1 2 3 4 5 6 7 8 9 
   
   
Потом долго ехали по горам. Остановили коней в скалистом ущелье, чтобы оглядеться. На западе кроваво-красное солнце опускалось в плотные облака. На юге далекие горы уходили ввысь к облачному небу, из синих делались голубыми, а потом и вовсе растворялись в дымке.
   
Ну и где, по-твоему, этот обещанный рай, спросил Ролинс.
   
Джон Грейди снял шляпу, подставив ветру разгоряченное лицо.
   
В этих краях никогда не знаешь, что будет дальше, сказал он. Вот приедем на место, тогда поймем, что к чему.
   
Главное, чтобы не зря стараться.
   
Не беспокойся, приятель, не пропадем.
   
Вас понял.
   
Они ехали по северному склону, и тень от горы давала прохладу. В каменистых лощинах росли вечнозеленые ясени, хурма, эвкалипты. С дерева перед ними вспорхнул ястреб и, описав несколько кругов в подступавших сумерках, снова сел. Тропа шла то вверх, то вниз, постоянно приходилось огибать скалы, и они посылали коней вперед по сланцевым уступам, сдавливая каблуками лошадиные бока.
   
Вскоре совсем стемнело, и они устроили привал в горах на каменистом выступе, покрытом песком. Ночью их разбудили звуки, которых они раньше не слышали – где-то на юго-западе кто-то трижды провыл, потом снова наступила тишина.
   
Ты слышал, спросил Ролинс.
   
Еще бы!
   
Волк?
   
Похоже.
   
Джон Грейди лежал, завернувшись в одеяло, и смотрел на узкий серп месяца, зацепившийся за горный хребет. В сине-черном небе Плеяды устремлялись вверх, в ту самую всепоглощающую тьму, что правила миром, и тянули за собой и бриллиант Ориона, и ожерелье Кассиопеи. Плеяды двигались по фосфоресцирующему мраку, словно гигантский бредень. Джон Грейди лежал, слушал, как сопят его спутники, созерцая и дикую природу вокруг, и неведомые дали в себе самом.
   
Утро выдалось холодным. Когда они проснулись еще до зари, оказалось, что Блевинс уже встал, развел костер и сидит, съежившись, у огня в своей легкой одежонке. Джон Грейди выбрался из-под одеяла, надел сапоги, куртку и отправился посмотреть на незнакомые места, очертания которых проступали из предрассветной мглы.
   
Они допили остатки кофе, заев тортильями, в которых темнели полоски острого соуса.
   
Ну и куда теперь понесет нас судьба, спросил Джона Грейди Ролинс.
   
Не знаю. Как говорится, бог не выдаст, свинья не съест.
   
А твой партнер немного слинял с лица.
   
У него маловато бекона на костях.
   
Да и у тебя тоже.
   
Они смотрели, как прямо перед ними встает солнце. Кони, пасшиеся неподалеку, подняли головы и тоже уставились на светило. Ролинс, допив последние капли кофе и вытряхнув гущу, достал из кармана кисет.
   
Как ты думаешь, настанет когда-нибудь день, когда солнце не взойдет, спросил он.
   
Да. День Страшного суда.
   
Ну и когда, по-твоему, это случится?
   
Когда Он сочтет это необходимым.
   
Страшный суд, протянул Ролинс. И ты веришь во все это?
   
Не знаю… Наверное… А ты?..
   
Ролинс сунул в рот сигарету, закурил, отшвырнул спичку.
   
Не знаю… Может, верю…
   
Я сразу понял, что ты безбожник, подал голос Блевинс.
   
Ни черта ты не понял, огрызнулся Ролинс. И вообще сиди и помалкивай в тряпочку, глядишь, никто не поймет, какой ты остолоп.
   
Джон Грейди встал, взял седло, забросил на плечо одеяло и, обернувшись к своим спутникам, коротко сказал:
   
Пора.
   
К полудню они спустились с гор и теперь ехали по широкой равнине, поросшей корзиночником, пыреем и агавами. Вскоре – впервые за эти дни – они увидели верховых. Трое ехали на лошадях во главе каравана мулов. До них было около мили.
   
Это еще кто такие, спросил Ролинс.
   
Один хрен, проворчал Блевинс. Главное, не останавливаться. Если мы увидели их, то они запросто могли увидеть нас.
   
Чушь, сказал Ролинс.
   
Если бы ты был на их месте и увидел, как мы вдруг остановились, то заподозрил бы неладное, сказал Блевинс.
   
Он прав, вмешался Джон Грейди. Поехали дальше.
   
Мексиканцы собрались в горы за канделильей. Если появление молодых американцев на конях и удивило их, то они этого никак не показали. Мексиканцы только осведомились, не встречался ли им в горах их товарищ, который собирал канделилью вместе с женой и двумя дочерьми. Джон Грейди ответил, что им вообще не попадалась ни одна живая душа.
   
Мексиканцы разглядывали американцев, переводя темные глаза с одного на другого. Это были простые грубые люди, одетые в лохмотья. Их шляпы лоснились от жира, на сапогах виднелись заплатки из сыромятной кожи. Седла были старыми, с квадратными крыльями. Кое-где кожа протерлась и проступала деревянная основа. Они сворачивали сигареты из кукурузных листьев и закуривали с помощью зажигалок, сделанных из стреляных гильз. У одного за ремень был заткнут видавший виды кольт, и от них пахло дымом, колесной мазью и потом. Они выглядели такими же чужими и дикими, как и окружающая природа.
   
Один из мексиканцев спросил, не из Техаса ли они, на что Джон Грейди утвердительно кивнул. Мексиканцы тоже понимающе покивали.
   
Джон Грейди курил, посматривая на мексиканцев. Несмотря на весь свой потрепанный вид, они уверенно держались в седле. Как ни старался Джон Грейди угадать по их темным глазам, что у них на уме, ничего у него не вышло.
   
Немного поговорили о погоде и о здешних местах. По словам мексиканцев, в горах порой бывало очень холодно. Никто, впрочем, не предложил спешиться и продолжить дружескую беседу. Мексиканцы держались так, будто эти края таили в себе какую-то загадку, которую никак не удавалось разгадать. Мулы задремали, как только караван остановился.
   
Докурив сигарету, главный сказал: «Буэно… Вамонос[32]», потом пожелал американцам удачи, коснулся длинными шпорами боков своего коня и двинулся шагом. За ним потянулись остальные. Мулы пробудились и, проходя мимо американцев, с любопытством косились на их коней и энергично махали хвостами, хотя мух тут не было и в помине.
   
Днем напоили коней у прозрачного ручья, напились сами и доверху наполнили фляги. Вдалеке, милях в двух, возникла стайка антилоп. Животные застыли и, подняв головы, настороженно глядели на людей.
   
Ехали по долине, поросшей высокой и густой тра­вой. В зарослях крушины на пологих склонах этих древних гор паслись коровы, напоминавшие расцвет­кой то черепах, то домашних кошек. Коровы при их появлении поднимали головы, а потом долго смотре­ли вслед. На ночлег остановились в горах и решили по­ужинать зайцем, которого подстрелил из револьвера Блевинс. Он выпотрошил тушку и закопал в песок, а сверху развел костер. Он пояснил, что так всегда поступали индейцы.
   
