1 2 3 4 
— Сначала   вы были фальшивомонетчиком, затем убийцей и решили, что здесь вас охотно   примут?      

— Приблизительно   так.      

— Наверное,   вы далеко пойдете. Скажите, а вы еще не разучились выделывать доллары?      

Макмэрдо   вынул из кармана несколько монет.      

— Они   вышли не из государственного монетного двора, — бросил он небрежно.      

— Неужели? —   огромной волосатой рукой Макгинти поднес фальшивые доллары к свету. —   Не вижу никакой разницы. Думается, вы сможете стать полезным братом. Смелости   у вас, кажется, хватает — вы даже не сморгнули, когда я навел на   вас дуло револьвера.      

— Да   ведь не я был в опасности.      

— А кто   же?      

— Вы,   советник. — Из кармана своего пиджака Макмэрдо вытащил револьвер   с взведенным курком. — Я все время целился в вас, и, думаю,   мой выстрел предупредил бы ваш.      

Краска   гнева залила лицо главы ложи, но затем он разразился хохотом:      

— Давно   мне не приходилось встречать такого молодца! Уверен, ложа будет гордиться вами.   Черт возьми! — внезапно закричал он в ответ на стук   в дверь. — Что вам нужно? Неужели я не могу поговорить наедине   с джентльменом, чтобы кто-нибудь не помешал?      

Вошедший   приказчик смущенно пробормотал:      

— Извините,   советник, но мистер Тед Болдуин хочет немедленно поговорить с вами.      

Извинение   его было напрасным — лицо Болдуина выглядывало из-за его плеча. Он   вытолкал приказчика за порог, вошел в комнатку и запер за собою   дверь.      

— Итак, —   произнес Болдуин, бросая свирепый взгляд на Макмэрдо, — вы пришли сюда   раньше меня. Советник, мне надо сказать вам пару слов об этом человеке.      

— Что   ж, вы можете сказать их при мне, — сказал Макмэрдо.      

— Скажу,   когда и как захочу!      

— Потише, —   остановил его Макгинти, поднимаясь с бочки.      

— Это   никуда не годится, Болдуин, мы не должны так недружелюбно встречать нового   брата. Протяните ему руку — и конец всему.      

— Никогда! —   злобно закричал Болдуин.      

— Рассудите   нас, советник, — произнес Макмэрдо.      

— В чем   причина ссоры? — с недовольством спросил Макгинти.      

— Молодая   девушка.      

— Она   имеет право выбора.      

— Неужели? —   закричал Болдуин.      

— Между   двумя братьями ложи — да, — сказал Макгинти.      

— Это   ваше решение?      

— Да,   Тед Болдуин, — сказал Макгишм и посмотрел на него недобрым   взглядом. — Вы собираетесь его оспаривать?      

— Конечно.   Вы отталкиваете человека, который помогал вам целых пять лет, ради парня, который   только что появился у нас. Так не пойдет. Джек Макгинти, вы не пожизненный   мастер, и на будущих выборах…      

       

      

       

Советник   прыгнул на него, словно тигр. Сильные руки сжали шею Болдуина и повалили   его на одну из бочек. Дело кончилось бы плохо, не вмешайся Макмэрдо.      

— Осторожней,   советник, пожалуйста, осторожней, — сказал он, оттаскивая хозяина бара от   его жертвы.      

Пальцы   мастера разжались. Укрощенный Болдуин, хватая ртом воздух, сел на бочку.      

— Вы   давно напрашивались на это, Тед Болдуин. Вам, должно быть, снится, как меня   забаллотируют и вы займете мое место? Но пока что я стою во главе   ложи, ясно? И никому не позволю распоряжаться вместо меня и перечить   мне!      

— Я против   вас ничего не имею, — пробормотал Болдуин, растирая шею.      

— В таком   случае, — сказал Макгинти, стараясь казаться добродушным   и веселым, — мы все друзья, и дело с концом.      

Он взял   с полки бутылку шампанского и откупорил ее.      

— Выпьем   примирительный тост ложи. После него, как вы знаете, не может остаться   затаенной вражды. Ну, теперь левую руку на мою правую. Спрашиваю вас, Тед   Болдуин: в чем обида, сэр?      

— Тучи   тяжелые нависли, — ответил тот.      

— Но   они рассеются навеки.      

— Клянусь!      

Они   выпили вино, та же церемония повторилась с Джоном.      

— Ну   вот, со всем покончено, — произнес Макгинти, потирая руки. — Если   вражда не утихнет, ложа расстанется с вами. Брату Болдуину это известно,   и вы, Макмэрдо, тоже узнаете, что я слов на ветер не бросаю. Так что   не вздумайте мутить здесь воду.      

— Клянусь,   я не ищу ссоры, — ответил Макмэрдо, протягивая руку Болдуину.      

Болдуину   пришлось пожать протянутую руку: взгляд главы ложи был устремлен на него. Однако   его мрачное лицо свидетельствовало, что слова Джона не произвели на него   никакого впечатления. Макгинти ударил обоих по плечу.      

— Уж   мне эти девушки! — сказал он. — Только подумать, что одна и та   же красотка замешалась между двумя моими молодцами. Это штучки дьявола. Ну,   пусть красавица сама решит вопрос. Такие вещи, слава Богу, не входят   в круг обязанностей мастера. У нас и без женщин достаточно хлопот.   Брат Макмэрдо, вы будете введены в ложу. Здесь у нас свои обычаи,   непохожие на чикагские. Собрание братства состоится вечером в субботу.      

 3. Ложа 341      

       

На   следующий день Макмэрдо переселился из дома старого Джейкоба Шефтера   в меблированные комнаты вдовы Макнамара, находившиеся на краю города. Его   знакомый Сканлейн вскоре переехал в Вермиссу и поместился там же.   У старухи не было других жильцов. Она предоставляла двоих друзей самим   себе, и они могли распоряжаться в доме как им было угодно. Шефтер   немного смягчился и позволил Джону приходить к нему обедать, так что   свидания с Этти не прекратились. Со временем они все больше сближались.      

На новой   квартире Макмэрдо чувствовал себя в полной безопасности. Он вытащил свои инструменты   для выделывания фальшивых монет и, взяв слово не разглашать тайну, даже   показывал их некоторым братьям из ложи. При этом каждый Чистильщик уносил   с собою по нескольку монет его чеканки. Они были сделаны так искусно, что   пускать их в обращение можно было безо всякого опасения. Товарищи Джона   удивлялись, чего ради он снисходил до какой-либо работы, но Макмэрдо объяснял   всем, что, живя не трудясь, он снова привлек бы к себе внимание полиции.      

Вскоре   у него и в самом деле вышло столкновение с одним   полицейским, но оно принесло ему больше добра, чем зла. После первого   знакомства с главой ложи Макмэрдо почти каждый вечер заходил в Дом   союза. Смелые речи и здесь завоевали ему общие симпатии. Происшедший   случай еще больше укрепил их.      

       

      

       

Как-то   вечером, в час, когда в баре обычно особенно много народу,   в открывшуюся дверь вошел человек в синем полицейском мундире. Все   замолчали, и на вошедшего устремилось множество любопытных взглядов.   Только Макгинти сохранял полное спокойствие и не выразил никакого удивления,   когда инспектор подошел к его прилавку.      

— Дайте   чистого виски. Холодная ночь, — сказал полицейский. — Кажется, мы еще   не знакомы с вами, советник?      

— Вы   новый инспектор? — вопросом ответил ему Макгинти.      

— Да.   Мы надеемся, что вы, советник, и другие выдающиеся граждане помогут нам   поддерживать закон и порядок в городе. Я капитан Мервин.      

— Нам   и без вас было неплохо, капитан, — холодно заметил Макгинти. —   У нас вполне хватало и своих полицейских.      

— Ну,   не будем ссориться, — добродушно заметил инспектор. — Все мы   исполняем свои обязанности, как их понимаем… Только у нас различные   взгляды. — Он допил виски, повернулся, чтобы уйти, и в эту   минуту увидел хмурое лицо Макмэрдо, который стоял невдалеке. — Ого! —   произнес Мервин, оглядывая того с ног до головы. — Старый знакомый!      

Макмэрдо   выразил заметное недовольство.      

— Вот   уж никогда не дружил ни с кем из фараонов!      

— Знакомый —   не всегда друг, — с широкой улыбкой ответил полицейский. — Вы   Джон Макмэрдо из Чикаго, не так ли? Отрицать этого вы не станете?      

Джон   пожал плечами.      

— И не   подумаю. Уж не полагаете ли вы, что я стыжусь своего имени?      

— Могли   бы постыдиться.      

— Черт   возьми, что вы хотите сказать? — повысил голос Макмэрдо, сжав кулаки.      

— Только   то, что до приезда в эту угольную яму я служил в Чикаго.   Тамошних молодчиков знаю всех наперечет.      

— Неужели   вы тот самый Мервин из чикагского центрального управления?      

— Тот   самый, и мы там не забыли застреленного Джонса Пинто.      

— Я его   не убивал!..      

— Вот   как! Во всяком случае, его смерть оказалась вам необыкновенно на руку, не то   вам плохо пришлось бы за кругляшки. А теперь прямых свидетелей против вас   не существует. Так можете возвращаться в Чикаго.      

— Мне   и здесь хорошо.      

— Все   же, молодой человек, я бы на вашем месте поблагодарил за такое сообщение.      

— Спасибо, —   буркнул Макмэрдо.      

— Смотрите,   только не вздумайте опять приняться за старое. Предупреждаю вас. А теперь   желаю всем спокойной ночи.      

Он ушел   из бара, сотворив нового героя. О подвигах Макмэрдо в Чикаго давно   уже шептались, но при расспросах он отделывался лишь неопределенной улыбкой.   Теперь слухи получили официальное подтверждение. Посетители бара окружили Джона   и горячо жали ему руку, наперебой угощая виски. Джон мог не пьянея выпить   очень много, но в этот вечер, не будь с ним Сканлейна, он вряд ли   благополучно добрался бы до постели.      

