1 2 3 4 5 6 
        
          
Хорошо быть медведем, ура! 
          
Хорошо быть медведем, ура! 
          
Побежу… 
          
(Нет, победю!) 
          
Победю я и жару и мороз, 
          
Лишь бы медом был вымазан нос! 
          
Победю… 
          
(Нет, побежду!) 
          
Побежду я любую беду, 
          
Лишь бы были все лапки в меду!… 
          
Ура, Винни-Пух! 
          
Ура, Винни-Пух! 
          
Час-друтой пролетит, словно птица, 
          
И настанет пора подкрепиться! 
        
      
      
Ему почему-то так понравилась эта песня (Шумелка), что он распевал ее всю дорогу, шагая по Лесу. "Но если я буду петь ее дальше, — вдруг подумал он, — как раз придет время чем-нибудь подкрепиться, и тогда последняя строчка будет неправильная". Поэтому он замурлыкал эту песенку без слов.
      
Кристофер Робин сидел у порога, натягивая свои Походные Сапоги. Едва Пух увидел Походные Сапоги, он сразу понял, что предстоит Приключение, и он смахнул лапкой остатки меда с мордочки и подтянулся как только мог, чтобы показать, что он ко всему готов.
      
— Доброе утро, Кристофер Робин! — крикнул он.
      
— Привет, Винни-Пух. Никак не натяну этот Сапог.
      
— Это плохо, — сказал Пух.
      
— Ты, пожалуйста, упрись мне в спину, а то я могу потянуть так сильно, что полечу вверх тормашками.
      
Пух сел и крепко, изо всех сил, уперся лапками в землю, а спиной изо всех сил уперся в спину Кристофера Робина, а Кристофер Робин изо всех сил уперся в спину Пуха и стал тащить и тянуть свой Сапог, пока он наконец не наделся.
      
— Ну, вот так, — сказал Пух. — Что будем делать дальше?
      
— Мы отправляемся в экспедицию. Все, — сказал Кристофер Робин, поднимаясь и отряхиваясь. — Спасибо, Пух.
      
— Отправляемся в искпедицию? — с интересом спросил Пух. — Никогда ни одной не видел. А где она, эта искпедиция?
      
— Экспедиция, глупенький мой мишка. Не "ск", а "кс".
      
— А-а! — сказал Пух. — Понятно.
      
По правде говоря, он ничего не понял.
      
— Мы должны отыскать и открыть Северный Полюс.
      
— А-а! — снова сказал Пух. — А что такое Северный Полюс? — спросил он.
      
— Ну, это такая штука, которую открывают, — небрежно сказал Кристофер Робин, который и сам не очень точно знал, что это за штука.
      
— А-а, понятно, — сказал Пух. — А медведи помогают его открывать?
      
— Конечно, помогают. И Кролик, и Кенга, и все. Это же экспедиция. Экспедиция — это вот что значит: все идут друг за другом, гуськом… Ты бы лучше сказал всем остальным, чтобы они собирались, пока я почищу ружье. И еще надо не забыть провизию.
      
— Про что не забыть?
      
— Не про что, а то, что едят.
      
— А-а! — сказал Пух радостно. — А мне показалось, ты говорил про какую-то визию. Тогда я пойду и скажу им всем.
      
И он отправился в путь.
      
Первым, кого он встретил, был Кролик.
      
— Здравствуй, Кролик, — сказал Пух. — Это ты?
      
— Давай играть, как будто это не я, — сказал Кролик. — Посмотрим, что у нас тогда получится.
      
— У меня к тебе поручение.
      
— Ладно, я передам Кролику.
      
— Мы все отправляемся в искпедицию с Кристофером Робином.
      
— Кролик обязательно примет участие.
      
— Ой, Кролик, мне некогда, — сказал Пух. — Мы должны, главное, не забывать про… Словом, про то, что едят. А то вдруг нам есть захочется. Я теперь пойду к Пятачку, а ты скажи Кенге, ладно?
      
Он попрощался с Кроликом и побежал к дому Пятачка.
      
Пятачок сидел на земле и гадал на ромашке, выясняя — любит, не любит, плюнет или поцелует. Оказалось, что плюнет, и он теперь старался вспомнить, на кого он загадал, надеясь, что это не Пух. И тут появился Винни-Пух.
      
      
      
      
— Эй, Пятачок! — взволнованно сказал Пух. — Мы все отправляемся в искпедацию. Все, все! И берем про… Покушать. Мы должны что-то открыть.
      
— Что открыть? — испуганно спросил Пятачок.
      
— Ну, что-то там такое.
      
— Не очень злое?
      
— Кристофер Робин ничего не говорил насчет злости. Он сказал только, что в нем есть "кс".
      
— "Кысы" я не боюсь, — серьезно сказал Пятачок. — Я боюсь только волков, но если с нами пойдет Кристофер Робин, я тогда вообще ничего не боюсь!
      
Спустя немного времени все были в сборе, и экспедиция началась. Первым шел Кристофер Робин и Кролик, за ним Пятачок и Пух, далее Кенга с Крошкой Ру и Сова, еще дальше — Иа, а в самом конце, растянувшись длинной цепочкой, шли все Родные и Знакомые Кролика.
      
— Я их не приглашал, — небрежно объяснил Кролик, — они просто взяли и пришли. Они всегда так. Они могут идти в конце, позади Иа.
      
— Я хотел бы сказать, — сказал Иа, — что это действует на нервы. Я вообще не собирался идти в эту ископе… или как там Пух выразился. Я пришел только из чувства долга. Тем не менее я здесь, и если я должен идти в конце ископе — вы понимаете, о чем я говорю, — то пусть я и буду в конце. Но если каждый раз, когда мне захочется посидеть и отдохнуть, мне придется сначала расчищать себе место от всей этой мелкоты — Родственников и Знакомых Кролика, то это будет не ископе — или как ее там называют, — а просто суета и суматоха. Вот что я хотел сказать.
      
— Я понимаю, что Иа имеет в виду, — сказала Сова. — Если вы спросите меня…
      
— Я никого не спрашиваю, — сказал Иа. — Я, наоборот, всем объясняю. Можете искать Северный Полюс, а можете играть в "Сиди, сиди, Яша" на муравейнике. С моей стороны возражений нет.
      
Тут в голове колонны послышался крик.
      
— Вперед! Вперед! — кричал Кристофер Робин.
      
— Вперед! — кричали Пух и Пятачок.
      
— Вперед! — кричала Сова.
      
— Тронулись! — сказал Кролик. — Я должен бежать. — И он помчался в голову колонны к Кристоферу Робину.
      
— Вот именно, — сказал Иа. — Все тронулись. Но я тут ни при чем.
      
Так они выступили в поход к Полюсу. По дороге они все болтали о разных разностях. Все, кроме Пуха, который сочинял песню.
      
— Вот и первая строфа, — сказал он Пятачку, когда она была наконец готова.
      
— Первая строфа чего?
      
— Моей песни.
      
— Какой песни?
      
— Этой самой.
      
— Какой?
      
