1 2 3 4 5 6 
   
— Если б только я могла разобрать, где у него шея, а где талия, — сказала она про себя.
   
Судя по всему, Шалтай-Болтай очень рассердился. С минуту он молчал, а потом просипел глубоким басом:
   
— Как мне … надоели … все, кто не может отличить пояса от галстука!
   
— Я страшно необразованная, я знаю! — сказала Алиса с таким смирением, что Шалтай мгновенно смягчился.
   
— Это галстук, дитя мое! И очень красивый! Тут ты совершенно права! Подарок от Белого Короля и Королевы! Понятно?
   
— Неужели? — воскликнула Алиса, радуясь, что тема для разговора была все же выбрана удачно.
   
— Они подарили его мне, — продолжал задумчиво Шалтай-Болтай, закинув ногу за ногу и обхватывая колено руками, — они подарили его мне на день… на день нерожденья.
   
— Простите? — переспросила Алиса, растерявшись.
   
— Я не обиделся, — отвечал Шалтай-Болтай. — Можешь не извиняться!
   
— Простите, но я не поняла: подарок на день нерожденья? Что это такое?
   
— Подарок, который тебе дарят не на день рожденья, конечно.
   
Алиса задумалась.
   
— Мне больше нравятся подарки на день рожденья, — сказала она наконец.
   
— А вот и зря! — вскричал Шалтай-Болтай. — Сколько в году дней?
   
— Триста шестьдесят пять.
   
— А сколько у тебя дней рожденья?
   
— Один.
   
— Триста шестьдесят пять минус один — сколько это будет?
   
— Триста шестьдесят четыре, конечно.
   
Шалтай-Болтай поглядел на Алису с недоверием.
   
— Ну-ка, посчитай на бумажке, — сказал он 88.
   
Алиса улыбнулась, вынула из кармана записную книжку и написала:
   
   
365
   
— 1
   
–
   
364
   
   
Шалтай-Болтай взял книжку и уставился в нее.
   
— Кажется, здесь нет ошиб… — начал он.
   
— Вы ее держите вверх ногами, — прервала его Алиса.
   
— Ну, конечно, — весело заметил Шалтай-Болтай и взял перевернутую Алисой книжку. — То-то я смотрю, как странно все это выглядит! Поэтому я и сказал: «Кажется, здесь нет ошибки!», — хоть я и не успел разобраться как следует… Значит так: триста шестьдесят четыре дня в году ты можешь получать подарки на день нерожденья…
   
— Совершенно верно, — сказала Алиса.
   
— И только один раз на день рожденья! Вот тебе и слава!
   
— Я не понимаю, при чем здесь «слава»? — спросила Алиса.
   
Шалтай-Болтай презрительно улыбнулся.
   
— И не поймешь, пока я тебе не объясню, — ответил он. — Я хотел сказать: «Разъяснил, как по полкам разложил!»
   
— Но «слава» совсем не значит: «разъяснил, как по полкам разложил!» — возразила Алиса.
   
— Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше, — сказал Шалтай презрительно.
   
— Вопрос в том, подчинится ли оно вам, — сказала Алиса.
   
— Вопрос в том, кто из нас здесь хозяин, — сказал Шалтай-Болтай 89. — Вот в чем вопрос!
   
Алиса вконец растерялась и не знала, что и сказать; помолчав с минуту, Шалтай-Болтай заговорил снова.
   
— Некоторые слова очень вредные. Ни за что не поддаются! Особенно глаголы! Гонору в них слишком много! Прилагательные попроще — с ними делай, что хочешь. Но глаголы себе на уме! Впрочем, я с ними со всеми справляюсь. Световодозвуконепроницаемость! Вот что я говорю!
   
— Скажите, пожалуйста, что это такое? — спросила Алиса.
   
— Вот теперь ты говоришь дело, дитя, — ответил Шалтай, так и сияя от радости. — Я хотел сказать: «Хватит об этом! Скажи-ка мне лучше, что ты будешь делать дальше! Ты ведь не собираешься всю жизнь здесь сидеть!»
   
— И все это в одном слове? — сказала задумчиво Алиса. — Не слишком ли это много для одного!
   
— Когда одному слову так достается, я всегда плачу ему сверхурочные, — сказал Шалтай-Болтай.
   
— Ах, вот как, — заметила Алиса.
   
Она совсем запуталась и не знала, что и сказать.
   
— Посмотрела бы ты, как они окружают меня по субботам, — продолжал Шалтай, значительно покачивая головой. — Я всегда сам выдаю им жалованье.
   
(Алиса не решилась спросить, чем он им платит, поэтому и я ничего не могу об этом сказать.)
   
— Вы так хорошо объясняете слова, сэр, — сказала Алиса. — Объясните мне, пожалуйста, что значит стихотворение под названием «Бармаглот».
   
— Прочитай-ка его, — ответил Шалтай. — Я могу тебе объяснить все стихи, какие только были придуманы, и кое-что из тех, которых еще не было!
   
Это обнадежило Алису, и она начала:
   
    
     
Варкалось. Хливкие шорьки
     
Пырялись по наве.
     
И хрюкотали зелюки,
     
Как мюмзики в мове.
    
   
   
— Что же, хватит для начала! — остановил ее Шалтай. — Здесь трудных слов достаточно! Значит, так: «варкалось» — это четыре часа пополудни, когда пора уже варить обед.
   
— Понятно, — сказала Алиса, — а «хливкие»?
   
— «Хливкие» — это хлипкие и ловкие. «Хлипкие» значит то же, что и «хилые». Понимаешь, это слово как бумажник. Раскроешь, а там два отделения! 91 Так и тут — это слово раскладывается на два!
   
— Да, теперь мне ясно, — заметила задумчиво Алиса. — А «шорьки» кто такие?
   
— Это помесь хорька, ящерицы и штопора!
   
— Забавный, должно быть, у них вид!
   
