1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 
   
Сеня энергично трясёт головой:- Вот по этому поводу Идар Сергеевич нас послал. На плато ещё есть группы людей их необходимо под себя подмять. Чтобы всё было централизованно, в одном месте. Польза от этого очевидная, надо терпил делом занять. Идар Сергеевич предлагает общий бизнес открыть… на правах полноправных компаньонов.
   
— Что ты несёшь, какие компаньоны?! — чернобородый рассерженно раздувает ноздри. — Компаньон здесь один — два АКМА. Слушай сюда, тема конечно правильная, терпил необходимо согнать в одну кучу, но бизнес этот будет моим. Предашь Идару, — обращается он к Игорьку, — я согласен реализовать эту идею, пусть подготовит своих бойцов. Ну, а с моей стороны пойдёт Бурый и Репа. И ещё, пусть баб мне подкинет. Да не ссы, коровками делать не будем, Лёха ещё не съеден, просто корешей моих по ночам поллюции мучают, а раз мы компаньоны, — заржал чернобородый, — всё должно быть по понятиям.
   
— Вику и Эльзу приведём, — с пониманием кивает Игорёк.
   
— Вот, наконец-то у нас завязываются добрососедские отношения, — философски изрекает главарь, поднимая вверх крючковатый палец. — А ты правильным был бы пацаном, жаль… мент поганый. Прости, брат, клеймо на всю жизнь.
   
— Да мы давно не менты, — пытается возразить Игорёк.
   
— Ты не прав, бывших ментов не бывает. Всё, иди, мусор, западло мне с тобой так долго перетирать.
   
Виктор подкрался совсем близко, может рискнуть? Он выравнивает ствол, смотрит сквозь мушку и едва не нажимает, но в этот момент, чернобородый откидывается назад, передёргивает плечами:- Тьфу ты, словно пулю кто хочет мне в лоб вогнать, — он озирается по сторонам:- Что-то Хмара не идёт, Бурый, смени его, — а сам боком отходит под защиту камней.
   
— Ты чё, Вагиз, в натуре нервы шалят? — косится на него Репа.
   
— Это не нервы, — отвечает чернобородый, — чую что-то. Бурый, поспеши… автомат возьми. Эй ты, повар, мать твою, хватит жрать, мента свяжи, — окликнул он задумчиво жующего у костра уголовника. — Репа, проводи Игорька, а ты, — обращается он к перепачканному сажей зеку, — наверх сбегай.
   
Виктор отпрянул, ползком отходит, от досады стискивая зубы. А ведь такой момент был! Почему я не супермен? Всё же надо было стрелять, а там будь, что будет. Хотя… может и правильно… суета полезна при ловле блох. Уйти б незамеченным. Ему удаётся покинуть приделы Чёрного монастыря до того как Бурый обнаружил изрезанного Хмару.
   
Виктору неожиданно выныривает сбоку от своих товарищей, весь заляпанный кровью, словно мясник со скотобойни. Аня вскрикивает, не сразу его, узнав, но затем ещё больше пугается, думая, что он смертельно ранен. Алик мгновенно замечает автомат, брови в удивлении взлетают, белая панама падает с ушей.
   
— Ты ранен? — восклицает Аня, едва сдерживая себя, чтобы не рухнуть в обморок.
   
— Ерунда, людоедская кровь, — отмахивается Виктор и кидает ей кроссовки, — быстренько одевай и сваливаем, сейчас начнётся такая заваруха.
   
— Автомат, где нашёл? — растерянно хлопает глазами Алик.
   
— Трофей… я не шучу, бегом, — энергично вращает глазами Виктор.
   
Близкая автоматная очередь, словно сорвавшаяся крышка от унитаза, сбивает Аню и Алика с места и они, вытаращив глаза, вломились в густые заросли, увязая в колючках и обдираясь до крови.
   
— Не по нам стреляют! — осаживает их прыть Виктор. — С перепугу… шпарят наугад. Очень хорошо, тратьте боезапас, — с ехидством добавляет он, с пренебрежением сплёвывая назад.
   
Выстрелы мгновенно стихают, словно Вагиз прочитал мысли.
   
— Не останавливайтесь, боюсь, будет погоня, — подстёгивает товарищей Виктор.
   
Но по всем признакам погони нет. Вероятно, людоеды пребывают в некотором замешательстве, они даже не могут догадываться, с кем имеют дело. Это — определённо фора и ей стоит воспользоваться, пока всё получается, но расслабляться нельзя, зеки опомнятся, и тогда начнётся действительно головная боль. Как жаль, что чернобородого не получилось завалить. Это злит Виктора, не всё у него получается, хотя, для дилетанта, коим он является, очень даже неплохо. Словно затерянные где-то в глубине организма, скрытые резервы рвутся наружу и математически просчитывают все варианты, высвобождая потенциальную энергию во взрывную кинетическую. Как говорится, простая физика: всякое действие, вызывает противодействие, если сильнее сжать пружину, тем мощнее она развернётся. А Виктор — пружина, причём из легированной стали. Такие как он, могут и в резонанс войти, а это крах или взлёт.
   
У Голубянки Виктор останавливает людей. Отдуваясь, жадно глотая воздух, беглецы приходит в себя.
   
— Можете расслабиться, погоня отменяется, привал.
   
— Как отменяется, кто сказал? — вылупился Алик.
   
— Я сказал, — усмехается Виктор, садится, с наслаждением прислоняясь к шершавому боку холодной скалы, с любовью гладит вспотевший автомат.
   
— Значит, погони не будет, а что будет? — прозорливо замечает Аня, просящее заглядывает ему в глаза.
   
Её вид, встревоженной курицы, веселит Виктора, он смеётся и когда натыкается на недоуменные взгляды, распаляется ещё сильнее. Но, внезапно он замолкает, Виктору доходит смысл концовки Аниного вопроса. Действительно, а что будет? Неизвестность хуже всего, нелюди не успокоятся, это факт. Следовательно, действовать необходимо на опережение.
   
— Ты права Аня, тебя сдал Идар. В лагере тебе делать нечего, со мной пойдёшь. А вы, — строго глянул на Алика, — завтра же снимаетесь со стоянки, встречаемся на этом месте перед восходом. На разрозненные группы будет вестись охота, причём очень скоро, медлить нельзя. Ты меня понял, Алик?
   
— Как охота, какая охота? — дёргается, словно от электрического тока парень, срывает с головы панаму и рывком утирает лицо.
   
— Обычная, — с прищуром смотрит на него Виктор, — рабов из вас делать будут.
   
— Зачем? — он импульсивно дёргает козлиной бородкой.
   
— Затем, что самим работать «западло», — усмехается Виктор.
   
— Западло им! — встряхивается Алик. — А это они не хотят попробовать? — он вытягивает кривой нож.
   
— В одиночку не справимся, укрепление делать надо.
   
— Вот как выходит, только начали приспосабливаться и на тебе, подонки появляются! — возмущается Алик.
   
— Это зеки так решили? — блеснули у Ани глаза.
   
— Нет. Так решил Идар, а зеками он хочет воспользоваться для решения этой задачи. Он заключил с ними союз, но думаю я, как только Идар почувствует силу, постарается быстро избавиться от своих компаньонов. Да вот только Вагиз тоже не промах, вероятно, догадывается о планах Идара, но вида не показывает. Он хочет переиграть его и воспользоваться плодами совместного дела.
   
— А кто такой Вагиз? — насторожился Алик.
   
— Главарь людоедов.
   
— А какой Идар раньше был, такой обходительный, внимательный, — вздыхает Аня.
   
— Наверное, комплименты сыпал? — улыбается Виктор.
   
— Да. Мне даже казалось, что я ему нравилась. А он взял и людоедам меня отдал, — пискнула Аня, вытирая сбежавшую слезинку.
   
— Может и нравилась, но для Идара нет людей, они у него как инструменты, — делает правдоподобный вывод Виктор.
   
— И откуда такие мужчины рождаются? — со злостью произносит Аня.
   
— От женщин, — пожимает плечами Виктор.
   
Аня оторопело смотрит, что-то переваривает в голове и изрекает гениальную фразу:- М-да.
   
— Всё, отдохнули? Время не терпит… Алик, не позже восхода… всё очень серьёзно… попытайся убедить Павла Сергеевича.
   
— Он не глупый, к утру будем, — уверенно произносит парень.
   
— Послушай, — внезапно останавливает уже готового отправиться в путь Алика Виктор, — что это у тебя за панама, которую ты так гордо носишь?
   
Алик фыркает и важно произносит:- Это головной убор моряков США.
   
— Да? А я думал, с ребенка сорвал. Вот несуразная вещь.
   
— Ты не прав, знаешь, как ею здорово утираться, — быстро нашёлся, что ответить Алик.
   
Он уходит, Виктор некоторое время провожает его взглядом, затем, говорит Ане:- Попробую пару голубей подстрелить, к ужину.
   
Над Голубянкой носятся серые тени, часто взмывают вверх небольшие стайки птиц, доносится воркование, рассерженный писк и возня. Виктор с облегчением вздыхает, голуби и их бесчисленное множество, ими облеплены все склоны пещеры-пропасти.
   
На этот раз удача на его стороне, Виктор выследил группу голубей рядом с пещерой и уверенно набивает с десяток птиц, в душе удивляясь своей меткости. Нанизав их на верёвку, появляется перед восхищённым взором женщины.
   
— Мне бы такого мужа! — не удержавшись, выпалила она.
   
Хмыкнув, Виктор ведёт её к своей стоянке. Уже на подходе к ней, он чувствует беспокойство, некоторые камни, окружающие их поле, повалены.
   
— О, нет! — восклицает он. Вся картофельная ботва безжалостно выдернута из земли, зловеще белеют пустые корни и не одного клубня.
   
— Что случилось? — замирает от страха Аня.
   
— Картофельную плантацию разорили, — Виктор озирается по сторонам, передёргивает затвор автомата.
   
— Неужели зеки? — холодея от ужаса, говорит женщина.
   
— Зеки ни зеки, а картошку есть, уже не будим никогда. Нина! — Виктора словно полосонули хлыстом и он ринулся через изувеченное поле, Аня едва поспевает за ним, загребая землю носками не по размеру больших кроссовок.
   
Перед домом резко останавливается, Аня его едва не сшибает, вывалившись на открытое пространство. Двое худых бородатых мужчин вскакивают, один из них взмахивает топором.
   