— Если ты послушаешь, то все узнаешь.
      
— А откуда ты знаешь, что я не слушаю?
      
На это Пух не нашел, что ответить, и поэтому начал петь:
      
        
          
Все вышли в ИСКПЕДИЦИЮ 
          
(Считая и меня). 
          
Сова, и Ру, и Кролик, 
          
И вся его родня! 
          
Вся наша ИСКПЕДИЦИЯ 
          
Весь день бродила по лесу, 
          
Искала ИСКПЕДИЦИЯ 
          
Везде дорогу к Полюсу. 
          
И каждый в ИСКПЕДИЦИИ 
          
Ужасно был бы рад 
          
Узнать, что значит Полюс 
          
И с чем его едят! 
        
      
      
— Тсс! — сказал Кристофер Робин, обернувшись к Пуху. — Мы как раз подходим к опасному месту!
      
— Тсс! — сказал Пух, быстро обернувшись к поросенку.
      
— Тсс! — сказал Пятачок Кенге.
      
— Тсс! — сказала Кенга Сове, а Крошка Ру несколько раз подряд сказал "тсс" самому себе.
      
— Тсс! — сказала Сова, обернувшись к Иа.
      
— Цыц! — сказал Иа страшным голосом всем Родным и Знакомым Кролика, и они принялись поспешно говорить друг другу "тсс", пока не дошло до самого последнего. А последний, самый маленький Родственник и Знакомый, так испугался, решив, что вся экспедиция говорит ему "тсс", что немедленно зарылся в землю и просидел там вниз головой целых два дня, пока не убедился, что опасность окончательно миновала. Потом он поспешно отправился домой.
      
Его звали Сашка Букашка.
      
Экспедиция подошла к речке, которая весело вертелась и кувыркалась среди высоких каменистых берегов, и Кристофер Робин сразу оценил обстановку.
      
— Это как раз подходящее место для засад.
      
— Какой сад? — шепнул Пух Пятачку. — Может, там малина есть?
      
— Дорогой мой Пух, — сказала Сова покровительственным тоном, — неужели ты не знаешь даже, что такое засада?
      
— Сова, — сказал Пятачок, строго посмотрев на нее, — Пух ведь не с тобой шептался, а со мной, и совершенно необязательно было тебе…
      
— Засада, — сказала Сова, — это вроде сюрприза.
      
— Малина иногда тоже, — сказал Пух.
      
— Засада, как я собирался объяснить Винни-Пуху, — сказал Пятачок, — это вроде сюрприза.
      
— Если на тебя внезапно наскочат, это называется засадой, — сказала Сова.
      
— Засадой, Пух, называется, когда на тебя внезапно наскочат, — объяснил Пятачок.
      
Пух, который теперь уже знал, что такое засада, сказал, что однажды куст малины наскочил на него внезапно, когда он, Пух, падал с дерева, и ему пришлось потом целую неделю вытаскивать колючки.
      
— Никто не говорил о малине, — довольно сердито сказала Сова.
      
— Я же говорил, — сказал Пух.
      
Они очень осторожно шли по берегу, пробираясь между скал и камней, и вскоре дошли до места, где берег был пошире и незаметно превращался в ровную лужайку, поросшую зеленой травой, на которой так и хотелось посидеть и отдохнуть. Как только они пришли туда, Кристофер Робин скомандовал: "Стой!" — и все уселись отдыхать.
      
— По-моему, — сказал Кристофер Робин, — мы должны съесть всю нашу провизию, чтобы нам было легче идти дальше.
      
— Съесть все наше что? — сказал Пух.
      
— Все, что мы принесли, — сказал Пятачок, приступая к делу.
      
— Это хорошая мысль, — сказал Пух и тоже приступил к делу.
      
— У всех есть что поесть? — спросил Кристофер Робин с полным ртом.
      
— У всех, кроме меня, — сказал Иа. — Как обычно! — Он грустно оглянулся. — Интересно, никто из вас не сидит случайно на чертополохе?
      
— Кажется, я сижу, — сказал Пух. — Ой! — Он вскочил и оглянулся. — Да, я сидел. Я так и чувствовал!
      
— Спасибо, Пух. Если он тебе больше не нужен, то…
      
Иа-Иа перешел на место Пуха и начал есть.
      
— Между прочим, чертополоху не на пользу, когда на нем сидят, — заговорил Иа, на минуту оторвавшись от еды. — Он теряет всякую свежесть. Помните об этом, друзья мои. Не мешает проявлять внимание к товарищу. Надо иногда подумать и о других, я хочу сказать!
      
Как только Кристофер Робин покончил со своим завтраком, он что-то шепнул Кролику, а Кролик сказал: "Да, да, конечно", и они отошли в сторонку.
      
Как только Кристофер Робин покончил со своим завтраком, он что-то шепнул Кролику, а Кролик сказал: "Да, да, конечно", и они отошли в сторонку.
      
— Мне не хотелось говорить при всех, — начал Кристофер Робин.
      
— Понятно, — сказал Кролик, надувшись от гордости.
      
— Дело в том… я хотел… да нет, наверно, и ты, Кролик, не знаешь… Интересно, какой из себя Северный Полюс?
      
— Ну, — сказал Кролик, встопорщив усы, — надо было раньше спросить.
      
— Я раньше-то знал, но как будто позабыл, — небрежно сказал Кристофер Робин.
      
— Странное совпадение, — сказал Кролик, — я тоже как будто позабыл, хотя раньше-то я, конечно, знал.
      
— По-моему, там проходит земная ось. Наверно, она воткнута в землю. Правда?
      
— Конечно, там есть ось, и, конечно, она воткнута в землю, потому что больше же ее некуда воткнуть, да к тому же она так и называется: "земляная".
      
— И я так думаю.
      
— Вопрос не в этом, — сказал Кролик. — Вопрос в том, где она, эта ось?
      
— Это мы скоро узнаем! — сказал Кристофер Робин.
      
Они вернулись к остальным участникам экспедиции. Пятачок лежал на травке и мирно похрапывал; Ру мыл мордочку и лапки в речке возле запруды, и Кенга, исполненная гордости, объясняла всем и каждому, что Ру впервые в жизни умывается самостоятельно; а Сова рассказывала Кенге интересную историю, полную длинных слов, вроде "энциклопедия" и "рододендрон", хотя Кенга и не думала ее слушать.
      
— Не одобряю я этих разных умываний, — ворчал Иа, — в особенности этой новой моды мыть за ушами. А ты, Пух?
      
— Ну, — сказал Пух, — я считаю…
      
Но мы никогда не узнаем, что считал Пух, потому что в этот момент раздался всплеск, послышался писк Ру и громкий испуганный крик Кенги.
      
— Ру упал в воду! — закричал Кролик.
      
— Доумывался! — сказал Иа-Иа.
      
Кристофер Робин и Пух кинулись на помощь.
      
— Смотрите, как я плаваю! — пропищал Ру. Он был уже на середине пруда, и течение быстро несло его к водопаду у плотины.
      
— Ру, дорогой, ты цел? — кричала Кенга.
      
