1 2 3 
Флорес  осторожно заглянул внутрь барка. Оттуда послышалось ворчание. Когда глаза привыкли  к темноте, Флорес увидел, что в углу сидит существо, похожее на человека,  голое, с большой косматой головой. Волосы его головы и бороды, сбившиеся в  колтуны, падали почти до колен. На руках были длинные кривые ногти.    

— Кто  ты? — спросил Флорес по-английски, потом по-испански.    

— Кто  ты? — спрашивали островитяне на разных языках, но ответа не было. Все же  было ясно, что это не горилла, а человек — безоружный, худой, истощенный  человек. Флорес прыгнул вниз, схватил незнакомца и вынес на руках. Тот даже не  оказал сопротивления.    

Как это  ни просто было сделать, поступок Флореса поднял его авторитет еще на одну  ступень.    

— Свяжем,  на всякий случай, нашего пленника и идем! Пора обедать.    

Островитяне  повиновались.    

Первые  островитяне с Флоресом во главе уже подходили к Острову Погибших Кораблей, а задние  находились еще на Новом Острове.    

Вдруг в  нескольких шагах от Флореса метнулся какой-то предмет, раздался взрыв, мостки  разлетелись в щепки, и Флорес, а за ним еще пять человек упали в воду. Однако  Флорес уцепился за какую-то балку, и, когда его зрение прояснилось, он увидел  нечто, от чего едва не потерял сознания.    

На  Острове, у самого края моста, с ручной бомбой в руке, стоял капитан Фергус  Слейтон… Правда, он оброс бородой и стоял в грязной разорванной рубашке, но это  был он.    

 VI. «Арестовать его!»    

     

Слейтон  не умер во время перестрелки при бегстве Гатлинга и его друзей. Пуля перебила  ему ключицу, но рана не была смертельна. Сброшенный Флоресом в воду, он упал на  мелкое место, — на днище перевернувшегося баркаса. На его счастье, все  островитяне ушли за Флоресом, и никто не видел, что он не утонул. С огромным  напряжением сил, истекая кровью, он влез в трюм стоявшего боком парусника. Парусник  этот не так давно прибило к острову.    

«Если я  потеряю сознание, то умру от потери крови, — думал тогда Слейтон. —  Надо сделать перевязку…» Он стал шарить в трюме и нашел кусок старого паруса.  Стиснув зубы от боли, с последним напряжением сознания и воли, Слейтон сделал  себе перевязку и впал в забытье. Он очнулся только ночью. Прохлада освежила  его. Голова кружилась от потери крови и легкой лихорадки. Мучила жажда. В  углублении палубы он нашел лужу дождевой воды и выпил ее до последней капли. В  голове прояснилось. Что было делать дальше? Здесь его могли найти. Надо было  перебраться на соседний Остров Погибших Кораблей, лежавший невдалеке. Никто из  островитян еще не проникал туда. Там Слейтон мог быть в безопасности. Один  только Слейтон знал, что к этому острову лежит путь по палубам затонувших  кораблей, едва прикрытых водою. И, осторожно ступая, Слейтон в эту же ночь  перебрался на остров.    

Между  малым и большим островами находилось несколько разбросанных судов, где можно было  найти все, необходимое для жизни: сухари, консервы и даже вино. Недаром Слейтон  прожил много лет на острове. Он знал все эти скрытые запасы и пути к ним. И  ночами он бродил «по морю», осторожно нащупывая ногой лежавшие почти на  поверхности моря палубы и днища затонувших кораблей. Ими почти сплошь было  покрыто дно моря вокруг острова. Запасшись продовольствием на несколько дней,  он уходил на малый остров и жил там, пока запасы не иссякали.    

Во время  этих ночных вылазок Слейтон и был замечен китайцем. Но Слейтон не видел  Хао-Женя. Когда же китаец явился ночью с Бокко, чтобы посмотреть на «тень  губернатора», от острого слуха Слейтона не ускользнули звуки, шорох, шепот,  раздавшиеся вдруг среди глубокой ночной тишины. И Слейтон, из осторожности, не  выходил несколько ночей. Вот почему Флорес и не увидал его.    

Слейтон  не оставлял мысли вновь завладеть островом. Флорес не казался ему опасным соперником.  Но все же для того, чтобы выступить открыто, нужно было прежде всего набраться  сил. И Слейтон откладывал свое выступление, пока его рана окончательно не  зажила. Когда он, наконец, оправился совершенно, почувствовал себя вновь  здоровым и сильным, то стал обдумывать план нападения.    

План  этот не отличался сложностью. Он явится на большой Остров, когда все будут  спать, и направится к резиденции нового губернатора. По всей вероятности, и  дежурные часовые на «Елизавете» будут спать. Если даже этого и не случится,  одно появление «мертвого капитана» должно парализовать их ужасом. В крайнем  случае, можно будет прикончить их, без шума, морским кортиком… Со спящим  Флоресом-Слейтон не сомневался, что испанец занял его место, — будет легко  справиться. А островитяне? У них не будет оснований возражать, — ведь он  только вновь займет свой пост, вероломно похищенный у него Флоресом.    

Однако,  когда Слейтон, внимательно наблюдавший за большим Островом из своего убежища,  увидел начатую постройку моста, он изменил свой план: теперь он сможет  захватить в плен всех островитян, когда они перейдут на новый остров, отрезав  им путь возвращения. Еще накануне того дня, когда была окончена постройка  моста, Слейтон в глухую ночь перебрался на большой Остров, вооруженный ручными  гранатами, и спрятался в трюме необитаемого голландского корвета, стоявшего  недалеко от берега. Отсюда он и вышел, когда увидал, что последний островитянин  перебрался на новый остров.    

Слейтон  быстро подошел к месту, где начинался мост, и, спрятавшись за толстой мачтой,  ожидал возвращения островитян.    

Бросив  бомбу, он спокойно ожидал, когда Флорес придет в себя.    

Слейтон  мог убить Флореса на месте, но не хотел осложнять свое возвращение к власти убийством.    

«Пусть  это сделают сами островитяне, — подумал он. — Флоресу не уйти от  смерти».    

И когда  испанец посмотрел расширенными от ужаса глазами в глаза Слейтона, бывший губернатор  спокойно сказал, мерно покачивая в руке вторую бомбу:    

— Если  вы не окажете мне полного повиновения и сейчас же не признаете меня  губернатором, я брошу вторую бомбу, и с вами будет покончено.    

Флорес  колебался. Подумав, он ответил:    

— Хорошо.  Я согласен, если вы обещаете, что сохраните мне жизнь.    

— Вы  видите, я уже сохранил вам ее, — ответил Слейтон.    

Флореса  удивило это непонятное великодушие. В самом деле, разве Слейтон не мог сейчас  же убить его?    

Слейтон  бросил одну из досок, лежавших на берегу, к краю разрушенной части моста.    

Флорес и  все островитяне в полном молчании взошли на Остров.    

«Что  будет дальше? Кто победит?» — думали островитяне, с ужасом глядя на Слейтона.    

Слейтон  рассчитывал на свое необычайное влияние. Его слово всегда было законом. Перед  ним трепетали. И теперь, несмотря на то, что он был исхудавшим, обросшим  всклокоченной бородой, в разорванной рубахе-той самой, которая была на нем во  время бегства Гатлинга, со следами крови, — он был страшен, еще более  страшен, чем раньше. Он видел, какое впечатление произвел на островитян, и  остался этим доволен.    

— Арестовать  его! — спокойно произнес Слейтон, указывая на Флореса.    

Флорес  вздрогнул и вдруг выпрямился.    

— Вы  только что обещали мне сохранить жизнь, — сказал он.    

— Да,  жизнь, но не свободу, — холодно ответил Слейтон. — А что касается  вашей жизни, пусть этот вопрос решают островитяне на основании законов Острова.  Вы сами знаете вашу вину!    

Да,  Флорес знал свою вину и знал закон, по которому за убийство островитянина и за  покушение на убийство полагалась смертная казнь.    

Наступил  решительный момент.    

— Что  же вы стоите? Арестовать его! — повторил Слейтон нахмурившись.    

Несколько  человек нерешительно двинулись к Флоресу.    

— Остановитесь,  безумцы! — закричал Флорес. — Он устроил мне ловушку, он обманул  меня. Но это ловушка и для вас. Неужели вы хотите вновь подпасть под власть  этого деспота, опять питаться сырой рыбой и ходить в рубищах?    

Слейтон  не учел одного, — что хитрый Флорес сумел снискать популярность  островитян. Видя, что их настроение под влиянием слов Флореса изменяется,  Слейтон хотел прервать речь своего противника, но Флорес вдруг крикнул:    

— Арестовать  его!    

У Бокко  ноги дрожали от страха, но «долг прежде всего», — он первый, за ним  О'Гара, а потом все остальные бросились с разных сторон к Слейтону и схватили  его, прежде чем он успел бросить вторую бомбу.    

Слейтон  не ожидал такого исхода и крепко выругался.    

Флорес  победил.    

Слейтона  привели в «тюрьму» — глухую железную каюту на угольщике — и у входа приставили  стражу.    

Флорес  выиграл первое сражение. Но что будет дальше? Слейтона нельзя оставить живым и  вместе с тем с ним трудно покончить гласно и законно, — за ним нет видимой  вины, за которую можно было бы казнить его.    

Флорес  ходил большими шагами по каюте, обдумывая, что предпринять. Он боялся оставить  Слейтона живым даже до утра. Его надо убить, это ясно. Но убить так, чтобы об  этом на Острове никто не узнал. Значит, вместе со Слейтоном придется убить и  часового, потом… Саргассы умеют хоронить — свою тайну. И все будут думать, что  Слейтон сумел выбраться, убить часового (для этого труп часового можно оставить)  и бежал.    

