1 2 3 4 
– Хорошо. Что случилось потом?
– Подъехало такси, и Арлен Дюваль в него села. Судя по всему, это было такси, вызванное по телефону.
– Записали ли вы его номер?
– Конечно, сэр. И указал в донесении.
– И каков был номер этого кэба?
– Двести пятьдесят пять.
– Что было дальше?
– Мистер Фрейзер, следуя моим инструкциям, поехал следом за такси.
– А теперь я попрошу вас описать события. Куда это такси ездило, что делала мисс Дюваль и так далее.
– Мы немного поездили и оказались у жилого дома. В нем проживает, как я узнал с тех пор, Джордан Л. Баллард. Но сначала мисс Дюваль на такси съездила на место его работы на углу улиц Десятой и Флоссман. А уже оттуда – к бунгало.
– Что произошло там?
– На подъездной дорожке у бунгало Балларда стоял автомобиль. Я, естественно, подумал, что это его машина. Такси там остановилось, мисс Дюваль вышла, поднялась по ступенькам на крыльцо и вроде бы хотела звонить, но услышала какие-то голоса, вернулась обратно, расплатилась с таксистом, и он уехал. А мисс Дюваль после этого обошла дом с другой стороны.
– Что делали вы в тот момент?
– Как только такси остановилось, попросил мистера Фрейзера проехать немного вперед, там мы развернулись и припарковались лицом к дому Балларда. Я вышел и, стараясь держаться в тени, прошел к дому. Я не хотел выпускать мисс Дюваль из виду.
– Что вы там заметили?
– Я наблюдал за домом и видел, как в окне, выходящем на боковую улочку, появился человек. Он отодвинул портьеры – в этот момент сзади на него падал идущий из комнаты свет, – помедлил чуть-чуть, а затем опустил и поднял крепящуюся над окном роликовую штору.
– Сейчас вы можете сказать, кто был этот человек в окне?
– Я… я не могу утверждать абсолютно точно, но мне кажется, что это был Перри Мейсон.
– Что было потом?
– Вскоре после того мистер Мейсон, или кто-то другой, кто был в доме, вышел, сел в машину и уехал. Тогда Арлен Дюваль притащила откуда-то ящик, подставила его к кухонному окну и, подняв юбку, пролезла внутрь.
– Хорошо, продолжайте.
– Она находилась в доме всего несколько минут.
– Поточнее не можете?
– Пожалуй… минут пять.
– А затем?
– Затем она вышла.
– Как она шла?
– Очень быстро, почти бежала.
– Что сделали вы?
– Вернулся к машине Фрейзера. Мы еще некоторое время поездили за мисс Дюваль, пока не потеряли ее.
– Как это случилось?
– Она притворилась, будто хочет подняться на крыльцо, а вместо этого забежала за дом, и больше мы ее не видели. Трюк старый и всем известный, но я не ожидал ничего такого. Да и в целом я своей работой в тот вечер гордиться не могу…
– Сейчас вы утверждаете, что сигналящий из окна человек был Перри Мейсон?
– Я… да, сейчас, пожалуй, да.
– Задавал ли вам мистер Мейсон вопросы, пытаясь выяснить, узнали ли вы его или нет?
– Дело было так, что он приехал ко мне и попросил описать человека, которого я видел подающим сигнал у Балларда в окне. Я вынужден был признаться, что тот человек выглядел точно как мистер Мейсон, что по размерам и по комплекции это был, если можно так выразиться, его двойник, и… в тот момент я не придал этому особого значения.
– А когда вы осознали значение этого?
– Когда был у вас в офисе и… после того как поговорил с мистером Фрейзером. Тогда у меня стала складываться единая картина.
Бергер удовлетворенно выпрямился на стуле.
– Думаю, этого пока достаточно. Пригласите Джеймса Уингейта Фрейзера.
Фрейзер вошел, его привели к присяге, и он изложил свой рассказ, подтвердив все, что до него сказал Манди, за исключением момента о времени.
По словам Фрейзера, он впервые увидел Манди в промежутке между девятью и девятью тридцатью.
– Как вы определяете время? – спросил Бергер.
– Приблизительно. Я ездил посмотреть кое-какую недвижимость, а когда возвращался, меня остановил на бульваре этот детектив, и мне кажется, что тот человек у Балларда в доме подавал сигнал где-то около десяти часов вечера.
– Можете ли вы сейчас опознать человека, подававшего сигнал?
– Да, сэр. Это был Перри Мейсон.
– Когда вы в первый раз узнали, кто он такой?
– Он появился у меня дома… у нас как раз полным ходом шла небольшая вечеринка.
– Во сколько это было?
– Поздно ночью.
– И все-таки во сколько?
– О, это было… примерно… не знаю, я совсем не смотрел на часы. Мы отдыхали с друзьями, и…
– Что хотел мистер Мейсон? Что он сказал?
– В основном он хотел выяснить, хорошо ли я разглядел и смогу ли узнать того человека в окне. Я ответил, что человек был такого же телосложения и… А после того как мистер Мейсон уехал от меня, кто-то из гостей, не помню кто, сказал что-то насчет того, что слишком уж он озабочен, смогу ли я того незнакомца снова узнать и… еще кто-то добавил: «А может быть, он озабочен потому, что хочет знать, не подозревает ли его кто-нибудь…» Все засмеялись, но меня вдруг как осенило… я понял, что человеком в окне мог запросто быть мистер Мейсон.
– Вы видели того человека сначала в окне, а потом когда он уходил, верно?
– Да, сэр. И когда он уходил, я разглядел его лучше.
– Видели, как он вышел, сел в машину и уехал?
– Да, сэр.
– Кто был этот человек?
– Сейчас я могу утверждать, что это был Перри Мейсон.
– Называя это имя, вы имеете в виду свидетеля, сидящего от вас слева?
– Да.
– Положите руку ему на плечо.
Фрейзер приблизился к Мейсону и выполнил, что от него требовалось.
– Это все, – заявил Гамильтон Бергер.
Окружной прокурор встал, повернулся к присяжным, затем взглянул на Мейсона и произнес:
– Мы вас больше не задерживаем, мистер Мейсон. Вы свободны.
– Благодарю вас, – сказал Мейсон, – но если вы хотите быть абсолютно и окончательно точным в глазах Большого совета присяжных, то вам бы не мешало отметить и тот факт, что у обоих этих свидетелей я спрашивал, могут ли они опознать виденного ими человека. Манди, мне помнится, ответил, что вряд ли, а Фрейзер сказал, что может опознать, если снова увидит. Но в тот самый момент Фрейзер смотрел прямо на меня.
– Нет нужды начинать оспаривать это дело, – возразил Гамильтон Бергер. – Члены Большого совета в состоянии сами сделать выводы, особенно относительно того, почему вам так не терпелось увидеть свидетелей, и в то время, как от вас они этого ждали бы в самую последнюю очередь, поставить им ловушку и заставить заявить, что однозначно положительного опознания они дать не могут.
– Прошу не касаться мотивировки моих поступков, господин окружной прокурор. Сконцентрируйтесь на своих! Я всего лишь хочу отметить некоторые очевидные моменты. Да, сейчас я не имею права подвергать свидетелей перекрестному допросу, но если Большой совет решит предпринять какое-либо действие, то такое право у меня появится, и не забывайте – перекрестный допрос состоится тогда в присутствии общественности.
– Не пытайтесь оспаривать дело, – огрызнулся Бергер. – Я уже сказал: мы вас больше не задерживаем.
– Благодарю вас, господин окружной прокурор. – С этими словами Мейсон покинул зал заседаний Большого совета, за дверями которого его моментально окружили репортеры.
– Что там происходит? – Этот вопрос прозвучал одновременно из нескольких уст. – Это правда, что вы замешаны в убийстве Балларда?
– Насколько мне известно, – спокойно ответил Мейсон, – свидетель не вправе обсуждать с кем-либо показания, данные перед Большим советом.
– Вас вызывали в качестве свидетеля?
– Да.
– Тогда почему вы оставались в зале, пока вызывали еще двоих свидетелей? Их вызывали, чтобы опознать вас?
– Об этом спросите окружного прокурора или кого-нибудь из присяжных. Я от комментариев воздерживаюсь! – Мейсон любезно улыбнулся.
– Но, предположим, вас опознали.
– Предположим.
– Пытается ли Бергер склонить членов Большого совета обвинить вас в чем-либо?
– Боюсь, что я не в состоянии читать мысли господина окружного прокурора. Извините, джентльмены, но я должен идти!
– Нет, нет, мы вас так не отпустим! Вы были вчера ночью в доме у Балларда?
– Да, был.
– В то время, когда его убили?
– Нет. Когда я от него ушел, он был жив-живехонек.
– Во сколько это было?
– Я не посмотрел на часы.
– Это правда, что вы – последний человек, видевший Джордана Балларда живым?
– Убийца видел его живым.
– Это правда, что вас пытаются обвинить в лжесвидетельстве? Что они собираются предъявить вам?
– Если мы обратимся к закону, то увидим, что предсказанием будущего занимаются люди, кому это соответствующим образом дозволено государством. Я этим не занимаюсь.
– Что произошло в зале заседаний? – Репортеры так и наседали.
– Никаких комментариев! – Мейсон усиленно пробирался к выходу. – Почему бы вам не спросить об этом Гамильтона Бергера? Он будет весьма рад предоставить вам эту информацию.
По выходе из Дворца правосудия Перри Мейсон взял такси и поехал обратно в офис.
Делла Стрит уже заждалась его.
– Что случилось, шеф?
– Гамильтон Бергер готовится обвинить меня в лжесвидетельстве.
– Вы отказались отвечать на его вопросы?
– К счастью, Гамильтон Бергер формулировал вопросы таким образом, что у меня не возникло необходимости отказываться отвечать ему. Он хотел знать, опускал ли я эту штору в доме у Балларда с тем, чтобы подать сигнал Арлен Дюваль. Я ответил отрицательно. Затем он вынудил меня отрицать также и то, что, опуская и поднимая штору, я вообще подавал кому-либо какой-то сигнал. Я воспользовался этой возможностью и сказал – нет. Я боялся, что если он будет много говорить, то в конце концов задаст и правильный вопрос, а именно: подходил ли я или нет к окну этого дома и опускал ли я или поднимал штору? Он вышел из себя. А когда наш друг Гамильтон Бергер сердится, то мыслит не очень четко.
– То есть он так и не спросил вас, что вы там делали, кроме того, что кому-то сигналили?
– Вот именно. – Мейсон усмехнулся.
– Замечательно! И что же мы теперь будем делать?
– Позвоним Дрейку и спросим, нашел ли он того рассыльного.
– Он его не нашел. Хотя обзвонил все службы, где есть курьеры.
– В таком случае остается последняя возможность – связаться с теми, кто шьет театральные костюмы. Одежда могла быть взята напрокат.
– Он уже над этим работает. А вот и он – легок на помине.
Раздался условный стук в дверь, которым пользовался только Пол Дрейк. Делла Стрит открыла.
– Ты не хочешь дать мне пинка под зад? – с ходу спросил Дрейк у Мейсона.
– С чего бы это?
– А с того, что я оказался набитым дураком и меня следует наказать не позднее следующей недели. И как я только сразу не раскусил этого рассыльного!..
– Давай ближе к делу, Пол. Рассказывай!
– Прежде всего я должен был заметить, что это была не обычная курьерская служба, что это был театральный костюм.
– Как бы ты это определил?
– Подделку видно сразу – там, во-первых, не было значка с номером, вместо него на фуражке красовалась медная бляха с каким-то именем, и моя секретарша приняла ее за название службы. Но это не самое худшее…
– А что же самое худшее?
– Этим рассыльным мог быть Говард Прим – парень, замешанный в угоне трейлера.
– Ты уверен?
– В том-то и дело, что нет, черт меня подери! Я не уверен и не могу дать тебе что-то, что бы ты мог потом использовать.
– Не кипятись, Пол! Давай по порядку.
– Вчера ночью, Перри, у меня работало много людей. Нужно было сделать массу вещей, и ночная секретарша на коммутаторе буквально разрывалась на части. Поэтому, когда откуда-то появился курьер и сказал, что у него конверт для Пола Дрейка, который я должен передать тебе, как только ты появишься, она не обратила на это внимания. Взглянула только на адрес, а курьера словно ветром сдуло. Даже расписку не попросил. Звонки шли один за другим, коммутатор аж накалился, я все время с кем-то разговаривал…
– Не стоит об этом. Я прекрасно знаю – ты работал, математических результатов в такой работе не бывает.
– Да, Перри. Мы следили за Примом, или Сэккитом, – не имеет значения, но кончилось тем, что мои люди остались в дураках. Он ушел. Вернее, вошел в какое-то учреждение, а обратно выходящим они его так и не увидели.
– А при чем здесь костюм?
– Костюм как раз все расставляет по местам, и не один, а целых два костюма. Их взяли напрокат перед самым закрытием: один – курьерский, а второй – одеяние священника, и агентство по предоставлению костюмов располагалось в том здании, куда в последний раз зашел Сэккит. Теперь-то ты понимаешь, что случилось? Мой парень к зданию близко не подходил: боялся спугнуть, и, когда оттуда вышел священник с пакетом под мышкой, ничего не заподозрил. Сэккит, он же Прим, заскочил, наверное, в туалет, переоделся, а костюм рассыльного захватил с собой. Лица его мой человек видеть не мог, да он и не ожидал такого поворота событий.