— Да, с ними не соскучишься! — согласился Шалтай. — А гнезда они вьют в тени солнечных часов. А едят они сыр.
   
— А что такое «пырялись»?
   
— Прыгали, ныряли, вертелись!
   
— А «нава», — сказала Алиса, удивляясь собственной сообразительности. — Это трава под солнечными часами, верно?
   
— Ну да, конечно! Она называется «нава», потому что простирается немножко направо… немножко налево…
   
— И немножко назад! — радостно закончила Алиса 93.
   
— Совершенно верно! Ну, а «хрюкотали» это хрюкали и хохотали… или, может, летали, не знаю. А «зелюки» это зеленые индюки! Вот тебе еще один бумажник!
   
   
   
   
— А «мюмзики» — это тоже такие зверьки? — спросила Алиса. — Боюсь, я вас очень затрудняю.
   
— Нет, это птицы! Бедные! Перья у них растрепаны и торчат по все стороны, будто веник… Ну а насчет «новы» я и сам сомневаюсь. По-моему, это значит «далеко от дома». Смысл тот, что они потерялись. Надеюсь, ты теперь довольна! Где ты слышала такие мудреные вещи?
   
— Я прочитала их сама в книжке, — ответила Алиса. — А вот Траляля… да, кажется, Траляля, читал мне стихи, так они были гораздо понятнее!
   
— Что до стихов, — сказал Шалтай и торжественно поднял руку, — я тоже их читаю не хуже других. Если уж на то пошло…
   
— Ах, нет, пожалуйста, не надо, — торопливо сказала Алиса.
   
Но он не обратил на ее слова никакого внимания.
   
— Вещь, которую я сейчас прочитаю, — произнес он, — была написана специально для того, чтобы тебя развлечь.
   
Алиса поняла, что придется ей его выслушать. Она села и грустно сказала:
   
— Спасибо.
   
    
     
Зимой, когда белы поля,
     
Пою, соседей веселя.
    
   
   
— Это так только говорится, — объяснил Шалтай. — Конечно, я совсем не пою.
   
— Я вижу, — сказала Алиса.
   
— Если ты видишь, пою я или нет, значит, у тебя очень острое зрение, — ответил Шалтай.
   
Алиса промолчала.
   
    
     
Весной, когда растет трава,
     
Мои припомните слова.
    
   
   
— Постараюсь, — сказала Алиса.
   
    
     
А летом ночь короче дня,
     
И, может, ты поймешь меня.
    
    
     
Глубокой осенью в тиши
     
Возьми перо и запиши.
    
   
   
— Хорошо, — сказала Алиса. — Если только я к тому времени их не позабуду.
   
— А ты не можешь помолчать? — спросил Шалтай. — Несешь ерунду — только меня сбиваешь.
   
    
     
В записке к рыбам как-то раз
     
Я объявил: «Вот мой приказ».
    
    
     
И вскоре (через десять лет)
     
Я получил от них ответ.
    
    
     
Вот что они писали мне:
     
«Мы были б рады, но мы не…»
    
   
   
— Боюсь, я не совсем понимаю, — сказала Алиса.
   
— Дальше будет легче, — ответил Шалтай-Болтай.
   
    
     
Я им послал письмо опять:
     
«Я вас прошу не возражать!»
    
    
     
Они ответили: «Но, сэр!
     
У вас, как видно, нет манер!»
    
    
     
Сказал им раз, сказал им два —
     
Напрасны были все слова.
    
    
     
Я больше вытерпеть не мог.
     
И вот достал я котелок…
    
    
     
(А сердце — бух, а сердце — стук),
     
Налил воды, нарезал лук.
    
    
     
Тут Некто из Чужой Земли
     
Сказал мне: «Рыбки спать легли».
    
    
     
Я отвечал: «Тогда пойди
     
И этих рыбок разбуди».
    
    
     
Я очень громко говорил,
     
Кричал я из последних сил.
    
   
   
   
   
Шалтай-Болтай прокричал последнюю строчку так громко, что Алиса подумала:
   
— Не завидую я этому чужестранцу!
   
    
     
Но он был горд и был упрям,
     
И он сказал: «Какой бедлам!»
    
    
     
Он был упрям и очень горд,
     
И он воскликнул: «Что за черт!»
    
    
     
Я штопор взял и ватерпас,
     
Сказал я: «Обойдусь без вас!»
    
    
     
Я волновался неспроста —
     
Дверь оказалась заперта.
    
    
     
Стучал я в дверь, стучал в окно
     
И достучался бы я, но…
    
   
   
Наступило долгое молчание.
   
— И это все? — спросила робко Алиса.
   
— Да, — сказал Шалтай-Болтай. — Прощай!
   
Этого Алиса не ожидала, но после такого прозрачного намека оставаться было бы невежливо. Она встала и протянула Шалтаю руку.
   
   
   
   
— До свидания, — сказала она, стараясь, чтобы голос ее звучал бодро. — Надеюсь, мы еще встретимся.
   
— Даже если встретимся, я тебя все равно не узнаю, — недовольно проворчал Шалтай и подал ей один палец. — Ты так похожа на всех людей!
   
— Обычно людей различают по лицам, — заметила задумчиво Алиса.
   
— Вот я и говорю, — сказал Шалтай-Болтай. — Все на одно лицо: два глаза (и он дважды ткнул большим пальцем в воздухе)… в середине — нос, а под ним — рот. У всех всегда одно и то же! Вот если бы у тебя оба глаза были на одной стороне, а рот на лбу, тогда я, возможно, тебя бы запомнил.
   
— Но это было бы так некрасиво! — возразила Алиса.
   
В ответ Шалтай-Болтай только закрыл глаза и сказал:
   
— Попробуй — увидишь!
   
Алиса немножко подождала, не скажет ли он еще что-нибудь, но он не открывал глаз и вел себя так, словно ее здесь и не было.
   
— До свидания, — сказала она снова и, не получив ответа, тихонько пошла прочь.
   