Да, так  Флорес и сделает. Но кого же принести в жертву, кого поставить часовым в эту  ночь? Китайца — лучше всего. Все равно он скоро умрет от своего опиума. От него  никакой пользы. Он полусонный, слабый, малоподвижный. С ним легко будет  справиться.    

Итак,  значит, сегодня ночью призрак Слейтона перестанет пугать островитян…    

 VII. Старик Бокко    

     

План  Симпкинса оказался верным. «Вызывающий» скоро нашел течение, направлявшееся в самую  глубь Саргассова моря. Правда, течение это было довольно медленное, но путники  были уверены, что оно приведет их к Острову Погибших Кораблей. Многие признаки  подкрепляли эту уверенность. Чем дальше подвигался «Вызывающий» по этому пути,  тем чаще стали встречаться обломки судов, разбитые барки, лодки, перевернутые  вверх дном… Над одной из таких лодок капитан Муррей заметил стаю птиц; они резко  кричали и дрались в воздухе.    

— Делят  добычу. На лодке, вероятно, есть трупы, — сказал он. Когда пароход подошел  ближе, путники увидали печальную картину: на дне лодки лежал труп человека.  Птицы так плотно покрыли этот труп, что его почти не было видно. А вокруг лодки  кишели акулы, которые с разгона бились о лодку, пытаясь перевернуть ее и  овладеть добычей.    

Однажды  вечером, когда Вивиана работала в лаборатории, помогая Томсону набивать чучела,  она услышала крик Симпкинса:    

— Остров!  Я вижу Остров Погибших Кораблей!    

Все  выбежали на палубу.    

На  севере у самого горизонта, в лучах заходящего солнца виднелись трубы пароходов  и сломанные мачты. Эта картина слишком врезалась в память Гатлингов и  Симпкинса, чтобы ее забыть. Даже капитан Муррей, никогда не видавший Острова,  не сомневался в том, что они достигли цели. Ни в одной гавани нельзя было  увидеть мачт и труб, наклонившихся в самых различных положениях, — как  будто сильнейшая буря растрепала все это скопище кораблей и они вдруг застыли в  самый разгар бури…    

Всех  охватило волнение. Стояли молча и не отрываясь смотрели на это жуткое кладбище…    

— Полный  ход! — отдал капитан команду.    

Этот  бодрый призыв спугнул жуткое раздумье, охватившее всех при виде Острова.  Нервное настроение уже искало выхода в движении, деятельности, работе.    

— Как-то  встретят нас островитяне? — сказал Гатлинг.    

— Если  бы был жив Слейтон, без боя, наверно, не обошлось бы. Но он убит, и это  значительно облегчает положение. Кто бы ни занял его место, нам не трудно будет  сговориться.    

Уже  почти совсем стемнело, когда пароход подошел к Острову и сигнализировал  островитянам, чтобы они прислали парламентера.    

«Вызывающего»  должны были заметить на Острове, тем более, что сирена ревела почти беспрерывно,  резко нарушая окружающую тишину. Пассажиры ожидали увидеть на судах толпу островитян,  прибежавших посмотреть на невиданное зрелище. Но на Острове было пустынно,  нелюдимо…    

— Что  они там, вымерли все? — спросил в нетерпении Гатлинг.    

— И  очень просто, — ответил Симпкинс, — какая-нибудь эпидемия.    

— Однако  смотрите, — сказала Вивиана, — на высокой мачте виднеется какой-то  флаг! Его раньше не было.    

— Это  на «Елизавете» — резиденции губернатора, — заметил Гатлинг.    

— Нельзя  сказать, чтобы островитяне радушно встречали нас, — сказал Томсон.    

— Тогда  и с ними нечего церемониться, — вдруг засуетился Симпкинс. — Надо  разбудить этот муравейник. Дайте холостой выстрел!    

— Подождите  немного, — ответил Гатлинг.    

Сирена  продолжала надрывно кричать, но Остров по-прежнему выглядел мертвым.    

— Э,  черт, в самом деле! — рассердился вдруг капитан и, не спрашивая согласия  Гатлинга, отдал приказ, выстрелить холостым из небольшой пушки. Чтобы  впечатление было сильнее, капитан приказал прекратить призывы сирены. В  наступившей тишине, как удар грома, прозвучал орудийный выстрел.    

— Ага,  подействовало! — вдруг торжествующе закричал Симпкинс. — Видите,  появилась какая-то фигура.    

— Да,  кто-то идет. Спустите шлюпку и идите к берегу, — приказал капитан.    

Матросы  быстро спустили шлюпку и стали приближаться к Острову.    

Островитянин,  помахивая белой тряпкой, приблизился к шлюпке и, переговорив о чем-то с матросами,  перебрался к ним. Через несколько минут он уже был на палубе.    

— Бокко! —  еще издали узнала Вивиана.    

Бокко  чрезвычайно удивился, узнав старых знакомых. Он был одет в старый, залатанный костюм.    

— Ну,  здравствуйте, жених! — весело воскликнула Вивиана. — Ведь вы были  тоже в числе моих женихов, когда меня на вашем Острове чуть не на узелки  разыгрывали? Помните? — И она протянула ему руку.    

Смущенный  и растерянный Бокко пожал руку Вивианы.    

— Здравствуйте,  мисс Кингман.    

— Гатлинг, —  улыбаясь поправила она.    

— Гатлинг?  Простите, запамятовал.    

— Нет,  вы не запамятовали. На Острове я была Кингман, а теперь Гатлинг, — и она  показала на мужа.    

— Ах  вот оно что! А я-то, старый, и не догадался сразу. Охо-хо-хо, — вздохнул  он, — вот уже не думал увидеть вас еще раз! Неужто опять занесло течением?    

— Нет,  по доброй воле.    

— Н-ну? —  недоверчиво воскликнул Бокко. — Радости мало тут, чтоб по доброй воле.    

— Вот  что, Бокко, — прервал его Гатлинг, — скажите, кто теперь у вас  губернатором?    

Бокко  растерянно развел руками и с глубоким вздохом ответил:    

— Слейтон.  Капитан Фергус Слейтон.    

Симпкинс  даже подпрыгнул от удивления.    

— Не  может быть! Ведь он…    

— Живехонек.  Сегодня Слейтон — губернатор. Вчера был Флорес, а кто завтра будет, — еще  не знаю. Таковы-то дела. Радости мало.    

— Так  как же это?..    

Бокко  рассказал все, что произошло на Острове вплоть до того момента, как Слейтон был  посажен под арест.    

— А  утром, — закончил Бокко, — просыпаемся, звонит гонг у резиденции  губернатора. Приходим на «Елизавету» и видим Слейтона. «Я, —  говорит, — ваш губернатор. А Флорес — преступник. Он бросил меня в воду.  Сейчас он в тюрьме сидит. Завтра будем его судить». Вот какие дела!    

Бокко не  знал о событиях прошлой ночи, а они действительно приняли неожиданный оборот. В  то время, как Флорес пробирался в ночной тьме к месту заключения Слейтона,  чтобы убить соперника, Слейтон ходил, как зверь в клетке, по узкой железной  темнице и обдумывал план бегства. Он был из тех людей, для которых препятствия  существуют только для того, чтобы преодолевать их.    

Слейтон  впотьмах ощупал стенки своей тюрьмы. Они были гладки и непроницаемы. Ни окна,  ни даже щели, — выхода не было. Однако после целого ряда попыток Слейтону  удалось обнаружить над дверью небольшое круглое отверстие, через которое едва  ли прошла бы даже его голова. Подтянувшись на мускулах рук, Слейтон заглянул  наружу. Возле самой двери стояла какая-то фигура.    

— Кто  стоит на страже? — строго крикнул Слейтон, — так, как он это делал,  когда проверял ночные посты.    

Китаец  вздрогнул, услыхав знакомый повелительный голос. Он мечтал о Голубой реке, и  этот голос спугнул его грезы. Собравшись с мыслями, китаец ответил:    

— Хао-Жень.    

— Ты  почему не отвечаешь сразу, когда тебя спрашивает губернатор? Заснул, болван?  Открой засов, мне надо проверить заключенных.    

У  китайца спутались мысли. Голос Слейтона звучал над ним. Во тьме ничего не было  видно. И Хао-Жень не мог определить, где находится губернатор.    

Хао-Жень  давно отвык рассуждать. Он умел только повиноваться. Капитан Слейтон требует.  Этого было достаточно. Китаец быстро отодвинул засов. В это время подошел  Флорес. Враги неожиданно встретились у самой двери. Слейтон втолкнул Флореса в  железную каюту. Между ними завязалась борьба. Случайно Слейтону подвернулся  развязавшийся шелковый шарф Флореса. Слейтон схватил его и сдавил им горло  противника. Флорес еще барахтался, но Слейтон успел выбежать и закрыть дверь  засовом. Потом он подошел к китайцу, взял его за плечи, поднял тщедушное тело  на воздух и, тряхнув, прошипел:    

— Разве  так стоят на страже? Ты едва не упустил преступника. Идем!    

Китаец  встряхнулся, вздохнул от радости, что дешево отделался, и поплелся вслед за Слейтоном.    

Так  Слейтон вновь оказался губернатором Острова. Когда пришел «Вызывающий», Слейтон  выслал Бокко парламентером.    

Поделившись  новостями с новоприбывшими, старик боязливо посмотрел на Остров и поспешно сказал:    

— Однако  я заговорился, — и вдруг, приняв вид официального лица, важно заявил: —  Губернатор Острова Погибших Кораблей прислал меня узнать, кто вы и зачем  приехали на Остров.    

