1 2 3 4 
— Чего нашел?
— Кажется, наш джентльмен интересуется пароходами.
— Но законом это вроде не запрещается, — произнес Люк, глядя, как Спейд сворачивает газету и засовывает ее в карман пиджака. — Все посмотрел?
— Да. Большое спасибо, Люк. Позвонишь мне, когда он вернется?
— Конечно.

В редакции газеты «Колл» Спейд купил вчерашний номер, открыл газету на странице с расписанием прибытия пароходов и сравнил его с вынутым из мусорной корзины Кэйро. Оторванная часть расписания содержала следующее:

5 час. 17 мин. — «Таити» из Сиднея и Папэете.
6 час. 05 мин. — «Адмирал Пиплз» из Астории.
8 час. 05 мин. — «Ла Палома» из Гонконга.
8 час. 07 мин. — «Кэддопик» из Сан-Педро.
8 час. 17 мин. — «Сильверадо» из Сан-Педро.
9 час. 03 мин. — «Дейзи Грей» из Сиэтла.

Он медленно прочитал список, подчеркнул ногтем «Гонконг», вырезал расписание из газеты перочинным ножом, выбросил остатки новой газеты и страницу из газеты Кэйро в мусорную корзину и вернулся к себе в контору.
Там он сел за свой стол, достал телефонный справочник и поднял трубку:
— Кирни — один — четыре — ноль — один, пожалуйста… К какому причалу пришвартовалась «Палома», пришедшая вчера утром из Гонконга? — Он повторил вопрос. — Спасибо.
Подержал большой палец на рычаге телефонного аппарата, отпустил рычаг и сказал в трубку:
— Давенпорт — два — ноль — два — ноль, пожалуйста… Сыскной отдел, пожалуйста… Будьте добры, попросите сержанта Полхауса…. Спасибо… Привет, Том, это Сэм Спейд… Да, я пытался дозвониться тебе вчера… Конечно, давай пообедаем вместе… Хорошо.
Не отрывая трубку от уха, он снова нажал пальцем на рычаг.
— Давенпорт — ноль — один — семь — ноль… Здравствуйте, это Сэмюэл Спейд. Мой секретарь сообщил мне, что вчера от вас звонили — мистер Брайан хочет видеть меня. Узнайте, пожалуйста, какое время ему удобно. Да, Спейд. С-п-е-й-д. — Длинная пауза. — Да… В половину третьего? Хорошо. Спасибо.
Он назвал еще один номер и сказал:
— Здравствуй, дорогая, соедини меня с Сидом… Привет, Сид, это Сэм. Окружной прокурор назначил мне сегодня свидание на половину третьего. Позвони мне — сюда или домой — около четырех, просто, чтобы убедиться, что у меня все в порядке… Плевал я на твой субботний гольф, я плачу тебе деньги за то, чтоб меня не упекли в тюрягу… Хорошо, Сид. Пока.
Он отодвинул от себя телефон, зевнул, потянулся, дотронулся до больного виска, посмотрел на часы, свернул сигарету и курил в полудреме, пока не пришла Эффи Перин.

Эффи Перин вошла улыбающаяся, раскрасневшаяся, с сияющими глазами.
— Тед говорит, что такое возможно, — начала она свой отчет, — и надеется, что твоя история подтвердится. Он говорит, что в этой области он не специалист, но что все имена и даты верны и что фамилии и работы названных тобой авторов, по меньшей мере, не придуманы. Он даже разволновался.
— Это прекрасно, если, конечно, волнение не мешает ему выносить трезвые суждения.
— На Теда это совсем не похоже. Он прекрасный специалист.
— Угу, вся семья Перин, как я вижу, прекрасные специалисты, включая тебя. Только зачем ты вымазала нос сажей?
— Он не Перин, а Кристи, — она вытащила свое карманное зеркальце. — Это пятно, должно быть, от пожара. — Она стерла его уголком носового платка.
— Энтузиазм семьи Перин — Кристи испепелил Беркли? — спросил он.
Она сделала ему гримаску, припудривая нос розовой пуховкой.
— Когда я возвращалась, в порту горел пароход. Буксиры тащили его в открытый океан, наш паром накрыло дымом.
Спейд положил руки на подлокотники кресла.
— Ты, случайно, не разглядела название парохода? — спросил он.
— Разглядела. «Ла Палома». А в чем дело?
Спейд печально улыбнулся:
— Если бы я только знал, в чем дело, радость моя!



15. Каждый идиот…

Спейд и сержант Полхаус ели студень из свиных ножек в немецком ресторанчике.
Полхаус сказал, с трудом удерживая желе на вилке, которая застыла на полпути между тарелкой и ртом:
— Послушай, Сэм! Забудь о прошлой ночи. Он был не прав, но ведь любой может потерять голову, если его взять в такой оборот.
Спейд задумчиво смотрел на полицейского детектива.
— Ты за этим меня позвал? — спросил он.
Полхаус кивнул, положил желе в рот и проглотил его:
— В основном, за этим.
— Тебя Данди прислал?
Полхаус скривил рот.
— Ты же знаешь, что нет. Он такой же упрямый, как и ты.
Спейд улыбнулся и покачал головой.
— Нет, Том, не такой, — сказал он. — Он только в голову себе вбил, что такой же.
Том ухмыльнулся и вонзил нож в свиную ножку.
— Ты когда-нибудь повзрослеешь? — проворчал он. — Ну что ты на стенку лезешь? Тебя ж не покалечили! И, в конце концов, твоя взяла. Какой смысл зуб на него точить? Ты просто ждешь неприятностей на свою голову.
Спейд аккуратно положил нож и вилку на тарелку и опустил руки на стол. От его легкой улыбки повеяло холодом.
— Мне неприятностей искать не надо — о том, чтобы они у меня были, похоже, печется каждый фараон в этом городе.
Румянец Полхауса стал заметнее. Он сказал:
— И ты это мне говоришь!
Спейд взял нож и вилку и снова принялся за еду. Полхаус ел молча.
Наконец Спейд спросил:
— Видел горящий пароход в бухте?
— Видел дым. Будь человеком, Сэм. Данди не прав, и он знает это. Почему ты не хочешь спустить это дело на тормозах?
— Может, мне следует найти его и спросить, не очень ли он ушиб свой кулак о мой подбородок?
Полхаус со злостью впился зубами в свиную ножку.
Спейд спросил:
— Фил Арчер больше не заявлялся с новыми обвинениями?
— О черт! Данди никогда и не думал, что ты убил Майлза, но не мог же он не проверить заявление Фила?! Ты бы сделал то же самое на его месте, сам знаешь.
— Вот как? — В глазах Спейда мелькнул зловещий огонек. — Почему он вдруг решил, что Майлза убил не я? Почему ты считаешь, что Майлза убил не я? Или, может, ты этого не считаешь?
И без того красное лицо Полхауса побагровело. Он сказал:
— Майлза застрелил Терзби.
— Это точно?
— Да. Тот револьвер «уэбли» был его, а пуля, убившая Майлза, вылетела именно из того револьвера.
— Ты уверен? — спросил Спейд.
— Вполне, — ответил полицейский детектив. — Мальчишка-посыльный из отеля, где жил Терзби, заметил этот револьвер в его номере в то самое утро. На него нельзя было не обратить внимания — уж очень он необычный. Я таких раньше не видел. Ты же говорил, что их больше не производят. Невозможно, чтобы тут появился второй такой револьвер… и даже если бы появился, то куда тогда делся револьвер Терзби? А именно из него убили Майлза. — Детектив поднес кусок хлеба ко рту, но затем опустил руку и спросил: — Ты сказал, что видел такие револьверы раньше — где? — Он положил кусок хлеба в рот.
— В Англии, до войны.
— Точно, а я и забыл, что ты был там.
Кивнув, Спейд сказал:
— Тогда на моей совести остается только один Терзби.
Потный багровый Полхаус заерзал на стуле.
— Господи, неужели ты не можешь забыть об этом? — взмолился он. — Это чепуха. Ведь сам знаешь не хуже меня. Ты стал таким обидчивым, что, можно подумать, ты не работаешь сыщиком. Неужели ты никогда не обвинял невиновных в том, в чем мы обвинили тебя?
— Ты хочешь сказать, попытались обвинить меня, Том, только попытались.
Полхаус выругался вполголоса и набросился на остатки свиной ножки.
Спейд сказал:
— Хорошо. Ты знаешь, что это не так, и я знаю, что это не так. А что знает Данди?
— Он тоже знает, что это не так.
— Что это его вдруг осенило?
— Ты же знаешь, Сэм, он никогда серьезно не считал, что… — Улыбка Спейда остановила Полхауса. Не закончив предложения, он сказал: — Мы кое-что нарыли о Терзби.
— Вот как? И кто же он?
Маленькие хитрые глазки Полхауса внимательно следили за выражением лица Спейда. Спейд раздраженно воскликнул:
— Видит бог, вы, умники, намного преувеличиваете мою осведомленность.
— Как бы не так, — проворчал Полхаус. — Впервые полиция столкнулась с ним в Сент-Луисе. Его там несколько раз брали за мелкие делишки, но поскольку он был из банды Игана, никого из них по-серьезному не трогали. Не знаю, почему он отказался от такого мощного прикрытия, но в следующий раз его арестовали в Нью-Йорке за ограбление нескольких карточных притонов — его выдала его же девчонка — и прежде чем Фаллон помог бежать ему, он проторчал год в тюрьме. Через пару лет он сел ненадолго в Джолиете за избиение другой своей девчонки, но потом он связался с Дикси Монаханом и проблем с полицией у него больше не возникало: как брали, так и отпускали. В то время Дикси в игорном бизнесе Чикаго был такая же шишка, как и Ник Грек. Терзби стал телохранителем Дикси, и, когда Дикси перессорился с другими игроками из-за долга, который не мог или не хотел платить, Терзби убежал из города вместе со своим патроном. Это было года два назад — приблизительно в это время и закрыли гребной клуб «Ньюпорт Бич». Не знаю, чья это работа — Дикси или кого другого. Во всяком случае, с тех пор ни о Терзби, ни о Дикси до этого случая никто ничего не слышал.
— Дикси нигде не выплывал? — спросил Спейд.
Полхаус покачал головой.
— Нет. — Его маленькие глазки смотрели испытующе. — Может, ты его видел или же знаешь кого-нибудь, кто видел его?
Спейд откинулся на стуле и начал сворачивать сигарету.
— Я не видел, — сказал он спокойно. — Я сам все это слышу впервые.
— Как же, — фыркнул Полхаус.
Спейд ухмыльнулся и спросил:
— Где вы разжились биографией Терзби?
— Кое-что нашлось в картотеке. Остальное… ну… собрали по крохам там и сям.
— Например, у Кэйро? — Теперь уже Спейд испытующе сощурил глаза.
Полхаус поставил кофейную чашку на стол и покачал головой.
— От него мы ничего не добились. Ты совсем испортил для нас клиента.
Спейд рассмеялся.
— Ты хочешь сказать, что пара таких первоклассных мастеров, как ты и Данди, не смогла за целую ночь расколоть этого педераста?
— С чего ты взял, что мы держали его целую ночь? — запротестовая Полхаус. — Мы возились с ним всего каких-нибудь пару часов. Убедились, что все зря, и отпустили.
Спейд снова засмеялся и бросил взгляд на часы. Потом кивком подозвал официанта и попросил счет.
— У меня сегодня днем свидание с окружным прокурором, — сказал он Полхаусу, пока они ждали сдачу.
— Он сам вызвал тебя?
— Да.
Полхаус отодвинул стул и поднялся — перед Спейдом стоял высокий флегматичный человек с большим животом.
— Будь другом, — сказал он, — не говори ему о нашем разговоре.

