1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 
Подумай, кумушка, сама". 
"А вот я вздумала: пожалуй, потрудися, 
На задни ноги встань, передними уприся 
Покрепче ты в обруб, да чур не шевелися; 
Отсюда вылезу я по твоим рогам, 
А там 
И кума вытащить наверх я постараюсь". 
"И впрямь так! удивляюсь! 
Уж что за кумушка! какая голова! 
Да мне бы этого не выдумать дня в два. 
Изволь..." - И с словом сим Лисе подставил роги. 
Лисица вылезла. "Сиди же здесь, глупец!" 
Сказала, и давай Бог ноги! 
Предвидеть надобно во всех делах конец. 
Измайлов. 
Содержание заимствовано у Эзопа и Федра. Кроме Измайлова, на русский язык басню переводил также Сумароков ("Лисица и Козел"). 
48. Орел, Дикая Свинья и Кошка 
(L'Aigle, la Laie et la Chatte) 
Орел свил гнездо на вершине 
Высокого дуба. Внизу, у корней, 
Кабан поселился с семьею своей, 
А Кошка - в ветвях, в середине. 
Все были довольны. Никто никому 
Соседством не делал помехи, 
И, с делом мешая утехи, 
Жил каждый, как было по вкусу ему. 
Но Кошке лукавой согласье такое 
Ни ночью, ни днем не давало покоя. 
Решила поссорить соседей она; 
Взобралась к Орлу на вершину 
И молвила: - Вместе кручину 
Должны мы делить. Я лишилася сна. 
Грозит нам погибель с детями: 
Мы скоро раздавлены будем ветвями! 
Смотрите: внизу, подле самых корней, 
Проклятый Кабан с Кабанихой своей 
Без отдыха землю копают, 
Готовя погибель для наших детей. 
Они, добираясь до самых корней, 
Те корни тотчас обрывают. 
Дуб рухнет. Малютки из гнезд упадут 
И смерть у Свиней в логовище найдут!
И, страхом наполнивши сердце Орла, 
С ним Кошка лукаво простилась, 
И только на землю спустилась, 
Как к Свиньям в жилище смиренно вошла. 
- Друзья и соседи! - сказала она. 
Пришла я к вам с вестью печальной. 
Подслушала речи Орла я случайно 
И вам передать их по дружбе должна. 
Лишь только из вас кто из дому уйдет, 
Тотчас же Орел поросят унесет. 
Пожалуйста, только молчите про это, 
Не то он сживет меня в злости со света!
И, ужас посеяв в семье Кабана, 
Счастливой домой возвратилась она. 
Орел, опасаясь за участь птенцов, 
Боится лететь за добычей. 
Кабан, позабыв свой обычай, 
Боится оставить свой кров. 
Идут дни за днями. Их голод терзает; 
Но бросить детей ни Орел, ни Кабан, 
Поддавшись на кошкин коварный обман, 
Ни тот ни другой не дерзает: 
Орел опасается дуба паденья, 
Кабан же Орла посещенья. 
Сидят они оба, а голод не ждет: 
Подохли Кабан, поросята, 
От голода сдохли орлята, 
Подох и Орел в свой черед. 
А Кошка за подлое дело 
Всем дубом одна завладела. 
Что выдумать может коварный злодей 
На гибель иль ради раздора 
Того не придумать. Всех прочих гнусней 
Несчастий из дара Пандоры, 
То, коим весь мир возмущался всегда; 
Названье ему - клевета! 
А. Зарин. 
Из басен Федра. На русский язык басня переведена Сумароковым ("Орлиха, Веприха и Котка"). 
49. Пьяница и Жена его 
(L'Ivrogne et sa Femme) 
У каждого есть свой порок, 
В который он впадает неотступно; 
И стыд, и страх нейдут при этом впрок, 
Чему пример я приведу невступно. 
Жил Пьяница один, тянувший Вакхов сок, 
Губя свой ум, здоровье, кошелек. 
Подобные ему не проживут полсрока, 
Назначенного им, как, совесть заглуша, 
Все спустят до гроша. 
Испробовав не в меру сока 
Лоз виноградных, разум свой 
Оставил он на дне бутыли, 
И был Женою в склеп опущен гробовой 
Затем, чтоб винные пары перебродили 
Там на свободе. От паров 
Очнувшись, наконец, и саван, и покров, 
И свечи видит он, дивясь тому немало. 
- Ого! - воскликнул он. - Ужель вдовою стала 
Жена моя? - Тогда наряжена 
Алекто, фурией геенскою, предстала 
Под маскою его Жена, 
Держа сосуд с дымящейся похлебкой, 
Достойной князя тьмы. И вот, на миг один 
Не сомневается душою он неробкой, 
Что он - геены гражданин. 
- Кто ты? - спросил он у виденья. 
- Я ключницей служу у сатаны 
И пищу приношу тем, кто обречены 
В гробу на заключенье. 
Тут бессознательно супруг спросил ее: 
- А ты не носишь им питье? 
О. Чюмина 
Содержание заимствовано у Эзопа. 
50. Подагра и Паук. 
(La Goutte et l'Araignee). 
Подагру с Пауком сам ад на свет родил: 
Слух этот Лафонтен по свету распустил. 
Не стану я за ним вывешивать и мерить, 
Насколько правды тут, и как, и почему; 
Притом же, кажется, ему, 
Зажмурясь, в баснях можно верить. 
И, стало, нет сомненья в том, 
Что адом рождены Подагра с Пауком. 
