1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 
     

         Из второй группы        

А ты куда?    

     

         Третий подмастерье        

Туда, куда и люди.    

     

         Четвертый        

Таких, как возле замка в слободе,    

Ни девушек, ни пива нет нигде.    

И первый сорт задиры и скандалы.    

     

         Пятый        

Так у тебя опять, у хвастуна,    

По их побоям чешется спина?    

Я этим сыт надолго до отвала.    

     

         Служанка        

Нет, лучше я пойду домой.    

     

         Другая служанка        

Наверно, он за тополями теми.    

     

         Первая        

А мне в нем интерес какой?    

Он за тобой таскается все время,    

А я, как дура, радуйся на вас,    

Когда вдвоем пускаетесь вы в пляс.    

     

         Вторая        

Сегодня, кажется, он не один.    

С ним, помнишь, тот кудрявчик  господин.    

     

         Студент        

Гляди, девчонка под руку с девчонкой!    

А ну-ка за обеими вдогонку!    

Да, брат, покрепче пиво и табак    

Да девочки, – на это я мастак.    

     

         Девушка-горожанка        

Могу сказать, студенты-кавалеры!    

Я удивляюсь, как не стыдно им.    

У барышень хорошие манеры,    

Они же липнут к горничным простым.    

     

         Второй студент (первому)        

Да не беги ты! Видишь, сзади две,    

И обе из порядочного дома.    

Одна из них с соседями в родстве,    

И потому мы шапочно знакомы.    

Раскланяемся с ними, подойдем    

И совершим прогулку, вчетвером.    

     

         Первый студент        

Нет, брат, одно стесненье эта знать.    

Я отдаю служанкам предпочтенье.    

Та, что в субботу будет подметать,    

Всех лучше приголубит в воскресенье.    

     

         Горожанин        

Беда нам с новым бургомистром.    

Он все решает с видом быстрым,    

А пользой нашей пренебрег.    

Дела все хуже раз от разу,    

И настоятельней приказы,    

И непосильнее налог.    

     

         Нищий (поет)        

Вы, судари мои и дамы,    

Пошли господь вам много лет!    

Подайте нищему у храма,    

Я голоден и не одет!    

В день праздничного ликованья    

Рука дающего легка.    

Не откажите в подаянье    

И пожалейте старика!    

     

         Второй горожанин        

По праздникам нет лучше развлеченья;    

Чем толки за стаканчиком вина,    

Как в Турции далекой, где война,    

Сражаются друг с другом ополченья.    

Подходишь у трактирщика к окну    

И смотришь – по реке идут баркасы,    

И после, дома, отходя ко сну,    

Благословляешь миролюбье часа.    

     

         Третий горожанин        

Я тоже так смотрю, сосед.    

Пусть у других неразбериха,    

Передерись хотя весь свет,    

Да только б дома было тихо.    

     

         Старуха (девушкам-горожанкам)        

Ах, ягодки-красавицы мои!    

Глаз не отвесть от вашего наряда.    

Зачем чураетесь ворожеи?    

Я раздобыть сумею, что вам надо.    

     

         Первая девушка        

Агата, что ты! Постыдись греха!    

При встречных заговаривать с  колдуньей!    

Она мне будущего жениха    

Недавно показала в новолунье.    

     

         Вторая девушка        

И мне, в хрустальном шаре. Он солдат,    

Средь удальцов, бросающихся в сечу.    

С тех пор по сторонам бросаю взгляд,    

Но, сколько ни ищу, нигде не встречу.    

     

         Солдаты        

Рвы, частоколы,    

Стены, ограды,    

Женского пола    

Гордые взгляды    

Перед осадой    

Не устоят.    

Ради награды    

Бьется солдат.    

     

Перед началом    

Всякой атаки,    

Перед привалом    

Трубят вояки.    

Штурмы с паденьем    

Женщин и стен,    

Вот что мы ценим,    

Прочее – тлен.    

     

Ради награды    

Бьется солдат.    

Утром уходит    

Дальше отряд.    

     

         

Фауст и Вагнер.                Фауст        

Растаял лед, шумят потоки,    

Луга зеленеют под лаской тепла.    