В   субботу вечером Макмэрдо был введен в ложу. Ему казалось, что он, уже   посвященный в члены братства, войдет в ложу Вермиссы без   дополнительных церемоний, но в долине существовали свои собственные   обряды.      

В самой   Вермиссе насчитывалось около шестидесяти членов братства, однако это была лишь   часть организации: в других городках долины существовало еще несколько   лож. В случае необходимости они обращались друг к другу за помощью.      

Ложа   собралась в большой комнате дома Макгинти, отведенной специально для таких   заседаний. В комнате стояло два продолговатых стола. Чистильщики собрались   около одного из них, другой был заставлен бутылками и стаканами,   и многие на него вожделенно поглядывали. На председательском месте   восседал Макгинти, плоская черная бархатная шапочка прикрывала ему спутанную   черную гриву, на груди висел кусок малиновой материи. Справа и слева от   него помещались украшенные шарфами или перевязями братья высших степеней. Между   ними находился и Тед Болдуин. На его красивом, но жестоком лице читалось   сосредоточенное внимание. Остальные были почти все людьми зрелого возраста.   К рядовым же членам ложи принадлежали большей частью парни лет восемнадцати —   двадцати. Смотря на них, трудно было поверить, что это члены опасной шайки   убийц, искренне гордящиеся своими кровавыми репутациями.      

Жертвами   Чистильщиков один за другим падали люди, неугодные ложе или опасные для нее.   В это число попадали все, кто отказывался делать «добровольные» взносы   в кассу ложи, или те, кто пытался разоблачить ее деятельность. Чистильщики   начинали с шантажа, а если он не приносил успеха, то без малейших   колебаний кончали поджогами и убийствами. Некогда они действовали   осторожно, стараясь соблюдать тайну, но, очевидно, бессилие полиции вскоре   развязало им руки. К тому же они быстро запугали всю долину. Никто не   решался давать против них показания, а если дело все же доходило до суда,   у них всегда оказывалось достаточно свидетелей защиты. Полная касса   позволяла в этих случаях не стесняться в расходах. Десять лет   продолжалась деятельность ложи, и за эти десять лет ни один член ее не был   осужден. Единственная опасность для Чистильщиков могла исходить только от самой   жертвы. Как бы скрыто они ни готовились к «операции» и как бы   неожиданно ни нападали, защищающийся мог в отчаянии нанести им урон, хотя   бы кого-нибудь ранить. Что порой и происходило.      

Придя   в ложу, Макмэрдо уже знал, что ему предстоит какое-то испытание, но никто   не сообщил ему, в чем оно состоит. Двое братьев торжественно отвели Джона   в соседнюю комнату. Из-за дощатой перегородки до него доносился гул   голосов. Он несколько раз слышал свое имя и понял, что обсуждается его кандидатура.   Наконец дверь отворилась, и к Макмэрдо подошел незнакомец   с зеленым, затканным золотом шарфом через плечо.      

— Мастер   приказал засучить вам рукав, завязать глаза и ввести в залу   собрания, — сказал он и вместе с другими двумя братьями снял   с Макмэрдо пиджак, завернул до локтя правый рукав рубашки, повыше локтей   стянул веревкой руки и наконец надел на голову черный капюшон. Затем его   повели.      

       

      

       

Джону   казалось, что он двигается в полной темноте, ему было душно, и голос   заговорившего с ним Макгинти прозвучал глухо.      

— Джон   Макмэрдо, — произнес этот голос, — вы уже принадлежите   к старинному ордену масонов?      

В знак   утверждения Макмэрдо поклонился.      

— Ваша   ложа в Чикаго номер двадцать девять?      

Новый   поклон.      

— Темные   ночи неприятны.      

— Да,   для странствующих иностранцев.      

— Тучи   тяжелы.      

— Да,   подходит буря.      

— Довольны   ли вы, братья? — спросил мастер.      

Ему   ответил утвердительно гул голосов.      

— По   вашим ответам, брат, мы видим, что вы действительно принадлежите   к братству. Однако в нашей ложе принят особый ритуал. Готовы ли вы подвергнуться   испытанию?      

— Готов.      

— Твердое   ли у вас сердце?      

— Твердое.      

— В доказательство   сделайте шаг вперед.      

В то же   мгновение Макмэрдо ощутил давление на глаза и понял, что их касаются два   острия. Казалось, ступи он вперед — и с глазами распростится. Однако   он заставил себя двинуться — и мгновенно перестал ощущать давление.   Снова послышался гул одобрения.      

— У него   твердое сердце, — произнес голос. — Способны ли вы переносить боль?      

— Не   хуже других.      

— Испытайте   его.      

Макмэрдо   едва удержался от крика: жгучая, мучительная боль пронзила его руку. Он чуть не   потерял сознание, но крепко сжал кулаки и закусил губу, чтобы сдержать   даже самый легкий стон.      

— Я мог   бы стерпеть и большее, — сказал он.      

Послышались   восхищенные голоса, чьи-то руки похлопывали его по спине. Потом с него   сняли капюшон. Некоторое время Джон стоял без движения, щурясь на свет   и стараясь улыбаться.      

— Последнее   слово, Макмэрдо, — сказал Макгинти. — Вы уже принесли клятву хранить   тайну и не нарушать верности. Знаете ли вы также, что кара за нарушение   клятвы — немедленная смерть?      

— Да.      

— И вы   подчинитесь власти мастера при всяких обстоятельствах?      

— Подчинюсь.      

— Итак,   от имени триста сорок первой ложи Вермиссы я даю вам все права   и привилегии братства. Поставьте вино на стол, брат Сканлейн, и мы выпьем   за здоровье нашего достойного брата.      

Макмэрдо   принесли его пиджак, но, прежде чем надеть его, он посмотрел на свою правую   руку. На предплечье краснело глубокое, выжженное железом клеймо: круг   и в нем треугольник. Двое-трое его соседей показали ему такие же   знаки.      

— Нас   всех клеймили, — сказал один, — но не все мы так храбро вынесли это,   как вы.      

— О,   пустяки, — ответил Макмэрдо. Он пренебрежительно улыбнулся, хотя рука его   горела.      

Когда   выпили за нового члена ложи, началось обсуждение очередных дел. Макмэрдо слушал   во все уши.      

— Первым   пунктом в моей записной книжке, — сказал Макгинти, — значится   чтение письма мастера Уиндла из Джилмертонской ложи номер двести сорок девять.   Вот что он пишет:       

       

«Дорогой   сэр, необходимо закончить одно дело с Эндрю Рэ из фирмы „Рэ   и Стермиш“, которой принадлежат угольные копи неподалеку. Ваша ложа   обязана нам помочь: вы пользовались услугами двоих наших братьев прошлой   осенью, во время дела с полицейским. Если вы пришлете двух способных   людей, они поступят в ведение казначея Хиггинса, адрес которого вам   известен. Он им сообщит, где и когда действовать.       

Ваш   Д. В. Уиндл».       

       

Уиндл   никогда не отказывался нам прислать одного-двух молодцов, — добавил   Макгинти, — и мы тоже не можем отказать ему. — Он обвел комнату   своими тусклыми глазами. — Кто вызовется добровольно на дело?      

Многие   молодые люди подняли руки. Мастер посмотрел на них и одобрительно   улыбнулся.      

— Вы   годитесь, Тигр Кормак. Если вы будете действовать так же хорошо, как   в прошлый раз, вы окажетесь нелишним. Вы тоже, Уилсон?      

— Только   у меня нет револьвера, — сказал Уилсон, совсем еще юноша.      

— Ваше   первое дело, не так ли? Что ж, надо вам когда-нибудь получить крещение кровью.   Отличное начало для вас. А револьвер, конечно, вы получите, когда придете   сюда в понедельник.      

— А награду   мы получим? — спросил Кормак, коренастый смуглый молодой человек   с грубым лицом. Тигр — это была, очевидно, его кличка,   свидетельствовавшая об особой кровожадности.      

— Не   беспокойтесь об этом. В шкатулке наверняка найдется для вас несколько   долларов.      

— А что   сделал этот человек? — спросил Уилсон.      

— Вам   не следует задавать подобные вопросы. Его осудили там, на месте. За что —   это не наше дело, мы должны только помочь им, как они помогли бы нам. На   будущей неделе к нам приедут два брата из Джилмертонской ложи, чтобы   поработать в наших местах.      

— Кто   именно?      

— Лучше   не задавать таких вопросов. Ничего не зная, вы ничего не сможете показать, если   дойдет до допроса в полицейском участке. Следовательно, не причините вреда   ни другим, ни себе. Я знаю одно: эти братья чисто выполняют задания.      

— Давно   пора заняться делом, — произнес Тед Болдуин. — А то здесь люди   совсем осмелели. Дошло до того, что на прошлой неделе десятник Блейкер даже   выгнал из своего дома троих наших ребят. Его пора учить, и он сполна   получит заслуженное.      

— Что   он получит? — шепотом спросил Макмэрдо своего соседа.      

— Заряд   свинца, — со смехом ответил тот. — Что вы скажете о наших   порядках, брат?      

— Они   мне по душе, — ответил Макмэрдо. — Тут у вас самое место для   смельчака.      

Несколько   Чистильщиков, сидевших рядом, услышали его слова и зааплодировали.      

— Что   происходит? — крикнул мастер с противоположного конца стола.      

— Новый   брат, сэр, находит наши обычаи по своему вкусу. Макмэрдо поднялся с места.      

— Почтенный   мастер, я хотел бы сказать, что, когда вам понадобится человек,   я почту за честь помочь ложе.      

Ему   снова зааплодировали. Некоторые из старших сочли, что новая звезда поднимается   на горизонте слишком уж быстро.      

— Я хотел   бы заметить, — сказал сидевший рядом с председателем секретарь   Гарвей, седой человек с лицом коршуна, — что брату Макмэрдо   следовало бы подождать, пока сам мастер найдет нужным послать его на работу.      