Ты сам-то когда-нибудь ел зайца, поинтересовался Ролинс.
   
Пока нет, покачал головой Блевинс.
   
Если собираешься попробовать, подложи в огонь побольше дров.
   
Он будет в порядке.
   
Что ты ел самое странное и необычное, спросил его Ролинс.
   
Самое странное и необычное? Да, пожалуй, устриц.
   
Горных или настоящих?
   
Настоящих.
   
А как они были приготовлены?
   
А никак. Просто лежали в раковинах. Поливаешь острым соусом, и порядок.
   
Значит, ты ел устриц?
   
Ел.
   
И какой у них вкус?
   
Как у устриц.
   
Они сидели и смотрели в огонь.
   
Откуда ты, Блевинс, спросил Ролинс.
   
Тот посмотрел сначала на Ролинса, потом снова в огонь.
   
Округ Ювалде. На Сабинал-Ривер.
   
Почему ты удрал из дома?
   
А ты почему удрал?
   
Мне, между прочим, семнадцать лет. Я имею право делать то, что захочу.
   
Я тоже.
   
Джон Грейди сидел, скрестив перед собой ноги, и курил, опершись о седло. Он посмотрел на Блевинса.
   
Ты и раньше убегал, верно?
   
Убегал.
   
А тебя, значит, поймали? Как же тебя угораздило попасться?
   
Я работал в кегельбане в Ардморе, штат Оклахома. Расставлял кегли. И однажды меня цапнул бульдог. Вырвал из меня, сволочь, целый бифштекс. Ну а потом в рану попала грязь, началось воспаление. Хозяин потащил меня к доктору, а тот решил, что у меня вообще начинается бешенство. Тут поднялась жуткая паника, и меня отправили домой, в округ Ювалде. От греха подальше.
   
А что ты забыл в Ардморе?
   
Говорю, работал в кегельбане. Расставлял кегли…
   
Но каким ветром тебя туда занесло?
   
Как-то раз у нас прошел слух, что в Ювалде – не в округ, а в город Ювалде – приезжает шоу. Я скопил денег, чтобы на него попасть, и все ждал, когда они появятся. Но они так и не приехали. Знающие люди говорили, что в Тайлере, штат Техас, их главного упрятали в кутузку. Тамошние власти объявили шоу неприличным. Гвоздем программы у них был стриптиз. Ну а потом я увидел на столбе афишу. Там говорилось, что шоу переносится в Ардмор, штат Оклахома. Вот я и двинул туда.
   
Ты двинул в Оклахому, чтобы поглядеть это самое шоу, переспросил Ролинс, сильно удивленный этой историей.
   
Ну да. Я что, зря, что ли, деньги копил? Нет, раз решил посмотреть, так уж посмотрю, и точка!
   
Ну и как, посмотрел?
   
Ни хрена! Они и в Ардмор не приехали.
   
Блевинс задрал штанину и показал в свете костра пострадавшую от бульдога ногу.
   
Видите, как этот гад меня цапнул? Аллигатор, а не пес!
   
А почему ты теперь собрался в Мексику, спросил Ролинс.
   
Потому же, что и вы…
   
Ролинс посмотрел на Джона Грейди.
   
Да? Ну так все-таки почему же?
   
Потому что вы решили, что в Мексике вас уж никто не догонит.
   
А за нами, кстати сказать, никто и не думает гнаться.
   
Блевинс опустил штанину и стал ковырять в костре палочкой.
   
Я сказал сукину сыну, что не позволю пороть меня, сообщил он.
   
Ты про отца?
   
Мой отец погиб на войне.
   
Значит, про отчима?
   
Угу.
   
Ну а как этот самый бульдог оказался в кегельбане?
   
Никак. Просто в кегельбане я работал.
   
Ну а что ты такое учудил, что тебя укусил бульдог?
   
Ничего.
   
Ролинс чуть подался вперед и плюнул в костер.
   
Ну а ты-то что делал, когда тебя укусил бульдог?
   
У тебя слишком много вопросов. И вообще не плюй в костер, у меня там готовится еда.
   
Что, удивленно спросил Ролинс. Что ты сказал?
   
Говорю, не плюй в костер, у меня там готовится еда.
   
Ролинс оторопело посмотрел на Джона Грейди. Тот рассмеялся.
   
Еда? Ну, приятель, боюсь, ты скоро сам поймешь, что погорячился, когда назвал это едой.
   
Ты, главное, предупреди, что отказываешься от своей доли, буркнул Блевинс.
   
То, что они извлекли из песка, раскидав уголья, сильно напоминало высушенную мумию из гробницы. Блевинс положил зайца на плоский камень и стал стаскивать шкуру, а потом соскребать мясо с костей, выкладывая куски на тарелки. Затем они полили заячьи ошметки острым соусом, завернули в последние тортильи и начали жевать, то и дело переглядываясь.
   
А что, ничего, бормотал Ролинс.
   
Точно. Я вообще думал, это и в рот не возьмешь, сказал Блевинс.
   
Джон Грейди перестал жевать, с интересом посмотрел на своих спутников, потом снова заработал челюстями.
   
Ну, вы ребята бывалые, не мне чета, сказал он.
   
На следующий день они продолжили свой путь на юг. Навстречу им стали попадаться повозки странствующих торговцев, направлявшихся на север, к американской границе. Эти загорелые люди с обветренными лицами гнали небольшие караваны мулов по три-четыре цугом. Мулы тащили меха, козлиные шкуры, канделилью, мотки веревок из агавы кустарного изготовления, а также канистры с местным алкогольным напитком под названием сотол. Мексиканцы держали воду в бурдюках из свиной кожи или в провощенных полотняных сумках с кранами из коровьих рогов. Некоторые путешествовали с женщинами и детьми. Завидев встречных конников, они уступали им дорогу, порой уводя мулов в кусты, а юные американцы здоровались и желали удачи. Мексиканцы отвечали улыбками и весело кивали.
   
Джон Грейди и Ролинс пытались купить воды у тех, кто попадался им навстречу, но вскоре выяснилось, что это очень непросто, – у американцев не было при себе подходящей мелочи. Ролинс пытался расплатиться монетой в пятьдесят сентаво, но оказалось, что за полные фляги с них причитается всего-навсего четыре сентаво и мексиканец не желает брать лишнее. Под вечер они купили фляжку сотола и поехали дальше, то и дело прикладываясь к ней и передавая ее друг другу. В результате все трое сильно опьянели. Ролинс, сделав очередной глоток, завинтил крышку, взял фляжку за ремень и повернулся, чтобы бросить ее Блевинсу, но вовремя спохватился. Конь Блевинса трусил сзади, но в седле никого не было. Ролинс тупо уставился на гнедого, затем догнал Джона Грейди. который ехал впереди, и окликнул его. Тот остановился, повернулся и удивленно спросил:
   
Где он?
   
