1 2 3 
– Это   судно – «Грозный»?      

Никакого   ответа.      

Тогда я   подошел ближе и хотел схватить его за руку.      

Он   слегка оттолкнул меня, но в его движении я почувствовал незаурядную физическую   силу.      

Я снова   подошел к нему.      

– Что   вы намерены со мной сделать? – спросил я уже более резким тоном.      

Мне   показалось, что с губ его, дрогнувших от раздражения, готовы были, наконец, сорваться   какие-то слова. Но, словно желая удержать их, он отвернулся и положил руку на   регулятор.      

В ту же   минуту лодка ускорила ход.      

Меня   охватил гнев, и, потеряв самообладание, я чуть было не крикнул ему: «Хорошо! Продолжайте   молчать! Все равно я знаю, кто вы, знаю, что это за судно. Оно было обнаружено   в Мэдисоне, в Бостоне, на озере Кирдол. Да, это тот самый аппарат, который   носится по дорогам, плавает по поверхности морей и озер, ходит под водою! Эта   лодка – „Грозный“, а вы – ее командир. Это вы написали письмо правительству, вы   вообразили себя достаточно сильным, чтобы вступить в единоборство с целым   светом. Вы – „Властелин мира“!..»      

Да и как   бы он мог отрицать это? Я только что заметил на рукоятке регулятора пресловутые   инициалы: «В.М.».      

К   счастью, мне удалось овладеть собой, и, отчаявшись получить ответ на свои   вопросы, я снова уселся у входа в каюту.      

В   течение долгих часов я без устали всматривался вдаль, надеясь наконец-то   увидеть землю.      

Ожидание…   Вот все, что мне оставалось! Не может же быть, чтобы к концу дня «Грозный», при   его неуклонном курсе на северо-восток, не оказался, наконец, в виду берегов   Эри!      

 14. НИАГАРА      

       

Время   шло, а положение не изменялось. Рулевой вернулся к рулю, капитан ушел вниз, где   он, видимо, наблюдал за машинами. Повторяю, даже при ускорении хода мотор   работал все так же бесшумно, с поразительной ритмичностью. Ни одного из тех   перебоев, которые неизбежны при работе цилиндров и поршней. Из этого я   заключил, что движение «Грозного», при любом из его превращений, осуществляется   с помощью машин вращательного движения. Однако удостовериться в этом я не мог.      

Я   заметил также, что направление лодки оставалось неизменным. Мы по-прежнему шля   на северо-восток, а следовательно, в сторону Буффало.      

«Почему   капитан следует именно этим путем? – спрашивал я себя. – Не   собирается же он стать на якорь в этом порту среди целой флотилии торговых и   рыбачьих судов! Если он намерен выйти из озера Эри, то Ниагара не пропустит   его, – ведь водопады непроходимы даже и для такого судна, как „Грозный“!   Единственный путь – это река Детройт, а между тем мы явно удаляемся от нее».      

Тут мне   пришла в голову другая мысль.      

Быть   может, для того чтобы подойти к одному из берегов Эри, капитан ждет наступления   темноты? Тогда лодка превратится в автомобиль и быстро пронесется через   соседние штаты. И уж если мне не удастся бежать даже и тогда, когда мы будем на   земле, я должен буду оставить всякую надежду на освобождение.      

Зато в   конце концов я узнаю, где находится убежище «Властелина мира», убежище, такое   надежное, что до сих пор его никто не мог обнаружить, – да, узнаю, если…   если он не высадит меня тем или иным способом. Что я подразумеваю под словом   «высадить», надо полагать, не требует объяснений.      

Северо-восточный   берег озера Эри хорошо мне знаком: я часто бывал в той части штата Нью-Йорк,   которая расположена между Олбани – столицей штата – и городом Буффало. Года три   назад, в связи с одним служебным делом, я и-мел возможность хорошо изучить   берега Ниагары, выше и ниже ее водопадов, вплоть до Висячего моста, посетил два   главных острова между Буффало и поселком Ниагара-Фоле, а также побывал на   острове Нэви и острове Гоат, отделяющем американский водопад от канадского.      

Так что,   если представится случай бежать, я окажусь в знакомых местах. Но представится   ли он, этот случай, да и захочу ли я воспользоваться им? Сколько тайн   скрывается еще в этом приключении, с которым – не знаю, на счастье или на   беду, – так тесно связала меня судьба!..      

Впрочем,   нечего и рассчитывать, что мне удастся попасть на один из берегов Ниагары.   «Грозный» не решится войти в эту реку, откуда нет выхода; вряд ли он подойдет я   к берегу Эри. В случае надобности он уйдет под воду и поднимется по реке   Детройт, а потом, превратившись в автомобиль, помчится по дорогам Соединенных   Штатов.      

Вот   какие мысли теснились в моей голове, пока взгляд мой тщетно вопрошал горизонт.      

И все те   же неотступные, неразрешимые вопросы… Почему капитан написал мне угрожающее   письмо, о котором читатель уже знает? Зачем ему понадобилось следить за мной в   Вашингтоне? И, наконец, какая связь существует между этим человеком и   Грейт-Эйри? Он мог подземными каналами проникнуть в озеро Кирдол, допустим… Но   перебраться через неприступную каменную гряду, – нет, этого он сделать не   мог!      

Принимая   во внимание быстроту хода «Грозного», с одной стороны, и его направление, с   другой, часа в четыре пополудни мы, по-видимому, были уже не более чем в пятнадцати   милях от Буффало, который должен был вот-вот показаться на северо-востоке.      

За время   нашего плавания мы видели несколько судов, но они проходили на большом расстоянии   от нас, и капитан отнюдь не стремился к ним приблизиться. Впрочем, «Грозный»   был мало заметен на поверхности озера, и его нельзя было различить уже на   расстоянии мили.      

Но вот   за Буффало показались береговые возвышенности, образующие своеобразную воронку,   черед которую Эри выливает свои воды в русло Ниагары. Направо виднелись   песчаные холмы, там и сям чернели группы деревьев. Вдали проходило множество   торговых судов, парусных рыбачьих шлюпок, пароходов. Местами небо темнело от   грязных клубов дыма, быстро уносимых легким восточным ветерком.      

О чем же   думает капитан, направляясь к порту? Неужели он не понимает, что ему нельзя   подходить ближе? С минуты на минуту я ждал, что он прикажет рулевому повернуть   штурвал и направит судно к западному берегу озера. Впрочем, может быть, он   намерен погрузиться в глубь Эри и провести ночь под водой?      

Но нет,   с непонятным упорством он все еще держит курс на Буффало.      

Вдруг   рулевой, пристально смотревший на северо-восток, сделал своему товарищу   какой-то знак. Тот встал, подошел к центральному люку и спустился в машинное   отделение.      

Почти   тотчас же на палубу поднялся капитан; он подошел к рулевому и вполголоса заговорил   с ним.      

Протянув   руку в сторону Буффало, рулевой показывал на две черные точки, видневшиеся по   правому борту «Грозного», на расстоянии пяти или шести миль.      

Капитан   внимательно посмотрел туда, потом пожал плечами и уселся на корме, не меняя   хода лодки.      

Четверть   часа спустя я увидел на северо-востоке два столба дыма. Мало-помалу черные   точки выросли и приняли определенную форму: это были два судна, вышедшие из   порта Буффало и быстро двигавшиеся нам навстречу.      

И вдруг   мне пришло в голову, что это те самые миноносцы, о которых мне говорил мистер   Уорд и которым было поручено наблюдение за этой частью озера, – миноносцы,   на чью помощь я вполне мог рассчитывать.      

Эти   миноносцы, новейшего образца, принадлежат к числу самых быстроходных судов Соединенных   Штатов. Они обладают наиболее усовершенствованными мощными машинами и при   испытаниях добились скорости в двадцать семь миль в час.      

Правда,   «Грозный» ходит значительно быстрее, и, в случае если неприятель подойдет так   близко, что отступление окажется невозможным, он всегда может скрыться под   водой, где будет в полной безопасности от любого преследования.      

Вот если   бы эти миноносцы тоже обладали способностью погружаться в воду, они, может   быть, имели бы некоторые шансы на успех в борьбе с «Грозным», да и то   неизвестно, кто из них оказался бы сильнее.      

Я уже не   сомневался в том, что командиры миноносцев были предупреждены: должно быть,   Уэлс телеграфировал им, как только возвратился в Толедо.      

Судя по   всему, они заметили лодку и теперь шли на всех парусах ей наперерез. И все-таки   наш капитан, словно не замечая их, продолжал держать курс на Ниагару.      

Что   предпримут миноносцы? Очевидно, они сманеврируют таким образом, чтобы, оттеснив   «Грозный» от Буффало, загнать его в угол Эри, откуда нет выхода, – ведь   пройти Ниагарой он не сможет.      

Теперь   капитан сам взялся за руль. Один из его людей стоял на носу, другой спустился в   машинное отделение.      

Я   опасался, что сейчас мне прикажут уйти в каюту.      

К   великому моему удовольствию, этого не случилось, и, говоря откровенно, никто не   обращал на меня ни малейшего внимания.      

Итак, я   с живейшим волнением наблюдал за приближавшимися миноносцами. Они были уже   менее чем в двух милях от нас и сохраняли между собой определенное расстояние,   стремясь держать лодку между двух огней.      

Что до   «Властелина мира», то на лице его отражалось лишь глубочайшее презрение. Ведь   он знал, что эти миноносцы ничего не смогут с ним сделать,      

– достаточно   ему отдать приказ, и «Грозный» уйдет от них, несмотря на всю их быстроходность.   Несколько оборотов двигателя, и судно будет вне пределов досягаемости их пушек.   И уж, конечно, не в глубине озера Эри настигнут его их снаряды!..      

Еще   через десять минут нас отделяла от наших преследователей всего какая-нибудь   миля.      

Капитан   подпускал их все ближе. Но вот он нажал на рукоятку сигнального прибора, и   скорость судна резко увеличилась – оно так и подпрыгнуло на поверхности озера.   Словно издеваясь над миноносцами, «Грозный» и не подумал повернуть назад, –   нет, он продолжал мчаться вперед. Что, если он пройдет между ними и будет   увлекать их за собой до тех пор, пока темнота не вынудит преследователей   прекратить эту напрасную погоню?      

Город   Буффало уже вырисовывался на берегу. Я отчетливо различал его дома, колокольни,   элеваторы. Немного дальше на северо-запад, милях в четырех или пяти, начиналась   Ниагара.      