Гатлинг  задумался, потом, положив руку на плечо Бокко, сказал:    

— Вот  что, Бокко, бросьте этот тон и будем говорить с вами, как старые друзья. Мы не  ожидали опять встретиться здесь со Слейтоном. Вы знаете, что расстались мы с  ним не очень дружелюбно. Но против островитян мы не замышляем ничего плохого.  Мы с женой и профессором Томсоном приехали сюда, чтобы исследовать Саргассово  море. Ну, а кстати решили навестить и вас. И уж раз мы приехали, то на Острове  мы побываем, хочет ли этого капитан Слейтон, или не хочет. Но, чтобы не  затруднять вас рискованными переговорами со Слейтоном, мы пошлем ему  радиотелеграмму: ведь на Острове есть радиоприемник.    

Тотчас  же отправленная радиотелеграмма гласила следующее:    

«Гатлинги,  Симпкинс и профессор Томсон желают высадиться на Острове. О согласии сигнализируйте  белым флагом. Гатлинг».    

Радиотелеграмма,  очевидно, была получена, потому что через некоторое время со стороны резиденции  раздался ружейный выстрел. Пуля ударилась в шлюпку, отщепив край борта.    

— Коротко  и ясно! — сказал Гатлинг.    

— Ну,  что ж, стесняться больше нечего. Во избежание кровопролития пошлем еще одну радиотелеграмму.  А ты, Вивиана, на всякий случай, спустись в каюту.    

«Если вы  немедленно не дадите согласия, я прикажу бомбардировать Остров», — гласила  вторая радиотелеграмма; и второй выстрел был на нее ответом.    

Гатлинг  хотел было уже отдать приказ обстрелять Остров, но Томсон предложил отложить военные  действия до утра.    

— Темно  уже, — пожалуй, действительно лучше обождать до утра. Остров не  убежит, — поддержал эту мысль и капитан Муррей.    

Гатлинг  согласился. Оставив на палубе для охраны корабля несколько матросов, Гатлинг спустился  в кают-компанию. Капитан Муррей, Симпкинс, Томсон и Бокко последовали за ним.    

Вивиана  разливала чай. Все уселись; Бокко — на кончике стула: новые люди и непривычная  обстановка смущали его. Обжигаясь, он пил горячий чай, краснел и кряхтел.    

— А  все-таки… нехорошо это выходит, — сказал он, вдруг нахмурившись.    

— Что  нехорошо? — спросила Вивиана.    

— Да  вот это самое: начнется пальба. Ну, что тут хорошего? Сколько народу покалечить  можно!    

— Но  что же делать, Бокко? — недоумевал Гатлинг. — Вы сами видали, что  Слейтон не принял наших мирных предложений.    

— Что  делать? О том я и думаю, что делать. А делать больше и нечего, как только идти  мне на Остров, чтобы шепнуть на ухо нашим островитянам: не слушайте капитана  Слейтона, не стреляйте. Скажите вашим матросам, чтобы спустили меня… Прощайте,  спасибо за чай!    

 VIII. Опять на острове    

     

В эту  ночь никто не спал на «Вызывающем». Гатлинг бродил по палубе, вслушиваясь в  ночную тишину. Что будет с Бокко? Послушают ли его островитяне? Иногда Гатлингу  казалось, что он слышит сдержанный шум голосов, скрип досок на полусгнивших  палубах под чьими-то ногами. А может быть, это предутренний ветер шумит по  сломанным реям и мачтам, треплет обрывки парусов, колышет корабли, и они  скрипят и стонут, как стонут старики во сне, жалуясь на свои немощи? Если бы  была хоть лунная ночь! Как томителен этот мрак!    

За час  до восхода солнца с Острова вновь послышался шум. Теперь уже не было сомнения:  там что-то происходило. Голоса слышались ясно; несколько человек пробежали по  Острову с фонарями и медленно вернулись к резиденции губернатора.    

«Неужели  бедный Бокко погибнет?» — с волнением думал Гатлинг.    

Перед  самым восходом солнца на палубу вышли уже все пассажиры «Вызывающего». И когда,  наконец, солнце взошло, все удивленно воскликнули, — на большой мачте у  резиденции губернатора виднелся большой белый флаг.    

— Капитан  Слейтон пошел на капитуляцию! — воскликнул Гатлинг.    

— Смотрите,  Бокко идет сюда, — заметила Вивиана.    

Бокко  семенил старыми ногами к «Вызывающему», раскланивался, махал рукой и еще издали  крикнул в морской рупор:    

— Можете  сходить на Остров! Капитан разрешил!    

Поспешно  спустили шлюпку, в которую сели Гатлинги, Томсон со своими ассистентами —  Таммом и Мюллером, Симпкинс и четыре матроса.    

Бокко  приветствовал прибывших низким поклоном.    

— Капитан  просит вас в свою резиденцию.    

— Вы  живы, Бокко, — мы так беспокоились за вас! — сказала Вивиана, пожимая  его руку.    

— Что  там произошло у вас на Острове ночью? — спросил Гатлинг.    

Бокко  улыбнулся с таинственным видом и повторил:    

— Губернатор  просит вас к себе. Он вам объяснит все.    

С  волнением Вивиана вступила вновь на Остров Погибших Кораблей. Она шла по зыбким  мосткам, перекинутым от корабля к кораблю, думая о том, что так же шли они и в  первый приезд. Но тогда они были потерпевшие кораблекрушение, беззащитные пленники,  которые шли навстречу неизвестному. Теперь они были под защитой «Вызывающего».    

Гатлинг  просил Вивиану вернуться на корабль.    

— Кто  знает, может быть, Слейтон зазывает нас в ловушку?    

Но Бокко  успокоил:    

— Не  беспокойтесь, вы все в полной безопасности.    

Путники  двинулись дальше. Гатлинг давал объяснения Томсону, вспоминал различные случаи  из своего первого пребывания на Острове. Наконец путники подошли к резиденции.  Здесь их уже ждали.    

Негр  сверкнул белыми зубами, раскрыв рот в широкой улыбке.    

— Тоже  один из бывших претендентов на руку Вивианы, — с улыбкой отрекомендовал  его Гатлинг.    

— Губернатор  просит вас к себе, — сказал негр.    

Приезжие  спустились по знакомой лесенке вниз и вошли в кабинет губернатора.    

Он стоял  у стола и приветливо кивнул головой.    

— Милости  просим.    

— Флорес! —  с изумлением воскликнула Вивиана.    

— К  вашим услугам, — ответил он, пожимая руку гостям, — прошу извинения  за свой вид.    

Все лицо  Флореса посинело, шея вспухла, а на виске виднелся большой шрам, из которого  еще сочилась кровь.    

— Вы  ранены? — спросила Вивиана. — Может быть, вам сделать перевязку?    

— Нет,  благодарю вас, — ответил Флорес, прикладывая к виску платок. — Пустая  царапина.    

— Не  томите, Флорес, скажите, где Слейтон? Он жив?.. — нетерпеливо спросил  Симпкинс.    

Флорес  развел руками.    

— Позавчера  он неожиданно появился на Острове и был арестован мною. Ночью я пошел проверить  караул. Около самого угольщика, куда был посажен Слейтон, на меня вдруг  набросился какой-то человек. Это и был Слейтон, которому, очевидно, удалось  выбраться из своей тюрьмы. Между нами завязалась борьба, насколько горячая,  можете судить по моему костюму. Он едва не задушил меня моим шарфом. Потом… —  Флорес запнулся, — потом Слейтон бросил меня в каюту, где он был заключен,  и запер. Что было дальше, я узнал только тогда, когда Бокко освободил меня. Он  сам расскажет вам о происшедшем.    

— Мне  удалось переговорить с островитянами и убедить их не повиноваться  Слейтону, — сказал Бокко. — Перед утром Слейтон созвал всех и  приказал нам готовиться к бою с вами, — Бокко показал на Гатлинга. —  Но все, как один отказались. Слейтон кричал, топал ногами. «Убью», — говорит.  А я тут и говорю: «Что с ним церемониться? Давайте свяжем его!» Мы к  нему, — он от нас. Мы было следом побежали, да где там! Он бросился в воду  и пропал. Пошли разыскивать Флореса. Догадался я в угольщик заглянуть, а он там  лежит. Выпустили его, и — вот он!    

Симпкинс  слушал с напряженным вниманием.    

— Слейтон  жив. Слейтон на Острове. Симпкинс на Острове. Значит, Слейтон будет  пойман, — выпалил он неожиданно.    

 IX. «Боги мстят»    

     

На  другой день Томсон, его ассистенты, Гатлинг и Симпкинс получили приглашение  профессора Людерса побывать у него. Старый ученый жил на краю Острова, на  испанской каравелле. Она имела квадратную корму, башенки на носу и корме,  высокий борт, бушприт и четыре прямых мачты: фок, грот и две бизани. Три задних  мачты были с латинскими парусами, на передней — две реи.    

Зыбкий  мостик вел в это убежище старого ученого.    

— Удивительно! —  воскликнул Гатлинг, вступая на этот мостик. — Неужели даже паруса могли сохраниться?  Ведь этому кораблю не менее двухсот лет?    

— И  все триста будут, — ответил Людерс, сопровождавший гостей. — Я  собственными руками реставрировал эту драгоценность. Признаюсь, она имела  довольно жалкий вид. Одного я не мог сделать: выпрямить посадку  каравеллы, — соседние суда сдавили ее и сильно накренили. Это причиняет  мне некоторые житейские неудобства. Да вот вы сами увидите. Прошу следовать за  мной.    

По узкой  деревянной лесенке гости спустились вниз и вошли в большую каюту. Деревянные  скамьи с точеными ножками стояли у стен. Одну стену занимал самодельный шкаф,  на полках которого видны были старинные рукописи и судовые журналы.    