– Значит, ты полагаешь, что письмо доставил сам Сэккит?
– Возможно, хотя описание внешности не совпадает. Сэккит, по нашим сведениям, крепкий и коренастый, а этот курьер – тоненький и стройный… Дьявол! Пусть у меня все зубы выпадут, но это как пить дать могла быть переодетая девица. Я в тот момент не мог оторваться, а секретарша даже не удосужилась взглянуть на него как следует. Судя по ее описанию, это запросто могла быть девица.
– Ты не знаешь, куда направился Сэккит после того, как взял напрокат костюмы?
– То-то и оно, что нет, Перри! Это меня и бесит! Но после драки кулаками не машут, что было, то было.
– А когда твои ребята снова напали на след?
– Только около шести утра. Он вернулся на Митнер-авеню, 3921, где снимает жилье под именем Сэккита. Вел себя как ни в чем не бывало, поставил джип и, ни разу не оглянувшись, вошел в дом. Он, похоже, не ожидал, что у дома его тоже поджидают мои люди.
– Отлично, – сказал Мейсон, – будем исходить из того, что имеем. А на данный момент у нас, Пол, есть тo, что твой Манди опознал меня перед Большим советом присяжных как человека, которого он видел у Балларда в окне.
– Будь он неладен, этот Манди!
Мейсон кивнул.
– Но мне он сказал по-другому.
– А письменное донесение? – спросил Мейсон. – Рапорт он написал?
– Нет. Он… Впрочем, когда я сейчас об этом подумал, то мне кажется, кто-то ему хорошо подсказал этого не делать. В подобных случаях просто полагается подать письменный рапорт.
– А сказал он тебе, что его вызывают на Большой совет?
Дрейк покачал головой.
– Что ж, – заметил Мейсон, – будем довольствоваться тем, что есть.
– Но, Перри, – торопливо перебил его Дрейк, – ты же не можешь винить моего человека за то, что на него вышла полиция и что окружной прокурор сказал ему, что делать, а что – нет, и за то, что он не посмел ослушаться. В конце концов, он детектив и в этом городе ему еще жить и работать.
– Конечно нет, Пол. Но мне жутко интересно, действительно ли сказал ему многоуважаемый господин Бергер, кроме того, что не делать, еще и то, что делать. Я имею в виду опознание.
– Видишь ли, Перри, нужно знать Манди. Он консерватор. Порядочный, надежный, работящий. Если он что-то говорит, проверять не надо. Единственная заковырка с ним – излишняя робость, он не боец. Выходит из игры, как только запахнет жареным. У него хороший глаз, он безупречный исполнитель, но… он не боец, Перри.
– Другими словами, он бы не стал сопротивляться окружному, так?
– Он никогда бы не поклялся ни в чем, чего не видел своими глазами и в чем не уверен на все сто.
– Но с окружным прокурором бороться не стал бы?
– Нет. И нельзя от него это требовать. Ну а почему бы в самом деле тебе туда не пойти, на это могла быть веская причина… В убийстве тебя подозревать никто не собирается. Твой ночной визит важен только в том смысле, что помогает установить элемент времени. А что, Арлен Дюваль пришла сразу, как ты уехал?
– По крайней мере, так утверждает Манди.
– Ну если Манди это утверждает, то, скорее всего, так оно и есть. Что будешь делать, Перри?
– Ничего. Но если Бергер вызовет меня в качестве свидетеля и сумеет правильно поставить вопросы, мне придется пожертвовать клиентом.
– И что она тогда сделает?
– Чтобы спасти свою голову, она сделает единственно возможное – покажет, что нашла его мертвым, когда я ушел.
– И тогда Гамильтон Бергер…
– Трудно сказать. Он может повернуть дело так, что Большой совет предъявит обвинение нам обоим. Он взбешен, не забывай… О, Пол, давай хоть на минуту о нем забудем! Что у нас с Арлен? Что там было?
– Арлен – сущий дьявол. Когда полицейские сыщики обнаружили, что следят за пустым трейлером, они сильно расстроились. Сегодня утром они ворвались туда и устроили обыск.
– Черт! Обыск без ордера?
– Насколько мне известно, без. Не знаю как, но постепенно до них дошло, что их ночная пташка выпорхнула, ничего им не сказав. Они подкрались поближе, посовещались, и один побежал звонить. Мои люди не пропустили ничего.
– И что произошло?
– Двое других подошли вплотную и постучались. Два или три раза. Само собой, ответа не было. Тогда они попробовали дверь – она была открыта, – и они вошли.
– Как долго они находились внутри?
– Да они и сейчас там, Перри! Ребята, должно быть, дотошные. Проверяют основательно.
– Ладно, Пол, постарайся как-нибудь снова не потерять Сэккита. Все внимание ему.
– А ты, Перри? Что ты хочешь предпринять с Манди? Тебе это серьезно повредит?
– Я не сомневаюсь, что в данный момент Гамильтон Бергер увещевает Большой совет присяжных выдвинуть против меня обвинение в лжесвидетельстве.
– Что, если ему это удастся?
Мейсон пожал плечами.
– А все-таки, Перри, что, если он их убедит?
– Я подпишу обязательство.
– А дальше?
– Дальше не знаю.
– Ты что-то немного говоришь сегодня.
– А пока и говорить-то особенно нечего. Приставь еще людей за Сэккитом, Пол. Он для нас важен. Чертовски важен! И не дай ему надуть тебя еще раз.
– Нужно ли дать понять, что мы за ним следим?
– Лучше не надо. Если, конечно, нельзя этого избежать. И брось на него больше людей.
– О’кей, Перри! Что еще?
– Узнал ли что-нибудь об убийстве Балларда?
– Ничего нового. Кто-то зашел сзади и нанес удар по голове тяжелым предметом. Чем-то вроде дубинки. А когда тот уже стоял на коленях, трижды пырнул в него кухонным резаком.
– Откуда взялся резак?
– Это был нож Балларда. Кто бы им ни воспользовался, он взял его с магнитной вешалки над сушилкой.
– Это делает смерть еще более трагичной – жертву убили его же собственным ножом. Но одновременно исключает и преднамеренность и превращает дело в тот случай, когда действия разворачиваются на месте по непредвиденному сценарию.
– Кто это сделал, Перри?
– В том-то и загвоздка, пропади все пропадом! Согласно рассуждениям полицейских, а они вроде бы рассуждают логично и никакого изъяна в их логической цепочке я пока не вижу, убить Балларда могли только двое – Арлен Дюваль и Перри Мейсон. Но я-то этого не делал, черт меня побери!
– А как они мыслят?
– Прежде всего, они знают, что Арлен Дюваль приехала на место, когда я был у Балларда и с ним разговаривал. Войти она не захотела, ждала, пока я уйду. Переждав за домом, она затем пробралась внутрь через заднее окошко и, пробыв в доме у Балларда минут пять, выбежала сломя голову через главный вход, после чего с успехом избавилась от твоих пинкертонов. Что за дьявол, Пол, почему вчера ночью с твоими сыщиками расправлялись, как со слепыми котятами?
– Это случается, Перри, – удрученно согласился Дрейк, – ты знаешь эту игру не хуже, чем я. Так бывало и в прошлом, мы не застрахованы от этого и впредь. Таковы правила, и элемент везения не исключить. Но как они узнали, что Баллард был мертв в тот момент, когда Арлен Дюваль выбежала из дома?
– А это, Пол, как раз и есть сейчас моя последняя надежда. Если у Арлен хватит благоразумия и она ничего не скажет, то мы сможем запутать свидетелей относительно временного фактора. Уже наблюдается расхождение показаний. Но что-то там в доме такое случилось, отчего она и впрямь потеряла голову и бросилась наутек. Многое зависит от дальнейшего хода событий.
– То есть как?
– Рано или поздно ее поймают, и если она покажет, что Баллард в момент ее ухода из дома был жив и здоров, то от нее потребуют объяснения, зачем тогда она проникла к нему через окно на кухне и почему сбежала как сумасшедшая, даже не прикрыв за собой переднюю дверь. Но в случае, если она признается, что вошла и, застав Балларда мертвым, испугалась и поэтому убежала, то… то тогда земля у меня под ногами будет гореть жарким пламенем. И все же нам нельзя не учитывать одну гнусную возможность…
– Какую?
– Отвратительную возможность того, что Арлен Дюваль сама в запале ударила его по голове – они, вероятно, перед этим крупно повздорили, – потом схватила попавшийся под руку нож, всадила его Балларду в спину, а после всего случившегося пытается выкрутиться и спихнуть убийство на меня.
– В запале, ты сказал? То есть в приступе ярости?
– Вот именно.
– Но тогда это убийство уже не будет проходить по высшей категории.
– Возможно, Пол, мы за это и ухватимся. Высокая категория или вторая, а это определяется наличием либо отсутствием обдуманности убийства заранее – вот за что, возможно, нам придется бороться.
– Но каков мог быть мотив? Отчего вдруг она могла впасть в безудержную ярость?
– Оттого, что внезапно обнаружила, что этот Джордан Л. Баллард и есть тот самый негодяй, провернувший манипуляцию с подменой денег и сваливший вину на ее отца. Впрочем, я вовсе не собираюсь гадать, по какому мостику переходить ручей, пока я к этому ручью даже не подошел. Мы подождем до тех пор…
Зазвонил телефон. Мейсон кивнул Делле Стрит, та сняла трубку, поднесла к уху, послушала и сказала:
– Это вас, Пол.
Пол встал.
– Слушаю вас. – Какое-то время он молчал, затем выругался и повернулся к Перри Мейсону: – Ну вот и все, Перри. Пламя разгорается.
– Что ты сказал?
– Полиция обнаружила Арлен Дюваль. Она призналась, что была у Балларда в доме. Почему пошла туда, не говорит, но признает, что забралась через кухонное окошко после того, как заглянула туда и увидела его лежащим на полу. Заявила, что, когда она вошла в дом, он был уже мертв.
Мейсон посмотрел на часы:
– Это означает не что иное, как то, что время работает против нас.
– Сколько у нас его еще, Перри?
Мейсон пожал плечами.
– Бергер, мне кажется, и пальцем не пошевелит, пока не напишет обвинительный акт. Но он может начать дело и приступить к предварительному слушанию. Делла, подготовь, пожалуйста, представление для рассмотрения законности ареста. Составь его от имени Арлен Дюваль, и тогда посмотрим, что он сделает – заглотит наживку или сам закинет удочку.
– А ты как думаешь? – спросил Дрейк.
– Я полагаю, что он сделает и то, и то. Если, конечно, у него ума хватит.
– Не понимаю?
– Он обойдет Большой совет и возбудит дело об убийстве против Арлен Дюваль. Затем он может потребовать предварительного расследования и вызвать меня свидетелем от обвинения. Это заставит меня играть в открытую и вынудит Арлен Дюваль либо принять на себя обвинение в убийстве, либо навесить его на меня. И в любом случае Гамильтон Бергер будет иметь на руках все козыри.
Некоторое время Пол Дрейк обдумывал ситуацию.
– Вот уж когда я бы не хотел оказаться на твоем месте, Перри!
Мейсон усмехнулся:
– Да, на моем месте сейчас никому бы не поздоровилось!..
– Но сколько у нас времени? – спросил Дрейк. – Насколько мы их опережаем?
– Ненамного. Нам необходимо доказать, что именно произошло. Убийство совершила или Арлен Дюваль, или кто-то еще. Естественно, что, когда мы с Баллардом вошли в его дом, там еще мог прятаться и кто-то посторонний, и вот эту-то ситуацию мы должны расследовать со всех сторон, Пол.
– Ты считаешь, что кто-то, кто там прятался, убил Балларда и подождал, пока придет и уйдет Арлен Дюваль?
– Да. Или это, или убийца – Арлен.
– Ну так вот, Перри, мое мнение я могу выложить сразу: в данном конкретном случае грязную работу сделала твоя клиентка. Конечно, мы не знаем причины того, что ее побудило к этому, и так далее. Я вполне допускаю, что ее действия оправданны, но она, Перри, не даст себя завалить. Она выкарабкается за счет тебя, я уверен.
– Что, что?
– Мне кажется, ты понимаешь. Она свалит убийство на тебя, наймет себе другого адвоката, и в конечном итоге она, ее адвокат и Гамильтон Бергер устремятся к одной цели – доказать твою причастность к убийству.
– В любом случае, – согласился Мейсон, – времени у нас очень мало.
– Но сколько-то все-таки есть?
Мейсон вздохнул:
– Практически ничего. Действовать надо немедленно.

Глава 9

Первые выпуски вечерних газет пестрели сногсшибательными заголовками типа: «ЗНАМЕНИТЫЙ АДВОКАТ ОБВИНЯЕТСЯ В ЛЖЕСВИДЕТЕЛЬСТВЕ». Несомненно, что кто-то из окружения Гамильтона Бергера встречался с прессой и, не вдаваясь в детали, изложил суть дела, при этом в выражениях не стеснялся.