Черт его знает! Небось валяется где-нибудь в кустах.
   
Они повернули обратно. Ролинс вел под уздцы лишившегося седока гнедого. Блевинс сидел посреди дороги. На нем по-прежнему была его огромная шляпа.
   
Уф, я надрался как свинья, сказал он, увидя их.
   
Ролинс и Джон Грейди остановились, глядя на него сверху вниз.
   
Ехать можешь или нет, спросил Ролинс.
   
Какает медведь в лесу, приятель, или нет? Ну конечно могу. Я, между прочим, отлично ехал, пока не свалился.
   
Блевинс встал, покрутил головой и, пошатываясь, стал пробираться между коней, уперся в колено Ролинса.
   
А я-то подумал, вы меня бросили и ускакали, сообщил он.
   
В следующий раз так и сделаем, пообещал Ролинс.
   
Джон Грейди наклонился, взял поводья и придержал гнедого, пока Блевинс карабкался в седло.
   
Ну-ка отдай мне поводья, потребовал Блевинс. Я ведь настоящий ковбой.
   
Джон Грейди с сомнением покачал головой. Блевинс взял поводья, но тут же уронил их, а когда наклонился, чтобы подобрать, чуть не свалился на землю. Он кое-как удержался, затем выпрямился в седле и резко развернул коня.
   
Я знаменитый объездчик мустангов, сообщил он.
   
Затем Блевинс ударил гнедого каблуками в брюхо, отчего тот присел на задние ноги, а потом рванул вперед. Блевинс же снова грохнулся на землю. Ролинс с отвращением сплюнул.
   
Пусть отдохнет тут.
   
Залезай на коня, велел мальчишке Джон Грейди. И кончай валять дурака.
   
К вечеру северную часть неба затянуло грозовыми тучами. Все вокруг посерело. Они остановились на вершине холма, чтобы осмотреться. Прямо на них двигалась гроза, и порывистый ветер приятно освежал разгоряченные лица. Все трое молча переглянулись. Вдалеке вовсю сверкали молнии, словно там, за грозовой пеленой, проводились сварочные работы, словно кому-то взбрело в голову отремонтировать гигантский железный каркас мира.
   
Ну и польет же сейчас, проворчал Ролинс.
   
Я не хочу, жалобно произнес Блевинс.
   
Ролинс мрачно усмехнулся и, покосившись на мальчишку, сказал:
   
Нет, вы только полюбуйтесь на этого героя!
   
Где же ты собираешься укрыться, спросил Блевинса Джон Грейди.
   
Не знаю… Но мне обязательно надо где-нибудь спрятаться.
   
Боишься растаять под дождичком? Ты часом не сахарный?
   
Я из-за молнии…
   
Из-за молнии?
   
Угу.
   
Господи, он даже протрезвел от ужаса, фыркнул Ролинс.
   
Боишься молнии, спросил мальчишку Джон Грейди.
   
Она только и ждет, чтобы в меня угодить.
   
Ролинс кивнул в сторону фляжки, привязанной к луке седла Джона Грейди.
   
Ни в коем случае не позволяй ему больше прикладываться к ней. А то у него начнется белая горячка.
   
У нас это в роду, продолжал Блевинс. Моего деда, например, убило в шахте в Западной Виргинии. Он как раз поднимался из забоя в бадье. Молнии так не терпелось угробить его, что она не стала дожидаться, когда он выберется на поверхность, а юркнула в дырку и достала его на глубине ста восьмидесяти футов. Пришлось заливать бадью водой, чтобы она остыла и можно было вытащить его и еще двоих бедолаг. Они там поджарились как сардельки. А в девятьсот четвертом году молния убила отцовского старшего брата. Попала в буровую вышку в Батсон-Филде. Вышка была деревянной, но молния все равно в нее угодила, а ему не было и двадцати лет. Маминого дядю убило, когда он скакал в грозу на лошади. На ней и волоска не опалило, а из него пришлось вырезать пряжку ремня, так она в него впечаталась. А моего двоюродного брата – он старше меня на четыре года – молния подстерегла, когда он шел из конюшни в дом. У него всю левую часть парализовало, а пломбы в зубах расплавились так, что он не мог раскрыть рта.
   
Вот видишь, сказал Ролинс Джону Грейди. Он бредит.
   
Они не могли понять, что стряслось с мальчишкой. Блевинс дергался, бормотал что-то нечленораздельное и показывал на свой рот пальцем.
   
Здоров он заливать, заметил Ролинс.
   
Блевинс не услышал его слов. На лбу у него выступили капли пота.
   
Еще одному моему двоюродному брату – по отцовской линии – молния спалила волосы на голове. Мелочь прожгла ему карман, монеты провалились в дырки и подожгли траву. И в меня молния попадала уже два раза – потому я и оглох вот на это ухо. Нет, мне на роду написано – помереть от огня. Главное, чтобы в грозу на тебе не было вообще никакого металла. Никогда не знаешь, что притягивает молнию. Заклепки в комбинезоне, гвозди в сапогах…
   
Ну и что же ты собираешься делать, спросил Ролинс.
   
Блевинс злобно посмотрел на север.
   
Попробую ускакать от грозы. Иначе мне каюк!
   
Ролинс посмотрел на Джона Грейди, потом наклонился и сплюнул.
   
Ну вот, видишь? Никаких сомнений. Он рехнулся. Окончательно и бесповоротно.
   
От грозы не ускачешь, заметил Джон Грейди. Успокойся.
   
Это мой последний шанс, упрямо повторил Блевинс.
   
Не успел он договорить, как раздался раскат грома, похожий на треск сломавшейся сухой ветки, на которую кто-то ненароком наступил. Блевинс снял шляпу, провел рукавом по лицу, одной рукой схватил поводья, а затем, оглянувшись, ударил коня по крупу шляпой, и тот пустился вскачь.
   
Они смотрели ему вслед. Блевинс попытался на ходу надеть, шляпу, но она вылетела у него из руки. Он отчаянно работал поводьями, отчего локти смешно дергались, и постепенно его комичная фигурка стала уменьшаться и таять в сумерках.
   
Я за него не отвечаю, сообщил Ролинс.
   
Он отцепил фляжку от седла Джона Грейди и двинул своего коня вперед.
   
Он, конечно, свалится по дороге, а куда денется его конь, проворчал он и поехал, прикладываясь к фляжке и бормоча что-то себе под нос.
   
Я знаю, куда денется его конь, вдруг крикнул он, оборачиваясь к Джону Грейди.
   
Джон Грейди не отставал. Пыль из-под конских копыт уносилась, подхватываемая ветром, который дул им в спины.
   
Умчится к черту на кулички, продолжал кричать Ролинс. Угодит к сатане на сковородку.
   
Они ехали не останавливаясь. В лица им полетели первые капли дождя. Посреди дороги валялась шляпа Блевинса. Ролинс хотел проехаться по ней, но Малыш обогнул эту помеху. Джон Грейди вытащил ногу из стремени, нагнулся и, не слезая с Редбо, подхватил шляпу. Они слышали, как за спинами шумит ливень, словно за ними гонится разъяренная толпа.
   
