1 2 3 4 
Он стоял и смотрел на Крюка, не в силах поднять руку, в которой был нож. Каждый ребенок реагирует так же, когда он впервые в жизни встречается с несправедливостью. И никто никогда не в состоянии потом эту первую несправедливость забыть. Никто, кроме Питера. В этом и состояла разница между ним и всеми остальными людьми.
   
   
Поэтому сейчас, когда он столкнулся с несправедливостью, для него это было все равно, что в первый раз. Потому-то он мог только глядеть на Крюка, оскорбленный и беспомощный. И Крюк дважды всадил в него свой железный коготь.
   
Через несколько минут после этого мальчишки заметили Крюка плывущим в сторону корабля, лицо его было бледно и искажено страхом, а невдалеке раздавалось размеренное тиканье: его преследовал крокодил.
   
Мальчишки сумели в темноте разыскать ялик. Покричав Питера и Венди и не получив ответа, они решили, что те либо плывут, либо летят к берегу, и, забравшись на ялик, поплыли домой. Они так верили в Питера, что им и в голову не пришло, что он может нуждаться в помощи. Они весело гребли и посмеивались над тем, что сегодня поздно лягут спать, и в этом будут виноваты не они, а сама мама Венди.
   
А в это время Питер втаскивал на скалу потерявшую сознание девочку. Он сам был почти что в обмороке. Но угасающее сознание подсказывало ему, что скала все равно скоро уйдет под воду и все усилия напрасны.
   
Венди очнулась. Она не понимала, что происходит.
   
– Мы на скале, Венди, – грустно сказал Питер. – Но она становится все меньше и меньше. Венди все еще не осознавала опасности.
   
– Нам надо скорее на берег, – заметила она и слабо улыбнулась.
   
– Ты сможешь без меня добраться до берега вплавь?
   
Венди покачала головой. Она слишком устала. Питер застонал.
   
– Что случилось? – спросила она, сразу встревожившись.
   
– Я не могу помочь тебе, Венди. Крюк меня ранил. Я не могу ни плыть, ни лететь.
   
– Так, значит, мы утонем?
   
Вода прибывала. Они сидели рядом, закрыв глаза, чтобы не видеть этого ужасного зрелища. Вдруг что-то легонечко коснулось щеки Питера, точно кто-то спрашивал: „Может, я смогу на что-нибудь пригодиться?“ Это был змей, которого Майкл смастерил на днях и который вырвался у него из рук и улетел.
   
– Это змей, – сказал Питер безучастно. Но в следующий момент его осенила мысль, и он ухватил змея за хвост и начал подтаскивать к себе.
   
– Он поднял Майкла с земли, почему бы ему не отнести тебя на берег?
   
– Нас обоих!
   
– Он не может поднять двоих. Майкл и Кудряш пробовали уже.
   
– Тогда кинем жребий.
   
– При том, что ты девочка? Да никогда в жизни!
   
Он уже обмотал Венди мочальным хвостом. Она кинулась к Питеру, обняла. Она не хотела его оставлять. Но, крикнув: „Прощай, Венди!“, он столкнул ее со скалы. Через несколько минут она исчезла из виду.
   
Скала выдавалась над морем совсем чуть-чуть. Бледные лучи прошлись на цыпочках по воде. Вскоре послышались звуки, самые мелодичные и самые печальные в мире: это русалки взывали к луне.
   
Питер не был похож на других мальчишек. Но даже и ему стало страшно. По телу пробежала дрожь, как бывает, пробегает она по поверхности воды. Но в следующий миг он уже стоял выпрямившись на скале, он улыбался, а где-то внутри него бил маленький барабанчик. Он выстукивал такие слова: „Что ж, умереть – это ведь тоже большое и интересное приключение“.
  
  
   
    
Глава девятая
    
    
ПТИЦА НЕТ
   
   
   
Последнее, что услышал Питер, прежде чем остаться в лагуне совсем одному, это плеск русалочьих хвостов. Они нырнули под воду, возвращаясь в свои спальни.
   
Спальни были расположены в коралловых пещерках, и на каждой двери было по колокольчику, который звонил, когда дверь открывалась и закрывалась. Колокольчики прозвенели. И все стихло.
   
Вода неизбежно прибывала. И чтобы чем-то занять себя до того момента, как волны накроют его с головой, Питер приглядывался к какому-то непонятному предмету, который плыл по поверхности воды. Он решил, что это кусок бумаги, может, часть воздушного змея, и лениво размышлял над тем, сколько времени этому куску бумаги потребуется, чтобы прибиться к берегу.
   
Вдруг он заметил, что предмет не просто качается на волнах, а движется направленно, одолевая высокие валы.
   
„Какой отважный кусок бумаги!“ – с восхищением подумал Питер.
   
На самом деле никакой это не был кусок бумаги. Это была птица Нет на своем гнезде, которая делала отчаянные усилия, чтобы добраться до Питера. Она решила спасти его, отдать ему свое гнездо, несмотря на то, что в нем лежали яйца.
   
Она кричала Питеру, что плывет к нему, чтобы выручить его из беды, а он спрашивал ее, что она там делает, но вся беда в том, что они не знали языка друг друга.
   
В некоторых сказках люди разговаривают с птицами, и, конечно, я мог бы изобразить дело так, что они друг друга понимали. Но лучше уж говорить правду. А правда заключается в том, что ни слова не было понятно ни тому, ни другому.
   
– Я хочу, чтобы ты перебрался в мое гнездо, – говорила птица Нет отчетливо, делая большие паузы между словами.
   
– Чего ты там каркаешь? – вопрошал в свою очередь Питер.
   
– Я же тебе говорю, – повторяла птица, – перелезай на мой плот.
   
– А я спрашиваю, – повторял Питер, – чего-ты-там-каркаешь?
   
Птица Нет начинала терять терпение. Эти птицы вообще очень нетерпеливые.
   
– Тупица несчастная, ты почему не делаешь, как я тебе говорю?
   
Питер почувствовал, что она обзывается, и крикнул наугад:
   
– От такой же слышу!
   
Потом они оба прокричали друг другу одно и то же:
   
– Да заткнись ты!
   
– Да заткнись ты!
   
Тем не менее птица Нет твердо решила, спасти его. Страшным усилием она подогнала гнездо к скале и слетела с него, несмотря на то что в нем лежали яйца.
   
Наконец-то он понял!
   
Он ухватился за край гнезда, влез на него и благодарно помахал птице Нет рукой. Но она кружилась над ним вовсе не для того, чтобы услышать от него благодарность. Она беспокоилась, что он станет делать с ее невылупившимися птенцами. Питер взял в руки по птичьему яйцу и начал их разглядывать. Птица накрыла голову крылом, чтобы не видеть кончины своих неродившихся детей. Но она все-таки глянула один раз сквозь перья.
   
Не помню, говорил ли я о том, что на скале пираты укрепили когда-то старый корабельный флагшток, и на него набили перекладину, чтобы обозначить, где они спрятали награбленное сокровище. Мальчишки как-то обнаружили пиратский склад. И для развлечения они покидали бриллианты и жемчуга чайкам, которые хватали драгоценные камни на лету, думая, что им предлагают угощение, и страшно злились на мальчишек за такой некрасивый обман.
   
   
Но флагшток все еще торчал на месте. На него джентльмен Старки как-то повесил свою шляпу – это была матросская шляпа с широкими полями, сделанная из непромокаемого брезента. Питер подогнал гнездо к скале, взял шляпу, перевернул ее и осторожно опустил в нее оба яйца. Шляпа спокойно заскользила по поверхности воды.
   
Птица Нет мгновенно поняла его замысел, она высказала ему свое восхищение, и уж это то Питер понял и немедленно с ней согласился.
   
Питер вытащил флагшток, укрепил его в центре гнезда, как мачту, а из своей рубашки сделал парус.
   
Птица Нет опустилась на шляпу и тут же снова уселась на яйца. Течение понесло ее в одну сторону, а ветер, наполнив парус, погнал гнездо с Питером от скалы к берегу. Они расстались, очень довольные друг другом, издавая радостные возгласы.
  
  
   
    
Глава десятая
    
    
СЧАСТЛИВОЕ СЕМЕЙСТВО
   
   
   
Схватка в лагуне обеспечила Питеру преданность краснокожих. Не было такой вещи, которую Тигровая Лилия или любой из ее племени не сделали бы для Питера. Ночь напролет они прятались по кустам, наблюдая за домом под землей и обеспечивая его безопасность. Даже днем они бродили в окрестностях, покуривая Трубку мира.
   