Как выросли они и подоспело время 
Пристроить деток к должностям 
(Для доброго отца большие дети-бремя, 
Пока они не по местам!), 
То, отпуская в мир их к нам, 
Сказал родитель им: "Подите 
Вы, детушки, на свет и землю разделите! 
Надежда в вас большая есть, 
Что оба вы мою поддержите там честь, 
И оба людям вы равно надоедите. 
Смотрите же: отселе наперед, 
Кто что из вас в удел себе возьмет 
Вон, видите ль вы пышные чертоги? 
А там вон хижины убоги? 
В одних простор, довольство, красота; 
В других и теснота, 
И труд, и нищета". 
"Мне хижин ни за что не надо", 
Сказал Паук. "А мне не надобно палат,
Подагра говорит.- Пусть в них живет мой брат. 
В деревне, от аптек подале, жить я рада; 
А то меня там станут доктора 
Гонять из каждого богатого двора". 
Так смолвясь, брат с сестрой пошли, явились 
в мире. 
В великолепнейшей квартире 
Подагра и Паук 
Паук владение себе отмежевал: 
По штофам пышным, расцвеченным 
И по карнизам золоченым 
Он паутину разостлал 
И мух бы вдоволь нахватал; 
Но к рассвету едва с работою убрался, 
Пришел и щеткою все смел слуга долой. 
Паук мой терпелив: он к печке перебрался, 
Оттоле Паука метлой. 
Туда, сюда Паук, бедняжка мой! 
Но где основу ни натянет, 
Иль щетка, иль крыло везде его достанет 
И всю работу изорвет, 
А с нею и его частехонько сметет. 
Паук в отчаянье, и за город идет 
Увидеться с сестрицей. 
"Чай, в селах,- говорит,- живет она царицей". 
Пришел - а бедная сестра у мужика 
Несчастней всякого на свете Паука: 
Хозяин с ней и сено косит, 
И рубит с ней дрова, и воду с нею носит. 
Примета у простых людей, 
Что чем подагру мучишь боле, 
Тем ты скорей 
Избавишься от ней. 
"Нет, братец, - говорит она, - не жизнь мне 
в поле!" 
А брат 
Тому и рад; 
Он тут же с ней уделом обменялся: 
Вполз в избу к мужику, с товаром разобрался 
И, не боясь ни щетки, ни метлы, 
Заткал и потолок, и стены, и углы. 
Подагра же - тотчас в дорогу, 
Простилася с селом; 
В столицу прибыла и в самый пышный дом 
К Превосходительству седому села в ногу. 
Подагре рай! Пошло житье у старика: 
Не сходит с ним она долой с пуховика. 
С тех пор с сестрою брат уж боле не видался; 
Всяк при своем у них остался, 
Доволен участью равно: 
Паук по хижинам пустился неопрятным, 
Подагра же пошла по богачам и знатным; 
И - оба делают умно. 
И. Крылов. 
Содержание басни встречается в "Camerarii fabulae" (1570), профессора Страсбургского университета Николая Гербеля (ум. 1560), ученика-Рейхлина и друга Эразма; затем в "Passe-Temps de messire Francoi le Poulchre" (1597). Басню переводил на русский язык, кроме Крылова, Тредьяковский. 
51. Волк и Журавль 
(Le Loup et Cigogne) 
Что волки жадны, всякий знает: 
Волк, евши, никогда 
Костей не разбирает. 
Зато на одного из них пришла беда: 
Он костью чуть не подавился. 
Не может Волк ни охнуть, ни вздохнуть; 
Пришло хоть ноги протянуть! 
По счастью, близко тут Журавль случился. 
Вот кой-как знаками стал Волк его манить 
И просит горю пособить. 
Журавль свой нос по шею 
Засунул к Волку в пасть и с трудностью большею 
Кость вытащил и стал за труд просить. 
Волк и Журавль 
"Ты шутишь! - зверь вскричал коварный.
Тебе за труд? Ах ты, неблагодарный! 
А это ничего, что свой ты долгий нос 
И с глупой головой из горла цел унес! 
Поди ж, приятель, убирайся, 
Да берегись: вперед ты мне не попадайся". 
И. Крылов. 
Заимствовано у Эзопа и Федра. На русский язык, кроме Крылова, басню переводили Тредьяковский, Измайлов, Сумароков, Хвостов. 
52. Лев, сраженный Человеком 
(Le Lion abattu par l'Homme) 
Художником был на картине 
Громадный Лев изображен 
Одним охотником в пустыне 
Отважно насмерть поражен. 
И зрители, толпясь гурьбою, 
Хвалились тем, толкуя меж собою. 
Но проходивши Лев с них сбил немного спесь. 
"Да, - молвил он, - победу здесь 
Вы торжествуете, хотя и без причины; 
Но в силу больших прав, чем вы, 
Торжествовали бы свои победы львы 
Когда б писать умели львы картины. 
О. Чюмина. 
Сюжет заимствован из басен Эзопа. На русский язык басня переведена Сумароковым ("Побежденный на картине Лев"). 
Лисица и Виноград 
53. Лисица и Виноград 
(Le Renard et les Raisins) 
Голодная кума Лиса залезла в сад; 
В нем винограду кисти рделись. 
У кумушки глаза и зубы разгорелись, 
А кисти сочные как яхонты горят; 
Лишь то беда, висят они высоко: 
Отколь и как она к ним ни зайдет, 
Хоть видит око, 
Да зуб неймет. 
