1 2 3 4 5 
Сун. Почтеннейший!
   
Шой Да. Вы, по-видимому, забыли, что она человек и имеет разум.
   
Сун (весело). Меня всегда поражало — чего только не воображают об особах женского пола да еще об их разуме! А слышали вы когда-нибудь, например, о могуществе любви и о зове плоти? Вы надеетесь на ее разум? Разума у нее нет. Ее слишком много унижали в течение всей жизни, беднягу! Когда я положу руку ей на плечо и скажу: «Ты пойдешь со мной!» — она услышит колокольный звон и не узнает даже родной матери.
   
Шой Да (с трудом). Господин Ян Сун!
   
Сун. Господин… как вас там!
   
Шой Да. Моя кузина предана вам, потому что…
   
Сун. Скажем, потому, что ей нравится, когда я ее хватаю! Заруби себе на носу! (Достает из ящика еще одну сигару, потом кладет две в карман и в конце концов берет весь ящик под мышку.) Ты придешь к ней не с пустыми руками: со свадьбой решено. И тогда она принесет триста, или ты их принесешь, или она или ты! (Уходит.)
   
Шин (высунув голову из дверей задней комнаты). Противный субъект! Вся Желтая улица уже знает, что он держит девчонку в руках.
   
Шой Да (кричит). Лавка пропала! Он не любит! Это крушение. Гибель. (Начинает метаться по комнате, как пойманное животное, все время повторяя: «Лавка пропала!» Потом вдруг останавливается перед Шин и обращается к ней.) Шин, вы выросли в сточной канаве и я тоже. Разве мы легкомысленны? Нет. Разве когда надо, мы не способны на жестокость? Нет. Я готов схватить вас за горло и трясти до тех пор, пока вы не выплюнете монету, которую украли у меня. Вы это знаете. Времена ужасны, этот город — ад, но мы карабкаемся вверх по гладкой стене. И вдруг кого-нибудь из нас постигает несчастье — любовь. Этого достаточно, все погибло. Малейшая слабость — и человека нет. Как освободиться от всех слабостей, и прежде всего от самой смертоносной любви? Она невыносима для человека! Она слишком дорога! Но скажите, можно ли вечно быть начеку? Что это за мир?
   
    
     
Там поцелуют, а потом задушат.
     
Любовный вздох — в крик страха переходит.
     
Ах, почему там коршуны кружат?
     
Там на свиданье женщина идет!
    
   
   
Шин. Пожалуй, я лучше сразу приведу цирюльника. Поговорите с ним. Это человек чести. Цирюльник — самая подходящая партия для вашей кузины. (Не получив ответа, убегает.)
   
Шой Да снова мечется по комнате, пока не появляется господин Шу Фу, сопровождаемый Шин, которая, однако, по знаку Шу Фу снова исчезает.
   
Шой Да (спешит навстречу). Сударь, я слышал, что вы проявляете интерес к моей кузине. Позвольте мне отставить все условности, все требования приличия и всякую сдержанность, так как в данный момент мадемуазель Шен Де угрожает величайшая опасность.
   
Господин Шу Фу. О!
   
Шой Да. Моя кузина, еще несколько часов назад владелица собственной лавки, сейчас почти нищая. Господин Шу Фу, лавка погибла.
   
Господин Шу Фу. Господин Шой Да, очарование мадемуазель Шен Де заключается не в богатствах ее лавки, а в доброте ее сердца. Имя, которым называет ее этот квартал, говорит само за себя: ангел предместий!
   
Шой Да. Сударь, доброта влетела моей кузине за один только день в двести серебряных долларов! Пора положить этому конец.
   
Господин Шу Фу. Разрешите мне высказать более мягкое суждение: с этой доброты самое время снять запрет. Делать добро — в натуре мадемуазель Шен Де. Какое имеет значение, что она кормит четырех человек, — глубоко растроганный, я наблюдаю это каждое утро. Почему бы ей не кормить четыреста человек? Я слышал, что она ломает голову над тем, например, как приютить нескольких бездомных. Мои дома за скотобойней пустуют. Они в распоряжении мадемуазель Шен Де и т. д. и т. п. Господин Шой Да, смею ли я надеяться, что эти мысли, пришедшие мне на ум в последние дни, заинтересуют мадемуазель Шен Де?
   
Шой Да. Господин Шу Фу, она с восхищением выслушает столь возвышенные мысли.
   
Входит Ван с полицейским. Господин Шу Фу поворачивается и внимательно рассматривает полки.
   
Ван. Шен Де здесь?
   
Шой Да. Нет.
   
Ван. Я Ван, водонос. Вы, по-видимому, господин Шой Да?
   
Шой Да. Совершенно верно. Здравствуйте, Ван.
   
Ван. Я дружу с Шен Де.
   
Шой Да. Знаю — вы один из ее старейших друзей.
   
Ван (полицейскому). Видите? (Шой Да.) Я пришел насчет своей руки.
   
Полицейский. Она перебита, тут ничего не скажешь.
   
Шой Да (быстро). Я вижу, вам нужно перевязать руку. (Достает из комнаты шаль и бросает ее Вану.)
   
Ван. Но это же новая шаль.
   
Шой Да. Она ей больше не нужна.
   
Ван. Шен Де купила ее, чтобы кому-то понравиться.
   
Шой Да. Как выяснилось, в этом уже нет нужды.
   
Ван (подвязывает руку шалью). Она моя единственная свидетельница.
   
Полицейский. Ваша кузина, говорят, видела, как цирюльник Шу Фу ударил щипцами водоноса. Вам это известно?
   
Шой Да. Я знаю только, что моей кузины не было на месте, когда произошло это маленькое событие.
   
Ван. Это недоразумение! Пусть придет Шен Де, и все разъяснится. Шен Де все подтвердит. Где она?
   
Шой Да (серьезно). Господин Ван, вы называете себя другом моей кузины. Как раз сейчас у нее большие заботы. Все, кому не лень, эксплуатировали ее ужаснейшим образом. В будущем она не может разрешить себе больше ни малейшей слабости. Я убежден, вы не потребуете, чтобы она все потеряла, дав ложные показания.
   
Ван (растерянно). Но ведь по ее же совету я пошел к судье.
   
Шой Да. Разве дело судьи лечить руку?
   
Полицейский. Нет. Но его дело заставить цирюльника возместить ущерб.
   
Господин Шу Фу оборачивается.
   
Шой Да. Господин Ван, один из моих принципов — не вмешиваться в споры моих друзей. (Кланяется господину Шу Фу.)
   
Шу Фу делает то же самое.
   
Ван (сняв шаль и возвращая ее обратно, печально). Понимаю.
   
Полицейский. Я, стало быть, могу удалиться. Ты собрался надуть и кого — порядочного человека. Смотри, парень, в следующий раз будь осмотрительнее со своими наветами. Если господин Шу Фу не пощадит тебя, ты попадешь в тюрьму за клевету. Теперь — проваливай!
   
Полицейский и Ван уходят.
   
Шой Да. Прошу извинения за этот инцидент.
   
Господин Шу Фу. Извиняю. (Быстро.) А дело с этим «кому-то» (показывает на шаль) в самом деле в прошлом? Совсем покончено?
   
