1 2 3 4 5 6 7 8 
— Бонзо не даст тебе тренироваться. Он просто прикажет взять в боевую комнату комп и заниматься, пока все остальные будут работать. В каком-то смысле он прав — боится, что необученный сосунок будет раз за разом срывать его маневры, которые он столько отрабатывал. — Она вдруг перескочила на полужаргонную речь: — Бонзо этот — долбаный зануда, слышь?.. Может ссать в тарелку и ни капельки не прольет.
   
Эндер ухмыльнулся.
   
— Боевая комната открыта все время. Если хочешь, можем пойти туда, когда будем свободны, и я покажу тебе кое-что из того, чему научилась. Я не лучший солдат в школе, но свое дело знаю и уж точно умею больше, чем ты.
   
— Если ты не против, — сказал Эндер.
   
— Начнем завтра утром после завтрака.
   
— А если комната уже занята? Когда я был среди залетных, мы отправлялись туда как раз после завтрака.
   
— Не проблема. В школе девять боевых комнат.
   
— Никогда про это не слышал.
   
— А у них один вход. Центр Боевой школы — ось нашего колеса — состоит из боевых комнат. Они не вращаются вместе с остальной станцией. Вот поэтому там всегда ноль — я говорю о тяготении. Они просто стоят на месте. Не крутятся, у них нет ни верха, ни низа. Но устроено все так, что дверь каждой боевой комнаты выходит в тот коридор, которым мы пользуемся. Ты заходишь, станция сдвигается, и — опля! — свободная боевая комната к услугам следующего посетителя.
   
— О-о-о.
   
— Ну, договорились? Сразу после завтрака.
   
— Хорошо.
   
Она двинулась прочь.
   
— Петра, — окликнул ее Эндер.
   
Она оглянулась.
   
— Спасибо.
   
Петра ничего не ответила. Просто повернулась и зашагала дальше.
   
Эндер снова взобрался на койку и окончательно стащил комбинезон. Он лежал на кровати голый и возился со своим новым компом, пытаясь выяснить, что сделали учителя с его кодами доступа. Ну конечно, они не стали ничего ломать — просто взяли и стерли всю его систему защиты. Здесь ему ничего не принадлежало — даже файлы в его компе.
   
Лампы слегка потускнели. Скоро пора спать. А Эндер не знал, где душевая.
   
— Первая дверь налево, — сказал мальчик, лежавший на соседней койке. — Мы делим душевую с Крысами, Белками и Кондорами.
   
Эндер поблагодарил и спрыгнул в проход.
   
— Эй! — окликнул его мальчик. — Нельзя идти так. Вне спальни мы всегда носим форму.
   
— Даже в туалет?
   
— Особенно туда. И тебе запрещено разговаривать с ребятами из других армий. Что в уборной, что за едой. Это может сойти с рук только в игровой комнате, ну и, конечно, когда учитель прикажет. Но если Бонзо застукает тебя, ты покойник, понял?
   
— Спасибо.
   
— И… да, Бонзо рассвирепеет, если увидит, что ты разгуливаешь нагишом перед Петрой.
   
— Но она сама была раздета, когда я вошел.
   
— Она делает что хочет. А тебе нельзя. Приказ.
   
И весьма глупый. Петра пока ничем не отличалась от мальчиков. Дурацкое правило. Оно отделяло Петру от остальных, разделяло армию. Просто бред. Как Бонзо ухитрился возглавить армию, не зная таких простых истин? Алай был бы куда лучшим командиром. Он-то знает, как объединять людей.
   
«Я тоже знаю, — подумал Эндер. — Когда-нибудь я тоже стану командиром».
   
Он мыл руки в душевой, когда кто-то заговорил с ним:
   
— Эй, слышь, а в армию Саламандр теперь что, всех подряд берут? Даже младенцев?
   
Эндер не ответил. Просто вытер руки.
   
— Не, глядите! Саламандры теперь даже сосунками не брезгуют! Только посмотрите на него. Он может пройти у меня между ногами и даже яйца мне не заденет…
   
— Потому что у тебя их нет, Динк, — ответил кто-то.
   
И уже на выходе из душевой Эндер услышал:
   
— Да это же Виггин! Ну тот, умник из игровой комнаты.
   
Он шел по коридору и улыбался. Пусть он и мал ростом, но его имя уже знают. Игровая комната, конечно, ничего не значит. Но все еще заговорят о нем. Он станет хорошим солдатом. Скоро, очень скоро все будут знать его имя. Может, в армии Саламандр ему и не прославиться, но после того…
   
   
Петра ждала его в коридоре, ведущем к боевой комнате.
   
— Подожди немного, — обратилась она к Эндеру. — Армия Кроликов только что зашла, через пару минут подъедет следующая комната.
   
Эндер сел на пол рядом с ней.
   
— Боевые комнаты не просто выскакивают одна за другой, — сказал он. — Там есть какой-то секрет. Например, почему сила тяжести в коридоре не меняется, когда двери открываются и мы заходим?
   
Петра закрыла глаза.
   
