1 2 3 4 5 
Как бы ни казались дары гения духовны, они   всегда сводятся к материальному.      

Положим, гений научит людей сдерживать свои   дурные страсти: избегать драки, ругани, соперничества, войн. Но что духовнее   этих даров. Однако результатом их будет усиленная производительность народов,   то есть множество избыточных продуктов труда, каковы: зерно, фрукты, овощи,   фабрики, жилища, улучшение жизни, увеличение досуга, здоровья, долголетия и   т. д. Действительно, силы, не истраченные на взаимную бесплодную борьбу,   идут на производство продуктов, вследствие чего и является улучшение жизни и   устранение нужды. Разве это не материально, не ощутимо.      

Разница только в том, что рабочий, земледелец   полезен, пока жив. Его труд смертен и сравнительно не велик по количеству. А   гений живет и после смерти: иной сто лет, иной тысячу, а некоторые из них   миллионы лет и даже бесконечность веков.      

Например, водяная мельница изобретена тысячи   лет тому назад, а изобретение это, в виде простой мельницы и турбины, живет и   сейчас и будет жить еще долго, принося самую ощутительную пользу, которая может   быть строго оценена, выражена деньгами, хлебом, овощами или другими   необходимыми предметами. В год изобретатель дает столько-то, в столетие — в 100   раз больше, а то и в тысячу раз больше, так как распространение и улучшение   изобретения его полезность увеличивает прогрессивно.      

А заурядный и почтенный труженик-мастер,   земледелец дает единицы, совершенные крохи, в сравнении с громадными горами плодов   гения.      

К сожалению, благодеяния изобретений пока еще   не очень значительны и мало распространены среди низов человечества (особенно   среди некультурных стран). Есть целые многомиллионные народы, которых   изобретения и мысли гениев почти не коснулись.      

Более половины людей еще пребывают во мраке,   нищете, бессилии и злодеяниях. Они во власти природы. Природа их подавляет и   побеждает.      

Но тот же гений указывает, что значение мысли   еще впереди, что мысль еще двинет все человечество и поставит его на   бессмертную высоту, что благодеяния мысли дойдут до самых низов, даже до   животных. И те почувствуют, хотя и без сознания, дары мысли.      

Все будет счастливо, все будет довольно. А   чему нельзя помочь, то будет погружено в нирвану, или небытие (временно,   конечно).      

…Мы почти верим в это.Гений и семья      

Как же мы, простые смертные, относимся к   гению, каков он сам в других отношениях, как он относится к себе подобным и   каковы его недостатки? Вот о чем мы поведем речь дальше.      

Прежде всего, гений родится и живет в семье.   Как же его тут принимают, как поддерживают, укрепляют и развивают?      

Хотя закон наследственности и существует,   хотя он и неопровержим, но есть и другие законы, пренебрегать которыми тоже   нельзя. По первому закону только даровитая, необыкновенная семья может дать необычное.   И это верно относительно рода, хотя могут быть и исключения (мутации).      

То есть я хочу сказать, что род, дававший   нередко знаменитых людей, продолжает давать их порою, хотя часто иссякает   благодаря неразумным или неудачным бракам. Например, предок Чарльза Дарвина   (Эразм) и сын его (Джон) были людьми выдающимися.      

Предки и потомки гениев в большей или меньшей   степени должны быть замечательны. Однако большею частью не отмечаются историей   и нам неизвестны. Это так. Но есть другой практический закон, который гласит:   гений обирает свое потомство. Это значит, что за высшей точкой рода   (кульминационный пункт) следует понижение, и иногда весьма сильное. Проще   сказать, хотя род даровитых при благоприятных условиях и продолжает производить   порою необыкновенных людей, но делает это периодически, то есть за высочайшими   в роде следуют нижайшие.      

Не надо еще забывать, что гении всего чаще   бывают счастливой комбинацией супругов, которые сами по себе не очень высоки и   совсем не гениальны. Подобно этому алюминий с магнием дает крепкий дюралюминий,   ядовитый хлор и натрий дают необходимую для жизни соль, мягкое железо и уголь —   сталь. Кроме того, гений развивается и под давлением жизненных условий, часто   непонятных и как бы отрицательных. Так, сиротство, нищета, презрение людей за   какой-нибудь физический недостаток и т. д. возбуждают силы, мысль и   деятельность. Также подходящие книги и люди.      

Отсюда видно, что, рождая необычное, семья   сама может стоять не высоко, она только таит в своих недрах великое и когда   производит его, то возможно, что сама находится на умеренной степени развития и   природного дарования.      

Так, братья Галилейского учителя приходили к   нему издалека, чтобы унять его пыл. «Он вышел из границ», — говорили они   окружающим, оправдывая свое вмешательство в дела взрослого родственника. Только   после смерти отца он, вероятно, мог отдаться всецело своей проповеди. Жена   Сократа, Ксантиппа, была, кажется, недовольна мужем и, по преданию, обливала   его в досаде помоями. Слово «Ксантиппа» недаром стало синонимом злой жены. Мамаша   Чехова не знала хорошо, чем занимается ее сын, и говорила окружающим, что   Антоша пишет стихи. Папаша его читал вслух «Запечатленного Ангела» и мешал сыну   работать над тем, что повыше.      

Жены, семьи, братья, родственники всего менее   верят в своего гениального члена и судят о нем обыкновенно по внешним успехам,   которые сначала бывают очень сомнительны и даже отрицательны. Но домашние, по   крайней мере, снисходительны, любовны, хотя и делают сцены и устраивают жизнь   невыносимой для отмеченного роком. Так, Лев Толстой бежал от жены. В одном из   евангелий упоминается, что даже братья Галилейского учителя не верили ему. Они   говорили: «Если действительно ты делаешь такие дела, то открыто объяви о себе   народу… Тебе нечего опасаться: и само правительство примет твою сторону».      

Итак, в семье — любовь, заботы, снисхождение,   слезы, но полное непонимание, страх за судьбу любимого, обуздание, а иногда   невыносимая жизнь. Вот почему гений бежит от семьи, оставляет отца и мать,   оставляет родню и близких, чтобы найти друзей по духу, которые и идут с ним на   муки, на посмеяние, на костер и на казнь. Семья тормозит истинного гения, и   только в виде исключения он иногда находит сочувствие или поддержку родни. Так,   жена и близкие Магомета даже поверили ему. Но это потому, что он сам не стоял   чересчур далеко от них и не был первоклассным гением. Жены же часто, по   слабости к мужьям, соглашаются и с дурным, и с хорошим, лишь бы оно шло от   возлюбленного. Рассудок тут принимает незначительное участие.      

Гений и земляки      

Земляки и товарищи гения в отношении   понимания относятся к нему, как и родственники, недостает только любви и   снисхождения (родственного пристрастия), да прибавляется зависть и   недоброжелательство.      

Так, Колумб, уверивший земляков, что земля   похожа на шар, возбудил такое в них негодование, что должен был спасать свою   жизнь бегством в другой город. Были подвергнуты осмеянию Гальвани и Ламарк. И   этим историям нет конца.      

Галилейский учитель везде имел успех, пока не   попал в родной Назарет. Под влиянием недоверия он так там обессилел, что не мог   проявить ни исцелений внушением, ни блестящей проповеди. Подозрительность   земляков, хорошо знавших его с детства и ничего тогда не заметивших, убила все   его силы. Любезные граждане, обидевшись на его космополитизм, даже схватили   было его, чтобы увлечь к обрыву и свергнуть в пропасть. Но он как-то вырвался   из их рук и избегнул этой несвоевременной казни.      

Как им было поверить ему, когда ранее ничего   замечательного в его жизни они не видели. Были у него — отец, мать, родня, с   которыми шутили его земляки, пили, ели, праздновали, роднились, гуляли,   говорили, обижали и благотворили. Знали они мальчика, который делал то же, что   их ребята — играл на улице с их детьми, ссорился, молил. Его поколачивали — то   сверстники, то товарищи, то родители, то старики. Что тут высшего, что тут   гениального. Высшее было, начиналось, но было в зачаточном состоянии. Его   проглядели близорукие товарищи. Они видели в нем только гордость, стремление   выделиться, критиковать, превзойти их и их детей, и потому он только возбуждал   их зависть и негодование. Истины, произносимые им еще неуверенно и   несовершенно, их оскорбляли, так как сами они блуждали во лжи и самообольщении.      

Положим, гению пришла в голову великая идея:   он задумал заставить воду работать — вертеть жернова и молоть зерно. Прежде   всего эта мысль в семье и между земляками рождает насмешки и даже осуждение.   Семья добрее. Но когда они видят, что ее молодой и сильный член вместо работы   на пользу семьи проводит время в раздумывании, становится рассеянным, избегает   общения, даже забывает пить и есть, то начинаются сцены, упреки, негодование,   иногда слезы и сожаление. Его оплакивают как помешанного, как погибшего. Все   трудятся, все ищут смертного хлеба и имеют его в скудости, а один из здоровых   членов ест и пьет, но стал плохим помощником и не вносит уже своей лепты в   благосостояние семьи. Не досадно ли это? Тут возможны и трагедии.      

Если гений силен, а семья слаба, то он   упорствует. После мысли он делает попытки ее воплощения. Устраивает водяную   мельницу. Понятно, что вначале он терпит неудачу. Его мельница даже не может   своротить жернов. Все предпочитают молоть ручными жерновами даже тогда, когда   получается подобие успеха.      

Идеи и первые попытки их осуществления   подвергаются осмеянию, и редко при жизни изобретателя осуществляются его мечты.   Их осуществляют последующие поколения, иногда через десятки, а иногда через   сотни и тысячи лет.      

Что же получил мыслитель? Посмеяние, голод,   нужду, озлобление близких и их несчастье. Гений принес им горе. Тень бедствий   пала и на родных.      

Всякая машина, если и исполняется   изобретателем, сначала бывает негодной, вызывающей скептицизм, насмешки и   преследование. Таковы были: швейная машина, паровая машина, пароход и   т. д.      

Чем грандиознее идея и ее польза, тем слабее   бывает первое исполнение. Причина понятна. Это — трудность ее реализации.      

Изобретателей считали полоумными, и они   ничего, кроме бедствий, не получали. Только их последователи достигали   некоторого практического результата, за которым шел блестящий успех, плоды   которого пожинали не бедные мыслители, давно уже сгнившие в могиле, а   капиталисты и власть имущие. Потом уже изобретение делалось общим достоянием и   было всем полезно.      

Гения озаряет великая мысль. Он передает ее   близким, товарищам, ученым и обыкновенно не находит сочувствия. Причина простая.   Ученые и так утомлены своей наукой и обязанностями. Даже всякое уже   прогремевшее открытие для них горе и досада, так как заставляет их утомляться   для усвоения новых идей. Но избежать этого нельзя. Скрепя сердце приходится   работать, так как нельзя отставать от века и не знать то, что уже увлекло   большинство.      

Но когда какая-нибудь ничтожность, маленький   человечек делает открытие, то это не только заставляет их без серьезного   разбора и рассмотрения отрицать, но и завидовать. И отрицание превращается в   преследование и глумление. Они чувствуют личное оскорбление от ненавистного   гения, так как открытие сделано не ими и не их классом. Признай они его, им   скажут: «А почему же не вы сделали это изобретение? На своем ли вы месте, не   забрались ли высоко?» Конечно, и эти упреки несправедливы. Ученые или люди   знания делают свое великое бессмертное дело, распространяя науки. Это тоже   своего рода гений, гений быстрого усвоения, гений восприимчивости. Нельзя от   них требовать больше, чем они могут дать. С одного вола двух шкур не дерут.      

С целью поскорей отделаться от маленького   человечка бывает иногда недобросовестный разбор. Критик извлекает мелкие   ошибки, недосмотры, неполноту и все это выставляет на вид, упуская главное.   Приблизительный расчет они выставляют как неверный. А то случается коварная   похвала, которая возбуждает недоверие к изобретателю и доверие к доброте   критика. Мешает признанию истины и самолюбие: сгоряча раскритиковали мысль.   Признать ее — значит отказаться от своего авторитета.      

Не все, конечно, ученые таковы. Много   молодых, великодушных, которых наука искренно увлекает, которые и сами на пути   к новым открытиям и сочувствуют им, откуда бы они ни приходили.      

Отрицательное отношение окружающих заставляет   новатора замыкаться в самом себе. Следующая его гениальная идея уже не   высказывается никому. Он размышляет уединенно. Мир необычных идей в нем растет,   усиливается, приводит его в восторг, дает ему жизнь, утешение, радость,   поддержку в житейских печалях.      

Чем больше проходит времени, чем обширнее   воображаемый мир гения, тем больше растет его отчуждение от человечества.   Пропасть между последним и мыслителем все возрастает. Гения никто не понимает,   он уже не раскрывает рта, чтобы не быть тотчас же осмеянным и осужденным.   Отчуждение его причиняет ему страдания, он счастлив в одиночестве и печален   среди людей. Он напрягает мысль, чтобы снова приблизиться к людям, сойтись с   ними. Он придумывает что-нибудь легкое, доступное им, он спускается к их уровню   развития.      

Но вот он замечает, что в толпе некоторые   интересуются его речами более других, задают разумные вопросы. Он обращает на   них внимание, возвышает содержание своих речей и снова находит в толпе   сочувствие, хотя и от немногих. Он делает их своими учениками, работает вместе   с ними, учит их много наедине и поручает им самостоятельные труды.      

Проповедь в толпе выделяет ему новых   учеников, они указывают еще на прозелитов. Гений ищет их и даже находит   средства для их отыскания.      

Жизнь его становится менее печальной, так как   он теперь имеет возможность передавать свои излюбленные идеи и приносить   очевидную пользу.      

От семьи, земляков и толпы он уходит почти.   Связь чересчур мала, и сближение сопровождается катастрофами вроде избиения и   даже покушения на жизнь мыслителя.      

Последователи ниже его и потому ближе к жизни   и людям. Ученики учеников еще ближе. Так доходит истина, хотя и в ослабленном и   смутном свете, до людей. Она уже воспринимается как что-то абсолютное, хотя и   малопонятное.      

Галилейского учителя много раз пытались   забросать камнями, которых так много в его стране. Его называли полоумным,   бесовским сыном, помощником дьявола и другом негодяев. Намекали на незаконность   его рождения. В конце концов пригвоздили к столбу с перекладиной. Сократа   заставили выпить яд. Лавуазье измучили пытками, нравственно унизили и лишили свободы.   Колумба заковали в кандалы.      

Слабость людская более склонна почитать и   возвышать умерших. Полезнее поддерживать живых гениев.Гений и специалисты      

Еще печальнее отношения гения к специалистам.   Положим, мыслитель вводит железные дороги. До них были шоссейные, водные пути и   другие, еще более примитивные. От осуществления идей мыслителя должны   пострадать ямщики, содержатели дорог, служащие, хозяева парусных судов,   трактирщики, некоторые рабочие и т. д. Общее недовольство задетых за живое   людей поддерживается учеными и специалистами, так как отражается и на них.   Косность мысли и пошлые идеи окружающих мешают им вникнуть в новые течения и   дать беспристрастную им оценку. Страдает и самолюбие: кто-то хочет быть выше   их, умнее. Неужели администраторы не знают, что им делать? Если бы железные   дороги были нужны, то они и сами ввели бы их. А тут кто-то ничтожный,   неизвестный заставляет их утруждать мозги, и без того замученные. Их как бы   упрекают в недальновидности, в упущении. Рабочие ломают новые машины. Начинаются   ожесточенные нападки на новшества.      

Знаменитый Араго доказывал во Франции, что   введение железных путей принесет стране одни убытки. Гигиенисты и врачи   указывали на вред быстрого передвижения не только для пассажиров, но и для   зрителей, почему считали необходимым отгородить железные дороги заборами от   любопытных взглядов.      

Механики и фабриканты находили другие   препятствия. Так, думали, что колеса локомотива будут скользить по рельсам и не   повезут поезд.      