— Лежать! — рявкает Виктор, целясь из автомата.
   
— Виктор! — слышит он родной голос.
   
Его женщина, любимая женщина, лежит связанная по рукам и ногам.
   
— Ах вы твари! — Виктор едва не нажимает на курок.
   
— Не стреляй! — выкрикивает Нина.
   
Бородатые мужики застывают в растерянности и даже забывают жевать, у одного из них изо рта вываливается каша из пережёванной сырой картошки.
   
— Мать вашу! Кто такие? — опускает ствол Виктор.
   
— Мы… тут… под Нижнегорском коровник строили…
   
— Развяжите! — гаркает Виктор.
   
Мужики суетливо подбегают к Нине, стягивают верёвки:- Она на нас бросилась, пришлось связать… извините, — лепечут они.
   
— Морды вам надо бы набить. Да вы знаете что наделали, придурки? Это же были будущие урожаи!
   
— Мы голодали, — неожиданно огромный бородатый мужик затрясся в плаче.
   
— Козёл! — злобно бросает Виктор. — Брось топор!
   
Мужик откидывает инструмент сторону, испуганно смотрит на Виктора, глаза красные, щёки впавшие, а сквозь рваную рубашку выпирают рёбра.
   
— То, что козлы, это верно, — Нина отпихивается от рук мужиков, встаёт, пристально рассматривает Аню.
   
— Привет, — кисло улыбнулась Аня.
   
— Откуда такая? — недоброжелательно сверкнула очами Нина.
   
— Из лагеря Димы, то есть, сейчас Идара, — краешком губ улыбнулся Виктор. — Её едва не съели.
   
— Кто, звери, что ли? — фыркает Нина.
   
— Людоеды! — выпалила Аня.
   
— Какие людоеды, — насмешливо прищурилась Нина.
   
— Она права, — вмиг посуровел Виктор, — на плато объявились самые настоящие людоеды… из зеков.
   
— Как же так, есть людей? — один из мужиков перекрестился.
   
— Ты это серьёзно? — Нина внимательно смотрит в лицо Виктору и буквально чернеет, его глаза жёсткие и что-то новое в них появилось, незнакомое и пугающее.
   
— Серьёзнее не бывает, двоих я отправил на тот свет… вот, автоматом разжился, жаль, что у них ещё один остался. А ещё, с людоедами Идар союз заключил, а это плохо, он настоящий спецназовец. Сейчас они обрабатывают идею по захвату людей на нашем плато. Фактически они хотят рабов из них сделать.
   
— Это чудовищно, — у самого крупного мужика затряслись губы, он растерянно смотрит, то на Виктора, то на Нину. — Вы нас простите, — ёжится он под строгим взглядом Нины, — бес попутал, вот и связали вас.
   
— Я это поняла с самого начала и всё равно вы козлы, — без особой злости говорит Нина. — Попросить слабо было? У меня копчёной рыбой вся кладовка увешена.
   
Мужики застыли, из губ потекли слюни, Виктор морщится, бросает на землю голубей:- Нина, принеси рыбу, только немного, а то рыгать начнут, а я костром займусь, сегодня у нас будет пир. Как жаль, что теперь о картошке будем только вспоминать, — в досаде он едва не влепил по уху здоровенного мужика, покорно стоящего по стойки смирно, опустив глаза в землю.
   
— Ещё поедим, — неожиданно говорит Нина, — пять штук осталось, совсем проросли, даже клубни появились.
   
— Так ты их не съела? — в порыве восклицает Виктор и краснеет под укоризненным взглядом.
   
— Я решила перестраховаться, — Нина с насмешкой обвела всех взглядом и скрывается в нагромождении камней, где находится замаскированный ход в жилище.
   
— Что головы повесили, — немного повеселел Виктор, — знакомиться будем. Меня Виктором кличут, эту девушку — Аней, мою жену — Ниной.
   
— Игнат, — буркнул здоровый мужик.
   
— Саша, — несмело представляется другой.
   
— Вот что, Саша и Игнат, дрова заготавливайте.
   
— Пусть сначала перекусят, — своим появлением Нина, держащая несколько золотистых кусков тунца, вводит мужиков в ступор. — Только хорошо пережёвывайте, а то подавитесь, — она передаёт им рыбу. Они едва сдерживаются, на шеях судорожно дёргаются кадыки, но стараются вести себя достойно, хотя, получилось не очень, вгрызлись в мясо так, словно в эклеры с кремом.
   
Аня отворачивается, старается не вдыхать аромат копчёной рыбы, но самым постыдным образом из пухлых губок ползут слюни.
   
— На вот, — Нина протягивает Ане увесистый шмат.
   
— Это мне? — Аня едва не рванула к Нине, но увидев её насмешливый взгляд, глотает слюну, делает лицо безразличным:- Я как-то не очень хочу кушать, — Нина отводит руку, — но если ты настаиваешь, возьму кусочек, — быстро говорит она, поспешно выхватывая рыбу.
   
В душе потешаясь, Виктор неумело ощипывает голубей, но к нему присоединяется Нина:- Я так волновалась, — шепчет она, — ты так надолго исчез, я места себе не находила. А потом эти пришли, худющие… как начали ботву дёргать и есть сырую картошку. Совсем дичает народ, — вздыхает Нина.
   
— Завтра к нам группа спелеологов из Питера присоединится, вроде неплохие ребята, мне их начальник нож подарил, — Виктор выдвинул из ножен лезвие. — Кстати, у меня подарок тебе есть, — достаёт зековскую финку.
   
— Здорово, — женщина хватает нож, словно любимую куклу и любуется сияющим лезвием, чмокает в щёку. — А у меня нет подарка, — взгрустнула она.
   
— Как нет? А сохранённая картошка? И ночью ещё кое-чего подаришь.
   
— Бесстыдник, — зардевшись, толкает его Нина. — Я хочу тебе что-то сказать, — она наклоняется к его уху, — нет… потом, — отстраняется от него.
   
— Что потом? — не понимает Виктор.
   
— Потом, — загадочно произносит Нина.
   
— Загадками говоришь.
   
— И всё же, у меня есть для тебя подарок, но я его подарю тебе позже.
   
Виктор смотрит на неё, какая она сейчас особенно красивая. Интересно, что придумала, мелочь, наверное, какую? Наивная моя женщина, я и без этого тебя люблю.
   
Нина смотрит влюблённым взглядом. Вот приметив, ничего не замечает. И почему я его так люблю?
   
Погода хмурится, ветер с усилием тащит тяжёлые тучи и вот-вот хлынет ливень, но сдерживается, словно ждёт когда запылает костёр, чтобы одним махом сделать мелкую пакость. Но Виктор складывает ветки под козырьком нависающей скалы, проверенно, даже в сильнейший ливень вода не затекает под костёр. Будто разочаровано грохочет гром и ветер тащит тучи в море, там со злостью сбивает в одну исполинскую кучу, молнии делают в них дыры и наступает хаос.
   
Под несильными порывами ветра, судорожно бьётся огонь, но крепчает и начинает поджаривать до хрустящей корочки упитанных голубей.
   
Весь народ собрался у костра, с жадностью наблюдая за истекающими золотистым жиром голубиными тушками.
   
— Как спаслись? — отрывается от созерцания Виктор.
   
Игнат вздыхает:- Крышу сорвало, мы за неё уцепились, вот и не утопли.
   
— У кого «крышу» сорвало, — не преминула съязвить Нина, она всё ещё сердится на мужиков.
   
Её не понимают:- Крышу коровника, — уточняет Игнат.
   
— А-а, — тянет Нина, — тогда конечно.
   
Аня фыркает, с некоторой доброжелательностью смотрит на Нину, она по достоинству её оценивает, сама стерва и Нину такой же считает.
   
Нина украдкой изучает Аню и немного успокаивается, не соперница: шейка длинненькая, носик остренький, глазки глупые, губки как у плюшевого ослика, сиськи готовы лопнуть от переизбытка силикона, а на ногах, вот умора, кроссовки сорок четвёртого размера.
   
А Аня удивляется, и что в ней нашёл такой мужчина как Виктор, ни кожей, ни рожей. Не удивлюсь, если она работала продавщицей в каком-нибудь овощном ларьке.
   
— Нина, а вы раньше, где работали? — улыбается Аня.
   
Нина напрягается, почувствовав в её словах некий подвох, хмурится и нехотя отвечает:- Начальницей на овощном складе.
   
— Наверно интересно? — не скрывая своего торжества, произносит Аня.
   
— А ты кем была? — Нина не стала отвечать на её вопрос.
   
— Администратором по устройству банкетов, — высокомерно изрекает Аня.
   
— В моём подчинении были администраторы женщины, я их потом на мужчин заменила. У мужиков мозги варят лучше, — с плохо скрываемым призрением говорит Нина.
   
— С этим я не совсем согласна, — сжимает пухлые губки Аня, — хотя… смотря, с какой стороны смотреть. Мне тоже мужики нравятся, — мстительно заявляет она, намекая на нечто другое.
   
Они прекрасно понимают друг друга и мило улыбаются, но продолжать разговор не решаются. Нина немного обозлилась, она считает себя хозяйкой, а Аня, по-видимому, хочет оспорить это право и всё чаще поглядывает из-под густых ресниц на Виктора.
   
Голуби призывно шипят на вертелах, испуская умопомрачительный запах, Виктор, наконец-то вытаскивает их из огня и самого крупного протягивает Нине, затем и всем остальным, причём Ане в последнюю очередь.
   
После еды Виктор заставляет Игната с Сашей готовить навес для ночлега, в свой дом, гостей и не думает впускать, а вечер уже переходит в наступление.
   
Аня в тихом потрясении остаётся наедине с мужиками, а Виктор с Ниной уходят спать в своё жилище, этим чётко указав всем на своё место. Напоследок, Нина с торжеством глянула на свою соперницу и, уловив в её глазах растерянность, смешанную со страхом, смягчается, выносит рваное одеяло:- Прости, подруга, в доме мало места… переночуйте как-нибудь здесь. Ты мужикам скажи, чтобы расторопнее были, скоро будет темно, да и дождь в любой момент может начаться. И смотри, чтобы «крышу» у них не сорвало.
   
Аня с отчаянной решимостью глянула в глаза Нине, хотела съязвить по своему обыкновению, но словно спотыкается об её ответный взгляд, столько в нём скрытой силы, словно это и не женщина, а волчица и Аня сникает:- Спасибо, — неожиданно даже для себя, произносит она, но злой «червячок», сволочь этакая, так куснул прямо в сердце, что Аня едва не взвыла.
   