Они называли Питера Великий Белый Отец и падали перед ним ниц. И надо сказать, что это ему было очень по душе.
   
– Великий Белый Отец очень рад, что индейские воины охраняют его дом, – говорил он им важно, приняв величественную позу, в то время как они распластывались перед ним на траве.
   
– Моя Тигровая Лилия, – говорила прекрасная дочь вождя. – Моя очень рада, что Питер Пэн меня спасал. Моя Питер Пэна охранять. Моя не давать пиратам его обижал.
   
Она была слишком прекрасна, чтобы так униженно перед ним склоняться. Но Питер Пэн считал, что он этого заслужил. Он снисходительно кивал и говорил небрежно:
   
– Это хорошо. Благодарю. Питер Пэн высказался.
   
Он последнее время усвоил это выражение, когда хотел, чтобы от него отстали.
   
Сейчас мы с вами добрались до того вечера, который все они впоследствии будут называть „Ночью ночей“ из-за того, какие произошли тогда события и как они завершились.
   
С утра день начался спокойно и так же спокойно продолжался, и за весь день ничего не случилось. И вот уже индейцы, завернутые в свои войлочные одеяла, заняли каждый свой пост наверху, а мальчишки внизу, в своем доме, сели ужинать. Все, кроме Питера, который отправился выяснять, который час. На острове время узнавалось так. Сначала вы шли и разыскивали крокодила. Потом вы должны были стоять возле него или ходить следом, пока часы не пробьют у него в желудке.
   
На этот раз все сидели и пили какбудтошний чай, шумно прихлебывая, болтая и поминутно ссорясь. Гомон стоял прямо-таки оглушительный. Венди не возражала против шума, но она не могла терпеть дзфных манер. У них был заведен строгий порядок. Никому не разрешалось давать сдачи за столом или толкать соседа под локоть. Если возникал какой-нибудь спор, надо было не выражать своего несогласия оплеухой, а обратиться к Венди за правосудием. Положено было поднять руку и сказать: „Я подаю жалобу на того-то“. Но чаще всего они или об этом забывали, или, наоборот, замучивали Венди жалобами.
   
– Тихо! – прикрикнула она на них после того, как уже, по крайней мере, раз двадцать она повторила просьбу не говорить всем зараз.
   
– Твоя мисочка уже пустая. Малышка, сыночек?
   
– Нет, мама, я еще не допил немножечко, – ответил Малышка, заглядывая в воображаемую мисочку.
   
– Он даже и не притрагивался к своему молоку, – вмешался Кончик. Это было уже ябедничество, и Малышка не упустил своего шанса:
   
– Я подаю жалобу на Кончика.
   
Но Джон успел поднять руку еще раньше.
   
– Да, Джон?
   
– Можно, я сяду на место Питера, пока он не пришел?
   
– Сесть на папино место, Джон? Да как же это можно?
   
– Он понарошку наш папа! – упорствовал Джон. – Он даже не знал, как папы себя ведут, пока я его не научил.
   
Болтун поднял руку. Он был из них самый послушный, пожалуй, даже единственный, кто был послушным, и Венди относилась к нему особенно нежно.
   
– А я мог бы быть всехним папой? Наверное, нет? – спросил он робко.
   
– Нет, Болтун.
   
Болтун редко говорил (имя свое он получил в насмешку), но если уж начинал, ему трудно было остановиться.
   
– А если я не могу быть папой, может, я буду маленьким, вместо Майкла, или тоже нет?
   
– Нечего тебе, – тут же отрезал Майкл. – В корзинке буду спать я.
   
– А может, я буду Двойняшкой, или тоже – нет?
   
– Где тебе! – заявили Двойняшки, оба сразу. – Двойняшкой быть очень трудно!
   
– Раз я никем не могу быть, хотите, я покажу вам фокус?
   
– Нет! – завопили все хором. Тогда Болтун умолк, но снова началось несносное ябедничание:
   
– А Малышка, когда кашляет, не закрывает рот рукой.
   
– А Двойняшки кашу едят руками.
   
– А Кудряш слопал все орехи!
   
– Боже мой, боже мой! – вздыхала Венди. – Право же, я иногда думаю, что от детей больше расстройства, чем радости.
   
Потом они кончили ужинать, успокоились, затеяли игры. Венди принесла корзину с драными чулками, уселась штопать. На каждой коленке по дыре – уж это как водится!
   
Наверху послышались шаги, Венди услыхала их первая.
   
– Ребята, папа идет. Встречайте-ка его! Мальчишки, как много-много раз уже бывало, весело вытащили Питера за ноги из его ствола. Как много раз прежде, но больше уж этого не будет никогда!
   
Он принес мальчишкам орехов, а Венди сообщил точное время.
   
– Питер, ты их балуешь, – притворно вздохнула Венди.
   
– Ничего, старушка, – добродушно отозвался Питер, вешая свое ружье на гвоздь.
   
Один из Двойняшек подошел к Питеру:
   
– Папа, а что, если мы потанцуем?
   
– Начинай, сынок!
   
– И ты с нами!
   
Питер был прекрасным танцором, но он притворялся, будто смущен такой просьбой:
   
– Я? Греметь старыми костями?
   
– И мама тоже.
   
– Что? – засмеялась Венди. – Такая многодетная мать – и вдруг да пустится в пляс?
   
– Но в субботу-то вечером можно! – воскликнул Малышка.
   
Это был вовсе и не субботний вечер, а впрочем, мог бы быть и субботним. Они уже давно потеряли счет дням, но всегда, когда им хотелось что-нибудь выклянчить, они объявляли, что наступал субботний вечер.
   
И они все вместе от души потанцевали.
   
– Правда, хорошо, Питер? – сказала Венди. – У нас такая хорошая семья. Знаешь, мне кажется. Кудряш похож на тебя. И Майкл тоже.
   
Она подошла к Питеру и положила руки ему на плечи.
   
– Питер, конечно, такая большая семья состарила меня. Но тебе ведь не хотелось бы, чтоб кто-то другой оказался на моем месте?
   
Нет, он не хотел бы. Но он взглянул на нее как-то странно, каким-то мигающим взглядом. Так смотрит человек, когда он хорошенько не знает, проснулся он или все еще спит.
   
– Питер, что случилось?
   
– Я просто подумал, – сказал он слегка испуганным голосом, – ведь это же понарошку, что я – их отец?
   
– Ну, конечно.
   
Послышался вздох облегчения.
   
– А то мне бы пришлось оказаться взрослым, а я не хочу.
   
– Не надо, раз не хочешь, Питер! Скажи мне, а как ты ко мне по правде относишься?
   
– Как преданный сын.
   
– Я так и думала, – сказала Венди и отошла в другой конец комнаты.
   
– Как ты странно говоришь, – заметил Питер, искренне не понимая ее. – Вот и Тигровая Лилия – не хуже тебя. Она, кажется, что-то хочет от меня. А не пойму, что. Может, она тоже хочет быть моей мамой?
   
– Нет.
   
– А что же тогда?
   
– Я не хочу говорить.
   
– Может, Динь-Динь знает? Динь-Динь сидела в своем будуаре за задернутой занавеской и подслушивала. Питера вдруг осенила идея:
   
– Динь, может, ты хочешь быть моей мамой?
   
– Дурачок ты! – крикнула она из-за занавески злым голосом.
   
– А я почти что с ней согласна, – огрызнулась Венди.
   
Можете себе представить, чтобы милая, добрая Венди огрызнулась? Но разговор этот был ей тяжел. А к тому же она ведь не знала, что их всех ждет еще до того, как кончится эта ночь.
   
Никто из них не знал. Может, это и хорошо. Они прожили, по крайней мере, еще один счастливый час.
   
Все улеглись в кровать. Это был час, когда Венди рассказывала сказку. Сегодня она обещала им рассказать сказку, которую больше всего любили. Ту сказку, которую ненавидел Питер. Обычно, когда она ее начинала, он уходил из дома или затыкал уши. Может быть, если бы он поступил так и на этот раз, они все еще были бы на острове. Но в ту ночь он остался сидеть на стуле, и мы скоро увидим, что произошло.
  