— Будьте  осторожнее — предупредил Людерс, — я уже привык ходить по наклонному  полу. — Здесь, в этой библиотеке, огромные богатства.    

— Богатства?  Какого рода? — спросил Симпкинс.    

— Научного.  Впрочем, пожалуй, и не только научного. Вот документы с корабля «Сивилла».  Некий Себастьяно Сапрозо, состоявший на испанской службе, вез несколько бочек  золота из Бразилии в Испанию. Себастьяно не достиг берегов Испании. Корабль  прибило к Острову.    

— Вы  достали этот документ с «Сивиллы», — значит, она и сейчас  существует? — спросил Симпкинс.    

— Да,  за старым угольщиком, на юг от «Елизаветы».    

— Ну,  а золото вы не искали?    

— Зачем  оно мне? — просто ответил Людерс. — Возможно, что сохранилось и  золото. Оно, как говорится в документе, лежит в трюме. Но корабль настолько  ветхий, что было бы безумием спускаться в трюм. В соседних каютах, —  продолжал Людерс, — у меня хранятся коллекции.    

— Скажите,  вы не исследовали подводную часть Острова? — спросил Томсон.    

— Увы,  нет, — со вздохом ответил Людерс. — У нас есть водолазные костюмы, но  я не мог починить воздушные насосы. Драга, лоты — вот все, что было мне  доступно.    

— Откуда  взял Себастьяно столько золота? — заинтересовалась Вивиана.    

— Это  интересная история. Себастьяно Сапрозо был захвачен в плен индейцами племени бороро  в лесах Центральной Бразилии. Воинственные бороро решили убить Себастьяно и  повели его к месту казни. Сапрозо удалось вырваться из рук индейцев. Этот  авантюрист, очевидно, прошел большую жизненную школу и, вероятно, был  профессиональным ярмарочным акробатом и жонглером. Он стал перепрыгивать через  головы дикарей, переворачиваться всем телом в воздухе и выделывать такие  необычайные пируэты и сальто-мортале, что привел своих поработителей в  неистовый восторг. От ненависти к чужеземцу индейцы перешли чуть ли не к его  обожествлению. Себастьяно оставили в живых, но не вернули ему свободы. Несколько  месяцев он жил среди индейцев, изучил их несложный язык и нравы. Нередко ему  приходилось видеть, как индейцы приносили огромные куски золотых самородков и  относили в глубь леса, в дар какому-то лесному божеству. Где находилось это божество,  Сапрозо не мог узнать, ибо местопребывание идола окружалось тайной. Однако  случай помог Сапрозо. Вот как описывает сам Себастьяно этот случай.    

     

    

     

Людерс  раскрыл старинную, в полуистлевшем кожаном переплете, рукопись и, перелистав пожелтевшие  от времени листы пергамента, украшенные затейливо нарисованными заглавными буквами  и наивными рисунками, прочел:    

«Однажды  утром, когда все мужчины были на охоте, а женщины занимались растиранием корней  маниока, из которого они делают опьяняющий напиток кашири, я, проходя по  окраине селения, услышал стоны из шалаша, стоявшего одиноко, у самой опушки  леса. Я вошел в шалаш и увидел девушку, опутанную сетями. Большие черные  муравьи нестерпимо кусали ее. Все тело несчастной извивалось, лицо было перекошено  от боли, на губах выступила розовая пена, — она искусала себе губы, —  мутные глаза закатились. Тронутый видом этих мучений, я развязал сеть и стал  выбирать муравьев, топтать их ногой и выбрасывать из шалаша. Потом я взял сеть  и опять прикрыл ею девушку, которая в знак благодарности стала целовать мне  руки. Тогда я решил, что девушка может поблагодарить меня более существенным  образом, и сказал ей:    

— Сегодня  ночью, когда шаман освободит тебя от сетей, ты придешь к Голубому ручью и пойдешь  со мной…    

Девушка  кивнула головой и сказала:    

— Я  исполню то, что ты приказываешь. Я исполню ради той милости, которую ты оказал  мне, облегчив мои страдания.    

Ночью  она пришла к Голубому ручью, и мы углубились с ней в чащу леса. К полночи  пришли мы на лесную поляну, с высоким холмом посередине. Полная луна стояла над  головой, ярко освещая большого деревянного идола на вершине холма. Этот идол,  до колен, которые стояли от земли выше роста человеческого, — был засыпан  сверкающими золотыми самородками. Я поклонился идолу до земли, незаметно взял с  земли самородок величиною с гусиное яйцо и, повернувшись к девушке, сказал:    

— Теперь  я пойду. Укажи мне путь к морю.    

Девушка  задумалась и сказала:    

— Хорошо.  Ты один не найдешь дороги. Скоро придут сюда жрецы с приношениями. Бежим!..    

И мы  побежали. Двадцать раз я мог погибнуть без этой девушки. Она предостерегала  меня от капканов, отравленных колючек, глубоких ям, прикрытых листьями,  охраняющих священное место; она умела находить ручьи и съедобные ягоды. Она  знала каждую «тропинку в лесу. Мы вышли к берегу в тот момент, когда команда  „Сивиллы“, отчаявшись в моем возвращении, поднимала якорь и паруса, готовясь к  отплытию. Меня увидали и послали шлюпку. Я рассказал моим товарищам все, что  было со мной, показал им слиток и убеждал их пойти за золотом. Они согласились,  и нам удалось перенести на корабль столько золота, что мы наполнили им три  бочки из-под солонины».    

— Вот  откуда это золото, — закончил Людерс, опуская рукопись на колени.    

— Что  же стало с девушкой? — спросила Вивиана.    

— Девушка  сказала Себастьяно, что ее убьют, если она вернется домой, и она уехала с ним.  Дальше рукопись повествует о приключениях плавания, о буре, о прибытии сюда, о  гибели экипажа. Вот последние строки этого дневника:    

«Числа  не знаю. Голова в огне. Руки дрожат. Кругом трупы. Нет сил выбросить мертвых за  борт. Сегодня перед восходом солнца умерла на моих руках бедная девушка. Умерла  спокойно, с улыбкой на губах. А вечером накануне она в бреду со страхом  говорила: „Боги мстят!..“ — Бочки с золотом, — кому они…» Здесь рукопись  обрывается.    

Людерс  окончил чтение, и все сидели некоторое время молча, под впечатлением  прослушанной истории.    

— Да, —  наконец, сказал Людерс, — таких историй у меня целая библиотека. Я собрал  их едва ли не больше, чем Слейтон.    

— Я  вижу, что эта история взволновала вас, — продолжал Людерс, обращаясь к  Вивиане. — Если вы ничего против не имеете, я предложу вам маленькую  экскурсию по Острову. Почти вся история кораблестроения пройдет перед вашими  глазами.    

Все  охотно согласились и поднялись наверх. Людерс как будто спешил вознаградить  себя за многолетнее молчание и говорил без умолку.    

— Посмотрите  на эту водную поверхность, — говорил он, указывая на безграничную гладь  океана. — Тихий и Атлантический океаны занимают двести пятьдесят пять  миллионов квадратных километров — вдвое большую площадь, чем все пять частей  света вместе. Недаром океан издавна служил символом бесконечности, мощи,  непокоренной воли. Он неистощим в своей доброте и в гневе… Он бесконечно много  дает, но может и отобрать все — самое жизнь. Неудивительно, что в древности его  обожествляли. Но и этот «бог» был побежден в тот самый момент, когда  первобытный человек, упавший в воду, случайно ухватился за плавающий ствол  дерева и убедился, что этот ствол держит его на воде. С этого момента  начинается история покорения океана — история мореплавания. Придать куску  дерева наибольшую устойчивость, научиться управлять им по желанию — вот к чему  сводился прогресс в области кораблестроения на протяжении многих тысячелетий. В  моем «музее» вы можете найти много таких первобытных судов. Вон там, между  старым линейным кораблем и маленьким пароходиком, вы видите несколько бревен,  связанных ветками. Плот — это уже огромный шаг вперед по сравнению с простым,  необделанным стволом дерева: плот отличается большей устойчивостью и  грузоподъемностью… А там, недалеко от него, высоко подняла свой нос легкая пирога.  Но без весла и паруса эти суда могли плыть только по течению. Древние египтяне,  вавилоняне, финикияне уже знали употребление весла и паруса. К сожалению, в  моей коллекции существует большой пробел. Я могу показать вам суда, которые строились  в незапамятные времена доисторической жизни человека и которые совершенно таким  же образом строятся до сих пор на островах, населенных дикими племенами; но я  не находил здесь ни египетских, ни греческих судов. Обойдем этот почтенный парусник,  и я покажу вам самое древнее судно Острова Погибших Кораблей.    

Все  спустились по мосткам и через минуту остановились у остова судна странного  вида.    

— Вот  полюбуйтесь, — сказал Людерс, протягивая руку.    

Прямо  перед Вивианой было лицо полузверя-получеловека. Птичий нос, огромные круглые  невидящие глаза, львиный оскал морды и волосы женщины производили сильное  впечатление своей грубой, но выразительной красотой. Лицо было вырезано из  дерева и прикреплено к заостренному носу узкого, длинного судна. Солнце, ветер  и соленые волны произвели большие разрушения на этом фантастическом лице.  Покрытое трещинами, как морщинами, оно казалось таким же старым и загадочным,  как сфинкс.    

— Тысячу  лет смотрит это чудовище на волны океана, — сказал Людерс, — и много  могло бы рассказать нам, если бы его деревянный язык мог говорить. Оно  рассказало бы нам о бесстрашных людях севера — викингах, которые на этом утлом  суденышке отважились бросить вызов седым просторам океана. Их вмещалось не  менее семидесяти, этих смельчаков. Они гребли веслами, а в помощь веслам  ставили четырехугольный ют и в передней части судна — короткую палубу для  воинов. В восьмом-девятом веке еще не строили юта. Вот эти щиты на юте служили  для защиты гребцов.    

