1 2 3 
— Тише. Что это?
Я прислушалась, но ничего не услышала. У него был более острый слух, слух человека, долгое время жившего на лоне природы. Теперь я тоже услышала — слабый плеск весел по воде, быстро приближавшийся к нашей маленькой пристани со стороны правого берега реки.
Мы изо всех сил вглядывались в темноту и смогли различить черное пятно на поверхности воды. Это была лодка. Затем на мгновение вспыхнул огонек. Кто-то зажег спичку. При ее свете я узнала рыжебородого голландца с виллы в Мейсенберге. Остальные были туземцы.
— Назад в хижину — быстро.
Гарри увлек меня за собой. Он снял со стены два ружья и револьвер.
— Вы умеете заряжать ружье?
— Никогда не пробовала. Покажите мне.
Я, кажется, неплохо усвоила его наставления. Мы закрыли дверь, и Гарри встал у окна, выходившего на пристань. Лодка двигалась как раз рядом с ней.
— Кто там? — громко крикнул Гарри.
Если у нас и были какие-то сомнения по поводу намерений наших незваных гостей они тотчас рассеялись. Вокруг нас градом посыпались пули. К счастью, никто не был ранен. Гарри поднял ружье и открыл убийственный огонь. Еще и еще. Я услышала два стона и всплеск.
— Это даст им кое-какую пищу для размышлений, — мрачно проворчал он, протягивая руку за вторым ружьем. — Держитесь сзади, Энн, ради Бога. И быстро заряжайте.
Опять свист пуль. Одна из них слегка оцарапала щеку Гарри. Его ответный огонь был более точным. Я как раз перезарядила ружье, когда он повернулся за ним. Он крепко привлек меня к себе левой рукой и яростно поцеловал перед тем, как снова повернулся к окну. Вдруг он вскрикнул.
— Они уезжают — с них довольно. На воде они представляют хорошую мишень, и им не видно, сколько нас тут. Сейчас они разбиты, но скоро вернутся. Нам надо подготовиться.
Он опустил ружье и повернулся ко мне.
— Энн! Ты прелесть! Ты чудо! Ты маленькая королева! Храбрая, как лев. Черноволосая ведьма!
Он схватил меня в объятия. Целовал мои волосы, глаза, губы.
— А теперь за дело, — сказал он, неожиданно отпустив меня. — Вынеси эти банки с керосином.
Я выполнила приказание. Он хлопотал внутри хижины. Немного спустя я увидела, что Гарри ползает по крыше и что-то там делает. Через минуту-другую он присоединился ко мне.
— Спускайся к лодке. Нам придется перетащить ее по суше на другую сторону острова.
Когда я уходила, он поднял банку с керосином.
— Они возвращаются, — тихо сказала я, увидев пятно, двигавшееся к нам от берега.
Он подбежал ко мне.
— Как раз вовремя. Но где же лодка, черт возьми? Мы были во власти судьбы.
Гарри тихонько присвистнул.
— Любовь моя, мы попали в переделку. Тебе страшно?
— Только не с тобой.
— А, но умереть вместе — не слишком большая радость. Мы сделаем кое-что получше. Смотри — на сей раз они на двух лодках. Собираются высадиться в двух разных местах. А теперь — мой маленький сценический эффект.
Почти в тот же момент из хижины вырвались длинные языки пламени. Оно осветило две фигуры, прижавшиеся к крыше.
— Моя старая одежда, набитая шкурами, они не сразу догадаются. Пошли, Энн, нам предстоит отчаянное предприятие.
Взявшись за руки, мы бегом пересекли островок. Здесь его отделяла от берега только узкая полоска воды.
— Нам надо переплыть на тот берег, Энн, ты умеешь плавать? Это, правда, не имеет значения. Я смогу переправить тебя. На лодке здесь не получится — слишком много камней, но вплавь вполне можно, и Ливингстон в той стороне.
— Я умею немного плавать, даже лучше, чем тут требуется. А в чем опасность, Гарри? — Я увидела, как его лицо помрачнело. — Акулы?
— Нет, глупышка. Акулы живут в море. Но ты проницательна, Энн. Кроки — вот что меня волнует.
— Крокодилы?
— Да, не думай о них или помолись, не знаю, что для тебя предпочтительнее.
Мы бросились в воду. Мои молитвы, наверное, были услышаны, так как мы достигли суши без приключений.
— А теперь — в Ливингстон. Дорога тяжелая, а одежда насквозь мокрая. Но нужно идти.
Наш путь показался мне кошмаром. Промокшие юбки хлопали по ногам, чулки скоро изорвались о колючки. Наконец я остановилась не в силах идти дальше. Гарри вернулся ко мне.
— Держись, любовь моя. Я тебя понесу немного.
Вот так я вступила в Ливингстон, перекинутая через его плечо, как мешок с углем. Как он прошел весь путь, не знаю. Первый слабый проблеск рассвета едва начал пробиваться. Друг Гарри оказался молодым человеком двадцати лет, державшим лавку туземных редкостей. Его звали Нед, может быть, у него было и другое имя, но я никогда его не слышала. Он, похоже, нисколько не удивился, увидев вошедшего Гарри, совершенно мокрого, державшего за руку столь же мокрую особу женского пола. Мужчины — совершенно замечательный народ.
Нед накормил нас, напоил горячим кофе и высушил нашу одежду, пока мы сидели, завернувшись в яркие манчестерские одеяла. Мы спрятались в крошечной задней комнатке лавки, где нас никто не мог увидеть, а Нед пошел навести справки о том, что сталось с компанией сэра Юстаса и жил ли кто-нибудь из них еще в гостинице.
Именно тогда я заявила Гарри, что ничто не заставит меня уехать в Бейру. В любом случае я туда никогда не собиралась, но теперь в этом уже не было никакого смысла. Суть нашего плана заключалась в том, что мои враги считали меня мертвой. Сейчас, когда они убедились в обратном, моя поездка в Бейру бесполезна. Они легко могут выследить и преспокойно убить меня там. И никто не сможет защитить меня. В конце концов, мы договорились, что я присоединюсь к Сьюзен, где бы она ни была, и посвящу все силы заботе о себе. Ни в коем случае я не должна была искать приключений или пытаться поставить мат «полковнику».
Я должна была спокойно жить с Сьюзен и ждать указаний от Гарри. Алмазы следовало положить в банк в Кимберли на фамилию Паркер.
— Еще одно, — задумчиво сказала я, — нам надо придумать какой-нибудь, код, чтобы нас опять не провели с помощью посланий, отправленных якобы одним другому.
— Это довольно просто. В любом сообщении, присланном мною, будет зачеркнутое «и».
— Без торговой марки изделие не является подлинным, — прошептала я. — А как насчет телеграмм?
— Любые телеграммы от меня будут подписаны «Энди».
— Поезд скоро прибудет, Гарри. — Нед просунул к нам голову и тут же исчез.
Я встала.
— А идти ли мне замуж за аккуратного надежного мужчину, если я найду такого? — спросила я с притворной застенчивостью.
Гарри подошел ко мне вплотную.
— Бог мой! Энн, если ты когда-нибудь выйдешь замуж за кого-нибудь, кроме меня, я сверну ему шею. А тебя…
— Да… — сказала я, приятно взволнованная.
— Я утащу тебя и исколочу до полусмерти!
— Что за очаровательного мужа я себе выбрала! — произнесла я насмешливо. — И как быстро он меняет свое мнение!

Глава XXVIII
(Отрывок из дневника сэра Юстаса Педлера)
Я уже как-то заметил, что, в сущности, я тихий человек. Я тоскую по спокойной жизни и как раз ее и не могу обрести. Вечно попадаю в эпицентр бурь и тревог. Я испытал огромное облегчение, уехав от Пейджета с его непрестанным выискиванием тайных происков, и мисс Петтигрю, безусловно, полезное создание, в ней нет ничего от гурии
Раз или два она оказала мне неоценимую услугу. В Булавайо у меня действительно случился небольшой приступ печени, вследствие чего я вел себя, как невоспитанный человек, но накануне я провел ужасную ночь в поезде. В три часа ночи изысканно одетый молодой человек, похожий на героя оперетты из жизни Дикого Запада, вошел в мое купе и спросил, куда я еду. Не обратив внимания на то, что я вначале проворчал: «Чаю — и ради Бога, не кладите сахар», — он повторил свой вопрос, подчеркнув, что он не официант, а офицер иммиграционной службы. В конце концов, мне удалось убедить его, что я не страдаю от инфекционной болезни, что еду в Родезию из чистейших побуждений, а затем осчастливил его, сообщив мое полное имя, данное мне при крещении, и место рождения. Потом я попытался немного вздремнуть, но какой-то назойливый осел поднял меня в полшестого утра ради чашки жидкого сахара, который он назвал чаем. Кажется, я все-таки не запустил в него чашкой, хотя именно этого мне хотелось больше всего. В 6.00 этот тип принес мне чай без сахара, холодный, как лед, и тогда я наконец уснул, совершенно обессиленный, чтобы проснуться при подъезде к Булавайо, где мне всучили противного деревянного жирафа, состоявшего из одних ног и шеи.
Помимо этих маленьких непредвиденных осложнений, все прошло гладко. А затем случилось новое бедствие.
В ночь после приезда на водопад я диктовал мисс Петтигрю в моей гостиной, когда внезапно без единого слова извинения ко мне ворвалась миссис Блейр, облаченная в самый рискованный наряд.
— Где Энн? — закричала она.
Хорошенький вопрос! Как будто я отвечаю за девицу. Что может подумать мисс Петтигрю? Что я имею обыкновение доставать Энн Беддингфелд из кармана в полночь или около того? Весьма компрометирующе для человека в моем положении.
— Полагаю, — холодно сказал я, — что она в своей постели.
Я откашлялся и взглянул на мисс Петтигрю, чтобы показать, что готов продолжать диктовку. Я надеялся, что миссис Блейр поймет намек. Ничего подобного. Она плюхнулась в кресло и стала нервно качать ногой, обутой в комнатную туфлю.
— В комнате ее нет. Я там была. Мне приснился сон — ужасный сон, — что ей грозит какая-то страшная опасность, и я встала и пошла к ней, знаете, просто чтобы успокоиться. Там ее не было, и постель была даже не смята.
Она умоляюще посмотрела на меня.
— Что мне делать, сэр Юстас?
Подавив желание ответить: «Ложитесь спать и ни о чем не беспокойтесь. Здоровая молодая женщина вроде Энн Беддингфелд прекрасно способна позаботиться о себе», — я рассудительно нахмурился.
— А что говорит Рейс?
Почему Рейс всегда должен оставаться в стороне? Пусть и на его долю достанутся неприятности, а не одни только радости женского общества.
— Я не могу нигде найти его.
Очевидно, Энн кутит всю ночь напролет. Я вздохнул и сел в кресло.
— Я не вполне понимаю причину вашего беспокойства, — терпеливо сказал я.
— Мне приснилось…
— Это все кэрри, что мы ели за обедом!
О, сэр Юстас!
Женщина была полна негодования. — А ведь всем известно, что ночные кошмары — результат неумеренной еды.
— В конце концов — продолжал я убеждать, — почему бы Энн Беддингфелд и Рейсу не пойти немного погулять без того, чтобы разбудить всю гостиницу?
— Вы думаете, они просто пошли вместе гулять? Но ведь уже за полночь?
— В молодости совершаешь такие поступки, — проворчал я, — хотя Рейс, конечно, достаточно стар, чтобы уже быть осмотрительным.
— Вы действительно так считаете?
— Полагаю, они убежали, чтобы пожениться, — продолжал я успокаивающе, прекрасно, однако, понимая, что делаю идиотское предположение. Ибо куда же можно убежать в подобном месте?
Не знаю, сколько времени мне еще пришлось бы высказывать неубедительные доводы, однако в этот момент неожиданно появился сам Рейс. По крайней мере, я был частично прав — он ходил на прогулку, но Энн не брал с собой. Однако я совершенно неверно расценивал ситуацию. Вскоре мне дали в этом убедиться. Рейс моментально перевернул всю гостиницу вверх дном. Я никогда не видел, чтобы человек так расстраивался. Дело очень необычное. Куда девица отправилась? Она вышла одетая из гостиницы примерно в десять минут двенадцатого, и больше ее никто не видел. Мысль о самоубийстве представляется невозможной. Энн была одной из тех энергичных молодых женщин, которые любят жизнь и не имеют ни малейшего намерения расставаться с ней. До середины следующего дня не было никакого поезда, так что она не могла уехать отсюда. Тогда, где же она, черт возьми?
Рейс, бедняга, почти вне себя. Он испробовал все возможные средства. Окружные комиссары, или как там они себя называют, на сотни миль кругом были поставлены на ноги. Туземные сыщики носились туда-сюда на полусогнутых. Все, что можно было сделать, делалось, но никаких признаков Энн Беддингфелд. Принята версия, что она лунатик и ходит во сне. На дорожке возле моста есть следы, показывающие, что девица целеустремленно подошла к обрыву и упала вниз. Если так, то она, конечно, должна была разбиться о камни. К сожалению, большая часть следов уничтожена группой туристов, которым вздумалось пройти этой дорогой рано утром в понедельник.
Не думаю, что подобная версия достаточно убедительна. В мои молодые годы мне всегда говорили, что лунатики не могут причинить себе никакого вреда, их оберегает собственное шестое чувство. Полагаю, что миссис Блейр такая версия тоже не понравилась.
Я не могу понять эту женщину. Ее отношение к Рейсу совершенно переменилось. Теперь она наблюдает за ним, как кошка за мышкой, и делает видимые усилия над собой, чтобы быть с ним вежливой. А ведь они были такими друзьями! В общем, она сама не своя: нервная, истеричная, вздрагивает и подскакивает при малейшем звуке. Я начинаю подумывать, что пора ехать в Йобург.
Вчера пронесся слух о таинственном острове где-то вверх по реке, на котором живут мужчина и женщина. Рейс очень заволновался. Все это, однако, оказалось совершеннейшей иллюзией. Мужчина живет там давно и прекрасно известен администратору гостиницы. Во время сезона он возит туристов вверх и вниз по реке и показывает им крокодилов и отбившегося от стада гиппопотама или что-то вроде этого! Он, наверное, держит ручного, обученного откусывать иногда куски от лодки. Потом мужчина отгоняет гиппопотама багром, и вся компания ощущает, что наконец они действительно забрались в самую глушь. Как давно на острове находится девушка, точно неизвестно, но представляется совершенно очевидным, что она не может быть Энн, и, кроме того, весьма щекотливо вмешиваться в дела других людей. На месте этого молодца я, безусловно, вышвырнул бы Рейса с острова, если бы он приехал задавать вопросы о моих любовных похождениях.
Позднее
Мы договорились, что я отправлюсь в Йобург завтра. Рейс настаивает, чтобы я ехал. По всему, что известно, там становится неприятно, однако я, возможно, уеду прежде, чем станет еще хуже. Полагаю, что меня все равно застрелит какой-нибудь забастовщик. Миссис Блейр должна была сопровождать меня, но в последнюю минуту передумала и решила побыть у водопада. Похоже, будто она не может оставить Рейса без присмотра. Сегодня вечером она зашла ко мне и, поколебавшись, сказала, что хотела бы попросить об одолжении. Не позабочусь ли я об ее сувенирах.
— Надеюсь, не о зверях? — спросил я с тревогой. Я всегда чувствовал, что рано или поздно мне навяжут этих противных зверей.
В конце концов, мы достигли компромисса. Я согласился взять на себя заботу о двух ее небольших деревянных ящиках, содержавших хрупкие предметы. Зверей в местном магазине упакуют в огромные корзины и отошлют по железной дороге в Кейптаун, где Пейджет присмотрит за тем, чтобы сдать их на хранение.
Люди, паковавшие их, говорили, что игрушки чрезвычайно неудобной формы (!), и придется изготовить специальные ящики. Я указал миссис Блейр, что, когда звери прибудут в Англию, они обойдутся в фунт стерлингов за штуку!
Пейджет стремится вырваться ко мне в Йоханнесбург. Я отговорюсь необходимостью позаботиться о ящиках миссис Блейр, чтобы удержать его в Кейптауне. Я написал ему, что он должен получить ящики и присмотреть за тем, чтобы они были надежно размещены, поскольку в них находятся редкие антикварные вещи огромной ценности.
Итак, все устроилось, и мы с мисс Петтигрю отбываем вместе. И любой, кто видел ее, согласится, что это абсолютно пристойно.