  
   
    
Глава одиннадцатая
    
    
СКАЗКА, КОТОРУЮ РАССКАЗЫВАЛА ВЕНДИ
   
   
   
Теперь слушайте, – сказала Венди, начиная сказку. Майкл лежал в люльке, остальные – в кровати. – „Жил-был однажды один джентльмен…“
   
– Лучше б это была, леди, – заметил Кудряш.
   
– Пусть бы он был белой крысой, – вставил Кончик.
   
– Тише, дети, – успокаивала мама Венди. – Леди жила-была тоже.
   
– Мамочка, а она жива? – перебил ее один из Двойняшек.
   
– Жива.
   
– Как я рад, что она не умерла, – сказал Болтун. – Ты рад, Джон?
   
– Конечно, рад.
   
– А ты рад. Кончик?
   
– Да, рад, рад, отстань.
   
– А вы рады. Двойняшки?
   
– Вот именно, что рады.
   
– О господи… – вздохнула Венди.
   
– Потише, вы там, – одернул их Питер. Он считал, что Венди заслуживала с их стороны честной игры, какой бы мерзкой ни была ее сказка.
   
– Джентльмена звали, – продолжала Венди, – мистер Дарлинг, а ее звали миссис Дарлинг. И как вы думаете, кто у них был еще?
   
– Белая крыса, – быстро проговорил Кончик.
   
– Невозможно догадаться, – сказал Болтун, который знал всю сказку наизусть.
   
– Тише, Болтун. У них были дети.
   
– Какая хорошая сказка, – сказал Кончик.
   
– Но они в один прекрасный день улетели в страну Нетинебудет, туда, где живут потерянные дети.
   
– Я так и думал, – вмешался Кудряш. – Не знаю, как я догадался, но я это понял сразу же.
   
– Тише! Лучше подумайте о том, что чувствуют несчастные родители, у которых улетели все дети. Представьте себе, как им грустно.
   
– Ууу, – застонали они все хором, хотя им было решительно наплевать на чувства несчастных родителей.
   
– Подумайте только, каково им глядеть на опустевшие кроватки!
   
   
– Ооо! – вздохнули все.
   
– Ах, как грустно! – закричал один из Двойняшек бодрым голосом.
   
– Не знаю, может ли все это хорошо кончиться, – подхватил второй.
   
– Если б вы знали, как сильна материнская любовь! – сказала Венди с торжеством в голосе; – Вы бы не опасались ничего.
   
Вот тут она подошла как раз к тому месту, которое Питер ненавидел.
   
– Обожаю материнскую любовь, – завопил Кончик и стукнул Болтуна подушкой.
   
– Ты уважаешь материнскую любовь. Болтун?
   
– Чрезвычайно, – сказал Болтун и дал Кончику сдачи.
   
– Заметьте, – сказала Венди, – что героиня сказки знала: когда бы они ни вернулись, мать оставит для них окно открытым, чтобы они могли прилететь домой.
   
– А они прилетели?
   
– Они вернулись, – сказала Венди. – Потому что окно было распахнуто для них долгие-долгие годы.
   
Ах, дети, дети! Так велика их вера в материнскую любовь, что им казалось, что они могут себе позволить побыть бессердечными еще немножко!
   
Когда Венди закончила свой рассказ. Питер тихонечко застонал.
   
– Что у тебя болит, Питер, милый? – всполошилась Венди.
   
– Это не такая боль, – сказал Питер.
   
– Какая же?
   
– Венди, ты ошибаешься насчет матерей. Они все окружили его, страшно встревоженные его волнением, и он поведал им то, что до сих пор скрывал:
   
– Я раньше думал так же, как и ты. Я считал, что моя мама никогда не закроет окно. И поэтому я не торопился возвращаться, и прошло много, много, много солнц и лун. А потом я полетел назад. Но окно детской было заперто, а в моей постельке спал мальчик.
   
– Ты в этом уверен?
   
– Да.
   
Так вот оно как бывает! Значит, надо что-то предпринять. Никто так хорошо не понимает, что пришла пора сдаваться, как ребенок.
   
– Венди, нам пора домой! – закричали Джон и Майкл одновременно.
   
– Пора, – сказала Венди.
   
– Но не сейчас же? – завопили мальчишки, растерявшись.
   
В глубине того, что называется душой, дети понимали, что ребенок может обойтись без матери. Это матери кажется, что он не может без нее обойтись.
   
– Немедленно, – сказала Венди. – Мама, наверное, думает, что мы умерли.
   
Она так испугалась за мать, что в эту минуту не подумала о Питере и сказала ему довольно резко:
   
– Питер, надеюсь, ты займешься необходимыми приготовлениями?
   
– Пожалуйста, – сказал он спокойно, как, будто она попросила его передать ей вазочку с орехами.
   
Он поднялся наверх по стволу и отдал краснокожим несколько коротких приказов. Когда он вернулся, он застал дома ужасную картину.
   
Мысль о том, что они теряют Венди, привела мальчишек в панику.
   
– Нам будет еще хуже, чем до Heel – кричали они.
   
– Мы ее не отпустим!
   
– Мы ее свяжем!
   
В этом критическом положении инстинкт подсказал ей, к кому обратиться за помощью.
   
– Болтун, – крикнула она, – защити меня! И не странно ли, что она воззвала к самому робкому и глупенькому? Вся глупость тут же соскочила с Болтуна.
   
– Я всего лишь Болтун, – крикнул он, – и всем на меня наплевать! Но всякому, кто посмеет дотронуться до Венди, я разобью нос в кровь!
   
Мальчишки отступили. И в этот самый момент вернулся Питер.
   
– Венди, – сказал он, – я попросил индейцев проводить тебя через лес.
   
– Спасибо, Питер.
   
– А затем, – продолжал он отрывистым, колючим голосом человека, который привык, что ему повинуются. – Динь-Динь поможет перелететь вам над морем.
   
Динь, несомненно, была счастлива услышать, что Венди уходит. А у мальчишек был совершенно потерянный вид.
   
– Дети, – сказала Венди, – если захотите, полетим все вместе, я уверена, что мама с папой вас всех усыновят. Я берусь их уговорить.
   
Больше всех Венди, конечно, имела в виду Питера. Но каждый из мальчишек принял ее приглашение на свой счет, и все запрыгали от радости.
   
– Питер, можно и нам? – спросили они с мольбой в голосе.
   
– Хорошо, – сказал Питер.
   
И они тут же кинулись собираться.
   
– Питер, – сказала Венди, – прими свою микстуру перед дорогой.
   
Она приготовила ему лекарство, обернулась к нему, и сердце у нее оборвалось.
   
– Собирайся же, Питер!
   
У него было странное выражение лица.
   
– Я остаюсь, Венди.
   
– Нет!
   
– Да!
   
Чтобы показать ей, что ее отъезд ему безразличен, он весело заскакал по комнате, играя на своей бессердечной свирели.
   
– Но ты найдешь свою маму! Но Питеру она была не нужна.
   
– Нет, Венди. Она станет говорить, что я уже вырос. Я не хочу.
   
– Но Питер…
   
– Нет.
   
Пришлось объявить это остальным мальчишкам:
   
– Питер остается.
   
Питер остается! Они растерянно переглядывались. Палки через плечо, на палках – узелки с вещами. Что ж им делать?
   
– Ладно, ладно, спокойно, не хныкать, до свидания, Венди.
   
Она взяла его за руку. Было ясно, что он не ждет от нее поцелуя.
   
– Ты не будешь забывать вовремя менять белье, Питер?
   
– Да, да.
   
– И будешь по часам принимать микстуру?
   
– Да.
   
Вот вроде бы и все. Наступила неловкая пауза. Питер был не из тех, кто демонстрирует свои чувства.
   
– Ты готова, Динь-Динь? – спросил он.
   
– Готова.
   
– Тогда – вперед!
   
Динь рванулась вверх по одному из стволов. Но никто за ней не последовал. Потому что в этот самый момент пираты со страшной силой напали на индейцев. Наверху, где только что было все тихо, воздух огласился криками и звоном оружия. Внизу воцарилась мертвая тишина. Все взоры обратились на Питера, руки умоляюще вскинулись в его сторону, как бы прося защиты и спасения. Питер схватил свою саблю. Глаза его светились решимостью защитить их всех, если индейцы проиграют сражение.
  