— Меня  удивляет вот что, — сказал Гатлинг, — как могла эта северная морская  птица залететь так далеко на юг? Безумным пиратам — безумным в своей  храбрости, — как и всем прочим, нужно было питаться и пить пресную воду.  Но разве они могли на этой скорлупе иметь запасы для такого далекого путешествия?    

— Я  тоже думал об этом, — ответил Людерс. — Вероятнее всего, сильнейшая  буря отнесла это судно далеко на юг. И несчастные мореплаватели должны были  перенести общую участь всех затерянных на океане: голод, жажда, кровавая борьба  из-за последнего глотка пресной воды. Живые питались трупами умерших товарищей,  пока солнце не заставило выбросить за борт разложившиеся останки… Переживал  других сильнейший. Он один, томимый жаждою, носился еще несколько дней по  беспредельной глади океана, окруженный акулами в воде и стаей хищных птиц над  головою, до последней минуты не теряя надежды увидеть землю. Умер и этот  последний, и одинокий корабль стал игрушкой ветров, блуждая по морю, пока  течение не принесло судно к нашему Острову Но этот печальный Остров увидели  только слепые, деревянные глаза химеры.    

…Недалеко  отсюда стоят две ганзейских «когти». Всего каких-нибудь три-четыре столетия отделяют  постройку этих кораблей от того времени, когда впервые вышло в море вот это  суденышко Но посмотрите, какой прогресс!    

Сопровождаемая  Людерсом экскурсия, переходя с палубы на палубу, направилась к ганзейским кораблям  XIV столетия.    

— Эти  почтенные купеческие суда были сооружены не только для торговых целей, но и для  борьбы с разбойничьими судами норманнов, одно из которых вы видели. Обратите  внимание: подобно скандинавским судам, «когти» имеют возвышения на носовой и  кормовой части. Здесь помещались катапульты и даже огнестрельные орудия.  Поверхность парусов увеличилась. Управление судами, ввиду сильного давления на  паруса, производилось уже не веслом, а рулем, прочно укрепленным на  ахтерштевне. Эти суда свободно бороздили поверхность Средиземного моря… Вы не  устали? — спросил Людерс Вивиану, заметив, что она слушает его рассеянно.    

— Нет, —  ответила Вивиана, — я просто задумалась.    

— О  чем?    

— О  жертвах моря, о всех этих драмах…    

— Эти  жертвы и драмы, мистрисс Гатлинг, все уменьшались с прогрессом судостроения. Поглядите  на эту португальскую каравеллу. На таком вот судне Колумб отправился в свое  путешествие в неведомые страны. Эти каравеллы, в сущности, заканчивают собой  «героический» период мореплавания. Девятнадцатый век принес с собой применение  пара как нового могучего двигателя. Морские путешествия сделались безопаснее и…  скучнее. Если вы не устали, пройдем к западному берегу нашего острова. По  странной игре случая туда приносило течением почти исключительно паровые суда.  Вы увидите там дедушку пароходов — небольшой колесный пароходик «Саванна»,  выстроенный в тридцатых годах девятнадцатого века. Он имеет всего тридцать  метров длины. А в сороковых годах прошлого столетия был выстроен уже первый  винтовой пароход из железа. В нем были заложены уже все начала современного  кораблестроения.    

Вивиане  не хотелось обижать Людерса, но хождение по зыбким мосткам и косым палубам Острова  утомило ее, хотя она и не желала в этом сознаться. Притом история  пароходостроения не слишком интересовала ее. Ее муж сам был корабельным  инженером. У него было много книг по кораблестроению и много моделей.    

— А  не отложить ли нам прогулку на кладбище пароходов? — спросил Симпкинс,  которому хотелось скорее вернуться к себе и обдумать план, созревший в его  голове.    

— Пожалуй, —  согласился Гатлинг. — Времени у нас еще много, и мы успеем не спеша осмотреть  все достопримечательности Острова.    

— Ну  что ж, — несколько разочарованно сказал Людерс — Отложим.    

Он  проводил гостей и, распростившись на полпути с ними, вернулся к себе.    

— Этот  Остров Погибших Кораблей, — сказала Вивиана мужу, возвращаясь от  Людерса, — может быть назван Островом Ужасов Едва ли есть на земном шаре  другое место, где на таком небольшом пространстве было бы сосредоточено столько  человеческого страдания…    

А  Симпкинс, отстав от Гатлингов, медленно направился к югу и долго смотрел на  «Сивиллу» — полуразрушенный корабль. В этот день, отговариваясь головной болью,  Симпкинс даже не явился к обеду Золото лесного бога занимало все его мысли Он  достанет это золото во что бы то ни стало!    

Симпкинс  не мог дождаться ночи и, как только стемнело, стал собираться в путь. Он взял  вместительный дорожный мешок, электрический фонарь, большой нож и веревку-с  револьвером сыщик никогда не расставался — и вышел из каюты.    

Яркие  звезды усеяли небо. Пахло сыростью, гнилым деревом, водорослями, немного  дегтем, — обычный запах Острова, становившийся к ночи сильнее. Было тихо.  Все уже спали, кроме двух часовых у резиденции губернатора Симпкинс шел  уверенно — он уже хорошо изучил Остров — и скоро был у цели. «Сивилла» стояла  всего в двух метрах от сплошной массы кораблей, составлявших Остров. Симпкинс  отодрал большую доску с палубы баркаса и перебросил на «Сивиллу». Осторожно  ступая, он перешел на ее борт. При первом прикосновении перила обломились.    

«Ого,  здесь надо быть осторожным!» — подумал Симпкинс. Доски палубы полусгнили. Нога  мягко ступала по этому гнилью. Симпкинс дошел до сломанной мачты, привязал к  ней край веревки, конец которой находился у пояса, зажег фонарь и стал медленно  спускаться вниз по почти отвесной лестнице. Чтобы ступени не обломались, он не  ступал на них, а съезжал всем телом. Здесь пол был как будто прочнее. Но надо  было опуститься еще ниже — в трюм.    

Симпкинс  вновь поднялся наверх, отвязал веревку, спустился в среднюю часть корабля, прикрепил  веревку к столбу и не без волнения начал спускаться по второй лестнице, ведущей  в трюм. Воздух тут был необычайно удушливый. Пол и стены покрыты слизью и мхом.  В конце трюма, на спускавшемся вниз полу, фонарь осветил воду. Очевидно, часть  трюма была затоплена. Среди всякого корабельного скарба виднелись скелеты.    

С  верхних палуб они были убраны островитянами, но сюда, очевидно, никто не  проникал.    

«Тем лучше, —  подумал Симпкинс — Ну-ка, посмотрим!» — И он стал осматривать бочки. Почти все  они были пусты. На дне одной из них он нашел человеческие кости, почти во всех  копошились пролезшие сюда сквозь щели крабы, черви, слизняки. Симпкинс  чувствовал органическое отвращение к этим существам, но он перемогал себя и  продолжал поиски, все приближаясь к залитому водой пространству. И здесь, уже  ступая по воде, он нашел эти заповедные бочки с золотом. Правда, их было не  три, а две, и в одной золота было только наполовину, но и того, что осталось,  было достаточно, чтобы обеспечить его на всю жизнь. Золото было покрыто сверху  таким слоем плесени, что оно могло остаться незамеченным, если бы Симпкинс не  знал, что искал. Он брезгливо стер плесень, и огромные куски золота,  отшлифованного индейцами, засверкали.    

Симпкинс  от волнения тяжело дышал Он наполнил золотом мешок, набил карманы, наконец стал  класть за пазуху. Осклизлые, холодные куски неприятно прикасались к коже, но  это было золото, золото! Еще один кусок.    

Но  Симпкинсу не удалось взять еще один кусок. Гнилой пол провалился под тяжестью  нагруженного золотом человека. И Симпкинс почувствовал, как погружается в воду.    

Он едва  успел ухватиться руками за край пола. Послышался новый треск, — это  провалились в воду бочки с золотом.    

Трудно  было держаться за прогнившие насквозь, рассыпающиеся под руками доски. Золотой  груз неудержимо тянул его вниз. Симпкинс чувствовал, что гибнет. Если  освободить себя от части золота… Нет, нет! Он выберется, выберется во что бы то  ни стало! Надо тянуть за веревку Симпкинс ухватился обеими руками Фонарик,  прикрепленный к груди, зацепившись за доски пола, оторвался и упал в воду.  Тьма. Симпкинс выбранился и потянул веревку. Где-то послышался треск. Очевидно,  не выдержал и гнилой столб, к которому была привязана веревка. Симпкинс  сорвался и погрузился в воду и тут заметил, что фонарик, упавший на дно  корабля, продолжает светить. И в этом слабом свете Симпкинс увидел водоросли,  длинных змееобразных рыб, а невдалеке — волнующиеся щупальца осьминога.    

Ноги  Симпкинса коснулись дна корабля, и стоячая вода сомкнулась над его головой.  Симпкинс стал лихорадочно снимать с себя мешок с золотом и выбрасывать золото  из карманов. За тридцать секунд он опорожнил груз на две трети и страшным  усилием поднялся на поверхность. Ему удалось возобновить дыхание, но груз был  еще слишком тяжел, и он вновь погрузился в воду. Спрут приближался, протягивая  колеблющиеся щупальца. Симпкинс поспешно стал выбрасывать золото-все до  последнего куска. Свет фонаря привлекал морских обитателей, рыб и осьминогов, и  они начали собираться отовсюду. Выбросив последний кусок золота, облегченный  Симпкинс вынырнул вновь. На этот раз ему удалось зацепиться за обломки и  вскарабкаться на пол. И тут, в животном страхе, он неистово закричал.    