Она шла и шептала:
   
— В жизни не встречала такого препротивнейшего…
   
Она остановилась и громко повторила это слово — оно было такое длинное, что произносить его было необычайно приятно.
   
— В жизни не встречала такого препротивнейшего…
   
Но ей не суждено было закончить эту фразу: страшный грохот прокатился по лесу.
  
  
   
    
Глава VII ЛЕВ И ЕДИНОРОГ
   
   
В тот же миг по лесу побежала королевская рать — солдаты бежали сначала по двое и по трое, потом десятками и сотнями и, наконец, огромными толпами, так что, казалось, весь лес наполнился ими; Алиса испугалась, как бы ее не затоптали, и, спрятавшись за дерево, смотрела на них.
   
Никогда в жизни ей не доводилось видеть солдат, которые так плохо бы держались на ногах: они то и дело спотыкались и падали, а стоило одному из них упасть, как на него тут же валился еще десяток, так что вскоре по всему лесу солдаты валялись кучами.
   
   
   
   
За солдатами появилась королевская конница. У коней все же было по четыре ноги, но и они порой спотыкались, и, если уж конь спотыкался, всадник — такое уж, видно, тут было правило — тотчас летел на землю. В лесу началась кутерьма, и Алиса рада была выбраться на полянку, где она увидела Белого Короля — он сидел на земле и что-то торопливо писал в записной книжке.
   
— Я послал всю королевскую конницу и всю королевскую рать! — воскликнул Король радостно, завидев Алису. — Ты шла лесом, милая? Ты их, наверное, видела?
   
— Да, видела, — сказала Алиса. — Как тут не увидеть. Их там целые тысячи!
   
— Точнее, четыре тысячи двести семь человек, — сказал Король, заглянув в записную книжку. — Я оставил себе только двух коней — они мне нужны для игры 94. И двух гонцов я тоже не послал — они в городе. Я жду их с минуты на минуту. Взгляни-ка на дорогу! Кого ты там видишь?
   
— Никого, — сказала Алиса.
   
— Мне бы такое зрение! — заметил Король с завистью. — Увидеть Никого! Да еще на таком расстоянии! А я против солнца и настоящих-то людей с трудом различаю!
   
Но Алиса его не слушала: она не отрываясь смотрела из-под руки на дорогу.
   
— Там кто-то идет! — сказала она наконец. — Только очень медленно. И как-то странно!
   
(Гонец прыгал то на одной ножке, то на другой, а то извивался ужом, раскинув руки, как крылья.)
   
— A-a! — сказал Король. — Это Англосаксонский Гонец со своими англосаксонскими позами 95. Он всегда так, когда думает о чем-нибудь веселом. А зовут его Зай Атс 97.
   
— «Мою любовь зовут на З», — быстро начала Алиса 98. — Я его люблю, потому что он Задумчивый. Я его боюсь, потому что он Задира. Я его кормлю… Запеканками и Занозами. А живет он…
   
— Здесь, — сказал Король, и не помышляя об игре: пока Алиса искала город на З, он в простоте душевной закончил ее фразу.
   
— А второго гонца зовут Болванc Чик, — прибавил Король. — У меня их два — один бежит туда, а другой — оттуда.
   
— Прошу вас… — начала Алиса.
   
— Не попрошайничай, — сказал Король строго. — Порядочные люди этого не делают!
   
— Я просто хотела сказать: «Прошу вас, объясните мне это, пожалуйста». Как это: один бежит туда, а другой оттуда? Я не понимаю…
   
— Но я же тебе говорю: у меня их два! — отвечал Король нетерпеливо. — Один живет, другой — хлеб жует.
   
В эту минуту к ним подбежал Гонец; он так запыхался, что не мог произнести ни слова — только махал руками и строил бедному Королю рожи.
   
— Эта молодая особа любит тебя, потому что ты задумчивый, — сказал Король, представляя Алису. Он надеялся отвлечь внимание Гонца, но тщетно — Англосаксонский Гонец не бросил своих штучек, а только бешено завращал глазами и принялся выкидывать одно коленце чуднее другого.
   
— Ты меня пугаешь! — сказал Король. — Мне дурно… Дай мне запеканки!
   
К величайшему восторгу Алисы, Гонец тут же открыл сумку, висевшую у него через плечо, вынул запеканку и подал Королю, который с жадностью ее проглотил.
   
   
   
   
— Еще! — потребовал Король.
   
— Больше не осталось — одни занозы, — ответил Гонец, заглянув в сумку.
   
— Давай занозы, — прошептал Король, закатывая глаза.
   
Занозы Королю явно помогли, и Алиса вздохнула с облегчением.
   
— Когда тебе дурно, всегда ешь занозы, — сказал Король, усиленно работая челюстями. — Другого такого средства не сыщешь!
   
— Правда? — усомнилась Алиса. — Можно ведь брызнуть холодной водой или дать понюхать нашатырю. Это лучше, чем занозы!
   
— Знаю, знаю, — отвечал Король. — Но я ведь сказал: «Другого такого средства не сыщешь!» Другого, а не лучше!
   
Алиса не решилась ему возразить.
   
— Кого ты встретил по дороге? — спросил Король Гонца, протягивая руку за второй порцией заноз.
   
— Никого, — отвечал Гонец.
   
— Слышал, слышал, — сказал Король. — Эта молодая особа тоже его видела. Он, значит, не так быстро бегает, как ты?
   
— Я стараюсь, как могу, — отвечал угрюмо Гонец. — Никто меня не обгонит! 99
   
— Конечно, не обгонит, — подтвердил Король. — Иначе он пришел бы сюда первым! Что ж, ты теперь отдышался, скажи-ка, что слышно в городе?
   
— Лучше я шепну вам на ухо, — сказал Гонец и, поднеся руки трубкой ко рту, нагнулся к Королю. Алиса огорчилась — ей тоже хотелось знать, что происходит в городе. Но Гонец гаркнул Королю прямо в ухо:
   
— Они опять взялись за свое!
   