  
   
    
Глава двенадцатая
    
    
ДЕТИ ПОХИЩЕНЫ
   
   
   
Пираты застали краснокожих врасплох. Лишнее доказательство того, что бессовестный Крюк атаковал их нечестно, потому что практически застать индейцев врасплох невозможно. Они каждую минуту насторожены, и всегда все слышат острым слухом и все замечают острым зрением.
   
О том, что пираты на острове, они знали с того момента, как первый из них наступил на первый же сухой сучок. Но они никак не думали, что Крюк посмеет нарушить порядок, в соответствии с которым всегда ведется дикарская война. Во-первых, нападать полагается индейцам, а не белым. Бледнолицые обычно располагаются на холме, у подножия которого течет ручей. Потому что это чрезвычайно опасно – остаться без воды. Краснокожие разведчики, как змеи, ползают в траве, и ни одна травинка не шелохнется. Кустарник смыкается над ними так бесшумно, как песок, в который зарывается крот. Тишину нарушают только их сигналы друг другу. Это подражание одинокому крику койота. У некоторых этот крик выходит даже лучше, чем у самих койотов, которые в этом не всегда достигают совершенства. Индейцы нападают, едва забрезжит рассвет, когда мужество бледнолицых обычно находится в упадке.
   
Зная все эти неписаные правила, индейцы со свойственной им невозмутимостью ждали, когда настанет подходящий для нападения час.
   
Но Крюк и его банда даже на мгновение не задержались на холме, у подножия которого протекал ручей. Они не посчитались с тем, что ночь еще только началась. Даже ни на секунду не задумались, чтоб подождать, когда на них нападут.
   
   
Краснокожие были искушёнными воинами, ловкими и хитрыми. Они терялись только перед бесчестностью.
   
Они, может, и сумели бы отразить пиратскую атаку, если бы сразу вскочили при их появлении и построились цепью, которую трудно прорвать. Но и тут они не могли нарушить неписаный закон, который гласит, что благородный дикарь никогда не должен обнаруживать растерянность перед лицом бледнолицего. Поэтому, когда внезапно появились пираты, ни один мускул не дрогнул на их лицах, точно те явились по их собственному приглашению. И только после того, как мужественно был исполнен закон, они схватились за оружие и воздух огласился боевыми криками. Но время было уже упущено.
   
Сторожевой отряд индейцев был разбит, но основная пиратская задача этой ночи не была еще выполнена, потому что не краснокожие были заботой Джеза Крюка. Они были всего лишь пчелами, которых надо отогнать дымом, чтобы можно было добраться до меда. А медом для Крюка был Питер. Конечно, и Венди, и вся мальчишечья команда. Но главный образом – Питер.
   
   
Питер был таким маленьким мальчиком, что, право же, удивляешься глубине ненависти Крюка. Ну, что правда, то правда, Питер скормил крокодилу кусок его руки. Все равно этот факт сам по себе с трудом объяснил бы такую жажду безжалостной и злобной мести. А дело заключалось в том, что было в Питере нечто, что доводило пиратского капитана до бешенства. Вовсе не мужество Питера и не его хорошенькая внешность. Да, собственно, гадать нечего, нам точно известно, что это было, и мы должны об этом объявить. Это его зазнайство. Оно действовало Крюку на нервы. По ночам оно его беспокоило, точно насекомое. Пока Питер оставался в живых. Крюк чувствовал себя львом в клетке, куда залетел нахальный воробей.
   
Весь вопрос для пиратов теперь заключался в том, как спуститься вниз по пустым стволам. Крюк оглядел свою команду. Глаза его выискивали самого худого. Пираты беспокойно ерзали. Каждый из них знал, что Крюк не остановится перед тем, чтобы пропихнуть их через стволы при помощи кольев.
   
А что же мальчишки? Давайте спустимся к ним на минутку.
   
Грохот наверху закончился так же внезапно, как и начался. Но, прошумев, как гроза, он решил теперь их судьбу.
   
Кто победил?
   
Пираты жадно прислушивались к голосам, доносившимся через пустые стволы. Они слышали вопрос, который задали Питеру мальчишки. Увы! Они подслушали и его ответ.
   
– Если победили индейцы, они будут бить в тамтам. Это у них означает победу.
   
Незадолго до этого Сми как раз наткнулся на тамтам и теперь на нем восседал.
   
– Как же, сейчас, услышишь ты победный тамтам! – пробормотал он себе под нос.
   
Но, к страшному его удивлению. Крюк велел ему бить в тамтам. И понемногу до Сми дошло чудовищное коварство этого приказа. Может быть, до этой минуты простак Сми так не восхищался Крюком.
   
Сми дважды ударил по инструменту и потом остановился, чтобы послушать.
   
– Тамтам! – услышали негодяи радостный возглас Питера. – Индейцы победили!
   
Обреченные мальчики ответили ему дружным „ура“. И это „ура“ отозвалось музыкой в черных душах тех, кто ждал наверху. Мальчишки снова попрощались с Питером. Это слегка озадачило пиратов, но в тот момент всякие чувства затмевались в их сердцах одним – радостью, что враги сами сейчас поднимутся к ним по стволам. Они злорадно ухмылялись и потирали руки. Крюк шепотом отдал приказание: по пирату к каждому дереву, всем остальным выстроиться в цепь на расстоянии двух ярдов друг от друга.
   
  
  
   
    
Глава тринадцатая
    
    
ВЫ ВЕРИТЕ, ЧТО СУЩЕСТВУЮТ ФЕИ?
   
   
   
Первым на поверхность выскочил Кудряш. Он тут же оказался в объятиях Чекко, который швырнул его Сми, а тот швырнул его в руки Старки, который в свою очередь швырнул его Биллу Джуксу, и так далее, пока он не свалился под ноги огромному негру. Всех мальчишек вытаскивали, как репу из грядки, за волосы самым безжалостным образом, едва только их головы показывались наружу. Их швыряли от одного к другому, как на пристанях перешвыривают тюки с товаром – с рук на руки, по конвейеру.
   
Совсем иного обращения удостоилась Венди, которая выходила последней. С иронической любезностью Крюк предложил ей руку, не забыв предварительно снять шляпу и изысканно поклониться. Он сам проводил ее к тому месту, где всем другим уже засовывали в рот кляп. Но мало того, их еще складывали пополам и перевязывали веревками, как свертки.
   
Все шло спокойно до тех пор, пока дело не дошло до Малышки. Оказалось, что из него получался тот самый сверток, который никак не удается обвязать веревкой. Только ты его обвяжешь, как оказывается, что второй конец веревки остался такой коротенький, что не получается узла. И сверток при этом выскальзывает из рук, и все надо начинать сначала. Пираты поддавали ему ногами от злости, как обычно поддают свертку, который не желает увязываться (хотя, по справедливости, наподдать надо было бы веревке); странно сказать, не кто иной, как Крюк, велел им перестать. На его лице заиграла улыбка злобного торжества. Малышка, бледный до самой шеи, понял, что Крюк открыл его секрет. Крюк догадался, что в дереве, по которому спускался в дом этот пухлый парень, не застрянет и взрослый человек средних размеров. Малышка сразу сообразил, какой опасности подвергается из-за него Питер. Все дело в том, что он не умел удерживаться от питья воды в жару, пил жадно и помногу. И вместо того чтобы сбросить вес и соответствовать своему дереву, как этого требовал Питер, он выдолбил проход по своему размеру.
   
   
Как только Крюк это понял, он понял и то, что Питер теперь в его руках. Но он ни словечком не выдал тот дьявольский план, который сейчас созревал в глубинах его черного сознания. Он лишь отдал распоряжение, чтобы пленников отвели на корабль. Только вот каким образом? Связанных их, конечно, можно было бы катить, как бочки, но часть пути проходила по болотам, где они могли бы утонуть. Но острый ум Крюка преодолел и эту трудность. Он приказал, чтобы маленький домик был использован как перевозочное средство. Ребят покидали в домик, четверо дюжих пиратов подняли его на плечи, а остальные пошли следом, распевая свои кровожадные пиратские песни. Странная процессия двинулась через лес.
   