Как побитая собака, бредёт к мужикам, те улыбаются, видя её приближение, но она сдвигает брови, морщит нос, её претит от давно не мытых тел и начинает умело командовать.
   
Игнат и Саша принимаются делать шалаш, ловко рубят корявые деревья и приспосабливают их под нависающей скалой, оплетают гибкими ветками, делают грубый каркас, укладывают травой и так ловко у них получается, что Аня, сидя у дымящегося костра и обсасывая тонкие голубиные косточки, невольно залюбовалась их работой.
   
— Принимай работу, — весело произносит Игнат, почёсывая неухоженную бороду.
   
Аня соскальзывает со своего места, засовывает любопытную мордашку в дверное отверстие и в великом возмущении восклицает:- Я что-то не поняла, а где моя комната? Вот что, дорогие мои, — нахмурив брови, едва сдерживаясь, чтобы не кричать, заявляет она, — я не буду спать рядом с вами, от вас плохо пахнет.
   
— Так, вроде и ты… не слишком свежая, — пытается возмутиться Игнат, но мгновенно жалеет о сказанном, Аня краснеет как перезрелый помидор, решительно лезет внутрь и занавешивает проём рваным одеялом.
   
Мужики потоптались на месте, с тоской глянули на звёздное небо, вздохнули, но не решились более тревожить рассерженную женщину, выбрали место под разлапистыми кустами, попытались соорудить навес, но начавшийся дождь, легко продырявил его… впрочем — им не привыкать спать под открытым небом.
   
Аня долго не может заснуть, злость душит хуже накинутой на лицо подушки и всепоглощающая жалость к себе приносят невыносимые страдания. Она всхлипывает, зарывшись в ароматную траву, и начинает реветь, словно давно не доеная корова.
   
— Анюта, ты чего? — слышится полный участия, обеспокоенный голос Игната.
   
— Иди сюда, — всхлипывает Аня.
   
Виктор привык просыпаться рано, но сегодня едва не проспал, так сладко было в объятиях Нины. Всё же осторожно снимает её руки со своей груди, выбирается наружу, вдыхает воздух полной грудью.
   
Был дождь, но не сильный, он принёс свежесть и хорошее настроение. Мужчина натыкается взглядом на свернувшегося под кустом Сашу, слышит раскатистый храп, который назойливо доносится из шалаша, усмехается, качает головой:- Не пропадёт, девка, — говорит сам себе и будит Сашу:- Я ухожу за людьми, постоишь на вахте.
   
Саша сладко зевнул, завистливо покосился в сторону шалаша, легко вскакивает на ноги, делает отмашку руками.
   
— Заодно разожги костёр и запеки остальных голубей. Только сам не съешь, — Виктор скользнул взглядом по его худющему телу.
   
— За кого вы меня принимаете, — возмущается мужчина, — я съем только свою долю.
   
— Вот и ладненько, — Виктор перекидывает через плечо автомат, — будь на чеку, Саша, враг не дремлет, — вроде как в шутку произносит он, но мужчина серьёзно кивает, поднимает топор, подвешивает к поясу. — Нина проснётся, пусть организует купание, прёт от вас, как от козлов, — с насмешкой произносит Виктор.
   
К Голубянке Виктор приходит первым, ждёт пару часов, уже начинает волноваться, неужели Идар опередил. Но вот, блеснула знакомая белая панама, и он видит группу людей. На их спинах огромные рюкзаки с палатками, бухтами верёвок, звякают карабины, самохваты, качаются закопченные котелки.
   
Виктор смотрит на идущих людей и слёзы наворачиваются на глаза, а ведь не всё потеряно, народ есть, хотя его и мало. Никак, на новый уровень поднимаемся, только не помешал бы кто. Он вспоминает внимательно-пронизывающий взгляд Идара, тогда ещё охранника, неприятный хохот людоедов, пожирающих Лёху. А ведь надо действовать на опережение, прочь гуманизм, давить тех гадов надо, иначе они придут, и настанет ад. Но почему так устроен человек, кто-то созидает, а кто-то гадит? Почему разрушители получают удовольствие от того что вытворяют, может это зависть? Виктору сложно понять значение этого слова, он по своей природе человек не завистливый, но в зависти видит огромную опасность и готов принимать самые радикальные меры. Всеобщее очищение должно начаться с изгнания зависти из своего сознания, а быть может, и ликвидации носителя сего вируса чисто физически.
   
Спелеологи останавливаются, к Виктору подходит Павел Сергеевич, пристально смотрит ему в глаза, будто что-то читает, на лице проносится целая гамма из чувств, он словно переступает через себя, вероятно делая определённые выводы:- Здравствуй, Виктор, — хрипло произносит он, протягивая для рукопожатия руку, — теперь ты в ответе за людей, принимай народ.
  
  
   
    
Гл.8
   
   
Виктор готов к этим словам, но так просто сказанные, они потрясают душу, становится тяжело дышать, он видит настороженные взгляды людей, которые авансом ему высказывают великое доверие. А прав ли он, берущий на себя такую ответственность?
   
— Я не сахар, — неожиданно говорит он как бы невпопад.
   
— Мы тоже, — хихикнули девушки.
   
— Значит, не растаем, — улыбается Виктор.
   
Павел Сергеевич с прищуром смотрит:- Если не возражаешь, я тебе помогу.
   
— Я не против, — Виктор, оглядывает людей, — но только у меня специфическое отношение к жизни.
   
— В чём оно заключается? — наклоняет голову Павел Сергеевич, бросая на Виктора быстрый взгляд.
   
— Я не понимаю даже основ демократии, мне не понятно, почему самые страшные преступления совершают именно демократы: войны, воровство ресурсов, всеобщая ложь, навязывание своих, так называемых, демократических ценностей. Конечный итог демократических преобразований мы видим — мы здесь, а кругом океан. Что-то другое нужно, а что, пока не знаю, единственно обещаю, пустой болтовни не будет… и наивности тоже. Иначе сожрут и в переносном и прямом смысле этого слова.
   
— Что ж, идея жить безо лжи мне по душе, — Павел Сергеевич трогает бороду. — Пошли, ребята, у этого парня мозги работают правильно.
   
Виктор забирает у Алика рюкзак и посылает вперёд как разведчика, не хотелось бы попасть в глупую засаду. А сам берёт автомат в руки, и группа двигается, огибая каменные разломы, скрываясь за естественными укрытиями, изредка ныряя в редкие лесочки и скрываясь в густой траве.
   
Виктору мерещится, что за ними наблюдают, это нервирует, хочется полосонуть по ближайшим сопкам из автомата, но Алик сигналов об опасности не подаёт. Вероятно всё это признаки усталости и, вследствие этого, возникла мнительность. Может, будь Виктор один, он не стал прислушиваться к своим ощущениям, но за ним идут люди. Внезапно он останавливается, резко свистит. Быстро подбегает Алик, с тревогой теребя свою знаменитую панаму:- Что случилось? — выдыхая из себя воздух и тяжело дыша, спрашивает он.
   
— Мы так не пойдём, необходим другой маршрут.
   
— Почему? — удивляется Павел Сергеевич, с интересом глядя в свинцовые глаза Виктора.
   
— Я по нему уже ходил.
   
— А-а, — кивает он. — Ну, тебе виднее, — не стал он спорить.
   
— Помнишь, куда мы собаку загнали? — Виктор оборачивается к Алику.
   
— Там осыпь… но переправу мы организуем.
   
— А вам не кажется, что это уже перебор, — грустно хлопнул глазами невысокий мужчина с залысинами на голове. — Кому мы нужны, мы обыкновенные люди. К тому же, с нами раненый, не дело лезть на скалы, швы могут раскрыться.
   
— Олег Васильевич, в том то и дело, что обыкновенные, — размеренно говорит интеллигентного вида мужчина, бережно поправляя ладонью ухоженную бородку. — А Антоху с божьей помощью на носилках переправим.
   
— Не надо носилок, — морщится Антон, — я в порядке, роба от сильных укусов спасла.
   
— Нечего тут дискуссии развязывать, через осыпь пойдём, — властно говорит Павел Сергеевич.
   
— Заодно щенков заберём, — оживляется Алик.
   
— Там щенята? — вспыхивает от улыбки юное лицо Светы.
   
— Одного я себе возьму! — горячо восклицает молоденький парень лет семнадцати.
   
— А не жаль у матери детёнышей отбирать? — сурово изрекает полноватая женщина, вероятно, та самая Виолетта Степановна.
   
— Ви, щенки нам нужны будут, — мягко произносит Павел Сергеевич.
   
Неожиданно женщина краснеет под его ласковым взглядом, бурчит что-то непонятное, насупилась и замолкает.
   
Алик уверено сворачивает в сторону невысоких холмов, его догоняет Виктор, некоторое время они идут вместе.
   
— А Павел Сергеевич вообще кто? — интересуется Виктор.
   
— Декан матмеха Санкт-Петербургского государственного университета, профессор. А Ви Степановна — секретарь Учёного совета.
   
— Так значит вы студенты?
   
— Не совсем. Из студентов у нас только я и Антоха, мы на пятом курсе, ну и Света с Толиком Беловым, они с первого курса. Олег Васильевич, это тот, что с залысинами на голове, он лаборант, Алёнка — врач, а Викентий Петрович — самый настоящий батюшка.
   
— Священник, что ли? И что, вместе с вами в горы ходит? — невероятно удивляется Виктор, невольно оглянувшись на интеллигентного вида мужчину, наравне со всеми несущий огромный рюкзак со звякающим внутри железом.
   
— Это у него такое послушание, — хмыкает Алик. — А вообще, он нормальный мужик, мыслит адекватно, веры своей не навязывает, но крестит всех, когда мы спускаемся в пещеры. И знаешь, на душе как-то легче становится.
   
— Да, команда ещё та, боевая, — грустнеет Виктор.
   
— Мы не слабые, — Алик чётко улавливает его интонацию.
   
— Кто же спорит, вот только убивать придётся, а тут декан, студенты, и целый батюшка.
   
— Если понадобится… будем убивать, — Алик сам вздрагивает от своих слов, мрачнеет, а глаза темнеют, словно на них наехала грозовая туча.
   