В кабинет окружного прокурора Спейда впустил долговязый юнец с оттопыренными ушами. Спейд вошел, улыбаясь.
— Привет, Брайан!
Окружной прокурор Брайан встал и протянул ему через стол руку. Это был блондин среднего роста и обычной комплекции, лет сорока пяти, с нагловатым взглядом голубых глаз, смотревших сквозь пенсне на черном шнурке, с большим ораторским ртом и ямочкой на широком подбородке. Он ответил на приветствие голосом, полным внутренней силы и уверенности:
— Здравствуй, Спейд.
Они пожали друг другу руки и сели.
Окружной прокурор нажал на одну из четырех розовых кнопок на своем столе, сказал появившемуся в дверях долговязому юнцу: «Попроси ко мне мистера Томаса и мистера Хили», а потом, откинувшись в кресле, добродушно заметил, обращаясь к Спейду:
— У тебя вроде с полицией нелады?
Спейд небрежно махнул правой рукой.
— Ничего серьезного. У Данди нервишки разгулялись.
Дверь открылась, и вошли двое. Один, которому Спейд сказал: «Привет, Томас!», был крепкий загорелый тридцатилетний мужчина, неряшливо одетый и растрепанный. Он похлопал Спейда по плечу веснушчатой рукой, спросил: «Как жизнь?» — и сел рядом. Второй человек был моложе и невыразительнее. Он сел поодаль, пристроив на коленке стенографический блокнот и держа наготове зеленый карандаш.
Спейд бросил на него быстрый взгляд, хмыкнул и спросил Брайана:
— Все, что я скажу, будет против меня же и использовано?
Окружной прокурор улыбнулся.
— Осторожность никогда не помешает. — Он снял пенсне, посмотрел на него и снова водрузил на нос. Подняв глаза на Спейда, спросил:
— Кто убил Терзби?
Спейд ответил:
— Не знаю.
Брайан подергал черный шнурок от пенсне и сказал многозначительно:
— Возможно, ты и не знаешь, но ведь наверняка можешь сделать удачное предположение.
— Могу, но не буду.
Брови окружного прокурора полезли вверх.
— Не буду, — повторил Спейд невозмутимо. — Удачна будет моя догадка или нет, не имеет значения; миссис Спейд не рожала кретинов, которые стали бы строить догадки в присутствии окружного прокурора, его заместителя и стенографиста.
— Почему бы тебе и не поделиться с нами своими догадками, если, конечно, тебе нечего скрывать?
— Каждому, — мягко ответил Спейд, — есть чего скрывать.
— Что же ты скрываешь?
— Например, мои догадки.
Окружной прокурор опустил глаза, потом снова посмотрел на Спейда. Посадив пенсне поглубже на нос, сказал:
— Если тебе не нравится, что здесь стенографист, я отошлю его. Я пригласил его исключительно ради удобства.
— Мне он совсем не мешает, — ответил Спейд. — Пусть он зафиксирует все мои показания, и я с удовольствием подпишу их.
— Нам твоя подпись не нужна, — заверил его Брайан. — Мне бы не хотелось, чтобы ты рассматривал нашу встречу как допрос. И, пожалуйста, не думай, что я хоть на миг поверил в теории, которые напридумывали полицейские.
— Не поверил?
— Ничуть.
Спейд вздохнул и закинул ногу за ногу.
— Я очень рад. — Он нащупал в карманах табак и бумагу. — А какая у тебя теория?
Брайан резко наклонился вперед, и глаза его заблестели, словно линзы пенсне.
— Скажи мне, по чьей просьбе Арчер пас Терзби, и я скажу тебе, кто убил Терзби.
Спейд усмехнулся:
— Ты, как и Данди, не там ищешь.
— Ты меня неправильно понял, Спейд, — сказал Брайан, постукивая костяшками пальцев по столу. — Я не хочу сказать, что твой клиент убил Терзби сам или с помощью наемного убийцы, но я действительно утверждаю, что, зная твоего клиента, я достаточно скоро узнаю, кто убил Терзби.
Спейд прикурил сигарету, вынул ее изо рта, выдохнул дым и проговорил озадаченно:
— Что-то я не очень понимаю.
— Не понимаешь? Тогда я поставлю вопрос иначе: где Дикси Монахан?
Лицо Спейда сохранило озабоченное выражение.
— И это не помогает, — сказал он. — Я все равно не понимаю.
Окружной прокурор снял пенсне и потряс им в воздухе для пущей убедительности.
— Мы знаем, — сказал он, — что Терзби был телохранителем Монахана и удрал вместе с ним, когда Монахан уносил ноги из Чикаго. Мы также знаем, что Монахан смылся, не выплатив проигрышей на двести тысяч долларов. Мы не знаем — пока — его кредиторов. — Он снова надел пенсне и мрачно ухмыльнулся. — Но мы знаем, что происходит с профессиональным игроком и его телохранителем, когда их находят кредиторы. Видели, и не раз.
Спейд облизал губы и скривил их в зверской ухмылке. Глаза его сверкали под насупленными бровями, шея багровела над накрахмаленным воротничком. Голос его был низким, хриплым и взволнованным.
— Что ты хочешь сказать? Что я убил его по заданию его кредиторов? Или просто выследил и дал им возможность убить его самим?
— Нет, нет! — запротестовал окружной прокурор. — Ты меня не так понял.
— Надеюсь, — сказал Спейд.
— Он не то имел в виду, — сказал Томас.
— А что он имел в виду?
Брайан замахал рукой.
— Только то, что ты мог ввязаться в это дело, ничего не подозревая. Могло же…
— Понятно, — фыркнул Спейд. — Негодяем ты меня не считаешь. По-твоему, я просто дурак.
— Ерунда, — отозвался Брайан. — Предположим, кто-то нанял тебя найти Монахана, сказав, что он сейчас в Сан-Франциско. Этот «кто-то» мог наврать тебе с три короба, например сказать, что Монахан — его должник, не уточняя деталей. Как ты мог догадаться, что стоит за этим? Почему бы тебе не считать это обычной детективной работой? И тогда ты, конечно, не несешь никакой ответственности за свое участие в этом, если, конечно, — здесь его голос стал выразительнее, а слова медленнее и отчетливее — ты не стал соучастником преступления, скрыв от властей убийцу или же сведения, которые могли привести к его поимке.
Гневные складки на лице Спейда разгладились. В голосе его тоже не было прежнего гнева:
— Ах, вот что ты имел в виду?
— Именно.
— Хорошо. Тогда никаких обид. Но ты ошибаешься.
— Докажи.
Спейд покачал головой.
— Сейчас доказать не могу. Могу просто рассказать.
— Тогда расскажи.
— Меня никто никогда не нанимал, чтобы делать что-либо, связанное с Дикси Монаханом.
Брайан и Томас обменялись взглядами. Снова посмотрев на Спейда, Брайан сказал:
— Но, по твоему собственному признанию, кто-то нанял тебя, чтобы делать что-то, связанное с его телохранителем Терзби.
— Да, с его бывшим телохранителем Терзби.
— Бывшим?
— Да, бывшим.
— По-твоему, Терзби больше не связан с Монаханом? Ты это точно знаешь?
Спейд протянул руку и бросил окурок в пепельницу.
— Я ничего не знаю точно, если не считать того, что мой клиент ни сейчас, ни в прошлом не интересовался Монаханом. Я слышал, что Терзби увез Монахана на Восток и там удрал от него.
Окружной прокурор и его заместитель снова переглянулись.
Томас сказал, стараясь скрыть волнение:
— Это дает делу новый поворот. Друзья Монахана могли поквитаться с Терзби за то, что он бросил Монахана.
— У мертвых игроков друзей не бывает, — сказал Спейд.
— Мы получили две новые версии, — сказал Брайан. Он откинулся на спинку кресла, несколько минут смотрел в потолок, а потом снова сел прямо. Лицо прирожденного оратора просветлело. — Собственно, остались только три возможности. Первая: Терзби убит игроками, которых Монахан надул в Чикаго. Не зная, что Терзби бросил Монахана, или не веря в это, они убили его как сообщника Монахана, или чтобы он не мешал им добраться до Монахана, или же потому, что он отказался вывести их на Монахана. Вторая: его убили друзья Монахана. И третья: Терзби выдал Монахана кредиторам, а потом что-то не поделил с ними, и они убили его.
— Ты не учитываешь еще одной, четвертой, возможности, — сказал Спейд с веселой улыбкой. — А вдруг Терзби умер от старости? Вы что, ребята, серьезно?
Брайан ударил ребром одной руки по ладони другой.
— И тем не менее разгадка находится среди этих трех возможностей. — Теперь он говорил, не пытаясь скрыть свою властную уверенность. Правая рука с вытянутым указательным пальцем поползла вверх, потом чуть вниз и вдруг застыла на уровне груди Спейда. — И ты можешь дать нам сведения, которые позволят определить, какая из них соответствует действительности.
Спейд протянул лениво:
— Да? — Лицо его сделалось серьезным. Он дотронулся пальцем до нижней губы, посмотрел на него, почесал им свой затылок. Нахмурился. Шумно выдохнул через нос и сердито прорычал: — Тебе не понравятся сведения, которые я могу дать, Брайан. Пользы тебе от них никакой. Они испортят твой сценарий о мести игроков.
Брайан выпрямился и расправил плечи. Говорил он сурово, но не угрожающе.
— Не тебе судить об этом. Прав я или не прав, я пока еще окружной прокурор.
Спейд задрал верхнюю губу так, что показались резцы.
— А я думал, что у нас неофициальная беседа.
— Я служу закону двадцать четыре часа в сутки, — сказал Брайан, — и какой бы ни была беседа, официальной или неофициальной, никто не имеет права скрывать от меня показаний, изобличающих преступника, если, конечно, — он многозначительно кивнул, — у тебя нет для этого достаточных конституционных оснований.
— Ты имеешь в виду, если они не изобличают меня самого? — спросил Спейд. Голос его был безмятежным, почти насмешливым, чего никак нельзя было сказать о его лице. — У меня есть основания посильнее, а точнее, поудобнее. Мои клиенты имеют право на то, чтобы их дела держались в тайне. Наверное, меня можно заставить дать показания большому жюри или коронеру, но пока меня туда не вызывали, а сам я без крайней нужды не имею ни малейшего желания разглашать секреты моих клиентов. Кроме того, и прокуратура, и полиция обвинили меня в причастности к убийству, произошедшему позавчера ночью. Раньше у меня уже были неприятности и с вами, и с полицией. Насколько я вижу, лучший для меня способ избежать новых неприятностей — это самому привести к вам убийц — естественно, связанных. И единственная моя возможность поймать их, допросить и связать — это держаться от вас и полиции подальше, потому что — и это уже очевидно — вы понятия не имеете, что на самом деле происходит. — Он встал и, повернув голову, спросил стенографиста: — Успеваешь, сынок? Или я слишком быстро говорю?
Стенографист поднял на него испуганные глаза и ответил:
— Нет, сэр, я все успеваю.
— Молодец! — сказал Спейд и снова повернулся к Брайану. — Если ты хочешь обратиться к окружным властям с предложением лишить меня патента на работу, потому что я мешаю отправлению правосудия, валяй. Ты уже однажды пытался это сделать, и тогда над тобой потешался весь город. — Спейд взял шляпу.
Брайан начал:
— Но послушай…
Спейд прервал его:
— С меня хватит неофициальных бесед. Мне нечего сказать ни прокуратуре, ни полиции, и мне до смерти надоело, что каждый идиот, принятый в этом городе на государственную службу, считает своим долгом оскорблять меня, когда ему вздумается. Если у тебя появится желание повидаться со мной, арестовать меня или вызвать в суд, дай знать, и я тут же явлюсь со своим адвокатом.
Он надел шляпу, сказал: «До встречи в официальной обстановке» — и удалился.



16. Третье убийство

Спейд вошел в вестибюль отеля «Саттер» и позвонил в «Александрию». Гутмана не было. Не было и других членов его команды. Спейд позвонил в «Бельведер». Кэйро не появлялся.
Спейд отправился к себе в контору.
В приемной сидел смуглый человек с сальными волосами. Эффи Перин показала на него и сказала:
— Этот джентльмен хочет поговорить с вами, мистер Спейд.
Спейд улыбнулся, поклонился и открыл дверь в свой кабинет.
— Входите. — Прежде чем последовать за посетителем,
Спейд спросил Эффи Перин:
— По другому делу есть новости?
— Нет, сэр.
Смуглый человек оказался владельцем кинотеатра на Маркет-стрит. У него возникли подозрения, что один из кассиров и контролер обманывают его. Спейд заставил его рассказать суть дела, получил с него пятьдесят долларов и выпроводил — на все это не ушло и получаса.
Когда за посетителем закрылась входная дверь, в кабинет вошла Эффи Перин.
— Ты еще не нашел ее? — спросила она с беспокойством.
Он покачал головой, поглаживая больной висок пальцами.
— Умираешь?
— Да нет, только башка раскалывается.
Она стала за его креслом и своими тонкими пальцами начала осторожно массировать ему виски. Откинув голову на ее грудь, он сказал:
— Ты ангел.
Она наклонилась и заглянула ему в лицо.
— Ты должен найти ее, Сэм. Уже вторые сутки, как она…
Он пошевелился и нетерпеливо прервал ее.
— Я ничего не должен, но если ты позволишь моей проклятой голове отдохнуть еще пару минут, я пойду и найду ее.
Она прошептала: «Бедная головушка» — и продолжала молча гладить ее. Потом спросила:
— Ты знаешь, где она? Или хотя бы догадываешься?
Зазвонил телефон. Спейд поднял трубку:
— Алло… Да, Сид, все обошлось, спасибо… Нет… Конечно. Он полез в бутылку, но и я тоже… Он вбил себе в голову, что все это из-за войны между профессиональными игроками… При прощании мы, конечно, не целовались. Я выложил ему все, что о нем думаю, и ушел… Это твоя забота… Хорошо. Пока. — Он положил трубку и снова откинулся в кресле.
Эффи Перин отошла от кресла. Став поодаль, она строго спросила:
— Ты знаешь, где она сейчас, Сэм?
— Я знаю, куда она отправилась, — ответил он неохотно.
— Куда?
— На тот пароход, который, судя по твоим словам, горел.
Ее карие глаза расширились от страха.
— Ты там был. — Она не спрашивала, а утверждала.
— Нет, не был, — сказал Спейд.
— Сэм, — негодующе воскликнула она, — ее, может быть, уже…
— Отправилась она туда сама, — сказал он угрюмо. — Ее никто не тащил. Вместо того чтобы поехать к тебе домой, она, узнав о прибытии парохода, отправилась в порт. Так в чем же дело, черт возьми? Может, я должен бегать за клиентами и валяться у них в ногах, чтобы они позволили мне помогать им?
— Но, Сэм, а когда ты узнал, что пароход горит?
— В полдень, и мне еще предстояли встречи с Полхаусом и Брайаном.
Прищурившись, она испепеляла его взглядом.
— Сэм Спейд, — сказала она, — когда тебе хочется, ты можешь быть самым отвратительным из божьих созданий. Из-за того, что она сделала что-то, не посоветовавшись с тобой, ты сидишь здесь и не хочешь помочь ей, а может, и спасти ее…
Лицо Спейда побагровело. Он упорно твердил свое:
— Она вполне может сама позаботиться о себе, и к тому же она знает, куда обратиться за помощью, если вдруг ей взбредет такое в голову.
— Ты просто злишься, — кричала она, — вот и все! Он, видишь ли, обиделся, что она поступила по-своему. А почему бы и нет? Не такой уж ты кристально честный человек, чтобы доверять тебе полностью.
— Хватит об этом.
Она мотнула головой, сжала губы и выдавила из себя:
— Если ты сейчас же не пойдешь туда, Сэм, я сама туда пойду и захвачу с собой полицейских. — Голос ее задрожал, осекся, и она закричала: — Прошу, Сэм, иди!
Он встал, бормоча себе под нос:
— Боже! Это все-таки полегче, чем сидеть здесь и слышать твои завывания. — Он бросил взгляд на часы. — Ты можешь запереть контору и идти домой.
Она ответила:
— Не пойду. Я буду ждать тебя здесь.
Он сказал: «Черт с тобой, жди», надел шляпу, скривился, снял ее и ушел, держа шляпу в руках.
Спейд вернулся через полтора часа, в двадцать минут шестого. Прямо с порога он весело спросил:
— Почему с тобой так трудно ладить, радость моя?
— Со мной?
— Да, с тобой. — Он нажал пальцем на кончик ее носа, потом взял ее под локти, приподнял и поцеловал в подбородок.
Опустив девушку на пол, он спросил:
— Что тут происходило, пока меня не было?
— Звонил Люк из «Бельведера» — его, кажется, так зовут? — и просил передать тебе, что Кэйро вернулся. Это было с полчаса назад.
Спейд тут же посерьезнел, круто повернулся и метнулся к двери.
— Ты нашел ее? — крикнула девушка.
— Расскажу, когда вернусь, — ответил он и скрылся за дверью.

Через десять минут он уже подъезжал на такси к «Бельведеру». Люка он нашел в вестибюле. Детектив шел ему навстречу, ухмыляясь и качая головой.
— Опоздал всего на пятнадцать минут, — сказал он. — Улетела твоя пташка.
Спейд выругался.
— Выписался и уехал со всеми пожитками, — сказал Люк. Он вытащил из кармана пиджака потрепанную записную книжку, облизал большой палец, полистал странички и протянул открытую книжку Спейду. — Вот здесь номер такси, на котором он уехал. Больше я ничего не мог для тебя сделать.
— Спасибо. — Спейд записал номер такси на конверте. — Куда уехал, не знаешь?
— Нет. Он пришел с большим саквояжем, поднялся к себе, уложил вещи, спустился вниз, оплатил счет и уехал — никто не слышал, что он сказал водителю такси.