— Ну да, — кивнула Петра, прикрывая глаза. — И если боевые комнаты действительно пребывают в свободном падении, что происходит, когда одна из них соединяется с коридором? Почему она тогда не начинает вращаться вместе со станцией?
   
Эндер кивнул.
   
— Это все страшные тайны, — гулким шепотом сказала Петра. — Не пытайся познать их. С теми, кто спрашивает об этом, происходит нечто ужасное. Одного солдата недавно нашли в уборной — он свисал с потолка вниз головой, уткнувшись рожей в унитаз.
   
Разумеется, она шутила, но Эндер уловил намек:
   
— Значит, я не первый, кто об этом задумался?
   
— Запомни, маленький мальчик, — и в этом «маленький мальчик» не было презрения, а только доброжелательность, — они никогда не говорят больше того, что хотят сказать. Но любое существо с мозгами знает, что со времен старины Мэйзера Рэкхема и его Победоносного флота наука здорово изменилась. Ежу понятно, что мы можем управлять гравитацией. Включать ее, выключать, менять направление или даже отражать… Я могу придумать уйму прикольных вещей, которые можно проделать, обладая гравитационным оружием и такими же двигателями на кораблях. И представь, что` такие корабли могут делать с планетами. Можно взять гравитацию планеты и отразить ее, сфокусировав в узкий луч… Шарах — и половины планеты как не бывало. Но никто об этом не распространяется.
   
Эндер понял больше, чем она сказала. Манипулирование силой тяжести — это было одно послание; обман, практикуемый офицерами, — второе, но главное сообщение звучало так: «Нашими врагами являются не другие армии, а взрослые. Они враги, потому что не говорят нам правды».
   
— Пошли, малыш, — позвала она. — Комната, наверное, уже готова. Руки Петры не дрожат, и враги ее бежат. — Девочка хихикнула. — Меня называют Петра Поэтесса.
   
— А еще говорят, что ты чокнутая на всю голову.
   
— И ты лучше верь в это, маленькая задница.
   
В ее сумке оказалось десять шаров-мишеней. Эндер одной рукой цеплялся за ее костюм, а второй — за стену, удерживая Петру, пока она с силой разбрасывала шары в разные стороны. Они отлетали от стен и проносились через комнату, сталкиваясь друг с другом и меняя направление.
   
— Ну-ка, пусти, — сказала Петра.
   
Она оттолкнулась, нарочно завертевшись винтом, затем несколькими движениями рук выровняла полет и начала выбивать шар за шаром. При попадании мяч из белого становился красным. Эндер знал, что этот цвет держится чуть меньше двух минут. Только один мяч успел побелеть обратно, когда Петра расстреляла последний.
   
Долетев до противоположной стены, девочка точно отрикошетила и на полной скорости устремилась к Эндеру. Он протянул руку и помог ей затормозить — один из маневров, который освоил еще в своей группе.
   
— Ты крутая, — похвалил он.
   
— Круче всех. И ты этому научишься.
   
Петра объяснила, что нужно держать руку прямо, целиться всей рукой.
   
— Большинство солдат не понимают, что чем дальше мишень, тем дольше нужно держать луч. Разница, казалось бы, не так велика — между одной десятой секунды и половиной секунды, но в настоящем бою это время тянется очень долго. Большинство промахиваются не потому, что плохо целятся, а потому, что слишком быстро отводят руку. Так что не используй свой пистолет, как шпагу. Никаких «вжик, вжик, вжик — уноси готовенького». Целься и держи руку.
   
При помощи шаросборника она вернула шары назад, после чего стала медленно запускать их обратно в пространство. Эндер стрелял. И всякий раз промахивался.
   
— Отлично, — кивнула Петра. — У тебя нет никаких вредных привычек.
   
— У меня и невредных нет, — отметил Эндер.
   
— Вот их-то мы тебе и привьем.
   
В первое утро они добились немногого. Больше говорили. О том, как думать, когда целишься, как удерживать в голове одновременно свое движение и движение противника. О том, что руку с пистолетом надо вытягивать вперед и целиться как бы всем телом, чтобы можно было стрелять, даже если руку заморозят. О том, что нужно прочувствовать, при каком положении спускового крючка пистолет начинает стрелять, и придерживать курок близко к этому положению, чтобы не терять времени. О том, что тело напрягать нельзя, нужно держать его расслабленным, иначе ты начинаешь дрожать.
   
Больше в тот день Эндер не занимался. Во время общеармейской тренировки, во второй половине дня, Эндеру приказали взять с собой комп и тихо делать уроки где-нибудь в углу. Бонзо был обязан доставить всех солдат в боевую комнату, но никакой устав не вменял ему в обязанность тренировать каждого.
   
Эндер, однако, и не притронулся к компу. Если он не может тренироваться, что ж, ему никто не запрещал изучать тактику Бонзо. Армия Саламандр была разделена на четыре стандартных взвода по десять человек в каждом. Некоторые командиры распределяли своих людей так, что во взводе А собирались лучшие солдаты, а взвод Г состоял из отбросов. Но Бонзо предпочел использовать смешанные составы, поэтому в каждом взводе были и хорошие и плохие солдаты.
   