— Не   беспокойтесь, ваша очередь наступит, брат, и очень скоро, — сказал   председатель. — Во всяком случае, мы отметили вашу готовность. Если   хотите, можете принять участие в маленьком деле даже сегодня ночью.      

— Я с радостью.      

— Тогда   можете сегодня поработать.      

Макгинти   снова заглянул в список.      

— Теперь   переходим к следующему пункту. Выслушаем отчет казначея. Что у нас   в кассе? Необходимо оказать помощь вдове Джима Карнавэ. Он погиб, работая   для ложи, и мы обязаны позаботиться о его семье.      

— Джима   застрелили в прошлом месяце, когда братья собирались убить Честера   Уилкса, — сообщил Макмэрдо его сосед.      

— С кассой   все обстоит хорошо, — сказал казначей, держа перед собой отчетную   книгу. — Последнее время все фирмы не скупились. «Макминдер и К°»   заплатили пятьсот; братья Уокер прислали сотенную бумажку, но я самолично   вернул ее и потребовал пятисотенную. Если я не получу денег   к среде, их мельничный привод непременно испортится. Нам пришлось сжечь их   плотину в прошлом году, чтобы заставить их образумиться. Затем Западная   угольная компания прислала свой ежегодный взнос. В кассе достаточно денег,   и мы можем выполнить все наши обязанности.      

— А как   обстоит дело с Арчи Свиндоном? — спросил кто-то.      

— Он   продал все и уехал. Старый дьявол оставил нам записку, в которой   говорит, что охотнее станет подметать улицы в Нью-Йорке, чем останется   крупным владельцем копей под властью шантажистов. Он умно сделал, что улизнул   раньше, чем записка попала к нам в руки. Я думаю, он   в долине больше не покажется.      

Старый   человек с бритым лицом и большим чистым лбом поднялся   с противоположного председательскому месту конца стола.      

— Казначей, —   начал он, — позвольте спросить, кто купил собственность человека, которого   мы вытеснили из этой области?      

— Брат   Моррис, ее, разумеется, купила Джилмертонская железнодорожная компания.      

— А кто   купил копи «Тодмэна и Ли», которые продавались в прошлом году?      

— Та   же компания, брат Моррис.      

— Кто   купил прокатный завод Манса и Шумана, а также компанию «Ван Дегер   и Этвуд»?      

— Все   они приобретены Джилмертонской фирмой.      

— Я не   думаю, брат Моррис, — сказал Макгинти, — чтобы нам было важно знать,   кто купил эти участки и заводы, раз новые владельцы не могут увезти их из   округа.      

— Достопочтенный   мастер, боюсь, что это имеет для нас немалое значение. Вот уже десять лет мы   вытесняем отсюда мелких предпринимателей. А на их месте появляются крупные   компании. Директора их живут в Нью-Йорке или в Филадельфии и нисколько   не боятся наших угроз. Мы можем, конечно, тянуть деньги с их местных   представителей и даже изгонять неподатливых. Но на места последних не   преминут приехать новые. При этом будет вызвано недовольство хозяев крупных компаний.   Боюсь, они не пожелают делиться с нами своими прибылями и решат   объединиться против нас. Тут уж они не пожалеют издержек, лишь бы отправить   неугодных им людей на виселицу.      

Моррис   сел. Собрание затихло. Поднялся Макгинти.      

— Вы   вечно каркаете, брат Моррис. Пока участники ложи сплочены, им не страшен никто   в Штатах. Разве мы не доказывали этого в судах? А что до крупных   компаний, мне кажется, они должны быть нам благодарны. Полагаю, что они найдут   более удобным платить нам, нежели с нами бороться. Однако, братья, —   Макгинти снял с себя бархатную шапочку и лоскут, — ложа   закончила рассмотрение очередных дел. Правда, у нас остается еще одно   маленькое дело: теперь наступило время для братской закуски и пения.      

Удивительна   человеческая природа! Зал наполняли люди, привыкшие к убийству, не испытывавшие   сострадания ни к рыдающей вдове, ни к беспомощным детям. Но мелодии   зазвучавших знакомых песен заставили некоторых даже прослезиться.   У Макмэрдо был прекрасный тенор, и он принял участие   в импровизированном концерте, исполнив «Я сижу на изгороди, Мэри»   и «На мелях алландских вод». В первый же вечер новый брат сделался   одним из самых популярных Чистильщиков. Бутылки с виски несколько раз   обходили вокруг стола, лица собравшихся раскраснелись. В это время глава   ложи снова обратился к ним:      

— Ребята,   в городе живет человек, которого пора укротить. Я имею в виду   Джеймса Стейнджера, редактора «Гералда». Читали вы, что он снова написал   о нас? — Макгинти вьшул из кармана газету. — Статья называется   «Закон и порядок». Слушайте: «В долине царствует кровавый террор. Со   времени первых убийств прошло двенадцать лет, и с тех пор   преступления не прекращаются. То, до чего мы теперь дошли, вызывает ужас во   всем цивилизованном мире. Разве ради этого наша родина принимает к себе   иммигрантов? Террор и беззаконие свили себе гнездо в тени священного   звездного флага свободы. Имена преступников известны, их организация действует   открыто. Долго ли мы будем еще терпеть? Неужели нам вечно предстоит жить…» Ну,   я прочитал достаточно этой дряни, — завершил Макгинти, отшвырнув   газету. — Я спрашиваю вас, как мы должны поступить с этим мерзавцем?      

— Уничтожить   его! — воскликнуло несколько голосов.      

— Я против, —   поднялся со стула Моррис. — Повторяю, братья, наша рука слишком сильно   давит долину, и наступит время, когда люди против нас объединятся. Джеймс   Стейнджер — старик. Его уважают в городе и во всей округе. Если   он будет убит, вся долина взволнуется, и нас самих могут уничтожить.      

— А скажите,   пожалуйста, как это они смогут сделать? — возразил Макгинти. — Руками   полиции? Так одна половина полицейских — у нас на жалованье,   а другая — нас боится. Или, может, с помощью судов и судей?   А?      

— Существует   и закон Линча… — произнес Моррис.      

В зале   зашумели.      

— Стоит   мне захотеть, — сказал Макгинти, — и я соберу двести   человек, которые очистят весь город. — И вдруг, усилив голос   и грозно сдвинув черные густые брови, он произнес: — Смотрите, брат   Моррис, я слежу за вами уже не первый день. В вас нет смелости,   и вы стараетесь лишить мужества других. Плохо придется вам, когда ваше   собственное имя появится в моих списках.      

Моррис   побледнел и опустился на стул. Дрожащей рукой он поднял стакан, но прежде   чем заговорить, сделал несколько глотков.      

— Прошу   извинения у вас, достопочтенный мастер, и у всех братьев, если   я сказал что-нибудь не так. Вы все знаете, что я боюсь только, как бы   с ложей не случилось чего плохого. Именно этот страх заставил меня   произнести неосторожные слова. Но ведь я больше доверяю вашим суждениям,   достопочтенный мастер, нежели своим собственным! И обещаю… обещаю больше   никогда… — Он смешался.      

Услышав   эти смиренные слова, Макгинти, видимо, удовлетворился, во всяком случае   перестал хмуриться.      

— Отлично,   брат Моррис. Мне самому было бы грустно, если бы нам пришлось преподать вам   урок. Но пока я занимаю свое место, мы должны хранить единство как   в словах, так и в делах. А теперь, ребята, — продолжал   он, — вот что я скажу вам; если мы накажем Стейнджера по всей   строгости, то, возможно, и в самом деле навлечем на себя   неприятности. Газетчики держатся друг за друга, и все газеты в штате подняли   бы крик, взывая к полиции и к войскам. Но проучить его как   следует необходимо. Возьмете это на себя, брат Болдуин?      

— С радостью, —   ответил тот.      

— Скольких   братьев вы возьмете с собой?      

— Шестерых.   Двое останутся сторожить у дверей. Пойдете вы, Гойер, вы, Менсел, вы, Сканлейн,   оба брата Уилбей…      

— Я обещал   новому брату, что он тоже пойдет, — заметил председатель.      

Тед   Болдуин посмотрел на Макмэрдо, и его взгляд показывал, что он ничего не   забыл и не простил.      

— Пусть   идет, если хочет, — мрачно ответил Болдуин. — И чем скорее мы   займемся делом, тем лучше.      

Ложа   стала расходиться — с шумом, с полупьяными выкриками.   В баре было еще много посетителей, и некоторые братья к ним   присоединились. Маленький отряд, получивший задание, разделился и двинулся   самыми глухими улицами, чтобы не привлечь к себе внимания. Стоял сильный мороз,   в ясном небе висела молодая луна. Чистильщики собрались у ярко   освещенного здания с золотой вывеской над парадным подъездом: «Гералд   Вермиссы». Из здания слышался шум работающей печатной машины.      

— Эй,   вы, — сказал Болдуин Макмэрдо, — стойте внизу у дверей   и следите, чтобы путь для отступления был свободен. С вами может   остаться Артур Уилбэй. Остальные — за мной. Не бойтесь никого: дюжина   свидетелей подтвердит, что в эту минуту мы находились в Доме союза.      

Приближалась   полночь, прошли последние редкие прохожие. Открыв дверь редакции, Болдуин   и его спутники взбежали по лестнице. Макмэрдо и Уилбэй остались   внизу. Полминуты спустя сверху послышались крики, призыв на помощь, топот, стук   падающей мебели. Затем на площадку лестницы выбежал седой человек. Но его   догнали, очки несчастного полетели и со звоном разбились у ног Джона.   Старик упал, и тут же шесть палок застучали по его спине. Он корчился,   стонал, его длинные худые ноги и руки вздрагивали под ударами. Наконец он   затих. Все, кроме Болдуина, отошли, но тот, с лицом, искаженным злобой,   все продолжал бить старика по голове. Макмэрдо взбежал по лестнице   и схватил Болдуина за руку.      

— Вы   убьете его, — сказал он. — Хватит!      

       

      

       

Болдуин   с бешенством взглянул на него и выдернул руку.      

