1 2 3 
Пускай не будет им ни тени,
ни места, где б могли укрыться!
О, я хочу проникнуть в сердце
и в нем согреться! Дайте сердце —
пусть грудь ее оно покинет
и растечется по горам!
О, дайте мне проникнуть в сердце,
проникнуть в сердце…
(Ветвям.)

Не хочу
я тени. Пусть мои лучи
проникнут всюду, пусть средь темных
стволов горит их свет и шумом
наполнит лунным эту тьму,
пусть этой ночью алой кровью
опять мои пылают щеки,
пусть кровью брызнут тростники
на плащ широкий вихрей горных.
Кто скрылся там? Вам говорю я:
уйдите! Нет, им здесь не скрыться!
Заставлю я пылать коня
всей лихорадкою алмазов.
Луна исчезает за деревьями, и сцена снова погружается в мрак. Входит Нищенка, закутанная в легкую ткань темно-зеленого цвета. Она босая. Лица ее почти не видно из-за складок ткани.

Нищенка.

Вот Луна уходит, а они все ближе.
Здесь предел дороги. Шум реки бегущей
с темным шумом рощи заглушат мгновенно
вопль тоски предсмертной. Я бродить устала.
Пусть сундук откроют. Нити белой пряжи
на полу холодном одинокой спальни
ждут тела их. Вижу, вижу, как на шее
рана вдруг открылась. О, пускай же птицы
на ветвях притихнут, соберет пусть стоны
ветер перелетный и промчится с ними
над покровом мрачным рощ оледенелых,
пусть он похоронит их во льну кудрявом.
(Нетерпеливо.)

Но где ж Луна, но где ж Луна?
Появляется Луна. Снова яркий голубой свет.

Луна. Они уже близко. Те едут но дороге, а он – берегом реки. Пойду освещу камни. Что тебе надо?

Нищенка. Ничего.

Луна. Воздух все тверже и острей: точно нож с двумя лезвиями.

Нищенка. Освети жилет и оттени пуговицы, а там уж ножи найдут себе путь.

Луна.

О, пусть они подольше умирают,
чтоб кровь свой тонкий, нежный свист
мне в пальцы белые вложила!
О, погляди: вон там, среди долин,
что пеплом я посыпала, возникло
желанье поскорей увидеть
поток горячей этой крови…
Нищенка. Не дадим им перейти ручей. Тише!

Луна. Идут! (Уходит.)

На сцене темно.

Нищенка. Скорей! Больше света! Слышишь? Они не должны ускользнуть.

Входят Жених и Первый юноша. Нищенка садится и закрывается плащом.

Жених. Сюда!

Первый юноша. Ты их не найдешь.

Жених (твердо). Нет, найду!

Первый юноша. Должно быть, свернули на другую тропинку.

Жених. Нет. Я только что слышал стук копыт.

Первый юноша. Может, это другой конь?

Жених (взволнованно). Слушай. Во всем мире есть только один конь, и это его. Ты понял? Идешь со мной – иди без разбора.

Первый юноша. Я хотел…

Жених. Молчи. Я уверен, что найду их здесь. Видишь эту руку? Это не моя рука. Это рука моего брата, и моего отца, и всех, кого убили из моей семьи. И в ней такая сила, что, если бы я захотел, я вырвал бы это дерево с корнем. Идем скорей, а то зубы моих близких с такой силой вонзились сюда, что мне нечем дышать.

Нищенка (жалобно). Ай!

Первый юноша. Ты слышал?

Жених. Иди туда и обойди кругом.

Первый юноша. Это охота.

Жених. Да, охота. Страшней этой охоты еще не было.

Юноша уходит. Жених быстро идет налево и натыкается на Нищенку. Это – Смерть.

Нищенка. Ай!

Жених. Что ты?

Нищенка. Мне холодно.

Жених. Куда ты идешь?

Нищенка (все тем же жалобным тоном попрошайки). Туда… далеко.

Жених. Откуда ты пришла?

Нищенка. Оттуда… издалека.

Жених. Ты не видела мужчину с женщиной верхом на коне?

Нищенка (как бы очнувшись). Погоди… (Смотрит на него.) Красивый юноша. (Встает.) Но спящий ты должен быть еще красивей.

Жених. Говори, отвечай, видела ты их?

Нищенка. Погоди… Какая широкая спина! Как хорошо тебе было бы растянуться на ней и не наступать на подошвы – ведь они такие маленькие!