Виктор с недоверием оглядывает худощавую фигуру Алика, его выпирающие в разные стороны острые локти и торчащую козлиную бородку, качнул головой, вздохнул, перехватил крепче автомат и вернулся к группе.
   
— Я пойду замыкающим, а вы, Павел Сергеевич идите вперёд, Антона и женщин в центр, — распоряжается Виктор. — Если начнётся стрельба, падайте и расползайтесь в разные стороны.
   
Лаборант Олег Васильевич морщится, с вызовом смотрит на Виктора:- Позвольте, кто будет стрелять? Глупости не говорите. Я вашу сказочку про людоедов не верю.
   
— Олег, не дело сейчас ерепениться, — сдвигает брови Павел Сергеевич.
   
— Не люблю я выскочек, — грустно хлопает глазами лаборант.
   
Виктор с сожалением смотрит на его потные залысины, так хочется вмазать в морду, но пересиливает себя и с расстановкой говорит:- Всё что я сказал, вам может не относиться, но остальным выполнять мои команды беспрекословно.
   
— Это я буду решать, что мне делать или не делать, — окрысился лаборант.
   
— Олег, — излишне мягко произносит Павел Сергеевич, — не надо лезть в бутылку, Виктор не производит из себя легкомысленного человека.
   
— Я то что, я за товарищей беспокоюсь. Вдруг это проходимец?
   
— Он Антоху спас.
   
— Все равно, решение назначить его главным, необходимо подтвердить голосованием, — кривит губы лаборант и замолкает.
   
Виктор едва не смеётся — вот оно, проявление демократии. Мозги совсем известью забились, верно, забыл, где он.
   
— Я не против, — в упор глянул на него Виктор и у того забегали глаза, а лицо покрывается пунцовыми пятнами, — придём на место, там проголосуете, а сейчас перестраиваемся и никакой демагогии. Всем ясно?
   
На этот раз Олег Васильевич не стал возмущаться, перед его внутренним взором всё ещё стоит взгляд Виктора, в котором столько силы, что лоб начинает зудеть, словно чудом избежал удара, да ещё этот автомат. Как это неприятно и боязно, лаборант передёргивает лопатками и понуро бредёт и даже не ворчит.
   
Чувство опасности уползает в подкорковую область, словно отодвинулось и затаилось, как паук в паутине, не стоит дёргать за сигнальные нити. Виктор почти уверен, там, на сопках, кто-то был. В последнее время загадочная интуиция усилилась, и он начал серьёзно к ней прислушиваться. В прошлой жизни Виктор посчитал бы это мнительностью, а сейчас — даром свыше. Он смотрит на бредущих спелеологов, все как один выносливые, не робкие, вероятно спасали друг друга не раз и не два и этот Олег не хилый, жилистый, но в душе сидит Некто и старательно гадит прямо в мозги. Хочется взять отвёртку и подкрутить в его голове, чтобы извилины не слишком топорщились. А вот батюшка спокойный, всё молчит, а взгляд какой-то просветлённый, словно он не на затерянной земле, а идёт в храм к своей пастве. Странный он, однако, в горы полез, как это не вяжется с образами попов разъезжающих на крутых иномарках. А может он один из тех немногих, кто действительно верит в бога и служит Ему, а не деньгам, что жертвуют прихожане? Одет скромно, но чисто, бородка ухоженная, а рюкзак едва не до пяток. М-да, боевой батюшка, такой и меж глаз может закатить и скажет: «Это во благо, сын мой, возрадуйся!». Света и Толик, какие они ещё молоденькие, право совсем дети, но у Толика на поясе болтается нож и взгляд сосредоточенный и серьёзный. Смешно наблюдать, как он изображает из себя бывалого спелеолога, но потенциал у него хороший, главное, чтобы его не обломали раньше времени. Света держится больше Толика, иной раз да кинет на него быстрый взгляд, не иначе чувства у неё. Антон, тот проявляет чудеса силы воли, весь в бинтах и кровь на них проявляется нехорошими бурыми пятнами, а всё равно, что-то да несёт: бухту верёвки, котелок, топорик и так — по мелочи. Губы плотно сжаты, а под глазами чёрные круги. Алёнка старается ему помочь, взгляд встревоженный, хотела забрать пару вещей, но Антон отмахнулся и даже улыбнулся. Виолетта Степановна слегка запыхалась, она несколько полноватая дама и кажется Виктору, она в горах не по призванию, а по смыслу. Её смысл вышагивает впереди — декан матмеха Павел Сергеевич, начальник экспедиции. Вероятно он к студентам не мягкий, но здесь, в горах — он наравне со всеми, по крайней мере, хочет таким казаться.
   
Появляется Алик, обтирает лицо белой панамой:- Всё чисто, пришли, — смотрит на Антона. — Ты как, Антоха, самостоятельно сможешь?
   
— Носилки хочешь предложить? — усмехается парень.
   
— Там отрицаловка есть… может, действительно носилки?
   
— Пройду. Если что, Алёнка меня ещё раз заштопает. Нет, действительно, — уловив строгий взгляд Павла Сергеевича, говорит Антон, — пройду так, с носилками до вечера провозимся.
   
— До вечера нельзя, — озабоченно произносит Виктор, — боюсь, на мой лагерь могут натолкнуться. Торопиться надо.
   
Лаборант Олег Васильевич неодобрительно выпучил нижнюю губу, но выказывать неудовольствие не стал, Виктор на него смотрит в упор, гася в корне гнев и претензии.
   
Переправа готова, срываются мелкие камни, пот заливает глаза, сдвинулась с места лавина, но, словно увидев, что люди вне её влияния, нехотя останавливается, копя силы для будущего броска в пропасть.
   
Логово со щенками оказалось совсем близко, под густым кустарником, чудом выросшим на бесплодной земле. К радости Виктора, самки по близости нет, он очень не хотел её убивать. Щенки, увидев людей, пятятся в глубину логова и даже рычат, обнажая молочные зубы. Пришлось раскапывать сухую землю, а затем связывать брыкающихся зверёнышей. Виктор всё время стоит на чеку, автомат снят с предохранителя, на случай того, что появится самка, но она охотится далеко от своего логова, этим спасла себе жизнь.
   
— Шесть щенков, — улыбается Алик, — чур, мой с белым пятном на мордочке!
   
Далее пришлось круто спускаться, затем подъём, вновь спуск. Попутно спелеологи обнаружили под отколовшейся от скалы глыбой, лаз, с перспективой на пещеру. Долго возбужденно галдят, пока Виктор буквально не рыкнул, комкая в корне спелеологические инстинкты. Но Павел Сергеевич настаивает в неё лезть, предполагая, что отсюда есть выход на поверхность. Провозились, чуть ли не до вечера, выхода не обнаружили, но спелеологи довольные, даже Антон, страдающий от боли. Там действительно оказалась пещера чудной красоты, а в ней природная аномалия, разлом, с выходом вулканической породы, что на Караби яйле противоестественно, этот край на сто процентов карстовый.
   
Виктор взбешён потерей во времени, ему непонятна радость чокнутых спелеологов, но Павел Сергеевич вложил в его руку увесистый зеленовато-желтый булыжник.
   
— Что это? — с трудом скрывая раздражение, спрашивает Виктор.
   
— CuFeS2,- с торжеством молвит декан.
   
— Чего?
   
— Халькоперит.
   
— Чего-чего?
   
— Медный колчадан.
   
До Виктора не сразу доходит смысл сказанного, а когда понимает, дрожь пронзает тело. Это прорыв! Но с осторожностью спрашивает:- Вы уверены? На Караби яйле не обнаружены металлы, это противоестественно.
   
— Противоестественно, согласен. Сам озадачен, — декан пожимает плечами, — но факт остаётся фактом, руды здесь много. В далёком прошлом землетрясением вытолкнуло пласт с рудой.
   
— Весьма вовремя, — бормочет Виктор, а в голове уже рождаются схемы плавильных печей, когда-то зацепленные мимолётным взглядом на страничках интернета.
   
Это уже входит в привычку, бродить ночью по опасному плато, но вот, в прорезях знакомых скал, блеснул свет Луны и потянуло ароматным дымком. Виктор принюхался, стараясь распознать, всё ли в порядке, интуиция молчит.
   
Они показываются в лагере, вызывая переполох и шквал из эмоций. Нина повисла в объятиях у Виктора, Аня, старательно отводит взгляд от сияющих глаз Алика, мужики чинно здороваются и знакомятся друг с другом. Скулящих щенков привязывают и начинают готовиться ко сну.
   
На случай внезапного нападения палатки разбиваются у стен отвесных скал, чтобы обезопасить людей с тыла. Олег Васильевич старательно корчит гримасы, высказывая недоверие ко всем мерам предосторожности, вероятно, он думает, что все люди братья или просто обычный болван, а может его, грызёт дух противоречия, кто знает, чужая душа потёмки.
   
Виктор решает выставить часовых, Алика не стал трогать, он сегодня набегался, Антону Алёнка меняет перевязки, батюшка — в думах, Толик Белов, с ним позже, молодой ещё. Всех остальных мужчин решает задействовать. Первыми он назначает себя самого и, немного поразмыслив, выдёргивает из тёплого места у костра, лаборанта. Олег Васильевич зло стрельнул глазами. Но безропотно поднимается, но не удерживается, с ненавистью изрекает:- Сам не спишь и другим не даёшь.
   
— Ты, верно, не понимаешь серьёзности всей ситуации, людоеды…
   
Лаборант со смехом перебивает:- Рассказывай сказочку нашим девочкам, они поверят.
   
«И всё-таки болван», — думает Виктор, но резко говорит: «Замечу, что шлангуешь, мордой по камням возить буду», — тихо говорит он, чтобы не слышали другие.
   
Лаборант вздёргивается, словно от удара тока, затравленно водит взглядом по сторонам, но лишь Алик услышал и, к его ужасу, откровенно хихикает. «Нет, так дело оставлять нельзя, завтра доложу декану. Устраивает, мать твою, диктатуру пролетариата! Переизбирать его необходимо, пусть Павел Сергеевич руководит, у него есть опыт. А этот, выскочка. Ещё князем себя сделает, придурок!», — лаборант сильно сопит, едва переставляет ноги.
   
— Будешь дежурить со стороны моря, в случае нападения, свистнешь.
   
— Я не босяк свистеть.
   
— Тогда кукарекни, — с насмешкой говорит Виктор. — И ещё, вот, возьми дубинку.
   
— Обойдусь как-нибудь, — с презрением цедит он слова.
   