Во взводе Б было только девять мальчиков. Интересно, кого оттуда перевели, чтобы освободить место для Эндера? Скоро стало ясно, что командир взвода Б — явный новичок. Неудивительно, что Бонзо бесился. Потерять командира взвода, чтобы взамен получить Эндера…
   
Бонзо оказался совершенно прав. Эндер не был готов. Всю тренировку армия прилежно отрабатывала маневры. Взводы, не видя друг друга, отшлифовывали совместные операции так, чтобы их действия совпадали секунда в секунду. Учились использовать друг друга для внезапной перемены направления, не нарушая при этом строя. И для всего этого требовалась базовая подготовка, которой у Эндера не было. Умение мягко приземляться, гасить удар. Точность полета. Способность изменять курс при помощи тел уже замороженных солдат, летающих по комнате. Кувырки, развороты, сальто. Скольжение вдоль стен — сложный маневр, но очень ценный: враг не может зайти со спины.
   
Но, выясняя в ходе тренировки, сколь многого он не знал, Эндер также замечал то, что ему сразу же хотелось исправить. Отработанное движение строем было одной из таких ошибок. Оно позволяло солдатам мгновенно исполнять выкрик-приказ командира, зато делало их маневры предсказуемыми. И отдельный боец был полностью лишен инициативы. Выбрав тактику, армия уже не могла отказаться от нее, а также ввести поправку на действия противника. Эндер изучал действия Бонзо, как делал бы это вражеский командир: придумывал и запоминал различные способы развалить строй Саламандр.
   
Вечером, в свободное время, Эндер попросил Петру позаниматься с ним.
   
— Нет, — сказала она. — Я хочу когда-нибудь стать командиром армии. Поэтому мне надо в игровую комнату.
   
Все ребята были уверены, что учителя подключаются к игровым машинам и так выявляют потенциальных главнокомандующих. Эндер же сомневался в этом. У командира взвода куда больше возможностей показать, на что он способен, чем у того, кто играет с компьютером.
   
Но Эндер не стал спорить с Петрой. Она и так провела с ним все утро. И все же ему надо было заниматься, а тренироваться один он не мог. Для исполнения большинства серьезных маневров требовался партнер или даже команда. Вот если бы он мог пригласить Шена и Алая…
   
А почему, собственно, нет? Почему бы не пригласить Шена и Алая? Он никогда не слышал, чтобы солдаты тренировались вместе с залетными, но никакие правила этого не запрещали. Этого просто никто не делал: в армиях новичков презирали. Ну так Эндер и сам новичок. Ему нужно с кем-то тренироваться, и он сможет научить ребят многому из того, что знают и умеют старшие.
   
— Смотрите-ка, великий воин вернулся! — воскликнул Бернард.
   
Эндер стоял в дверях своей прежней спальни. Он покинул ее только вчера, но она уже казалась ему чужой, а ребята из его группы стали как будто незнакомцами. Он чуть не повернулся, чтобы уйти. Но здесь был Алай, человек, который придал их дружбе святость. Алай не был ему чужим.
   
Эндер даже не пытался скрыть, как отнеслись к нему в армии Саламандр:
   
— И они правы. Я им нужен примерно как приступ кашля в скафандре.
   
Алай рассмеялся. Вокруг них стали собираться другие ребята. Эндер озвучил свое предложение. Каждый день в свободное время они будут заниматься в боевой комнате под его, Эндера, руководством. Они научатся всему, что узнает Эндер об армиях и сражениях, а он сам сможет отрабатывать приемы и маневры, необходимые ему как солдату.
   
— Мы все только выиграем от этого.
   
Многие захотели присоединиться.
   
— Конечно, — добавил Эндер, — но только если вы собираетесь работать. Тем, кто хочет валять дурака, лучше сразу выметаться. У меня нет времени на всякие глупости.
   
И время не пропало зря. Эндеру было очень трудно объяснить, что он видел, а еще труднее — показать, как это надо делать. Но все же они научились чему-то за эту тренировку. Ребята взмокли и вымотались, но приобрели некое понятие о базовых техниках боя.
   
— Где ты был? — спросил Бонзо.
   
Эндер стоял по стойке «смирно» у койки командира:
   
— В боевой комнате на тренировке.
   
— Слышал, ты взял с собой нескольких залетных из своей бывшей группы.
   
— Я не мог заниматься один.
   
— Ни один солдат из моей армии не станет вошкаться с залетными. Ты теперь солдат.
   
Эндер промолчал.
   
— Ты слышал меня, Виггин?
   
— Так точно, сэр.
   
— Больше никаких занятий с этими мелкими засранцами.
   
— Могу я поговорить с вами наедине?
   
Такую просьбу командирам полагалось выполнять. Бонзо покраснел от злости, но вышел в коридор вслед за Эндером.
   
