчас… Внизу раджа, маленький, как  букашка, уже смотрит, вздернув голову, ожидая прыжка. Пора прыгать.    

И —  странное дело! — с земли он поднимался спокойно и радостно, но перед  прыжком с большой высоты чувствовал страх и стеснение в груди, быть может как  парашютист, опасающийся того, что вдруг парашют откажет и не раскроется. Вдруг  так же неожиданно откажет и эта необычайная способность летать?    

Подавив  инстинкт самосохранения, Ариэль бросался вниз головой и, пролетев немного, задерживал  полет. Ему удавалось это. Значит, все в порядке! И падал уже спокойно.    

— Озолотить  такого человека мало! — восклицал раджа в восторге. И уже придумывал новое  развлечение.    

Надо  повести Ариэля в обезьянник — так назывались развалины старого дворца, где  поселились обезьяны. Они настолько привыкли к людям, что из рук выхватывали  пищу, но все же сами в руки не давались. Ариэль мог бы ловить молодых обезьян.  Сколько будет сумятицы и смеха!    

Или  пойти с Ариэлем охотиться на тигров. Раджа воображает себя сидящим на слоне,  тигр бросается на шею слона, а в это время Ариэль сверху налетает на тигра и  всаживает ему в затылок нож.    

Можно  заставить Ариэля ловить в лесах птиц… Пролетать сквозь цветочные обручи… Подниматься  ночью с фонарем высоко-высоко в небо и бросать оттуда цветы… А почему бы и  самому не полетать с помощью Ариэля?    

Раджа  жмурился от удовольствия, представляя бесконечную цепь новых увлекательных развлечений,  на которые можно приглашать важных сагибов и именитых соседей. Сами боги служат  великолепному радже Раджкумару!..    

Не  только раджа, но и все обитатели замка увлекались Ариэлем-Сиддхой. Его имя не  сходило с уст. «Слыхали, что проделал Сиддха вчера? А как он ходил по потолку  вниз головой!.. А как ночью над большим озером зажигал в воздухе огни!..»  Рассказы следовали один за другим. Все удивлялись, многие завидовали, иные и  сожалели: «А все-таки он в клетке, хоть и золоченой. Я бы на его месте, —  шептал на ухо собеседник другу, — захватил бы мешок с бриллиантами,  сколько поднять можно, да и улетел бы!»    

Слухи о  летающем человеке раджи Раджкумара поползли по окрестностям. Они дошли до Низмата  и его внучки, дошли в конце концов и до адвоката Доталлера.    

 Глава двадцать третья.  Мохита собирает материал    

     

Среди  многочисленных обитателей дворцов раджи только один человек смотрел на Ариэля  хмуро и с затаенной злобой. Это был Мохита.    

Первые  дни он радовался необычайному успеху своей находки. Но очень скоро он стал замечать,  что внимание раджи всецело поглощено Ариэлем. Сиддха-Ариэль оттеснил всех. Мохита  был забыт неблагодарным раджой, как будто Ариэль в самом деле спустился с неба  во дворец раджи. Ариэль становился новым фаворитом. Раджа забрасывал его  ценными подарками, с которыми Ариэль не знал, что делать. Мохита был забыт и  зеленел от зависти. Вначале он надеялся на то, что изменчивому, капризному  радже Ариэль скоро надоест, как надоедали ему все другие новинки. Но дар Ариэля  таил в себе неистощимые запасы нового. Одна выдумка сменялась другой, одна  забава — иной, еще более интересной. Раджа рассылал приглашения своим соседям,  набобам, раджам, крупным английским чиновникам, прося их, однако, не сообщать о  виденном журналистам.    

Все это  терзало корыстного и завистливого Мохиту. И он пришел к решению: тем или иным  путем, но с Сиддхой-Ариэлем должно быть покончено.    

Вначале  он хотел тайно убить его, но это было рискованно. Надо было придумать более  тонкий план.    

Обстоятельства  скоро пришли ему на помощь.    

Шьяма,  как и все, интересовалась Ариэлем. Будучи женщиной хотя и взбалмошной, но  доброй, она и жалела его, понимая лучше других, как должна была чувствовать  себя эта редкостная «птица» в золотых чертогах Раджкумара. Шьяма оказывала  Ариэлю всяческое внимание, заботилась о нем, требовала от мужа, чтобы он давал  Ариэлю отдых, беседовала с ним в своей комнате в те часы, когда какие-нибудь  совершенно неотложные дела отвлекали раджу от забав со своим новым любимцем.  Она расспрашивала Ариэля о его жизни, внимательно читала газетные заметки, в  которых сообщалось что-либо новое о летающем человеке, наводила справки. Так  созрела в ней мысль, узнав прошлое Ариэля, разыскать его семью и вернуть его  родным.    

Комната  Ариэля была в том же этаже, но, чтобы попасть из комнаты Ариэля в гостиную Шьямы,  нужно было по лестнице спуститься в нижний этаж и затем снова подняться на третий.  Для Ариэля имелся более короткий путь. Когда Шьяма выходила на балкон и звала  Ариэля, он появлялся на своем балконе и перелетал к балкону раджины. Шьяма не  находила нужным скрывать эти свидания. Она считала, что «жена Цезаря выше  подозрений».    

Эти воздушные  визиты были скоро замечены Мохитой, в обязанности которого входило и шпионство  за всеми во дворце.    

В голове  Мохиты созрел план. Мохита втайне ненавидел Шьяму, и она отвечала тем же. У каждого  из них были для этого большие основания. Мохита невзлюбил раджину за то, что  она имела влияние на раджу, которого он хотел бы всецело захватить в свои руки,  всячески потворствуя самым низменным инстинктам и вкусам деспота. Шьяма  невзлюбила Мохиту, видя в нем злого, мелочного, продажного человека.    

Между  Шьямой и Мохитой шла давняя глухая борьба, иногда переходящая и в открытые  столкновения.    

И вот  для Мохиты представлялся случай убить сразу двух зайцев: отделаться и от нового  фаворита раджи и от Шьямы. Тогда влияние Мохиты на раджу возросло бы  беспредельно. План казался тем более исполнимым, что до крайности самолюбивый и  несдержанный раджа, как это Мохита хорошо знал, был чрезвычайно ревнив. На этой  почве однажды в Париже едва не разыгрался крупный скандал; в Индии по этой же  причине один важный сагиб поплатился головой, а раджа принужден был потерять  много крупных «камешков», чтобы замять это дело.    

Возбудить  ревность раджи, сыграть на этом старом, испытанном средстве… Но Мохита был  хитер и осторожен. Одной ревности может оказаться мало, раджа слишком дорожит  Ариэлем. А если он начнет проверять, раздумывать — все сорвется. Хитрая Шьяма  сумеет оправдаться. И кто такой Ариэль? Это не принц крови, не важный сагиб,  чтобы ревновать к нему.    

Тут надо  действовать ловко и прежде всего как-то опорочить Ариэля в глазах раджи, вызвать  неудовольствие, подозрительность и по какому-то другому поводу. Если удастся  вооружить властелина против нового фаворита, тогда «всякая вина будет  виновата». И Мохита не только сам следил за каждым шагом Ариэля, но приказал  делать это и своим помощникам. Слежка у него была поставлена образцово.    

Вскоре  Мохита собрал вполне удовлетворяющий его материал. Он заметил, и его помощники  доносили ему о том же: Ариэль в свободные минуты очень охотно посещает  слуг-париев — эти люди напоминали ему о Низмате, Лолите, Шараде. Между слугами  раджи и Ариэлем завязывались все более дружеские отношения. Ариэль любил детей  и посещал их, не делая исключения даже для самых отверженных каст: метельщиков,  обдирателей кож, уборщиков слоновых стойл. Он забавлял детей полетами, носил им  фрукты, сладости со стола раджи.    

Особенно  привязался он к одному больному ребенку, похожему на Шарада, внуку старого садовника.  Мальчик вывихнул ногу и не мог ходить. И Ариэль часто брал его на руки,  поднимался с ним на воздух невысоко над цветочными клумбами и раскачивал,  словно на качелях. Это приводило мальчика в восторг. Обнимая худыми ручонками  шею Ариэля, мальчик заливался радостным смехом.    