Заступников было мало. Одни были равнодушны,   потому что не могли ясно видеть пользу изобретения, не представляли себе ясно   удешевления проезда и транспорта грузов. Да и думали — когда-то оно будет,   дойдет ли до них. Другие завидовали. Третьи — не понимали. Большинство совсем   ничего не знало про новые идеи.      

Задетых изобретением было сравнительно   немного, но они отчаянно защищались и страшно тормозили введение проекта.      

Профессиональную зависть устранить трудно, но   можно было устранить бедствия, причиненные всяким нововведением. Надо   пристраивать всех трудящихся, оставшихся без работы, всех служащих, оставшихся   за штатом, разорившихся хозяев и т. д. Это легко сделать государству,   которое получает, в общем, в сотни раз более выгод от изобретения, чем убытков.   Всякий работник полезен и не может остаться без дела, если за это возьмется   государство, которому со своей высоты все видно. Для этого, конечно, нужно,   чтобы во главе его были мудрецы, люди с особенными свойствами, что возможно   только при научном устройстве общества.      

Вот теперь существует пишущая машина. Она имеет   недостатки, например медленность письма. Пусть мыслитель откроет способ писать   в шесть раз быстрее, пусть устранит и другие недостатки машины, например   сложность и дороговизну. Как же это изобретение встретят люди?      

Большинство не поверит, будет мало заинтересовано   и останется равнодушным. Переписчики сообразят, что плата понизится, будет   меньше работы и многие со своей ловкостью машиниста останутся за штатом.   Ремесло их окажется бесполезным, и они будут голодать. Если они и бессильны   помешать изобретателю (и то, когда между ними нет организации, а то моментально   задавят), то сочувствия ему не выразят и подгадить некоторые не откажутся.      

Фабриканты потратили миллионы на фабрики   старых пишущих машин и на патенты. Введение изобретения разорит их или заставит   платить деньги за новые патенты и переделывать свои фабрики. Во всяком случае,   убытков и беспокойства окажется много. Они сильны, богаты, в зависимости от них   ученые и профессионалы. Благодаря враждебному отношению фабрикантов и их   значительному влиянию на специалистов, профессионалы и даже ученые-техники   могут дать неблагоприятный отзыв об изобретении. Изобретатель большею частью   сам слаб (богатые редко изобретают). Кто же его поддержит? Разве добрые,   исключительно благородные, возможно, дальновидные люди? Но они сами материально   слабы, потому что всю жизнь уже расходовали на хорошее свои силы, власть и   богатство. Им уже не доверяют, так как они многократно обманывались и невольно   вводили в заблуждение других. Денег у них осталось мало. Притом они сами еще не   твердо уверены в изобретателе.      

Допустим, однако, что он осуществил свое   изобретение с громадными усилиями и жертвами. Но первое осуществление никогда   не бывает совершенным, и потому ни покровителям, ни сочувствующим, ни тем более   врагам изобретение не представляется безукоризненным. Последние, враждебно   настроенные в силу эгоизма, даже пользуются этим естественным и неизбежным   несовершенством первой попытки, чтобы категорически отрицать пользу   изобретения.      

Есть еще богатые люди, не занимающиеся   производством пишущих машин, но желающие еще более разбогатеть. Однако они   знают, что всякое новое дело сомнительно. Кроме того, отзывы противоречивы или   даже отрицательны, сами они довольно ограниченны или не посвящены в   соответствующую специальность. Кроме того, ожидается борьба с конкурентами или   производителями машин старой системы.      

Люди эти сыты во всех смыслах, удовлетворены   во всем и потому мало энергичны и боятся оригинальных дел, напряжения ума и   борьбы. Поэтому и такие силы мало полезны новому изобретению.      

Патенты выдаются с большим трудом, требуют не   менее года времени, денег и непрерывной прогрессивной оплаты пошлин. Кроме   того, и выдача патентов может быть подвержена давлению и подкупу, если есть   заинтересованные сильные люди. Но чем важнее изобретение, тем более   заинтересованных и задетых людей, а значит, и врагов. Изобретатель же беден, и   борьба ему не под силу. Без патентов он еще беспомощнее и раздавливается, как   козявка. Только несколько лет спустя всплывает то же изобретение, уже   патентованное, и в сильных руках.      

Как будто для человечества все равно —   вознагражден ли изобретатель или человек, неповинный в изобретении, попросту   хищник. Но это заблуждение. Во-первых, такая судьба отбивает охоту к   изобретениям. Во-вторых, гибнет изобретатель, который мог бы сделать новые   открытия. В третьих, гибнет его даровитый род, который мог бы принести еще   несколько плодовитых мыслей. В четвертых, совершается возмутительная   несправедливость, с которой не может примириться ни один человек, кроме тех,   которые ограбили и провалили изобретателя.      

Вор редко чувствует свою неправду. Насильник   всегда находит себе оправдание или, по крайней мере, не судит себя очень   строго. Но смотря на других, таких же, он возмущается.      

Как же быть? Такова человеческая природа…   Судящие неправильно и осуждающие мысль напускают на себя вид строгого   беспристрастия, даже добродушия. Они уверяют, что отрицают ложную идею для   пользы самого изобретателя, не говоря уже про выгоды человечества. Они-де   всегда были на страже его выгод. Что делать — лукав человек.      

Но, сознав ясно гибельность этого лукавства,   мы сами можем бороться с собственным лукавством и лицемерием других людей.   Последнее гораздо легче.      

Но, опять-таки, прежде всего нужно   совершенное общественное устройство. Только тогда не будет напрасно распятых,   повешенных, сожженных, заключенных, изгнанных, обиженных и заморенных нуждой и   голодом. Только тогда мы не будем растаптывать и убивать своих собственных   благодетелей. Только тогда будем узнавать и поддерживать их на тяжелом пути.      

Обыкновенно капиталисты поручают суждение об   изобретении специалистам или ученым. Они сильны в науках и технике, они сдали   соответствующие испытания и доказали свою авторитетность своими полезными   трудами и даже открытиями.      

Но те же специалисты никогда не сдают экзамена   в добросовестности, в беспристрастии, в бескорыстии, в высшем благородстве   образа мыслей.      

Сдавать такие экзамены пока не принято.   Напротив, эти выдвинувшиеся люди должны отличаться особенным честолюбием,   завистливостью, корыстолюбием и другими нравственными недостатками. Эти страсти   играли немалую роль в их карьере. Таким людям как раз и нельзя поручать суда…      

Привожу тут еще исторические факты в   доказательство того, что человечество в лице даже высших своих членов не   узнавало и не ценило своих мыслителей, изобретателей, реформаторов и других   благодетелей, которыми двигался прогресс и благодаря которым человек удалился   от состояния животного и приблизился к небу.      

Все знают, что великий Галилейский учитель   был унижен, оплеван, бит и повешен духовенством своего народа: лучшими,   отборнейшими и почтеннейшими людьми. Упрекали его темным происхождением и   говорили, что он одержим бесами. Земляки-назареяне пытались столкнуть его со   скалы в пропасть. Также Л.Толстой был отлучен от церкви Синодом, и только   политические соображения спасли его от каменного мешка.      

Первые изобретатели паровых машин были   отвергнуты, не поддержаны, и между ними забыт один русский рабочий Ползунов,   построивший действующую паровую машину раньше Уатта.      

Изобретателя швейной машины, выражаясь иносказательно,   стукали по лбу.      

Майера, основателя механической теории   теплоты, недавно осмеяли ученые. Расстроенный, огорченный, он покушался на   самоубийство и был посажен в сумасшедший дом.      

Колумб возбуждал веселый хохот среди   передовых людей своего времени, был в цепях, и даже открытая им Америка была   названа не его именем.      

Великий Лавуазье был казнен революционными   партиями как взяточник. Между тем как он и честью своей пожертвовал ради науки,   требовавшей опытов и расходов. Говорили о том робко его судьям. Но они   отвечали, что республике химики не нужны.      

Конструктор холодильных машин Казимир Телье   на днях умер в Цюрихе в нищете. Благодаря ему бедняки в Европе (особенно в   Англии) едят дешевое мясо, сохраненное холодом и привезенное из Австралии и   Южной Америки.      

Галилей был приговорен к сожжению, но по   старости и смирению освобожден от казни и только лишен свободы и умер в неволе.      

Гус был сожжен духовным судом, так же как и   Джордано Бруно, указавший на существование в небесах множества миров, кроме   Земли.      

Когда Наполеону I указали на пароход, он   отказал изобретателю в поддержке и назвал паровое судно игрушкой.      

Железные дороги отрицал академик Араго.   Отрицали их также техники и медики как вредное для здоровья нововведение,   неосуществимое и убыточное.      

Палисси, изобретатель фаянса, сжег крышу   своего дома, чтобы закончить опыты. Но никто не догадался дать ему дров.      

Академии наук отрицали падение болидов и   возможность аэропланов и дирижаблей.      

В России специалисты до самого последнего   времени придерживались мнения академий относительно управляемости воздушных   кораблей.      

Пифагорейская школа была осмеяна за то, что   считала Землю движущейся пылинкой во Вселенной. Этого не могли переварить даже   такие гении, как Платон, Архимед и Птолемей. Последний открыто объявил мысль о   движении Земли вздором и глупой болтовней.      

Анаксагор за естественное объяснение лунного   затмения влиянием Земли приговорен был (вместе с семьей) народным судом к   смертной казни. Только красноречие Перикла заставило заменить смертную казнь   изгнанием.      

Кеплер сидел в тюрьме, тетка его была   сожжена, мать отпустили, но она умерла с горя после тюрьмы.      

Коперник дождался издания своего сочинения   только на смертном одре.      

Сократа заставили выпить яд за отрицание   мифологии, то есть за непокорность суевериям.      

Недавно французский академик Буало звуки   фонографа объяснил чревовещанием. Чтобы доказать это, он схватил за горло   демонстратора.      

Академик Боме отстаивал учение о четырех   стихиях (все-де составлено из земли, воды, воздуха и огня).      

Гипотезу о химических элементах Лавуазье   объявил бессмыслицею. Он же отрицал падение небесных камней.      

Гассенди и его ученые современники не   признавали солнечных пятен.      

Гальвани подвергался осмеянию глупых и умных.   Его называли лягушачьим танцмейстером, так как он производил опыты с лягушками.      

Медицинский факультет Сорбонны глумился над   Гарвеем, открывшим кровообращение.      

Тьер и Прудон были против железных дорог.      

Лебен открыл газовое освещение, но так и   умер, не дождавшись его применения. Ему доказывали, что огонь не может   существовать без фитиля.      

Профессор Бабине считал невозможным   проведение телеграфного кабеля через океаны.      

Ома немецкие ученые называли дураком.      

Английское Королевское общество отвергло   опыты Джоуля. Также Ч. Дарвин был забаллотирован Французской академией наук.      

Карель был в пренебрежении у Франции, то есть   в своем отечестве.      

Огюст Конт этот идеал позитивистов, считал   совершенно невозможным узнать химический состав небесных тел. Он же учение о   неподвижных звездах находил излишним.      

Лев Толстой также считал биологию и астрономию   лженауками.      

Лондонское Королевское общество находило   немыслимым обнародовать в печати франклиновский громоотвод.      

Астрономы XVII века не могли даже допустить   мысли о существовании седьмой планеты. По их мнению, больше шести их не может   быть.      

Гельвеций опасался применить телескоп к   изучению астрономии.      

Биша подобно этому отрицал пользу микроскопа   для биологии.      

Изобретателей множества драгоценных орудий и   машин мы не знаем даже по имени. Кто изобрел ножницы, компас, иголку и   т. п.? Вознаграждены ли эти благодетели человечества или замучены?      

Примеры эти бесчисленны.      

Длинными рядами проводит перед нашими глазами   история этих осмеянных, забитых, обезглавленных и сожженных светочей мира, один   волосок которых стоит более миллиона средних людей.      

Из предыдущего также видим, что даже   отношения ученых, мыслителей и гениев к своим не прославленным еще собратьям   нередко ошибочны, несправедливы, безжалостны и жестоки.      

Чего же ждать от средних людей, не умеющих   отличить правой руки от левой, пребывающих в святой (но преступной) простоте.   Если знаменитый, талантливый и ученый Л.Толстой отрицал величайшие науки, то   чего же ожидать от средних людей. Они способны сжигать и истреблять своих   благодетелей и спасителей, совершенно того не сознавая. Нам это показали   холерные бунты, народные восстания, рабочие волнения, фабричные погромы,   избиения евреев и т. д.      

Что же делать? Каким образом не топтать   жемчуг, не сжигать святыни, не уничтожать корней растений, на которых растут   питающие нас плоды? Как не уподобиться свинье, подрывающей корни дуба, желудями   которого она питается, и петуху, не признающему жемчуга и драгоценных каменьев?      

Спасение — в особенном народном устройстве,   основа которого все же сам народ… Но это уже из другой оперы, и потому будем   продолжать далее нашу тему о гениях.      

Если гении в своих суждениях о собратьях   ошибаются, то это отчасти потому, что они все же остаются людьми со всеми   нравственными недостатками: завистью, ревностью, эгоизмами всякого рода   (личным, половым, семейным, родственным и т. д.)      

Гении большею частью развиваются   односторонне, даже в ущерб другим своим свойствам. Их нравственные недостатки   нередко бывают гораздо сильнее, чем у средних людей.      

Кроме того, гений, достигший успеха,   окрепший, начинает портиться понемногу и становится хуже, чем был. Сделавшись   богатым и сильным, он перестает понимать бедных и слабых. Он забывает   мало-помалу то, что сам перенес и что очень могло бы его нравственную философию   возвысить, если бы не забывчивость, не способность быстрой порчи.      

Он скоро начинает корчить аристократа мысли и   породы, всезнайку, непогрешимого, не понимает страдания, унижения, голода,   беспомощности, так как сам от всего этого избавился.      

Приведем еще исторические примеры из жизни   знаменитых людей в подтверждение наших мыслей о нетерпимости кастовых ученых и   людей, уже пробившихся к ним и стоящих на высоте силы и благосостояния.      

Нет большего заблуждения, чем думать, что   гении и мыслители, двигающие науку и прогресс, выходят из дипломированных   ученых и специалистов своего дела.      

Великие выдвигаются большею частью из всего   человечества, из всевозможных его слоев, не имея при себе дипломов,   свидетельствующих о принадлежности их к ученой корпорации.      

Так, всеобъемлющий гений Леонардо да Винчи   был художником. Астроном Уильям Гершель — музыкантом. Физик Франклин —   тряпичником, типографом, вообще грубым тружеником. Кулибин —   мещанином-самоучкой, как и астроном Семенов. Ботаник Мендель — монахом.   Астроном Коперник — каноником, то есть псаломщиком, дьячком. Натуралист Ламарк   — военным. Чарльз Дарвин — фермером (или помещиком). Лавуазье — откупщиком.   Ньютон — чиновником, смотрителем монетного двора. Пристли — богословом.   Физиолог Найт — садовником. Фраунгофер — стекольным фабрикантом. Ботаник   Шпренгель — школьным учителем, физиолог Буссенго — горным служащим. Уатт — слесарем.   Фабр — учителем. Физиолог Пастер — химиком. Агроном Теэр — врачом, как Майер и   Гальвани. Эдисон из самоучек, как и Фарадей (сын кузнеца). Менделеев —   педагогом.      

Эти и подобные им люди дали науке и   человечеству безмерно больше, чем все официальные ученые вместе.      

Но как же к ним отнеслись, что они должны   были претерпеть, прежде чем заслужить внимание. Многие из этих счастливчиков   добились некоторого признания еще при жизни (так, Фабру поставлен памятник до   его смерти). Но сколько при этом великих было растоптано, обижено, ограблено,   уничтожено в самом корне, сколько имен авторов благодетельных идей навеки   погибло.      