Зима, размякнув на припеке,    

В суровые горы подальше ушла.    

Оттуда она крупою мелкой    

Забрасывает зеленя,    

Но солнце всю ее побелку    

Смывает к середине дня.    

Все хочет цвесть, росток и ветка,    

Но на цветы весна скупа,    

И вместо них своей расцветкой    

Пестрит воскресная толпа.    

Взгляни отсюда вниз с утеса    

На городишко у откоса.    

Смотри, как валит вдаль народ    

Из старых городских ворот.    

Всем хочется вздохнуть свободней,    

Все рвутся вон из толкотни.    

В день воскресения господня    

Воскресли также и они.    

Они восстали из-под гнета    

Конур, подвалов, верстаков,    

Ремесленных оков без счета,    

Нависших крыш и чердаков,    

И высыпали на прогулку    

Из хмурящейся тьмы церквей,    

Из узенького закоулка,    

И растеклись ручьев живей,    

И бросились к речным причалам,    

И рыщут лодки по реке,    

И тяжело грести усталым    

Гребцам в последнем челноке.    

По горке ходят горожане,    

Они одеты щегольски,    

А в отдаленье на поляне    

В деревне пляшут мужики.    

Как человек, я с ними весь:    

Я вправе быть им только здесь.    

     

         Вагнер        

Прогулка с вами на свободе    

Приносит честь и пользу мне.    

Но от забав простонародья    

Держусь я, доктор, в стороне.[14]    

К чему б крестьяне ни прибегли,    

И тотчас драка, шум и гам.    

Их скрипки, чехарда, и кегли,    

И крик невыносимы нам.    

     

         Крестьяне (под липою; пляски и пение)        

Плясать отправился пастух,    

Оделся, разрядился впух,    

Цветов в камзол натыкал.    

Под липой шла уж кутерьма,    

Кружились пары без ума,    

Скрипач вовсю пиликал.    

     

Протискиваясь в этот круг,    

Столкнулся с девушкой пастух    

Румяною и свежей,    

И та ему, скользя из рук:    

«Пожалуйста, без этих штук!    

Не надо быть невежей!»    

     

Но, на нее взглянув в упор,    

Стал девушку кружить танцор,    

И зашумели юбки.    

И все нежней за туром тур    

Шептался с нею балагур,    

Не вымолив уступки.    

     

«Как только врать не надоест!    

Довольно из-за вас невест    

Пропало по ошибке!»    

Но недотрогу в уголок    

Он понемногу уволок    

От скрипача и скрипки.    

     

         Старик        

Мне, доктор, поручил народ    

Вам благодарность принести.    

Вы оказали нам почет,    

Не погнушавшись к нам прийти.    

Ученость ваша у крестьян    

Прославлена и всем видна.    

Вот полный доверху стакан,    

И сколько капель в нем вина,    

Пусть столько же счастливых дней    

Вам бог прибавит к жизни всей.    

     

         Фауст        

Желаю здравья вам в ответ    

В теченье столь же многих лет.    

     

         

Народ обступает их.                Старик        

Отрадно вспомнить в светлый день,    

Как жертвовали вы собой    

Для населенья деревень    

В дни черной язвы моровой.    

Иного только потому    

Ужасный миновал конец,    

Что нам тогда избыть чуму    

Помог покойный ваш отец.    

Вас не пугал ее очаг,    

И – юноша еще тогда –    

Входили вы к больным в барак    

И выходили без вреда.    

За близость с братиею низшей    

Хранила вас десница свыше.    

     

         Все        

Храни вас господи и впредь,    

Чтоб не давали нам болеть.    

     

         Фауст        

Вам следует благодарить    

Того, кто всех учил любить.    

         

(Проходит с Вагнером дальше.)                Вагнер        

Вы можете всем этим быть горды.    

Как вы любимы деревенским людом!    

Большое счастье – пожинать плоды    

Способностей, не сгинувших под спудом    

Вы появились – шапки вверх летят,    

Никто не пляшет, пораженный чудом,    

Вас пропускают, выстроившись в ряд,    

Еще немного, – позовут ребят    

И станут перед вами на колени,    

Как пред святыней, чтимою в селенье,    

     

         Фауст        

Давай дойдем до этой крутизны    

И там присядем. Часто я, бывало,    

На той скале сидел средь тишины,    

Весь от поста худой и отощалый.    