Спейд снова пошел в свою контору. Эффи Перин встретила его вопрошающим взглядом.
— Я упустил его, — буркнул он и скрылся в своем кабинете.
Она отправилась следом. Он сел в кресло и начал сворачивать сигарету. Она села на стол напротив него, поставив ноги на угол его кресла.
— Что с мисс О'Шонесси? — спросила она.
— Ее я тоже упустил, — ответил он, — но она была там.
— На «Ла Паломе»?
— Да, да, да! — крикнул он раздраженно.
— Перестань, Сэм. Будь человеком.
Он прикурил сигарету, опустил зажигалку в карман и сказал спокойно:
— Она пришла туда вчера после полудня. — Он насупил брови. — Она отправилась туда сразу же, как только вышла из такси у Морского вокзала. «Ла Палома» стояла у ближнего причала. Капитана на судне не было. Его зовут Джакоби, и она спросила его, назвав по имени. Он в это время был по делам в городе. Из чего можно заключить, что он не ждал ее, а если и ждал, то, во всяком случае, не в это время. Она дождалась его — он пришел в четыре часа. До ужина они просидели в его каюте, потом вместе поужинали.
Спейд затянулся, стряхнул с губ желтую крошку табака и продолжал.
— После ужина к капитану Джакоби пожаловали еще трое: Гутман, Кэйро и тот мальчишка, что передал тебе вчера послание от Гутмана. Они пришли, когда Бриджид еще была на борту, и впятером они еще долго беседовали в каюте капитана. Тут версии членов экипажа расходятся, но, кажется, они переругались, и около одиннадцати часов в каюте раздался выстрел. Вахтенный помчался вниз, но рядом с каютой столкнулся с самим капитаном, который сказал ему, что все в порядке. В углу каюты есть свежее пулевое отверстие, которое расположено так высоко, что пуля не могла задеть никого из присутствовавших. Стреляли только один раз. Впрочем, узнать мне удалось совсем немногое.
Он нахмурился и сделал еще одну затяжку.
— Итак, они ушли около полуночи — все вместе: капитан и его четверо гостей — и вроде бы все в добром здравии. Я знаю это от вахтенного. Мне пока не удалось связаться с таможенниками, которые дежурили в ту ночь. Вот, пожалуй, и все. Капитан с тех пор не возвращался. Он не пришел на встречу с грузоотправителями, назначенную сегодня на двенадцать дня, и о пожаре ему еще не сумели сообщить.
— А как возник пожар?
Спейд пожал плечами.
— Не знаю. Пожар обнаружили в кормовой части трюма сегодня утром. Не исключено, что он начался еще вчера. Пожар потушили, хотя ущерб, конечно, немалый. Никто не хотел говорить об этом со мной до возвращения капитана. Это…
Открылась наружная дверь. Спейд сразу же замолчал. Эффи Перин спрыгнула со стола, но вошедший открыл дверь в кабинет еще до того, как она успела подойти к ней.
— Где Спейд? — спросил мужчина.
От его голоса Спейд выпрямился и напрягся. Голос был грубый, тревожно-скрипучий, прерывистый.
Эффи Перин испуганно отскочила в сторону.
Мужчина стоял в дверях, упираясь мягкой шляпой в притолоку: в нем было почти семь футов роста. Худоба его подчеркивалась длинным прямым черным плащом, наглухо застегнутым на все пуговицы. Угловато торчали плечи. Костистое лицо — обветренное и морщинистое — было землистого цвета; на щеках и подбородке блестели капельки пота. Темные, налитые кровью глаза безумно сверкали над отвисшими, обнажившими красную плоть нижними веками. К левому боку он прижимал перевязанный бечевкой сверток в коричневой бумаге — эллипсоид, размером чуть больше регбийного мяча.
Высокий мужчина стоял в дверях, как слепой, похоже, не видя Спейда. Он начал: «Вы знаете…» — и в этот момент горловое бульканье заглушило слова, которые он собирался произнести. Желтой правой рукой он накрыл столь же желтую левую, которой прижимал к себе сверток. И вдруг, даже не пытаясь вытянуть вперед руки, рухнул навзничь как подкошенный.
Стряхнув с себя оцепенение, Спейд вскочил с кресла и подхватил падающего человека. Изо рта мужчины вытекала струйка крови, а коричневый сверток выпал из рук и покатился по полу, пока не наткнулся на ножку стола. Ноги под мужчиной подкосились, а сам он настолько обмяк, что Спейд более не мог держать его на весу.
Он осторожно положил его левым боком на пол. Широко открытые глаза мужчины — по-прежнему темные и налитые кровью, но уже потерявшие безумный блеск — смотрели в одну точку. Рот был открыт, но кровь из него больше не текла, и все его длинное тело застыло в полной неподвижности.
— Запри дверь, — сказал Спейд.
Пока Эффи Перин, клацая от страха зубами, возилась с замком наружной двери, Спейд встал на колени рядом с тощим человеком, перевернул его на спину и сунул руку ему за пазуху. И тотчас же ее выдернул — она вся была в крови. Вид крови не смутил и не испугал Спейда. Подняв испачканную руку, чтобы ни к чему случайно не прикоснуться, другой рукой он вынул из кармана зажигалку. Крутанув колесико, подержал пламя сначала над одним, а потом и над другим глазом тощего человека. Глаза не шелохнулись.
Спейд задул зажигалку и положил ее обратно в карман. Передвигаясь на коленях вдоль мертвого тела, он чистой рукой расстегнул и откинул полы непромокаемого плаща. Подкладка плаща была мокрой от крови, а двубортный голубой сюртук пропитался ею насквозь. На лацканах сюртука, там, где они сходились на груди, и на обеих полах плаща виднелись залитые кровью рваные дыры.
Спейд поднялся и пошел в приемную, к раковине, вымыть руки.
Эффи Перин, бледная, дрожащая, сохранявшая вертикальное положение только потому, что рукой держалась за ручку двери, а спиной опиралась на ее матовое стекло, прошептала:
— Он… Он???
— Да. В него всадили полдюжины пуль. — Спейд принялся мыть руки.
— Надо же вызвать… — начала она, но Спейд ее прервал:
— Врач уже не нужен, и, прежде чем что-то предпринять, я должен подумать. — Он кончил мыть руки и стал ополаскивать раковину. — Долго ходить с такой начинкой в груди он не мог. Если он… Черт возьми, почему бы ему не постоять еще немного и не рассказать нам хоть что-нибудь? — Он хмуро посмотрел на девушку, снова сполоснул руки и взял полотенце. — Крепись, не хватало только, чтобы тебя сейчас вырвало! — Он бросил полотенце и провел рукой по волосам. — А сейчас посмотрим, что в свертке.
Он возвратился в кабинет, перешагнул через ноги покойника и поднял с пола сверток в коричневой бумаге. Он оказался тяжелый. Вынув перочинный нож, Спейд разрезал бечевку.
Девушка оторвала руку от двери, обошла покойника, стараясь не глядеть на него, и встала рядом со Спейдом. Держась за угол стола, она смотрела, как он снимает бечевку и разворачивает коричневую бумагу; выражение отвращения на ее лице постепенно сменилось взволнованным ожиданием.
— Думаешь, это она? — прошептала девушка.
— Скоро узнаем, — сказал Спейд, снимая своими толстыми пальцами один за другим три слоя грубой серой бумаги, которая оказалась под коричневой. Под серой бумагой оказалась яйцеобразная масса плотно примятой светлой древесной стружки. Когда он снял и эту упаковку, его взору предстала фигурка птицы — не больше фута в высоту, черная как уголь и блестящая, хотя кое-где и присыпанная древесной пылью и стружкой.
Спейд засмеялся. Он накрыл птицу рукой. В его растопыренной пятерне было что-то хозяйское. Другой рукой он обнял Эффи Перин и прижал ее к себе:
— Эта проклятая штука в наших руках, ангел мой.
— Ой, — вскрикнула она, — мне больно.
Он отпустил девушку, сжал черную птицу в руках и стряхнул с нее остатки стружки. Потом, отступив на шаг, приподнял фигурку перед собой и, не скрывая восторга, сдул с нее пыль.
Лицо Эффи Перин исказилось от ужаса, она кричала, показывая пальцем на ногу Спейда.
Спейд посмотрел вниз. Последним шагом он наступил на ладонь покойника, сорвав с нее немного кожи. Спейд быстро убрал ногу.
Зазвонил телефон.
Спейд кивнул девушке. Она поднесла телефонную трубку к уху и сказала:
— Алло… Да… Кто?.. О, да! — Глаза ее расширились. — Да… Да… Не вешайте трубку… — Рот ее неожиданно расплылся в испуганной гримасе. Она закричала: — Алло! Алло! Алло! — Постучав по рычажку аппарата, она повернулась к Спейду, который уже стоял рядом: — Это была мисс О'Шонесси, — сказала она исступленно. — Она просила позвать тебя. Она сейчас в отеле «Александрия». Она в опасности. Голос ее был… Это ужасно, Сэм!.. Что-то помешало ей договорить. Помоги ей. Сэм!
Спейд положил сокола на стол и нахмурился.
— Сначала я должен заняться этим парнем, — сказал он, ткнув большим пальцем в сторону тощего трупа на полу. Она била его кулаками в грудь и кричала:
— Нет, нет… ты должен идти к ней. Неужели ты не понимаешь, Сэм? У него была ее вещь, и он пришел с ней к тебе. Не понимаешь? Он помогал ей, и они убили его, а теперь она. Ты должен идти!
— Ладно. — Спейд отстранил ее и склонился над столом, упаковывая птицу в опилки, а потом в бумагу, работал он быстро, сверток получился неуклюжим и большим — Как только я уйду, звони в полицию. Расскажи им, что случилось, но не называй никаких имен. Ты не знаешь. Мне позвонили, и я ушел, но не сказал куда. — Он выругался, когда бечевка запуталась, рывком распутал ее и начал перевязывать сверток. — Забудь об этой штуковине. Расскажи все, как было, но забудь о том, что он пришел со свертком — Спейд пожевал нижнюю губу. — Если, конечно, они не припрут тебя к стенке. Если тебе покажется, что они знают о нем, тогда придется признаться. Но это вряд ли. Если же они все-таки знают, то скажи, что я забрал сверток с собой, не разворачивая. — Он подергал завязанный узел и выпрямился, держа сверток под мышкой. — Значит, запомни. Все случилось так, как случилось, но без этой штуки, если, конечно, они уже не пронюхали о ней. Ничего не отрицай — просто не упоминай. И по телефону говорил я, а не ты. И о людях, связанных с этим человеком, ты ничего не знаешь. Ты ничего не знаешь и о нем, а о моих делах не можешь говорить до моего возвращения. Поняла?
— Да, Сэм. Кто… ты знаешь, кто он?
Спейд ухмыльнулся по-волчьи.
— Угу, — сказал он. — Предполагаю, что это Джакоби, капитан «Ла Паломы» — Он надел шляпу. Внимательно оглядел мертвеца и всю комнату.
— Быстрее, Сэм, — умоляла девушка.
— Ухожу, — произнес он рассеянно. — Не мешает до прихода полиции убрать с пола стружку. И может, тебе следует дозвониться до Сида. Нет. — Он потер подбородок. — Пока не будем его впутывать в это. Так лучше. Я бы на твоем месте запер дверь до их прихода. — Он отнял руку от подбородка и погладил ее по щеке. — Ты чертовски хороший человек, душа моя, — сказал он и вышел.



17. Субботний вечер

Со свертком под мышкой, украдкой поглядывая по сторонам, Спейд быстро прошел переулком и узким двором от своей конторы до угла Кирни-стрит и Пост-стрит, где остановил такси.
Он доехал до автовокзала «Пиквик-стейдж» на Пятой-улице. Там он сдал птицу в камеру хранения, положил квитанцию в конверт с маркой, прежде чем заклеить, написал на нем «М. Ф. Холланд» и номер абонентного ящика на центральном почтамте Сан-Франциско, а потом опустил конверт в почтовый ящик. Взял еще одно такси и отправился в «Александрию».
Подойдя к номеру 12-К, Спейд постучал. Дверь открылась только после второго стука; открыла ее маленькая светловолосая девушка в блестящем желтом халате; лицо ее было бледным и безжизненным, держась двумя руками за ручку двери, она с трудом выдохнула из себя:
— Мистер Спейд?
Спейд ответил «да» и успел подхватить ее, когда она качнулась.
Одной рукой Спейд перехватил тело девушки повыше, а другой попытался взять ее за ноги, но она пришла в себя, воспротивилась, и ее полуоткрытые, почти безжизненные губы пробормотали:
— Нет! Не тро… ме…
Тогда Спейд повел ее в комнату. Захлопнув дверь ногой, он стал водить ее по зеленому ковру от стены к стене. Одной рукой он обнимал ее маленькое тело, а другой крепко обхватил ее руку, помогал девушке сохранять равновесие и направлял вперед, стараясь, чтобы ее заплетающиеся ноги все же несли какую-то часть ее веса. Так они и шагали взад и вперед: она — спотыкаясь, неловко, он — твердо и уверенно. Лицо ее было белее мела, глаза закрыты; он же смотрел на все с хмурой сосредоточенностью, стараясь ничего не упустить из виду.
И не переставая монотонно говорил:
— Вот так. Левой, правой, левой, правой. А теперь в другую сторону. Вот так. Раз, два, три, четыре, раз, два три, четыре. — Когда они дошли до стены, он встряхнул ее. — А теперь обратно. Раз, два, три, четыре. Держи голову выше. Вот так. Молодец. Левой, правой, левой, правой. А теперь обратно. — Он опять встряхнул ее. — Умница. Шагай, шагай, шагай, шагай. Раз, два, три, четыре. А теперь обратно. — Он встряхнул ее сильнее и ускорил шаг. — Вот и чудно. Левой, правой, левой, правой. Мы спешим. Раз, два, три…
Она вздрогнула и шумно сглотнула слюну. Спейд принялся растирать ей руку и бок, потом наклонился к ее уху:
— Чудесно. Молодчина. Раз, два, три, четыре. Быстрее, быстрее, быстрее, быстрее. Хорошо. Шагай, шагай. Вверх, вниз, вверх, вниз. Вот так. Поворачиваем. Левой, правой, левой, правой. Что они с тобой сделали — накачали наркотиком? Дали ту же дрянь, что и мне?
Веки ее дрогнули на миг, но золотисто-карих глаз она так и не открыла. Лишь прошептала еле различимое «да».
Они продолжали ходить по комнате: девушке теперь приходилось чуть ли не бегать; Спейд мял и тер ее кожу сквозь желтый шелк и говорил без остановки, не переставая внимательно следить за ней.
— Левой, правой, левой, правой, левой, правой, поворот. Молодчина. Раз, два, три, четыре, раз, два, три, четыре. Выше голову. Вот так. Раз, два…
Веки снова дрогнули и чуть открылись, обнажив на секунду мутные глаза, зрачки которых вяло двигались из стороны в сторону.
— Прекрасно, — сказал он твердым, уже не монотонным голосом. — Не закрывай. Открой глаза шире… шире! — Он встряхнул ее.
Она застонала и с трудом открыла глаза, хотя взгляд ее оставался мутным. Он поднял руку и несколько раз ударил ее по щекам. Она снова застонала и попыталась вырваться, но другой рукой он продолжал крепко держать ее — они по-прежнему ходили от стены к стене.
— Не останавливайся, — приказал он грубо и тут же спросил: — Кто ты?
Заплетающимся языком она произнесла: «Реа Гутман».
— Дочь?
— Да. — Теперь она уже говорила чуть увереннее.
— Где Бриджид?
Девушка конвульсивно дернулась и схватила его за руку. Он быстро отдернул ее — на тыльной стороне виднелась тонкая красная царапина около дюйма длиной.
— Что за черт? — прорычал он и начал осматривать ее руки. В левой руке не было ничего. Силой раскрыв сжатую в кулак правую, он увидел стальную трехдюймовую булавку с нефритовой головкой. — Что за черт? — снова прорычал он и сунул булавку ей под нос.
Увидев булавку, она захныкала и распахнула халат. Под ним была кремовая пижама; она откинула левую полу пижамной куртки и показала ему под своей левой грудью красные царапины и точки, оставленные булавкой.
— Не заснуть… ходить… до вашего прихода… Она сказала, вы придете… так долго. — Девушка покачнулась.
Спейд прижал ее сильнее левой рукой к себе и сказал:
— Пошли.
Она попыталась вырваться и снова сумела встать лицом к нему.
— Нет… сказать вам… спать… спасите ее…
— Бриджид? — спросил он.
— Да… ее отвезли… Бер… Берлингейм… двадцать шесть… Анчо… быстрее… будет поздно… — Она уронила голову на плечо.
Спейд грубо схватил ее за подбородок.
— Кто отвез ее туда? Твой отец?
— Да… Уилмер… Кэйро. — Лицо ее исказилось от напряжения, веки дрогнули, но не открылись. — Убьют ее. — Она снова уронила голову, и он снова поднял ее за подбородок.
— Кто застрелил Джакоби?
Она, казалось, не слышала вопроса. Силясь поднять голову и открыть глаза, она промямлила:
— Быстрее… она…
Он зверски тряхнул ее.
— Не засыпай до прихода врача.
От страха у нее открылись глаза и на мгновение прояснился взгляд.
— Нет, нет, — крикнула она хрипло. — Отец… убьет меня… поклянитесь он… не узнает… я сделала… для нее… обещайте… не скажете… спать… хорошо… утром…
Он снова тряхнул ее.
— Ты уверена, что справишься без врача?
— Да. — Голова ее снова упала на плечо.
— Где твоя кровать?
Она попыталась поднять руку, но не смогла. Потом, устало вздохнув, обмякла и начала падать.
Спейд подхватил ее, поднял на руки и, без труда прижимая к груди, направился к ближайшей из трех дверей. Он повернул ручку до отказа, пинком открыл дверь и оказался в коридорчике, который мимо открытой двери ванной вел в спальню. Заглянул в ванную, убедился, что она пуста, и понес девушку в спальню. Там тоже никого не было. Судя по разбросанной одежде и вещам на шифоньере, спальня принадлежала мужчине.
Спейд возвратился с девушкой на руках в комнату с зеленым ковром и попытал удачи в комнате напротив. Он снова оказался в коридорчике и мимо еще одной пустой ванной прошел в спальню, которая, судя по всему, принадлежала даме. Откинув одеяло, он положил девушку на кровать, разул ее, приподнял, чтобы снять желтый халат, поправил подушку под головой и укрыл одеялом.
Открыв окна, посмотрел на спящую. Дышала она тяжело, но достаточно ровно. Он нахмурился и, сжав губы, огляделся. Комната погружалась в сумерки. Он молча постоял минут пять. Наконец, недоуменно пожав своими могучими плечами, вышел, оставив наружную дверь незапертой.

Спейд вошел в здание телефонно-телеграфной компании «Пасифик» на Пауэлл-стрит и попросил телефонистку соединить его с номером «Давенпорт двадцать — двадцать».
— Больницу «Скорой помощи», пожалуйста… Алло, в номере 12-К отеля «Александрия» лежит девушка, которую накачали наркотиками… Да, пошлите кого-нибудь осмотреть ее… Это мистер Хупер из «Александрии».
Он положил трубку на рычаг и рассмеялся. Потом назвал другой номер и сказал в трубку:
— Алло, Фрэнк, это Сэм Спейд… Ты можешь дать мне машину с водителем, который умеет держать язык за зубами? Надо съездить за город… На пару часов… Хорошо. Пусть он поскорее приезжает за мной в закусочную «Джонз» на Эллис-стрит.
Потом попросил соединить его со своей конторой, молча подержал трубку около уха и опустил ее на рычаг.
Оттуда Спейд отправился в закусочную «Джонз», попросил официанта побыстрее принести ему отбивную с жареным картофелем и свежими помидорами, торопливо поел и уже пил кофе и курил сигарету, когда к его столу подошел довольно молодой коренастый человек в клетчатой кепке, надвинутой на светлые глаза. Грубоватое лицо вошедшего осветилось приветливой улыбкой.
— Все готово, мистер Спейд. Она по горло нажралась бензину и урчит от нетерпения.
— Прекрасно. — Спейд проглотил остатки кофе и вышел из закусочной вместе с коренастым человеком. — Знаешь в Берлингейме улицу, переулок или бульвар Анчо?
— Нет, но если она там есть, обязательно найдем.
— Давай так и сделаем, — сказал Спейд, садясь на переднее сиденье в темный седан. — Нам нужен дом двадцать шесть, и чем скорее, тем лучше, но торжественного прибытия к парадной двери изображать не будем.
— Усек.
Полдюжины кварталов они проехали молча. Наконец водитель сказал:
— Вашего компаньона, я слышал, убили, это верно?
— Угу.
Водитель прищелкнул языком.
— Тяжелая у вас работа. Моя куда спокойнее.
— И таксисты не живут вечно.
— Это верно, — согласился коренастый мужчина, — но неужели мне тоже придется умирать?
Спейд рассеянно смотрел вперед и на все последующие вопросы — пока водитель не оставил попытки завязать беседу — отвечал односложно.