На гробнице Ламарка его дочь сделала надпись:   «Ты будешь отомщен». Сколь много говорят эти слова.      

Профессора заставили знаменитого Ньютона сбежать   в чиновники. То же случилось и с нашим Менделеевым: он ушел из университета еще   в силах. Кювье преследовал Ламарка и со своими собратьями-академиками   провозгласил его идиотом. Великая рукопись Ньютона валялась без внимания и была   напечатана много лет спустя после ее написания. Эдисон долго скитался в   бедности, не находя приложения скрытым в нем силам. То же было и со знаменитым   Бербанком. Все это продолжает совершаться и теперь, в особенности в таких   некультурных странах, как старая Россия.      

Великие дела творили не присяжные ученые, а   люди в общепринятом смысле маленькие. Таковы, например, артиллерист Энгельгардт   и великий Либих, не кончивший среднюю школу и попавший в профессора только   благодаря протекции и связям Гумбольдта.      

Итак, чтобы быть судьей человека выдающегося,   недостаточно быть самому изобретателем или мыслителем. И тот и другой могут не   только не понять чуждый им мир или чуждую идею, но могут быть просто   несправедливы, пристрастны в силу общей человеческой слабости и слабости   профессионалов (ревность, зависть) в особенности.      

Простые средние люди часто бывают справедливы   и добры, но им недостает знания, гениальности и всеобъемлющего дарования.      

Судить людей, в особенности высших, могут   только избранные, соединяющие в себе чистое, беспристрастное сердце с обширным   разумом, талантами, свежестью и многосторонними знаниями.      

Где взять таких людей, и кто их узнает и   призовет к власти и суду? Это особая наука, еще не обнародованная и известная   немногим, корень которой лежит в устройстве человечества, которое и будет все   привлечено к отысканию среди себя гениев и к оценке всех вообще людей (см. мою   работу «Общественная организация человечества», 1928 г.).Слабости гениев      

Таланты и гении большею частью бывают   односторонни: одни их способности развиваются за счет умаления других. В жизни   они иногда слабее и ограниченнее всех. Пушкин, этот глубокий психолог, говорил   про талант: «…и всех детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он». Для   слуги великого человека его господин незаметен, даже презренен, так как он   видит только его слабости.      

«Только великие люди обладают великими   недостатками», — говорит Ларошфуко. Жорж Санд выражалась в таком духе:   «Вот где сидят у меня эти великие люди. Хорошо читать их жизнеописания, приятно   посмотреть на них, отлитых из бронзы или высеченных из мрамора, но плохо иметь   с ними дело. Они злы, взбалмошны, деспотичны, желчны, подозрительны».      

Шопенгауэр говорил: «Гении не только   невыносимы в жизни, но безнравственны и жестоки, трудно этим людям иметь   друзей. На высотах мысли царит одиночество». Прибавим, что сам Шопенгауэр избил   одну старуху и должен был по суду платить ей всю жизнь пенсию.      

Мы думаем, что найдется 50% великих людей с   противоположными свойствами. Но будем продолжать о недостатках. Если они и есть   у некоторых, то вполне извинительны, так как заглаживаются высокими свойствами   ума и страстным стремлением осуществить свои высокие замыслы.      

Многочисленные биографии знаменитостей   подтверждают эти мнения о них самих.      

Кроме обыденных недостатков, свойственных   всем людям, гении, в силу своего сосредоточения и своего таланта, имеют еще   особенные специальные недостатки. Они рассеянны. Увлеченные своей идеей, они   пренебрегают приличиями, ближними и жертвуют всем, лишь бы восторжествовала их   мысль. Их часто не останавливает преступление, гибель множества, когда дело   идет об исполнении их любимой идеи. Они отвратительные мужья. Лаплас был   позорно скуп. Другие расточительны. Иные холодны сердцем, а иные слишком   женолюбивы и легкомысленны. Так, Саллюстий, Сафо и Аристипп были распущенны до   разврата. Карлейль и Некрасов истязали жен. Мюссе и Л.Толстой были ревнивцами.   Доницетти мучил всю семью. Руссо бросал своих детей в воспитательные дома.   Аристотель был низко льстив, хотя бы по отношению к Александру. Микеланджело —   труслив. Гейне и Лермонтов были невыносимы своими насмешками и сварливостью.   Бэкон продавал правду, а Лавуазье брал взятки. Парацельс был до смешного   хвастлив. Он говорил, что в его колпаке и бороде больше учености, чем во всех   академиях. Что он настолько восторжествует, что Аристотеля назовут   Аристотелишкой. Он же не считал американских туземцев за людей, так как они-де   произошли не от Адама, а потому не имеют души.      

Даровитые люди не свободны от самых грубых   суеверий. Они склонны к употреблению возбуждающих веществ: спирта, гашиша,   морфия — и нередко преждевременно губят себя и свой талант. Таковы Эдгар По,   Помяловский, Николай Успенский и множество других.      

В то же время гении умиляют нас бескорыстием,   сосредоточенностью и преданностью своей идее.      

Бода Де Цулен умирал с голоду и все же   тратился на книги. Ньютон совсем не знал женщин. Гении до того   сосредоточиваются, что не сознают окружающего мира и слывут сумасшедшими или   больными. Когда Ньютон писал свои «Начала», то он, поглощенный своими мыслями,   забывал одеваться и есть. Однажды он пообедал, но не заметил этого. И когда   пошел по ошибке обедать в другой раз, то очень удивился, что кто-то съел его   кушанья. Лейбниц был целыми месяцами как бы прикован к письменному столу. Милль   ходил по улице как автомат. Кюри был раздавлен насмерть в таком состоянии   ломовым. То же было с Костомаровым, но его раздавили не до смерти. Дидро   забывал дни, месяцы, годы и имена близких людей. Гоголь, Гете, Сократ, Архимед   не замечали смертельной опасности во время своей работы. Ампер, уходя из своей   квартиры, написал мелом у себя на дверях: «Ампер будет дома только вечером». Но   он случайно возвращается домой еще днем. Читает надпись на своих дверях и   уходит обратно, так как забыл, что он сам и есть Ампер. Он же сморкался в   тряпку, которой стирал мел во время лекций, и, намазанный мелом, возбуждал   веселость студентов. Другие писали на карете вычисления и гонялись за ней,   когда она уходила. Садились на тумбу вместо экипажа. Архимед в бане,   полоскаясь, наведен был на открытие своего гидростатического закона. Забыв, что   раздет, он выскакивает голый на улицу и, радуясь, кричит неистово: «Теперь   понял, понял!»      

По окончании труда гений приходит в себя и   тогда походит на людей, но вообще он ниже среднего уровня. Это и понятно, так   как развитие одних способностей большею частью, хоть и немного, отражается   отрицательно на других. Большое заблуждение говорить про необыкновенных людей:   если он гений, то он и во всем выше других людей.      

Мозг талантов, как, например, у Гамбетты,   часто меньше средней величины. Если у Кювье, Гельмгольца и других мозг весил   больше среднего, то это объясняется склонностью их с самого детства к водянке   головного мозга.      

Много людей можно найти с больными мозгами,   но великих людей в миллионы раз меньше, да и у тех головы чаще среднего размера.   Это и понятно, так как гениальность есть не столько количество, сколько качество.   Все же у людей интеллигентных профессий объем головного мозга больше среднего.   Но, во-первых, они не гении, а, во-вторых, общее высшее образование теперь   требует, благодаря экзаменам, выдающейся памяти, которая невозможна без   обширного головного мозга.      

Гении развиваются рано, но они не выделяются   официально своими успехами в школе. Освальд в своем исследовании говорит о   гениях, что это плохие ученики. Так, Либих лишь по протекции Гумбольдта попал в   профессора. Также и наш Гоголь получил кафедру. Гоголь был аттестован в   поветовой школе, в которой некоторое время учился, как тупица и шалопай. Пушкин   очень слабо успевал в лицее и плакал на уроках арифметики. Л.Толстой на экзаменах   в университете наполучал единиц. Чехов два раза в гимназии оставался на второй   год.      

Горе было бы старинным талантам, если бы они   жили в наше время. Многие бы из них не прошли жизненного и школьного искуса   (что, конечно, не говорит о его совершенстве). Впрочем, это было и всегда,   только в большей или меньшей степени, то есть жизнь выбрасывала и умерщвляла   таланты.      

Разумеется, есть гении нравственности (Будда,   Иисус, Конфуций, святые). Они судили бы справедливо. Но, к сожалению, они   односторонни, как и другие гении, то есть они едва ли могли бы дать верную   оценку всех родов идей.      

Возможны и такие гении, которые всего имеют   понемножку, но достаточно. Они более других редки и драгоценны. Им-то и должен   быть отдан суд. Они сумели бы для этого пользоваться познаниями других столь же   добросовестных специалистов.Судьба изобретателя      

Представим себе общую картину жизни гения, ну   хоть изобретателя.      

Есть разного рода изобретения. Одни легко   осуществляются средствами самого бедного изобретателя, каковы разные усовершенствования:   булавки, пряжки, иголки, запонки, пуговицы, простые инструменты и предметы   домашнего обихода. Такой изобретатель находится в лучших условиях. Но и в этом   случае тормозом служат расходы на патенты и незнакомство изобретателей с   юридическими законами. Многие думают (даже юристы тут часто несведущи), что   стоит только доказать несомненность изобретения его автором, и дело в шляпе —   патенты обеспечены. Но оказывается, что о своем открытии надо абсолютно молчать   до тех пор, пока не получено от патентного учреждения заявочного свидетельства.   Результатом незнания этого закона бывает нередко похищение изобретения и   патентование его людьми хотя и не изобретательными, но лукавыми, честолюбивыми   или жадными.      

Если патенты и получены изобретателем, то его   истощат прогрессивные налоги, прежде чем изобретение будет приносить выгоды.   Неуплата же пошлин отнимает у изобретателя права, и изобретение его делается   достоянием и дойной коровой фабрикантов.      

Издаются всюду патентные журналы, в которых   подробно описываются и иллюстрируются все изобретения. Большинство их уже не   принадлежит их авторам. Отсюда извлекается желающим беспошлинно все, что   понравится. Это хорошо, но только отчасти, так как мысль не поощряется. Этим мы   бесконечно больше теряем, чем приобретаем. Гений губится нашей нерасчетливой   жадностью при самом его зарождении. Он приносит человечеству триллионы, а оно   скупится ему дать тысячи. Что может быть безумнее этого. Сколько изобретателей   разочарованных, озлобленных или недостаточно нравственных благодаря неразумному   отношению человечества скрывают свои изобретения и великие идеи, которые могли   бы преобразить мир к лучшему.      

Если изобретатель сойдется с порядочным   человеком, то последний покупает у него изобретение, а сам берет патент и   эксплуатирует его. Иногда даже делится выгодами с изобретателем.      

Но трудно предвидеть значение и успех даже   самого мелкого изобретения. Поэтому и совестливый покупатель отделывается   обыкновенно ничтожной суммой.      

Другие изобретения, более сложные, менее   очевидные, требуют капиталов и талантов для своего увенчания. Тут покупатель   или меценат еще более остерегается. Сами они не могут оценить изобретение.   Обращаются к специалистам. Те большею частью дают небрежный отзыв, видят   трудности и не берут на себя ответственности из боязни потерять авторитет.      

Чем сложнее новое, гениальное изобретение,   чем осуществление его требует больше жертв, времени и искусства, тем несчастнее   изобретатель, потому что тем более успех дела зависит от участия к нему многих.   Патенты здесь почти бесполезны, потому что законный срок на осуществление   трудного изобретения чересчур мал, и изобретение пропадает для изобретателя,   несмотря на получение из всех стран привилегии.      

Без патентов же всегда найдутся охотники   попользоваться чужим. Молчать опять невозможно: никто не будет знать и не от   кого будет получить помощь.      

Бывает много ложных изобретателей или   открывателей Америки, которые часто имеют поддержку, но, провалив меценатов и   специалистов, способствуют распространению убеждения о рискованности мира изобретателей.   Пойдите же отличите истинных пророков от вздорных.      

Так как на тысячу попыток к высшему только   одна чего-нибудь стоит, то составляется общее представление об изобретателях   как о ненормальных, сумасшедших, бездарных и ограниченных людях. Их избегают   как чумы, стыдятся их. Поддерживать и помогать им считается таким же   невежеством, как покровительствовать знахарям, блаженным, странникам и   тунеядцам.      

Мыслителей, начинающих писателей и талантов   ожидает та же судьба. Уж очень много между ними посредственностей, людей   зачаточных. А разобрать, кто из них чего заслуживает, кого ждет блестящая   фортуна, хоть убей, не отгадает ни один специалист, ни один мыслитель. Только   одно истинно прекрасное общественное устройство может решить эти задачи. Но его   нет, и его надо вводить.      

Множество устремлений к изобретениям и высшим   целям, в сущности, отрадно. Оно доказывает, что общество когда-нибудь сумеет   ими воспользоваться и достигнуть небывалой высоты и благосостояния.      

Мир отчаянно несовершенен. Никуда не годны в   нем языки (точнее, средства устного общения людей), алфавиты, счисление,   календарь. Невозможны — нравственность, законы, религии, общественное   устройство. Несовершенны дороги, фабрики, эксплуатация сил природы. Не годна   обработка земли, культура растений. Странны отношения людей друг к другу и к   животным.      

Ничего не предпринимают люди к улучшению   своих пород (то есть самих себя, своей природы) и к усиленному размножению.   Земной шар представляет, в сущности, малонаселенную пустыню и полное господство   природы над человеком и т. д. и т. п.      

Кажется, имеется обширное поле для   изобретателей, мыслителей и исполнителей. Но где они? Стремясь освободиться от   своих уз, от общего невежественного, тупоумного, животного давления окружающего   стада, они не могут даже поднять головы, чтобы не получить страшного удара. Их   снова пригибают к земле. Они распластаны на ней беспомощно и жалко.      

Уж лучше нам, средним людям, без строгого   разбора (или очень снисходительно) помогать всем стремящимся ввысь. Я не   говорю, чтобы безрассудно рисковать общественным достоянием, но будет довольно   для большинства изобретателей и мыслителей, если не давать им умирать с голоду   и холоду, если дать им досуг, передышку от житейских забот и предоставить   книги, орудия и мастерские для попыток осуществления их идей, нередко   уродливых, вздорных, ненаучных, нерассчитанных, не новых и недостаточно   обдуманных.      

Притом склонность к мышлению, к изобретению,   к новшеству сто раз может быть бесплодной, а в сто первый раз принести   изумительные плоды.      

Коли бы четвертая часть человеческих   работников была поглощена новыми мыслями и изобретениями и сидела бы на шее   остальных, то человечество все же чрезмерно бы выиграло, благодаря непрерывному   потоку изобретений и интеллектуальных трудов, исходящих из этой оравы   стремящихся ввысь.      

Иные бы ничего не дали, другие дали бы   что-нибудь через десять-двадцать лет, а некоторые, очень немногие, принесли бы   скорые, многократные и великие плоды.      

Тот, кто приносил их хоть раз, хоть малость,   мог выделяться и обставляться лучше (судя по заслугам). Неудачники могли   исключаться на год или больше, чтобы работать попросту, то есть как работают   средние люди. Таким образом, число тунеядцев можно уже через год сократить в   сотни, тысячи раз.      

По-моему, не надо жалеть на работу мысли и   половины всех человеческих сил.Судьба      

Есть ли высшие силы, есть ли первопричина   всех вещей и явлений? Конечно, последняя не может не быть, и она-то   распоряжается судьбою мира и, в частности, земного человечества. В сущности,   это сама вселенная.      

Как же относится она к человеку? Как   относится к своим избранным, отмеченным печатью гения?      

Странно, но это отношение кажется с первого   раза как будто безучастно, даже жестоко. Что человечество несчастно,   несовершенно, что оно страдает и безумствует — очевидно. Но это можно объяснить   младенческим его возрастом, первоначальною стадией развития. Пройдет она, и   тогда наступит совершенство, блаженство и бессмертие, как у большинства   бесчисленных миров Вселенной.      