Что мне   предпринять в этих условиях? Плаваю я хорошо. Когда мы будем проходить мимо   миноносцев, или, вернее сказать, между ними, не представится ли мне случай   прыгнуть в воду, – случай, который, пожалуй, никогда больше не   повторится?.. Капитан немедленно прикажет вытащить меня, но, может быть, если я   нырну, мне удастся от него ускользнуть. Меня заметят либо с одного, либо с   другого миноносца. Если их командиры предупреждены о том, что я могу находиться   на борту «Грозного», они вышлют мне навстречу шлюпку.      

Шансов   на успех было бы, конечно, больше, если бы «Грозный» вошел в Ниагару. Берега   острова Нэви мне хорошо знакомы. Однако допустить, что капитан рискнет войти в   эту низвергавшуюся водопадами реку, я все-таки не мог. Итак, подожду   приближения миноносцев, а там… там будет видно.      

Ибо,   должен сознаться откровенно, я все еще не решил, как поступить. Нет, я не мог   покориться необходимости бежать и потерять тем самым всякую возможность   проникнуть в тайну. Инстинкт полицейского громко заговорил во мне. Ведь стоит   только протянуть руку, и этот человек, поставленный вне закона, окажется в моей   власти! Нет, я не убегу. Это значило бы признать игру проигранной. Но, с другой   стороны, что меня ждет, если я останусь на борту «Грозного», и куда он меня   умчит?      

Было   четверть седьмого. Миноносцы приближались к нам, держась на расстоянии двенадцати   – пятнадцати кабельтовых друг от друга. Если «Грозный» не ускорит ход, то   сейчас один из них окажется от нас по левому, а другой – по правому борту.      

Я не   покидал своего места рядом с матросом, стоявшим на носу.      

Неподвижно   стоя за рулем, со сверкающими глазами и сдвинутыми бровями, капитан, видимо,   ждал подходящего момента для последнего решительного маневра.      

Вдруг с   левого миноносца раздался пушечный выстрел. Снаряд, почти касаясь поверхности   воды, пролетел перед самым носом «Грозного» и исчез за кормой правого   миноносца.      

Я   вздрогнул. Матрос, стоявший рядом со мной, не спускал глаз с капитана, видимо,   ожидая какого-то знака.      

Но   капитан даже головы не повернул, и мне никогда не забыть глубокого презрения,   отражавшегося на его лице…      

Внезапно   кто-то втолкнул меня в люк, крышка над моей головой захлопнулась, со стуком   захлопнулись и другие люки. Через минуту лодка погрузилась в воду и исчезла в   глубине озера.      

Раздалось   еще несколько пушечных выстрелов – их заглушенный грохот смутно донесся до   меня. Потом все смолкло. Неясный полусвет проникал сквозь иллюминатор моей   каюты. Не испытывая ни бортовой, ни килевой качки, подводная лодка бесшумно   скользила в водных глубинах Эри.      

Читатель   видел, с какой быстротой, с какой легкостью совершилось это превращение   «Грозного». Должно быть, не менее быстро и не менее легко он превращается и в   автомобиль, мчащийся по дорогам.      

Что же   предпримет теперь «Властелин мира»? Весьма вероятно, что он изменит курс, если   только не собирается выйти на сушу и превратить лодку в автомобиль. Однако,   поразмыслив хорошенько, я решил, что, сбив миноносцев со следа, он пойдет на   запад, к устью реки Детройт. В воде он, очевидно, пробудет столько времени,   сколько понадобится, чтобы уйти за пределы досягаемости орудийного огня, а   темнота естественным образом положит конец этому преследованию.      

Однако   события развернулись по-иному. Не прошло и десяти минут, как в лодке началось   необычное движение. Из машинного отделения до меня донеслись голоса и шум   мотора. Я решил, что произошла какая-то авария и теперь «Грозный» вынужден   будет всплыть на поверхность озера.      

Я не   ошибся. Через несколько секунд полумрак в моей каюте сменился ярким светом. Лодка   всплыла наверх. На палубе послышались шаги, все люки открылись, открылся и мой.      

Капитан   снова занял свое место у руля, между тем как оба его помощника были еще заняты   в машинном отделении.      

Видны ли   еще миноносцы? Да, всего лишь в четверти мили. Заметив нашу лодку, они сейчас   же погнались за ней, но на этот раз – по направлению к Ниагаре.      

Признаюсь,   действия капитана были мне совершенно непонятны. Загнанная в тупик, лодка не   может теперь, вследствие случившейся аварии, погрузиться в воду; не может она и   повернуть назад, так как путь ей преграждают миноносцы. По-видимому, она   попытается пристать к берегу, а там превратится в автомобиль и скроется либо в   штате Нью-Йорк, либо на территории Канады.      

Теперь   «Грозный» был впереди миноносцев всего на полмили. Миноносцы неслись за ним   полным ходом, но, правда, не могли пока уловить подходящий момент, чтобы взять   его под прицел. «Грозный» довольствовался тем, что сохранял эту дистанцию, хотя   вполне мог бы увеличить ее, а с наступлением темноты повернуть к западному   берегу.      

Очертания   Буффало справа постепенно исчезали, а в начале восьмого часа показался вход в   Ниагару. Если капитан, зная, что выхода из реки нет, все-таки направит в нее   судно, значит он сошел с ума. Впрочем, разве человек, который провозгласил себя   «Властелином мира» и сам верил в это, и без того не был безумцем?      

Я   смотрел на него: спокойный, невозмутимый, он даже головы не поворачивал, чтобы   взглянуть на миноносцы.      

Эта   часть озера совершенно пустынна. Судов, поддерживающих сообщение между поселками,   расположенными на берегах Ниагары, очень мало, и сейчас ни одного из них не   было видно. Даже ни одной рыбачьей лодки я не заметил в эту минуту на пути   «Грозного». Так или иначе, скоро преследующие его миноносцы должны будут   остановиться.      

Я уже   сказал, что Ниагара берет свое начало между берегами Америки и Канады. На одной   стороне – Буффало, на другой – форт Эри. Ширина реки равняется приблизительно   трем четвертям мили, но по мере приближения к водопадам она суживается. В   длину, от Эри до Онтарио, Ниагара имеет около пятнадцати лье, и, неся свой   поток на север, она приводит в Онтарио воды нескольких озер – Верхнего,   Мичигана и Гурона. Озеро Эри лежит выше озера Онтарио на триста сорок футов, а   высота водопада – не менее ста пятидесяти футов. По форме своей он напоминает   подкову, отсюда и его название – «Подкова». Индейцы-назвали его «Водяным   громом», и в самом деле это настоящий гром: он грохочет непрерывно, и раскаты   его слышны за несколько миль.      

Между   Буффало, и поселком Ниагара-Фоле реку разделяют два острова: остров Нэви, расположенный   на одно лье выше Подковы, и остров Гоат, отделяющий американский водопад от   канадского. На вершине острова Гоат стояла некогда знаменитая «Черепашья   башня», смело возвышавшаяся над самым потоком на краю бездны. Ее пришлось   снести, так как при постоянном смещении русла поток все равно увлек бы ее в   пучину.      

Следует   упомянуть о двух поселках, расположенных в верхней части Ниагары: это Шлоссер   на правом берегу и Чиппева – на левом, как раз по обе стороны острова Нэви.   Именно здесь ложе реки становится все более покатым, течение делается быстрее и   образует двумя милями ниже знаменитый Ниагарский водопад.      

«Грозный»   прошел мимо форта Эри. Диск солнца почти касался канадского горизонта, а из   тумана выплывала полная луна. Темнота должна была наступить не раньше чем через   час.      

Миноносцы   развивали максимальную скорость, но расстояние между нами не уменьшалось.   Уютные деревянные домики мелькали на тенистых зеленых берегах.      

Теперь   «Грозный» уже не мог повернуть назад, – это было несомненно. Миноносцы неминуемо   потопили бы его. Правда, их командиры не знали того, что знал я, – что   лодка всплыла на поверхность только из-за повреждения в механизме и больше не   могла скрыться под водою. Тем не менее они продолжали идти вперед и, судя по   всему, готовы были идти так до конца.      

Но если   я не мог понять упорства наших преследователей, то поведение «Грозного» тоже   казалось мне необъяснимым. Меньше чем через полчаса путь его будет прегражден   водопадом. Как ни совершенна конструкция аппарата, он не сможет пройти Подкову,   и если его подхватит поток, он исчезнет в ставосьмидесятифутовой пропасти,   которую вырыла вода у подножья водопада. Впрочем, он может еще пристать к   берегу и, превратившись в автомобиль, умчаться со скоростью двухсот сорока   километров в час!      

На что   же мне решиться? Не попробовать ли добраться вплавь до острова Нэви? Надо воспользоваться   этим случаем. Ведь «Властелин мира» никогда не вернет мне свободу, – я   слишком многое знаю из его тайн!..      

Но тут я   понял, что о бегстве не приходится и думать. Правда, я не был заперт в каюте,   но за мной, оказывается, зорко следили. Пока капитан стоял у» руля, его   спутник, находившийся рядом со мной, не спускал с меня глаз. При первом моем   движении меня схватят, запрут… Отныне судьба моя неразрывно связана с судьбой   «Грозного».      

Между   тем расстояние, отделявшее нас от миноносцев, сократилось теперь до нескольких   кабельтовых. Должно быть, из-за повреждения механизма «Грозный» не мог развить   большую скорость. Капитан, однако, не обнаруживал ни малейших признаков   беспокойства и, видимо, не собирался поворачивать к берегу.      

С   миноносцев уже доносился свист пара, который вырывался из клапанов и вместе с   черными клубами дыма поднимался к небу. Но я слышал также и другой звук – рев   водопада, до которого оставалось тетерь менее трех миль.      

«Грозный»   плыл по левому рукаву Ниагары вдоль острова Нэви, который вскоре остался   позади. Спустя четверть часа появились первые деревья острова Гоат. Течение   становилось все быстрее. Если «Грозный» не остановится, миноносцы вынуждены   будут прекратить преследование! Ведь если этот проклятый капитан вздумает   броситься в бушующий поток водопада Подковы, не станут же они прыгать в   пропасть вслед за ним!      

В самом   деле, раздались гудки, и миноносцы остановились: они были уже в пятистах или   шестистах футах от водопада. Затем прогремели выстрелы, и несколько снарядов   пролетели вдоль «Грозного», не задев его.      

Солнце   только что закатилось, наступили сумерки, к на небе взошла луна, посылая на север   свои лучи. Скорость лодки, к тому же удвоенная быстрым течением, была теперь   просто неимоверной. Еще секунда, и мы ринемся в черную бездну канадского   водопада!      

Я с   ужасом смотрел на крутые берега острова Гоат, на группу островков Трех сестер,   окутанных водяной пылью бурного потока.      