— Да! — отвечал Ру. — Смотри, как я пла… Буль, буль! — И он вынырнул уже у следующей запруды.
      
Все, как могли, старались ему помочь.
      
Пятачок, совершенно проснувшийся, прыгал на месте и кричал: "Ой, ой!"; Сова объясняла, что в случае неожиданного погружения в воду самое важное — это держать голову над поверхностью; Кенга огромными скачками неслась по берегу, не забывая спрашивать: "Ру, дорогой, ты действительно цел?" — на что Ру отвечал: "Смотрите, как я плаваю!"; Иа сел возле запруды — той самой, где Ру упал, — и опустил в воду хвост. Повернувшись спиной ко всему происходящему, он приговаривал: "Все из-за этого мытья; но ты только держись за мой хвост, Ру, и все будет в порядке". А Кристофер Робин и Кролик носились взад и вперед, созывая всех остальных.
      
— Ру, держись, мы идем к тебе! — кричал Кристофер Робин.
      
— Эй вы там, ребята, перебросьте что-нибудь через реку, немного пониже! — командовал Кролик.
      
И только Винни-Пух сделал что-то полезное. Он подхватил длинную палку и перебросил ее на тот берег. Туда сразу же перескочила Кенга и схватила другой конец; они опустили палку к самой воде, и вскоре Ру, который продолжал радостно булькать: "Смотрите, как я плаваю!" — ухватился за нее и выкарабкался на берег.
      
— Вы видали, как я плаваю? — пищал Ру в восторге, пока Кенга вытирала его. — Пух, ты видел, как я плаваю? Вот это называется плавать! Кролик, ты видел, что я делал? Я плавал! Эй, Пятачок! Пятачок, слышишь? Как ты думаешь, что я сейчас делал? Я плавал! Кристофер Робин, ты видел, как я…
      
Но Кристофер Робин не слышал, он смотрел на Пуха.
      
— Пух, — сказал он, — где ты нашел эту ось?
      
Пух посмотрел на палку, которую все еще продолжал держать.
      
— Ну, просто нашел, — сказал он. — Разве это ось? Я думал, это просто палка и она может пригодиться. Она там торчала в земле, а я ее поднял.
      
— Пух, — сказал Кристофер Робин торжественно, — экспедиция окончена. Это — Земная Ось. Мы нашли Северный Полюс.
      
— Ох, правда? — сказал Пух.
      
Когда все вернулись на лужайку, Иа все еще продолжал сидеть, опустив хвост в воду.
      
— Пусть кто-нибудь скажет Ру, чтобы он поторопился, — сказал он. — Мой хвост озяб. Я не жалуюсь, я просто констатирую факт. Мой хвост замерз.
      
— Вот я! — пропищал Ру.
      
— Ах, вот ты где!
      
— Ты видел, как я плаваю?
      
Иа вытащил хвост из воды и помахал им.
      
— Я так и думал, — сказал он. — Ничего не чувствует. Онемел. Вот до чего дошло. Он окоченел. Ну что ж, если это никого не беспокоит, значит, так и должно быть.
      
— Бедный мой ослик! Я его сейчас вытру, — сказал Кристофер Робин. Он достал носовой платок и начал вытирать хвост.
      
— Спасибо, Кристофер Робин. Ты здесь единственный, кто понимает в хвостах. Остальные не способны думать. Вот в чем их беда. У них нет воображения. Для них хвост это не хвост, а просто добавочная порция спины.
      
— Не горюй, Иа! — сказал Кристофер Робин, растирая хвост изо всех сил. — Так лучше?
      
— Пожалуй, так он чувствует себя хвостом. Чувствует, что ты им владеешь. Если ты понимаешь, что я хочу сказать.
      
— Привет, Иа! — сказал Пух, подойдя со своей Осью.
      
— Привет, Пух. Спасибо за внимание. Я думаю, что через день-два я опять сумею им владеть.
      
— Чем владеть? — спросил Пух.
      
— Тем, о чем мы говорили.
      
— А я ни о чем не говорил, — сказал Пух, недоумевая.
      
— Значит, я опять ошибся. А я думал, ты сказал, как тебя огорчает история с моим хвостом, и спросил, не мог бы ты чем-нибудь помочь.
      
— Нет, — сказал Пух чистосердечно. — Это был не я. — Он подумал немножко и, желая помочь выяснить вопрос, добавил: — Наверно, это был кто-нибудь другой.
      
— Ну что ж, тогда поблагодари его от моего имени, когда вы увидитесь.
      
Пух смущенно посмотрел на Кристофера Робина.
      
— Пух нашел Северный Полюс, — сказал Кристофер Робин. — Здорово, правда? Вот Земная Ось.
      
Пух скромно опустил глаза.
      
— Вот это? — спросил Иа.
      
— Да, — сказал Кристофер Робин.
      
— Значит, мы вот эту штуку искали?
      
— Да, — сказал Пух.
      
— Гм, — сказал Иа-Иа. — Ну что ж. Во всяком случае, дождя не было, — добавил он.
      
Они воткнули Ось в землю, и Кристофер Робин привязал к ней дощечку с надписью:
      

        СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС 
      
      

        ОТКРЫТ ПУХОМ 
      
      

        ПУХ ЕГО НАШЕЛ 
      
      
Потом все отправились по домам. И, по-моему, хотя я в этом и не вполне уверен, Крошке Ру пришлось принять горячую ванну и немедленно лечь спать. А Пух так гордился своим подвигом, что должен был очень-очень основательно подкрепиться.
    
    
      
        

          ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
        
        

          В КОТОРОЙ ПЯТАЧОК СОВЕРШЕННО ОКРУЖЕН ВОДОЙ
        
      
      
Дождик лил, лил и лил. Пятачок сказал себе, что никогда за всю свою жизнь — а ему было ужасно много лет: может быть, три года, а может быть, даже четыре! — никогда он еще не видел столько дождя сразу. А дождь лил, и лил, и лил. С утра до вечера День за днем.
      
"Вот если бы, — думал Пятачок, выглядывая из окна, — я был в гостях у Пуха, или у Кристофера Робина, или хотя бы у Кролика, когда дождь начался, мне было бы все время весело. А то сиди тут один-одинешенек и думай, когда он перестанет!"
      
И он представлял себе, что он в гостях у Пуха и говорит ему: "Ты видал когда-нибудь такой дождь?" — а Пух отвечает: "Ну прямо ужасно!", или он, Пятачок, в свою очередь, говорит: "Интересно, не размыло ли дорогу к Кристоферу Робину?", а Пух отвечает: "А бедный старый Кролик, наверно, смылся из дому".
      
Конечно, такая беседа — это одно удовольствие!
      
И вообще какой толк в таких потрясающих вещах, как потопы и наводнения, если тебе не с кем даже о них поговорить?
      
А было, спору нет, потрясающе интересно. Маленькие сухие канавки, в которые Пятачок, бывало, так часто лазил, стали ручьями; ручейки, по которым он, бывало, шлепал, подвернув штанишки, превратились в потоки, а речка, на берегах которой друзья так весело играли, вылезла из своего ложа (так называют речкину постель) и разлилась так широко, что Пятачок начал беспокоиться, не заберется ли она скоро и в его собственное ложе (то есть в его постель).
      