Слуги  раджи, наблюдавшие эту сцену, улыбались и смахивали слезы. Их любовь и уважение  к Ариэлю еще больше увеличились, когда старый садовник показал им изумруд и  сказал:    

— Это  дал мне Ариэль для того, чтобы я продал и на полученные деньги пригласил  хорошего доктора из города. Наш-то костоправ только измучил внука: никак не  может вылечить.    

— Откуда  же у Ариэля изумруд? — удивлялись слуги.    

— Подарок  раджи, — отвечал садовник.    

Изумруд  переходил из рук в руки, сверкая на темных ладонях.    

— За  этот камешек можно не только доктора пригласить, но и свадьбу справить, —  говорили одни.    

— Да,  человек он или бог — мы не знаем, только и боги нас не жалеют так, как Ариэль!    

И когда  это необыкновенное существо вылетало из окна своей комнаты и спускалось к ним,  слуги с простодушием детей начинали рассказывать Ариэлю о своих нуждах и  невзгодах. Подарки раджи всегда переходили от Ариэля в руки слуг.    

«Отлично, —  думал Мохита. — Ариэль разбрасывает направо и налево подарки самого раджи,  и кому же? Собакам-париям! Это не может понравиться владыке. Надо будет  сказать, что у меня пропал перстень… Так, намек… Ариэль на любой этаж в любую  комнату заглянуть может и влететь, если никого нет… Слуги жалуются ему. Они  видят в нем защитника. Он утешает их, горюет с ними, этим развращает…  Недоставало того, чтобы зараза недовольства из городов проникла к нам! Сегодня  слуги жалуются, завтра начнут требовать… Раджа не потерпит этого!..»    

Но  Мохита еще ничего не говорил радже. Он собирал сведения.    

Вскоре  произошло следующее.    

Раджа  принимал какого-то важного иностранца-туриста, который интересовался  «экзотикой».    

Раджа  показал гостю бой гладиаторов. Из-за этих боев между раджой и раджиной  происходили ссоры: раджина не терпела этих кровавых развлечений, бранила за них  и его и Мохиту, но бои гладиаторов продолжались, только раджа устраивал их без  раджины.    

И на  этот раз он пригласил иностранца на бой, когда раджина уехала кататься в  автомобиле.    

Возле  раджи находился и Ариэль, теперь неизменный его спутник. Его «номер» раджа  хотел показать гостю на десерт, под конец.    

Бой был  в самом разгаре. Кровь уже лилась. Раджа с раздутыми ноздрями и горящими  глазами подзадоривал бойцов.    

Один из  них сильно поранил другого. Тот упал. Первый занес свое железное орудие, чтобы  нанести последний удар. Но в это время Ариэль, на глазах изумленного гостя,  перелетел через его голову на арену и отдернул руку бойца. Раненый воспользовался  этим и на четвереньках убежал с арены.    

Лицо  раджи потемнело от гнева. Ариэль самовольно вмешался и прервал бой на самом интересном  месте! Сорвал и свой «номер» этим неожиданным полетом. Испортил все дело!    

Раджа  выхватил копье из рук телохранителя, намереваясь бросить в Ариэля. Заметив этот  жест, Ариэль взлетел над ареной.    

— Brut!  Bete noire! Грубое животное! — вдруг послышался голос раджины.    

Все  оглянулись. В суматохе никто не заметил, как к рингу подъехал автомобиль. В нем  сидела раджина. Мохита уже успел сговориться с шофером.    

Раджа  кусал себе губы. Когда же, наконец, раджина перестанет вмешиваться в его дела?  И как она смеет бранить его при иностранце, да еще по-французски, — на  языке, понятном европейскому гостю?    

— Не  вмешивайся не в свое дело! — воскликнул раджа и в бешенстве бросил копье  по направлению к автомобилю. Копье со звоном пробило переднее стекло, осыпав  отклонившегося шофера осколками.    

Именитый  гость обтирал потное лицо надушенным платком, скрывая улыбку: ему посчастливилось  наблюдать интересную картину экзотических нравов!    

Мохита  за спиной раджи потирал руки. Первая ссора раджи с Ариэлем! И не последняя — с  раджиной. Как знать? Может быть, дело обернется и так, что это будет их  последняя ссора. Мохита и раньше осторожно вливал яд ненависти к раджине,  намекая на то, что она командует господином, что господин под башмаком у жены,  что над этим уже смеются и что раджа очень хорошо сделает, если скорее вернет  себе свободу и сделает раджиной пятнадцатилетнюю дочь соседнего раджи, красивую,  как полная луна, и кроткую, как голубка…    

Но и  после этого Мохита еще не открыл своих карт, ожидая новой провинности Ариэля.    

И  дождался…    

С  первого же дня поселения у раджи Ариэль не переставал тосковать по Шараду,  Лолите, Низмату.    

Даже  радости полета не утешали его. Ночами, когда раджа спал, Ариэль подходил к  окну. Облитые лунным светом, дремали парки. Недвижимы листья пальм, цветы лилий  и лотосов у пруда. Ароматы кружили голову. Быть может, и Лолита в это время  мечтает о нем при луне, и их взгляды сходятся в синем небе на серебристом  диске. Ариэль легко, словно пушинка от тихого дуновения, поднимался над полом,  вылетал в окно. Невыразимая радость полета наполняла его. Он поднимался вначале  тихо, потом все быстрее, вдоль дворцовой стены. Вот и крыша… Мелькнули знакомые  гнездышки ласточек… Выше и выше!.. И перед ним внизу открывались дали страны,  чудесной, как сновидение. Он простирал руки то к луне, к синим просторам неба,  усеянным звездами, то к цветущей земле… Внизу белела стена вокруг владений  раджи. Дворцы сверху теряли свое величие и казались нагромождением причудливых  плодов-крыш разнообразной формы. Дальше шли леса, среди них виднелась дорога.  Где-то в этих лесах стоит убогая хижина Лолиты. Если подняться еще выше, можно  увидеть и пруд. Его отделяет от хижины одно небольшое поле.    

— Лолита! —  крикнул однажды Ариэль во весь голос. Он был так высоко, что внизу его не могли  слышать.    

И вдруг,  забыв все, — и свое обещание радже и то, что за ним могут следить, —  Ариэль кинулся вниз, к лесу, туда, где он оставил свое сердце.    

Ему без  труда удалось найти хижину. Она была темна. Лолита и Низмат спали внутри. Шарад  — на веранде. Броситься бы к спасенному мальчику, разбудить… Сейчас еще не  время… начнется переполох во дворце раджи… И снова его станет преследовать  Пирс. Ариэль глубоко вздохнул, нежно поцеловал голову спящего Шарада…  Оглянулся. Подлетел к манговому дереву, сорвал несколько плодов и положил их  возле Шарада.    

Потом,  мысленно попрощавшись с близкими, он отправился в обратный путь.    

«Прилетел  назад! Жалко… — проворчал Мохита, сидевший на плоской крыше малого дворца,  где он жил со своей семьей. — Но как бы то ни было, Ариэль нарушает данное  слово и куда-то летает по ночам. Ну, теперь как будто достаточно!»    

 Глава двадцать  четвертая. Гроза разразилась    

     

Улучив  момент, когда Ариэль находился у Шьямы, а раджа был особенно раздражен чем-то,  Мохита со всяческими ужимками, лицемерными вздохами и недомолвками приступил к  делу.    

Он  никого не обвиняет, ничего не доказывает. Но долг верного раба заставляет его  открыть глаза своему владыке на вещи, которые ему, Мохите, не нравятся.  Конечно, во всем этом нет ничего плохого, но нельзя и пройти мимо таких фактов.    

Мохита с  прежними оговорками начал перечислять факты.    

Сначала  он рассказал об Ариэле — о его подарках слугам, подозрительных беседах с ними,  о ночных полетах. Потом осторожно начал говорить и о поведении раджины.    

Увидев  Ариэля в первый раз, Шьяма нашла его очень красивым. Разве она не сказала  этого? И тогда же — какая забота! — спросила, не голоден ли он. Когда  Ариэль летал во дворце и бросал сверху цветы, лучшие розы падали на колени  Шьямы. Знак почтения со стороны Ариэля? Только ли почтения? С каким чувством  раджина подхватывала эти розы и подносила их к лицу — не к губам ли? Чтобы  поцеловать их? С каким восторгом, с каким выражением глаз смотрела она на  летающего юношу! Раджа не видел всего этого потому, что ослеплен Ариэлем. Но  глаза Мохиты все видят… А разве она сама не подала Ариэлю цветок в тот раз,  когда он, этот красивый юноша, взлетел на купол дворца? И Ариэль сохранил  цветок раджины.    