Глава XXIX
Йоханнесбург, 6 марта
Обстановка здесь нездоровая. Используя хорошо известную фразу, которую я так часто читал, мы все живем на краю вулкана. Шайки бунтовщиков, или так называемых забастовщиков, патрулируют улицы и кровожадно косятся на вас. Полагаю, они уже готовятся к убийствам и составляют списки разжиревших капиталистов. Вы не можете пользоваться такси: забастовщики вытаскивают вас из него. А в гостиницах любезно намекают, что, когда кончится продовольствие, они бросят вас на произвол судьбы!
Вчера вечером я встретил Ривса, моего приятеля с «Килмордена», члена Рабочей партии. Он не на шутку перепуган. Он из тех людей, которые произносят чрезвычайно пространные пламенные речи единственно из политических соображений, а потом жалеют об этом. Ривс занят сейчас тем, что повсюду заявляет, будто на самом деле ничего не говорил. Когда я его встретил, он как раз уезжал в Кейптаун. Там он собирается произнести в свое оправдание трехдневную речь на голландском языке о том, что его прежние выступления в действительности означали нечто совершенно иное. Я рад, что мне не приходится сидеть в Законодательном собрании Южной Африки. Наша палата общин достаточно плоха, но мы, по крайней мере, оперируем только одним языком, и продолжительность выступлений у нас все-таки несколько ограничена. Когда я был в Собрании перед тем, как покинуть Кейптаун, я слушал седовласого джентльмена с обвисшими усами, выглядевшего в точности, как Чепупаха[15] из «Алисы в стране чудес». Он ронял слова, одна за другим, как-то особенно меланхолично. Время от времени он возбуждал себя для дальнейших усилий, восклицая нечто, звучавшее вроде Platt skeet, произносимое fortissimo[16] и в заметном контрасте с остальной его речью. Когда он так делал, половина его аудитории выкрикивала «гав-гав!», что, вероятно, по-голландски означает «правильно-правильно», а другая половина в испуге просыпалась после приятного сна. Мне дали понять, что джентльмен говорит уже, по крайней мере, три дня. Они здесь, в Южной Африке, должно быть, обладают безграничным терпением.
Я изобретал бесконечные задания, чтобы удержать Пейджета в Кейптауне, однако наконец богатство моего воображения иссякло, и он присоединяется ко мне завтра, как верная собака, которая приходит, чтобы умереть подле своего хозяина. А я так хорошо продвигался с моими «Воспоминаниями»! Я придумал кое-какие чрезвычайно остроумные вещи, — что сказали мне лидеры забастовщиков, а я — им.
Сегодня утром меня посетил правительственный чиновник. Он был поочередно то вежлив, то настойчив, то таинствен. Прежде всего, он сослался на мое высокопоставленное положение и значение и посоветовал мне удалиться самостоятельно или с его помощью в Преторию.
— Значит, вы ждете неприятностей? — спросил я.
Его ответ был обставлен такими выражениями, чтобы не содержать совсем никакого смысла, поэтому я понял, что они ожидают серьезных неприятностей. Я намекнул ему, что его правительство дает ситуации зайти слишком далеко.
— Есть такие обстоятельства, сэр Юстас, когда следует дать человеку длинную веревку и позволить ему повеситься.
— О, совершенно верно, совершенно верно.
— Беспорядки вызываются не самими забастовщиками. За их спиной действует некая организация. Ввозится большое количество оружия и взрывчатки, и мы добыли некоторые документы, проливающие достаточно света на методы импорта вооружений. У них есть постоянный шифр. Помидоры означают «детонаторы», цветная капуста — «ружья», другие овощи символизируют различные взрывчатые вещества.
— Очень интересно, — заметил я.
— Более того, сэр Юстас, у нас есть все основания считать, что человек, который возглавляет эту организацию, направляющая рука, так сказать, в настоящую минуту находится в Йоханнесбурге.
Он так пристально уставился на меня, что я стал опасаться, не подозревает ли он, будто я и есть тот человек. При такой мысли меня прошиб холодный пот, и я уже начал жалеть, что мне когда-то пришло в голову непосредственно наблюдать за мини-революцией.
— Из Йобурга в Преторию поезда не ходят, — продолжал он. — Но я могу устроить, чтобы вас вывезли в личном автомобиле. На случай, если по дороге вас остановят, я могу снабдить вас двумя отдельными пропусками: одним — выданным нашим правительством, и другим — удостоверяющим, что вы английский гость, не имеющий абсолютно никакого отношения к Южно-Африканскому Союзу.
— Первый — для ваших людей, а второй — для забастовщиков, а?
— Именно так.
Его план мне не понравился — я знаю, что происходит в подобных случаях. От волнения вы все перепутываете. Я обязательно вручу не тот пропуск и не тому, кому надо, и это кончится тем, что меня застрелит какой-нибудь кровожадный мятежник или один из приверженцев закона и порядка, которых я заметил патрулирующими улицы в гражданских головных уборах, с трубками в зубах и ружьями, небрежно засунутыми под мышку. Кроме того, чем мне занять себя в Претории? Любоваться архитектурой и прислушиваться к отголоскам стрельбы вокруг Йоханнесбурга? Одному Богу известно, сколько продлится мое заключение там. Они уже взорвали железнодорожные пути. Похоже, что там нельзя будет даже разжиться выпивкой. Два дня назад они ввели военное положение.
— Дорогой мой, — сказал я, — вы, кажется, не понимаете, что я изучаю ситуацию на Ранде. Как же, черт возьми, я могу это делать, находясь в Претории? Я ценю вашу заботу о моей безопасности, однако не беспокойтесь обо мне. Со мной будет все в порядке.
— Предупреждаю вас, сэр Юстас, что проблема продовольствия уже вызывает серьезные опасения.
— Небольшой пост исправит мою фигуру — произнес я со вздохом.
Наш разговор прервала телеграмма, которую вручили мне. Я прочел ее с изумлением:
«Энн невредима. Здесь со мной в Кимберли. Сьюзен Блейр». Полагаю, что никогда по-настоящему не верил в гибель Энн. В этой молодой женщине есть что-то не поддающееся разрушению — она напоминает патентованные пилюли, которые дают терьерам. У нее необыкновенное умение внезапно появиться, улыбаясь. Я все еще не понимаю, зачем ей понадобилось выйти из гостиницы посреди ночи, чтобы попасть в Кимберли. Поезда, во всяком случае, не было. Должно быть, она надела пару ангельских крылышек и полетела туда. И не думаю, что она когда-нибудь объяснится. Со мной никто не объясняется. Мне всегда приходится догадываться. В конце концов, это становится однообразным. Наверное, в основе всего лежат крайности журналистки. «Как я снимала речные пороги» — сообщение нашего специального корреспондента.
Я сложил телеграмму, избавился от своего чиновного приятеля. Мне не нравится перспектива голодания, но я не тревожусь за собственную безопасность. Смэтс способен справиться с революцией. Но я дал бы изрядную сумму денег за выпивку! Интересно, сообразит ли Пейджет взять с собой сюда бутылку виски?
Я надел шляпу и вышел, намереваясь купить немного сувениров. Лавки редкостей в Йобурге весьма забавные. Я как раз изучал витрину с импозантными мантиями из звериных шкур, когда со мной столкнулся человек, выходивший из лавки. К моему, удивлению, это был Рейс.
Не могу тешить себя мыслью, что он обрадовался при виде меня. На самом деле он определенно выглядел раздосадованным, но я настоял, чтобы он проводил меня обратно в гостиницу. Я устал от того, что мне не с кем говорить, кроме мисс Петтигрю.
— Я совершенно не представлял, что вы в Йобурге, — сказал я, чтобы начать разговор. — Когда вы приехали?
— Вчера ночью.
— Где вы остановились?
— У друзей.
Рейс был не расположен много говорить, и казалось, что мои вопросы смущают его.
— Надеюсь, они держат домашнюю птицу, — заметил я. — По всему, что я слышал, диета из свежеснесенных яиц с периодическим добавлением зарезанного старого петуха скоро станет вполне сносной.
— Между прочим, — продолжал я, когда мы вернулись в гостиницу, — вы слышали, что мисс Беддингфелд жива и здорова?
Он кивнул.
— Она нас изрядно напугала, — беспечно сказал я. — Куда же, черт возьми, она пошла в ту ночь — вот что я хотел бы знать.
— Она все время была на острове.
— На каком острове? Не на том ли, где живет молодой мужчина?
— Да.
— Какое неприличие! — отозвался я. — Пейджет будет совершенно шокирован. Он всегда неодобрительно относился к Энн Беддингфелд. Полагаю, что это был тот молодой человек, с которым она первоначально собиралась встретиться в Дурбане?
— Не думаю.
— Не говорите мне ничего, если не хотите, — сказал я, чтобы вызвать его на откровенность.
— Мне кажется, что это некий молодой человек, которого мы все были бы рады поймать.
— Он не… — закричал я, все больше волнуясь.
— Гарри Рейберн, он же Гарри Лукас — таково, как вы знаете, его настоящее имя. Он еще раз улизнул от нас, но мы скоро должны схватить его.
— Ну и ну, — пробормотал я.
— Во всяком случае, мы не подозреваем девушку в соучастии. С ее стороны это просто любовь.
Я всегда думал, что Рейс влюблен в Энн. То, как он произнес последние слова, убедило меня, что я прав.
— Она уехала в Бейру, — продолжал он весьма поспешно.
— В самом деле? — спросил я, уставившись на него. — Откуда вы знаете?
— Она написала мне из Булавайо, сообщив, что собирается вернуться домой этим путем. Лучшее, что она может сделать, бедное дитя.
— Я почему-то не могу представить себе, что она в Бейре, — сказал я задумчиво.
— Она как раз должна была уехать, когда написала мне.
Я был озадачен. Кто-то явно лгал.
Не дав себе труда поразмыслить над тем, что Энн могла иметь достаточные основания не говорить правду, я не смог отказать себе в удовольствии одержать верх над Рейсом.
Он всегда такой самоуверенный! Я вынул из кармана телеграмму и передал ему.
— Тогда, как вы объясните это? — небрежно спросил я.
Он, кажется, был ошарашен. «Она написала, что как раз должна уехать в Бейру», — ошеломленно произнес он.
Я знаю, что Рейс считается умным человеком. По-моему, он довольно глуп. Похоже, что ему никогда не приходило в голову, что девушки не всегда говорят правду.
— Тоже в Кимберли. Что она там делает? — бормотал он.
— Да, это меня удивило. Я полагал, что мисс Энн должна была быть здесь, в гуще событий, собирая материал для «Дейли баджет».
— Кимберли, — повторил он. Место, кажется, огорчало его. — Там нечего смотреть — копи не работают.
— Вы ведь знаете, каковы женщины, — рассеянно заметил я.
Он покачал головой и вышел. Очевидно, я дал ему кое-какую пищу для размышлений.
Как только он ушел, вновь появился мой правительственный чиновник.
— Надеюсь, вы простите меня, сэр Юстас, что я снова беспокою вас, — извинился он. — Но я хотел бы задать вам один вопрос.
— Разумеется, мой дорогой, — бодро произнес я. — Давайте ваш вопрос.
— Он касается вашего секретаря…
— Мне ничего о нем не известно, — поспешно сказал я. — Он навязался мне в Лондоне, украл у меня ценные бумаги, — за которые мне дадут хорошую взбучку, — и когда мы прибыли в Кейптаун, исчез, как в фокусе иллюзиониста. Я действительно был у водопада в одно время с ним, но я жил в гостинице, а он — на острове. Могу заверить вас, что я ни разу его в глаза не видел, пока был там.
Я сделал паузу, чтобы перевести дыхание.
— Вы не правильно поняли меня. Я говорю о другом вашем секретаре.
— О каком? О Пейджете? — вскричал я с живым изумлением. — Он у меня уже восемь лет — он заслуживает полного доверия.
Мой собеседник улыбнулся.
— Мы все еще не понимаем друг друга. Я говорю о даме.
— Мисс Петтигрю? — воскликнул я.
— Да. Ее видели выходящей из лавки туземных редкостей, принадлежащих Аграсато.
— Боже, спаси и помилуй! — прервал его я. — Сегодня днем я сам собирался зайти туда. Вы могли бы и меня поймать выходящим оттуда.
Похоже, в Йобурге нельзя сделать ни один совершенно невинный шаг, чтобы вас не заподозрили.
— А! Но она была там не один раз — и при довольно сомнительных обстоятельствах. Могу также сказать вам — по секрету, сэр Юстас, что это место находится под подозрением, как явка, используемая тайной организацией, стоящей за нынешней революцией. Вот почему я был бы рад услышать все, что вы можете рассказать мне об этой даме. Где и как вы наняли ее?
— Ее одолжило мне ваше собственное правительство, — холодно ответил я.
Он потерпел полный крах.