"Да, немного страшновато, — сказал он сам себе, — быть Очень Маленьким Существом, совершенно окруженным водой! Кристофер Робин и Пух могут спастись, забравшись на дерево, Кенга может ускакать и тоже спастись, Кролик может спастись, зарывшись в землю. Сова может улететь, а Иа может спастись — ммм… если будет громко кричать, пока его не спасут.
      
А вот я сижу тут, весь окруженный водой, и совсем-совсем ничего не могу сделать!"
      
Дождь все лил, и с каждым днем вода подымалась немножко выше, и вот она подошла уже к самому окошку, а Пятачок все еще ничего не сделал.
      
И вдруг он вспомнил историю, которую рассказывал ему Кристофер Робин, — историю про человека на необитаемом острове, который написал что-то на бумажке, положил ее в бутылку и бросил бутылку в море; и Пятачок подумал, что если он напишет что-нибудь на бумажке, положит ее в бутылку и бросит в воду, то, может быть, кто-нибудь придет и спасет его!
      
Он обыскал весь свой дом, вернее, все, что в доме оставалось сухого, и наконец он нашел сухой карандаш, кусочек сухой бумаги, сухую бутылку и сухую пробку и написал на одной стороне бумажки:
      

        ПОМОГИТЕ! 
      
      

        ПЯТАЧКУ (ЭТО Я)
      
      
а на обороте:
      

        ЭТО Я, ПЯТАЧОК, 
      
      

        СПАСИТЕ, ПОМОГИТЕ! 
      
      
Потом он положил бумагу в бутылку, как можно лучше закупорил бутылку, как можно дальше высунулся из окошка — но так, чтобы не выпасть, — и изо всех сил бросил бутылку.
      
— Плюх! — сказала бутылка и закачалась на волнах.
      
Пятачок следил, как она медленно уплывает, пока у него глаза не заболели, и ему стало порой казаться, что это бутылка, а порой, что это просто рябь на воде, и наконец он понял, что больше он ее никогда не увидит и что он сделал все, что мог, для своего спасения.
      
"И, значит, теперь, — думал он, — кто-нибудь другой должен будет что-нибудь сделать. Я надеюсь, что он сделает это быстро, потому что иначе мне придется плавать, а ведь я не умею".
      
Тут он очень глубоко вздохнул и сказал:
      
— Хочу, чтобы Пух был тут, вдвоем намного веселее!
      
Когда дождь начался, Винни-Пух спал. Дождь лил, лил и лил, а он спал, спал и спал.
      
Накануне он очень устал. Как вы помните, он открыл Северный Полюс, и он так гордился этим, что спросил Кристофера Робина, нет ли где еще Полюсов, которые Медведь с опилками в голове мог бы открыть.
      
"Есть еще Южный Полюс, — сказал Кристофер Робин, — и, по-моему, где-то есть Восточный Полюс и Западный Полюс, хотя люди почему-то не любят говорить о них".
      
Услышав это сообщение, Пух очень взволновался и предложил немедленно устроить искпедицию к Восточному Полюсу, но Кристофер Робин был чем-то занят с Кенгой, так что Пух отправился открывать Восточный Полюс сам. Открыл он его или нет, я забыл; но он вернулся домой таким усталым, что заснул в самый разгар ужина, спустя каких-нибудь полчаса после того, как сел за стол. И вот он спал, и спал, и спал.
      
И вдруг он увидел сон. Он, Пух, был на Восточном Полюсе, и это оказался очень холодный Полюс, весь покрытый самыми холодными сортами снега и льда. Пух разыскал пчелиный улей и улегся там спать, но в улье не хватило места для задних лапок Пуха, и их пришлось оставить снаружи. И вдруг, откуда ни возьмись, пришли Дикие Буки, обитающие на Восточном Полюсе, и стали выщипывать мех на лапках Пуха, чтобы устроить гнезда для своих малышей, и чем больше они щипали, тем холоднее становилось лапкам, и наконец Пух проснулся с криком и обнаружил, что он сидит на стуле, а ноги у него в воде и вокруг него всюду тоже вода!
      
Он прошлепал к двери и выглянул наружу…
      
— Положение серьезное, — сказал Пух, — надо искать спасения.
      
Он схватил самый большой горшок с медом и спасся с ним на толстую-претолстую ветку своего дерева, торчавшую высоко-высоко над водой.
      
Потом он опять слез вниз и спасся с другим горшком.
      
А когда все спасательные операции были окончены, на ветке сидел Пух, болтая ногами, а рядом стояло десять горшков с медом…
      
      
      
      
На другой день на ветке сидел Пух, болтая ногами, а рядом стояли четыре горшка с медом.
      
На третий день на ветке сидел Пух, болтая ногами, а рядом стоял один горшок с медом.
      
На четвертый день на ветке сидел Пух один-одинешенек.
      
И в это самое утро бутылка Пятачка проплывала мимо Пуха.
      
И тут с громким криком "Мед! Мед!" Пух кинулся в воду, схватил бутылку и, по шейку в воде, храбро вернулся к дереву и влез на ветку.
      
— Жаль, жаль, — сказал Пух, открыв бутылку, — столько мокнуть, и совершенно зря!… Погодите, а что тут делает эта бумажка?
      
Он вытащил бумажку и посмотрел на нее.
      
— Это Спаслание, — сказал он, — вот что это такое. А вот это буква "Пы", да-да-да, да-да-да, а "Пы", наверно, значит "Пух", и, значит, это очень важное Спаслание для меня, а я не могу узнать, что оно значит! Надо бы найти Кристофера Робина, или Сову, или Пятачка — словом, какого-нибудь читателя, который умеет читать все слова, и они мне скажут, про что тут написано; только вот плавать я не умею. Жалко!
      
И вдруг ему пришла в голову мысль, и я считаю, что для медведя с опилками в голове это была очень хорошая мысль. Он сказал себе:
      
"Раз бутылка может плавать, то и горшок может плавать, а когда горшок поплывет, я могу сесть на него, если это будет очень большой горшок".
      
Он взял свой самый большой горшок и завязал его покрепче.
      
— У каждого корабля должно быть название, — сказал он, — значит, я назову свой — "Плавучий Медведь".
      
С этими словами он бросил свой корабль в воду и прыгнул вслед.
      
Некоторое время Пух и "Плавучий Медведь" не могли решить вопроса о том, кто из них должен быть сверху, но в конце концов они договорились. "Плавучий Медведь" оказался внизу, а на нем — Пух, отчаянно болтавший ногами.
      
Кристофер Робин жил в самом высоком месте Леса. Дождь лил, лил и лил, но вода не могла добраться до его дома. И, пожалуй, было довольно весело смотреть вниз и любоваться всей этой водой, но дождь был такой сильный, что Кристофер Робин почти все время сидел дома и думал о разных вещах.
      