— Это, по-твоему, шепот? — вскричал бедный Король, подскочив на месте и передергивая плечами. — Не смей больше так кричать! А не то живо велю тебя поджарить на сливочном масле! У меня в голове все гудит, словно там землетрясение!
   
— Маленькое такое землетрясеньице, — подумала про себя Алиса. Вслух же она спросила:
   
— Кто взялся за свое?
   
— Как — кто? Единорог и Лев, конечно, — отвечал Король.
   
— Смертный бой за корону? — спросила Алиса.
   
— Ну, конечно, — сказал Король. — Смешнее всего то, что они бьются за мою корону! Побежим, посмотрим?
   
И они побежали. На бегу Алиса твердила про себя слова старой песенки:
   
    
     
Вел за корону смертный бой со Львом Единорог 100.
     
Гонял Единорога Лев вдоль городских дорог.
     
Кто подавал им черный хлеб, а кто давал пирог,
     
А после их под барабан прогнали за порог.
    
   
   
— Кто… победит… получит… корону? — спросила Алиса, тяжело дыша.
   
— Ну, нет! — сказал Король 101. — Что это тебе в голову пришло?
   
— Будьте так добры… — проговорила, задыхаясь, Алиса. — Давайте сядем на минутку… чтоб отдышаться немного.
   
— Сядем на Минутку? — повторил Король. — И это ты называешь добротой? К тому же Минутку надо сначала поймать. А мне это не под силу! Она пролетает быстро, как Брандашмыг! За ней не угонишься!
   
У Алисы от бега перехватило дыхание — она не могла в ответ сказать ни слова. Молча они побежали дальше, пока не увидели, наконец, огромную толпу, окружившую Льва и Единорога, которые бились так, что пыль стояла столбом… Поначалу Алиса никак не могла разобрать, где Лев, а где Единорог, но, наконец, узнала Единорога по торчащему вперед рогу.
   
Они протиснулись вперед и стали рядом со вторым Гонцом, Болванc Чиком, который наблюдал бой, держа в одной руке чашку с чаем, а в другой — бутерброд.
   
   
   
   
— Его только что выпустили из тюрьмы, — шепнул Зай Атс Алисе. — А когда его взяли, он только что начал пить чай. В тюрьме же их кормили одними устричными ракушками. Вот почему он так голоден.
   
И, подойдя к Болванc Чику, он нежно обнял его за плечи.
   
— Как поживаешь, дитя? — спросил он.
   
Болванc Чик оглянулся, кивнул и снова принялся жевать.
   
— Хорошо тебе было в тюрьме, дитя? — спросил Зай Атс.
   
Болванc Чик снова оглянулся: из глаз его упали две слезы — и опять он не сказал ни слова.
   
— Что же ты молчишь? — нетерпеливо вскричал Зай Атс.
   
Но Болванc Чик только откусил еще хлеба и запил его чаем.
   
— Что же ты молчишь? — воскликнул король. — Как тут они дерутся?
   
Болванc Чик сделал над собой отчаянное усилие и разом проглотил большой кусок хлеба с маслом.
   
— Очень хорошо, — отвечал он, давясь. — Каждый из них вот уже около восьмидесяти семи раз был сбит с ног!
   
— Значит, скоро им подадут черный хлеб и пирог? — спросила, осмелев, Алиса.
   
— Да, уже все готово, — отвечал Болванс Чик. — Я даже отрезал себе кусочек.
   
Тут бой прекратился, и Лев с Единорогом уселись, тяжело дыша, на землю.
   
— Перерыв — десять минут! — закричал Король. — Всем подкрепиться!
   
Гонцы вскочили на ноги и обнесли всех хлебом. Алиса взяла кусочек на пробу, но он был очень сухой.
   
— Вряд ли они будут сегодня еще драться, — сказал Король Болванc Чику. — Поди, вели барабанщикам начинать!
   
Болванc Чик кинулся исполнять приказание.
   
Алиса молча смотрела ему вслед. Вдруг она оживилась.
   
— Смотрите! Смотрите! — закричала она. — Вон Белая Королева! Выскочила из лесу и бежит через поле! 102 Как эти Королевы носятся!
   
— Ей, видно, кто-то грозит, — проговорил Король, не поднимая глаз. — Какой-нибудь враг! Тот лес ими так и кишит!
   
— Разве вы не поспешите ей на помощь? — спросила Алиса, не понимая, почему он так спокоен.
   
— Не к чему! Не к чему! — сказал Король. — Она так бегает, что ее не догонишь! Все равно что пытаться поймать Брандашмыга! Но, если хочешь, я сделаю о ней запись в своей книжке…
   
Он открыл книжку и начал писать.
   
«Она такое милое и доброе существо», — произнес он вполголоса и взглянул на Алису. — Как писать «существо» — через «е» или «и»?
   
Мимо, сунув руки в карманы, прошествовал Единорог.
   
— Сегодня я взял верх, — бросил он небрежно, едва взглянув на Короля.
   
— Слегка, — нервно отвечал Король. — Только зачем вы проткнули его насквозь?
   
— Больно ему не было, — сказал Единорог спокойно.
   
И пошел было мимо. Но тут взгляд его упал на Алису. Он круто повернулся и начал разглядывать ее с глубочайшим отвращением.
   
— Это… что… такое? — спросил он наконец.
   
— Это детеныш, — с готовностью ответил Зай Атс. Он подошел к Алисе и, представляя ее, широко повел обеими руками, приняв одну из Англосаксонских поз. — Мы только сегодня ее нашли! Это самый настоящий, живой детеныш — живее некуда!
   
— А я-то всегда был уверен, что дети — просто сказочные чудища, — заметил Единорог. — Как ты сказал? Она живая?
   
— Она говорящая, — торжественно отвечал Зай Атс.
   
Единорог задумчиво посмотрел на Алису и проговорил:
   
— Говори, детеныш!
   