В первой же аптеке Берлингейма водитель узнал, где находится Анчо-авеню. Десять минут спустя он остановил седан около темного перекрестка, выключил фары и махнул рукой вперед.
— Вон там, — сказал он. — На другой стороне, третий или четвертый дом.
Спейд сказал: «Ладно» — и вышел из машины.
— Не глуши мотор. Возможно, уезжать нам придется в спешке.
Перед вторым от угла домом Спейд остановился. На громадном по сравнению с забором воротном столбе висела табличка из светлого металла, на которой можно было с трудом разобрать цифры 2 и 6. Над ней была прикреплена еще одна табличка. Подойдя вплотную, Спейд разглядел объявление: «Продается и сдается внаем». Ворот между столбами не было.
По бетонной дорожке Спейд подошел к дому. Пару минут постоял неподвижно около крыльца. Из дома не доносилось ни звука. Если не считать еще одной блеклой таблички, прикрепленной к двери, дом выглядел непроницаемо черной большой коробкой.
Спейд поднялся по ступеням к двери и прислушался. Ни звука. Попытался заглянуть внутрь сквозь стекло двери. Хотя занавесок не было, их прекрасно заменял внутренний мрак. На цыпочках Спейд подкрался к одному окну, потом — к другому Непроницаемая тьма. Спейд попытался открыть окна. Они были заперты. Дернул дверь. Тоже заперта.
Спейд спустился с крыльца и, осторожно нащупывая ногой темную незнакомую землю, по зарослям сорняков обошел дом. Боковые окна были слишком высоки — он не смог до них дотянуться. Задняя дверь и еще одно окно рядом с ней также оказались заперты.
Спейд вернулся к воротам и, прикрывая ладонью огонек зажигалки, рассмотрел получше объявление: «Продается и сдается внаем». На табличке были напечатаны имя и адрес торговца недвижимостью из Сан-Матео, а ниже синим карандашом нацарапано: «Ключ в доме 31».
Спейд возвратился к седану и спросил водителя:
— Фонарик есть?
— А как же?! — Он дал фонарик Спейду. — Помощь нужна?
— Может, и понадобится. — Спейд сел в машину. — Мы сейчас подъедем к дому тридцать один. Фары можешь включить.
Дом тридцать один оказался квадратным серым зданием, стоящим наискосок от двадцать шестого. Окна нижнего этажа были освещены. Спейд подошел к крыльцу и позвонил. Дверь открыла темноволосая девочка лет четырнадцати-пятнадцати. Спейд, поклонившись, сказал с улыбкой:
— Мне нужен ключ от дома двадцать шесть.
— Сейчас позову папу, — сказала она и, крикнув: «Папа!» скрылась в доме.
Появился пухлый краснолицый мужчина с лысиной и большими усами, в руках он держал газету.
Спейд сказал:
— Мне хотелось бы получить ключ от двадцать шестого дома.
Пухлый мужчина смотрел на Спейда недоверчиво.
— Электричество отключили, — сказал он. — Вы там ничего не увидите.
Спейд хлопнул себя по карману.
— У меня есть фонарик.
Выражение лица пухлого мужчины стало еще недоверчивее. Он нервно откашлялся и смял в руке газету.
Спейд показал ему свою визитную карточку, сунул ее обратно в карман и тихо произнес:
— У меня есть сведения, что там могут кое-что прятать.
Пухлый мужчина мгновенно оживился.
— Обождите минутку, — сказал он. — Я пойду с вами. Вскоре он возвратился, держа в руках медный ключ с черно-красной биркой. Когда они проходили мимо машины, Спейд позвал водителя, и тот присоединился к ним.
— Кто-нибудь приезжал смотреть дом в последнее время? — спросил Спейд.
— Да вроде бы нет, — ответил пухлый мужчина. — Уже пару месяцев никто не обращался ко мне за ключом.
Мужчина с ключом шел впереди, пока они не поднялись на крыльцо дома двадцать шесть. Тут он сунул ключ в руку Спейда, пробормотал: «Ну вот мы и пришли» — и отступил в сторону.
Спейд отпер дверь и распахнул ее. Тишина и темень. Держа незажженный фонарь в левой руке, Спейд вошел в дом. За ним, не отставая, последовал таксист, а уж потом, на некотором расстоянии, пухлый мужчина. Они обыскали дом от подвала до чердака. В доме никого не было, и все говорило о том, что уже многие недели сюда никто не заходил.
Со словами «Спасибо, путешествие закончено» Спейд вышел из седана напротив «Александрии». В холле он подошел к конторке портье, стоявший за ней высокий молодой человек с загорелым серьезным лицом сказал:
— Добрый вечер, мистер Спейд.
— Добрый вечер. — Спейд отозвал молодого человека в сторону. — Гутманы из 12-К… они у себя?
Молодой человек ответил: «Нет», бросив быстрый взгляд на Спейда. Потом отвернулся в раздумье, снова посмотрел на Спейда и прошептал:
— Странные вещи происходили сегодня вечером с этими Гутманами, мистер Спейд. Кто-то позвонил в больницу «Скорой помощи» и сказал, что в их номере лежит больная девушка.
— А ее там не было?
— Нет, там вообще никого не было. Они все уехали раньше.
Спейд заметил:
— Что поделаешь, какие-то поганцы развлекаются. Спасибо.
Он вошел в телефонную будку, назвал номер и сказал в трубку:
— Алло… Миссис Перин?.. Эффи дома?.. Да, пожалуйста… Спасибо… Привет, ангел мой! Чем порадуешь?.. Прекрасно! Прекрасно! Расскажешь при встрече. Я буду у тебя минут через двадцать… Ладно.

Полчаса спустя Спейд звонил в дверь двухэтажного кирпичного дома на Девятой авеню. Дверь открыла Эффи Перин. Даже улыбка на мальчишеском лице не могла скрыть ее усталости.
— Привет, босс, — сказала она. — Входи. — Понизив голос, добавила: — Если мама что-нибудь скажет тебе, Сэм, будь паинькой. Она сейчас сама не своя.
Спейд ободряюще ухмыльнулся и похлопал ее по плечу.
Она схватилась за его рукав:
— Мисс О'Шонесси?
— Нет, — рявкнул он. — Меня надули. Ты уверена, что это был ее голос?
— Да.
Он скорчил гримасу.
— Какой-то бред собачий.
Она провела его в гостиную, вздохнула и, устало улыбаясь, плюхнулась на диван.
Он сел рядом с ней и спросил:
— Все в порядке? О свертке не говорили?
— Ни слова. Я рассказала им то, что ты мне велел, и они, видимо, решили, что звонок связан с этим делом и ты гоняешься за убийцей.
— Данди был?
— Нет. Хофф О'Тар и еще кто-то, кого я не знаю. Говорил со мной и начальник окружного полицейского управления.
— В участок тебя таскали?
— О да, и задавали мне тысячу вопросов, но все они были… как бы сказать?.. шаблонными.
Спейд потер ладони.
— Прекрасно, — сказал он и тут же нахмурился, — впрочем, к встрече со мной они придумают много новых. Во всяком случае, вонючка Данди постарается, да и Брайан тоже. — Он повел плечами. — А кто-нибудь еще, кроме полицейских, появлялся?
— Да. — Она выпрямилась. — Приходил мальчишка… тот, что приносил послание от Гутмана. В контору он не входил, но полицейские оставили дверь открытой, и я заметила его в коридоре.
— Ты ему ничего не сказала?
— Нет, конечно. Мы же с тобой договорились! Я не подала виду, что узнала его, и вскоре он исчез.
Спейд ухмыльнулся.
— Тебе чертовски повезло, душа моя, что фараоны пришли раньше.
— Почему?
— Потому что это опасный гаденыш. Убитого действительно звали Джакоби?
— Да.
Спейд пожал ей руку и встал.
— Мне пора бежать. А ты ложись спать. У тебя уже глаза слипаются.
Она поднялась с дивана.
— Сэм, что?..
Он не дал ей договорить, закрыв рот ладонью.
— В понедельник поговорим, — сказал он. — Я хочу улизнуть, пока твоя матушка не устроила мне очередную взбучку за то, что я вымазал в грязи ее чистого ягненочка.
Спейд подошел к своему дому в начале первого ночи. Как только он вставил ключ в дверь парадного, за спиной раздался быстрый перестук женских каблучков. Он отпустил ключ и мгновенно повернулся. По ступеням к нему поднималась Бриджид О'Шонесси. Она не столько обняла его, сколько повисла на нем и, задыхаясь, произнесла:
— О, я думала, ты никогда не придешь! — По ее изможденному, осунувшемуся лицу время от времени пробегала судорога, дрожь била ее с головы до ног.
Свободной рукой Спейд нащупал ключ, открыл дверь и почти внес девушку внутрь.
— Ты ждала меня здесь? — спросил он.
— Да. — У нее перехватило дыхание, поэтому каждое слово она произносила отдельно. — В… подворотне… на… той… стороне.
— Дойдешь сама? — спросил он. — Или, может, тебя донести?
Она покачала головой.
— Все… в порядке… мне… только… надо… сесть.
Они поднялись на лифте и подошли к его квартире. Она отпустила его рукав и стояла рядом, тяжело дыша и прижимая руки к груди, а он тем временем отпирал дверь. Войдя в квартиру, Спейд включил свет в прихожей. Захлопнув дверь, он снова обнял ее одной рукой и повел в гостиную. Неожиданно в гостиной зажегся свет.
Девушка вскрикнула и прижалась к Спейду.
В дверном проеме стоял толстяк Гутман и приветливо улыбался им. Сзади из кухни вышел мальчишка Уилмер. В его маленьких руках черные пистолеты выглядели неправдоподобно большими. Из ванной показался Кэйро. И у него в руке был пистолет.
Гутман сказал:
— Итак, сэр, сами можете убедиться, что все в сборе. Входите, устраивайтесь поудобнее и давайте поговорим.