— Кто   вы такой, чтобы вмешиваться? Прочь! — Он опять поднял палку, но Макмэрдо   выхватил револьвер.      

— А ну   поосторожней, — сказал он. — Не советую поднимать на меня руку, не то   дело кончится плохо. А что до него, то разве мастер не запретил убивать   этого человека?      

— Он   дело говорит, — сказал один из шайки.      

— Бегите! —   закричал снизу Уилбэй.      

В первом   этаже, в типографии, услышали крики. Несколько наборщиков и метранпаж   выскочили на нижнюю площадку. Чистильщики оставили неподвижного старика   и бросились вниз. Кое-кто побежал обратно в бар, остальные,   в том числе и Макмэрдо, снова рассыпались по темным улицам   и кружными путями отправились домой.      

 4. Долина ужаса      

       

На   следующее утро Макмэрдо прежде всего вспомнил о своем вступлении   в ложу. И неудивительно: рука у него распухла   и воспалилась, сильно болела голова. Поздно позавтракав, он сел за письмо   одному приятелю. Принесли свежий «Гералд». Внизу была напечатана заметка под   названием «Преступление в редакции „Гералда“». Она вкратце сообщала   о вечернем нападении и кончалась словами:       

       

«Дело   передано полиции, однако вряд ли можно надеяться, что расследование приведет   к каким-либо результатам. Многочисленным друзьям Стейнджера мы сообщаем,   что, хотя он был жестоко избит и получил несколько повреждений головы,   жизнь его вне опасности».      

       

Макмэрдо   положил газету, его рука слегка дрожала, наверное, потому, что слишком много выпил   вчера. Он стал закуривать трубку, когда в дверь комнаты постучалась   и вошла хозяйка. Она передала ему записку, только что принесенную   мальчиком-рассыльным. Макмэрдо сразу взглянул на подпись, но ее не было. Текст   гласил:       

       

«Мне   нужно поговорить с вами, но не у вас в доме. Мы можем   встретиться у флагштока на Мельничном холме. Если вы придете туда сейчас,   я сообщу кое-что важное и для вас и для меня».      

       

Макмэрдо   дважды перечитал эти строки, но они ничего не сказали ему о возможном их   авторе. Поразмыслив, он все же решил пойти на встречу.      

Мельничным   холмом назывался небольшой запущенный парк в центре города. Летом его наполняли   гуляющие, зимой же он был пуст и представлял собою унылое место.   С вершины холма, на котором был разбит парк, открывался вид не только на   город, но и на уходящую вниз извилистую долину, покрытую черным от копоти   и угольной пыли снегом, и на лесистые горы. Макмэрдо пошел вверх по   дорожке, обсаженной с обеих сторон елками, и наконец добрался до   закрытого ресторана в середине парка. Рядом с рестораном виднелся   пустой флагшток, а под ним стоял человек в пальто с поднятым   воротником и в низко опущенной шляпе. Он повернулся на звук шагов,   и Макмэрдо с удивлением узнал Морриса. В виде приветствия они   обменялись сигналами ложи.      

— Мне   хотелось поговорить с вами, мистер Макмэрдо, — сказал Моррис   с неуверенностью. — Спасибо, что вы приняли мое приглашение.      

— Почему   вы не подписались?      

— Необходима   осторожность; в наше время не знаешь, кому можно доверять, а кому   нет.      

— Братьям   по ложе следует доверять.      

— Ну,   не всегда, — с горячностью возразил Моррис. — Все, что мы   говорим, и даже все, что думаем, передают мистеру Макгинти.      

— Послушайте, —   с недовольством сказал Макмэрдо, — вам известно, что я только   вчера клялся в верности мастеру. Вы хотите, чтобы я нарушил свою   клятву?      

— Плохи   же у нас дела, если свободные граждане не смеют высказывать свои мысли,   разговаривая с глазу на глаз.      

Макмэрдо,   пристально наблюдавший за собеседником, казалось, смягчился.      

— Как   вам известно, я здесь недавно и плохо знаю ваши обычаи. Не мне   начинать говорить, мистер Моррис… Если вам нужно что-нибудь сказать, я вас   слушаю.      

— Чтобы   передать все мистеру Макгинти?      

— Успокойтесь.   Лично я останусь верен ложе, говорю вам это прямо. Но я не выдаю то,   что мне сказали по секрету. Но учтите, ни в чем, что противоречит   интересам ложи, не ждите от меня помощи.      

— Быть   может, я отдам в ваши руки свою жизнь, говоря откровенно. Но вы все   же новичок. Значит, совесть у вас еще не так заскорузла, как   у других. Вот почему мне хотелось поговорить с вами.      

— Что   же вы хотите сообщить мне?      

— Если   вы меня выдадите, пусть ляжет на вас мое проклятие.      

— Я сказал,   что не выдам!      

— Тогда   ответьте: когда вы сделались членом ложи в Чикаго и произнесли обеты   верности и милосердия, приходила вам на ум мысль, что это поведет вас   к преступлениям?      

— Смотря   что называть преступлением.      

— Смотря   что! — воскликнул Моррис гневно. — Мало вы видели наших дел, если   можете назвать их как-нибудь иначе. Ну а прошлой ночью, когда старого   человека, который мог быть вашим отцом, избили до полусмерти, — что это   было, по-вашему?      

— Некоторые   сказали бы, что это война, — спокойно ответил Макмэрдо, — а на   войне — как на войне: все сводят счеты как могут.      

— Вы   все-таки ответьте на мой вопрос: думали вы о чем-либо подобном, когда   вступали в чикагскую ложу?      

— Должен   признаться, нет.      

— Так   было и со мной, когда я вступил в орден в Филадельфии.   К сожалению, дела мои там расстроились, и в один проклятый Богом   час я услышал о Вермиссе. Я приехал сюда для поправки своих дел.   Боже, подумать только… Со мной приехали жена и трое детей. На рыночной   площади я открыл магазин, и дела пошли отлично. Потом я вступил в местную   ложу — так же, как вы вчера. Я сразу очутился во власти злодея   и запутался в сети преступлений. Что мне оставалось делать? Я не   могу отсюда уехать, так как все состояние мое вложено в магазин. Если   я откажусь от братства, то буду тут же убит, и один Бог ведает, как   поступят с моей женой и детьми. О, это ужасно! — Моррис закрыл   лицо руками.      

Макмэрдо   пожал плечами.      

— Вы   слишком сердобольны для всех этих дел.      

— Во   мне не умерла совесть, но они превратили меня в преступника. Особенно   запомнился один случай. Однажды мне дали поручение. Если бы я отказался,   меня постигла бы смерть… Воспоминание о случившемся будет вечно   преследовать меня. Милях в двадцати от города стоял уединенный дом, вон   там, у гор… Мне приказали караулить двери, поручить мне самое дело они не   решились. Остальные вошли в комнату, и, когда снова появились из дверей,   их руки были в крови… Мы собирались уйти, когда позади нас в доме   закричал ребенок. Я чуть не потерял сознание от ужаса, но мне надо было   улыбаться, иначе в следующий раз они вышли бы с окровавленными руками   из моего дома и мой маленький Фрэд кричал бы так же… По приказу   я сделался палачом… Я верующий католик, но патер не захотел   и говорить со мной, узнав, что я Чистильщик… Меня отлучили от церкви…   Мне ясно, что вы идете по той же дороге, и я спрашиваю вас: готовы ли   вы сделаться хладнокровным убийцей?.. Или мы все же можем каким-нибудь способом   остановить все это?      

— Что   вы хотите делать? — резко спросил Макмэрдо. — Ведь не донести же?      

— Боже   сохрани, — ответил Моррис. — Одна мысль об этом стоила бы мне жизни.      

— Ну   что ж, — сказал Макмэрдо, — лично мне вы кажетесь просто   слабохарактерным человеком. К тому же вы придаете всему этому слишком   много значения.      

— Слишком   много! Поживите здесь дольше, тогда узнаете! Посмотрите в долину, какую   тень бросают на нее клубы дыма? Поверьте, тень преступлений куда мрачнее. Мы   живем в Долине ужаса. С заката до утренней зари сердца мирных жителей   трепещут от страха. Скоро, молодой человек, вы сами убедитесь в этом.      

— Поживем —   увидим, — беспечно сказал Макмэрдо. — Придет время,   и я скажу вам, что думаю по этому поводу. А теперь мне ясно   только одно: вы не годитесь для жизни в долине и чем скорее продадите   свою лавочку за любую цену и уедете отсюда, тем лучше. Я не забуду,   что вы сказали. Надеюсь, вы говорили с добрыми намерениями. Прощайте.      

— Погодите, —   остановил его Моррис. — Нас могли заметить вместе, и кто знает, не   пожелают ли они узнать, о чем мы разговаривали.      

— С вашей   стороны предусмотрительно подумать об этом.      

— Скажем,   я предлагал вам место у меня в магазине.      

— А я отказался.   Ну что ж, договорились. Прощайте, брат Моррис, и желаю, чтобы   в будущем вам жилось легче.      

В тот же   вечер Макмэрдо в задумчивости сидел у себя в гостиной возле   печки и курил. Неожиданно дверь распахнулась и в комнату   ввалился мастер ложи. Он сел против молодого человека и несколько секунд   молча смотрел на него. Макмэрдо выдержал этот взгляд совершенно спокойно.   Наконец Макгинти сказал:      

— Я редко   хожу в гости, брат Макмэрдо, так как посетители отнимают у меня   слишком много времени. Тем не менее я решил навестить вас.      

— Горжусь   этим, — ответил Макмэрдо и поднялся с места, чтобы достать из   буфета бутылку виски. — Не ожидал такой чести.      

— Ну   как рука?      

Макмэрдо   скривился.      

— Дает   о себе знать, но ничего: стоит помучиться.      

— Да, —   ответил Макгинти, — стоит для людей, преданных ложе и готовых   работать на нее. О чем вы толковали с братом Моррисом на Мельничном   холме?      

Вопрос   прозвучал неожиданно, но у Макмэрдо был наготове ответ.      