Шой Да. Совсем. Его изобличили. Правда, понадобится время, чтобы раны затянулись.
   
Господин Шу Фу. Будет проявлена необходимая чуткость.
   
Шой Да. Это свежие раны.
   
Господин Шу Фу. Она поедет в деревню.
   
Шой Да. На несколько недель. Однако она будет рада случаю обсудить это предварительно с человеком, которому может довериться.
   
Господин Шу Фу. За скромным ужином в скромном, но хорошем ресторане.
   
Шой Да. В интимной обстановке. Спешу поставить в известность мою кузину. Она проявит благоразумие. Она в тревоге за свою лавку, которую рассматривает как дар богов. Попрошу вас обождать — я сейчас. (Уходит в заднюю комнату.)
   
Шин (высовывает голову). Можно поздравить?
   
Господин Шу Фу. Можно. Госпожа Шин, сообщите сегодня же опекаемым Шен Де, что я предоставляю им прибежище в моих домах за скотобойней.
   
Шин кивает ухмыляясь.
   
(Встав с места, публике.) Ну, как вы находите меня, дамы и господа? Можно ли сделать больше? Быть самоотверженнее? Деликатнее? Дальновиднее? Скромный ужин! Какие обычно приходят при этом вульгарные и недостойные мысли! О нет, не произойдет ничего предосудительного. Даже прикосновения, хотя бы случайного, когда рука тянется за солонкой! Только обмен мыслями — не больше. Две души найдут друг друга среди цветов, украшающих стол, кстати, белых хризантем. (Отмечает это в записной книжке.) Нет, здесь не будет использовано затруднительное положение, не будет извлечена выгода из разочарования. Будут предложены заботы и помощь, но почти безмолвно. Только взглядом будет дано понять, взглядом, который может означать и больше!
   
Шин. Итак, все устроилось, как вы хотели, господин Шу Фу?
   
Господин Шу Фу. О, вполне! Очевидно, в этой местности произойдут перемены. Известный субъект получил отставку, и все притязания на лавочку потеряют силу. Люди, осмеливающиеся запятнать репутацию самой целомудренной девушки в городе, впредь будут иметь дело со мной. Что вы знаете об этом Ян Суне?
   
Шин. Он самый грязный, самый ленивый…
   
Господин Шу Фу. Он — ничто. Его нет. Он не существует.
   
Входит Сун.
   
Сун. Что здесь происходит?
   
Шин. Господин Шу Фу, если угодно, я позову господина Шой Да. Вряд ли он пожелает, чтобы в лавке торчали посторонние лица.
   
Господин Шу Фу. У мадемуазель Шен Де с господином Шой Да идет важный разговор, который нельзя прерывать.
   
Сун. Она здесь? Каким образом? Я не видел, чтобы она сюда входила! И что за разговор? Я должен принять в нем участие!
   
Господин Шу Фу (преграждает ему дорогу в комнату). Придется подождать, сударь. Думаю, что представляю себе, с кем имею дело. Примите к сведению, что мадемуазель Шен Де и я готовимся объявить о нашей помолвке.
   
Сун. Что?
   
Шин. Вас это удивляет?
   
Сун борется с цирюльником, чтобы попасть в комнату; из нее выходит Шен Де.
   
Господин Шу Фу. Извините, милая Шен Де. Может быть, вы согласитесь разъяснить?
   
Сун. Шен Де! Что случилось? Ты с ума сошла?
   
Шен Де (волнуясь). Сун, мой двоюродный брат и господин Шу Фу договорились, что я познакомлюсь с планами господина Шу Фу, как помочь людям, живущим в этом квартале. (Пауза.) Мой двоюродный брат против наших отношений.
   
Сун. И ты согласилась?
   
Шен Де. Да.
   
Пауза.
   
Сун. Они тебе сказали, что я плохой человек?
   
Шен Де молчит.
   
Вероятно, так оно и есть, Шен Де. Потому-то ты мне и нужна. Я — низкий человек. Без денег, без манер. Но я буду защищаться. Они сделают тебя несчастной, Шен Де. (Идет к ней. Вполголоса.) Взгляни на него! Где твои глаза? (Кладет руку ей на плечо.) Бедный зверек! К чему они склоняют тебя? Брак по расчету! Без меня они прямо потащили бы тебя на бойню. Скажи сама, без меня ушла бы ты с ним?
   
Шен Де. Да.
   
Сун. С человеком, которого не любишь!
   
Шен Де. Да.
   
Сун. Ты все уже забыла? Как шел дождь?
   
Шен Де. Нет.
   
Сун. Как спасла меня от петли, как купила кружку воды, как обещала денег, чтобы я снова мог летать?
   
Шен Де (дрожа). Чего ты хочешь?
   
Сун. Чтобы ты ушла со мной.
   
Шен Де. Господин Шу Фу, простите меня, я хочу уйти с Суном.
   
Сун. Мы, видите ли, любим друг друга, вы способны это понять? (Ведет ее к двери.) Где ключ от лавки? (Достает его из ее кармана и передает Шин.) Положите на порог, когда кончите уборку. Пойдем, Шен Де.
   
Господин Шу Фу. Это насилие! (Кричит в глубину сцены.) Господин Шой Да!
   
Сун. Скажи, чтобы он здесь не орал.
   
Шен Де. Пожалуйста, не зовите моего двоюродного брата, господин Шу Фу. Он не согласен со мной, я знаю. Но чувствую, что он неправ. (Публике.)
   
    
     
Я хочу уйти с тем, кого люблю.
     
Я не хочу высчитывать, сколько это стоит.
     
Я не хочу обдумывать — хорошо ли это.
     
Я не хочу знать — любит ли он меня.
     
Я хочу уйти с тем, кого люблю.
    
   
   
Сун. Вот так.
   
Шен Де и Сун уходят.
   Интермедия перед занавесом
   
Шен Де в свадебном наряде на пути к венчанию, обращается к публике.
   
Шен Де. Я пережила страшную минуту. Когда я вышла из дому веселая, полная радостного ожидания, на улице меня остановила старуха — жена торговца коврами. Дрожа, она рассказала, что ее муж от тревоги за деньги, которые они одолжили мне, заболел. Она думает, что лучше всего, если я верну их сейчас. Я, конечно, обещала. Она успокоилась и, плача, пожелала мне счастья, извинившись за то, что они не доверяют моему двоюродному брату и, к сожалению, даже Суну. Меня охватил такой ужас, что, как только она ушла, у меня подкосились ноги. В смятении я снова бросилась в объятия Ян Суна. Я не могла устоять перед его голосом и ласками. Все дурное, что он сказал Шой Да, не могло образумить Шен Де. Склоняясь в его объятия, я подумала: ведь и боги хотели, чтобы я была доброй к себе. Чтоб не дать другим погибнуть и себя не погубить, чтобы всех осчастливить и себя со всеми вместе.
   