18. Козел отпущения

Спейд, обнимая Бриджид О'Шонесси, скупо улыбнулся и сказал:
— Отчего же не поговорить?
Гутман сделал три неуклюжих шага назад, освобождая проход. Его жирные складки заколыхались. Спейд и девушка вошли вместе. За ними следом — мальчишка и Кэйро. Кэйро остановился в дверях. Мальчишка спрятал один из своих пистолетов в карман и встал почти вплотную за спиной Спейда.
Спейд изловчился посмотреть через плечо на мальчишку.
— Пошел вон. Меня ты обыскивать не будешь.
Мальчишка сказал:
— Не дергайся. Заткни пасть.
Ноздри Спейда раздувались. Но голос был спокойным.
— Пошел вон. Если ты хоть пальцем дотронешься до меня, без пистолета нам уже не обойтись. Спроси своего босса, щенок, хочет ли он, чтобы меня застрелили еще до разговора.
— Оставь, Уилмер, — сказал толстяк. Он посмотрел на Спейда со снисходительной суровостью. — Поразительное упрямство. Что ж, давайте рассаживаться.
Спейд сказал: «Я ведь говорил вам, что этот сопляк мне не нравится» — и провел Бриджид О'Шонесси к дивану. Они сели рядом, она положила голову на его левое плечо, он обнял ее за плечи. Она перестала дрожать и задыхаться.
Гутман опустился в мягкое кресло-качалку. Кэйро сел в кресло у стола. Мальчишка садиться не стал. Он стоял в дверях, там, где ранее стоял Кэйро, держа пистолет дулом вниз, и смотрел из-под густых ресниц на грудь Спейда. Кэйро положил свой пистолет на стол рядом с собой.
Спейд снял шляпу и швырнул ее на другой конец дивана. Ухмыльнулся Гутману. Ухмылка эта, заострявшая и без того угловатые черты, была такой непристойной, что делала его похожим на сатира.
— А у вашей дочери чудный животик, — сказал он. — Но как же вам не жаль царапать такой живот булавками?!
Гутман улыбался вежливо и чуточку елейно.
Мальчишка в дверях сделал шаг вперед и чуть приподнял свой пистолет. Все присутствующие посмотрели на него. Как это ни странно, но в столь различных взглядах, какими смотрели на мальчишку Бриджид О'Шонесси и Джоэл Кэйро, было совершенно одинаковое неодобрение. Мальчишка зарделся, убрал выставленную ногу, выпрямился, опустил пистолет и встал так же, как раньше, — глядя в грудь Спейда.
Гутман снова повернулся со своей елейной улыбкой к Спейду и вкрадчиво замурлыкал:
— Да, сэр, это позор, но вы должны признать, что цели своей мы достигли.
Спейд нахмурился.
— Зачем такие сложности? Завладев соколом, я сам, естественно, хотел как можно скорее встретиться с вами. Вы платите наличными — чего же еще? Отправляясь в Берлингейм, я ожидал попасть на такую вот встречу. Кто же знал, что вы с получасовым опозданием пытаетесь убрать меня с дороги и мечетесь по городу в надежде найти Джакоби, пока он не нашел меня.
Гутман хихикнул. Казалось, только от удовольствия.
— Что ж, сэр, — сказал он, — так или иначе, наша встреча состоялась, если вы действительно хотели ее.
— Я действительно ее хотел. Как скоро вы можете сделать первый взнос и забрать у меня птицу?
Бриджид О'Шонесси села прямо и с удивлением посмотрела на Спейда. Спейд небрежно похлопал ее по плечу. Он неотрывно смотрел в глаза Гутману. Глаза Гутмана весело поблескивали меж жирных припухлостей.
— Что касается этого, сэр, — начал он и полез во внутренний карман пальто.
Кэйро, вцепившись в свои бедра, наклонился в кресле и тяжело задышал открытым ртом.
Гутман повторил: «Что касается этого, сэр» — и вынул из кармана белый конверт. Десять глаз — даже глаза мальчишки перестали прятаться за ресницами — уставились на него. Вертя конверт в своих пухлых руках, Гутман сначала внимательно посмотрел на совершенно чистую лицевую сторону, а потом на оборотную, не заклеенную, а всего лишь закрепленную маленьким бумажным языком. Потом поднял голову, дружески улыбнулся и бросил конверт на колени Спейду.
Конверт — не очень толстый, но достаточно тяжелый — ударился о живот Спейда и лег ему на колени. Спейд неторопливо поднял его и, сняв руку с плеч девушки, столь же неторопливо открыл. В конверте лежали тысячедолларовые банкноты — гладкие, хрустящие, новые. Спейд вынул их и пересчитал. Банкнот было десять. Он с улыбкой поднял голову.
— Мы договаривались о бóльшей сумме.
— Да, сэр, договаривались, — согласился Гутман, — но тогда мы только говорили. А это настоящие деньги, звонкая, так сказать, монета. За один доллар наличными вы можете купить больше, чем за десять, о которых только договаривались. — Его припухлости затряслись от беззвучного смеха. Когда жировые складки и шары успокоились, он сказал уже более серьезным голосом: — Нас стало больше. — Движением головы он указал на Кэйро. — И… видите ли, сэр… одним словом… ситуация изменилась.
Пока Гутман говорил, Спейд подровнял пачку банкнот, положил ее в конверт и вставил язычок на место. Теперь, положив локти на колени, он наклонился вперед и, взяв конверт за угол двумя пальцами, болтал им между ногами. Ответ его толстяку прозвучал беззаботно:
— Конечно. Но хоть вы и объединились, сокол все же в моих руках.
Вцепившись уродливыми пальцами в ручки кресла, Кэйро подался вперед и своим тонким голоском чопорно произнес:
— Мне представляется излишним напоминать вам, мистер Спейд, что, хотя сокол и находится в ваших руках, вы сами, несомненно, находитесь в наших руках.
Спейд ухмыльнулся.
— Я стараюсь не позволять себе волноваться по этому поводу. — Он выпрямился, отложил конверт в сторону, на диван, и обратился к Гутману: — К вопросу о деньгах мы еще вернемся позднее. Есть еще одна проблема, решение которой не терпит отлагательств. Нам нужен козел отпущения.
Толстяк нахмурился, не понимая сказанного, но прежде чем он открыл рот, Спейд уже начал объяснять:
— Полиции необходима жертва… кто-то, на кого они могли бы списать эти три убийства. Мы…
Кэйро прервал Спейда срывающимся взволнованным голосом:
— Два… только два… убийства, мистер Спейд. Нет сомнения, что вашего компаньона убил Терзби.
— Ладно, два, — проворчал Спейд. — Какая разница? В любом случае мы должны скормить полиции одного…
Теперь вмешался Гутман. Он говорил со снисходительной улыбкой и добродушной уверенностью:
— Из того, что мы знаем о вас, сэр, можно с полной уверенностью заключить: нам нет нужды беспокоиться о таких вещах. Что касается отношений с полицией, мы вполне можем положиться на вас. Вы не нуждаетесь в нашей неквалифицированной помощи.
— Если вы так думаете, — откликнулся Спейд, — значит, вы знаете недостаточно.
— Перестаньте, мистер Спейд. Вам едва ли удастся убедить нас, что вы хоть немного боитесь полиции или что вы не сможете справиться…
Спейд фыркнул, выдохнув воздух одновременно через рот и нос. Согнулся, снова положив локти на колени, и раздраженно прервал Гутмана:
— Я ни капли не боюсь полицейских и знаю, черт возьми, как с ними можно справиться. Именно это я и пытаюсь вдолбить вам. Чтобы с ними справиться, им надо швырнуть жертву, человека, на которого они могли бы повесить все убийства.
— Хорошо, сэр, я допускаю, что это один из возможных путей, но…
— Никаких «но»! — возразил Спейд. — Это единственный выход. — Глаза его под багровеющим лбом горели неподдельным бешенством. Синяк на виске стал темно-каштановым. — Я знаю, о чем говорю. Я выпутывался из таких ситуаций раньше, надеюсь выпутаться и теперь. В разное время мне приходилось посылать к дьяволу всех, начиная с верховного судьи и ниже. И мне это сходило с рук. Мне это сходило с рук, потому что я никогда не позволял себе забывать, что час расплаты придет. Я никогда не забывал, что, когда придет час расплаты, я должен быть готов прийти в главное полицейское управление, гоня перед собой жертву, и сказать им: «Вот, болваны, ваш преступник». Пока я способен на это, я могу показывать язык любому фараону и плевать на все статьи закона, вместе взятые. Но стоит мне хотя бы один раз промахнуться, они утопят меня в дерьме. Но я пока не промахивался. И не промахнусь. Можете не сомневаться.
Гутман заморгал, и взгляд его на какое-то время потерял свою вкрадчивость, но улыбка на его жирном розовом лице, а также голос совершенно не изменились:
— В вашей системе рассуждения, сэр, много разумного — ей-богу, много! И если бы ее хоть как-нибудь можно было приложить к нашему случаю, я бы первый закричал: «Держитесь ее во что бы то ни стало, сэр». Но в нашем случае она как раз и не применима. Такое случается даже с лучшими из системы. Приходит время, когда необходимо делать исключения, и мудрый человек их делает. Именно так, сэр, обстоит дело в данном случае, и я вынужден напомнить, что вам хорошо заплачено за то исключение, которое вам придется сделать для нас. Конечно, если вы не сможете передать жертву полиции, забот у вас прибавится, но, — Гутман засмеялся и развел руками, — но вы не тот человек, который боится забот. Вы умеете постоять за себя и всегда, что бы ни случилось, в конце концов оказываетесь на коне. — Он сложил губы бантиком и прищурил глаз. — Вы справитесь, сэр.
Взгляд Спейда стал жестким, лицо суровым.
— Я знаю, о чем говорю, — сказал он тихим, намеренно спокойным тоном. — Это мой город и мои хитрости. Я, конечно, могу остаться на коне и в этот раз, но в следующий, когда кобылка окажется порезвее, меня так остановят, что я наглотаюсь собственных зубов. Меня это не устраивает. Вы, голубки, упорхнете в Нью-Йорк, Константинополь или куда-нибудь еще. А мне здесь жить и дело делать.
— Но вы можете… — начал Гутман.
— Не могу, — сказал Спейд убежденно. — И не буду. Не сомневайтесь. — Он сел прямо. Улыбка смыла суровость с его лица. Он заговорил быстро, стараясь быть спокойным и убедительным: — Слушайте, Гутман. То, что я предлагаю, выгодно всем. Если мы не дадим полиции козла отпущения, ставлю десять к одному, что рано или поздно они набредут на информацию о соколе. Тогда, где бы вы ни были, вам придется лечь на дно вместе с птичкой, что, согласитесь, не поможет вам сказочно разбогатеть. Дайте им козла отпущения, и они тут же отстанут.
— Вот в этом-то, сэр, и загвоздка, — ответил Гутман, беспокойство которого по-прежнему выдавали одни глаза. — А если не отстанут? А если козел отпущения как раз и выведет их на сокола? С другой стороны, они, по-моему, уже сейчас отстали, и самое лучшее, что мы можем сделать, — это спокойно уйти со сцены.
На лбу Спейда начала надуваться вена.
— Боже! Оказывается, вы тоже ничего не понимаете, — сказал он, сдерживая себя, — они не спят, Гутман. Они притаились и ждут. Попытайтесь понять это. Они знают, что я по уши увяз в этом деле. Все в порядке, пока я в состоянии своевременно предпринять необходимые шаги. Но если нет, мне крышка. — Его голос снова стал убедительно-вкрадчивым. — Послушайте, Гутман, неужели вы не понимаете, что нам совершенно необходимо подкинуть им жертву? Другого выхода нет. Давайте отдадим им сопляка. — Он кивнул беззлобно в сторону мальчишки в дверях. — Он же на самом деле застрелил и Терзби, и Джакоби — верно? В любом случае он просто создан для такой роли. Давайте соберем необходимые улики и отдадим его.
Мальчишка в дверях сжал уголки губ, могло показаться, что он едва заметно улыбнулся. Никакого другого эффекта предложение Спейда на него вроде бы не произвело. Смуглое лицо Джоэла Кэйро пожелтело. Открыв рот, он уставился на Спейда выпученными от удивления глазами; его женоподобная грудь нервно вздымалась. Бриджид О'Шонесси отпрянула от Спейда и извернулась так, чтобы видеть его лицо. Ее испуганное смятение в любой момент грозило смениться истерическим смехом.
Гутман сидел тихо и невозмутимо, пока вдруг не рассмеялся. Смеялся он долго и от души, в его елейно-приторных глазах плясали веселые искорки. Отсмеявшись, он сказал:
— Ей-богу, сэр, вы большой оригинал, очень большой! — Он вытащил из кармана белый носовой платок и вытер глаза. — Никогда не знаешь, что вы скажете или сделаете в следующий момент, — одно ясно, нечто потрясающее.
— Не вижу в этом ничего смешного. — Казалось, смех толстяка не произвел впечатления на Спейда. Он говорил так, как говорят с упрямым, но вполне разумным другом. — Это самый лучший выход. Когда полицейские…
— Но, дорогой мой, — возразил Гутман, — неужели вы не понимаете? Если бы я хоть на миг предположил такую возможность… нет, даже простое предположение более чем дико. Я люблю Уилмера как своего родного сына. Поверьте мне. Но если бы я даже на миг предположил такую возможность, что, по вашему мнению, в таком случае удержало бы Уилмера от того, чтобы выложить полиции все, что он знает о соколе и о каждом из нас?
Спейд ухмыльнулся, не разжимая губ.
— Если возникнет нужда, — сказал он мягко, — мы можем пристрелить его при попытке оказать сопротивление во время ареста. Но, я думаю, что так далеко нам заходить не понадобится. Пусть болтает что угодно. Обещаю, что все останется без последствий. Это нетрудно устроить.
Розовый лоб Гутмана покрылся складками. Он наклонил голову, смяв о воротничок свои подбородки, и спросил:
— Как? — Затем с поспешностью, от которой заколыхались все его жировые складки, он поднял голову, повернулся к мальчишке и громогласно захохотал. — Что ты думаешь об этом, Уилмер? Ведь правда забавно?
Темно-каштановые глаза мальчишки горели под густыми ресницами. Он ответил тихо, но отчетливо:
— Да, забавно… сукин сын.
Спейд тем временем говорил с Бриджид О'Шонесси:
— Как ты себя чувствуешь, ангел мой? Тебе лучше?
— Да, гораздо лучше, только, — она так понизила голос, что последние два слова нельзя было расслышать уже в полуметре от нее, — я боюсь.
— Не бойся, — сказал он беспечно и положил ладонь на ее колено в сером чулке. — Ничего страшного не происходит. Хочешь выпить?
— Не сейчас, спасибо. — Она снова понизила голос. — Будь осторожен, Сэм.
Спейд ухмыльнулся и посмотрел на Гутмана, который и сам уже смотрел на него. Толстяк добродушно улыбнулся и, помолчав немного, спросил:
— Как?
Спейд притворился дурачком.
— Что «как»?
Толстяк решил, что здесь уместно еще немного посмеяться, и только потом объяснил:
— Если ваше предложение, сэр… серьезно, то из чувства обычной вежливости мы, по крайней мере, должны выслушать вас. Так как же вы собираетесь устроить, чтобы Уилмер, — здесь он еще раз рассмеялся, — в случае ареста не смог нанести нам вреда?
Спейд покачал головой.
— Нет, — сказал он, — мне бы не хотелось злоупотреблять чьей-либо вежливостью, пусть даже и обычной. Забудем об этом.
Толстяк сморщил свое жирное лицо.
— Ну что вы, что вы! — запротестовал он. — Вы ставите меня в крайне неловкое положение. Мне не следовало смеяться, и самым почтительным и искренним образом я прошу меня простить. Мне бы не хотелось, чтобы у вас, мистер Спейд, создалось впечатление, будто я могу высмеять какое-либо из ваших предложений только потому, что я с ним не согласен, — вы должны знать, сколь глубоко я ценю и уважаю вашу проницательность. Имейте в виду, я не вижу никакой практической пользы в вашем предложении — даже отвлекаясь от того факта, что я отношусь к Уилмеру, как к родному сыну, — но тем не менее сочту за честь и за добрый знак того, что мои извинения приняты, если вы продолжите и расскажете все до конца.
— Ну что ж, — сказал Спейд, — так и быть, продолжу. Брайан — типичный окружной прокурор. Больше всего он озабочен тем, как выглядит его работа в отчетах. Он скорее закроет глаза на сомнительный случай, чем начнет расследование, которое ему невыгодно. Не знаю, фабриковал ли он дела на тех, кого считал невиновными, но не могу представить, как он заставляет себя поверить в невиновность людей, доказательства виновности которых он вполне способен наскрести. Чтобы наверняка доказать виновность одного преступника, он оставит на свободе полдюжины его сообщников, если они могут спутать ему карты.
— Именно такой вариант, — продолжал Спейд, — мы ему и предложим, и он ухватится за него обеими руками. Он не захочет ничего знать о соколе. Он наизнанку вывернется, лишь бы убедить себя, что все показания сопляка — чушь собачья, попытка запутать дело. Положитесь в этом на меня. Мне не составит труда показать ему, что если он начнет валять дурака и попытается заарканить всех, то получит такое дельце, в котором ни одно жюри присяжных не разберется, а если он возьмется за сопляка, обвинительный приговор у него в кармане.
Снисходительно улыбаясь, Гутман медленно качал головой из стороны в сторону.
— Нет, сэр, — сказал он, — боюсь, не получится, боюсь, ничего не получится. Не понимаю, как даже ваш окружной прокурор сможет связать вместе Терзби, Джакоби и Уилмера без того, чтобы…
— Вы не знаете окружных прокуроров, — сказал ему Спейд. — С Терзби как раз все просто. Он был бандитом, как и ваш сопляк. У Брайана уже есть версия на этот счет. Тут никаких проблем не будет. И потом, черт возьми, сопляка ведь можно повесить всего один раз! Зачем судить его за убийство Джакоби, когда он уже приговорен к смерти за убийство Терзби? Они просто закроют дело, приплюсовав ему и второе убийство. Если — что, видимо, соответствует действительности — он застрелил обоих из одного оружия, пули это покажут. Все будут счастливы.
— Да, но… — начал Гутман и вдруг замолчал, посмотрев на мальчишку.
Мальчишка отошел от двери на почти негнущихся, широко расставленных ногах и встал между Гутманом и Кэйро посередине комнаты. Он стоял, чуть наклонившись вперед и приподняв плечи. Пистолет он все еще держал дулом вниз, хотя костяшки его пальцев побелели от напряжения. Другая рука была тоже сжата в маленький плотный кулачок. Неистребимая детскость его черт, искаженных холодной яростью и нечеловеческой злобой, придавала всему его облику невыразимо зловещий вид. Задыхаясь от ярости, он сказал Спейду:
— А ну вставай, ублюдок, и вынимай свою пушку!
Спейд смотрел на мальчишку с улыбкой. Улыбка была не очень широкой, но искренней и неподдельно веселой.
Мальчишка сказал:
— А ну вставай, ублюдок, и вынимай пистолет, если ты не трус. Хватит с меня твоих подначек.
Улыбка Спейда стала еще более веселой. Взглянув на Гутмана, он сказал:
— Надо же, какой грозный. — Голос его был столь же весел и спокоен, как и улыбка. — Может, вам стоит сказать ему, что, пока сокол не в ваших руках, стрелять в меня экономически невыгодно?
Лицо Гутмана пошло пятнами, вымученная улыбка напоминала гримасу. Он облизал свои сухие губы сухим языком. Голос его звучал чересчур хрипло и скрипуче для отеческого наставления, которое он хотел изобразить:
— Что ты, что ты, Уилмер, сейчас же прекрати. Зачем придавать такое значение пустякам? Ты…
Мальчишка, не отрывая взгляда от Спейда, проговорил, яростно скривив губы:
— Тогда заставь его заткнуться. Если он не отвяжется от меня, я пристрелю его, и ничто меня не остановит.
— Что ты, Уилмер, — сказал Гутман и повернулся к Спейду. — Ваш план, сэр, как я сразу же вам и заявил, не имеет никакого практического смысла. Давайте больше не будем говорить о нем.
Спейд переводил взгляд с Гутмана на мальчишку и обратно. Улыбка исчезла с его лица, которое приняло совершенно бесстрастное выражение.
— Я сам решу, о чем мне говорить, — сказал он им.
— Конечно, сами, — быстро вмешался Гутман, — и это одна из черт, которые мне больше всего нравятся в вас. Но план этот, как я уже сказал, не имеет никакого практического смысла, и, как вы убедились сами, обсуждать его дальше бесполезно.
— Сам я ни в чем не убедился, — ответил Спейд, — а вы убедить меня не смогли и, думаю, не сможете. — Он нахмурился. — Давайте начистоту. Может, я только время теряю, разговаривая с вами, Гутман? Я думал, вы здесь музыку заказываете. Может, мне поговорить с сопляком? У меня уже есть опыт, я это сумею.
— Нет, сэр, — откликнулся Гутман, — вы правы, ведя дело со мной.
— Ладно, — сказал Спейд. — У меня есть еще одно предложение. Оно хуже первого, но все же лучше, чем ничего. Хотите послушать?
— Всенепременно.
— Отдайте им Кэйро.
Кэйро торопливо схватил свой пистолет со стола. Он крепко сжимал его двумя руками. Дуло пистолета было направлено в пол рядом с диваном. Лицо Кэйро снова пожелтело. Черные глаза бегали от одного человека к другому. Они были настолько черными, что казались плоскими, двумерными.
Гутман, словно не веря своим ушам, переспросил:
— Что, простите?
— Сдайте в полицию Кэйро.
Гутман собрался было рассмеяться, но передумал. Наконец неуверенно воскликнул:
— Ну, ей-богу, сэр!
— Это, конечно, хуже, чем отдать им сопляка, — сказал Спейд. — Кэйро не бандит, да и пистолет у него поменьше того, из которого застрелили Терзби и Джакоби. Чтобы сфабриковать улики против него, придется попотеть, но это все же лучше, чем вообще ничего не сдавать в полицию.
Кэйро закричал пронзительным от возмущения голосом:
— А может, мы отдадим вас, мистер Спейд, или мисс О'Шонесси, раз уж вы так хотите отдать им кого-то?
Спейд улыбнулся левантинцу и спокойно ответил:
— Вам всем нужен сокол. Он у меня. Козел отпущения — часть цены, которую я за него назначил. А что касается мисс О'Шонесси, — бесстрастный взгляд Спейда скользнул по ее бледному испуганному лицу и снова вернулся к Кэйро, при этом он едва заметно пожал плечами, — то, если вы думаете, что она подходит для этой роли, я готов обсудить ваше предложение самым тщательным образом.
Девушка схватилась за горло, сдавленно вскрикнула и еще больше отодвинулась от него.
Дергаясь от волнения, Кэйро закричал:
— Вы, кажется, забываете, что в вашем положении опасно на чем-либо настаивать.
Спейд издал грубый издевательский смешок.
Гутман попытался говорить твердо, но дружелюбно:
— Перестаньте, джентльмены, давайте продолжать нашу беседу на дружеской ноте. Но к словам Кэйро, — он уже обращался к одному Спейду, — стоит прислушаться. Вы должны принять во внимание…
— Я ни черта никому не должен. — Спейд бросал слова с той нахальной небрежностью, которая делала их более весомыми, чем любой надрыв или крик. — Если вы убьете меня, то как вы получите птицу? А если я знаю, что вы не можете себе позволить убить меня, не получив птички, то как вы можете запугать меня и заставить отдать ее вам?
Склонив голову набок, Гутман обдумывал вопросы. Глаза его блестели из-под набрякших век. Наконец ответ был готов:
— Видите ли, сэр, кроме убийства и угрозы убийства, есть и другие способы убеждения.
— Конечно, — согласился Спейд, — но пользы от них мало, если они не подразумевают угрозы смерти, которая только и держит жертву в повиновении. Понимаете? Если вы попытаетесь сделать что-нибудь, что мне не понравится, я терпеть не буду. Так что вы либо прекратите это, либо убьете меня, зная, что это непозволительная для вас роскошь.
— Я понимаю вас. — Гутман усмехнулся. — Но подобная тактика, сэр, требует здравого суждения от обеих сторон, поскольку в пылу борьбы люди склонны забывать о своих истинных интересах и позволяют эмоциям возобладать над разумом.
Спейд был сама улыбчивая вежливость.
— В том-то и фокус, — сказал он. — С одной стороны, я стараюсь играть достаточно смело, чтобы держать вас в кулаке, а с другой — слежу за тем, чтобы вы не взбесились и не оторвали мне башку вопреки вашим истинным интересам.
Гутман с восхищением произнес:
— Ей-богу, сэр, вы поразительный человек!
Джоэл Кэйро вскочил с кресла, пробежал мимо мальчишки и встал за спиной Гутмана. Наклонившись к его уху и прикрыв свой рот и ухо толстяка свободной рукой, он зашептал. Гутман слушал внимательно, закрыв глаза.
Посмотрев на Бриджид О'Шонесси, Спейд ухмыльнулся. Она слабо улыбнулась в ответ, но продолжала смотреть столь же оцепенело, как и раньше. Спейд повернулся к мальчишке:
— Ставлю два против одного, что они сейчас продают тебя с потрохами, сынок.
Мальчишка не ответил. Ноги его начали заметно дрожать. Спейд обратился к Гутману:
— Надеюсь, эти горе-головорезы не запугали вас, размахивая пистолетами.
Гутман открыл глаза. Кэйро перестал шептать и выпрямился за креслом толстяка.
Спейд сказал:
— Не бойтесь, пусть размахивают, мне уже приходилось отбирать эти игрушки у обоих, справлюсь и на этот раз. Сопляк помнит…
Задыхаясь от гнева, мальчишка крикнул: «Ну, все!» — и вскинул пистолет.
Гутман вытянул толстую руку, поймал мальчишку за запястье и, приподняв свое тучное тело из кресла-качалки, пригнул руку с пистолетом вниз, в это же время Джоэл Кэйро подбежал к мальчишке и схватил его за другую руку. Они боролись с мальчишкой, пригибая его руки вниз, а он свирепо, но безуспешно сопротивлялся. Из клубка борющихся тел доносились отдельные слова и выкрики: отрывки бессвязной речи мальчишки — «Ну все… пошел… ублюдок… убью…»; Гутманово — «Ну что ты, что ты, Уилмер!», повторенное многократно; «Пожалуйста, не надо» и «Не делай этого, Уилмер» Джоэла Кэйро.
Спейд встал с дивана и подошел к борющимся. Мальчишка прекратил сопротивление под непомерной тяжестью навалившихся на него людей; Кэйро, все еще держа его за руку, говорил что-то успокаивающее. Спейд осторожно отстранил Кэйро и врезал мальчишке левой по челюсти. Голова его резко откинулась назад и вернулась в прежнее положение, поскольку Гутман и Кэйро продолжали держать его за руки. Гутман начал растерянное «Эй, что?..», а Спейд заехал мальчишке в челюсть правой.
Кэйро отпустил руку мальчишки, и тот сполз на громадный круглый живот Гутмана. Кэйро прыгнул на Спейда и вцепился ему в лицо скрюченными пальцами обеих рук. Спейд фыркнул и оттолкнул от себя левантинца. Кэйро снова наскочил на Спейда. В глазах у него стояли слезы, красные губы сердито кривились, образуя беззвучные слова.
Спейд засмеялся, проворчал: «Ну и петушок!» — и залепил Кэйро пощечину, от которой тот отлетел к столу. Придя в себя, Кэйро ринулся на Спейда в третий раз. Спейд вытянул вперед руки и уперся Кэйро ладонями в лицо. Не в силах дотянуться до лица Спейда, Кэйро бил Спейда по рукам.
— Хватит, — рыкнул Спейд. — Я вам сделаю «бо-бо».
Кэйро вскричал: «Жалкий трус!» — и отстал.
Спейд нагнулся и поднял с пола пистолеты Кэйро и мальчишки. Выпрямившись, он подцепил их указательным пальцем левой руки за дужки курков, и они повисли, позвякивая, дулами вниз.
Гутман положил мальчишку в кресло-качалку и стоял, глядя на него одновременно растерянно и озабоченно. Кэйро встал на колени перед креслом и принялся растирать безжизненно свисающую руку.
Спейд потрогал подбородок мальчишки.
— Кости целы, — сказал он. — Давайте положим его на диван. — Засунув одну руку ему за спину, а другую — под колени, он без видимых усилий поднял мальчишку и понес к дивану.
Бриджид О'Шонесси торопливо встала, и Спейд положил мальчишку на диван. Правой рукой он ощупал его одежду, нашел еще один пистолет, добавил его к двум другим в левой руке и отвернулся от дивана. Кэйро уже сидел в изголовье.
Спейд звякнул пистолетами и весело улыбнулся Гутману.
— А вот, — сказал он, — и наш козел отпущения.
Лицо Гутмана посерело. Уставившись в пол, он молчал.
Спейд сказал:
— Не валяйте дурака. Вы шептались с Кэйро и держали мальчишку, пока я мутузил его. Смешками вы теперь не отделаетесь — он вас просто пристрелит.
Гутман переступил с ноги на ногу и ничего не ответил.
Спейд продолжал:
— И еще одно. Или вы сейчас говорите мне «да», или я передаю сокола вместе со всей вашей шайкой в руки полиции.
Гутман поднял голову и пробормотал сквозь зубы:
— Мне это не нравится, сэр.
— Вам это действительно не понравится, — согласился Спейд. — Итак?
Толстяк вздохнул, скорчил кислую гримасу и ответил скорбным голосом:
— Можете забирать его.
Спейд сказал:
— Прекрасно.