Я встал.   Я уже хотел было броситься в реку, чтобы поплыть к острову…      

Но руки   стоявшего рядом со мной человека тяжело опустились на мои плечи.      

Внезапно   в машинном отделении что-то загрохотало, широкие плавники, висевшие по бокам   лодки, развернулись в огромные крылья, и «Грозный», готовый уже ввергнуться в   бездну, взмыл в воздух и перелетел через ревущий водопад, освещенный спектром   лунной радуги!      

 15. «ОРЛИНОЕ   ГНЕЗДО»      

       

Когда я   очнулся на следующее утро после какого-то тяжелого сна, «Грозный» стоял на месте.   Я тотчас почувствовал, что он уже не движется ни по земле, ни по воде; ни под   водой, ни по воздуху. Не значит ли это, что его изобретатель достиг   таинственного убежища, куда до него не ступала нога человека?      

И может   быть, раз уж он до сих пор не отделался от моей особы, теперь мне удастся, наконец,   выведать его тайну?      

Читатель,   наверное, удивился, узнав, что я мог так крепко спать во время этого воздушного   путешествия. Я был удивлен и сам. Вполне возможно, что к моему последнему ужину   подмешали какое-нибудь снотворное; очевидно, командир «Грозного» не хотел,   чтобы я увидел, где он опустится на землю. Мне запомнилось только ужасное   ощущение, которое я испытал, когда лодка, толкаемая двигателем, вместо того   чтобы ринуться в пучину водопада, вдруг взлетела, словно птица, в воздух,   быстро взмахивая своими широкими и могучими крыльями.      

Итак,   этот аппарат имеет четыре назначения: он является одновременно автомобилем, судном,   подводной лодкой и летательной машиной. Земля, вода, воздух – ему подвластны   все эти три стихии, он может передвигаться повсюду, и притом с какой мощью, с   какой быстротой! Нескольких минут ему достаточно для всех этих чудесных   превращений. Один и тот же механизм управляет всеми четырьмя способами   передвижения! И я сам был очевидцем этих метаморфоз! Но я пока так и не   знал, – хотя, может быть, мне еще предстояло открыть это, – какой   источник энергии питает механизм «Грозного» и кто же, наконец, гениальный   изобретатель, который, создав этот хитроумный аппарат, управляет им с равным   искусством и дерзновением.      

В тот   момент, когда «Грозный» поднялся над канадским водопадом, я сидел, прислонившись   к крышке люка моей каюты. Вечер был светлый, и я имел возможность наблюдать за   направлением полета авиатора.[6]   Он летел над рекой и пронесся над Висячим мостом, перекинутым тремя милями ниже   водопада Подкова. Здесь начинаются непроходимые пороги Ниагары, которая в этом   месте поворачивает к озеру Онтарио.      

Пролетев   над порогами, аппарат, как мне показалось, стал уклоняться к востоку.      

Капитан   по-прежнему стоял на корме. Я не стал заговаривать с ним. К чему? Он бы все   равно мне не ответил.      

Я   заметил, что «Грозный» изумительно легко слушается руля. Очевидно, в воздухе он   чувствовал себя так же свободно, как в воде или на суше.      

Да, видя   совершенство этого аппарата, можно было понять непомерную гордость того, кто   провозгласил себя «Властелином мира». Он располагал механизмом, оставившим   далеко позади все, что вышло из рук человека, – механизмом, против   которого люди были бессильны. В самом деле, зачем ему было продавать его, зачем   брать предложенные ему миллионы? Да, теперь я понял безграничную уверенность,   которой дышала вся фигура этого человека. Но до чего доведет его это безмерное   властолюбие? Ведь в конце концов оно может выродиться в настоящее безумие…      

Через   полчаса после того как «Грозный» поднялся в воздух, я, незаметно для себя, впал   в полное забытье. Повторяю, это состояние было, очевидно, вызвано каким-нибудь   наркотическим средством. Капитан, должно быть, не хотел, чтобы я знал   направление, по которому он следовал.      

Поэтому   я не могу сказать, продолжал ли «Грозный» свой полет в воздушном пространстве,   плыл ли он по поверхности моря, озера, или мчался по дорогам американской   территории. О том, что произошло в ночь с 31 июля на 1 августа, у меня не   осталось никакого воспоминания.      

Каково   же будет продолжение этой авантюры и, главное, чем кончится она для меня самого?      

Я уже   сказал, что в тот момент, когда я очнулся от моего странного оцепенения,   «Грозный» стоял неподвижно, – так по крайней мере мне показалось. Впрочем,   ошибки быть не могло: каким бы способом ни двигался аппарат, даже если бы он   летел по воздуху, я сразу почувствовал бы его движение.      

Я лежал   в своей каюте, куда меня перенесли без моего ведома; так же поступили со мной в   первую ночь, которую я провел на борту «Грозного» во время путешествия по озеру   Эри.      

Однако   позволят ли мне выйти на палубу теперь, когда аппарат стоит на земле?      

Я сделал   попытку открыть люк, но крышка не поддавалась.      

«Ах, вот   оно что! – подумал я. – Как видно, меня выпустят лишь тогда, когда „Грозный“   снова поплывет по воде или полетит по воздуху».      

И вполне   понятно – при этих двух условиях я уже никак не мог бежать.      

Читатель   поймет мое нетерпение, мое беспокойство, – ведь я совершенно не знал,   сколько времени простоит аппарат на суше.      

Однако   не прошло и четверти часа, как до меня донесся звук отодвигаемых засовов.   Кто-то открыл снаружи крышку люка; свет и воздух хлынули в мою каюту.      

Одним   прыжком я очутился на палубе, на прежнем своем месте.      

Взгляд   мой быстро обежал горизонт.      

Как я и   предполагал, «Грозный» стоял на земле. Мы находились в огромной котловине,   окружностью в тысячу пятьсот – тысячу восемьсот футов. На всем своем протяжении   площадка была покрыта желтоватым гравием, на ней не росло ни травинки.      

Котловина   имела форму почти правильного овала, тянущегося с юга на север. Она была   окружена стеной скал, но судить о том, какова была высота этих скал и строение   хребта, я не мог: над нами стоял густой туман, еще не растаявший от лучей   солнца. Местами широкие полосы испарений доходили до песчаного грунта. Видимо,   утро еще только начиналось, и этот туман должен был вскоре рассеяться.      

Несмотря   на самое начало августа, в глубине котловины было довольно прохладно. Это говорило   о том, что она находится в одной из гористых местностей. Но в какой именно? Вот   это я затруднялся определить. Во всяком случае мы находились в Новом Свете; как   ни стремителен был полет «Грозного», он не мог успеть перелететь через   Атлантический или Тихий океан, – ведь мы покинули Ниагару никак не более   двенадцати часов назад.      

В эту   минуту из какой-то расщелины, из какого-то грота, образовавшегося у подножья окутанной   туманом каменной гряды, вышел капитан.      

Время от   времени туманная пелена наверху разрывалась, и я видел силуэты громадных птиц,   чьи хриплые крики нарушали глубокую тишину. Как знать, быть может, появление   этого крылатого чудовища напугало пернатых, – ведь они не могли бы   соперничать с ним ни в силе, ни в быстроте полета.      

Итак,   все подтверждало, что именно здесь было убежище, в котором укрывался «Властелин   мира» после своих фантастических путешествий. Именно здесь был гараж для его   автомобиля, гавань для его судна, ангар для его летательной машины.      

И сейчас   «Грозный» неподвижно стоял на дне этой котловины.      

Наконец-то   я смогу рассмотреть его, – кажется, никто не собирается воспрепятствовать   мне в этом. Должен сознаться, что, судя по всему, мое присутствие интересовало   капитана сейчас не более, чем оно интересовало его до сих пор. Вот к нему   подошли оба его спутника, и вскоре все трое ушли к гроту, о котором я уже   упоминал. Итак, мне представляется полная возможность осмотреть аппарат – по   крайней мере снаружи. Что до его внутреннего устройства, то тут мне, пожалуй,   придется ограничиться областью догадок.      

В самом   деле, все люки, кроме моего, были закрыты, и я тщетно стал бы пытаться открыть   их. Что ж, пожалуй, интереснее всего ознакомиться с двигателем, которым   пользуется «Грозный» в своих многочисленных превращениях.      

Я   соскочил на землю и не спеша приступил к осмотру.      

Аппарат   имел форму веретена, причем к носу он заострялся сильнее, чем к корме; корпус   его был сделан из алюминия, а крылья – из какого-то неизвестного мне материала.   Он стоял на четырех колесах, диаметром в два фута, с толстыми шинами, которые   обеспечивали плавность движения при любой скорости. Спицы колес расширялись в   виде лопаток и, вероятно, способствовали ускорению хода на воде и под водой.      

Но не   эти колеса составляли основной движущий механизм аппарата. Главный двигатель   состоял из двух турбин Парсонса, расположенных продольно по обе стороны киля.   Движимые с огромной скоростью этими турбинами, винты, врезаясь в воду, вызывали   перемещение аппарата в воде, и я даже спрашивал себя, не придают ли они ему   также и поступательное движение в атмосфере.      

Как бы   то ни было, но аппарат держался и передвигался в воздухе благодаря своим широким   крыльям, которые, когда машина бездействовала, были прижаты к бокам, словно   плавники. Стало быть, изобретатель применил тут принцип «тяжелее воздуха»,   позволявший ему передвигаться в воздушном пространстве, пожалуй, быстрее самых   могучих птиц.      

Что до   силы, приводившей в действие все части этого сложного механизма, то, повторяю,   этой силой могло быть только электричество. Но из какого источника получают его   аккумуляторы? Нет ли где-нибудь поблизости питающей их электрической станции? Может   быть, в одной из пещер этой котловины работают динамомашины?      

Итак, в   результате моего осмотра выяснилось, что у аппарата есть колеса, турбины, крылья,   но я ничего не узнал ни о его механизме, ни о силе, приводящей его в движение.   Ну, а если бы даже я и открыл эту тайну? Чтобы воспользоваться ею, надо было   оказаться на свободе, а после того, что я видел, – хоть я видел очень   мало, – «Властелин мира» ни за что не выпустит меня отсюда.      

Правда,   оставалась еще возможность побега. Но представится ли случай? И если уж мне не   удалось бежать во время путешествий «Грозного», то удастся ли побег теперь,   когда он стоит в этой скалистой крепости?»      

Прежде   всего надо было определить, где находится котловина, в которую опустился аппарат.   Существует ли здесь сообщение с внешним миром? Есть ли выход из этого каменного   мешка? Можно ли проникнуть сюда без помощи летательной машины? В какой части   Соединенных Штатов мы находимся?.. Как ни быстро летел «Грозный», он не мог,   вылетев только накануне, уйти за пределы Америки и вообще Нового Света и   опуститься в Старом. Вряд ли в течение одной ночи он успел пройти более   нескольких сот миль.      