Пробившись попусту час целой, 
Пошла и говорит с досадою: "Ну, что ж! 
На взгляд-то он хорош, 
Да зелен - ягодки нет зрелой: 
Тотчас оскомину набьешь". 
И. Крылов. 
Заимствована у Эзопа и Федра. На русской язык басню переводили, кроме Крылова, Тредьяковский и Сумароков. 
54. Лебедь и Повар 
(Le Cigne et le Cuisinier) 
На птичнике, среди пернатых разных, 
Пород весьма разнообразных
Случилось Лебедю и Гусю вместе жить. 
Второй, наружностью невзрачен, 
Для вкуса барскою усладой предназначен; 
А первый должен был утехой глаз служить. 
Лебедь и Повар 
Один - себя зачислил в штат домашних, 
Другой - при парке состоял. 
Местами же прогулок их всегдашних 
Был ров, к которому спускался замка вал. 
Бок о бок, рассекая волны, 
Там плавали они желаний тщетных полны, 
Ныряли в глубину. Но раз, напившись пьян, 
Господский Повар впал в обман 
И, Лебедя принявши за Гусенка, 
Хотел покончить с ним. Увидев сталь ножа, 
Наш Лебедь, в ужасе, дрожа, 
Излил тоску свою так сладостно и звонко, 
Что Повар молвил тут: "Я не настолько глуп: 
Подобного певца я не отправлю в суп; 
Не перережу собственной рукою 
Я горло у того, кто с силою такою 
И с мастерством таким 
Умеет пользоваться им". 
Когда случается бедам 
Следить за нами по пятам,
Всегда не лишнее уметь 
Послаще петь. 
О. Чюмина. 
Заимствовано из Эзопа и Фаерна (прим. к басне 24). 
55. Волки и Овцы 
(Les Loups et les Brebis) 
Лет тысячу велись открыто войны 
Меж племенем Волков и племенем Овец; 
Но мир был заключен меж ними наконец. 
По-видимому, быть могли спокойны 
Тут обе стороны. В прошедшем же грехи 
Не раз бывали: Волк, явив свою натуру, 
Овцу зарежет; пастухи 
С него на плащ себе за это снимут шкуру: 
Всю жизнь живи, как на ножах! 
Одни - на пастбищах, другие - в грабежах 
Все стеснены, немыслима свобода 
И наслажденье благами. Итак, 
При перемирии обмен такого рода 
Был совершен: во избежанье драк, 
Овечки отдали в заложники собак, 
А Волчий род Волчат своих оставил. 
Так, с соблюдением необходимых правил, 
Подписан был властями договор. 
Но время шло, и с некоторых пор 
Волками ставшие все господа Волчата 
В отсутствие господ их, пастухов, 
В овчарне лакомясь, наделали грехов: 
Оттуда лучшие, отборные Ягнята, 
Безжалостно умерщвлены, 
Волками были в лес затем унесены. 
Грабители своих предупредили вскоре, 
И те, в ночи войдя к собачьей своре, 
Которая спала, доверья к ним полна, 
Забыв о мирном договоре, 
Зарезали собак во время сна: 
Не избежала смерти ни одна. 
Из этого наш вывод ясен: 
Пусть мир есть лучшее из благ, 
Но он бесплоден и опасен, 
Когда без совести и чести враг. 
О. Чюмина. 
Из басен Эзопа. На русский язык басня переведена Сумароковым. 
56. Лев состарившийся 
(Le Lion devenu vieux) 
Могучий Лев, гроза лесов, 
Постигнут старостью, лишился силы: 
Нет крепости в когтях, нет острых тех зубов, 
Чем наводил он ужас на врагов, 
И самого едва таскают ноги хилы. 
А что всего больней, 
Не только он теперь не страшен для зверей, 
Но всяк, за старые обиды Льва, в отмщенье, 
Наперерыв ему наносит оскорбленье: 
То гордый конь его копытом крепким бьет, 
То зубом волк рванет, 
То острым рогом вол боднет. 
Лев бедный в горе толь великом, 
Сжав сердце, терпит все и ждет кончины злой, 
Лишь изъявляя ропот свой 
Глухим и томным рыком. 
Как видит, что осел туда ж, натужа грудь, 
Сбирается его лягнуть 
И смотрит место лишь, где б было побольнее. 
"О боги! - возопил, стеная, Лев тогда. 
Чтоб не дожить до этого стыда, 
Пошлите лучше мне один конец скорее! 
Как смерть моя ни зла: 
Все легче, чем терпеть обиды от осла". 
И. Крылов. 
Из Федра. На русской язык, кроме Крылова, басню переводили Тредьяковский ("Лев Престарелый"), Сумароков и Измайлов ("Дряхлый Лев"), В нисколько измененном виде то же содержание вложено Крыловым в его басню "Лисица и Осел". 
Лев состарившийся 
57. Филомела и Прокна 
(Philomele et Progne) 
Однажды Прокна-ласточка летала 
От города далеко, в лес, в поля, 
И услыхала 
Песнь Филомелы-соловья. 
Тут Прокна вскликнула: "Сестра! Что с вами сталось? 
Как поживаете? Сто лет не видно вас. 
С тех пор, как в Фракии расстались, 
Не помню, жили ль вы средь нас! 
Что вы имеете в примете? 
Не здесь же жить среди полей!" 
"Ах! - отвечала Филомела ей. 
Приятней для меня нет места в целом свете". 
"Как? Здесь? Прекраснейшее пенье 
Дарить животным и зверям, 
Да неотесам мужикам?! 