— Слушай, Виггин, ты мне не нужен. Я хочу избавиться от тебя как можно скорее, но, если ты устроишь мне проблемы, я тебя по стенке размажу.
   
«Хороший командир, — подумал Эндер, — не станет сыпать глупыми угрозами».
   
Молчание Эндера раздражало Бонзо.
   
— Ты вызвал меня, чтобы говорить, ну так говори.
   
— Сэр, вы были абсолютно правы, когда отказались приписывать меня ко взводу. Я ничего не знаю.
   
— Мне не требуется твое одобрение.
   
— Но я хочу стать хорошим солдатом. И не могу заниматься вместе с остальными, понимая, что в строю я только помеха. Вот я и позвал тех, кто согласится работать со мной.
   
— Ты будешь делать то, что я тебе велю, мелкий засранец!
   
— Так точно, сэр. Я буду исполнять ваши приказы. Но вы не можете приказать мне прекратить тренировки. Свободное время есть свободное время. Здесь не действуют предписания. Никакие. Ничьи.
   
Он видел, что Бонзо кипит от злости. Командир горяч, это плохо. Ярость Эндера была холодной, и он мог управлять ею. В то время как Бонзо Мадридом управлял гнев.
   
— Сэр, я думаю о своей карьере. Я не собираюсь мешать вашим тренировкам и сражениям, но мне нужно как-то учиться. Я не прошу вас включать меня в свою армию, вы вправе обменять меня, как только захотите. Но если я так и останусь неумехой, никто ведь меня не возьмет. Дайте мне научиться хоть чему-нибудь, и тогда вы без труда обменяете меня на солдата, которого сможете использовать.
   
Бонзо был умен, и злость не помешала ему оценить разумность предложения. Но так легко отступить он тоже не мог.
   
— Пока ты солдат армии Саламандр и будешь подчиняться моим приказам.
   
— За попытку вмешаться в свободное время ученика недолго и на лед отправиться.
   
Скорее всего, такое вряд ли случится. Впрочем?.. Так или иначе, шум, поднятый Эндером, наверняка приведет к тому, что командира сместят. И еще: офицеры явно присматривали за Эндером, иначе не повысили бы его так рано. Вдруг он и правда способен влиять на учителей, а значит, без труда отправит Бонзо на лед? Чем черт не шутит…
   
— Сволочь! — раздраженно бросил Бонзо.
   
— Я не виноват, что вы отдали свой приказ в присутствии всех, — пожал плечами Эндер. — Но если хотите, я притворюсь, что вы выиграли этот спор. Тогда завтра вы спокойно сможете сказать, что переменили свое решение.
   
— Обойдусь без твоих решений.
   
— Я не хочу, чтобы остальные ребята думали, будто вы пошли на попятную. После этого вы не сможете командовать.
   
Вот за эту доброту Бонзо наверняка возненавидит его. Он не простит Эндеру, что тот «подарил» ему право командовать. Бонзо бесился, но ничего не мог поделать. У него не было выбора. Он не сообразил, что сам загнал себя в угол, отдав Эндеру неразумный приказ, и видел только, что Эндер одолел его, а потом еще и ткнул носом в грязь своим проклятым великодушием.
   
— Когда-нибудь я так надеру тебе задницу…
   
— Возможно, — согласился Эндер.
   
Прозвенел звонок, призывавший ко сну. Эндер с униженным видом поплелся обратно в спальню. Ребятам предстояло сделать очевидный вывод.
   
Утром, когда Эндер уходил на завтрак, Бонзо остановил его и громко заявил:
   
— Эй, блоха, я передумал. Может, занимаясь со своими залетными, ты и правда научишься чему-нибудь, что позволит обменять тебя. Я согласен на все, лишь бы сплавить тебя побыстрее.
   
— Спасибо, сэр, — ответил Эндер.
   
— Не за что! — прошипел Бонзо. — Надеюсь, тебя вышибут на лед.
   
Эндер благодарно улыбнулся и вышел из спальни. После завтрака он снова занимался с Петрой, днем наблюдал за маневрами Бонзо и придумывал разные способы разбить его армию, а вечером со своей командой тренировался до изнеможения. «Я могу, — думал Эндер, лежа на койке и чувствуя, как медленно и болезненно расслабляются мышцы. — Я справлюсь».
   
   
Через четыре дня случилось сражение. Солдаты армии Саламандр вприпрыжку неслись по коридорам к боевой комнате. Эндер бежал последним. Вдоль стен тянулись две полоски огней: зелено-зелено-коричневая для Саламандр и черно-бело-черная для Кондоров. Добравшись туда, где обычно находились ворота, Эндер увидел, что коридор раздваивается. Зелено-зелено-коричневая полоса шла налево, а черно-бело-черная — направо. Затем последовал еще один поворот (на этот раз уже направо) — и армия остановилась перед глухой стеной.
   
Взводы молча построились. Эндер опять постарался оказаться позади всех. Бонзо отдавал последние распоряжения:
   
— Взвод А отталкивается и движется вверх, Б — налево, В — направо, Г — вниз. — Он проверил, правильно ли сориентированы его солдаты, и добавил: — А ты, малек, ждешь четыре минуты, потом просто заходишь. Даже не думай вынимать из кобуры пистолет.
   