Первое, что сделал Крюк, оставшись в одиночестве, в густеющей ночной темноте, – подошел на цыпочках к Малышкиному дереву. Он хотел убедиться, что проход ему обеспечен. Потом он долго стоял неподвижно, по-видимому, о чем-то размышляя. Спит ли этот мальчишка или поджидает его возле самого широкого дерева с кинжалом в руке? Узнать было невозможно, иначе как спустившись вниз. Крюк сбросил плащ на землю и, закусив губу, сделал шаг к дереву. Он был храбрым человеком. Но в этот момент он помедлил, чтобы отереть пот со лба, который капал с него, как воск с оплывающей свечи. Потом, решившись, стал быстро спускаться навстречу неизвестности.
   
Он добрался благополучно до конца ствола.
   
По мере того как его глаза осваивались в тусклом освещении, разные предметы в подземном доме стали приобретать очертания. Но только один из них приковал его жадный взгляд. Это была большая кровать. На этой кровати лежал Питер и крепко спал.
   
Нисколько не догадываясь о трагедии, которая разыгралась наверху, Питер, после того как все ушли, еще некоторое время поиграл на своей свирели. Это была, конечно, довольно слабая попытка доказать самому себе, что ему на всех наплевать. Потом, чтобы досадить Венди, он решил ни за что не принимать лекарства. Потом он лег на кровать поверх одеяла, чтобы огорчить ее еще больше. Потом он чуть не расплакался, но тут ему пришло в голову, как негодовала бы Венди, если бы он в подобной ситуации смеялся.
   
И он надменно рассмеялся и заснул, так и не успев досмеяться до конца.
   
Так он и лежал перед Крюком, ни о чем не подозревающий и беззащитный.
   
Отдадим справедливость Крюку: картина, которую он увидел, растрогала его. Может быть, он и вернулся бы тем же путем обратно, не причинив Питеру вреда, если бы не одно обстоятельство.
   
Что его остановило, так это то, что у Питера во сне был вид дерзкий и вызывающий. Рука свесилась с кровати, нога согнута в коленке, рот приоткрыт, видны жемчужные молочные зубы. Просто воплощение нахальства! Сердце Крюка сделалось холодным, как сталь. Если бы его в ту минуту разорвало в клочки от ярости, то это ничему бы не помогло. Каждый его кусочек, не обращая внимания на происходящее, кинулся бы на спящего Питера.
   
При первой же попытке сделать шаг к кровати Крюк натолкнулся на препятствие. Это была дверь. Оказывается, она не доходила до дверного проема, и все, что Крюку удалось до сих пор рассмотреть, он созерцал сквозь щель. Щеколда на двери была расположена низко, и Крюку, сжатому стволом дерева, было до нее не достать. Он заскрипел зубами от злости. Неужели и на этот раз враг его останется невредим?
   
Но что это? Красный злой огонек в его глазах высветил лекарство Питера, которое стояло на краю стола. До него было легко дотянуться, потому что рука Крюка проходила в щель между проемом и дверью. Он понял, что спящий в его власти.
   
Чтобы не попасть в руки врага живым. Крюк всегда носил с собой в пузыречке отраву, которую он составил сам из всех ядов, когда-либо попадавших ему в руки. Это была желтоватая жидкость, неизвестная науке, самая смертоносная из всех ядов на свете.
   
Он накапал пять капель в чашку с лекарством. Рука его дрожала. Скорее от возбуждения, чем от стыда. Затем он бросил злорадный взгляд на спящего Питера и ужом выполз из дерева наверх. Вид у него был такой, точно сам дух зла покидает преисподнюю. Он надвинул шляпу на глаза, обернулся плащом, точно стараясь отгородиться от ночи, и, бормоча какие-то странные слова, осторожными шагами углубился в лес.
   
Питер продолжал спать. Было, должно быть, не меньше десяти часов по крокодильскому времени, когда он вдруг резко сел на кровати. Что-то его разбудило, но он не знал что. Это было мягкое, тихое постукивание в дверь.
   
– Кто там?
   
Долго не было ответа. Потом опять раздался стук.
   
– Я не открою, пока мне не скажут, кто стучит. Тогда в ответ послышался нежный звон колокольчика.
   
– Открой мне, Питер.
   
Это была Динь. Он быстренько отпер дверь. Она влетела в комнату. Лицо ее было красное, платьице в грязи.
   
– Что случилось?
   
– Ты ни за что не догадаешься.
   
– Говори немедленно, – приказал Питер. Одним предложением, длинным, как лента фокусника, которую он вынимает у себя изо рта, Динь поведала о том, как пираты захватили в плен Венди и всех мальчишек.
   
Сердце у Питера обрывалось и подскакивало, пока он слушал Динь.
   
– Я спасу ее! – крикнул он, бросаясь к своему оружию.
   
Пока он вооружался, он подумал, что может сделать приятную для Венди вещь. Принять лекарство! Его рука потянулась к чашке.
   
– Нет! – взвизгнула Динь-Динь, которая слышала, как Крюк бормотал, что он отравил лекарство.
   
– Почему – нет?
   
– Оно отравлено.
   
– Отравлено? Кто бы это мог его отравить?
   
– Крюк.
   
– Не говори глупостей! Как бы это Крюк мог умудриться сюда попасть?
   
Увы, Динь-Динь не могла этого объяснить, потому что она не знала мрачного секрета Малышкино-го дерева. Однако слова Крюка не оставляли ни малейших сомнений. В чашке был яд.
   
– Кроме того, – сказал Питер, уверенный в том, что говорит правду, – я ни на минуту не смыкал глаз.
   
Он поднес чашку ко рту. Времени для объяснений не было. Надо было действовать. Динь молнией метнулась между его губами и краями чашки и так же молниеносно осушила ее.
   
– Динь, как ты смела выпить мою микстуру? Но она не ответила. Она падала, переворачиваясь в воздухе.
   
– Что с тобой, Динь? – испугался Питер.
   
– Оно было отравлено, Питер, – сказала она ему ласково. – И теперь я умру.
   
– Динь, ты выпила яд, чтобы спасти меня?
   
– Да.
   
– Но почему, Динь?
   
Крылья почти уже не держали ее. Но она собрала силы и тихонечко коснулась его подбородка. Она прошептала ему на ухо.
   
– Дурачок ты.
   
Потом еле-еле добралась до своей комнатки и упала на свою кровать. Огонек ее угасал. Она что-то шептала, Питер с трудом разобрал ее шепот. Она говорила, что ей, может быть, могло бы помочь, если бы много ребят сказали, что они верят в фей.
   
Питер широко раскинул руки. Что делать? На острове нет ребят, но он обратился к тем, кто в этот момент видел остров Нетинебудет во сне и поэтому находился к нему гораздо ближе, чем вы думаете. В этот момент сна девочки и мальчики в ночных рубашечках в своих кроватях и голенькие индейские ребятишки в своих корзинках – все оказались на деревьях острова.
   
– Вы верите, что феи существуют? – крикнул им Питер.
   
Динь приподнялась на кроватке, ожидая приговора.
   
– Если верите, хлопайте в ладоши! Хлопайте, не дайте Динь умереть!
   
Раздалось много хлопков. Некоторые не хлопали. Некоторые негодяи даже зашикали.
   
Вдруг аплодисменты прекратились. Точно тысячи матерей в один и тот же момент бросились к своим детям узнать, что с ними в конце-то концов происходит. Но Динь уже была спасена.
   
Сначала понемногу окреп ее голосок. Потом она выпрыгнула из кровати. Ее огонек заметался по комнате, более веселый и дерзкий, чем прежде.
   
– Теперь надо спасти Венди! – воскликнул Питер.
   
Луна плыла в облаках, когда Питер выбрался наверх, весь опоясанный оружием. Он хотел было полететь низко над землей, но его тень, которой пришлось бы продираться через кроны деревьев, могла переполошить птиц, а это дало бы знать врагам, что он жив и действует. Легкий снежок, который выпал недавно, запорошил все следы.
   
Питер научил ребят кое-какой лесной премудрости, которую сам перенял от Тигровой Лилии и Динь-Динь. Он знал, что Малышка, если б мог, оставил бы зарубки на деревьях, а Кудряш накидал бы камешков. Возможно, что Венди кинула бы носовой платок где-нибудь на видном месте. Но чтобы обнаружить все это, пришлось бы дожидаться рассвета, а он не мог терять времени.
   
Питер произнес страшную клятву:
   
– На этот раз – или Крюк, или я!
   