Но как объяснить, как оправдать равнодушие   фортуны (судьбы) к своим избранным, любимцам, гениям? Мы уже перечислили или,   по крайней мере, привели достаточно примеров жестокой судьбы гениев. Средние   люди целы, спокойны, обеспечены и, насколько возможно, счастливы.      

Но как может быть так сурова первопричина к   гениям? Одного она убивает в расцвете сил и плодотворной деятельности, другому   болезнь или старость не дает закончить работы, третьего уничтожает простой   случай. Зачем убиты на глупых дуэлях Пушкин и Лермонтов? Зачем в таких же   цветущих годах распят Галилейский учитель? Зачем раздавлен ломовым извозчиком   Кюри, а Мосли убит шальною пулей? Чем оправдать, чем объяснить гибель множества   гениев?      

Отчасти эти явления есть результат   несовершенства человеческой толпы, человеческих обычаев, учреждений и законов.   Вопиющий факт казни гения, праведника, благодетеля людей — производит на них   глубокое, продолжительное, многовековое впечатление и предостерегает их от   ошибок. Гибель немногих невинных спасает множество других таких же или хоть   пониже рангом.      

С одной стороны, вопиющие преступления толпы   лежат на ее ответственности, с другой — распоряжается все же не она, а фатум —   первопричина. Если последняя и не вступает непонятным (или чудесным) образом в   несправедливое и безумное дело, то на это есть основание: дать урок   человечеству. Гибель одного спасает множество. Она поражает людское сердце   жалостью и раскаянием и возбуждает преклонение перед высшею нравственностью   погибших.      

Есть и другой повод допускать гибель великих   в расцвете их силы. Гений уже сделал много, достиг апогея своего развития. За   ним должен наступить практический успех, торжество избранного. Он получает   власть. Власть портит несовершенную природу человека, развращает его очень   скоро. Наш сохранившийся гений идет обратным ходом. В нем разочаровываются   окружающие. Он уже не может служить вечным образчиком истины и величия. При   сохранении гениев не было бы живых идеалов.      

Но идем дальше. Забрав силу и испортившись,   гений долго может ее удерживать. Не выпускают ее и его наследники. В результате   много зла. Оно может во много раз превысить сделанное ранее добро.      

В том-то и штука, что несчастья возвышают   человека (если, конечно, они в меру, по силе избранного), а счастье, успех,   удовлетворение страстей — развращают, обезличивают и расслабляют. Такова пока   жалкая природа человека, даже отмеченного дарованиями. И гений не может еще   отрешиться от своей животной породы, от наших страстей.      

Все же неожиданная гибель многих даровитых людей не совсем   понятна. Может быть, неизвестная будущая судьба, которая ожидала погибших,   объяснила бы нам их безвременную смерть как благой поступок причины (космоса).      

Двигатели прогресса      

Двигатели прогресса — это люди, ведущие все   человечество и все живое к счастью, радости и познанию. Таковы:      

1) Люди, организующие человечество в   одно целое.      

2) Изобретатели машин, которые улучшают   производимые продукты, сокращают работу и делают ее более легкой. Например,   печатные и разные ремесленные и фабричные машины. Машины усиливают производство   в десятки, сотни и тысячи раз. Некоторые же предметы совсем невозможно   устраивать без орудий-машин, например пишущую машину, автомобиль и т. п.      

3) Изобретатели машин, которые   используют силы природы, например механическую силу, химическую и т. п.   Эти силы могут увеличить механическое могущество человека в тысячи раз.      

4) Двигатели прогресса — также люди,   указывающие на способы усиленного размножения и улучшения человеческой породы.      

5) Также люди, открывающие законы   природы, раскрывающие тайны вселенной, свойства материи. Объясняющие космос как   сложный автомат, сам производящий свое совершенство.      

6) К двигателям прогресса относятся и   люди, восприимчивые к великим открытиям, сделанным другими, усваивающие их и   распространяющие их в массе.      

Пока наиболее редки и потому наиболее   драгоценны первые 5 категорий, 6-я же категория людей встречается чаще. Короче   сказать: ученых больше, чем изобретателей и мудрецов. Но и ученые необходимы и   довольно редки. Не всякий тоже может быть ученым в полном смысле этого слова. У   большинства не хватает и охоты, чтобы усвоить хотя бы малую часть научных   сокровищ, накопленных человечеством. Из тысячи найдется один-два, смотря по   степени учености.      

Эти цветы человечества, эти шесть категорий   двигателей прогресса нам выгодно всячески поддерживать.      

Конечно, ни одна категория в чистом виде не   встречается. Изобретатель отчасти и ученый, и ученый отчасти изобретатель.   Также открывающий новые естественные законы не может быть полным невеждой.   Социалист должен быть хоть немного и натуралистом.      

Но жизнь все же, особенно теперешняя,   довольно резко разделяет эти категории.      

Действительно, чтобы сделаться теперь ученым   (6-я категория), надо быть очень восприимчивым человеком. От него не требуют ни   открытий, ни изобретений, а только знания уже установившейся науки. Таким   образом, с помощью экзаменов отбираются люди не с творческим талантом, а с   огромною наклонностью к восприятию.      

Первые пять категорий часто выходят из народа   (см. книгу А. П. Модестова), из буржуазии, из всех сословий, большею частью с   небольшим образованием или вовсе без него (Гершель, Уатт, Морзе, Грамм,   Фарадей). Они были часто плохими учениками (Гоголь, Пушкин, Толстой, Чехов и   т. д.), но отличались самодеятельностью, огромной активностью, творческими   способностями, которые и помешали им быть хорошими учениками (так говорит   Освальд). Помимо этого, их восприимчивость (то есть подражательность, память)   вообще нужно признать более слабой, чем ученых. Тем не менее они-то и стояли   впереди всех, они-то и двигали науку и прогресс (Гутенберг, Янсен, Джойя,   Ньюкомен, Ползунов, Эдисон и другие). Им было очень трудно выбраться на свет,   то есть проводить свои открытия и изобретения в жизнь, получить признание.   Очень малая часть их этого достигала, другая (чуть не 100%) пропадала для   человечества. Мы лишились их открытий, и прогресс шел вследствие этого   черепашьим шагом. Те же немногие, которые пробивались, достигали признания —   вознаграждались, получали возможность работать и осуществлять. Через протекцию   оценивших их сильных людей (Колумб и Изабелла, Либих и Гумбольдт) они попадали   в профессора, в академики, сливались с ученым миром (Галилей). Так было в   старину, так и теперь, наученные историею, поступают иногда практические люди   Запада: выдающиеся люди независимо от формальностей попадают в профессора и в   академики. Но это в виде исключения. Так, Майер попал не в академию, а в сумасшедший   дом.      

Вот почему в старину множество мудрецов из   народа и мещанства причисляются учеными историками к формальным ученым и   профессорам. Кастовые ученые, в сущности, очень косились на выскочек и   признавали их только под давлением их славы и покровительства сильных.      

Итак, большинство народных творческих сил   пропадает бесплодно для человечества. Это страшное бедствие, и мы тут поговорим   о том, как его хоть немного устранить.      

Возьмем пример. Человек изобрел пишущую   машину. Он берет явочное свидетельство и затем обращается за помощью для ее   реализации. Его не понимают, ему не доверяют, но все же находятся разумные люди   и дают ему немного денег на устройство машины. Машина сделана, но работает   плохо. Друзья дела разочаровываются, а враги (жадные, ограниченные и   завистливые) смеются и говорят: вот видишь теперь и сам, что это чепуха и вещь   непрактическая. Сам изобретатель начинает сомневаться и бросает свою машину,   как хлам.      

Но мы ведь знаем теперь, что для пишущих   машин надо одного оборудования чуть не на миллион рублей, надо хорошо обученных   рабочих, надо еще массу времени, труда и изобретательности многих людей. Не дав   ничего этого изобретателю, не оценив, не поняв, мы только осмеяли его и   выбросили за борт.      

Так бывает и со всяким новоизобретенным   приспособлением, если оно не настолько мелко и просто, что его всякий может   понять и осуществить (шпильки, булавки, запонки и т. п.).      

Всякое изобретение требует громадных усилий и   затраты больших денежных средств для своего исполнения. Сначала это как будто   убыточно, но потом изобретение окупается и в будущем, для следующих поколений,   становится неувядаемым бессмертным источником блага (например книгопечатание,   двигатели). В передовых странах стараются учреждать специальные комитеты для   оценки изобретений. Научные же открытия и этой оценки не имеют: доступ в   академии и специальные издания ограждается тщательно кастой.      

Кажется естественным, что судить об   изобретениях и открытиях предоставляют ученым. Но ведь это люди, истратившие   всю свою энергию на восприятие наук, люди, в силу этого усталые,   невосприимчивые и по существу своему (экзаменационный отбор) со слабой   творческой жилкой.      

Как показывает история, эта оценка, особенно   великих открытий и предприятий, почти всегда была не только ошибочной, но и   враждебной, убивающей беспощадно все выдающееся. Так, рукопись Ньютона лежала   много лет в архиве Королевского Общества. Ламарк был осмеян Кювье, Дарвин   отвергнут Французской академией, а Менделеев — русской. Араго отвергал железные   дороги, а ученые времен Наполеона 1 — пароходы. Хорошо, если великих не казнили   и не сажали в сумасшедший дом. Так, сограждане Колумба (генуэзцы) собирались   его наказать за мысли о круглоте Земли. Лишь бегство спасло его.      

Причина неправильного отношения к мыслителям   — в человеческих слабостях. Слабости же зависят от незнания и непонимания своих   выгод.      

Мы возмущаемся трагическою судьбою великих,   осуждаем наших предков, отравивших Сократа, казнивших Лавуазье, сжегших Д.   Бруно, заключивших в тюрьму Галилея и т. д. Мы склонны считать их ужасными   преступниками и готовы растерзать их в негодовании или посулить им вечные   посмертные муки, между тем как сами делаем то же, но не замечаем своих   поступков. Не надо озлобляться, а лучше разобрать причины этого невыгодного нам   явления, устранить их и быть самим на страже, чтобы не повторять исторических   ошибок.      

Перечислим некоторые слабости людей.      

1) Преклонение перед Западом, печатью,   авторитетом, шумихою (славны бубны за горами).      

Ежели бедный и неизвестный человек скажет   истину, то его не будут слушать и немедленно забудут его слова. Кто же   половчее, заимствует мысль бедняка и даже забудет, что она не своя.      

Если же авторитет скажет что-нибудь   необдуманное, легкомысленное и даже глупое, то его со вниманием выслушают,   напечатают и будут серьезно обсуждать. Пример: прокат дирижабля с пустотой или   с разреженным воздухом. Сколько об этой несообразности писали и рассуждали   только потому, что затеяли это дело американские авторитеты. Второй пример:   ракета не действует в пустоте. За это положение ломали свои мечи известные   профессора, а наши с уважением прислушивались и с уважением давали отчеты в   газетах. Такая слабость имеет и некоторое оправдание. Действительно, если все о   чем-нибудь говорят и утверждают, то есть вероятие считать это правдой (глас   народа — глас божий). Если кого-нибудь начальство возвысило (министра,   профессора), то недаром. Напечатанному есть также вероятие верить, потому что в   книгах меньше врут, чем на словах. Но как легко ошибиться. Нужно верить только   разуму и науке. Вот примеры массовых заблуждений. Когда начинается обыкновенная   война двух народов, то каждый себя во всем оправдывает и находит много слов,   чтобы очернить другой народ. Все это проявляется в печати и в народных толках.   Но ведь это очевидное массовое заблуждение: какой-нибудь народ ошибается,   вернее, мы скажем, ошибаются оба. Инквизиция, общераспространенные дикие   суеверия — пример общечеловеческих заблуждений.      

Без сомнения, более вероятия услышать истину   от профессора или известного ученого, чем от обывателя, который плетет сплошной   вздор, если касается науки или философии. Но и тут можно ошибиться. Например,   Араго и Монж отрицали пользу железных дорог. Наполеон I и его ученая комиссия   также отрицали пароход. Академии отрицали Дарвина, Уоллеса, Менделеева.      

То же и о печати.      

Например, в 1900 году писались серьезные   книги о кончине мира. Газеты рассуждали о столкновении Марса с Юпитером, а   недавно (1920 г.) — о падении Марса на Землю. Даже читались лекции   ради успокоения народа. Все же печать достовернее слухов и обывательских сплетен.      

2) Инертность, косность, консерватизм   (каменные сердца, привычка — вторая натура). К чему мы долго привыкали, то нам   кажется истиной. В мозгу образуются соответствующие нервы и сосуды, которые   очень постоянны и нелегко заменяются новыми, выражающими непривычные мысли. В   зрелые годы погасание старых идей и рождение новых очень трудно и   сопровождается страданиями, возбуждающими негодование против новатора. Чем   старше возраст, тем это явление резче. Вот причина, вследствие которой   состарившиеся авторитеты отрицают со скрытой злобой все молодое, новое,   несогласное с их заматеревшими мыслями. Мешает верной оценке ослабшая   восприимчивость, переутомление (наступающее у много работавших ученых даже в   молодые годы). Конечно, это извинительно. Однако во многих случаях ученые   правы, отрицая невежественных изобретателей, открывающих чепуху или всем   известное, а иногда непрактичное и незначительное. Но среди тысяч отвергнутых   попадаются и жемчужины.      

Если даже судья восприимчив, знающ и   справедлив, то и это иногда не помогает. Действительно, новая идея, изобретение   известно хорошо только новатору, который отдал, может быть, ей целую долгую   жизнь и все свои незаурядные силы, чего, конечно, человек с общими обширными   знаниями сделать не может. Он не специалист в новом деле, а специалист тут   только изобретатель. Вот почти неизбежная причина ошибки.      

3) Ложное себялюбие, узкий эгоизм,   непонимание общечеловеческого и собственного блага. (После меня — хоть потоп,   лишь мне бы ладно было, а там — весь свет гори огнем).      

Возьмем пример: новое правописание. Каждый   считал себя образованным и грамотным, а прочих, простых людей — малограмотными.   Нововведение сделало обратное. Разве это не обидно, в особенности инертным   людям и старикам! Опровержение какого-нибудь ложного открытия еще тягостнее. Положим,   опыт отверг гипотезу относительности (Эйнштейн). Сколько трудов было   употреблено учеными для ее усвоения, сколько студентов ломало над ней голову —   и вдруг это оказалось вздором. И унизительно, и как будто клад потеряли.   Сколько было гордости перед другими, незнакомыми с учением — и все рухнуло.   Приходится склонить голову и горько пожалеть о затраченном времени. Разве это   приятно!      

Постоянно отвергаются старые гипотезы и   совершенствуется наука. И всегда этому более всего препятствуют ученые, потому что   они от этой переделки более всего теряют и страдают.      

Средним людям не больно, потому что они и не   слыхали об этих гипотезах. Конечно, надо пожалеть и ученых, но сами они должны   остерегаться и терпеть ложное унижение ради высших целей. Чтобы облегчить их   страдания, нужна особенная к ним деликатность.      

4) Убытки капиталистов, обиды рабочих и   временные государственные убыли.      

Придумана новая машина. Старые орудия теряют   цену как непроизводительные. Фабриканты терпят убытки от конкуренции или   нововведений, часть рабочих теряет заработок, кроме того, оставшимся надо   учиться работать на новых машинах, пожилые же не могут к ним приспособиться.   Тут ряд огорчений и даже трагедий. Богачи вытерпят и будут кушать по-прежнему,   только роскоши будет поменее, но рабочие будут бедствовать, и им нужна   обязательная помощь государства: дать работу или содержать их, пока она не   дана. Когда у каждого будет право на труд и на необходимое для жизни, тогда   рабочие не будут протестовать против новых машин и не будут их ломать.      