— Дело твоё… но если что… шкуру с тебя спущу, — совсем выходит из под контроля Виктор.
   
Лаборант ему внезапно верит, ёжится и, неожиданно кивает. И не мудрено не согласиться, взгляд у Виктора тёмен, словно у крокодила, залёгшего в трясине.
   
— Через два часа тебя сменит Илья, — Виктор уходит, звякая затвором автомата.
   
Ночь в разгаре, тучи уверенно снесены ветром к краю горизонта, свет звёзд холодит израненную душу лаборанта. Хочется выть от безысходности, душит злость, хочется как-нибудь «нагадить» этому выскочке, но у того имеется сильнейший аргумент — АКМ. Как было хорошо до его прихода, спокойно, чинно. А ведь это он, Олег Васильевич, подсказал как правильно силки на голубей ставить. Девушки едва в засос не целовали за эту идею. Голод отступил и появились мысли создать голубиную ферму, уже и место присмотрел, а тут этот появился, всех напугал и власть к рукам прибрал. Авантюрист, проходимец, выскочка, негодяй! Викентий Петрович, что-то молчит. Ох, не верю я этому батюшке, поп — как есть поп. Настораживает, что он поплёлся с нами в спелеологическую экспедицию. Ой, как настораживает! Не иначе чего задумал? И нечего вякать о спасении души и всё такое, верно, интерес, какой есть, раз втесался в группу из настоящих мужчин.
   
С этими тяжкими мыслями Олег Васильевич прохаживается по берегу, с завистью глянул на резиновую лодку, даже захотелось её продырявить, но за это и убить могут, демократические принципы здесь явно не в ходу. Боюсь, начнёт процветать культ беззакония, насилия, вседозволенности. На одной чаше весов будет всё общество, а на другой — автомат Калашникова. Вот бы грохнул его кто!
   
Олег Васильевич, поскуливая, бродит у воды, затем присаживается, с тоской смотрит в море, а оно сейчас незнакомое, чужое, ощутимо веет холодом, не искупаешься, вода ниже одиннадцати градусов. Как-то незаметно, погрузившись в печальные думы, он легко скользнул в беспамятство спасительного сна.
   
— Бурый, чё это? — Репа замирает, вглядываясь в ночь.
   
— Лодка, гы-гы, точно лодка. Во обкурились, на берегу оставили.
   
— Надо бы ножиком пропороть, — обеспокоено крутит шеей Репа.
   
— С ума сошёл, она уже наша, — облизывается Бурый.
   
— Мне западло её тащить, она неподъёмная, — возмущается Репа.
   
— Терпилу запряжём, — вновь гыгыкнул Бурый. — Вон, под тем кустом спит, Видишь?
   
— Точно, — загораются глаза у Репы.
   
Они, не таясь, подходят совсем близко, Бурый поигрывает ножом:- Тощая коровка.
   
— Толстых сейчас не встретишь, — хохотнул, Репа и пинает безмятежно спящего лаборанта ногой в бок.
   
Олег Васильевич мгновенно открывает глаза, и душа замерзает от панического ужаса, он видит взрослых мужчин, в синих татуировках. Неужели это те зеки, о которых говорил Виктор? Неужели людоеды? Тошнота лезет к горлу, Что делать? Сигнал! Надо срочно подать сигнал! Какой? Олег Васильевич на гране обморока, но выдавливает из себя едва слышное кукареканье.
   
— Петух?! — в радости восклицает Репа.
   
Олег Васильевич словно просыпается, открывает рот, чтобы заорать во всю мощь голосовых связок, но не успевает, нечто жгучее, с омерзительным хрустом входит ему под правую грудь.
   
— Зачем? — ругается Репа. — Кто лодку тащить будет?
   
— Теперь она о нас никуда не денется, — вытирая широкое лезвие ножа об куртку лаборанта, — спокойно говорит Бурый.
   
— А этого теперь тащить!
   
— Я легонечко, не замочил, сейчас очнётся и сам ножками перебирать будет. Рот ему завяжи, а то вновь кукарекать начнёт.
   
— Блин, повезло, петух, — глумится Репа, но кляп пока не тыкает ему в рот.
   
Виктор проверил дальние подступы, тихо, лишь сверчки надрываются, соревнуясь с ночными цикадами. Теперь необходимо проверить берег, надежды на бестолкового лаборанта, к сожалению нет. Странный он, однако, бесится как подросток от переизбытка гормонов, а ведь уже седина лезет в бороду. Удивляет, что такого идиота спелеологи взяли в свою группу. А вдруг у него есть, какие достоинства? Наверное, есть, не просто так с ним почтителен Павел Сергеевич, а он мужик достаточно серьёзный, мягковат, правда, хотя пытается это скрыть под маской строгости.
   
Луна тужится из-за всех сил, освещая каменистый ландшафт Караби яйлы, но так не вовремя выползшие тучи, сводят её старания на нет. Сгущаются тёмные тени, по душе Виктора словно провели кошачьими когтями — первый признак вздрогнувшей интуиции. Чувство опасности распускается как цветок дурмана, заставляет спину передёрнуться от озноба.
   
Виктор снимает автомат, оглядывается, вслушиваясь в малейший шум. Но цикады не замолкают, сверчки, как прежде поют, значит, здесь людей нет, это где-то в другом месте. Неужели у моря? Вроде берег там просматривается во всех направлениях, подобраться незамеченными крайне сложно… если конечно… не спать.
   
Виктор метнулся к берегу, затаился в кустах, высматривая тщедушную фигуру лаборанта, но его нет. Неужели спит под каким-нибудь кустом? Очень может быть, он недостаточно серьёзно отнёсся к поставленной задаче, но интуиция как бешеная собака сигнализирует об опасности.
   
Выкатившись на открытое пространство, словно бывалый спецназовец, Виктор водит по сторонам стволом автомата. Тишина, лишь в море плюхнула рыбина, фыркнул дельфин, и пошла рябь.
   
Виктор легонько свистнул и прижался к земле. Выстрелов не последовало, но и отклика от лаборанта тоже. Тогда он становится во весь рост и бежит к лодке. У кустарника замечает тёмное пятно, словно землю полили гудроном. Присаживается, тыкает пальцем, подносит к носу. Кровь! Виктор резко прыгает к лодке, выглядывает из-за неё, палец на курке немеет от напряжения. Берег пустынен, лаборанта уволокли. Но кто, люди из группы Идара, или Вагиза? Один хрен, редьки не слаще, они сейчас в общей связке и их цели совпадают, хотя и ненавидят друг друга.
   
Виктор будит лагерь:- Нападение, — выкрикивает он, — всем взять оружие!
   
— Как, нападение? — Павел Сергеевич невероятно встревожен, но нож уверенно вытягивает из ножен.
   
— Лаборанта похитили.
   
— Кто?
   
— Откуда мне знать? Похоже, решил поспать, его и завалили.
   
— Убили? — восклицает одна из девушек.
   
— Кто его знает, но кровищи много.
   
Олег Васильевич действительно не умер, он приходит в себя и вновь сознание туманит дикая боль. Сквозь кровавые вспышки он два различает голос, ему приказывают идти, грубо встряхивают, красное пространство заполняет чернота.
   
— И всё-таки ты его сильно подрезал, — издалека звучит голос.
   
— Слабая птичка оказалась.
   
— Придётся мочить, вырежем только печень и сердце, остальное не дотащим.
   
Эти жуткие слова врываются в сознание как бульдозер, выворачивая психику наизнанку. Неужели Виктор был прав, и людоеды существуют? Но это не должно быть реальностью.
   
— Мочи его!
   
— Я могу идти! — кричит Олег Васильевич.
   
— Очнулся, петушок, молодец. Теперь беги!
   
Он бежит, смешно переставляя ноги, его мотает из сторону в сторону, кровь непрерывно струится из раны, дурнота лезет к горлу. Но Олег Васильевич чётко знает, стоит ему упасть, и его тело будут потрошить как в мясной лавке.
   
Пытка продолжается с вечность, рана уже не болит, а как-то немеет, огонь в груди исчезает и ползёт леденящий холод. Вскоре силы иссякнут с вытекающей кровью, появляется безразличие, мозг не способен соображать и в этот момент его сбивают на землю.
   
Бьёт озноб, а рядом горит костёр, Олег Васильевич интуитивно ползёт к огню, натыкается на обгрызенную кисть человеческой руки, дико вскрикивает, забивается под колючий куст. Хруст веток, около него останавливаются.
   
— Не надо!!! — Олег Васильевич заслоняется окровавленными руками.
   
Профессиональным движением ему перерезают горло, кровь выплёскивается вместе с хрипом и душа лаборанта, обретая небывалую лёгкость, несётся прочь от этого ужаса.
   
Павел Сергеевич закрывает лицо ладонями, затем трёт себе левый бок, на лице гримаса боли.
   
— Вам плохо? — подскакивает к нему Алёнка.
   
— Сильно жжёт.
   
— Присаживайтесь. Сейчас настой из пустырника принесу.
   
— Не надо… пройдёт… Олега спасать надо… немедленно.
   
— Завтра, — угрюмо говорит Виктор.
   
Павел Сергеевич едва не с ненавистью глянул ему в лицо.
   
— Сейчас нельзя, у них тоже есть АКМ, перестреляют из засады как стадо баранов. Утром… а Олегу мы сейчас не поможем.
   
— Любая минута дорога, — сквозь зубы цедит декан. — Давай автомат, я сам пойду.
   
— Чтобы сделать им подарок? Они отберут его у вас!
   
— Я, в своё время, на военных сборах офицером служил.
   
— Не стоит подвергать опасности всех остальных, — решительно отводит протянутую руку Виктор.
   
— Павел Сергеевич прав, дай нам автомат, — выступает вперёд Антон.
   
— Виктор, не хочешь с нами идти… отдай автомат, — неожиданно заявляет Алик, он как всегда с нервозностью теребит свою панаму.
   
— Вам, что не ясно, — появляется рядом с Виктором Нина, — это вверх безрассудства. Чётко же сказано, там засада!
   
— Да он просто струсил! — звенит мальчишеский голос Толи Белова.
   
Виктор отступает, крепко обхватив вспотевшими пальцами ствол и приклад.
   
— Дай! — тянет руки декан.
   
— А женщин с собой потащите или одних в лагере оставите? — раздаётся хорошо поставленный голос Викентия Петровича.
  