Глава XXX
(Продолжение рассказа Энн)
Приехав в Кимберли, я телеграфировала Сьюзен. Она присоединилась ко мне очень быстро, возвещая о своем приближении телеграммами, которые посылала с дороги. С большим удивлением я убедилась, что она меня действительно любит — раньше я думала, что просто даю ей свежесть ощущений, но она при встрече буквально бросилась мне на шею и разрыдалась.
После того как мы пришли в себя от всплеска эмоций, я села на кровать и поведала ей всю историю от А до Я.
— Полковника Рейса вы всегда подозревали, — задумчиво сказала она, когда я кончила. — Я же — нет — до той ночи, когда вы исчезли. Он мне так нравился, и я считала, что он мог бы быть хорошим мужем для вас. О, Энн, дорогая, не сердитесь, но откуда вы знаете, что этот ваш молодой человек говорит правду? Вы верите каждому его слову.
— Конечно, верю, — вскричала я с негодованием.
— Но что в нем так привлекло вас? Я не вижу в нем ничего, кроме его довольно броской внешности и современной манеры ухаживать в стиле «неотразимого мужчины каменного века».
Несколько минут я изливала свой гнев на Сьюзен.
— И именно потому, что вам так уютно замужем и вы покрываетесь жиром, вы забыли, что на свете существует такая вещь, как романтика, — закончила я.
— О, я не покрываюсь жиром, Энн. Последнее время я так беспокоилась о вас, что, вероятно, совсем спала с лица.
— Вы выглядите довольно упитанной, — холодно сказала я. — Полагаю, вы, наверное, поправились на добрых семь фунтов.
— Кроме того, я не уверена, что мне так уж уютно замужем, — меланхолично продолжала Сьюзен. — Кларенс забросал меня совершенно ужасными телеграммами, требует, чтобы я немедленно вернулась домой. Наконец я перестала отвечать, ему, и теперь вот уже больше двух недель от него ни слуху, ни духу.
Боюсь, я не приняла супружеские заботы Сьюзен слишком близко к сердцу. Когда придет время, она прекрасно сможет обвести Кларенса вокруг пальца. Я перевела разговор на алмазы.
Сьюзен посмотрела на меня с отвисшей челюстью.
— Мне надо объясниться, Энн. Понимаете, как только я стала подозревать полковника Рейса, я ужасно расстроилась из-за алмазов. Мне хотелось остаться у водопада на случай, если он похитил вас и держал где-то неподалеку, однако я не знала, что делать с алмазами. Я боялась держать их у себя…
Сьюзен беспокойно огляделась, будто опасалась, что стены могут слышать, а потом горячо зашептала мне на ухо.
— Очень хорошая мысль, — одобрила я. — Но сейчас нам это немного не с руки. А что сэр Юстас сделал с ящиками?
— Большие отослал в Кейптаун. Перед отъездом с водопада я получила письмо от Пейджета, в которое он вложил квитанцию за их хранение. Между прочим, сегодня он выезжает из Кейптауна к сэру Юстасу в Йоханнесбург.
— Понятно, — задумчиво сказала я. — А что с маленькими, где они?
— Полагаю, что у сэра Юстаса. Я мысленно оценила ситуацию.
— Что ж, — наконец сказала я, — это неудобно, но достаточно надежно. Пока нам лучше ничего не предпринимать.
Сьюзен взглянула на меня с легкой улыбкой.
— Вам не нравится бездействовать, не так ли, Энн?
— Да, не слишком, — честно ответила я.
Единственное, что я могла сделать, — это достать расписание и справиться, когда поезд Ги Пейджета пройдет через Кимберли. Выяснилось, что он прибудет на следующий день в 5.40 пополудни и отойдет в 6.00. Мне хотелось встретиться с Пейджетом как можно скорее, и я считала, что мне предоставляется удобный случай. Ситуация на Ранде становилась очень серьезной, и могло пройти много времени, прежде чем у меня возникнет другая возможность.
Тот день оживила только телеграмма из Йоханнесбурга.
Она звучала совершенно невинно:
— «Доехал благополучно. Все идет хорошо. Эрик здесь, Юстас тоже, но нет Ги. Пока оставайтесь на месте. Энди».
Эрик — наш псевдоним для Рейса. Его выбрала я, так как мне очень не нравится это имя. До встречи с Пейджетом мне явно больше нечего было делать. Сьюзен занялась отправлением длинной успокаивающей телеграммы далекому Кларенсу. Она здорово расчувствовалась. По-своему, — разумеется, совсем не так, как я и Гарри, — она действительно любит Кларенса.
— Я хотела бы, чтобы он был здесь, Энн, — сказала она, глотая слезы. — Я так давно его не видела!
— Возьмите крем для лица, — сказала я успокаивающе.
Сьюзен намазала немного на кончик своего очаровательного носика.
— Скоро мне понадобится еще крем, — заметила она, — а такой можно достать только в Париже. — Она вздохнула. — Париж!
— Сьюзен, — сказала я, — очень скоро вам надоест Южная Африка и приключения.
— Мне хотелось бы очень хорошенькую шляпку, — задумчиво согласилась Сьюзен. — Мне поехать завтра с вами на встречу с Ги Пейджетом?
— Я предпочитаю поехать одна. Он будет более осторожным, разговаривая с нами двумя.
Вот так случилось, что на следующий день я стояла в дверях гостиницы, борясь с непокорным зонтиком от солнца, не желавшим раскрываться, а Сьюзен мирно лежала на своей кровати с книгой и корзиной фруктов.
Сегодня с поездом было все в порядке, и он должен был прийти почти вовремя, как сказал портье, очень сомневаясь, однако, что поезд вообще отправится в Йоханнесбург. Путь взорван, — торжественно объявил он. Это прозвучало весьма ободряюще!
Поезд пришел только на десять минут позже. Все высыпали на платформу и начали возбужденно прогуливаться взад и вперед. Мне не составило труда издали заметить Пейджета. Я энергично приветствовала его. Увидев меня, он, по-своему обыкновению, нервно вздрогнул — на сей раз несколько демонстративно.
— Боже мои, мисс Беддингфелд, а я понял так, что вы исчезли.
— Я опять появилась, — серьезно сказала я. — А как вы поживаете, мистер Пейджет?
— Спасибо, очень хорошо — предвкушаю, как вернусь к исполнению моих обязанностей у сэра Юстаса.
— Мистер Пейджет, — произнесла я, — мне хочется вас кое о чем спросить. Надеюсь, вы не обидитесь, но многое зависит от вашего ответа, больше, чем вы, вероятно, можете предположить. Что вы делали в Марлоу 8 января этого года?
Он сильно вздрогнул.
— В самом деле, мисс Беддингфелд.., я.., действительно…
— Вы ведь были там, не так ли?
— Я.., по причинам личного характера я был по соседству, да.
— Не скажете ли вы, каковы эти причины?
— Разве сэр Юстас еще не рассказал вам?
— Сэр Юстас? А он знает?
— Я почти уверен. Я надеялся, что он не узнал меня, однако, судя по его как бы нечаянным намекам и замечаниям, боюсь, я ошибся. В любом случае я собирался чистосердечно во всем сознаться и предложить ему мою отставку. Он своеобразный человек, мисс Беддингфелд, с чрезмерным чувством юмора. Ему, по-видимому, доставляет удовольствие держать меня в состоянии неизвестности. Полагаю, он все время был прекрасно осведомлен о подлинных фактах. Возможно — все эти годы.
Я надеялась, что раньше или позже смогу все-таки понять, о чем говорил Пейджет. Он продолжал:
— Человеку с положением сэра Юстаса трудно поставить себя на мое место. Я понимаю, что не прав, но мой обман, кажется, не принес вреда. Я счел бы проявлением большого такта с его стороны, если бы он мне все прямо сказал, а не изощрялся в завуалированных шутках на мой счет.
Раздался свисток, и пассажиры стали залезать обратно в поезд.
— Да, мистер Пейджет, прервала его я, — несомненно, я вполне согласна со всем, что вы говорите о сэре Юстасе.
Однако, зачем вы ездили в Марлоу?
— Я был не прав, но при сложившихся обстоятельствах это было естественно, да, я все еще так считаю.
— При каких обстоятельствах? — закричала я в отчаянии.
Похоже, Пейджет впервые осознал, что я задаю ему вопрос. Он оторвался от особенностей сэра Юстаса, перестал оправдываться и сосредоточил внимание на мне.
— Прошу прощения, мисс Беддингфелд, — строго сказал он, — но я не могу уразуметь, что вам за дело?
Теперь он уже занял свое место в поезде и свешивался из вагона, чтобы говорить со мной. Я почувствовала безнадежность. Что можно сделать с этим человеком?
— Разумеется, если оно так ужасно, что вам стыдно говорить о нем со мной… — язвительно начала я.
Наконец-то я нашла верный тон. Лицо Пейджета вытянулось и покраснело.
— Ужасно? Стыдно? Не понимаю вас?
— Тогда расскажите мне!
В трех коротких фразах он поведал мне все. Наконец я узнала тайну Пейджета! Это было совсем не то, чего я ожидала.
Я медленно отправилась пешком в гостиницу. Там мне вручили телеграмму. Я открыла ее. В ней содержались подробные указания для меня немедленно отправляться в Йоханнесбург или, вернее, на одну станцию, не доезжая Йоханнесбурга, где меня должны встретить на машине. Телеграмма была подписана не Энди, а Гарри.
Я села в кресло и предалась серьезным размышлениям.