Ломая руки, я мольбой горел,    

Чтоб бог скорей избавил нас от мора.    

И положил поветрию предел.    

Так уповал и верил я в ту пору    

И для меня насмешкою звучит    

Тех тружеников искреннее слово,    

От их речей охватывает стыд    

И за себя и за дела отцовы.    

Отец мой, нелюдим-оригинал,    

Всю жизнь провел в раздумьях о  природе.    

Он честно голову над ней ломал,    

Хотя и по своей чудной методе.    

Алхимии тех дней забытый столп,    

Он запирался с верными в чулане    

И с ними там перегонял из колб    

Соединенья всевозможной дряни.    

Там звали «лилиею» серебро,    

«Львом» – золото, а смесь их – связью  в браке.    

Полученное на огне добро,    

«Царицу», мыли в холодильном баке.    

В нем осаждался радужный налет.    

Людей лечили этой амальгамой,    

Не проверяя, вылечился ль тот,    

Кто обращался к нашему бальзаму.    

Едва ли кто при этом выживал.    

Так мой отец своим мудреным зельем    

Со мной средь этих гор и по ущельям    

Самой чумы похлеще бушевал.    

И каково мне слушать их хваленья,    

Когда и я виной их умерщвленья,    

И сам отраву тысячам давал.    

     

         Вагнер        

Корить себя решительно вам нечем.    

Скорей была заслуга ваша в том,    

Что вы воспользовались целиком    

Уменьем, к вам от старших перешедшим.    

Для сыновей отцовский опыт свят.    

Они его всего превыше ставят.    

Ваш сын ведь тоже переймет ваш взгляд    

И после новое к нему прибавит.    

     

         Фауст        

Влажен, кто вырваться на свет    

Надеется из лжи окружной.    

В том, что известно, пользы нет,    

Одно неведомое нужно.    

Но полно вечер омрачать    

Своей тоскою беспричинное    

Смотри: закат свою печать    

Накладывает на равнину.    

День прожит, солнце с вышины    

Уходит прочь в другие страны.    

Зачем мне крылья не даны    

С ним вровень мчаться наустанно!    

На горы в пурпуре лучей    

Заглядывался б я в полете    

И на серебряный ручей    

В вечерней темной позолоте.    

Опасный горный перевал    

Не останавливал бы крыльев.    

Я море бы пересекал,    

Движенье этих крыл усилив.    

Когда б зари вечерней свет    

Грозил погаснуть в океане,    

Я б налегал дружнее вслед    

И нагонял его сиянье.    

В соседстве с небом надо мной,    

С днем впереди и ночью сзади,    

Я реял бы над водной гладью.    

Жаль, нет лишь крыльев за спиной.    

Но всем знаком порыв врожденный    

Куда-то ввысь, туда, в зенит,    

Когда из синевы бездонной    

Песнь жаворонка зазвенит,    

Или когда вверху над бором    

Парит орел, или вдали    

Осенним утренним простором    

К отлету тянут журавли.    

     

         Вагнер        

И на меня капризы находили,    

Но не припомню я таких причуд.    

Меня леса и нивы не влекут,    

И зависти не будят птичьи крылья.    

Моя отрада – мысленный полет    

По книгам, со страницы на страницу.    

Зимой за чтеньем быстро ночь пройдет,    

Тепло по телу весело струится,    

А если попадется редкий том,    

От радости я на небе седьмом.    

     

         Фауст        

Ты верен весь одной струне    

И не задет другим недугом,    

Но две души живут во мне,    

И обе не в ладах друг с другом.    

Одна, как страсть любви, пылка    

И жадно льнет к земле всецело,    

Другая вся за облака    

Так и рванулась бы из тела.    

О, если бы не в царстве грез,    

А в самом деле вихрь небесный    

Меня куда-нибудь унес    

В мир новой жизни неизвестной!    