Из прочитанного отчета о заседании Большого совета присяжных Мейсон узнал, что члены его весьма серьезно рассмотрели предложение окружного прокурора о выдвижении обвинения в лжесвидетельстве «знаменитому адвокату». Но тем не менее в интересах правосудия решили не принимать пока никаких мер и подождать результатов суда над Арлен Дюваль по делу об убийстве Джордана Л. Балларда.
Окружной прокурор, будучи непреклонен в своем намерении довести обвинение в лжесвидетельстве до конца, дал добро на возбуждение дела против Арлен Дюваль, классифицируя его как убийство высшей категории, когда стало известно, что Перри Мейсон готовит заявление о рассмотрении законности ареста.
Гамильтон Бергер с полной ответственностью заявил в прессе, что все силы и средства его службы будут направлены на то, чтобы процесс над Арлен Дюваль стал как можно более быстрым и справедливым, и что он, в свою очередь, не сомневается в том, что члены Большого совета исполнят свои обязанности «с достоинством и честью».
Гамильтон Бергер сообщил также и кое-какую другую информацию. Оказывается, Арлен Дюваль не только признала, что Баллард во время ее проникновения в дом через кухонное окно был уже мертв, но заявила, что и вошла-то она в дом именно потому, что заметила лежащее на полу тело.
Работники лаборатории обнаружили на обуви Арлен Дюваль следы крови. Кровь подвергли анализу – она принадлежала человеку и была весьма редкой группы «ОА». Этой группой обладают от трех до пяти процентов населения, но как раз таковой была группа крови Джордана Балларда.
Некоторые газетные публикации также давали понять, что в руках у полиции имеется некое неопровержимое, уличающее преступника доказательство, раскрыть которое они до поры до времени не имеют права и держат за семью замками.
И уж, естественно, не обошлось без обсуждения всех нюансов таинственной пропажи четырехсот тысяч долларов наличными из банка «Меркантайл секьюрити», и не одна газета доверительно поделилась со своими читателями тем фактом, что незадолго перед смертью Джордан Баллард, бывший работник вышеназванного банка, одно время подозреваемый в этом деле, вспомнил номер по меньшей мере одной тысячедолларовой купюры из числа украденных и сообщил этот номер полиции.
Вновь выплыла на свет божий старая история о пачке банкнотов на сумму в пять тысяч долларов, которую требовал неизвестный шантажист и номера каждого из которых были записаны в ФБР. Эти-то номера, казалось, и являются самой большой тайной во всем деле. Ходили слухи, что даже Гамильтону Бергеру не удалось их узнать, хотя он и пытался. ФБР готово было проверять любые внушающие недоверие деньги, но список никому не показывался, и таким путем они надеялись со временем заставить преступника совершить промах: истратив их, он бы наверняка попался.
Цитируя Гамильтона Бергера, газеты сообщали, что, по его мнению, убийство Джордана Балларда было, вне всякого сомнения, «тесно связано» с похищением денег из «Меркантайл секьюрити».
Помимо всего прочего, многие газеты, ссылаясь на просившее не называть свое имя лицо, которое по долгу службы было обязано находиться в курсе дела, писали, что Перри Мейсон, представ перед Большим советом присяжных, признался в получении от Арлен Дюваль в качестве задатка двух крупных денежных купюр – одна в тысячу, а другая в пятьсот долларов.
Далее говорилось, что номера этих банкнотов были зарегистрированы окружным прокурором и что «прилагаются все усилия», чтобы связать их с деньгами, пропавшими из банка «Меркантайл секьюрити».
Полиция вовсе не скрывала, а, можно даже сказать, особо выделяла тот факт, что на протяжении последних восемнадцати месяцев Арлен Дюваль жила в свое удовольствие как нельзя лучше, тратилась, не считая, направо и налево, а происхождение денег, которые она явно не заработала, объяснить якобы не могла.
Отец ее тем временем вел обычную жизнь надолго приговоренного узника Сан-Квентина и, по всей видимости, с участью своей смирился и бежать не собирался…
Делла Стрит подождала, пока Перри Мейсон закончит читать, и сказала:
– Грязь уже полилась, и если что, то они ее не пожалеют. – Мейсон кивнул. – Они пишут о чем угодно, но только не о том, что и вы в этом деле замешаны не меньше, потому что принимали от Арлен Дюваль краденые деньги и сговорились заставить замолчать Балларда, чтобы он в суде ничего не показал против вашего клиента.
– Конечно, Делла, – согласился Мейсон, – мяч сейчас у них, и они на подаче.
– А вы не собираетесь пойти в тюрьму и переговорить с Арлен Дюваль?
– Пока нет.
– Но ведь вы можете, не правда ли? Она арестована, ей предъявлено официальное обвинение, и ваша прямая обязанность как адвоката теперь состоит в том, чтобы…
– Все верно, – подтвердил Мейсон, – им настолько не терпится дождаться моего визита к ней, что они даже специально упомянули, что я смогу ее видеть, если пожелаю, в любое время дня и ночи.
– Почему бы вам не сделать этого? – Делла Стрит озадаченно смотрела на своего шефа.
– Потому что та комната, где мы с ней увидимся, будет нашпигована полицейскими микрофонами, как гусь чесноком.
– Но вы можете говорить, соблюдая предосторожность, и…
– Я-то всегда соблюдаю предосторожность, но вот будет ли осторожной Арлен Дюваль? Не скажет ли она чего-нибудь лишнего, в результате чего мы сами затянем петлю у себя на шее, вот в чем вопрос…
– Об этом я не подумала.
– Зато об этом подумал Гамильтон Бергер, и мысль эта, судя по всему, не дает ему покоя.
Неожиданно ожил и пронзительно напомнил о себе незарегистрированный телефон на столе Перри Мейсона. Так как номер его знали только Делла Стрит и Пол Дрейк, Мейсон мгновенно схватил трубку и поднес к уху.
– Слушаю, Пол! В чем дело?
Голос Дрейка был хриплым и напряженным.
– Перри? Наше дельце разворачивается со страшной силой.
– Не тяни, Пол!
– Помнишь то некое неопровержимое, уличающее доказательство, о котором раструбили газеты и которое, по мнению полиции, отметет все сомнения и так далее?
– Помню, и что?
– В трейлере у Арлен Дюваль нашли тайник, полный денег.
– На какую сумму?
– Не знаю, но где-то около двадцати пяти тысяч.
– А где был устроен тайник?
– Одна из внутренних панелей оказалась съемной. Обычно пространство между внутренней обшивкой и внешней оболочкой трейлера заполняется чем-то вроде стекловаты, но на этот раз роль тепло– и звукоизоляции играли живые денежки. Тайничок что надо!
– Это все?
– Нет, Перри, далеко не все! Помнишь пять тысяч в банкнотах, номера которых хранятся у кого-то наверху? Ну так вот – более тысячи долларов этих самых денег обнаружили в тайнике Арлен. Но есть и кое-что другое…
– Что именно?
– Не знаю, Перри, одобришь ты мои действия или нет, но слушай! Помнишь, я говорил как-то, что Манди – малый порядочный и довольно консервативный? Ну да, конечно, ты не мог забыть. Сейчас я за Сэккитом приставил другого, этому палец в рот не клади, откусит не задумываясь. Короче, вчера ночью, после того как Томас Сэккит, он же – Говард Прим, оставил джип перед домом и отправился баиньки, мой человек излазил его автомобиль вдоль и поперек, и, оказалось, небезуспешно. Он снял несколько вполне приличных отпечатков пальцев и один совершенно четкий – большого и указательного – с солнцезащитного козырька в кабине. Он видел, как Сэккит поднимал его.
– Отпечатки проверили?
– Само собой! Томас Сэккит – почетный ветеран уголовной хроники. Занимался подделкой денег и документов на высокопрофессиональном уровне, а кроме того, к его рукам всегда что-то липло. Он опасен, Перри!
– Когда ты получил эту информацию?
– Об отпечатках я знал уже рано утром, но пока проверили, сравнили – в общем, то, что я только что тебе рассказал, мне сообщили буквально несколько минут назад.
– Хорошо, Пол, этого Сэккита нам надо как следует потрясти, и посмотрим, что из него выпадет. Где он сейчас? Твой парень следит за ним?
– Разумеется. Сэккит сейчас на Лагуна-Бич. Заехал перед этим в Ньюпорт-Бич, подцепил смазливенькую огненнокудрую куколку, которая по-тря-са-ю-ще смотрится в облегающем ее стройное тело купальнике, они весело поплавали, а теперь зарылись в песочек и плевать хотели на всех.
– Где твои ребята?
– Один наблюдает за парочкой, а второй глаз не спускает с джипа. И если Сэккиту вздумается повторить его вчерашний трюк с исчезновением, то не первой, так второй стрелой мы его возьмем.
– О’кей, Пол! Мы с тобой сию же минуту направляемся на Лагуна-Бич брать интервью у Томаса Сэккита. И я думаю, что наши вопросы ему не понравятся.
– Это точно. Нелегко будет доказать, что именно он украл трейлер, но мы…
– Мы постараемся, и в предстоящие полчаса он забудет о теплой воде и мягком песочке.
– Но, Перри, этот Сэккит – тертый калач, и обратить его в паническое бегство нам вряд ли удастся. Не знаю даже, почешется ли он от обвинения в краже трейлера после того, как перепробовал почти все статьи Уголовного кодекса. А кроме всего прочего, повторяю: он опасен.
– Мы не станем предъявлять ему обвинение в угоне трейлера, Пол. Мы, наверное, привлечем его за убийство Джордана Л. Балларда, и тогда посмотрим, как он отреагирует. Сколько тебе надо на сборы?
– Я готов, Перри, будь по-твоему, но, мне кажется, ты играешь с динамитом…
– Я выезжаю. Жди. – Мейсон положил трубку.

Глава 10

Детектив Дрейка встретил их в условленном месте перед входом в отель «Лагуна-Бич».
– С Филом Райсом ты, кажется, незнаком, – представил Пол своего человека.
Мейсон поздоровался.
– Мне очень приятно, мистер Мейсон. Я несколько раз видел вас.
– Где они? – спросил Пол. – Все еще там?
– Да, по-прежнему. А джип он оставил на стоянке.
– Они что, на нем сюда заявились?
– Ну да.
– Девицу проверили?
– Мы проверили имя по почтовому ящику ее квартиры в Ньюпорт-Бич. Значится под именем Хелен Ракер.
– Шикарный домик, надо полагать?
– Да, не из простых.
– Они встречаются регулярно?
– Во всяком случае, знакомы хорошо.
– Что сейчас делают?
– Валяются на пляже, загорают, плавают. Но уже становится поздно, и с минуты на минуту они пойдут одеваться.
– Идем. – Дрейк пошел вперед. – А где твой напарник?
– Следит за ними на берегу.
– Отлично. Мы их немного потревожим.
На песке ближе к воде было жарко. Над морем висела прозрачная сизоватая дымка, затуманенная местами тонкими, едва заметными облачками, которые собирались в вышине и тут же таяли в падающем от горизонта солнечном свете.
На пляже Фил Райс пошел первым, они миновали с десяток загорающих и остановились. Райс подал сигнал гуляющему у самой воды человеку с фотоаппаратом.
– Он и есть твой второй оперативник? – осведомился Мейсон у Дрейка.
Дрейк подтвердил.
– Пришли, – сказал Райс и указал на парочку, сидящую лицом к морю и наблюдающую за волнами.
– Похоже, еще чуть-чуть, и они бы оделись и ушли, – заметил Дрейк. – Что будем делать, Перри?
– Подойдем и застанем врасплох. Попробуем, по крайней мере.
– Но голыми руками его не возьмешь. О-о… да он нас, кажется, заметил.
Сэккит вдруг сел абсолютно прямо, посмотрел на трех направляющихся к нему людей, затем перевел взгляд на человека с фотоаппаратом, а после этого сказал что-то своей спутнице. Та встревоженно огляделась.
– О’кей, поспешим! – сказал Мейсон.
С трудом ступая по песку, они приблизились к Сэккиту и девушке. Сэккит вскочил первым, подал ей руку, его подружка поднялась с ловким, упругим изяществом и отряхнула прилипшие песчинки с тонкого эластичного купальника.
Сэккит наклонился вперед, шепнул ей что-то на ухо, и они обнялись. Его руки обхватили ее и сомкнулись на спине на уровне лопаток. Еще секунда, и Сэккит повернулся к ним лицом.
– Добрый день, – поздоровался Мейсон, – как прикажете вас называть, Сэккит или Прим?
– Это что? Арест?
– Пока еще нет.
– Что же тогда?
– Просто поговорить.
– Понятно. Дорогая, иди оденься и жди меня в машине…
– Когда ты придешь? – спросила девушка.
– Да ты и одеваться еще не закончишь. – Сэккит вел себя развязно и откровенно вызывающе. – Эти люди меня не задержат. Не беспокойся, милая, это даже не официально.
– Так вы нас, оказывается, знаете? – поинтересовался Мейсон.