Где-то  далеко, на другом конце корабля, послышался голос. Симпкинс уже хотел повторить  крик, но нервная спазма сдавила горло. Он узнал голос капитана Слейтона, хотя и  не мог разобрать слов. Слейтону что-то отвечал китаец. Если Слейтон найдет его  здесь, Симпкинс погиб. Симпкинс неслышно, как уж, прополз по полу и спрятался  между бочек. Голоса замолкли. Так он пролежал до утра.    

Когда  слабый луч света проник сверху, Симпкинс тихо пополз вверх, никем не замеченный  вылез наружу и весь мокрый, подавленный, разбитый пробрался к себе.    

 X. Тайна капитана  Слейтона    

     

На  палубе «Елизаветы» в плетеных креслах сидели Мэгги и Вивиана. На коленях  Вивиана держала корзину с апельсинами, а вокруг ее кресла суетились  четверорукие обитатели острова — обезьяны. Одна из них сидела на спинке кресла  и с упоением грызла большой апельсин. Другая, подсев к Вивиане, копалась в  корзине, выбирая самый сочный и зрелый плод. Три других, уморительно гримасничая,  вертелись вокруг молодой женщины в ожидании новой подачки.    

— Уйди  отсюда, Джилли, — сказала Мэгги обезьяне, сидевшей на спинке кресла, и,  обращаясь к Вивиане, добавила: — Он обрызгает вас соком апельсина. Иди ко мне,  малыш! — И Мэгги сняла обезьяну и усадила к себе на колени.    

— Что  же было дальше, Мэгги? — спросила Вивиана.    

Мэгги  продолжала рассказ о своей жизни на Острове после отъезда Гатлингов. Вивиана  внимательно слушала, продолжая кормить обезьян.    

Вдруг,  прервав Мэгги, Вивиана испуганно спросила:    

— Кто  это?    

Мэгги  посмотрела в направлении взгляда Вивианы. К «Елизавете» приближался человек в парусиновом  костюме, с длинными волосами до плеч и большой бородой.    

— Это  новый? Я не видала этого человека.    

— Это  «дикий человек», — ответила Мэгги. — Так прозвали его островитяне. Я  хотела и о нем рассказать вам, но он сам напомнил о себе. Мы нашли его на Новом  Острове. С диким человеком было много хлопот. Он всех боялся, забивался в угол  и сидел там, как волчонок. Он ел только сырую рыбу, глотая, как зверь, целыми  кусками. Он был грязен, зол, угрюм, недоверчив. За все время, пока он на  Острове, от него никто не услыхал слова. Он немой. Почему-то только к старику  Бокко он относился доверчиво. Бокко уговорил его помыться и надеть этот костюм.  Но остричь ему волосы и ногти так и не удалось.    

— Он  не опасен? — спросила Вивиана, следя за приближающимся к ним незнакомцем.    

— Нет,  он очень тихий. Удивительно, что он идет сюда. Вероятно, ваш костюм, необычный  на острове, привлек его внимание.    

Дикий  человек взошел на палубу, приблизился к сидящим женщинам и стал внимательно, в  упор смотреть в глаза Вивианы. Она не могла выдержать этого пристального  взгляда. Ей стало жутко.    

— Идем  в каюту, — сказала она Мэгги. И, оставив обезьянам корзину с апельсинами,  на которую те набросились шумной, крикливой гурьбой, Вивиана спустилась в  каюту. Мэгги последовала за ней.    

— Какое  странное впечатление оставляет этот туземец!.. Да нет, у него белый цвет кожи и  черты лица европейца. Это скорее одичавший человек. Почему он так странно  посмотрел на меня?    

Вивиана  взволнованно ходила по большой кают-компании.    

— Он  похож на один из этих погибших кораблей» — продолжала она. — Может быть, и  он» как эти обветшалые развалины, блистал когда-то молодостью, жил полной  жизнью…    

— Стоит  ли так волноваться! Успокойтесь. Сыграйте мне что-нибудь. Я так соскучилась по  музыке! — предложила Мэгги, желая отвлечь Вивиану.    

— Да,  это хорошо, я буду играть, — согласилась Вивиана.    

Она  быстро подошла к роялю, склонив голову, немного подумала и начала играть  патетическую сонату Бетховена.    

Вдруг  кто-то вошел, и Вивиана, прервав игру, откинулась назад и увидала перед собой  лицо незнакомца. Это лицо с всклокоченными волосами было страшно. Глаза  незнакомца широко раскрылись, он тяжело дышал, нижняя челюсть судорожно  тряслась.    

Как  вошел он сюда? Мэгги сидела спиной к двери и не слыхала его шагов, заглушенных  музыкой.    

Вивиана  быстро поднялась, оперлась на рояль и, еле владея собой, смотрела на  незнакомца. А он, не спуская с нее напряженного взгляда, пытался что-то  сказать.    

— Бе-бее-ее…  ххо… — Его хриплая речь была похожа на блеяние.    

И вдруг,  словно забыв о Вивиане, незнакомец, весь согнувшись, раскрыв длинные скрюченные  пальцы, стал жадно осматривать клавиши рояля, — как коршун, готовый  впустить когти в добычу. Дальше произошло нечто еще более странное и  неожиданное. Незнакомец сел за рояль и стал играть.    

Это была  жуткая музыка, такая же нечленораздельная, как его речь. Длинные ногти мешали  ему играть. Незнакомец нетерпеливо рычал, прерывал на мгновение игру, отгрызал  мешавший ноготь зубами и опять продолжал играть.    

И как ни  была чудовищна его игра, все же в ней можно было узнать патетическую сонату Бетховена.  Не могло быть сомнения в том, что этот человек когда-то изучал музыку.    

Ошеломленная  Вивиана отошла в сторону, опустилась в кресло и стала слушать. И — удивительное  дело — музыка скоро увлекла ее. На ее глазах совершалось просветление  человеческого сознания. Чем больше играл неизвестный, тем правильнее  становилась его игра, тем более четко выделялись музыкальные фразы. Правда,  огрубевшие пальцы и теперь плохо слушались его, но он все больше овладевал  инструментом. И наряду с грубыми ошибками неповинующихся рук вырывались места  необычайной выразительности.    

Был  обеденный час. Гатлинг, услышав звуки рояля, зашел в каюту позвать Вивиану и,  как вкопанный, остановился у двери. Вивиана сделала мужу знак, чтобы он не  нарушал игры.    

Не  дождавшись к обеду Гатлингов, в каюту пришли один за другим Томсон, его  ассистенты, Флорес, Людерс и, наконец, Симпкинс. Сыщик был грустен, почти  подавлен. Но тем не менее и он с большим интересом, даже с большим, чем другие,  наблюдал за игрой незнакомца. Все молчали и затаив дыхание слушали.    

А  незнакомец продолжал играть. Кончив одну сонату, он начинал другую, третью,  четвертую. Лицо его просветлело, глаза загорелись мыслью, а на устах появилась  скорбная улыбка. Прошел час, другой, незнакомец все играл. И вдруг, оборвав  музыкальную фразу на половине такта, он откинулся назад и упал замертво.    

Неизвестный  пролежал в обмороке полчаса. Когда стали уже беспокоиться о том, что его не  удастся привесит в чувство, он открыл глаза. Он был, по-видимому, еще во власти  звуков. Потом он сел на диван, осмотрел всех и, увидав женщин, стал застегивать  ворот рубахи.    

Музыка  произвела удивительное действие. Незнакомец начал говорить, хотя своего имени и  прошлого он еще не мог вспомнить. Он стал общительнее, но вместе с тем как-то  застенчивее. Охотно позволил остричь себе волосы и ногти, сбрить бороду и усы.    

Когда  он, одетый в один из костюмов Слейтона, гладко выбритый, причесанный, умытый,  явился в кают-компанию, это был новый человек.    

«На кого  он похож? — думала Вивиана, глядя на лицо незнакомца. — Где-то я  видела такой нос, подбородок. Или нет, не совсем такой. У этого более  правильные черты лица». — И вдруг вспомнила. И, чтобы проверить догадку,  обратилась к Симпкинсу:    

— Не  правда ли, он похож на капитана Слейтона?    

Эти слова  почему-то сильно подействовали на Симпкинса.    

— Эге, —  оживленно ответил он. — Я недаром-таки приехал на Остров!    

Когда  незнакомец вышел, Симпкинс, обратившись к Гатлингам, сказал:    

— Теперь  мне кажется, можно открыть всем тайну капитана Слейтона, которая и привела меня  на Остров. Здесь я нашел больше того, на что рассчитывал. Не могу сказать, что  и сейчас для меня уже все ясно, но главные нити преступления Слейтона в моих  руках. А вот и Флорес… Садитесь и слушайте. Вам, Флорес, тоже будет интересно  узнать про вашего соперника.    

И,  усевшись удобнее в кресло, Симпкинс начал.    

— Когда  я был на Острове в первый раз, в качестве потерпевшего крушение, то по своей профессиональной  привычке заинтересовался личным архивом губернатора Слейтона. Уверенный в  полной своей безопасности, губернатор был не очень осторожен и хранил бумаги в  ящике письменного стола.    

— Симпкинс,  неужели вы?..    

— Лазаю  по чужим столам? — ответил Симпкинс Гатлингу. — Цель оправдывает  средства, дорогой мой! Да, я делал это в отсутствие Слейтона. Подобрать  ключ-дело пустое. Я просмотрел его переписку и узнал любопытнейшие вещи.  Остальные сведения я получил уже на континенте. В результате моих розысков  получилось «дело о гражданине Гортване, именующем себя Слейтоном». Если  изложить обстоятельства этого дела стилем обвинительного акта, получится  приблизительно вот что.    