В голове   у меня уже несколько раз мелькало одно предположение, которое, пожалуй, стоило   обдумать и, быть может, принять за истину. Что, если «Грозный» выбрал местом   своей стоянки именно Грейт-Эйри? Ведь ему ничего не стоило проникнуть туда. Что   возможно для коршунов и орлов, возможно и для него. Это недоступное гнездо так   хорошо скрыто от людских глаз, что наша полиция не в силах его отыскать, и там   «Властелин мира» мог бы считать себя в полной безопасности. Кроме того,   расстояние между Ниагарским водопадом и этой частью Голубых гор не превышает   четырехсот пятидесяти миль, которые «Грозный» вполне мог пролететь за   двенадцать часов.      

Да!   Постепенно эта мысль вытесняла все остальные. И связь между Грейт-Эйри и   автором письма с инициалами становилась очевидной. Угрозы по моему адресу,   запрещение возобновлять поиски, слежка за мной на Лонг-стрит, явления,   происходившие на Грейт-Эйри, – все это было следствием обстоятельств, пока   еще мне непонятных, но связанных с этим человеком. Да! Это Грейт-Эйри!..   Грейт-Эйри!.. Но если в прошлый раз я не смог проникнуть сюда, то вряд ли мне   удастся выйти отсюда, – разве только на борту «Грозного».      

Ах,   поскорей бы рассеялся туман! Я, может быть, узнаю местность, и тогда моя   догадка превратится в уверенность.      

Поскольку   мне была предоставлена полная свобода и ни капитан, ни его люди не обращали на   меня внимания, я решил обойти всю котловину.      

В эту   минуту все трое находились в гроте, на северном конце площадки, поэтому я начал   свой осмотр с южного.      

Я пошел   вдоль каменной стены, основание которой было изрыто многочисленными расщелинами.   В верхней своей части она была почти совершенно гладкой; то была порода   полевого шпата, преобладающая горная порода цепи Аллеганских гор. Но как высока   была эта стена, каковы были очертания ее гребня, – этого я еще не знал;   надо было ждать, пока ветер или солнечные лучи разгонят туман.      

Я   продолжал обходить каменную громаду. Заглядывая в полутемные пещеры, я видел   там обломки досок, кучки высохшей травы; следы шагов капитана и его спутников   были еще заметны на песке.      

Эти люди   так и не показывались. Видимо, они были заняты чем-то в гроте, перед которым   лежало несколько тюков. Похоже на то, что они хотят перенести тюки на борт   «Грозного» и собираются навсегда расстаться с этим убежищем…      

За   полчаса я обошел всю котловину и вернулся к середине площадки. Кое-где я видел   на земле толстый слой побелевшей от времени золы. Местами валялись обломки   обуглившихся бревен и досок, балки, на которых еще сохранились железные скрепы,   покоробленные от огня металлические части – остатки какого-то уничтоженного   пламенем механизма.      

Судя по   всему, на этой площадке совсем недавно происходил пожар, и, может быть, не случайный.   Как же мне было не сопоставить этот пожар с явлениями, замеченными на   Грейт-Эйри, – с пламенем, которое видели над каменной стеной, с теми   звуками, которые так сильно напугали обитателей Плезент-Гардена и Моргантона?..      

Но что   же это за материалы, что за металлические части и зачем понадобилось капитану   уничтожать их?      

В эту   минуту сильный порыв ветра пронесся с востока, и небо мгновенно очистилось от   тумана. Яркие лучи солнца, еще не достигшие зенита, залили площадку.      

Я   невольно вскрикнул.      

На   высоте около ста футов открылся верхний гребень каменной стены. И на востоке   передо мной вдруг вырос знакомый силуэт – силуэт скалы, своими очертаниями   напоминающий орла…      

Это была   та самая скала, которую видели мы с мистером Элиасом Смитом, когда поднимались   на Грейт-Эйри.      

Итак,   сомнения нет! Минувшей ночью «Грозный» перелетел с озера Эри в Северную Каролину.   Здесь, на этой площадке, находится его стоянка. Здесь скрывается гнездо,   достойное могучей гигантской птицы, созданной гением ее изобретателя, –   неприступная крепость, взять которую способен был только «Грозный». И, быть   может, в одной из этих глубоких пещер есть подземный ход, который связывает   капитана с внешним миром и позволяет ему покидать Грейт-Эйри, оставляя здесь   свой аппарат…      

Теперь я   понял все!. Я понял, что означало первое письмо, присланное с Грейт-Эйри и   угрожавшее мне смертью. Как знать? Возможно, что, если бы нам удалось тогда   проникнуть в эту котловину, мы застигли бы «Властелина мира» врасплох и сумели   бы открыть его тайну…      

Взволнованный,   я стоял неподвижно, устремив взгляд на каменного орла. Я думал о том, не должен   ли я, – хотя бы и с риском для жизни, – не должен ли я сделать   попытку уничтожить этот аппарат, пока он не успел возобновить свой полет через   весь «мир.      

Послышались   шаги.      

Я   обернулся.      

Ко мне   подходил капитан. Он остановился и посмотрел мне прямо в лицо.      

Я больше   не мог сдерживать своих чувств.      

– Грейт-Эйри!..   Это Грейт-Эйри! – вырвалось у меня.      

– Да,   инспектор Строк!..      

– А   вы, вы – «Властелин мира»?      

– Да,   того самого мира, который уже убедился однажды, что я – могущественнейший из   смертных.      

Я   остолбенел от изумления.      

– Как?!   Так, значит, вы…      

– Да, –   сказал он, горделиво поднимая голову. – Я – Робур… Робур-Завоеватель.      

 16. РОБУР-ЗАВОЕВАТЕЛЬ      

       

Средний   рост, плотная фигура, напоминающая почти правильную трапецию, причем большее ее   основание образует линия плеч. Эту линию венчает большая, круглая, как шар, голова,   крепко сидящая на могучей шее. Глаза, готовые засверкать при малейшем   возбуждении, а над ними постоянно сдвинутые брови, говорящие, о неукротимой   энергии. Коротко остриженные, чуть курчавые волосы с металлическим оттенком   напоминают железные стружки. Широкая грудь подымается и опускается, как   кузнечные мехи. Руки и ноги – такие же могучие, как все туловище. Ни усов, ни   бакенбард. Широкая бородка на американский лад не закрывает челюстных мускулов,   обладающих, очевидно, страшной силой.      

Таков   был портрет этого необыкновенного человека, помещенный во всех газетах Соединенных   Штатов 13 июня 18… года, на следующий день после того как оригинал этого   портрета вызвал сенсацию, появившись на заседании Уэлдонского клуба в   Филадельфии.      

Я говорю   о Робуре-Завоевателе, ибо не кто иной, как он, назвал мне сейчас свое имя, прозвучавшее   словно угроза. И где же? На вершине Грейт-Эйри!      

Здесь   необходимо вкратце напомнить о событиях, сделавших Робура центром внимания всей   страны.[7]   Ведь они-то и повлекли за собой изумительные приключения, которые составляют   предмет нашего повествования и развязку которых не мог бы предвидеть   человеческий, ум.      

Вечером   12 июня, в Филадельфии, происходило заседание Уэлдонского клуба. Председательствовал   некий мистер Прудент, один из наиболее почтенных граждан столицы штата Пенсильвания;   секретарем был Фил Эванс, не менее значительное в городе лицо. Обсуждался важный   вопрос об управляемости воздушных шаров. Благодаря стараниям администрации   клуба был построен аэростат емкостью в сорок тысяч кубических метров – так   называемый «Go ahead».[8]   Движение шара по горизонтали должно было осуществляться при помощи легкого, но   мощного электродвигателя, вращающего винт. На этот двигатель возлагали большие   надежды. Но в какой же части шара следовало установить винт? Позади гондолы   пилота, – говорили одни; перед гондолой, – говорили другие.      

Вопрос   этот все еще не был разрешен, и в тот день сторонники двух противоположных   мнений особенно разгорячились. Дело дошло до того, что некоторые члены   Уэлдонского клуба уже готовы были схватиться врукопашную, как вдруг, в самом   разгаре стычки, какой-то незнакомец попросил разрешения войти в зал заседаний.      

Он   назвал себя Робуром и потребовал слова. Выступив среди всеобщего молчания, он   проявил в вопросе об управлении воздушных шаров большую осведомленность и   заявил, что если человек стал хозяином морен благодаря парусу, колесу и винту,   то воздушное пространство он сможет завоевать лишь тогда, когда будет   пользоваться «аппаратом тяжелее воздуха», ибо это – необходимое условие для   свободы передвижения.      

То был   извечный спор между воздухоплаванием и авиацией. На этом заседании, где преобладали   сторонники теории «легче воздуха», он возобновился с такой остротой, что Робур,   которого противники тут же наделили иронической кличкой «Завоеватель», вынужден   был покинуть зал.      

А спустя   несколько часов после ухода этого странного гостя председатель и секретарь   Уэлдонского клуба стали жертвами самого дерзкого нападения. Они шли по   Фэрмонтскому парку в сопровождении слуги мистера Прудента – Фриколлина, как   вдруг какие-то люди набросились на них, заткнули им рты, связали руки, а потом,   несмотря на сопротивление, потащили их по безлюдным аллеям и посадили в   какой-то аппарат, стоявший посреди одной из полян парка. И, когда рассвело,   пленники Робура увидели, что они несутся в воздушном пространстве над неведомой   им страной.      

Итак,   мистер Прудент и Фил Эванс имели возможность на личном опыте убедиться в том,   что вчерашний оратор не обманывал их, что он действительно обладает летательной   машиной, основанной на принципе «тяжелее воздуха», которая, к счастью или к   несчастью, дала им возможность совершить необыкновенное путешествие.      

Этот аппарат,   сконструированный и построенный инженером Робуром, был основан на двойном   действии винта, который, вращаясь, движется в направлении своей оси; Если ось   винта вертикальна, аппарат перемещается в вертикальном направлении, если ось   горизонтальна, движение происходит по горизонтали. Это своего рода геликоптер;   он поднимается вверх потому, что его винты, косо ударяя по воздуху, создают   подъемную силу.      

«Альбатрос»   (так назывался этот аппарат) представлял собой сооружение длиною в тридцать   метров, с двумя воздушными винтами поступательного движения – на носу и на   корме. Летательный аппарат был снабжен системой из тридцати семи подъемных   воздушных винтов, укрепленных на вертикальных осях: по пятнадцати с обеих   сторон и семь повыше остальных в середине аппарата. Итак, там было тридцать   семь мачт, но они несли не паруса, а винты, которым машины, поставленные в   рубках, сообщали необычайно сильное вращательное движение.      