Как могла я забыть двух добрых стариков! Сун, как ураган, унес мою лавку в сторону Пекина, а с ней и всех моих друзей. Но он не плохой человек и любит меня. Пока я с ним, он не способен на дурное. То, что мужчина говорит мужчине, — ничего не значит. В таких случаях он хочет казаться великим, могучим и, конечно, черствым. Как только я скажу ему, что старики не в состоянии уплатить налоги, он все поймет. Он скорее станет рабочим на цементном заводе, чем летчиком путем преступления. Правда, летать — это его страсть. Хватит ли у меня силы пробудить в нем добрые чувства? Я иду к венцу — страх и радость борются в моей душе. (Быстро уходит.)
  
  
   
    
VI
   
   
Отдельный кабинет в дешевом ресторане в предместье города. Официант наливает вино свадебным гостям. Возле Шен Де стоят дедушка, невестка, племянница, Шин и безработный. В углу одиноко ждет бонза. На переднем плане Сун, разговаривающий со своей матерью, госпожой Ян. Он в смокинге.
   
Сун. Кое-какие неприятности, мама. Она только что со свойственной ей простотой объявила мне, что не может продать лавку. Какие-то люди потребовали обратно две сотни серебряных долларов, которые она взяла взаймы и отдала тебе. А ее двоюродный брат признался мне, что между ними нет письменного договора.
   
Госпожа Ян. Что ты ей ответил? Ты, конечно, не можешь на ней жениться.
   
Сун. Говорить с ней о таких вещах бесполезно. Она слишком тупа. Я послал за ее двоюродным братом.
   
Госпожа Ян. Но он хочет выдать ее за цирюльника.
   
Сун. С этим сватовством я покончил. Цирюльника отвадили. А двоюродный брат сразу смекнет, что раз я получил двести долларов, то и с лавкой покончено, потому что кредиторы наложат на нее арест. Но он сообразит также, что если я не получу еще трехсот, то мне не летать.
   
Госпожа Ян. Пойду подстерегу его на улице. А ты ступай к невесте, Сун!
   
Шен Де (обращается к публике). Я не ошиблась в нем. Он ничем не проявил разочарования. Конечно, отказаться от того, чтобы летать, — для него тяжелый удар. Однако он весел. Я люблю его. (Кивком головы подзывает к себе Суна.) Сун! Ты еще не чокнулся с невестой.
   
Сун. За что мы выпьем?
   
Шен Де. За будущее.
   
Пьют.
   
Сун. Когда жениху не надо будет брать напрокат смокинг.
   
Шен Де. Но когда платье невесты иногда будет попадать под дождь.
   
Сун. За все, что мы себе желаем!
   
Шен Де. Чтобы оно скорее сбылось!
   
Госпожа Ян (идя к выходу, Шин). Я в восторге от своего сына. Я всегда внушала ему, что ему ничего не стоит взять любую. Почему? У него специальность механика и летчика. И что же он говорит мне теперь? Я женюсь по любви, мама, говорит он. Деньги — еще не все. Это брак по любви! (Невестке.) Когда-нибудь это должно случиться. Не правда ли? Но матери нелегко. Нелегко. (Обращаясь к бонзе, громко.) Пожалуйста, не слишком торопитесь. Если вам понадобится для церемонии столько же времени, сколько для того, чтобы выторговать свое вознаграждение, оно соответственно возрастет. (Шен Де.) Мы еще подождем, дорогая моя. Один из самых уважаемых гостей еще не прибыл. (Ко всем.) Извините, пожалуйста. (Уходит.)
   
Невестка. Пока есть вино, ждут охотно.
   
Все садятся.
   
Безработный. Спешить некуда.
   
Сун (громко и шутливо). Перед бракосочетанием я должен предварительно устроить тебе маленький экзамен. Это совсем не лишнее, когда так скоропалительно заключают браки. (Гостям.) Я понятия не имею, что у меня будет за жена. Это меня беспокоит. Ухитришься ли ты, например, из трех чайных листиков сварить пять чашек чая?
   
Шен Де. Нет.
   
Сун. Значит, я буду без чая. А сумеешь ли ты улечься на тюфяке величиной с молитвенник?
   
Шен Де. Вдвоем?
   
Сун. Одна.
   
Шен Де. В таком случае — нет.
   
Сун. Я в отчаянии, что у меня будет такая жена.
   
Все смеются. За спиной Шен Де в дверях появляется госпожа Ян. Она пожимает плечами, давая понять Суну, что ожидаемого гостя не видно.
   
Госпожа Ян (бонзе, который показывает ей свои часы). Что вы так спешите? Речь идет о нескольких минутах. Я вижу, все пьют, курят и никто не торопится. (Присаживается к гостям.)
   
Шен Де. Но не следует ли поговорить о том, как мы уладим дело?
   
Госпожа Ян. О, пожалуйста, сегодня ни слова о делах! Это придает торжеству такой обыденный тон, правда?
   
Раздается звонок. Все смотрят на дверь, но никто не входит.
   
Шен Де. Кого ждет твоя мать, Сун?
   
Сун. Пусть это будет для тебя сюрпризом. Между прочим, что поделывает твой двоюродный брат Шой Да? Мы с ним хорошо поладили. Весьма разумный человек! Голова! Почему ты молчишь?
   
Шен Де. Не знаю. Я не хочу о нем думать.
   
Сун. Почему?
   
Шен Де. Потому что ты не должен с ним ладить. Если любишь меня, то не можешь любить его.
   
Сун. Пусть тогда убирается к трем чертям: демону аварий, демону тумана и демону горючего. Пей, ты, убогая! (Заставляет ее пить.)
   
Невестка (Шин). Здесь что-то не так.
   
Шин. А чего же вы ожидали?
   
Бонза (решительно подходит к госпоже Ян с часами в руке). Я вынужден покинуть вас, госпожа Ян. Сегодня у меня еще одна свадьба и завтра с утра похороны.
   
Госпожа Ян. Вы думаете, мне приятно, что все откладывается? Мы надеялись, что обойдемся одним кувшином вина. Смотрите — он уже почти пуст. (Громко, Шен Де.) Не понимаю, дорогая Шен Де, почему твой двоюродный брат заставляет себя так долго ждать!
   
Шен Де. Мой двоюродный брат?
   
Госпожа Ян. Дорогая моя, да ведь его-то мы и ждем. Я придерживаюсь старых правил и полагаю, что столь близкий родственник должен присутствовать на свадьбе.
   
Шен Де. О Сун, так это из-за трехсот серебряных долларов!
   
Сун (не глядя на нее). Ты же слышишь, из-за чего. Она придерживается старых правил. Я вынужден с этим считаться! Подождем еще четверть часика, и если он не придет оттого, что три черта уже схватили его, мы начнем!
   
Госпожа Ян. Вы все, конечно, уже знаете, что сын получает должность почтового летчика. Мне это очень приятно. В такие времена надо хорошо зарабатывать.
   
Невестка. Он будет находиться в Пекине, правда?
   
Госпожа Ян. Да, в Пекине.
   
Шен Де. Сун, ты должен сказать матери, что с Пекином ничего не выйдет.
   
Сун. Об этом ей скажет твой двоюродный брат, если только он рассуждает так же, как ты. Между нами: я думаю, что иначе.
   
Шен Де (испуганно). Сун!
   