Вскоре они увидели коня Блевинса. Гнедой был привязан к одной из росших скопом ив. Под сильным дождем Ролинс развернул Малыша и вопросительно посмотрел на Джона Грейди. Тот проехал между деревьев и спустился в арройо[33], выискивая отпечатки ног на суглинке. Вскоре он увидел Блевинса. Мальчишка прятался в корнях мертвого тополя там, где арройо резко поворачивало и выходило на равнину. На мальчишке не было ничего, кроме не по размеру больших и грязных трусов.
   
Что ты тут делаешь, спросил Джон Грейди.
   
Блевинс сидел на корточках, обхватив себя за худые и бледные плечи.
   
Сижу. Разве нельзя?
   
Джон Грейди бросил взгляд на равнину, туда, где последние светлые прогалы закрывались тучами, и, наклонившись, положил к ногам Блевинса его шляпу.
   
А где твоя одежда, спросил он.
   
Снял.
   
Это я понял. Но где она?
   
Оставил вон там. На рубашке есть медные пуговки.
   
Если польет сильный дождь, то по оврагу хлынет поток. Ты об этом подумал?
   
В тебя никогда не попадала молния. Ты просто не знаешь, что это такое. А если бы знал, то запел бы по-другому.
   
Утонешь, дурила!
   
Не беда. Я еще ни разу не тонул.
   
Значит, ты собираешься здесь оставаться.
   
Вот именно.
   
Джон Грейди упер руки в бедра.
   
Ну как знаешь. Больше нам толковать не о чем.
   
С севера донесся жуткий раскат грома. Казалось, раскололась земля. Блевинс в ужасе обхватил голову руками. Джон Грейди повернул Редбо и поехал назад по арройо. Крупные капли бомбили влажный песок, оставляя на нем крошечные кратеры. Он оглянулся на Блевинса. Тот застыл в той же позе – нелепое дополнение к и без того причудливому ландшафту.
   
Где он, спросил Ролинс, когда Джон Грейди подъехал к нему.
   
Сидит под деревом. Надень дождевик
   
Я сразу понял, что у этого типа в башке не хватает винтиков, заметил Ролинс. С первого взгляда. У него это на физиономии написано. Причем крупными буквами.
   
Дождь лил стеной. Конь Блевинса маячит сквозь пелену ливня словно привидение. Они съехали с дороги и двинулись по оврагу в сторону деревьев и укрылись под большим, чуть нависавшим камнем. Они присели на корточки, не выпуская из рук поводьев. Колени у них мокли под дождем. Кони переминались с ноги на ногу, вскидывали головы. Вокруг сверкали молнии, грохотал гром, ветер бушевал в акациях, а с черного неба на равнину низвергались потоки воды. Послышался топот конских копыт, который потом растворился в шуме дождя.
   
Ты понял? Ты понял, кто это проскакал, спросил Ролинс.
   
Понял.
   
Еще выпить хочешь?
   
Нет. Меня и так от этой бурды тошнит.
   
Меня тоже, признался Ролинс и сделал еще глоток.
   
Когда стемнело, гроза стихла и дождь почти прекратился. Джон Грейди и Ролинс расседлали и стреножили лошадей, потом разошлись в разные стороны и, скрывшись в чапарале, начали блевать. Они стояли, широко расставив ноги и уперев ладони в колени, и их выворачивало наизнанку. Пасшиеся неподалеку кони время от времени настороженно вскидывали головы. Такого им отродясь не приходилось слышать. В серых сумерках эти рыгания словно исходили от странных, диких существ, вдруг наводнивших эти места. Казалось, решило напомнить о себе нечто безобразное и уродливое, гнездившееся в глубинах бытия. Отвратительная гримаса на лице Совершенства… Лик Горгоны, отразившийся в серых осенних водах.
   
Утром Джон Грейди и Ролинс поймали коней, заседлали их и, привязав за седлами мокрые скатки, двинулись к дороге.
   
Ну, какие предложения, спросил Ролинс
   
Надо все-таки отыскать этого сопляка.
   
А может, плюнем?
   
Нет, нельзя оставлять его здесь одного, без коня. Он же сгниет в одночасье.
   
Наверное, ты прав. Как его оставишь, идиота этакого!
   
Джон Грейди поехал по арройо и вскоре увидел Блевинса. Мальчишка был в том же виде, что и вчера. Джон Грейди осадил Редбо. Блевинс шел по оврагу босиком, держа в руке один сапог. Он поднял голову, молча уставясь на Джона Грейди.
   
Где твоя одежда, спросил тот.
   
Смыло.
   
У тебя сбежала лошадь.
   
Знаю. Я уже ходил на дорогу.
   
Что собираешься делать?
   
Не знаю.
   
Зеленый змий зло пошутил над тобой, приятель.
   
У меня такая башка, словно на ней посидела толстуха, признался Блевинс.
   
Джон Грейди посмотрел на пустыню под лучами утреннего солнца, затем перевел взгляд на мальчишку.
   
Ты довел Ролинса до ручки. Да, наверное, ты и без меня это знаешь.
   
Мы не знаем, когда возникнет у нас нужда в тех, кого мы презираем…
   
Где ты это слышал?
   
Не знаю. Запомнилось, и все…
   
Джон Грейди покачал головой, потом развязал седельную сумку; достал из нее чистую рубашку и протянул Блевинсу.
   
Надень, пока не обгорел. А я поеду посмотрю, нет ли где твоей одежды.
   
Спасибо большое, сказал Блевинс. Джон Грейди проехал по арройо, потом повернул назад. Блевинс сидел на песке в рубашке.
   
Много воды было в овраге?
   
Много.
   
Где ты нашел сапог?
   
На дереве.
   
Джон Грейди проехал арройо из конца в конец, потом покатался по равнине, но второй сапог словно сквозь землю провалился. Вернувшись, Джон Грейди застал Блевинса в прежней позе.
   
Сгинул твой сапог, сказал Джон Грейди.
   
Все ясно.
   
Надо ехать, произнес Джон Грейди, подхватил Блевинса и усадил позади себя. Когда Ролинс увидит тебя в таком виде, то закатит скандал.
   
Но Ролинс, увидев Блевинса, вообще лишился дара речи.
   
Он потерял одежду, пояснил Джон Грейди.
   
Ролинс молча повернул Малыша и поехал вперед. Джон Грейди с Блевинсом двинулись следом. Вскоре Джон Грейди услышал, как сзади что-то шмякнулось о землю. Обернувшись, он увидел, что это сапог Блевинса. Он покосился на мальчишку, но тот молча смотрел вперед из-под своей огромной шляпы. Кони вышагивали среди теней, падавших на дорогу. От папоротников поднимался пар. Время от времени попадались за росли кактусов чолья, на иголках которых вчерашний ураган распял птиц – серые безымянные пернатые замерли навсегда, словно застигнутые в полете. Некоторые висели, безвольно уронив крылья. Кое-кто, впрочем, еще был жив. Завидев проезжающих, птицы с трудом поворачивали головы, судорожно дергались и хрипло кричали, но кони не останавливались. В солнечном освещении ландшафт сказочно преобразился: зеленым огнем полыхали акации и паловерде, изумрудно светилась придорожная трава, бушевала зелень сосняков. Казалось, дождь зарядил электричеством невидимые батареи, которые и заработали теперь на полную мощность.
   