Каждое утро он выходил (с зонтиком) и втыкал палочку в том месте, до которого дошла вода, а на следующее утро палочка уже скрывалась под водой, так что ему приходилось втыкать новую палочку, и дорога домой становилась все короче и короче.
      
Наутро пятого дня он понял, что впервые в жизни оказался на настоящем острове. Это, конечно, было очень-очень здорово!
      
И в это самое утро прилетела Сова, чтобы узнать, как поживает ее друг Кристофер Робин.
      
— Слушай, Сова, — сказал Кристофер Робин, — до чего здорово! Я живу на острове!
      
— Атмосферные условия в последнее время были несколько неблагоприятными, — сказала Сова.
      
— Что, что?
      
— Дождик был, — пояснила Сова.
      
— Да, — сказал Кристофер Робин, — был.
      
— Уровень паводка достиг небывалой высоты.
      
— Кто?
      
— Я говорю — воды кругом много, — пояснила Сова.
      
— Да, — согласился Кристофер Робин, — очень много.
      
— Однако перспективы быстро улучшаются. Прогноз показывает…
      
— Ты видела Пуха?
      
— Нет, прогноз…
      
— Я надеюсь, он жив и здоров, — сказал Кристофер Робин. — Я немного беспокоюсь о нем. Интересно, Пятачок с ним или нет? Ты думаешь, у них все в порядке, Сова?
      
— Я полагаю, что все в порядке. Ты понимаешь, прогноз…
      
— Знаешь что, Сова, погляди, как они там, потому что ведь у Пуха опилки в голове и он может сделать какую-нибудь глупость, а я его так люблю, Сова. Понимаешь, Сова?
      
— Очень хорошо, — сказала Сова, — я отправляюсь. Вернусь немедленно. — И она улетела.
      
Вскоре она вернулась.
      
— Пуха там нет, — сказала она.
      
— Нет?
      
— Он был там. Он сидел на ветке с девятью горшками меда. Но теперь его там нет.
      
 — Пух, дорогой, — крикнул Кристофер Робин, — где же ты?
      
— Вот где я, — ответил сзади ворчливый голосок.
      
— Пух!!
      
Они кинулись обниматься.
      
— Как ты сюда попал, Пух? — спросил Кристофер Робин, когда он смог снова заговорить.
      
— На корабле! — сказал Пух гордо. — Я получил очень важное Спаслание в бутылке, но так как мне попала в глаза вода, я не мог его прочитать и привез его тебе на своем корабле.
      
С этими гордыми словами он передал Кристоферу Робину послание.
      
— Это же от Пятачка! — закричал Кристофер Робин, прочитав послание.
      
— А про Пуха там ничего нет? — спросил медвежонок, заглядывая Кристоферу Робину через плечо.
      
Кристофер Робин прочел послание вслух.
      
— Ах, так все эти "Пы" были Пятачки? А я думал, это были Пухи.
      
— Надо его немедленно спасать! Я-то думал, что он с тобой, Пух. Сова, ты можешь его спасти на спине?
      
— Не думаю, — отвечала Сова после длительного размышления. — Сомнительно, чтобы спинная мускулатура была в состоянии…
      
— Тогда полети к нему сейчас же и скажи, что спасение приближается, а мы с Пухом подумаем, как его спасти, и придем, как только сможем. Ой, Сова, только, ради бога, не разговаривай, лети скорее!
      
И, все еще повторяя про себя то, что она хотела, но не успела высказать, Сова улетела.
      
— Ну вот, Пух, — сказал Кристофер Робин, — где твой корабль?
      
— Надо сказать, — объяснил Пух Кристоферу по дороге к берегу, — что это не совсем обыкновенный корабль. Иногда это корабль, а иногда это вроде несчастного случая. Смотря по тому…
      
— Смотря по чему?
      
— Ну, по тому — наверху я или внизу. На нем или под ним.
      
— Ну, а где он?
      
— Вот, — сказал Пух гордо и указал на "Плавучего Медведя".
      
Да, это было совсем не то, что Кристофер Робин ожидал увидеть.
      
И чем больше он глядел на "Плавучего Медведя" тем больше он думал о том, какой же храбрый и умный медведь Винни-Пух, но чем больше Кристофер Робин думал об этом, тем скромнее глядел Пух в землю, стараясь сделать вид, что это не он.
      
— Но только он слишком маленький для нас обоих, — сказал Кристофер Робин грустно.
      
— Для нас троих, считая Пятачка.
      
— Ну, значит, он еще меньше. Винни-Пух, что же нам делать?
      
И тут этот медвежонок, Винни-Пух, Д.П. (Друг Пятачка), П.К. (Приятель Кролика), О.П. (Открыватель Полюса), У.И. и Н.X. (Утешитель Иа-Иа и Находитель Хвоста), — одним словом, наш Винни-Пух сказал такую мудрую вещь, что Кристофер Робин смог только вытаращить глаза и открыть рот, не понимая — неужели это тот самый медведь с опилками в голове, которого он так давно знает и любит.
      
— Мы поплывем в твоем зонтике, — сказал Пух.
      
— ??
      
— Мы поплывем в твоем зонтике, — сказал Пух.
      
— ??
      
— Мы поплывем в твоем зонтике, — сказал Пух.
      
— !!!
      
Да, Кристофер Робин вдруг понял, что это возможно. Он открыл свой зонтик и опустил его на воду. Зонтик поплыл, но закачался. Пух влез в него. И он было уже хотел сказать, что все в порядке, когда обнаружил, что не все, и после непродолжительного купания он вброд вернулся к Кристоферу Робину. Потом они оба сели в зонтик, и зонтик больше не качался.
      
— Мы назовем это судно "Мудрость Пуха", — сказал Кристофер Робин.
      
И "Мудрость Пуха" на всех парусах поплыла в юго-восточном направлении, время от времени плавно вращаясь.
      
Представьте себе, как обрадовался Пятачок, когда наконец увидел Корабль! Потом долгие годы он любил думать, что был в очень большой опасности во время этого ужасного потопа, но единственная опасность угрожала ему только в последние полчаса его заключения, когда Сова уселась на ветку и, чтобы его морально поддержать, стала рассказывать ему длиннейшую историю про свою Тетку, которая однажды по ошибке снесла гусиное яйцо, и история эта тянулась и тянулась (совсем как эта фраза), пока Пятачок (который слушал Сову, высунувшись в окно), потеряв надежду на спасение, начал засыпать и, естественно, стал помаленьку вываливаться из окна; но, по счастью, в тот момент, когда он держался только одними копытцами задних ног, Сова громко вскрикнула, изображая ужас своей Тетки и ее крик, когда она (Тетка) обнаружила, что яйцо было действительно гусиное, и Пятачок проснулся и как раз успел юркнуть обратно в окно и сказать: "Ах как интересно! Да что вы говорите!" — словом, вы можете представить себе его радость, когда он увидел славный Корабль "Мудрость Пуха" (Капитан — К.Робин, 1-й помощник — В.-Пух), который плыл ему на выручку, а К. Робин и В. — Пух, в свою оче…
      
Ну, эта история здесь, по сути дела, кончается, а я так устал от этой последней фразы, что тоже не прочь бы кончить, но никак нельзя не рассказать о том, что было позже.
      