Губы у Алисы дрогнули в улыбке, и она сказала:
   
— А, знаете, я всегда была уверена, что единороги — просто сказочные чудища! Я никогда не видела живого единорога!
   
— Что ж, теперь, когда мы увидели друг друга, — сказал Единорог, — можем договориться: если ты будешь верить в меня, я буду верить в тебя! Идет?
   
— Да, если вам угодно, — отвечала Алиса.
   
— Подавай-ка пироги, старина, — продолжал Единорог, поворачиваясь к Королю. — Черный хлеб я в рот не беру!
   
— Сейчас, сейчас, — пробормотал Король и подал знак Болванc Чику. — Открой сумку — да поживее! — прошептал он. — Да не ту, там одни занозы!
   
Болванc Чик вынул из сумки огромный пирог и дал его Алисе подержать, а сам достал еще блюдо и большой хлебный нож. Как там столько уместилось, Алиса понять не могла. Все это было похоже на фокус в цирке.
   
В это время к ним подошел Лев — вид у него был усталый и сонный, глаза то и дело закрывались.
   
   
   
   
— А это что такое? — спросил он, моргая, голосом глухим и глубоким, словно колокол 103.
   
— Попробуй отгадай! — воскликнул радостно Единорог. — Ни за что не отгадаешь! Я и то не смог!
   
Лев устало посмотрел на Алису.
   
— Ты кто? — спросил он, зевая после каждого слова. — Животное?.. Растение?.. Минерал?..
   
Не успела Алиса и рта раскрыть, как Единорог закричал:
   
— Это сказочное чудище — вот это кто!
   
— Что ж, угости нас пирогом, Чудище, — сказал Лев и улегся на траву, положив подбородок на лапы.
   
И, взглянув на Короля и Единорога, прибавил:
   
— Да сядьте вы! Только смотрите мне — пирог делить по-честному!
   
Королю, видно, не очень-то хотелось сидеть между Единорогом и Львом, но делать было нечего: другого места для него не нашлось.
   
— А вот сейчас можно бы устроить великолепный бой за корону, — сказал Единорог, хитро поглядывая на Короля. Бедный Король так дрожал, что корона чуть не слетела у него с головы.
   
— Я бы легко одержал победу, — сказал Лев.
   
— Сомневаюсь, — заметил Единорог.
   
— Я ж тебя прогнал по всему городу, щенок, — разгневался Лев и приподнялся.
   
Ссора грозила разгореться, но тут вмешался Король. Он очень нервничал, и голос его дрожал от волнения.
   
— По всему городу? — переспросил он. — Это немало! Как вы гонялись — через старый мост или через рынок? Вид со старого моста не имеет себе равных… 105
   
— Не знаю, — проворчал Лев и снова улегся на траву. — Пыль стояла столбом — я ничего не видел. Что это Чудище так долго режет пирог?
   
Алиса сидела на берегу ручейка, поставив большое блюдо себе на колени, и прилежно водила ножом.
   
— Ничего не понимаю! — сказала она Льву (она уже почти привыкла к тому, что ее зовут Чудищем). — Я уже отрезала несколько кусков, а они опять срастаются!
   
— Ты не умеешь обращаться с Зазеркальными пирогами, — заметил Единорог. — Сначала раздай всем пирога, а потом разрежь его!
   
Конечно, это было бессмысленно, но Алиса послушно встала, обнесла всех пирогом, и он тут же разделился на три части.
   
— А теперь разрежь его, — сказал Лев, когда Алиса села на свое место с пустым блюдом в руках.
   
— Это нечестно! — закричал Единорог. (Алиса в растерянности смотрела на пустое блюдо, держа в руке нож.) — Чудище дало Льву кусок вдвое больше моего! 106
   
— Зато себе оно ничего не взяло, — сказал Лев. — Ты любишь сливовый пирог, Чудище?
   
Не успела Алиса ответить, как забили барабаны.
   
Она никак не могла понять, откуда раздается барабанная дробь, но воздух прямо дрожал от нее. Барабаны гремели все громче и громче и совсем оглушили Алису.
   
   
   
   
Она вскочила на ноги и в ужасе бросилась бежать, перепрыгнув
   
* * * * * * * * * * * * * * * * * *
   
* * * * * * * * * * * * * * * * * *
   
* * * * * * * * * * * * * * * * * *
   
через ручеек. Краем глаза она увидала, как Лев и Единорог поднялись с места, разгневавшись, что их оторвали от еды, а потом упала на колени и зажала руками уши, тщетно стараясь приглушить этот отчаянный грохот.
   
— Если сейчас они не убегут из города, — подумала она, — тогда уж они останутся тут навек!
  
  
   
    
Глава VIII «ЭТО МОЕ СОБСТВЕННОЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ!»
   
   
Немного спустя шум постепенно затих, и наступила такая мертвая тишина, что Алиса в тревоге подняла голову. Вокруг не было видно ни души. Уж не приснились ли ей и Лев, и Единорог, и странные Англосаксонские Гонцы, подумала Алиса. Но на земле, у ее ног все еще лежало огромное блюдо, на котором она пыталась разрезать пирог.
   
— Значит, все это мне не приснилось! — сказала про себя Алиса. — А, впрочем, может, все мы снимся кому-нибудь еще? Нет, пусть уж лучше это будет мой сон, а не сон Черного Короля!
   
Подумав, она жалобно продолжала:
   
— Не хочу я жить в чужом сне! Вот пойду и разбужу его! Посмотрим, что тогда будет!
   
В эту минуту мысли ее были прерваны громким криком:
   
— Эй, остановись! Шах тебе! Шах!
   
Она подняла глаза и увидела, что на нее во весь опор несется Черный Конь, на котором, размахивая огромной дубинкой, сидит закованный в черные латы Рыцарь. Доскакав до Алисы, Конь остановился 107.
   
— Ты моя пленница! — крикнул Рыцарь и свалился с коня.
   
Алиса попятилась; правда, она испугалась больше за него, чем за себя, и с волнением следила, как Рыцарь снова вскарабкался в седло. Усевшись поудобнее, он снова начал:
   
— Ты моя плен…
   
Но тут его прервал чей-то голос:
   
— Эй, остановись! Шах тебе! Шах!
   
Алиса удивленно оглянулась.
   
Это был Белый Рыцарь, сидящий на Белом Коне 108. Он подскакал к Алисе и тоже свалился на землю, а потом снова вскарабкался в седло.
   
Рыцари сидели на своих Конях и молча смотрели друг на друга. Алиса с недоумением переводила взгляд с одного на другого.
   
— Это я взял ее в плен! — сказал, наконец, Черный Рыцарь.
   
— Да, но потом явился я и спас ее! — ответил Белый Рыцарь.
   
— Что ж, в таком случае придется нам решить спор в честном поединке, — предложил Черный Рыцарь, снимая с луки шлем в форме конской головы и надевая его на голову.
   
— Биться будем по всем правилам, конечно? — спросил Белый Рыцарь и тоже надел шлем.
   
— Я всегда бьюсь только так, — ответил Черный Рыцарь.
   
И они скрестили дубинки с такой силой, что Алиса в страхе спряталась за дерево.
   
   
   
   
— Интересно, — подумала она, робко выглядывая из своего убежища, — какие у них правила? Первое, по-моему, такое: если один Рыцарь ударит другого дубинкой, он сшибает его с лошади, а если промахнется — падает сам… А второе правило, должно быть, такое: дубинки надо держать обеими руками, как держат их Панч и Джуди, когда дерутся 109. Как эти Рыцари гремят, когда падают на землю! Можно подумать, что дюжину каминных щипцов швыряют о каминную решетку. А Кони какие спокойные! Рыцари падают, залезают на них снова, а они и ухом не ведут!
   
Было еще одно правило, которого Алиса, видно, не заметила: когда Рыцари летели с коней, падали они всегда на голову. Этим и кончилась битва: оба Рыцаря ударились о землю головами и полежали немного рядышком. Патом они поднялись и пожали друг другу руки; Черный Рыцарь уселся в седло и ускакал.
   
— Блестящая победа, правда? — спросил, подъезжая к Алисе, Белый Рыцарь и перевел дыхание.
   
— Не знаю, — отвечала с сомнением Алиса. — Мне что-то не хочется, чтобы меня брали в плен. Я хочу быть Королевой.
   
— Ты ею и будешь, когда перейдешь через следующий ручеек, — сказал Белый Рыцарь. — Я провожу тебя до опушки, а потом вернусь обратно — такой у меня ход!
   
— Большое спасибо, — сказала Алиса. — Помочь вам снять шлем?
   
Самому Рыцарю это, видно, было не под силу. С большим трудом Алиса освободила его, наконец, из шлема.
   
— Вот теперь можно вздохнуть свободнее, — сказал Рыцарь, пригладил обеими руками взлохмаченные волосы и повернулся к Алисе. У него было доброе лицо и большие кроткие глаза 111. Алиса подумала, что в жизни не видала такого странного воина.
   
На нем были жестяные латы — огромные, словно с чужого плеча, а на спине болтался вверх дном и с откинутой крышкой необычной формы деревянный ящик для писем. Алиса разглядывала его с большим любопытством.
   
— Я вижу, тебе нравится мой ящик, — приветливо заметил Рыцарь. — Это мое собственное изобретение! У меня в нем одежда и бутерброды. Надеваю я его, как видишь, вверх дном, и дождь в него не попадает.
   
— Зато все остальное из него выпадает! — мягко сказала Алиса. — Вы знаете, что крышка у него открыта?
   
— Нет, — ответил Рыцарь, и тень досады скользнула по его лицу. — Значит, все мои вещи выпали! Тогда зачем он мне?
   
С этими словами он отстегнул ящик и размахнулся, чтобы бросить его в кусты, но тут, видно, в голову ему пришла какая-то мысль, и он осторожно повесил его на дерево.
   
— Догадываешься, зачем? — спросил он Алису.
   
Алиса покачала головой.
   
— А вдруг пчелы совьют там гнездо — тогда у меня будет мед!
   
— Но у вас на седле висит улей… или что-то вроде улья, — сказала Алиса.
   
— Да, это очень хороший улей, — недовольно согласился Рыцарь. — Самого лучшего качества! Но пчелам он почему-то не нравится! У меня здесь есть еще и мышеловка. Видно, мыши отгоняют пчел. Или пчелы — мышей. Не знаю…
   
— А я как раз думала: зачем вам мышеловка, — сказала Алиса. — Трудно представить себе, что на Конях живут мыши…
   
— Трудно, но можно, — ответил Рыцарь. — А я бы не хотел, чтобы они по мне бегали.
   
— Видишь ли, — продолжал он, помолчав, — нужно быть готовым ко всему! Вот почему у моего Коня на ногах браслеты.
   
— А это зачем? — заинтересовалась Алиса.
   
— Чтобы акулы не укусили, — ответил Белый Рыцарь. — Это мое собственное изобретение! Помоги-ка мне забраться на коня. Я выведу тебя на опушку. А это блюдо для чего?
   
— Для пирога, — сказала Алиса.
   
— Тогда давай прихватим его с собой, — предложил Рыцарь. — Оно нам очень пригодится, если мы найдем пирог. Подержи-ка суму — я его туда засуну…
   
Это оказалось нелегко. Алиса крепко держала суму в руках, но Белый Рыцарь был очень неловок: вместо того, чтобы положить в суму блюдо, он все падал в нее сам. Наконец, блюдо было втиснуто.
   
— Конечно, места там для него маловато, — заметил Рыцарь. — Сума битком набита подсвечниками, но что поделаешь!
   
И он подвесил суму к седлу, с которого свисали пучки моркови, каминные щипцы и еще всякая всячина.
   
— Надеюсь, волосы у тебя сегодня хорошо приклеены? — спросил Рыцарь, когда они тронулись в путь.
   
— Не лучше, чем всегда, — с улыбкой отвечала Алиса.
   
— Этого мало, — встревожился Рыцарь. — Ветер тут в лесу такой сильный, что прямо рвет волосы с корнем!
   
— А вы еще не придумали средства от вырывания волос? — спросила Алиса.
   
— Нет, но зато я придумал средство от выпадания, — отвечал Рыцарь.
   
— Какое же? Мне бы очень хотелось узнать!
   
— Берешь палочку и ставишь ее на голову, чтобы волосы вились вокруг нее, как плющ. Волосы почему падают? Потому, что свисают вниз. Ну а вверх падать невозможно! Это мое собственное изобретение! Можешь его испробовать, если хочешь!
   
Средство это показалось Алисе не очень-то хорошим, и она молча шла рядом, время от времени останавливаясь, чтобы помочь бедному Рыцарю, который не слишком-то хорошо держался на Коне.
   
Стоило Коню остановиться (а он то и дело останавливался), как Рыцарь тут же летел вперед, а когда Конь снова трогался с места (обычно он делал это рывком), Рыцарь тотчас падал назад. В остальном он совсем неплохо держался в седле — только временами валился еще и набок. Падал он, как правило, прямо на Алису — поэтому она вскоре решила не держаться слишком близко к Коню.
   
В пятый раз помогая Рыцарю подняться с земли, она рискнула заметить:
   
— Вы, должно быть, не часто ездите верхом?
   
Белый Рыцарь очень удивился.
   
— Почему ты так думаешь? — спросил он дрожащим от обиды голосом и залез в седло, держась одной рукой за Алисины волосы, чтобы не свалиться с другого бока.
   
— Если много ездить верхом, то не будешь так часто падать.
   
— Я езжу много, — отвечал Рыцарь торжественно. — Очень много!
   
— Ах, вот как! — сказала Алиса как могла сердечнее.
   
Больше она ничего не могла придумать. Они продолжали свой путь молча — Рыцарь ехал, крепко закрыв глаза, и лишь изредка что-то бормотал, а Алиса с тревогой ждала, когда он опять упадет.
   
— Великое искусство верховой езды, — сказал вдруг громко Рыцарь и взмахнул правой рукой, — заключается в том, чтобы держать…
   
   
   
   
Он замолчал так же внезапно, как и начал, потому что свалился головой вперед — прямо на дорожку, по которой шла Алиса. На этот раз она перепугалась и, помогая ему подняться, взволнованно спросила:
   
— Вы ничего себе не сломали?
   
— Ничего существенного, — отвечал Рыцарь, словно одно-два ребра не шли в счет. — Как я и говорил, великое искусство верховой езды заключается — в том, чтобы… правильно держать равновесие. Вот так…
   
Он отпустил узду и распростер руки в стороны, чтобы показать Алисе, что он имеет в виду, — на этот раз он упал навзничь, прямо под копыта своего Коня.
   
И, пока Алиса ставила его на ноги, он, не переставая, бормотал:
   
— Я езжу много. Очень много!
   
Тут Алиса потеряла терпение.
   
— Нет, это просто смешно! — воскликнула она. — Вам бы ездить на деревянной лошадке! Знаете, такая… на колесиках!
   
— А что, у таких ход легче? — заинтересовался Рыцарь и обнял своего Коня обеими руками за шею. И хорошо сделал, а то свалился бы опять на землю.
   
— О, гораздо легче, — фыркнула Алиса.
   
— Достану себе такую лошадку, — задумчиво сказал Рыцарь. — Одну или две… Или несколько…
   
Наступило молчание. Немного спустя Рыцарь произнес:
   
— Я сделал много замечательных открытий. Ты, конечно, заметила, когда меня поднимала, что я о чем-то думал?
   
— Да, вид у вас был задумчивый, — согласилась Алиса.
   
— В этот миг я как раз изобретал новый способ перелезания через калитку. Хочешь послушать?
   
— Пожалуйста, — сказала Алиса вежливо.
   
— Вот как я до этого додумался, — продолжал Рыцарь. — Понимаешь, я рассуждал так: единственная трудность в ногах — как поднять их наверх. Голова и так наверху! Значит так: сначала кладем голову на калитку — голова, значит, уже наверху. Потом становимся на голову — тогда и ноги тоже наверху, правда? И перемахиваем на ту сторону!
   
— Конечно, если удастся это сделать, через калитку перелезешь, — сказала с сомнением Алиса. — Но вам не кажется, что все это не так-то просто?
   
— Я еще не пробовал, — отвечал серьезно Рыцарь, — и ничего не могу сказать наверняка… Но ты, пожалуй, права, это не очень просто…
   
Эта мысль его так огорчила, что Алиса поспешно переменила тему.
   
— Какой у вас шлем забавный! — весело заметила сна. — Это тоже ваше изобретение?
   
Рыцарь с гордостью поглядел на шлем, свисавший с седельной луки.
   
— Да, — ответил он. — Но я изобрел и другой, гораздо лучше этого. С виду он похож на огромную сахарную голову. Когда я падал с лошади, он упирался тут же концом в землю, так что падать мне было совсем недалеко. Одно нехорошо, конечно, было — я мог упасть и в него. Однажды так и случилось; хуже всего, что только я застрял в шлеме, как вдруг подъезжает второй Белый Рыцарь и надевает его на себя. Он думал, это его шлем…
   
Белый Рыцарь рассказывал все это так серьезно, что Алиса не посмела улыбнуться.
   
— Должно быть, шлем оказался ему до боли тесен, — проговорила она, едва сдерживая смех. — Ведь в нем сидели вы!
   
— Пришлось мне лягнуть его ногой, — отвечал Рыцарь без тени улыбки. — Тогда он, наконец, догадался снять шлем. Нелегко ему было вытащить меня оттуда, а ведь хватка у него крепкая, как… как… как… ром!
   