— Моррис   добрый парень. Ему показалось, что я нуждаюсь, и, желая мне помочь, он   предложил мне место в своем магазине.      

— И вы   отказались?      

— Ну,   конечно. Я могу, не выходя из комнаты, заиметь за четыре часа больше, чем   он дал бы мне за месяц.      

— Верно.   Но на вашем месте я не стал бы часто встречаться с Моррисом.      

— Почему?      

— Потому   что я советую вам это. Для всех оказалось бы вполне достаточно моего   слова.      

— Может   быть, но не для меня, — смело возразил Макмэрдо.      

Глаза   смуглого исполина гневно вспыхнули, однако в следующую секунду выражение   его лица изменилось, и он громко засмеялся неискренним смехом.      

— Я всегда   говорил, что вы странная карта в игре. Ну, если вам нужны объяснения,   извольте, я их вам дам. Разве Моррис не отзывался плохо о ложе?      

— Нет.      

— А обо   мне?      

— Тоже   нет.      

— Значит,   он просто не доверяет вам. В душе же он неверный брат. Мы это знаем   и ждем только случая наказать его. В нашем загоне нет места для   паршивой овцы. А если вы будете вести знакомство с неверным   человеком, подозрение в неверности падет и на вас. Понятно?      

— Я не   могу подружиться с ним, потому что этот человек мне не нравится, —   ответил Макмэрдо. — Что же до моей неверности, так заговори о ней не   вы, а кто-нибудь другой, ему бы не пришлось произнести следующую фразу.      

— Хорошо,   сказано достаточно, — заметил Макгинти. — Я пришел, чтобы вовремя   предупредить вас, что и сделал.      

— Но   как вы узнали о моем свидании с Моррисом?      

Макгинти   засмеялся.      

— Я должен   знать все, что происходит в городе, — сказал он, —   и советую помнить, что я все знаю. Ну, мне пора, я только   добавлю, что…      

       

      

       

Но он не   успел закончить прощальную фразу: дверь распахнулась, и настороженные лица   трех полицейских заглянули внутрь. Макмэрдо вскочил и вытащил было   револьвер, однако тут же снова спрятал его в карман, увидев наведенные на   себя дула винтовок. Четвертый человек, тоже в мундире, вошел   в комнату, и Макмэрдо узнал в нем капитана Мервина из Чикаго.   Капитан подошел к нему и покачал головой.      

— Я так   и думал, что нам еще предстоит встретиться. Одевайтесь и пошли.      

— Вам   придется за это ответить, — прогремел Макгинти. — Как вы смеете   врываться в частный дом и оскорблять честных людей?      

— Это   вас не касается, советник, — ответил Мервин. — Мы пришли не за вами,   а вот за этим молодчиком, и вы обязаны помогать полиции исполнять ее   долг.      

— Он   мой друг, и я отвечаю за него.      

— Смотрите,   мистер Макгинти, как бы вам не пришлось отвечать за собственные дела. Ну   а этот Макмэрдо был негодяем еще до приезда в Вермиссу, негодяем он   остался и теперь… А ну-ка давайте сюда револьвер, молодчик.      

— Вот   он, — хладнокровно сказал Макмэрдо. — Будь мы с вами   с глазу на глаз, капитан Мервин, вы бы разговаривали иначе.      

— Где   приказ об аресте? — спросил Макгинти. — Ей-богу, пока в полиции   служат такие господа, как вы, в Вермиссе будет все хуже. Вы нас оскорбили   и ответите за это.      

— Исполняйте   ваш долг, как вы его понимаете, советник, — сказал Мервин, —   а мы будем исполнять свой.      

— В чем   меня обвиняют? — спросил Макмэрдо.      

— В том,   что вы участвовали в нападении на редактора Стейнджера в помещении   «Гералда». Можете радоваться, что вас не обвиняют в убийстве.      

Макгинти   грубо рассмеялся.      

— Если   дело в этом, то советую вам бросить его: Макмэрдо был в Доме союза   и до полуночи играл в покер. Человек двенадцать свидетелей подтвердят   мои слова.      

— Все   выяснится на суде. А пока пошли, Макмэрдо. Отойдите, мистер Макгинти, в сторону:   во время исполнения своих служебных обязанностей я сопротивления не   допущу.      

В голосе   капитана прозвучала такая решительность, что Макмэрдо и Макгинти осталось   только подчиниться. На прощание мастер успел шепнуть несколько слов   арестованному.      

— А как   же?.. — он указал большим пальцем через плечо, и Макмэрдо понял, что   он имеет в виду фальшивые доллары.      

— Все   в порядке, — шепотом ответил Макмэрдо: у него был тайник под   полом в спальне.      

— До   свидания, — громко сказал Макгинти, пожимая ему руку. — Я поговорю   с адвокатом Релаем и все издержки возьму на себя. Можете быть   уверены: вас скоро освободят.      

Капитан   подозрительно посмотрел на них.      

— Вы   двое, — обратился он к полицейским, — сторожите арестованного   и стреляйте, если он надумает бежать. А я обыщу дом.      

Но обыск   ничего не дал, и Макмэрдо повели в полицию. Стемнело, дул резкий   ветер, поэтому людей на улицах было мало. Но встречавшиеся прохожие, ободренные   темнотой и присутствием полиции, осыпали арестованного оскорблениями.      

— Судите   проклятого Чистильщика! — крикнул кто-то. — Линчуйте его!      

После   короткого допроса Макмэрдо поместили в общую камеру. Там он увидел   Болдуина и других участников нападения.      

Но   длинная рука ложи дотянулась и сюда. Ночью какой-то полицейский вошел   в камеру с охапкой соломы и вынул из нее две бутылки виски, еду   и колоду карт. Арестованные провели ночь не скучно.      

Утром   стало ясно, что им действительно нечего опасаться. С одной стороны,   свидетели нападения — метранпаж и наборщики — признали, что   освещение было слабое, а они волновались и потому не могут теперь   клятвенно удостоверить личности нападавших; к тому же ловкий адвокат,   приглашенный Макгинти, совсем их запутал. Пострадавший, который дал показания   в больнице, помнил лишь, что первый ударивший его человек был   с усами. Стейнджер, правда, добавил, что убежден в причастности   к нападению Чистильщиков, потому что из всех окрестных жителей только они   одни его ненавидят и он уже не раз получал от них угрожающие письма. Но,   с другой стороны, шестеро граждан, в том числе и муниципальный   советник Макгинти, заявили, что все обвиняемые в момент нападения играли   в карты в Доме союза и ушли очень поздно. В результате   обвиняемых отпустили, сказав им несколько слов, похожих на извинение,   а капитану Мервину и всей полиции сделали замечание за неуместное   усердие.      

Когда   огласили решение, в зале раздались крики одобрения. Макмэрдо глянул   и увидел много знакомых лиц. Братья ложи улыбались и махали шляпами.   Остальные присутствующие, сжав губы и сдвинув брови, молча смотрели на   оправданных, когда те выходили из суда. Только один рабочий с черной   бородой крикнул им вслед:      

— Проклятые   убийцы!.. Мы все же засадим вас!      

 5. Самый темный час      

       

Если   что-либо и могло еще больше увеличить популярность Макмэрдо среди братьев   Чистильщиков, то лишь этот происшедший арест и последовавшее оправдание.   Он уже заслужил репутацию веселого гуляки, человека гордого   и вспыльчивого, неспособного снести оскорбление ни от кого, даже от самого   мастера ложи. Лишь некоторых старших братьев, в том числе и Болдуина,   явно раздражало столь быстрое возвышение новичка. Но они держались осторожно,   потому что Макмэрдо так же легко вступал в драку, как смеялся   и шутил.      

Зато   старик Шефтер теперь вообще не желал иметь с ним никакого дела   и категорически запретил появляться у него в доме. Однако   любящая Этти не могла отказаться от Джона, хотя здравый смысл и ей подсказывал,   к чему повело бы замужество с таким человеком. Как-то утром, проведя   бессонную ночь, девушка решила повидаться с Джоном и уговорить его   отказаться от всяких темных дел. Она отправилась к нему и незаметно   проскользнула в комнату, где, как она знала, жил Макмэрдо. Тот сидел за   столом и что-то писал. Шагов Этти он не услышал. Внезапно ее охватил порыв   шаловливости. Она на цыпочках подкралась к Джону и неожиданно   положила руку ему на плечо.      

Намерение   Этти испугать его более чем удалось. Джон мгновенно вскочил, точно подброшенный   пружиной, и резко повернулся. Левая рука его одновременно смяла лежавшую   на столе бумагу, а правой он едва не схватил девушку за горло. Секунду он   смотрел на нее бешеным непонимающим взглядом, потом на лице изобразились   облегчение, удивление и, наконец, радость.      

— А,   это вы, Этти, — сказал Джон, вытирая мгновенно вспотевший лоб. —   Подумать только, что вы пришли ко мне, а я вас так встречаю! Ох,   Этти, позвольте мне загладить мой поступок! — И он протянул   к ней руки.      

Но она   еще находилась под сильным впечатлением от увиденного выражения смертельного   страха, которое в первый миг отразило его лицо.      

— Почему   вы так сильно испугались меня? О Джон, если бы ваша совесть была чиста, вы   не посмотрели бы на меня таким взглядом!      

— Я думал   о другом, и когда вы бесшумно подкрались…      

— Нет,   Джон. — В ней вдруг вспыхнуло подозрение. — Дайте мне письмо,   которое вы писали!      

— Этти,   я не могу исполнить вашей просьбы.      

— Вы   писали другой женщине! Иначе вы не стали бы скрывать от меня письмо. Может   быть, вы писали своей жене? Я даже не знаю наверняка, что вы холосты. Ведь   вас здесь никто не знает!      

— Я не   женат, Этти. Клянусь, вы для меня единственная женщина в мире!      

— Тогда   почему вы не хотите показать мне письмо?      

Он   посмотрел на нее с нежностью.      