Жених (трясет ее). Я спрашиваю, видела ты их?

Проезжали они здесь?

Нищенка (твердо). Нет, не проезжали, они спускаются с холма. Разве не слышишь?

Жених. Нет.

Нищенка. Ты не знаешь дороги?

Жених. Все равно пойду!

Нищенка. Я с тобой. Я знаю эти места.

Жених (нетерпеливо). Ну идем же! Куда?

Нищенка (торжественно). Сюда!

Быстро уходят. Вдали, изображая шум леса, играют две скрипки. С топорами на плечах возвращаются дровосеки. Они медленно проходят между деревьями.

Первый дровосек.

Это ты, о смерть, выходишь,
у тебя большие листья.
Второй дровосек.

Загради поток кровавый!
Первый дровосек.

Смерть, о, как ты одинока!
У тебя сухие листья.
Третий дровосек.

Не венчай цветами свадьбу!
Второй дровосек.

Смерть печальная! Оставь им
для любви приют зеленый.
Первый дровосек.

Смерть жестокая! Оставь им
для любви приют зеленый!
Уходят, продолжая разговор. Появляются Леонардо и Невеста.

Леонардо.

Молчи.
Невеста.

Отсюда я пойду одна.
Иди! Хочу, чтоб ты вернулся.
Леонардо.

Молчи, я говорю!
Невеста.

Зубами,
руками, всем, чем можешь ты,
сорви с моей высокой шеи
металл тяжелой этой цепи.
Оставь меня в моем углу,
там дом мой, там моя земля,
и если ты убить не хочешь
меня, как маленькую змейку,
ты дуло меткое ружья
вложи невесте бедной в руки.
О, что за скорбь! И что за пламя
в моей бушует голове!
Что за стекло в язык вонзилось!
Леонардо.

Но отступать теперь нельзя!
Уж настигает нас погоня…
Я должен увезти тебя.
Невеста.

Ты увезешь меня насильно.
Леонардо.

Насильно? Как? Скажи, кто первый
по лестнице спустился?
Невеста.

Я.
Леонардо.

Кто сбрую новую надел
на моего коня?
Невеста.

Да, правда.
Да, это я.
Леонардо.

Скажи, чьи руки
надели шпоры мне?
Невеста.

Мои.
Но знай, они, тебя увидя,
хотят лазурь разрушить вен
и шум унять мятежный крови.
О, я люблю тебя! Люблю!
Уйди! О, если б я могла
тебя убить, из ткани нежных
фиалок я надела б саван
на тело стройное! Уйди!
Какая скорбь! Какой огонь
в моей бушует голове!
Леонардо.

Что за стекло в язык вонзилось!
А я хотел тебя забыть,
построил каменную стену
я между нашими домами.
Когда тебя вдали я видел,
глаза я засыпал песком.
И что ж? Я на коня садился,
и конь летел к твоим дверям.
От серебра булавок острых
давно уж почернела кровь
в мятежном сне. Мне плоть моя
казалась сорною травою.
Я не виновен. Не виновен
ни в чем: земля во всем виновна
и этот нежный аромат
твоих грудей и кос тяжелых.
Невеста.

Как все смешалось! Не хочу
делить с тобой постель и пищу.
И что ж? Увы, минуты нет,
когда б к тебе я не стремилась.
Меня влечешь ты – я иду.
Ты говоришь, чтоб я вернулась,
но я по воздуху несусь
тебе вослед былинкой легкой.
Я там оставила мужчину
сурового с его родней
средь свадебного хоровода,
и на тебя падет их месть.
Оставь меня одну! Беги!
Леонардо.

Уж на деревьях птицы утра
зашевелились. Умирает
седая ночь на остром камне.
Пойдем разыщем темный угол,
где мог бы я тебя любить.
Поверь, что не страшны мне люди
и яд, который бросят в нас.
(Страстно обнимает ее.)

Невеста.

Я буду спать у ног твоих,
стеречь все, что тебе приснится.
(В порыве отчаяния.)

Нагая буду я смотреть
на поле, как твоя собака.
Когда я на тебя гляжу,
твоя краса меня сжигает.
Леонардо.

Свет порождает свет. Огонь
родит огонь: от искры малой,
как ни мала она, сгорают
два смежных колоса. Идем.
(Увлекает ее за собой.)

Невеста.

Куда ведешь меня?
Леонардо.