Глава XXXI
(Из дневника Юстаса Педлера)Йоханнесбург, 7 марта
Прибыл Пейджет. Он, конечно, в панике. Немедленно предложил уехать в Преторию. Затем, когда я любезно, но твердо сказал, что мы останемся здесь, он бросился в другую крайность, выразил желание приобрести ружье и стал трещать о том, как он защищал какой-то мост во время мировой войны. Железнодорожный мост в узловом пункте Литтл Пуддекум или что-то вроде.
Вскоре я прервал его, сказав, чтобы он распаковал большую пишущую машинку. Я надеялся, что на некоторое время ему будет чем заняться, так как машинка наверняка вышла из строя — она всегда так делала — и ему придется отнести ее в починку. Однако я забыл о способности Пейджета быть всегда правым.
— Я уже распаковал все вещи, сэр Юстас. Машинка в отличном состоянии.
— Что вы хотите сказать — все ящики?
— Также и два небольших ящика.
— Лучше бы вы не были столь услужливы, Пейджет. Эти маленькие ящики вас не касаются. Они принадлежат миссис Блейр.
Пейджет выглядел удрученным. Он очень не любит ошибаться.
— Итак, снова аккуратно запакуйте их, — продолжал я. — Потом можете выйти на улицу и немного оглядеться. К завтрашнему дню Йоханнесбург, вероятно, превратится в груду дымящихся развалин, так что сегодня, наверное, у вас последний шанс.
Я подумал, что теперь удастся избавиться от него, по крайней мере, на утро.
— Я кое-что хотел бы сказать вам, сэр Юстас, когда у вас будет свободное время.
— Только не сейчас, — произнес я поспешно. — Сейчас у меня совершенно нет свободного времени.
Пейджет повернулся, чтобы уйти.
— Между прочим, — окликнул я его вдогонку, — что там было в этих ящиках миссис Блейр?
— Несколько меховых ковриков и две-три меховые шапки, я думаю.
— Все правильно, — со значением произнес я. — Она купила их, когда ехала на поезде. Это действительно шапки — в своем роде, — хоть я почти не удивляюсь, что вы их не узнали. Полагаю, она собирается в одной из них появиться в Аскоте[17]. Что еще там было?
— Несколько катушек с пленкой и корзиночки.., масса корзиночек…
— Разумеется, — уверил его я. — Миссис Блейр — из тех женщин, которые покупают сразу не менее дюжины чего-нибудь.
— Кажется, все, сэр Юстас, не считая всяких разрозненных предметов, вуали для езды на автомобиле, непарных перчаток и т. п.
— Если бы вы не были прирожденным идиотом, Пейджет, вы бы с самого начала увидели, что эти вещи не могут принадлежать мне.
— Я подумал, что часть из них могла принадлежать мисс Петтигрю.
— А, вы мне напомнили. Что вы имели в виду, нанимая для меня столь сомнительную личность в качестве секретарши?
И я поведал ему о том подробном допросе, которому подвергся. Мне тут же пришлось пожалеть, так как я заметил в его глазах слишком хорошо знакомое мне выражение. Я поспешно сменил тему разговора, однако было уже поздно. Пейджет вышел на военную тропу.
Затем он стал надоедать мне длинными бессмысленными рассказами о «Килмордене». Что-то о катушке с пленкой и пари. Катушке, посреди ночи брошенной через иллюминатор каким-то стюардом, которому следовало быть более осмотрительным. Ненавижу грубые шутки. Я так и сказал Пейджету, и он снова принялся излагать свою историю. В любом случае он плохой рассказчик. Прошло много времени, прежде чем я начал в чем-то разбираться.
До ланча он больше не появлялся. Потом он прибежал, дрожа от возбуждения, как ищейка, взявшая след. Мне никогда не нравились ищейки. Суть дела в том, что он видел Рейберна.
— Что?! — вскричал я, пораженный.
Да, ему на глаза попался некто, в ком он с уверенностью признал Рейберна. Тот переходил дорогу. Пейджет последовал за ним.
— И как вы думаете, с кем он остановился поговорить? С мисс Петтигрю!
— Что?!
— Да, сэр Юстас. И это еще не все. Я наводил о ней справки.
— Подождите, что случилось с Рейберном?
— Он и мисс Петтигрю вошли в ту угловую лавку редкостей…
Я издал непроизвольное восклицание. Пейджет недоуменно замолчал.
— Ничего-ничего, — сказал я. — Продолжайте.
— Я ждал на улице целую вечность, но они так и не вышли. Наконец я вошел внутрь. Сэр Юстас, в лавке никого не было! Там, должно быть, есть другой выход.
Я уставился на него.
— Как я уже говорил, я вернулся в гостиницу, чтобы навести кое-какие справки о мисс Петтигрю. — Пейджет понизил голос и часто задышал, как он всегда делает, когда хочет сказать что-нибудь по секрету. — Сэр Юстас, прошлой ночью видели мужчину, выходившего из ее номера.
Я поднял брови.
— А я всегда считал ее верхом порядочности, — проворчал я.
Пейджет продолжал, не обращая внимания.
— Я поднялся прямо наверх и обыскал ее комнату. И как вы думаете, что я нашел?
Я покачал головой.
— Вот это!
Пейджет показал безопасную бритву и мыльную палочку для бритья.
— Для чего женщине такие предметы? Наверное, Пейджет никогда не читает объявлений в газетах для дам высшего света. В отличие от меня. Не собираясь спорить с ним, я отказался признать бритву убедительным доказательством пола мисс Петтигрю. Пейджет так безнадежно отставал от времени. Я бы нисколько не удивился, если бы он предъявил портсигар в подтверждение своей версии. Однако даже у Пейджета есть границы.
— Я не убедил вас, сэр Юстас. А что вы скажете на это?
Я внимательно осмотрел предмет, которым он торжествующе размахивал над головой.
— Похоже на волосы, — заметил я с отвращением.
— Именно так. Очевидно, это накладка из искусственных волос.
— В самом деле, — прокомментировал я.
— Теперь вы убедились, что так называемая мисс Петтигрю — переодетый мужчина.
— Да, мой дорогой Пейджет, думаю, да. Я мог бы сообразить, что к чему по ее ножкам.
— Так-то вот. А теперь, сэр Юстас, я хотел бы поговорить с вами о моих личных делах. Судя по вашим намекам и постоянным упоминаниям того времени, когда я был во Флоренции, мне не приходится сомневаться, что вы меня разоблачили.
Наконец откроется тайна того, что Пейджет делал во Флоренции.
— Чистосердечно признайтесь, дорогой мой, — мягко сказал я. — Так гораздо лучше.
— Благодарю вас, сэр Юстас.
— Дело в ее муже? Мужья — надоедливые ребята. Всегда появляются, когда их меньше всего ждут.
— Мне неясна ваша мысль, сэр Юстас. В чьем муже?
— Муже дамы.
— Какой дамы?
— Господи помилуй, Пейджет, той дамы, с которой вы встречались во Флоренции. Должна же быть там дама. Не говорите мне, что вы просто ограбили церковь или ударили ножом в спину итальянца за то, что вам не понравилось его лицо.
— Я в полном недоумении от ваших слов, сэр Юстас. Вы, наверное, шутите.
— Иногда я бываю забавным, когда прилагаю усилия, но могу заверить вас, что в настоящую минуту не намерен шутить.
— Я надеялся, что вы не узнали меня, сэр Юстас, так как я был довольно далеко.
— Узнал вас — где?
— В Марлоу, сэр Юстас.
— В Марлоу? Какого черта вы делали в Марлоу?
— Я думал, вы поняли, что…
— Я начинаю понимать все меньше и меньше. Вернитесь назад и снова начните вашу историю. Вы поехали во Флоренцию.
— Тогда, значит, вам ничего не известно — и вы не узнали меня!
— Насколько я могу судить, вы, кажется, выдали себя без всякой необходимости — стали заложником собственной совести. Но я сумею лучше разобраться, когда услышу весь рассказ. Итак, вздохните поглубже и вперед. Вы поехали во Флоренцию…
— Но я не ездил во Флоренцию. Вот и все.
— Куда же вы тогда отправились?
— Домой — в Марлоу.
— Какого дьявола вам понадобилось ехать в Марлоу?
— Я хотел повидать мою жену. Она была в деликатном положении и ожидала…
— Вашу жену? Но я не знал, что вы женаты!
— Да, сэр Юстас, именно об этом я вам и говорю. Я ввел вас в заблуждение.
— Вы женаты давно?
— Уже больше восьми лет. Прошло как раз шесть месяцев с нашей свадьбы, когда я стал вашим секретарем. Мне не хотелось упустить такое место. Предполагается, что постоянный секретарь должен быть холост, поэтому я скрыл правду.
— Вы поражаете меня, — заметил я. — Где же была ваша жена все эти годы?
— Вот уже больше пяти лет у нас есть маленький домик с верандой на реке в Марлоу совсем неподалеку от Милл-Хауса.
— Господи, помилуй, — пробормотал я. — А дети?
— Четверо, сэр Юстас.
Я пристально посмотрел на него в оцепенении. Я мог бы раньше сообразить, что у такого человека, как Пейджет, не может быть тайного греха. Его порядочность всегда была моим проклятием. Именно такого рода тайну он и должен был иметь — жена и четверо детей.
— Вы еще кому-нибудь говорили об этом? — наконец спросил я после того, как довольно долго с интересом разглядывал его, как зачарованный.
— Только мисс Беддингфелд. Она приезжала на вокзал в Кимберли.
Я продолжал рассматривать его. Он ерзал под моим взглядом.
— Надеюсь, сэр Юстас, я не очень досадил вам?
— Дорогой мой, — произнес я, — не стану скрывать от вас, что вы совершенно расстроили мои планы!
Я ушел из гостиницы, сильно выведенный из себя. Когда я поравнялся с угловой лавкой редкостей, на меня вдруг напало непреодолимое искушение и я вошел. Хозяин, потирая руки, подобострастно предложил свои услуги.
— Позвольте вам что-нибудь показать? Меха, редкости!
— Мне нужно нечто совершенно необычайное, — сказал я. — Для особого случая. Вы покажете, что у вас есть?
— Может быть, вы пройдете в заднюю комнату? У нас там имеется богатый специальный ассортимент.
Вот где я совершил ошибку. Я подумал, что поступаю очень умно. Я проследовал за ним сквозь колыхавшиеся портьеры.