Что   касается энергии, которая поддерживала и двигала аппарат в воздухе, то ее   доставлял не водяной пар или пар какой-либо иной жидкости, не сжатый воздух или   какой-то другой упругий газ. Это не была также смесь каких-либо взрывчатых   веществ. Нет, «Альбатрос» приводился в движение той силой, которая применяется   и для многих других целей, – электричеством. Однако как и откуда черпал   изобретатель электричество для того, чтобы заряжать аккумуляторы? Весьма   вероятно (ведь его тайна так и осталась неразгаданной), что он извлекал энергию   из окружающего воздуха, всегда в большей или меньшей степени заряженного   электричеством, подобно тому как знаменитый капитан Немо, погружая свой   «Наутилус» в глубь океана, извлекал электричество из окружающей воды.      

И надо   признаться, что ни Пруденту, ни Эвансу не удалось открыть эту тайну за все   время их воздушного путешествия на «Альбатросе» над земным шаром.      

Экипаж,   бывший в распоряжении инженера Робура, состоял из пилота по имени Джон Тэрнер,   трех механиков, двух помощников и повара. Этих восьми человек было вполне достаточно   для обслуживания воздушного корабля.      

«При   помощи моей летательной машины я властвую над седьмой частью света, более обширной,   чем Австралия, Океания, Азия, Америка и Европа, над воздушной Икарией – этим   необъятным царством атмосферы, – которая в ближайшем будущем станет   достоянием тысяч икарийцев!» – так говорил Робур двум пассажирам «Альбатроса»,   его спутникам поневоле.      

И вот   началось это богатое приключениями путешествие на борту «Альбатроса», прежде   всего – над бескрайними просторами Северной Америки. Тщетно Прудент и Эванс   заявляли вполне понятные протесты; по праву сильного, Робур отверг их, и   пленникам пришлось уступить, вернее склониться перед этим правом.      

Мчась к   западу, «Альбатрос» миновал громадную цепь Скалистых гор и равнины Калифорнии;   потом», оставив позади Сан-Франциско, он пролетел над северной частью Тихого   океана вплоть до полуострова Камчатка. Перед взорами пассажиров «Альбатроса»   развернулась панорама Небесной империи, и Пекин, столица Китая, открылся пред   ними, окруженный четырьмя рядами своих стен. С помощью подъемных винтов воздушный   корабль взлетел еще выше и пронесся над седыми вершинами Гималайских гор,   покрытыми вечными снегами и сверкающими ледниками. Неуклонно устремляясь на   запад, он пролетел над Персией и Каспийским морем; затем, миновав границу   Европы, показался над степями России и над Волгой. Его видели над Москвой и над   Петербургом, его заметили жители Финляндии и рыбаки в Балтийском море.   Пронесшись над Швецией у параллели Стокгольма и над Норвегией, на широте   Христианин, он повернул к югу, пролетел на высоте тысячи метров над Францией,   и, опустившись над Парижем до высоты каких-нибудь ста футов, осветил эту   великую столицу ослепительными лучами своих прожекторов. Наконец промелькнули   Италия с Флоренцией, Римом, Неаполем и Средиземное море, над которым   «Альбатрос» пронесся косым полетом. Затем он достиг берегов необъятной Африки и   пролетел над нею от мыса Эспартель в Марокко вплоть до Египта – над Алжиром, Тунисом   и Триполи. Повернув затем к Тимбукту, этой жемчужине Судана, он отважился на   полет над Атлантическим океаном.      

И все   время, неуклонно, несся он на юго-запад. Ничто не могло остановить его полет   над этой необъятной водной равниной – ни бури, разражавшиеся здесь с   необычайной силой, ни даже ужасный смерч, который закрутил его в вихре и над   которым благодаря самообладанию и ловкости своего пилота он восторжествовал,   разбив водяной столб выстрелами из пушки.      

Когда   вновь показалась земля – это было у входа в Магелланов пролив, –   «Альбатрос» пролетел над ней с севера на юг, миновал мыс Горн и понесся дальше –   над южной частью Тихого океана.      

Не   устрашившись пустынного Антарктического моря, выдержав бой с циклоном, причем   ему удалось прорваться к его центру, где было относительно спокойно, Робур   начал полет над почти неисследованной Землей Грейама. Освещенный великолепным   заревом южного полярного сияния, «Альбатрос» несколько часов парил над полюсом,   но тут, увлекаемый новым ураганом, он чуть было не налетел на изрыгавший пламя   вулкан Эребус и спасся только чудом.      

Наконец,   в последних числах июля, изменив курс и снова повернув к Тихому океану, воздушный   корабль остановился над каким-то островом Индийского океана и, зацепившись   якорем за прибрежную скалу, поддерживаемый в воздухе своими подъемными винтами,   впервые за все время путешествия, неподвижно замер в ста пятидесяти футах от   земли.      

Остров   этот, как впоследствии узнали мистер Прудент и его спутник, был остров Чатам,   расположенный в пятнадцати градусах на восток от Новой Зеландии. Аэронеф   остановился здесь лишь потому, что во время последнего урагана его двигатели   получили повреждение и требовали ремонта, без которого он не мог бы долететь до   острова Икс, – до него оставалось еще две тысячи восемьсот миль. На этом   неизвестном острове в Тихом океане и был сооружен «Альбатрос».      

Прудент   и Эванс отлично понимали, что после ремонта Робур немедленно возобновит свое   бесконечное путешествие. Поэтому сейчас, когда «Альбатрос» посредством якорного   каната был прикреплен к земле, обстоятельства показались им благоприятными для   попытки к бегству.      

Этот   якорный канат имел в длину всего сто пятьдесят футов. Цепляясь за него, оба   путешественника и их слуга Фриколлин могли бы без труда спуститься на землю,   причем ночью это можно было сделать без особого риска. Но на рассвете побег все   равно был бы обнаружен, а так как с острова Чатам уйти некуда, беглецов снова   захватили бы в плен.      

И вот у   них созрел дерзкий план: взорвать аппарат с помощью динамитного патрона, взятого   из судовых запасов, сломать его могучие винты и уничтожить вместе с   изобретателем и экипажем. Сами они успеют спуститься по канату, прежде чем   произойдет взрыв, и будут свидетелями гибели «Альбатроса», от которого не   останется и следа.      

Замысел   был приведен в исполнение. Как только стемнело, они подожгли шнур, и все трое   незаметно соскользнули на землю. Однако в эту минуту их бегство было   обнаружено: с борта воздушного корабля полетели ружейные пули, не задевшие,   правда, ни одного из беглецов. Тут Прудент бросился к якорному канату и   перерезал его. Винты «Альбатроса» не действовали; он был подхвачен ветром,   взорвался и погрузился в воды Тихого океана.      

Как мы   помним, мистер Прудент, Фил Эванс и слуга Фриколлин исчезли в ночь с 12 на 13   июня, по выходе из Уэлдонского клуба. С тех пор о них не было никаких известий.   Люди не знали, что думать. Никому, конечно, и в голову не приходило, что между   этим загадочным исчезновением и выступлением Робур а на достопамятном заседании   могла существовать какая-то связь.      

Однако   коллеги двух почтенных членов клуба были обеспокоены их отсутствием. Начались   розыски, в дело вмешалась полиция, во все части Старого и Нового Света полетели   телеграммы. Это не дало никаких результатов. И премия в пять тысяч долларов,   обещанная любому гражданину, который доставил бы какие-либо сведения о   пропавших, так и осталась в кассе Уэлдонского клуба.      

Таково   было положение вещей. Я отлично помню, какое волнение царило повсюду, особенно   в Соединенных Штатах.      

И вот 20   сентября в Филадельфии, а вслед за тем и за ее пределами, распространилась сенсационная   весть: мистер Прудент и Фил Эванс вернулись в свой клуб.      

В тот же   вечер приглашенные на заседание члены клуба с восторгом приветствовали двух   своих коллег. На все предложенные им вопросы путешественники отвечали весьма   сдержанно или, вернее сказать, вовсе не отвечали. Но вот что стало известно   несколько позже.      

После   своего побега и гибели «Альбатроса» Прудент и Эванс стали ждать случая выбраться   с острова Чатам, а пока что занялись поисками пищи и жилья. На западном   побережье они встретили племя туземцев, которые приняли их довольно дружелюбно.   Но остров этот очень пустынен, корабли заходят сюда крайне редко, поэтому им   пришлось вооружиться терпением, и только пять недель спустя этим злополучным   воздухоплавателям удалось сесть на корабль, который и доставил их в Америку.      

Чем же   занялись мистер Прудент и Фил Эванс сразу по возвращении на родину? Разумеется,   прерванной работой по сооружению аэростата «Вперед», – им не терпелось   снова подняться в воздух, в верхние слои воздушного океана, по которому они   только что плавали в качестве пленников на борту аэронефа. Они не были бы   истинными американцами, если бы поступили иначе.      

Двадцатого   апреля следующего года воздушный шар был готов и собирался вылететь под   управлением знаменитого воздухоплавателя Гарри Тиндера. Председатель и   секретарь Уэлдонского клуба должны были его сопровождать.      

Следует   добавить, что со времени их возвращения о Робуре не было никаких известий.   Впрочем, имелись все основания полагать, что после взрыва на «Альбатросе»,   поглощенном пучиною Тихого океана, карьера этого отважного искателя приключений   была кончена навсегда.      

День,   назначенный для подъема аэростата, наконец, наступил. Затерявшись в многотысячной   толпе зрителей, я тоже был в Фэрмонтском парке. Благодаря своим огромным   размерам «Вперед» должен был подняться на небывалую высоту. Кстати сказать,   пресловутый вопрос о том, где ставить винт – спереди или сзади, – был   разрешен столь же простым, сколь и логическим путем: один винт поставили перед   гондолой, другой – позади нее, причем электрический мотор должен был вращать их   со скоростью, доныне неизвестной. При всем этом – благоприятнейшая погода, безоблачное   небо и ни малейшего ветерка.      

В   двадцать минут двенадцатого пушечный выстрел возвестил нетерпеливой толпе, что   «Вперед» готов к подъему.      

– Отдать   канат! – торжественно провозгласил сам мистер Прудент.      

Аэростат   величественно и медленно поднялся в воздух. Затем начался опыт движения по   горизонтали. Этот маневр увенчался блестящим успехом.      

И вдруг   раздался крик, мгновенно подхваченный стотысячной толпой.      

На   северо-западе показалось движущееся тело, приближавшееся с невероятной   быстротой.      