Пред ними изливать восторги вдохновенья! 
Нет! Прилетайте к нам, и в пышных городах 
Пусть ваше пенье слух ласкает, 
Тем более, что здесь, в лесах, 
Вам все кругом напоминает, 
Как никогда Терей, в порыве исступленья, 
На ваши прелести свое направил мщенье". 
"Вот это-то воспоминанье,
Ответил Соловей, 
Мне легче здесь переносить, в изгнанье; 
А там, среди людей, 
Я тосковала бы сильней!.." 
А. Зарин. 
Басня эта принадлежит Эзопу и имеется также у Бабрия. Во времена Лафонтена известна была только одна эта басня Бабрия; 
Филомела и Прокна 
многие другие найдены впоследствии. Упоминаемый в басне Терей, фракийский царь, лишил чести и языка Филомелу, сестру своей жены Прокны; сестры отомстили ему, убив его сына Итиса и накормив его телом сына; они были обращены богами - Филомела в соловья, а Прокна в ласточку ("Метаморфозы" Овидия). 
58. Утопленница 
(La Femme noyee) 
Не дай Бог никому капризную жену! 
Одна из жен таких на мужа рассердилась. 
За что? Да он молчал, так за это взбесилась, 
Кричала, плакала, бранилась. 
И кинулась в реку - пошла как ключ ко дну. 
Муж бедный с радости иль с горя прослезился, 
Как скоро до него достигла эта весть; 
Но он философ был и все мог перенесть: 
Подумал и пустился, 
Чтоб долг последний ей отдать. 
И так в тоске, в печали, 
По берегу реки тихохонько идет, 
Глядит на все, что ни плывет; 
Но волны только щепки мчали, 
А нет как нет жены! 
Знать надобно, что шел он против быстрины. 
Встречается с ним Кум, дивится заблужденью 
И говорит ему: "Пойдем вниз по теченью: 
Кума должна вон там, гораздо ниже всплыть". 
"Не может, братец, это быть; 
Покойница во всем напротив поступала 
И никому не уступала; 
Против воды она, поверь мне, поплывет; 
Поставит на своем, хоть три раза умрет". 
Измайлов. 
Этот злой рассказ взят Лафонтеном у Фаерна, находится также у Поджио и Вердизотти и затем часто повторялся у разных писателей. 
59. Ласочка в амбаре 
(La Belette entree dans un grenier) 
Однажды Ласочка забралась 
В амбар чрез узенькую щель. 
Раздолье полное! Досель 
Бедняжка еле чем питалась. 
В довольстве стала жить она. 
Лишь только встанет ото сна, 
Грызет и ест, пирует вволю, 
Благословляя долю. 
Бог весть, что гибелью ей стало: 
Такая жизнь иль много сала; 
Вот что потом случилось с ней. 
День ото дня она жирней 
Все становилась. Раздобрело, 
Толсто, как бочка, стало тело. 
В конце недели, раз, она, 
Поевши плотно, услыхала 
Вдруг шум. Тревогою полна, 
Она скорее подбежала 
К дыре, чтоб вылезть. Ан, узка 
Дыра внезапно оказалась. 
Бедняжка в страхе заметалась, 
Вернулась снова. "Вот доска! 
Она воскликнула. И в ней 
Та самая дыра, в которую недавно, 
Всего назад тому шесть дней, 
Ласочка в амбаре 
Я так пролезла славно! 
Что за диковина?.." 
А Крыса ей в ответ: 
"Диковины тут нет! 
Тогда была ты-кости, кожа, 
Теперь на бочку ты похожа. 
Ты сбрось-ка жир - исчезнет сразу чудо!.." 
Слова ее сказать другим не худо. 
Но лучше басни мы не будем разбирать, 
Чтоб с вашими дела их не мешать... 
А. Зарин. 
Сюжет заимствован у Эзопа и Горация. В словах крысы видят (Ренье) намек на современные события, именно на присуждение судом (chambre de justice) в 1661-1666 годах значительных сумм с тогдашних финансистов. 
60. Кот и старая Крыса 
(Le Chat et le vieux Rat) 
Какой-то Кот, гроза мышей, 
Примерной ревностью своей 
И кровожадностью и силой 
Прослывший в округе Аттилой, 
Задумал истребить в один поход 
Не только у себя в холодной клети, 
Но весь на свете 
Крысиный род. 
Умолкли крысы... их головки 
Не помышляют о былом... 
Кот и старая Крыса 
Что им пустые мышеловки 
В сравнении с Котом! 
А Кот в восторге, в восхищеньи! 
И, чтоб поболее явить свое уменье, 
Он, наконец, 
Вниз головой повесился, хитрец! 
Не дышит грудь, не слышно храпа, 
Совсем мертвец 
(А между тем за шнур вцепилась лапа). 
Крысиный род решил, 
Что Кот, должно быть, нашалил: 
Украл жаркое, 
Иль что другое
Ну, словом, пойман был 
И, без сомненья, 
Повешен был за преступленье! 
И вот, 
Крысиный род 
Пошел к Коту на погребенье. 
Шныряют, бегают, скребут 
И торжества, в восторге, ждут... 
Но вдруг... о ужас!.. Кот сорвался, 
Двух-трех ближайших крыс поймал 
И так сказал: 
"Вас наказать не так я собирался! 
Ведь это что?!! Я знаю план другой! 
Ступайте-ка покудова домой!" 