Ариэль  слишком часто бывает среди слуг; быть может, готовит заговор, а раджина покровительствует  ему и — кто знает? — не участвует ли сама в этом заговоре, быть может  грозящем жизни владыки?    

В  последнее время раджина и Ариэль устраивают свидания, да еще открыто, словно  для того, чтобы все видели, как мало она заботится о своей чести и о добром  имени своего высокого супруга. Ариэль летает в зенан, закрытый, по закону, для  всякого постороннего.    

Кровь  ударила в голову раджи. Его темное лицо приобрело лиловый оттенок.    

— Это  ложь! — прохрипел он. — Ты играешь своей головой, Мохита!    

Мохита  пал ниц и воскликнул:    

— За  честь господина души моей я не пожалею своей головы. Иди к раджине и убедись  сам. Полюбуйся, как они воркуют, словно влюбленные голубки, или готовят черный  заговор против тебя!    

Раджа  поднялся, шатаясь от обуревавшего его гнева. Лицо его искажалось судорогой.  Теперь оно было страшным: словно скрытые молнии освещали его синеватым  пламенем. Полный ярости и жажды мести, направился он на половину жены. Мохита  последовал за ним.    

Раджа  приоткрыл занавес.    

Возле  окна, выходившего на балкон, среди подушек сидели Шьяма и Ариэль. Перед ними на  низком лакированном столике стоял золотой поднос с фруктами. Ариэль что-то  рассказывал, Шьяма глядела ему в лицо, внимательно слушая.    

Гортанный  крик потряс воздух. Ариэль и Шьяма с испугом повернули головы к занавесу и увидали  раджу.    

Раджа,  как тигр, прыгнул к Ариэлю, повалил его на подушки и схватил за горло. Шьяма  бросилась к радже. Мохита свистнул — у него уже все было подготовлено. Вбежали  слуги.    

— Связать  этого змееныша и эту падаль! — приказал раджа слугам. — Ариэля — в  башню, а эту негодную — в подземелье!    

Раджа  хотел сказать наоборот: «Ариэля — в подземелье, а Шьяму в круглую башню», но в  пылу гнева оговорился. Мохита понял его ошибку и хотел исправить.    

— Верно  ли я понял тебя, владыка?    

Но раджа  подумал, что Мохита хочет защитить раджину, и крикнул:    

— Не  рассуждать!    

Мохита  попятился назад и прикусил язык.    

Шьяма  выпрямилась. Она была бледна, глаза пылали гневом.    

— Ничтожество! —  воскликнула она, с презрением глядя на мужа. Подбежав к Мохите, ударила его по  щеке. — Негодяй!..    

Слуги  стояли в нерешительности, опасаясь прикоснуться к раджине; часть их  направилась, по знаку Мохиты, к Ариэлю.    

— Что  же вы? Шкуру сдеру! — кричал взбесившийся раджа.    

Слуги,  подталкивая друг друга, начали приближаться к раджине.    

Шьяма  выхватила из-под халата кинжал. Сверкнул клинок.    

— Я  убью себя прежде, чем кто-либо прикоснется ко мне! — угрожающе крикнула  она и направила острие кинжала к груди.    

Слуги  замерли.    

Что было  дальше, Ариэль не видел. Его уже окружили. Связав, его подняли и понесли.    

Ариэль  не сопротивлялся: он был изумлен той внутренней силой, с какой вырвался протест  Шьямы, и словно оцепенел.    

Он был  брошен в круглую башню. Дверь за ним закрылась.    

Некоторое  время Ариэль лежал на полу у самого окна, пораженный всем происшедшим. Шея  болела, в голове мутилось.    

Когда  мысли его несколько прояснились, он начал раздумывать. Мохита, очевидно, следил  за ним и донес радже о его полетах за пределы владений раджи. Но чем виновата  раджина?.. В чем подозревали ее? Так вот чем кончилась его жизнь у раджи! И как  наказан он за свою нерешительность! Следовало давно улететь из этой клетки.    

Бедная,  добрая раджина! Неужели и она стала жертвой каких-то гнусных подозрений и доносов?  Ей не дали даже оправдаться… Улететь? Железная дверь закрыта, на окне толстая  решетка…    

Ариэль  видел часть парка, каменный забор и за ним, совсем близко, дорогу.    

Какая-то  девушка стоит возле стены на дороге и внимательно смотрит на дворец.    

Ариэль  вздрогнул: он узнал Лолиту.    

Весть о  том, что Ариэль находится у раджи, дошла до нее, и она иногда пробиралась ко  дворцу.    

Ей  удалось увидеть, что Ариэль летал над куполом дворца. От ее глаз не укрылось,  как красивая женщина подала ему цветок, когда он пролетал мимо окна, и сердце  ее сжалось. Придорожной ли пыли мечтать о солнце? Ариэль, конечно, нашел во  дворце достойное счастье!    

Но плоды  манго, неожиданно появившиеся возле Шарада, мог принести только Ариэль. Значит,  он прилетал! Значит, он не забыл их! И Лолите так захотелось хоть издали  увидеть Ариэля.    

Сегодня  во дворце творилось что-то неладное: слышались возбужденные крики, люди  метались по двору и парку. Но Ариэля не было видно. И Лолита уже хотела уйти,  как вдруг услышала голос Ариэля:    

— Лолита!  Это я, Ариэль! Если вырвусь отсюда, прилечу к тебе!.. Жди меня! — Позади  него заскрежетал засов двери, и он поспешил опустить голову на пол.    

Лолита,  услышав слова Ариэля, задрожала.    

Он был  за решеткой. Что же это значило?..    

 Глава двадцать пятая.  Владыка изменчив    

     

Слуги  запрятали Ариэля в мешок, завязали сверху и понесли. Помощник Мохиты хриплым голосом  отдавал приказания.    

Мешок  был старый, не очень плотный. Ариэль увидел свет и, почувствовав свежий воздух,  понял: его несли через двор. Потом свет померк, воздух стал душным и более  прохладным… Его несли по длинным коридорам, затем стали спускаться по крутой  лестнице. Снова переходы, лестницы… Наконец его опустили на холодные плиты.  Мелькнул желтый свет светильни. Мешок развязали и молча положили в него два  тяжелых камня. На глазах одного из слуг Ариэль заметил слезы, на лицах других    

— молчаливое  сочувствие. Но помощник Мохиты неотступно следил за каждым движением слуг.  Ариэль увидел края каменного колодца. «Вот где должен кончить свои дни летающий  человек», — подумал он с горечью.    

Двое  слуг завязали мешок, подняли Ариэля и со стоном бросили в глубокий колодец.    

А во  дворце, в комнате Шьямы, Мохита ползал на коленях за своим владыкой, бил себя  кулаком по лбу и вопил:    

— Смилуйся,  господин!..    

Раджа  метался по комнате, пинками отбрасывал от себя Мохиту и кричал:    

— Ты,  ты, ты один во всем виноват! О гнусный, проклятый гад! Ты лишил меня лучшего  украшения моего дворца, лучшего моего утешения — летающего человека! Ты  оклеветал и его и честнейшую женщину! Если Шьяма умрет, а она, наверно, умрет…    

— Боги  сохранят ее, владыка! Доктор сказал…    

— О  лукавый раб! Как повернулся твой язык оклеветать лучшую в мире женщину? Почему  это змеиное жало не покрылось язвами? Ты заставил меня, лживая собака,  совершить преступление… Перед смертью не лгут, а она крикнула мне…    

— Она  не умрет, владыка!..    

— Что  не повинна ни в чем и что это ты, гнусный злодей, оклеветал ее. У меня  открылись глаза. — Раджа хлопнул в ладоши.    

— Пощади,  владыка! Выслушай меня!    

— Погоди  ж ты, гаденыш!.. Взять эту гнусную тварь! — обратился раджа к вбежавшим слугам. —  Бросьте его в клетку с тиграми! О, ты достойно позабавишь меня этим зрелищем!    

Слуги  схватили Мохиту. Он заревел так, как будто его уже бросили в клетку с тиграми.    