Глава XXXII
(Продолжение рассказа Энн)
Мне пришлось немало повозиться с Сьюзен. Она спорила, умоляла и даже рыдала, пока не разрешила мне осуществить мой план. Но, в конце концов, я добилась своего. Она обещала в точности выполнить мои указания и приехала на вокзал, чтобы со слезами проводить меня.
На следующий день рано утром я прибыла к месту назначения. Меня встретил низенький чернобородый голландец, которого я никогда прежде не видела. Нас ждал автомобиль, и мы покатили. Вдали слышался странный гул, и я спросила, что это такое.
— Пушки, — ответил он лаконично. Значит в Йоханнесбурге шло сражение.
Я сообразила, что конечный пункт нашей поездки где-то на окраине города. Чтобы попасть туда, мы поворачивали направо и налево, несколько раз сделали крюк, и с каждой минутой канонада становилась все ближе. Это было захватывающе. Наконец мы остановились перед довольно ветхим строением. Дверь открыл мальчик-кафр. Мой провожатый жестом пригласил меня войти. Я в нерешительности остановилась в темном прямоугольном холле. Мужчина обогнал меня и распахнул дверь.
— Молодая леди пришла повидать мистера Гарри Рейберна, — произнес он и засмеялся.
После такого доклада я вошла. В комнате было мало мебели и сильно пахло дешевым табаком. За конторкой сидел какой-то человек и писал. Он оторвался от своего занятия и поднял брови.
— Боже мой, — сказал он, — да это никак мисс Беддингфелд!
— У меня, должно быть, в глазах двоится, — извинилась я. — Вы мистер Чичестер или мисс Петтигрю? Вы удивительно напоминаете их обоих.
— В настоящий момент оба персонажа получили временную отставку. Я снял свои нижние юбки, а также отказался от духовного сана. Может, вы присядете?
Я спокойно села.
— Кажется, я ошиблась адресом, — заметила я.
— С вашей точки зрения, боюсь, да. Право, мисс Беддингфелд, попасть в ловушку во второй раз!
— Я действовала не слишком осмотрительно, — кротко согласилась я.
По-видимому, что-то в моем поведении озадачило его.
— Похоже, вы не слишком огорчены случившимся, — сухо констатировал он.
— А если бы я впала в истерику, разве это произвело бы на вас какое-либо впечатление? — спросила я.
— Разумеется, нет.
— Моя двоюродная бабушка Джейн всегда говорила, что настоящая леди не при каких обстоятельствах не возмущается и не удивляется, — прожурчала я мечтательно. — Я стараюсь жить согласно ее заповедям.
Оценив реакцию мистера Чичестера-Петтигрю, столь явственно написанную на его лице, я поспешила продолжить.
— Вы в самом деле мастерски пользуетесь гримом и костюмом, — великодушно сказала я. — Все время, пока вы были мисс Петтигрю, я не могла узнать вас — даже когда вы от изумления сломали карандаш, увидев меня в поезде в Кейптауне.
Пока я говорила, он постукивал по конторке карандашом, который держал в руке.
— Все это по-своему очень хорошо, но мы должны заняться делом. Вероятно, мисс Беддингфелд, вы можете догадаться, зачем нам потребовалось ваше присутствие здесь?
— Простите меня, — сказала я, — но я никогда не имею дела ни с кем, кроме начальников.
Когда-то я прочитала такую фразу или подобную ей в рекламном тексте какого-то ростовщика и сейчас осталась весьма довольна. Она, безусловно, произвела сокрушительное впечатление на мистера Чичестера-Петтигрю. Он открыл рот, а потом снова закрыл его. Я смотрела на него с сияющей улыбкой.
— Таков принцип моего двоюродного дедушки Джорджа, — добавила я, как бы вдогонку. — Мужа моей двоюродной бабушки Джейн. Он делал шишечки для медных кроватей.
Сомневаюсь, чтобы Чичестера-Петтигрю дразнили когда-нибудь прежде. Ему это совсем не понравилось.
— Надеюсь, вы проявите благоразумие и измените ваш тон, юная леди.
Я не ответила, а только зевнула — деликатно, — чтобы показать, что мне очень скучно.
— Какого черта… — начал он с нажимом. Я прервала его.
— Могу заверить вас, что криком вы ничего не добьетесь. Мы только потеряем время. Я не намерена разговаривать с мелкими сошками. Вы сэкономите массу времени и нервов, если проведете меня прямо к сэру Юстасу Педлеру.
— К…
Он выглядел ошарашенным.
— Да, — сказал я. — К сэру Юстасу Педлеру.
— Я.., я.., извините меня…
Он выскочил из комнаты, как заяц. Воспользовавшись передышкой, я открыла сумочку и тщательно напудрила нос, а также поправила шляпку. Потом я спокойно уселась и стала терпеливо ждать возвращения моего противника.
Вернулся он в несколько более сдержанном расположении духа.
— Пройдите, пожалуйста, сюда, мисс Беддингфелд. Я пошла за ним вверх по лестнице. Он постучал в дверь комнаты, изнутри прозвучало короткое «войдите», он открыл дверь и жестом предложил мне войти.
Сэр Юстас вскочил на ноги, чтобы приветствовать меня, добродушный и улыбающийся.
— Ну, ну, мисс Энн. — Он тепло пожал мне руку. — Я счастлив видеть вас. Входите и садитесь. Не устали с дороги? Вот и хорошо.
Он сел напротив меня, все еще сияя улыбкой. Я немного недоумевала. Он вел себя абсолютно естественно.
— Правильно сделали, что настояли, чтобы вас провели прямо ко мне, — продолжал он. — Минкс — дурак. Искусный актер, но дурак. Это вы Минкса видели внизу.
— О, в самом деле, — сказала я вяло.
— А теперь, — бодро произнес сэр Юстас, — давайте займемся фактами. Как давно вам известно, что я — «полковник»?
— С того момента, как мистер Пейджет рассказал мне, что видел вас в Марлоу, когда вы должны были быть в Канне.
Сэр Юстас уныло кивнул.
— Да, я сказал этому идиоту, что он совершенно расстроил мои планы. Разумеется, он ничего не понял. Он думал только о том, узнал ли я его. Ему никогда не приходило в голову поинтересоваться, что я там делал. Мне явно не повезло. Я все так аккуратно устроил, отослав его во Флоренцию, а в гостинице сказал, что еду в Ниццу на одну ночь, может быть на две. Затем, когда убийство было обнаружено, я уже опять был в Канне, и никто не мог даже помыслить, что я вообще покидал Ривьеру.
Он по-прежнему говорил вполне естественно и искренне. Мне пришлось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это происходит наяву, что человек передо мной действительно отъявленный преступник, «полковник». Я все снова прокрутила в голове.
— Значит, именно вы пытались выбросить меня за борт на «Килмордене», — не спеша произнесла я. — И вас преследовал Пейджет на палубе в ту ночь?
Он пожал плечами.
— Прошу прощения, мое милое дитя, мне, право, жаль. Вы всегда нравились мне, но вы так страшно мне мешали. Не мог же я допустить, чтобы все мои планы пошли прахом из-за какой-то девчушки.
— Я думаю, что ваш замысел у водопада был на самом деле самым ловким, — сказала я, пытаясь взглянуть на происшедшее отвлеченно. — Я была готова поклясться чем угодно, что вы находились в гостинице, когда я из нее вышла. В будущем, пока сама не увижу, не поверю.
— Да, роль мисс Петтигрю стала одной из величайших удач Минкса, и умение подражать моему голосу делает ему честь.
— Я хотела бы узнать одну вещь. — Да?
— Как вы добились того, что Пейджет нанял ее?
— О, это было совсем просто. Она встретила Пейджета в дверях Управления комиссариата по делам торговли или Горно-рудной палаты, или куда там он пошел и сказала ему, что я звонил второпях и ее отобрало соответствующее правительственное ведомство. Пейджет простодушно проглотил это.
— Вы очень откровенны, — сказала я, изучая его.
— У меня нет ни малейшего основания скрывать от вас что-либо.
Мне не понравились его слова. Я поспешила дать им собственную интерпретацию.
— Вы верите в успех этой революции? Вы сожгли свои корабли.
— Для умной в других отношениях молодой женщины подобное замечание исключительно неумно. Нет, мое милое дитя, я не верю в эту революцию. Я даю ей еще пару дней, и она кончится позорной неудачей.
— Фактически ее нельзя отнести к вашим успехам? — ядовито спросила я.
— Подобно всем женщинам, вы не имеете представления о бизнесе. Работа, за которую я взялся, заключалась в поставке некоторых взрывчатых веществ и оружия — за что мне хорошо заплатили — в разжигании эмоций и в полной компроментации некоторых людей. Я выполнил свои обязательства с совершеннейшим успехом и предусмотрел, чтобы мне заплатили вперед. Я специально позаботился обо всем, так как намеревался после выполнения данного контракта отойти от дел. Что до сжигания моих кораблей, как вы выражаетесь, то я просто не понимаю, что вы имеете в виду. Я вовсе не главарь мятежников или что-нибудь в таком роде — я известный визитер из Англии, имевший несчастье сунуть нос в некую лавку редкостей и увидевший немного больше, чем следовало, так что беднягу похитили. Завтра или послезавтра, как позволят обстоятельства, я буду найден где-нибудь со связанными руками и ногами, в жалком состоянии — перепуганный и умирающий от голода.
— А-а! — медленно произнесла я. — Но что будет со мной?
— Вот именно, — мягко сказал сэр Юстас. — Что будет с вами? Я заманил вас сюда — не хочу лишний раз расстраивать вас, но заманил очень ловко. Вопрос в том, что я собираюсь с вами делать. Простейший путь избавиться от вас — и могу добавить приятнейший для меня — это брак. Жены не могут обвинять своих мужей, как вам известно, и меня больше устроило бы, если бы хорошенькая молодая женушка держала меня за руку и смотрела на меня своими светлыми глазками — не сверкайте на меня ими так! Вы меня совсем пугаете. Я вижу, мой план не прельщает вас?
— Нет.
Сэр Юстас вздохнул.
— Жаль. Но я не какой-нибудь злодей из пьесы театра «Адельфи»[18]. Обычное затруднение, я полагаю. Вы любите другого, как пишется в книгах.
— Я люблю другого.
— Я так и думал — сначала я считал, что ваш избранник — тот длинноногий напыщенный осел, Рейс, но теперь мне кажется, это молодой герой, выудивший вас из водопада в ту ночь. У женщин нет вкуса. Ни один из них не обладает и половиной моих мозгов. Меня так легко недооценить.
Что касается последнего, я думаю, он был прав. Хотя я прекрасно знала, что он за человек, я толком не могла отдать себе отчет в этом. Он пытался убить меня не один раз, он действительно убил одну женщину, на его совести бесчисленные другие деяния, о которых мне ничего не было известно, и все же я была совершенно не в состоянии привести себя в соответствующее расположение духа, чтобы оценить его «подвиги» так, как они того заслуживали. Я не могла вообразить его никем, как нашим забавным общительным попутчиком. Я не могла даже по-настоящему бояться его, хотя знала, что он способен, если сочтет необходимым, хладнокровно отдать приказ убить меня. Единственная аналогия, приходившая мне в голову.
— Долговязый Джон Сильвер у Стивенсона. Сэр Юстас, должно быть, имел с ним много общего.
— Что ж, — произнес этот необыкновенный человек, откидываясь на спинку кресла. — Жаль, что идея стать леди Педлер не привлекает вас. Другие варианты пока до конца не продуманы.
Меня охватило неприятное ощущение. Разумеется, я все время понимала, что иду на большой риск, но награда, кажется, стоила того. Получится ли все так, как я рассчитала, или нет?
— Дело в том, — продолжал сэр Юстас, — что я питаю к вам слабость. Мне на самом деле не хочется прибегать к крайностям. А что, если вы расскажете мне все с самого начала, и мы посмотрим, что можно сделать? Но без всяких выдумок, имейте в виду — мне нужна правда.
Я не собиралась играть с ним. Я была слишком высокого мнения о проницательности сэра Юстаса. Настало время правды, всей правды, одной только правды. Я поведала ему свою историю, ничего не пропуская, до момента моего спасения у водопада. Когда я закончила, он одобрительно кивнул головой.
— Благоразумная девочка. Чистосердечно все выложила. И позвольте сказать вам, что в противном случае я быстро подловил бы вас. Многие ни за что не поверили бы вашему рассказу, особенно его началу, но я верю. Вы такая девушка, которая способна начать вот так — сразу, по самому незначительному побуждению. Вам, разумеется, удивительно повезло, однако раньше или позже дилетант сталкивается с профессионалом, и тогда результат предрешен. Я профессионал. Начал заниматься этим бизнесом, когда был совсем молодым. Приняв все во внимание, я решил, что это хороший способ быстро разбогатеть. Я всегда умел продумать дело до конца, составить изобретательный план и был достаточно предусмотрителен, чтобы не пытаться самостоятельно осуществлять свои замыслы. Всегда нанимай специалиста — таков был мой девиз. Отступив от него один раз, я потерпел неудачу, однако я не мог никому поручить сделать для меня именно эту работу. Надина знала слишком много. Я человек добродушный, мягкосердечный и уравновешенный, пока мне не мешают. Надина же и расстроила мои планы, и угрожала мне — как раз, когда я был на вершине успешной карьеры. Ее смерть и обретение мною алмазов обеспечивали мою безопасность. Теперь я пришел к заключению, что сделал все кое-как. Этот идиот Пейджет с его женой и семейством! Я сам виноват — моему чувству юмора импонировал такой секретарь — с лицом отравителя периода Чинквеченто и душой среднего викторианца. Вот вам правило поведения, моя дорогая Энн. Не злоупотребляйте чувством юмора. Долгое время интуиция подсказывала мне, что будет благоразумнее избавиться от Пейджета, но парень был столь трудолюбив и добросовестен, что я, честно говоря, не мог найти предлога, чтобы уволить его. И пустил все на самотек.
Однако мы отклоняемся от темы. Вопрос в том, что делать с вами. Ваше повествование было очень четким, но я все еще не улавливаю одной вещи. Где сейчас алмазы?
— Они у Гарри Рейберна, — ответила я, наблюдая за его лицом.
Он совсем изменился, сохранив выражение сардонического добродушия.
— Гм. Мне нужны эти алмазы.
— Не думаю, что у вас много шансов заполучить их, — заметила я.
— Нет? А я думаю. Не хочется быть неприятным, но советую вам поразмышлять о том, что мертвая девушка, обнаруженная в этой части города, не вызовет особого удивления. Внизу находится человек, который очень аккуратно делает работу такого рода. Ну же, вы ведь разумная молодая женщина. Я предлагаю следующее: вы сядете и напишете Гарри Рейберну, приглашая его присоединиться к вам и захватить с собой алмазы…
— Я не сделаю ничего похожего.
— Не перебивайте старших. Я предлагаю вам сделку. Алмазы в обмен на вашу жизнь. И не сомневайтесь: она абсолютно в моей власти.
— А Гарри?
— Я слишком добр, чтобы разлучить двух юных возлюбленных. Его я тоже отпущу — разумеется, при условии, что ни один из вас впредь не станет мешать мне.
— А какая у меня есть гарантия, что вы выполните ваше обещание?
— Совершенно никакой, моя милая. Вам придется довериться мне и надеяться на лучшее. Конечно, если вы настроены героически и предпочитаете быть уничтоженной, это другое дело.
Пока все шло по моему плану. Мне не надо было торопиться. Постепенно я позволила запугать и улестить себя и наконец сдалась. Под диктовку сэра Юстаса я написала следующее:

«Дорогой Гарри!
Мне думается, я вижу возможность абсолютно неопровержимо доказать твою невиновность. Пожалуйста, исполни мои указания точно. Зайди в лавку редкостей Аграсато. Попроси посмотреть что-нибудь «необычное», «для особого случая». Тогда хозяин предложит тебе «пройти в заднюю комнату». Следуй за ним. Ты найдешь посланца, который приведет тебя ко мне. Делай то, что он тебе скажет. Не сомневайся и возьми с собой алмазы. Никому ни слова».