Также и всякие другие преобразования, без   социалистических мер, приносят бедствия трудящимся и возбуждают их вполне   справедливое негодование.      

Мы уже не говорим про другие менее   извинительные тормоза просвещения: соревнование, зависть вообще, зависть   профессиональную, классовую гордость и т. д. Не говорим и о пристрастиях   разного рода: дружеских, родственных, половых, национальных, религиозных,   патриотических и т. п.      

Каждому надо сознавать эти недостатки и   всячески остерегаться их. Должны и люди помнить, что эти людские слабости   существуют не только у них, но и у всех людей. Надо принимать их во внимание, а   не говорить что-нибудь вроде этого: «Какая ему надобность врать, искажать или   завидовать». Иные благодушные люди, не имея сами этих прорех, думают, что их нет   и у других.      

Вследствие этих и других причин идея, даже   самая плодотворная, большею частью гибнет, не добившись признания и   осуществления. В лучшем случае хорошая мысль тормозится и задерживается на   десятки и сотни лет, смотря по обстоятельствам.      

Человечество же остается в страшном убытке,   так как угрожающие расстройства и неприятности временны, непродолжительны и   легко устранимы. В общем же получился бы выигрыш, иногда неизмеримо большой,   так как он распространяется на грядущие бесконечные времена. Это должны   сознавать люди. Оправдание их — темнота, и то, что временно они действительно   бедствуют.      

Как же найти правильную оценку мысли и   деятельности миллионов людей, как извлечь из них все самое высокое на помощь   правительствам?      

Разумеется, у нас есть и даровитые, и   знающие, и честные люди, искренне желающие добра человечеству. Но и им не по   силам этого сделать. Допустим, например, что в США таких людей тысяча. На   каждого придется 100 000 человек, и всех их надо изучить и правильно оценить.   На это не хватит и целой жизни. Действительно, если каждому изучаемому отдать   один день, то потребуется более 250 лет работы. Как поверхностна будет такая   оценка, да и кто может поручиться, что она верна и что эти 1000 человек   заслуживают роли непогрешимых судей.      

Мы приходим к такой задаче общественного устройства, при   котором не могли бы скрываться и пропадать таланты. В своем сочинении 1916 года   «Горе и гений» я очень неполно уже наметил решение этой задачи. Теперь   подготовляется обстоятельная работа на эту тему.Научная этика      

Предисловие      

В этой статье я ни на миг не выхожу из идей   единства (монизма) и материальности. Слово «бестелесный» везде ставится в   кавычках и означает только разреженную, но организованную материю. Это хорошо   выяснено в работе.      

Можно ли считать в этой статье что-либо   фантастическим? Ровно ничего. Я исхожу из принципа бесконечной сложности   материи, которая, в свою очередь, вытекает из бесконечности времени, то есть из   того, что вселенная всегда была и потому вечно усложнялась. Если бы я указал на   характер, формы, число и пр. существ иных миров, то это была бы действительно   фантазия. Но я ничего подобного не делаю и не делал.      

Предполагать, например, существование   органической жизни на иных планетах — не фантазия, но сообщать какую-либо ее   определенную характеристику будет уже сказка, ибо мы ничего о ней не знаем.      

Нельзя также уклониться от допущения   организации материи более разреженной, отделенной от нас многими дециллионами   лет. Это тоже не фантазия. Мы видим, что во всех уголках Земли материя   организуется в виде растений и животных. Почему же этого не может быть и в   мирах разреженных планет? Еще пример такого же рода. Если на Земле возникла   жизнь, то почему же она не возникнет в биллионах других планет, находящихся в   тех же условиях, что и Земля. Можно отрицать появление организованной материи в   одном проценте их, даже в 10, 50, 90, но во всех — немыслимо.      

Населенность вселенной есть абсолютная, хотя   не фактическая истина… Сказать, что вселенная пуста, лишена жизни, на том   основании, что мы ее не видим, есть грубое заблуждение.      

Свобода — для трудящихся. Капитал во всех его   видах, в особенности наследственный, есть насильник и потому нуждается в   ограничении.      

Все живо      

Население любой планеты может возрастать   путем рождений. Только площадь Земли и энергия Солнца ограничивают величину   животного населения. Если бы избыток новорожденных мог удаляться на другие   планеты и находить там питание, то огромная часть планеты превратилась бы в   живые существа.      

Некоторые вещества не входят в состав   животных Земли, но или сами вещества могут превратиться в другие, годные для   живых тел Земли (см. далее главу «Вещество»), или сами животные могут   преобразиться и тогда довольствоваться всеми материалами Земли. Тогда бы вся   планета целиком состояла только из животных или людей.      

Наоборот, весь этот живой мир при   неблагоприятных условиях, вымирая, обращается в мертвую планету.      

Не видно ли из этой картины, что все живо и   только временно находится в небытии, в форме неорганизованной мертвой материи!      

Вы скажете: на практике мы видим, что живое   существо живет один момент, после которого погружается в землю, в   неорганическую материю, на биллионы лет. Когда-то до него дойдет очередь снова   ожить!      

Но можно себе представить условия, при   которых данная масса материи живет почти непрерывно.      

Вообразим себе прозрачную крепкую оболочку,   полную внутри кислородом, углекислым газом и азотом. В ней же содержится   небольшое количество влажной почвы, растений и несколько живых, разумных   существ обоего пола.      

Растения, поглощая части почвы и атмосферы,   дают плоды. Они питают животное. Животные переваривают их и отбросы возвращают   почве, которая опять, с помощью растений, дает питание животным. И так без   конца. Это не чудо. То же самое происходит на каждой планете, способной   поддерживать жизнь. Только в описанной оболочке масса животных составляет   заметную часть всей массы нашего изолированного мирка, а на планете — незаметно   малую. Заметим, что наш мирок, в общем, бессмертен, как бессмертна земная   жизнь.      

Можно представить себе и такое существо, для   которого неорганический мир не играет никакой роли, то есть это существо не   нуждается ни в растениях, ни в почве, ни в атмосфере. Ему довольно одного   своего тела и солнечных лучей.      

Вообразим себе существо, прикрытое прозрачной   гибкой кожей, не пропускающей никакой материи. Под кожей, в некоторых местах,   находится хлорофилл, как у растений, способный разлагать углекислый газ крови и   другие отбросы тела и образовывать, как в растениях, кислород и питательные   вещества. Этими веществами, в связи с кислородом, и будет питаться животное.   Непрерывно происходит питание, непрерывно образуются его продукты и непрерывно   последние разлагаются солнечными лучами, образуя питательные вещества и   кислород.      

Если бессмертно земное человечество и   бессмертен наш мирок в прозрачном сосуде, то почему не может быть бессмертно и   единое существо в своей прозрачной оболочке! Природа или разум человека со   временем могут этого достигнуть. Я уверен, что зрелые миры вне Земли давно уже   дали таких существ: бессмертных, живущих солнечными лучами…      

Какой же вывод? Всякая часть вселенной, то   есть всякая материя, может принять форму живого и даже бессмертного существа.Из чего состоит   вселенная      

Больше всего мы видим солнц, кажущихся по   отдаленности мерцающими искорками (звездами) и даже сливающимися в один чуть   светящийся туман. Этих солнц астрономия насчитывает миллионы миллиардов. Их так   много, что если бы их поделили между людьми, то каждый получил бы около   миллиона солнц.      

Солнца громадны. От них отделились в свое   время меньшие тела, подобные Земле. Это — планеты. По своей малости они снаружи   остыли и позволили зародиться на них растениям и животным. Планеты породили еще   меньшие тела, подобные нашей Луне. Их еще больше, чем планет.      

И планеты, и луны — самых разнообразных   размеров. Одни в тысячи раз больше Земли, другие в тысячи и миллионы раз   меньше. Некоторые малы, как пылинки. Чем меньше размер небесных тел, тем число   их больше.      

Все небесные тела притягиваются между собою,   как магниты, и скоро слились бы в одну кучу, если бы не их движения и   невообразимо громадные расстояния.      

Движение небесных тел порождено их взаимным   притяжением — непонятною силой, называемой всемирным тяготением. Ему подвержены   и всякие земные предметы. Но для малых масс оно незаметно мало.      

Время, пространство,   масса и чувствительность      

Ум человеческий так устроен, что он не может   обойтись без трех понятий: времени, протяжения и массы. Эти три понятия   характеризуют вселенную, то есть определяют вещество, из которого состоят все   тела вселенной. Нельзя себе представить мир или часть его без времени и   пространства.      

Можно себе вообразить часть времени   определенной величины, например в год, век, минуту, секунду. Но все время   нельзя представить себе ограниченным. Нельзя выразить всю совокупность времени   вселенной числом. Ни прошедшее, ни будущее время не имеют границ. И то и другое   бесконечно. Итак, время есть величина, не имеющая формы, вся совокупность   которой во вселенной бесконечна. Время имеет два направления: прошедшее и   будущее.      

Пространство же имеет не только множество   направлений (например направо и налево) и величину (100, 200 куб[ических]   метров), но и форму, например, шара, конуса, человека, бабочки, линии,   поверхности. Это понятие много сложнее времени. Пространство вселенной, как и   ее время, невозможно вообразить себе ограниченным, измеренным, выраженным   числом. Поэтому совокупность его во вселенной бесконечна. Противное —   бессмысленно, как и ограниченное время.      

Богатство вселенной состоит из никогда не   прекращающегося времени и никогда, ни в какую сторону не иссякающего и   останавливающегося протяжения. Время и пространство вечны, они никогда не   исчезают, они нетленны.      

Но существование того и другого бессмысленно   без вещества, или материи, дающей жизненные формы с их радостью и горем.      

Нельзя вообразить себе вещество без времени и   пространства. Ведь всякое вещество или тело занимает известный объем   (пространство) и существует в известное время. Значит, время и протяжение как   бы неизбежная принадлежность вещества, его неотделимое свойство.      

Наоборот — можно ли представлять себе время и   пространство без вещества? Например, можно же вообразить себе пустое   пространство и время! Это вопрос темный. Но мы думаем, что самое пространство и   время как бы составлены из вещества. Действительно, например, тяготение каждой   материальной точки распространяет свои лучи во все стороны и занимает всю   бесконечность вселенной. Значит, пространство, даже как бы пустое, заполнено   веществом и составляет вещество.      

В сущности, вещество, пространство и время   суть величайшие тайны, и мы не считаем их разгаданными.      

Думаем, что раз время и пространство   безграничны, бесконечны во все стороны, то так же и вещество.      

Практика это подтверждает. По мере развития   наблюдательной астрономии все более и более расширяются границы вещества. В   недавнее время открыты миллионы особых миров, каждый из которых содержит   миллиарды солнц с их планетами, лунами и множеством меньших тел.      

Фактически, то есть насколько позволяет нам   [судить) несовершенное зрение, наши такие же инструменты и мутная   атмосфера, — материя ограниченна.      

Но нам все же кажется, что ее пределы еще   расширятся, и воображаемые ее пределы так же бесконечны, как время и простор   вселенной.      

Нет смысла в существовании времени и   пространства без материи, а раз первые беспредельны, то так же должно быть   беспредельно и распространение вещества в образе солнц и планет…      

Есть еще свойство материи так же неотделимое   от него, как время и протяжение. Это — способность материи чувствовать горе и   радость, или ее чувствительность. (См. главу «Все живо».)Вещество      

Сначала люди находили бесчисленное множество   разнообразных веществ и думали, что они не имеют ничего общего между собою.   Каждое существует само по себе. Таковы разные минералы, жидкости и газы.      

Потом заметили, что некоторые тела происходят   от других, и наоборот, из этих других получаются опять прежние тела. Так, из   красного порошка окиси ртути нагреванием получается ртуть и кислород. И   наоборот, из ртути и кислорода образуется красный порошок. Одним словом,   замечается образование новых тел при тесном соединении других. Это дало повод   думать, что все разнообразные вещества состоят из немногих и даже, может быть,   из одного основного элемента.      

Накопившиеся с течением времени факты и   исследования привели к следующим выводам.      

Все вещества бесконечно разнообразны, но все   они состоят только из 90 тел, называемых простыми. Их сочетание по 2, по 3 и   т. д., происходящее не всегда, а только при известных или неизвестных   условиях, рождает все бесчисленное множество веществ мира.      

Сначала все это относилось лишь к Земле, а   потом распространилось и на все небесные тела. Солнца и планеты оказались   состоящими из тех же веществ, что и Земля.      

Кажется невозможным это подтвердить, потому   что ни одно небесное тело не доступно для людей. Однако малые небесные тела,   встречаясь с Землей, падают на нее в виде так называемых небесных камней, или   аэролитов. Они оказались такого же состава, как и земные вещества. Это сходство   Земли и неба казалось невероятным. Поэтому долго думали, что аэролиты не   небесного происхождения, а выброшены земными же вулканами.      

Но как же узнать вещества Солнца и иных   недоступных нам тел? Еще 100 лет тому назад думали, что это навсегда   недостижимо для человека…      

Все знают, что тела могут быть нагреты или   охлаждены. То есть одно и то же тело может быть в разном состоянии. При этом   многие свойства его меняются. Так, при высокой степени тепла (температуре) все   твердые и жидкие тела делаются воздухоподобными, или газообразными. Наоборот,   при низкой температуре все газообразные тела сжижаются и затем затвердевают.   При высокой температуре, кроме того, все тела испускают свет. Он как будто   однообразен. Но если пропустить его через угловатое прозрачное тело (призму),   то получается длинная темная полоска, испещренная поперечными разноцветными   линиями (спектр). Нашли, что каждое газообразное тело имеет свою собственную   особую полоску, где линии и цвета их расположены по-своему, всегда одинаково и   не так, как у других.      

Оказывается, что каждый газ имеет свою   неизменную физиономию, по которой можно его узнать.      

Но вселенная большею частью состоит из   накаленных газообразных с поверхности солнц. Все эти газы испускают лучи. Они   доходят до Земли. Мы пропускаем их через угловатое стекло и получаем множество   газовых физиономий в виде темной палочки, испещренной поперечными светлыми   линиями. Разобраться в них не так-то легко, потому что их очень много. Однако,   сравнивая эти портреты с портретами земных газов, видим сходство, видим слияние   физиономии (или спектров) известных нам земных газов.      

Отсюда и вывели, что все светящиеся небесные   тела содержат такие же накаленные газы, какие находят на Земле.      

Но планеты отделились от солнц, и потому они   поневоле должны состоять из тех же веществ, как и их солнца.      

Итак, однообразный состав вселенной из 90   земных тел подтверждается следующим:      

1) светом солнц и разреженных газовых   масс;      

2) падением небесных камней и      

3) однообразным образованием солнц,   планет, лун и всех других небесных тел из громадных разреженных газообразных   масс (туманностей). Выходит, что между земным и небесным нет существенной   разницы: и то и другое составлено из одних и тех же материалов.      

Но на этом наука не остановилась. Еще   столетие тому назад мудрец Брут подозревал, что все известные 90 тел состоят из   водорода. Теперь это все более и более подтверждается.      

Дело осложняется только тем, что сам водород   не един, а состоит из двух элементов: протонов и электронов. Значит, и все   девяносто элементов составлены из них же.      

Мы приходим почти к единству материи: все   составлено из водорода.      

Но кроме водорода мы имеем еще эфир, вещество   поразительно разреженное и упругое.      

Это дает повод думать, что существуют еще   другие виды материи, более простой. Из нее-то и составлен водород, который и   без того не может быть признан неразлагаемым, или несоставным, веществом.      

Но что же такое вообще вещество, простое или   сложное? Существует такое представление о воображаемом простом, то есть   несложном, веществе. Оно состоит из быстро движущихся отдельных одинаковых   частиц (атомов). По своей малости они не могут столкнуться, как сталкиваются   между собой биллиардные шары. Но все же они связаны между собой особого рода   притяжением, которое при очень малом между ними расстоянии заставляет каждый   атом уклоняться от своего пути, как комету поблизости от солнца. Происходит как   бы отталкивание, но не соприкосновение (точки встретиться не могут). Относительная   сила притяжения между ними (атомная сила) во много триллионов раз больше, чем   притяжение небесных тел (всемирное тяготение).      