Это был   тот самый аэронеф, который в прошлом году похитил двух членов Уэлдонского клуба   и совершил вместе с ними полет над Европой, Азией, Африкой и Америкой.      

– «Альбатрос»!   «Альбатрос»!      

Да, это   был он, и, без сомнения, изобретатель аэронефа – Робур-Завоеватель – находился   на борту.      

Каково   было изумление Прудента и Эванса, когда они увидели тот самый «Альбатрос», который   считали уничтоженным. Да, «Альбатрос» действительно был уничтожен взрывом, и   его обломки вместе с инженером и всем экипажем упали в Тихий океан. Но почти   тотчас же проходившее мимо судно подобрало тонувших людей и отвезло их в   Австралию, откуда они не замедлили добраться до острова Икс.      

Робуром   владела теперь одна мысль – мысль о мщении. Для этого он построил второй аэронеф,   быть может еще более совершенный. Узнав о том, что председатель и секретарь Уэлдонского   клуба, его бывшие пассажиры, готовятся возобновить опыты с воздушным шаром, он   прилетел в Соединенные Штаты и в назначенный день, в назначенный час оказался   на месте.      

Неужели   эта гигантская хищная птица бросится сейчас на воздушный шар? Быть может,   Робур, желая отомстить, захочет в то же время публично доказать превосходство   аэронефа над аэростатом и всеми другими аппаратами, построенными на принципе   «легче воздуха»?      

Сидя в   своей гондоле, Прудент и Эванс прекрасно поняли грозившую им опасность, поняли,   какая участь их ждет. Надо было убегать, но не по горизонтали, – тут   «Альбатрос» мог легко опередить их, – нет, надо было подняться в верхние   слои атмосферы, где, может быть, они еще могли надеяться ускользнуть от своего   страшного противника.      

Итак,   «Вперед» поднялся на высоту в пять тысяч метров. «Альбатрос» последовал за ним,   и, как писали газеты, отчеты которых хорошо сохранились в моей памяти, он   летел, все более сужая круги и зажимая «Вперед» в тесное кольцо; Не собирается   ли он наскочить на аэронеф и пробить его хрупкую оболочку?      

Выбросив   часть своего балласта, «Вперед» поднялся еще на тысячу метров. «Альбатрос»,   сообщив своим винтам максимальную скорость вращения, поднялся следом.      

И вдруг   произошел взрыв: в разреженном воздухе давление усилилось, оболочка воздушного,   шара лопнула, и, сморщившись, он начал быстро падать вниз.      

Тогда   «Альбатрос» бросился к аэростату, но не для того, чтобы прикончить его, а для   того, чтобы оказать помощь. Да, забыв о мести, Робур подлетел к аэростату, и   его люди, схватив Прудента, Эванса и пилота Тиндера, помогли им перейти на   палубу «Альбатроса». А потом воздушный шар упал, как огромный лоскут, на   деревья Фэрмонтского парка.      

Публика   едва дышала от волнения и страха.      

Что   произойдет теперь, когда председатель и секретарь Уэлдонского клуба снова превратились   в пленников инженера Робура? Что сделает Робур? Умчит их с собой в   пространство, и на этот раз навсегда?      

Но все   сомнения сразу рассеялись. Пробыв несколько минут на высоте пяти или шести сот   метров, «Альбатрос» начал спускаться, словно собираясь сесть на лужайке парка.   Но ведь, если он окажется близко от земли, возбужденная толпа может броситься   на аэронеф, – она не упустит случая завладеть Робуром-Завоевателем.      

«Альбатрос»   спускался все ниже и, очутившись всего в пяти или шести футах от земли (его   подъемные винты продолжали действовать), наконец остановился.      

Толпа   хлынула к лужайке.      

Тогда   раздался голос Робура. Привожу его слова буквально:      

– Граждане   Соединенных Штатов! Председатель и секретарь Уэлдонского клуба снова в моей   власти. Оставив их у себя, я только воспользовался бы своим правом – правом   возмездия. Но, видя, какие бурные страсти возбуждает успех «Альбатроса», я   понял, что люди еще не в состоянии оценить тот важный переворот, который несете   собой завоевание воздуха! Мистер Прудент, фил Эванс, вы свободны.      

Председатель   и секретарь Уэлдонского клуба, а также пилот Тиндер в одно мгновение соскочили   на землю, а аэронеф поднялся футов на тридцать от земли и оказался таким   образом в полной безопасности от нападения.      

– Граждане   Соединенных Штатов! – продолжал Робур. – Мой опыт завершен, но еще не   настал час поделиться им с вами. Еще не пришло время примирять между собой   противоположные и противоречивые интересы. Поэтому я ухожу и уношу с собой свою   тайну. Она не будет потеряна для человечества, люди узнают ее тогда, когда   будут достаточно подготовлены и научатся не злоупотреблять ею. Итак, прощайте,   граждане Соединенных Штатов!      

Подъемные   и толкающие винты заработали, и, провожаемый восторженными возгласами толпы,   «Альбатрос» полетел на восток.      

Я потому   привел эту сцену во всех подробностях, что она дает представление о нравственном   облике этого странного человека. По-видимому, в то время он не питал еще   никаких враждебных чувств к человечеству. Он только хранил свою тайну для   будущего. Но, без сомнения, в его тоне, в выражении его лица уже тогда   ощущалась непоколебимая уверенность в себе, в своей гениальности, непомерная   гордость, вызванная сознанием своей сверхчеловеческой мощи.      

Что же   удивительного, если все эти чувства постепенно усилились в нем до такой   степени, что он вознамерился подчинить себе весь мир, – как это видно из   его последнего письма и его многозначительных угроз. И, по-видимому, с течением   времени его умственное возбуждение дошло до такой степени, что грозило уже   перейти в настоящее безумие.      

Что   касается дальнейших поступков Робура, улетевшего на своем «Альбатросе», то, сопоставляя   известные мне факты, я легко мог восстановить их в своем воображении. Этот   необыкновенный изобретатель не ограничился созданием летательной машины, даже и   такой совершенной. Он задумал построить аппарат, способный двигаться и по   земле, и по воде, и под водой, и по воздуху. И, по-видимому, опытные механики,   умеющие хранить тайну, создали такой аппарат на острове Икс. А затем второй   «Альбатрос» был уничтожен, и безусловно это произошло именно здесь, в этом   каменном гнезде Грейт-Эйри, недосягаемом для остальных людей. Вот тогда-то на   дорогах Соединенных Штатов, в соседних морях и в воздушных пространствах Америки   появился «Грозный». Читателю уже известно о том, как он ушел от миноносцев,   гнавшихся за ним на озере Эри, как он поднялся в воздух, между тем как я – я   был пленником на его борту.      

 17. «ИМЕНЕМ ЗАКОНА!»      

       

Чем-то   кончится мое приключение?.. Могу ли я повлиять на его развязку – близкую или   далекую? Или только Робур держит ее в своих руках? Мне, вероятно, никогда не   удастся бежать, как это сделали Прудент и Эванс на острове Чатам. Надо ждать.   Однако сколько же времени продлится это ожидание?      

Так или   иначе, но если мое любопытство и было удовлетворено, то только в отношении   тайны Грейт-Эйри. Переступив, наконец, за этот каменный пояс, я узнал причину   явлений, наблюдавшихся в районе Голубых гор. Я был теперь уверен в том, что   населению этого округа Северной Каролины, жителям Плезент-Гардена и Моргантона   не угрожает ни извержение вулкана, ни землетрясение. Здесь нет и следа   разрушительной работы подземного огня. В этой части Аллеганских гор нет   никакого кратера. Грейт-Эйри служит убежищем Робуру-Завоевателю, вот и все.   Должно быть, случайно натолкнувшись во время своих полетов на это неприступное   «Орлиное гнездо», он использовал его для хранения своего оборудования и   продовольствия, видимо, чувствуя себя здесь в большей безопасности, нежели на   острове Икс в Тихом океане.      

Да, я   проник в тайну Грейт-Эйри, но о чудесном аппарате и о том, как он приводится в   движение, – об этом я в сущности так ничего и не узнал. Допустим, что его   сложный механизм приводится в действие электричеством и что с помощью каких-то   новейших способов он, подобно «Альбатросу», извлекает это электричество из   окружающего воздуха… Но как же все-таки сконструирован этот механизм? Мне не   дали и не дадут возможности его рассмотреть.      

Размышляя   о своей участи, я говорил себе: «Властелин мира» хочет остаться неизвестным,   это несомненно. Что касается аппарата, то, если вспомнить угрозы, высказанные в   письме его изобретателем, от него, пожалуй, следует ждать скорее зла, чем   добра. Робур сумел сохранить свое инкогнито в прошлом и, конечно, захочет   сохранить его в будущем. Но ведь только один человек способен установить   тождество между «Властелином мира» и Робуром-Завоевателем, и этот человек – я,   его пленник. Только я один имею право и даже обязан положить руку ему на плечо   и арестовать его именем закона.      

Могу ли   я ждать помощи извне? Об этом нечего и думать. Начальству, конечно, уже известно   все, что произошло в бухте Блек-Рок. Джон Харт и Нэб Уокер вернулись, очевидно,   вместе с Уэлсом в Вашингтон, обо всем рассказали мистеру Уорду, и тот не может   теперь создавать себе иллюзий относительно моей участи. Либо он думает, что я   утонул в тот момент, когда «Грозный», выходя из бухты Блек-Рок, потащил меня за   собой на конце каната, либо считает, что меня взяли на борт «Грозного» и что я   нахожусь во власти его командира.      

В первом   случае ему остается лишь оплакивать покойного Джона Строка, главного инспектора   вашингтонской полиции.      

Во   втором случае… и во втором случае он тоже вряд ли может надеяться когда-либо увидеть   своего помощника».      

Как   известно, остаток ночи 31 июля и весь следующий день «Грозный» плыл по поверхности   озера Эри. Около четырех часов, вблизи Буффало, за ним погнались два миноносца,   но все-таки, то уносясь вперед, то погружаясь в воду, «Грозный» сумел уйти от   них. Они продолжали преследовать его и на Ниагаре, но затем вынуждены были   остановиться, так как течение грозило унести их к водопаду. Уже смеркалось, и   на борту миноносцев решили, вероятно, что «Грозный» погиб в пучине Ниагары. А   потом стало еще темнее, и вряд ли кто-нибудь заметил аппарат в тот момент,   когда он взлетел над водопадом Подковой или позднее, во время его воздушного   путешествия до Грейт-Эйри.      

Но   вернемся ко мне. Решусь ли я заговорить с Робуром? И соблаговолит ли он   выслушать меня? Он назвал мне свое имя, – разве этого не довольно? Ведь,   наверное, он считает, что это имя уже само по себе является ответом на все   вопросы.      