В  Канаде, провинции Квебек, в городе Монреаль проживал пароходовладелец Роберт  Гортван, занимавшийся перевозкой грузов и пассажиров по реке святого Лаврентия.  У Гортвана было два сына. Старшего звали Авраам, младшего — Эдуард. Два  человека, родившиеся на двух концах земли, меньше могут походить друг на друга,  чем эти два брата. Младший — Эдуард — был хорошим сыном, добрым человеком и  необычайно талантливым музыкантом.    

Старший  — Авраам — вел так называемый «рассеянный образ жизни». А так как отец был порядочный  скопидом, то Авраам однажды запустил руку в отцовский письменный стол. Этого  мало. Когда кража была обнаружена, Авраам свалил вину на брата. Отец, однако,  не поверил Аврааму, да он скоро и сам проболтался где-то под пьяную руку. Отец  лишил его наследства, завещав весь свой капитал младшему сыну, Эдуарду. Старик  скоро умер от огорчения и, кажется, ожирения сердца. Эдуард стал богатым  наследником. В то время он кончил консерваторию и готовился концертировать по  Европе. По своей доброте, Эдуард выделил значительную часть полученного  наследства брату. Но тот прокутил все и стал снова нуждаться. Тогда Авраам  придумал план, как воспользоваться всем богатством брата.    

Получив  при помощи шантажа несколько тысяч долларов от одного монреальского банкира,  Авраам пустил деньги «в оборот»: подкупил врачей, кое-кого из судебных  чиновников и добился того, что Эдуард был признан душевнобольным, а он, Авраам,  назначен опекуном. Бедного музыканта засадили в сумасшедший дом, а Авраам, взяв  в свои руки имущество брата, повел опять разгульный образ жизни. Но скоро ему  не повезло. Он не сумел отчитаться в опекунском совете. А не сумел потому, что,  в связи с парламентскими выборами, в совете оказались новые люди, с которыми  он, по-видимому, не сошелся в цене. Аврааму угрожало раскрытие всех его  махинаций с братом. Вдобавок, в сумасшедшем доме появился новый врач-чудак и  идеалист, не признававший взяток. Этот врач, освидетельствовав Эдуарда, нашел  его здоровым. Тогда Авраам решил перевести брата куда-нибудь подальше, пока все  уляжется, и сговорился с одним врачом, имевшим частный пансион на Канарских  островах. Во время переезда их настигла буря и принесла на Остров Погибших  Кораблей. Спаслись в шлюпке только трое: Авраам, Эдуард и санитар, который  скоро погиб, — едва ли не Слейтон помог ему расстаться с бренным миром. А  брата Авраам оставил на Новом Острове, куда их первоначально прибило, сам же на  шлюпке ночью перебрался на Остров Погибших Кораблей, заявив, что он —  единственный из спасшихся. Эдуард, без шлюпки, не мог перебраться на большой  Остров. Но Авраам, по-видимому, изредка навещал его, — узнать о его  здоровье.    

— Но  почему же он не убил брата? — спросил Гатлинг.    

— Завещание  было составлено так, что в случае смерти Эдуарда, все имущество переходит в  пользу Говардского университета, где учился Эдуард. И Слейтон решил так:  продержать брата на Новом Острове, пока тот совсем не одичает. Тогда  ненормальность Эдуарда не будет вызывать сомнений. Вот почему Слейтон сам и не  предпринимал экскурсий на Новый Остров. Собрав на Острове огромные богатства,  которые во много раз превышали состояние его брата, Авраам предоставил Эдуарда  самому себе…    

— Я  не знал точно одного: жив ли еще Эдуард. Теперь мы знаем и можем спасти несчастного.  Стоило ли ради этого заглянуть в чужой стол?    

— Но  ведь вы не знали, что найдете там, — ответил Гатлинг.    

— Чужого  мне не надо, я человек бескорыстный. Теперь нам нужно только овладеть Слейтоном.  Это нетрудно. После тщательных поисков я уже нашел его.    

— Нашли?  Неужели?! — сразу воскликнули слушатели.    

— Да-с,  нашел, рискуя собственной жизнью, — скромно ответил Симпкинс.    

 XI. Вода и огонь    

     

В то  время, как Симпкинс выслеживал Слейтона, изыскивая способ захватить его по  возможности без кровопролития, Томсон со своими помощниками и Людерс усиленно  занимались изучением Саргассова моря. Они совершили несколько подводных  экспедиций, опускаясь на дно моря в водолазных костюмах.    

Им  удалось получить довольно точные представления о разрезе Острова Погибших  Кораблей. Людерс с увлечением работал над чертежом и однажды, когда все сидели  за вечерним чаем, явился с большим листом бумаги.    

— Вот  полюбуйтесь, — сказал он торжественно, развертывая трубку. — Остров  Погибших Кораблей расположен на подводной усеченной вершине горы вулканического  происхождения. Вокруг Острова — у подножия горы — глубина дна достигает одной  тысячи пятисот метров, а от вершины горы до поверхности океана всего сто  метров. Все это пространство заполнено погибшими кораблями, составляющими как  бы пирамиду.    

— Надгробный  памятник, — заметил Гатлинг.    

— Да,  памятник над тысячами жертв моря. Но эта пирамида вместе с тем оказалась  городом, населенным подводными обитателями.    

— Как,  есть еще и подводные обитатели Острова? — спросила Вивиана.    

— Кальмары,  каракатицы, осьминоги. Едва ли есть на земном шаре другое место, где бы эти  существа скоплялись в таком огромном количестве. И понятно почему.  Полуразрушенные корабли оказались чрезвычайно удобными квартирами для  осьминогов. Они вползают туда сквозь пробоины и выглядывают из окон  иллюминаторов, поджидая добычу.    

— Но  ведь это очень опасно, — продолжала Вивиана, — спускаться на дно в  таком месте!    

— Еще  бы! Приходится ограничивать подводные экспедиции открытыми местами и держаться  поближе друг к другу. Но зато мы можем любоваться интересными картинами.  Недавно мы видели любопытное зрелище. Осьминог поймал краба и стал играть с  ним. Краб сопротивлялся, пытался освободиться от цепких щупальцев, но скоро  изнемог в борьбе. А осьминог еще долго играл крабом, придавая ему всевозможнейшие  положения. Иногда он отпускал жертву и тотчас ловил.    

Теперь у  нас осталась неисследованной только глубоководная часть острова. Между прочим,  мы заметили, что морское течение, чем глубже, тем становится сильнее. Это  течение, очевидно, и приводит потерпевшие аварию суда к Острову Погибших  Кораблей. Мы думаем завтра заняться изучением этого течения. Идемте с нами,  Гатлинг, вы еще не опускались на морское дно, — предложил Людерс.    

Вивиана  с опасением посмотрела на мужа. Томсон уловил этот взгляд и сказал:    

— Не  беспокойтесь, мистрисс, там нет осьминогов. Мы опустимся прямо с «Вызывающего»  на открытом месте в наших водолазных костюмах. Они имеют резервуары с запасом  сжатого воздуха. Кроме того, к нашим услугам будут тросы, при помощи которых  нас в любую минуту смогут поднять на поверхность. Это совершенно безопасно.    

— Совершенно  безопасно? В таком случае я иду с вами, — решительно заявила Вивиана. Томсон  был несколько смущен таким неожиданным оборотом. Но он уже знал характер  Вивианы и не спорил. Попытка мужа уговорить ее осталась безуспешной.    

— Но  вы не справитесь с водолазным костюмом, — вступился Людерс. — Вы  знаете, что он весит на воздухе двести килограммов?    

— Но  в воде он будет много легче! — ответила Вивиана. — Я очень сильная.  Не беспокойтесь за меня.    

На  другой день, рано утром, Гатлинги, Людерс, Томсон и его ассистенты надевали на  себя водолазные костюмы.    

Каждый  раз перед опусканием Томсон объяснял матросам, остававшимся на корабле, и водолазам  значение сигналов.    

— Повторяю!  Дернуть один раз — значит: «Я на грунте, чувствую себя хорошо». Четыре раза:  «Поднимайте наверх».[4]  Частое подергивание более четырех раз: «Мне дурно, тревога…» Ну, надевайте костюмы.    

Вивиана  не могла ступить в тяжелом костюме, как, впрочем, и остальные. Их спустили в  воду при помощи лебедки. Но в воде все почувствовали себя легче и свободнее.    

Путники  опустились на склон подводной горы и, придерживаясь за тонкие, но прочные стальные  тросы, прикрепленные к поясам, стали спускаться вниз. На глубине десяти метров  уже стояли сумерки. Томсон и Людерс, шедшие впереди, зажгли электрические  фонари, но скоро погасили их: свет собирал к себе обитателей моря. Было опасно  привлечь внимание акулы или осьминога. Чем ниже спускались водолазы, тем  становилось темнее и холоднее. Вместе с тем все больше чувствовалось движение  воды куда-то вниз, как будто среди спокойных вод океана протекала быстрая река  и путники шли посреди ее течения. Становилось трудно держаться на ногах.  Водолазы крепче сжимали трос, который опускался сверху по мере спуска.    