  
   
    
Гл.9
   
   
На некоторое время возникает тишина, затем, покраснев от прилива адреналина, звонко пищит Света:- Я с мужчинами пойду спасать Олега Васильевича!
   
Виолетта Степановна неодобрительно взбрыкивает чёрными бровями:- Угомонись дитя, дело мужское, как они решат, так тому и быть, — она строго глянула на Павла Сергеевича и тот сникает.
   
— Право, даже не знаю, как быть, — нерешительно мямлит он, взирая на застывшую в неподвижности женщину.
   
— Мы всегда были наравне с мужчинами, — уверенно говорит Алёнка, трогательно сдувая непослушную чёлку со лба.
   
— Это так, — соглашается Нина, — но если мы все, ночью, угодим в засаду, нас перестреляют как глупых кур. Действовать необходимо с холодной головой, — она ободряюще глянула на своего мужчину.
   
— Ночью идти нельзя, — стоит на своём Виктор. — Мы задавим тварей, это я гарантирую, но сейчас они имеют преимущество.
   
— Я согласна, — прерывисто произносит Аня, — если зеки объединились с Идаром, тогда точно попадём в засаду.
   
— Кто такой Идар? — настораживается декан.
   
— Он страшный человек… он людоедам меня с Лёней отдал. В прошлом он служил, может даже, в ГРУ.
   
— Необходимо укрепление строить, дом свой защищать, — неожиданно изрекает Игнат.
   
— Чей дом? — напрягается Антон.
   
— Наш. Это теперь наш дом, — обводит вокруг взглядом Игнат.
   
— Со стороны скал мы защищены, со стороны моря — более-менее, а вот с тех направлений можно ждать незваных гостей, — рассудительно произносит его напарник Саша. — Нас на берег с брёвнами выбросило, их там великое множество, можно укрепления построить.
   
— Какие укрепления, мы что, прятаться будем как последние трусы?! Нападать надо, только нападать! — с горячность восклицает Толя.
   
— Лишь при крепком тыле возможен успех в военном деле, сын мой, — мягко говорит Викентий Петрович.
   
— Но там Олег Васильевич! — слабо протестует Толя.
   
— Его там нет, — печально изрекает батюшка, — он уже на небесах.
   
Воцаряется тягостная тишина, затем словно очнувшись, на него вопрошающе смотрит декан.
   
— Крови много, его в живот пырнули, а затем заставили бежать. При таких ранениях не выживают, я видел это на войне.
   
— Вы на войне были, батюшка? — раскрывает вовсю ширь светлые глаза Алёнка.
   
— В прошлом я офицер, многие горячие точки пришлось пройти… а теперь служу богу, — смиренно опускает он голову.
   
— Так вы офицер спецназа? — обалдел Алик.
   
— Нет, сын мой, я священник. Дело говорит Виктор, утро вечера мудренее. Успокоимся, бог даст, изведём нечисть. А сейчас о ближних своих следует беспокоиться. Отдавать жизни напрасно, не следует, бог это не приветствует, но героям благоволит. Тяжёлый крест несёт Виктор, он обременён спасением наших душ и как это он будет делать, не нам судить, — батюшка обводит всех взглядом и неожиданно изрекает, ввергая людей в смятение:- На нём печать свыше, я присягаю ему на верность.
   
— А это не слишком? — хмурится Антон.
   
— Я от своего имени говорю, — мягко произносит Викентий Петрович, — а каждый из вас сам будет решать, как жить.
   
Люди молчат, но агрессии в глазах уже нет. Виктор перекидывает автомат через плечо:- Лодку перенесите к палаткам и всем мужчинам на охрану границ, — тоном, не терпящим возражений.
   
— Всё равно с утра надо зеков навестить, вдруг Олег Васильевич жив, — несколько примиряющее говорит Антон.
   
— Навестим, — кивает Виктор.
   
— Ты это, на меня не обижайся… он был для нас нормальным товарищем, немного нудным, но дело своё знал блестяще, теоретик высшей пробы, — Антон вздыхает и добавляет, — мы не против тебя, совсем нет, но мы действительно плохо тебя знаем. Завтра, когда пойдём, думаю, притрёмся друг к другу.
   
— Ты не пойдёшь, — отрезал Виктор.
   
— В смысле? — не понял Антон, в недоумении хлопнув глазами.
   
— Здесь останешься, будешь охранять лагерь, я с Аликом пойду.
   
— Ты не прав, — Антон угрожающе суживает глаза.
   
— В армии служил?
   
— Причём тут это, — обескуражено произносит он, — ну да, служил, до университета.
   
— Тогда это приказ.
   
— Приказ?!
   
— Да, — Виктор отворачивается, вся эта байда с выяснениями ему порядком надоела.
   
Лодку затягивают к палаткам, люди вооружаются ножами и топорами. Виктор, как ни в чём не бывало, спокойно раздаёт указания, теперь ему никто не перечит, все ощущают его силу и власть, да и призадумались над словами Викентия Петровича о его решении присягнуть. Люди интуитивно понимают, панибратски отношения друг с другом могут лишь помешать в условиях, когда за тобой кто-то охотится, как жизнь нужен вожак, вождь, царь, генеральный секретарь, президент… да какая разница как его можно назвать, главное, чтобы он был за всё в ответе и принимал правильные решения.
   
Виктор устало присаживается к костру, автомат укладывает под правую руку, а под левую к нему прильнула Нина. Он с нежностью прижимает женщину к себе. Она едва не замурлыкала от этой ласки, обвивает его руками, жарко дышит и слегка улыбается.
   
— Устала? — целует её в губы.
   
— Она мгновенно отвечает, слегка отстраняется, серьёзно смотрит в глаза:- Испугалась. Как начало у всех «крыши» сносить, так жутко стало… батюшка молодец.
   
— Профи, — кивает Виктор.
   
— Как дальше будет? — Нина вновь забирается ему под плечо.
   
— Слабину дам, людей разочарую. Им сейчас крепкая рука нужна. Они правы, прощать нельзя, если дали по правой щеке, заряди между глаз так, чтоб искры посыпались, иначе рабами сделают.
   
— С этим вряд ли батюшка согласится, — опускает взгляд Нина.
   
Виктор некоторое время молчит, затем уверенно говорит:- Викентий? Да он первый в морду даст!
   
— Не по-божески как-то.
   
— Кто сказал? — в удивлении поднимает бровь Виктор.
   
— В Библии иначе написано.
   
— Вспомнила, — улыбнулся мужчина.
   
— Я о ней сейчас часто вспоминаю, — вздыхает женщина.
   
— Насколько мне известно, самоубийство — смертный грех. А сидеть, сложа руки и не брыкаться, когда тебя поволокут на бойню — это самое настоящее самоубийство, преступление перед богом. Нет греха в том, что спасая себя и близких, приходится давить тварей.
   
— Так всё таки пойдёшь завтра… то есть уже сегодня? — в словах женщины мелькает страх.
   
— Обязательно. Если даже не получится наказать гадов, по крайней мере, проведём разведку. Я чувствую, что-то начинает происходить, словно мощный маховик стронулся с места, раскрутится — не остановишь, перемелет зубцами в труху.
   
— Ты мой маховик, — Нина украдкой оглядывается и впивается в его губы страстным поцелуем.
   
Виктор отвечает, но к своему удивлению чувствует пустоту в душе, словно в преддверии смерти. Это сочетание страсти и страха вскружило голову, он встаёт, рывком поднимает женщину:- У нас есть ещё один час, — шепнул он дрожа.
   
Нина неожиданно всхлипывает:- Мне кажется, тебя ждёт… — она не договаривает, лишь слёзы жемчугом скатились с лица.
   
— Пустые страхи, — говорит Виктор, но мрачнеет, его интуиция, сволочь этакая, словно ледяными пальцами обхватывает сердце. В любой другой момент он послушался бы её, но сейчас нет никакой возможности, за ним стоят люди, желающие мщения.
   
В неуклюжем доме, который он выстроил собственными руками, так уютно и хорошо, а рядом с ним любимая женщина. Она отдаётся ему со страстью молодой любовницы, а в глазах преданность жены.
   
Сквозь щели, изображающие окна, проникает серость рассвета. Виктор открывает глаза, пора. Как тягостно уходить, здесь тепло и спокойно, а Нина спит, такая нежная и трогательная. Виктор берёт автомат, щупает ножны, они пустые. Нож придавлен телом женщины, вероятно, он выпал, когда они были в объятиях. Нет, будить её он не будет, сил нет, впрочем, автомата вполне достаточно.
   
Вздрагивая от сырости, Виктор бежит к палаткам. Горит костёр, мужчины не спят, ему протягивают поджаренного голубя.
   
— Доброе утро, — здоровается он, присаживается, с аппетитом ест, тонкие косточки голубя хрустят на зубах, сочное мясо придаёт уверенность и даже интуиция уползает глубоко в сознание и лишь в глубине холодит сердце.
   
Подходит хмурый Алик, придерживая панаму у левого глаза.
   
— Кто это тебя? — узрев хороший синяк под глазом, удивляется Виктор.
   
— Так, — неопределённо произносит он.
   
— Аньку с Игнатом не поделили, — хихикнул Антон.
   
— Я ему тоже вмазал, — со злостью выпалил Алик. — Чего это он на чужих женщин заглядывается!
   
— Да, конечно, вмазал, если бы я не подоспел, он тебе как курёнку шею отвинтил бы, — хохотнул Антон. — А крепкий мужик, Игнат, а борода, какая, Анька явно в его бороду влюбилась, вот отрастишь такую, и у тебя шанс появится, — язвит его друг.
   
— Не хорошо это, — сурово двинул бровями Павел Сергеевич, — надо всё по интеллигентному решать. А вы как считаете? — в упор обращается он к Виктору.
   
— Я? — отрывается от голубя мужчина. — Тоже в драку полез. Свою женщину в жизнь не отдал бы.
   
Алик опускает взгляд, хмурится ещё сильнее, козлиная бородка обвисает, затем задорно вздёргивается:- Ничего, Анька всё равно будет со мной… запуталась девка.
   
— Верно, со многими путается, — не к месту вякнул Антон и едва увернулся от хлёсткого удара.
   
— Э нет, — на этот раз резко противится Виктор, — у нас не детский сад. Всё, Алик, пора, — он встаёт, швыряет в огонь обглоданные косточки. — Павел Сергеевич, организуйте охрану лагеря, Игната с Сашей отправьте на лодке за брёвнами, пусть хоть сколько привезут. А ты, — Виктор останавливает взгляд на Викентии Петровиче, — сигнальные ловушки поставь.
   