День   проходил, не принося никаких перемен. Робур и его помощники все время хлопотали   около аппарата, механизм которого требовал различных исправлений. Из этого я   заключил, что он собирается вскоре возобновить свое путешествие и, видимо,   возьмет меня с собой. Впрочем, он может оставить меня в этой котловине, –   ведь уйти отсюда я не смогу, а продовольствия мне хватит надолго…      

Я   внимательно наблюдал за Робуром, – казалось, он был во власти какой-то   непрерывной экзальтации. Что замышлял его воспаленный мозг? Какие планы на   будущее строил этот безумец? В какие края думал лететь? Собирался ли привести в   исполнение высказанные в письме угрозы?      

Первую   ночь на Грейт-Эйри я проспал на куче высохшей травы в одной из пещер, куда мне   принесли и пищу. 2 и 3 августа Робур и его помощники были всецело заняты своей   работой и почти не разговаривали. Рассчитывая, очевидно, на длительное   воздушное путешествие, они перенесли на «Грозный» свежий запас провизии. Уж не   намеревался ли Робур снова посетить этот остров Икс, затерянный посреди   бескрайних просторов Тихого океана?.. В задумчивости он бродил по площадке,   потом вдруг останавливался и поднимал руку к небу, словно угрожая богу, тому богу,   с которым он стремился разделить власть над миром… Что, если непомерная гордыня   приведет его к безумию? Его спутники, не менее сумасбродные, чем он сам, не в   силах будут его остановить. Какие невероятные приключения ждут их впереди! Ведь   даже в те времена, когда в распоряжении Робура был только аэронеф, – уже и   тогда он мнил себя сильнее стихий, с которыми так дерзко боролся. Теперь же к   его услугам и земля, и вода, и воздух – бесконечные пространства, где никто не   может его настигнуть…      

Итак,   будущее грозило мне самыми ужасными катастрофами. Бежать из Грейт-Эйри до того,   как меня увлекут в новое путешествие, было невозможно. Едва ли удастся скрыться   и тогда, когда «Грозный» окажется в воздухе или на воде. Вот разве только – на   суше, да и то, если автомобиль почему-либо замедлит ход. Слабая надежда, не так   ли?..      

Как   известно, в день прибытия в котловину Грейт-Эйри я уже пробовал задать Робуру вопрос   относительно моей дальнейшей участи, но тщетно. Сегодня я решился на новую   попытку.      

В   полдень я ходил взад и вперед перед центральным гротом. Робур, стоя у входа, пристально   следил за мной взглядом. Мне показалось, что он хочет заговорить со мной.      

Я   подошел.      

– Капитан, –   сказал я, – я уже предлагал вам этот вопрос, но вы не пожелали мне ответить…   Повторяю: что вы намерены со мной сделать?      

Мы   стояли лицом к лицу, на расстоянии двух шагов. Он посмотрел на меня, скрестив   руки, и его взгляд ужаснул меня. Ужаснул? Да, именно так. Это был взгляд   человека, не владеющего рассудком, взгляд, в котором уже не было ничего   человеческого.      

Я   повторил еще более решительно:      

– Что   вы намерены со мной сделать? Отпустите ли вы меня на свободу?      

На   секунду мне показалось, что Робур готов нарушить свое молчание… Но нет, видимо,   он был всецело во власти своей навязчивой идеи. Он опять протянул руку к небу –   жест, который я подметил у него еще утром, когда он прохаживался по площадке.   Казалось, что какая-то непреодолимая сила влечет его туда, в верхние слои   атмосферы, что он уже не принадлежит земле, что ему предназначено жить в   воздушном пространстве, стать вечным гостем воздушного океана…      

Не   ответив мне, вероятно даже не расслышав моих слов, Робур вошел в грот. Тэрнер последовал   за ним.      

Сколько   времени собирался Робур оставаться в Грейт-Эйри, сколько времени должна была   продлиться эта передышка, – этого я не знал, но 3 августа, после обеда, я   заметил, что работы по ремонту механизма были закончены, а складочные помещения   аппарата заполнены провизией. Тэрнер и его спутник принесли к центру площадки   пустые ящики, доски и балки, по-видимому остатки корпуса первого «Альбатроса»,   пожертвованного ради создания новой машины. Всю эту груду обложили сухой   травой. Должно быть, Робур покидал это убежище, чтобы больше сюда не   возвращаться.      

И   действительно, ведь он знал, что вершина Грейт-Эйри уже один раз привлекла к   себе общественное внимание, что одна попытка проникнуть туда уже была сделана…   Стало быть, он имел основания опасаться второй попытки, которая могла оказаться   более успешной, и хотел уничтожить всякие следы своего пребывания.      

Солнце   скрылось за вершинами Голубых гор. Только вершина Блек-Доум на северо-западе   еще пламенела. Для того чтобы возобновить свой полет, «Грозный», видимо, ждал   наступления темноты. Никто не знал, что из автомобиля и лодки он мог   превращаться в летательную машину. Ведь до сих пор его никогда не видели в   воздухе. Быть может, это четвертое превращение аппарата «Властелин мира»   покажет лишь тогда, когда захочет осуществить свои безрассудные угрозы?      

Около   девяти часов вечера глубокий мрак окутывал котловину. Ни одной звезды на небе,   потемневшем от набежавших с востока густых туч. Появление «Грозного» не могло   теперь быть замечено ни с суши, ни с моря.      

Тогда   Тэрнер подошел к костру, сложенному посредине площадки, и поджег сухую траву.      

В одно   мгновение все запылало. Из облаков густого дыма поднялись длинные языки пламени,   которые взлетали выше каменных стен Грейт-Эйри. Жители Моргантона и   Плезент-Гардена еще раз должны были подумать, что проснулся вулкан и что это   пламя возвещает близость извержения…      

Я   смотрел на пожар, слушал потрескиванье горящего дерева. Робур, стоя на палубе   «Грозного», тоже смотрел на костер.      

Тэрнер с   товарищем швыряли обратно в костер головни, выбрасываемые оттуда силою огня.      

Постепенно   пламя угасло. Остался лишь густой слой пепла, и во мраке ночи снова воцарилась   тишина.      

Вдруг я   почувствовал, как кто-то схватил меня за руку. Это был Тэрнер. Он тащил меня к   аппарату. Сопротивляться было бесполезно, да в сущности и незачем. Все что   угодно, только бы не остаться одному в этой каменной тюрьме.      

Как   только я очутился на палубе, Тэрнер и его товарищ вскочили вслед за мной;   последний встал на носу, а Тэрнер спустился в машинное отделение, и я заметил,   что оно было освещено электрическими лампочками, свет которых, однако, не   проникал наружу.      

Робур   занял место на корме у регулятора, чтобы следить за направлением и скоростью полети.      

Меня же   снова втолкнули в мою каюту, и крышка люка захлопнулась над моей головой.   Значит, и в эту ночь мне не позволено будет наблюдать за воздушными маневрами   «Грозного», как тогда, при полете над Ниагарским водопадом.      

Однако   если я не мог видеть, что происходило на борту, то мог отчетливо слышать шум   мотора. У меня даже было такое ощущение, словно мы медленно отрываемся от земли   и поднимаемся кверху. Аппарат несколько раз качнулся, потом нижние турбины   быстро завертелись, и я услышал мерные взмахи могучих крыльев.      

Итак,   «Грозный» покинул Грейт-Эйри, и, должно быть, навсегда. Он «отчалил» в воздух,   как говорят о судне, выходящем в море, и теперь парит над двойной цепью   Аллеганских гор. По-видимому, он спустится ниже лишь после того как перелетит   через горный хребет этой части американской территории.      

Но куда   он летит? Несется ли над широкими равнинами Северной Каролины, направляясь к   Атлантическому океану? Или, наоборот, повернул на запад, в сторону Тихого   океана? Может быть, он идет на юг к Мексиканскому заливу? И удастся ли мне   утром различить, над каким морем мы летим, если со всех сторон будут видны   только небо да вода?      

Прошло   несколько часов. Какими долгими показались они мне! Я даже не пытался забыться   сном. Тысячи несвязных мыслей одолевали мой мозг. Они уносили меня в какую-то   фантастическую страну, между тем как «Грозный» – это воздушное чудовище –   уносил меня в пространство. При своей бешеной скорости, куда умчится он за эту   бесконечную ночь? Я вспомнил о невероятном путешествии «Альбатроса», –   рассказ о нем мистера Прудента и Фила Эванса был опубликован Уэлдонским клубом.   То, что проделал Робур-Завоеватель на своем «Альбатросе», он вполне мог   проделать и на своем «Грозном», и даже с меньшим трудом: ведь теперь он властвовал   одновременно над землей, воздухом и морями…      

Наконец,   первые утренние лучи осветили мою каюту. Разрешат ли мне выйти на палубу, как   тогда, на озере Эри?      

Я   толкнул крышку люка, она отворилась.      

Я   наполовину высунулся наружу.      

«Грозный»   несся над беспредельным океаном, на высоте тысячи или тысячи двухсот футов.      

Робура   не было видно; должно быть, он наблюдал за работой машин.      

Тэрнер   стоял у руля, его товарищ – на носу.      

Оказавшись   на палубе, я увидел то, чего не мог видеть во время ночного перелета от Ниагарского   водопада до Грейт-Эйри, – увидел, как действуют два огромные крыла,   взмахивавшие у левого и правого бортов, меж тем как турбины бешено вращались   под платформой аппарата.      

Судя по   положению солнца, стоявшего несколькими градусами выше горизонта, мы летели к   югу. И, следовательно, если «Грозный», перелетев через стены Грейт-Эйри, не   изменил направления, под нами простирались воды Мексиканского залива.      

День   обещал быть жарким, густые свинцовые тучи поднимались с запада. Эти предвестники   близкой грозы, конечно, не ускользнули от взгляда Робура, когда часов около   восьми утра он вышел на палубу и сменил Тэрнера. Быть может, он вспомнил о том   смерче, который чуть не погубил его «Альбатрос», и о страшном циклоне в   антарктических областях, от которого он спасся только чудом.      

Правда,   то, чего не мог в этих условиях сделать «Альбатрос», было возможно для «Грозного».   Он уйдет из воздушных сфер, где будут бороться стихии, спустится на поверхность   моря, а если волнение и там окажется слишком сильным, он сумеет найти убежище в   спокойных морских глубинах.      