Потому что позже, когда все высохло, и все ручейки в Лесу стали опять маленькими и хорошенькими, и вода в тихих, сонных лужицах только грезила о великих делах, которые она совершила, Кристофер Робин устроил Торжественный Вечер в честь своего друга Винни-Пуха и в честь Славного Дела, которое он — Винни-Пух — совершил.
      
Это был чудесный вечер! В Лесу был накрыт длинный-предлинный стол, и на одном Председательском месте — в конце стола — сидел Кристофер Робин, а на другом Председательском месте — в другом конце стола — сидел сам Винни-Пух, а на остальных местах сидели Гости: Пятачок, и Кролик, и Иа, и Кенга, и Ру, и Сова. А кругом, в траве, расположились Родственники и Знакомые Кролика, всех сортов и размеров (начиная с тех, на которых вы иногда нечаянно наступаете, и кончая теми, которые иногда нечаянно залетают вам в глаз), и терпеливо ждали, что кто-нибудь из Гостей заговорит с ними, или что-нибудь уронит, или хотя бы спросит у них, который час.
      
И, конечно, все-все-все славно угостились, а потом Кристофер Робин произнес Хвалебную речь в честь того, кто совершил Славное Дело: и сказал, что для него — для того, кто это Дело совершил, — приготовлен Большой Подарок.
      
Но так как он не сказал, кто именно совершил Славное Дело, считая, что все и так его знают, то Иа-Иа вдруг по ошибке принял все Торжество на свой счет, и ослик понял свою ошибку только тогда, когда Подарок (большая, очень красивая коробка) был вручен тому, кто действительно это дело совершил, то есть Винни-Пуху.
      
Винни-Пух принял Подарок и сказал "спасибо", и все столпились вокруг него, крича наперебой: "Открывай скорей!", "Чего там есть?", "А я знаю, что там!" и так далее.
      
А когда Винни-Пух открыл коробку (поскорей, но все-таки не разрезав, а развязав ленточку — ведь она всегда вдруг может понадобиться), все так и ахнули, а сам Винни чуть не упал от радости.
      
Потому что это оказалась Специальная Коробка с чудеснейшим набором карандашей!
      
Там были карандаши, помеченные "В" — в честь Винни-Пуха, и карандаши, помеченные "НВ" — в честь Неустрашимого Винни, и еще карандаши, помеченные "ВВ" — в честь… в честь Выручательного Винни, потому что ведь это он выручил Пятачка; и еще там была Машинка для точки карандашей, и Красная Резинка, которая очень хорошо стирает все, что вы написали неправильно, и потом Линейка, и Синие Карандаши, и Красные Карандаши, и даже Зеленые и Красно-Синие, совсем как у взрослых.
      
И все это было для Пуха.
      
И, по-моему, он все это вполне заслужил.
      
А как вы считаете?
    
    
      
        

          ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
        
        

          В КОТОРОЙ ДЛЯ ИА-ИА СТРОЯТ ДОМ НА ПУХОВОЙ ОПУШКЕ
        
      
      
Однажды, когда Винни-Пуху делать было совершенно нечего, он подумал, что все-таки надо бы чем-нибудь заняться. Вот он и решил заглянуть к Пятачку и посмотреть, чем занимается Пятачок. Шел снег, и Винни плелся по белой-белой лесной тропинке и думал, что, наверно, Пятачок сейчас греет ножки у огня; но, к своему удивлению, он увидел, что дверь дома Пятачка открыта, и чем дольше он смотрел туда, тем больше убеждался, что Пятачка там нет.
      
— Он ушел из дому, — грустно сказал Пух, — вот в чем дело. Поэтому его и нет дома! Придется мне прогуляться одному и самому обдумать все это. Обидно-досадно!
      
Но сначала он решил все-таки, чтобы окончательно удостовериться, постучать очень-очень громко… И, ожидая, пока Пятачок не ответит, он прыгал, чтобы согреться, и вдруг в его голове внезапно зазвучал Шум, и он показался Винни хорошим Шумом, который может, пожалуй, многим понравиться:
      
        
          
Иду вперед 
          
(Тирлим-бом-бом), 
          
И снег идет 
          
(Тирлим-бом-бом), 
          
Хоть нам совсем- 
          
Совсем не по дороге! 
          
Но только вот 
          
(Тирлим-бом-бом) 
          
Скажите, от —
          
(Тирлим-бом-бом), 
          
Скажите, от —
          
Чего так зябнут ноги? 
        
      
      
— Тогда я вот что сделаю, — сказал Винни-Пух. — Я сделаю так: просто сперва пойду домой и посмотрю, который час, и, может быть, надену шарф, а потом я пойду навещу Иа и спою ему эту Шумелку.
      
Винни побежал домой, и по дороге он так был занят Шумелкой, которую ведь надо было окончательно отделать, перед тем как спеть ее Иа, что, когда он внезапно увидел перед собой Пятачка, уютно устроившегося в его лучшем кресле, Пух смог только почесать в голове и впасть в глубокое раздумье — в чьем же доме он находится?
      
— Ой, Пятачок, — сказал он, — а я думал, тебя нет дома.
      
— Нет, — сказал Пятачок, — это тебя нет дома, Пух.
      
— Пожалуй, правильно, — сказал Пух, — во всяком случае, одного из нас нет дома.
      
И он посмотрел на часы, которые вот уже третью неделю показывали без пяти одиннадцать.
      
— Ура, ура, уже почти одиннадцать, — сказал Пух радостно, — как раз пора чем-нибудь подкрепиться!
      
И Винни-Пух полез в буфет.
      
— А потом мы пойдем гулять и споем мою Шумелку Иа, — добавил он.
      
— Какую Шумелку?
      
— Ну, да песню, которую мы собираемся спеть Иа, — объяснил Пух.
      
Спустя полчаса, когда Пух и Пятачок отправились в путь, часы, к их утешению, все еще показывали без пяти одиннадцать. Ветер утих, и снежок, которому надоело вертеться, пытаясь поймать самого себя за хвост, тихонько спускался вниз, и каждая снежинка сама отыскивала себе место для отдыха. Порой этим местом оказывался нос Винни-Пуха, а порой нет, и спустя немного времени у Пятачка вокруг шеи появился белый шарф, и за ушами у него было так снежно, как еще никогда в жизни.
      
— Пух, — сказал он наконец, слегка помявшись, потому что ведь ему не хотелось, чтобы Пух подумал, что он сдается. — Я вот о чем подумал: а что, если мы сейчас пойдем домой и поучим как следует твою песню, поупражняемся, а потом споем ее Иа? Завтра… или… или, например, как-нибудь в другой раз, когда мы его случайно встретим?
      
— Это очень хорошая мысль, Пятачок! — сказал Пух. — Мы будем сейчас повторять Шумелку по дороге, но только дома ее повторять не стоит, потому что это специальная Дорожная Шумелка для Снежной Погоды и ее надо петь на дороге, когда идет снег.
      
