1 2 3 4 
Кейрлесс. Продано!
    
Чарлз Сэрфес. А вот два его брата, Вильям и Уолтер Блэнт, эсквайры,[26] оба члены парламента и выдающиеся ораторы, и, что совершенно удивительно, до сих пор как будто еще не было случая, чтобы они продавались или покупались.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Это в самом деле совершенно удивительно! Я их возьму по вашей цене, из уважения к парламенту.
    
Кейрлесс. Хорошо сказано, маленький Примиэм! Я их пристукну за сорок.
    
Чарлз Сэрфес. Вот еще славный малый; я не знаю, как он мне приходится, но он был мэром города Манчестера. Возьмите его за восемь фунтов.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Нет-нет, за мэра довольно шести.
    
Чарлз Сэрфес. Ладно, сосчитайте в гинеях, и я вам подкину обоих этих олдерменов[27] на придачу.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Они мои.
    
Чарлз Сэрфес. Кейрлесс, пристукни мэра и олдерменов… Однако, черт возьми, этак, в розницу, мы целый день провозимся. Давайте оптом. Что вы скажете, маленький Примиэм? Отсчитайте триста фунтов за всех остальных гуртом.
    
Кейрлесс. Да-да, так будет лучше всего.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Извольте, извольте, если это вам удобнее. Они мои. Но тут есть один портрет, который вы все время обходили.
    
Кейрлесс. Который? Вот этот плюгавый человечек над козеткой?[28]
    
Сэр Оливер Сэрфес. Да, сэр, этот самый, хотя я вовсе не нахожу, чтобы это был такой уж плюгавый человечек, ни в коем случае.
    
Чарлз Сэрфес. Что-что? А! Это мой дядя Оливер. Портрет писан еще до отъезда его в Индию.
    
Кейрлесс. Твой дядя Оливер! Ну, знаешь, Чарлз, с ним ты никогда в ладах не будешь. Я такой неприветливой физиономии в жизни не встречал. Глаза злопамятные и выражение лица, не сулящее никаких надежд на наследство. Отъявленный жулик, поверь моему слову. Вам это не кажется, маленький Примиэм?
    
Сэр Оливер Сэрфес. Откровенно говоря, сэр, нет, не кажется. По-моему, это такое же честное лицо, как и все остальные в этой комнате, мертвые и живые. Но я полагаю, дядя Оливер идет в общей куче?
    
Чарлз Сэрфес. Нет, дудки! Я с бедным Ноллем не расстанусь. Старик был очень мил со мной, и я буду хранить его портрет, пока у меня есть комната, где его приютить.
    
Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Как-никак он мой племянник, этот вертопрах!.. А мне, знаете, этот портрет приглянулся, сэр.
    
Чарлз Сэрфес. Очень жаль, потому что вы его, безусловно, не получите. Разве мало вы их набрали, черт возьми?
    
Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Я все ему прощаю!.. Но видите ли, сэр, когда мне что-нибудь приспичит, я на деньги не смотрю. Я дам за него столько же, сколько за все остальные.
    
Чарлз Сэрфес. Не дразните меня, господин маклер. Я вам сказал, что не расстанусь с ним, и кончено.
    
Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Как этот щенок похож на своего отца!.. Хорошо, хорошо, не буду. (В сторону.) Я раньше этого не замечал, а теперь мне кажется, что я в жизни не встречал такого поразительного сходства… Вот приказ на причитающуюся вам сумму.
    
Чарлз Сэрфес. Позвольте, да ведь он на восемьсот фунтов.
    
Сэр Оливер Сэрфес. А вы не уступите сэра Оливера?
    
Чарлз Сэрфес. Да нет же, черт! Повторяю вам.
    
Сэр Оливер Сэрфес. В таком случае, не смотрите на разницу, сосчитаемся другой раз, а пока дайте мне вашу руку, чтобы скрепить продажу. Вы честный малый, Чарлз… простите, сэр, такую вольность… Идем, Мозес.
    
Чарлз Сэрфес. Ей-богу, презанятный старичок!.. Но послушайте, Примиэм, вы приготовите квартиры для этих джентльменов?
    
Сэр Оливер Сэрфес. Да-да, и пришлю за ними дня через два.
    
Чарлз Сэрфес. Только смотрите: пришлите за ними экипаж понаряднее, потому что, уверяю вас, большинство из них привыкло ездить в собственных каретах.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Пришлю, пришлю — за всеми, кроме Оливера.
    
Чарлз Сэрфес. Да, за всеми, кроме маленького набоба.[29]
    
Сэр Оливер Сэрфес. Вы это твердо решили?
    
Чарлз Сэрфес. Бесповоротно.
    
Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Что за милый ветрогон!.. До свидания!.. Идем, Мозес… Пусть теперь кто-нибудь попробует мне сказать, что это мот и расточитель!
    
    
Сэр Оливер Сэрфес и Мозес уходят.
    
    
Кейрлесс. Никак не ожидал, что может быть такое удивительное существо среди ему подобных!
    
Чарлз Сэрфес. Ей-богу, это король маклеров! И где это Мозес откопал такого честного чудака?.. А вот и Раули! Кейрлесс, скажи нашей компании, что я сейчас приду.
    
Кейрлесс. Хорошо. Только смотри не поддавайся этому старому дураку, а то он тебя уговорит растратить деньги на уплату каких-нибудь протухших долгов или какую-нибудь чепуху в этом роде. Все торговцы, Чарлз, совершенно непозволительная публика.
    
Чарлз Сэрфес. Вот именно, и платить им — значит только им потакать.
    
Кейрлесс. И ничего другого.
    
Чарлз Сэрфес. Да-да, будь покоен.
    
    
Кейрлесс уходит.
    
    
Так! Действительно, старикашка был занятный!.. Теперь посмотрим: две трети мои по праву, пятьсот тридцать с чем-то фунтов. Ей-богу! Оказывается, предки гораздо более выгодная родня, чем я думал… Леди и джентльмены, ваш покорнейший и глубоко признательный слуга.
    
    
Входит Раули.
    
    
А! Старый Раули! Вы пришли как раз вовремя, чтобы проститься с вашими старыми знакомыми.
    
Раули. Да, я уже слышал, что они уезжают. Но я удивляюсь, как вы можете сохранять веселость среди таких несчастий.
    
Чарлз Сэрфес. В том-то и дело! Несчастий у меня так много, что мне нельзя расставаться с веселостью. Но придет время, и я буду богат и мрачен. Вам хотелось бы, чтобы я горевал, разлучаясь с таким множеством близких родных. Конечно, это очень тяжело. Но вы видите, они и бровью не шевельнут, — чем я хуже их?
    
Раули. Вы ни минуты не умеете быть серьезным.
    
Чарлз Сэрфес. Нет-нет, сейчас я серьезен. Вот, мой честный Раули, вот, получите по этому приказу поскорее деньги и немедленно пошлите сто фунтов старику Стенли.
    
Раули. Сто фунтов! Вы только подумайте…
    
Чарлз Сэрфес. Ради бога, не говорите об этом! Бедному Стенли надо помочь неотложно, и если вы не поторопитесь, то явится кто-нибудь другой, у кого больше прав на эти деньги.
    
Раули. Вот в том-то и дело! Я всегда вам буду твердить старую пословицу…
    
Чарлз Сэрфес. «Сначала справедливость, потом великодушие». Я так бы и поступал, если бы мог. Но Справедливость — старая хромоногая карга, и при всем моем желании она у меня не поспевает за Великодушием.
    