Караби яйла просыпается. На свинцовом море с опаской пробегают акварельные блики от порозовевшего горизонта, потянуло свежим ветром, бежит рябь, отбрасывая медные отблески. Далеко в море показывается знакомое стадо касаток, в последнее время они часто подплывают к побережью, где-то в увязнувших в море скалах, расположились морские котики. Вода несколько прогрелась и сейчас в неё можно по пояс погружаться, без риска отморозить себе пятки. Конечно, море всё равно холодное, ближе к семнадцати, но не одиннадцать, как это было месяц назад. Всё равно Виктор вздрагивает, когда, зачерпнув воды, резко обливает голову, пытаясь прогнать сонную вялость — результат бессонной ночи. Алик тоже умывается, с удовольствием фыркает, встряхивает козлиной бородкой, утирается панамой, давно потерявшей первоначальную форму, жизнерадостно улыбается, ослепляя мир, синим фингалом:- Хорошая водичка, бодрящая, искупаться бы, да идти надо, — Алик проверяет остроту ножа, сбривая волоски на руке, всовывает в ножны, с завистью смотрит на автомат.
   
— Касатки что-то волнуются, — раздувая ноздри, Виктор смотрит вдаль.
   
Алик подходит к нему, тожё смотрит, тень набегает на лицо:- Там лодка… перевёрнутая.
   
— Да, — соглашается Виктор.
   
— Вдруг там люди? — всполошился Алик.
   
— Их сейчас там нет, — Виктор морщится, словно от боли, ему нравятся эти морские звери, но человек их обидел, он вспоминает слова Ани, говорившее, что по касаткам стреляли из пистолета, а они злопамятные — не простят.
   
— Может, лодку спустим?
   
— Чтоб они и нашу перевернули.
   
— Откуда она здесь появилась? — задумался Алик.
   
— Сейчас в море много островов… с какого-нибудь из них.
   
— Значит и людей много? — в надежде у Алика разгораются глаза.
   
— Не думаю что много, но однозначно есть, — кивает Виктор. — Четырдаг над водой, Карадаг, Ангарский перевал, Демерджи, Ай-Петри…
   
— Красивые места, дикие, — кивает Алик, — но жрать там нечего.
   
— Захотят, найдут, — жёстко отвечает Виктор.
   
Он последний раз глянул на резвящихся касаток и сворачивает с берега вглубь холмов и скал. По берегу идти нельзя, мигом засекут, необходимо выбрать такой путь, где нет постов и ловушек. Очень волнует Идар, даже больше Вагиза. Виктор уверен, главарь зеков недолго будет хозяином этих мест, автомат его козырь, но его можно и отобрать. Для Идара это дело времени, если конечно он действительно был офицером ГРУ.
   
Интуиция, сигнализирующая об опасности и некоторое время выжигающая сознание, трансформируется в адреналин и теперь бодрит кровь, вызывая возбуждение, похожее на радость. Хочется быстрее подойти к Чёрному монастырю, но разум не лишён холодного рассудка и приходится обходить удобные тропы, забираясь на кручи, рискуя сорваться, но выхода нет, Виктор знает — их ждут. Как бы их перехитрить? Где бы найти такое место, откуда можно расстрелять людоедов и избавиться от одной из проблем? А затем можно будет вплотную заняться Идаром Сергеевичем. Виктор знает, им будет тесно на этой земле, кому-то придётся уйти.
   
К Чёрному монастырю мужчины подходят с тыла, взбираются на соседнюю сопку и замерли за туром. Пещера отсюда не видна, её заслоняют деревья и многочисленные скалы, но дым от костра ощущается, он вновь тягучий и сладковатый.
   
— Твари, — судорожно вдыхает Алик, он догадался, кого сейчас готовят на огне.
   
— Придётся ниже спуститься, отсюда нам до них не дотянуться. Вот что, — Виктор передаёт автомат Алику, — я пойду на разведку, а ты, если что, меня прикроешь.
   
— Давай лучше я схожу.
   
— Нет, — качнул головой Виктор.
   
Алик помялся немного, вздыхает:- Я с автомата ни разу не стрелял. Давай ты меня будешь прикрывать, а я всё разведаю.
   
Виктор задумался, вроде напарник прав, но, так не хочется им рисковать, горячий он очень, ей богу влипнет в неприятность:- Нет, ты меня будешь прикрывать. Вот, смотри, это снимается предохранитель, здесь переключаются режимы стрельбы. А стрелять легко, нажимаешь на курок и поднимаешь ствол выше этих деревьев, чтобы меня не задеть. Под шумок я вырвусь… если попаду в засаду.
   
— Все же, — Алик пытается его остановить.
   
— Тебе с Анькой ещё надо разобраться, — хмыкает Виктор и ободряюще хлопает по плечу.
   
Он скатывается вниз, замирает между камней, прислушивается к птицам. Они щебечут, в воздух не взлетают, значит, пока их никто не вспугнул, можно пробежаться до лесочка. Ещё один рывок, вот он замирает у корявого дерева, оглядывается через плечо. Какая досада, обломок от скалы заслоняет сопку, где притаился Алик. Ладно, вроде тихо, Виктор ползёт к заросшему низкорослым лесом склону. Камень вырывается из-под ноги, с шелестом скатывается вниз, Виктор вжимается в землю, неприятно дрожат руки, щупает пояс, натыкается на пустые ножны, застывает в оцепенении, как же он забыл про него! Но никто не выскакивает, Виктор немного успокаивается, слегка отдышался, спускается ниже. Запах от костра сбивает дыхание, тошнота подкатывается к горлу. Странно, птицы молчат. Виктор крутит шеей, вслушивается в малейший шум, вроде слышит мужской говор. Неужели людоеды все собрались у костра? Да быть того не может, наверняка где-то есть засада. Но где? Так… вон на том возвышении вполне возможно есть наблюдательный пункт, за теми камнями — тоже есть вероятность. Ага, если протиснуться в щель между этими скалами, можно скрыться из сектора обзора.
   
Он протискивается в узкую щель, пугая жирных мокриц и наглых сороконожек, ползёт, словно червяк, выбирается с другой стороны склона, выглядывает и мгновенно замечает костёр и сидящих рядом зеков. На краю их лагеря он видит человека в куртке Олега. Он привязан к дереву и явно живой.
   
Людоеды расположились достаточно далеко от несчастного. Очень даже возможно подобраться к лаборанту не привлекая внимания. Затем по этой щели можно уйти. От возбуждения Виктора сотрясает дрожь, плотно сжимая губы, выбирается из укрытия. Какая удача, людоедов заслоняют разлапистые кусты! Виктор почти приблизился к лаборанту.
   
«Вот он, нудный Олег Васильевич, вытащу его отсюда в лагере морду набью», — эти мысли сладко туманят мозг. Главное, чтобы тот не заорал от неожиданности.
   
Лаборант елозит под деревом, пытаясь освободить верёвки. Странно, крови невидно. Виктор на мгновение останавливается, но отбрасывает из головы «глупую» мысль, тихонько зовёт:- Олег, это я, не кричи, сейчас я тебя развяжу.
   
Лаборант напрягается, шапка сползает с головы, верёвки сами собой развязываются и Виктор встречается с торжествующим взглядом Репы:- Кореша, я его поймал! — орёт он благим матом.
   
Виктор мертвеет, ноги немеют, но зарычав словно зверь, бросается прочь. Его бьют прикладом автомата. Вспышка, мир меркнет: «Как бездарно», — мелькает напоследок мысль.
   
Его окатывают водой:- Так вот ты какой, залётный, — звучит хриплый голос Вагиза. — Очнулся? Это хорошо, поговорим, нам есть что перетереть.
   
Виктор с трудом открывает глаза. Его переволокли к костру, у которого с безучастным видом сидит тот, которого Вагиз назвал поваром, он подкидывает дрова, ворошит палкой угли и всё так же жуёт. На корточках сидят Репа и Бурый, весело скалятся, шестёрка яростно вращает глазами, всё порывается двинуть ногой, но получает крепкий подзатыльник от Вагиза. Сам он перекинул автомат через плечо и внимательно смотрит в глаза Виктору, с задумчивым видом трогает чёрную бороду.
   
— Человек, ты Вована и Хмару замочил. Знаешь, что тебе за это будет? Сизый, хватит жрать! — неожиданно взрывается Вагиз, но повар не реагирует. — Вот так всегда, — смягчается Вагиз, — всегда жрёт, ни на что не реагирует. Настрадался пацан, его менты полгода прессовали, высох весь, вот теперь отъедается, благо мяса сейчас в избытке.
   
Виктор с трудом сдерживает рвотные позывы, он видит, как Сизый объедает человеческие пальцы.
   
— Вован и Хмара правильными ворами были, но даже дело не в этом, все мы под богом ходим, — Вагиз крестится и это смотрится столь дико, что у Виктора округляются глаза. — Что зенки вылупил? Ну да, я верую в бога, без этого никак нельзя… без покаяния. Покаешься, и так на душе легче становится, весь мир цветными красками наливается. Знаешь, — Вагиз присаживается рядом, — а мы тебя не будем убивать, ты автомат принеси. Чужая ведь вещь, а воровать не хорошо, — с укором качает он головой.
   
Виктор молчит, в голове с трудом ворочаются мысли, словно увязли в тягучем гудроне, выхода нет, как глупо, а сколько планов на будущее было.
   
— Не хочешь разговаривать? — мягко произносит чернобородый. — Зря, скоро петь будешь как пташка. Мы тебя живьём кушать будем… отрежем часть тела, запечём на угольках, пока рук и ног не останется, «самоваром» станешь. Отгадай загадку. Без рук и ног, а пыхтит громко.
   
Зеки по достоинству оценили шутку, разражались как взбесившиеся лошади, даже Сизый очнулся, повёл совиными глазами, обжог взглядом Виктора и вновь объедает человеческие пальцы.
   
— Вы не люди, — помертвев, произносит Виктор.
   
— Люди, не люди, заладил! — Вагиз вскакивает, сдёргивает с плеча автомат, прицеливается, но неожиданно отшвыривает его далеко в сторону. — А сам то, замочил двух человек! Витёк, двинь меж рёбер, да так, чтоб с хрустом, — обращается он к шестёрке.
   