Впрочем,   по каким-то ему одному понятным признакам Робур, видимо, решил, что в этот день   грозы не будет, и продолжал свой полет. И если в полдень он опустился на   поверхность воды, то отнюдь не из страха перед бурей. «Грозный» – морская   птица, вроде фрегата или альциона, которые умеют отдыхать на воде; разница   только в том, что его металлические органы, приводимые в движение неистощимой   электрической энергией, не знают усталости.      

Широкая   водная пелена была пустынна. Ни паруса, ни дымка не виднелось даже на самом   краю горизонта. Значит, полет «Грозного» в беспредельном воздушном пространстве   никем не мог быть замечен.      

День   прошел без приключений. «Грозный» подвигался вперед со средней скоростью. Я не   понимал намерений капитана. Продолжая плыть в том же направлении, мы должны   были встретить на своем пути какой-либо из Больших Антильских островов, а   затем, в глубине залива, побережье Венесуэлы или Колумбии. Впрочем, вполне,   возможно, что аппарат снова поднимется в воздух и перелетит через длинный   перешеек Гватемалы и Никарагуа, чтобы поскорее добраться до острова Икс в Тихом   океане.      

Наступил   вечер, солнце скрылось за кроваво-красным горизонтом, море светилось фосфорическим   блеском. «Грозный» поднимал вокруг себя целое облако сверкающих искр. Употребляя   излюбленное выражение моряков, нас ожидала «собачья погода».      

Видимо,   то же думал и Робур. Меня заставили спуститься в каюту, и крышка люка снова   захлопнулась.      

Через   несколько секунд до меня донеслись знакомые звуки, и я понял, что аппарат погружается   в воду. В самом деле, через пять минут он мирно плыл в морской глубине.      

Страшно   измученный усталостью и тревогами, я уснул крепким сном, на этот раз не вызванным   никакими снотворными снадобьями.      

Когда я   проснулся (сколько часов я проспал – не знаю), судно все еще находилось под водой.      

Вскоре,   однако, оно опять всплыло на поверхность. Дневной свет хлынул в иллюминаторы,   сразу почувствовалась бортовая и килевая качка; море сильно волновалось.      

Мою   каюту отперли, я снова сел у входа и поспешил взглянуть на небо.      

С   северо-запада шла гроза, тяжелые тучи то и дело пронизывались яркими вспышками   молний. Уже гремели отдаленные раскаты грома, которые многократно повторяло   эхо.      

Я был   поражен, более того, испуган быстротой, с которой надвигалась гроза. Ни один корабль   не успел бы спустить паруса, – так стремителен и резок был ее натиск.      

И вот,   словно пробив преграду облаков, с неслыханной яростью налетел шквал. Море вдруг   вздыбилось. Неистово бушующие волны перекатывались через палубу «Грозного». Не   уцепись я так крепко за поручни, меня бы непременно вышвырнуло за борт.      

Оставался   только один выход – превратить аппарат в подводную лодку. В каких-нибудь десяти   фугах под водой он вновь обрел бы спокойствие и безопасность. Бороться долее с   яростным натиском этих взбесившихся валов было невозможно.      

Робур   неподвижно стоял у руля. Я ожидал, что вот-вот мне прикажут спуститься в мою   каюту, но приказания не последовало. Да и вообще никаких приготовлений к тому,   чтобы превратить лодку в подводную, не было видно.      

Глаза   капитана горели. Он бесстрашно взирал на эту бурю, словно бросая ей вызов,   словно считая, себя неуязвимым. Нельзя было терять ни мгновения, а он,   по-видимому, и не думал уходить под воду.      

Нет, он   стоял все с тем же высокомерным видом, с горделивым видом человека, считающего   себя выше всего человечества. Глядя на него, я с ужасом спросил себя, уж не   является ли он каким-то фантастическим существом, выходцем из другого,   нереального мира.      

И вдруг   он заговорил.      

– Я…   я Робур! Властелин мира! – донеслось до меня сквозь свист урагана и   раскаты грома.      

Он   махнул рукой, и Тэрнер с товарищем, видимо, поняли его жест. То был приказ, и   эти несчастные, такие же безумцы, как их капитан, не колеблясь выполнили его.      

Распластав   свои широкие крылья, «Грозный» взвился ввысь, как он взлетел недавно над   Ниагарским водопадом. Но если в тот раз ему удалось спастись от кипящей пучины   вод, то сегодня он направил свой безумный полет в самую пучину бури.      

Вокруг   «Грозного» сверкали тысячи молний, гремели раскаты грома, пылало небо. А он   несся среди этих ослепительных вспышек, ежеминутно рискуя быть расщепленным,   идя на верную гибель.      

Робур   стоял все в той же позе. Положив одну руку на руль, другую – на регулятор, он   направлял сильно взмахивавшую крыльями машину от тучи к туче, в самую гущу   грозы, туда, где электрические разряды происходили особенно часто.      

Надо   было броситься на безумца, помешать ему мчать свой аппарат в это воздушное горнило.   Надо было заставить его спуститься и найти под водой спасение, которое было уже   невозможно ни на поверхности моря, ни в воздушном пространстве. Только там, в   глубине вод, он мог бы в полной безопасности переждать, пока эта грозная   схватка стихий придет к концу.      

И вот   все мои инстинкты возмутились. Чувство долга властно заговорило во мне. Да, это   тоже было чистейшее безумие, но мог ли я не попытаться задержать преступника,   которого моя страна поставила вне закона, который угрожал своим страшным   изобретением спокойствию всего мира, – мог ли я не схватить его за плечо и   не отдать в руки правосудия! Ведь я же Строк, главный инспектор полиции   Строк!.. И, забыв, где я нахожусь, забыв, что я один против троих над бушующим   океаном, я кинулся на корму и, стараясь заглушить грохот бури, вскричал, бросаясь   на Робура:      

– Именем   закона, я…      

Но в эту   минуту «Грозный» вздрогнул, словно пронзенный электрическим током. Весь его   остов затрепетал, как трепещет человеческое тело под действием электрического   разряда. И, получив удар в самый центр корпуса, «Грозный» со сломанными   крыльями, с разбитыми турбинами упал с высоты тысячи с лишним футов в глубь   Мексиканского залива.      

 18. ПОСЛЕДНЕЕ   СЛОВО ОСТАЕТСЯ ЗА СТАРОЙ ГРЭД      

       

Когда я   очнулся, – сколько часов я пробыл без сознания, не знаю, – группа   матросов, своими заботами спасших мне жизнь, окружала койку, на которой я   лежал.      

У   изголовья моей постели стоял офицер. Увидев, что я пришел в себя, он начал   задавать мне вопросы.      

Я   рассказал все… да, все! И мои слушатели решили, должно быть, что перед ними   несчастный, к которому вернулась жизнь, но – увы! – не вернулся рассудок.      

Я   находился на борту парохода «Оттава», оказавшегося в Мексиканском заливе по   пути в Новый Орлеан. Убегая от бури, экипаж увидел обломок, за который я   уцепился во время воздушной катастрофы, и взял меня на борт.      

Таким   образом я был спасен, но Робур-Завоеватель и его два спутника кончили свою полную   приключений жизнь в волнах залива. «Властелин мира», пораженный той самой   молнией, которой он Осмелился бросить вызов посреди воздушного океана, исчез   навсегда и унес с собой тайну своего изумительного изобретения.      

Спустя   пять дней «Оттава» приблизилась к берегам Луизианы и утром 10 августа вошла в   порт.      

Распрощавшись   с экипажем парохода, я сел в поезд и поехал в Вашингтон, который уже столько   раз отчаивался увидеть.      

Разумеется,   прежде всего я отправился в департамент полиции, желая первый свой визит   нанести мистеру Уорду.      

Можно   себе представить, как удивился и обрадовался мой начальник, когда я вошел к   нему в кабинет! Ведь после донесения моих спутников у него были все основания   считать меня погибшим в озере Эри.      

Я   рассказал ему обо всем, что произошло со дня моего исчезновения, – о   преследовании миноносцев на озере, о полете «Грозного» над Ниагарским   водопадом, о пребывании в котловине Грейт-Эйри и, наконец, о катастрофе над   Мексиканским заливом… Таким образом, он узнал, что аппарат, созданный гением   Робура, мог передвигаться не только по земле и воде, но и в воздушном   пространстве.      

Создатель   такой машины, пожалуй, и впрямь имел право назвать себя «Властелином мира».   Ведь аппарат его несомненно представлял угрозу для общественной безопасности,   ибо у людей не было достаточных средств, чтобы с ним бороться.      

Но   гордыня этого необыкновенного человека, постепенно возрастая, толкнула его на   борьбу с самой грозной из стихий, и то, что я вышел из этой ужасной катастрофы   здравым и невредимым, было просто чудом.      

Мистер   Уорд не верил своим ушам.      

– Как   бы там ни было, дорогой Строк, – сказал он мне, – вы вернулись, и это   главное. После этого знаменитого Робура теперь вы станете у нас героем дня.   Надеюсь, что слава не вскружит вам голову, как вскружила этому сумасшедшему   изобретателю.      

– О   нет, мистер Уорд, – ответил я, – но согласитесь, что никогда еще   человек, жаждущий удовлетворить свое любопытство, не проходил ради этого через   столько испытаний.      

– Согласен,   Строк! Вы открыли тайну Грейт-Эйри, открыли тайну превращений «Грозного». Жаль   только, что секрет изобретения этого «Властелина мира» навсегда исчез вместе с   ним.      

В тот же   вечер все газеты Соединенных Штатов поместили подробное описание моих приключений.   В достоверности их никто не усомнился, и, как предсказал мистер Уорд, я   сделался героем дня.      

«Благодаря   инспектору Строку, – писали в одной газете, – американская полиция   побила рекорд. В других странах полиция, с большим или меньшим успехом,   действует на суше и на море, между тем как американская пустилась преследовать   преступника в глубь озер и океанов, более того, – в заоблачные сферы».      

Как   знать, быть может в конце нашего века то, что сделал я, преследуя «Грозный», и   о чем рассказал здесь, станет самым обычным делом для моих будущих коллег…      

Легко   себе представить также, какую встречу мне устроила моя старая служанка, когда я   пришел к себе домой на Лонг-стрит. Увидев меня – или мой призрак? – бедняжка   чуть было не отдала богу душу. Потом, выслушав мой рассказ, она прослезилась и   возблагодарила провидение, спасшее меня от стольких бед.      

– Ну,   сударь, – сказала она под конец, – теперь вы видите, что я была   права?      

– Права?   Но в чем же, милая Грэд?      

– Да   вот насчет того, что в Грейт-Эйри живет сам дьявол.      

– Так   ведь этот Робур вовсе не был дьяволом.      

– Ну   так что ж! – возразила старая Грэд. – По-моему, он был ничуть его не   лучше.      

1904 г.