Раули. И все-таки, Чарлз, поверьте мне, если вы хоть часок подумаете…
    
Чарлз Сэрфес. Знаю, знаю, все это святая правда. Но уверяю вас, Раули, пока у меня есть, я, честное слово, буду давать. Так к черту вашу бережливость, и за кости!
    
    
Уходят.
   
   
    
     
Картина вторая
    
    
В гостиной.
    
Входят сэр Оливер Сэрфес и Мозес.
    
    
Мозес. Ну что же, сэр, мне кажется, вы, как говорит сэр Питер, видели мистера Чарлза в полной славе. Жаль, что он такой ужасный мот.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Да, но моего портрета он не продал.
    
Мозес. И такой любитель вина и женщин.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Но моего портрета он не продал.
    
Мозес. И такой отчаянный игрок.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Но моего портрета он не продал. А, вот и Раули!
    
    
Входит Раули.
    
    
Раули. Оказывается, сэр Оливер, вы приобрели…
    
Сэр Оливер Сэрфес. Да-да, наш молодой повеса разделался со своими предками, как со старыми шпалерами.
    
Раули. Вот тут он мне поручил вернуть вам часть полученных денег, то есть вам, как бедствующему старику Стенли.
    
Мозес. Это всего обиднее: он чертовски сострадателен.
    
Раули. В передней дожидаются чулочник и двое портных, которым он, наверно, так и не заплатит, а эта сотня их бы устроила.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Ничего, ничего, я заплачу его долги и возьму на себя его подарки. Но теперь я больше не маклер, и вы представите меня старшему брату как бедного Стенли.
    
Раули. Только не сейчас. Я знаю, что сэр Питер как раз собирался у него быть в это время.
    
    
Входит Трип.
    
    
Трип. О, простите, господа, что я не пришел вас проводить. Пожалуйте сюда… Мозес, на два слова.
    
    
Трип и Мозес уходят.
    
    
Сэр Оливер Сэрфес. Каков мошенник? Поверите ли, как только мы явились, он перехватил еврея и старался занять у него денег, прежде чем провести его к хозяину.
    
Раули. Вот как!
    
Сэр Оливер Сэрфес. И сейчас они обсуждают вопрос о процентах. Ах, милый Раули, в мое время слуги перенимали глупости своих хозяев, да и то затасканные, а теперь они берут их пороки, а заодно и парадные кафтаны, и то и другое в полном блеске.
    
    
Уходят.
   
   
    
     
Картина третья
    
    
В библиотеке Джозефа Сэрфеса.
    
Джозеф Сэрфес и слуга.
    
    
Джозеф Сэрфес. От леди Тизл не было письма?
    
Слуга. Не было, сэр.
    
Джозеф Сэрфес. Я удивляюсь, что она не дала знать, если не может прийти. Сэр Питер, конечно, меня ни в чем не подозревает. Но хоть я и запутался с его женой, я бы ни в коем случае не хотел упустить богатую наследницу. Во всяком случае, безрассудство и скверная репутация Чарлза мне как нельзя больше на руку.
    
    
За сценой стучат.
    
    
Слуга. Сэр, это, должно быть, леди Тизл.
    
Джозеф Сэрфес. Постой. Прежде чем отворять, посмотри, она ли это. Если это мой брат, я тебе скажу, что делать.
    
Слуга. Сэр, это леди Тизл. Она всегда оставляет носилки возле модистки с соседней улицы.
    
Джозеф Сэрфес. Погоди, погоди. Заставь окно ширмой. Вот так, хорошо. Моя соседка напротив ужасно беспокойная старая девица.
    
    
Слуга передвигает ширму и уходит.
    
    
Для меня получается нелегкая игра. Леди Тизл начинает догадываться о моих видах на Марию. Но это во что бы то ни стало должно оставаться для нее секретом, по крайней мере до тех пор, пока я не получу над ней побольше власти.
    
    
Входит леди Тизл.
    
    
Леди Тизл. Что это за чувствительный монолог? Вы меня очень заждались? Ах, боже мой, не смотрите так строго. Уверяю вас, я не могла прийти раньше.
    
Джозеф Сэрфес. О сударыня, точность — это разновидность постоянства, качества, весьма предосудительного в светской женщине.
    
Леди Тизл. Честное слово, вам бы следовало меня пожалеть. Сэр Питер последнее время так плохо ко мне относится и притом так ревнует меня к Чарлзу… Только этого не хватало, правда?
    
Джозеф Сэрфес (в сторону). Я рад, что язычки моих друзей в этом его поддерживают.
    
Леди Тизл. Мне бы очень хотелось, чтобы он позволил Марии выйти за него замуж. Тогда он, может быть, успокоился бы. А вам этого хотелось бы, мистер Сэрфес?
    
Джозеф Сэрфес (в сторону). Вот уж нисколько!.. О, разумеется! Потому что тогда моя дорогая леди Тизл тоже убедилась бы, как неосновательны ее подозрения, что я имею какие-то виды на эту глупую девочку.
    
Леди Тизл. Ну что же, я готова верить вам. Но разве не возмутительно, когда про человека рассказывают всякие безобразные вещи? А тут еще моя приятельница, леди Снируэл, распустила про меня целый ворох сплетен, и при этом без малейшего основания — вот что меня злит.
    
Джозеф Сэрфес. Вот это-то, сударыня, и возмутительно: без малейшего основания! Да-да, вот это-то и обидно. Ведь если про нас ходит какой-нибудь скандальный слух, то всего утешительнее бывает сознание, что это справедливо.
    
Леди Тизл. Да, конечно, в таком случае я бы им простила. Но нападать на меня, которая действительно же так невинна и которая сама никогда никого не очернит, то есть никого из друзей… И потом сэр Питер с его вечным брюзжанием и подозрениями, когда я знаю чистоту моего сердца, все это просто чудовищно!
    
Джозеф Сэрфес. Но, дорогая моя леди Тизл, вы сами виноваты, что все это терпите. Если муж беспричинно подозревает свою жену и лишает ее доверия, то первоначальный их договор расторгнут, и она ради чести своего пола обязана его перехитрить.
    
Леди Тизл. Вот как? Так что если он меня подозревает, не имея к тому поводов, то наилучшим способом исцелить его от ревности было бы создать для нее основания?
    
Джозеф Сэрфес. Несомненно, потому что ваш муж никогда не должен в вас ошибаться, и в этом случае вам следует согрешить, чтобы оказать честь его проницательности.
    
Леди Тизл. Да, конечно, то, что вы говорите, очень разумно, и если бы сознание моей невинности…
    
Джозеф Сэрфес. Ах, дорогая моя леди Тизл, вот в этом-то и заключается главная ваша ошибка: вам больше всего и вредит сознание вашей невинности. Что заставляет вас пренебрегать условностями и мнением света? Сознание вашей невинности. Что мешает вам задумываться над вашим поведением и толкает вас на множество неосмотрительных поступков? Сознание вашей невинности. Что не позволяет вам мириться с выходками сэра Питера и быть равнодушной к его подозрительности? Сознание вашей невинности.
    
Леди Тизл. Да, это верно.
    