К полудню три конника на двух лошадях подъехали к лагерю у подножия столовой горы, что тянулась с востока на запад. Там журчал прозрачный ручей, и мексиканцы выкопали яму для очага, обложили ее камнями и установили котел. Он представлял собой нижнюю часть оцинкованной цистерны. Чтобы привезти его сюда из города Сарагоса, находящегося в восьмидесяти милях от лагеря, была изготовлена деревянная подставка на колесах с деревянной же крестовиной, чтобы удерживать котел на месте. Примятый чапарраль напоминал о том, что недавно лошади доставили сюда это полезное приспособление. Когда трое американцев подъехали к лагерю, то увидели там несколько мулов, навьюченных канделильей, из которой в этих местах делали воск. Спустившись со столовой горы, хозяева оставили нагруженных поклажей животных пастись, а сами расположились подкрепиться. Сейчас под ивами сидело с десяток мексиканцев в жутких лохмотьях, отдаленно напоминавших пижамы. Они ели оловянными ложками из глиняных мисок. Увидев новоприбывших, они подняли головы, но есть не перестали. Джон Грейди поздоровался, и ему ответил глухой хор голосов. Он слез с коня, мексиканцы посмотрели на него, потом переглянулись и снова продолжили обед.
   
Тьенен альго ке комер?[34]
   
Двое мексиканцев ложками показали на огонь, горевший в очаге. Когда с лошади сполз Блевинс, они снова переглянулись.
   
Ролинс и Джон Грейди извлекли из седельных сумок свои тарелки и ложки. Джон Грейди вынул из почерневшего мешочка эмалированную миску и дал Блевинсу вместе с вилкой с деревянным черенком. Они подошли к очагу и наполнили тарелки фасолью с мясом, а кроме того, с железного листа над огнем взяли по паре обгорелых тортилий. Потом устроились под ивами чуть поодаль от мексиканцев. Блевинс сел, вытянув ноги перед собой. Ноги выглядели такими бледными, что он застеснялся, подогнул их под себя и прикрыл колени краем одолженной Джоном Грейди рубашки. Они ели, а мексиканцы, успев уже закончить обед, курили сигареты и тихо рыгали.
   
Ты не спросишь у них насчет моего коня, обратился Блевинс к Джону Грейди.
   
Какое-то время тот жевал с задумчивым видом.
   
Если конь у них, то они сразу поняли, что он наш, сказал он.
   
Думаешь, они его украли?
   
Не видать тебе гнедого как своих ушей, злобно сказал Ролинс. Вот приедем в первый же городишко, так ты уж постарайся обменять свой кольт на какую ни то одежку и на автобусный билет домой, где там у тебя дом. Если, конечно, тут ходят автобусы. Может, этот твой приятель и готов таскать тебя по всей Мексике у себя за спиной, но лично с меня хватит.
   
У меня нет кольта. Он был в седельной сумке, сообщил Блевинс.
   
Ролинс коротко выругался.
   
Какое-то время Блевинс ел молча. Потом поднял голову.
   
Что я тебе такого сделал, спросил он.
   
Ровным счетом ничего. И главное, ничего не сделаешь. Я уж прослежу за этим.
   
Оставь его в покое. Ничего не случится, если мы попробуем помочь парню вернуть коня, сказал Джон Грейди.
   
Я просто сообщаю ему факты.
   
Он их знает без тебя.
   
По тому, как он себя ведет, трудно в это поверить.
   
Джон Грейди подобрал остатки чили кусочком тортильи, доел и его, а потом, поставив тарелку на землю, начал свертывать сигарету.
   
Никак не могу наесться. Что, по-твоему, они скажут, если мы возьмем себе добавки, сказал Ролинс.
   
По-моему, они возражать не станут. Валяй накладывай, сказал Блевинс.
   
Тебя кто спрашивает, оборвал его Ролинс.
   
Джон Грейди было полез в карман за спичками, потом передумал и, подойдя к мексиканцам, попросил огонька. Двое вытащили самодельные зажигалки, один выбил огонь. Джон Грейди закурил, кивнул. Он поинтересовался насчет котла, спросил про канделилью, которой были навьючены мулы. Мексиканцы стали рассказывать, как из нее делают воск, а один сходил к мулам и принес маленькую серую плитку, похожую на хозяйственное мыло. Джон Грейди поскреб ее ногтем, понюхал, посмотрел на свет.
   
Худой мексиканец в замызганной кожаной безрукавке пристально смотрел на Джона Грейди, потом кивнул и присвистнул. Когда Джон Грейди повернулся в его сторону, тот спросил, не приходится ли ему братом тот блондин. Джон Грейди понял, что речь идет о Блевинсе, и покачал головой.
   
Мексиканец тогда осведомился, кто он такой. Джон Грейди посмотрел на Блевинса, который стоял, натирая ноги куском сала, выданным ему мексиканским поваром.
   
Ун мучачо, но мас[35], сказал он.
   
Альгун парентеско?[36]
   
Но.
   
Ун амиго.[37]
   
Джон Грейди затянулся сигаретой, потом стряхнул пепел о каблук и сказал:
   
Нада.[38]
   
Наступило молчание. Худой смотрел на Джона Грейди, а тот, в свою очередь, на Блевинса. Затем худой спросил его, не хочет ли он продать мальчишку.
   
Джон Грейди ответил не сразу, и худой, возможно, решил, что он просто думает, сколько запросить. Мексиканцы ждали, что он скажет. Джон Грейди посмотрел на них и произнес одно слово:
   
Но.
   
Ке вале[39], спросил худой.
   
Джон Грейди затушил сигарету о подошву и встал.
   
Грасиас пор су оспиталитад[40], сказал он. Худой предложил заплатить за мальчишку воском. Остальные повернулись, посмотрели на него, затем перевели взгляды на Джона Грейди.
   
Джон Грейди, в свою очередь, посмотрел на мексиканцев. Они не выглядели разбойниками с большой дороги, но это не очень-то успокаивало. Он молча повернулся и зашагал через полянку к лошадям. Ролинс и Блевинс поднялись ему навстречу.
   
Что они сказали, спросил Блевинс.
   
Ничего.
   
Ты не спросил их насчет моего коня?
   
Нет.
   
Почему?
   
Потому что его у них нет.
   
А что говорил тебе тот тип?
   
Ничего. Собирай тарелки и поехали.
   
Ролинс посмотрел на мексиканцев. Он подобрал волочившиеся поводья и сел в седло.
   
Что случилось, парень, спросил он Джона Грейди.
   
Тот тоже сел в седло, посмотрел на мексиканцев, потом на Блевинса, стоявшего с тарелками в руках. Вид у него был растерянный.
   
Чего он на меня таращится, спросил мальчишка Ролинса.
   