– Конечно. Вы – Перри Мейсон, знаменитый адвокат.
– И Пола Дрейка, естественно, вы тоже узнали, не так ли? Вчера вечером вы ему передали кое-что.
– Чушь собачья!
– Ну, ну, не надо так резко. Вчера у вас был нелегкий денек, Прим, уж в этом-то, надеюсь, я прав?
– Не Прим, а Сэккит.
– Замечательно, пусть будет Сэккит.
– Дорогая, прошу тебя, иди и оденься, – с нажимом повторил он, громко обращаясь к молодой подружке. – И не надо здесь болтаться!.. – Последнюю фразу он произнес особенно многозначительно и сопроводил ее красноречивым взглядом.
Перед тем как уйти, девушка объявила Мейсону, что он докучливый и ужасный и что с людьми так нельзя обращаться, потом повернулась и отправилась в раздевалку.
– Я готов ответить на ваши вопросы, мистер Мейсон, – сказал Сэккит, – но давайте побыстрее. Как только она оденется, мы поедем. У нас еще куча дел.
Но Мейсон тут же охладил его пыл:
– Наша беседа будет не такой короткой, как вы думаете.
– Это кто же так сказал?
– Это я вам говорю.
– Ваши идеи и выводы меня не интересуют.
– А меня заинтересовало ваше досье, там много интересного, между прочим.
– Что из этого? Сейчас я чист.
– Это лишь ваше утверждение.
– Тогда назовите хоть что-нибудь!
– Для начала подойдет похищение автомобильного трейлера.
Мускулы на лице у Сэккита напряглись, его цепкие, проницательные глазки впились в Мейсона.
– Не верю! Блефуете!
– Некто Джим Харцель из «Идеал трэйд трейлер-центра» очень бы хотел присутствовать на опознании и помочь правосудию в поимке неизвестного пока угонщика домиков на колесах, потому что подобные мерзавцы дискредитируют его бизнес и лишают доверия клиентов. Плюс к этому мы располагаем отпечатками протекторов вашего джипа и кое-какими отпечатками пальцев, снятыми со стен и мебели внутри трейлера.
Сэккит задумался.
– Что вам от меня нужно?
– Мы хотим знать, кто вам дал конверт, который вчера поздно ночью был доставлен в агентство Пола Дрейка?
– О конверте ничего не знаю. И Пола Дрейка тоже не знаю. Я знаю только вас, и мне известно также, что вы сели в дерьмо и дальше будет еще хуже. А меня с собой не затягивайте, я дерьма нанюхался!..
– Вас может узнать человек, у которого вы брали театральные костюмы.
– Ладно, костюмы признаю. Брал. Что дальше?
– Где вы взяли конверт, переданный позднее Полу Дрейку?
– Мне дала его Арлен Дюваль – как видите, я ничего не скрываю.
– Вы лжете!
– А вы докажите! Попробуйте надавить на меня, и я пойду к окружному. С такой информацией он примет Томаса Сэккита с распростертыми объятиями. Вы не сможете возбудить дело об угоне трейлера, потому что он даст мне неприкосновенность как важному государственному свидетелю. Давайте же – пригрозите, но, я уверен, вы знаете, что за этим последует. Все, я свои карты выложил, теперь вы либо тоже раскроете свои, либо уматывайте отсюда подальше!
– Я раскрываюсь, – сказал Мейсон. – Вы использовали костюм посыльного, чтобы пробраться вчера ночью в дом Джордана Л. Балларда, а когда вошли – ударили его по голове, и…
Сэккит изобразил такое изумление, что Дрейк чуть было не рассмеялся.
– Что это за ахинею вы несете?
– Я говорю об убийстве, – холодно продолжал Мейсон, – и у меня имеются определенные доказательства, которые вкупе с вашим богатым уголовным прошлым произведут на господ присяжных неизгладимое впечатление. Так что пораскиньте лучше мозгами, а стоит ли вам присягать говорить одну только правду и торопиться в свидетели. И я не знаю, поможет ли вам тогда с неприкосновенностью ваш друг окружной прокурор.
– Послушайте, мистер Мейсон, мне неизвестно, что за игру вы затеяли, но подставлять себя таким образом я не позволю. Я сейчас же иду в полицию и заявляю, что вы меня шантажируете.
– Шантажирую, чтобы получить что?
– Информацию.
– И что же я вам за это пообещал?
– Неприкосновенность на случай…
– Какой такой случай? – быстро спросил Мейсон. – Какую еще неприкосновенность я вам обещал? Я обещаю только то, что вас будут судить.
– Но вы дали понять, что я могу откупиться…
– Вам не откупиться, даже имей вы все золото Монетного двора Соединенных Штатов. Вы попались, Сэккит! – Мейсон сделал Дрейку знак рукой. – Иди сюда, Пол!
Дрейк подошел.
Сэккит, в свою очередь, дал понять, что разговор окончен:
– Я иду одеваться, а если вы и впрямь задумали меня привлечь, то в следующий раз обращайтесь к моему адвокату.
– Минуточку, приятель, – вышел вперед Райс, – стой, где стоишь!
– Это еще кто? – возмутился Сэккит, пытаясь уйти. Райс встал у него на пути.
– Я знаю, что говорю, приятель! Хоть ты и не слабак, но в том, что сейчас будет, опыта у меня побольше. Я уже вижу, что твой любимый – хук левой. Ты не успеешь и руки поднять, как я уже проверю твою челюсть! И впредь посоветую подобных ошибок не делать, не стоит так заметно отклоняться назад для нанесения удара. Мясистых жеребчиков вроде тебя я на ринге уложил достаточно, поверь! Впрочем, если хочешь – давай попробуем. Денег не возьму…
Сэккит в нерешительности переступал с ноги на ногу, глядя то на Мейсона, то на Дрейка.
Мейсон взял Пола за руку и тихо сказал:
– Такого на испуг не возьмешь, крепкий орешек. Ничего хорошего он сейчас не скажет, будет врать и врать. Я притворюсь, что надо позвонить, но вместо этого пойду к джипу и подожду девицу. Он наверняка ей что-то там засунул в купальник, когда напоследок обнимал.
– Что, например?
– Не знаю, Пол. Но ты видел, как ходило его правое плечо? Как будто он что-то ей туда сзади заталкивал. Что бы там ни было – это нечто очень важное. Сэккит не расстается с этим даже на пляже. Я попытаюсь – вдруг удастся? Кстати, кто это у тебя с фотокамерой?
– Харви Найлз.
– Парень что надо!
– Один из лучших.
– А фотоаппарат для прикрытия или он им пользуется?
– Харви – классный фотограф. Камера у него не ахти какая, маленькая, 35 миллиметров, но он с ней вытворяет чудеса. Готов поручиться, что эту парочку он заснял во всех положениях – начиная с того момента, как они вышли из джипа, и кончая каждым их шагом по песку.
– Отлично, Пол, я сейчас пойду туда и поработаю с девицей, а ты скажи Райсу – пусть он передаст фотографу Харви, чтобы тот, когда я подойду к джипу, был готов выполнить любую мою команду.
В этот момент заговорил Сэккит:
– Я вижу, вы на пару работаете. Так уж и быть, выкладывайте свои предложения.
– Единственное, чего я от вас хочу, – спокойно объяснил ему Мейсон, – это находиться здесь, покуда не прибудет полиция.
– Опять блефуете. Полицию вы не вызовете.
Нарочито громко Мейсон обратился к Полу Дрейку:
– Держи его здесь, Пол, а я пойду позвоню. Если хочешь – оформи гражданское задержание.
– И какое основание?
– Убийство Джордана Л. Балларда. Впрочем, нет, подожди-ка секунду, пусть убийство ему предъявит полиция, а ты можешь произвести гражданское задержание по подозрению в угоне трейлера. В этом деле нам даже доказывать ничего не придется – ясно как божий день. Джим Харцель получит большое удовольствие – доставим же ему его.
Мейсон зашагал в сторону душевых кабин. Сэккит с презрением глядел ему вслед. Мейсон слышал, как он сказал Дрейку:
– О вашем чертовом Балларде я вообще ничего не знаю.
На что Дрейк ответил:
– Прибереги свои выражения для фараонов, Сэккит!
Обойдя душевые и комнаты для переодевания, Мейсон вышел к стоянке и встал рядом с джипом.
Через несколько секунд он заметил Харви Найлза с фотоаппаратом на шее, остановившегося в положении готовности у входа на парковочную площадку.
Мейсон подал ему сигнал, Найлз в ответ кивнул.
Не прошло и минуты, как на дорожке показалась подружка Сэккита. Она шла очень быстро.
Мейсон направился ей навстречу, соизмеряя свои шаги так, чтобы перехватить девушку у самого входа на стоянку.
– Простите, пожалуйста, мисс Ракер.
При упоминании своего имени она вздрогнула, дернулась в сторону и, схватившись за сумочку, попыталась проскочить мимо Мейсона.
– Не стоит так нервничать, мисс Ракер! Все, что от вас требуется, – это отдать нам ту вещь, которую Сэккит засунул вам сзади за купальник во время последнего прощального объятия.
– Но я… я не знаю, о чем вы говорите…
– А вот так вести себя не следует. Вы – девушка достойная, и мне бы очень не хотелось привлекать вас как сообщницу. Отдайте бумагу – и разойдемся с миром.
– С миром? Что вы имеете в виду?
– Это значит, что тогда я вас отпущу. Видите ли, с Сэккитом мы уже почти договорились.
– Но я что-то этого не поняла.
Мейсон улыбнулся:
– А зачем тогда, по-вашему, он бы вдруг сказал мне, что он вам отдал?
Хелен Ракер помедлила, затем раскрыла сумочку и, достав оттуда сложенный в несколько раз листок бумаги, передала его Мейсону.
Мейсон развернул листок и разгладил ладонью. Это был длинный список чисел, и ничего больше. Числа располагались правильными, ровными рядами.
Мейсон посмотрел в сторону Найлза. Тот понял, кивнул, снял крышку с объектива и изготовился.
Тогда Мейсон повернул листок с цифрами так, чтобы свет падал наилучшим образом.
Найлз нажал кнопку и уже хотел взвести фотоаппарат для следующего снимка, но с отвращением поморщился.
– В чем дело? – спросил Мейсон.
Оперативник Дрейка пожал плечами:
– Пленка, наверное, кончилась. Надо бы заменить, а то я уже весь день щелкаю.
Взгляд Хелен Ракер стал подозрительным.
– Я все-таки предлагаю пойти сейчас к мистеру Сэккиту. Пусть он мне лично скажет, о чем вы договорились.
Мейсон сделал Найлзу знак поторопиться. Он по-прежнему не выпускал листок из рук и, игнорируя настойчивость девушки, спросил ее:
– Что вам известно об убийстве Джордана Балларда?
– Убийстве Джордана Балларда?
– Да.
– Ничего не известно. Почему вы спрашиваете?
– Потому что в нем замешан Сэккит. Вот я и подумал – может, и вы заодно?
– Я… я вас не понимаю.
– А кража трейлера? Что вы об этом знаете?
– О боже! Не имею ни малейшего понятия. А кроме всего прочего, мистер Мейсон, мне крайне неприятна ваша манера засыпать меня всевозможными надуманными обвинениями.
– Ай-ай-ай, такая хорошенькая молодая женщина!
– Благодарю за комплимент, мистер Мейсон, – мисс Ракер насмешливо скривила губы, – но лестью меня не проймешь. Подхалимов с медовыми речами я на своем веку повидала с избытком, и каждый норовил получить что-то для себя. Может быть, скажете прямо – чего вы хотите?
– Я хочу правды.
– Опять за старое! И это я тоже слышала не раз. А еще я знаю, какие у меня красивые глазки, как мягко светятся и блестят мои волосы, какая у меня бархатистая кожа, а про ноги и начинать не стоит – эпитетов не хватит. Просто у меня все на месте и всего в меру. Я веселая, умная, со мной хорошо в компании, но я от этого устала. Ус-та-ла, слышите вы меня? Иной раз, когда начинается такое вот слащавое сюсюканье, того и гляди, вырвет, не успеешь добежать. Так что, мистер Мейсон, нового вам в этом плане ничего не выдумать.
Мейсон рассмеялся:
– Вы, конечно, правы, и я совершенно ни на что не претендую!
– Да уж куда вам! За мной такие ухлестывали, что… – Хелен Ракер произнесла это с горьким сарказмом и подумала о чем-то своем.
Харви Найлз, который все это время лихорадочно возился с камерой, кивнул Мейсону, что готов.
Мейсон еще раз получше расправил листок и повернул к свету. Фотограф Дрейка посмотрел в видоискатель, сделал шаг вперед, потом немного в сторону и, улучив момент, опустил затвор. Потом он снова взвел механизм и щелкнул еще.
– Мне это не нравится, – заявила мисс Ракер.
– Почему же, позвольте спросить? – Мейсон слегка сменил положение, и последовали еще два щелчка.
Внезапно девушка рванулась вперед и выхватила листок из рук Мейсона.