Джозеф Сэрфес. И вот, дорогая моя леди Тизл, если бы вы хоть раз самую чуточку оступились, вы не можете себе представить, до чего вы стали бы осторожны и как хорошо ладили бы с вашим мужем.
    
Леди Тизл. Вам кажется?
    
Джозеф Сэрфес. О, я уверен в этом! И сразу прекратились бы все сплетни, а сейчас ваше доброе имя похоже на полнокровную особу, которая просто погибает от избытка здоровья.
    
Леди Тизл. Так-так. Следовательно, по-вашему, я должна грешить из самозащиты и расстаться с добродетелью, чтобы спасти свое доброе имя?
    
Джозеф Сэрфес. Совершенно верно, сударыня, можете положиться на меня.
    
Леди Тизл. Это все-таки очень странная теория и совершенно новый рецепт против клеветы!
    
Джозеф Сэрфес. Рецепт непогрешимый, поверьте. Благоразумие, как и опытность, даром не дается.
    
Леди Тизл. Что ж, если бы я прониклась убеждением…
    
Джозеф Сэрфес. О, разумеется, сударыня, вы прежде всего должны проникнуться убеждением. Да-да! Я ни за что на свете не стану вас уговаривать совершить поступок, который вы считали бы дурным. Нет-нет, я слишком честен для этого!
    
Леди Тизл. Не кажется ли вам, что честность мы могли бы оставить в покое?
    
Джозеф Сэрфес. Ах, я вижу, вы все еще не избавились от злосчастных следствий вашего провинциального воспитания!
    
Леди Тизл. Должно быть, так. И я сознаюсь вам откровенно: если что-нибудь и могло бы толкнуть меня на дурной поступок, то уж скорее скверное обхождение сэра Питера, а не ваша «честная логика» все-таки.
    
Джозеф Сэрфес (беря ее руку). Клянусь этой рукой, которой он недостоин…
    
    
Входит слуга.
    
    
Что за черт, болван ты этакий! Чего тебе надо?
    
Слуга. Извините, сэр, но я думал, вам будет неприятно, если сэр Питер войдет без доклада.
    
Джозеф Сэрфес. Сэр Питер? У-у, дьявол!
    
Леди Тизл. Сэр Питер? О боже! Я погибла! Я погибла!
    
Слуга. Сэр, это не я его впустил.
    
Леди Тизл. О, это мой конец! Что со мной будет? Послушайте, господин Логик… Ах, он идет по лестнице… Я спрячусь сюда… Чтобы я когда-нибудь повторила такую неосторожность… (Прячется за ширму.)
    
Джозеф Сэрфес. Дай мне эту книгу. (Садится.)
    
    
Слуга делает вид, что оправляет ему прическу.
    
Входит сэр Питер Тизл.
    
    
Сэр Питер Тизл. Так-так, вечно погружен в занятия!.. Мистер Сэрфес, мистер Сэрфес!..
    
Джозеф Сэрфес. А, дорогой сэр Питер, простите меня, пожалуйста. (Зевая, бросает книгу.) Я тут вздремнул над глупой книжкой… Ах, я очень тронут вашим посещением. Мне кажется, вы тут еще не были с тех пор, как я обставил эту комнату. Книги, вы знаете, единственная роскошь, которую я себе позволяю.
    
Сэр Питер Тизл. У вас тут действительно очень мило. Да-да, очень хорошо. И вы даже ширму превратили в источник знаний — всю увесили, я вижу, картами.
    
Джозеф Сэрфес. О да, эта ширма приносит мне большую пользу.
    
Сэр Питер Тизл. Еще бы, особенно когда вам нужно что-нибудь спешно отыскать.
    
Джозеф Сэрфес (в сторону). Да, или что-нибудь спешно спрятать.
    
Сэр Питер Тизл. А у меня к вам, знаете, небольшое дело частного свойства…
    
Джозеф Сэрфес (слуге). Ты можешь идти.
    
Слуга. Слушаюсь, сэр. (Уходит.)
    
Джозеф Сэрфес. Вот вам кресло, сэр Питер, прошу вас…
    
Сэр Питер Тизл. Ну так вот, раз мы теперь одни, имеется один вопрос, дорогой мой друг, о котором я хотел бы поговорить с вами откровенно, вопрос чрезвычайно важный для моего спокойствия; короче говоря, дорогой мой друг, поведение леди Тизл за последнее время причиняет мне очень много горя.
    
Джозеф Сэрфес. В самом деле? Мне очень грустно слышать это.
    
Сэр Питер Тизл. Да, совершенно ясно, что ко мне она вполне равнодушна, но, что гораздо хуже, у меня есть очень веские основания предполагать, что она чувствует привязанность к другому.
    
Джозеф Сэрфес. В самом деле? Вы меня удивляете.
    
Сэр Питер Тизл. Да, и — между нами — мне кажется, я открыл, кто это такой.
    
Джозеф Сэрфес. Не может быть! Вы меня тревожите ужасно!
    
Сэр Питер Тизл. Ах, дорогой мой друг, я знал, что встречу у вас сочувствие.
    
Джозеф Сэрфес. О, поверьте, сэр Питер, такое открытие было бы для меня не меньшим ударом, чем для вас.
    
Сэр Питер Тизл. Я в этом убежден. Ах, какое счастье иметь друга, которому можно поверить даже семейные тайны! Но вы не догадываетесь, о ком я говорю?
    
Джозеф Сэрфес. Решительно не могу себе представить. Ведь это не может быть сэр Бенджамен Бэкбайт!
    
Сэр Питер Тизл. О нет! А что, если бы это был Чарлз?
    
Джозеф Сэрфес. Мой брат? Это невозможно!
    
Сэр Питер Тизл. Ах, дорогой мой друг, вас обманывает ваше доброе сердце! Вы судите о других по себе.
    
Джозеф Сэрфес. Конечно, сэр Питер, сердцу, уверенному в собственной честности, трудно понять чужое коварство.
    
Сэр Питер Тизл. Да, но ваш брат — человек безнравственный. От него таких слов не услышишь.
    
Джозеф Сэрфес. Но зато сама леди Тизл — женщина честнейших правил.
    
Сэр Питер Тизл. Верно, но какие правила устоят перед чарами красивого, любезного молодого человека?
    
Джозеф Сэрфес. Это, конечно, так.
    
Сэр Питер Тизл. И потом, знаете, при нашей разнице в годах маловероятно, чтобы она очень уж сильно меня любила, а если бы оказалось, что она мне изменяет, и я бы предал это огласке, то весь город стал бы надо мной же смеяться, над глупым старым холостяком, который женился на девчонке.
    
Джозеф Сэрфес. Это верно, конечно, — смеяться стали бы.
    
Сэр Питер Тизл. Смеяться, да, и сочинять про меня баллады, и писать статейки, и черт его знает что еще.
    
Джозеф Сэрфес. Нет, вам нельзя предавать это огласке.
    
Сэр Питер Тизл. А главное, понимаете, чтобы племянник моего старого друга, сэра Оливера, чтобы именно он мог покуситься на такое злодейство — вот что мне особенно больно.
    
Джозеф Сэрфес. В том-то и суть. Когда стрела обиды зазубрена неблагодарностью, рана вдвойне опасна.
    
Сэр Питер Тизл. Да, и это меня, который был ему, так сказать, опекуном, который так часто принимал его у себя, который ни разу в жизни не отказал ему… в совете!
    