Сун. Как я ненавижу Сычуань! Знаешь, кем они мне все здесь представляются, когда глаза мои полузакрыты? Клячами. Они озабоченно мотают головой: ой, что это там над нами гремит? Как? Мы больше не нужны? Что такое? Наше время кончилось? Пусть они перегрызут друг друга в этом дохлом городе! Только бы вырваться отсюда!
   
Шен Де. Но я обещала вернуть деньги.
   
Сун. Да, ты мне об этом говорила. А раз ты способна на подобные глупости, хорошо, что придет твой двоюродный брат. Пей и предоставь нам заниматься делами! Мы все уладим.
   
Шен Де (в отчаянии). Но двоюродный брат не может прийти!
   
Сун. Как это понять?
   
Шен Де. Его здесь нет больше.
   
Сун. Может, ты расскажешь тогда, как тебе представляется наше будущее?
   
Шен Де. Я думала, у тебя еще целы двести серебряных долларов. Мы бы их завтра вернули, сохранили табак, который стоит много дороже, и стали бы продавать его у ворот цементного завода. Мы же не в состоянии уплатить арендную плату за полгода.
   
Сун. Забудь об этом! Забудь скорее, сестра! Чтоб я стал на улице продавать табак рабочим цементного завода, я, Ян Сун, летчик! Лучше я спущу эти двести долларов за одну ночь, лучше выброшу в воду! Твой двоюродный брат — он знает меня. Я договорился с ним, и он принесет к свадьбе еще триста.
   
Шен Де. Мой двоюродный брат не может быть здесь.
   
Сун. Я думал, что он не может не быть.
   
Шен Де. Там, где я, он быть не может.
   
Сун. Как таинственно!
   
Шен Де. Так знай же, Сун: он не друг тебе. Это я люблю тебя. Мой двоюродный брат Шой Да никого не любит. Он мой друг, но не друг моих друзей. Он согласился, чтобы ты получил деньги стариков, надеясь на место летчика для тебя. Но он не принесет к свадьбе триста серебряных долларов.
   
Сун. Это почему?
   
Шен Де (глядя ему прямо в глаза). Он сказал — ты купил только один билет до Пекина.
   
Сун. Так было вчера, но вот смотри, что я покажу ему сегодня! (Наполовину вытаскивает из нагрудного кармана две бумажки.) Старухе незачем их видеть. Два билета в Пекин, для меня и для тебя. Ты все еще настаиваешь на том, что двоюродный брат против нашего брака?
   
Шен Де. Нет. Должность отличная. А лавки у меня больше нет.
   
Сун. Из-за тебя я распродал мебель.
   
Шен Де. Не говори больше! Не показывай билеты! Мне очень страшно, я чувствую, что готова все бросить и уехать с тобой. Ах, Сун, я не могу дать тебе триста серебряных долларов, подумай о стариках!
   
Сун. Подумай обо мне! (Пауза.) А всего лучше пей! Или ты принадлежишь к числу благоразумных? Не нужна мне благоразумная жена. Когда я пью, я снова летаю. И ты выпей и, может быть, еще поймешь меня.
   
Шен Де. Не думай, что я не понимаю тебя, не понимаю, что ты хочешь летать, а я не могу тебе помочь.
   
Сун. «Вот самолет, мой любимый, но у него одно лишь крыло!»
   
Шен Де. Честным путем нам не получить это место в Пекине. Поэтому я должна взять обратно двести серебряных долларов. Дай мне их сейчас, Сун!
   
Сун. «Дай мне их сейчас, Сун!» О чем ты, собственно, говоришь? Жена ты мне или не жена? Ты что, не понимаешь, что предаешь меня? К счастью моему и твоему также, это больше не зависит от тебя, потому что все уже решено.
   
Госпожа Ян (ледяным тоном). Сун, ты уверен, что двоюродный брат невесты придет? Сдается мне, что он отсутствует, потому что он против этого брака.
   
Сун. Что ты говоришь, мама! Нас с ним водой не разольешь. Я широко распахну двери, пусть он сразу найдет нас, когда прибежит на свадьбу своего друга Суна. (Идет к двери, толкает ее ногой. Потом возвращается, слегка пошатываясь, он слишком много выпил, и снова садится возле Шен Де.) Мы будем ждать. Твой двоюродный брат разумнее, чем ты. Любовь, мудро сказал он, неотделима от жизни. А самое важное, он знает, чем это кончится для тебя: ни лавки, ни мужа.
   
Все ждут.
   
Госпожа Ян. Идет!
   
Слышны шаги, и все смотрят на дверь, но шаги снова удаляются.
   
Шин. Пахнет скандалом. Чувствуете? Невеста ждет свадьбы, а жених господина двоюродного брата.
   
Сун. Господин двоюродный брат не торопится.
   
Шен Де (тихо). Ах, Сун!
   
Сун. Торчать здесь с билетами в кармане, рядом с дурой, которая не умеет считать! Предвижу день, когда ты приведешь в дом полицию, чтобы она потребовала с меня двести серебряных долларов.
   
Шен Де (публике). Он плохой человек и хочет, чтобы я тоже была плохой. Я, которая его любит, — здесь, а ему нужен двоюродный брат. Но вокруг меня сидят горемыки — старуха с больным мужем, бедняки, которые завтра будут ждать у дверей чашку риса, и чужой человек из Пекина, который дрожит за свою должность. И все они охраняют меня, потому что уповают на меня.
   
Сун (пристально смотрит на стеклянный кувшин, в котором нет больше вина). Кувшин с вином — это наши часы. Мы — бедные люди, и если гости выпили вино, значит, часы остановились навсегда.
   
Госпожа Ян делает ему знак, чтобы он молчал, потому что снова слышны шаги.
   
Официант (входит). Прикажете еще кувшин вина, госпожа Ян?
   
Госпожа Ян. Нет, я думаю, хватит. Вино только распаривает, правда?
   
Шин. Да оно небось и дорого.
   
Госпожа Ян. Когда я пью вино, меня всегда бросает в пот.
   
Официант. Разрешите тогда получить по счету?
   
Госпожа Ян (не слушая его). Прошу вас, господа, еще немножко терпения. Родственник, наверно, уже в пути. (Официанту.) Не мешай!
   
Официант. Я не имею права отпустить вас, пока не получу по счету.
   
Госпожа Ян. Но меня же здесь знают!
   
Официант. Вот именно.
   
Госпожа Ян. Неслыханно! Нынешняя прислуга! Что ты скажешь, Сун?
   
Бонза. Мое почтение! (Уходит с важным видом.)
   
Госпожа Ян (в отчаянии). Сидите спокойно! Священник сейчас вернется.
   
Сун. Оставь, мама. Господа, после того как священник ушел, — мы не смеем вас дольше задерживать.
   
Невестка. Пойдем, дедушка!
   
Дедушка (осушает стакан, серьезно). Здоровье невесты!
   
Племянница (Шен Де). Не обижайтесь на него. Он сказал от души. Он вас любит.
   
Шин. Вот так срам!
   
Все гости уходят.
   
Шен Де. Мне тоже уйти, Сун?
   