Виктор едва успевает выдохнуть воздух из лёгких, сильный удар едва не ломает рёбра, второй целит в лицо, заслоняется локтями. Витёк заходится и не может остановиться, он дёргается словно в экстазе, с остервенением нанося удары.
   
В голове словно рвутся снаряды, вспышки слепят внутреннее зрение, появляется чёрный шар и Виктор теряет сознание.
   
Холодная вода приводит его в чувства, голова как чугунный котёл, губы разбиты, с подбородка свисает кусок кожи и на грудь льётся тягучая кровь, горит всё тело, но рёбра вроде целые, не сумела эта мразь их сломать.
   
— Ты как? — Вагиз вновь сидит на корточках. — Болит? Витёк у нас очень чувствительный пацан… как заведётся. Первый срок получил по малолетству, свою сеструху, четыре часа бил ногами, а она то, дура, оказывается, после первого уже удара ласты склеила. Так что напрасно её братец столько сил тратил, но в этом он весь. Но, в общем, он правильный пацан. А знаешь, ты мне нравишься, не скулишь, взгляд волчий. Таких как ты можно смело на дело брать, — Вагиз улыбается в чёрную бороду, — ты только автомат принеси и я тебе даю честное слово вора, тебя отпустим… вот, только Аньку отдай, запал я на неё.
   
— И что все так к Аньке прикипели? — внезапно раздаётся весёлый голос.
   
Вагиз подпрыгивает на месте, Бурый выхватывает нож, но короткая очередь прошивает ему руку. Он с проклятиями падает, вцепившись зубами в землю. Сизый медленно встаёт, безучастно хлопает глазами, но рука проворно скользит к рукоятке ножа, ещё один выстрел делает в его черепе аккуратное отверстие.
   
— Вагиз, не доводи до греха, — вновь звучит насмешливый голос.
   
— А-а-а, менты пога-аные! — голосит Витёк и бросается прочь. Выстрел в ногу валит его на землю. Витёк катается как придавленная автомобилем собака, кричит, рыдает, выкрикивает ругательства, зовёт маму.
   
— Всё-всё, — Репа поднимает руки, садится на корточки, заламывает локти над головой.
   
— Идар, это ты? — в потрясении спрашивает Вагиз.
   
— Зачем автоматами разбрасываешься? — Идар появляется в окружении двух крепких парней.
   
— Знал, что ты гнилой, — сплёвывает Вагиз.
   
— Где наш мент, случаем не сожрали его? — повёл стволом Идар.
   
— За кого ты нас держишь, Сеня под тем деревом.
   
— Скажи Репе, чтоб развязал его. А этот кто? Узнаю, огрызки у нас собирал. Ты зачем огрызки собирал? — Идар вперил в Виктора изучающий взгляд.
   
Впору радоваться, помощь пришла так вовремя, но что-то гнетёт в душе Виктора, похоже, сегодня не его день, но он решает не нарываться на грубость, спокойно отвечает:- В огрызках косточки, протеин, — Виктор не стал делиться секретом.
   
— Умно, — качнул головой Идар. — Надо взять на вооружение. Нам дашь жменьку?
   
— Дам, — просто отвечает Виктор.
   
— Спасибо, — улыбается Идар, — и всё же ты врёшь, — морщится он и вновь обращается чернобородому:- Второй автомат где?
   
— У своего приятеля спроси, — усмехается Вагиз.
   
— Что так? Неужели он у вас его стянул?
   
— Хмару замочил.
   
— Дела, — удивляется Идар. — А ты не прост, как показался вначале. Что ж, придётся с тобой пообщаться. Подойди ко мне.
   
Виктор с трудом поднимается, ноги неприятно дрожат, каждое движение отдаётся болью в почках и печени.
   
Тем временем Репа развязал Сеню и тот, покачиваясь, двинулся к своим товарищам. Неожиданно Вагиз дёргает его к себе, выхватывает нож и приставляет острое лезвие к кадыку:- Дай нам уйти, Идар!
   
— Да кто ж вас держит, — спокойно говорит он, но в глазах колыхнулся свинец. — Ты мента освободи и можете уходить.
   
— Мы к Голубянке отойдём и там его отпустим.
   
— А если нет?
   
— Слово вора.
   
— Хорошо, Вагиз, иди, но береги здоровье. Если к вечеру наш мент не придёт на стоянку, я организую на тебя охоту.
   
— Нема базару, — пятится Вагиз, а за ним и вся его подвывающая свора.
   
Людоеды словно растворяются в лесочке и, словно их и не было, лишь костёр дымит, да подгорает человеческое мясо, источая зловоние.
   
— Сейчас рыба в море появилась, можно было уже и не есть людей, — воротит нос от костра Идар.
   
— Они от человечины уже не откажутся, — Виктор пытается изучить его лицо, но оно не выражает сильных эмоций, такое простое и располагающее к себе.
   
Идар подмигивает ему:- Это ты правильно заметил, выродки. Ты вообще один или с командой?
   
— С Аней, — осторожно произносит Виктор.
   
— Так идите к нам, нам люди нужны… автомат захвати… кстати можешь его за собой оставить. Стреляешь хорошо?
   
— Не жалуюсь.
   
— Спецназ?
   
— Было дело, — врёт Виктор.
   
— Что ж попался так глупо? — располагающе улыбается Идар.
   
— Чихнул не вовремя, — угрюмо буркнул Виктор.
   
— Да-да, бывает, — с насмешкой кивает мужчина. — Так ты с нами или как?
   
— Подумаю.
   
Идар в удивлении поднимает брови:- А что тут думать, с Аней долго не продержишься, и автомат не поможет. Вагиз злобу затаил, да и вообще… жирно одному такое оружие иметь. Если ты не с нами, придётся его отдать, сам понимаешь, у нас народ, его необходимо защищать, а у тебя, лишь Анька, — хохочет Идар. — Вот что, время у меня есть, сходим к твоему схрону и всё решим миром, можешь в нашу команду влиться или жить отшельником. Да, если не с нами, Аньку придётся вернуть, она привыкла к нам, а с тобой одичает.
   
— Так, любовь у нас, — дурачится Виктор.
   
— К ней? Не обманывай, ты не из тех людей, тебе амазонку подавай, — Идар моментально раскусил Виктора. — Из всего этого следует, ты не хочешь нам помочь. Зря. В любом случае отдашь АКМ, если не завтра, так через недельку. Таблеток развязывающих язык у меня нет, но иголки имеются, — обыденным тоном произносит он, но у Виктора внутри всё холодеет, но он говорит без дрожи в голосе:- Звучит убедительно, сразу видно, ты человек действия. Я бы с радостью метнулся и принёс автомат, но сдаётся мне, ты после этого от меня избавишься.
   
— Бог с тобой, зачем?! — Идар театрально всплёскивает руками.
   
— Я это вижу в твоих глазах.
   
— А что ты ещё в них видишь? — в его голосе звякнул металл.
   
— Иголки.
   
— Значит готов к пыткам? Это делает тебе честь, — Идар с уважением наклоняет голову. — И всё же, я вполне серьёзно хочу предложить тебе место в нашей команде. Более того, мы тут недавно группу туристов отловили, пашут теперь на нас как звери, одного можешь забрать.
   
— В виде раба? — насмешливо тянет Виктор.
   
— Почему нет? Хотя, если появится желание, можешь сделать его свободным, вмешиваться не буду.
   
— Заманчиво, — Виктор лихорадочно ищет выход из создавшегося положения, — и всё же, дай мне подумать, хотя бы одну ночь.
   
— Убежать хочешь? — склоняет голову Идар.
   
— Ты не дашь мне этого сделать.
   
— Определённо. Но эта просьба мне не нравится. Может, иголки попробуем?
   
— Не надо… ночь, всего одну ночь дай.
   
— Хорошо, — Идар с удовольствием смотрит на свой автомат, — хотя это не в моих правилах, но чувствую, ты не простой человек. Ты прав, тебя нужно или убить или дружить. Мне бы хотелось последнее, — искренне говорит он.
   
— Даёшь мне ночь?
   
— Будет тебе ночь, но утром принимай решение, — с неудовольствием произносит Идар.
   
Виктору стягивают руки верёвкой, один из мужчин наматывает конец на руку и группа тронулась.
   
Проходя мимо сопки, где залёг Алик, Виктор из-за всех сил старается сохранять безразличие и не выдать своё волнение, только бы тот не пульнул сгоряча, тогда точно — в живых не оставят. Хотя, будущее не очень хорошо пахнет, душа Виктора покрывается инеем, когда начинает думать о предстоящих пытках. А может пусть идёт всё к чёрту, отдать автомат и влиться в команду Идара? М-да, перспектива та ещё, рабами сделают и Нину отберут… нет — лучше пусть будут иголки… выдержать бы только. Как бы хотелось знать, что такое настоящая боль? Можно ли её вытерпеть? Виктора начинает мутить от безысходности и страха, но внутренний стержень становится только крепче, мужчина всё для себя решил, пусть хоть кости камнями дробят, но Нину на поругание не отдаст. Странно, но в данный момент, когда Виктора ведут как барана на убой, он не вспоминает о группе спелеологов, все его мысли только о своей женщине и это даёт ему решимость и силу. Чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, Виктор непринуждённо спрашивает:- А как там Дмитрий Леонидович поживает?
   
— А зачем ты об этом спрашиваешь? — с интересом глянул на Виктора Идар.
   
— Так. Вроде как он ваш босс…
   
— Да какой же он босс? Слабым оказался, всю свою силу в деньгах держал, а как их не стало, сдулся как мыльный пузырь. Ещё по привычке пытался воду мутить, но пару раз носом ткнул в дерьмо, таким шустрым и обходительным стал. Я его надсмотрщиком назначил, в этом деле он просто великолепен… плётку изготовил. Как говориться, наконец-то он нашёл себе работу по душе, так отрывается жирная сволочь, душа радуется, — смеётся Идар.
   
— Порядки у вас, — неодобрительно говорит Виктор.
   
— А иначе нельзя, не выживем. А ты знаешь, моя мечта создать что-то подобия римской империи, — не удержавшись, выпалил Идар и даже краснеет от переизбытка чувств.
   
— Смешно, — хмыкает Виктор.
   
— Да брат, смешно, — кивает Идар, — сейчас смешно. Помог бы ты мне в этом начинании.
   
— В качестве кого? — с насмешкой глянул на него Виктор.