Туда,
куда им не пройти: пускай
они нас окружают. Там
смогу тобой я любоваться!
Невеста (насмешливо).

Води по ярмаркам меня
на посмеянье честным женам.
Я простыню кровавой свадьбы
высоко подниму, как знамя.
Леонардо.

Когда бы думал я, как все,
я от тебя ушел бы тотчас.
Но я не властен над собой,
и ты, ты – также. Сделай шаг,
попробуй. Острыми гвоздями
луна мои сковала чресла
и бедра сильные твои.
Вся эта страстная сцена ведется в крайне приподнятом тоне.

Невеста.

Шаги!
Леонардо.

Они идут.
Невеста.

Прощай,
мне умереть одной здесь должно.
Я ноги в воду опущу,
шипы мне в голову вонзятся,
и пусть во мне оплачут листья
погибшей женщины судьбу
и девушки.
Леонардо.

Молчи. Я слышу —
они идут.
Невеста.

Беги!
Леонардо.

Молчанье —
не то услышат нас. Иди
вперед. Я говорю, идем!
Невеста колеблется.

Невеста.

Нет, вместе, оба!
Леонардо (обнимает ее).

Как ты хочешь,
и если люди разлучат нас,
так, значит, умер я.
Невеста.

И я.
Уходят, обнявшись.

Очень медленно появляется Луна. Сцену заливает яркий голубой свет. Дуэт скрипок. Вдруг один за другим раздаются два душераздирающих вопля, и музыка обрывается. При втором вопле появляется Нищенка, останавливается на середине сцены, спиной к зрителям, и распахивает плащ. Сейчас она похожа на большую птицу с огромными крыльями. Останавливается и Луна. Медленно опускается занавес в полной тишине.
Занавес
Картина последняя

Белая комната. Арки, толстые стены. Справа и слева белые скамьи. В глубине большая белая арка и такого же цвета степа. Блестящий белый пол. В этой с виду простой комнате есть что-то от монументальной церковной архитектуры. Нет ни серого цвета, ни тени, ничто не создает перспективы. Две девушки в темно-синих платьях разматывают красный клубок.

Первая девушка.

Клубочек, клубочек,
что делаешь ты?
Вторая девушка.

Жасмин на одежде
блестящ, как стекло.
Родиться в четыре,
к восьми умереть.
Клубочек, клубочек,
обвился ты цепью
вкруг ног молодых,
и нет ей дороги
средь горьких ветвей
цветущего лавра.
Девочка (нараспев).

скажи мне, ты была на свадьбе?
Первая девушка.

Я? Нет.
Девочка.

Я тоже не ходила.
Что там могло случиться
средь виноградных лоз?
Что там могло случиться
в оливковых ветвях?
Что там случилось, почему с нее
никто не возвращается? А ты
была на свадьбе?
Вторая девушка.

Нет же, мы сказали.
Девочка (отходит от нее).

Я тоже не была у них на свадьбе.
Вторая девушка.

Клубочек, клубочек,
о чем ты поешь?
Первая девушка.

Тут рана из воска,
на миртах – печаль.
Спать утром, а ночью
очей не смыкать.
Девочка (в дверях).

Запуталась нитка
в ребристых камнях,
но горы помогут
ей дальше бежать.
И вот убегает,
проворно бежит
и вот добежала
проворно до них.
Вот нож положила
и хлеб отняла.
(Уходит.)

Вторая девушка.

Клубочек, клубочек,
что скажешь ты мне?
Первая девушка.

Любовник безмолвен,
весь алый – жених.
На береге мертвых
я видела их.
На время перестают разматывать клубок и смотрят на него.

Девочка (появляется в дверях).

Бежит, убегает,
проворно бежит.
До нас добежала
проворная нить.
Уж слышу я: близятся
чьи-то шаги.
Недвижно застыли
покрытые илом
тела молодые —
друзья и враги.
(Уходит.)

Входят Жена и Теща Леонардо. Они в печали.

Первая девушка.

Они уж близко?
Теща (резко).

Мы не знаем.
Вторая девушка.

Что вы расскажете о свадьбе?
Первая девушка.

Скажи мне.
Теща (сухо).

Ничего.
Жена.

Туда
я возвращусь и все узнаю.
Теща (твердо).

Иди к себе домой. Мужайся:
отныне будешь одиноко
жить в этом доме, в нем стареть
и плакать. Только дверь, запомни,
уж в нем не будет открываться.
Он мертв иль жив, но эти окна
мы все забьем. Дожди и ночи
пускай свои роняют слезы
на горечь трав.
Жена.