— Дорогая,   я дал клятву не показывать его и, как не нарушил бы слова, данного вам,   так сдержу и обещание, взятое у меня другими. Дело касается ложи,   и это тайна даже от вас. Если я испугался прикосновения вашей руки,   неужели вы не понимаете, почему? Ведь это могла быть и рука врага.      

       

      

       

Он   привлек ее к себе, и поцелуи окончательно разогнали ее сомнения   и страхи.      

— Скажите,   теперь вы снова спокойны? Да?      

— О каком   спокойствии вы говорите, Джон, когда в любой день я могу услышать,   что вас судят за убийство? Макмэрдо — Чистильщик! Эти слова каждый раз   болью пронзают мое сердце.      

— Мы   стараемся своими средствами отстоять принадлежащие нам права.      

Этти   прижалась к нему.      

— Оставьте   их, Джон! Ради меня! Я пришла просить вас об этом. О Джон, видите,   я умоляю вас на коленях!      

Он   поднял девушку и, прижав ее к груди, постарался успокоить.      

— Право,   Эгги, вы сами не знаете, чего просите. Могу ли я бросить начатое дело? Это   было бы нарушением клятвы, изменой! Знай вы обстоятельства, в которых   я нахожусь, вы не просили бы об этом. А потом — разве ложа так   просто отпустит человека, посвященного в ее тайны?      

— Я уже   все обдумала, Джон. У отца есть кое-какие сбережения, и ему тоже   надоел этот проклятый город. Мы вместе сбежим в Филадельфию или   в Нью-Йорк и спрячемся там.      

Джон   горько рассмеялся:      

— У ложи   длинная рука! Она легко протянется отсюда и в Филадельфию   и в Нью-Йорк.      

— Ну   так уедем в Англию или в Швецию, на родину моего отца. Уедем куда   хотите, только бы очутиться подальше от этой Долины ужаса!      

Макмэрдо   вспомнил о Моррисе.      

— Вот   уже второй раз при мне так ее называют. Действительно, многие из вас подавлены   страхом.      

— О Джон,   все минуты нашей жизни омрачены. Может, вы думаете, что Болдуин простил? Он   только боится вас, иначе — что было бы уже с нами! Если бы видели,   какими глазами он смотрит на меня…      

— Поймите,   милая, я не могу сейчас уехать. Зато, если вы мне доверитесь, я найду   сам хороший, честный выход из положения.      

— Из   такого положения не может быть честного выхода.      

— Да,   с вашей точки зрения. Но дайте мне шесть месяцев, и я, не стыдясь   ничьих взглядов, смогу уйти из долины.      

Девушка   недоверчиво взглянула на него.      

— Шесть   месяцев? Вы обещаете?      

— Ну,   может быть, семь или восемь… Во всяком случае, раньше чем через год мы отсюда выберемся.      

Больше   Этти ничего не добилась. Но и это было уже кое-что. Отдаленный свет   несколько рассеял мрак безнадежного будущего. Когда Этти вернулась домой, на   душе у нее было легче, чем когда-либо за все время, что она знала Джона.      

Поскольку   Макмэрдо сделался полноправным членом ложи и стал получать более подробные   сведения, он вскоре выяснил, что деятельность Чистильщиков отнюдь не   ограничивалась одной долиной, а была гораздо обширнее и сложнее. Даже   Макгинти, видимо, не был осведомлен о ней полностью. Брат высшей ступени,   именовавшийся областным делегатом и живший в Хобсоне, ведал многими   отдельными ложами и самовластно распоряжался ими. Макмэрдо только раз   видел его — маленького седого человека, похожего на крысу, который не   ходил, а скользил, исподтишка бросая взгляды направо и налево. Его   звали Иване Потт. Сам мастер триста сорок первой ложи явно испытывал по   отношению к этому человеку что-то вроде уважительного трепета.      

Однажды   Сканлейн, живший в одном доме с Макмэрдо, получил от Макгинти письмо,   к которому была приложена записка Иванса Потга. Тот сообщал главе ложи   Вермиссы, что присылает к нему двух хороших ребят, Лоулера и Эндрюса,   которым предстоит поработать в окрестностях города. Не потрудится ли   мастер хорошенько спрятать их до того времени, когда им пора будет действовать?   И Макгинти просил Сканлейна и Макмэрдо приютить у себя приезжих.      

В тот же   вечер явились Лоулер и Эндрюс, каждый со своим дорожным мешком. Лоулер,   человек пожилой и замкнутый, в черном сюртуке и мягкой шляпе,   с седой растрепанной бородой, походил на священника. Второй же, Эндрюс,   почти еще мальчик, с открытым лицом и развязными манерами, наоборот,   казался школьником, который беззаботно наслаждается каникулами. Оба они не пили   ничего спиртного и, в общем, вели себя крайне примерно. Впрочем, они более   или менее охотно рассказывали о своих прошлых поручениях. На счету Лоулера   их было четырнадцать, Эндрюса — три. Лишь о том, что им предстояло сделать,   они помалкивали.      

— Нас   выбрали потому, что ни я, ни этот мальчик не пьем, — только   и сказал Лоулер. — Значит, ничего лишнего не сболтнем.      

— Всем   нам одинаково близко дело, — ответил ему Сканлейн.      

Все   четверо усаживались за ужин.      

— Верно,   и мы охотно потолкуем о том, как был убит Чарли Уильямс, или Симон   Берд, или еще кто-нибудь.      

— Здесь   у нас живет с полдюжины людей, с которыми   я с удовольствием свел бы счеты, — запальчиво произнес Макмэрдо.      

— Не   собираетесь ли вы побывать у Джека Нокса из Ирландии?   Я с радостью услышал бы, что он получил должное.      

— Нет,   нас занимает не он.      

— Может,   Герман Штраус?      

— И не   он.      

— Ну,   мы не настаиваем. Тайна есть тайна. Просто мы хотели бы помочь вам.      

Лоулер   с улыбкой покачал головой. От него ничего нельзя было выведать.      

Однако   Сканлейн и Макмэрдо все же твердо решили присутствовать при «потехе», как   они выражались. Когда Макмэрдо услыхал на лестнице тихие шаги, он разбудил   Сканлейна, и оба быстро оделись. Наружная дверь была открыта. Еще не   рассвело, но при неверном свете уличных фонарей Макмэрдо и его спутник   разглядели две быстро удалявшиеся фигуры и осторожно двинулись за ними.      

Их дом   стоял на самом краю города. Очень скоро Макмэрдо и Сканлейн очутились   в поле, неподалеку от перекрестка двух проселочных дорог. На перекрестке   Лоулера и Эндрюса ждали еще трое приезжих братьев. Очевидно, предстояло   важное дело. Братья направились к Вороньей горе, где находились шахты   крупной компании. Ими ведал энергичный и бесстрашный директор, уроженец   Новой Англии, который даже в долгие годы террора сумел поддерживать   необходимую дисциплину и порядок среди своих подчиненных.      

Светало,   по черной тропинке двигались шахтеры поодиночке и группами.      

Макмэрдо   и Сканлейн смешались с ними, не теряя из виду приезжих братьев. Над   землей висел густой туман. Вдруг прозвучал резкий свисток: это был сигнал,   который означал, что минут через пять — десять начнется спуск   в шахту.      

Когда   Сканлейн и Макмэрдо дошли до открытой площадки около шахты, там столпилось   около сотни шахтеров. Ожидая спуска, чтобы как-то согреться, они топали ногами   и дули себе на руки. Приезжие братья стояли в стороне. Сканлейн   и Макмэрдо взобрались на груду шлака поодаль. Из машинного отделения вышел   бородатый управляющий Мензис и снова засвистел в свисток: начинался   спуск в шахту. В это мгновение откуда-то со стороны подошел директор,   высокий худощавый человек. Сделав несколько шагов, он заметил группу молчаливых   и неподвижных незнакомцев. Они были в рабочей одежде и все   в надвинутых на глаза шляпах.      

— Кто   вы такие? И зачем здесь находитесь? — спросил директор, подходя   к ним.      

Вместо   ответа молодой Эндрюс шагнул вперед и выстрелил ему в живот. Сотня   ожидающих шахтеров замерла, словно парализованная. Директор обеими руками зажал   рану, поднялся с земли и шатаясь побрел прочь, но тут выстрелил   второй убийца. Директор упал на бок, подергивая ногами и хватая руками обломки   руды. При виде этого из груди Мензиса вырвался вопль ярости, и он   с большим болтом в руках кинулся на убийц. По нему тоже выстрелили   несколько раз, и он мертвый упал к ногам убийц. Несколько шахтеров   двинулось было вперед, послышались голоса сострадания и гнева. Но двое из   приезжих выпустили несколько зарядов, пули просвистели над головами рабочих,   и те быстро отступили. Убийцы сразу растворились в утреннем тумане.   Все произошло очень быстро. Свидетели этой сцены едва успели опомниться, как   все было кончено, и вряд ли кто-нибудь из них мог бы описать наружность   людей, только что на глазах целой толпы совершивших двойное убийство.      

Сканлейн   и Макмэрдо отправились домой. Сканлейн притих, он в первый раз видел   «настоящее дело», и оно показалось ему менее забавным, чем ему описывали.   Макмэрдо тоже шел молча, погруженный в свои мысли.      

В эту   ночь в Доме союза братья ложи праздновали новый успех. Мрачная тень над   долиной сгустилась еще больше, ужас еще сильнее охватил жителей.      

И как   умелый полководец закрепляет плоды своей победы, не давая врагу собраться   с духом и оправиться после недавнего поражения, так и Макгинти   в ту же ночь задумал новую операцию. Когда пьяные Чистильщики расходились,   он дотронулся до плеча Макмэрдо и повел его за собой в ту самую комнатку,   где состоялся их первый разговор.      

— Вот   что, милейший, — сказал он, — наконец-то у меня есть достойное   вас дело. Поручаю его вам.      

— Я горжусь   этим, — ответил Макмэрдо.      