19. Происки русского

Мальчишка лежал на спине, и, если бы не ровное дыхание, можно было подумать, что жизнь покинула его маленькое тельце. Склонившись над ним, Джоэл Кэйро тер ему щеки и запястья, поглаживал волосы, что-то шептал и тревожно всматривался в белое безжизненное лицо.
Бриджид О'Шонесси стояла в углу между стеной и столом. Прикусив нижнюю губу, она исподтишка поглядывала на Спейда, когда тот не смотрел на нее. Но стоило ему повернуться к ней, как она тут же делала вид, что смотрит на Кэйро и мальчишку.
Лицо Гутмана, погрузившегося в тягостные раздумья, постепенно снова порозовело. Руки он засунул в карманы брюк. Стоя посередине комнаты, он бесстрастно наблюдал за Спейдом.
Спейд, поигрывая пистолетами, кивнул в сторону нагнувшегося Кэйро и спросил Гутмана:
— А с ним проблем не будет?
— Не знаю, — безмятежно ответил толстяк. — Это, сэр, зависит теперь всецело от вас.
Спейд позвал:
— Кэйро.
Левантинец повернул к нему смуглое озабоченное лицо.
Спейд сказал:
— Пусть он немного отдохнет. Мы решили сдать его в полицию. Давайте договоримся о деталях, пока он не пришел в себя.
Кэйро с горечью спросил:
— Вам мало того, что вы уже с ним сделали?
— Мало, — сказал Спейд.
Кэйро встал и подошел к толстяку.
— Пожалуйста, не соглашайтесь, мистер Гутман, — взмолился он. — Вы должны понимать, что…
Спейд прервал его:
— Это решено. Вопрос только в том, что вы сами собираетесь делать? Входите в долю? Выходите из игры?
С чуть печальной и задумчивой улыбкой Гутман все же кивнул.
— Мне это тоже не нравится, — сказал он левантинцу, — но мы уже ничего не можем сделать. Ничего.
Спейд спросил:
— Так что вы решили, Кэйро? Да или нет?
Кэйро облизал губы и медленно повернулся к Спейду.
— Предположим, — сказал он и поперхнулся. — Я могу?.. Могу я выбирать?
— Можете, — серьезно заверил его Спейд, — но имейте в виду, что, если вы отвечаете «нет», мы сдадим вас в полицию вместе с вашим дружком.
— Ну что вы, мистер Спейд, — запротестовал Гутман, — это не…
— Не такие уж мы идиоты, чтобы позволить ему улизнуть от нас, — сказал Спейд. Либо с нами, либо в тюрьму. Нельзя нам терять контроль над ситуацией. — Он хмуро взглянул на Гутмана и раздраженно крикнул: — Черт бы вас побрал! Ведь не первый раз в жизни воруете?! Экие девственники! Вам осталось только на колени бухнуться и начать молиться! — Он перевел взгляд на Кэйро. — Ну? Так как?
— Вы не оставляете мне никакого выбора. — Кэйро обреченно пожал своими узкими плечами. — Я говорю «да».
— Хорошо, — сказал Спейд и посмотрел на Гутмана и Бриджид О'Шонесси. — Садитесь.
Девушка села осторожно на угол дивана, в ногах лежащего без сознания мальчишки. Гутман снова сел в мягкое кресло-качалку, а Кэйро — в кресло у стола. Спейд положил пистолеты на стол и сел рядом. Бросив взгляд на свои наручные часы, он сказал:
— Два часа. Сокола я смогу получить, когда рассветет, а может, и чуть позже. Так что у нас уйма времени, чтобы обо всем договориться.
Гутман откашлялся.
— Где он? — спросил он и торопливо добавил: — Вообще-то, сэр, мне это безразлично. Меня беспокоит только вот какое соображение: мне кажется, это в интересах всех присутствующих, чтобы мы не теряли друг друга из виду до завершения нашей сделки. — Он бросил взгляд на диван, а потом с испугом на Спейда. — Конверт у вас?
Спейд покачал головой, взглянув на диван, а потом на девушку. Он улыбнулся одними глазами и сказал:
— Он у мисс О'Шонесси.
— Да, он у меня, — прошептала она, опуская руку в карман своего пальто. — Я подобрала его…
— Все нормально, — сказал ей Спейд. — Держи его у себя. — Потом обратился к Гутману: — Нам нет нужды терять друг друга из виду. Сокола мне могут принести и сюда.
— Это было бы превосходно, — промурлыкал Гутман. — Тогда, сэр, в обмен на десять тысяч долларов и Уилмера вы дадите нам сокола и час-другой отсрочки — чтобы мы покинули город к тому времени, когда вы сдадите его властям.
— Вам нечего прятаться, — сказал Спейд. — Я умею держать язык за зубами.
— Возможно, сэр, но все же нам не хотелось бы находиться в Сан-Франциско, когда ваш окружной прокурор начнет допрашивать Уилмера.
— Как знаете, — ответил Спейд. — Я могу, если хотите, продержать его у себя хоть целый день. — Он начал сворачивать сигарету. — А теперь давайте уточним детали. Зачем он застрелил Терзби? А также почему, где и как он изрешетил Джакоби?
Гутман, качая головой, снисходительно улыбнулся и замурлыкал:
— Ну что вы, сэр, это уж слишком. Мы дали вам деньги и Уилмера. Наша часть соглашения выполнена.
— Я ожидал этого, — сказал Спейд, поднося горящую зажигалку к сигарете. — Я действительно потребовал козла отпущения, но, пока он не загнан в угол, он еще не козел отпущения. А чтобы загнать его туда, я должен знать что к чему. — Он сурово нахмурил брови. — А вы-то почему о нем так печетесь? Если он улизнет, я вам не завидую.
Гутман наклонился вперед и потыкал толстым пальцем в пистолеты, лежавшие на столе около ног Спейда.
— Вот более чем достаточные улики его вины, сэр. И Терзби, и Джакоби были застрелены из этого оружия. Экспертам полицейского управления не составит труда определить, что смертоносные пули вылетели из этих вот стволов. Вы ведь сами только что говорили то же самое. Какие еще доказательства его вины вам требуются?
— Может, вы и правы, — согласился Спейд, — но дело сложнее, чем вам представляется. Я должен знать, что случилось. Как, по вашему мнению, я вывернусь, если отдельные части обвинения почему-либо не будут стыковаться между собой?
— Судя по всему, вы забыли, как совсем недавно сами убеждали нас, что сделать это проще простого, — сказал Кэйро. Он повернул свое возбужденное смуглое лицо к Гутману. — Вы видите! Я советовал вам не делать этого. Я не думаю…
— Сейчас уже никого не интересует, что вы оба об этом думаете, — отрезал Спейд. — Слишком далеко дело зашло, да и вы уже увязли в нем по уши. Так зачем он убил Терзби?
Гутман сцепил пальцы на животе и качнул свое кресло. Его голос и улыбка были откровенно разочарованными.
— С вами исключительно трудно иметь дело, — сказал он. — И я начинаю думать, что мы совершили ошибку, связавшись с вами. Ей-богу, сэр, совершили ошибку.
Спейд равнодушно махнул рукой.
— Дела ваши не так уж плохи. Вы остаетесь на свободе и получаете сокола. — Он взял сигарету в рот и добавил: — В любом случае, вы теперь знаете, что от вас требуется. Почему он убил Терзби?
Гутман перестал раскачиваться в кресле.
— Терзби был безжалостный головорез и союзник мисс О'Шонесси. Мы понимали, что, убрав его таким образом, мы не только лишаем ее защитника, но и побуждаем задуматься, не лучше ли забыть о существовавших между нами разногласиях. Вы видите, сэр, насколько я чистосердечен с вами?
— Да. Продолжайте в том же духе. Вы допускали, что сокол у него?
Гутман так затряс головой, что его круглые щеки буквально запрыгали.
— Ни на минуту, — ответил он. — Мы слишком хорошо знали мисс О'Шонесси, и, хотя тогда нам еще не было известно, что в Гонконге она отдала сокола капитану Джакоби, чтобы он привез его сюда на «Паломе», а сама со своим другом поплыла на более быстроходном корабле, мы ни на секунду не сомневались, что, если о местонахождении сокола знает только один из них, это наверняка не Терзби.
Спейд задумчиво кивнул и спросил:
— А прежде чем прикончить его, вы не пытались найти с ним общий язык?
— Да, сэр, разумеется, пытались. Я сам говорил с ним в тот вечер. Уилмер разыскал его за два дня до тех событий и попытался сесть ему на хвост, чтобы выйти на мисс О'Шонесси, но он был чрезвычайно осторожен, даже не зная, что за ним следят. Поэтому в тот вечер Уилмер пошел в его отель, выяснил, что он еще не приходил, и остался ждать его неподалеку. Я думаю, Терзби вернулся в отель сразу же после убийства вашего компаньона. И Уилмер привел его ко мне. Мы ничего не могли поделать с Терзби. Что бы мы ни предлагали, он оставался верен мисс О'Шонесси. Итак, сэр, Уилмер «проводил» его до отеля и сделал то, что сделал.
Спейд на минуту задумался.
— Звучит правдоподобно. А теперь Джакоби.
Гутман серьезно посмотрел на Спейда и сказал:
— Смерть капитана Джакоби всецело на совести мисс О'Шонесси.
Девушка вскрикнула и зажала рот рукой.
Голос Спейда оставался спокойным и твердым.
— Теперь это неважно. Расскажите, что произошло.
Пристально посмотрев на Спейда, Гутман улыбнулся.
— Как прикажете, сэр, — сказал он. — Кэйро, как вы знаете, после посещения вашей квартиры, а потом и полицейского управления стал снова со мной сотрудничать — я послал за ним. Мы решили, что объединение усилий принесет нам взаимную пользу. — Он улыбнулся левантинцу. — Мистер Кэйро — человек тонкого ума. Мысль о «Паломе» именно ему пришла в голову. Увидев в то утро в газетах сообщение о прибытии «Паломы», он вспомнил, что в Гонконге мисс О'Шонесси видели вместе с Джакоби. Кэйро тогда искал мисс О'Шонесси в Гонконге и сначала даже думал, будто она уплыла на «Паломе», правда, потом выяснил, что это не так. Как бы то ни было, сэр, когда он увидел в газете сообщение о прибытии «Паломы», он догадался, что в Гонконге она отдала сокола Джакоби, чтобы тот привез его сюда. Джакоби, конечно, не знал, что он везет, — мисс О'Шонесси достаточно предусмотрительна.
Он одарил девушку лучезарной улыбкой, два раза качнулся в кресле и продолжал:
— Мистер Кэйро, Уилмер и я нанесли капитану Джакоби визит, причем так удачно, что застали у него мисс О'Шонесси. Во многих отношениях это была очень трудная беседа, но в конце концов к полуночи нам удалось убедить мисс О'Шонесси пойти с нами на соглашение, во всяком случае, нам так казалось. После этого мы покинули корабль и отправились ко мне в отель, где я должен был расплатиться с мисс О'Шонесси и получить птицу. Но, сэр, мы, простые смертные, переоценили свои силы, решив, что можем справиться с ней. En route[3] она, капитан Джакоби и сокол исчезли, как сквозь землю провалились. — Гутман весело рассмеялся. — Ей-богу, сэр, очень тонкая работа.
Спейд взглянул на девушку. Она смотрела на него широко открытыми умоляющими глазами. Он спросил Гутмана:
— Это вы подожгли корабль?
— Нет, специально не поджигали, — ответил толстяк. — Хотя, должен сказать, именно мы — точнее, Уилмер — вызвали этот пожар. Пока мы беседовали в каюте капитана, он искал сокола на корабле, видимо, был неосторожен со спичками.
— Это хорошо, — отозвался Спейд. — Если что-нибудь сорвется с Терзби и нам придется предъявить ему обвинение в убийстве Джакоби, мы тогда сможем на него повесить и поджог корабля. Ладно. Так как все-таки он его застрелил?
— Видите ли, сэр, мы метались по городу в поисках исчезнувших и нашли их только сегодня вечером. Впрочем, сначала мы не были уверены, что нашли их. Мы знали наверняка только то, что нашли жилище мисс О'Шонесси. Но, подойдя к двери и прислушавшись, мы убедились, что их там двое, и позвонили. Когда она спросила из-за двери, кто мы такие, и получила наш ответ, то из квартиры послышался звук открываемого окна. Мы, конечно, поняли, что это значит, и Уилмер со всех ног бросился вниз, чтобы перекрыть пожарную лестницу, выходящую во двор. И только он свернул в переулок, как нос к носу столкнулся с Джакоби, который удирал с соколом под мышкой. Ситуация была непростой, но Уилмер сделал все, что мог. Он выстрелил в Джакоби — и не единожды, — но Джакоби оказался крепким орешком: сам не упал и сокола из рук не выпустил. Разойтись они не могли, Джакоби сбил Уилмера с ног и убежал. И происходило все это, как вы понимаете, при свете дня. Поднявшись на ноги, Уилмер неподалеку увидел полицейского, так что мысль о преследовании Джакоби пришлось оставить. Уилмер нырнул в заднюю дверь соседнего с «Коронетом» здания, оттуда — на улицу и к нам. К счастью, сэр, он все это проделал никем не замеченный.
— Итак, сэр, — продолжал Гутман, — мы снова оказались в тупике. Закрыв окно за Джакоби, мисс О'Шонесси открыла дверь мистеру Кэйро и мне и… — Тут он замолчал, улыбнувшись воспоминанию. — Мы убедили ее — это самое точное слово, сэр, — рассказать нам, что Джакоби по ее просьбе отправился с соколом к вам. Маловероятно, что с такими ранениями он смог дойти до вашей конторы — я уж не говорю, что по пути его могли забрать в полицию, — но это был наш единственный шанс, сэр. И поэтому мы еще раз убедили мисс О'Шонесси оказать нам помощь. Мы… м-м-м… убедили ее позвонить к вам в контору, чтобы выманить вас оттуда до прихода Джакоби, и послали Уилмера за ним вдогонку. К сожалению, у нас ушло слишком много времени на то, чтобы собраться с мыслями и убедить мисс О'Шонесси…
Мальчишка на диване застонал и повернулся на бок. Несколько раз он открыл и закрыл глаза. Девушка поднялась с дивана и снова встала в угол между столом и стеной.
— …сотрудничать с нами, — закончил поспешно Гутман, — и вы получили сокола еще до того, как мы добрались до вас.
Мальчишка поставил одну ногу на пол, приподнялся на локте, вытаращил глаза, поставил на пол другую ногу, сел и огляделся. Увидев Спейда, он перестал таращить глаза.
Кэйро встал с кресла и подошел к мальчишке. Он обнял его одной рукой за плечи и начал говорить что-то. Мальчишка резко встал, сбросив с себя его руку. Он еще раз оглядел комнату и снова остановил взгляд на Спейде. Лицо его окаменело, тело напряглось так сильно, что, казалось, стало еще меньше.
Спейд сидел на углу стола, беззаботно болтая ногами.
— А теперь послушай меня, малыш, — сказал он. — Если ты подойдешь ко мне и начнешь сучить ручонками, я тебе врежу. Так что садись, молчи, веди себя прилично, и будешь жить долго.
Мальчишка повернулся к Гутману.
Гутман благодушно улыбнулся ему и сказал:
— Видишь ли, Уилмер, мне тяжело терять тебя, и я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя, как родного сына, но — видит бог! — если теряешь сына, можно родить другого, а мальтийский сокол только один.
Спейд засмеялся.
Кэйро снова подошел к мальчишке и зашептал ему на ухо. Мальчишка, не сводя холодного взгляда ореховых глаз с лица Гутмана, снова сел на диван. Левантинец сел рядом.
Гутман вздохнул, что никак не изменило благодушного выражения его лица. Он сказал Спейду:
— В молодости многого не понимаешь.
Кэйро снова обнял мальчишку за плечи, не переставая шептать ему на ухо. Спейд ухмыльнулся Гутману и обратился к Бриджид О'Шонесси:
— Было бы здорово, если бы ты поискала на кухне что-нибудь поесть для нас и сварила побольше кофе. Хорошо? Я не хочу покидать моих гостей.
— Разумеется, — сказала она и направилась к двери. Гутман перестал качаться.
— Одну минутку, дорогая. — Он вытянул вперед свою толстую руку. — Может, вы все-таки оставите здесь конверт? Как бы вам не посадить на него жирное пятно.
Девушка посмотрела вопросительно на Спейда. Он сказал безразличным тоном:
— Конверт все еще принадлежит ему.
Она опустила руку за вырез платья, вынула конверт и протянула его Спейду. Спейд бросил его на колени Гутману со словами:
— Можете сесть на него, если боитесь потерять.
— Вы меня неправильно поняли, — ответил Гутман вкрадчиво. — Я совсем не боюсь, просто дела следует делать по-деловому. — Он открыл конверт, вынул банкноты, пересчитал их и хмыкнул так громко и выразительно, что заколыхался его живот. — Вот, кстати, здесь осталось только девять бумажек. — Он разложил их на своих жирных ляжках. — Когда я передавал его вам, бумажек, как вы сами убедились, было десять. — Улыбался он широко, радостно и торжествующе.
Спейд взглянул на Бриджид О'Шонесси и спросил:
— Ну?
Она выразительно покачала головой. Но ничего не сказала, хотя губы ее беззвучно двигались. Вид у нее был испуганный.
Спейд протянул руку к Гутману, и тот вложил в нее деньги. Спейд пересчитал деньги — девять тысячедолларовых банкноти вернул их Гутману. Потом встал, лицо его приняло непроницаемо спокойное выражение. Он взял три пистолета со стола. Голос его звучал по-деловому:
— Мне необходимо разобраться в этом. Мы, — он кивнул в сторону девушки, не глядя на нее, — идем в ванную комнату. Дверь будет открыта. Чтобы выйти отсюда, если, конечно, не брать в расчет прыжков с четвертого этажа, необходимо пройти мимо этой двери. Лучше не пытайтесь.
— Ну что вы, сэр, — запротестовал Гутман, — нет никакой необходимости угрожать нам подобным образом. Это невежливо, а кроме того, еще и противоречит нашим намерениям — мы совсем не хотим уходить отсюда.
— Я многое узнаю, когда закончу. — Спейд был спокоен, но решителен. — Этот фокус путает мне все карты. Я должен найти ответ. Это займет немного времени. — Он дотронулся до локтя девушки. — Пошли.