Сэр Юстас остановился.
— Любовные штрихи я предоставляю вашему собственному воображению, — заметил он. — Но будьте осторожны, чтобы не наделать ошибок.
— Твоя навеки, Энн, — будет; достаточно, — отозвалась я.
Затем я вписала эти слова. Сэр Юстас протянул руку за письмом и перечитал его.
— Кажется, все в порядке. Теперь адрес.
Я дала ему адрес того маленького магазинчика, в котором за вознаграждение получали письма и телеграммы.
Сэр Юстас нажал кнопку звонка. Чичестер-Петтигрю, он же Минкс, пришел по вызову.
— Это письмо надо отправить немедленно — обычным путем.
— Очень хорошо, полковник.
Он взглянул на имя на конверте. Сэр Юстас внимательно наблюдал.
— Кажется, ваш приятель?
— Мой? — Минкс, похоже, испугался.
— Вы вчера долго разговаривали с ним в Йоханнесбурге.
— Он подошел ко мне и стал расспрашивать о том, что поделываете вы и полковник Рейс. Я дал ему неверные сведения.
— Отлично, мой дорогой, отлично, — добродушно сказал сэр Юстас, — значит, я ошибся.
Я случайно взглянула на Чичестера-Петтигрю, когда он выходил из комнаты. Он был бледный и как будто смертельно перепуган. Как только за ним закрылась дверь, сэр Юстас поднял переговорную трубку, покоившуюся у него под рукой, и сказал несколько слов. «Это ты, Шварт? Наблюдай за Минксом. Он не должен выходить из дома без приказания».
Положив трубку на место, сэр Юстас нахмурился и начал слегка постукивать по столу пальцами.
— Можно я задам вам несколько вопросов, сэр Юстас? — спросила я после того, как мы помолчали минуту-другую.
— Разумеется. Какие у вас прекрасные нервы, Энн! Вы способны проявлять пытливый интерес ко всему, что происходит, в то время, когда большинство девушек на вашем месте хныкали бы и заламывали руки.
— Зачем вы приняли Гарри на должность вашего секретаря вместо того, чтобы сдать его полиции?
— Мне нужны были эти проклятые алмазы. Надина, маленькая чертовка, шантажировала меня с помощью Гарри. Если я отказывался заплатить требуемую сумму, она угрожала продать их обратно ему. Тут я совершил еще одну ошибку — я считал, что она возьмет их с собой в тот день. Однако она оказалась слишком умна. Картон, ее муж, тоже был мертв — у меня не было никакого ключа к разгадке того, где спрятаны алмазы. Тогда мне удалось достать копию телеграммы, посланной Надине с борта «Килмордена» то ли Картоном, то ли Рейберном, я не знал кем из них. В телеграмме было то же, что и на клочке бумаги, который вы подняли: «Семнадцать один двадцать два». Я воспринял это как договоренность о встрече с Рейберном, и когда он так отчаянно стал стремиться попасть на «Килморден», я убедился в своей правоте. Поэтому сделал вид, что поверил его словам, и разрешил ему ехать. Я очень пристально наблюдал за ним и надеялся узнать побольше. Затем я обнаружил, что Минкс пытался действовать в одиночку и мешал мне. Вскоре я пресек его поползновения. Он мне подчинился. Было досадно не получить каюту номер 17, и меня беспокоило, что я не могу определить, кто вы такая. Невинная молодая девушка, какой казались, или нет? Когда Рейберн отправился на условленную встречу в ту ночь, Минксу было приказано остановить его. Минкс, конечно, все проворонил.
— Но почему в телеграмме говорилось «семнадцать» вместо «семидесяти одного»?
— Я продумал этот вопрос. Картон, очевидно, дал телеграфисту написанную собственной рукой записку, чтобы тот написал ее на бланке, а Картон потом так и не прочитал чистовик. Телеграфист допустил ту же ошибку, что и мы все, и воспринял текст как 17,1,22 вместо 1.71.22. Чего я не знаю, так это, каким образом Минкс добрался до каюты номер 17. Должно быть, ему помогла интуиция.
— А депеша генералу Смэтсу? Кто подменил ее?
— Моя милая Энн, вы же не думаете, что я собирался допустить гибель моих многочисленных замыслов, не попытавшись спасти их? Имея в качестве секретаря беглого убийцу, я сам без малейших колебаний подменил ее чистым листом бумаги. Никому не пришло бы в голову подозревать бедного старого Педлера.
— А как же Рейс?
— Да, это был неприятный сюрприз. Когда Пейджет рассказал мне, что Рейс — из Секретной службы, у меня мурашки по спине забегали. Я вспомнил, что он выслеживал Надину в Париже во время войны, и у меня закралось ужасное подозрение, что он охотится за мной! С тех пор мне не нравится, как он ко мне приклеился. Он — один из тех сильных молчаливых людей, у которых всегда есть что-то про запас.
Раздался свисток. Сэр Юстас поднял трубку, послушал минуту-другую и ответил:
— Очень хорошо, я встречусь с ним сейчас.
— Дела, — извинился он. — Мисс Энн, позвольте показать вам вашу комнату.
Он провел меня в маленькую убогую комнатку, мальчик-кафр принес мой небольшой плоский чемодан, и сэр Юстас, как олицетворение обходительного хозяина, настоятельно предложив мне просить все, что понадобится, удалился. На умывальнике стоял бидон с горячей водой, и я стала доставать туалетные принадлежности. Меня очень удивило, что моя складная сумочка оказалась непривычно тяжелой. Я развязала стягивавшую ее тесемку и заглянула внутрь.
К своему крайнему изумлению, я вытащила маленький револьвер с перламутровой рукояткой. Его там не было, когда я уехала из Кимберли. Я осторожно осмотрела револьвер. По-видимому, он был заряжен.
Мне было приятно держать его в руках. В подобном доме такая вещь, безусловно, полезна Однако современная одежда совершенно не приспособлена для ношения огнестрельного оружия. В конце концов, я осторожно засунула его за верхний край чулка. Револьвер ужасно выпирал, и я ежеминутно ожидала, что он выпадет и выстрелит мне в ногу, другого места для него, кажется, не было.