Сун. Нет, ты подождешь. (Дергает ее за подвенечный убор так, что сдвигает его набок.) Разве это не твоя свадьба? Я подожду, и старуха тоже ждет. Она все еще видит сокола в облаках. Правда, я почти уверен теперь, что это произойдет в день святого Никогда: она подойдет к двери, и его самолет прогремит над ее домом. (Обращаясь к пустым стульям, точно гости все еще здесь.) Дамы и господа, почему вы не продолжаете вашей приятной беседы? Может быть, вам здесь не нравится? Свадьбу немного отложили в ожидании важного гостя и еще потому, что невеста не догадывается, что такое любовь. Чтобы развлечь вас, я, жених, спою вам песню. (Поет.)
     Песня о дне святого Никогда
   
    
     
Каждый, кто качался в бедной колыбели,
     
Знает, что ему тихонько пели.
     
И навек запомнил он,
     
Что бедняк взойдет на трон.
     
Это будет в день святого Никогда.
     
В день святого Никогда
     
Сядет бедный человек на трон.
     
В этот день берут за глотку зло,
     
В этот день всем добрым повезло,
     
А хозяин и батрак
     
Вместе шествуют в кабак.
     
В день святого Никогда
     
Тощий пьет у жирного в гостях.
     
Речка свои воды катит вспять.
     
Все добры. Про злобных не слыхать.
     
В этот день все отдыхают
     
И никто не понукает.
     
В день святого Никогда
     
Вся земля как рай благоухает.
     
В этот день ты будешь генерал.
     
Ну, а я бы — в этот день летал.
     
Ван уладит все с рукой.
     
Ты же обретешь покой.
     
В день святого Никогда,
     
Женщина, ты обретешь покой.
     
Мы уже не в силах больше ждать.
     
Потому-то и должны нам дать,
     
Людям тяжкого труда,
     
День святого Никогда,
     
День святого Никогда
     
День, когда мы будем отдыхать!
    
   
   
Госпожа Ян. Он уже не придет.
   
Трое сидят, и двое из них смотрят на дверь.
   Интермедия
   
Ночлег Вана. Продавцу воды снова являются во сне боги. Он заснул над большой книгой. Музыка.
   
Ван. Хорошо, что вы пришли, мудрейшие! Ответьте на вопрос, который мучает меня. В разрушенной хижине священника, который покинул ее и пошел работать на цементный завод, я нашел книгу и обнаружил в ней одно странное место. Я хочу прочесть вам. Вот оно. (Перелистывает левой рукой воображаемую книгу, держа ее в правой руке и подняв ее над настоящей книгой, которая лежит у него на коленях, начинает читать.) «В Сунге есть местность, называемая „Терновая роща“. Там растут кактусы, кипарисы и тутовые деревья. Деревья, имеющие одну или две пяди в обхвате, срубают люди, которым нужны прутья для собачьих будок. Деревья трех-четырех футов в обхвате срубают знатные и богатые семьи, которым нужны доски для своих гробов. Деревья семи-восьми футов в обхвате срубят те, кто ищет бревна для своих роскошных вилл. Таким образом, все эти деревья не доживают свой век, а погибают на половине жизненного пути от пилы и топора. Кто больше приносит пользы, тот больше и страдает».
   
Третий бог. Выходит, кто всех бесполезнее, тот всех ценнее.
   
Ван. Нет, тот всех счастливее. Самый негодный — самый счастливый.
   
Первый бог. Чего только не пишут!
   
Второй бог. Почему тебя так волнует эта притча, водонос?
   
Ван. Из-за Шен Де, мудрейший! Она не нашла счастья в любви, потому что следовала заветам любви к ближнему. Быть может, она слишком добра для этого мира!
   
Первый бог. Глупости! Слабый, ничтожный ты человек! Вши и неверие, вижу я, наполовину сожрали тебя.
   
Ван. Конечно, конечно, мудрейший! Прости! Я думал только, может быть, вы вмешаетесь.
   
Первый бог. Совершенно исключено. Наш друг (показывает на третьего бога, у которого большой синяк под глазом) только вчера вмешался в спор, и вот последствия.
   
Ван. Но снова пришлось вызывать двоюродного брата. Он необычайно ловкий человек, я испытал это на собственной шкуре, однако даже он не в силах помочь. Лавка, очевидно, обречена.
   
Третий бог (встревоженно). Может быть, все же надо ей помочь?
   
Первый бог. Я того мнения, что она сама должна себе помочь.
   
Второй бог (строго). Чем хуже хорошему человеку, тем полнее он раскрывает себя. Страдание очищает!
   
Первый бог. Мы возлагаем на нее все свои надежды.
   
Третий бог. С нашими поисками дело обстоит неважно. Мы встречаем иногда добрые намерения, радующие побуждения, много высоких принципов, но все это слишком мало для того, чтобы считаться добрым человеком. Если попадаются более или менее добрые люди, то живут они недостойно людей. (Доверительно.) С ночлегом — совсем плохо. По соломинкам, приставшим к нашей одежде, ты можешь вообразить, как мы проводим ночи.
   
Ван. Не могли бы вы по крайней мере…
   
Боги. Ничего. Мы только наблюдатели. И твердо верим, что наш добрый человек сумеет найти свое место на этой мрачной земле. Чем тяжелее бремя, тем крепче будут силы. Потерпи еще немного, водонос, и ты увидишь, что все идет к благополучному…
   
Фигуры богов бледнели, голоса звучали все тише. Теперь они исчезли, и голосов больше не слышно.
  
  
   
    
VII
   
   
Двор позади табачной лавки Шен Де. На тележке — скудный домашний скарб. Шен Де и Шин снимают с веревки развешанное белье.
   
Шин. На вашем месте я зубами и ногтями дралась бы за свою лавку.
   
Шен Де. Что вы! Мне нечем даже уплатить за помещение. Ведь я обязана сегодня еще вернуть старикам двести серебряных долларов, но так как я отдала их одному человеку, то должна продать свой табак госпоже Ми Дзю.
   
Шин. Выходит, все полетело? Ни мужа, ни табака, ни крова! Вот что получается, когда хочешь прыгнуть выше носа. Чем же вы будете жить?
   
Шен Де. Не знаю. Может, подработаю на сортировке табака.
   
Шин. Каким образом попали сюда штаны господина Шой Да? Он голый, что ли, отсюда ушел?
   
Шен Де. У него есть другие штаны.
   
Шин. Мне послышалось, вы сказали, что он уехал навсегда? Почему же он оставил свои штаны?
   
Шен Де. Должно быть, они ему больше не нужны.
   
Шин. Так, значит, не укладывать их?
   
Шен Де. Нет.
   
Вбегает запыхавшийся господин Шу Фу.
   
Господин Шу Фу. Молчите! Мне все известно. Вы пожертвовали своим личным счастьем для спасения двух стариков, которые доверились вам. Нет, не напрасно этот квартал, эти недоверчивые, злобные люди называют вас «ангел предместий». Господин жених не смог подняться до вашей нравственной высоты, и вы расстались с ним. А теперь закрываете свою лавку, этот островок спасения для многих! Я не в силах это видеть. Со своего порога каждое утро я изо дня в день наблюдаю несчастных, толпящихся перед вашей лавкой, и вас, раздающую рис. Неужели это не повторится больше? Неужели доброе дело обречено на гибель? Ах, если бы вы позволили мне помочь вам в этой благородной миссии! Нет, не говорите ничего! Я не требую никаких заверений. Никаких обещаний, что вы соглашаетесь принять мою помощь! Но вот (достает чековую книжку и заполняет чек, который кладет на тележку) я выписал вам чек, где вы можете по своему усмотрению проставить любую сумму, а теперь я уйду тихо и скромно, ни на что не претендуя, на цыпочках, преисполненный уважения, самоотверженно! (Уходит.) Шин (рассматривает чек). Вы спасены! Везет же таким, как вы! И всегда находятся дураки. Ну, теперь не зевайте! Впишите сумму в тысячу серебряных долларов, и я побегу в банк, пока он не опомнился.
   
Шен Де. Поставьте корзину с бельем на тележку. Счет за белье я могу оплатить и без чека.
   
Шин. Что? Вы отказываетесь? Это преступление! Это вы потому, что в таком случае почтете себя обязанной выйти за него замуж? Это же чистое безумие. Ведь такой человек сам напрашивается, чтобы его водили за нос! Такому это просто доставляет наслаждение. Неужели вы все еще хотите цепляться за своего летчика, когда вся Желтая улица и весь квартал знают, как низко он поступил с вами?
   
Шен Де. Во всем виновата — нужда. (Публике.)
   
    
     
Я видела, как ночью
     
Он щеки раздувал во сне.
     
Каким он злым тогда казался!
     
А утром я взяла его рубашку.
     
На свет она была совсем дырявой.
     
Мне страшно было слышать хитрый смех,
     
Но вот его я вижу в рваных туфлях,
     
И я люблю его.
    
   
   
Шин. Вы еще оправдываете его? Подобного безумия я не видела. (Сердито.) Я вздохну с облегчением, когда вы уедете отсюда.
   
Шен Де (снимая белье, покачнулась). У меня кружится голова.
   
Шин (берет у нее белье). И часто у вас кружится голова, когда вы тянетесь или нагибаетесь? Уж не ожидается ли кое-что? (Смеется.) Здорово он вас подвел. Если это случилось, то дело дрянь, чек не предназначался для таких обстоятельств. (Уходит с корзиной в глубь сцены.)
   
Шен Де (неподвижно смотрит ей вслед. Потом осматривает себя, проводит рукой по животу, и на лице у нее появляется выражение глубокой радости. Тихо). О счастье! Во мне зарождается человек. Пока еще ничего не заметно. Но он уже здесь. Мир ожидает его втайне. В городах уже говорят: теперь явился человек, с которым придется считаться. (Как бы представляет публике своего маленького сына.) Летчик!
   
    
     
Приветствуйте нового завоевателя
     
Недоступных гор и неведомых областей!
     
Он повезет почту от человека к человеку
     
Через бездорожье пустынь!
    
   
   
(Начинает ходить взад и вперед, ведя за руку воображаемого сына.) Идем, сынок, взгляни на мир. Вот дерево. Поклонись и приветствуй его. (Кланяется.) Теперь вы знакомы. Слушай, вот идет водонос. Он друг, подай ему руку, не бойся. «Пожалуйста, кружку свежей воды для моего сына. Сегодня жарко». (Дает ему кружку воды.) Ах, полицейский! Лучше обойдем его. Постараемся добыть в саду богача Фей Пуна горсточку вишен. Только чтобы нас не увидели. Идем, сиротка! И тебе хочется вишен! Тихо, тихо, сынок! (Идут, опасливо, осторожно озираясь.) Нет, лучше сюда, тут нас скроет кустарник. Нет, разве так можно идти напролом? (Он, видимо, пытается оттащить ее, она сопротивляется.) Мы должны быть благоразумны. (Внезапно уступает.) Что с тобой поделаешь, если ты хочешь обязательно напролом… (Поднимает его.) Сможешь ты достать вишни? Клади их прямо в рот, там они в сохранности! (Съедает вишню, которую он кладет ей в рот.) Вкусно. О, полицейский! Бежим! (Бегут.) Вот и улица. Теперь спокойно, спокойно, не спеши, чтобы не обратить на себя внимания. Как будто ничего не случилось… (Поет, словно гуляя с ребенком.)
   
    
     
На сливу, на беднягу,
     
Напал один бродяга.
     
Он очень, очень ловок был
     
В затылок сливу укусил.
    
   
   
Входит водонос Ван, ведя за руку ребенка. Удивленно смотрит на Шен Де.
   
Шен Де (обернувшись на кашель Вана). Ах, Ван! Здравствуй!
   
Ван. Шен Де, я слышал, что тебе плохо живется и ты даже продаешь свою лавку для расплаты с долгами. Но вот ребенок, лишенный пристанища. Он бегал по двору боен. По-видимому, это сын столяра Лин То, который несколько недель назад лишился своей мастерской и после этого запил. Дети его бегают голодные по чужим дворам. Что с ними делать?
   
Шен Де (берет у него ребенка). Иди сюда, маленький человек. (К публике.)
   
    
     
Эй, вы! Человек просит крова.
     
Завтрашний человек просит помочь ему сегодня!
     
Его друг, известный вам завоеватель,
     
Ходатайствует за него.
    
   
   
(Вану.) Он сможет жить в бараках господина Шу Фу, куда, возможно, перееду и я. У меня у самой родится ребенок. Только никому не говори, не то об этом узнает Ян Сун, а мы ему не нужны. Разыщи в нижнем городе Лин То и скажи ему, чтобы он пришел сюда.
   
Ван. Большое спасибо, Шен Де. Я знал — ты что-нибудь придумаешь. (Ребенку.) Видишь, добрый человек всегда найдет выход. Я побегу за твоим отцом. (Хочет идти.)
   
Шен Де. Ах да, Ван, я только сейчас вспомнила: что с твоей рукой? Ведь я хотела быть твоим свидетелем, но мой двоюродный брат…
   
Ван. Не беспокойся. Посмотри, я уже научился обходиться без правой руки. Она мне почти не нужна. (Показывает, как может управляться с кувшином и кружкой без помощи правой руки.) Посмотри, как ловко я это делаю.
   
Шен Де. Но нельзя допустить, чтобы она онемела. Возьми мою тележку, все продай и иди к доктору. Мне стыдно, что я не выполнила своего обещания. Кроме того, я согласилась принять у цирюльника его бараки, что ты только подумаешь об этом?
   
Ван. Там смогут жить бездомные и ты сама, ведь это важнее моей руки. Иду за столяром. (Уходит.)
   
Шен Де (кричит ему вслед). Обещай, что пойдешь со мной к доктору.
   
Шин вернулась и непрерывно делает ей знаки.
   
Что такое?
   
Шин. С ума сошли — дарить тележку с последним барахлом? Вам какое дело до его руки? Если об этом узнает цирюльник, он выгонит вас из вашего последнего убежища. И мне вы не заплатили еще за стирку белья!
   
Шен Де. Почему вы такая злая? (к публике.)
   
    
     
Неужели вы не устаете
     
Попирать ближних? От жадности
     
Жилы на лбу и те набухают у вас.
     
Рука, протянутая от души,
     
Легко дает и легко получает.
     
Как соблазнительно быть щедрым!
     
Как хорошо быть приветливым!
     
Доброе слово
     
Вырывается, как вздох облегченья.
    
   
   
Рассерженная Шин уходит.
   
(Ребенку.) Садись и подожди, пока придет отец.
   
Ребенок садится на землю. Во двор входит пожилая чета, явившаяся к Шен Де в день открытия ее лавки. Муж и жена тащат большие мешки.
   
Женщина. Ты одна, Шен Де?
   
Так как Шен Де утвердительно кивает, она зовет своего племянника, который тоже несет мешок.
   
Где твой двоюродный брат?
   
Шен Де. Уехал.
   
Женщина. Он вернется?
   
Шен Де. Нет. Я продаю лавку.
   
Женщина. Это нам известно, потому-то мы и пришли. Вот несколько мешков листового табака, которые нам были должны. Перевези их вместе с твоими пожитками на новую квартиру. Нам некуда их поместить, а на улице мы слишком привлекаем к ним внимание. Я думаю, ты не откажешь, почему бы тебе не оказать нам этой маленькой любезности после того, как нас постигло несчастье в твоей лавке.
   
Шен Де. Я охотно сделаю это.
   
Мужчина. Если тебя спросят, чьи это мешки, скажи, что они твои.
   
Шен Де. Кто может спросить?
   
Женщина (пристально смотрит на нее). Полиция, например. Она настроена против нас и будет рада случаю нас разорить. Куда поставить мешки?
   
Шен Де. Не знаю. Именно сейчас я остерегаюсь чего-либо такого, что может привести меня в тюрьму.
   
Женщина. Это похоже на тебя. Ко всему прочему мы должны еще потерять эти жалкие мешки с табаком, все, что удалось спасти из нашего имущества!
   
Шен Де упрямо молчит.
   
Мужчина. Пойми, этот табак может стать основой маленького дела. Мы еще могли бы преуспеть.
   
Шен Де. Хорошо, я спрячу ваши мешки. Мы поставим их пока в задней комнате. (Входит вместе с ними в лавку.)
   
Ребенок смотрит ей вслед. Потом робко, оглядываясь, подходит к мусорному ведру и достает из него что-то. Начинает есть. Шен Де и остальные возвращаются.
   
Женщина. Ты понимаешь, конечно, что мы целиком полагаемся на тебя.
   
Шен Де. Да. (Видит ребенка и цепенеет.)
   
Мужчина. Послезавтра мы разыщем тебя в домах господина Шу Фу.
   
Шен Де. Теперь уходите — мне нехорошо. (Выталкивает их.)
   
Все трое уходят.
   
Он голоден. Шарит в помойном ведре. (Поднимает ребенка и, потрясенная участью детей бедняков, обращается к публике, показывая серый ротик ребенка. Она клянется никогда не относиться к своему ребенку с такой бессердечностью.)
   
    
     
О сын, о летчик!
     
В какой мир ты приходишь?
     
Они хотят, чтобы и ты ловил свою рыбу
     
в помойном ведре!
     
Смотрите на эту серую мордочку!
     
(Указывает на ребенка.)
     
Как вы обращаетесь с подобными себе?
     
Нет у вас жалости
     
К плоду вашего же тела.
     
Нет у вас, несчастные,
     
Сочувствия к самим себе.
     
Ну, так я сама буду защищать свое.
     
Я стану тигрицей. Да, с того часа
     
Как я это увидала, я хочу
     
Отделиться от вас.
     
Не успокоюсь до тех пор,
     
Покуда не спасу своего сына,
     
Хотя бы его одного.
     
Мой сын, тебе должно послужить все,
     
Чему меня учили обманом или кулаком
     
В моей школе, в канаве!
     
Мой сын, лишь для тебя я буду доброй,
     
А для других — тигрицей, диким зверем.
     
Раз так должно быть.
     
А должно быть — так!
    
   
   
(Уходит, чтобы превратиться в двоюродного брата.) Придется еще раз, последний раз, надеюсь. (Берет с собой штаны Шой Да.)
   
Возвратившаяся Шин с любопытством смотрит ей вслед. Входят невестка и дедушка.
   
Невестка. Лавка заперта, скарб во дворе! Это конец!
   
Шин. Последствие легкомыслия, чувственности и эгоизма! Куда она катится? Вниз! В бараки господина Шу Фу, к вам!
   
Невестка. Каково-то ей там покажется? Мы пришли жаловаться! Сырые крысиные норы с прогнившим полом. Цирюльник отдал их только потому, что там заплесневели его запасы мыла. «У меня есть для вас убежище, что вы на это скажете?» — «Стыд и срам!» — отвечаем мы на это.
   
Входит безработный.
   
Безработный. Верно, что Шен Де уезжает?
   
Невестка. Да, она хотела ускользнуть, чтобы об этом не узнали.
   
Шин. Ей стыдно за свое разорение.
   
Безработный (взволнованно). Нужно вызвать двоюродного брата! Посоветуйте ей вызвать его! Он один может что-нибудь сделать.
   
Невестка. Верно, верно! Он, правда, скуп, но, во всяком случае, спасет ее лавку, тогда и нам легче станет.
   
Безработный. Я думал о ней, а не о нас. Но это верно, и ради нас его нужно позвать.
   
Входит Ван со столяром. Он ведет за руки двух детей.
   
Столяр. Просто не знаю, как благодарить вас. (Остальным.) Нам обещали квартиру.
   
Шин. Где?
   
Столяр. В домах господина Шу Фу! И это благодаря маленькому Фену. «Эй, вы! Человек просит крова!» — будто бы сказала Шен Де и сразу же раздобыла нам жилье. Поблагодарите вашего брата!
   
Столяр и его дети весело кланяются ребенку.
   
Благодарим тебя, просящего крова!
   
Входит Шой Да.
   
Шой Да. Можно узнать, что вам всем здесь надо?
   
Безработный. Господин Шой Да!
   
Ван. Добрый день, господин Шой Да. Я не знал, что вы вернулись. Вам известен столяр Лин То. Мадемуазель Шен Де обещала ему убежище в домах господина Шу Фу.
   
Шой Да. Дома господина Шу Фу не свободны.
   
Столяр. Значит, мы не можем поселиться там?
   
Шой Да. Нет. Это помещение предназначено для других целей.
   
Невестка. Значит, и нам надо выселиться оттуда?
   
Шой Да. Боюсь, что да.
   
Невестка. Но куда же нам всем деваться?
   
Шой Да (пожимая плечами). Насколько я понял, мадемуазель Шен Де, кстати, она уехала — не собирается оставить вас без помощи. Но в будущем все должно быть устроено несколько разумнее. Раздача пищи без ответных услуг прекращается. Вместо этого каждому будет дана возможность, честно работая, снова стать на ноги. Шен Де решила дать всем вам работу. Кто из вас хочет теперь последовать за мной в дома Шу Фу, тот не останется с пустыми руками.
   
Невестка. Значит ли это, что мы все должны работать на Шен Де?
   
Шой Да. Да. Вы будете разделывать табак. Там, в задней комнате, лежат три тюка. Принесите их!
   
Невестка. Не забывайте, что и у нас была своя лавка и мы предпочитаем работать для самих себя, — у нас есть свой собственный табак.
   
Шой Да (безработному и столяру). А вы — как? Будете работать на Шен Де? Ведь у вас нет собственного табака?
   
Столяр и безработный с недовольным видом входят в лавку. Входит домовладелица.
   
Домовладелица. Ну, господин Шой Да, как насчет продажи? Вот триста серебряных долларов.
   
Шой Да. Госпожа Ми Дзю, я решил не продавать лавку, а подписать контракт на аренду.
   
Домовладелица. Что? Вы не нуждаетесь больше в деньгах для летчика?
   
Шой Да. Нет.
   
Домовладелица. И у вас есть деньги для платы за помещение?
   
Шой Да (берет с тележки чек цирюльника и заполняет его). Вот чек на десять тысяч серебряных долларов, выданный господином Шу Фу, который интересуется моей кузиной. Убедитесь, госпожа Ми Дзю! Двести серебряных долларов за помещение на ближайшие полгода будут в ваших руках еще до шести часов вечера. А теперь, госпожа Ми Дзю, разрешите мне продолжать работу. Я очень занят сегодня и прошу меня извинить.
   
Домовладелица. Ах, понимаю, господин Шу Фу идет по стопам летчика! Десять тысяч серебряных долларов! Все же я удивляюсь непостоянству и легкомыслию нынешних молодых девушек, господин Шой Да. (Уходит.)
   
Столяр и безработный вносят мешки.
   
Столяр. Не знаю, почему я должен таскать для вас мешки.
   
Шой Да. Достаточно, что я это знаю. У вашего сына здоровый аппетит. Он хочет есть, господин Лин То.
   
Невестка (видит мешки). Здесь был мой зять?
   
Шин. Да.
   
Невестка. Ну, конечно, я узнаю мешки. Это наш табак!
   
Шой Да. Не советую говорить об этом так громко. Табак — мой, это следует хотя бы из того, что он находится у меня. Если вы сомневаетесь, мы можем отправиться в полицию и рассеять ваши сомнения. Пойдем?
   
Невестка (сердито). Нет.
   
Шой Да. Кажется, у вас все-таки нет собственного табака. Может быть, в этих условиях вы ухватитесь за спасительную руку, протянутую вам мадемуазель Шен Де? А теперь сделайте мне одолжение и покажите дорогу к домам господина Шу Фу.
   
Взяв самого младшего ребенка столяра за руку, Шой Да уходит. За ним следуют столяр, его остальные дети, невестка, дедушка и безработный. Невестка, столяр и безработный тащат мешки.
   
Ван. Он не злой человек, но Шен Де — добрая.
   
Шин. Не знаю. На бельевой веревке не хватает пары штанов. Их носит двоюродный брат. Это что-нибудь да значит. Любопытно бы узнать — что?
   
Входят старик и старуха.
   
Старуха. Мадемуазель Шен Де здесь нет?
   
Шин (сухо). Уехала.
   
Старуха. Странно. Она хотела принести нам кое-что.
   
Ван (с горестным видом смотрит на свою руку). И мне она хотела помочь. Рука все больше немеет. Шен Де, наверно, скоро вернется. Ее двоюродный брат обычно не задерживается здесь надолго.
   
Шин. Да, не правда ли?
   Интермедия
   
Ночлег Вана. Музыка. Во сне водонос сообщает богам свои опасения. Боги все еще продолжают свое путешествие. Они кажутся утомленными. Они задержались и повернули головы к водоносу.
   
Ван. Прежде чем меня разбудило ваше появление, мудрейшие, я видел во сне свою милую сестру Шен Де, ей было очень трудно. Она стояла в тростнике у реки, в том месте, где находят самоубийц. Она странно пошатывалась, шея у нее была согнута, словно она тащила что-то мягкое, но тяжелое, что тянуло ее в тину. Когда я окликнул ее, она ответила, что должна перенести на другой берег целый тюк письменных предписаний, чтобы он не промок — иначе сотрутся письмена. Вернее сказать, я ничего не видел на ее плечах. Но с испугом я вспомнил, что вы, боги, внушали ей великие добродетели в благодарность за то, что она приютила вас у себя, когда вы — о срам! — не могли найти ночлега. Я уверен, вы понимаете мой страх за нее.
   
Третий бог. Что ты предлагаешь?
   
Ван. Уменьшить количество предписаний, мудрейшие. Облегчить бремя предписаний, учитывая тяжелые времена, о милосердные!
   
Третий бог. Что же именно, Ван, что же именно?
   
Ван. Если бы, например, вместо любви достаточно было простой благосклонности или…
   
Третий бог. Но ведь это еще тяжелее, ах ты, несчастный!
   
Ван. Или снисходительность вместо справедливости.
   
Третий бог. Но сколько это задаст всем работы!
   
Ван. Тогда просто порядочность вместо чести!
   
Третий бог. Но ведь это еще больше, ты, маловер!
   
Устало бредут дальше.
  
  
   
    
VIII
   
   
Табачная фабрика Шой Да. В бараках господина Шу Фу Шой Да открыл небольшую табачную фабрику. Помещение за решеткой битком набито людьми. Особенно много женщин и детей. Среди них — невестка, дедушка, столяр и его дети.
   
Перед решеткой появляется госпожа Ян в сопровождении своего сына Суна.
   
Госпожа Ян (публике). Я должна вам рассказать, как мой сын благодаря мудрости и строгости всеми уважаемого господина Шой Да превратился из опустившегося человека в полезного. Как известно всему кварталу, господин Шой Да открыл недалеко от скотобойни небольшую, но быстро расцветшую табачную фабрику. Три месяца назад я была вынуждена обратиться к нему. Он принял меня вместе с моим сыном после недолгого ожидания.
   
Вышедший из фабрики Шой Да подходит к госпоже Ян.
   
Шой Да. Чем могу служить, госпожа Ян?
   
Госпожа Ян. Господин Шой Да, я пришла просить вас за сына. Сегодня утром у нас была полиция, и нам сказали, будто вы подали жалобу от имени мадемуазель Шен Де за нарушение обещания жениться и получение обманом двухсот серебряных долларов.
   
Шой Да. Совершенно верно, госпожа Ян.
   
Госпожа Ян. Господин Шой Да, ради всех богов, еще раз окажите милосердие. Деньги истрачены. Он промотал их за два дня, когда провалился план с должностью летчика. Я знаю, он негодяй. Он продал было даже мою мебель и собирался уехать в Пекин без своей старой мамы. (Плачет.) Мадемуазель Шен Де была о нем когда-то хорошего мнения.
   
Шой Да. Что вы можете сказать, господин Ян Сун?
   
Сун (мрачно). У меня уже нет этих денег.
   
Шой Да. Госпожа Ян, ради слабости, которую по каким-то мне непонятным причинам моя кузина питала к вашему опустившемуся сыну, я готов еще раз помочь ему. Шен Де надеется, как она мне сказала, что честный труд еще исправит его. Я предоставлю ему место на моей фабрике. Постепенно из его заработной платы будут удержаны двести серебряных долларов.
   
Сун. Значит, или каталажка, или фабрика?
   
Шой Да. Выбор за вами.
   
Сун. А с Шен Де мне нельзя переговорить?
   
Шой Да. Нет.
   
Сун. Где мое рабочее место?