Но когда  его вынесли в другую комнату, он сразу перестал кричать и тихо заговорил, обращаясь  к слугам:    

— Вы  не бросайте меня тиграм сегодня. Подождите до завтра. Тысячу рупий получит  каждый из вас… Завтра гнев раджи пройдет, и он сам казнит вас, если вы  поспешите бросить меня в клетку. Я еще пригожусь ему. И вам пригожусь! Слышишь,  Банким, слышишь, Ганендра?.. По тысяче рупий!.. Завтра же раджа спросит: «Где  мой любимый Мохита?» Нет Мохиты! «Кто посмел его бросить? Отрубить ему  голову!..» А если не бросите, скажет: «Хорошо, что сохранили моего дорогого  Мохиту». И щедро вознаградит вас… И на всякий случай накормите тигров до  отвала. Так, чтобы куски мяса у них из горла торчали. Чтобы звери на меня и  смотреть не хотели.    

…Все это  произошло вечером накануне того дня, когда Боден, Пирс, Доталлер и Джейн явились  к радже.    

 Глава двадцать шестая.  Борьба за жизнь    

     

Колодец  был глубок. Пролетев несколько секунд, Ариэль попробовал замедлить падение. Это  удалось, хотя и с очень большим трудом. Но удастся ли подняться? Камни тянули  вниз.    

С шумным  всплеском мешок ударился о поверхность воды. По телу Ариэля прошла дрожь — вода  была холодная. Чтобы не терять понапрасну сил, он старался держать над водой  хоть голову. Намокшая ткань мешка плохо пропускала воздух, который и без того  был тяжелым и почти лишенным кислорода. Ариэль рисковал не только утонуть, но и  задохнуться.    

Когда  умолк шум падения, в наступившей тишине раздались голоса:    

— Конец!..  Жалко!..    

— А  ты, Акшай, говорил, что он если не бог, то сродни богам. Был бы богом, не дал  бы утопить себя, как щенка.    

— Сегодня  он, завтра кто-нибудь из нас…    

На этом  и закончились похоронные речи. Скоро раздались звуки удалявшихся шагов и захлопываемой  двери.    

Ариэль с  открытым ртом рванулся вверх. Ему казалось, что его тело разрывается. На  мгновение он даже потерял сознание, камни тянули вниз. Погрузился в холодную  воду и очнулся.    

«Если  мне не подняться сразу — гибель неизбежна», — мелькнула мысль. Затаив  дыхание, сжав зубы, стиснув пальцы рук, он стал вновь подниматься, на этот раз  еще более медленно. Начался поединок двух сил: одна тянула вверх, другая —  вниз.    

Главное  — не потерять сознания, не уступать силе, которая увлекает вниз, там смерть…    

Вверх,  вниз, снова вверх, еще и еще немного… Ариэль обливался потом и дрожал всем  телом. Почувствовал во рту соленый вкус крови. Резало глаза.    

Выше!  Выше!    

Но нет  больше сил… Не прекратить ли эти ужасные страдания сверхчеловеческого напряжения?  В голове шум и звон, какие-то взвизги… Быть может, лопаются кровеносные сосуды…  Кто это? Где? Сверкает голубоватая сталь кинжала, слепит глаза до боли… Упасть,  не жить…    

А что,  если спасение близко?..    

Ариэль  старается нащупать стенки колодца, но ни на что не наталкивается. Поднимается  все выше и вдруг ударяется обо что-то головой. Где же он? Неужели, уходя, слуги  накрыли колодец каменной плитой? Тогда все кончено!    

С  последним проблеском сознания Ариэль догадывается: он ударился о свод над  колодцем. Только бы не упасть обратно.    

Он  теряет сознание.    

Вероятно,  Ариэль очень долго пролежал в обмороке. Придя в себя, он с радостью убедился,  что лежит на твердом и сухом месте.    

Только  летающий человек мог выбраться живым из этого колодца!    

Но ведь  он все еще оставался связанным в мешке с камнями.    

Он  сделал попытку развязать руки, но узлы были затянуты туго. Единственное, что  удалось ему, — это прогрызть небольшую дыру в мешке. Дышать стало легче.  Что делать дальше?    

Так он  пополз вдоль стены, повернул за угол, дополз до двери, ощупал ее сквозь мешок,  попробовал толкнуть, дверь не поддавалась. Пополз дальше. Снова завернул за  угол. Стена уходила все дальше и дальше. Какой-то коридор. Быть может, он  выведет его на свободу. Отдыхая, временами впадая в полуобморочное состояние,  Ариэль медленно подвигался вперед. Мешок стал прорываться. Веревки ослабевали  от движений.    

Вот он  почувствовал струю свежего воздуха, откуда-то ворвавшегося в душное теплое подземелье,  и вскоре действительно нашел отверстие. Попробовал проникнуть в него, но оно  было такое узкое, что прошла только голова.    

Снова  пополз.    

Миновал  несколько таких отверстий, служивших, очевидно, вентиляцией. И, наконец, нашел  одно, более широкое. Он начал протискиваться в него. Ветхий мешок, наконец,  прорвался, камни высыпались. Ариэль легко поднялся вверх, долетел до какого-то  поворота и сразу почувствовал свежий воздух.    

Ариэль  радостно вздохнул всей грудью.    

Надо  выбрать направление… Ариэль повернулся в сторону зари. Восток… Позади — запад,  направо — юг, налево — север. Куда лететь? К Лолите, Низмату, Шараду! Он  повернул к дороге.    

Пролетая  над парком и колодцем, из которого он вытащил мальчика, Ариэль услыхал, как  кто-то изумленно вскрикнул.    

— А  он все-таки сродни богам! — воскликнул слуга, качая головой. Это был  Акшай. — Улетай, улетай, голубчик! — приветствовал он Ариэля.    

— Я  никому не скажу, что видел тебя! Только сам больше не попадайся! Видно, твои  небесные родственники не очень-то помогают тебе в трудную минуту!    

Ариэль  не только не слышал этих слов, но и не разглядел человека у колодца: ему было  не до того. Хотя он летел теперь без груза, но чувствовал, что силы покидают  его. Все переживания вчерашнего дня, ужасная ночь, нечеловеческое  переутомление… Нет, не долететь ему до хижины доброго Низмата…    

Ариэль  опустился в кустах возле дороги и погрузился в тяжелый сон.    

 Глава двадцать седьмая.  Находка    

     

С  восходом солнца на дороге показались крестьяне, странствующие монахи, ослы,  нагруженные корзинами.    

Время  уже близилось к полудню, когда на дороге появился запыленный автомобиль, в  котором сидели трое мужчин и молодая девушка. Завидя автомобиль, испуганные  крестьяне сходили с дороги и низко кланялись.    

— Остановитесь,  Джемс, — сказал один из сагибов, обращаясь к шоферу, когда машина приблизилась  к лежавшему у канавы человеку. — Здесь, кажется, совершено преступление.  Видите эту окровавленную голову?    

Сидевшая  в автомобиле девушка побледнела.    

— Какое  дело нам до всего этого, мистер Доталлер? — возразил старый сагиб, лицо  которого чем-то напоминало филина. — Мало ли на дорогах Индии убивают  людей? Ведь это дикари! Поезжайте, Джемс!    

Машина  рванулась вперед.    

— Стойте,  Джемс! — строго крикнул Доталлер. — Подайте машину назад. Мы не можем  проехать мимо этого, мистер Боден. Обратите внимание: это белый человек. Быть  может, он англичанин и еще жив. Ведь бестии-туземцы всегда готовы спровадить на  тот свет сагиба. Как хотите, а я выйду и осмотрю его.    

Машина  остановилась.    

— Он  еще стонет! Он жив! — воскликнул Доталлер. — Какие-то веревки, надо  развязать его, — продолжал он, нагнувшись, и с брезгливостью отрезал  болтавшиеся на руках и ногах обрывки веревок. Эй, вы! Кто-нибудь! Идите  сюда! — крикнул он, обращаясь к остановившимся невдалеке крестьянам.    

Этот  жест был понятен и для тех, кто не знал английского языка, но никто не сделал  ни одного движения    

— Ослы!  Трусливые олухи! — бранился Доталлер. — Джемс, будьте так любезны,  помогите мне!    

В тот же  момент Пирс в ужасе воскликнул:    

— Это  он!    

— Кто  он? — быстро спросила девушка, побледнев еще больше.    