Близкое прохождение нескольких таких атомов,   при определенном и очень редком их сочетании, заставляет их этою же силою соединиться,   без прикосновения, в тесные группы: по 2, по 3, вообще, по нескольку атомов.      

Конечно, возможно и обратное явление, то есть   разложение сложной группы на более простые.      

Так образовывались во вселенной все более и   более сложные группы, которые человек, по своему незнанию, считал неделимыми   (простыми) и потому называл атомами.      

Но так как начало вселенной бесконечно   удалено от нашего времени (иными словами — начала не было, и мир всегда   существовал), то процесс усложнения продолжался бесконечно, и потому все   известные нам как простые частицы материи, или атомы, должны иметь бесконечную   сложность и неизвестное строение.      

Сложны и водород, и протоны с электронами, и   эфирные частицы. Мы уже не говорим про частицы 90 веществ: их сложность   несомненна. Наука имеет дело только со сложными, даже бесконечно сложными   частицами.      

Чем же отличаются частицы какого-либо   известного вещества от частиц воображаемого элементарного тела? Частицы, или   молекулы, какого-либо вещества, например железа, так же однообразны, как и частицы   элемента. Но они бесконечно сложны, имеют определенный объем, поэтому могут   сталкиваться между собою (хотя при этом не происходит столкновения истинных   точкообразных атомов).      

Дадим общую характеристику молекулы, или   сложной частицы, какого-либо тела. При случайном сближении элементарных атомов   в группы происходит то же, что при сближении нескольких звезд, когда некоторые   из них делаются связанными друг с другом (силою тяготения), а другие делаются   еще более свободными, приобретая еще большую скорость поступательного движения   (задача о трех или нескольких притягивающихся телах пока неразрешимая).   Действительно, некоторые элементы, чтобы вращаться друг вокруг друга, как   двойные солнца, должны потерять часть своей скорости, другие же, за счет   сближения первых, приобретают усиленную скорость и потому удаляются от   новообразованной группы. Движение последней не только ослабевает, но частью   превращается во вращательное, отчего упругость материи, состоящей из групп,   уменьшается.      

Чем сложнее образуется материя, чем больше в   ее частицах сложность, тем меньше становится упругость этой материи и тем   больше ее плотность.      

Результатом этого является образование   вещества, все более и более плотного, не способного противодействовать силе   тяготения. Происходит его концентрирование, образование разреженных газовых   масс, гигантских солнц и отделение от них планет с их спутниками, то есть   лунами.      

Но в сложных небесных телах, образовавшихся   таким способом, происходит обратный процесс, то есть разложение сложных частиц   на более простые. Всегда происходят оба процесса одновременно, но в простой   материи преобладает соединение (синтез) и сопряженное с ним уменьшение   упругости и увеличение плотности. В сложной же — разложение (анализ) и   сопряженное с ним увеличение упругости, стремящееся разрушить сложные тела,   каковы солнца, планеты и т. д.      

Они и разрушаются, образуя опять разреженные   массы и даже эфир, то есть они становятся невидимы, как бы исчезая, как бы   обращаясь в ничто. Лучеиспускание солнц, помимо их взрывов, составляет именно   этот процесс — образование невидимой разреженной материи вроде эфира.      

Этими явлениями синтеза и анализа совершается   вечный круговорот материи, то образующей солнца, то разлагающей их в эфир и   очень разреженные невидимые массы.      

Но кроме этого колебательного, или   повторяющегося (периодического), движения, возможно общее усложнение материи,   так что периоды несколько отличаются друг от друга, именно все большею и   большею сложностью вещества. Есть ли конец этому усложнению и не начинается ли   снова упрощение — неизвестно.      

Разложение и усложнение материи ничего общего   с температурой не имеют. Предполагая обычный закон притяжения, можем только   сказать следующее. Усложнение сопровождается уменьшением упругости одной части   материи и увеличением другой (за счет сближения частиц и уменьшения скорости   первой). Упрощение же сопровождается разложением сложных частиц, их свободой и   увеличением упругости и скорости за счет ослабления скорости свободной и   упругой части материи.      

И анализ и синтез, возможно, сопровождаются   особого рода возмущением эфира и своего рода лучеиспусканием. При усложнении   энергия, несомненно, выделяется в виде ускорений за счет сближения частиц, то   есть атомного притяжения. При разложении та же энергия поглощается, ибо атомы   разделяются, теряя часть своей скорости, поглощаемой ими от других, более   быстро движущихся частиц.      

Но раз в последнем случае нет выделения   энергии, как же может образоваться лучеиспускание? Есть какое-то возмущение, но   лучеиспускания как будто не должно быть, или оно направлено извне на   разлагающуюся материю.      

Факты пылающих солнц все же указывают на   какое-то лучеиспускание, которое, кроме возмущения, состоит в выделении   разлагаемой материи.Населенность вселенной      

Мы видели, что все солнца испускают один и   тот же свет, что все они с их планетами составлены из одних и тех же веществ,   что даже вещества эти имеют один источник, одну первобытную материю.      

Гигантские солнца, составленные из   разреженных газов — сгущением их вследствие образования все более и более   сложной материи — сокращались в объеме, вращались быстрее и оттого отделяли от   себя кольца и планеты: сначала горячие, но потом остывшие с поверхности,   благодаря их сравнительно малой массе.      

Мы видим полное однообразие миров в форме   миллиона миллиардов солнц вместе с их планетами, лунами и другими небесными   телами.      

Нужно еще к этому однообразию света и   вещества прибавить однообразие силы тяготения. Значит, на всех планетах была   тяжесть.      

На планетах средней величины были океаны и   газовые оболочки, или атмосферы.      

Спрашивается: почему бы на остывших телах   вселенной не зародиться жизни, как она зародилась на Земле!      

Разумеется, на иных, отдаленных от своего   солнца планетах было холодно, на других, близких к своему солнцу — жарко.   Некоторые по своей большей величине не остыли, и на них не могла зародиться   жизнь. Малые планеты и их спутники (луны) не имели атмосфер и вод (океанов) и   потому тоже пустовали. Путь иных был чересчур эксцентричен, ось очень наклонена   к орбите. Такие тоже были мало приспособлены к жизни вследствие резких перемен   температуры.      

Но не все же планеты были непригодны. Из   десятков крупных планет и сотен маленьких, сопровождающих каждое солнце, по   крайней мере, хоть одна планета была в благоприятных условиях для появления   жизни.      

Если это допустить, то миллион миллиардов планет   окажутся населенными.      

Сначала на каждой пригодной планете   появляются составные сложные вещества. Усложняясь все более и более под   влиянием химического сродства и солнечных лучей, они дают простейших, не   существующих теперь бактерий. Потом появляются бактерии более сложные, подобные   известным земным. Образуется микроскопический растительный мир. Он дает два   течения: растительное и животное. И то и другое развивается одновременно.   Размеры тех и других существ увеличиваются, строение усложняется. Получаются   растения и животные, похожие на земных. Но не все простейшие существа идут   одним путем. Одни, совершенствуясь и приспосабливаясь к условиям, остаются   близкими самим себе, другие увеличиваются в размерах и совершенствуются только   до известной степени. Так на каждой планете образуются существа всех размеров и   всех степеней развития.      

Но вот один тип оказался преобладающим.   Появилось существо разумнее и сильнее других, вроде человека. Сначала оно было   близко к животным, безжалостно эксплуатировало их, предавало смерти и даже не   щадило свою собственную породу. Господствовали и мучили других сильнейшие из   сознательных. Но разум развивался. Высший человек познал природу и ее силы,   стал пользоваться ими и пожалел подобных себе. Эта жалость потом   распространилась и на животных.      

Наконец ом понял субъективную непрерывность и   бесконечность жизни каждого кусочка материи. Он понял, что, делая зло другим   существам, он делает зло самому себе — в беспредельной жизни своего будущего.      

Он сообразил, что его личное благо состоит в   том, чтобы нигде во всей вселенной не было никаких страданий и никакого   безумия. А для этого нужно было прекратить существование всех несознательных,   несчастных и несовершенных существ.      

Но это дело надо было совершить без всяких   мук для отставшей жизни. Достигли этого тем, что всячески заботились о   несовершенных, удовлетворяли все их безвредные желания и страсти, но лишали   потомства.      

Так на каждой планете, существовавшей   достаточное число лет, оставались только одни совершенные роды…      

Моменты рождения планет (от гигантских   солнц) — самые разнообразные. И потому возраст планет столь же   разнообразен. Громадное большинство их имеет почтенный возраст, доставивший им   совершенство разумной жизни, то есть вполне зрелое население. Таких, как Земля,   было немного, ибо возраст ее малый, она только что родилась.      

Возьмем, к примеру, людское население Земли.   Статистика показывает, что младенцев секундного возраста только один человек,   минутного — 60, часового — 3600, дневного — 86 400, годового — 31 000 000.   Также и для планет: чем меньше их возраст, тем меньше таких планет.      

Можно ли считать возраст земного человечества   ничтожным, раз оно прожило миллионы лет?      

Время его исторической жизни всего 10 000   лет. Предстоят ему еще биллионы лет развития. Десять тысяч лет составляют лишь   одну стомиллионную долю будущей жизни Земли и Солнца. Разве это не та же   секунда по отношению к одной человеческой жизни!      

Какой же вывод? Вся вселенная полна жизни   совершенных существ, которая ожидает и Землю, и другие немногие планеты   незрелого возраста…      

Мы говорили, что возраст планет самый   разнообразный, условия жизни также. Эти тысячи миллиардов планет не могут быть   одинаковы — по благоприятности жизненных условий. Некоторые зародились ранее, и   жизнь созрела на них прежде, чем на всех остальных. Кроме того, и условия жизни   могли быть лучше, чем на остальных. Они прежде прочих планет достигли   совершенства, выражающегося в высочайшем могуществе и долгой, безболезненной,   счастливой жизни.      

Их разум открыл им, что пройденный ими путь   от бактерии до совершенства был тяжелым путем, путем тысячелетних страданий и   безумия. Совершенные прошли этот путь, но другие планеты его только ожидают.   Зачем им мучиться? Нельзя ли избавить другие планеты от дороги мучений для их   существ?      

Техническое могущество первенцев вселенной   дозволило им одолеть тяжесть своей планеты, завладеть солнечною энергией и   сделаться господами в своей планетной системе. Тут они могли ликвидировать   зачаточную жизнь планет и заменить ее собственным зрелым населением…      

Но техника их пошла выше. Стали совершаться   путешествия к другим солнцам вселенной. Достигли планет иных солнечных систем,   где жалкая жизнь бактерий и слизняков только зародилась. И там эта жизнь была   уничтожена и заменена собственным населением.      

На иных посещаемых планетах жизнь оказалась   гораздо выше и дошла до мира пресмыкающихся. И там она была безболезненно   прекращена и заменена их совершенным родом…      

Так поступали на большинстве планет   вселенной. Что же, в самом деле, допускать мучения несознательных существ,   грызущих самих себя в течение миллионов лет.      

Однако малая часть планет, может быть,   биллионная их доля предоставлялась самой себе. Наблюдали за ними, но не   уничтожали жизнь, а позволили ей развиваться.      

Не обращая внимания на питомники разума,   подобные земному шару, составляющие примерно биллионную долю всех планет, можем   сказать, что вселенная полна разумными, могущественными и счастливыми   существами.      

Их гений и могущество и заселили вселенную,   избавив ее от мук самозарождения. Эти существа подобны совершенным людям, которые   произойдут от теперешнего человечества.      

Со временем оно организуется в сложное,   прекрасное и счастливое общество, под управлением самого высшего, самого   достойного из будущих людей. Когда он сходит со сцены, то его заменяет другой   такой же, лучший из всех, человек.      

Каждая планета достигает счастья,   совершенного общественного строя и управления высшим из всего населения. Но не   путем самозарождения — это мучительный путь, — а путем заселения и   размножения уже готовых совершенных существ с других планет.      

Планеты управляются их верховными   президентами — своего рода планетными богами. Но каждая планета, размножаясь,   отправляет избыток своего населения в окружающее солнце пространство. Там   устраиваются особые жилища, более прекрасные и удобные, чем на планете.   Околосолнечное пространство не только дает простор, но и солнечную энергию,   которая в миллиарды раз более той, которая отпускается на планеты.      

Так возникает особое многочисленное   население, окружающее каждое солнце. Тут еще более сложное общественное устройство,   под управлением лучшего из существ всего населения. Таково устройство общества,   что именно лучший попадает наверх в президенты населения.      

Так же объединяются ближайшие солнца. И у них   получается руководитель. Есть ли конец этим союзам, этим объединениям —   неизвестно.      

Вероятно, нет, потому что они необходимы.   Вселенная нуждается в них: куда направить избыток населения, где поместить его,   у каких солнц, с какими свойствами, на каком расстоянии, не ожидается ли   солнечный взрыв и не угрожает ли гибелью населению — все это нужно знать, и без   главы вселенной без обширного руководства, объединения и знания это невозможно.      

Итак, существа, подобные совершенному   человечеству, заселяющие космос, составляют сложные и прекрасные организации,   под управлением президентов с их многочисленными помощниками. И на одной   планете существуют президенты разных степеней. Не считая же помощников, видим   управителей: планет, солнечных систем, группы солнц, млечных путей и так далее,   вероятно, без конца.      

Последний управитель, возможно, — вся   вселенная, вся ее бесконечность. Она и составляет наше божество, в руках   которого мы всегда находимся, находились и будем находиться. Свойства этого   божества, как мы видели, добрые. Но они еще в наших глазах повысятся, когда мы   проникнем глубже в тайны космоса.Жизнь субъективно   непрерывна, смерти нет      

Что жизнь, в общем, совершенна и прекрасна,   мы это видели. Иной она быть не может, так как развитой разум зрелых существ   себялюбиво (эгоистично) ее не допускает. Если бы допустил, то обладатели этого   разума сами бы и пострадали в своей бесконечной жизни. Если же нет нигде ничего   несовершенного, никаких страданий во всей вселенной, то как же кто-нибудь мог   бы опечалиться?!      

Но вот в чем вопрос: а смерть, а небытие или   пребывание в неорганизованной материи после разрушения существа — не будет ли   оно томительно или мучительно!?      

В крепком сне, когда жизнь еще далеко не   угасла, животное почти ничего не чувствует, время летит незаметно, десяток   часов пролетает, как одна секунда. Еще бесчувственнее существо в обмороке,   когда приостанавливается биение сердца. Времени для такого состояния как бы   совсем нет. Как же скрывается и бесследно исчезает время, когда не только   сердце, но и весь организм расстраивается! Время есть субъективное ощущение и   принадлежит только живому. Для мертвого, неорганизованного оно не существует.      

Итак, громадные промежутки небытия, или   пребывания материи в неорганизованном («мертвом») виде, как бы не существуют.   Есть же только короткие промежутки жизни. Все они сливаются в одно бесконечное   целое, так как большие промежутки — без времени и потому могут считаться за   нуль.      

Конечно, один и тот же кусочек материи   воплощается, то есть принимает состояние животного, бесчисленное множество раз,   так как время никогда не прекращается.      

Но мы все ошибочно думаем, что наше   существование продолжается, пока только сохраняется форма тела, пока я Иванов.   После смерти я буду Васильевым, и потому это буду уже не я, а кто-то другой. Я   же исчезло навеки. На самом деле исчезла лишь ваша форма, но чувствовать вы   можете и в Васильеве, и в Петрове, и во льве, и в мухе, и в растении.      