Кот не соврал. Осыпавшись мукою, 
В квашню забрался он, 
И крысы все, со всех сторон, 
К нему посыпались толпою. 
Но Крыса старая (конечно, неспроста: 
Была та крыса без хвоста) 
Коту на это проворчала: 
"Не соблазняюсь я нимало, 
Будь ты хоть не котом, 
А впрямь мучным мешком!" 
Старуха верно рассуждала, 
И можно ль лучше рассуждать? 
Ведь недоверчивость есть счастья мать 
И безопасности начало! 
В. В. Жуков. 
Содержание басни есть у Эзопа, Федра и Фаерна. Лафонтен называет кота именем Родиларда (истребителя сала), взяв это имя у Рабле. - Содержание басни вошло в известную сказку Жуковского "Война Мышей и Лягушек". 
61. Влюбленный Лев 
(Le Lion amoureux) 
Посвящается девице Севинье 
О Севинье, все прелести которой 
Служили грациям прекрасным образцом! 
Прочтите басню без укора 
И не пугайтесь перед Львом! 
Он, вопреки бессильному злословью, 
Был усмирен всесильною любовью. 
Любовь-есть нечто странное во всем, 
И счастлив тот, кто с нею незнаком... 
Какой-то Лев, из важного сословья, 
Пастушку встретил на лугу 
И воспылал к ней страстною любовью, 
Какой любить я, право, не могу! 
Он стал ухаживать за нею, 
Отца ее повергнувши в печаль. 
А тот искал зятька себе смирнее, 
Да ведь ему и дочки было жаль. 
Но как откажешь? Ведь опасно! 
И знал то он прекрасно 
(Кто с этим делом незнаком?), 
Что обвенчаться можно и тайком, 
Тем паче, дочь его нимало 
Любовь слепая не пугала! 
Отец промолвил тут: 
"Послушай-ка, зятек, 
Ведь дочь моя нежна, как фея сказки, 
А твой-то ноготок 
Совсем устроен не для ласки! 
Так вот, коль хочешь зятем быть, 
То, не боясь за целость шубы, 
Изволь-ка когти обрубить 
Да подпилить получше зубы! 
Твой поцелуй тогда не будет грубый, 
Да и жена 
С тобою будет более нежна!.." 
Лев согласился... Ослепила 
Его коварная любовь, 
Но без когтей и без зубов 
Исчезла в нем былая сила, 
И стая псов 
От сватовства безумца отучила... 
Любовь, любовь!.. И я скажу в раздумье,
Когда мы страстью возгорим, 
Мы говорим: 
Прощай, прощай, благоразумье! 
В. В. Жуков. 
Содержание заимствовано из басен Эзопа, которые вошли и в Сборник Вердизотти (прим. к басне 38). Франсуаза-Маргарита де Севинье, которой посвящена басня, была дочь знаменитой г-жи Севинье, прославившейся письмами именно к этой своей дочери, которая в 1669 г., год спустя после посвящения ей этой басни, вышла замуж за г. де Гриньяна. 
62. Пастух и Море 
(Le Berger et la Mer) 
Пастух в Нептуновом соседстве близко жил: 
На взморье, хижины уютной обитатель, 
Он стада малого был мирный обладатель 
И век спокойно проводил. 
Не знал он пышности, зато не знал и горя, 
И долго участью своей 
Довольней, может быть, он многих был царей. 
Но, видя всякий раз, как с Моря 
Сокровища несут горами корабли, 
Как выгружаются богатые товары 
И ломятся от них анбары, 
И как хозяева их в пышности цвели, 
Пастух на то прельстился; 
Распродал стадо, дом, товаров накупил, 
Сел на корабль - и за Море пустился. 
Однако же поход его не долог был; 
Обманчивость, морям природну, 
Он скоро испытал: лишь берег вон из глаз, 
Как буря поднялась; 
Корабль разбит, пошли товары ко дну, 
И он насилу спасся сам. 
Теперь опять благодаря морям 
Пошел он в пастухи, лишь с разницею тою, 
Что прежде пас овец своих, 
Теперь пасет овец чужих 
Из платы. С нуждою, однако ж, хоть большою, 
Чего не сделаешь терпеньем и трудом? 
Не спив того, не съев другого, 
Скопил деньжонок он, завелся стадом снова 
И стал опять своих овечек пастухом. 
Вот некогда, на берегу морском, 
При стаде он своем 
В день ясный сидя 
И видя, 
Что на Море едва колышется вода 
(Так Море присмирело) 
И плавно с пристани бегут по ней суда: 
"Мой друг! - сказал.- Опять ты денег захотело, 
Но ежели моих - пустое дело! 
Ищи кого иного ты провесть, 
От нас тебе была уж честь. 
Посмотрим, как других заманишь, 
А от меня вперед копейки не достанешь". 
Баснь эту лишним я почел бы толковать; 
Но как здесь к слову не сказать, 
Что лучше верного держаться, 
Чем за обманчивой надеждою гоняться? 
Найдется тысячу несчастных от нее 
На одного, кто не был ей обманут, 
А мне, что говорить ни станут, 
Я буду все твердить свое: 
Что впереди - Бог весть; а что мое - мое! 
И. Крылов. 
Заимствована у Эзопа. Кроме Крылова, на русский язык басня переведена Сумароковым ("Пастух-мореплаватель"). 
63. Муха и Пчела 
(La Mouche et la Fourmi) 
В саду, весной, при легком ветерке, 
На тонком стебельке 
Качалась Муха, сидя. 