Джозеф Сэрфес. О, я не в силах этому поверить! Такая низость, конечно, мыслима; однако пока вы мне не представите неопровержимых доказательств, я буду сомневаться. Но если это будет доказано, он больше мне не брат, я отрекаюсь от него. Потому что человек, способный попрать законы гостеприимства и соблазнить жену своего друга, должен быть заклеймен, как общественная чума.
    
Сэр Питер Тизл. Как не похожи вы на него! Какие благородные чувства!
    
Джозеф Сэрфес. И все-таки честь леди Тизл для меня выше подозрений.
    
Сэр Питер Тизл. Я и сам был бы рад думать о ней хорошее и устранить всякие поводы к нашим ссорам. Она все чаще стала меня попрекать, что я не выделяю ей особого имущества, а в последнюю нашу ссору почти что намекнула, что не слишком огорчится, если я умру. И так как у нас, по-видимому, разные взгляды на домашние расходы, то я и решил предоставить ей в этом отношении полную свободу, а когда я умру, она убедится, что при жизни я не был невнимателен к ее интересам. Вот здесь, мой друг, черновики двух документов, насчет которых я хотел бы выслушать ваше мнение. По одному из них она, пока я жив, будет получать восемьсот фунтов ежегодно в полное свое распоряжение, а по другому наследует после моей смерти все мое состояние.
    
Джозеф Сэрфес. Сэр Питер, это поистине благородный поступок. (В сторону.) Только бы он не совратил мою ученицу!
    
Сэр Питер Тизл. Да, я решил, что у нее не будет больше поводов жаловаться. Но я хотел бы, чтобы до поры до времени этот знак моей любви оставался от нее в тайне.
    
Джозеф Сэрфес (в сторону). И я бы хотел, если бы это было возможно!
    
Сэр Питер Тизл. А теперь, дорогой мой друг, поговорим, если вы не возражаете, о положении ваших дел с Марией.
    
Джозеф Сэрфес (тихо). Ах нет, сэр Питер! В другой раз, пожалуйста!
    
Сэр Питер Тизл. Меня очень огорчает, что вы так медленно завоевываете ее благосклонность.
    
Джозеф Сэрфес (тихо). Прошу вас, не будем этого касаться. Что значат мои разочарования, когда речь идет о вашем счастье! (В сторону.) Черт, он меня погубит окончательно!
    
Сэр Питер Тизл. И, хоть вы упорно не желаете, чтобы я открыл леди Тизл вашу страсть к Марии, я уверен, что в этом деле она будет на вашей стороне.
    
Джозеф Сэрфес. Умоляю вас, сэр Питер, сделайте мне одолжение. Я, право же, слишком взволнован предметом нашей беседы, чтобы думать о самом себе. Человек, которому близкий друг поверил свои невзгоды, никогда не станет…
    
    
Входит слуга.
    
    
Чего тебе надо?
    
Слуга. Ваш брат, сэр, беседует на улице с каким-то господином и говорит, что вы, дескать, дома сейчас.
    
Джозеф Сэрфес. Фу ты, болван! Нет меня дома, я ушел на целый день.
    
Сэр Питер Тизл. Постойте, постойте, мне пришла мысль: пусть он скажет, что вы дома.
    
Джозеф Сэрфес. Хорошо, впусти его.
    
    
Слуга уходит.
    
    
(В сторону.) Он, по крайней мере, помешает сэру Питеру.
    
Сэр Питер Тизл. А теперь, дорогой мой друг, сделайте мне одолжение, я вас прошу. Пока Чарлз не пришел, дайте мне куда-нибудь спрятаться, а затем пожурите его насчет того, о чем мы с вами беседовали, и его ответ может сразу же меня успокоить.
    
Джозеф Сэрфес. Помилуйте, сэр Питер! Какую некрасивую игру вы мне предлагаете! Ставить ловушку родному брату!
    
Сэр Питер Тизл. Да вы же сами говорите, что уверены в его невинности. А раз так, то вы окажете ему величайшую услугу, дав ему возможность оправдаться, и моему сердцу вернете покой. Нет, вы мне не откажете! Вот здесь, за этой ширмой, лучше всего будет… Э, что за черт! Да там уже как будто кто-то слушает! Честное слово, я видел юбку!
    
Джозеф Сэрфес. Ха-ха-ха! Это действительно получилось забавно. Послушайте меня, дорогой сэр Питер. Конечно, я считаю, что проводить жизнь в любовных интригах крайне безнравственно, но из этого, понимаете, все-таки не следует, что надо превращаться в какого-то Иосифа Прекрасного![30] Я вам сознаюсь: это модисточка-француженка, маленькая плутовка, которая иногда ко мне заходит. Она как-никак дорожит своей репутацией и, когда вы вошли, спряталась за ширму.
    
Сэр Питер Тизл. Ах, плутишка вы этакий! Но, боже мой, она слышала все, что я тут говорил про мою жену.
    
Джозеф Сэрфес. О, дальше это никуда не пойдет, можете быть спокойны.
    
Сэр Питер Тизл. Правда? Ну, так пусть себе слушает все. Тут у вас чулан какой-то, я могу сюда.
    
Джозеф Сэрфес. Хорошо, залезайте.
    
Сэр Питер Тизл (прячась в чулан). Вот хитрый плут! Вот хитрый плут!
    
Джозеф Сэрфес. Ведь чуть не попался! Ну и положение, однако: так рассовать мужа и жену!
    
Леди Тизл (выглядывая). Нельзя ли мне убежать как-нибудь?
    
Джозеф Сэрфес. Сидите смирно, мой ангел!
    
Сэр Питер Тизл (выглядывая). Джозеф, прижмите его хорошенько.
    
Джозеф Сэрфес. Не показывайтесь, дорогой мой друг!
    
Леди Тизл. А нельзя ли запереть сэра Питера?
    
Джозеф Сэрфес. Молчите, жизнь моя!
    
Сэр Питер Тизл (выглядывая). А вы уверены, что модисточка не разболтает?
    
Джозеф Сэрфес. Назад, назад, милый сэр Питер!.. Ей-богу, я жалею, что у меня нет ключа!
    
    
Входит Чарлз Сэрфес.
    
    
Чарлз Сэрфес. Послушай, братец, что это значит? Твой человек не хотел меня пускать. Или у тебя сидел еврей какой-нибудь, или красотка?
    
Джозеф Сэрфес. Никого такого не было, уверяю тебя.
    
Чарлз Сэрфес. А почему удрал сэр Питер? Ведь он как будто был тут?
    
Джозеф Сэрфес. Был, но, услыхав, что ты пришел, предпочел уйти.
    
Чарлз Сэрфес. Уж не испугался ли старик, что я попрошу у него денег?
    
Джозеф Сэрфес. Нет, сэр. Но мне грустно было узнать, Чарлз, что за последнее время ты причиняешь этому достойному человеку очень много огорчений.
    
Чарлз Сэрфес. Да, говорят, я их причиняю очень многим достойным людям. Но что случилось, скажи, пожалуйста?
    
Джозеф Сэрфес. Сказать тебе откровенно, брат, — он подозревает, что ты пытаешься отвоевать у него сердце леди Тизл.
    
Чарлз Сэрфес. Кто? Я? О господи, только не я, честное слово! Ха-ха-ха-ха! Так, значит, старик догадался, что взял молодую жену, так, что ли? Или, чего доброго, леди Тизл догадалась, что у нее старый муж?
    