Эндер кивнул. Неожиданно стена за спиной Бонзо стала прозрачной. Это была уже не стена, а силовое поле. Боевая комната тоже изменилась. В воздухе, частично закрывая обзор, висели большие коричневые коробки, по-видимому препятствия, которые тут звались звездами. На первый взгляд они висели где попало. Бонзо не обратил на звезды никакого внимания. Вероятно, его солдаты знали, как их использовать.
   
Но вскоре Эндеру, который наблюдал за сражением, сидя на полу в коридоре, стало ясно, что со звездами никто толком обращаться не умеет. Солдаты знали, как садиться на звезды, как использовать их для прикрытия, умели атаковать звезды, занятые противником, но явно не представляли, какая звезда важна, а какая — нет, и поэтому зачастую в лоб штурмовали позиции, которые легко было обойти, скользя по стенам, и которые не имели никакого стратегического значения.
   
И этими непростительными ошибками в стратегии вовсю пользовался командир противника. Армия Кондоров навязывала Саламандрам изнурительные стычки. У Бонзо оставалось все меньше и меньше незамороженных бойцов, чтобы атаковать следующую звезду. После всего четырех минут боя стало ясно, что наступление Саламандр захлебнулось.
   
Эндер шагнул через ворота и начал дрейфовать вниз. В тех боевых комнатах, где он занимался раньше, вход был на уровне пола. Но для настоящих сражений ворота устанавливали посредине стены, на равном расстоянии от пола и потолка.
   
Он сориентировался быстро, как когда-то в челноке. Низ стал верхом, а затем стеной. В невесомости не было необходимости придерживаться прежней системы координат, как в коридоре. Глядя на пару совершенно одинаковых квадратных ворот, невозможно было определить, где верх, а где низ. Да и не нужно. Эндер сочинил свою систему координат. Вражеские ворота внизу. Цель игры — упасть туда.
   
Слегка шевеля руками и ногами, Эндер освоился в новой системе, принял вертикальное положение и теперь летел ногами к противнику. Ступни — очень небольшая мишень, зачем подставлять выстрелам все тело?
   
Кто-то заметил его. Это и должно было случиться — он уже около минуты бесцельно дрейфовал у всех на виду. Инстинктивно Эндер подтянул колени, и в эту же секунду в него попали, — разумеется, штанины его костюма сразу застыли. Но руки остались свободными: если не было прямого попадания в корпус, замерзали только те части тела, которых коснулся луч. Эндеру вдруг пришло в голову, что, если бы он не подставил противнику ноги, выстрел пришелся бы в туловище, и тогда он был бы полностью обездвижен.
   
И поскольку Бонзо приказал ему ни под каким видом не доставать пистолет, Эндер продолжал дрейфовать, не шевеля ни головой, ни руками, как будто их тоже заморозили. Вражеские солдаты, не обращая на него внимания, сосредоточили огонь на тех, кто еще мог им ответить. Это был тяжелый бой. Армия Саламандр медленно отступала перед превосходящими силами противника, не желая сдаваться. Сражение распалось на десятки мелких перестрелок. Вот теперь начала сказываться железная дисциплина Бонзо, и каждый солдат армии Саламандр забирал с собой по меньшей мере одного противника. Никто не побежал, никто не ударился в панику. Солдаты сохраняли спокойствие и тщательно целились.
   
И попадали. Особенно Петра. Кондоры заметили это и сделали все возможное, чтобы обезвредить ее. Сначала ей обездвижили правую руку, но поток оскорблений из ее угла летел до тех пор, пока ее не заморозили совсем и нижний край шлема не прижал ей челюсть.
   
Через несколько минут все было кончено. В армии Саламандр больше некому было сопротивляться.
   
Эндер с удовольствием отметил, что Кондоры с трудом наскребли пятерых незамерзших солдат — минимальное число, необходимое, чтобы открыть вражеские ворота и объявить себя победителями. Четверо прижали свои шлемы к светящимся точкам по углам ворот Саламандр, а пятый пролетел сквозь силовое поле. Игра закончилась. Свет снова зажегся в полную мощь, и сквозь дверь для учителей прошел майор Андерсон.
   
«Я мог бы вытащить пистолет, — думал Эндер, глядя на то, как солдаты противника подлетают к воротам Саламандр. — Мог бы вытащить пистолет и подстрелить по крайней мере одного — тогда Кондоры не смогли бы выполнить ритуал. Я мог бы свести игру вничью. Без четверых по углам и пятого, чтобы пролететь в дверь, Кондоры не смогли бы одержать победу. Бонзо, ты — задница, я мог бы спасти тебя от поражения, даже превратить его в победу — все пятеро были как на ладони, прекрасные мишени. Я перестрелял бы их всех, прежде чем они успели бы сообразить, откуда ведется огонь. Для этого моего умения стрелять вполне хватило бы».
   