И, на цветке Пчелу увидя, 
Спесиво говорит: "Уж как тебе не лень 
С утра до вечера трудиться целый день! 
На месте бы твоем я в сутки захирела. 
Вот, например, мое 
Так, право, райское житье! 
За мною только лишь и дела: 
Летать по балам, по гостям: 
И молвить, не хвалясь, мне в городе знакомы 
Муха и пчела 
Вельмож и богачей все домы. 
Когда б ты видела, как я пирую там! 
Где только свадьба, именины,
Из первых я уж верно тут. 
И ем с фарфоровых богатых блюд, 
И пью из хрусталей блестящих сладки вины, 
И прежде всех гостей 
Беру, что вздумаю, из лакомых сластей, 
Притом же, жалуя пол нежной, 
Вкруг молодых красавиц вьюсь 
И отдыхать у них сажусь 
На щечке розовой иль шейке белоснежной". 
"Все это знаю я, - ответствует Пчела. 
Но и о том дошли мне слухи, 
Что никому ты не мила, 
Что на пирах лишь морщатся от Мухи, 
Что даже часто, где покажешься ты в дом, 
Тебя гоняют со стыдом". 
"Вот, - Муха говорит, - гоняют! Что ж такое? 
Коль выгонят в окно, так я влечу в другое". 
И. Крылов. 
Крылов в значительной степени отступил в этой басне от подлинника, заимствованного у Федра, заменив даже муравья пчелой, но смысл басни остался тот же. Тредьяковский перевел ее почти буквально ("Муха и Муравей"). 
64. Садовод и Помещик 
(Le Jardinier et son Seigneur) 
Какой-то Садовод-любитель, 
Не городской, но сельской житель, 
Имел прекрасный огород, 
А рядом с ним возделанное поле. 
Садовод и Помещик 
Немало он убил и денег, и хлопот, 
Чтоб разрастался сад в спокойствии и холе. 
Для этого всю землю он обнес 
Живым плетнем из виноградных лоз 
И посадил в саду испанские жасмины 
(Букет из них Марго дарил он в именины), 
Капусту, тмин, щавель... И эту благодать 
Вдруг дерзкой заяц начал истреблять. 
Решил к Помещику Садовник обратиться. 
"Вот, - говорит, - проклятый зверь! 
Повадился ходить ко мне теперь; 
Ни палок, ни камней, ни сети не боится, 
Ну, просто чародей!" 
"Какой там чародей? 
Помещик возразил. - Да будь он сатаною, 
Не поздоровится шутить ему со мною. 
Его я отучу от этих штук, ей-ей!" 
"Когда ж?" 
"Хоть завтра; медлить нет причины". 
И вот является с толпою слуг своих. 
"Хозяин!.. Закусить!.. Подай-ка нам дичины... 
А это дочь твоя? Есть у нее жених? 
Поближе подойди, красавица... Ну, что же 
Ты дочь не выдаешь?.. Негоже, брат, негоже! 
Тряхни своей мошной". 
Пошучивая так, красотку он ласкает, 
Сажает рядышком с собой, 
Ей нежно ручку жмет, платочек подымает. 
Слегка противится садовникова дочь, 
Но, видимо, от барских ласк не прочь. 
Отца ж досада разбирает. 
Меж тем кутеж идет... На кухне шум и гам. 
"Вот окорок!.. Не стар?.. На вид весьма приличен". 
"Позвольте поднести его, мой барин, вам". 
"Возьму с охотою: к подаркам я привычен..." 
Едят все взапуски... Толпа нахальных слуг, 
Собаки, лошади-запасы истребляют. 
Хозяин сам не свой - берет его испуг. 
Тут пьют его вино, там дочь его ласкают. 
Но вот окончен пир... А шум еще сильней, 
Все суетятся и хлопочут, 
Труба гремит, рога грохочут, 
Не жалко им ничьих ушей... 
Но что за грустная картина? 
В плачевном виде огород. 
Прощай, щавель! Прощайте, грядки тмина! 
Все, что хозяйка в суп кладет!.. 
Вот заяц найден,- с гиканьем и ревом 
Заставили его покинуть дом; 
Он под капустным спрятался кочнём, 
Но спасся в щель, иль попросту в пролом, 
Устроенный в плетне садовом 
Толпою слуг, чтоб впопыхах 
Из сада выехать удобней на конях. 
Твердит Садовник: "Что ж, господская забава!" 
Но кони, гончие и дерзких слуг орава 
Наделали таких непоправимых бед, 
Каких не причинить всем зайцам во сто лет. 
Вы, мелкие князья, решайте ваши споры, 
Не обращаясь к сильным королям. 
Зачем их в ваши вмешивать раздоры 
И допускать их к вашим городам? 
В. Мазуркевич. 
Заимствована у Эзопа. 
65. Осел и Собака 
(L'Ane et le petit Chien) 
Зачем насиловать природу: 
Себя нельзя переменить, 
И неуклюжему уроду 
Едва ль возможно ловким быть. 
Однако редко тот, кого судьба ласкает, 
Врожденный свой талант умело применяет. 
Пускай не служит вам образчиком Осел, 
Который, ради полученья 
Хозяйского расположенья, 
К хозяину ласкаться подошел. 
Он про себя раздумывал: "Ужели 
Собачку ждет и ласка, и хвала 
За то лишь, что она с хозяйкою мила? 
Меня же, бедного Осла, 
Побои только ждут; обидно, в самом деле. 
А в сущности, что делает она? 
Лишь лапку подает - вот весь талант Собачки. 