Джозеф Сэрфес. Это не тема для шуток, брат. Человек, который способен смеяться…
    
Чарлз Сэрфес. Верно, верно все, что ты скажешь… Нет, серьезно же, мне и в голову не приходило ничего похожего, честное слово.
    
Джозеф Сэрфес (громко). Ну что ж, сэр Питер будет очень рад услышать это.
    
Чарлз Сэрфес. Правда, мне одно время казалось, что я ей нравлюсь. Но, клянусь, я, со своей стороны, не сделал ни одного шага… Притом же ты знаешь мое чувство к Марии.
    
Джозеф Сэрфес. И я уверен, брат, что даже если бы леди Тизл воспылала к тебе самой безумной страстью…
    
Чарлз Сэрфес. Видишь ли, Джозеф, мне кажется, я никогда бы не совершил обдуманно бесчестного поступка. Но если бы хорошенькая женщина сама бросилась мне навстречу и если бы эта хорошенькая женщина была замужем за человеком, который годился бы ей в отцы…
    
Джозеф Сэрфес. Тогда…
    
Чарлз Сэрфес. Тогда, я думаю, мне пришлось бы подзанять у тебя малую толику нравственности, вот и все. Но только знаешь, брат, я до крайности удивлен, что, говоря о леди Тизл, ты называешь меня. Я, признаться, всегда считал тебя ее фаворитом.
    
Джозеф Сэрфес. Чарлз, и тебе не стыдно! Что за глупая выходка!
    
Чарлз Сэрфес. Да нет же, я видел сам, как вы обменивались такими выразительными взглядами…
    
Джозеф Сэрфес. Нет-нет, сэр, этим не шутят.
    
Чарлз Сэрфес. Ей-богу, я говорю серьезно. Помнишь, раз, когда я зашел сюда…
    
Джозеф Сэрфес. Чарлз, я прошу тебя…
    
Чарлз Сэрфес. И застал вас вдвоем…
    
Джозеф Сэрфес. Черт возьми, сэр! Я повторяю…
    
Чарлз Сэрфес. И другой раз, когда твой слуга…
    
Джозеф Сэрфес. Брат, брат, послушай! (В сторону.) Как мне его остановить?
    
Чарлз Сэрфес …предупрежденный о том, что…
    
Джозеф Сэрфес. Тс-с! Ты меня извини, но сэр Питер слышал все, что мы говорили. Я знал, что ты оправдаешь себя, иначе я ни за что бы не согласился.
    
Чарлз Сэрфес. Как? Сэр Питер? Но где же он?
    
Джозеф Сэрфес. Тише! Он там. (Указывает на чулан.)
    
Чарлз Сэрфес. Честное слово, я его раздобуду! Сэр Питер, пожалуйте сюда.
    
Джозеф Сэрфес. Нет-нет…
    
Чарлз Сэрфес. Вы слышите, сэр Питер? Пожалуйте к ответу! (Вытаскивает сэра Питера.) Как? Мой старый опекун? Превратился в инквизитора и ведет следствие исподтишка?
    
Сэр Питер Тизл. Дайте мне вашу руку, Чарлз! Я вижу, что подозревал вас напрасно. Но только не сердитесь на Джозефа: это я придумал.
    
Чарлз Сэрфес. Вот как!
    
Сэр Питер Тизл. Я считаю вас оправданным. Даю вам слово, я теперь гораздо лучшего мнения о вас. То, что я слышал, доставило мне величайшее удовольствие.
    
Чарлз Сэрфес. Ваше счастье, что вы не услышали больше, правда, Джозеф?
    
Сэр Питер Тизл. Вы уже собирались перейти в нападение.
    
Чарлз Сэрфес. Что вы, что вы, это я шутил.
    
Сэр Питер Тизл. Ну, еще бы, я слишком уверен в его чести.
    
Чарлз Сэрфес. В сущности, вы с таким же правом могли бы заподозрить его, как и меня, правда, Джозеф?
    
Сэр Питер Тизл. Полно, полно, я вам верю.
    
Джозеф Сэрфес (в сторону). Хоть бы они убрались поскорее!
    
    
Входит слуга и говорит на ухо Джозефу Сэрфесу.
    
    
Сэр Питер Тизл. И в будущем, я надеюсь, мы с вами сойдемся поближе.
    
Джозеф Сэрфес. Вы меня извините, господа, но я должен попросить вас спуститься вниз. Ко мне пришли по делу.
    
Чарлз Сэрфес. Ну, так поговорите в другой комнате. Мы с сэром Питером давно не виделись, и мне надо кое-что ему сказать.
    
Джозеф Сэрфес (в сторону). Их нельзя оставлять вдвоем… Я отошлю этого человека и сейчас же вернусь. (Уходя, тихо, сэру Питеру.) Сэр Питер, ни слова о модисточке!
    
Сэр Питер Тизл (тихо, Джозефу). Я? Никогда в жизни!
    
    
Джозеф Сэрфес уходит.
    
    
Сэр Питер Тизл. Ах, Чарлз, если бы вы теснее общались с вашим братом, то в самом деле была бы надежда, что вы исправитесь. Это человек возвышенных чувств. Да, нет ничего на свете благороднее, чем человек возвышенных чувств!
    
Чарлз Сэрфес. Нет, знаете, слишком уж он добродетелен и так дорожит своим добрым именем, как он это называет, что скорее поселит у себя священника, чем женщину.
    
Сэр Питер Тизл. Нет-нет, полноте, вы к нему несправедливы! Нет-нет! Джозеф, конечно, не развратник, но все-таки и не такой уже святой в этом отношении. (В сторону.) Ужасно мне хочется ему сказать! Вот бы мы потешились над Джозефом!
    
Чарлз Сэрфес. Какое там! Это форменный анахорет, молодой отшельник.
    
Сэр Питер Тизл. Послушайте, вы его не обижайте. Он может об этом узнать, уверяю вас.
    
Чарлз Сэрфес. Не вы же ему расскажете?
    
Сэр Питер Тизл. Нет, но… все-таки. (В сторону.) Ей-богу, я ему скажу… Послушайте, хотите здорово потешиться над Джозефом?
    
Чарлз Сэрфес. Ничего на свете так бы не хотел.
    
Сэр Питер Тизл. Ну, так мы уж потешимся! Я ему отплачу за то, что он меня выдал… Когда я к нему пришел, у него была девица.
    
Чарлз Сэрфес. Как? У Джозефа? Вы шутите.
    
Сэр Питер Тизл. Тс-с!.. Француженка, модисточка… И, что самое забавное, она сейчас в этой комнате.
    
Чарлз Сэрфес. Да где же, черт!
    
Сэр Питер Тизл. Тише, я вам говорю. (Показывает на ширму.)
    
Чарлз Сэрфес. За ширмой? Извлечь ее оттуда!
    
Сэр Питер Тизл. Нет-нет… Он идет… Оставьте, честное слово!
    
Чарлз Сэрфес. Нет, мы должны взглянуть на модисточку!
    
Сэр Питер Тизл. Умоляю вас… Джозеф мне этого никогда не простит…
    
Чарлз Сэрфес. Я возьму на себя…
    
Сэр Питер Тизл. Да вот и он! Послушайте!..
    
    
Джозеф Сэрфес входит как раз в тот миг, когда Чарлз
    
Сэрфес опрокидывает ширму.
    