В ванной Бриджид О'Шонесси обрела дар речи. Она положила обе руки ему на грудь и, приблизив лицо, зашептала:
— Я не брала этих денег, Сэм.
— А я тебя ни в чем и не подозреваю, — сказал он. — Просто я должен убедиться. Раздевайся.
— Тебе недостаточно моего честного слова?
— Нет. Раздевайся.
— Не буду.
— Ладно. Мы вернемся в комнату, и я заставлю их раздеть тебя.
Она отпрянула, зажав рот рукой. В округлившихся глазах застыл ужас.
— Заставишь раздеть меня? — спросила она, не отнимая руки ото рта.
— Заставлю, — сказал он. — Я должен знать, что случилось с этой банкнотой, и никакая девичья скромность меня не остановит.
— Ты меня не так понял. — Она снова положила руки ему на грудь. — Я не стесняюсь раздеваться перед тобой… понимаешь?.. но не так. Неужели тебе не ясно, что если ты заставишь меня… то убьешь что-то важное между нами?
Спейд не повысил голоса.
— Я ничего такого не знаю. Знаю только, что я должен выяснить, где банкнота. Раздевайся.
Она посмотрела в его немигающие желто-серые глаза, лицо ее на миг порозовело, а потом снова побледнело. Она убрала руку с его груди и начала раздеваться. Он сел на край ванны, наблюдая за девушкой и за дверью. Из гостиной не доносилось ни звука. Она раздевалась быстро, без заминок, бросая одежду себе под ноги. Раздевшись донага, она отступила в сторону и взглянула на него. В ее гордом взгляде не было ни вызова, ни смущения.
Спейд положил пистолеты на крышку унитаза и, стоя лицом к двери, опустился перед ее одеждой на колено. Он поднимал вещь за вещью, тщательно осматривал и ощупывал ее пальцами. Тысячедолларовой банкноты он не нашел. Закончив осмотр, он встал и протянул ей охапку одежды.
— Спасибо, — сказал он. — Теперь я все знаю.
Она взяла свою одежду, не проронив ни слова. Он поднял пистолеты. Закрыв за собой дверь ванной, вернулся в гостиную.
Гутман улыбался ему дружески из кресла-качалки.
— Нашли? — спросил он.
Кэйро, сидевший на диване подле мальчишки, поднял на Спейда свои темные вопрошающие глаза. Мальчишка не пошевелился. Он сидел, уперев локти в колени и обхватив голову руками, и смотрел в пол.
Спейд сказал Гутману:
— Нет, не нашел. Это ваших рук дело.
Толстяк хмыкнул.
— Моих?
— Да, — ответил Спейд, позвякивая пистолетами. — Сами признаетесь или мне обыскивать вас?
— Обыскивать?..
— Вам придется признаться, — сказал Спейд, — или я обыщу вас. Третьего не дано.
Гутман взглянул на суровое лицо Спейда и громко рассмеялся.
— Ей-богу, сэр, я верю, что вы так и сделаете. Верю. Ну вы и тип, сэр, если вы позволите мне так выразиться.
— Ваших рук дело, — сказал Спейд.
— Да, сэр, моих. — Толстяк вынул мятую банкноту из жилетного кармашка, разровнял ее на громадной ляжке, вынул конверт с девятью купюрами из кармана пальто и положил в него десятую банкноту. — У меня неистребимая тяга к шуткам, и, кроме того, мне было очень интересно посмотреть, как вы поведете себя в такой ситуации. Должен сказать, что вы превосходно выдержали испытание. Никогда не поверил бы, что вы найдете такой простой и убедительный способ дознаться до истины.
Спейд усмехнулся презрительно, но без горечи.
— Таких выходок можно ожидать разве что от ровесников вашего сопляка.
Гутман хмыкнул.
Бриджид О'Шонесси, одетая, как раньше, только без шляпки и пальто, вышла из ванной, сделала шаг в сторону гостиной, передумала, пошла на кухню и включила свет.
Кэйро придвинулся поближе к мальчишке и снова начал шептать ему на ухо. Мальчишка раздраженно пожал плечами.
Спейд, скользнув взглядом по пистолетам в своей руке, посмотрел на Гутмана, вышел в прихожую и остановился около шкафа для одежды. Открыв дверцу шкафа, он положил пистолеты на верхнюю полку, закрыл дверцу, запер ее, опустил ключ в карман брюк и подошел к кухонной двери.
Бриджид О'Шонесси возилась с алюминиевой кофеваркой.
— Все нашла? — спросил Спейд.
— Да, — ответила она холодно, не поднимая головы. Потом отставила кофеварку в сторону и подошла к двери. Щеки ее зарделись, в укоряющих больших глазах стояли слезы. — Напрасно ты так со мной, Сэм, — сказала она тихо.
— Я должен был выяснить, ангел. — Он наклонился, поцеловал ее в губы и вернулся в гостиную.
Гутман улыбнулся Спейду и, протягивая ему белый конверт, сказал:
— Скоро он будет ваш; можете взять его прямо сейчас.
Спейд конверт не взял. Сев в кресло, он сказал:
— У нас еще много времени. Мы пока не договорились о деньгах. Десяти тысяч долларов мало.
— Десять тысяч — немалые деньги, — сказал Гутман.
— Вы верно цитируете меня, — ответил Спейд, — но бывают суммы и побольше.
— Да, сэр, бывают. Здесь вы правы. Но это немалые деньги, особенно если учесть, что вы получаете их за несколько дней весьма несложной работы.
— Вам кажется, что мне все далось очень просто? — спросил Спейд, пожимая плечами. — Впрочем, может, так оно и было, но это уже мое дело.
— Разумеется, — согласился толстяк. Скосив глаза, он кивнул в сторону кухни и понизил голос:
— Вы берете ее в долю?
— Это тоже мое дело, — сказал Спейд.
— Разумеется, — еще раз согласился толстяк, — но, — он заколебался, — хотите совет?
— Валяйте.
— Если вы дадите… беру на себя смелость утверждать, что какие-то деньги вы дадите ей в любом случае… так вот, если вы дадите ей меньше, чем она, по ее мнению, заслуживает, мой вам совет… берегитесь.
Спейд смотрел на него издевательски участливо.
— Может обидеться? — спросил он.
— Непременно, — ответил толстяк.
Спейд ухмыльнулся и начал сворачивать сигарету.
Спейд прикурил сигарету и обратился к Гутману:
— Давайте поговорим о деньгах, — сказал он, прикурив.
— С превеликим удовольствием, сэр, — откликнулся толстяк, — но должен честно предупредить, что, кроме этих десяти тысяч долларов, у меня сейчас нет ни цента.
Спейд выдохнул дым.
— Мне следовало получить двадцать тысяч.
— Воистину так. И я бы с радостью дал их вам, но десять тысяч долларов — это все, что я мог собрать, клянусь честью. Разумеется, сэр, вы понимаете, что это только первый взнос. Позднее…
Спейд засмеялся.
— Я знаю, что позднее вы заплатите мне миллион, но давайте пока сосредоточимся на первом взносе. Пятнадцать тысяч?
Гутман улыбнулся, нахмурился, покачал головой.
— Мистер Спейд, я вам искренне, чистосердечно, поклявшись честью джентльмена, сказал, что десять тысяч долларов — это все, чем я сейчас располагаю, до последнего пенни.
— Без дураков?
Гутман рассмеялся и ответил:
— Без дураков.
Спейд мрачно проворчал:
— Паршиво, но раз уж это все, что у вас есть, отдайте-ка их мне.
Гутман протянул ему конверт. Спейд пересчитал деньги, и в тот момент, когда он опускал его в свой карман, в комнату с подносом в руках вошла Бриджид О'Шонесси.