Глава XXXIII

Меня вызвали к сэру Юстасу в тот же день. Одиннадцатичасовой чай и солидный ланч мне подали в моей комнатке, и я почувствовала себя окрепшей для дальнейшей борьбы.
Сэр Юстас был один. Он ходил взад и вперед, и от меня не укрылось, что его глаза весело поблескивали, а сам он был полон нетерпения. В нем чувствовалось какое-то скрытое ликование. Его обращение со мной неуловимо изменилось.
— У меня есть для вас новости. Ваш молодой человек едет. Через несколько минут он будет здесь. Умерьте ваши восторги — я хочу еще кое-что сказать. Сегодня утром вы пытались обмануть меня. Я предупредил, чтобы вы проявили благоразумие и говорили правду, и до определенного момента вы так и делали. А потом сменили пластинку. Вы пытались убедить меня, что алмазы находятся у Гарри Рейберна. Тогда я принял ваше утверждение, так как оно облегчало мою задачу — заставить вас заманить сюда Гарри Рейберна. Однако, моя дорогая Энн, алмазы были у меня с тех пор, как я уехал с водопада, хотя я обнаружил это только вчера.
— Так вы знаете! — вырвалось у меня.
— Может быть, вам будет интересно услышать, что секрет выдал Пейджет. Он упорно надоедал мне длинным бессмысленным рассказом о пари и о катушке с пленкой. Скоро я все сопоставил: недоверие миссис Блейр к полковнику Рейсу, ее волнение и просьбу, чтобы я позаботился о ее сувенирах. Великолепный Пейджет от чрезмерного усердия поспешил распаковать ящики. Перед тем как покинуть гостиницу, я просто переложил все катушки с пленкой в карман. Они сейчас вон там в углу. Признаюсь, у меня еще не было времени обследовать их, однако я заметил, что один из цилиндриков совершенно отличается от остальных, в нем что-то гремит, он запечатан по-особому, чтобы его открыть, понадобится консервный ключ. Дело ясное, не так ли? А теперь, видите ли, вы оба у меня в западне… Жаль, что вы не отнеслись с пониманием к предложению стать леди Педлер.
Я ничего не ответила. Я только стояла и смотрела на него. На лестнице раздался звук шагов, дверь распахнулась, и двое мужчин ввели в комнату Гарри Рейберна. Сэр Юстас бросил на меня торжествующий взгляд.
— Все идет по плану, — спокойно сказал он. — Вам, дилетантам, придется бороться с профессионалами.
— Что это значит? — хрипло закричал Гарри.
— Это значит, что вы вступили в мою скромную обитель, — сказал паук мухе, — шутливо заметил сэр Юстас. — Мой дорогой Рейберн, вам удивительно не везет.
— Энн, ведь ты написала, что я буду в безопасности?
— Не упрекайте ее, мой дорогой. Она писала под мою диктовку, и ей ничего не оставалось. Конечно, разумнее было ничего не писать, но тогда я об этом умолчал. Вы последовали ее указаниям, пошли в лавку редкостей, были проведены через потайной ход из задней комнаты — и очутились в руках у ваших врагов.
Гарри посмотрел на меня. Я поняла его взгляд и незаметно придвинулась поближе к сэру Юстасу.
— Да, — заливался он, — вам решительно не везет! Это уже, дай Бог памяти, наша третья встреча.
— Вы правы, — отозвался Гарри. — Мы встречаемся в третий раз. Дважды вы брали верх, но разве вы никогда не слышали, что третий раз удача изменяет? Этот раунд за мной — Энн, целься в него.
Я была наготове. В мгновение ока я вытащила револьвер из чулка и приставила его к голове сэра Юстаса. Мужчины, охранявшие Гарри, бросились вперед, но его голос остановил их.
— Еще шаг — и он умрет! Если хоть немного приблизятся, Энн, нажми на курок без колебаний.
— Не стану — весело сказала я. — Что бы там ни было, мне немного страшно нажимать на него.
Полагаю, сэр Юстас разделял мои опасения. Он явно дрожал, как студень.
— Стойте на месте, — приказал он, и те двое послушно остановились.
— Отошлите их из комнаты, — сказал Гарри.
Сэр Юстас отдал приказание. Мужчины вышли один за другим, и Гарри задвинул за ними дверной засов.
— А теперь мы можем поговорить, — мрачно заметил он, и, сделав несколько шагов, взял у меня револьвер.
Сэр Юстас издал вздох облегчения и вытер платком пот со лба.
— Я в ужасном состоянии, — пожаловался он. — Должно быть, у меня слабое сердце. Я рад, что оружие в надежных руках. Я не доверил бы его мисс Энн. Что ж, мой юный друг, как вы говорите, теперь мы можем побеседовать. Должен признать, что вы опередили меня.
Откуда появился этот чертов револьвер, я не знаю. Когда она приехала, по моему распоряжению, ее багаж обыскали. Откуда же вы достали его сейчас? Еще минуту назад его не было при вас?
— Нет, был, — ответила я. — Он был у меня в чулке.
— Я недостаточно знаю женщин. Мне следовало лучше знать их, — печально сказал сэр Юстас. — Интересно, догадался ли бы об этом Пейджет?
Гарри резко постучал по столу.
— Не валяйте дурака. Если бы не ваша седина, я вышвырнул бы вас в окно. Проклятый негодяй! Седой вы или нет, я…
Он сделал шаг вперед, и сэр Юстас проворно заскочил за стол.
— Молодые всегда вспыльчивы, — сказал он укоризненно. — Неспособные шевелить мозгами, они полагаются исключительно на мускулы. Давайте поговорим разумно. В настоящий момент превосходство за вами. Однако подобное положение дел не может продолжаться долго. Дом полон моих людей. Вас безнадежно мало. Ваше временное господство завоевано случайно…
— Неужели?
Что-то в тоне Гарри, его мрачный юмор, по-видимому, привлекло внимание Юстаса. Он уставился на Гарри.
— Неужели? — повторил Гарри. — Садитесь, сэр Юстас, и послушайте, что я скажу. — Не опуская револьвера, Гарри продолжал. — На сей раз карты против вас. Прежде всего, прислушайтесь к этому!
Гарри говорил о монотонном стуке в дверь снизу. Потом раздались крики, проклятия и стрельба. Сэр Юстас побледнел.
— Что это?
— Рейс и его люди. Вы ведь не знали, не так ли, сэр Юстас, что у Энн со мной договоренность, по которой мы должны были узнавать, подлинны ли наши сообщения друг другу? Телеграммы подписывались «Энди», письма должны были где-то в тексте содержать зачеркнутое «и» Энн знала, что ваша телеграмма — фальшивка. Она приехала сюда по своей воле, нарочно шла в западню в надежде что ей удастся поймать вас в вашу собственную ловушку. Перед отъездом из Кимберли она телеграфировала мне и Рейсу. Миссис Блейр поддерживала с нами постоянную связь. Я получил написанное под вашу диктовку письмо, содержание которого в точности соответствовало тому, чего я ждал. Я еще раньше обсудил с Рейсом вероятность того, что меня поведут через потайной ход из лавки редкостей, и Рейс обнаружил место, куда он ведет.
Раздался ревущий бешеный звук, и сильный взрыв потряс комнату.
— Они обстреливают эту часть города. Я должен вывести вас отсюда, Энн.
Вспыхнул яркий свет. Дом напротив был в огне. Сэр Юстас встал и принялся ходить взад и вперед. Гарри держал его под прицелом.
— Так что вы понимаете, сэр Юстас, что ваше дело проиграно. Вы сами столь любезно преподнесли нам ключ от вашего убежища. Люди Рейса держали под наблюдением потайной ход. Несмотря на принятые вами предосторожности, им удалось проследить меня до этого дома.
Сэр Юстас внезапна повернулся к нам.
— Очень умно. Заслуживает большого доверия. Но и мне есть, что сказать. Если моя хитрость не удалась, то и ваша тоже. Вы никогда не сможете уличить меня в убийстве Надины. Я находился в Марлоу в тот день, это все, что у вас есть против меня. Никто даже не может доказать, что я вообще знал эту женщину. Но вы знали ее, у вас был повод для ее убийства, и ваше прошлое говорит против вас. Вы вор, не забудьте, вор. Еще одного, вы, наверное, не знаете. Алмазы у меня. Ия их…
Он невероятно быстро нагнулся, взмахнул рукой и что-то бросил. Зазвенело разбитое стекло, и брошенный предмет вылетел из окна и исчез в ярком пламени горевшего напротив дома.
— Вот ваша единственная надежда доказать свою непричастность к преступлению в Кимберли. А теперь мы поговорим. Я заключу с вами сделку. Вы загнали меня в угол. Рейс найдет в этом доме все, что ему нужно. Но у мене есть шанс, если я сумею отсюда выбраться. Если я останусь, со мной покончено, но и с вами тоже, молодой человек! В соседней комнате застекленная крыша. Пары минут мне хватит. У меня есть один — два готовых варианта. Вы выпускаете меня этим путем и даете мне уйти, а я оставляю вам письменное признание в том, что убил Надину.
— Да, Гарри, — вскричала я. — Да, да, да!
Он сурово посмотрел на меня.
— Нет, Энн, тысячу раз нет. Ты не знаешь, что говоришь.
— Я знаю. Это решает все.
— Я никогда не смогу снова посмотреть Рейсу в глаза. Пусть я рискую, но, черт меня возьми, если дам уйти этому хитрому старому лису. Бесполезно, Энн. Я так не поступлю.
Сэр Юстас хихикнул. Он принял свое поражение без малейших эмоций.
— Что ж, — заметил он. — Вы, кажется, встретили своего господина, Энн. Но могу уверить вас обоих, что высокая нравственность не всегда окупается.
Раздались треск ломаемого дерева и шаги людей на лестнице. Гарри отодвинул засов. Первым в комнату вошел полковник Рейс. При виде нас его лицо просияло.
— Вы в порядке, Энн, я боялся… — он повернулся к сэру Юстасу. — Я долго охотился за вами, — и, наконец, поймал вас.
— Похоже, будто все совершенно сошли с ума, — беззаботно заявил сэр Юстас. — Эти молодые люди угрожали мне револьверами и обвиняли меня во всех смертных грехах. Я не понимаю, что вы имеете в виду.
— Не понимаете? Я хочу сказать, что нашел «полковника», что 8-го января вы были не в Канне, а в Марлоу. Что, когда ваше орудие, мадам Надина, повернулось против вас, вы решили избавиться от нее, — и, наконец, мы сможем уличить вас в этом преступлении.
— В самом деле? И от кого же вы получили всю столь интересную информацию? От человека, еще и сейчас разыскиваемого полицией? Его свидетельство будет очень ценным.
— У нас имеется другое свидетельство. Есть еще один человек, знавший, что Надина собиралась встретиться с вами в Милл-Хаусе.
На лице сэра Юстаса было написано изумление. Полковник Рейс сделал жест рукой. Артур Минкс, он же преподобный Эдвард Чичестер, он же мисс Петтигрю, выступил вперед. Он был бледен, нервничал, но говорил достаточно ясно:
— Я встречался с Надиной в Париже вечером накануне ее отъезда в Англию. В то время я выступал в обличье русского графа. Она рассказала мне о цели своей поездки. Я предупредил ее, зная, с каким человеком ей придется иметь дело, но она не послушалась моего совета. На столике лежала телеграмма. Я прочел ее. Потом я решил, что смогу сам попытать счастья с алмазами. В Йоханнесбурге мистер Рейберн обратился ко мне и убедил меня перейти на его сторону.
Сэр Юстас посмотрел на него. Он ничего не сказал, но Минкс на глазах увял.
— Крысы всегда бегут с тонущего корабля, — заметил сэр Юстас. — Я не люблю крыс. Раньше или позже я уничтожаю паразитов.
— Я хотела бы сказать вам только одно, сэр Юстас, — вступила я. — В той коробочке, что вы выбросили из окна, не было алмазов. В ней были обыкновенные камешки. Алмазы находятся в абсолютно надежном месте. На самом деле они в животе большого жирафа. Сьюзен выдолбила в нем отверстие, засунула внутрь алмазы, завернутые в вату, чтобы они не гремели, и снова заделала дыру.
Сэр Юстас некоторое время смотрел на меня. Его ответ был характерным:
— Я всегда ненавидел этого проклятого жирафа, — сказал он. — Должно быть, это интуиция.

Глава XXXIV

В тот вечер мы не смогли вернуться в Йоханнесбург. Канонада усилилась, и я сообразила, что мы отрезаны от города, так как мятежники уже заняли позиции в предместьях.
Мы нашли убежище на ферме милях в двадцати от Йоханнесбурга прямо в вельде. Я падала от усталости. Все волнения и тревоги двух последних дней совершенно вымотали меня.
Я все повторяла себе, не в состоянии поверить в это, что наши беды действительно позади. Гарри и я вместе, и мы больше никогда не расстанемся. И все же я постоянно ощущала какую-то преграду между нами — его скованность, причину которой не могла найти.
Сэра Юстаса увезли в противоположном направлении в сопровождении усиленной охраны. Он беззаботно помахал нам рукой на прощание.
На следующий день рано утром я вышла на веранду и посмотрела в сторону Йоханнесбурга. Оттуда доносились грохочущие раскаты взрывов. Мятеж еще не закончился.
Жена фермера позвала меня к завтраку. Она относилась ко мне с материнской добротой, и я успела очень привязаться к ней. Гарри ушел на рассвете и еще не возвращался, сообщила она. Снова я почувствовала, как в душе шевельнулось беспокойство. Что за тень пробежала между нами?
После завтрака я уселась на веранде с книгой, но читать не могла. Я была так погружена в собственные мысли, что почти не заметила, как на лошади подъехал полковник Рейс и спешился. Я увидела его только после того, как он пожелал мне доброго утра.
— О, — сказала я, вспыхнув, — это вы.
— Да. Мне можно сесть?
Он пододвинул кресло поближе ко мне. После поездки в Матопос мы впервые остались вдвоем. Я ощутила странное чувство восхищения и страха, которое он неизменно внушал мне.
— Какие новости? — спросила я.
— Смэтс прибудет в Йоханнесбург завтра. Крах восстания предрешен, но даю ему еще три дня. В настоящий момент сражение продолжается.
— Хорошо бы, — сказала я, — если бы существовала уверенность, что погибнут именно те, кто хотел воевать, а не бедняги, которые живут в районах, где идут схватки.
Он кивнул.
— Я понимаю, что вы хотите сказать, Энн. Такова несправедливость войны. Но у меня есть для вас другие новости.
— Да?
— Я вынужден сознаться в собственной некомпетентности. Педлеру удалось бежать.
— Что?!
— Да. Никто не знает, как он ухитрился. На ночь его надежно заперли в верхней комнате на одной ферме в районе, занятом правительственными войсками, а сегодня утром комната оказалась пуста, и птичка улетела.
В глубине души я была довольна. Никогда, вплоть до сегодняшнего дня, я не могла избавиться от необъяснимой симпатии к сэру Юстасу. Полагаю, мое чувство достойно порицания, но уж что есть, то есть. Я восхищалась им. Он был, можно сказать, отъявленным негодяем, но славным человеком. После него я не встречала никого столь забавного.
Разумеется, я скрыла свои чувства. Полковник Рейс, естественно, воспринимал происшедшее совершенно иначе. Он хотел, чтобы сэр Юстас предстал перед правосудием. Если задуматься, в его бегстве не было ничего удивительного. Вокруг Йоханнесбурга у него, должно быть, было бесчисленное множество шпионов и агентов. И что бы там ни считал полковник Рейс, я очень сомневалась, что сэр Юстас когда-нибудь будет пойман. Вероятно, у него были тщательно разработаны пути к отступлению. Фактически он нам и сам так сказал.
Я отреагировала соответствующим образом, хотя и довольно вяло, и наш разговор зачах. Потом полковник Рейс вдруг спросил о Гарри. Я сказала, что он ушел на рассвете, и утром я его еще не видела.
— Вы ведь понимаете, Энн, не так ли, что, не считая некоторых формальностей, он полностью оправдан? Разумеется, есть еще технические детали, но вина сэра Юстаса практически доказана. Сейчас ничто не мешает вам и Гарри соединиться.
Он произнес это медленно, дрожащим голосом, не глядя на меня.
— Я понимаю, — сказала я благодарно.
— И у него есть все основания немедленно вернуть себе подлинное имя.
— Да, да, конечно.
— Вам известно его настоящее имя?
Вопрос удивил меня.
— Конечно. Гарри Лукас.
Он не ответил, но что-то в его молчании привлекло мое внимание.
— Энн, помните, по дороге из Матопоса в тот день я сказал, что знаю, что мне делать?
— Конечно, помню.
— Думаю, теперь я имею право сказать, что сделал это. Человек, которого вы любите, вне подозрений.
— Так вот, что вы имели в виду?
— Безусловно.
Я опустила голову, стыдясь того беспочвенного подозрения, которое владело мной. Он снова заговорил, как бы размышляя вслух:
— Когда я был совсем юношей, я любил девушку, которая увлекла меня и обманула. После этого я думал только о работе. Моя карьера значила для меня все. И тогда я встретил вас, Энн, и все мои прежние интересы показались мне ничего не стоящими. Но молодых привлекают молодые… У меня еще остается моя работа.
Я молчала. Наверное, в жизни нельзя любить сразу двоих, но можно чувствовать нечто подобное. Обаяние этого человека было очень велико. Внезапно я подняла на него глаза.
— Полагаю, вы очень далеко пойдете, — сказала я мечтательно. — Впереди у вас головокружительная карьера. Вы станете одним из самых выдающихся людей в мире.
Мне казалось, будто я читаю проповедь.
— Зато я буду одинок.
— Все люди, совершающие по-настоящему большие дела, одиноки.
— Вы так думаете?
— Я уверена.
Он взял меня за руку и тихонько сказал:
— Я бы предпочел... другое.
И тут появился Гарри. Полковник Рейс встал.
— Доброе утро, Лукас, — сказал он.
По какой-то причине Гарри покраснел до корней волос.
— Да, — весело сказала я, — теперь тебя должны знать под твоим именем.
Но Гарри все еще смотрел на полковника Рейса.
— Так вы знаете, сэр, — наконец сказал он.
— Я не забыл ваше лицо. Я видел вас один раз еще мальчиком.
— Что все это значит? — озадаченно спросила я, переводя взгляд с одного на другого.
Между ними как бы шла схватка характеров. Рейс победил. Гарри немного отвернулся в сторону.
— Наверное, вы правы, сэр. Назовите Энн мое настоящее имя.
— Энн, это не Гарри Лукас. Гарри Лукас погиб на войне. Перед вами Джон Гарольд Ирдсли.