— Обязательно? — тревожно спросил Пятачок.
      
— Да ты сам увидишь, Пятачок, если послушаешь, потому что она вот как начинается: "Иду вперед. тирлим-бом-бом…".
      
— Тирлим что? — спросил Пятачок.
      
— Бом-бом, — сказал Пух. — Я вставил это, чтобы она была шумелочней. "И снег идет, тирлим-бом-бом, хоть нам…"
      
— А ты разве не сказал "иду вперед"?
      
— Да, но "вперед" был впереди.
      
— Впереди тирлим-бом-бома?
      
— Это же был другой тирлим-бом-бом, — сказал Винни-Пух, уже несколько сбитый с толку.
      
И он запел снова:
      
        
          
Идем 
          
Вперед 
          
(Тирлим-бом-бом), 
          
И снег 
          
Идет 
          
(Тирлим-бом-бом), 
          
Хоть нам 
          
Совсем-совсем не по дороге! 
          
Но только 
          
Вот 
          
(тирлим-бом-бом) 
          
Скажите, 
          
От- 
          
(тирлим-бом-бом), 
          
Скажите, 
          
Отчего так зябнут ноги? 
        
      
      
Он спел Шумелку так, по-новому, от начала до конца, и, пожалуй, так она стала еще лучше, и, окончив, Винни замолчал в ожидании, что Пятачок скажет, что из всех Дорожных Шумелок для Снежной Погоды, которые он когда-либо слышал, эта — самая лучшая.
      
Пятачок после долгого и серьезного размышления высказал свое мнение.
      
— Пух, — сказал он задумчиво, — по-моему, не так ноги, как уши!
      
К этому времени они уже подходили к Унылому Месту, где жил Иа, и, так как у Пятачка за ушками все еще было очень снежно и ему это начинало надоедать, они свернули в небольшую сосновую рощицу и присели на калитку в изгороди.
      
      
      
      
Теперь снег на них не падал, но все еще было очень холодно, и, чтобы не замерзнуть, они спели Шумелку Пуха шесть раз от начала до конца (Пятачок исполнял все тирлим-бом-бомы, а Пух все остальное), причем оба в нужных местах колотили по изгороди палочками. Вскоре им стало гораздо теплее, и они смогли продолжить разговор.
      
— Я сейчас думал, — сказал Пух, — и думал я вот о чем: я думал про Иа.
      
— А что ты думал про Иа?
      
— То, что ведь бедному Иа негде жить.
      
— Негде, негде, — согласился Пятачок.
      
— У тебя есть дом, Пятачок, и у меня есть дом, и это очень хорошие дома. И у Кристофера Робина дом, у Совы, и Кенги, и у Кролика тоже есть дома, и даже у Родственников и Знакомых Кролика тоже есть дома или что-нибудь в этом роде, а у бедного Иа нет совсем ничего. И вот что я придумал: давай построим ему дом.
      
— Это замечательная мысль, — сказал Пятачок. — А где мы его построим?
      
— Мы построим его здесь, — сказал Пух, — на опушке этой рощицы. Тут нет ветра, и тут я об этом подумал. Мы можем назвать это место "Пухова опушка", и мы построим для Иа на Пуховой Опушке — ДОМ ИА.
      
— Ой, кстати, там за рощей я видел груду палочек, — сказал Пятачок. — Там их навалена целая куча! Ну прямо целая гора!
      
— Спасибо, Пятачок, То, что ты сказал, будет нам очень полезно, и за это я бы мог назвать это место Пуховопятачковой Опушкой, если бы Пухова Опушка не звучала лучше. Но только она звучит лучше потому, что она пушистей и, значит, больше похожа на опушку.
      
Они слезли с изгороди и отправились за палочками.
      
…Кристофер Робин все это утро провел в комнате, путешествуя в Африку и обратно, и он как раз сошел с корабля и подумал: "Интересно, какая сейчас на улице погода", как вдруг в его дверь постучал не кто иной, как Иа.
      
— Здравствуй, Иа, — сказал Кристофер Робин, открыв дверь и выйдя на двор. — Как ты себя чувствуешь?
      
— Снег все идет, — мрачно сказал Иа.
      
— Да, да.
      
— И мороз.
      
— Да?
      
— Да, — сказал Иа. — Однако, — добавил он, немного просветлев, — землетрясений у нас в последнее время не было.
      
— Что случилось, Иа?
      
— Ничего, Кристофер Робин. Ничего существенного. Ты, конечно, не видел где-нибудь здесь дома или чего-нибудь в этом роде?
      
— Какого дома?
      
— Просто дома.
      
— А кто там живет?
      
— Я живу. По крайней мере, я думал, что я там живу. Но, по-видимому, я там не живу. Ну что ж, в конце концов не у всех же должны быть дома.
      
— Ой, Иа, я не знал. Я всегда думал…
      
— Не знаю, в чем тут дело, Кристофер Робин, но из-за всего этого снега и тому подобного, не говоря уже о сосульках и всем прочем, сейчас в поле часа в три утра не так жарко, как думают некоторые. Не сказать, чтобы там было душно, если ты понимаешь, что я имею в виду. Да, жаловаться на духоту не приходится. Никак не приходится. По правде говоря, Кристофер Робин, — продолжал Иа громким шопотом, — строго между нами, совершенно секретно, если никому не говорить, — там холодно.
      
— Ой, Иа!
      
— И я сказал себе — ведь остальные, пожалуй огорчатся, если я замерзну. Правда, у них ни у кого нет ума, в голове у них только опилки, да и те, очевидно, попали туда по ошибке, и они не умеют думать, но если снег будет идти еще недель шесть или в этом духе, даже кто-нибудь из них может сказать себе: "Пожалуй, Иа не так уж жарко сейчас, часа в три утра". А потом он захочет это проверить. А еще потом ему станет очень грустно.
      
— Ой, Иа! — сказал Кристофер Робин, которому уже стало очень грустно.
      
— Я не имел в виду тебя, Кристофер Робин. Ты не такой. Словом, все это я клоню к тому, что я построил себе дом возле своей маленькой рощицы.
      
— Правда построил? Как замечательно!
      
— Действительно замечательным, — продолжал Иа самым унылым тоном, — представляется мне то, что, когда я утром уходил, он был там, а когда я вернулся, его там не было. Вообще это все вполне понятно, в конце концов это был всего лишь дом Иа. Но все-таки я несколько обескуражен.
      
Кристоферу Робину некогда было особенно удивляться. Он уже забежал в свой дом и моментально натянул теплую шапку, теплые ботинки и теплое пальто.
      
— Мы сейчас пойдем и выясним это, — сказал он Иа.
      
— Иногда, — сказал Иа, — когда люди забирают чей-нибудь дом, там остается кусочек-другой, который им не нужен и который они с удовольствием вернут бывшему хозяину, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Вот я и думаю, что если мы заглянем…
      
— Пошли, пошли, — сказал Кристофер Робин.
      
