1 2 3 4 5 6 7 
     
плюс тетя Сережа плюс дядя Наташа —
     
Короче, не все ли равно.
    
   
   
    
     
Я пел это в темном холодном бараке
     
И он превращался в обычный дворец.
     
Так вот что весною поделывают раки!
     
И тут оказалось, что я — рак-отец.
    
   
   
    
     
Сижу в своем теле, как будто в вулкане.
     
Налейте мне свету из дырки окна!
     
Три грации, словно три грани в стакане,
     
Три грани в стакане, три разных мамани,
     
три разных мамани, а дочка одна.
    
   
   
    
     
Но следствия нет без особых причин.
     
Тем более, вроде не дочка, а сын.
     
А может, не сын, а может быть — брат,
     
Сестра или мать, или сам я — отец,
     
А может быть весь первомайский парад!
     
А может быть город весь наш — Ленинград…
    
   
   
    
     
Светает. Гадаю и наоборот.
     
А может быть — весь наш советский народ.
     
А может быть, в люльке вся наша страна!
     
Давайте придумывать ей имена.
    
   
  
  
   
    
Трагикомический роман
   
   
    
     
Часы остановились в час.
     
Как скучно нам лежать в постели.
     
Как жаль, что наше «Ркацители»
     
Нас не спасает в этот раз.
    
   
   
    
     
Скрипит пружинами диван.
     
В углу опять скребутся мыши.
     
Давай очнемся и вдвоем напишем
     
Трагикомический роман.
    
   
   
    
     
Давай придумаем сюжет,
     
В котором нам найдется место,
     
В котором можно будет интересно
     
Прожить хотя бы пару лет.
    
   
   
    
     
Я буду к зависти толпы
     
Тебя любить любовью страстной,
     
Когда исчезнет мой проклятый насморк,
     
А также скука и клопы.
    
   
   
    
     
На океанских берегах
     
Для нас пристанище найдется,
     
И нам с тобой больше не придется
     
Все время думать о деньгах.
    
   
   
    
     
Не будем думать о вине,
     
Не будем печь топить дровами,
     
А будем там дружить с медведями и львами,
     
Забыв о будущей войне.
    
   
   
    
     
Ведь нет границ у странных стран.
     
И наши перья мы не сложим.
     
Тьмы низких истин, как всегда, дороже
     
Нас возвышающий роман.
    
   
   
    
     
Итак, мы пишем наш роман,
     
Творим немыслимое чудо…
     
А на немытую посуду
     
Ползет усатый таракан.
    
   
  
  
   
    
Слет-симпозиум
   
   
    
     
Куда с добром деваться нам в границах нашей области?
     
У нас — четыре Франции, семь Бельгий и Тибет.
     
У нас есть место подвигу. У нас есть место доблести.
     
Лишь лодырю с бездельником у нас тут места нет.
    
   
   
    
     
А так — какие новости? Тем более, сенсации…
     
С террором и вулканами здесь все наоборот.
     
Прополка, культивация, мели-мели-орация,
     
Конечно, демонстрации. Но те — два раза в год.
    
   
   
    
     
И все же, доложу я вам без преувеличения,
     
Как подчеркнул в докладе сам товарищ Пердунов,
     
Событием высокого культурного значения
     
Стал пятый слет-симпозиум районных городов.
    
   
   
    
     
Президиум украшен был солидными райцентрами —
     
Сморкаль, Дубинка, Грязовец и Верхний Самосер.
     
Эх, сумма показателей с высокими процентами!
     
Уверенные лидеры, опора и пример.
    
   
   
    
     
Тянулись Стельки, Чагода. Поселок в ногу с городом —
     
Угрюм, Бубли, Кургузово, потом — Семипердов.
     
Чесалась Усть-Тимоница. Залупинск гладил бороду.
     
Ну, в общем, много было древних, всем известных городов.
    
   
   
    
     
Корма — забота общая. Доклад — задача длинная.
     
Удои с дисциплиною, корма и вновь корма.
     
Пошла чесать губерния. Эх, мать моя, целинная!
     
Как вдруг — конвертик с буквами нерусского письма.
    
   
   
    
     
Президиум шушукался. Сложилась точка зрения:
     
— Депеша эта — с Запада. Тут бдительность нужна.
     