Глава XXXV

С последними словами полковник Рейс резко повернулся и вышел. Я стояла и пристально смотрела ему вслед. Голос Гарри вернул меня к действительности.
— Энн, прости меня, скажи, что ты прощаешь меня.
Он взял меня за руку, и почти механически я отняла ее.
— Почему ты обманул меня?
— Не знаю, удастся ли мне объяснить, чтобы ты поняла. Я боялся таких вещей, как власть и притягательная сила богатства. Я хотел, чтобы ты любила меня просто ради меня самого — ради человека без всяких прикрас.
— Ты хочешь сказать, что не доверял мне?
— Можно и так выразиться, если тебе нравится, но это не совсем верно. Я стал озлобленным, подозрительным, склонным постоянно искать низменные побуждения, и было так чудесно почувствовать, что меня полюбили так, как меня полюбила ты.
— Понимаю, — сказала я медленно.
Я вновь мысленно повторила историю его жизни. Впервые я заметила несоответствия в его рассказе, которые прежде ускользнули от моего внимания — материальная обеспеченность, возможность выкупить алмазы у Надины, то, как он предпочел говорить об обоих молодых людях с точки зрения постороннего. И когда он говорил «мой друг», он имел в виду не Ирдсли, а Лукаса. Именно Лукас, скромный парень, так глубоко любил Надину.
— Как это произошло? — спросила я.
— Мы оба были безрассудны — искали смерти. Однажды ночью мы обменялись личными знаками — на счастье! На следующий день Лукас был убит — его разорвало на куски.
Я содрогнулась.
— Но почему ты не сказал мне теперь? Сегодня утром? Ведь не мог же ты сомневаться в моей любви?
— Энн, я не хотел все испортить. Я хотел увезти тебя обратно на остров. Что толку в деньгах? На них нельзя купить счастье. А на острове мы были счастливы. Говорю тебе, я боюсь этой другой жизни — один раз она уже почти погубила меня.
— А сэр Юстас знал, кто ты на самом деле?
— О, да.
— А Картон?
— Нет. Он видел нас обоих и Надину в Кимберли как-то вечером, но он не знал, кто был кто. Он не усомнился, когда я назвался Лукасом, а Надину ввела в заблуждение его телеграмма. Она никогда не боялась Лукаса. Он был спокойный и очень серьезный. А я всегда обладал дьявольским темпераментом. Она была бы напугана до смерти, если бы узнала, что я воскрес.
— Гарри, если бы полковник Рейс ничего не сказал, что бы ты сделал?
— Промолчал, остался бы Лукасом.
— А как же миллионы твоего отца?
— Пусть они достались бы Рейсу. В любом случае он нашел бы им лучшее применение, чем я. Энн, о чем ты думаешь? Ты так хмуришься.
— Я думаю, — сказала я медленно, — что почти жалею, что полковник Рейс заставил тебя открыться.
— Нет. Он был прав. Я должен был сказать тебе правду.
Он молчал, а потом вдруг сказал:
— Знаешь, Энн, я ревную тебя к Рейсу. Он тоже влюблен в тебя, и он значительнее меня, я никогда таким не буду.
Я повернулась к нему, смеясь.
— Гарри, ты — дурачок. Мне нужен только ты — остальное не имеет значения.
При первой возможности мы отправились в Кейптаун. Там меня приветствовала Сьюзен, и мы вместе распотрошили большого жирафа. Когда восстание было окончательно подавлено, полковник Рейс приехал в Кейптаун, и, по его предложению, снова открыли большую виллу, принадлежавшую сэру Лоуренсу Ирдсли, и мы все поселились в ней.
Там мы строили планы. Я должна была вернуться в Англию вместе с Сьюзен, и меня должны были выдать замуж из ее лондонского дома. А приданое полагалось купить в Париже! Сьюзен получила огромное удовольствие, обсуждая все эти детали. И я тоже. Тем не менее будущее казалось до странности нереальным. И иногда, не знаю почему, я совершенно задыхалась — как будто мне не хватало воздуха.
Это произошло в ночь перед отплытием. Я не могла уснуть. Я чувствовала себя несчастной, не понимая почему. Я ни за что не хотела покидать Африку. Когда я вернусь, будет ли она такой же? Будет ли она когда-нибудь снова такой?
И тут я вздрогнула от властного стука в ставень. Я вскочила. На веранде ждал Гарри.
— Надень на себя что-нибудь, Энн, и выйди. Мне нужно поговорить с тобой.
Кое-как натянув на себя одежду, я вышла на воздух. Я почувствовала бархатное прикосновение прохладной ночи, тихой и наполненной благоуханием. Гарри сделал мне знак рукой, чтобы мы отошли от дома за пределы слышимости. Его лицо было бледным и выражало решимость, глаза сверкали.
— Энн, помнишь, ты однажды сказала мне, что женщинам нравится делать то, что они не любят, ради тех, кого они любят?
— Да, — ответила я, недоумевая, что последует дальше.
Он заключил меня в объятия.
— Энн, уйдем отсюда вместе, сейчас, этой ночью. Вернемся в Родезию — на наш остров. Я не в состоянии выносить всю эту чепуху. Я не могу больше ждать, когда ты станешь моей.
На минуту я отключилась.
— А как же мои французские платья? — притворно посетовала я.
До сих пор Гарри не понимает, когда я говорю серьезно, а когда только поддразниваю его.
— Черт бы побрал твои французские платья. Ты думаешь, я хочу облачить тебя в них? Я более склонен сорвать их с тебя. Я не собираюсь отпускать тебя, слышишь? Ты — моя. Если я дам тебе уехать, я могу потерять тебя. Я никогда не бываю уверен в тебе. Ты уедешь сегодня со мной, прямо сейчас, и к черту всех.
Он прижал меня к себе и целовал, отчего я чуть не задохнулась.
— Я больше не могу без тебя, Энн. Правда не могу. Я ненавижу деньги. Пусть они достанутся Рейсу. Живей! Пошли!
— А моя зубная щетка? — выдвинула я последнее возражение.
— Ты купишь себе другую. Знаю, что я сумасшедший, но ради Бога, идем!
Он сорвался с места. Я последовала за ним, кроткая, как женщина из племени бартосе, которую я видела у водопада. Только на голове у меня не было сковородки. Он шел быстро, было очень трудно поспевать за ним.
— Гарри, — наконец сказала я смиренно, — мы что, пойдем в Родезию пешком?
Он вдруг обернулся и с хохотом заключил меня в объятия.
— Я безумный, моя дорогая, я знаю. Но я так люблю тебя.
— Мы — пара сумасшедших. И, Гарри, ты меня даже не спросил, но я вовсе не приношу себя в жертву! Я хотела уйти!

Глава XXXVI

Это было два года назад. Мы все еще живем на острове. Передо мной на грубо сколоченном деревянном столе лежит письмо от Сьюзен.

«Дорогие простаки — милые влюбленные, сумасшедшие!
Я совсем не удивлена. Все время, пока мы обсуждали платья из Парижа, я чувствовала, что это все совершенно нереально, что однажды вы исчезнете, чтобы пожениться в добром старом цыганском духе. Но вы действительно пара сумасшедших! Мысль отказаться от огромного состояния абсурдна. Полковник Рейс хотел спорить, но я убедила его, что время все расставит на свои места. Он пока может вести дела от имени Гарри и больше ничего. Ведь, в конце концов, медовый месяц не продолжается вечно. Вас нет рядом со мной, Энн, поэтому не опасаясь, что вы налетите на меня, как маленькая дикая кошка, я могу сказать: «Любовь в глуши будет длиться долго, но в один прекрасный день вы вдруг начнете мечтать о домах на Парк-Лейн, роскошных мехах, парижских платьях, о самом огромном автомобиле и последней модели детской коляски, французских горничных и норлендских медсестрах! О, да, так будет!»
А пока наслаждайтесь вашим медовым месяцем, дорогие безумцы, и пусть он будет долгим-долгим. И думайте иногда обо мне, покрывающейся жирком в довольстве среди материального благополучия!
Ваш любящий друг, Сьюзен Блейр.
P. S. Посылаю вам набор сковородок в качестве свадебного подарка и огромную банку печеночного паштета, чтобы вы не забывали обо мне».

Иногда я перечитываю другое письмо. Оно пришло много времени спустя после первого вместе с объемистым пакетом. По-видимому, оно было отправлено откуда-то из Боливии.

«Моя дорогая Энн Беддингфелд!
Не могу устоять против искушения послать вам письмо не столько ради удовольствия писать его, сколько ради огромного наслаждения, которое, я знаю, вы испытаете, получив его. Наш друг Рейс оказался совсем не таким умным, каким представлялся, не так ли?
Я думаю назначить вас своим литературным душеприказчиком. Посылаю вам свой дневник. В нем нет ничего, что заинтересовало бы Рейса и его команду, но я полагаю, что там есть места, которые могут позабавить вас. Используйте его, как захотите. Я предлагаю вам написать статью для «Дейли баджет» — «Преступники, которых я встречала». Только с одним условием — я буду центральной фигурой.
Я не сомневаюсь, что к настоящему моменту вы уже не Энн Беддингфелд, а леди Ирдсли, царящая на Парк-Лейн. Хотелось бы только сказать, что я ничего не таю против вас. Разумеется, трудно начинать все сначала в моем возрасте, но, между нами, на такой случай у меня был предусмотрительно отложен небольшой резервный фонд. Он очень пригодился, и я подбираю небольшую милую компанию. Между прочим, если вы когда-нибудь случайно встретитесь с нашим забавным другом Артуром Минксом, скажите ему только, что я не забыл его, хорошо? Это будет для него неприятным сюрпризом.
В целом я считаю, что проявил в высшей степени дух христианства и всепрощения. Даже по отношению к Пейджету. Я случайно узнал, что он, или вернее миссис Пейджет, на днях произвела на свет шестого ребенка. Скоро Англия будет населена одними Пейджетами. Я послал ребенку серебряный кубок и открытку, в которой выразил готовность быть крестным отцом. Представляю себе, как Пейджет понесет кубок и открытку прямо в Скотленд-Ярд без малейшей улыбки на лице!
Благословляю вас, светлые глазки. Наступит день, когда вы поймете, какую ошибку совершили, не выйдя за меня замуж.
Всегда Ваш, Юстас Педлер».

Гарри был в ярости. Это единственное, в чем мы не сходимся. Для него сэр Юстас — человек, пытавшийся убить меня, человек, ответственный за смерть друга. Покушения сэра Юстаса на мою жизнь всегда озадачивали меня. Они, так сказать не вписываются в общую картину. Ибо, я уверена, что он всегда испытывал ко мне неподдельно добрые чувства.
Тогда, почему же он дважды пытался убить меня?
Гарри говорит: «Потому что он проклятый негодяй», — и, по-видимому, думает, что вопрос исчерпан. Сьюзен про явила большое умение разбираться в людях. Я разговаривала с ней, она приписывает это «комплексу страха». Сьюзен немного увлекается психоанализом. Она указала мне, что вся жизнь Юстаса определялась стремлением к безопасности и комфорту. Он обладал обостренным чувством самосохранения. А убийство Надины сняло определенные запреты. Его действия не выражали его чувства ко мне, а являлись результатом всепоглощающего страха за собственную безопасность. Думаю, Сьюзен права. Что касается Надины, то она была из тех женщин, которые заслуживают смерти. Мужчины идут на сомнительные предприятия, чтобы разбогатеть, но женщины не должны из низменных побуждений притворяться, что они влюблены, когда на самом деле не любят.
Я могу достаточно легко простить сэра Юстаса, но никогда не прощу Надину. Никогда, никогда, никогда!
На днях я распаковывала кое-какие банки, завернутые в обрывки старого номера «Дейли баджет», и вдруг наткнулась на слова «человек в коричневом костюме». Как много времени, кажется, прошло с тех пор! Разумеется, я давно порвала связи с «Дейли баджет» — я покончила с ней скорее, чем она разделалась со мной. Моя «романтическая свадьба» получила широкую огласку.
Мой сын лежит на солнце, дрыгая ножками, вот «человек в коричневом костюме», если вам угодно. На нем почти ничего не надето — лучший костюм для Африки, он коричневый, как шоколадка, и постоянно копается в земле. Наверное, пойдет по стопам моего отца. У него будет та же страсть к плейстоценской глине.
Когда он родился, Сьюзен прислала мне телеграмму:
«Поздравления и любовь по случаю появления новорожденного на Острове Безумцев. Он долихоцефальный[19] или брахицефальный[20]?»
Я не собиралась терпеть такое от Сьюзен. Я послала ей ответ из одного слова, лаконичный и к месту:
«Плоскоголовая!»