– Потому что я не верю вам, будто Том Сэккит велел мне отдать вам эту бумагу! Я хочу, чтоб он лично все подтвердил. Если все верно, то забирайте его – этот список, а если нет… а вон он и сам идет.
Сэккит, уже полностью одетый и причесанный, в сопровождении Дрейка и Фила Райса вышел из раздевалки, пересек улицу и чинно проследовал на стоянку автомобилей.
– Так, так, – лениво протянул он, – и кого же мы тут видим?
– Послушай, Том, – Хелен Ракер смотрела прямо ему в глаза, – ты действительно разрешил мистеру Мейсону взять этот листок?
Лицо у Сэккита потемнело от ярости.
– Какой листок?
– Тот, который… – Хелен вовремя осеклась и закусила губку.
– Ничего не знаю ни о каком листке! А что касается вот этих пристающих к нам типов, то они пытаются купить нас на дешевку. Убийство Балларда – блеф, маразм, байка для дураков! Вчера всю ночь и весь вечер я был с Хелен. Правда, милая?
«Милая» преданно посмотрела на него и быстро кивнула.
– Достойный поступок, – заметил Мейсон. – Дело принимает новый оборот. Джентльмен старой закваски смело жертвует собой и тащит чужое убийство, лишь бы не скомпрометировать доброе имя порядочной девушки. Вы, Сэккит, прикрываетесь ее репутацией, чтобы скрыть совершенное вами убийство.
– Противно вас слушать!
– Подождите немного – и вам станет еще противнее. Где находится тот чудный уголок, в котором вы и эта мисс так славно повеселились, что у вас отшибло память? Где?
– Мы были у нее на квартире.
– В мотеле, – поправила его Хелен.
– В каком мотеле? Где? – Мейсон повернулся к мисс Ракер.
– Я… я не обязана перед вами отчитываться.
Тогда Мейсон снова обратился к Сэккиту:
– Так где вы все-таки были, на квартире или в мотеле?
– В ее квартире. А сейчас иди и науськивай своих легавых.
Хелен Ракер смотрела на Сэккита умоляюще:
– Скажи им правду, Том. Мы не были у меня дома.
– Нет. Мы были у тебя на квартире. И тебе тоже не помешает сказать им правду. Лицензию не конфискуют, не бойся.
Мейсона это очень забавляло.
– Да, Сэккит, – сказал он, – твои сигналы запаздывают. Вероятно, кроме тебя, вчера вечером у нее еще был посетитель, и она хотела тебе об этом намекнуть, но я вижу, что ты ее намек пропустил мимо ушей.
– У меня сейчас мать, Том, – добавила Хелен, – вчера приехала.
Мейсон не мог сдержаться и засмеялся.
Сэккит насупился, буркнул грубо:
– Хватит, убирайтесь! Идите подшивайте ваши бумажки, а нас с Хелен оставьте в покое. Мы больше ничего не скажем. Идем! – Он взял ее за руку.
– Остановить их? – спросил Райс у Мейсона.
– Только попробуй! – Сэккит резко развернулся.
– И попробую! Ну так что, мистер Мейсон? Ваше слово!
Мейсон оценивающе взглянул на противников и покачал головой.
– Не надо. Пусть проваливают. Так для нас даже лучше.
Райс разочарованно вздохнул:
– А жаль. Я бы согнул его, как швейцарский крендель.
– Пусть идут, – повторил Мейсон.
Сэккит и Хелен Ракер направились к джипу.
– Не очень-то мы продвинулись с ними, – заговорил Дрейк.
– Как сказать, Пол. Если фотографии у Найлза получатся, то многое может измениться. Что думаешь, фотограф?
– Получатся, мистер Мейсон! Последний кадр на предыдущей пленке, конечно, вряд ли, но, бьюсь об заклад, те, что у меня сейчас в аппарате, – снимки что надо.
– Цифры будут видны?
– Какие цифры? – заинтересовался Дрейк.
– Там что-то закодировано. Несколько столбиков чисел на чистом белом листе.
– И их можно будет увеличить?
– Конечно, – ответил Найлз. – Вот эта насадка дает как раз фокусное расстояние и увеличение, чтобы листок обычного формата занял всю площадь кадра. Прочитать на негативе что-либо без лупы будет невозможно, но резкости моего объектива вполне достаточно, и если я напечатаю карточку одиннадцать на четырнадцать, то четкости хватит, и вы разберете любую цифру.
– Что это может быть за код, Перри? – спросил Дрейк.
– Не знаю. Возможно, придется поломать голову над ключом. Я взял Хелен Ракер на испуг. Дешевый трюк, конечно, но так я смог, прежде чем она что-либо заподозрила, завладеть листком. Я обязан, я должен был знать, что он ей передал. Предполагал сначала, что какой-то документ, но эти цифры… постой, постой, а что, если…
– Договаривай, Перри. Что ты сейчас подумал?
– Цепочка чисел, – медленно проговорил Мейсон, – сейчас я подумал, а код ли это вообще?
– Ну а если не код, то что?
– Что, ты спрашиваешь? Неужели нам повезет и это окажется…
– Что, Перри, что же?
– Тот самый список номеров.
– Каких номеров?
– Банкнотов на сумму в пять тысяч долларов.
– Исключено, Перри. Их охраняют, как самого президента. Во всей полиции нет ничего секретнее.
– Я знаю, – сказал Мейсон, – но почему-то сейчас, когда я их припоминаю, эти цифры все больше и больше кажутся мне похожими на номера на долларах и все меньше – на закодированную шифровку. Сколько тебе надо времени, Найлз, чтобы напечатать снимки?
– Много не займет. Если получились негативы, то в течение двадцати четырех часов после того, как отдам на обработку. По обычным каналам скорее ничего не добиться.
– Дай мне твою камеру, Харви, – попросил Дрейк, – у меня есть один подходящий клиент, много снимает, делает фотографии. Я думаю, он сможет получить снимки уже сегодня вечером.
Найлз передал ему аппарат.
– Вы знаете, как правильно вынимать пленку? Нужно всю ее промотать, а потом…
– Сделаем как полагается, – успокоил его Мейсон, – и лучше, если это будет в темном помещении. Фотографии надо получить во что бы то ни стало. Нам пора, Пол.
Мимо них, устрашающе урча, пронесся джип Сэккита. Дрейк даже отскочил.
– Уверен, он хотел кого-нибудь из нас задавить.
– Слежку продолжать? – осведомился Райс. – Ехать за ним сразу же или чуть позже?
– А стоит ли? – Дрейк вопросительно посмотрел на Мейсона. – В данном случае – это деньги, брошенные на ветер. Он знает, что мы на хвосте, и будет паинькой.
– Нет. Я скажу, когда можно будет прекратить. Дадим Сэккиту время поразмыслить.
Дрейк кивнул своим оперативникам, и те бросились к машине.
Они уехали, а Дрейк все еще смотрел им вслед. Мейсон легонько подтолкнул его.
– Поехали проявлять пленку, Пол!
Сидя у Дрейка в машине, Мейсон поделился с ним еще одним замыслом:
– Первым делом проедем через Санта-Ану и повидаемся с доктором Кандлером. Спросим, что ему известно о Сэкките и какие у него соображения насчет цифр на бумаге. Это почти по пути и займет немного времени.
– Может, предварительно позвонить? – предложил Дрейк.
– Хорошая идея, тем более что уже поздно. Сбегай, пожалуйста, и постарайся поговорить с ним напрямую. Скажи, что едем.
У первой же телефонной будки рядом с заправочной они притормозили. Пол Дрейк вышел и через минуту вернулся.
– Все устроено, шеф! Соединили сразу же, как только я упомянул твое имя. Доктор согласился и ждет нас.
И снова они ехали в Санта-Ану.
– Послушай, Перри, давно хочу спросить – кому ты все-таки сигналил той шторкой в доме у Балларда?
– Никому.
– О’кей, будь по-твоему. Я только хотел помочь.
– А ты не допускаешь такой мысли, Пол, что я мог там что-то прятать?
– Ты что-то прятал?
– Предположим, у меня с собой оказались какие-то документы и они настолько жгли мне пальцы, что я немедленно поспешил от них избавиться. С этой целью я запросто мог опустить шторку, засунуть документы между роликами и отпустить ее обратно. Таким образом они оказались бы надежно спрятаны от чересчур любопытного глаза. Тем не менее все подумали, что я кому-то подавал сигнал, но…
– Обожди, Перри, если все так, как ты рассказываешь, то документы эти, какие бы они ни были, находятся в настоящее время в руках сержанта Голкомба из отдела по расследованию убийств.
– Что такое?
– Голкомб выходил на место с помощником, и они проиграли ситуацию от начала и до конца. Он поставил помощника на тротуаре, а сам ходил между портьерами, включал свет, опускал и поднимал шторку. Своей инсценировкой на местности он хотел, во-первых, убедиться, что сигнал будет хорошо виден напарнику, а во-вторых, узнать, достаточно ли света, идущего из комнаты, чтобы тот, кто на улице, смог опознать личность сигналящего.
– И что же они установили?
– Но ты уже знаешь. Они бы никогда в жизни не стали этим заниматься и тратить время только лишь для того, чтобы, вернувшись, заявить: «Сожалеем, но света было мало, сигнал виден плохо и установить личность преступника со всей определенностью нельзя».
– А Голкомб ничего там не нашел? Он не докладывал?
– Нет, не докладывал.
– Бывают случаи, Пол, когда полицейский оказывается в таком положении, что кое о чем хочется умолчать.
– Ты хочешь сказать – деньги?
– Я хочу сказать, что это лишь одно из моих обобщений.
Пол Дрейк задумчиво смотрел вперед.
– Ну… если там были деньги, то… мое мнение о Голкомбе ты знаешь.
Мейсон молчал.
– Получается, он сыграл тебе на руку, Перри. Эти грязные деньги из дела ушли, но полностью успокаиваться рано. Черт! Этот Голкомб сможет использовать их против тебя в любой момент.
Мейсон опять ничего не ответил.
– И, я надеюсь, ты не забыл, что с Большим советом все обошлось только потому, что Гамильтон Бергер допустил оплошность. Он не смог грамотно сформулировать вопросы, но настанет момент, и ты снова предстанешь пред его очи, и тогда он непременно задаст вопрос так, как нужно.
– Откуда ты знаешь?
– Он тебя задавит их количеством. Задаст столько вопросов, что правильный сам выплывет. – Дрейк пристально посмотрел на Мейсона, затем все внимание перевел на дорогу и больше не произнес ни слова.

Глава 11

Доктор Кандлер еще работал. Несмотря на поздний час, в приемной сидели два или три пациента. Они устали от ожидания, и в глазах у них было выражение мучительного неведения, характерное для больных людей. Каждому хотелось поскорее быть принятым, чтобы наконец все осталось позади, все стало ясно.
Излучая почти физически ощутимое радушие, вошла рыжеволосая медсестра, с которой Мейсон познакомился накануне.
– Добрый день, господа! Проходите, пожалуйста!
Тоскующие больные раздраженно переглянулись, но их неприязнь быстро сменилась выражением безысходной покорности, когда Перри Мейсона и Пола Дрейка у них на глазах с почетом препроводили в личный кабинет доктора.
Отсюда они проследовали в крохотную операционную со столом и двумя стульями, стоящими спинками к северной стене.
– Присядьте, пожалуйста, и подождите немного. У доктора сегодня был совершенно сумасшедший день. Сейчас у него сразу несколько больных, закончит – и к вам. Две-три минуты. Он знает, что вам некогда.
Мейсон и Дрейк поблагодарили радушную красавицу, сели, а она поспешила в приемную, чтобы приободрить оставшихся пациентов и сообщить им, что задержки не будет.
Прошло минут пять, прежде чем Дрейк, оглянувшись по сторонам, спросил у Мейсона:
– Интересно, можно ли мне закурить здесь?
– А почему бы нет?
Дрейк положил фотоаппарат на маленькую подставку рядом со стулом и достал сигареты.
Оба закурили.
– Скажи мне, Перри, – заговорил Дрейк, – ты принимаешь Кандлера за того, кем он кажется на первый взгляд, или…
– Извини, Пол, но с первого взгляда я никого не оцениваю.
Дверь в маленькую операционную резко распахнулась.
– Простите, господа, – это снова была медсестра Кандлера, – но у доктора возникла непредвиденная ситуация. Необходимо срочно прооперировать пациента. Вы подождете?
– Сколько это займет времени? – спросил Мейсон.
– Минут двадцать, может быть, больше. Все в такой суматохе, в такой спешке…
– Ничего, не беспокойтесь! Мы просто проезжали мимо. Ждать не будем, я думаю. Я хотел, чтобы доктор был в курсе кое-каких событий, и… Не сочтите за труд – передайте ему, что меня он в любое время найдет через Детективное агентство Дрейка. В общем, пусть позвонит, если надумает.
– Он просил сказать вам, что ему ужасно неловко и что он ничего не знает.
– Вот и отлично, – успокоил ее Мейсон. – А теперь нам пора. Большое спасибо.
На прощанье она одарила их щедрейшей улыбкой.
– К сожалению, не могу проводить вас до дверей – больной ждет.