Они пошли очень быстро, и поэтому они очень быстро пришли на ту опушку рощи, где не было дома Иа.
      
— Ну вот, — сказал Иа. — Не осталось ни единой палочки. Конечно, жаловаться не приходится, ведь остался весь этот снег, с которым я могу делать все, что я хочу!
      
Но Кристофер Робин не слушал Иа. Он прислушивался к чему-то другому.
      
— Ты не слышишь? — спросил он Иа.
      
— А что там такое? Кто-то смеется?
      
— Слушай.
      
Они прислушались… И они услышали ворчливый басок, напевавший, что и он идет, и снег идет, хотя им совсем-совсем не по дороге, и чей-то тоненький голосок, успевавший вовремя тирлимбомбомкать.
      
— Это Пух! — радостно сказал Кристофер Робин.
      
— Вероятно, — сказал Иа.
      
— И еще Пятачок, — взволнованно сказал Кристофер Робин.
      
— Возможно, — сказал Иа. — Кто нам сейчас действительно нужен — это хорошая ищейка.
      
Слова песни неожиданно изменились.
      
— Наш дом готов! — пел бас.
      
— Тирлим-бом-бом, — пел пискливый голосок.
      
— Прекрасный дом…
      
— Тирлим-бом-бом…
      
— Я сам охотно жил бы в нем!…
      
— Тирлим-бом-бом…
      
— Пух! — закричал Кристофер Робин.
      
Певцы замолчали.
      
— Это Кристофер Робин, — в восторге сказал Пух.
      
— Он на той стороне. Там, где мы взяли палочки, — сказал Пятачок.
      
— Побежали, — сказал Пух.
      
Они помчались по опушке вокруг рощи, и всю дорогу Пух издавал приветственные возгласы.
      
— Эй, а тут Иа! — сказал Пух, когда они с Кристофером Робином кончили обниматься. Он толкнул локтем Пятачка, а Пятачок толкнул локтем его, и они подумали, какой это приятный сюрприз. — Здравствуй, Иа!
      
— И тебе желаю того же, медвежонок Пух, а по четвергам — вдвое, — уныло сказал Иа.
      
Не успел Винни-Пух спросить: "Почему по четвергам?" — как Кристофер Робин начал рассказывать грустную историю пропавшего дома Иа. Пух и Пятачок слушали, и глаза у них становились все больше и больше.
      
— Где, ты говоришь, он был? — спросил Пух.
      
— Как раз тут, — сказал Иа.
      
— Он был сделан из палочек?
      
— Да.
      
— Ох, — сказал Пятачок.
      
— Что? — сказал Иа
      
— Я просто сказал "ох", — нервно ответил Пятачок, и, чтобы не подавать виду, что он смутился, раз-другой тирлимбомбомкнул так беззаботно, как только мог.
      
— А ты уверен, что это был дом? — спросил Пух. — Я хочу сказать, ты уверен, что как раз тут был дом?
      
— Конечно, уверен, — сказал Иа Он пробормотал про себя: "Ни тени ума нет у некоторых!"
      
— В чем дело, Пух? — спросил Кристофер Робин.
      
— Ну… — сказал Пух. — Дело в том… — сказал он. — Ну, дело в том… — сказал Пух. — Понимаешь… — сказал Пух. — Как бы вам сказать… — сказал Пух, и тут что-то, видимо, подсказало ему, что он не очень хорошо объясняет дело, так что он снова толкнул Пятачка локтем.
      
— Как бы вам сказать… — поспешно сказал Пятачок. — Только теплее, — добавил он после долгого размышления.
      
— Что — теплее?
      
— На той стороне рощи, где стоит дом Иа.
      
— Мой дом? — спросил Иа. — Мой дом был здесь.
      
— Нет, — твердо сказал Пятачок, — он на той опушке.
      
— Потому что там теплее, — сказал Пух.
      
— Но я хочу знать…
      
— Пойдем и посмотрим, — просто сказал Пятачок, приглашая всех идти за ним.
      
Они вышли на опушку, и там стоял дом Иа — с виду уютный-преуютный.
      
— Вот он, — сказал Пятачок.
      
— Внутри не хуже, чем снаружи, — с гордостью сказал Пух.
      
Иа вошел в дом и снова вышел.
      
— Странное явление, — сказал он. — Это мой дом, и я сам построил его там, где я говорил, так что, очевидно, его сдуло сюда ветром. Видимо, ветер перенес его прямо через рощу и тут опустил. И он стоит здесь целый и невредимый. Пожалуй, местами он даже лучше!
      
— Гораздо лучше! — хором сказали Пух и Пятачок.
      
— Вот вам пример того, что можно сделать, если не полениться, — сказал Иа. — Тебе понятно, Пух? Тебе понятно, Пятачок? Во-первых — Смекалка, а во-вторых — Добросовестная Работа. Ясно? Вот как надо строить дом! — гордо закончил Иа.
      
Все попрощались со счастливым хозяином дома, и Кристофер Робин пошел обедать со своими друзьями — Пухом и Пятачком. По дороге друзья рассказали ему об Ужасной Ошибке, которую они совершили, и, когда он кончил смеяться, все трое дружно запели Дорожную Шумелку для Снежной Погоды и пели ее всю дорогу, причем Пятачок, который все еще был немного не в голосе, только тирлимбомбомкал.
      
"Конечно, кажется, что тирлимбомбомкать легко, — сказал Пятачок про себя, — но далеко не каждый и с этим сумеет справиться!"
    
    
      
        

          ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,
        
        

          В КОТОРОЙ В ЛЕС ПРИХОДИТ ТИГРА И ЗАВТРАКАЕТ
        
      
      
Винни-Пух внезапно проснулся в полночь и насторожился. Потом он встал с постели, зажег свечку и пошел к буфету-проверить, не пытается ли кто-нибудь туда залезть, но там никого не было, так что он, успокоенный, вернулся обратно, задул свечку и лег в постель. И тут он снова услышал Подозрительный Звук — тот самый, который его разбудил.
      
— Это ты, Пятачок? — спросил Пух.
      
Но это был не он.
      
— Входи, Кристофер Робин, — сказал Пух.
      
Но Кристофер Робин не вошел.
      
— Завтра расскажешь, Иа, — сказал Пух сонным голосом.
      
Но звук продолжался.
      
— ВОРРАВОРРАВОРРАВОРРАВОРРА! — говорил Неизвестно Кто, и Пух вдруг почувствовал, что ему, в общем, совершенно не хочется спать.
      
"Что это может быть такое? — подумал он. — У нас в Лесу бывает множество всяких звуков, но этот какой-то странный. Это и не пение, и не сопение, и не хрипение… Это даже не тот звук, который издаешь перед тем, как прочитать вслух стихи. Это какой-то незнакомый шум, и шумит какой-то незнакомый зверь. А главное, он шумит у самой моей двери. Очевидно, надо встать и попросить его перестать".
      
Винни встал с постели и открыл дверь.
      
— Привет! — сказал он, обращаясь неизвестно к кому.
      
— Привет! — ответил Неизвестно Кто.