— Он…  ваш несчастный брат Ариэль… Аврелий Гальтон…    

Джейн  коротко вскрикнула и откинулась на спинку автомобиля.    

Боден и  Пирс поспешили к Ариэлю.    

Общими  усилиями мужчины перенесли Ариэля в машину.    

Джейн  молча ломала руки, глядя на брата.    

Ариэль  был без сознания.    

— Поехали,  Джемс! — скомандовал Доталлер.    

Резкий  гудок автомобиля. Толпа шарахнулась в стороны, и машина двинулась.    

Когда  толпа крестьян осталась позади и автомобиль стал набирать скорость, проходившая  мимо девушка в бедном сари простерла перед собой руки и вскрикнула:    

— Ариэль!    

При этом  крике радость прошла по лицу Ариэля, он слабо улыбнулся, но веки его не поднялись.    

«Этого  еще недоставало! Нищая уличная девчонка знает его имя!» — подумала Джейн.    

«Это  надо будет выяснить!» — подумал Пирс, с удивлением проводив нищенку глазами.    

 Глава двадцать восьмая.  Он улетел    

     

Ариэля  привезли в гостиницу небольшого городка, находящегося в нескольких милях от резиденции  раджи, уложили в постель и послали за доктором.    

Ариэль  бредил. Джейн не отходила от брата. Она давала ему пить, смачивала  ароматическим уксусом виски и, глядя на измученное лицо брата, думала: «Только  бы он не умер!»    

Доталлер  думал: «Только бы он не выжил!»    

Пирс  думал: «Уж теперь я не выпущу его из рук!»    

Боден…  Но Боден без совиных глаз своего компаньона совсем разучился рассуждать.  «Только бы извлечь из всего этого пользу… А как?»    

Осмотрев  Ариэля, врач сказал по-английски:    

— Лихорадка…  Возможно, на нервной почве. Он пережил какие-то большие потрясения…    

— И  очень основательные, — отозвался из угла Пирс.    

— Это  опасно? — спросила Джейн.    

— Нет,  мисс. Если на нервной почве, то это не опасно, но…    

Врача  смущало кровотечение из носа, ушей и рта, которое, по-видимому, недавно  произошло у больного. Этому он не мог дать объяснения, но постарался не  обнаружить своего замешательства.    

Прописав  лекарства, он поспешил уйти. Пирс не отходил от кровати Ариэля. Он все время прислушивался  к бреду.    

— Кинжал…  Шьяма… Она убила себя… Какая низость! Лолита… Но я могу летать… Мы улетим с  тобой…    

«Не о  той ли болтает он девчонке, которая встретилась на дороге?» — подумала Джейн.    

Пирс  обратился к ней:    

— Вот  видите, мисс, вы сами теперь можете убедиться, что ваш брат душевнобольной. Его  манией является мысль, будто он может летать, как птица.    

При  звуках голоса Пирса Ариэль вздрогнул, по лицу прошла судорога, он открыл глаза  и в ужасе крикнул:    

— Пирс!  Бхарава? Опять Дандарат? — и снова потерял сознание.    

— О  чем он? Что его так взволновало? — спросила Джейн, испуганная криком брата  и его видом. — Что это такое — Дандарат?    

— Люди  в горячке болтают всякий вздор, все, что взбредет в голову,    

— ответил  Пирс, отходя, однако, от кровати. Он стал так, чтобы Ариэль не мог его видеть.    

Врач  верно определил болезнь: у Ариэля было только сильное нервное потрясение. И как  иногда бывает в таких случаях, клин был вышиблен клином: голос и вид Пирса,  мысль о том, что он вновь попал в Дандарат, пробудили в Ариэле инстинкт  самосохранения, прервали бредовое лихорадочное состояние. Ариэль скоро пришел в  себя. Научившись в Дандарате скрывать свои мысли и чувства, он решил не  подавать виду, что сознание вернулось к нему, и начал симулировать бред, незаметно  наблюдая за окружающими.    

Он  заметил миловидную девушку. «Сиделка», — подумал он. Незаметно осмотрев  комнату, он с облегчением убедился, что находится не в Дандарате. Значит, еще  можно бежать от Пирса, которому удалось-таки выследить его!    

Из  соседней комнаты слышались чьи-то возбужденные голоса. Это Доталлер схватился с  Боденом из-за Ариэля. Пирс не выдержал и ушел к ним. Осталась одна девушка.    

Если бы  ушла и она! Окно открыто, Пирс не позаботился закрыть его, считая Ариэля тяжелобольным.  Не попытаться ли улететь? Но хватит ли сил? Он еще очень слаб, хотя чашка  крепкого бульона и подкрепила его. Чем, однако, он рискует? Разве сейчас он не  в руках Пирса?    

Ариэль  вдруг поднялся над кроватью в том положении, как лежал, не сбрасывая простыни,  которой был укрыт. Девушка вскрикнула от ужаса. Описав по комнате дугу, Ариэль  вылетел в окно.    

На крик  Джейн все прибежали в комнату.    

— Он  улетел… Или я тоже заболела и брежу?.. Ведь это Аврелий сорвался с кровати и  улетел в окно.    

Пирс  бросился к окну и увидел Ариэля в голубом небе, высоко над пальмами.    

— Этот  негодный опять перехитрил меня! — в бешенстве воскликнул он.    

— Так,  значит, это правда? Боже мой! Но ведь это же невероятно? Аврелий летает? Мой  брат Аврелий Гальтон — летающий человек?    

— Да,  да, да! — закричал Пирс в лицо девушке. — Летает и улетает, черт бы  его побрал! Это я сделал его летающим человеком на свою и вашу голову, если  хотите знать.    

 Глава двадцать девятая.  Воздушный бой    

     

Ариэль  летел с такой быстротой, что задыхался. На лету он подхватил края простыни и  плотно укутался, чтобы она не вздувалась и не тормозила полета. Только у локтя  трепетал, словно белое крыло, угол простыни, и жители заброшенного городка с  недоумением следили за полетом невиданной белой птицы.    

Внизу  виднелись плоские крыши, узкие извилистые улицы и сады, за городом — гора, поросшая  лесом, за горой — песчаная долина, еще дальше темнела зелень лесов.    

Вырвавшись  из страшного плена, Ариэль уже не думал, куда лететь, не выбирал направления,  только бы улететь подальше.    

С левой  стороны подул сильный горячий ветер, который начал относить Ариэля в сторону, мешая  полету. Ариэль вдруг увидел, как из-за горизонта, окутанного голубой дымкой,  поднимаются клубы дымчато-сизых туч. Будет гроза. Ариэль изменил направление и  полетел еще быстрее.    

Пролетев  около часа, он почувствовал, что устал. Солнце жгло немилосердно. Хотелось пить  и есть.    

Надо  спуститься и отдохнуть.    

Он  посмотрел вниз, выбирая место. Блестели рельсы железнодорожного пути, среди  высоких красных кирпичных зданий поднимались фабричные трубы, вокруг зданий  жалкие лачуги рабочего поселка. Дальше от людей!..    

Бесконечные  поля, у горизонта темные пятна леса, серебряная излучина реки. Туда!..    

Поля  медленно уползали назад. Впереди уже виднелись заросли тростника. Но что, если  люди увидят его? Надо здесь спуститься, выбрать место в уединении.    

Вдруг  над головой послышались шум и глухое хлопанье крыльев. Ариэль увидел огромного  орла, который летел над ним так низко, что обдавал ветром и оглушал. Его  блестящие глаза были устремлены на Ариэля, кривой хищный клюв приоткрыт,  выставлены огромные когти. Ариэль метнулся в сторону, орел за ним.    

Начался  воздушный бой.    

Орел  стремительно падал, человек с такой же стремительностью уклонялся от ударов и,  сделав небольшой полукруг, пытался сверху схватить птицу за крылья или за шею.  Но и орел так же ловко изворачивался.    

Один раз  орлу удалось оцарапать ногу Ариэля. Рассерженный Ариэль умудрился ударить птицу  другой ногой в спину, заставив ее перекувырнуться в воздухе.    

Надо  было изучить повадки и тактику врага.    