Ощущение зависит не от формы, а от материи.   Птица летит, перемещается за этой массой и место ощущения. Вот вы Иванов, но   представьте себе, что природа или искусство создали из другой массы существо   совершенно такой же формы и свойств, как вы, до последних мелочей. Назовем его   Вторым Ивановым или просто Вторым.      

Когда Второму будет больно, вы никакой боли   не почувствуете. Когда он будет радоваться, вы никакого блаженства не   испытаете: формы одинаковы, но ощущения двух тождественных лиц совершенно   независимы, то есть могут быть даже противоположны одно другому. Отчего же это?   Да просто от того, что Второй составлен из другой материи, не по качеству, а по   существу. Отсюда видно, что свойство чувствовать принадлежит той материи, из   которой составлен человек или другое животное. Перемещается оно, перемещается и   место ощущения. Преобразуется человек, преобразуется и ощущение, но остается на   том же месте, или принадлежит тому же существу, той же массе материи. Если бы   возможно было из массы Иванова сделать последовательно Петрова, Климова и   т. д., то ощущала бы все та же материя, но воображала и называла бы себя   то Петровым, то Климовым.      

Вообразим, что человек заснул и видит себя во   сне то Петровым, то Климовым, то медведем, то волком. Мыслить и чувствовать он   будет как разного рода существа и люди (Петров, Климов, медведь и т. д.),   но испытывать ощущения будет все та же масса, тот же Иванов, который был таким   в бодрствовании.      

После смерти материя рассеивается, и потому   ощущение как бы распыляется и уничтожается, несмотря на то что малые части   бывшего существа вошли в состав тел многих животных.      

Пока возразим на это окольно. Жизнь каждого   теперешнего человека или животного составилась из частей материи, жившей   когда-то в самых разнообразных местах. Однако это не помешало возникнуть новой   жизни. Так и после нашей смерти части тела хотя и будут рассеяны, но это не   помешает им ожить снова.      

Теперь разберем это поосновательнее. Вот   живое существо. Какой же части его тела свойственно ощущение? Мы видим   множество животных самых разнообразных размеров и масс. И каждое из них   чувствует. Отсюда видно, что эта способность не зависит от величины животного.   Стало быть, каждая организованная масса, как бы мала она ни была, способна   чувствовать. Конечно, большие массы животных могут быть более хитрого   устройства, и потому ощущения их, в общем, сильнее и сложнее.      

Но живое существо, как бы оно велико и сложно   не было, состоит из организованных масс (например клеточек). Оно есть только   более тесный союз живых существ. Поэтому каждое из них чувствует.      

Итак, все части единого живою существа   испытывают приятное и неприятное, только в разной степени по силе и сложности.      

Вообразим, что массивное животное разделено   на клеточки и каждая из них помещена в среду, в которой она может продолжать   развитие. Разве не получится множество независимых существ и ощущений, и разве   не следует отсюда, что все части единого существа ощущают приятное и   неприятное, но по-своему.      

Мы видим тут сходство (аналогию) с   высокоорганизованным обществом. Оно — как одно целое. Но вы можете разобрать   его на члены. Без поддержки общества они погибнут, но в искусственной   обстановке будут продолжать жизнь дикую, но полную ощущений (люди без связи   между собою).      

Тот же вывод последует, если мы вообразим,   что, например, человек разрушен и из этой массы сделано множество человечков.   Мы не умеем этого сделать, но это возможно. Мы многого не умеем, но из этого не   следует, что оно невозможно. Наши человечки будут иметь маленький мозг,   маленькие способности, память, соображение и пр.; но каждый из них будет   ощущать, хотя и слабо.      

Спрашивается, где же предел малости массы   существа, которое еще способно ощущать? Одноклеточные существа очень малы, но у   них никто не отнимает свойства чувствовать (хотя и слабо) приятное и   неприятное.      

Вот непрерывная цепь существ разнообразных   масс, от массы кита или еще большего существа иных планет до невидимой даже в   ультрамикроскоп бактерии (все же про них знают по явлениям, которые они производят).      

Можно ли отказать им в способности   чувствовать, хотя самой малейшей из этих организованных масс? Можно отказать им   в большой величине ощущения, можно сказать, что одно животное ощущает в   миллион, биллион, триллион раз слабее, чем другое, но отказать вполне в   ощущении, признать его за математический нуль невозможно.      

Но ведь за организованной живой материей   следует организованная «мертвая», за ней — более или менее сложный   «неорганический» мир. В конце концов все сводится к единому началу — водороду   или, всего вернее, еще более простому элементу, из которого состоит вся   вселенная.      

Ведь это непрерывная цепь. Из водорода   образуются 90 известных простых тел, из них — все камни, минералы, газы и   жидкости. Из этих — все живые существа: простые и сложные.      

Живое существо есть только союз других   существ, более простых, например клеточек. И клеточка — только союз сложных   «мертвых» материй. И всякая «мертвая» материя есть союз из 90 металлов, газов и   жидкостей. И эти последние — союз водородных атомов. А водородный атом — союз   неизвестных элементов природы.      

Где же истинное начало жизни? Где первобытный   гражданин вселенной? Конечно, это атом, или его более первобытная неизвестная   часть. Есть ли это электрон или атом эфира — неизвестно. Можно только условно   его называть атомом эфира.      

Признаем, условно, атом эфира за основную   единицу вселенной. Это и будет первобытный ее гражданин. Сочетание таких   граждан дает атом водорода и других простых тел. Это уже общества, или более   сложные места (этапы, пункты) жизни. Сочетание этих этапов даст еще более   сложные частицы (молекулы) органических и неорганических тел. Наконец,   сочетанием последних образуются все живые существа — от простейшей бактерии   (протобактерии) до человека и его совершенных потомков и жителей иных миров. Все   это союзы из первобытных граждан, то есть атомов эфира.      

Распадение союза, или смерть животного, есть   только разрушение союза, разброд членов, который не сопровождается смертью   граждан, то есть атомов. После расстройства общества атомов каждый из них может   жить отдельно или вступить в новый общественный союз, то есть в состав   молекулы, бактерии или какого-либо другого существа вплоть до совершенных, или   зрелых, жителей иных планет.      

Вечен первобытный гражданин: атом эфира,   начало материи. Оно по своей сущности неразрушимо, так как едино, неделимо.   Дольше живет атом водорода. Также миллиарды лет существуют без распадения   многие из 90 основных атомов, составленных из водорода. Сложные молекулы тоже   могут существовать долго, например молекулы спирта, сахара, крахмала и пр. Но   непродолжительны союзы живой органической материи. В общем, чем проще и меньше   существо, тем жизнь его устойчивее и продолжительнее. Бактерии только двоятся   (размножаются), но не умирают при благоприятных условиях питания. Более крупные   существа имеют самую разнообразную продолжительность жизни. Тут имеет влияние   сама конструкция животного. Сложное устройство, обеспечивающее более долгую   жизнь, требует обширного объема и массы. Так что иногда, с увеличением массы   существа, жизнь его удлиняется. Зависимость продолжительности жизни от массы   еще не разъяснена наукой.      

Что же мы видим? Союзы разрушаются (смерть),   но снова возникают (рождение). Разрушение не уничтожает граждан, но они   продолжают вести жизнь, только более простую (примитивную), пока не вступят в   новый союз, то есть не составят часть какого-нибудь животного: часть мозга,   печени, мускула и т. д. (например, человека). Получается ощущение жизни,   соответствующее той клеточке, в которую вступил атом. Также гражданин (человек)   разрушенного государства вступает в члены другого государства и испытывает   ощущения соответственно занимаемому им положению (должности).      

Но только в мозгу существ начинается   настоящая жизнь, достойная этого названия и нашего о ней шаблонного   представления. Пребывание в остальных союзах близко к небытию. Оно не содержит   времени и потому в счет настоящей жизни идти не может. Его надо пропустить.   Так, растительные члены общества (деревья, злаки и пр.) как бы пребывают в   небытии.      

Ряд же жизней сознательных (в мозгу), повторяющихся   бесчисленное число раз в зрелых существах вселенной, сливаются в одну жизнь —   совершенную и бесконечную.Иная, более разреженная   материя, иные миры, иные существа      

Наука пришла к заключению, что все солнца,   планеты, все растения и животные составлены из водорода. Но самый водород   признан сложным, состоящим из электронов и протонов. Торчит тут еще некстати   поразительно упругий эфир, с его невообразимо малыми атомами. Электроны в   сравнении с ними — гиганты.      

Все это уже указывает на сложность всякой материи,   на сложность известных нам атомов. Мы докажем, что эта сложность бесконечна,   что всякий известный нам атом делим, то есть состоит из частей.      

В самом деле, время бесконечно — и впереди и   позади необозримое его количество. Материя усложняется с течением времени. Если   бы этого не было, то мы не имели бы и наших молекул девяноста известных нам   веществ.      

Разве это усложнение когда-нибудь   остановится? Оно может колебаться, но, в общем, должно идти вперед. Колебание   состоит в том, что молекулы периодически усложняются и разлагаются, но, в   общем, все же происходит их усложнение, хотя и чрезвычайно медленное.      

Так, со временем получатся «простые» атомы с   300, 400, 1 000 000 и т. д. электронов и протонов. Такие тела будут менее   упруги и более плотны. Из них создадутся более плотные солнца и планеты,   населенные и более плотными растениями и животными.      

Нет предела будущему времени. Через   дециллионы дециллионов лет, может быть, даже через дециллионы в дециллионной   степени образуются такие плотные небесные тела и существа, что мы в сравнении с   ними легко можем быть приняты за материальные «духи», за существа почти   бестелесные. (Так воздух и газы в невежественные времена принимались за дух, за   нечто бестелесное).      

Но будем ли мы тогда? Возможно, что будем. Не   все прогрессирует, не все идет вперед, не все резко изменяется.      

Возьмем, к примеру, органический мир Земли.   Протекли миллионы лет, но не все существа обратились в человека. Одни отставали   более, другие менее. Иные остановились на очень низкой степени развития, каковы   известные и неизвестные бактерии.      

Так и мы можем застыть в нашем развитии. То   есть одновременно по вселенной могут жить и плот-ные существа (будущие), и   сравнительно бесплотные (настоящие), хотя тоже составленные из материи, только   более простой, упругой и легкой (из современной материи).      

Таким образом, в невообразимо далеком будущем   одновременно будут существовать не только две категории существ, но и   бесчисленное их множество. Любая из этих категорий будет почти нематериальна в   отношении всех позднейших и грубо-материальна в отношении всех   предшествовавших.      

Самыми легкими, наиболее «бесплотными»   существами окажемся мы, составленные, в сущности, как нам теперь кажется, из   очень плотной материи.      

Вот что нам дает обозрение беспредельного   будущего, обозрение ряда времен, бесконечно удаленных друг от друга.      

Теперь возьмем прошедшее. Ведь оно так же   беспредельно, как будущее. Вообразим время, отдаленное от теперешнего   дециллионами лет в дециллионнои степени. Тогда частицы (молекулы) были проще,   вещество менее сложно, менее плотно и более упруго. Из него были составлены   «мертвые» небесные тела и живые организмы, несравненно более легкие. В   сравнении с нашими они содержали так мало материи и такой разреженной, что их   можно назвать нематериальными, «духовными».      

Спрашивается, исчезли они или существуют и   теперь? Возможно, что существуют, как существуют бактерии одновременно с   людьми.      

Идя еще назад, мы придем к убеждению о   существовании миров с организмами еще менее плотными. Они в сравнении с   предыдущими почти ничто (по отношению к материальности), а по отношению к нам —   вдвойне (в квадрате) «нематериальны». Пятясь так далее, встречаем новые кадры   существ, содержащих все менее и менее материи. Одним словом, сзади мы получим   то же, что и впереди, только ряд по своей плотности будет нисходящим.      

Бесконечное будущее еще нам недоступно, но   прошедшее должно оставить свои следы. И если мы еще не дождались более плотных   существ бесконечных будущих времен и не сделались по отношению к ним почти   бестелесными (условно — духами), то в отношении прошедшего наши рассуждения уже   не фантазия, не ожидание. Оно существует, и мы окружены бесчисленными отрядами   живых существ, каждый из которых «бестелесен» по отношению ко всем последующим   и грубоматериален по отношению ко всем предыдущим…      

И материя развивается (эволюционирует)   неравномерно, неоднообразно. Одновременно существует множество родов материй.   Мы уже не говорим про 90 элементарных веществ, от водорода до урана, — мы   имеем еще эфир, плотность которого так мала, что наука склонна его даже совсем   отрицать.      

Если материя существует в разных видах — от   почти нематериального эфира до поразительно плотных веществ, скопившихся в   центрах солнц, — то почему же одновременно не существовать и бесчисленным   кадрам живых существ прошедших времен?      

И эфиров должно быть множество, и невидимых   небесных тел также. Они также составляют кадры. И каждый, в отношении   предыдущих, грубоматериален, а в отношении последующих — почти не заметен. Мы   не можем видеть ни этих ранее бывших солнц и планет, ни существ, на них живших.      

Что такое наш мир, доступный для исследования   нашими чувствами и наукой? Он стоит не в конце времени, не в начале его. Он   где-то посередине, и с обеих сторон его бесконечные хвосты времен. Он всегда   будет стоять посередине, сколько бы еще не прожил. Никакие времена не изменят   его среднего положения. Всегда бесконечность как спереди, так и сзади. Всегда   бесчисленный ряд почти бестелесных существ живут одновременно с нами (то есть с   нашим миром).Подтверждающие факты      

Как ни логично и ни естественно все   высказанное здесь, однако интересно было бы подтвердить все это фактами или   решить вопрос о степени влияния этих теоретических сил на нашу человеческую   жизнь.      

С кем не случалось чего-нибудь   необыкновенного, не объяснимого узким научным взглядом. История накопила таких   фактов немало. Множество современных людей, достойных доверия, указывают на   них, собирают и описывают подобные явления в книгах.      

Большинство их, чуть не 100%, можно считать   результатом невежества, фокусничества, болезни мозга, забывчивости, ярких снов,   принятых за действительность, намеренной лжи, самообмана, непонимания и   ограниченности физиологических знаний.      

Я раньше даже думал и был уверен, что все   100% относятся к этой области.      

Однако я верил в существование высших   планетных пород разумных существ, подобных людям, подозревал и о существовании   организмов, бесконечно более легких, чем мы, одним словом, верил в существ   более высоких, более совершенных, но не думал, что они вмешиваются, по крайней   мере теперь, в земные дела людей. («Любовь к самому себе»).      

Как бы в опровержение этого 31 мая 1928 года   со мной случилось событие, описанное мною в книжке «Воля вселенной».      

Подобное же было со мной лет 40 тому назад.   Но время притупило впечатление виденного мною тогда.      

Мы смело можем говорить о том, что сами   видели. За других ручаться мы не имеем права, но про личные впечатления обязаны   говорить.      

Самому себе уже невозможно не верить. С тех   пор я стал думать, что, может быть, и не все 100% необыкновенных явлений   относятся к области заблуждений. Может быть, какая-нибудь ничтожная часть их   относится к истине, объясняемой мною в этой книге с чисто материальной и   научной точки зрения: с точки зрения эволюции материи.      

Притом странно верить себе и абсолютно не   верить другим. Если я видел, то почему же не могли видеть и другие люди, не   менее добросовестные. Если же мы откажем вполне и всегда в доверии нашим   чувствам, то что станет тогда с наукой, основанной на свидетельстве чувств,   проверяющих друг друга!      

Мы знаем, что всякое новое открытие   сопровождалось неверием ученых, не говоря уже про толпу. Не верили падению   камней с неба, не верили говорильной машине, вращению Земли, ее шарообразности,   пятнам на Солнце, кольцам Сатурна. Невозможно перечислить все примеры   человеческого неверия. Пожалуй, так же невозможно перечислить и примеры   легковерия, примеры заблуждения. Их было даже гораздо больше, чем неверия в   истину. Можем только сказать, что как вера, так и неверие не всегда   оправдывались и что менее шансов ошибаться тому, кто не верит, чем тому, кто   верит.      