Но приказ есть приказ, и Эндер обещал подчиняться. Некоторое удовлетворение доставила ему минута, когда при подсчете очков обнаружилось, что у армии Саламандр вовсе не сорок один убитый, а сорок убитых и один легкораненый. Бонзо не мог понять, в чем дело, пока не справился по книге майора Андерсона и не выяснил, кто именно оказался всего лишь раненным. «Я не был выведен из боя, Бонзо, — думал Эндер. — Я еще мог стрелять».
   
Он ждал, что Бонзо подойдет к нему и скажет: «В следующий раз при таком раскладе разрешаю тебе стрелять». Но Бонзо вообще не обмолвился с ним ни словом до следующего утра, до завтрака. Разумеется, завтракал он в командирской столовой, но Эндер был уверен, что странный счет последней игры вызовет там столько же шума, сколько и в зале, где на завтрак собирались солдаты. Обычно, если не было ничьей, проигравшая армия теряла весь свой личный состав убитыми — полностью замороженными, — ну, или тяжелоранеными, которые не могли стрелять или как-то еще наносить урон противнику. Армия Саламандр оказалась единственной из проигравших, в чьем составе остался один легкораненый.
   
Эндер даже не стал ничего объяснять — солдаты армии Саламандр сами разболтали, в чем было дело. И когда его спрашивали, почему он не нарушил приказ и не открыл огонь, он спокойно отвечал:
   
— Я всегда исполняю приказы.
   
После завтрака Бонзо подозвал его.
   
— Мой прежний приказ остается в силе, — сказал он. — Не забывай об этом.
   
«Это дорого обойдется тебе, дурак. Возможно, я не лучший солдат, но все же могу помочь. И у тебя нет ни единой причины поступать так со мной».
   
Вслух Эндер ничего не ответил.
   
Одним из любопытных побочных эффектов этого сражения стало то, что Эндер оказался на первом месте в таблице личного зачета солдат. Он не выстрелил ни разу, а потому ни разу не промахнулся. Врагам не удалось ни убить, ни покалечить его — тут тоже процент был на его стороне. Такого результата больше не было ни у кого. Многие смеялись, кое-кто злился, но Эндер стал лидером в личном зачете.
   
Он продолжал бездельничать на армейских тренировках и напряженно трудиться в личное время — с Петрой утром и с друзьями вечером. К ним присоединялось все больше залетных — не забавы ради, а потому, что тренировки реально помогали стать лучше. Но Эндер и Алай держались на шаг впереди остальных. Отчасти потому, что Алай все время изобретал что-нибудь новенькое и Эндеру приходилось всякий раз придумывать новую тактику, чтобы обойти его. А отчасти из-за того, что они продолжали совершать глупейшие ошибки, и ошибки эти были результатом поступков, на которые уважающий себя, правильно тренированный солдат никогда бы не отважился. Да, многое из придуманного ими оказывалось совершенно бесполезным. Но придумывать было весело, воплощать — еще веселее, а сколько было удовольствия, когда что-нибудь срабатывало! Вечер был лучшим временем суток.
   
В следующих двух сражениях Саламандры легко победили. Эндер нырял в боевую комнату ровно через четыре минуты после начала и всякий раз выходил из сражения невредимым: у отбивавшегося противника были занятия посерьезнее. Постепенно Эндер осознал, что разгромившая их армия Кондоров была очень, очень хороша. Да и армия Саламандр, несмотря на то что Бонзо оказался плохим стратегом, была не из худших. Игра за игрой они набирали рейтинг, споря с Крысами за четвертое место в турнирной таблице.
   
Эндеру исполнилось семь лет. В Боевой школе не часто вспоминают про календарь, но Эндер научился вызывать дату на экран своего компа, а потому не пропустил день своего рождения. Школа тоже не пропустила его — с Эндера сняли мерку и справили ему новый комбинезон цветов его армии и костюм для боевой комнаты. Он вернулся в спальню в новой одежде — очень непривычной, одновременно удобной и свободной, как будто его собственная кожа вдруг стала ему чуть велика.
   
Он хотел задержаться у койки Петры и рассказать ей о своем доме, о том, как семья отмечала дни рождения, просто сообщить, что сегодня ему исполнилось семь лет, и пусть бы она пожелала ему счастья. Но никто не говорил о своих днях рождения. Это было так по-детски. Удел тех, кто остался на Земле, землемесов. Торты, всякие глупые обычаи. Валентина испекла ему торт на шестой день рождения, он не поднялся, а на вкус был просто отвратительным. Дома давным-давно никто не готовил, и торт был одной из безумных выходок Валентины. Ее все тогда задразнили, но Эндер спрятал в своем столе кусочек. И когда монитор сняли, когда Эндера увезли, его грела мысль о том, что торт все еще лежит там, в ящике, — маленькая горстка маслянистых желтых крошек. Тут никто не говорил о доме — у солдата нет жизни до Боевой школы. Никто не получал и не писал никаких писем. И все притворялись, что им это безразлично.
   
«Но мне не все равно, — думал Эндер. — Я здесь только для того, чтобы жукер не вогнал Валентине пулю в глаз, чтобы ее череп не разлетелся на мелкие кусочки, как у солдат, которых показывали по видео. Чтобы ей не снесли затылок раскаленным лазерным лучом и мозги, вскипев, не вытекли через край, будто дрожжевое тесто. Я вижу все это в кошмарах, в самые худшие ночи, и просыпаюсь, весь дрожа, но молчу. Потому что никто не должен знать, как я тоскую по своей семье. Я хочу домой».
   
Утром немного полегчало. Дом опять стал привычной глухой болью в дальнем уголке памяти. Усталостью в глазах. Этим утром, прежде чем они успели одеться, в спальню вошел Бонзо.
   
— Боевые костюмы! — крикнул он.
   
Сражение. Четвертая игра в жизни Эндера.
   
Противником оказалась армия Леопардов. Этих разбить несложно. Леопарды были новичками и болтались в самом низу турнирной таблицы. Эту армию создали всего шесть месяцев назад, а командовал ею некто Пол Слэттери.
   
Эндер надел новый боевой костюм и встал в строй. Бонзо грубо схватил его за плечо, выдернул из ряда и заставил отойти в самый конец. «Ты зря это сделал, — мысленно возразил Эндер. — Что тебе стоило позволить мне остаться в строю?»
   
Эндер наблюдал за сражением из коридора. Пол Слэттери был неопытен, зато быстро соображал, и у него имелись кое-какие идеи. Он заставлял своих солдат постоянно двигаться. Они перелетали от звезды к звезде, соскальзывали по стенам в тыл малоподвижных групп Саламандр. Эндер улыбнулся. Бонзо был совершенно выбит из колеи, впрочем, и его солдаты тоже. Казалось, Леопарды окружили их со всех сторон. Однако исход сражения был вовсе не так однозначен, как это выглядело на первый взгляд. Эндер заметил, что Леопарды тоже потеряли много людей, так как часто подставлялись из-за излишнего безрассудства. Но самое главное — Саламандры уже сочли себя побежденными. Соотношение сил оставалось примерно равным, однако Саламандры полностью уступили инициативу и лишь жались друг к другу, как поступают уцелевшие в резне, лелея надежду, что беспощадный враг их не заметит.
   
Эндер тихо прошел через ворота, развернулся ногами к воротам противника и начал медленно дрейфовать вниз, чуть в сторонку, стараясь не привлекать внимания. Он сразу согнул ноги в коленях и заморозил их в таком положении, превратив в щит. Теперь любому случайному наблюдателю он казался еще одним замороженным солдатом, уплывающим прочь с поля боя.
   
Армия Саламандр фактически перестала сопротивляться, и Леопарды быстро покончили с ней. У Пола Слэттери оставалось еще девять солдат, когда последний стрелок Саламандр был заморожен. Леопарды построились и полетели к вражеским воротам.
   
Эндер, следуя урокам Петры, вытянул руку и тщательно прицелился. И прежде чем кто-либо успел опомниться, он заморозил троих из тех четверых солдат, что собирались прижать свои шлемы к углам ворот армии Саламандр. Оставшиеся засекли его и открыли беспорядочный огонь, но выстрелы пришлись в уже замороженные ноги Эндера, а он за это время подстрелил еще двоих. Когда Леопардам удалось наконец вывести из строя руку Эндера и лишить его возможности стрелять, у них оставалось только четыре бойца. Сражение кончилось вничью, а Эндер формально даже не попал в ряды погибших.
   
Пол Слэттери страшно разозлился, но признал, что игра была честной. Вся армия Леопардов решила, что такова была стратегия Бонзо — оставить одного человека в резерве до самой последней минуты. Им и в голову не пришло, что малыш Эндер стрелял, нарушая приказ командира. Но армия Саламандр это знала. И Бонзо тоже знал, и, встретив взгляд своего командира, Эндер понял: Бонзо ненавидит его за то, что он спас армию от разгрома. «А мне все равно, — подумал Эндер. — Это поможет тебе поскорее обменять меня, и вдобавок ты не потеряешь своего места в турнирной таблице. Продавай меня скорее, я уже научился у тебя всему, чему мог. Достойно проигрывать — это все, что ты умеешь, Бонзо».
   
А чему он, собственно, научился? Раздеваясь рядом со своей койкой, Эндер мысленно составлял список. Вражеские ворота внизу. В бою ноги — это щит, а не средство передвижения. Маленький резерв, сбереженный до самого конца, может решить судьбу сражения. И еще: солдаты иногда могут принимать более разумные решения, чем те, к которым их обязывает приказ командира.
   
Он разделся и уже собирался забраться на койку, когда с каменным лицом к нему подошел Бонзо. «Я видел таким Питера, — подумал Эндер, — спокойным, молчаливым, с жаждой убийства в глазах. Но Бонзо не Питер. В Бонзо больше страха».
   
— Виггин, мне наконец удалось обменять тебя. Я сумел убедить армию Крыс, что твое фантастическое место в личном зачете вовсе не случайность. Ты отправишься к ним завтра.
   