О, если б плащ волшебный взяв,    

Я б улетал куда угодно! –    

Мне б царских мантий и держав    

Милей был этот плащ походный.    

     

         Вагнер        

Не призывайте лучше никогда    

Существ, живущих в воздухе и ветре.    

Они распространители вреда,    

Смертей повальных, моровых поветрий.    

То демон севера заладит дуть    

И нас проймет простудою жестокой,    

То нам пойдет сушить чахоткой грудь    

Томительное веянье востока,    

То с юга из пустыни суховей    

Нас солнечным ударом стукнет в темя,    

То запад целой армией дождей    

Повадится нас поливать все время.    

Не доверяйте духам темноты,    

Роящимся в ненастной серой дымке,    

Какими б ангелами доброты    

Ни притворялись эти невидимки.    

Пойдемте, впрочем. На землю легла    

Ночная сырость, нависает мгла,    

Хорош по вечерам уют домашний!    

На что, однако, вы вперили взор    

И смотрите как вкопанный в упор?    

     

         Фауст        

Заметил, черный пес бежит по пашне?[15]    

     

         Вагнер        

Давно заметил. Что же из того?    

     

         Фауст        

Кто он? Ты в нем не видишь ничего?    

     

         Вагнер        

Обыкновенный пудель, пес лохматый,    

Своих хозяев ищет по следам.    

     

         Фауст        

Кругами, сокращая их охваты,    

Все ближе подбирается он к нам.    

И, если я не ошибаюсь, пламя    

За ним змеится по земле полян.    

     

         Вагнер        

Не вижу. Просто пудель перед нами,    

А этот след – оптический обман.    

     

         Фауст        

Как он плетет вкруг нас свои извивы!    

Магический их смысл не так-то прост.    

     

         Вагнер        

Не замечаю. Просто пес трусливый,    

Чужих завидев, поджимает хвост.    

     

         Фауст        

Все меньше круг. Он подбегает. Стой!    

     

         Вагнер        

Вы видите не призрак – пес простой.    

Ворчит, хвостом виляет, лег на брюхо.    

Все, как у псов, и не похож на духа.    

     

         Фауст        

Не бойся! Смирно, пес! Заемной! Не  тронь!    

     

         Вагнер        

Забавный пудель. И притом – огонь.    

Живой такой, понятливый и бойкий,    

Поноску знает, может делать стойку.    

Оброните вы что-нибудь, –  найдет.    

За брошенною палкой в пруд нырнет.    

     

         Фауст        

Да, он не оборотень, дело ясно.    

К тому же, видно, вышколен прекрасно.    

     

         Вагнер        

Серьезному ученому забавно    

Иметь собаку с выучкой исправной.    

Пес этот, судя по его игре,    

Наверно, у студентов был в муштре.    

     

         

Входят в городские ворота.Рабочая комната Фауста[16]            

Входит Фауст с пуделем.                Фауст        

Оставил я поля и горы,    

Окутанные тьмой ночной.    

Открылось внутреннему взору    

То лучшее, что движет мной.    

В душе, смирившей вожделенья,    

Свершается переворот.    

Она любовью к провиденью,    

Любовью к ближнему живет.    

     

Пудель, уймись и по комнате тесной не  бегай!    

Полно ворчать и обнюхивать дверь и  порог.    

Ну-ка – за печку и располагайся к  ночлегу,    

Право, приятель, на эту подушку бы  лег.    

Очень любезно нас было прыжками  забавить.    

В поле, на воле, уместна твоя  беготня.    

Здесь тебя просят излишнюю резвость  оставить    

Угомонись и пойми: ты в гостях у  меня.    

     

Когда в глубоком мраке ночи    

Каморку лампа озарит,    

Не только в комнате рабочей,    

И в сердце как бы свет разлит.    

Я слышу разума внушенья,    

Я возрождаюсь и хочу    

Припасть к источникам творенья,    

К живительному их ключу.    

     

Пудель, оставь! С вдохновеньем  минуты,    

Вдруг охватившим меня невзначай,    

Несовместимы ворчанье и лай.    

Более свойственно спеси надутой    

Лаять на то, что превыше ее.