— Можете   взять с собой Мандерса и Релая. Они уже предупреждены. Пока мы не   разделаемся с Честером Уилкоксом, у нас не будет покоя, а если   вам удастся покончить с ним, вы заслужите благодарность всех лож долины.      

— Приложу   все усилия. Кто он и где его искать?      

Макгинти   вынул изо рта наполовину изжеванную сигару и, объясняя, стал одновременно рисовать   грубый план на листке из записной книжки.      

— Он   твердый орешек. Полицейский сержант, из цветных. Стреляный воробей,   и старых рубцов на нем не счесть. Мы дважды пробовали с ним   покончить, но неудачно. В последний раз мы потеряли Джима Карнавэ. Теперь   попытайтесь вы. Вот дом, видите, он стоит одиноко у дороги в Дайк.   Так что шума никто не услышит, разве что случайные прохожие. Днем не стоит   и пробовать. Уилкокс всегда при оружии, и стреляет он метко. Так что   главное — это застать его ночью, врасплох. В доме, кроме него, живут   трое детей, жена и служанка. Если вы будете слишком деликатничать, дело   провалится. Я думаю, лучше всего подложить взрывчатку под входную дверь   и взорвать…      

— А что   сделал этот человек?      

— Разве   я не сказал вам, что он застрелил Джима Карнавэ?      

— А почему   застрелил?      

— Вам-то   что за дело? Карнавэ бродил вокруг его дома, и он застрелил его. Этого   достаточно для меня и для вас.      

— Там   две женщины и дети. Их тоже надо уничтожить?      

— Необходимо,   иначе вы не доберетесь до него.      

— Но   они никого не застрелили.      

— Что   за разговоры? Вы что, отказываетесь от поручения?      

— Нет,   советник! Разве я когда-нибудь давал повод думать, что склонен   к неповиновению? Разумно поручение или нет, это вам решать.      

— Значит,   вы готовы все исполнить?      

— Ну,   конечно.      

— Когда?      

— Ну,   ночи две мне нужны, чтобы разведать местность, осмотреть дом и составить   план. Так что на третью ночь…      

— Отлично, —   сказал Макгинти, пожимая Джону руку. — Действуйте. Это будет хороший день   для нас, когда вы сообщите, что дело сделано. После такого удара они все станут   на колени.      

Дом   Честера Уилкокса стоял уединенно милях в пяти от Вермиссы. На следующую   ночь Макмэрдо отправился на разведку и вернулся, когда уже рассвело. Днем   он обсудил план с двумя своими подчиненными, Мандерсом и Релаем. Это   были совсем еще молодые парни, которые говорили о предстоящем убийстве,   точно речь шла об охоте на оленя. Макмэрдо еще раз сходил на разведку. На   третью ночь все трое встретились за городом. Кроме оружия, у них была   с собой взрывчатка, которую достали на каменоломнях. Часов около двух ночи   Чистильщики добрались до места. Дул резкий ветер, и рваные облака быстро   неслись по небу. Макмэрдо и его сообщники подкрались к дому бесшумно.   Внутри дома, как и вокруг, царила полная тишина, нарушаемая лишь свистом   ветра в деревьях. Макмэрдо осторожно подложил мешок со взрывчаткой под   порог дома, прикрепил фитиль и поджег его. Чистильщики отбежали на   безопасное расстояние и спрятались в канаве. Маленький огонек побежал   по шнуру, добрался до взрывчатки — и оглушающий взрыв поднял   в воздух обреченное строение. Задача была выполнена.      

Однако   утром выяснилось, что операция Макмэрдо, так хорошо продуманная   и выполненная, провалилась. Уилкокс оказался слишком предусмотрительным.   То ли судьба многих других жертв, то ли предчувствие заставили его как раз   накануне перебраться с семьей в другое, более безопасное жилище…   Взрыв разрушил пустой дом.      

— Все   равно, — сказал Макмэрдо, — он моя жертва, и я доберусь до   него, хотя бы мне пришлось ждать целый год.      

Собрание   ложи выразило Макмэрдо доверие. А несколько недель спустя газеты сообщили,   что Уилкокс убит выстрелом из засады.      

Таковы   были «подвиги» Чистильщиков, превратившие долину Вермиссы в Долину ужаса.   В старых газетах можно прочесть и о том, как двое полицейских,   Иване и Хент, были застрелены, когда пытались арестовать двоих   Чистильщиков; как застрелили миссис Лерби, сидевшую у постели своего мужа,   до полусмерти избитого по приказанию Макгинти; как сперва убили старшего Дженкинса,   а потом его брата; как изуродовали Джемса Мердока; как взорвали дом   Стенхауза, уничтожив целую семью; как предали жестокой смерти Стендалса —   и все это в течение одной зимы.      

Эта   страшная зима кончилась, но весна, снимающая оковы с природы, не принесла   избавления жителям Долины ужаса.      

 6. Опасность      

       

К весне   Макмэрдо уже получил звание дьякона братства и стал одной из самых видных   фигур в совете ложи. Его мнения спрашивали, его помощи просили едва ли не   в каждом новом деле. Но чем популярнее становился он среди Чистильщиков,   тем более мрачные взгляды горожан провожали его, когда он проходил по улицам   Вермиссы. Чаша терпения их, казалось, переполнилась, и ужас постепенно   сменялся отчаянием. До ложи доходили слухи о тайных собраниях   в редакции «Гералда», о том, что жители решили создать отряд   самообороны и запасаются оружием. Однако Макгинти и его подручные   всего этого не опасались. В их рядах насчитывалось достаточное число   людей, связанных круговой порукой, чтобы бить тревогу из-за запуганных до   смерти горожан. Все сведется, как и до сих пор, к пустым разговорам и,   может быть, к нескольким безрезультатным арестам.      

Но   однажды в мае, когда Макмэрдо собирался идти на обычное субботнее   заседание ложи, к нему зашел Моррис, слабый и трусливый человек.      

— Можно   мне откровенно поговорить с вами, мистер Макмэрдо? — спросил он.      

— Конечно, —   ответил Макмэрдо.      

— Я не   забыл, что как-то излил перед вами свои сомнения, и вы не выдали меня.      

— Есть   о чем говорить! Я ведь сказал вам тогда, что я не доносчик. Но   это не значит, что я с вами заодно.      

— Я это   знаю, и все-таки лишь вам почему-то могу открыть душу и знать, что вы   меня не выдадите. — Он помолчал несколько секунд. — Здесь, —   продолжал он, прижав руку к груди, — хранится тайна, и она жжет   меня. Мне необходимо ею поделиться… Если я смолчу, возможно, погибнем мы   все.      

Макмэрдо   пристально посмотрел на дрожавшего Морриса и налил ему виски.      

— Выпейте, —   сказал он. — Это поможет вам взять себя в руки.      

Моррис   выпил, и щеки его слегка порозовели.      

— Я могу   объяснить все одной фразой: на наш след напал сыщик.      

Макмэрдо   посмотрел на него с удивлением.      

— Вот   новость! Разве вся округа не кишит полицейскими и сыщиками? А какой   от них толк?      

— Нет,   это не местный сыщик. Здешних мы действительно знаем, и бояться их нечего.   Но тут другое дело. Слышали вы об агентстве Ната Пинкертона?      

— Что-то   такое читал.      

— Поверьте,   если люди Пинкертона нападают на чей-нибудь след, то их песенка спета. От них   не спастись. Это вам не местная полиция и даже не федеральная. Им слишком   хорошо платят, и вопроса «поймаю или не поймаю» для них не существует.   У них бульдожья хватка. Так что если один из этих пинкертонов за нами   следит, то мы пропали.      

— Не   поднимайте паники! Его можно уничтожить.      

— Вот   ваша первая мысль! То же скажут и в ложе. Опять дело кончится   убийством!      

— Убийство —   подумаешь! Здесь это самая привычная вещь.      

— Конечно,   но не мне бы наводить убийц на след… Да после этого я не буду знать ни   минуты покоя! А между тем речь идет о наших жизнях. Ради Бога,   скажите, что мне делать? — И, охваченный муками нерешительности, он стал   покачиваться на табурете из стороны в сторону.      

       

      

       

Схватив   Морриса за плечо, Макмэрдо сильно встряхнул его.      

— Послушайте,   вы не поправите дела, завывая, как баба на похоронах. Перечислите факты. Кто   он? Где он? Как вы о нем узнали?      

Моррис   поднял голову.      

— Помните,   я говорил, что до приезда сюда у меня на востоке был магазин? Там   остались друзья, один из них служит на телеграфе. Вчера я получил от него   письмо. Читайте вот в этом месте.      

Макмэрдо   прочел следующее:       

       

«Как   поживают у вас Чистильщики? Мы часто слышим о них из газет. Между   нами, я надеюсь скоро узнать о важных событиях. Несколько крупных   компании, в том числе и железнодорожная, серьезно взялись за дело.   Можете быть уверены, что они доберутся до этих парней: дело поручено   Пинкертону, и занялся им лучший сыщик агентства Барди Эдвардс…»      

       

— Теперь   прочтите на обороте, постскриптум.      

       

«Обо   всем этим я узнал у себя на телеграфе, так что сообщения моего не   распространяйте. Согласитесь, дружище, было бы глупо, если бы через руки   человека ежедневно проходили шифрованные депеши и он не научился их   расшифровывать. Это мое лучшее развлечение и моя тайна».      

       

Некоторое   время Макмэрдо сидел молча.      

— Кто-нибудь   еще знает о письме? — спросил он наконец.      

— Что   вы! Конечно, никто.      

— А как   вы думаете, ваш друг сообщил об этом еще кому-нибудь?      

— Кажется,   у него есть двое-трое близких приятелей.      

— М-да…   Жаль, что он не описал внешность Барди Эдвардса. Тогда нам было бы легко   напасть на его след.      

— Помилуйте,   Макмэрдо, ведь он узнал о сыщике из шифрованных депеш!      

Глаза   Макмэрдо блеснули.      

— Я придумал!   Как глупо, что не сообразил сразу! Мы поймаем его, прежде чем он успеет повредить   нам. Вот что, Моррис, согласны вы отдать дело в мои руки?      