Когда они проходили мимо кабинета Кандлера, его голова на мгновение высунулась в коридор, они услышали «извините», и голова тут же исчезла.
– Все в порядке, – ответил Мейсон, но его уже никто не слышал.
Они опять очутились на улице.
– А она у него – лакомый кусочек, – не сдержался Дрейк.
– Согласен, – поддакнул Мейсон, – притягивает как магнит.
– С пациентами, наверное, проблем нет. У такой любой усидит сколько хочешь, да еще и благодарен будет.
– А у тебя появились какие-то симптомы?
– Так, знаешь, побаливает кое-что. У меня, Перри, между прочим, пищеварение страдает. Вот соберусь и навещу как-нибудь этого доктора еще раз.
Они развернулись и поехали обратно в Лос-Анджелес.
– Как насчет ужина? – спросил Дрейк через некоторое время.
– Сначала проявим пленки. Давай сейчас прямо в контору, узнаем, нет ли новостей. Хочется услышать, чем в последний час занимался Сэккит-Прим, он же – Прим-Сэккит.
– Что ж, в контору так в контору! Делла, ты думаешь, все еще ждет?
– Возможно, и ушла. А если нет, то это означает, что ей тоже хочется поужинать.
Поднявшись на лифте, Мейсон и Дрейк вышли в коридор. Дрейк сказал:
– Иди к себе и взгляни, на месте ли Делла, а я проверю, нет ли чего о Сэкките.
В личном кабинете Мейсона горел свет. Он открыл дверь и застал Деллу Стрит что-то быстро печатающей.
– Чем это ты занята, Делла?
Она в ответ улыбнулась:
– Накопилось несколько писем, которые я не могу доверить стенографистке. И еще несколько, которые вы хотели надиктовать, но так и не собрались. Все они у вас на столе, ждут подписи. А вот и последнее…
Проворные пальцы Деллы ловко отстукали завершающий абзац, выдернули бумагу из машинки, и, отделив лист от копирки и второго экземпляра, она переложила письмо на стол Мейсону.
– Спасибо, Делла. И признавайся, хочешь ты ужинать или нет?
– Я всегда голодна. Но в данную минуту меня больше интересует информация. Как прошло с Сэккитом?
– О, было непросто! У парня явно что-то на уме, но что, не могу понять.
– Почему вы так подумали?
– Потому что, когда я обвинил его в убийстве Балларда, он растерялся, запаниковал и моментально состряпал себе ложное алиби, будто предыдущий вечер и ночь он провел с девушкой, с которой мы его видели на пляже.
– Что за девушка?
– Хелен Ракер – весьма милое создание. У меня сложилось впечатление, что она его любит и боится. Страшно боится.
– Он с ней действительно провел вчерашнюю ночь?
– Может быть, какую-нибудь другую, но только не вчерашнюю. Вначале она не придала значения его словам, а когда стали выяснять – оказалось, у нее вчера ночевала ее мать.
– И как же Сэккит объяснил это?
– Никак. Но у нас есть фотографии, которые меня сильно занимают.
– Фотографии?
– Да. Нам удалось снять документ, который Сэккит ни за что не хотел показывать. Когда он увидел, что мы к нему приближаемся, а нас было трое, то сразу наложил в штаны – подумал, видно, что мы полицейские, и украдкой засунул эту бумагу в купальник своей пассии.
Делла Стрит в изумлении подняла брови.
– Это был всего лишь свернутый листок бумаги. Для большего в купальнике просто не нашлось бы места. Не забывай – в него еще была засунута Хелен. Хелен и купальник – отличная пара, подходят друг другу идеально.
– И что мы сейчас сделаем?
– Идем к одному из клиентов Пола. Там есть фотолаборатория, он обработает пленки, высушит негативы, и тогда посмотрим, что получилось.
– А что должно получиться?
– Набор цифр.
– Код какой-нибудь или шифр?
– Возможно. А возможно, и что-то еще.
– И потом поедим?
– Потом поедим, – пообещал Мейсон.
Делла Стрит убрала пишущую машинку, достала из шкафа шляпку и плащ, и они вышли в коридор, где наткнулись на направлявшегося к ним Пола Дрейка.
– Какие новости? – на ходу поинтересовался Мейсон.
– Сэккит и его подружка не переставая ссорятся. Конечно, они знают, что за ними следят, но, судя по всему, не считают нужным ничего скрывать. Всю дорогу о чем-то горячо спорили, особенно он. Сэккит несколько раз выходил из себя и бросал руль, а она вроде бы не сдавалась и стояла на своем.
– Спорили, наверное, об алиби?
– Скорее всего, так, Перри. Мои люди видели, что происходит в джипе, но слышать не могли – слишком далеко.
– Как развивались события?
– Они поехали в сторону Ньюпорта, остановились у северной оконечности Лагуна-Бич, там Сэккит сбегал на станцию техобслуживания и позвонил кому-то из телефонной будки.
– Номер как-нибудь можно установить?
– Нет. Там автомат с ручным набором.
– Но, может быть, получится проследить, разузнать в телефонной компании…
Дрейк перебил его:
– Телефонные компании с нами об этом и говорить не захотят, а кроме того, если это местный номер, то они и при желании ничем не помогут.
– А известно, что он звонил по местной сети?
– Мой человек не уверен. Плохо было видно, но он заметил, что Сэккит опустил только одну монету. Потом он заходил в мужской туалет и, как свидетельствуют улики, сжег там какую-то бумагу, затем бросил ее в унитаз и нажал на смыв.
– Что?! – воскликнул Мейсон.
– Покинув станцию, Сэккит с девицей поехали по главной магистрали, и Райс подумал, что догнать их джип на такой дороге труда не составит. Поэтому Райс решил лично все посмотреть и проверить. В кабинке туалета пахло гарью, а в унитазе еще плавали крошечные клочки жженой бумаги.
– А он не попытался их…
– Это абсурд, Перри, они были совсем малюсенькие, комочки сажи, не более того.
– Ну что ж, это уже кое-что. Что было дальше, Пол?
– Обнаружив такое, Райс побежал обратно в машину, дал газу и догнал джип Сэккита милях в трех к северу. Пристроился за ним и продолжил слежку.
– Сэккит заметил?
– Еще бы. Конечно, засек.
– Куда они поехали?
– В Ньюпорт-Бич, а там – прямиком на квартиру к Хелен. Они вместе поднялись наверх по лестнице и пробыли в квартире примерно полчаса. После этого Сэккит вышел один и поехал в сторону Лос-Анджелеса. В данную минуту он, должно быть, в пути, мои ребята пока больше не докладывали. Они передали мне эту информацию, когда Сэккит был у Хелен в квартире, и сказали, что намерены следовать за ним и дальше, а потом, в последнюю минуту, один из них еще раз позвонил и подтвердил это.
– То есть они его не упустят?
– Да. Но только какая от этого польза?
– Ничего, пусть хоть спесь немного с него собьют. А теперь мне и впрямь не терпится поскорее увидеть, что на пленке!..
– Нет проблем, Перри. Я звонил своему приятелю, он все уже приготовил и ждет. Сделает в лучшем виде.
– Не понимаю, – задумчиво проговорил Мейсон, – зачем Сэккиту, после того как он узнал, что у нас есть фотографии, уничтожать этот документ?
– Испугался, наверное, что ты ему всучишь повестку или арестуешь.
– Тем не менее ясно одно – эта бумажка гораздо важнее, чем мы предполагали. У меня просто руки чешутся ею заняться. Едемте!

Мейсон и Делла Стрит следом за Дрейком вошли в коммерческую фотостудию, где их с нетерпением поджидал знакомый Пола. Сначала Дрейк рассказал про камеру и как было дело.
– Вы с такими раньше работали? – спросил он.
– Да, приходилось. А что за пленка внутри?
– «Х-плюс», – сказал Дрейк. – Найлз говорил, что такую надо обрабатывать в полной темноте, и…
– Знаю, знаю, – перебил фотограф, – у меня есть для этого специальный бачок. – Он повертел фотоаппарат в руках. – Снято, говорите, всего четыре кадра?
– Да, – сказал Мейсон, – и все одно и то же – четыре снимка одного документа. И нам бы желательно увеличить их покрупнее.
– Как крупно вы хотите?
– А как вы можете?
– Понимаете, существует допустимый предел, после которого на пленке появляется «зерно». Зернистость пленки так называемая. Однако посмотрим. Что именно было в документе?
– Несколько рядов цифр.
– Напечатаны на машинке, в типографии или написаны ручкой?
– Написаны ручкой.
– Разборчиво?
– Разборчивей не бывает! Почерк как у архитектора.
– Превосходно, – удовлетворенно констатировал фотограф. – Тогда можно будет сделать одиннадцать на четырнадцать, и снимок выйдет не хуже оригинала. Если, конечно, ваш коллега правильно навел резкость.
– О резкости не беспокойтесь, – заметил Дрейк, – пусть это вас не волнует.
– Замечательно. Но все равно, он должен был стоять как минимум в трех футах и…
– Он использовал дополнительную насадку к объективу.
– О, – фотограф с облегчением вздохнул, – в таком случае это будет раз плюнуть!
– Можно с вами в темную комнату?
– Зачем? В этом нет никакой необходимости. Вы можете только навредить. Все делается в абсолютной темноте, и вы ровным счетом ничего не увидите. А бывает, что, стоя вот так рядом, люди начинают совать везде руки, нервничать, и не успеешь оглянуться, а он уже, сам того не сознавая, достал сигарету, чиркнул спичкой, и… но потом уже поздно. Начинаем эту сигарету тушить, идет дым – нет, вы лучше оставайтесь здесь.
Знакомый Дрейка исчез за темной занавеской.
– Ничего не попишешь, придется ждать. – Пол обошел студию, изучая висевшие повсюду на стенах наспех прилепленные фотографии полуголых красоток.
Мейсон присоединился к нему.
Делла Стрит лукаво прищурилась:
– Я вам не мешаю? А то это студия для одиноких мужчин.
– Все подобные заведения на один манер, – заявил Дрейк, – зайди в любое, всюду одно и то же. Голые, полуголые, хоть анфас, хоть в профиль. Взгляни-ка сюда, Перри, нравится?
Делла Стрит посмотрела, куда указывал Пол, и насмешливо съязвила:
– Я молюсь, чтобы обуявшие вас земные страсти не повлияли на ваш аппетит!
– Кстати, – Дрейк оторвался от созерцания стройных ножек и бюстов, – мы же можем пойти и поесть на скорую руку, пока делаются фотографии.
– Сколько времени займет этот процесс? – спросил Мейсон.
– Насколько мне известно, восемнадцать минут в проявителе, а затем минут пятнадцать в гипосульфите, то есть закрепителе. А ведь сколько-то еще уйдет на промывку… да, у нас есть минут сорок – сорок пять!
В этот момент в комнату вошел фотограф.
– Как идут дела? – поинтересовался Мейсон.
– Нормально. Уже в растворе.
– Когда будут готовы?
– Проявитель я залил две минуты назад, то есть еще шестнадцать, температура поддерживается, потом промывка, потом закрепитель, окончательная промывка, но у меня есть добавки – закрепление можем сократить и высушить по-быстрому.
– Когда можно посмотреть, что получилось? – настаивал Мейсон.
– Первый раз можно взглянуть после того, как закрепятся, минимум минут пять.
– То есть через двадцать пять минут?
– Даже немного раньше. Двадцать две минуты, двадцать три…
– Отлично! Тогда мы идем выпить по коктейлю. А когда вернемся и посмотрим негативы, отправимся ужинать. К этому времени вы сумеете, наверное, напечатать нам фотографии?
– О’кей! Желаете на глянцевой?
– А на ней лучше видно?
– Да.
– Тогда, естественно, на глянцевой.
– Договорились. Я буду в лаборатории.
– Я бы с удовольствием предложил вам выпить, – сказал Мейсон, – но…
– Все нормально, такова моя работа. Кто-то должен остаться и делать фотографии.
Приятель Дрейка посмотрел на Деллу Стрит и улыбнулся:
– Я извиняюсь за обилие женских форм на стенах, но женщины, как правило, сюда не приходят, а посетители-мужчины без этого не могут. К тому же ребята, которые работают со мной, не прочь иногда побаловаться с камерой, вот и хвастают друг перед другом.
– Я не в счет, – ничуть не смутившись, ответила Делла, – висят и пусть висят. Лишь бы вместо еды этим господам не захотелось чего-нибудь еще, я умираю с голоду.
– Прекрасно! Значит, я жду вас через двадцать пять минут. Негативы будут еще влажные, но на свет уже сможем определить. У вашего коллеги замечательная камера. Если знать, как ею пользоваться, можно снять все, что угодно.
Дрейк взял Деллу под руку:
– Мой коллега знает, как пользоваться фотокамерой.
Войдя в лифт и нажав кнопку, Пол заметил:
– Ненавижу лифты в таких домах. Ползают, как улитки. Я здесь бывал и раньше – заказывал фотографии, поэтому знаю. Обычно посетители пережидают в баре, это совсем рядом. Там хорошо обслуживают и отличные сухие бутерброды.
– Первый бутерброд мне, – подняла руку Делла Стрит.