За что ей сыплются хозяйская подачки. 
Работа эта, право, не трудна, 
И если только в этом дело, 
Его я выполню умело". 
Проникнутый намереньем таким, 
Осел к хозяину подходит неуклюже, 
Копытом стоптанным своим 
Его ласкает, и к тому же 
Еще ревет, да как! Мелодией такой 
Он скрасить, знать, хотел поступок дерзкий свой. 
- Ого! вот нежности! Эй, палку мне скорее! 
Хозяин закричал. - Запел ты невпопад! 
Пришлось запеть Ослу совсем на новый лад 
И положить конец своей плохой затее. 
В. Мазуркевич. 
Заимствована у Эзопа. 
66. Война Крыс и Ласок 
(Le Combat des Rats et des Belettes) 
Не менее Котов самих 
И Ласок храбрая порода 
Врагом крысиного народа 
Всегда была, и между них 
Наверно бы опустошений 
Она наделала больших, 
Когда бы двери их владений 
Так узки не были везде, 
Что помогало им в беде. 
В одну несчастную годину 
Обилен был крысиный род, 
И на врага в тот самый год 
Свою громадную дружину 
Повел крысиный царь Крысяк. 
Но не дались враги впросак: 
Взвились знамена боевые, 
И Ласки двинулись в поход; 
Кипели схватки роковые, 
Но был неведом их исход; 
Тускнели всюду луговины 
От крови доблестной дружины. 
Крысиный род, в конце концов, 
Лишившись множества бойцов, 
Понес повсюду пораженье. 
Напрасно грозный Крохобор, 
И Хлебный Тать, и Кусобор 
Врагов своих в пылу сраженья 
Пытались выдержать напор;
Смятение царило в стане, 
Бежали в страхе с поля брани 
И командиры, и бойцы, 
Князья же все легли на месте. 
Спасались в норы беглецы, 
Забыв о долге и о чести. 
Вся эта мелкая орда 
Простых людишек без труда 
Пролезла в узенькие норы, 
Но в них застряли господа: 
Из перьев пышные уборы, 
Носимые на страх врагам, 
Размеры шлемов их и касок 
Их сделали добычей Ласок: 
Не встретилось отверстья там, 
Достаточно широкой щели, 
Куда б они пройти успели, 
И Крыс значительных тела, 
Подобно листьям, без числа, 
Усеяли собою поле. 
Помехой служит поневоле 
Чрезмерно пышный наш убор 
И причиняет замедленье. 
Вся мелкота с давнишних пор 
Привыкла ждать себе спасенья, 
В нору юркнув без затрудненья; 
А те, которые крупней,
Застрянут в ней. 
О. Чюмина. 
Из Федра. Басня эта создавалась под несомненным влиянием героическо-комической поэмы "Война Крыс и Лягушек", которая приписывалась Гомеру и которая послужила образцом Жуковскому в его "Войне Мышей и Лягушек"; имена Крохобор и Кусобор суть переводы греческих из этой поэмы. 
67. Обезьяна и Дельфин 
(Le Singe et le Dauphin) 
У греков было в старину обыкновенье 
Брать в плаванье с собой собак и обезьян. 
Однажды на пути из отдаленных стран 
Корабль их потерпел, в виду Афин, крушенье. 
Никто б не спасся из морской, 
Разверзшейся для них пучины, 
Когда б не помогли чудесно им Дельфины, 
Которыми любим наш род людской, 
Коль верить Плинию. Благодаря Дельфину, 
Который сходством был введен в обман, 
Чуть даже не спаслась одна из обезьян, 
Взобравшись с важностью к нему на спину, 
Как будто бы была она 
Певцом прославленным в былые времена. 
Готовясь высадить спасенную, случайно 
Ей задает вопрос Дельфин. 
"Вы из прославленных Афин?" 
"О, да! Я там известна чрезвычайно, 
Ответила она. - Двоюродный мой брат, 
Назначенный в том городе судьею, 
Вам услужить во всем, конечно, будет рад. 
Все лучшие места семьею 
Там нашей заняты". - Ответил сын морей: 
"Благодарю! Прошу я дозволенья 
Спросить вас: часто, без сомненья, 
Вы посещеньями счастливите Пирей?" 
"О, каждый день! Мы другом дома 
Его считаем с давних пор; 
С ним близко вся семья знакома". 
Так заключило разговор 
Болтливое и вздорное созданье, 
Обезьяна и Дельфин 
Приняв за имя - гавани названье. 
Есть люди - счет теряю им: 
Невежды круглые во всем, но без умолку 
Повсюду обо всем трещащие без толку; 
Они и Вожирар готовы счесть за Рим. 
Дельфин взглянул, смеясь, на Обезьяну 
И, убедясь тотчас, 
Что он, поддавшися обману, 
Животное, не человека спас, 
Швырнул ее обратно в море, 
А сам поплыл немедля прочь, 
Чтоб людям в бедствии и горе 
Помочь. 
О. Чюмина. 
Басня принадлежит Эзопу и встречается в сборнике Фаерна (см. прим. к басне 24). Плиний рассказывает, что Арион, которому во время морского переезда матросы угрожали смертью, бросился в море, и дельфин, привлеченный его пением, взял его на свою спину и приплыл с ним к берегу. Упоминаемый в басне Лафонтеном Вожирар - деревня близ Парижа. Отдаленно перевел эту басню Сумароков под заглавием "Дельфин и Невежа-хвастун". 
68. Язычник и деревянный Идол 
(L'Homme et l'Idole de bois) 
Для дома своего завел язычник бога, 
Простого Идола, и - как бывало встарь 
Воздвиг ему алтарь, 
Обеты произнес и соблюдал их строго. 
В покорном ожидании чудес 
Бедняк из кожи лез, 
Стараясь угодить бесчувственному богу. 
Своим молитвам на подмогу 
Он не жалел даров, обильно жертвы жег, 
Но глух и нем к мольбам был деревянный бог. 
Язычник не видал ни в чем его участья; 
Везде убытки нес, везде терпел обман, 
Ни в жизни, ни в игре не испытал он счастья, 
И с каждым днем тощал его карман. 
Но богу своему моляся, как и прежде, 
Он жертвы не жалел, на чудеса в надежде. 
Шли месяцы, года. Язычник изнемог. 
Напрасно богу он в отчаяньи молился, 
Все так же глух и нем был деревянный бог. 
В конце концов, язычник обозлился 
И бога своего, как старый черепок, 
Разбил в куски... Вот, развалился бог! 
Пустой на вид, 
Он оказался золотом набит. 
Язычник стал корить поверженного бога: 
"Когда я угодить из всех старался сил, 
Ты только мне вредил. 
Иди же прочь от моего порога!.. 
Ни жертвы, ни мольбы, а крепкое дубье 
Растрогать лишь могло бесчувствие твое!.. 
Похож ты на пустых, чванливых дураков, 
Что платят грубостью за всякое вниманье. 
Как и тебе, без дальних слов, 
Нужна им палка в назиданье". 
А. Зарин. 
Заимствована у Эзопа. 
69. Ворона (в павлиньих перьях) 
(Le Geai pare des plumes du Paon) 
Когда не хочешь быть смешон, 
Держися звания, в котором ты рожден. 
Простолюдин со знатью не роднися; 
И если карлой сотворен, 
То в великаны не тянися, 
А помни свой ты чаще рост. 
Утыкавши себе павлиным перьем хвост, 
Ворона с Павами пошла гулять спесиво
И думает, что на нее 
Родня и прежние приятели ее 
Все заглядятся, как на диво; 
Что Павам всем она сестра 
И что пришла ее пора 
Быть украшением Юнонина двора. 
Какой же вышел плод ее высокомерья? 
Что Павами она ощипана кругом, 
И что, бежав от них, едва не кувырком, 
Не говоря уж о чужом, 
На ней и своего осталось мало перья. 
Она было назад к своим; но те совсем 
Заклеванной Вороны не узнали, 
Ворону вдосталь ощипали, 
И кончились ее затеи тем, 
Что от Ворон она отстала, 
А к Павам не пристала. 
Я эту басенку вам былью поясню. 
Матрене, дочери купецкой, мысль припала, 
Чтоб в знатную войти родню. 
Приданого за ней полмиллиона. 
Вот выдали Матрену за барона. 
Что ж вышло? Новая родня ей колет глаз 
Попреком, что она мещанкой родилась, 
А старая за то, что к знатным приплелась: 
И сделалась моя Матрена 
Ни Пава, ни Ворона. 
И. Крылов. 
Содержание басни у Эзопа, Федра и Горация. Кроме Крылова, на русский язык басню переделали Сумароков ("Коршун в павлиньих перьях") и Тредьяковский ("Ворона, чванящаяся чужими перьями"). 
70. Верблюд и плывущие Поленья 
(Le Chameau et les Batons flottants). 
Кто первый увидал Верблюда, 
Тот прочь бежал при виде чуда; 
Второй осмелился приблизиться к нему, 
А третий-и узду надел на дромадера. 
Так, силою привычки и примера, 
Становимся мы близки ко всему, 
Что нам казалося пугающим и странным 
С ним находясь в общенье постоянном. 
В пример тому я приведу раcсказ. 
Стоявшие на страже как-то раз 
Увидели предмет, плывущий в отдаленье, 
Немедленно решили все вокруг: 
- Большой фрегат иль брандер! - Чрез мгновенье 
Все в нем увидели простой с товаром тюк, 
Челнок и, наконец - плывущие Поленья. 
Знаком я в свете кое с кем, 
Кого касается мое повествованье: 
Верблюд и плывущие поленья 
За нечто их сочтешь на расстоянье, 
Вблизи ж они окажутся ничем. 
О. Чюмина. 
Заимствована у Эзопа. 
71. Лягушка и Крыса 
(La Grenouille et le Rat) 
"Кто хочет обмануть другого, тот нередко 
Сам попадается", - сказал Мерлен давно. 
Сужденье это очень метко, 
Да жаль, в наш век состарилось оно; 
Однако же вернусь к повествованью: 
У берега пруда откормлена, жирна, 
Предавшись сладкому мечтанью, 
Сидела Крыса; видимо, она 
Совсем была несклонна к воздержанью. 
С ней разговор Лягушка завела 
И молвила: "Я угощу на славу, 
Пойдем ко мне". Пришелся зов по нраву 
И Крыса радостно согласие дала. 
Какие ж тут еще, казалось бы, приманки! 
Однако же Лягушка ей поет 
О редкостях трясины и болот, 
О прелестях диковинной гулянки 
Под гладью тинистою вод, 
О том, как, побродив по всем болотам этим, 
Она вернется с гордостью домой 
И в добрый час расскажет детям 
Про жителей страны чужой, 
Лягушка и Крыса 
Про управленье, общество и нравы 
Лягушечьей державы.