Мальчишка от еды отказался. Кэйро ограничился чашкой кофе. Девушка, Гутман и Спейд поели яичницы, ветчины, тостов и джему и выпили по две чашки кофе. Потом все устроились коротать остаток ночи.
Гутман закурил сигару и принялся читать «Знаменитые уголовные преступления в США», изредка посмеиваясь или комментируя забавлявшие его отрывки. Мальчишка до начала пятого сидел, обхватив голову руками. Потом он лег на диван ногами к Кэйро, лицом к окну и заснул. Бриджид О'Шонесси дремала в кресле у стола, слушала комментарии толстяка или вела со Спейдом разговоры ни о чем.
Спейд сворачивал и курил сигареты. Он был бодр, весел и полон сил.
В половине шестого он пошел на кухню и сварил еще кофе. Около шести мальчишка заворочался, проснулся и, зевая, сел на диване. Гутман, посмотрев на часы, спросил Спейда:
— Вы уже можете получить сокола?
— Дайте мне еще час.
Гутман кивнул и возвратился к чтению книги. В семь часов Спейд подошел к телефону и назвал телефонистке номер Эффи Перин.
— Алло, миссис Перин?.. Это мистер Спейд. Позовите, пожалуйста, Эффи к телефону… Да, важно… Спасибо. — Он тихо просвистел две строчки из песенки «En Cuba». — Привет, ангел мой. Извини, что разбудил… Да, очень. Слушай внимательно: в нашем абонентном ящике на центральном почтамте лежит конверт на имя Холланда, надписанный моим почерком. В конверте найдешь квитанцию камеры хранения на автостанции «Пиквик-стейдж» — я сдал туда сверток, который мы с тобой получили вчера. Забери его, пожалуйста, оттуда и принеси ко мне… Да, домой… Умница, только поторопись… Пока.
Без десяти восемь задребезжал звонок парадного. Спейд подошел к переговорному устройству и нажал на кнопку, открывающую замок. Гутман отложил книгу и, улыбаясь, встал с кресла.
— Вы не возражаете, если я провожу вас до двери? — спросил он.
— Валяйте, — ответил Спейд.
Гутман пошел за ним к входной двери. Спейд открыл дверь в тот момент, когда Эффи Перин выходила из лифта с коричневым свертком. Ее мальчишеское лицо светилось радостью, шла она почти вприпрыжку. На Гутмана она даже и не взглянула. Улыбнулась Спейду и протянула ему сверток.
Он взял его со словами:
— Большое спасибо, сударыня. Сожалею, что испортил вам день отдыха, но…
— Это далеко не первый день отдыха, что вы мне испортили, — ответила она со смехом и, когда стало ясно, что он не пригласит ее в дом, спросила: — Могу я еще чем-нибудь помочь?
Он покачал головой.
— Нет, спасибо.
Она сказала: «До свидания» — и направилась к лифту.
Спейд закрыл дверь и отнес сверток в гостиную. Лицо Гутмана пошло пятнами, щеки дрожали. Как только Спейд положил сверток на стол, к столу подошли Кзйро и Бриджид О'Шонесси. Оба не скрывали волнения. Мальчишка, бледный и одеревеневший от напряжения, поднялся на ноги, но остался у дивана, из-под пушистых ресниц наблюдая оттуда за другими.
Спейд отошел от стола со словами:
— Ну вот, прошу.
Толстые пальцы Гутмана быстро расправились со шпагатом, бумагой и стружкой, и вскоре он уже держал в руках черную птицу.
— Ага, — сказал он хрипло, — семнадцать лет я охотился за тобой. — В его глазах стояли слезы.
Кэйро облизал красные губы и сжал руки. Девушка закусила нижнюю губу. Она, Кэйро, Гутман, Спейд и мальчишка — все дышали тяжело. Воздух в комнате был холодный, спертый, прокуренный.
Гутман снова поставил птицу на стол и пошарил в своем кармане.
— Это она, — сказал он, — но все-таки проверим. — На его круглых щеках заблестел пот. Когда он вынимал из кармана и открывал золотой перочинный ножичек, пальцы его дрожали.
Кэйро и девушка стояли рядом, слева и справа от Гутмана. Спейд отступил в сторону — так он видел одновременно и мальчишку, и сгрудившихся у стола.
Гутман перевернул птицу вверх дном и несколько раз царапнул ножом край ее основания. Черная эмаль осыпалась маленькими завитками и обнажила потемневший металл. Острием ножа Гутман ковырнул металл, вырезав тонкую изогнутую стружку. Внутренний край стружки и узкий след от ножа на основании блестели мягким серым свинцовым оттенком.
Гутман задышал со свистом. Лицо его налилось кровью. Он перевернул птицу и ударил ее ножом по голове. И на голове нож уткнулся в свинец. Он выронил нож и птицу, которые со стуком упали на стол, и повернулся к Спейду.
— Подделка, — сказал он хрипло.
Лицо Спейда помрачнело. Он медленно кивнул и быстро схватил Бриджид О'Шонесси за руку. Он притянул ее к себе и грубо приподнял ее лицо.
— Хорошо, — прорычал он ей в лицо. — Вот и ты подшутила над нами. А теперь рассказывай.
Она закричала:
— Нет, Сэм, нет! Это та самая птица, которую я взяла у Кемидова. Я клянусь…
Джоэл Кэйро протиснулся между Спейдом и Гутманом, и слова полились из него визгливым потоком:
— Точно! Точно! Это Кемидов! Как я раньше не догадался! Мы считали его дураком, а он всех нас одурачил! — По щекам Кэйро текли слезы. — Ты испортил все дело! — завизжал он на Гутмана. — Ты испортил все идиотской попыткой купить у него птицу! Жирный идиот! Ты подсказал ему, что птица ценная, и надоумил выяснить, насколько она ценна, и подсунуть нам копию! Теперь понятно, почему ее так легко было украсть! Теперь понятно, почему он с такой готовностью услал меня искать ее по миру! Кретин! Жирный идиот! — Он зарыдал, закрыв лицо руками.
Челюсть Гутмана отвисла. Он тупо моргал, глядя в пустоту. Потом потряс головой — и, едва унялось колыхание его жировых складок, он уже снова был веселым общительным толстяком.
— Перестаньте, сэр, — сказал он добродушно, — зачем вы так?! Каждый может ошибиться, и, поверьте, для меня это не менее суровый удар, чем для любого из нас. Да, это происки русского, в этом нет никакого сомнения. Так что же вы, сэр, предлагаете? Стоять здесь, обливаясь слезами, и обзывать друг друга? А может, лучше, — он сделал здесь паузу, улыбнувшись, как херувим, — отправиться в Константинополь?
Кэйро отнял руки от лица и застыл, вытаращив глаза. Потом произнес, заикаясь:
— Так вы?.. — Удивление его было так велико, что он не смог закончить фразу.
Гутман потер свои пухлые руки. Голос его снова превратился в самодовольное горловое мурлыканье.
— За этой фигуркой я гоняюсь уже семнадцать лет. Если мне придется потратить на это еще один год… ну что ж, сэр… это выльется в дополнительную трату времени, равную всего, — подсчитывая, он молча шевелил губами, — пяти и пятнадцати семнадцатым процента.
Левантинец хихикнул и закричал:
— Я еду с вами!
Спейд вдруг отпустил запястье девушки и оглядел комнату. Мальчишки не было. Спейд вышел в прихожую. Входная дверь была открыта настежь. Спейд скорчил гримасу, закрыл дверь и вернулся в гостиную. Прислонившись к дверному косяку, он наблюдал за Гутманом и Кэйро. Посмотрев на Гутмана долгим хмурым взглядом, он произнес, подражая его горловому мурлыканью:
— Видите ли, сэр, должен вам сказать, что вы самая обычная шайка воров.
Гутман хихикнул.
— Нам нечем пока хвалиться, сэр, это факт, — сказал он. — Но мы все пока живы, и нет никакого смысла считать, что мир пошел прахом только потому, что мы столкнулись с небольшим препятствием. — Он вытащил из-за спины левую руку и протянул ее к Спейду розовой бугристой ладонью вверх. — Вынужден попросить у вас конверт обратно, сэр.
Спейд не пошевелился. Он сказал с каменным лицом:
— Свою часть договоренности я выполнил. Вы получили свою птицу. Я не виноват, что она оказалась не той, о которой вы мечтали, что вам не повезло.
— Ну зачем же так, сэр? — сказал Гутман наставительно. — Нам всем не повезло, и неразумно ожидать, что основная тяжесть этого невезения должна лечь на плечи одного из нас, и… — он вытащил из-за спины правую руку, в которой держал маленький пистолет, украшенный серебром и золотом и инкрустированный перламутром. — Короче говоря, сэр, вынужден попросить вас вернуть мне мои десять тысяч долларов.
Ни один мускул не дрогнул на лице Спейда. Он пожал плечами и вытащил конверт из кармана. Прежде чем отдать его Гутману, подумал, открыл конверт и вынул оттуда одну банкноту. Положив ее в карман, закрыл конверт и протянул его Гутману.
— Этого должно хватить на оплату потраченного времени и погашение расходов, — сказал он.
Немного поколебавшись, Гутман, передразнивая Спейда, пожал плечами и взял конверт.
— А теперь, сэр, — сказал он, — мы попрощаемся с вами, если только, — жировые валики вокруг его глаз съежились, — вы не едете с нами в Константинополь. А почему бы вам и не поехать? Честно говоря, сэр, я бы хотел иметь вас рядом. Я люблю таких людей, как вы, — предприимчивых и рассудительных. Именно на вашу рассудительность я и рассчитываю, выражая уверенность, что вы сохраните в тайне все детали нашего маленького предприятия. Вы не можете не понимать, что любые юридические трудности, с которыми мы можем столкнуться в связи с последними событиями, в равной степени коснутся вас и очаровательной мисс О'Шонесси. Вы слишком умны, чтобы не понимать этого, сэр.
— Понимаю, — ответил Спейд.
— А я и не сомневался. Я настолько в вас уверен, что сейчас, когда у вас нет другой возможности, понимаю, что вы справитесь с полицией и без козла отпущения.
— Справлюсь, — ответил Спейд.
— А я и не сомневался. Ну что ж, сэр, как говорят, «уходя — уходи». Прощайте. — Он церемонно поклонился. — И вы, мисс О'Шонесси, прощайте. Rara аvis[4] я оставляю вам на память.



20. Если тебя повесят

Целых пять минут после того, как Каспер Гутман и Джоэл Кэйро вышли из парадного, Спейд стоял неподвижно, хмуро уставившись из-под насупленных бровей на ручку открытой двери. Складки у крыльев носа обозначились резче и покраснели. Он вытянул губы и чуть надул их. Вдруг решительно сжал их и шагнул к телефону На Бриджид О'Шонесси, которая стояла у стола, с беспокойством наблюдая за ним, он даже не взглянул.
Он взял телефон в руки, снова поставил его на полку и нагнулся к телефонной книге. Быстро перелистав страницы, нашел нужную, провел пальцем по колонке цифр, выпрямился и снова взял в руки телефонный аппарат. Назвав номер, спросил:
— Алло, сержант Полхаус на месте?.. Позовите его, пожалуйста. Это Сэмюэл Спейд… — Ожидая, он задумчиво смотрел в никуда. — Привет, Том. У меня есть кое-что для тебя… Да, целый мешок. Значит, так: Терзби и Джакоби застрелены мальчишкой, которого зовут Уилмер Кук. — Он тщательно описал молодого человека. — Мальчишка работает на Каспера Гутмана. — Он описал Гутмана. — Тип по имени Кэйро, которого вы застали у меня, тоже с ними… Да, верно… Гутман живет, или жил, в номере 12-К отеля «Александрия». Они только что ушли от меня, и вам надо пошевеливаться — они смываются из города; впрочем, погони за собой они не ожидают… С ними работает еще и девушка — дочь Гутмана. — Он описал Реа Гутман. — Будь осторожен с мальчишкой. Он, судя по всему, превосходно владеет огнестрельным оружием… Ты прав. Том, есть у меня и кое-какие вещественные доказательства. Например, пистолеты, из которых он, видимо, стрелял в Терзби и Джакоби… Верно. Не теряй времени — и удачи тебе!
Спейд медленно положил трубку на рычаг, а телефон — на полку. Облизал губы и бросил взгляд на свои руки. Ладони его взмокли. Он глубоко вздохнул, повернулся и в три больших быстрых шага оказался в гостиной.
Бриджид О'Шонесси, испуганная его неожиданным появлением, нервно засмеялась.
Высокий мощный мускулистый Спейд, стоя лицом к лицу с Бриджид О'Шонесси, сказал с суровым видом и холодной улыбкой:
— Как только их схватят, они заговорят — о нас. Мы сидим на пороховой бочке, до прихода полиции остались считанные минуты. Выкладывай все — быстро! Гутман послал тебя и Кэйро в Константинополь, так?
Она начала говорить, остановилась и прикусила губу.
Он положил ей руку на плечо.
— Черт бы тебя подрал, говори! Мы в одной лодке, и выпрыгнуть я тебе не позволю. Говори. Он послал тебя в Константинополь?
— Д-да, послал. Там я встретила Джо и… и попросила его помочь мне. Потом мы…
— Подожди. Ты попросила Кэйро помочь тебе стащить птицу у Кемидова?
— Да.
— Для Гутмана?
Она снова замолчала в нерешительности, поежилась под его грозным, пугающим взглядом, сглотнула и сказала:
— Нет, тогда нет. Мы думали, что достаем ее для себя.
— Хорошо. Потом?
— Потом я испугалась, что Джо обманет меня, поэтому поэтому я обратилась за помощью к Флойду Терзби.
— И он помог. Дальше?
— Дальше мы достали сокола и уехали в Гонконг.
— С Кэйро? Или же вы избавились от него еще до этого?
— Да. Мы оставили его в Константинополе, в тюрьме… Что-то произошло с его чеком.
— Короче говоря, вы специально подставили его полиции, чтобы задержать там?
Она смущенно взглянула на Спейда и прошептала:
— Да.
— Ладно. Итак, ты и Терзби оказались с соколом в Гонконге.
— Да, и тогда… я плохо знала его… я не знала, можно ли ему доверять. Я думала, что так будет безопаснее… в общем, я встретила капитана Джакоби и, зная, что его пароход идет в Сан-Франциско, попросила его привезти для меня пакет… в пакете была птица. Я не могла доверять ни Терзби, ни Джо, кроме того… кто-нибудь, работающий на Гутмана, мог оказаться на пароходе, на котором мы собирались плыть… так что это показалось мне самым безопасным.
— Хорошо. Потом вы с Терзби приплываете сюда на одном из самых быстроходных судов. Что дальше?
— Дальше… дальше я боялась Гутмана. Я знала, что у него везде свои люди… связи… и что он сразу узнает, как мы провели его. И я боялась, что ему стало известно о нашем плане удрать из Гонконга в Сан-Франциско. Он был в Нью-Йорке, и я понимала, что, скажем, получив телеграмму, он сможет добраться до Сан-Франциско одновременно с нами или даже раньше. Так оно и случилось. Я тогда еще не знала, но боялась этого, а мне надо было дождаться капитана Джакоби. И я боялась, что Гутман найдет меня… или найдет Флойда и переманит его. Вот почему я пришла к вам и попросила последить за ним для…
— Вранье, — сказал Спейд. — Терзби был у тебя на крючке, и ты знала это. Очень уж он был охоч до женщин. Из его досье ясно, что… если и случались у него провалы, то только из-за женщин. А в его возрасте люди не меняются. Досье его ты могла и не знать, но то, что он никуда от тебя не денется, ты знала точно.
Она покраснела и робко посмотрела на него.
Он сказал:
— Ты хотела избавиться от него до прибытия Джакоби с добычей. На что ты рассчитывала?
— Я… я знала, что он уехал из Штатов с каким-то игроком. Я не знала, в чем там дело, но думала, что если это что-то серьезное и он увидит за собой слежку, то вспомнит о своих старых грехах, испугается и убежит. Я не думала…
— Ты сама сказала ему, что за ним следят, — сказал Спейд доверительно. — У Майлза было маловато мозгов, но все-таки он был не такой олух, чтобы его раскололи в первый же вечер.
— Да, я сказала. Когда мы пошли на прогулку в тот вечер, я притворилась, будто заметила, что мистер Арчер следит за нами и показала его Флойду. — Она зарыдала. — Но, пожалуйста, поверь мне, Сэм, я бы никогда этого не сделала, если бы знала, что Флойд убьет его. Я думала, он испугается и убежит из города. Мне и в голову не могло прийти, что он может вот так просто застрелить его.
Спейд по-волчьи ухмыльнулся одними губами и сказал:
— Если ты подумала, что Флойд не убьет Майлза, то ты, ангел мой, была права.
Лицо девушки выразило крайнее удивление.
Спейд сказал:
— Терзби не убивал его.
К удивлению ее теперь добавилась и растерянность.
Спейд продолжал:
— У Майлза было маловато мозгов, но — черт возьми! — он слишком долго работал сыщиком, чтобы вот так попасться человеку, которого он пас. В тупиковой улочке с пистолетом, заткнутым за пояс, и в плаще, застегнутом на все пуговицы? Исключено. Он был глуп, но не настолько. Два единственных выхода из переулка прекрасно просматриваются с Буш-стрит, если стоять над туннелем. Ты сама говорила, что Терзби был плохим актером. Он не сумел бы ни заманить Майлза в переулок, ни затащить его туда силой. Майлз был глуп, но не настолько.
Он провел языком за нижней губой и мило улыбнулся девушке. Потом сказал:
— Но он пошел бы туда с тобой, ангел мой, особенно если бы увидел, что там никого нет. Ты его клиент, так почему бы ему не бросить слежку за Терзби, если ты сама на этом настаиваешь, и почему бы не пойти туда, куда ты его зовешь? На эту глупость его хватило. Он ел тебя всю глазами, облизывал губы и улыбался — рот до ушей. И тебе ничего не стоило встать в темноте рядом с ним и продырявить его из револьвера, который ты в тот вечер взяла у Терзби.
Бриджид О'Шонесси попятилась от него, пока не наткнулась на стол. Бросив на него полный ужаса взгляд, она закричала:
— Не смей… не смей мне говорить такое, Сэм! Ты же знаешь, что я этого не делала. Ты знаешь…
— Хватит! — Он посмотрел на свои часы. — Полицейские ворвутся сюда с минуты на минуту, мы сидим на пороховой бочке. Говори!
Она прижала ко лбу тыльную сторону руки.
— Ах, как ты можешь обвинять меня в таком ужасном?..
— Хватит, я сказал тебе, — произнес он тихим раздраженным голосом. — Тут не место разыгрывать школьные страсти. Слушай меня. Мы оба рискуем попасть на виселицу. — Он схватил ее за руку и заставил встать перед собой. — Говори!
— Я… я… Как ты узнал, что он облизал свои губы и?..
Спейд хрипло рассмеялся.
— Я хорошо знал Майлза. Но это неважно. Зачем ты пристрелила его?
Она вырвала свою руку из цепких пальцев Спейда и, обхватив его шею двумя руками, наклонила его голову к себе. Тело ее, от колен до груди, прильнуло к нему. Он обнял ее и прижал к себе. Глаза ее с темными ресницами были полузакрыты. Говорила она грубым срывающимся голосом:
— Сначала я не хотела. Честное слово, не хотела. Я хотела только напугать Флойда, но когда Флойд не испугался, я…
Он шлепнул ее по плечу.
— Не ври. Ты попросила нас с Майлзом самим заняться твоим делом. Ты хотела, чтобы за Терзби следил человек, которого ты знаешь и который бы знал тебя и пошел бы с тобой в случае надобности. Револьвер ты взяла у Терзби заранее в тот вечер. И квартиру в «Коронете» ты сняла заблаговременно. Чемоданы твои уже были там, а не в отеле, и, осматривая твою квартиру, я нашел в ней счет, оплаченный почти за неделю до того дня, когда ты якобы сняла ее.
Она с трудом сглотнула и заговорила смиренно: