1 2 3 
– Да, пожалуй, не то. Скорее, может быть, предчувствие какое, – просиял Ронни. – А что вы думаете, если так? Его преследуют враги, он знает, что они вот-вот нагрянут, быстренько удирает и, так сказать, оставляет им Уиллетов?
– Уиллеты и сами-то по себе довольно странны, – сказал Чарлз.
– Да, ничего не могу понять. Забраться в такую деревню! И Виолетта вроде не против, говорит – нравится. И что такое с ней сегодня? Или какие-то домашние неурядицы? А слуги? И что женщины так переживают из-за слуг? Если они опротивели, возьми да выгони.
– Это они как раз и сделали, не так ли? – спросил Чарлз.
– Да, да, я знаю. Но они в таком расстройстве от этого. Мать вообще чуть ли не в истерике, даже слегла, а дочь фыркает, словно черепаха. Буквально выставила меня сейчас из дома.
– У них не было полиции?
– Полиции? А что? – уставился Ронни на Чарлза.
– Я просто поинтересовался. Видел сегодня утром в Ситтафорде инспектора Нарракота.
Ронни со стуком уронил свою трость и нагнулся поднять ее.
– Как вы сказали? Инспектор Нарракот был тут сегодня утром?
– Да.
– Это он занимается делом Тревильяна?
– Совершенно верно.
– Что же он делал в Ситтафорде? Где вы его видели?
– Наверное, что-то разнюхивал, – сказал Чарлз. – Выяснял, так сказать, прошлое капитана Тревильяна.
– А не думает ли он, что кто-то из Ситтафорда имеет к этому отношение?
– Маловероятно.
– Нет, нет, вы не знаете полиции. Вечно они суются не туда, куда надо. По крайней мере, так пишут в детективных романах.
– Я считаю, что там служат сведущие люди, – возразил Чарлз. – Конечно, и пресса им во многом помогает, – добавил он. – Но если вы действительно много читали о таких делах, не объясните ли, как они выходят на убийц практически без всяких улик?
– Да, конечно, это было бы очень интересно узнать. Вот и на Пирсона они вышли довольно быстро. Но тут-то уж совершенно ясный случай.
– Кристально ясный, – усмехнулся Чарлз. – Хорошо, что это оказались не мы с вами, а? Ну ладно, мне надо отправить телеграммы. В здешних местах не очень-то привычны к телеграммам. Стоит за один раз послать телеграмм больше, чем на полкроны[24], и вас считают сбежавшим из сумасшедшего дома.
Чарлз отправил свои телеграммы, купил пачку сигарет, несколько сомнительного вида булайз[25], два каких-то старых романа. Затем он вернулся в коттедж, плюхнулся на кровать и безмятежно заснул в блаженном неведении, что его особа, его дела и в особенности мисс Эмили Трефусис подвергаются усиленному обсуждению.
Можно с полной уверенностью сказать, что в Ситтафорде в это время было только три темы для разговоров: убийство, бегство уголовника, мисс Трефусис и ее кузен. И вот примерно в одно время, но в разных местах состоялись четыре разговора, главным предметом обсуждения в которых была невеста Пирсона.
Разговор номер один происходил в Ситтафорд-хаусе. Виолетта и ее мать вследствие учиненного разгона домашней прислуги только что сами помыли посуду.
– Миссис Куртис говорит, что девица здесь с кузеном или с кем-то в этом роде, – сказала Виолетта; она все еще была бледная, измученная.
– Слышать не могу эту женщину.
– Я знаю. Сама-то девица сказала, что остановилась у миссис Куртис, я и подумала, что у мисс Персехаус просто не нашлось места. А оказывается, мисс Персехаус она до сегодняшнего дня и в глаза не видела.
– До чего же неприятная женщина!
– Миссис Куртис?
– Нет, Персехаус. Такие женщины опасны. Только тем и живут, что разнюхивают все о людях. Прислать сюда за рецептом эту особу! Да я с удовольствием отправила бы ей рецепт не кофейного, а отравленного торта, чтобы она раз и навсегда прекратила соваться в чужие дела!
– Как это я не разобралась… – начала Виолетта, но мать перебила ее:
– Разве тут разберешься, дорогая! В конце концов, ничего плохого не произошло.
– Как ты думаешь, зачем она приходила?
– Вряд ли у нее была какая-то определенная цель. Просто зондировала почву. Миссис Куртис уверена, что она помолвлена с Джимом Пирсоном?
– Мне кажется, девица так и сказала мистеру Рикрофту. А миссис Куртис говорит, что подозревала это с самого начала.
– Жаль, я не увидела эту особу, – сказала миссис Уиллет. – Сегодня утром я была комком нервов. Это после вчерашней беседы с полицейским инспектором.
– Ты, мама, держалась великолепно. Вот если бы я только не была такой дурой – взять и упасть в обморок! Мне стыдно, что я так все испортила. Ну а ты была совершенно спокойна, ни одного неверного движения…
– У меня хорошая тренировка, – сухо сказала миссис Уиллет. – Если бы ты пережила то, что я… Ну ладно, надеюсь, тебе не придется. Я верю, что у тебя впереди счастливая, спокойная жизнь.
Виолетта покачала головой:
– Как знать, как знать…
– Глупости. А в отношении того, что ты выдала себя, – ничего страшного, не беспокойся. Мало ли от чего девушки падают в обморок!
– Но ведь инспектор, наверное, подумал…
– Что имя Джима Пирсона явилось причиной обморока? Да, так он и подумает. Он не дурак, этот инспектор Нарракот. Но, если даже и так, он заподозрит какую-то связь, станет искать ее и не найдет.
– Ты думаешь, не найдет?
– Конечно, нет! Поверь мне, Виолетта, это же невозможно. Может быть, твой обморок даже очень кстати. Во всяком случае, будем так думать.
Разговор номер два состоялся в коттедже майора Барнэби. Он был в некотором роде односторонним: основная его часть велась миссис Куртис, которая зашла взять в стирку белье майора и вот уже полчаса как собиралась уйти.
– Точь-в-точь моя знаменитая тетя Сара Белинда – вот что я сказала сегодня утром Куртису, – торжествующе произнесла миссис Куртис. – Сердечная и такая, что всякого мужчину заставит плясать под свою дудку.
Сильное урчание со стороны майора Барнэби.
– Помолвлена с одним молодым человеком, а флиртует с другим, – сказала миссис Куртис. – Вылитая моя знаменитая тетя Сара Белинда. И не ради забавы, замечу вам. И это не какая-нибудь ветреность – о, она тонкая штучка! Вот молодой мистер Гарфилд, она скрутит его в два счета. Никогда не видела, чтобы молодой человек так походил на овцу. Это уж верный признак. – Она остановилась перевести дух.
– Да, да, – сказал майор Барнэби. – Но боюсь, я вас так задержал, миссис Куртис.
– Ну, конечно, мой Куртис, наверное, ждет не дождется своего чая, – продолжала она, не трогаясь, однако, с места. – Никогда я не была сплетницей. Занимайтесь своими делами, вот как я считаю, и говорите о делах. А что вы думаете, сэр, о хорошей перестановке?
– Нет, – решительно произнес майор Барнэби.
– Месяц прошел с тех пор…
– Нет. Я люблю, чтобы все было на своем месте. После этих перестановок ничего не найдешь.
Миссис Куртис вздохнула. Уборка и перестановки были ее страстью.
– Вот капитан Вайатт, как он справится с весенней уборкой? – заметила она. – Этот его противный туземец, что он понимает в уборке, хотела бы я знать? Мерзкий черный парень.
– Нет ничего лучше слуг-туземцев, – сказал майор Барнэби. – Они знают свое дело и не разводят разговоров.
Но намек, содержавшийся в этой фразе, не был воспринят миссис Куртис. Она вернулась к прежней теме:
– Две телеграммы она получила. Две – в течение получаса. Я так беспокоилась! Но она прочитала их с таким равнодушием. Потом сказала, что едет в Эксетер и вернется только завтра утром.
– И взяла с собой молодого человека? – с некоторой надеждой поинтересовался майор Барнэби.
– Нет, тот остался здесь. Такой он приятный в разговоре. Хорошая бы была пара.
Ворчание со стороны майора Барнэби.
– Ну вот, – сказала миссис Куртис, – я пошла.
Майор Барнэби прямо затаил дыхание, боясь отвлечь ее от цели. Но на этот раз миссис Куртис оказалась верна своему слову. Она закрыла за собой дверь.
Облегченно вздохнув, майор достал трубку и принялся изучать проспект какой-то шахты, который излагался в таких оптимистических выражениях, что мог вызвать подозрения в любом сердце, кроме сердца вдовы или бывшего солдата.
– Двенадцать процентов, – пробормотал Барнэби. – Звучит неплохо…
По соседству капитан Вайатт безапелляционно внушал мистеру Рикрофту:
– Такие, как вы, ничего не знают о мире. Вы никогда не жили. Вы никогда не испытывали лишений.
Мистер Рикрофт молчал. Было так легко вызвать гнев капитана Вайатта неверным словом, что безопаснее было молчать.
Капитан перегнулся через подлокотник своего инвалидного кресла.
– Куда эта сука девалась? Приятная на вид девица, – добавил он.
Ход мысли был для него вполне естественный. Но совсем иначе воспринимал это мистер Рикрофт и был несколько шокирован.
– Только вот что она тут делает? Вот что я хочу знать! – громогласно вопрошал капитан Вайатт. – Абдулла!
– Да, сагиб.
– Где Булли? Она опять убежала?
– Она кухня, сагиб.
– Смотри не корми ее. – Он снова откинулся на спинку своего кресла и вернулся к другой теме: – Что ей здесь надо? С кем она тут собирается общаться, в таком-то месте? Все вы старомодные чудаки, и она умрет здесь у вас от скуки. Я поговорил с ней сегодня утром. Думаю, она удивилась, что нашла здесь такого человека, как я. – Он покрутил ус.
– Она невеста Джима Пирсона, – сказал мистер Рикрофт. – Знаете, того человека, которого арестовали за убийство Тревильяна.
Вайатт уронил на пол стакан виски, который он как раз подносил ко рту. Он немедленно заорал: «Абдулла!» – и обругал слугу за то, что стол установлен не под тем углом к креслу. Затем возобновил разговор:
– Так вот кто она! Слишком хороша для такого субчика. Такой девушке нужен настоящий мужчина.
– Молодой Пирсон очень хорош собой, – заметил мистер Рикрофт.
– Хорош собой! Хорош собой! Девушке не нужна болванка для париков. Что такое человек, который целый день просиживает в офисе? Какой у него жизненный опыт?
– Возможно, предъявление ему обвинения в убийстве будет для него хорошим жизненным опытом на каком-то этапе, – сухо заметил мистер Рикрофт.
– И полиция уверена, что это он?
– Должно быть, они достаточно уверены, иначе бы не арестовали.
– Мужланы, деревенщина! – презрительно произнес капитан Вайатт.
– Не скажите, – возразил мистер Рикрофт. – Инспектор Нарракот произвел на меня утром впечатление знающего и энергичного человека.
– Где же это вы его видели утром?
– Он заходил ко мне домой.
– А ко мне он не заходил, – сказал капитан Вайатт с оскорбленным видом.
– Ну, вы не были близким другом капитана Тревильяна, у вас с ним не было ничего общего.
– Не знаю, что вы имеете в виду. Тревильян был скряга, и я сказал ему это в лицо. Не вышло у него распоряжаться тут мною. Я не кланялся ему без конца, как другие. И таскался вечно ко мне, и таскался, и таскался. А если уж я кого-нибудь не хочу видеть целую неделю, или месяц, или даже год – это мое дело.
– И вы можете никого не видеть целую неделю? – удивился мистер Рикрофт.
– Конечно, могу. Да и зачем мне? – Разгневанный инвалид стукнул по столу: мистер Рикрофт понял, что, как всегда, сказал не то. – На кой черт мне это надо, скажите?
Мистер Рикрофт благоразумно промолчал. Гнев капитана утих.
– Все равно, – ворчал он, – если полиция хочет что-то знать о капитане Тревильяне, им надо идти ко мне. Я пошатался по свету, и я умею разбираться в людях. Я могу оценить человека. Что им толку ходить по слабоумным да по старым девам? Им нужен человек, способный разбираться в людях. – Он снова стукнул по столу.
– Полагаю, они сами знают, что им нужно, – сказал мистер Рикрофт.
– Они наверняка интересовались мною, – сказал капитан Вайатт. – И в этом нет ничего удивительного.
– Э-э, что-то я не припоминаю такого, – осторожно возразил мистер Рикрофт.
– Как это не припоминаете? Вы ведь еще в своем уме.
– Мне кажется, э-э, я просто был смущен, – умиротворяюще ответил мистер Рикрофт.
– Смущены! Да ну? Боитесь полиции! Я не боюсь. Пусть приходят, вот что я скажу. Они у меня узнают! Вы знаете, я вчера вечером убил со ста ярдов[26] кошку?
– Неужели? – воскликнул мистер Рикрофт.
Привычка капитана палить из револьвера в реальных и воображаемых кошек была сущим наказанием для соседей.
– Ну, я устал, – вдруг сказал капитан. – Выпейте еще на дорожку.
Правильно понимая этот намек, мистер Рикрофт поднялся. Капитан Вайатт настойчиво продолжал предлагать ему выпить.
– Вы были бы дважды мужчиной, если бы выпили. Мужчина, который отказывается выпить, – не мужчина!
Но мистер Рикрофт не поддавался. Он уже выпил сегодня хорошую порцию виски с содовой.
– Какой вы пьете чай? – спросил капитан Вайатт. – Я вот ничего не понимаю в чаях. Велел Абдулле достать немного. Думаю, девушка как-нибудь, может, зайдет выпить чаю. Чертовски хорошенькая девушка. Ей, должно быть, до смерти надоело в таком месте, где даже не с кем поговорить.
– Она – с молодым человеком, – заметил мистер Рикрофт.
– Меня тошнит от нынешних молодых людей, – сказал капитан Вайатт. – Какой с них толк?
Так как дать подходящий ответ на этот вопрос было трудно, мистер Рикрофт не стал и пытаться, он откланялся.
Бультерьер, хозяйская сука, проводил его до самой калитки, вызывая у него неприятное беспокойство.
В коттедже номер четыре мисс Персехаус разговаривала со своим племянником.
– Если тебе доставляет удовольствие как во сне бродить за девушкой, которой ты совершенно не нужен, это твое дело, Рональд, – говорила она. – Лучше придерживайся Уиллет. Здесь у тебя еще может быть шанс, хотя и это кажется мне маловероятным…
– Послушайте… – запротестовал было Ронни.
– Далее я должна тебе сказать, что, если в Ситтафорде появился офицер полиции, я должна быть информирована об этом. Кто знает, может, я была бы ему полезна.
– Я и сам не знал о нем, пока он не уехал.
– Это так на тебя похоже, Ронни. Очень типично.
– Простите, тетя Каролина.
– И когда красишь садовую мебель, нет нужды раскрашивать свои щеки. Это не украшает, и краска зря расходуется.
– Простите, тетя Каролина.
– А теперь, – сказала мисс Персехаус, прикрывая глаза, – больше не спорь со мной, я устала.
Ронни оставался стоять, переступая с ноги на ногу.
– Ну? – резко спросила мисс Персехаус.
– Нет, нет, ничего, только…
– Что?
– Я хочу спросить, вы не против, если я завтра слетаю в Эксетер?
– Зачем?
– Я хочу повидаться с одним приятелем.
– Что за приятель?
– Просто приятель.
– Если молодому человеку угодно лгать, он должен это делать умеючи, – сказала мисс Персехаус.
– Но послушайте…
– Нечего оправдываться.
– Значит, можно съездить?
– Не знаю, что ты хочешь сказать этим «можно съездить». Ты не малое дитя. Тебе уже давно минуло двадцать один.[27]
– Да, но вот что я имею в виду. Я не хочу…
Мисс Персехаус снова прикрыла глаза.
– Я уже тебе сказала – не спорить. Я устала и хочу отдохнуть. Если «приятель», с которым ты хочешь встретиться в Эксетере, носит юбку и его зовут Эмили Трефусис, это еще большая глупость с твоей стороны. Вот и все, что я хотела сказать.
– Но послушайте…
– Я устала, Рональд, довольно.

Глава 22
Ночные приключения Чарлза

Чарлза не восхищала перспектива ночного дежурства. Он лично считал, что это пустая затея. Эмили, по его мнению, была наделена слишком живым воображением. Он был убежден, что в те несколько слов, которые ей удалось подслушать, она вложила свой собственный смысл. Вероятно, просто усталость заставила миссис Уиллет с таким нетерпением ждать наступления вечера.
Чарлз выглянул из окна и съежился. Стоял холодный, сырой и туманный вечер. Меньше всего ему хотелось в такой вечер болтаться на улице и ждать каких-то неопределенных событий. И все же он не осмелился поддаться своему желанию отсидеться дома. Он вспомнил, каким чистым, мелодичным голосом Эмили говорила ему: «Это так прекрасно, когда есть на кого положиться». Она положилась на него, Чарлза, и ее надежды должны оправдаться. Как? Подвести эту милую беспомощную девушку? Никогда!
«А кроме того, – размышлял он, надевая все свое запасное белье, перед тем как упаковать себя в два пуловера и пальто, – будет чертовски неудобно, если Эмили по возвращении обнаружит, что я не выполнил своего обещания. Она, вероятно, наговорит самых неприятных вещей. Нет, нельзя так рисковать. Относительно же того, что что-то случится… Кто знает, случится ли и, главное, когда и где?» Не может же он быть одновременно во всех местах. Скорее всего, что бы ни произошло в самом Ситтафорд-хаусе, он так ничего и не узнает.
– Прямо как девчонка, – проворчал он вслух. – Ускакала в Эксетер и свалила на меня грязную работу. – Но тут он снова вспомнил нежный голос Эмили, и ему стало стыдно за свою вспышку.
Завершив облачение и превратившись в какое-то подобие Твидлди[28], он вышел из коттеджа. Вечер оказался даже холоднее и неприятнее, чем ему представлялось. Оценит ли Эмили страдания, на которые он пошел по ее милости? Он надеялся, что да.
Он дотянулся рукой до кармана и нежно погладил спрятанную там фляжку.
– Лучший друг, – пробормотал он. – Конечно, для такой ночи, как эта.
С соответствующими предосторожностями он пробрался в сад Ситтафорд-хауса. Хозяйки не держали собаки, так что опасаться было нечего. Свет в домике садовника свидетельствовал, что в нем живут. Сам Ситтафорд-хаус был весь в темноте, кроме одного освещенного окна на втором этаже.
«Эти две женщины одни в доме, – подумал Чарлз. – Мне не стоит особенно волноваться. – Однако по спине у него побежали мурашки. – Допустим, что Эмили в самом деле слышала эту фразу: „Наступит ли наконец когда-нибудь этот вечер?“ Что же она означала? Интересно, а вдруг они задумали улизнуть?» Нет, что бы ни случилось, Чарлз будет тут и все увидит.
Он на благоразумном расстоянии обошел дом. Из-за тумана он не боялся быть замеченным. Все, насколько он мог убедиться, выглядело как всегда. Осторожный обход надворных строений показал, что они заперты.
«Надеюсь, все-таки что-нибудь произойдет», – сказал себе Чарлз.
Время шло. Он бережливо отхлебнул из фляжки. «Не помню такого холода. Ну, папочка, это не хуже, чем ты испытал во время Великой войны».[29]
Он взглянул на часы и удивился: только без двадцати двенадцать, а он был уверен, что близок рассвет.
Неожиданный звук заставил его насторожиться. Это скрипнула в доме отодвигаемая щеколда. Чарлз сделал короткую бесшумную перебежку от куста к кусту. Да, совершенно верно, маленькая боковая дверь медленно открылась, и на пороге появилась темная фигура.
«Миссис или мисс Уиллет, – подумал Чарлз. – Скорее прекрасная Виолетта».
Постояв одну-две минуты, фигура притворила за собой дверь и направилась мимо парадной двери по тропке через небольшую рощицу за Ситтафорд-хаусом к вересковой пустоши.
Тропка поворачивала совсем рядом с кустами, за которыми затаился Чарлз. Она была так близко, что он смог рассмотреть женщину, когда та проходила мимо. Да, он оказался прав – Виолетта. На ней было длинное темное пальто, на голове – берет. Чарлз потихоньку двинулся за нею. Он не боялся, что его увидят, но опасался быть услышанным, а спугнуть ее не хотелось. Соблюдая всяческую осторожность, он даже чуть не упустил ее из виду, но, быстро миновав рощицу, снова обнаружил впереди. Она остановилась около стены, окружающей владение. Здесь была калитка. Опершись на нее, Виолетта вглядывалась в ночь.
Чарлз подобрался сколько смог ближе и притаился. Шло время. У девушки был карманный фонарик, и она то и дело включала его, направляя, как предположил Чарлз, на ручные часы. Она, несомненно, кого-то ждала.
Вдруг послышался тихий свист. Повторился еще раз.
Чарлз увидел, как девушка насторожилась, потом ответила таким же негромким свистом.
Затем в ночи вдруг вырисовалась фигура мужчины. Девушка что-то негромко вскрикнула, отступила на шаг, отворила калитку, и мужчина подошел к ней. Она вполголоса торопливо заговорила с ним. Чарлз не мог ничего разобрать из разговора. Он попытался приблизиться к ним, но под ногой у него хрустнула ветка.
Мужчина тотчас повернулся.
– Что это? – воскликнул он и тут же разглядел удаляющегося Чарлза. – Эй вы, стойте! Что вы тут делаете? – И он мигом подскочил к Чарлзу.
Чарлз обернулся и проворно схватил его. В следующий момент, крепко сцепившись, они катались по земле.
Схватка была недолгой. Противник Чарлза был намного сильнее и тяжелее его. Он поднялся на ноги и резким рывком поднял своего пленника.
– Включи фонарик, Виолетта, – сказал он. – Посмотрим, кто это такой.
Напуганная девушка стояла в нескольких шагах от них. Она послушно включила фонарик:
– Наверное, приезжий журналист.
– А, журналист! – воскликнул мужчина. – Не люблю я эту породу. Что ты тут разнюхиваешь в чужом саду среди ночи?
Фонарик дрогнул в руках Виолетты, и Чарлз увидел своего противника. У него мелькнула дикая мысль, что это беглый каторжник. Но один взгляд рассеял подобное предположение. Это был молодой человек лет двадцати четырех – двадцати пяти. Высокий, симпатичный, решительный – ничего похожего на беглого каторжника.
– Ну а теперь, – сказал молодой человек, – ваше имя.
– Чарлз Эндерби, – ответил Чарлз. – Однако вы не сказали своего.
– Попридержи язык.
Неожиданная догадка осенила Чарлза. Она была уж слишком невероятная, но ему верилось, что он не ошибается. Его уже не однажды выручало подобное наитие.
– Мне кажется, я и так догадался, – сказал он спокойно.
– Догадался? – растерянно произнес незнакомец.
– Да, – сказал Чарлз. – По-видимому, я имею честь разговаривать с мистером Брайаном Пирсоном из Австралии. Не ошибаюсь?
Наступила довольно продолжительная тишина. Чарлзу показалось, что они поменялись ролями.
– Вот дьявол! – сказал наконец пришелец. – Как вам это пришло в голову, я даже не могу себе представить. Но вы правы. Я действительно Брайан Пирсон.
– В таком случае, – сказал Чарлз, – давайте пройдем в дом и все обсудим.

Глава 23
В «Орешниках»

Майор Барнэби занимался своими расчетами, или, используя выражение в духе Диккенса, просматривал дела. Майор Барнэби был чрезвычайно методичным человеком. В книге, переплетенной в телячью кожу, были записаны купленные им акции, акции проданные и, соответственно, расход или приход по ним. Преимущественно – расход, потому что, как и большинство отставников, майор был азартен, и скромные проценты, без всякого риска, не привлекали его.
– Эти нефтяные скважины выглядели так надежно, – бормотал он. – Казалось, принесут целое состояние. А вот такая же чепуха, как и алмазные копи. Канадские земли – вот что должно быть теперь верным делом!
Он прервал свои рассуждения, потому что в открытом окне показалась голова мистера Рональда Гарфилда.
– Привет! – жизнерадостно произнес Ронни. – Надеюсь, я не помешал?
– Если вы собираетесь зайти, то через двери, – сказал майор. – И поосторожнее с растениями на горке. Кажется, вы сейчас как раз на них стоите.
Ронни с извинениями отступил и тут же появился в дверях.
– Если нетрудно, вытрите ноги о коврик! – крикнул ему майор.
Он считал, что молодые люди просто невыносимы. И действительно, журналист Чарлз Эндерби был пока единственным молодым человеком, к которому он довольно продолжительное время чувствовал расположение. «Славный малый, – говорил себе майор. – К тому же интересуется моими рассказами о войне с бурами». К Ронни Гарфилду майор не питал такого расположения. Практически, что ни говорил, что ни делал несчастный Ронни, все раздражало майора. Однако гостеприимство есть гостеприимство.
– Выпьете? – спросил майор, верный традиции.
– Нет, спасибо. Я, собственно, зашел узнать, не подвезете ли вы меня. Я собираюсь сегодня в Экземптон и узнал, что вы наняли Элмера.
Барнэби кивнул:
– Надо съездить по поводу вещей Тревильяна, – объяснил он. – Полиция там свои дела закончила.
– Видите ли, – робко продолжал Ронни, – я именно сегодня собрался поехать в Экземптон и подумал, что мы могли бы отправиться вместе, а расходы поделить поровну. Как вы?
– Конечно, – сказал майор. – Я не возражаю. Впрочем, вам лучше бы прогуляться пешком, – добавил он. – Тренировка. Вы, молодежь, совсем теперь не занимаетесь спортом. Хороших шесть миль туда и шесть – обратно. Нет для вас ничего лучше. Если бы не необходимость везти сюда некоторые вещи Тревильяна, я бы и сам пошел пешком. Изнеженность – вот проклятие нашего времени.
– Я согласен с вами, – сказал Ронни. – Но я не уверен в своих силах и рад, что мы с вами так хорошо договорились. Элмер сказал, что вы отправляетесь в одиннадцать. Ведь верно?
– Да.
– Хорошо, буду.
Ронни не был достаточно точен. Его обещание быть в назначенный час требовало поправки на десять минут, и он застал майора вне себя. Тот вовсе не склонен был так просто удовлетвориться пустыми извинениями.
«И вечно поднимают шум эти старые хрычи, – подумал про себя Ронни. – Они и понятия не имеют, какое проклятие для всех их пунктуальность, их стремление делать все минута в минуту, их дурацкие упражнения для сохранения бодрости и здоровья». В голове у него приятно затеплилась озорная мысль о бракосочетании майора и его тети. «Кто из них, интересно, окажется хозяином положения? Несомненно, тетя. Забавно представить себе, как она, хлопая в ладоши и пронзительно крича, призывает майора».
Оставляя эти мысли, он с живостью приступил к разговору:
– Ситтафорд-то стал веселым местечком, а? Мисс Трефусис, этот Эндерби да еще парень из Австралии. Между прочим, когда он явился? Идет себе утром как ни в чем не бывало, и никто не знает, откуда он взялся. Тетушка взволнована этим до посинения.
– Он гостит в семействе Уиллет, – ехидно заметил майор.
– Да, но откуда он взялся? Даже у этих богачек нет собственного аэродрома. И потом, знаете, мне кажется, что в этом парне – Пирсоне – есть какая-то чертовская таинственность. В глазах у него, я бы сказал, неприятный блеск, злобный огонек у него в глазах. У меня такое впечатление, что это тот самый малый, что прикончил беднягу Тревильяна.
Майор хранил молчание.
– Я смотрю на это дело так, – продолжал Ронни, – парни, которые удирают в колонии, обычно неважные парни. Родственники не любят их и по этой причине спроваживают. Вот вам и порядок. Потом такой парень возвращается, без денег, конечно. В канун Рождества он отправляется к богатому дяде. Состоятельный родственник не желает потворствовать нищему племяннику, и племянничек наносит своему дяде этот удар. Вот какая у меня теория.
– Вам надо сказать об этом полиции, – буркнул майор Барнэби.
– Я думал, что это удобнее сделать вам. Вы ведь с Нарракотом вроде как приятели. Кстати, он, кажется, опять рыскает по Ситтафорду?
– Откуда мне знать!
– Не заходил к вам сегодня?
Краткость ответов майора, видимо, возымела наконец действие. Ронни замолчал.
В Экземптоне машина остановилась у «Трех корон». Ронни вышел и, договорившись с майором встретиться здесь же в половине пятого, чтобы ехать обратно, зашагал в направлении магазинов, которые предлагал его вниманию город.
Майор сначала пошел повидаться с мистером Кирквудом. После недолгого разговора с ним он взял ключи и отправился в «Орешники». Эвансу было сказано ждать его там в двенадцать часов, и преданный слуга с мрачным выражением на лице уже ждал у порога. Майор Барнэби вставил ключ в замочную скважину и вошел в дом. Эванс последовал за ним. Майор не был в доме с того самого трагического вечера, и, несмотря на железную решимость не проявлять слабости, он слегка вздрогнул, проходя через гостиную.
Эванс и майор действовали молча и в полном согласии. Когда один из них делал краткое замечание, оно соответственно оценивалось и понималось другим.
– Неприятное это дело, но надо, – сказал майор Барнэби.
Эванс, складывая в аккуратные кипы носки и пересчитывая пижамы, ответил:
– Вероятно, это даже и противоестественно, но, как вы говорите, необходимо.
Эванс был ловок и расторопен. Вскоре все было рассортировано, уложено стопками, переписано. В час дня они отправились в «Три короны» перекусить. Когда вернулись в дом и Эванс закрыл за собой дверь, майор вдруг схватил его за руку.
– Тихо! – сказал он. – Слышите шаги наверху? Это в спальне Джо.
– Боже мой! Так и есть, сэр.
Суеверный ужас на минуту охватил обоих. Потом, преодолев его, сердито расправив плечи, майор подошел к лестнице и громоподобным голосом крикнул:
– Эй, кто там?
К его сильному удивлению, досаде, признаемся, и к некоторому облегчению, наверху появился Ронни Гарфилд. Выглядел он смущенно и глуповато.
– Привет, – сказал он. – Я ищу вас.
– Что вы хотите мне сообщить?
– Что не приду в половине пятого. Мне надо ехать в Эксетер, так что не ждите.
– Как вы попали в дом?
– Дверь была открыта, – воскликнул Ронни, – ну я и подумал, что вы здесь!
Майор резко повернулся к Эвансу:
– Вы что, не закрывали дверь, когда мы уходили?
– Нет, сэр. У меня нет ключа.
– Вот глупость, – пробормотал майор.
– Ну и что такого? – заговорил Ронни. – Я не нашел никого внизу и поднялся наверх.
– Да, ерунда! – огрызнулся майор. – Вы просто меня здорово удивили, вот и все.
– Ладно, – беззаботно сказал Ронни. – Мне надо двигать. Пока.
Майор что-то проворчал. Ронни спустился по лестнице.
– Послушайте, а вы не скажете, где это произошло? – по-мальчишески спросил он.
Майор ткнул пальцем в направлении гостиной.
– Можно заглянуть туда?
– Если вам охота! – прорычал майор.
Ронни открыл дверь гостиной. Несколько минут он пробыл там, потом повернулся.
Майор поднялся по лестнице наверх, а Эванс остался в прихожей. Всей своей статью он походил на сторожевого пса, его маленькие, глубоко сидящие глаза следили за Ронни с какой-то злобой.
– Послушайте, – сказал Ронни. – Я думал, пятна крови никогда не выведешь. Думал, сколько ни отмывай их, они все равно остаются. Ах да, ведь его стукнули этой штукой? – Он схватил длинный валик, прислоненный к одной из дверей, задумчиво взвесил его на руке, покачал. – Ничего игрушечка, а? – И несколько раз махнул им по воздуху.
Эванс молчал.
– Ладно, – сказал Ронни, понимая, что молчание не было признаком одобрения. – Лучше я пойду. Боюсь, я был несколько нетактичен, э? – Он кивнул в направлении верхнего этажа. – Да я и забыл, что они были такие приятели. Неразлучные друзья, ведь верно? Ну теперь я уж точно пошел. Простите, если что не так сказал.
Он прошел через прихожую и вышел. Эванс продолжал неподвижно стоять, пока не услышал, как щелкнула задвижка калитки за Гарфилдом. Тогда он поднялся по лестнице и присоединился к Барнэби. Молча пройдя через комнату, он опустился на колени перед ящиком для обуви и продолжил начатое дело.
В половине четвертого они закончили. Один сундук с бельем и одеждой был предназначен для Эванса, другой был перевязан и подготовлен к отправке в приют для сирот моряков. Бумаги и счета были уложены в портфель. Эвансу было отдано распоряжение узнать в местной фирме по перевозке мебели о возможности сдать на хранение спортивный инвентарь и охотничьи трофеи, так как в коттедже майора места для них не было. Поскольку «Орешники» сдавались только с мебелью, других проблем не возникло.
Когда все таким образом было улажено, Эванс кашлянул раз, другой, потом сказал:
– Прошу прощения, сэр, но мне понадобится работа – ухаживать за джентльменом. Такая же, как я выполнял у кэптена.
– Да, да. Вы можете всякому сказать, что я готов дать рекомендацию. Это вполне удобно.
– Прошу прощения, сэр, это не совсем то, что мне нужно. Ребекка и я, сэр, – мы говорили с ней об этом, – мы хотели бы знать, не возьмете ли вы нас на испытательный срок?..
– Ах вот что! Но ведь я сам себя обслуживаю. А эта – как ее там по имени? – приходит убирать у меня каждый день и кое-что готовит. И это, пожалуй, все, что я могу себе позволить.
– Тут дело не столько в деньгах, сэр, – быстро проговорил Эванс. – Видите ли, сэр, я очень любил кэптена и… ну, словом, если бы я вам подошел, как подходил для него, ну это было бы как раз то, если вы меня понимаете.
Майор прокашлялся и отвел взгляд.
– Очень тронут, честное слово. Я… я подумаю об этом. – И, поспешно удаляясь, он чуть не бегом помчался по улице.
Эванс стоял и смотрел ему вслед. По лицу его блуждала понимающая улыбка.
– Как две капли – он и кэптен, – пробормотал он.
Потом улыбка сменилась озабоченностью.
– Куда это они подевались? – проговорил он. – Странно, надо спросить Ребекку, что она думает.

Глава 24
Инспектор Нарракот обсуждает ситуацию

– Я не очень-то доволен этим делом, сэр, – сказал инспектор Нарракот.
Шеф полиции посмотрел на него вопрошающе.
– Да, – сказал Нарракот. – Не так доволен, как был.
– Вы полагаете, это не тот человек?
– Я не удовлетворен. Видите ли, сначала все работало на одну версию, теперь – на другую.
– Улики против Пирсона остаются ведь те же самые.
– Да, но появилось и множество других улик. Существует другой Пирсон – Брайан. Считая, что нам некого больше искать, я принял на веру заявление, что он в Австралии. Теперь выяснилось, что все это время он был в Англии. По всей вероятности, он прибыл в Англию два месяца назад, не исключено, что на том же пароходе, что и семейство Уиллет. Похоже, что девушка приглянулась ему во время путешествия. Ни с кем из своей семьи по какой-то причине он не общался. Ни брат, ни сестра и представления не имели, что он в Англии. В четверг на прошлой неделе он покинул гостиницу «Ормсби» на площади Рассела и поехал на Паддингтон[30]. С тех пор до ночи с понедельника на вторник, когда на него наткнулся Эндерби, был неизвестно где и сообщить о своем местонахождении отказывается.
– Вы указали ему на всю опасность такого поведения?
– Ответил, что ему наплевать, что не имеет никакого отношения к убийству и это наше дело – доказывать противоположное. Сказал, что как он распорядился своим временем – его личное дело и никого не касается. В общем, категорически отказался говорить, где был и что делал.
– Более чем странно, – сказал шеф полиции.
– Да, сэр. Понимаете, нет смысла скрывать: этот тип гораздо подозрительнее, чем тот, первый. Как-то не верится, чтобы Джимми Пирсон мог ударить старика по голове этим валиком. На Брайана Пирсона, по-моему, такое больше похоже. Он горячий, своенравный молодой человек, и получает он точно такую же долю, помните? Да, он приехал сегодня с мистером Эндерби, очень веселый, живой, такой предупредительный, открытый, но это лишь поза. Она не обманет нас, сэр, не обманет!
– Хм, вы считаете?..
– Фактами не подтверждается. Но почему он не откликнулся раньше? О смерти его дяди газеты сообщили в субботу. Брат его был арестован в понедельник. А он не подает никаких признаков жизни. Да он так бы и не объявился, если бы этот газетчик не напоролся на него вчера в полночь в саду Ситтафорда.
– Что же он там делал? Я имею в виду Эндерби.
– Вы знаете, что такое газетчики, – сказал Нарракот. – Вечно что-то высматривают, вынюхивают. Просто жуткий народ!
– Да, они чертовски надоедливы, – согласился шеф. – Хотя, надо сказать, бывают полезны.
– Я предполагаю, молодая леди подбила его на это.
– Молодая леди?
– Да, мисс Эмили Трефусис, – сказал инспектор Нарракот.
– Как же это она догадалась?..
– О, она была в Ситтафорде, все там разузнала. А она, как бы это сказать, тонкая особа, ничего не упустит.
– Как Брайан Пирсон объясняет свое появление там?
– Говорит, приехал в Ситтафорд-хаус повидать свою девушку, мисс Уиллет. Она вышла встретить его, когда все уже спали. Она не хотела, чтобы об этом знала мать. Вот их рассказ. – Голос инспектора Нарракота свидетельствовал о сомнении. – Я считаю, если бы Эндерби не выследил их, Брайан так бы и не обнаружил себя. Он возвратился бы в Австралию и затребовал бы оттуда свою долю наследства.
– Как он, должно быть, проклинает этих вездесущих репортеров! – Легкая усмешка тронула губы шефа полиции.
– Выяснилось и еще кое-что, – продолжал инспектор. – Существует трое Пирсонов. Вы помните: Сильвия Пирсон замужем за Мартином Дерингом – романистом. Он сказал мне, что провел день с американским издателем, а вечером был на так называемом литературном обеде. И вот теперь выясняется, что на обеде-то он не был.
– Кто это сообщил?
– Опять же Эндерби.
– Я думаю, мне следует встретиться с Эндерби, – сказал шеф полиции. – Он, по-видимому, один из активистов этого расследования. Есть в штате «Дейли уайер» способные молодые сотрудники.
– Это, конечно, не очень существенное обстоятельство, – продолжал инспектор. – Тревильян был убит до шести часов, и где Деринг провел вечер, в общем-то, не имеет значения. Но зачем он солгал? Мне это не нравится, сэр.
– Да, – согласился шеф. – Кажется, в этом особой необходимости не было.
– Это заставляет думать, что и другие его сведения ложны. И я допускаю, что Деринг мог выехать с Паддингтона поездом двенадцать десять, приехать в Экземптон где-то после пяти, убить старика, сесть на поезд шесть десять и быть дома около полуночи. Во всяком случае, следует это проверить, сэр. Надо выяснить также и его финансовое положение, узнать, не испытывал ли он денежных затруднений. Ну а деньги, которые получила бы его жена, – он бы завладел ими, я вас уверяю. Стоит только взглянуть на нее, чтобы понять это. Остается одно – установить, достоверны ли его другие показания.
– Да, дело необычное, – заключил шеф полиции. – Но все же я считаю, что улики против Пирсона достаточно весомы. Вы, я вижу, со мной не согласны. Вам кажется, что вы совершили ошибку, задержав Пирсона.
– С уликами все в порядке, – согласился инспектор Нарракот, – косвенные там и все прочее. Любой присяжный признает его виновным. И все-таки вы правы, я не вижу в нем убийцы.
– И его девица активно действует, – заметил шеф.
– Мисс Трефусис? Да, это верно… И ни единого промаха. Просто замечательная особа. И полна решимости спасти его. Она приспособила этого журналиста – Эндерби и, будьте уверены, использует его как следует. Она, правда, слишком хороша для этого Джеймса Пирсона. Я бы не назвал его мужчиной с характером, разве только внешне привлекателен.
– Ну если она такая энергичная, то ей это должно импонировать, – сказал шеф полиции.
– А, ладно, – сказал инспектор Нарракот. – О вкусах не спорят. Вы согласны, сэр, что мне следует незамедлительно проверить алиби этого Деринга?
– Да, да, займитесь не откладывая. А что четвертая заинтересованная в завещании сторона? Ведь есть четвертая, верно?
– Да, сестра. С ней все благополучно. Я уже навел справки. Тут полный порядок, она в шесть часов была дома, сэр. Итак, я займусь Дерингом.
Примерно пять часов спустя инспектор Нарракот снова оказался в маленькой гостиной «Уголка». На этот раз мистер Деринг был дома. «Его нельзя тревожить, он пишет», – сказала горничная, но инспектор предъявил свою карточку и предложил безотлагательно вручить ее хозяину. В ожидании он расхаживал взад и вперед по комнате. Мысль его напряженно работала. Время от времени он что-нибудь брал со стола, рассматривал невидящим взглядом и снова клал на место. Сначала это была сигаретница из австралийского скрипичного шпона[31], вероятно подарок Брайана Пирсона, потом – потрепанная книга «Гордость и предубеждение»[32]. Он раскрыл ее и увидел на форзаце неразборчивую выцветшую надпись: «Марта Рикрофт». Фамилия показалась ему знакомой, но сразу он не мог вспомнить, в какой связи. А потом открылась дверь и вошел Мартин Деринг.
Романист роста был среднего, тяжелые каштановые волосы его были довольно густы. Выглядел он неплохо, но уже имел склонность к полноте, и губы у него были полные, красные. Он не произвел на инспектора благоприятного впечатления.
– Добрый день, мистер Деринг. Извините, что снова беспокою вас.
– Ничего, ничего, инспектор. Только, право, я не смогу вам ничего рассказать, кроме того, что вам уже известно.
– Ваша жена уверила нас, что ваш шурин Брайан Пирсон в Австралии, в Новом Южном Уэльсе. А мы установили, что он уже два месяца здесь.
– Брайан в Англии! – Деринг, казалось, был искренне удивлен. – Поверьте, инспектор, я и понятия об этом не имел. Я убежден, что и жена не знала.
– Он не поддерживал с вами связи?
– Разумеется, нет. Правда, мне известно, что Сильвия писала ему раза два в Австралию.
– В таком случае приношу свои извинения, сэр. Естественно, я думал, что он мог дать знать своим родственникам, и я был несколько возмущен, что вы скрыли это от меня.
– Нет, нет, как я уже сказал, мы не знали об этом. Не хотите ли сигарету, инспектор? Между прочим, вы как будто поймали этого беглого каторжника?
– Ночью во вторник. Ему не повезло из-за тумана. Он прошел около двадцати миль и все кружил на одном месте. Его задержали в полумиле от Принстона.
– Надо же, как людей подводит туман! Хорошо, что он сбежал в пятницу. А то ведь, наверное, ему бы приписали это убийство.
– О, это опасный человек: грабежи, насилие. Фреди Фримантл его звали. Вел совершенно необычную двойную жизнь. Одна – это жизнь вполне респектабельного образованного человека. Я даже не вполне уверен, что Бродмур для него надлежащее место. Время от времени им овладевала своего рода преступная мания. Тогда он исчезал и общался с самыми темными личностями.
– Наверное, мало кому удается бежать из Принстона?
– Это почти невозможно, сэр. Но тут побег был очень хорошо подготовлен. Мы еще до конца не выяснили, как его удалось осуществить.
– Та-ак. – Деринг поднялся, посмотрел на часы. – Если ко мне вопросов больше нет, я бы откланялся. Прошу прощения, инспектор, человек я очень занятой и…
– Минуточку, мистер Деринг. Мне хотелось бы знать, зачем вам потребовалось говорить мне, что в пятницу вечером вы были на литературном обеде в гостинице «Сесил»?
– Я… я не понимаю вас, инспектор.
– Я думаю, понимаете, сэр. Вас не было на обеде.
Мартин Деринг смутился. Он перевел взгляд с лица инспектора на потолок, потом на дверь, потом на собственные ноги.
Инспектор невозмутимо ждал.
– Ну, – наконец произнес Мартин Деринг, – предположим, не был. На черта вам это нужно? Какой интерес представляют для вас мои действия пять часов спустя после убийства?
– Вы дали нам определенные показания, я стал их проверять. Часть показаний оказалась неверной. Выходит, надо проверять и другие. Вот вы сказали еще, что весь день провели с другом – ленч и так далее.
– Да, с моим американским издателем.
– Его имя?
– Розенкраун. Эдгар Розенкраун.
– А его адрес?
– Он уехал из Англии. Уехал в воскресенье.
– В Нью-Йорк?
– Да.
– Значит, он в настоящий момент в море. На каком пароходе?
– Не помню.
– Ну вам известна линия. «Кунард» или «Белая звезда»?
– В самом деле не помню.
– Что ж, – сказал инспектор. – Дадим радиограмму в адрес фирмы в Нью-Йорк. Они знают.
– Это был «Гаргантюа», – угрюмо сказал Деринг.
– Спасибо, мистер Деринг. Я так и думал, что все-таки вспомните. Итак, вы подтверждаете, что провели день с мистером Розенкрауном. В какое время вы расстались?
– Пожалуй, около пяти.
– А что потом?
– Я отказываюсь отвечать. Это уже не ваше дело. То, что вам нужно, я сказал.
Инспектор Нарракот задумчиво кивнул. Если Розенкраун подтвердит показания Деринга, тогда подозрение с него снимается. Какими бы загадочными ни были его действия вечером, они значения не имеют.
– Что вы собираетесь делать? – смущенно спросил Деринг.
– Радировать на «Гаргантюа».
– Ах, черт возьми! – вскричал Деринг. – Вы так все предадите огласке. Вот смотрите…
Он прошел к столу и нацарапал на клочке бумаги несколько слов. Передал инспектору. На бумаге было написано:

«Розенкрауну, п/х „Гаргантюа“. Пожалуйста, подтвердите мое заявление, что в пятницу четырнадцатого я был с вами до пяти часов на ленче. Мартин Деринг».

– Ответ пусть шлют лично вам, я не возражаю. Только не в Скотленд-Ярд и не в полицейский участок. Вы знаете американцев: малейший намек, что я замешан в какой-то истории, и контракт, который я обсуждал, пропадет ни за понюх табаку. Пусть это останется частным делом, инспектор.
– Хорошо, мистер Деринг. Все, что мне нужно, – это правда. Пошлю с оплаченным ответом и дам свой эксетерский адрес.
– Спасибо. Вы славный малый. Нелегко это, инспектор, зарабатывать на жизнь литературой. Вот увидите, все будет в порядке. Я действительно солгал по поводу обеда, но ведь так я сказал своей жене. Вот и с вами я решил придерживаться того же. Иначе мне не избежать всяческих неприятностей.
– Если мистер Розенкраун подтвердит ваше заявление, вам нечего будет опасаться.
«Какой-то все-таки неприятный человек, – подумал инспектор, выходя из дома. – Но, кажется, уверен, что этот американский издатель подтвердит его слова».
Когда он уже на ходу вскакивал в поезд, ему вдруг вспомнилась фамилия Рикрофт. «Да ведь так зовут пожилого джентльмена, проживающего в одном из коттеджей Ситтафорда! – осенило его. – Любопытное совпадение».

Глава 25
В кафе Деллера

Эмили Трефусис и Чарлз сидели за столиком в кафе Деллера, в Эксетере. Было половина четвертого, время относительно спокойное. Несколько посетителей за чашкой чаю, и все.
– Ну, – сказал Чарлз, – что ты о нем думаешь?
Эмили нахмурилась:
– Это не так просто.
После разговора в полиции Брайан завтракал с ними. Он был очень любезен с Эмили, по ее мнению, даже слишком. Она сочла это неестественным: молодой человек спешит на свидание с девушкой, а тут вмешивается назойливый незнакомец. Брайан Пирсон безропотно сносит это, соглашается поехать с Чарлзом в полицию. Что за смирение? Оно было явно не в его характере. «Посмотрим, кто кого!» – она считала бы более подходящим для его натуры. Эта овечья покорность была подозрительна.
Эмили попыталась объяснить свои соображения Эндерби.
– Я понял тебя, – сказал Эндерби. – Похоже, наш Брайан что-то скрывает и поэтому не может быть самим собой.
– Вот именно.
– Ты думаешь, он мог убить Тревильяна?
– Брайан, – задумчиво произнесла Эмили, – личность, с которой нужно считаться. Он не станет разбираться в средствах, если ему нужно чего-то добиться. И я думаю, он не допустит, чтобы путь ему преградили общепринятые понятия. Он не какой-нибудь ручной англичанин.
– Отметая детали его характеристики, он скорее способен на непредвиденные действия, чем Джим?
Эмили кивнула.
– Несомненно. И он бы проделал все чисто, потому что у него крепкие нервы.
– Так ты все-таки думаешь – он?
– Н-не знаю. Но он отвечает всем условиям, он – единственный, кто отвечает.
– Как это понимать? Что за условия?
– Очень просто. Первое – мотив. – Она загнула один палец. – Тот же самый. Двадцать тысяч фунтов. Второе – возможность, – загнут еще один палец. – Никто не знает, где он был днем в пятницу, и если бы это было что-то такое, о чем можно было сказать, он бы сказал. Поэтому мы допустим, что в пятницу он был где-то недалеко от «Орешников».
– Они ведь не нашли никого, кто бы видел его в Экземптоне, – заметил Чарлз. – А он достаточно заметная персона.
Эмили насмешливо покачала головой:
– Он не был в Экземптоне. Неужели ты не понимаешь, Чарлз, что если он совершил убийство, то оно было у него запланировано заранее? Только ни в чем не повинный бедняга Джим приехал как простак и остановился здесь. Есть Лидфорд, Чегфорд или, может быть, даже Эксетер. Он мог бы прийти из Лидфорда – здесь главная дорога, и снег, наверное, не был бы помехой.
– Я думаю, надо навести справки повсюду.
– Полиция этим занимается, – сказала Эмили. – Они сделают это намного лучше, чем мы. Все публичные акции гораздо лучше совершает полиция. А вот в частных и личных вопросах: выслушать миссис Куртис, уловить намек в словах мисс Персехаус, проследить за обитательницами Ситтафорд-хауса – тут выигрываем мы.
– Может быть, просто случай, – сказал Чарлз.
– Вернемся к Брайану, – возразила Эмили. – Мы рассмотрели два условия – мотив и возможность. Есть еще третье, пожалуй, самое важное.
– Какое же?
– Я с самого начала чувствовала, что нельзя оставить в стороне это столоверчение. Я пыталась подойти к этому делу как можно логичнее и глубже. Тут может быть только три объяснения. Первое: да, это было что-то сверхъестественное. Заметь только, что я лично такого не признаю. Второе: кто-то сделал это умышленно. Но, поскольку нельзя найти никакой сколько-нибудь весомой причины, это тоже можно исключить. Третье: случайность. Кто-то непреднамеренно выдал себя, таким образом – это случай невольного разоблачения. Если так, то кто-то из этих шести человек знал определенно день и час совершения убийства. Никто из шести не мог быть убийцей, но один из них должен был быть в сговоре с убийцей. Ни майор Барнэби, ни мистер Рикрофт, ни Рональд Гарфилд ни с кем таким вроде не связаны, что же касается женщин – тут другое дело. Виолетта Уиллет и Брайан Пирсон, оказывается, довольно близки. Известно также, что Виолетта была сама не своя после убийства.
– Думаешь, она знала?
– Она или ее мать – кто-то из них.
– Есть еще человек, о котором ты не вспомнила, – мистер Дюк.
– Да, знаю, – сказала Эмили. – Странно, он единственный, о ком нам ничего не известно. Я дважды пыталась увидеть его, и ничего не вышло. Кажется, он не был связан ни с капитаном Тревильяном, ни с его родственниками, и все же…
– Ну? – сказал Чарлз, потому что Эмили замялась.
– И все же мы встретили у него в доме инспектора Нарракота. Что известно о нем инспектору Нарракоту?..
– Ты думаешь?..
– Предположим, что Дюк – личность сомнительная и полиция наблюдает за ним. Предположим, что капитан Тревильян узнал что-то о Дюке и собирается донести. И вот Дюк устраивает с чьей-то помощью это убийство… О, я знаю, это кажется страшно мелодраматичным, но, в конце концов, могло же произойти что-то в таком роде!
– Что ж, это тоже идея, – медленно произнес Чарлз.
Оба замолчали и задумались.
Вдруг Эмили сказала:
– Тебе знакомо такое странное ощущение, когда на тебя кто-то пристально смотрит? Я чувствую, чьи-то глаза так и буравят мне затылок. Это мое воображение или действительно кто-то уставился на меня?
Чарлз подвинул свой стул и как бы невзначай окинул взглядом кафе.
– Женщина за столиком у окна, – сообщил он. – Высокая, темноволосая, интересная. Она на тебя и смотрит.
– Молодая?
– Нет, не очень. Вот те раз!
– Что такое?
– Ронни Гарфилд. Вошел, здоровается с ней за руку, садится за ее столик. Мне кажется, она говорит ему что-то о нас.
Эмили открыла свою сумочку. Она как бы решила попудрить нос, на самом же деле направила маленькое зеркальце под нужным углом.
– Это тетя Дженнифер, – негромко сказала она. – Поднимаются.
– Они идут, – сказал Чарлз. – Садятся за другой столик. Ты хочешь с ней поговорить?
– Нет, – сказала Эмили. – Я думаю, лучше прикинуться, что я ее не заметила.
– В конце концов, – сказал Чарлз, – почему бы тете Дженнифер не быть знакомой с Ронни Гарфилдом и не пригласить его на чай?
– А почему быть знакомой?
– А почему не быть?
– Ради бога, перестань, Чарлз. Довольно этого: быть – не быть, быть – не быть. Вообще, все это глупость и не имеет никакого значения. Просто мы говорили, что никто из других участников сеанса не был связан с семьей Пирсонов, а не прошло и пяти минут, как Ронни Гарфилд пьет чай с сестрой капитана Тревильяна.
– Вот видишь, кто знает?.. – сказал Чарлз.
– Вот видишь, вечно все приходится начинать сначала, – сказала Эмили.
– И каждый раз по-разному, – сказал Чарлз.
Эмили посмотрела на него:
– Что ты имеешь в виду?
– Сейчас – ничего, – сказал Чарлз и положил свою руку на ее.
Она не отняла руки.
– Надо этим заняться, – сказал Чарлз. – Потом…
– Потом? – тихо спросила Эмили.
– Я бы все для тебя сделал, – сказал Чарлз. – Все, что угодно.
– Сделал бы? – сказала Эмили. – Это очень мило с твоей стороны, Чарлз.

Глава 26
Роберт Гарднер

Не прошло и каких-нибудь двадцати минут, а Эмили уже звонила в парадную дверь «Лавров». Она знала, что тетя Дженнифер еще с Ронни у Деллера. Открывшую ей Беатрис она приветствовала восхитительной улыбкой.
– Это опять я, – сказала Эмили. – Миссис Гарднер нет дома, я знаю, но можно мне увидеть мистера Гарднера?
Просьба была слишком необычна. Беатрис явно колебалась.
– Я даже не знаю. Поднимусь наверх, спрошу. Хорошо?
– Пожалуйста, – сказала Эмили.
Беатрис удалилась, оставив Эмили в прихожей. Она скоро вернулась и пригласила ее пройти наверх.
Роберт Гарднер лежал на кушетке в большой комнате на втором этаже. Этот крупный, голубоглазый белокурый мужчина напомнил ей Тристана в третьем акте «Тристана и Изольды».
– Добрый день, – сказал он. – Так это вам предстоит стать супругой преступника?
– Да, дядя Роберт, – сказала Эмили. – Это ничего, что я вас так называю?
– Ради бога, если только Дженнифер не будет против. Ну на что это похоже, чтобы жених сидел в тюрьме?
«Жестокий человек, – подумала Эмили. – Ему доставляет радость посыпать солью открытые раны». Но она была не так-то проста и сказала с улыбкой:
– В самом деле, страшно забавно.
– Не думаю, чтобы это было так забавно для мистера Джима, а?
– Увы, это так, – ответила Эмили. – Но ведь зато жизненный опыт, не так ли?
– Пора ему его набираться, в жизни не только забавы и развлечения, – зло сказал Роберт Гарднер. – Да-а… Чтобы сражаться в Великой войне, он был слишком молод, ну так получай по шее из другого источника! – Он с любопытством посмотрел на Эмили. – А вы по какой причине пожелали меня видеть? – В голосе его прозвучало подозрение. – Впрочем, если собираетесь выходить замуж, то, конечно, следует познакомиться с родственниками мужа. Узнайте, пока не поздно, самое худшее. Так вы действительно собираетесь выйти за Джима?
– А почему бы нет?
– Несмотря на обвинение в убийстве?
– Несмотря на обвинение в убийстве.
– Прекрасно, – сказал Роберт Гарднер. – Но я что-то не замечаю, что вы унываете. Можно даже подумать, что вы радуетесь.
– А я и радуюсь. Ужасно увлекательно выслеживать убийцу.
– Как-как?
– Я говорю, выслеживать убийцу ужасно увлекательно, – повторила Эмили.
Роберт Гарднер посмотрел на нее пристально, потом откинулся на подушки.
– Я устал, – капризно сказал он. – Я не могу больше говорить. Сиделка! Где сиделка? Я устал.
Сиделка Дэвис поспешно вошла из соседней комнаты.
– Мистер Гарднер очень быстро устает. Я думаю, мисс Трефусис, вам лучше уйти.
Эмили поднялась. Она живо кивнула и сказала:
– Всего хорошего, дядя Роберт. Может быть, я как-нибудь еще загляну.
– Что вы этим хотите сказать?
– Au revoir! – сказала Эмили.
Она уже дошла до входной двери, как вдруг остановилась.
– Ой, я забыла перчатки, – сказала она Беатрис.
– Я принесу их, мисс.
– Нет-нет, я сама. – И она легко взбежала по лестнице и отворила дверь.
– О-о! – сказала Эмили. – Прошу прощения. Извините. Мои перчатки. – Она демонстративно взяла их и, одарив двух обитателей комнаты, которые сидели рука об руку, очаровательной улыбкой, быстро спустилась по лестнице и вышла из дома.
«Это забывание перчаток – такой примитив, – сказала себе Эмили, – и вот срабатывает второй раз. Бедная тетя Дженнифер! Интересно, знает ли она? Вероятно, нет. Надо спешить, а то Чарлз уж заждался».
Эндерби ждал ее в «Форде» Элмера в условленном месте.
– Есть успехи? – спросил он, подтыкая вокруг нее плед.
– В некотором смысле – да. Впрочем, я не уверена.
Эндерби с недоумением взглянул на нее.
– Нет, – сказала Эмили. – Я не собираюсь тебе об этом рассказывать. Понимаешь, скорее всего, это не имеет к делу никакого отношения. А раз так, не стоит и говорить.
– Ну и строгости, – вздохнул Чарлз.
– Прости, – сказала Эмили, – но тут уж ничего не поделаешь.
– Тебе виднее, – холодно отозвался Чарлз.
Они ехали молча. Чарлз чувствовал себя оскорбленным. Эмили одолевали новые идеи. И уже показался Экземптон, когда она все-таки нарушила молчание неожиданным вопросом:
– Чарлз, ты играешь в бридж?
– Да, играю. А что?
– Я вот что подумала. Как игроки обычно оценивают свои карты? Если ты отбиваешься – считай выигрывающие, если нападаешь – считай проигрывающие. Мы сейчас нападаем, а поступаем, видимо, не так.
– Почему это?
– Ну ведь мы же считаем «выигрывающие карты», верно? Я хочу сказать, проверяем людей, которые могли бы убить капитана Тревильяна. Вероятно, поэтому мы так и застряли.
– Я не застрял, – возразил Чарлз.
– Ну, значит, я так застряла, что уже не в состоянии соображать. Давай посмотрим на все это с другой стороны, посчитаем людей, которые, скорее всего, не убивали Тревильяна.
– Давай… – Эндерби задумался. – Для начала мать и дочь Уиллет, Барнэби, Рикрофт, Ронни и… Дюк.
– Да, – согласилась Эмили, – мы знаем, что никто из них не мог убить его, потому что во время убийства они находились в Ситтафорд-хаусе и видели друг друга. Не могут же они все врать.
– Фактически все живущие в Ситтафорде вне подозрений, – сказал Эндерби. – Даже Элмер. – Он понизил голос, чтобы шофер не услышал его. – Ведь дорога в пятницу была непреодолима.
– Он мог пройти пешком, – сказала Эмили так же тихо. – Если Барнэби смог добраться в тот вечер, Элмер вполне мог, выйдя во время ленча, дойти до Экземптона в пять, убить его и вернуться назад.
Эндерби покачал головой.
– Не уверен, что мог вернуться. Вспомни, снег пошел в половине седьмого. Во всяком случае, ты же не обвиняешь Элмера? Или обвиняешь?
– Нет, – сказала Эмили. – Хотя, конечно, он ведь мог быть одержим мыслью об убийстве…
– Тсс! – поднял палец Чарлз. – Он обидится, если тебя услышит.
– Во всяком случае, – сказала Эмили, – ты не можешь с полной уверенностью говорить, что он не мог убить Тревильяна.
– Но он не мог сходить в Экземптон и вернуться так, чтобы никто в Ситтафорде не заметил и не стал бы говорить, что это странно.
– Да, тут уж действительно знают обо всем, – согласилась Эмили.
– Точно, – подтвердил Чарлз. – Потому-то я и говорю, что обитатели Ситтафорда вне подозрений. Сидели дома мисс Персехаус и капитан Вайатт, но оба – инвалиды и не в состоянии идти по колено в снегу. А вот если бы кто-то из Куртисов сделал это, они, конечно, отправились бы в Экземптон заранее и со всеми удобствами, будто на уик-энд, и вернулись бы, когда все уже улеглись спать.
Эмили рассмеялась:
– Нельзя незаметно уехать из Ситтафорда на уик-энд.
– Куртис бы обошел молчанием этот факт, если бы он касался миссис Куртис, – сказал Чарлз.
– Конечно, наиболее подходящая личность – Абдулла. В книжке бы написали: «Этот индус был матросом, а капитан Тревильян во время мятежа выбросил за борт его любимого брата…»
– Я отказываюсь верить, что этот несчастный, забитый туземец мог кого-нибудь убить, – сказал Чарлз. – А, знаю, знаю! – вдруг воскликнул он.
– Что? – неторопливо спросила Эмили.
– Жена кузнеца. Та, которая ждет восьмого. Отважная женщина, несмотря на свое положение, совершила пешком этот путь и пристукнула капитана.
– Господи, а зачем?
– Потому что, хотя кузнец и был отцом предыдущих семи, Тревильян был отцом ее будущего, восьмого ребенка.
– Чарлз, – сказала Эмили, – нельзя ли поделикатнее? И вообще, тогда уж убивает вовсе не она, а сам кузнец. Вот это история! Ты только представь себе этот рулон в мускулистой руке! А жена могла и не заметить его отсутствия: не так-то просто управляться с семью детьми.
– Это превращается в какое-то идиотство, – заметил Чарлз.
– Да, пожалуй, – согласилась Эмили. – Подсчет проигрышей не обещает успеха.
– А как насчет тебя? – спросил Чарлз.
– Меня?
– Да. Где ты была во время убийства?
– Ну и ну! Такое мне в голову не приходило. Где? В Лондоне, конечно. Но не знаю, сумела ли бы я доказать. Я была одна в квартире.
– Вот-вот, – сказал Чарлз. – И мотив есть. Твой жених получает двадцать тысяч фунтов. Что тебе еще надо?
– Ты умница, Чарлз, – сказала Эмили. – Я понимаю, что я и на самом деле самая подозрительная личность. Как я не подумала об этом раньше?

Глава 27
Нарракот действует

Миновало еще утро и еще одно. На третье Эмили сидела в кабинете инспектора Нарракота. Она только что приехала из Ситтафорда.
Инспектор Нарракот смотрел на нее с восхищением. Ему импонировало мужество Эмили, ее решимость не сдаваться, ее неиссякаемая энергия. Она была борцом, а инспектор восхищался борцами. И он был убежден, что она уж слишком хороша для этого Джима Пирсона, даже если он и невиновен в убийстве.
– В книжках обычно пишут, – сказал он, – что полиция стремится поскорее найти виноватого и не очень-то заботится о том, действительно виновен этот человек или нет. Лишь бы хватило доказательств для обвинения. Это неправда, мисс Трефусис. Нам нужен именно виновник.
– Вы искренне верите, что Джим виновен? – спросила Эмили.
– Я не могу, мисс Трефусис, дать вам официальный ответ на этот вопрос. Однако заверяю вас, что мы очень тщательно изучаем улики не только против него, но и против других людей.
– Вы имеете в виду его брата Брайана?
– Неприятный джентльмен Брайан Пирсон. Отказался отвечать на вопросы, дать какую-нибудь информацию о себе, но я думаю… – Инспектор Нарракот слегка улыбнулся и со своей девонширской медлительностью продолжал: – Думаю, нетрудно представить себе некоторые его действия. В ближайшие полчаса я надеюсь получить подтверждение своим догадкам. Затем – мистер Деринг.
– Вы виделись с ним? – спросила Эмили.
Инспектор посмотрел в ее ясное лицо и поддался искушению, вышел за официальные рамки. Откинувшись на спинку стула, он передал ей содержание своей беседы с мистером Дерингом. Затем вытащил из-под локтя, из кипы бумаг, копию радиограммы, которую он направил мистеру Розенкрауну.
– Вот что я послал, – сказал он. – И вот его ответ.
Эмили прочитала:

«Нарракот, 2, Дрисдейл-роуд, Эксетер. Конечно, подтверждаю заявление мистера Деринга. Он провел со мной в пятницу весь день. Розенкраун».

– Бес бы его взял! – воскликнула Эмили, подбирая выражение помягче, чем ей бы хотелось употребить: ведь полицейские старомодны, и их легко шокировать.
– Да-а, – задумчиво произнес инспектор Нарракот. – Досадно, правда? – И снова улыбнулся. – Я человек дотошный, мисс Трефусис. Доводы мистера Деринга звучали правдоподобно, но я подумал: не хватит ли подыгрывать ему? И я послал еще радиограмму. – Он подал ей два листочка бумаги.
В первом стояло:

«Необходима информация для следствия по убийству капитана Тревильяна. Подтверждаете ли вы заявление мистера Деринга, что он был с вами в пятницу днем? Окружной инспектор Нарракот. Эксетер».

Повторный запрос вызвал тревогу и пренебрежение к условностям:

«Ничего не знаю об этом преступлении. Мартина Деринга в пятницу не видел. Согласился подтвердить по-приятельски, поверив, что жена ведет за ним слежку для возбуждения дела о расторжении брака».

– Ого! – сказала Эмили. – Вы на высоте, инспектор!
И инспектор, несомненно, подумал, какой он умный: улыбка его стала доброй, довольной.
– И как эти мужчины покрывают друг друга! – сказала Эмили, глядя поверх радиограммы. – Бедная Сильвия! Невольно начинаешь думать, что мужчины в некотором смысле такие животные… Вот почему, – быстро добавила она, – так хорошо, когда находишь мужчину, на которого можно положиться. – И она наградила инспектора восхитительной улыбкой.
– Только все это совершенно конфиденциально, мисс Трефусис, – предупредил инспектор. – Я пошел дальше, чем следовало, информировав вас об этом.
– Это премило с вашей стороны, – сказала Эмили. – Я никогда, никогда этого не забуду.
– Так помните, – еще раз сказал инспектор. – Никому ни слова.
– Вы хотите сказать, что я не должна говорить Чарлзу… мистеру Эндерби?
– Репортеры есть репортеры, – сказал инспектор Нарракот. – Как бы вы ни приручили его, мисс Трефусис, но сенсация есть сенсация, так ведь?
– Тогда не буду говорить и ему, – сказала Эмили. – Надеюсь, я надела на него хороший намордник, но, как вы заметили, газетчик остается газетчиком.
– Никогда не делиться информацией без необходимости – вот мое правило, – сказал инспектор.
Эмили, затаив улыбку, взглянула на него: «Да, инспектор, вы изволили нарушить свое правило!» И тут ей пришло в голову задать еще один вопрос, который уже давно мучил ее.
– Инспектор! – сказала она. – А кто такой мистер Дюк?
– Мистер Дюк?..
Казалось, она застигла инспектора врасплох.
– Вы помните, – сказала Эмили, – мы еще встретили вас в Ситтафорде, когда вы выходили из его дома?
– А, да-да, помню. Сказать по правде, мне хотелось иметь еще одно, какое-то как бы стороннее мнение об этом столоверчении. Майор Барнэби в этом отношении неважный источник.
– И все же, – задумчиво сказала Эмили, – будь я на вашем месте, я бы обратилась скорее к кому-то вроде Рикрофта. Почему же мистер Дюк?
Наступило молчание. Потом инспектор сказал:
– Ну это дело вкуса.
– Интересно, очень интересно, знает ли что-нибудь полиция о мистере Дюке?
Инспектор не ответил. Взгляд его был устремлен на промокательную бумагу.
– Человек с безупречной репутацией! – сказала Эмили. – Это, кажется, характеризует мистера Дюка достаточно верно. Но, может быть, не всегда у него репутация была безупречна? И, возможно, полиция тоже кое-что знает об этом?
Она уловила какое-то движение в лице инспектора, словно бы он пытался подавить улыбку.
– Вы, мисс Трефусис, любите строить догадки, – добродушно сказал он.
– Когда не хотят говорить, приходится строить догадки, – съязвила Эмили.
– Если человек, как вы говорите, имеет безупречную репутацию и если ему нежелательно, неприятно, чтобы ворошили его прошлое, то и полиция способна сохранять его тайну. У нас нет охоты предавать человека.
– Понятно, – сказала Эмили. – Но вы все же пошли с ним повидаться. И это выглядело так, будто вы думали – во всяком случае, вначале, – что он замешан в этом деле. Хотела бы я в самом деле знать, кем же мистер Дюк был в прошлом? – Она умоляюще посмотрела на инспектора Нарракота.
Инспектор сделал деревянное лицо. Понимая, что уж тут-то он ей не уступит, Эмили вздохнула и распрощалась.
Она ушла, а инспектор еще сидел некоторое время, уставившись на пачку промокательной бумаги, и улыбка все не сходила с его лица. Потом он позвонил. Вошел один из подчиненных.
– Ну? – спросил инспектор Нарракот.
– Совершенно верно, сэр, но это были не дачи в Принстоне, а гостиница в «Двух мостах».
– А-а. – Инспектор взял принесенные бумаги. – Так, – сказал он. – Хорошо. Это подтверждение. Вы установили, где побывал в пятницу другой молодой человек?
– Он прибыл в Экземптон последним поездом, но я еще не установил, когда он выехал из Лондона. Справки наводятся.
Нарракот кивнул.
– Вот, сэр, выписка из Сомерсет-хауса.[33]
Нарракот развернул ее. Это была запись 1894 года о бракосочетании Уильяма Мартина Деринга с Мартой Элизабет Рикрофт.
– Ага! – сказал инспектор. – Что-нибудь еще?
– Да, сэр. Мистер Брайан Пирсон приехал из Австралии на пароходе «Блу Фаннел Боут», Филиас. Он заходил в Кейптаун, но пассажиров по фамилии Уиллет на борту не было. И никакой матери с дочерью из Южной Африки. Были миссис и мисс Эванс и миссис и мисс Джонсон из Мельбурна. Последние соответствуют описанию миссис Уиллет с дочерью.
– Хм, – сказал инспектор, – Джонсон. Вероятно, ни Джонсон, ни Уиллет не являются настоящими фамилиями. Я думаю, надо с ними разобраться как следует. Что-нибудь еще?
Оказалось, все.
– Так, – сказал инспектор Нарракот. – Я думаю, у нас есть над чем поработать.

Глава 28
Ботинки

– О, милая моя юная леди, – сказал мистер Кирквуд. – Ну что вы можете найти в «Орешниках»? Все имущество капитана Тревильяна увезено. Полиция произвела тщательный обыск. Я вполне понимаю ваше положение и вашу заинтересованность в оправдании мистера Пирсона. Но что вы тут можете сделать?
– Я не ожидаю найти что-нибудь, обнаружить что-либо, не замеченное полицией, – ответила Эмили. – Я даже не могу вам как следует объяснить, мистер Кирквуд. Я хочу… хочу ощутить атмосферу места. Пожалуйста, разрешите мне взять ключ. В этом нет ничего плохого.
– Конечно, в этом нет ничего плохого, – с достоинством подтвердил мистер Кирквуд.
– Тогда будьте, пожалуйста, так добры… – сказала Эмили.
И мистер Кирквуд был так добр, что со снисходительной улыбкой выдал ключ. Он, правда, сделал все, что мог, чтобы пойти вместе с ней, и этого удалось избежать лишь благодаря величайшему такту и неколебимости Эмили.
В то утро Эмили получила письмо. Оно было написано в следующих выражениях:

«Дорогая мисс Трефусис, вы говорили, что были бы рады услышать, если бы случилось что-то необычное, хотя и неважное, и вот раз это необычное, хотя и неважное, я подумала, мисс, своим долгом дать вам сразу знать, надеясь, что это застанет вас последней почтой или первой завтра. Моя племянница, она зашла и сказала, что это совсем неважно, но необычно, с чем я тоже согласна. Полиция сказала, и все согласились, что из дома капитана ничего не взято и ничего такого не было, что имеет ценность. Но кое-чего недостает, хотя вовремя не заметили, потому что не имеет значения. Но, кажется, мисс, что не хватает пары ботинок, и заметил Эванс, когда ходил за вещами с майором Барнэби. Я и не думаю, мисс, что это важно, но вам-то уж, понятно, интересно это знать. А ботинки, мисс, эти были толстые такие, что смазывают жиром и которые капитан надевал, выходя на снег, но так как он не выходил, то это не имело смысла. Но вот их недостает, и кто их взял, никто не знает, и хотя я хорошо знаю, что это не имеет значения, я сочла своим долгом написать и надеюсь, что это дойдет до вас, когда я отправлю, и надеюсь, вы не волнуетесь уж слишком о своем молодом человеке. Остаюсь искренне ваша миссис Дж. Беллинг».

Эмили читала и перечитывала это письмо. Она обсудила его с Чарлзом.
– Ботинки… – задумчиво произнес Чарлз. – Не вижу тут никакого смысла.
– Должно же это что-то значить, – заметила Эмили. – Почему пара ботинок должна исчезнуть?
– Ты не думаешь, что Эванс сочиняет?
– С какой стати? И в конце концов, если уж люди сочиняют, то что-нибудь существенное. Не такую глупость.
– Ботинки… Тут может быть какая-то связь со следами, – нерешительно сказал Чарлз.
– Я знаю. Но о следах, кажется, в деле ничего нет. Возможно, если бы снова не пошел снег…
– Да, возможно, но только в этом случае, – рассуждал Чарлз, – он мог отдать их какому-то бродяге, а бродяга потом прикончил его.
– Да, возможно, но как-то не похоже на капитана Тревильяна. Он, конечно, мог взять человека для какой-нибудь работы и дать ему несколько шиллингов. Но отдавать ему хорошие зимние ботинки?..
– Ну, сдаюсь, – сказал Чарлз.
– А я не собираюсь сдаваться, – сказала Эмили. – Правдами или неправдами, а я доберусь до сути.
Вот она и приехала в Экземптон и прежде всего навестила «Три короны», где миссис Беллинг приняла ее с большим воодушевлением.
– А ваш молодой человек все в тюрьме, мисс! Ну это же такая несправедливость, и никто тут у нас не верит, что он убил. Пусть они только попробуют это мне сказать. Так вы получили мое письмо? Хотите повидать Эванса? Он тут живет, недалеко, за углом, Фор-стрит, восемьдесят пять. Я бы проводила вас, да не могу отойти, но вы уж найдете, не ошибетесь.
Эмили не ошиблась, нашла. Самого хозяина не было, но миссис Эванс пригласила ее зайти. Эмили уселась, пришлось и хозяйке последовать ее примеру. Гостья сразу перешла к делу:
– Я пришла поговорить о том, что ваш муж рассказал миссис Беллинг. Я имею в виду отсутствие пары ботинок капитана Тревильяна.
– Да, удивительно, но так оно и есть, – сказала миссис Эванс.
– Ваш муж совершенно уверен, что ботинки исчезли?
– О да. Капитан носил эти ботинки большую часть зимы. Такие большие они были, что он надевал под них две пары носков.
Эмили кивнула.
– Их не могли отдать в ремонт или еще что-нибудь?
– Эванс бы знал, без него не могли, – заносчиво ответила его жена.
– Да, наверное, не могли.
– Странно, конечно, – сказала миссис Эванс, – но я не думаю, что это имеет какое-то отношение к убийству. А вы, мисс?
– Как будто нет, – согласилась Эмили.
– А не нашли они чего-нибудь нового? – Голос молодой женщины звучал заинтересованно.
– Да так, какие-то мелочи, ничего особенного.
– То-то, я вижу, инспектор из Эксетера сегодня опять здесь. Ну, думаю, найдут что-нибудь.
– Инспектор Нарракот?
– Да, мисс, он.
– Приехал поездом?
– Нет, на машине. Пошел сначала в «Три короны», спросил про багаж молодого джентльмена.
– Какого молодого джентльмена?
– Джентльмена, с которым вы ходите, мисс.
Эмили изумленно посмотрела на нее.
– Спрашивали у Тома, – продолжала миссис Эванс. – Том мне потом и рассказал. Он все замечает, Том. Он помнил, что на багаже молодого человека были две наклейки: одна в Эксетер и одна в Экземптон.
Невольная улыбка появилась на лице Эмили, когда она представила себе, как Чарлз совершает преступление, чтобы отхватить свой кусок. Можно бы даже, решила она, написать страшный рассказ на эту тему. Вместе с тем она подивилась тщательности, с которой инспектор Нарракот проверяет каждую деталь, к кому бы она ни относилась, как бы далека она ни была от преступления. Инспектор, должно быть, выехал из Эксетера сразу после беседы с ней. Машина, конечно, быстрее поезда, и потом у нее еще был ленч в Эксетере.
– Куда же отправился инспектор потом? – спросила она.
– В Ситтафорд, мисс. Том слышал, как он сказал шоферу.
– В Ситтафорд-хаус? (Брайан Пирсон, она знала это, еще гостил там.)
– Нет, мисс, к мистеру Дюку.
Снова Дюк. Эмили чувствовала раздражение и бессилие. Опять Дюк – этот неизвестный фактор. Нет, ей надо попытаться выяснить его прошлое, а так ведь он для всех обычный, заурядный, приятный человек.
«Я должна увидеть его, – сказала себе Эмили. – Как только вернусь в Ситтафорд, сразу пойду к нему».
И вот, поблагодарив миссис Эванс и сходив за ключом к мистеру Кирквуду, она стояла теперь в прихожей «Орешников» и соображала, как же это ей почувствовать здесь атмосферу совершения преступления.
Она медленно поднялась по лестнице и вошла в первую комнату на втором этаже. Это, несомненно, была спальня капитана Тревильяна. Одеяла были сложены в аккуратную кипу, ящики опустошены, в шкафу не оставалось даже такой мелочи, как вешалки. В шкафу для обуви – пустые полки.
Эмили вздохнула, повернулась и пошла вниз. Тут была гостиная, где лежал покойник, а в открытое окно задувал снег.
Чья рука поднялась на капитана Тревильяна? Ради чего?
Убили его, как считают все, в пять – пять двадцать. А если у Джима сдали нервы и он солгал, а на самом деле, не дозвонившись, он заглянул в окно и увидел дядюшку уже мертвым?.. Если бы она знала! Мистер Дакрс говорит, что Джим придерживается своего рассказа. Да, но у него могли сдать нервы. Нельзя быть уверенной.
Не был ли, как предполагает мистер Рикрофт, в доме еще кто-нибудь, кто услышал ссору и воспользовался случаем?
Если да, проливает ли это свет на проблему с ботинками? Был ли этот кто-то наверху, может быть, в спальне капитана? Эмили снова прошла через прихожую, заглянула в столовую. Там стояли два сундука, перевязанные и запечатанные. Сервант был пуст: серебряные кубки перекочевали в бунгало майора Барнэби.
Она отметила, однако, что полученные в качестве приза три новых романа, о которых Чарлз слышал от Эванса, забытые, сиротливо лежат на стуле.
Она еще раз осмотрелась и покачала головой. Здесь ничего не было.
Она снова пошла наверх и еще раз зашла в спальню.
Надо узнать, почему не оказалось ботинок! Пока она не сумеет сочинить какую-нибудь удовлетворяющую ее теорию на этот счет, она не сможет их выкинуть из головы. Ботинки вдруг словно выросли до гигантских размеров и заслонили собой все остальное, относящееся к делу. Неужели ничто уже не может ей помочь?
Она повытаскивала все ящики, обшарила все позади них. В детективной истории там бы обязательно оказался клочок какой-нибудь важной бумаги. Но, видно, в реальной жизни такого не бывает, или же инспектор Нарракот и его люди оказались очень дотошными. Она обшарила пустые полки, ощупала края ковра, исследовала пружины матраса. Что она ожидала тут найти, она и сама не знала, но с упорством продолжала поиск.
А потом, когда она поднялась с коленок и разогнулась, взгляд ее остановился на штрихе, несовместимом с образцовым порядком в комнате, – на кучке сажи в камине.
Не спуская с нее глаз, Эмили подошла поближе. Она не совершала никаких логических умозаключений, не рассуждала о причине и следствии. Тут перед ней не было никаких головоломок – кучка сажи свидетельствовала об определенном действии. И Эмили, закатав рукава, запустила руку вверх по трубе.
Через минуту она разглядывала небрежно завернутый в газету пакет. Еще мгновение – и газета сброшена. Перед ней недостающая пара ботинок.
«Но зачем? – спрашивала себя Эмили. – Вот они, тут, но зачем? Зачем? Зачем?»
Ну, скажем, кто-то забрал ботинки капитана Тревильяна и спрятал их в трубу. Зачем это сделано?
– О-о! – закричала Эмили. – Я с ума сойду!
Она осторожно поставила ботинки посреди пола и, подтащив стул, уселась напротив. Она невольно принялась обдумывать все известные ей факты, все детали. Она мысленно перебрала всех имеющих какое-то отношение к драме людей.
И вдруг странная, неясная еще мысль пришла ей в голову, начала принимать определенные очертания. И мысль эта была продиктована парой ботинок, безмолвно стоящих перед ней на полу.
– Но если так… – сказала Эмили себе, – если так…
Она схватила ботинки и поспешила вниз. Она распахнула дверь столовой и подошла к шкафу. Здесь хранились самые разнообразные спортивные трофеи и спортивное снаряжение, все то, что хозяин не решился оставить в доме, где поселились женщины. Лыжи, черепа, слоновья нога, бивни, рыболовные снасти все еще ждали господ «Янга и Пибоди», чтобы те их умело упаковали для хранения.
Эмили нагнулась с ботинками в руках.
Через минуту она выпрямилась, раскраснелась, на лице ее появилось скептическое выражение.
– Так вот оно что! – сказала она. – Вот оно что…
Она опустилась на стул; многого, еще очень многого она не понимала.
Через несколько минут она поднялась на ноги и объявила:
– Я знаю, кто убил капитана Тревильяна. Только не знаю зачем. Я еще не могу сообразить зачем. Но мне нельзя терять времени.
Она поспешила из «Орешников». Найти машину, чтобы доехать до Ситтафорда, было делом пяти минут.
Она попросила остановиться у бунгало мистера Дюка. Расплатившись с водителем, она пошла вверх по тропке.
Дверь ей отворил большой плотный мужчина с невозмутимым лицом. Эмили впервые видела его.
– Мистер Дюк? – спросила она.
– Да.
– Я мисс Трефусис. Вы мне позволите войти?
Минуту поколебавшись, он отступил в сторону, чтобы пропустить ее. Эмили вошла в комнату. Он закрыл дверь и последовал за ней.
– Я хочу видеть инспектора Нарракота, – сказала Эмили. – Он здесь?
Опять наступила пауза. Казалось, мистер Дюк в затруднении. Наконец он, по-видимому, принял решение. Он улыбнулся. Довольно загадочна была эта улыбка.
– Инспектор Нарракот здесь, – сказал он. – Вы по какому поводу хотите его видеть?
Эмили взяла сверток, привезенный с собой, развернула, поставила ботинки перед ним на стол.
– Я хочу видеть его по поводу этих ботинок.

Глава 29
Второй спиритический сеанс

– Привет! Привет! – крикнул Ронни Гарфилд.
Мистер Рикрофт, медленно поднимавшийся по крутой дороге от почты, остановился, подождал, пока Ронни не догнал его.
– Побывали у Гарродзов? – спросил Ронни. – У мамы Хибберт?
– Нет, – сказал мистер Рикрофт. – Я просто прогулялся мимо кузницы. Замечательная сегодня погода.
Ронни взглянул на голубое небо.
– Да, совсем не то, что на прошлой неделе. Между прочим, мне кажется, вы направляетесь в Ситтафорд-хаус?
– Да. Вы тоже?
– И я – тоже. Наше спасение здесь – эти милые женщины. «Не падать духом!» – вот их девиз! Не распускаться, держаться как ни в чем не бывало. Моя тетя говорит, что с их стороны бесчувственно приглашать людей на чай так скоро после похорон, но все это болтовня, на самом деле тетушка очень расстроена из-за Императора Перу.
– Императора Перу? – удивился мистер Рикрофт.
– Ну да. Это одна из ее чертовых кошек. Император-то оказался императрицей, и тете Каролине, естественно, это неприятно. Не любит она эти половые проблемы. Так вот, я и говорю, что она отводит душу, отпуская колкости в адрес Уиллет. Отчего бы им не пригласить людей на чай? Тревильян ведь не был их родственником.
– Очень верно, – сказал мистер Рикрофт, поворачивая голову и провожая взглядом птицу, как показалось ему, какой-то редкий экземпляр. – Вот досада, – пробормотал он, – не взял с собой очков.
– Послушайте-ка, а вы не думаете, что миссис Уиллет знала капитана получше, чем говорит?
– Отчего это вы спрашиваете?
– Вы же заметили, как она изменилась. За неделю постарела прямо на двадцать лет. Видели вы когда-нибудь что-то подобное? Вот и возьмите. Смерть Тревильяна, наверное, была для нее страшным ударом. Я бы не удивился, если б оказалось, что она – его давно пропавшая жена, скажем, брошенная им в молодости.
– Вряд ли такое возможно, мистер Гарфилд.
– Слишком смахивает на кино, да? Но все равно происходят на свете самые необыкновенные вещи. Я читал в «Дейли уайер» о таких вещах, которым бы никогда не поверил, если бы это не было напечатано в газете.
– Неужели они из-за этого становятся более правдоподобными? – ехидно спросил мистер Рикрофт.
– Ну, я чувствую, у вас зуб на Эндерби, а?
– Терпеть не могу, когда суют нос в чужие дела, – сказал мистер Рикрофт.
– Но ведь они все-таки касаются его. Я хочу сказать, что разнюхивать все – это же работа бедняги. Ему, кажется, удалось приручить старика Барнэби. Забавно. Тот едва переносит меня, я для него словно красная тряпка для быка.
Мистер Рикрофт промолчал.
– Ей-богу, – продолжал Ронни, снова поглядывая на небо. – Вы понимаете, что сегодня пятница. Ровно неделю назад примерно в это же время мы с вами сюда же совершали путь. Помните, какая была погода?
– Да, неделю назад, – сказал мистер Рикрофт. – А кажется, это было так давно.
– Словно целый год прошел, верно? Привет, Абдулла! – Они проходили калитку капитана Вайатта, на которую облокотился меланхоличный индус.
– Добрый день, Абдулла! – сказал мистер Рикрофт. – Как ваш хозяин?
Индус покачал головой.
– Хозяин плохо сегодня, сагиб. Не смотреть никто. Не смотреть никто долго, долго.
– Знаете, – сказал Ронни, когда они продолжили путь, – этот малый мог спокойно убить своего хозяина, и никто бы не догадался. Он на протяжении недели покачивал бы так головой и говорил, что хозяин никого не хочет видеть, и никому бы не показалось это странным.
Мистер Рикрофт согласился с таким утверждением.
– Но, – заметил он, – осталась бы еще проблема избавления от тела.
– Да, в этом всегда загвоздка, верно ведь? Неудобная вещь – человеческое тело.
Они миновали коттедж майора Барнэби. Майор был у себя в саду.
– Добрый день, майор, – сказал мистер Рикрофт. – Вы тоже идете в Ситтафорд-хаус?
Барнэби потер нос.
– Думаю, что нет. Они прислали мне приглашение. Но так… я что-то не склонен. Надеюсь, вы поймете.
Мистер Рикрофт наклонил в знак понимания голову.
– Все равно, – сказал он, – мне хотелось бы, чтобы вы пришли. У меня есть основание.
– Основание? Какого же рода основание?
Мистер Рикрофт заколебался – присутствие Ронни явно смущало его. Но тот, совершенно не обращая внимания на этот факт, стоял на месте и прислушивался с неподдельным вниманием.
– Мне бы хотелось провести эксперимент, – наконец медленно проговорил Рикрофт.
– Что еще за эксперимент? – заинтересовался Барнэби.
Мистер Рикрофт колебался.
– Лучше я не буду говорить об этом заранее. Но если вы придете, прошу вас поддержать меня во всем, что бы я ни предложил.
У Барнэби разгорелось любопытство.
– Хорошо, – сказал он. – Я иду. Можете на меня рассчитывать. Где моя шляпа?
Шляпа была найдена, и через минуту он присоединился к ним. Все трое вошли в калитку Ситтафорд-хауса.
– Вы тоже ждете гостей, мистер Рикрофт? – спросил Барнэби, чтобы поддержать разговор.
Тень раздражения прошла по лицу старика.
– Кто вам сказал?
– Да эта сорока, миссис Куртис. Она опрятна и честна, но уж язык у нее словно помело, и она даже внимания не обращает, слушаете вы ее или нет.
– Совершенно верно, – признался мистер Рикрофт. – Я жду завтра свою племянницу миссис Деринг с супругом.
Тем временем они подошли к входной двери и позвонили. Им открыл Брайан Пирсон.
Пока они снимали в прихожей пальто, мистер Рикрофт успел детально рассмотреть этого высокого молодого человека. «Прекрасный экземпляр, – подумал он. – Очень хороший экземпляр. Сильный темперамент. Весьма примечательный угол челюсти. При определенных обстоятельствах может быть в схватке опасным противником. И вообще, опасный молодой человек».
Странное чувство нереальности происходящего овладело майором, когда он вошел в гостиную и миссис Уиллет поднялась поприветствовать его.
– Как хорошо, что вы к нам зашли.
Те же самые слова, что и неделю назад. Тот же яркий огонь в камине. Ему даже казалось, но он не был вполне уверен, что и те же самые наряды на женщинах.
Это вызывало странное ощущение, как будто снова та, прошедшая пятница, как будто Джо Тревильян не мертв, как будто ничего не произошло, ничто не изменилось. Стоп! Неправда. Изменилась старшая Уиллет. Развалина – вот, пожалуй, ее самая точная характеристика. Уже не преуспевающая, решительная светская дама, а сломленное нервное существо, делающее отчаянные усилия выглядеть как всегда.
«Провалиться мне на этом месте, если я понимаю, почему на нее так повлияла смерть Джо», – подумал майор. И еще в сотый раз он заметил себе, что есть в этих дамах что-то чертовски необычное.
Он почувствовал вдруг, что рядом с ним говорят, а он молчит.
– Боюсь, в последний раз собирается тут наша компания, – говорила миссис Уиллет.
– Что-что? – взглянул на нее Ронни Гарфилд.
– Да, – с натянутой улыбкой покачала головой миссис Уиллет. – Нам приходится отказаться от проведения зимы в Ситтафорде. Мне, конечно, нравятся тут и снег, и скалы, и такая природа вокруг. Но прислуга! С прислугой так трудно, и это меня убивает.
– А я думал, вы наймете шофера-швейцара и еще какого-нибудь расторопного малого, – сказал майор Барнэби.
Миссис Уиллет вдруг прямо содрогнулась.
– Нет, – сказала она. – Мне… мне приходится отказаться от этой мысли.
– Милая, дорогая миссис Уиллет, – сказал мистер Рикрофт. – Это такой удар для всех нас. Очень жаль. Мы снова вернемся к своим мелким заботам, когда вы покинете нас. А когда вы уезжаете?
– Я думаю, в понедельник, – сказала миссис Уиллет. – А если смогу, выберусь завтра. Так плохо без слуг. Надо еще уладить дела с мистером Кирквудом. Я снимала дом на четыре месяца.
– Вы едете в Лондон? – спросил мистер Рикрофт.
– Да, для начала, вероятно, туда. Потом, я думаю, мы поедем за границу, в Ривьеру.[34]
– Большая потеря для нас, – сказал мистер Рикрофт, галантно покачивая головой.
Миссис Уиллет как-то странно хмыкнула.
– Вы так добры, – сказал мистер Рикрофт. – Ну так будем пить чай?
Чай был наготове и подан. Миссис Уиллет разливала, Ронни и Брайан разносили чашки. Странное настроение царило за столом.
– А вы? – спросил вдруг майор Барнэби Брайана Пирсона. – Вы тоже отправляетесь?
– В Лондон – да, но, естественно, я не поеду за границу, пока не будет закрыто это дело.
– Это дело?
– Да, пока с моего брата не снимут этого нелепого обвинения, – вызывающим тоном заявил он.
Никто не знал, что и сказать. Майор Барнэби спас положение:
– Никогда не допускал такого, ни на секунду.
– И никто из нас не допускает, – сказала Виолетта, с благодарностью взглянув на него.
Звонок нарушил затянувшуюся паузу.
– Это мистер Дюк, – сказала миссис Уиллет.
Пирсон подошел к окну:
– Нет, не Дюк. Это чертов репортер.
– Я полагаю, мы все же впустим его, – сказала миссис Уиллет.
Брайан кивнул и через несколько минут появился с Чарлзом Эндерби.
Эндерби вошел со своим обычным невозмутимым видом сияющего благополучия. Мысль о том, что, может быть, он тут совсем некстати, казалось, не приходила ему в голову.
– Я вас приветствую, миссис Уиллет! Думаю, дай-ка забегу, взгляну, как вы тут поживаете. Недоумевал: куда это все подевались в Ситтафорде? Теперь вижу.
– Чаю, мистер Эндерби?
– Спасибо. Непременно. Я не вижу тут Эмили. Наверное, она у вашей тети, мистер Гарфилд?
– Откуда мне знать! – мрачно сказал Ронни. – Я думал, она уехала в Экземптон.
– Да, но она вернулась. Кто мне сказал? Одна птичка. А точнее – птичка Куртис. Она видела, что машина проезжала мимо почты и поднялась по дороге, а вернулась пустая. Ее нет в пятом коттедже и нет в Ситтафорд-хаусе. Загадка, где же она? Раз ее нет у мисс Персехаус, значит, она попивает чай с неотразимым сердцеедом капитаном Вайаттом.
– Может быть, она пошла на ситтафордский маяк полюбоваться закатом? – предположил мистер Рикрофт.
– Я бы увидел ее, – сказал Барнэби. – Я был в саду до последнего момента.
– Впрочем, я не считаю, что это так уж существенно, – весело сказал Чарлз. – Я не думаю, чтобы ее похитили или убили и вообще что с ней что-нибудь случилось.
– Вот уж потеря для вашей газеты, а? – усмехнулся Брайан.
– Даже ради всех восьми полос я бы не пожертвовал Эмили, – сказал Чарлз. – Эмили неповторима, – задумчиво добавил он.
– Она – очарование, – сказал мистер Рикрофт. – Просто очарование. Мы, э-э, действуем с ней сообща – я и она.
– Если все закончили, – сказала миссис Уиллет, – не сыграть ли нам в бридж?
– Э-э, позвольте! Минуточку! – сказал мистер Рикрофт; он многозначительно откашлялся, и взгляды всех устремились на него. – Миссис Уиллет, как вам известно, я серьезно интересуюсь психическими явлениями. Неделю назад в этой самой комнате у нас состоялся поразительный, несомненно вызывающий благоговейный трепет опыт.
Виолетта Уиллет как-то судорожно вздохнула. Рикрофт повернулся к ней:
– Я знаю, моя дорогая мисс Уиллет, знаю. Опыт расстроил вас. Но сейчас, после совершенного преступления, полиция разыскивает убийцу капитана Тревильяна. Они уже произвели один арест. Но некоторые, по крайней мере те, что находятся в этой комнате, не верят, что мистер Джеймс Пирсон виновен. То, что я хочу предложить, состоит в следующем: мы повторяем эксперимент прошлой пятницы, только вызываем на этот раз другого духа.
– Нет! – вскрикнула Виолетта.
– Ну, – пробурчал Ронни, – это не по мне. Я не собираюсь участвовать ни в коем случае.
Мистер Рикрофт не обратил на него внимания.
– Миссис Уиллет, что скажете вы?
Она помедлила:
– Откровенно говоря, мистер Рикрофт, мне не нравится это. Очень не нравится. Эта печальная затея на прошлой неделе произвела на меня неприятнейшее впечатление. Потребуется много времени, чтобы забыть ее.
– Чего же именно вы хотите добиться? – вмешался Эндерби. – Вы что, предполагаете, что духи назовут убийцу капитана Тревильяна? Это уж мудреная задача!
– А не слишком мудрено, как вы изволили выразиться, на прошлой неделе было получено известие о смерти капитана Тревильяна!
– Да, правда, – согласился Эндерби. – Но вы понимаете, что эта ваша идея может иметь совершенно неожиданные последствия?
– Например?
– Предположим, имя названо. Можете ли вы быть уверены, что кто-нибудь из присутствующих нарочно не…
Тут он остановился, и Ронни закончил за него:
– …подтолкнет стол. Вот что он хочет сказать. Предположим, кто-то возьмет и подтолкнет.
– Это серьезный эксперимент, сэр, – вкрадчиво сказал мистер Рикрофт. – Никто не посмеет этого сделать.
– Не знаю, – с сомнением произнес Ронни. – Я бы не поручился за всех. Вот я, например, поклянусь, что не буду. А вдруг все нападут на меня и станут говорить, что это я? Хорошенькое дельце!
– Миссис Уиллет, я вполне серьезно, – сказал маленький джентльмен, не обращая более внимания на Ронни. – Умоляю вас, давайте проведем эксперимент.
Миссис Уиллет вздрогнула.
– Мне это не нравится. Правда не нравится. Я… – Она оглянулась вокруг, словно бы ища поддержки. – Майор Барнэби, вот вы были другом капитана Тревильяна, что скажете вы?
Майор встретился взглядом с мистером Рикрофтом. Это, он понял, и был момент, который предусмотрел последний.
– А почему бы и нет? – хрипло сказал он.
Его голос оказался решающим.
Ронни пошел в соседнюю комнату и принес маленький столик, которым пользовались и в прошлый раз. Он установил его посреди комнаты, вокруг расставили стулья. Никто не разговаривал. Эксперимент был явно непопулярен.
– По-моему, все правильно, – сказал мистер Рикрофт. – Мы можем повторить то, что было в прошлую пятницу, при совершенно аналогичных условиях.
– Не совсем, – возразила миссис Уиллет. – Не хватает мистера Дюка.
– Верно, – сказал мистер Рикрофт. – Жаль, что его нет. Ну что ж, будем считать, что его заменил мистер Пирсон.
– Брайан, я умоляю тебя, не принимай участия! – закричала Виолетта. – Не надо, прошу тебя!
– Какое это имеет значение? Все равно все это чушь.
– Это совсем другой дух, – строго сказал мистер Рикрофт.
Брайан Пирсон не ответил и занял место рядом с Виолеттой.
– Мистер Эндерби… – начал было Рикрофт, но Чарлз перебил его:
– Меня при этом не было. Я журналист, и вы мне не доверяете. Я буду записывать все, что происходит. Согласны?
На том и порешили. Таким образом, все было согласовано. Шестеро заняли места вокруг стола. Чарлз выключил свет и сел на каминную решетку.
– Одну минутку, – сказал он. – Сколько сейчас времени? – И посмотрел на часы при свете пламени камина. – Вот странно, – сказал он, – как раз двадцать пять минут шестого.
Виолетта слегка вскрикнула.
Мистер Рикрофт строго сказал:
– Молчание!
Потянулись минуты. Атмосфера была совершенно иной, чем неделю назад. Ни приглушенного смеха, ни шепота – только тишина, нарушенная наконец негромким стуком стола.
Раздался голос мистера Рикрофта:
– Здесь есть кто-нибудь?
Снова стук, нет, не стук – грохот.
Виолетта пронзительно закричала, а миссис Уиллет заплакала.
И успокаивающе прозвучал голос Брайана Пирсона:
– Ничего страшного. Это стучат в парадную дверь. Я пойду открою. – Он вышел из комнаты.
Все молчали.
Вдруг дверь распахнулась, и зажегся свет.
В дверях стоял инспектор Нарракот. Позади него – Эмили Трефусис и мистер Дюк.
Нарракот шагнул в комнату и заговорил:
– Джон Барнэби, я обвиняю вас в убийстве Джозефа Тревильяна в пятницу, четырнадцатого числа текущего месяца, и при этом предупреждаю вас, что все, что вы можете сказать, будет записано и будет использовано в качестве доказательств.

Глава 30
Эмили объясняет

Гости, удивленные до того, что лишились дара речи, обступили Эмили.
Инспектор Нарракот вывел арестованного из комнаты.
Первым обрел голос Чарлз Эндерби.
– Эмили, ради бога, ну хоть слово, – сказал он. – Я сейчас помчусь на телеграф. Каждая минута дорога.
– Да, майор Барнэби убил капитана Тревильяна.
– Ну, я видел, как Нарракот арестовывал его, и полагаю, что инспектор в своем уме. Не спятил же он вдруг? Но как такое могло произойти? Я хочу сказать, как Барнэби мог убить Тревильяна в пять – пять двадцать, если?..
– Не в пять двадцать, а без четверти шесть.
– Но и в этом случае…
– Я понимаю. Вы бы никогда не догадались, просто не додумались бы до этого. Лыжи– вот в чем объяснение, лыжи.
– Лыжи? – изумились все.
Эмили кивнула.
– Да. Он ловко устроил с этим столоверчением. Это не было случайным и не было неосознанным действием, как думали мы с тобой, Чарлз. Это была та вторая альтернатива, которую мы с тобой отвергли: сделано намеренно. Он видел, что приближается снегопад, уничтожит все следы и ему можно действовать в совершенной безопасности. Он создал впечатление, что капитан Тревильян умер, и заставил всех волноваться. Он и сам притворился, что очень расстроен, и настоял на том, чтобы пойти в Экземптон.
Он пошел домой, надел лыжи (они хранились в сарае вместе с другим спортивным инвентарем и снаряжением) и пустился в путь. Он был мастером в этом деле, а дорога – все время вниз по склону – замечательная. Спуск обычно занимает всего десяток минут.
Барнэби подобрался к окну и постучал. Ничего не подозревая, капитан впустил его. Затем, когда Тревильян повернулся к нему спиной, он воспользовался случаем и ударил его этой штукой. У-фф, мне просто тошно об этом подумать. – Ее прямо передернуло.
– Все это было совсем не трудно. У него была масса времени. Он, должно быть, вычистил и вытер лыжи, затем поставил их в стенной шкаф в столовой, среди прочих вещей. Затем, я полагаю, он выдвинул ящики, разбросал все и выставил окно, чтобы создать видимость ограбления.
Потом, уже перед восемью часами, ему оставалось только выйти окольным путем на дорогу и прийти таким запыхавшимся, как будто он пешком проделал весь путь от Ситтафорда. Поскольку никто не подозревал о лыжах, он был в полной безопасности. Врач не ошибся, сказав, что смерть наступила по крайней мере два часа назад. И, как я уже заметила, поскольку никто не догадывался о лыжах, у майора Барнэби было безупречное алиби.
– Но они же были друзья, Барнэби и Тревильян, – сказал мистер Рикрофт. – Старые друзья. Всю жизнь были друзьями. Это непостижимо.
– Я не знаю, – сказала Эмили. – Это и для меня загадка. Я не могла понять за что. Я гадала, гадала и решила пойти к инспектору Нарракоту и мистеру Дюку. – Она умолкла и посмотрела на невозмутимого мистера Дюка. – Можно, я скажу им? – спросила она.
Мистер Дюк улыбнулся:
– Если вам так хочется, мисс Трефусис.
– А вы, может быть, предпочли, чтобы я не говорила? Нет? Ну так вот, я пришла к ним, и мы разобрались. Помнишь, Чарлз, ты мне говорил, что Эванс помянул как-то, что капитан Тревильян часто посылал решения конкурсов от его имени. Он считал, что Ситтафорд-хаус – слишком солидный адрес. Так вот, то же самое он сделал и с ответами на футбольный конкурс, за который ты выдал майору Барнэби пять тысяч фунтов. На самом деле это было решение капитана Тревильяна, но отослал он его от имени Барнэби. Коттедж номер один, Ситтафорд – звучало, по его мнению, гораздо лучше. Теперь вы понимаете, что произошло? В пятницу утром майор Барнэби получил письмо, в котором сообщалось, что он выиграл пять тысяч фунтов. Между прочим, нас должно было насторожить то, что он не признался в получении этого письма, сказал, что оно не дошло до него из-за погоды. Это была ложь. В пятницу утром почта еще доходила. На чем я остановилась? А да, майор Барнэби получает письмо. Ему нужны эти пять тысяч. Очень нужны. Он вложил деньги в какие-то дурацкие акции и потерял значительные суммы.
Мысль эта, по-видимому, пришла ему в голову совершенно неожиданно. Возможно, когда он понял, что вечером собирается снег. «Если бы Тревильян умер, – подумал он, – можно было бы оставить себе эти деньги, и никто бы не узнал об этом».
– Удивительно, – пробормотал мистер Рикрофт. – Крайне удивительно. Кто бы мог подумать! Но, милая моя юная леди, как вы узнали обо всем этом? Что вас навело на верный путь?
Эмили рассказала тут о письме миссис Беллинг и о том, как она обнаружила в трубе ботинки.
– Когда я увидела эти ботинки, а это были лыжные ботинки, мне, естественно, захотелось взглянуть и на лыжи. Я помчалась вниз, открыла шкаф и обнаружила там две пары лыж: одни длинные, другие короче. Ботинки подходили к длинной паре и не подходили к другой. На ней крепления были для ботинок меньшего размера. Значит, короткая пара лыж принадлежала другому человеку.
– Ему следовало спрятать лыжи куда-нибудь в другое место, – сказал мистер Рикрофт с явным неодобрением.
– Нет, нет, – сказала Эмили, – куда он еще мог их спрятать? На самом деле это было вполне безопасное место. Через день-другой всю коллекцию взяли бы на хранение, и вряд ли полицию интересовало бы, одна пара лыж была у капитана Тревильяна или две.
– Но зачем же он спрятал ботинки?
– Я полагаю, – сказала Эмили, – он боялся, что полиция сделает то, что сделала я. Обнаружение лыжных ботинок могло привести к лыжам. Поэтому он засунул их в трубу. И вот тут-то он действительно совершил ошибку, потому что Эванс заметил, что они исчезли, а я узнала об этом.
– Значит, он намеренно хотел свалить вину на Джима? – возмутился Брайан Пирсон.
– О нет! Просто Джиму, как всегда, идиотски везет. Он и вел себя как идиот.
– Ну теперь-то с ним все в порядке, – сказал Чарлз. – И тебе уже нечего беспокоиться. Ты мне все объяснила, и я мчусь на телеграф. Прошу у присутствующих прощения. – И он бросился из комнаты.
– Огонь! – сказала Эмили.
– Вы сами были как огонь, мисс Трефусис, – произнес своим низким голосом мистер Дюк.
– Да, да! – с восхищением воскликнул Ронни.
– О господи! – сказала Эмили и, совершенно обессиленная, буквально свалилась на стул.
– Вам необходимо сейчас что-нибудь тонизирующее, – засуетился Ронни. – Коктейль, а?
Эмили покачала головой.
– Немного бренди? – заботливо предложил мистер Рикрофт.
– Чашку чаю? – предложила Виолетта.
– Мне бы немножечко попудриться, – тоскливо сказала Эмили. – Я забыла свою пуховку в автомобиле. А я знаю, что я так и горю от волнения.
Виолетта отвела ее наверх в поисках этого успокаивающего средства.
– Вот так-то гораздо лучше, – сказала Эмили, решительно покрывая пудрой нос. – Какая хорошая! Теперь мне намного лучше. А помада у тебя есть? Я уже чувствую себя почти человеком.
– Вы замечательная, – сказала Виолетта. – Такая смелая.
– Совсем нет, – сказала Эмили. – Под этим камуфляжем я вся дрожу, как желе. И такое внутри противное ощущение тошноты.
– Знаю, – сказала Виолетта. – Я чувствовала себя почти так же. Так тряслась последние дни за Брайана. Конечно, они не могли его повесить за убийство капитана Тревильяна, но если бы он только сказал им, где он был все это время, они бы быстро разнюхали, что это он устроил папин побег.
– Что-что? – спросила Эмили, перестав наводить красоту.
– Папа – тот самый каторжник, который бежал. Вот из-за чего мы приехали сюда, мама и я. Бедный папа, он временами становится очень страшным, и тогда он совершал все эти гадкие вещи. Мы встретили Брайана по пути из Австралии, и он и я… Ну, словом…
– Понятно, – сказала Эмили, приходя ей на помощь. – Ничего удивительного.
– Я ему все рассказала, и, между нами, мы-то все и придумали. К счастью, у нас было много денег, а Брайан разработал все детали. Знаете, из Принстона просто невозможно убежать, но Брайан все сообразил. Прямо чудо какое-то! Договорились так, что, когда папа убежит, он по пустоши доберется до деревни и спрячется в пещере Пикси, а потом, позже, он и Брайан должны были изобразить наших слуг. И то, что мы приехали сюда задолго до побега, казалось, освободит нас от всяких подозрений. Именно Брайан подсказал нам это место и предложил побольше заплатить капитану.
– Мне очень жаль, что ничего не получилось, – сказала Эмили.
– Это совершенно сломило маму, – сказала Виолетта. – Но Брайан, я считаю, замечательный парень: не всякий согласится жениться на дочери каторжника. Я не считаю, что отец мой – преступник. Лет пятнадцать назад его лягнула лошадь. Удар пришелся в голову. С тех пор у него начались эти странности. Брайан говорит, что, если бы у него был хороший адвокат, он бы не понес такого наказания. Но лучше не будем больше об этом.
– И ничего нельзя сделать?
Виолетта покачала головой:
– Он очень болен, это большой риск. Такой холод. Пневмония. Не могу не понимать, что, если он умрет, это для него самое лучшее. Конечно, нехорошо так говорить, но ведь вы понимаете, что я имею в виду.
– Бедная Виолетта! – сказала Эмили. – Проклятые напасти!
Девушка покачала головой.
– У меня есть Брайан, – сказала она. – А у тебя… – И она смущенно остановилась.
– Да-а, – задумчиво произнесла Эмили. – Вот именно.

Глава 31
Счастливчик

Спустя десять минут Эмили торопливо шла по дороге. Капитан Вайатт, перегнувшись через калитку, попытался задержать ее.
– Эй! – крикнул он. – Мисс Трефусис! Что это я такое слышу?
– Все правда, – сказала Эмили, не останавливаясь.
– Да, но зайдите же, выпейте стаканчик вина или чашечку кофе. Время есть. Нет нужды торопиться. Это самая скверная привычка у вас, цивилизованных людей.
– Мы вообще все ужасные, я знаю, – сказала Эмили и поспешила дальше.
Эмили ворвалась к мисс Персехаус словно ракета.
– Я пришла вам обо всем рассказать, – сказала она и тут же выплеснула всю историю.
Мисс Персехаус только изредка прерывала ее возгласами: «Господи помилуй!», «Да что вы говорите!», «Ну и ну!».
Когда Эмили закончила свое повествование, мисс Персехаус приподнялась на локте и торжествующе подняла палец.
– А что я вам говорила?! – сказала она. – Я вам говорила, что Барнэби – очень завистливый человек. Настоящие друзья! Но более двадцати лет Тревильян делал все немного лучше, чем Барнэби. Ходил на лыжах – лучше, лазил по горам – лучше, стрелял – лучше, решал кроссворды – лучше. Барнэби не был настолько великодушен, чтобы без конца терпеть все это. Тревильян был богат, а он – беден. И любить человека, который делает все лучше, чем вы, очень трудно. Барнэби – ограниченный, малодушный человек. А превосходство друга действовало ему на нервы.
– Я так и думала, что вы окажетесь правы, – сказала Эмили. – И я не могла не прийти и не рассказать вам. Было бы несправедливо, если бы вы не узнали обо всем этом. Между прочим, вы знали, что ваш племянник знаком с Дженнифер Гарднер? Они пили вместе чай в среду у Деллера.
– Она его крестная мать, – сказала мисс Персехаус. – Так вот какого «приятеля» ему захотелось повидать в Эксетере! Деньги занимать! Ну, Ронни, погоди, я поговорю с тобой!
– Я запрещаю вам нападать на кого-либо в такой радостный день, – сказала Эмили. – Лечу дальше. У меня еще столько дел!
– Какие теперь у вас дела, моя милая? Я бы сказала, что вы сделали свое дело.
– Не совсем. Мне надо ехать в Лондон, повидаться с людьми из страховой компании Джима и убедить их не преследовать его судебным порядком за такой пустяк, как позаимствованные на время деньги.
– Хм, – сказала мисс Персехаус.
– Ничего, – сказала Эмили. – Джим в дальнейшем будет достаточно честен. Он получил хороший урок.
– Возможно. А вы думаете, что сумеете их убедить?
– Да, – решительно сказала Эмили.
– Ну предположим, – сказала мисс Персехаус. – А потом?
– Потом? – переспросила Эмили. – Потом я доведу дело до конца. Этим я сделаю для Джима все, что могу.
– Тогда, может быть, мы скажем: что же последует? – продолжала мисс Персехаус.
– А именно?
– Что последует? Или, если хотите, кто же из них?
– О! – сказала Эмили.
– Да, да. Именно это я и хочу знать. Кто же из них станет счастливым человеком?
Эмили засмеялась. Наклонившись, она поцеловала пожилую леди.
– Не притворяйтесь глупенькой, – сказала она. – Вы прекрасно знаете кто.
Мисс Персехаус хихикнула.
Эмили легко выбежала из дома и выходила из калитки, когда по дороге торопливо проходил Чарлз.
Он схватил ее за руки:
– Эмили, дорогая!
– Чарлз, ну разве это не великолепно?
– Дай я тебя поцелую, – сказал мистер Эндерби и поцеловал. – Эмили, я человек, занимающий прочное положение. Ну что ты на это скажешь, дорогая?
– Насчет чего?
– Ну, конечно, это, как бы сказать, неблагородно, когда бедняга Пирсон в тюрьме, а тут это самое… Но он теперь оправдан, и ему, как и всякому человеку, придется покориться неизбежному.
– Ты о чем? – спросила Эмили.
– Ты прекрасно знаешь, что я с ума по тебе схожу, – сказал мистер Эндерби. – И я тебе нравлюсь. Пирсон был просто ошибкой. Я что хочу сказать: вот мы, ты и я, мы созданы друг для друга. Все это время мы оба чувствовали это, ведь верно? Тебе что больше нравится – отдел регистрации или церковь?
– Если ты имеешь в виду бракосочетание, то оно ни при чем, – сказала Эмили.
– Как так? Послушай…
– Нет, – сказала Эмили.
– Но, Эмили…
– Если хочешь знать, я люблю Джима. Страстно люблю!
Чарлз прямо опешил и смотрел на нее в каком-то замешательстве.
– Не может быть!
– Может! Люблю! Всегда любила! И буду любить!
– Ты… ты заставила меня думать…
– Я сказала, – негромко произнесла Эмили, – что это так замечательно, когда есть на кого положиться.
– Да, но я думал…
– Ничего не могу поделать с твоими мыслями.
– Ты бессовестный дьявол, Эмили!
– Я знаю, Чарлз, дорогой, знаю. Я всё, чем бы ты меня ни назвал. Но не горюй. Подумай только, какую ты приобрел известность! Ты получил свой большой кусок пирога! Сенсационное сообщение для «Дейли уайер». Ты занял прочное положение. Ну а что такое женщина? Не более чем пыль. Ни один по-настоящему сильный мужчина не нуждается в женщине. Она только стесняет его движения, цепляясь, точно плющ. Настоящий мужчина не зависит от женщины. Карьера – нет ничего лучшего, нет ничего дающего наиболее полное удовлетворение настоящему мужчине. Ты, Чарлз, сильный мужчина, ты способен действовать самостоятельно…
– Да прекратишь ли ты наконец, Эмили? Это прямо как беседа для молодых людей по радио. Ты разбила мне сердце. Ты не представляешь себе, как очаровательно ты выглядела, когда вошла в эту комнату с Нарракотом. Это был блеск!
На дороге послышались шаги, и появился мистер Дюк.
– О! Вот вы где, мистер Дюк! – сказала Эмили. – Чарлз, я хочу тебя познакомить. Это экс-шеф полиции инспектор Дюк из Скотленд-Ярда.
– Что? – воскликнул Чарлз, припоминая известное имя. – Тот самый инспектор Дюк?
– Да, – сказала Эмили. – Когда он вышел в отставку, он приехал сюда жить и, будучи прекрасным, скромным человеком, не захотел, чтобы тут знали о его славе. Теперь я понимаю, почему у инспектора Нарракота так сверкнули глаза, когда я попросила сказать мне, какие преступления совершил мистер Дюк.
Мистер Дюк рассмеялся.
Чарлз дрогнул. Между журналистом и влюбленным произошла недолгая борьба. Журналист победил.
– Я счастлив, инспектор, познакомиться с вами, – сказал он. – И я хотел бы знать, могу ли надеяться, что вы напишете небольшую статью, ну слов на восемьсот, по поводу дела Тревильяна?
Эмили быстро отошла в сторону и направилась в коттедж миссис Куртис. Она поднялась наверх, в свою комнату, вытащила чемодан. Миссис Куртис – за ней.
– Вы уезжаете, мисс?
– Уезжаю. У меня очень много дел: Лондон, мой жених…
Миссис Куртис подошла ближе.
– Только скажите, кто же из них?
Эмили как попало швыряла вещи.
– Конечно, тот, который в тюрьме. Другого никогда не было.
– А вы не думаете, мисс, что совершаете ошибку? Вы уверены, что тот, другой молодой человек, стоит этого?
– О нет! – сказала Эмили. – Не стоит. Этот… – Она глянула в окно: Чарлз все еще вел с экс-шефом полиции серьезные переговоры. – Этот переживет. Он создан для того, чтобы преуспевать. Но я не знаю, что станет с другим, если не будет меня… Подумайте, что бы с ним было, если бы не я!..
– И можете мне ничего больше не говорить, – сказала миссис Куртис.
Она спустилась вниз, где ее законный супруг сидел, уставившись в пустоту.
– Точь-в-точь моя знаменитая тетя Сара Белинда, – сказала миссис Куртис. – Бросается очертя голову, как та с этим несчастным Джорджем Планкетом из «Трех коров». Выкупила за него закладную, и все тут. А через два года дело стало прибыльным, и она с лихвой вернула свой капитал.
– А-а, – сказал мистер Куртис и слегка передвинул трубку.
– Он был красив, этот Джордж Планкет, – сказала миссис Куртис, настроившись на воспоминания.
– А-а, – сказал мистер Куртис.
– Но, женившись на Белинде, он больше ни разу не взглянул на другую женщину.
– А-а, – сказал мистер Куртис.
– Она уже никогда не дала ему такой возможности, – сказала миссис Куртис.
– А-а, – сказал мистер Куртис.