В  зеленой полумгле промелькнуло темное тело, — быть может, акулы.  Неизвестный хищник проплыл мимо путников, скрылся и вновь показался с другой  стороны. Все подошли ближе друг к другу. Морское чудовище уплыло. Но вдруг оно  неожиданно, со страшной быстротой промчалось мимо Томсона, и, если бы он не  наклонился, оно могло бы распилить его надвое, в лучшем случае порвать  водолазный костюм, и Томсон был бы залит водой. Даже в подводных сумерках  Томсон узнал пилу-рыбу. Он обернулся к спутникам и жестами показал на грозившую  опасность. Говорить путники не могли. Людерс лег на землю и предложил всем  последовать его примеру. Пила-рыба несколько раз промчалась над ними, причем  один раз задела трос Тамма, сильно рванув его. К счастью, одно подергивание,  которое, очевидно, было замечено наверху, означало: «Чувствую себя хорошо».  Иначе его подняли бы и он мог быть убит рыбой.    

Несколько  минут водолазы лежали неподвижно. Рыба, не видя больше добычи, уплыла. Все облегченно  вздохнули в своих металлических колпаках и стали осторожно подниматься. Но как  только они двинулись вперед, их преследователь вновь появился. Людерс отчаянно  ругался, хотя его никто не слышал. Положение было серьезное. Как отвязаться от  хищника? Опасно было двигаться вперед, но не менее опасно подняться наверх. Что  делать?    

Мюллеру  пришла удачная мысль. В тот момент, когда рыба отплыла на значительное расстояние,  он отошел в сторону, засветил ручной электрический фонарь и положил его на  камни так, что свет падал в сторону от путников, оставляя их в тени. Затем  Мюллер вернулся, и все стали ждать, что будет дальше. Хитрость удалась. К  фонарю стали приближаться всевозможные рыбы. Скоро явилась туда и пила-рыба. Ее  глаза, ослепленные светом, не видели водолазов, стоявших в тени. Зато среди  освещенных светом рыб нашлось немало вкусной снеди, и пила-рыба начала пожирать  ее.    

Скоро,  однако, появилась новая большая рыба — пятнистая акула, и между нею и  пилой-рыбой завязалась смертельная борьба. В освещенном пространстве воды два  хищника нападали друг на друга. Они расходились, сходились, гонялись друг за  другом. Акула норовила подплыть снизу и, перевернувшись, вонзить острые зубы в  брюхо пилы-рыбы. Но пила-рыба быстрым, как взмах сабли, движением ускользала от  удара. Однако после нескольких схваток пила-рыба была ранена. Вода окрасилась  кровью. Но ей также удалось нанести акуле ужасный удар своей пилой. Кровь, как  красный туман или зарево пожара, наполнила поле битвы.    

И вдруг  сверху стали дергать трос по три раза — сигнал опасности, — «Поднимаем».    

Что еще  могло произойти там?    

Скоро  водолазы почувствовали, что их поднимают наверх. Всех охватило волнение.  Наверху, очевидно, происходило что-то неладное. Прошло еще несколько  томительных минут. Все недовольно смотрели вверх, как будто ожидая оттуда  разъяснения.    

Когда  водолазов подняли в шлюпку и раздели, то они узнали, что произошло в их  отсутствие на Острове.    

— Симпкинс  и Флорес, — сказал капитан Муррей, — затеяли осаду корабля «Сивилла»,  где, оказывается, скрывался последнее время Слейтон с китайцем. Слейтон  отказался сдаться, и теперь они начали пальбу, — слышите?    

Со  стороны Острова действительно слышались одиночные ружейные выстрелы.    

— Мы  пока что держим нейтралитет, — улыбаясь, добавил Муррей.    

Гатлинг  взял полевой бинокль и навел его на место сражения. У края Острова, возле «Сивиллы»,  под прикрытием толстых мачт и накренившихся бортов кораблей засели нападающие.  Осажденных не было видно. С той и другой стороны от времени до времени  слышались выстрелы.    

Вдруг на  палубе «Сивиллы» показался китаец. Почти голый, он размахивал каким-то предметом.    

Затем он  подбежал к стоявшему рядом с «Сивиллой» грузовому пароходу и бросил в него бомбу.  Раздался треск разорвавшейся бомбы, и вдруг с парохода начали подниматься  огромные черные клубы дыма.    

— Нефть!  Так горит нефть! — воскликнул капитан Муррей, первый понявший опасность.    

Горела  действительно нефть, находившаяся в цистернах старого парохода. Языки пламени  начали лизать борты парохода. Горящая жидкость спускалась все ниже, растекалась  по воде, продолжая гореть. Как будто загорелось само море. А клубы черного дыма  поднимались — все выше, как над кратером вулкана, заволакивая солнце и покрывая  все густой пеленой.    

Перестрелка  прекратилась. На острове поднялась суматоха. Сирена «Вызывающего» тревожно  завыла. Огненное кольцо между тем все расширялось, захватывая близлежащие  корабли. Китаец бегал над пламенем вдоль борта парохода, размахивая руками, и  что-то безумно кричал.    

— Желтая  река! Великая Желтая река!    

Вдруг в  дыму, рядом с китайцем, показался Бокко. Он схватил китайца и потащил на другую  сторону корабля, к мостику. Корма «Сивиллы» загорелась. Какая-то фигура  промелькнула среди дыма, направляясь к носу корабля. Это, очевидно, был  Слейтон, но на него никто не обратил внимания. Прозвучал одинокий выстрел.  Стрелял Флорес, но, по-видимому, промахнулся. Слейтон продолжал бежать,  бросился в воду и поплыл к Новому Острову.    

— Едва  ли он спасется там, — сказал задумчиво Муррей: — Горящая нефть разливается  на огромное пространство.    

Вивиана  беспокоилась за Мэгги и ее ребенка. Скоро, однако, Мэгги показалась вместе с  остальными островитянами. Несмотря на пламя, распространявшееся с огромной  быстротой, островитяне забегали к себе, чтобы захватить кое-что из своего  имущества.    

— Скорее,  Мэгги, скорее! — кричала Вивиана.    

Шлюпки  беспрерывно подвозили островитян. Мэгги с ребенком уже были на борту. Китайца  принес на руках О'Гара. Эдуард Гортван приплыл с Флоресом. Флорес был угрюм.  Казалось, он один с печалью расставался с Островом. В другом месте ему не  удастся быть губернатором.    

— А  Бокко где? — спросила Вивиана.    

— Замешкался.  Сейчас придет, — ответил О'Гара, придерживая вырывающегося китайца.  Несчастный сошел с ума.    

— Мои  рукописи! — вдруг закричал Людерс, спускаясь в отъезжавшую шлюпку.    

— Остановитесь,  безумец! — схватил его за руку Гатлинг. — Почти весь Остров в огне.  Вы задохнетесь.    

— Нет,  ветер относит дым в сторону! — И он отплыл.    

— Симпкинса  тоже нет, — волновался Муррей. — Если ветер прогонит нефть в эту  сторону, путь к спасению будет отрезан.    

На  палубу парохода вошел Бокко. В его руках был красный узелок, из которого  выглядывал кусок позумента его «придворного» мундира…    

Ветер  изменился, и горящую нефть быстро гнало к «Вызывающему».    

— Кого  еще нет? — спросил Муррей. — Скоро придется отвести пароход от  берега.    

— Людерса  и Симпкинса…    

— Вон  кто-то бежит!    

Это старый  Людерс бежал по мосткам, нагруженный рукописями.    

Море  горело уже почти у самого места переправы, когда Людерс подбежал и свалился в  шлюпку, но тотчас вскочил, вылавливая из воды упавший корабельный журнал.    

— Где  Симпкинс? — крикнули ему с борта, когда шлюпка приблизилась.    

— Я  видал, он… Ох, дайте перевести дыхание, задыхаюсь… Он бежал к резиденции губернатора.  Дайте руку, голова кружится…    

Людерса  подхватили дюжие матросские руки. Плоскодонная барка — пристань Острова — загорелась.    

— Скверно, —  сказал Муррей. — Для Симпкинса путь отрезан.    

Сквозь  густые клубы дыма Гатлинг, наконец, увидел фигуру человека, показавшегося на  палубе «Елизаветы». Симпкинс бежал сюда. Но на полдороге он увидал, что пламя  преграждает ему путь. Мгновение он постоял в нерешительности и бросился по  боковым мосткам в ту сторону Острова, куда еще не дошла горящая нефть.    

«Вызывающий»  был уже под парами.    

— Отдать  якорь! — скомандовал Муррей. — Задний ход! Право руля! Полный ход!    

Пароход  огибал Остров, идя в ту сторону, куда бежал Симпкинс. Вот Симпкинс добежал до последнего  корабля и уселся в ожидании помощи. Переменившийся ветер застилал пароход  густым слоем дыма, так что трудно было дышать. Быстро спустили шлюпку.    

— Скорей,  скорей! Задыхаюсь! — кричал Симпкинс.    

Наконец  его взяли на шлюпку и доставили на корабль. Карманы Симпкинса были сильно оттопырены,  но лицо его расплывалось в улыбке. Заметив пытливый взгляд Гатлинга, он хлопнул  руками по карману и сказал:    

— Вещественные  доказательства! Однако пойду переодеваться, весь прокоптился…    

Капитан  отдал команду идти полным ходом. Жара от пожара становилась невыносимой. Дым  душил, пламя захватывало все новые пространства.    

— Если  бы не водоросли, которые задерживают разлитие нефти, без жертв не обошлось  бы, — заметил Муррей.    

Через  четверть часа «Вызывающий» выбрался из полосы дыма. Все вздохнули с  облегчением. На палубу вышел Симпкинс. Он умылся, переоделся и насвистывал  что-то веселое. Вивиана смотрела на Остров. Над ним, как необъятный, гигантский  зонтик, касавшийся вершиной высоких перистых облаков, расстилался дым, багровый  в лучах заходившего солнца. А внизу кипело горящее море. Как пламенные столбы,  падали одна за другой высокие мачты. В свете пожара Саргассово море, покрытое  водорослями, казалось морем, наполненным кровью…