Вот в Тимонице построен институт слюноварения.
     
Она — товарищ грамотный и в аглицком сильна…
    
   
   
    
     
— С поклоном обращается к вам тетушка Ойропа.
     
И опосля собрания зовет на завтрак к ней.
     
— Товарищи, спокойнее! Прошу оставить ропот!
     
Никто из нас не завтракал — у нас дела важней.
    
   
   
    
     
Ответим с дипломатией — мол, очень благодарные,
     
Мол, ценим, и так далее, но, так сказать, зер гут!
     
Такие в нашей области дела идут ударные,
     
Что даже в виде исключения не вырвать пять минут.
    
   
   
    
     
И вновь пошли нацеливать на новые свершения.
     
Была повестка муторной, как овсяной кисель.
     
Вдруг телеграмма: «Бью челом! Примите приглашение
     
Давайте пообедаем. Для вас накрыт Брюссель.»
    
   
   
    
     
Повисло напряженное, гнетущее молчание.
     
В такой момент — не рыпайся, а лучше — не дыши!
     
И вдруг оно прорезалось — голодное урчание
     
В слепой кишке у маленького города Шиши!
    
   
   
    
     
Бедняга сам сконфузился. В лопатки дует холодом.
     
А между тем урчание все громче, все сочней.
     
— Позор ему — приспешнику предательского голода!
     
Никто из нас не завтракал — дела для нас важней!
    
   
   
    
     
— Товарищи, спокойнее! Ответим с дипломатией.
     
Но ярость благородная вскипала, как волна.
     
— Ту вашу дипломатию в упор к отцу и матери! —
     
Кричала с места станция Октябрьская Весна.
    
   
   
    
     
— Ответим по-рабочему. Чего там церемониться?
     
Мол, на корню видали мы буржуйские харчи! —
     
Так заявила грамотный товарищ Усть-Тимоница
     
И хором поддержали ее Малые Прыщи.
    
   
   
    
     
Трибуну отодвинули и распалили прения,
     
Хлебали предложения, как болтанку с пирогом.
     
Объявлен был упадочным процесс пищеварения,
     
А сам Шиши — матерым, но подсознательным врагом.
    
   
   
    
     
— Пущай он, гад, подавится Иудиными корками!
     
Чужой жратвы не надобно. Пусть нет — зато своя!
     
Кто хочет много сахару — тому дорога к Горькому!
     
А тем, кто с аппетитами — положена статья.
    
   
   
    
     
И населенный пункт тридцать седьмого километра
     
Шептал соседу радостно: — К стене его! К стене!
     
Он — опытный и искренний поклонник стиля «ретро»,
     
Давно привыкший истину искать в чужой вине.
    
   
   
    
     
И диссидент Шиши горел красивым синим пламенем.
     
— Ату его, вредителя! Руби его сплеча!
     
И был он цвета одного с переходящим знаменем,
     
Когда ему товарищи слепили строгача.
    
   
   
    
     
А впрочем, мы одна семья — единая, здоровая.
     
Эх, удаль конармейская ворочает столы!
     
Президиум — «Столичную», а первый ряд — «Зубровую»,
     
А задние — чем бог послал, из репы и свеклы.
    
   
   
    
     
Потом по пьяной лавочке пошли по главной улице.
     
Ругались, пели, плакали и скрылись в черной мгле.
    
   
   
    
     
В Мадриде стыли соусы,
     
В Париже сдохли устрицы
     
И безнадежно таяло в Брюсселе крем-брюле.
    
   
  
  
   
    
Подвиг разведчика
   
   
    
     
В рабочий полдень я проснулся стоя —
     
Опять матрас попутал со стеной.
     
Я в одиночку вышел из запоя,
     
Но — вот те на! — сегодня выходной.
    
   
   
    
     
И время шло не шатко и не валко.
     
Горел на кухне ливерный пирог.
     
Скрипел мирок хрущевки-коммуналки
     
И шлепанцы мурлыкали у ног.
    
   
   
    
     
Сосед Бурштейн стыдливо бил соседку —
     
Мы с ней ему наставила рога.
     
Я здесь ни с кем бы не пошел в разведку.
     
Мне не с кем выйти в логово врага.
    
   
   
    
     
Один сварил себе стальные двери.
     
Другой стишки кропает до утра.
     