— Ну, это совсем другая крепость! — заметила Алиса.
   
— Уверяю тебя, тут были всякие крепости — и та, и эта!
   
В волнении Рыцарь воздел руки к небу — и тотчас вылетел из седла и шлепнулся головой в канаву. Алиса бросилась к нему. Падение было неожиданным — на этот раз ему удалось довольно долго продержаться в седле, и Алиса боялась, не ушибся ли он. Из канавы торчали одни лишь ноги, но, услышав, что он продолжает как ни в чем не бывало говорить, она успокоилась.
   
   
   
   
— Самые разные крепости, уверяю тебя! И все же с его стороны это было неосторожно — взять и надеть чужой шлем, да еще вместе с хозяином!
   
— Как это вы можете говорить вниз головой, да еще так спокойно? — спросила Алиса, вытаскивая его за ноги из канавы.
   
Рыцарь, казалось, очень удивился ее вопросу.
   
— Неважно, где находится мое тело, — сказал он. — Мой ум работает, не переставая. Чем ниже моя голова, тем глубже моя мысли! Да-да! Чем ниже — тем глубже!
   
Помолчав, он прибавил:
   
— Самым остроумным моим изобретением был новый пудинг! Я изобрел его, пока ел второе!
   
— И его успели приготовить на третье? — спросила Алиса. — Вот это быстрота!
   
— Нет, — протянул задумчиво Рыцарь, — на третье не успели! Не успели на третье!
   
— Значит, его приготовили на завтра? Вряд ли вам захотелось два пудинга в день?
   
— Нет, не на завтра! — повторил Рыцарь все так же задумчиво. — На завтра не успели!
   
Он повесил голову и мрачно произнес:
   
— Боюсь, что его вообще не приготовили! Боюсь, что его вообще никогда не приготовят! А какое это было остроумное изобретение!
   
— А из чего он делается? — спросила Алиса, желая хоть как-то его приободрить. Она увидела, что бедный Рыцарь совсем пал духом.
   
— В основном из промокашки, — отвечал Рыцарь со стоном.
   
— Боюсь, что это не очень-то вкусно…
   
— Одна промокашка, конечно, не очень вкусна, — прервал ее с волнением Рыцарь. — Но если смешать ее еще кое с чем — с порохом, например, или с сургучом — тогда совсем другое дело! Но здесь я должен тебя оставить…
   
Они вышли на опушку леса. Алиса вздрогнула от неожиданности — в эту минуту она думала только о пудинге.
   
— Ты загрустила? — огорчился Рыцарь. — Давай я спою тебе в утешение песню.
   
— А она очень длинная? — спросила Алиса.
   
В этот день она слышала столько стихов!
   
— Она длинная, — ответил Рыцарь, — но очень, очень красивая! Когда я ее пою, все рыдают … или…
   
— Или что? — спросила Алиса, не понимая, почему Рыцарь вдруг остановился.
   
— Или… не рыдают 112. Заглавие этой песни называется «Пуговки для сюртуков».
   
— Вы хотите сказать — песня так называется? — спросила Алиса, стараясь заинтересоваться песней.
   
— Нет, — ты не понимаешь, — ответил нетерпеливо Рыцарь. — Это заглавие так называется. А песня называется «Древний старичок».
   
— Мне надо было спросить: это у песни такое заглавие? — поправилась Алиса.
   
— Да нет! Заглавие совсем другое. «С горем пополам!» Но это она только так называется!
   
— А песня эта какая? — спросила Алиса в полной растерянности.
   
— Я как раз собирался тебе об этом сказать. «Сидящий на стене»! Вот какая это песня! Музыка собственного изобретения! 114
   
С этими словами он остановил Коня, отпустил поводья и, медленно отбивая такт рукой, запел с выражением блаженства на своем добром и глупом лице.
   
Из всех чудес, которые видела Алиса в своих странствиях по Зазеркалью, яснее всего она запомнила это. Многие годы спустя сцена эта так и стояла перед ней, словно все это случилось только вчера: кроткие голубые глаза и мягкая улыбка Рыцаря, заходящее солнце, запутавшееся у него в волосах, ослепительный блеск доспехов, Конь, мирно щиплющий траву у ее ног, свесившиеся на шею Коня поводья и черная тень леса позади — она запомнила все, все до мельчайших подробностей, как запоминают поразившую воображение картину. Она прислонилась к дереву, глядя из-под руки на эту странную пару и слушая, словно в полусне, грустный напев 115.
   
— А музыка вовсе не его изобретения, — подумала Алиса. — Я эту музыку знаю. Это песня «Я все вам отдал, все, что мог …» 116.
   
Она стояла и внимательно слушала Рыцаря, но рыдать — не рыдала.
   
    
     
Я рассказать тебе бы мог,
     
Как повстречался мне
     
Какой-то древний старичок 118,
     
Сидящий на стене.
     
Спросил я: «Старый, старый дед.
     
Чем ты живешь? На что?»
     
Но проскочил его ответ
     
Как пыль сквозь решето.
    
    
     
— Ловлю я бабочек больших
     
На берегу реки,
     
Потом я делаю из них
     
Блины и пирожки
     
И продаю их морякам —
     
Три штуки на пятак.
     
И в общем, — с горем пополам,
     
Справляюсь кое-как.
    
    
     
Но я обдумывал свой план.
     
Как щеки мазать мелом,
     
А у лица носить экран.
     
Чтоб не казаться белым!
     
И я в раздумье старца тряс.
     
Держа за воротник:
     
— Скажи, прошу в последний раз,
     
Как ты живешь, старик?
    
    
     
И этот милый старичок
     
Сказал с улыбкой мне: —
     
Ловлю я воду на крючок
     
И жгу ее в огне,
     
И добываю из воды
     
Сыр под названьем бри.
     
Но получаю за труды
     
Всего монетки три.
    
   
   
   
    
     
А я раздумывал — как впредь