    
Чарлз Сэрфес. Леди Тизл! О чудеса!
    
Сэр Питер Тизл. Леди Тизл! О проклятие!
    
Чарлз Сэрфес. Сэр Питер, это одна из очаровательнейших француженок-модисточек, каких я когда-либо встречал. Ей-богу, вы тут все как будто играли в прятки, но мне неясно, кто, собственно, от кого прятался… Могу я просить вашу милость объяснить мне? Ни слова!.. Брат, не ответишь ли ты на мой вопрос? Что это? Нравственность онемела тоже?.. Сэр Питер, я застал вас во мраке, но, может быть, теперь он рассеялся для вас? Все безмолвствуют!.. Ну что ж, если для меня все это остается загадкой, я надеюсь, что вы-то отлично друг друга понимаете. Поэтому предоставляю вас самим себе. (Уходя.) Брат, мне очень грустно видеть, что ты причинил этому достойному человеку такое огорчение… Сэр Питер, нет ничего на свете благороднее, чем человек возвышенных чувств! (Уходит.)
    
    
Остальные молча смотрят друг на друга.
    
    
Джозеф Сэрфес. Сэр Питер… хотя, конечно… я не отрицаю… видимость против меня… однако, если вы согласны меня выслушать… я не сомневаюсь… что мои объяснения… вполне вас удовлетворят.
    
Сэр Питер Тизл. Прошу вас, сэр.
    
Джозеф Сэрфес. Дело в том, что леди Тизл, зная мои намерения относительно вашей воспитанницы, Марии… я хочу сказать, сэр… что леди Тизл, опасаясь проявлений вашей ревности… и зная мое дружественное расположение к вашему семейству… она, сэр, я хочу сказать… пришла сюда… для того, чтобы… я объяснил эти намерения… но при вашем появлении… опасаясь… как я сказал… вашей ревности… она скрылась… и это, даю вам слово, все, что было в действительности.
    
Сэр Питер Тизл. Очень ясный ответ, несомненно. И я ручаюсь, что эта дама подтвердит каждый его пункт.
    
Леди Тизл. Ни единого слова, сэр Питер!
    
Сэр Питер Тизл. Как так? Почему вы не расписываетесь в этой лжи?
    
Леди Тизл. В том, что этот господин вам сказал, нет ни слова правды.
    
Сэр Питер Тизл. Охотно верю, сударыня!
    
Джозеф Сэрфес (тихо). Черт возьми, сударыня, вы хотите меня предать?
    
Леди Тизл. Господин Лицемер, разрешите мне сказать самой.
    
Сэр Питер Тизл. Не мешайте ей, сэр. Она вам сочинит историю удачнее вашей и без суфлера.
    
Леди Тизл. Выслушайте меня, сэр Питер! Я пришла сюда не по делам вашей воспитанницы и даже не зная, что этот господин имеет на нее какие-то виды. Я пришла, соблазненная его коварными увещаниями, готовая внимать его мнимой страсти, а то и принести в жертву его низости вашу честь.
    
Сэр Питер Тизл. Теперь как будто правда выясняется!
    
Джозеф Сэрфес. Эта женщина сошла с ума!
    
Леди Тизл. Нет, сэр, к ней вернулся ее рассудок, и вы сами этому помогли своим искусством. Сэр Питер, вы, конечно, можете мне не верить, но ваша нежность ко мне, которой я была невольной свидетельницей, так глубоко проникла мне в сердце, что, если бы я ушла отсюда, избегнув этого позорного разоблачения, моя будущая жизнь доказала бы, насколько искренна моя благодарность. А что до этого сладкоречивого лицемера, который пытался обольстить жену своего не в меру доверчивого друга и в то же время почтительно ухаживал за его воспитанницей, то для меня он предстал в таком постыдном свете, что я, которая слушала его, не могу больше себя уважать. (Уходит.)
    
Джозеф Сэрфес. Невзирая на все это, сэр Питер, небо свидетель…
    
Сэр Питер Тизл. Что вы подлец! И я вас оставляю наедине с вашей совестью.
    
Джозеф Сэрфес. Вы слишком поспешны, сэр Питер. Вы должны меня выслушать. Человек, который, не желая удостовериться, отказывает…
    
    
Сэр Питер Тизл и Джозеф Сэрфес уходят, продолжая говорить.
   
  
  
   
    
Действие пятое
   
   
    
     
Картина первая
    
    
В библиотеке Джозефа Сэрфеса.
    
Входят Джозеф Сэрфес и слуга.
    
    
Джозеф Сэрфес. Мистер Стенли? А откуда ты взял, что я хочу его видеть? Ты же должен был понять, что он явился с какой-нибудь просьбой!
    
Слуга. Сэр, я бы его не впустил, но с ним пришел этот мистер Раули.
    
Джозеф Сэрфес. Вот болван! Как будто я сейчас расположен принимать бедных родственников! Тогда почему же ты не просишь его сюда?
    
Слуга. Сию минуту, сэр. Ей-богу, сэр, я не виноват, что сэр Питер обнаружил миледи…
    
Джозеф Сэрфес. Убирайся, дурак!
    
    
Слуга уходит.
    
    
Нет, никогда еще судьба так не шутила с умным человеком! Мои отношения с сэром Питером, мои надежды на Марию — все рухнуло в единый миг! На редкость подходящая минута, чтобы выслушивать чужие печали! У меня не найдется для Стенли даже сочувственных слов. Вот он идет, и Раули с ним. Мне надо все-таки собраться с мыслями и навести на лицо хоть чуточку сострадания. (Уходит.)
    
    
Входят сэр Оливер Сэрфес и Раули.
    
    
Сэр Оливер Сэрфес. Что это? Он не хочет нас видеть? Это был он или нет?
    
Раули. Это он, сэр. Но я боюсь, вы явились слишком уж неожиданно. Он такой слабонервный, что вид бедного родственника ему не по силам. Мне бы следовало сперва его подготовить.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Черта мне его нервы! И это его сэр Питер превозносит как человека самого сострадательного образа мыслей!
    
Раули. Насчет его образа мыслей я не берусь судить. Надо отдать ему справедливость, что умозрительного сострадания у него не меньше, чем у любого джентльмена в королевстве, хотя он редко нисходит до того, чтобы давать ему чувственное применение.
    
Сэр Оливер Сэрфес. А между тем у него полны ладони сердобольных изречений.
    
Раули. Или, вернее, полон рот, сэр Оливер. Самое заветное его изречение, по-моему: «Прежде чем помочь другому, своему помог бы дому».
    
Сэр Оливер Сэрфес. И его помощь, по-видимому, такая домоседка, что никогда не выходит со двора.
    
Раули. Я думаю, вы в этом убедитесь. Но вот и он. Не буду вам мешать. Так, значит, как только вы с ним расстанетесь, я вернусь доложить о вашем приезде уже по-настоящему.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Да, а затем мы встретимся у сэра Питера.
    
Раули. Не теряя ни минуты. (Уходит.)
    
Сэр Оливер Сэрфес. Не нравится мне его сладкая физиономия.
    
    
Входит Джозеф Сэрфес.
    
    
Джозеф Сэрфес. Сэр, я приношу вам десять тысяч извинений в том, что заставил вас минуточку подождать. Мистер Стенли, если не ошибаюсь?
    