Я — одинок. Я никому не верю.
     
Да, впрочем, видит бог, не велика потеря
     
Весь ихний брат и ихняя сестра.
    
   
   
    
     
Экран — а в нем с утра звенят коньки.
     
В хоккей играют настоящие мужчины.
     
По радио поют, что нет причины для тоски.
     
И в этом ее главная причина.
    
   
   
    
     
В «Труде» сенсационная заметка
     
О том, что до сих пор шумит тайга.
     
А мне до боли хочется в разведку
     
Уйти и не вернуться в эту клетку.
     
Уйти, в чем есть, в глубокий тыл врага.
    
   
   
    
     
Из братских стран мне сообщает пресса:
     
Поляки оправляются от стресса,
     
Прижат к ногтю вредитель Лех Валенса,
     
Мечтавший всю Варшаву отравить.
    
   
   
    
     
Да, не все еще врубились в суть прогресса
     
И в трех соснах порой не видят леса.
     
Бряцает амуницией агрессор,
     
Но ТАСС уполномочен заявить:
    
   
   
    
     
«Тяжелый смог окутал Вашингтон.
     
Невесело живется без работы
     
В хваленых джунглях каменной свободы,
     
Где правит ЦРУ и Пентагон.
    
   
   
    
     
Среди капиталистов этих стран
     
Растет угар военного психоза.
     
Они пугают красною угрозой
     
Обманутых рабочих и крестьян.
    
   
   
    
     
А Рейган — вор, ковбой и педераст —
     
Поставил мир на ядерную карту".
     
Тревожно мне. Кусаю свой матрас.
     
Дрожу, как СС-20 перед стартом.
    
   
   
    
     
Окончился хоккей. Пошли стрекозы.
     
А по второй насилуют кларнет.
     
Да как же можно? Ведь висит угроза!
     
И ничего страшней угрозы нет!
    
   
   
    
     
Да, вовремя я вышел из запоя.
     
Не отдадим родимой Костромы!
     
Любимый город может спать спокойно
     
И мирно зеленеть среди зимы.
    
   
   
    
     
Буденовку напялю на затылок.
     
Да я ль не патриот, хотя и пью?
     
В Фонд мира сдам мешок пустых бутылок
     
И из матраса парашют скрою.
    
   
   
    
     
Возьму аванс, куплю себе билет
     
На первый рейс до Западной Европы.
     
В квадрате Гамбурга — пардон, я в туалет! —
     
Рвану кольцо и размотаю стропы.
    
   
   
    
     
Пройду, как рысь, от Альп и до Онеги
     
Тропою партизанских автострад.
     
Все под откос — трамваи и телеги.
     
Не забывайте, падлы, Сталинград!
    
   
   
    
     
Пересчитаю все штыки и пушки.
     
Пускай раскрыт мой корешок-связной —
     
Я по-пластунски обхожу ловушки
     
И выхожу в эфир любой ценой.
    
   
   
    
     
Я щит и меч родной страны Советов!
     
Пока меня успеют обложить —
     
Переломаю крылья всем ракетам,
     
Чтоб на Большую землю доложить:
    
   
   
    
     
Мол, вышел пролетарский кукиш Бонну.
     
Скажите маме — НАТО на хвосте!
     
Ваш сын дерется до последнего патрона
     
На вражьей безымянной высоте.
    
   
   
    
     
Хочу с гранатой прыгнуть под колеса,
     
Но знамя части проглотить успеть,
     
Потом молчать на пытках и допросах,
     
А перед смертью — про Катюшу спеть.
    
   
   
    
     
Бодун крепчал. Пора принять таблетку.
     
В ушах пищал секретный позывной.
     
По выходным так хочется в разведку…
     
Айда, ребята! Кто из вас со мной?
    
   
  
  
   
    
Грибоедовский вальс
   
   
    
     
В отдаленном совхозе «Победа»
     
Был потрепанный старенький «ЗИЛ»,
     
А при нем был Степан Грибоедов,
     
И на «ЗИЛе» он воду возил.
    
   
   
    
     
Он справлялся с работой отлично.
     
Был по обыкновению пьян.
     
Словом, был человеком обычным
     
Водовоз Грибоедов Степан.
    