Человек  скоро убедился, что орел быстрее всего падает вниз, подобрав крылья, и очень  быстро летит по прямой, но не сразу набирает скорость при поворотах, несколько  мешкает со своими огромными крыльями, больше же всего требуется ему времени при  переходе на вертикальный подъем. Правда, все это определяется несколькими  секундами и даже долями секунды, но и эти мгновения могут решить исход боя.  Выходило, что безопаснее всего — иметь преимущество высоты. Началось состязание  на высоту.    

Огромная  птица и человек, кувыркаясь, поднимались все выше и выше.    

Оба  начинали уставать.    

Ариэлю,  и без того уставшему, приходилось плохо. Сколько раз он проскальзывал под  самыми когтями орла, и сколько раз крепкими перьями орел больно ударял по  лицу!.. Наконец он так ударил крылом по голове Ариэля, что тот на мгновение  потерял сознание, но тотчас взлетел вверх и схватил орла за шею. Орел  взметнулся вверх, даже кувыркнулся в воздухе, пытаясь освободиться, но это не  удалось. Испуганная птица полетела по прямой к горам, видневшимся за лесом.    

Ариэль  попробовал управлять полетом, то прикрывая один глаз орла, то поворачивая его  голову. Но орел не понимал, что от него требуют, и начинал беспорядочно  метаться. И Ариэль оставил свои попытки.    

На пути  к горам виднелась река, где Ариэль мог напиться, — это было главное.    

Они  опустились на лесной поляне невдалеке от реки. Ариэль тотчас взлетел и скрылся  в зарослях тростника. Орел, тяжело рухнувший в густую траву, некоторое время  лежал с распростертыми крыльями, открывая и закрывая клюв и неподвижно глядя  перед собой одурелыми глазами. Потом посрамленный король воздуха встряхнулся,  подобрал крылья, снова распустил их и полетел, провожаемый взглядом Ариэля.    

 Глава тридцатая. Чуждый  небу и земле    

     

Когда  шум крыльев утих, Ариэль услышал звук свирели и, взглянув вниз, увидел мирную  картину.    

На  илистом берегу реки паслось стадо буйволов. Вот большой синеватый буйвол с  загнутыми рогами погрузился в ил по шею, другие буйволы направились за ним, и  вскоре из тины виднелись только их плоские носы.    

На  пригорке полуголые пастушки предавались своим детским забавам — лепили из тины  домики, стены, дворцы, фигурки буйволов, вставляли в руки глиняных человечков  палочки из камыша, другие плели из травы корзинки и сажали в них кузнечиков;  иные низали бусы из черных и красных орехов, ловили лягушек, играли на  самодельных флейтах и пели протяжные песни со странными трелями. Ариэль, на  время позабыв о жажде и голоде, с интересом и завистью наблюдал за пастушками.  Они были счастливы по-своему. Их детство проходит среди природы, их никто не  преследует, их не мучают и не пугают, как детей в Дандарате… Ариэлю нечем было  вспомнить свое детство, только далекие, почти совсем стертые временем  воспоминания о доме в туманном городе, о комнате, ковре, игрушках, маленькой  светлоголовой девочке… Но и эти воспоминания омрачаются зловещей фигурой  человека в черном, который — во сне или наяву — растоптал его игрушки, грубо  растоптал его детские годы…    

И вдруг  Ариэль вспомнил свою болезнь, свой недавний бред… Ведь это было вчера или даже  сегодня!.. Среди лиц, окружавших его кровать, он видел старого человека, лицо  которого напомнило лицо того черного, хотя старик был одет в белый костюм,  какие носят европейцы в Индии. Неужели все это не было бредом? Рядом с Пирсом  этот зловещий старик с острым носом-клювом и совиными глазами. Почему он  оказался в комнате?.. И был еще один, высокий, бритый, который все время так  зло глядел на Ариэля. Что нужно этим людям и что объединило их? Только девушка  смотрела на него с состраданием. Вероятно, она добрая, как Лолита, Низмат,  Шьяма. И все-таки как мало добрых людей на свете!..    

Отдаленные  раскаты грома вернули Ариэля к действительности.    

Воздух  был раскален и необычайно душен. Вновь захотелось есть и пить. А пастушки, как  нарочно, оставив игры, сели в кружок и начали полдничать, вынимая из сумок и  корзинок рисовые лепешки, кокосовые орехи и виноград.    

Попросить?  Но если они видели, как он прилетел на орле, то, вероятно, в ужасе убегут от него…  Убегут, но, может быть, оставят лепешки? Ариэль поднялся, завернулся в простыню  и пошел к детям.    

Увидев  незнакомого белого человека, ребята насторожились.    

— Здравствуйте,  братчики! Я бедный акробат. Хотите, я покажу вам забавную штуку? — спросил  Ариэль.    

Он вдруг  встал на руки, потом поднялся на пальцах рук, потом оперся на указательный  палец левой руки. Продержавшись так с минуту, он снова встал на ноги.    

Дети  были восхищены.    

Такой замечательной  шутки не проделывал ни один ярмарочный акробат. Когда же Ариэль, подпрыгнув,  перекувырнулся несколько раз в воздухе и встал на ноги, их восторгу не было  границ. Они шумно, наперебой, предлагали ему лепешки, сушеный виноград,  кокосовые орехи.    

Ариэль  напился воды и хорошо поел.    

Гром  прогремел совсем близко. Ариэлю очень хотелось остаться с детьми, но страх  перед Пирсом гнал его дальше.    

Простившись  с детьми, Ариэль углубился в чащу деревьев и, когда она совершенно скрыла от  него берег с детьми и буйволами, взвился над лесом и внимательно осмотрелся.    

Тучи  покрыли уже половину неба и наложили густую тень на поля, которые он только что  миновал. Ветер налетал порывами. Тем лучше. Этот ветер, который гонит перед  собой тучи, поможет ему улететь возможно дальше от преследователей. И Ариэль  поднялся еще выше. Синие тучи стояли уже совсем над его головой.    

Вдруг  ураганный ветер подхватил Ариэля, бросил сначала вниз, а потом, завертев, понес  вверх, в самую гущу туч. Ариэль попытался бороться с ветром, но сразу  почувствовал, что это невозможно. Чтобы не тратить напрасно сил, он решил  отдаться во власть циклона. В конце концов для него в этом нет ничего  страшного. Ведь упасть и разбиться он не может. Когда циклон утихнет и не будет  поддерживать его, он перейдет на самостоятельный полет.    

Обезвесив  свое тело, Ариэль почувствовал, что ветер совершенно утих. Дышалось легко. Ни  малейшего движения воздуха не ощущалось. «Это потому, что я лечу с такой же  быстротой, как и циклон», — догадался Ариэль.    

Но,  глянув вниз, он невольно вздрогнул: несмотря на то, что он находился на большой  высоте, под ним необычайно быстро проносились поля, горы, леса, реки,  деревушки… При взгляде же вверх ему показалось, что синие горы, бурые скалы,  черные пропасти, переплетенные ослепительными лианами молний, падают на него… И  вдруг они обрушились, окружили, завертели… Где небо? Где земля? Все было  покрыто сизой мутью, кругом сверкание, грохот, неожиданные порывы ливня то  сверху, то снизу, то с боков. Встречные ветры кружили и вертели его, как сорванный  лист. Вода заливала уши, рот, нос, в голове мутилось.    

Наконец  он попал в нисходящее течение воздуха. Дождь и ветер, казалось, внезапно  прекратились, — он падал вместе с ними. Но стоило ему чуть задержаться,  как волны воздуха и потоки воды обрушивались на него и давили вниз.    

Совсем  неожиданно он увидел невдалеке землю. Нет, не землю, а беспредельное темное  море, вспыхивающее от молний. Неужели циклоном его занесло в океан?.. Долго ли  он сможет продержаться в воде?.. Нет, это не океан. При вспышке молнии Ариэль  увидел вершины деревьев, крыши домов… Наводнение!..    

И вдруг  золотой луч уже низкого солнца осветил какой-то островок. Туда! Во что бы то ни  стало!    

Преодолевая  сопротивление ветра, Ариэль летит к островку. Он видит хижины убогой деревни.  Тучи вновь скрыли солнце, но ураган уже понесся дальше, ветер утих, только  ливень еще продолжается, хотя и не с такой силой.    

Ариэль  почти падает возле беседки, увитой лианами, слышит возле себя чье-то тяжелое  дыхание.    

С  блестящей от дождя синеватой шерстью, раздувая бока, лежит буйвол, вероятно  приплывший издалека и истомленный борьбой со стихией.    

Отдохнув  немного, Ариэль, шлепая по лужам, полным лягушек, утопая в грязи, идет по размытой  дороге к человеческому жилью. Под последними порывами ветра скрипят бамбуки.    

Вот и  хижина. Ливень смыл глиняные стены забора и столбы ворот. Их створки беспомощно  висят на петлях.    

Двор  порос травою. Дерновая кровля дома провалилась. Ариэль вступает на веранду и,  вспугнув серую ящерицу, входит в дом. По полу со звуком «тик-тик» бегают  маленькие скорпионы. Стены дома покрыты плесенью. Узкая лестница ведет на  крышу.    

В углу  голый старик, которого можно было принять за статую, — так неподвижно он  сидел, опустив глаза, в позе глубокого раздумья. Скелет, обтянутый кожей, с  длинной белой бородой.    

— Саниаси! —  окликнул его Ариэль.    

Старик  не сразу вышел из своего сосредоточенного состояния, подняв голову, посмотрел  на Ариэля невидящими светло-голубыми, как у буйвола, глазами и сказал нараспев:    

— Радость  обретения бесконечного в конечном!.. — И снова опустил глаза.    

Здесь  Ариэль не смог найти помощи и крова. Он вышел.    

Совсем  стемнело. Пройдя по деревне, Ариэль убедился, что она была полуразрушена и  пуста. Только в одной хижине, освещенной тусклой светильней, двигались четыре  белых призрака — это были женщины-обмывательницы, пришедшие к покойнику.    

Ариэля  вдруг охватило сознание такого одиночества и затерянности, что он заплакал едва  ли не в первый раз с тех пор, как плакал в детстве, когда черный человек  растоптал его игрушки.    

Несмотря  на наступающую ночь, он вдруг рванулся вверх и полетел над залитой водою мертвой  равниной, стараясь не глядеть вниз.    

Последние  тучи быстро уходили за горизонт.    

Перед  Ариэлем на бездонной синеве ночного неба блеснула яркая звезда. Он полетел к  ней, как к огню маяка.    

К звездам!  Подальше от земли и людей!..    

 Глава тридцать первая.  В джунглях    

     

Ариэль  проснулся под потолком полуразрушенного храма и не сразу понял, где он. Но  вскоре он вспомнил мертвую, залитую водой пустыню с отражавшимися в ней  звездами. Он летел над нею долго-долго, почти всю ночь. На горизонте, над  блестящей темно-синей гладью воды, показалась черная полоска леса. Берег!  Отдых! Ариэль полетел еще быстрее.    

Когда он  достиг опушки леса, то был настолько утомлен, что уже не стал искать сухого  места, подлетел к большому ветвистому дереву и устроился, как в гнезде.  Прислонив голову к стволу, он тотчас уснул.    

Проснувшись  от первых лучей солнца, он с удивлением заметил, что висит в воздухе возле дерева.  Во сне он, вероятно, бессознательным движением отодвинулся от своей опоры. Но,  засыпая, он из осторожности обезвесил свое тело, потому и не упал на землю, а  продолжал висеть в воздухе. Для него это было полезным открытием: он может  спать в воздухе! И эта возможность очень пригодилась ему.    

Воздух,  когда он проснулся, наполнен был густыми испарениями, пронизанными багрово-оранжевыми  лучами восходящего солнца. Возле уже пели в ветвях птицы, визжали обезьяны. А  внизу, у толстых извилистых корней деревьев, огромная кобра грелась в лучах  солнца. Что было бы с ним, если бы он упал во время сна на землю!    

Кобра  напилась воды из лужи, приподняла голову на треть длины своего тела, покачивая  ею, осмотрелась и увидела в траве пеструю птичку.    

Ариэль  заметил опасность, угрожающую птице, и хотел вспугнуть ее, но кобра молниеносно  набросилась на свою жертву и проглотила ее прежде, чем та успела пискнуть.    

«Вот так  и Пирс охотился за мной, — подумал Ариэль. — Но кобра голодная, а  зачем это надо Пирсу?»    

Однако и  Ариэль был голоден, и ему пора было подумать о пище.    

Он снова  поднялся над вершинами деревьев и увидел, что находится у края диких, первобытных  джунглей. Насколько глаз хватает виднелись, словно волны на зеленом море, купы  огромных деревьев. Ариэль полетел над этим морем зелени. Среди лесной поляны  виднелись развалины храма с грубо высеченными колоннами, перевитыми лианами.  Внизу рос густой кустарник.    

Неплохо  бы здесь поселиться. Ариэль опустился вниз сквозь отверстие в полуразрушенной  крыше.    

Влажный,  застоявшийся воздух охватил его. Крыша частично сохранилась. Здесь можно  укрыться от непогоды и тропических ливней. В углу этой сохранившейся части  храма стояла черная статуя сидящего в кресле Индры в три человеческих роста.  Ладони рук лежали на коленях. Одна нога опущена на землю, другая подвернута.  Глаза полузакрыты. На голове конусообразная митра, на груди — ожерелье. По  бокам — фигуры божков в рост человека. На коленях Индры можно устроить постель,  набросав хвороста, листьев и моха.    

Статуя  находилась в узкой длинной комнате. Направо шли колонны, отделявшие соседнее помещение  храма, с низким сводчатым потолком, правая же стена была почти вся открыта,  свод поддерживался только четырьмя квадратными колоннами. Это открытый путь для  диких зверей.    

Но разве  звери не окружают его со всех сторон?    

Ариэль  вылетел из храма и начал перелетать от дерева к дереву, как пчела, ищущая  медоносных цветов. К своей радости, он убедился, что в этом лесу немало  съедобных плодов. Недалеко был и источник. Недаром здесь построили храм! Возле  берегов ручья трава была притоптана зверями, пробиравшимися к водопою.    

К вечеру  Ариэль устроился на новоселье. Он успел даже сделать небольшой запас плодов на  случай непогоды и устроить из веток и мха постель на коленях Индры. Но не  успели спуститься сумерки, как Ариэль понял, что он не единственный жилец в  этом храме. Кроме множества скорпионов, ящериц и летучих мышей, которых он  заметил еще днем, обитателями руин оказались и змеи. Они сползались сюда после  дневной охоты и свивались клубками, чтобы ночью было теплее… Скоро весь пол  покрылся этими клубками. Змеи шипели, размещаясь на покой. Рыжие летучие мыши,  питавшиеся плодами, летали тучами, задевая нового жильца крыльями. Иногда они  опускались к полу, беспокоя змей, и те шипели на них. При таком близком  соседстве бесчисленного количества змей спать и на коленях Индры было небезопасно.  И Ариэль, вспомнив свое утреннее открытие, решил спать на потолке, над головой  Индры.    

Иногда  его будили голоса ночных животных и птиц, но скоро он привык и к ним.    

Для  Ариэля началась новая жизнь в джунглях. Первые дни он радовался тому, что далеко  улетел от своих преследователей, предпочитая им диких зверей и змей. Только по  вечерам, засыпая, он чувствовал свое одиночество, свою сиротливость и вспоминал  немногих друзей — Лолиту, Низмата, Шарада. Но о возвращении к ним еще рано  думать. Надо выждать, пока Пирс прекратит свои поиски, убедившись в том, что на  этот раз Ариэль пропал бесследно.    

Теперь,  не опасаясь людей, он мог свободно наслаждаться радостью полета.    

До сих  пор ему приходилось только улетать от преследований или забавлять своими  полетами других.    

В  джунглях же он мог летать, чтобы летать.    

При  первых же лучах солнца Ариэль стремительно поднимался в голубой простор.  Влажный, тяжелый воздух джунглей сменялся легким и освежающим. И Ариэль вместе  с ранними птицами пел свою утреннюю песню.    

Иногда  он совершал довольно длительные полеты. Любовался игрою света в облаках, очарованием  лунных ночей со сладостным чувством свободы, простора, легкости.    

И он  летал часами, пока тело не напоминало ему о том, что он все же пленник земли:  когда чувствовалась усталость, хотелось пить, есть или спать, он возвращался в  свое обиталище.    

Однажды  в звездную ночь Ариэль попробовал уснуть высоко над лесом. Но, проснувшись, он  увидел, что поднявшийся во время его сна ветер далеко отнес его в сторону, и он  едва разыскал дорогу назад. С тех пор он не решался спать в небе.    