Он шел, пригибаясь к земле, невидимый и неслышный. Потом распрямился и побежал, придерживая рукой обнаженный кинжал.
  
  
   
    
Глава четырнадцатая
    
    
НА ПИРАТСКОМ КОРАБЛЕ
   
   
   
Крошечный зеленый огонек, поблескивавший недалеко от устья реки, показывал, где находится пиратский корабль „Веселый Роджер“. Это было ободранное судно, низко сидящее в воде, отвратительное до последней мачты. Это был мерзкий морской людоед, которому не нужны были никакие сторожевые вахты. К нему все равно не подошло бы никакое морское судно, в ужасе от одного только имени этого корабля.
   
Ночь окутывала его плотным одеялом. На берег не доносилось с него ни единого звука. Да и вряд ли эти звуки могли быть приятными, кроме разве что жужжания швейной машинки, за которой сидел Сми. Воплощение обычности и серости, он был даже чем-то трогателен, этот Сми.
   
Кое-кто из пиратов, облокотившись о фальшборт, распивал джин, другие растянулись возле бочек, играя в карты и в кости. Те четверо, что несли домик, валялись на палубе, измученные тяжелой ношей, и спали. Но даже во сне они не забывали откатиться подальше от Крюка, чтобы он ненароком не всадил в них свой железный коготь.
   
Крюк вышагивал по палубе, погруженный в свои мысли. Это был час его торжества. Питер наконец-то был навсегда устранен с его пути. Все остальные мальчишки были на бриге, и скоро их ожидала планка. Это была доска, нависшая над морской пучиной. Когда человек доходил до ее конца, временно закрепленный другой ее конец освобождался – и несчастный летел в воду на съедение акулам.
   
Крюк шагал твердо, но радости не чувствовалось в его поступи. Крюк был подавлен. Им часто овладевало такое настроение, когда он оставался наедине с собой в ночной тишине. Он был в общем-то очень одиноким человеком. Пираты, верные собаки, не были его друзьями.
   
Крюк было его прозвище, а не настоящее имя. Он был из хорошей семьи и окончил когда-то привилегированную школу. Кое-что из ее традиций все еще оставалось в нем. И в особенности забота о том, чтобы быть всегда в хорошей форме.
   
В хорошей ли форме он сейчас? Вот над чем размышлял мрачный Крюк.
   
Его вдруг посетило предчувствие скорого конца. Точно страшная клятва Питера достигла в этот момент корабля. Потом его ошеломила мысль: „Меня всегда не любили дети“. Странно, что он подумал о том, что никогда в жизни его не заботило. Швейная машинка, что ли, нагоняла на него меланхолию? Да, дети его всегда боялись. Вот Сми-то они почему-то не боятся! Он им даже вроде бы нравится. Чем же он им нравится? Может, тем, что он в форме? Боцман всегда был в хорошей форме, хотя сам не догадывался об этом. А не догадываться – это и есть лучшая форма! Крюк уже занес свой коготь над Сми, но остановился. Ударить человека за то, что он в форме? Что это должно было означать? То, что ты сам – в плохой форме!
   
– Свистать всех наверх! – отдал он команду громовым голосом. – Вывести пленников.
   
Бедных узников, всех, кроме Венди, выстроили перед ним.
   
– Так вот что, паршивцы, – обратился к ним Крюк. – Шестеро из вас сейчас прогуляются по дощечке, но мне нужны два юнги. Кто из вас будет мне служить?
   
Когда они еще сидели в трюме, Венди велела им:
   
„Не раздражайте его понапрасну“. Поэтому послушный Болтун сделал шаг вперед, и хотя ему была неприятна мысль покоряться такому мерзкому человеку, как Крюк, он начал очень вежливо:
   
– Я не думаю, сэр, чтобы моей матери была симпатична мысль, что ее сын сделался пиратом. И твоей тоже. Малышка, а?
   
Он подмигнул Малышке.
   
– И я думаю: да, она бы не захотела, – сказал Малышка с таким видом, точно желал, чтобы это было наоборот. – А ваша мама. Двойняшки, захотела бы, чтобы вы стали пиратами?
   
– Вряд ли, – ответил один из Двойняшек.
   
– А твоя мама. Кончик…
   
– Прекратите – завопил Крюк. – Вот ты, мальчик, – обратился он к Джону, – разве ты никогда не хотел быть пиратом?
   
Джон действительно иногда мечтал об этом, когда его заставляли решать задачки по арифметике. Его поразило, что Крюк об этом догадался.
   
– Хотел. И чтобы меня называли Джек Красная Рука.
   
– Хорошее имя, – подтвердил Крюк. – Мы будем так тебя называть, если ты станешь пиратом.
   
– Как ты думаешь, Майкл? – спросил Джон. И вдруг Крюк по его глазам понял, что тот просто дурачит его и оттягивает время. Он взорвался:
   
– Хватит! Готовьте планку и приведите сюда их мамашу!
   
Они были всего лишь мальчишками, и они побелели от ужаса, видя, как Джукс и Чекко привязывают доску. Но они постарались выглядеть молодцами, когда на палубу вывели Венди.
   
Трудно было передать, как Венди презирала пиратов. Еще для мальчишек в самом слове „пират“ было что-то захватывающее. А она увидела лишь то, что судно не драилось годами. Все так заросло грязью и пылью, что не было ни одного предмета, на котором нельзя было бы написать пальцем „Дурак“. И она кое на чем уже написала.
   
– Так вот, красавица, – сказал Крюк сладким голосом, точно он сидел в сахарном сиропе. – Сейчас ты увидишь, как твои деточки прогуливаются по планочке.
   
– Они должны умереть? – спросила она, глядя на него с таким презрением, что он чуть не потерял сознание.
   
– Обязательно! – закричал он. – Тихо! Мать скажет прощальное слово своим детям.
   
Венди была великолепна в этот момент.
   
– Вот мое последнее слово к вам, дорогие мои мальчики. Я знаю, что должна передать вам от ваших настоящих матерей. Они всегда говорят в таких случаях: „Если нашим детям суждено умереть, пусть они умрут мужественно и гордо“.
   
От этой речи даже пираты растерялись и растрогались. Первым пришел в себя, конечно, Крюк:
   
– Привязать ее!
   
Ее привязывал Сми. Он шепнул ей:
   
– Послушай, милая, я спасу тебя, если ты согласишься стать моей мамой.
   
   
Но даже симпатичному Сми она не могла этого обещать.
   
– Я предпочту остаться бездетной, – сказала она презрительно.
   
Крюк сделал шаг по направлению к Венди. Он собирался повернуть ее лицо таким образом, чтобы она видела, как ее дети погибнут один за другим. Но он не дошел до нее. Он никогда не услышал страдальческого стона, который хотел из нее исторгнуть.
   
Он услышал нечто иное.
   
Это было ужасное тик-так крокодила.
   
Все они: и пираты, и мальчишки, и Венди – услышали тиканье, и все взоры, как флюгера от ветра, повернулись в одну сторону. Все глядели не туда, откуда доносились звуки, а на Крюка. Всем было ясно: то, что должно сейчас произойти, касается его одного; в один миг они превратились из действующих лиц в зрителей.
   
Было страшно наблюдать, как Крюк меняется в лице. Он рухнул на палубу. Всеми владела одна и та же мысль: крокодил вот-вот поднимется на корабль.
   
Другой бы на месте Крюка так и остался бы лежать без чувств. Но деятельный мозг Крюка заработал.
   
Он стал на четвереньки и отполз в дальний конец палубы.
   
– Спрячьте меня, – прохрипел он.
   
Пираты окружили Крюка, не глядя туда, откуда мог появиться крокодил. Они не собирались сражаться с ним. Это была сама судьба.
   
Когда мальчишки перестали видеть Крюка, страх уступил место любопытству. Они все ринулись к тому борту, откуда доносилось тиканье часов, чтобы увидеть, как крокодил карабкается на борт. И тут им предстоял самый большой сюрприз этой Ночи Ночей. Потому что вовсе не крокодил спешил им на помощь. Это был Питер. Он подал им знак, чтобы они сдержали готовый сорваться вопль восхищения, и продолжал тикать.
  