   
   
    
     
После бани он бегал на танцы,
     
Так и щупал бы баб до сих пор,
     
Но случился в деревне с сеансом
     
Выдающийся гипнотизер.
    
   
   
    
     
На заплеванной маленькой сцене
     
Он буквально творил чудеса.
     
Мужики выражали сомненье,
     
И таращили бабы глаза.
    
   
   
    
     
Он над темным народом смеялся.
     
И тогда, чтоб проверить обман,
     
Из последнего ряда поднялся
     
Водовоз Грибоедов Степан.
    
   
   
    
     
Он спокойно вошел на эстраду,
     
И мгновенно он был поражен
     
Гипнотическим опытным взглядом,
     
Словно финским точеным ножом.
    
   
   
    
     
И поплыли знакомые лица.
     
И приснился невиданный сон:
     
Видит он небо Аустерлица…
     
Он не Степка, а Наполеон!
    
   
   
    
     
Он увидел свои эскадроны.
     
Он услышал раскаты стрельбы,
     
Он заметил чужие знамена
     
В окуляре подзорной трубы.
    
   
   
    
     
Но он легко оценил положенье
     
И движением властной руки
     
Дал приказ о начале сраженья
     
И направил в атаку полки.
    
   
   
    
     
Опаленный горячим азартом,
     
Он лупил в полковой барабан.
     
Был неистовым он Бонапартом,
     
Водовоз Грибоедов Степан.
    
   
   
    
     
Пели ядра, и в пламени битвы
     
Доставалось своим и врагам.
     
Он плевался словами молитвы
     
Незнакомым французским богам.
    
   
   
    
     
Вот и все. Бой окончен. Победа!
     
Враг повержен. Гвардейцы, шабаш!
     
Покачнулся Степан Грибоедов,
     
И слетела минутная блажь.
    
   
   
    
     
На заплеванной сцене райклуба
     
Он стоял, как стоял до сих пор,
     
А над ним скалил желтые зубы
     
Выдающийся гипнотизер.
    
   
   
    
     
Он домой возвратился под вечер
     
И глушил самогон до утра.
     
Всюду чудился запах картечи
     
И повсюду кричали «Ура!»
    
   
   
    
     
Спохватились о нем только в среду.
     
Дверь сломали и в хату вошли,
     
А на них водовоз Грибоедов,
     
Улыбаясь, глядел из петли.
    
   
   
    
     
Он смотрел голубыми глазами.
     
Треуголка упала из рук.
     
И на нем был залитый слезами
     
Императорский серый сюртук.
    
   
  
  
   
    
Не позволяй душе лениться
   
   
    
     
Не позволяй    душе лениться,
     
Лупи чертовку     сгоряча.
     
Душа обязана трудиться
     
На производстве кирпича.
    
   
   
    
     
Ликует люд в трамвае тесном.
     
Танцует трудовой народ.
     
Мороз и солнце — день чудесный
     
Для фрезеровочных работ.
    
   
   
    
     
В огне тревог и в дни ненастья
     
Гори, гори, моя звезда!
     
Звезда пленительного счастья —
     
Звезда героя соцтруда!
    
   
   
    
     
Решил партком единогласно
     
Воспламениться и гореть.
     
В саду горит костер рябины красной,
     
Но никого не может он согреть.
    
   
   
    
     
Не мореплаватель, не плотник,
     
Не академик, не герой, —
     
Иван Кузьмич — ответственный работник.
     
Он заслужил почетный геморрой.
    
   
   
    
     
Его пример — другим наука.
     
Век при дворе. И сам немного царь.
     
Так, черт возьми, всегда к твоим услугам
     
Аптека, улица, фонарь.
    
   
   
    
     
Он был глашатай поколений.
     
Куда бы он не убегал,
     
За ним повсюду бедный Ленин
     
С тяжелой кепкою шагал.
    
   
   
    
     
Как славно выйти в чисто поле
     
И крикнуть там: —… мать!
     
Мы кузнецы. Чего же боле?
     
Что можем мы еще сказать?
    
   
   
    
     
Когда душа мокра от пота,
     
Ей некогда ни думать, ни страдать.
     
Но у народа нет плохой работы.
     
И каждая работа — благодать.
    
   
   
    
     
Не позволяй душе лениться
     
В республике свободного труда.
     
Твоя душа всегда обязана трудиться,
     
А паразиты — никогда!