Шли дни,  и Ариэль все больше обживался в джунглях. Он изучал привычки и нравы птиц и животных,  с одними враждовал, с другими дружил. Как-то тигр подстерег его у ручья и  прыгнул в его сторону. Ариэль едва успел отлететь. Вторым прыжком тигр бросился  к человеку, висящему в воздухе, Ариэль отлетел еще выше. Рассерженный тигр  начал бешено прыгать, стараясь достать добычу. Ариэль не мог удержаться, чтобы  не подразнить зверя, пока тот, вконец рассерженный неудачей, не исчез в  джунглях. А летающий человек некоторое время еще преследовал его криками. Обезьяны  и попугаи охотно приняли участие в посрамлении грозы джунглей.    

Нашлись  и друзья.    

Несколько  обезьян, которые вначале удирали от Ариэля и сердито кидали в него чем попало,  в конце концов подружились и запросто приходили к нему, а он прилетал к ним,  угощая отборными плодами. Два попугая часто сопровождали его в полетах по лесу,  встречая его, картавили: «Арриэль! Арриэль!»    

Он  научил их говорить: «Лолита, Низмат, Шарад». И ему казалось, что он беседует с  друзьями.    

Он видел  страшные битвы слонов и буйволов с тиграми, видел огромные стада диких слонов.  С высоты они казались ему какими-то мелкими крысами, а их хоботы — толстыми  хвостами, закинутыми на голову. Подлетая ближе, он слышал глухой топот их  могучих ног, треск ломаемых деревьев, удары бивней, сухой шорох складчатой кожи  и сталкивающихся хоботов, ворчанье и рев. Он видел сотни колышущихся ушей,  поднятых хоботов, безостановочно колеблющихся хвостов. Видел огромных старых  слонов с белыми клыками, покрытых листьями и ветками, застрявшими в морщинах и  складках их кожи, с одним клыком, с рубцами на шее — следами минувших битв.  Видел суетливых черненьких слонят всего в два-три фута вышиной, бегавших под  брюхами слоних, и молодых слонов, у которых клыки только что показывались.    

Незаметно  для себя Ариэль превращался в одичавшего человека. Волосы его отросли, ходил и  летал он голым, лишь с повязкой из листьев на бедрах. Рубашку и простыню он  бережно хранил под камнями.    

Целыми  днями в окружении птиц и обезьян он перелетал от дерева к дереву в поисках  пищи, высоко подымаясь при малейшей опасности. Если бы он одичал совершенно, то  так и окончил бы свои дни в джунглях. Этого не случилось, и причиной тому были  прирученные им попугаи.    

«Лолита!  Низмат! Шарад!» — кричали они с утра до вечера, и эти крики отдавались в его  сердце радостью и тяжелым упреком, заставляли думать о своей судьбе.    

Происшествие  во дворце раджи и встреча с Пирсом оставили глубокий след в душе Ариэля. Он как  будто сразу перешел от своего искусственно привитого инфантилизма к зрелости,  хотя еще сам не вполне сознавал происшедшую в нем перемену.    

До сих  пор он был пассивным орудием в руках других. В Дандарате он научился только симулировать,  скрывать свои мысли и настроения. Улетев из Дандарата, он жил в страхе вновь  оказаться в руках Пирса. Парализованный этим страхом, он даже не думал о  какой-то активной борьбе, о том, чтобы отстоять свое право жить так, как ему  хочется, а не так, как того хотят другие.    

Страх  загнал его в эти дебри, лишил общества людей, среди которых есть и добрые,  обрек на одиночество. И вдруг в нем проснулись человеческая гордость и  возмущение. Нет, он не останется в джунглях! Он полетит к людям и добьется  своего права жить среди них!    

Почему  бы ему не воспользоваться своим необычайным преимуществом? Летающий человек  может многое сделать! Что именно — он еще не представлял, он еще мало знал  жизнь людей. «Но время само покажет, что надо делать», — решил Ариэль и  начал собираться в путь.    

Он нашел  орех, сок которого окрашивал кожу в коричневый цвет. В таком виде его можно  было принять и за индуса и за европейца с сильным загаром. Окраска несколько  бледнела после купанья, но все же сохранялась. Он осмотрел рубашку и простыню,  выстирал их и даже попробовал выгладить нагретыми на солнце камнями. Сделав  небольшой запас плодов, он однажды ранним утром пустился в путь.    

 Глава тридцать вторая.  «Новообращенный»    

     

Пастор  Эдвин Кингсли снял очки, вздохнул, откинулся на спинку кресла и поднял вверх  глаза. На стене перед ним висел портрет короля с длинным англосаксонским лицом  и фамильными большими, немного выпуклыми глазами, рядом портреты вице-короля  Индии, сурового лорда с тонкими губами, и епископа Кентерберийского в церковном  облачении. Король и вице-король повернули головы в сторону, как бы  отворачиваясь от пастора, а епископ смотрел прямо в глаза с упреком, как показалось  Кингсли, миссионеру, не оправдавшему надежд.    

Что  скажет его преосвященство, до сих пор покровительствовавший пастору, когда  прочтет его последний отчет?    

Три  недели пастор Кингсли корпел над этим отчетом, стараясь изложить положение  вещей в благоприятном для себя свете.    

Обращение  жителей Индии в христианство вначале шло очень успешно. Кингсли в своих отчетах  давал понять, что причиною больших успехов были его миссионерская рачительность  и талант проповедника.    

На самом  деле причина была иная: пастор привлекал в стадо Христово овец — «язычников» —  из самых низших, презираемых каст. Для них переход в христианство был выгоден,  так как несколько улучшал их бесправное положение. Немалую роль играли и  серебряные крестики и дешевые подарки, которые получали при крещении обращенные  в христианство. Но вдруг все изменилось. Некоторые индийские религиозные  общества, обеспокоенные увеличением числа переходивших в христианство,  придумали особый обряд очищения для париев, что ставило их в правовом отношении  на ступеньку выше. И хотя такое новшество вызывало возражения со стороны  наиболее консервативных обществ «правоверных», оно имело успех. Многие парии  предпочитали теперь очищение крещению. И миссионерские успехи Кингсли сразу  прекратились. Все труднее становилось привлекать прозелитов. Отпадали от  христианства и обращенные.    

Пастор  Кингсли оказался в очень затруднительном положении. Он потерял аппетит и покой.  Днем он трудился до пота над хитроумным отчетом, ночами изобретал средства,  которые могли бы поправить дело. Он составлял красноречивые проповеди, совершал  миссионерские поездки в самые отдаленные селения прихода, но ничего не  помогало. Этих язычников и идолопоклонников можно пронять только чудом, доказав  превосходство христианского бога. Но где взять чудо?    

— Джон!  Завтрак мистеру Кингсли! — услышал пастор голос своей сестры, старой девы  мисс Флоренсы Кингсли.    

Вошел  мальчик-индус с подносом, на котором стояли дымящийся кофейник, чашка, тарелка  с яичницей и гренками.    

Это был  крестник «тетушки Флоренсы» (так звали в доме сестру пастора), Пареш,  получивший при крещении имя Джона. На нем был серебряный пояс — подарок  крестной, ради которого он и крестился; на шее крестик и серебряный амулет,  доставшийся от покойных родителей. С ним Пареш-Джон ни за что не хотел  расстаться.    

Принимая  кофе, пастор посмотрел на крест и амулет и, вздохнув, подумал: «Вот и все они таковы.  На груди и крест и амулет, а в груди…»    

— Мистер  пастор, кажется, занят… — услышал пастор из другой комнаты голос своей  дочери Сусанны. Она с кем-то говорила на хиндустани.    

Мистер  Кингсли насторожился. А вдруг это какой-нибудь индус, слушавший его проповедь и  пожелавший принять крещение? И, забыв о завтраке, пастор наскоро надел на  пижаму халат и поспешил в переднюю.    

Перед  ним стоял стройный темнокожий юноша с красивым лицом и длинными волосами отшельника.    

На нем  были лишь рубаха и какой-то странный белый плащ. В чем только ходят эти  туземцы!    

— Ты  ко мне? — спросил пастор.    

— Да, —  скромно ответил юноша, потупив глаза. — Я хотел, мистер, поговорить с  вами… Но, кажется, я не вовремя?