Лучше ко всему относиться критически,   многократно проверять всеми чувствами и средствами. И только после   подтверждения явления принимать его за фактическую истину. Пускай она   противоречит нашим убеждениям, нашему рассудку, даже науке, но факт остается фактом   и указывает на недостаток, на узость и неполноту принятых нами знаний или   оснований.      

Со временем наука может расшириться и со   своей стороны еще подтвердить и объяснить найденные ранее непонятные явления.      

Организация невидимых   миров и их жизнь      

Итак, миры мы разделяем на кадры, отделенные   друг от друга бесконечными временами. Понятно, что миры эти малодоступны,   малопонятны друг другу.      

Последний, наиболее плотный, видимый и   ощущаемый нами мир — это доступная точной науке вселенная, с ее миллионами   миллиардов солнц и еще большим числом планет и их лун. Их населяют организмы   более зрелые, чем люди, и потому более совершенные, но все же подобные   животным.      

Сколько среди нас, людей, в разные времена   было гениев, двигающих земное человечество по пути к познанию и счастью! Во   всякий момент земной жизни найдутся такие необыкновенные, драгоценные для Земли   люди. Сколько их забито людским неведением, сколько не узнано и погибло, не   проявив своих благодетельных свойств! Будущий порядок Земли устранит это   несчастье, эту безмерную убыль для человечества, и во главе управления на самом   деле будут наиболее полезные, наиболее совершенные люди.      

Чем больше будет жить Земля, тем совершеннее   будет отбор, тем и само население будет выше. Со временем все будут так высоки,   что мы и представить их себе теперь не можем. Каковы же будут высочайшие из   высших!      

Земля не дозрела. Много миллионов лет впереди   ждет человечество до его дозревания. Большинство же планет дозрело и содержит   совершенную породу, управляемую еще более совершенными существами.      

Каждая планета овладевает и своей солнечной   системой, которая может поддерживать население, в миллиарды раз более   многочисленное, чем планеты.      

Но чем обильнее население, тем совершеннее   общественный строй, тем выше отборные существа и тем выше члены населения, так   как к ним понемногу переходят все хорошие свойства центра.      

Мы уже говорили про эту организацию видимого   космоса — последнего, в данный момент наиболее плотного, мира. Мы говорили уже   про союзы солнечных систем, про их сношения, управления и невообразимо высоких   президентов.      

Но ведь то, что совершается или уже   совершилось в нашем плотном мире, также совершалось и в других, невидимых нами   мирах, хотя и в другом роде. Там также были совершенные своего рода организмы,   их союзы, выборы высших из высших, совершенство и могущество которых   невообразимы.      

Итак, мы — плотные существа — окружены   кадрами не только таких же плотных (но совершенных и могущественных существ),   но и кадрами существ эфирных, число которых бесконечно, как бесконечно прошедшее   время. Каждый из этих кадров эфирен в отношении последующих и грубоплотен по   отношению ко всем предыдущим.      

Какие отряды эфирных существ имеют на нас   наибольшее влияние — ближайшие или более дальние, менее плотные — нельзя   решить. Скорее — ближайшие.      

Каково это влияние, какова сложность космоса,   трудно вообразить. Даже наш ограниченный ум принужден все более и более   увеличивать эту сложность.      

Многое необыкновенное, что случается с нами,   может быть объяснено вполне научно окружающей нас безмерной, мало постижимой и   непредвиденной сложностью космоса.      

Не только распоряжается нами он (в   узком смысле мертвых явлений неорганического мира), но и его, подобные нам,   плотные существа иных солнечных систем.      

Но и этого мало: еще могут вмешиваться в наши   земные дела бесчисленные кадры существ иных эпох, которые в сравнении с нами почти   бестелесны. Организации их и их президенты могут обладать невообразимым   могуществом, подобно организациям плотных существ иных миров…      

Мы видели, что смерть есть только разрушение   союза. Граждане (атомы) после нее вступают в другие союзы (рождение, или   воплощение) и, стало быть, продолжают сложную жизнь.      

Но ведь распадение может быть разных родов:   на клеточки, молекулы, атомы, электроны, эфирные частицы и т. д., без   конца.      

Конечно, более вероятия имеет распадение на   крупные части (молекулы девяноста основных веществ) и возникновение в форме   плотных существ последней эпохи. Так мы многие биллионы лет будем воплощаться в   подобные нам плотные организмы.      

Но есть вероятие и распадения организма животного   на более элементарные частицы иных, отдаленных от нас эпох. Тогда мы   воплощаемся в менее плотные, почти бестелесные существа бесконечно удаленных от   нас эпох.      

Итак, громадные времена дают возможность   возникать в виде «духов».      

Чем большие протекли времена, тем разрушение   «союзов» глубже и воплощение «эфирнее». Мы тогда возникаем в виде организмов   эпох, все более и более удаленных от нашего времени…      

Приходишь невольно в восторг от ожидающего   нас разнообразия во вселенной: возникновение в существах подобных нам, только   совершенных, довольных и счастливых, — воплощение и жизнь в «духах» —   бесчисленного числа категорий (по скачкам времени и плотностям).      

Каковы же эти жизни! Какое разнообразие,   какая сложность, какие познания, какое блаженство в них таятся! Эти сложность и   богатство впечатлений относятся не только к людям и подобным им по плотности,   но и ко всякому атому или любой его части, ко всякому «союзу», ко всякому   существу — телесному и «бестелесному».      

Неограниченность времен не только дает нам   вероятие возникновения в таких же и менее плотных существах, но и более   плотных, более сложных и, вероятно, более совершенных и богатых ощущениями. Но   это — обязательно в будущем. Будущее одинаково может нам дать воплощение и в   более легких существах, чем мы, и в более тяжелых. Только, чем более прошло   времени, тем уклонения резче, глубже…      

Возникновение и в одной плотности, то есть в   одной эпохе, существ возможно в разной степени совершенства: вы можете принять   воплощение, или проникнуть в организм заурядного общественного гражданина,   также в заведующего 2-й, 3-й и т. д. степени — вплоть до полубожественных   по своей высоте существ. И вы будете жить их жизнью.      

Но вы не можете возникнуть в несовершенном,   несознательном, преступном (заблуждающемся), несчастном животном, так как бытия   таких из самолюбия (эгоизма) не допускает разум зрелых существ: или небытие   (спокойствие — нирвана), или жизнь великая и прекрасная.Нравственность (этика)   земли и неба      

Этика космоса, то есть его сознательных   существ, состоит в том, чтобы не было нигде никаких страданий: ни для   совершенных, ни для других, недозрелых или начинающих свое развитие животных.      

Это есть выражение чистейшего себялюбия   (эгоизма). Ведь если во вселенной не будет мук и неприятностей, то ни один ее   атом не попадет в несовершенный страдальческий, или преступный, организм. Одним   словом, тогда примитивный гражданин вселенной, то есть атом, не может вселиться   в дурное существо, ибо их совсем не будет.      

Но мы видели, что живые миры распадаются на   две группы: одна, большая, населена существами совершенными; другая, в   миллиарды раз меньшая, подобная Земле, состоит из существ незрелых, но подающих   надежду.      

В мирах совершенных хорошее только   поддерживается. Всякое уклонение ко злу или страданиям тщательно исправляется.   Каким путем? Да путем подбора: плохое или уклонившееся к дурному оставляется   без потомства. Это не причиняет ни малейших страданий, так как родительских   инстинктов и страстей у совершенных нет. Есть только любовь ко всему   чувствующему, вытекающая из истинного себялюбия. Она выражается в действиях,   устраняющих страдания или их причины.      

Могущество совершенных проникает на все   планеты, во всевозможные места жизни и всюду. Оно без страданий уничтожает   несовершенные зачатки жизни. Эти места заселяются их собственным зрелым родом.   Не подобно ли это тому, как огородник уничтожает на своей земле все негодные   растения и оставляет только самые лучшие овощи!      

В этом заключается главный акт деятельности   совершенных, главная их нравственность.      

Но ими же оставляется некоторая, совершенно   ничтожная, часть планет с несовершенными или такими живыми существами, от   которых ожидается прекрасное и необходимое пополнение совершенных.      

Эти зачинающие планеты, то есть их существа,   подвергнуты мукам самозарождения, мукам развития, как, например, мир земных   существ… Видно, некоторой доли страданий избежать нельзя.      

Второй акт нравственности совершенных состоит   в уменьшении числа таких планет, в непрерывной поддержке таковых, в наблюдении   за их развитием и движением к совершенству. Тайные их силы порою вмешиваются и   исправляют ошибочные шаги зарождающих существ. То вмешательство это очевидно,   то оно невидимо. Если и вмешательство не помогает и ничего кроме страданий не   предвидится, то и весь живой мир безболезненно уничтожается. Так натуралист, добивающийся   выведения лучшей породы растений или животных, при неудаче уничтожает все свои   труды, чтобы начать их снова. Так писатель рвет рукопись сочинения, которой он   недоволен.      

Когда на планете с самозарождающимися   существами последние достигают хотя слабой степени самосознания, то появляется   этика — борьба с ошибками, стремление к совершенству, к уничтожению мук.      

Какова же этика таких планет, подобных Земле?   Некоторой малой степени сознания на нашей планете достиг только человек. Можно   говорить лишь про его этику. Нравственность низших животных не существует. У   них все нравственно, так как они не знают, что у них все ошибочно.      

Нравственность Земли такая же, как и небес:   устранение всяких страданий. Эту цель указывает разум. Не будет кругом меня   страданий — и я тогда не подвергнусь им в этой или бесконечной будущей жизни.   Первые же этапы ее, всего вероятней, будут на Земле, так как атомы существ на   миллиарды лет связаны с Землей силой ее тяготения…      

Этика человека есть сложное и громадное   учение. Мы показали его основы. Можем привести тут еще несколько очертаний.      

Прежде всего, нужна для трудящихся полная   свобода слова, печати, собраний, вообще всех таких действий, которые не   сопровождаются насилием над другими лицами. Предполагается свобода для   трудящихся, потому что капитал во всех его видах, в особенности наследственный,   есть насильник.      

Насилию подвергаются только насильники.   Ограничивают их свободу и размножение настолько, чтобы избавиться от   распространяемого ими зла. Мести или наказаний совсем не должно быть.      

Но свобода возможна только тогда, когда   каждый человек, не насильник, имеет независимые от людей средства к жизни. Для   этого у всякого должно быть право на почву, труд, должность или другое, к чему   он склонен и что даст ему необходимое для жизни.      

От насилия он будет огражден, от нужды   избавлен. К чему же ему тогда притворяться или лицемерить!      

Начнется борьба убеждений. Сначала это будет   рознь и множество заблуждений, но потом одолеет истина, потому что она сильнее   всего.      

Истина укажет на лучшее общественное   устройство. Оно состоит в том, чтобы самая лучшая часть человечества управляла   Землей, чтобы каждый сообразно своей полезности для людей занял соответствующее   место.      

Управление лучшими людьми, высшими   представителями человечества даст ему единение. Единение избавит народы от войн   и других видов самоистребления (или ослабления), укажет на общий алфавит и   язык, научит каждого гражданина и даст ему знания, сообразные его умственным   силам. Оно обеспечит благосостояние и сделает всех счастливыми.      

Породы людей будут искусственным подбором   улучшаться и достигнут невообразимой умственной и нравственной высоты.      

Постепенно не только избавятся от животных,   но и от преступных элементов самого человечества. Избавятся даже от   несовершенных существ, но, разумеется, не сразу.      

Нигде не будет никаких страданий и ничего   несознательного, кроме растений и подобных им организмов, не подверженных   заметным мукам.      

Не будет стенаний от смерти, убийств,   неудовлетворенных страстей, от боли, голода, жажды, холода, ревности, зависти,   уничтожения и страха.      

Страх естественной смерти уничтожится от глубокого познания   природы, которое с очевидностью покажет, что смерти нет, а есть только   непрерывное, сознательное и блаженное существование.Очерки о вселенной      

Предисловие      

Наук такое множество, излагаются они так   подробно, столько написано возов научных книг, что нет никакой возможности для   человеческого ума их изучать. Кто и хочет, опускает бессильно руки.      

Между тем нельзя себе составить мировоззрения   и руководящего в жизни начала без ознакомления со всеми науками, то есть с   общим познанием вселенной.      

Вот я и хочу быть Чеховым в науке: в   небольших очерках, доступных неподготовленному или подготовленному читателю,   дать серьезное логическое познание наиболее достоверного учения о космосе.      

Необходимость космической точки зрения      

Вся материя во вселенной перемешивается.   Человек или другое существо есть материя. Она блуждает по всей вселенной.   Судьба существа зависит от судьбы вселенной. Поэтому всякое разумное существо   должно проникнуться историей вселенной. Необходима такая высшая точка зрения.   Узкая точка зрения может повести к заблуждению. Так, до сего времени не верили   космическому общению материи и существ. Считали Землю изолированной и   независимой от космоса. Последний как бы не существовал для Земли. Важную роль   играли только Солнце и Земля, в крайнем же случае — Солнечная система и   несколько ярких звезд. И вот мы, даже современные мудрецы, проникшись веселыми   делами нашей планеты, сделали неверные пессимистические выводы о судьбе   человека и земных животных: все плохо, все несовершенно, все мучительно,   жестоко и безнадежно. Человеком руководит грубый эгоизм короткой земной жизни:   хватай, что можешь — умнее ничего нет. Мало этого, такой взгляд на Землю   философы распространили и на весь космос. По крайней мере, практические мудрецы   (позитивисты) его игнорировали как несуществующий или не относящийся к Земле.   Все эти триллионы солнц и планет для нее ничего не значили.      

Приводим тут ряд космических истин, способных   дать нам правильное представление о судьбе космоса, а стало быть, и о судьбе   человека, животных, растений и неорганического мира.      

23 октября 1934 г.      

Порядок космической   философии и ее выводы      

I. Водородные существа (состоящие из   92 элементов).      

1. Настоящее состояние вселенной   величественно.      

2. Наука о земном веществе есть наука   космическая.      

3. Образование солнечных систем и их   разрушение периодично.      

4. Вечная юность вселенной. Механическое   совершенство космоса.      

5. В известной вселенной существуют   миллионы миллиардов планет.      

6. Планеты населены животными.      

7. Несомненно бесконечное разнообразие   животных.      

8. Животные эти совершенны, то есть   достигли предельной степени развития.      

9. Существа эти могущественны, например,   одолевают силу тяжести своих планет и солнц и путешествуют во вселенной.      

10. Странствуя по вселенной, они   водворяют порядок, устраняют страдания и заселяют все планеты своим совершенным   потомством.      

11. Условно вещество бывает в небытии и   в жизни.      

12. В математическом смысле всякая   материя всегда чувствует.      

13. Высшая жизнь каждому животному   кажется непрерывной.      

14. А так как несовершенной жизни нет,   то она не только непрерывна, но и совершенна.      

II. Иерархия водородных существ (то   есть из известной материи).      

15. Есть президенты планет.      

16. Есть президенты солнечных систем.      

17. Есть представители солнечных групп.      

18. Есть заведующие солнечными «кучами».      

19. Есть президенты млечных путей.      

20. Есть президенты эфирных островов.      

21. Есть президент космоса.      

III. Материальные духи (из более   простой неизвестной материи).      

22. Время бесконечно.      

23. Материя и атомы имеют бесконечную   сложность.      

24. Разные состояния космоса,   разделенные дециллионами лет.      

25. Следы этих эпох в виде простейшей   материи и простейших существ.      

26. Они совершенны и условно духовны.      

27. Судьба настоящей материи и   совершенных животных.      

IV. Иерархия материальных духов.      

V. Причины космоса.      

28. Космос — игрушка. Он сравнительно   ничто.      

29. «Причина» космоса.      

30. Свойства «причины».      

31. От нее можно ждать только блага.