Когда они сели за столик, Мейсон для себя и для своего секретаря заказал двойной бакарди, а Дрейк попросил принести сухого мартини.
Надкусив первый бутерброд, Делла Стрит сказала:
– Если, шеф, вы и впредь будете морить меня голодом, я вас разорю. Здесь же нечего есть, а я голодна как волк!..
Подбежал мальчишка – разносчик газет.
– Кому вечерний выпуск?
Мейсон взглянул на заголовки, протянул доллар и попросил три экземпляра. Все углубились в чтение.
Крупным шрифтом на первой полосе было набрано: «ПОХИЩЕННЫЕ ДЕНЬГИ ОБНАРУЖЕНЫ В ТРЕЙЛЕРЕ, ПРИНАДЛЕЖАЩЕМ МОЛОДОЙ ЖЕНЩИНЕ».
Тут же помещались несколько фотографий Арлен Дюваль, ее трейлера и приводились номера пропавших банкнотов.
– Не может быть! – удивился Дрейк. – Они напечатали номера. Невероятно! Как это они решились?
– Сейчас уже нет смысла держать их в секрете, – сказал Мейсон, – ибо большинство купюр найдены. Но я сомневаюсь, чтобы они опубликовали весь список целиком.
Делла Стрит так увлеклась, что забыла про бутерброды. Официант тем временем принес и поставил на стол вино.
Отложив газету в сторону, Мейсон поднял стакан.
– Ну вот вам и смятение в стане противника. Это их слегка запутает.
– По-моему, – заметил Дрейк, – большой путаницы тут не будет. Что скажешь об этих номерах, Перри?
– Я, Пол, сижу как на иголках. Все глаза проглядел – жду, когда же наконец закончатся эти проклятые двадцать пять минут. Предлагаю пари – я утверждаю, что числа на листке Сэккита есть не что иное, как номера исчезнувших из банковской упаковки купюр на сумму в пять тысяч долларов. Согласен?
– Но как он мог их раздобыть, Перри? Нет, мне кажется, это невозможно. Только одному шишке отдела из ФБР было известно, какие это номера.
– Ты согласен или нет? Ставлю пятьдесят долларов за то, что номера в списке Сэккита соответствуют номерам в газете. Более того, что каждый номер из газеты мы найдем в листке этого негодяя. Ну так что?
Дрейк молчал.
– Состоится пари или нет?
– Состоится. Но не пятьдесят долларов. Ставлю десять. У меня нет таких денег, чтобы тягаться с богатыми юристами.
– О’кей, Пол! Десять так десять!
Вскоре все уже было выпито, бутерброды съедены до крошки.
– Может быть, еще? – спросил Мейсон у Деллы.
Она бросила взгляд на часы:
– Нет времени. Нам пора возвращаться. Лучше прийти немного пораньше.
Фотограф в студии их уже ждал.
– Вы бы могли спокойно сидеть в баре еще четыре минуты.
– Посидим здесь, – ответил Мейсон, – это чертовски важно – узнать, что на снимках. – Он бросил на стол вечернюю газету, заголовком вверх. – Мы считаем, что приведенные здесь номера могут совпасть с теми, на пленке.
– А что в них, собственно, ценного? – не понял фотограф. – Если они опубликованы, спишите их оттуда, и делу конец.
– Не совсем так, – возразил ему Мейсон, – нам нужен полный список. Как улика, он может оказаться решающим.
– Понимаю вас. О, время вышло, идемте смотреть.
Он провел гостей сквозь узенький зигзагообразный коридорчик, ведущий в лабораторию, и в нос им ударил едкий запах уксусной кислоты. В лаборатории горел только один красный фонарь.
– Красный свет используется при печатании. Увеличитель я уже настроил, но это после того, как пленка высохнет. Мы можем включить свет, идите ближе, бачок у меня закрыт.
Щелкнул выключатель, и под потолком загорелась большая лампа. Все затаив дыхание наблюдали, как фотограф поднял изготовленную из нержавеющей стали крышку бачка, залез в него рукой и извлек оттуда пленку.
– Проклятье! – хозяин лаборатории выругался.
– В чем дело? – забеспокоился Мейсон.
– Пленка засвечена.
– Что?!
– Все кадры до единого! Убедитесь сами. Негативы черны, как ваша шляпа.
В яростном бессилии Мейсон посмотрел на Дрейка:
– А твой дружок Найлз, оказывается, смыслит в фотографии меньше, чем я думал. Впрочем, нельзя его винить, он торопился, перезаряжал прямо на ходу, вот и забыл, наверное, как следует закрыть крышку…
– Подождите, подождите, – перебил Мейсона фотограф, – если бы крышка не была плотно закрыта и в камеру попал свет, то испортилась бы только часть пленки. А вся засвечивается только тогда, когда… Ничего не могу понять. Ровная черная полоска. Производственный брак, не иначе.
– Такое часто встречается?
– Мне такого дефекта не попадалось ни разу. Бывает, что когда посылаешь пленку на проявку, то ее возвращают с вежливой припиской, что небольшой брак имел место в процессе обработки или изготовления пленки, и компания, как правило, предлагает бесплатно заменить ее на новую.
– Не могу сказать, что вы меня обнадежили, – кисло усмехнулся Мейсон. – Подумать только, из всех пленок именно эта… Пол, теперь у нас ускользнула самая главная улика. Ушла из-под носа!.. – Он опять посмотрел на фотографа. – Вы должны извинить мою подозрительность, но поймите правильно – вы там случайно не закуривали, спичек не жгли?
– Мистер Мейсон, – возмутился тот, – я занимаюсь этим делом двадцать с лишним лет. Если склеить вместе все проявленные мною пленки, то до Луны хватит. В этой студии ошибок не бывает.
– Простите, я вспылил, – извинился Мейсон, – я просто не понимаю, как такое могло случиться.
– Да я и сам ничего не соображу. Наваждение какое-то…
– Может быть, дело в растворах? Не мог их кто-нибудь заменить или подлить чего-нибудь?
– Не думаю, мистер Мейсон. Но я проверю, прогоню через них пленку-другую. Надо бы вообще проверить каждый наведенный здесь раствор. Я этим займусь тотчас же, не хочу, чтоб меня винили.
– Искать виновного уже бесполезно, – сказал Мейсон, – после драки кулаками не машут. Нас надули, мы проиграли. Теперь я с удовольствием пропущу еще стаканчик.
Все трое удрученно покинули лабораторию.
Пока ждали лифт, Мейсон отдал новые указания:
– Вы с Деллой немедленно отправляйтесь ужинать, а я поеду к Арлен Дюваль. Настало время повидать клиента. Что бы она мне ни сообщила, хуже сегодня уже не будет.
– Возможно, она сообщит такое, что станет лучше, – бодрым тоном заметил Дрейк.
Голос Мейсона был сух и невыразителен.
– Что ж, вполне допускаю.

Глава 12

Мейсон сидел с одной стороны сетчатой перегородки в тюремной комнате для свиданий, а Арлен Дюваль – с другой.
– Я уверен, что полиция напичкала эту комнату микрофонами, так что следите за выражениями. Что вы им наговорили?
– Я рассказала все как есть.
– Давайте-ка пересядем поближе к краю, пятый стул отсюда.
Мейсон поднялся, перешел, а с другой стороны перегородки его маневр повторила Арлен Дюваль.
Это перемещение, однако, не ускользнуло от бдительного ока надзирательницы.
– Сидеть полагается здесь, – прогремела она, – вам не дозволяется вставать и менять положение.
– Но она встала и перешла.
– Ей тем более не дозволяется. Придется вернуться где сидели.
– Но послушайте, я – адвокат и имею право совещаться с клиентом. И сказанное между нами не подлежит подслушиванию или разглашению. Я не хочу, чтобы наш разговор кто-то контролировал.
– Что это вы имеете в виду – контролировал?
– Там под столом спрятан микрофон.
– С чего вы взяли?
– Я знаю. У меня с собой специальный детектор. А закон дает мне право беседовать с клиентом без посторонних ушей. Я требую соблюдения закона. Когда подслушивает полиция, беседа уже не может носить частный характер. А теперь я вас спрашиваю – готовы ли вы взять на себя ответственность и лишить адвоката законного права уединиться с клиентом?
– Но вы уже и так беседуете.
– Верно. Беседуем.
– Тогда вернитесь на место.
Мейсон покачал головой.
– Я сижу здесь, и мой клиент тоже будет сидеть здесь. Или же вы все-таки хотите взять на себя ответственность и применить к моему клиенту силу? Заставить ее уйти, прежде чем я успею хоть что-то сказать?
Надзирательница на мгновение задумалась, потом пожала плечами и, уже уходя, бросила:
– Делайте что хотите, но запомните – я свою обязанность выполнила, я предлагала ей вернуться на место.
Когда тюремная матрона отошла на достаточное расстояние, Мейсон сказал:
– А сейчас выкладывайте. Прямо и без утайки. Я обязан знать, с чем бороться.
– Я боюсь, мистер Мейсон. Боюсь, что безнадежно увязла.
– Что заставляет вас так думать?
– Это какая-то одна длинная цепь совпадений и случайностей, и все против меня. Это кошмар, мистер Мейсон.
– Прежде всего советую вам не терять головы и присутствия духа. Давайте по порядку.
– Я пошла туда, чтобы повидаться с мистером Баллардом.
– Повидаться с Баллардом? В такой час?
– Да.
– Что вас к нему повело?
– Я обнаружила в трейлере потайную съемную панель, а за ней тайник, полный денег.
– Вы их сосчитали?
– Да.
– Сколько насчитали?
– Двадцать шесть тысяч пятьсот двадцать пять долларов.
– Какого достоинства купюры?
– Разного.
– Тысячедолларовые?
– Одна.
– Пятисотенных сколько?
– Несколько штук.
– По сто долларов?
– О, сотенных целая пачка!
– Были и другие?
– Да, десятки и двадцатки.
– И вы хотите убедить меня, что не подозревали об их существовании?
– Клянусь, мистер Мейсон! Я и не думала!
– А что вы прятали в трейлере? Я заметил, что в «Идеал трэйд трейлер-центре» вы намеренно оставили внутри сумочку, чтобы потом туда вернуться и что-то проверить. Что вы там искали?
– Свой дневник.
– И где же он был?
– Там, где никто и не подумал бы его искать.
– Это где же?
– Я бы не хотела раскрывать место.
– А что так?
– Потому что он все еще там.
– Они найдут его.
– Не найдут.
– Где он лежит?
Последовал короткий вздох.
– Внутри есть встроенный шкаф, как раз над колесами, и если заглянуть в него, то видно, что пол в шкафу прогибается внутрь – там, где в него входят колеса. Но колес, разумеется, не видно, все чисто. Два бугорка на полке внутри шкафа.
– Хорошо, и что же?
– Отделка на полу деревянная, но я сразу же, как увидела, подумала – снизу-то там наверняка не дерево. Я подумала, что со стороны колес должна быть какая-то металлическая защита, ведь грязь же летит, да и дерево гниет со временем. – Мейсон не перебивал. – Знаете, что я сделала? Выкрутила шурупы, и что вы думаете – под деревом оказался лист металла, выгнутый по форме колеса. Зазора между ним и полом практически не было, но тонкая тетрадка в кожаном переплете уместилась, как там и была. Эта тетрадка и есть мой дневник.
– Что вы в него записывали?
– Все.
– Ну например?
– Где я беру деньги и сколько. Я скрупулезно заносила туда каждый полученный мною доллар.
– И где же вы брали их?
– У Балларда.
– Вы с ума сошли!
Она кивнула.
– А почему это он вдруг стал снабжать вас деньгами?
– Он думал, что ему в конце концов удалось обнаружить, как именно было совершено похищение и кто за этим стоял. Баллард хотел использовать меня в качестве наживки, чтобы заманить в капкан настоящего преступника.
– Называл ли он имя этого преступника?
– Нет.
– Или хотя бы как произошло похищение?
– Тоже нет. – Арлен Дюваль отвела глаза.
– А вам не приходило в голову, что мистер Джордан Л. Баллард мог быть тем самым человеком, который все это и провернул?
– Я так не думаю, мистер Мейсон.
– Почему?
– Он был так добр ко мне.
– Но, может быть, его мучила совесть?
– Нет, мистер Мейсон. Он человек честный и справедливый, и он заработал много денег, занимаясь перепродажей недвижимости и еще кое-чем. У него замечательная голова, острый финансовый ум, и это дело не давало ему покоя. Во что бы то ни стало он хотел поймать похитителя и разоблачить.
– Похитителя или похитителей?
– Похитителя. Он говорил об одном человеке.
– Но все тем не менее выглядит так, – медленно, как бы размышляя про себя, сказал Мейсон, – что участвовали по меньшей мере двое.
– Я передаю вам только то, что он говорил.
– Хорошо. Расскажите, что произошло?
– Вскоре после нашей с вами встречи в клубе я позвонила мистеру Балларду, чтобы сообщить, что мне для вас будут нужны деньги. В то время он снабжал меня ими в неограниченном количестве, говорил, чтобы с расходами я не считалась. А вам предложил послать по почте два банкнота – в тысячу и в пятьсот долларов.