Сэр Оливер Сэрфес. К вашим услугам.
    
Джозеф Сэрфес. Сэр, я надеюсь, вы окажете мне честь и присядете. Прошу вас, сэр.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Ах, сэр, не беспокойтесь. (В сторону.) Уж слишком он любезен.
    
Джозеф Сэрфес. Я не имею удовольствия быть с вами знакомым, мистер Стенли. Но я крайне счастлив видеть вас в добром здоровье. Ведь вы приходитесь близким родственником моей покойной матери, мистер Стенли?
    
Сэр Оливер Сэрфес. Да, сэр. Настолько близким, что теперешняя моя бедность, я боюсь, может повредить доброй славе ее богатых детей, — иначе я никогда не позволил бы себе вас беспокоить.
    
Джозеф Сэрфес. Дорогой сэр, вы можете не оправдываться. Тот, кто находится в бедственном положении, даже если это посторонний человек, имеет право на братскую помощь богатых. Я был бы рад принадлежать к их числу и иметь возможность предложить вам хотя бы скромную поддержку.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Если бы ваш дядя, сэр Оливер, был здесь, у меня был бы друг.
    
Джозеф Сэрфес. Я был бы рад, если бы он был здесь, сэр, от всей души. У вас нашелся бы ходатай перед ним, поверьте мне, сэр.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Я не нуждался бы в ходатае, за меня заступились бы мои несчастия. Но я надеялся, что его щедрость позволит вам стать орудием его доброты.
    
Джозеф Сэрфес. Дорогой мой сэр, вы были весьма превратно осведомлены. Сэр Оливер — достойный человек, очень достойный человек. Но скупость, мистер Стенли, порок преклонных лет. Сказать откровенно, дорогой мой сэр, между нами, то, что он сделал для меня, это ровным счетом ничего. Хотя люди, я знаю, говорили другое, и я, со своей стороны, никогда не опровергал этих россказней.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Как? Неужели он никогда не присылал вам слитков, рупии,[31] пагод?[32]
    
Джозеф Сэрфес. Что вы, дорогой сэр, ничего подобного! Нет-нет, маленькие подарки время от времени — фарфор, шали, чай, певчие птицы, индийское печенье, — только и всего, уверяю вас.
    
Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Вот вам благодарность за двенадцать тысяч фунтов!.. Певчие птицы и индийское печенье!
    
Джозеф Сэрфес. И потом, дорогой мой сэр, вы, я полагаю, слышали о расточительном образе жизни моего брата. Мало кто поверит, чего я только не делал для этого несчастного юноши!
    
Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Уж я-то ни в коем случае!
    
Джозеф Сэрфес. Какими суммами я его ссужал! Конечно, я заслуживаю всяческого порицания. Это была душевная слабость. Во всяком случае, я не вправе ее защищать, а сейчас я чувствую себя вдвойне виновным, потому что она лишила меня удовольствия оказать вам ту услугу, мистер Стенли, которую мне подсказывает мое сердце.
    
Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Притворщик!.. Так, значит, сэр, вы не можете мне помочь?
    
Джозеф Сэрфес. В настоящее время — мне больно это сказать не могу. Но, как только я получу к тому возможность, смею вас уверить, вы обо мне услышите.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Я крайне сожалею…
    
Джозеф Сэрфес. И я не меньше вашего, поверьте. Сострадать, не имея способов помочь, еще мучительнее, чем просить и встретить отказ.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Любезный сэр, ваш нижайший и покорнейший слуга.
    
Джозеф Сэрфес. Я расстаюсь с вами глубоко огорченный, мистер Стенли. Уильям, выйди открыть дверь.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Ах, пожалуйста, без церемоний.
    
Джозеф Сэрфес. Ваш покорнейший.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Сэр, ваш преданнейший.
    
Джозеф Сэрфес. Смею вас уверить, что вы обо мне услышите, как только я получу возможность быть к вашим услугам.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Милейший сэр, вы, право, слишком добры!
    
Джозеф Сэрфес. Тем временем желаю вам здоровья и бодрости.
    
Сэр Оливер Сэрфес. Ваш вечно признательный и неизменно покорный слуга.
    
Джозеф Сэрфес. Столь же искренне ваш, сэр.
    
Сэр Оливер Сэрфес (в сторону). Чарлз, ты мой наследник! (Уходит.)
    
Джозеф Сэрфес. Вот чем плоха хорошая репутация всякие несчастные докучают просьбами, и требуется большая ловкость, чтобы прослыть сострадательным человеком, не входя в расходы. Чистое серебро доброты убыточная статья в расписании наших достоинств, тогда как французский металл хороших слов, которым я его заменяю, так же красив на вид и не облагается пошлиной.
    
    
Входит Раули.
    
    
Раули. Мистер Сэрфес, мое почтение. Я не хотел мешать вашей беседе, хотя дело у меня спешное, как вы можете увидеть из этого письма.
    
Джозеф Сэрфес. Всегда рад мистеру Раули. (Читает письмо.) Сэр Оливер Сэрфес! Мой дядя приехал!
    
Раули. Приехал, да. Я только что от него. В добром здоровье после безостановочного путешествия и жаждет обнять своего достойного племянника.
    
Джозеф Сэрфес. Я поражен! Уильям, задержи мистера Стенли, если он еще не ушел.
    
Раули. О, его уже не догнать, я думаю.
    
Джозеф Сэрфес. Почему вы мне ничего не сказали, как только вошли с ним сюда?
    
Раули. Я думал, у вас неотложные дела. Однако мне пора идти сообщить вашему брату и просить его явиться к вам, чтобы встретиться с дядей. Сэр Оливер будет у вас через четверть часа.
    
Джозеф Сэрфес. Да, так он пишет. Ах, я страшно счастлив, что он приехал. (В сторону.) Вот уж некстати его принесло!
    
Раули. Вам приятно будет посмотреть, какой у него отличный вид!
    
Джозеф Сэрфес. Как я рад это слышать! (В сторону.) Именно теперь!
    
Раули. Я ему скажу, с каким нетерпением вы его ждете.
    
Джозеф Сэрфес. Да-да. И пожалуйста, засвидетельствуйте ему мое уважение и любовь. Я просто не могу выразить, каких чувств я полон при мысли, что увижу его!
    
    
Раули уходит.
    
    
То, что он приехал именно теперь, это поистине жесточайшая из всех моих неудач! (Уходит.)
   
   
    
     
Картина вторая
    
    
У сэра Питера Тизл.
    
Входят миссис Кэндэр и горничная.
    
    
Горничная. Уверяю вас, сударыня, миледи никого не желает видеть сейчас.
    
Миссис Кэндэр. Да вы ей сказали, что это ее друг миссис Кэндэр?
    
Горничная. Да, сударыня. Но она просит вас извинить ее.
    
Миссис Кэндэр. Сходите еще раз, я была бы рада повидать ее хотя бы одну минуту, потому что она, наверно, в большом отчаянии.
    
    
Горничная уходит.
    
    
Боже, до чего это возмутительно! Я не знаю даже половины всех подробностей! Вся эта история появится в газетах с полными именами участников, прежде чем я успею заехать с нею хотя бы в двенадцать домов.
    
    
Входит сэр Бенджамен Бэкбайт.
    
    
О, сэр Бенджамен! Я надеюсь, вы слышали…
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Насчет леди Тизл и мистера Сэрфеса?..
    