Но что случилось?
Теща.

К чему нам знать? Свое лицо
закрой ты покрывалом. Дети
твои с тобой. Ни слова больше.
Из пепла крест сложи скорее
ты на его подушке.
Уходят.

Нищенка (у дверей).

Дочки,
подайте хлеба.
Девочка.

Уходи!
Девушки образуют группу.

Нищенка.

А почему?
Девочка.

Ты очень стонешь.
Вторая девушка.

Нельзя так, девочка!
Нищенка.

Не лучше ль
мне попросить твои глаза?
За мною птиц несется туча,
ты хочешь птицу?
Девочка.

Убежать
я от тебя хочу далеко!
Вторая девушка (Нищенке).

Ты не сердись.
Первая девушка.

Скажи, ты к нам
шла вдоль ручья?
Нищенка.

Оттуда
я пришла.
Первая девушка (робко).

Могу тебя спросить я?
Нищенка.

Я их видела. Здесь скоро
будут оба – два потока.
Час прошел – они застыли
меж больших камней. Два мужа
спят у ног коня недвижно.
Мертвы оба. Ночь сияет
красотой.
(В восторге.)

Они убиты!
Да, убиты!
Первая девушка.

Замолчи,
замолчи, старуха!
Нищенка.

Вижу:
их глаза цветам подобны,
но цветы мертвы; их зубы
двум горстям подобны снега
затвердевшего; упали
вместе, оба, а невеста
возвращается: алеют
кровью волосы и платье.
Так все было. Так, как должно.
Грязный ил лежал на чистом
золотом цветке.
(Уходит.)

Девушки наклоняют головы и, двигаясь ритмично, уходят.

Первая девушка.

На чистый
золотой цветок…
Вторая девушка.

Ложится
грязный ил.
Девочка.

Они на чистых
золотых цветах несут их,
мертвых женихов. Смотрите:
смугл один из них и так же
смугл другой. Над ними вьется
соловей с тоскливой песней.
(Уходит.)

Сцена некоторое время пуста. Затем входит Мать и плачущая Соседка.

Мать. Перестань.

Соседка. Не могу.

Мать. Перестань, говорю. (Подходит к двери.) Здесь никого нет? (Прикладывает руки ко лбу.) Мой сын ответил бы мне. Но сын мой теперь лишь ветка с сухими цветами. Невнятный голос, долетающий из-за гор. (Соседке, в ярости.) Да перестанешь ты? Я не хочу, чтобы плакали в этом доме. Ваши слезы текут из глаз, а мои слезы, когда я останусь одна, прихлынут к глазам из ступней, и они будут горячее крови.

Соседка. Идем ко мне, не оставайся здесь.

Мать. Нет, я хочу быть здесь, здесь. Я буду спокойна. Все умерли. В полночь я буду спать, буду спать, не боясь ни пистолета, ни ножа. Другие матери выглянут в окно, и дождь станет сечь им лицо, а они все будут смотреть, не идут ли сыновья. Я – нет. Сон мой обернется холодной голубкой из слоновой кости, и она осыплет склеп камелиями из инея. Но нет, не склеп, не склеп. Сама земля приютила их и убаюкала на своем ложе.

Входит Женщина в черном, она проходит направо и преклоняет колени.

Мать (Соседке). Отними руки от лица. Впереди страшные дни. Я никого не хочу видеть. Земля и я. Мой плач и я. И эти четыре стены. Ах! Ах! (Садится в изнеможении.)

Соседка. Пожалей себя.

Мать (откидывает волосы назад). Я должна быть спокойной. (Садится.) Придут соседки, а я не хочу, чтобы меня видели такой бедной. Такой бедной! У меня нет даже сына, которого я могла бы прижать к губам.

Входит Невеста. Она в черном плаще, без венка.

Соседка (увидев Невесту, в ярости). Куда ты?

Невеста. Я пришла сюда.

Мать (Соседке). Кто это?

Соседка. Не узнаешь?

Мать. Потому и спрашиваю. Ведь я должна не узнавать ее, а не то я вонжу ей зубы в горло. Змея! (Грозно направляется к Невесте, но, овладев собой, останавливается. Соседке.) Видишь ее? Она здесь, и она плачет, а я спокойна и не вырываю ей глаза. Не знаю, что со мной. Может быть, я не любила своего сына? А ее честь? Где ее честь? (Бьет Невесту. Та падает на пол.)