Убирай тарелки в сумку и садись.
   
Но их надо помыть.
   
Делай, что тебе говорят.
   
Двое или трое мексиканцев поднялись на ноги. Блевинс засунул тарелки в сумку, а Джон Грейди помог ему вскарабкаться на Редбо.
   
Они выехали на дорогу и снова двинулись на юг. Ролинс оглянулся на лагерь и пустил Малыша рысью, Джон Грейди поравнялся с ним, и они поехали рядом по узкой дороге с глубокими колеями от телег. Они ехали молча. Когда они отъехали от лагеря на милю, Блевинс поинтересовался, чего хотел человек в безрукавке, но Джон Грейди не ответил. Тогда Блевинс снова задал свой вопрос, и Ролинс с интересом посмотрел на мальчишку.
   
Он хотел купить тебя, чучело, сказал он.
   
Джон Грейди не обернулся к Блевинсу и ничего не сказал. Они долго ехали в молчании. Затем Джон Грейди обратился к Ролинсу:
   
Зачем ты ему это брякнул? Кто тебя тянул за язык?
   
На ночлег они устроились в горах Сьерра-де-ла-Энкантада, развели костер и молча сели у огня. В отблесках пламени резко выделялись бледные и худые ноги Блевинса. К смазанной салом коже прилипла дорожная пыль и травинки. В больших и грязных трусах Блевинс сильно смахивал на мальчишку-батрака, которого хозяева держат в черном теле. Джон Грейди вытащил из своей скатки нижнее одеяло и протянул Блевинсу. Тот завернулся в него, прилег у костра и вскоре уснул. Ролинс кисло покосился на него, покачал головой и сплюнул.
   
От одного вида этого паршивца плакать хочется. Помнишь, что я тебе тогда говорил?
   
Помню.
   
Ролинс уставился в алое сердце костра.
   
А знаешь, что я тебе скажу теперь?
   
Быть беде.
   
Джон Грейди сидел, обхватив руками поднятые к подбородку колени, и курил, погрузившись в размышления.
   
Наказание, да и только, вздохнул Ролинс.
   
   
На следующий день они въехали в городок Энкантада, расположившийся в котловине в окружении невысоких гор. Первое, что бросилось им в глаза, был кольт Блевинса. Он торчал из заднего кармана брюк мексиканца, согнувшегося над открытым капотом «доджа». Первым увидел кольт Джон Грейди и не пришел в восторг.
   
Моя пушка, воскликнул Блевинс.
   
Джон Грейди резко обернулся и ухватил мальчишку за рубашку. Сделал он это вовремя, потому как тот уже собирался спрыгнуть с коня.
   
Сиди и не рыпайся, болван.
   
Еще чего! Кольт, между прочим, мой!
   
Серьезно? Ну и что же ты собираешься делать?
   
К ним подъехал Ролинс.
   
Не останавливаться, предупредил он Джона Грейди, глядя на кольт.
   
Из дверей ближайшего домика на них уже глазели дети. Блевинс то и дело озирался через плечо.
   
Если гнедой здесь, заметил Ролинс, то не надо обращаться к Дику Трейси[41], чтобы понять, кто его хозяин.
   
Что будем делать?
   
Не знаю. Но для начала надо убраться с этой чертовой улицы, если уже не поздно. Да и красавца нашего хорошо бы спрятать в укромном месте, пока мы разберемся, что к чему.
   
Тебя это устраивает, обратился Джон Грейди к Блевинсу.
   
Мне плевать, устраивает это его или нет, сказал Ролинс. Пусть помалкивает, если хочет, чтобы мы тратили на него время.
   
Ролинс поехал вперед, и вскоре они свернули в глинистый овраг, исполнявший обязанности улицы.
   
Перестань, черт возьми, вертеть головой, сказал Блевинсу Джон Грейди.
   
Они подъехали к тополям, дали Блевинсу фляжку с водой, велели ждать их тут, а сами отправились обратно на разведку. Они ехали шагом по очередной глинистой улице с глубокими колеями от телег, как вдруг увидели в незастекленном окне заброшенной хибары конскую морду.
   
Не останавливаться, предупредил Ролинс.
   
Джон Грейди кивнул.
   
Когда они вернулись к тополям, Блевинса и след простыл. Ролинс окинул взглядом пустынные и пыльные окрестности и потянулся за табаком.
   
Знаешь, что я тебе скажу, брат?
   
Ну?
   
За всю свою жизнь я один раз по-настоящему дал маху. Согласился на этот вот идиотизм. Раньше такого со мной не случалось. Раньше я всегда имел возможность выбирать. Ты меня понимаешь?
   
Вроде как понимаю… Ты что предлагаешь-то?
   
Ничего особенного. Только учти: у нас с тобой остался последний шанс. Сейчас или никогда. Другого такого шанса уже не будет, помяни мое слово, приятель…
   
По-твоему, надо бросить его?
   
Так точно. К чертям собачьим!
   
А если бы на его месте оказался ты?
   
Но я-то на своем месте.
   
Но если все-таки ты попал бы в его положение, что тогда?
   
Ролинс сунул в рот сигарету, переместил ее языком в угол, взял спичку и зажег ее о ноготь. Потом посмотрел на Джона Грейди.
   
Я бы не бросил тебя, а ты меня. На этот счет можно не сомневаться.
   
Ты понимаешь, в какой он угодил переплет?
   
Понимаю. Но угодил по собственной дурости!
   
Ролинс курил. Джон Грейди сидел, сложив руки перед собой на луке седла, и смотрел на них. Потом он поднял голову.
   
Я не могу, сказал он.
   
О'кей.
   
В каком смысле?
   
В самом прямом. О'кей значит о'кей. Я так и знал, что ты это скажешь. Не можешь так не можешь. На нет и суда нет.
   
Они спешились, привязали коней, а сами улеглись на сухие листья под тополем и вскоре заснули. Когда они проснулись, уже начало темнеть. Мальчишка сидел на корточках чуть поодаль и смотрел на них.
   
Скажите спасибо, что я не жулик, произнес он, а то запросто мог бы обобрать вас до нитки и ускакать. Ищи ветра в поле…
   
Ролинс повернулся, посмотрел на него из-под шляпы и снова отвернулся. Джон Грейди сел.
   
Ну, что-нибудь узнали, спросил Блевинс.
   
Твой гнедой здесь.
   
Вы его видели?
   
Да.
   
А седло?
   
Седла, извини, не видели.
   
Пока не получу все обратно, дальше не поеду, отрезал Блевинс.
   
Нет, вы только его послушайте! Крутой парень, фыркнул Ролинс.
   
Что он хочет этим сказать, спросил Блевинс Джона Грейди.
   
Не обращай внимания.
   
Если бы пропали его вещички, он запел бы по-другому. Не угомонился бы, пока не вернул бы все обратно.
   
Не поднимай волну.
   
Слушай, жопа. Если бы не этот человек, меня бы здесь не было. Я оставил бы тебя в том овраге. Нет, виноват. Я оставил бы тебя еще там, на Пекосе, понял?
   