  
   
    
Глава пятнадцатая
    
    
„НА ЭТОТ РАЗИЛИ КРЮК, ИЛИ Я!“
   
   
   
Странные вещи случаются с нами иногда в жизни. А мы даже не замечаем, что они происходят. Так, например, мы вдруг обнаруживаем, что какое-то время были глухи на одно ухо, ну, скажем, в течение получаса. Такое произошло с Питером в ту самую ночь. Мы оставили его на острове, когда он крался по берегу, прижимая палец к губам, а в другой руке держа наготове кинжал. Он видел, как мимо проплыл крокодил, и не нашел в этом ничего необычного. Но постепенно до сознания Питера дошла удивительная вещь: крокодил не тикал; Спервоначалу ему стало жутко, а потом он сообразил, что часы просто испортились. Нимало не заботясь о том, что может чувствовать живое существо, которое так внезапно лишилось своего постоянного спутника, Питер быстро понял, как он может обернуть это открытие в свою пользу. Он решил сам тикать, чтобы дикие звери подумали, что он крокодил, и дали ему пройти невредимым. Он тикал великолепно. Только одну вещь он упустил из виду. Крокодил тоже оказался среди тех, кто слышал тиканье часов. И он устремился следом. То ли решив, что он сможет получить назад свою потерю, то ли из дружеских чувств решив, что часы вырвались на волю и тикают сами по себе и не худо бы с ними встретиться. Этого никто никогда не узнает. Ясно одно: что крокодил, как и всякое существо, одержимое навязчивой идеей, был глупым животным.
   
Питер благополучно добрался до берега и вошел в воду, как бы не замечая перемены стихии. Так входят в воду многие звери, а люди, насколько я знаю, – никогда.
   
Он плыл, и только одна мысль все время вертелась у него в голове: „На этот раз – или Крюк, или я!“ Он уже так долго тикал, что теперь продолжал тикать, сам того не замечая. Если бы он делал это сознательно, то в воде он бы перестал тикать, потому что там не было диких зверей, а гениальная идея попасть на корабль, изображая тикающего крокодила, ему еще не пришла в голову. Наоборот, он страшно удивился, что все пираты отпрянули от борта, а Крюк в страхе спрятался за их спины, будто на него шел крокодил.
   
Крокодил! Как только Питер о нем вспомнил, он сам словно впервые услышал собственное тиканье. „Какой я умный!“ – решил он тут же и сделал мальчишкам знак, чтобы они вдруг не разразились аплодисментами.
   
В этот самый момент квартирмейстер Эд Тинт, покинув полубак, показался на палубе.
   
А теперь, дорогой читатель, засекай время героического происшествия на своих часах. Питер ударил Тинта изо всех сил. Джон зажал ему рот рукой. Тинт стал падать ничком, и четверо мальчишек подхватили его, чтоб грохот от падения тела не услыхали пираты. Питер жестом дал команду, и квартирмейстер полетел за борт. Раздался плеск. Потом наступила тишина.
   
Сколько времени прошло?
   
– Один! – Малышка открыл счет.
   
Выждав немного, Питер на цыпочках пробрался в каюту. Он не собирался ограничиться одним выброшенным за борт пиратом. Остальные пираты поняли, что они слышат свое дыхание.
   
– Он уплыл, капитан, – сказал Сми, протирая свои очки. – Все тихо.
   
Крюк медленно поднял голову и прислушался. Он вслушивался так старательно, что казалось, он расслышал бы не только тиканье часов, но даже и эхо от него. Не было слышно ни звука, и он поднялся на ноги.
   
– Ну, тогда да здравствует Джон Доска! – закричал он бесстыдно, еще больше, чем прежде, ненавидя мальчишек за то, что они видели его унижение. И он громким голосом запел мерзкую пиратскую песенку:
   
    
     
Йо-хо, йо-хо, дрожит доска,
     
Роняет глаз слезу,
     
Там ждут селедка и треска
     
И Дэви Джонс – внизу.
    
   
   
Слегка роняя свое достоинство, он отплясывал перед ними, изображая, как он идет по доске и как он падает в воду.
   
– Не хотите ли, чтобы кошечка погладила вас перед прогулкой?
   
– Нет, нет! – умоляюще кричали мальчишки и все, как один, упали на колени. Пираты злорадно ухмылялись.
   
– Джукс! – закричал Крюк. – Принеси кошку, она в каюте.
   
В каюте! Но в каюте был Питер! Мальчики переглянулись.
   
– Есть, сэр, – отозвался Джукс. И направился к каюте.
   
Они следили за ним взглядом. Они даже почти и не услышали, что Крюк снова затянул песню, а все его послушные собаки-пираты подхватили:
   
    
     
У кошки когти – йо-хо-хо!
     
И целых семь хвостов,
     
Они пройдутся по спине…
    
   
   
Что говорилось в последней строчке, мы никогда не узнаем, потому что песню остановил пронзительный вопль, донесшийся из каюты. Он пролетел по всему кораблю и смолк. После чего раздался петушиный крик, который был так хорошо знаком мальчишкам, а пиратам показался еще более жутким, чем вопль минуту назад.
   
– Что это? – спросил Крюк.
   
– Два, – торжественно продолжил счет Малышка.
   
Итальянец Чекко поколебался мгновение, но потом пошел в сторону каюты. Он вышел оттуда шатаясь.
   
– Что с ним случилось, отвечай, пес! – накинулся на него Крюк.
   
– Он мертв. Заколот кинжалом.
   
– Билл Джукс мертв? – завопили перепуганные пираты.
   
– В каюте темно, как в преисподней, но там что-то есть. Что-то ужасное, что кричит петухом.
   
– Чекко, – сказал Крюк, и в голосе его слышалась сталь. – Иди туда и принеси мне из каюты этого петьку.
   
– Не пойду! – завопил дрожащий Чекко. Но Крюк показал ему свой коготь:
   
– Ты говоришь, что идешь, да?
   
Больше уже никто не распевал. Пираты прислушивались. И опять раздался предсмертный вопль и веселое кукареканье.
   
И Малышка сказал:
   
– Три.
   
– Печенки-селезенки, черт и дьявол, кто же наконец вытащит оттуда этого петуха?
   
– Подожди, пока выйдет Чекко, – сказал Старки.
   
– Кажется, ты вызываешься идти. Старки? – сказал Крюк ласковым голосом.
   
– Нет, черт возьми! – сказал Старки.
   
– А мой крюк думает иначе. И он никогда не ошибается.
   
Старки оглянулся вокруг в поисках поддержки, но все отвернулись. Старки пятился, а Крюк наступал на него. С воплем Старки вскочил на Большого Тома и оттуда сверзился в воду.
   
А Малышка сказал:
   
– Четыре.
   
– Кому-нибудь хочется бунтовать? – произнес Крюк тоном изысканной вежливости и сам направился к каюте.
   
– Пять! – так и хотелось сказать Малышке. Он уже облизнул губы и приготовился это произнести, как Крюк, где-то потерявший свой фонарь, качаясь, вывалился из каюты.
   
– Что-то погасило мой фонарь, – сказал он. Голос плохо его слушался.
   
– Что-то! – точно эхо отозвались пираты.
   
– А что с Чекко?
   
– Мертв, так же, как и Джукс, – отрезал Крюк.
   
– Мы пропали, – пронеслось среди пиратов. – Наш корабль обречен!
   
В ответ на это мальчишки не сдержали радостного возгласа. Крюк было забыл о них. Теперь он резко к ним повернулся.
   
– Братва! – крикнул он пиратам. – Откройте каюту и втолкните их туда. Пусть дерутся с этим петухом не на жизнь, а на смерть. Если они его убьют, тем лучше для нас. Если он их убьет, нам от этого хуже не станет.
   
В последний раз верные собаки пришли в восторг от своего хозяина. Мальчишки, разыгрывая сопротивление, вломились в каюту, и дверь за ними замкнулась.
   
– Теперь прислушайтесь! – скомандовал Крюк и сам стал прислушиваться.
   
Смотреть на дверь никто не смел. Нет, один человек смел – Венди, которая все это время оставалась привязанной к мачте. Она не ждала ни воплей, ни кукареканья. Она ждала Питера.
   
Ей не пришлось долго ждать. В каюте Питер нашел то, что ему было нужно: ключ от наручников, чтобы освободить мальчишек. Они вооружились, чем могли. Сначала Питер велел им спрятаться и выскользнул из каюты незамеченным. Он быстро разрезал веревки, которыми была опутана Венди. А потом ничего не было легче, как просто всем вместе удрать с корабля.
   