Соседка. Ради бога! (Пытается оттащить ее.)

Невеста (Соседке). Оставь ее, я пришла затем, чтобы она меня убила и чтобы меня похоронили рядом с ними. (Матери.) Но не руками надо бить, а железным крюком, серпом – пока не сломаются кости. (Соседке.) Оставь ее! Пусть она знает, что я чиста и что я сойду с ума, но меня похоронят чистой – ни один мужчина не любовался белизной моей груди.

Мать. Молчи, молчи, что мне до этого?

Невеста. Да, я бежала с другим, бежала! (С тоской.) Ты бы тоже бежала. Я сгорала на огне, вся душа у меня в язвах и ранах, а твой сын был для меня струйкой воды – я ждала от него детей, успокоения, целебной силы. Но тот был темной рекой, осененной ветвями, волновавшей меня шуршаньем камышей и глухим рокотом волн. И я пошла за твоим сыном – ведь он был холодным ручейком, – а тот посылал мне вслед стаи птиц, и они мешали мне идти и веяли холодом на мои раны, веяли холодом на бедную иссохшую женщину, девушку, обласканную огнем. Я не хотела, пойми! Я не хотела, я не хотела! Я стремилась к твоему сыну, и я его не обманывала, но рука того подхватила меня, как шквал. И он подхватил бы меня рано или поздно, даже если б я состарилась и все дети твоего сына вцепились мне в волосы!

Входит Вторая соседка.

Мать. Ни она не виновата, ни я! (С горькой иронией.) Кто же тогда виноват? Жалка, слаба и бесстыдна та женщина, что сбрасывает свадебный венок и цепляется за краешек ложа, которое согрела другая.

Невеста. Молчи, молчи! Отомсти мне: я здесь! Посмотри, какая у меня нежная шея: тебе это будет легче, чем срезать георгин в саду. Но нет! Я чиста, чиста, как новорожденная. И достаточно сильна, чтобы доказать тебе это. Зажги огонь. Поднесем к нему руки: ты – за своего сына, я – за свое тело. Первой отдернешь их ты.

Входит Третья соседка.

Мать. Что мне твоя чистота? Что мне твоя смерть? Что мне до этого? Благословенна пшеница, ибо под ней мои сыновья. Благословен дождь, ибо он омывает мертвых. Благословен бог, ибо он всех нас упокоит.

Входит Четвертая соседка.

Невеста. Позволь мне плакать вместе с тобой.

Мать. Плачь. Но у дверей.

Входит Девочка. Невеста становится у двери. Мать – на середине сцены.

Жена (входит и идет налево).

Был прежде всадником прекрасным —
теперь, увы, он глыба снега.
По ярмаркам и по горам
он ездил, знал объятья женщин —
теперь один лишь мох ночной
чело холодное венчает.
Мать.

Он, как подсолнечник, стремился
к любимой матери-земле,
он чистым зеркалом казался.
Так пусть на грудь твою положат
из горьких мирт прощальный крест,
пускай тебя покроет саван
из шелка яркого, пусть плачет
вода в руках твоих спокойных.
Жена.

Четыре отрока склоненных
несут их. Как устали плечи!
Невеста.
Четыре отрока влюбленных
несут по воздуху к нам смерть!
Мать.

Соседки…
Девочка (в дверях).

Их несут сюда.
Мать.

Не все ль равно: вот крест.
Невеста.

Пусть крест
всех защитит – живых и мертвых.
Мать.

Соседки милые! Ножом,
вот этим ножичком в тот день,
что был судьбой для них назначен,
меж часом и двумя убили
друг друга два мужчины сильных
из-за любви. А этот нож,
а этот ножичек так мал,
что выпадает он из рук,
а между тем он проникает
незримо в глубь смущенной плоти,
он останавливает бег свой
там, где дрожит в клубке сплетенном
незримый корень наших криков…
Невеста.

Ножом вот этим… Он так мал,
что выпадает он из рук.
Он рыбкою без чешуи,
он рыбкой, брошенной на берег,
казался прежде, но в тот день,
который им судьбой назначен,
меж часом и двумя друг друга
ножом зарезали вот этим
два гордых и суровых мужа.
Теперь лежат они недвижно,
на их устах желтеет смерть.
Соседки, стоя на коленях, плачут.
Занавес