— О Господи,   конечно, только избавьте меня от него.      

— Ну   и отлично! Вы будете совершенно в стороне. Не придется даже упомянуть   вашего имени. Я все беру на себя, как если бы письмо прислали мне.      

— Но   что вы задумали?      

— Чем   меньше будете знать, друг Моррис, тем вам будет спокойнее. Ничего не   спрашивайте и предоставьте событиям идти своим чередом.      

Моррис   сокрушенно покачал головой.      

— Я чувствую   на себе его кровь, — сказал он почти со стоном.      

— Самооборона —   не убийство, — сказал Макмэрдо, мрачно улыбаясь. — На войне как на   войне! Или ему погибать, или нам! Ему нельзя позволить долго оставаться   в долине, не то он и впрямь нам здорово навредит! О брат Моррис,   боюсь, нам скоро придется избрать вас мастером, потому что вы, конечно, спасли   ложу.      

Макмэрдо   расхохотался.      

Но когда   Моррис ушел, он, прежде чем отправиться на заседание ложи, разобрал какие-то бумаги   и часть из них сжег. По дороге он задержался у дома Шефтера. Вызвал   Этти, постучав в окошко. Лицо Макмэрдо было, против обыкновения, крайне   серьезно и напряженно.      

— Что   случилось, Джон? — спросила Этти. — О милый, вам грозит беда?      

— Право,   пока ничего особенного, дорогая. Но, может быть, лучше исчезнуть отсюда раньше,   чем дело дойдет до крайностей.      

— Исчезнуть?      

— Ведь   я однажды обещал вам, что наступит день, когда я уеду. Теперь этот   день, наверное, близок. Сегодня я получил известие, и не очень   хорошее. Надвигается опасность.      

— Полиция?      

— Хуже.   Помните, вы сказали, что, если я уеду, поедете со мной?      

— Конечно,   помню.      

— Тогда   выслушайте меня и сделайте все, что я вам   скажу, — в этом единственное спасение для нас с вами.   В этой долине произойдет немало событий. Многие из нас вынуждены будут   о себе позаботиться. Я — в любом случае. Если мне придется   отсюда бежать, днем ли то будет или ночью, вы должны уехать со мной.      

— Я поеду   вслед за вами, Джон.      

— Нет,   нет! Не вслед за мной, а со мной. Долина Вермиссы навсегда закроется для   меня, и я никогда не смогу сюда вернуться. Как же я оставлю вас   здесь, хотя бы и ненадолго? Едете вы со мной?      

— Да,   Джон.      

— Благослови   вас Бог за ваше доверие. Когда я дам вам знать, Этти, вы должны тотчас все   бросить и спешить на вокзал. Я явлюсь туда за вами.      

— Днем   или ночью я приду по первому вашему слову, Джон.      

Члены   ложи собрались уже у Макгинти. Гул приветствий встретил Макмэрдо, когда он   показался в зале. Сквозь табачный дым Макмэрдо разглядел черную гриву   мастера, жестокое недружелюбное лицо Болдуина, похожего на коршуна секретаря   и других вожаков ложи.      

— Мы   рады видеть вас, брат, — сказал председатель. — Нам предстоит решить   спорный вопрос.      

— Он   говорит о споре Лендела с Геном, — негромко объяснил сосед   Макмэрдо. — Оба они требуют главной награды за убийство старика Креббе   в Стайлстоуне, а как узнать теперь, чья именно пуля его прикончила?      

Макмэрдо   встал и поднял руку. Наступило молчание.      

— Достопочтенный   мастер, — сказал он торжественно, — прошу слова для сообщения особой   важности.      

— По   правилам ложи в таких случаях откладывается все остальное, — произнес   председатель. — Мы слушаем вас, брат Макмэрдо.      

Тот   вынул из кармана письмо.      

— Достопочтенный   мастер и братья, — сказал он, — сегодня я принес дурные   вести. Нам нужно немедленно обсудить их и принять меры, не то мы дождемся   неожиданного удара, который истребит нас всех. Меня известили, что несколько   крупнейших компаний объединились с целью нас уничтожить, Сейчас   в долине действует сыщик Пинкертона Барди Эдвардс. Он собирает улики, которые,   возможно, накинут петли на шеи многих из нас.      

— Какие   у вас есть доказательства, брат Макмэрдо? — спросил Макгинти,   нахмурясь.      

— Так   написано в письме, попавшем в мои руки. Чье это письмо, неважно. Но   заверяю вас своей честью, что оно достойно доверия.      

— Я слышал   имя Эдвардса, председатель, — сказал один из старших братьев. —   Говорят, это лучший сыщик Пинкертона.      

— Знает   ли его кто-нибудь в лицо? — спросил Макгинти.      

— Да, —   сказал Макмэрдо. — Я знаю его в лицо.      

По залу   пробежал гул удивления.      

— И мне   кажется, он у нас в руках, — с ликующей улыбкой продолжал   Макмэрдо. — Действуя быстро и решительно, мы можем предупредить   опасность. Если вы доверите это дело мне…      

— А в чем   заключается опасность? — спросил Макгинти. — Что он может знать   о нас?      

— Не   все братья обладают вашей твердостью, советник. Среди них могут найтись   и слабые люди. Что, если Эдвардсу удастся кого-нибудь подкупить? Может   быть, это ему даже и удалось! Существует только одно верное средство…      

— Не   дать ему покинуть долину, — подсказал Болдуин. — Между нами   существовали недоразумения, но сейчас я с вами полностью согласен.      

— Как   же мы его разыщем? — спросил Макгинти.      

— Достопочтенный   мастер, о наших планах не следует говорить при всех. Я не подозреваю   никого из присутствующих, но если Эдвардс что-нибудь пронюхает, нам до него   будет не добраться. Надо избрать специальный комитет. Предлагаю ввести   в него вас, мистер председатель, брата Болдуина и еще пятерых.      

Предложение   Макмэрдо приняли, и комитет был тут же избран. В него вошли Макгинти,   Болдуин, похожий на коршуна секретарь ложи Гарвей, профессиональный убийца Тигр   Кармак, казначей и двое братьев Уилбэй.      

Собрание   ложи на этот раз не затянулось, ужин прошел без обычного шумного возлияния,   и вскоре Чистильщики разошлись.      

— Говорите,   Макмэрдо, — сказал мастер, когда в зале остались только члены нового   комитета. Макгинти был мрачен, как туча.      

— Я сказал,   что знаю Барди Эдвардса, — ответил Макмэрдо.      

— Но   здесь он, конечно, живет под другой фамилией. Он выдает себя за Стива Уилсона.      

— Откуда   вы знаете?      

— Я видел   его и даже говорил с ним. Правда, тогда я еще не сообразил,   в чем дело, и, не будь письма, даже не вспомнил бы об этой встрече. Но   теперь я уверен, что Стив Уилсон и есть Эдвардс. Я наткнулся на   него в вагоне, когда в среду ездил по линии. Он назвал себя   журналистом и старательно выведывал все о Чистильщиках. Он сказал,   что пишет для «Нью-Йорк пресс». Я, понятно, ничего не рассказал ему, кроме   нескольких небылиц. Он их записал и сказал. «Подумайте, мистер,   я заплачу хорошо, если только мне дадут материал, который пригодится для   газеты».      

— А что   вы ему рассказали?      

— Я же   говорю — разные небылицы.      

— Не   очень-то он большой ловкач, если им поверил.      

— А кто   вам сказал, что он поверил? Он мог просто сделать вид, что записывает.   И потом — одни рассказывают небылицы, другие могут рассказать правду.   Во всяком случае, это хороший подход к людям.      

— Почему   вы уверены, что он сыщик?      

— Сейчас   объясню. Он вышел в Хобсоне, я тоже. Потом я зашел на телеграф.   Он как раз выходил оттуда. Телеграфист там — мой знакомый.   «Ей-богу, — говорит он мне, — надо брать двойную плату за такие   телеграммы». И показывает телеграфный бланк, заполненный какой-то абракадаброй,   вроде головоломки. Я говорю: «Это шифр». — «Но мне-то от этого не   легче — ведь он каждый день отправляет по такому листку». — «Он   журналист, — сказал я, — и боится, как бы другие не перехватили   его факты». По правде говоря, я и сам не очень в это верил, но   ничего подозрительного мне тогда в голову не пришло…      

— Вы,   пожалуй, правы: это он и есть, — сказал Макгинти.      

— Но   что делать?      

— Почему   бы попросту не отправиться к нему и не прикончить эту ищейку? —   сказал один из Чистильщиков.      

— Да, —   подхватил другой, — и чем скорее, тем лучше.      

— Во-первых,   мы не знаем точно, где его искать, — сказал Макмэрдо. — Хоть он   и в Хобсоне, но там не один дом. Во-вторых, мы не знаем, что именно   он успел сообщить своим хозяевам. Не исключено, что он уже кое-что разнюхал, но   что? Это нам не мешало бы узнать. Так что у меня другой план.      

— Какой? —   спросил Макгинти.      

— Завтра   утром я отправлюсь в Хобсон и попробую его найти. Надеюсь, это   мне удастся. Не исключено даже, что телеграфист знает, где он живет. Когда   я найду Эдвардса, я ему выскажу, что и сам Чистильщик, и за   известную цену предложу открыть тайны ложи. Можете быть уверены, он попадется   на эту удочку. Ну а затем я скажу, что у меня есть даже   документы и все они спрятаны дома, но, дескать, если бы я привел его   к себе днем и кто-нибудь нас увидел, это стоило бы жизни нам обоим.   Поэтому я предложу ему прийти часам к десяти вечера.      

— А дальше?      

— Что   дальше, по-моему, ясно и так. Дом, где я снимаю комнату, стоит   уединенно. Кроме меня и Сканлейна, в доме нет ни души. Если   я выманю у него согласие, вы все семеро соберетесь у меня   к девяти. Мы его впустим, и тогда, клянусь чертом, ему живым от нас   не уйти.