Миссис Кэндэр. И как сэр Питер их накрыл…
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. О, поразительнейший случай, честное слово!
    
Миссис Кэндэр. Я никогда в жизни не была так удивлена. И мне их всех ужасно жалко.
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Ах, сэра Питера мне нисколько не жаль. Он был совершенно ослеплен мистером Сэрфесом.
    
Миссис Кэндэр. Мистером Сэрфесом? Да ведь это он с Чарлзом застал ее.
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Да нет же, уверяю вас, кавалером был мистер Сэрфес.
    
Миссис Кэндэр. Ничего подобного! Это Чарлз. Мистер Сэрфес сам привел сэра Питера, чтобы тот их накрыл.
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Поверьте, я знаю это от особы…
    
Миссис Кэндэр. А я знаю от особы…
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Которая знает от особы, которая знает от…
    
Миссис Кэндэр. От особы, которая непосредственно… Но вот и леди Снируэл; быть может, она точнее осведомлена.
    
    
Входит леди Снируэл.
    
    
Леди Снируэл. Ах, дорогая миссис Кэндэр, какая неприятная история с нашим другом, леди Тизл!
    
Миссис Кэндэр. Да, дорогой мой друг, кто бы мог подумать…
    
Леди Снируэл. Вот как внешность бывает обманчива! Хотя, говоря откровенно, она всегда казалась мне чересчур порывистой.
    
Миссис Кэндэр. Безусловно, она себя держала слишком уж свободно. Но ведь она была так молода!
    
Леди Снируэл. И все-таки у нее были некоторые хорошие стороны.
    
Миссис Кэндэр. Да, безусловно. А подробности вы знаете?
    
Леди Снируэл. Нет. Но все говорят, что мистер Сэрфес…
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Вот видите! Я вам говорил, что это мистер Сэрфес.
    
Миссис Кэндэр. Нет-нет. Свидание у нее было с Чарлзом.
    
Леди Снируэл. С Чарлзом? Миссис Кэндэр, вы меня пугаете!
    
Миссис Кэндэр. Да-да, это он был ее любовником. Мистер Сэрфес, если говорить правду, был только осведомителем.
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Не стану с вами спорить, миссис Кэндэр. Но во всяком случае, я надеюсь, что рана сэра Питера не настолько…
    
Миссис Кэндэр. Рана сэра Питера! О господи! Я ни слова не слышала о том, чтобы они дрались.
    
Леди Снируэл. И я ни звука не слышала.
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Как? Вы ничего не слышали про дуэль?
    
Миссис Кэндэр. Ни слова.
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Ну как же! Они дрались, не выходя из комнаты.
    
Леди Снируэл. Ах, расскажите, пожалуйста!
    
Миссис Кэндэр. Да, все, что вам известно про дуэль.
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. «Сэр, — говорит сэр Питер, как только он их застиг вдвоем, — вы неблагодарнейшая личность».
    
Миссис Кэндэр. Это он говорит Чарлзу…
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Нет-нет, это он говорит мистеру Сэрфесу. «Неблагодарнейшая личность. И хоть я, говорит, старый человек, сэр, я требую немедленной сатисфакции».
    
Миссис Кэндэр. Нет, это он, конечно, сказал Чарлзу. Не может быть, чтобы мистер Сэрфес стал драться у себя дома.
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Да нет же, сударыня, ничего подобного! «Требую от вас немедленной сатисфакции». Тогда, сударыня, леди Тизл, видя сэра Питера в такой опасности, выбегает из комнаты в отчаянной истерике, а за ней Чарлз, крича, чтобы дали воды и нашатырного спирта. И тут, сударыня, они начали драться на шпагах…
    
    
Входит Крэбтри.
    
    
Крэбтри. На пистолетах, племянник, на пистолетах. Я это знаю из вернейших рук.
    
Миссис Кэндэр. Ах, мистер Крэбтри, значит, все это правда?
    
Крэбтри. Истинная правда, сударыня, и сэр Питер опасно ранен…
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Выпадом в терце, в левый бок с выходом насквозь…
    
Крэбтри. Пулей в грудь.
    
Миссис Кэндэр. Господи боже! Бедный сэр Питер!
    
Крэбтри. Да, сударыня. Хотя Чарлз уклонился бы от поединка, если бы мог.
    
Миссис Кэндэр. Ведь я же говорила, что это Чарлз!
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Я вижу, мой дядюшка ничего не знает.
    
Крэбтри. Но сэр Питер бросил ему обвинение в самой подлой неблагодарности.
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Это и я говорил, вы помните…
    
Крэбтри. Дай же мне сказать, племянник!.. И потребовал немедленной…
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. То же самое, что говорил я…
    
Крэбтри. Черт побери, племянник, позволь же и другим кое-что знать. На столе лежала пара пистолетов (потому что, говорят, мистер Сэрфес вернулся накануне поздно вечером из Солтхилля, куда он ездил на школьный праздник с одним своим приятелем, у которого сын учится в Итоне), и, к несчастию, пистолеты остались не разряжены.
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Ничего такого я не слышал.
    
Крэбтри. Сэр Питер заставил Чарлза взять один из них, и они выстрелили друг в друга, говорят, почти одновременно. Чарлз попал именно так, как я уже докладывал, а сэр Питер промахнулся. Но что удивительно, пуля ударила в маленького бронзового Шекспира на камине, отскочила под прямым углом, пробила окно и ранила почтальона, который как раз подходил к дверям с заказным письмом из Нортхэмптоншира.
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Дядюшкин отчет обстоятельнее, не спорю. И все-таки я считаю, что истине соответствует мой.
    
Леди Снируэл (в сторону). Все это касается меня ближе, чем они думают, и я должна раздобыть более точные сведения. (Уходит.)
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. О, тревога леди Снируэл легко объяснима.
    
Крэбтри. Да, я знаю, говорят… Но не все ли нам равно?
    
Миссис Кэндэр. А скажите, пожалуйста, где же сэр Питер сейчас?
    
Крэбтри. О, его отвезли домой, и он сейчас здесь, хотя слугам велено это скрывать.
    
Миссис Кэндэр. Вернее всего, что так, и леди Тизл, я полагаю, за ним ухаживает.
    
Крэбтри. Да-да, и как раз передо мной сюда вошел доктор.
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Смотрите, а это кто идет?
    
Крэбтри. Да это он и есть, доктор, несомненно.
    
Миссис Кэндэр. О, разумеется. Это, конечно, доктор. И сейчас мы все узнаем.
    
    
Входит сэр Оливер Сэрфес.
    
    
Крэбтри. Ну как, доктор? Каковы надежды?
    
Миссис Кэндэр. Ради бога, доктор, ну как ваш пациент?
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Скажите, доктор, ведь он ранен шпагой?
    
Крэбтри. Пуля в грудной клетке, пари на сто фунтов!
    
Сэр Оливер Сэрфес. Доктор? Ранен шпагой? И пуля в грудной клетке? Да вы с ума сошли, дорогие мои!
    
Сэр Бенджамен Бэкбайт. Может быть, сэр, вы вовсе не доктор?
    
Сэр Оливер Сэрфес. Если я доктор, то этой ученой степенью я обязан вам.
    
Крэбтри. Так вы, по-видимому, просто приятель сэра Питера. Но вы все-таки слышали про его несчастие?
    
Сэр Оливер Сэрфес. Ни единого слова.