– Вам не кажется, что это довольно глупо – пересылать таким образом крупные денежные купюры?
– Конечно, мне показалось.
– Вы сказали об этом Балларду?
– Да.
– И что же он?
– Улыбнулся и добавил, что мы уже на финишной прямой и что до поимки прикарманившего денежки мерзавца остались считаные дни. Он пообещал также, что отец мой обязательно выйдет на свободу, а мое доброе имя будет восстановлено, если я все сделаю так, как он велит.
– Что еще?
– Еще он упоминал про пятнадцать процентов награды тому, кто найдет деньги, и пять тысяч долларов за информацию, которая приведет к аресту преступника или преступников. Но он сказал, что ему лично больше денег не надо, что мы с отцом могли бы оставить их все себе, и тогда отец получит возможность начать какое-нибудь дело.
– Вы с вашим папочкой об этом говорили, сообщали ему?
– В письмах – нет. Их просматривают.
– Но в разговорах говорили?
– Да.
– Итак, полторы тысячи долларов для задатка вы взяли у Балларда и послали их мне, верно я вас понял?
– Да, все правильно. А вы разве не получили?
– Как сказать… Как, говорите, вы их переслали?
– Но, мистер Мейсон, – Арлен Дюваль взволнованно подалась вперед, – вы не могли их не получить. Сначала я хотела отправить заказным, чтобы вручили лично в руки, но мистер Баллард настоял, чтобы они ушли обычной почтой. Сказал – есть тому причины, что так необходимо. Я подумала, что это часть его плана.
– Все ясно, – констатировал Мейсон. – А теперь ответьте: какие-нибудь другие деньги вы мне посылали?
– Другие деньги?
– Да, да.
Девушка замотала головой.
– Только не лгите. Любая ваша ложь сейчас может заточить вас в тюрьму до конца жизни. Посылали ли вы мне еще деньги, еще полторы тысячи долларов?
– Еще полторы тысячи?
Мейсон утвердительно кивнул.
– О боже! Но где бы я их взяла?
– Я подумал, что вы могли взять их из тайника в трейлере.
– Но я к тем деньгам даже не прикасалась. Не прикасалась в том смысле, что не брала. Да, я их пересчитала, но потом положила обратно и решила немедленно связаться с мистером Баллардом. Я не могла ему не сказать.
– Вы знали, что за вами следят?
– Разумеется.
– Как же вы выбрались?
– В «Гелиарах» под кроватью имеется небольшая кладовка. Сделана почти незаметно, и дверца кладовки открывается наружу, то есть если что нужно туда загрузить, то надо выйти, и… а располагается эта дверца не с той стороны, где вход, а с противоположной. Получается, что двери всех трейлеров открываются на правую сторону, а дверца кладовки – на левую.
Мейсон внимательно слушал.
– Я прекрасно знала, что за мной наблюдают, но под кроватью как раз ничего не было. Когда трейлер украли, то вычистили все, что можно.
– И вы использовали этот люк?
– Да. Заползла под кровать, открыла люк, на животе сползла на землю, потом закрыла его и на цыпочках ушла в темноту. Трейлер был между мной и преследователями, а они следили за главной дверью.
– Куда вы пошли?
– Перешла поле для гольфа, добралась до станции техобслуживания, вызвала по телефону такси и поехала к мистеру Балларду. А у него были вы.
– Откуда вы знаете?
– Я слышала ваши голоса.
– Вы слышали и мой голос?
– Но разговаривали двое. Мужчины.
– Мой голос вы слышали?
– Но они сказали, что вы там были и что об этом уже вопрос не стоит, вот я и подумала…
– Говорили ли вы полиции, что слышали мой голос?
– Но это мог быть…
– Говорили ли вы полиции, что слышали мой голос, отвечайте?
– Да.
– Хорошо. Что вы сделали?
– Я знала, что мистеру Балларду не понравилось бы, если б я вошла к нему, когда он с кем-то беседовал, поэтому я обошла дом сзади и стояла там, покуда вы не уехали. Я нашла там какой-то ящик, подставила его под кухонное окно и в этот момент услышала, как спереди перед домом завели автомобиль. Я подумала, что это вы и что вы уехали, забралась на ящик и заглянула в кухню. Я хотела постучать по стеклу, привлечь его внимание и спросить, могу ли войти. Но мистер Баллард лежал на полу.
– Минуточку, мисс Дюваль, давайте как можно точнее: сколько времени прошло между тем моментом, когда вы услышали, как я завел автомобиль, и тем, когда вы встали на ящик и заглянули в кухню?
– Я забралась на ящик сразу же, как только услышала, что двигатель заработал.
– Продолжайте, пожалуйста.
– Мистер Баллард лежал как-то неестественно. Уж очень неподвижно и как-то… а из-под тела у него текло что-то красное. Ну а потом я увидела этот здоровенный кухонный нож в спине.
– Все-таки сколько времени прошло от момента, когда я, предположительно, уехал, и до того времени, когда вы встали на ящик и заглянули в окно?
– Ну… я думаю, что не более… Вы знаете, полицейские спрашивали то же самое.
– Что вы им ответили?
– Я ответила, что прошла минута или полторы.
– А вы не думаете, что этот промежуток мог быть дольше?
– Нет. Дольше не мог быть. Даже короче, пожалуй…
– Почему тогда вы сказали полиции, что минута или полторы, если полагаете, что на самом деле было меньше?
– Потому что вы мой адвокат, вы меня защищаете и я… я не хотела вас подводить.
– Так сколько же в действительности прошло времени?
– Самое большее – секунд тридцать. Если он провожал вас до дверей, то у него не было бы времени ни на что другое. Только вернуться обратно в кухню, и все.
– Он проводил меня почти до самых дверей. Точнее – до небольшого коридорчика перед входной дверью, а открыл себе я сам.
– В таком случае он едва-едва успел вернуться на кухню, потому что… если, конечно, вы, после того как вышли, не делали там чего-то еще. Походили, может быть, посмотрели. Находясь за домом, ваш голос я не слышала. Услышала только, как завелся мотор.
– Ладно, допустим, – сказал Мейсон, – к этому еще вернемся. А говорили ли вы полиции о том, что это Баллард снабжал вас деньгами?
– Пока еще нет.
– Намерены сказать?
– Я боюсь, что мне придется. Меня приперли к стенке. Господин окружной прокурор считает, что это я убила, и предлагает договориться.
– То есть как договориться?
– Он сказал, что если я дам показания, будто нашу с вами встречу в доме Балларда устроили вы и что вы подавали мне сигнал, опуская и поднимая роликовую шторку, то он позволит мне признать себя виновной в непредумышленном убийстве и я пробуду за решеткой совсем недолго. Он сказал также, что знает наверное, что вы опускали и поднимали шторку с целью подать сигнал мне, и что если я буду говорить правду, то отделаюсь пустяковым сроком.
– Что вы ему ответили?
– Сказала, что хочу подумать.
– А он?
– Он поторопил меня. Сказал, чтобы я приняла решение как можно скорее.
Мейсон усмехнулся:
– Ему хотелось, чтобы вы приняли решение до того, как переговорите со мной, не правда ли?
– Да, он подразумевал это. Он даже сказал, что вы меня отговорите.
– Знайте же, мисс Дюваль: как только вы сделаете подобное заявление, он сможет привлечь меня к ответственности за лжесвидетельство, и это будет означать лишение права адвокатской практики с последующим отбыванием наказания за лжесвидетельство.
Арлен Дюваль невесело опустила глаза:
– Понимаю, мистер Мейсон.
– А вам такое в голову не приходило?
– Я знала, что господину окружному прокурору очень и очень хочется, чтобы я подтвердила, будто вы мне сигналили. Он предлагает все, что угодно.
– Но он не сдержит своего обещания. Он, конечно, сведет дело к непредумышленному убийству. Это он выполнит. Но как только вы окажетесь в тюрьме, он забудет про вас и не пошевелит и пальцем.
– Я думаю, вы правы, мистер Мейсон, но ведь это такая большая разница – непредумышленное убийство, и… – Глаза девушки наполнились слезами, она заплакала.
– И что?
– И убийство высшей категории. С отягчающими обстоятельствами и так далее. Как только представлю, что меня привязывают к холодному металлическому креслу, что я слышу, как в сосуд с кислотой падают шарики цианида, что становится трудно дышать… О господи, я больше не выдержу!..
– Забудьте об этом, – резко оборвал ее Мейсон, – они вас обрабатывают, пытаются сломить.
Арлен Дюваль вытерла слезы, но губы у нее дрожали.
– Куда вы пошли после того, как поняли, что Баллард мертв?
– Попыталась связаться с доктором Кандлером.
– Вам удалось?
– Нет. Я звонила по городскому. Под вымышленным именем, естественно.
– Вы его не застали?
– Нет. Не было на месте. И сказали, что вернется около полуночи.
– С кем вы разговаривали?
– С его медсестрой.
– Розой Трэйвис?
– Да.
– Она вам нравится?
– Я ее ненавижу, и она меня тоже терпеть не может.
– Поняла ли она, кто звонит?
– Не думаю. Я изменила голос и представилась пациенткой. Сказала, что доктор Кандлер просил обязательно позвонить, если появятся определенные симптомы, и… в общем, сказала, что он мне обязательно нужен.
– Вы звонили ему в офис или на дом?
– На квартиру. Он снимает специальную квартиру, куда сажает на ночь медсестру, и она отфильтровывает ненужных пациентов. Домой ему звонить нельзя.
– Он даже не дал вам свой незарегистрированный домашний номер?
– Нет. Хотел, но не смог.
– Почему?
– Сказал, что этот номер известен только его личной медсестре. Так якобы нужно для дела.
– Значит, с доктором Кандлером вам связаться не удалось?
– Нет.
– Где вас схватила полиция?
– На квартире у подруги. Я пережидала там, чтобы дозвониться до доктора Кандлера.
– Вы ему доверяете?
– Абсолютно. Жизнь бы ему доверила.
– Но тем не менее скрыли от него тот факт, что получали деньги от Балларда.
– Он знал, что кто-то меня финансирует, но кто конкретно, я не говорила, вот и все.
– Но почему? Потому что не доверяете?
– Нет, мистер Мейсон, я пообещала. Дала мистеру Балларду клятву, что никто не узнает. Правда, я видела, что доктора Кандлера это раздражает, и он… не подозревал, нет, но… порой бывал страшно недоволен. И я никак не могла избавиться от мысли, что он подумает обо мне, если со мной что-то случится, а он так и не узнает, откуда поступали деньги. И, конечно же, я никогда не забывала об отце. Предположим, что кто-то бы вдруг меня убил или я внезапно умерла, что бы тогда все думали? А то, что деньги мне на трейлер дал он, мой папа. И я решила вести дневник, куда записывала в мельчайших подробностях, что и как. А вот о дневнике я доктору Кандлеру сказала. Описала ему, куда пойти и где искать.
Мейсон слегка нахмурился:
– Вы сказали ему, куда спрятали свой дневник?
– Конечно. Ведь кто-то же должен был знать. Умри я, и что тогда? Не для того я его писала, чтобы сгноить, никому не показывая.
– Что ж, пока достаточно, – вздохнул Мейсон. – Вас сейчас пригласят на предварительное слушание. И вам всячески дадут понять, что у них имеются все возможные основания обвинить вас в преднамеренном убийстве с отягчающими вину обстоятельствами. Но если вы предадите меня, покажете что-то, что они просят, но чего вы не видели, то в этом случае они могут классифицировать убийство как непредумышленное.
– А если нет?
– Если нет и если, разумеется, все, что вы только что мне рассказали, – правда, тогда я постараюсь вас вытащить. Но если окажется, что вы мне солгали, я оставляю за собой право в любой момент столкнуть вас за борт. Об этом я говорил с самого начала и повторяю теперь. Это что касается денег. А что касается убийства, то раз уж я взялся представлять вас, доведу это дело до конца.
Арлен Дюваль что-то прикидывала в уме.
– Каковы мои шансы, мистер Мейсон?
– В данный момент не очень хорошие.
– Двадцать пять из ста?
– Пока еще нет.
– Десять из ста?
– Остановимся на пяти. Так будет честнее.
– Но вы вынуждаете меня всерьез обдумать их предложение.
– Нет, мисс Дюваль, – возразил Мейсон, – я всего-навсего пытаюсь выяснить, какую игру вы ведете.
Девушка зарыдала, плечи у нее затряслись.
– Я в-всегда иг-граю ч-честно!..
– Не хочу ничего вам внушать. Делайте, что сочтете нужным, что, по вашему мнению, лучше отвечает вашим интересам.
Мейсон встал со стула, кивнул надзирательнице, что беседа окончена, и вышел.
Покинув здание тюрьмы, он сел в машину и поехал к себе домой.
Телефон зазвонил, когда он еще стоял в прихожей. Номер знали только Делла Стрит и Пол Дрейк, поэтому Мейсон поспешно прошел в комнату и взял трубку.
– Слушаю. Пол, это ты?
– Я, мой дорогой Холмс! Надеюсь, на пенсию ты пока еще не собрался?
– Что у тебя опять?