Но одно препятствие все же преграждало им дорогу, это была клятва: „На этот раз – или Крюк, или я!“ Когда Питер освободил Венди, он шепнул ей, чтобы она спряталась вместе с остальными, а сам стал к мачте, завернувшись в ее плащ, так, чтобы его нельзя было узнать. Он набрал в легкие воздух и закукарекал.
   
Пираты решили, что этот голос возвещает гибель всех мальчишек. Они пришли в страшную панику. Крюк пытался их успокоить. Но он сам сделал из них собак, и они теперь показывали ему клыки. Он не сводил с них глаз. Ему было ясно: стоит только отвернуться, как они кинутся на него.
   
– Ребята, я догадался, – сказал он. – Никогда еще не было счастья пиратскому судну, когда на борту его находилась женщина.
   
Кто-то вспомнил, что вроде бы Флинт когда-то говорил то же самое.
   
– Швырните девчонку за борт, – скомандовал Крюк.
   
– Теперь уж тебя никому не спасти, голубка, – прошипел Муллинз.
   
– Нет, есть кому, – ответила фигура, завернутая в плащ.
   
– Кто же это?
   
– Питер Пэн, мститель, – раздался грозный ответ. Говоря это, Питер сбросил плащ.
   
Теперь стало ясно, кто уничтожил пиратов в каюте. Крюк дважды пытался заговорить, и оба раза слова не шли у него с языка. В этот ужасный момент, думаю я, его жестокое сердце разбилось. Наконец он выкрикнул.
   
– Порубить его на котлеты!
   
Но его голосу как-то недоставало уверенности.
   
– Ко мне, мальчишки! – позвал Питер. Через мгновение корабль наполнился звоном оружия. Может, пираты и победили бы, если бы они сражались дружно. Но натиск застал их рассеянными в разных местах, и они метались по палубе, и каждый из них считал, что он единственный пока еще остался в живых. Некоторые из негодяев со страху сами попрыгали в воду, другие прятались в темных углах, где их отыскивал Малышка. Он не сражался оружием. Он носился с фонарем в руках и ослеплял пиратов, которые легко попадали другим мальчишкам на нож. Было слышно, как Малышка монотонно отсчитывал – пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать…
   
Они расправились со всеми, и оставался один только Крюк, но он стоил всех пиратов, вместе взятых.
   
– Мечи в ножны, ребята! – вдруг закричал Питер. – Этот человек принадлежит мне.
   
Так неожиданно для себя Крюк оказался лицом к лицу с Питером. Остальные отошли и образовали вокруг них кольцо.
   
Долго-долго смотрели они друг на друга.
   
– Заносчивый и высокомерный мальчишка, – сказал Крюк, – готовься встретить свою судьбу.
   
– Злой и мрачный мужчина, я тебя одолею, – сказал Питер.
   
Больше ни слова не говоря, они скрестили оружие. Вначале ни на чьей стороне не было преимущества. Питер был отличным фехтовальщиком. Но его рука была много короче, чем рука капитана Крюка. Крюк тоже великолепно фехтовал, но ему недоставало гибкости. Победа в открытом бою не давалась ему. И тогда он решил применить хитрость. Продолжая парировать удары левой рукой, он размахнулся правой и хотел вонзить в Питера свой железный коготь. Но Питер увернулся, и страшное ору-жие, отскочив от палубы, вонзилось острием негодяю под ребра. Непривычный вид собственной крови был непереносим для Крюка. Шпага выпала у него из руки, Питер мог делать с ним все, что угодно.
   
– Ну же! – закричали мальчишки.
   
Но Питер царственным жестом предложил ему поднять шпагу и продолжить бой. Крюк мгновенно ее поднял, но трагическое ощущение, что враг выказывает хорошую форму, сильно смущало его душу.
   
– Пэн, кто ты такой в конце концов? – закричал он.
   
– Я – юность, я – радость, я – маленькая птичка, проклюнувшаяся из яйца! – весело ответил Питер.
   
Это был, конечно, вздор. Но он лишний раз доказывал, что Питер не осознает себя, а это уже было самой сутью хорошей формы.
   
Крюк продолжал сражаться без всякой надежды на победу. Ему уже было в общем-то все равно. Одного только жаждало его сердце, прежде чем остыть навсегда: увидеть, как Питер продемонстрирует плохую форму. Он прекратил сражение и ринулся в пороховой склад. Там он поджег фитиль.
   
– Через две минуты корабль взорвется! – завопил он.
   
Вот теперь-то, теперь наконец-то он увидит его истинную форму! Но Питер спокойно спустился в пороховой склад, так же спокойно вернулся и выбросил горящий фитиль за борт.
   
Джеймс Крюк, с этой минуты переставший быть героической личностью, прощай навсегда!
   
Потому что мы теперь подошли к его последней минуте. Видя, что Питер наступает на него, нацелив кинжал, он отступил и взобрался на фальшборт. Он не знал, что в воде его поджидает крокодил. Но он все же испытал под конец свой последний триумф, и мы постараемся не отнестись к нему пристрастно. Стоя на фальшборте. Крюк видел через плечо подлетавшего к нему Питера. Выждав момент, пират нагнулся, и Питер, вместо того чтобы ударить кинжалом, лягнул его. Наконец-то злодей добился своего.
   
– Плохая форма! – воскликнул он глумливо и, довольный, отправился к крокодилу в пасть.
   
Так погиб Джеймс Крюк.
   
   
– Семнадцать, – пропел Малышка.
   
Но цифра эта была не совсем точной. Пятнадцать из них получили в эту ночь по заслугам за все их злодеяния. Двое доплыли до берега. Старки сразу попал в руки к индейцам, и они приставили его нянькой к своим ползункам. Печальный конец пиратской карьеры, не правда ли?
   
И еще – Сми, который с этого дня бродил по миру в черных очках и рассказывал людям басню о том, что он был единственным человеком, которого боялся покойный капитан Крюк.
   
Венди, конечно, находилась в стороне от схватки и наблюдала за Питером, полная беспокойства и страха за него. Но теперь, когда все было кончено, она опять заняла место мамы.
   
Она похвалила мальчишек за отвагу, всех поровну, а затем повела в каюту и показала им часы Крюка, которые висели на стене. На них было половина второго ночи.
   
То, что они не спят в такую поздноту, показалось им гвоздем всего приключения. Она быстренько уложила их спать на пиратских нарах. Всех, кроме Питера, который с важным видом расхаживал по палубе, пока не уснул прямо на досках, рядом с Большим Томом. Ему что-то приснилось, и он закричал во сне. И Венди вышла к нему и посидела с ним рядом, гладя его по голове.
  
  
   
    
Глава шестнадцатая
    
    
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
   
   
   
Когда наутро пробили две склянки, то все уже были на ногах. Шла напряженная морская жизнь. И боцман Болтун тоже, конечно, находился среди них, держа в руках конец каната и жуя табак. Все они обрядились в пиратские одежды, обрезанные по локоть и до коленей, ходили по палубе враскачку и подтягивали штаны, как заправские моряки.
   
Не надо говорить, кто был их капитаном. Кончик и Джон были первым и вторым помощниками капитана.
   
Питер велел свистать всех наверх и произнес речь перед командой. Он им сказал, что надеется, что они все выполнят свой долг, как настоящие матросы, а если вздумают бунтовать, то он их растерзает в клочки. Затем было отдано несколько отрывистых команд, и корабль развернулся и взял курс на материк.
   
Капитан Пэн, хорошенечко изучив корабельные карты, пришел к выводу, что если ветер не изменит направления, то они достигнут Азорских островов к 21 июня, оттуда им выгоднее будет лететь, чтобы выиграть время.
   
Некоторые из них желали, чтобы их корабль был честным кораблем, другие хотели, чтобы он остался по-прежнему пиратским. Но капитан был строг. Он живо прекратил всякие обсуждения. Немедленное повиновение его приказу было залогом дисциплины на корабле. Малышка схлопотал по шее за то, что позволил себе растеряться, когда ему было приказано промерить глубину лотом.
   
У всех было такое впечатление, что Питер сейчас делал вид, что их судно – порядочное, чтобы усыпить внимание Венди, и что когда она закончит перешивать ему один из самых пиратских костюмов Крюка (что она делала против своей воли), то тогда капитан объявит их всех пиратами.