Мы попробуем вернуть твоего коня, сказал Джон Грейди. Если это тебя не устраивает, так и скажи.
   
Блевинс уставился в землю.
   
Ему плевать, сказал Ролинс, и это ясно как божий день. Ему плевать, если нас пристрелят за конокрадство. Он этого, наверное, и добивается.
   
Это не конокрадство. Конь мой, сказал Блевинс
   
Серьезно? Ты бы им сразу так и сказал. Тот, у кого твой конь сейчас, все поймет.
   
Ладно тебе, пробормотал Блевинс
   
Джон Грейди посмотрел на него.
   
Мы вернем тебе коня, если ты сразу на нем уедешь отсюда.
   
Ладно.
   
Даешь слово?
   
Его слово – большая ценность, подал голос Ролинс.
   
Джон Грейди посмотрел на Ролинса. Тот лежал, накрыв лицо шляпой. Тогда он снова повернулся к Блевинсу.
   
Договорились?
   
Джон Грейди встал, взял скатку и, подойдя к Блевинсу, протянул ему одеяло.
   
Ложимся спать, спросил мальчишка.
   
Я ложусь.
   
Вы поели?
   
А то как же. Съели по хорошему бифштексу, а потом поделили и твой, сказал Ролинс.
   
Ну вас, буркнул Блевинс.
   
Когда они проснулись, луна уже зашла. Они сидели в темноте, курили. Джон Грейди смотрел на звезды.
   
Который час, парень, спросил его Ролинс.
   
В наших местах луна в первой четверти заходит в полночь.
   
Черт. Пожалуй, я снова лягу в кроватку, сказал Ролинс, затягиваясь сигаретой.
   
Валяй. Я тебя разбужу.
   
Годится.
   
Блевинс тоже лег спать. Но прежде чем заснуть, он долго сидел и смотрел на небесный свиток, развернувшийся от черной ограды гор на востоке. Городок был погружен во мрак. Стояла тишина. Ни одна собака не пожелала залаять и заявить о себе. Блевинс посмотрел на Ролинса, завернувшегося в одеяло, вспомнил его слова и подумал, что он, конечно же, прав и возразить ему нечего. Ночь тянулась и тянулась, и ковш Большой Медведицы медленно наклонялся.
   
Джон Грейди разбудил их за час до рассвета. Они заседлали лошадей, и Джон Грейди дал Блевинсу веревку.
   
Можешь сделать недоуздок?
   
Запросто!
   
Только спрячь под рубашку. Чтобы никто не видел, сказал Ролинс.
   
А кто в это время может увидеть?
   
Мало ли кто! Я заметил вон там огонек.
   
Поехали, сказал Джон Грейди.
   
В том проулке, где они обнаружили коня Блевинса, никаких фонарей не было и в помине. Они ехали медленно. Какая-то собака, ночевавшая на обочине, вдруг проснулась и начала лаять. Ролинс сделал вид, что сейчас запустит в нее тяжелым предметом, и она убралась от греха подальше. Когда они оказались возле нужного дома, Джон Грейди спешился, подошел к окну, заглянул, потом вернулся и сказал:
   
Не видать.
   
На улочке стояла мертвая тишина. Ролинс наклонился, сплюнул и выругался.
   
Вы уверены, что это здесь, спросил Блевинс.
   
Здесь, здесь…
   
Мальчишка соскользнул с лошади и, осторожно переставляя свои босые ноги, подошел к дому, заглянул в окно. Потом забрался внутрь.
   
Что он творит, спросил Ролинс.
   
А я почем знаю?
   
Они замерли в напряженном ожидании. Мальчишка как сквозь землю провалился.
   
Кто-то идет, прошептал Ролинс.
   
Залаяли собаки. Джон Грейди сел в седло, развернул Редбо, тихо поехал по дороге и остановил коня в темном месте. К нему присоединился Ролинс. По всему городку началась яростная собачья перекличка. В одном доме вспыхнул свет.
   
Ну, пошла потеха, усмехнулся Ролинс.
   
Джон Грейди покосился на него. Ролинс сидел и держал в одной руке карабин стволом вверх, уперев приклад в колено. Издалека, перекрывая собачий лай, раздался чей-то окрик.
   
Ты представляешь, что эти сволочи сделают с ним, если сцапают, ты случайно об этом не подумал, зашептал Ролинс.
   
Джон Грейди наклонился к шее Редбо и стал что-то шептать, гладя его по холке. Редбо заметно нервничал, хотя вообще-то был не робкого десятка. Джон Грейди повернул голову туда, где вспыхнул свет. Из темноты донеслось конское ржание.
   
Чертов псих, кретин, бормотал Ролинс.
   
И тут поднялся самый настоящий бедлам. Ролинс развернул Малыша, который вдруг встал на дыбы. Ролинс огрел его по крупу карабином, отчего тот присел на задние копыта. И тут с треском и грохотом, обвалив ветхий забор, на дорогу выскочил гнедой, на котором сидел Блевинс в своих грязных трусах. За ними неслась свора собак.
   
Эта кавалькада промчалась мимо Ролинса. Одной рукой Блевинс вцепился в гриву гнедого, а другой придерживал шляпу. Собачья стая запрудила дорогу. Конь Ролинса встал на дыбы, изогнулся, замотал головой, а гнедой жеребец Блевинса сделал на этом пятачке полный круг и остановился. Из темноты с равными промежутками донеслось три пистолетных выстрела – пах! пах! пах! Джон Грейди ударил каблуками по бокам своего жеребца, пригнулся в седле и пустился вскачь по дороге. Ролинс за ним. Их обоих вскоре обогнал Блевинс. Его бледные колени судорожно сжимали бока гнедого, а хвост рубашки развевался на скаку. Они не добрались до поворота, как вслед им раздалось еще три выстрела. Они выскочили на главную улицу и помчались в южном направлении. В домах стали загораться огни. Проскакав через городок отчаянным галопом, они вскоре оказались среди холмов. На востоке уже начинало светлеть. Когда между ними и городком расстояние выросло до мили, они нагнали Блевинса. Развернув гнедого поперек дороги, он смотрел на них – и следил за дорогой.
   
Стойте. Надо послушать, сказал он.
   
Они пытались успокоить разгоряченных коней.
   
Сукин сын, сказал Ролинс.
   
Блевинс ничего не ответил. Он слез с гнедого и лег на дорогу, приложив ухо к земле. Потом встал и начал забираться на своего коня.
   
Ребята, за нами погоня, сообщил он.
   
На лошадях?
   
Да. Имейте в виду, вам за мной не угнаться. А им нужен я. Поэтому я поскачу по дороге. А они понесутся за тучей пыли. Мой вам совет – тихо отъехать в сторонку, а потом встретимся дальше по дороге.
   
Не успели они возразить или согласиться, как Блевинс повернул гнедого и взял с места в карьер.
   
Он прав. Давай съедем с этой чертовой дороги, сказал Джон Грейди.
   
Ладно.
   
Они продвигались через кустарник, стараясь не выезжать на возвышенности. Они ехали, низко пригнувшись к шеям лошадей, чтобы не замаячить на фоне неба.
   
Кончится дело тем, что лошадей покусают змеи, ворчал Ролинс.
   
Скоро рассветет.
   
Тогда нас просто пристрелят.
   
Вскоре они услышали, как по дороге пронеслись лошади. Затем еще. Потом наступила тишина.
   
Надо где-нибудь спрятаться. А то скоро и впрямь рассветет, сказал Ролинс.
   
Угу.
   
А вдруг на обратном пути они заметят, где мы съехали с дороги?
   
Если их там проехало много, то вряд ли.
   
А если они сцапают этого паршивца, что тогда?
   
Джон Грейди промолчал.
   
Он запросто расскажет им, куда мы с тобой подались.
   
Не думаю.
   
Расскажет как миленький. Если они только пальцем ему погрозят, он выложит все подчистую.
   
Тогда лучше двинуть дальше.
   
Не знаю, как ты, но я, похоже, скоро останусь без коня. Малышу надо дать передышку.
   
Тогда что ты собираешься делать?
   
…твою мать! У нас нет выбора. Ладно, погодим до рассвета… Может, в этих краях отыщется чем покормить коней.
   
Может быть.
   
Они убавили шаг, подъехали к гребню холма. Серый ландшафт вокруг и внизу словно застыл. Они спешились, двинулись по гребню. В чаппррале начали попискивать птички.
   
Ты не помнишь, когда мы в последний раз ели, вдруг спросил Ролинс.
   
Я как-то даже забыл о еде.
   
Я и сам только сейчас вспомнил. Когда в тебя стреляют, аппетит пропадает начисто.
   
Погоди.
   
Что такое?
   
Погоди, говорят тебе! Они застыли, вслушиваясь в тишину.
   
Я ничего не слышу.
   
Кто-то едет верхом.
   
По дороге?
   
Точно не могу сказать.
   
Ты что-нибудь видишь?
   
Нет.
   
Тогда давай пошевеливаться.
   
Джон Грейди сплюнул, прислушался еще раз. Потом они поехали дальше.
   
К полудню они добрались до песчаной балки, где оставили коней, а сами поднялись на холм и, усевшись среди камней, стали смотреть на северо-восток. На противоположном холме они увидели оленя, но больше никого не было.
   
Видишь отсюда дорогу, спросил Ролинс Джона Грейди.
   
Нет.
   
Они еще немного посидели в молчании, потом Ролинс прислонил свой карабин к колену и достал табак. Я, пожалуй, покурю, сказал он. На востоке обозначилась широкая светлая полоса, и вскоре из-за горизонта стал вылезать багровый край солнца.
   
Погляди вон туда, сказал Джон Грейди.
   
Что-что?
   
Погляди вон туда.
   
Примерно в двух милях от них, на вершине холма, показались всадники. Один, второй, третий… Затем они снова исчезли.
   
И куда же, по-твоему, они направляются?
   
Не уверен на все сто, но у меня есть одно неприятное предчувствие, приятель, сказал Джон Грейди.
   
Похоже, нам суждено сложить головы в этой чертовой стране, в тон ему отозвался Ролинс, вертя в пальцах сигарету.
   
Ни за что!!!
   
Думаешь, они смогут выследить нас в этих глухих местах?
   
Не знаю. Может, да, а может, нет.
   
Вот что я скажу тебе, приятель. Если даже они нас и выследят, им все равно придется переступить через ствол этой вот винтовки.
   
Джон Грейди посмотрел на Ролинса, потом на вершину холма, где совсем недавно мелькнули люди на лошадях.
   
Очень не хотелось бы с боем прорываться назад, в Техас, сказал он.
   
Где твоя пушка?
   
В седельной сумке.
   
Если я когда-нибудь еще увижу этого крысенка, то собственноручно сверну ему шею, сказал Ролинс, закуривая сигарету. Чтоб мне провалиться, если я этого не сделаю.
   
Ладно, пора в путь-дорогу, сказал Джон Грейди. Им еще до нас ехать и ехать. И вообще, лучше удирать, чем топтаться на месте.
   
Они поехали на запад. Солнце светило им в спины, и перед ними маячили тени – лошадей и их собственные – высокие, словно деревья. Когда-то тут действовали вулканы, и теперь Ролинс и Джон Грейди ехали по холмистой долине, усыпанной мельчайшими обломками черной лавы, и то и дело оглядывались. Они еще раз увидели всадников – гораздо южнее той точки, где ожидали их увидеть. Потом они увидели их в третий раз.
   
Если их лошади не выбились из сил, они должны прибавить ходу, заметил Ролинс.
   
Верно.
   
К полудню они оказались на вершине горы вулканического происхождения. Там они развернули лошадей и застыли в ожидании.
   
Что скажешь, приятель, нарушил молчание Ролинс.
   
Ну, во-первых, они знают, что гнедой не у нас. Это сто процентов. Поэтому им незачем особенно стараться.
   
Наверное, ты прав.
   
Они долго всматривались в даль. Но никаких признаков движения так и не заметили.
   
Похоже, они плюнули на нас, сказал Ролинс.
   
Мне тоже так кажется.
   
Тогда вперед!
   
Ближе к вечеру кони выбились из сил и начали спотыкаться. Джон Грейди и Ролинс напоили их из шляпы, опорожнив в нее одну фляжку, а другую осушили до дна сами. Потом продолжили путь. Больше те трое на конях не появлялись. Под вечер они увидели лагерь пастухов-вакеро на другой стороне глубокого арройо, дно которого было устлано большими белыми валунами. Пастухи, похоже, выбрали такое место для стоянки из соображений безопасности, позволявших в случае чего держать оборону. Так, собственно, поступали и их предки в далекие и воинственные времена. Пастухи внимательно следили за двумя всадниками, двигавшимися по другой стороне арройо.
   
Что скажешь, подал голос Джон Грейди.
   
Давай поедем дальше. Что-то мне не нравятся обитатели этих краев. Уберемся-ка от греха подальше.
   
Согласен.
   
Проехав еще с милю, они спустились в арройо в поисках воды. Но воды там не оказалось. Они спешились и, спотыкаясь, уже вчетвером потащились дальше в сгущавшихся сумерках. Ролинс, по-прежнему держа в руке карабин, вглядывался в многочисленные следы птиц и диких свиней на песке.
   
Когда совсем стемнело, они привязали коней, а сами расположились на одеялах и сидели молча, в темноте, не разжигая костра.
   
Надо бы разжиться водой у этих пастухов, сказал Ролинс.
   
Утром найдем воду сами.
   
Поскорее бы утро…
   
Джон Грейди промолчал.
   
Черт. Малыш будет метаться и ржать всю ночь. Я-то его знаю…
   
Они небось решат, что мы спятили.
   
Разве это не так?
   
Думаешь, Блевинса сцапали?
   
Не знаю.
   
Я буду спать
   
Они лежали, завернувшись в одеяла. Невдалеке беспокойно топтались Малыш и Редбо.
   
Одного все-таки у него не отнять, сказал вдруг Ролинс.