— Спасибо, сэр, — ответил Эндер.
   
Наверное, в его голосе прозвучало слишком много благодарности. Внезапно Бонзо развернулся и изо всех сил ударил его в челюсть открытой ладонью. Эндер отлетел назад, ударился о койку, чуть не упал. И тогда Бонзо уже кулаком двинул его в живот. Эндер рухнул на колени.
   
— Ты нарушил приказ, — сказал Бонзо громко, для всех. — Хороший солдат всегда слушается своего командира.
   
От боли слезы текли по щекам Эндера, но поднявшийся в спальне ропот все же доставил ему некое мстительное удовольствие. «Ты дурак, Бонзо. Ты не укрепляешь дисциплину, а напрочь уничтожаешь ее. Они знают, что я превратил верное поражение в ничью, и видят, как ты отплатил мне. Ты выставил себя дураком перед всеми. Чего же стоит теперь твоя дисциплина?»
   
На следующий день Эндер сказал Петре, что их утренние стрелковые занятия придется прекратить — для ее же собственной безопасности. Не стоит лишний раз провоцировать Бонзо. Некоторое время им лучше держаться врозь. Петра все прекрасно поняла.
   
— И к тому же, — добавила она, — ты уже хороший стрелок, мне больше нечему тебя учить.
   
Эндер положил в шкафчик свой комп и боевой костюм, а форму Саламандры ему поменяют на складе на черно-коричневый комбинезон Крысы. Он ничего не принес сюда и ничего отсюда не заберет. У него ничего и не было. Все его ценности — записи в школьном компе, руки да голова.
   
Затем он отправился в игровую комнату и воспользовался общественным компом, чтобы записаться на курсы рукопашного боя при земной силе тяжести. Занятия каждый день после завтрака. Нет, он вовсе не собирался мстить Бонзо. Просто принимал меры, чтобы никто больше не мог ударить его. Никогда.
  
  
   
    
8
    
Крыса
   
   
— Полковник Графф, эта игра всегда велась честно. Звезды располагаются либо хаотически, либо симметрично, чтобы ни у кого не было преимущества.
   
— Честность — замечательное понятие, майор Андерсон. Жаль, что оно не имеет никакого отношения к войне.
   
— Игра превратится в бессмыслицу. Команды не будут знать, на каком они свете.
   
— Ох и ах.
   
— И мне придется потратить месяцы на этот заказ. Да что там месяцы! Чтобы переоборудовать боевые комнаты и просчитать на компьютере все варианты, уйдут годы.
   
— Поэтому я и прошу тебя об этом прямо сейчас. Действуй. Пусти в ход свое воображение. Просчитай все самые дурацкие, немыслимые, неоправданные сочетания звезд, какие только возможны. Найди другие способы обойти правила. Задержка сообщений. Неравенство сил. Потом прогони все это через компьютер и отсортируй, что совсем тяжело, а что полегче. Нам нужна разумная постепенность. Мы должны подталкивать его.
   
— Когда ты собираешься сделать его командиром? В восемь лет?
   
— Конечно нет. Я еще не собрал для него армию.
   
— Так ты и тут расставляешь ему ловушку?
   
— Послушай, Андерсон, ты слишком привязался к этой игре, а это всего лишь тренировка и способ отбора тех, что поталантливее.
   
— Это еще статус, личность, цель, имя — все, что составляет жизнь этих ребят, уходит корнями в игру. Когда они поймут, что игрой можно управлять, что можно создать перевес одной из сторон, можно жульничать… Это разрушит всю школу. Я не преувеличиваю.
   
— Знаю.
   
— Очень надеюсь, Эндер Виггин — тот, кто нам нужен, потому что это сломает всю нашу систему подготовки, и за пару лет мы ее не починим.
   
— Если Эндер не тот, кто нам нужен, если пик его военного таланта не совпадет со временем прибытия нашего флота на родину жукеров, то твоя драгоценная система уже никому не пригодится.
   
— Надеюсь, вы простите меня, полковник Графф, но я считаю, что должен доложить о ваших распоряжениях и своем особом мнении лично Стратегу и Гегемону.
   
— А почему не нашему дражайшему Полемарху?
   
— Все знают, что он у вас в кармане.
   
— Сколько недоброжелательности, майор Андерсон. А я думал, мы друзья.
   
— Мы друзья. И я считаю, что ты можешь оказаться прав насчет Эндера. Я просто не верю, что ты, именно ты и только ты должен распоряжаться судьбами мира.
   
— Не думаю, что имею право распоряжаться даже судьбой Эндера Виггина.
   
— Так ты не будешь возражать, если я им все сообщу?
   
— Конечно буду, трусливая твоя задница. Такие вопросы должны решать люди, имеющие хотя бы слабое представление о том, что происходит на самом деле, а не перепуганные политиканы, получившие свои кресла только потому, что у себя дома, в своей родной стране, считались самыми политически пригодными.
   
— Но ты понимаешь, почему я это делаю?
   
— Потому что ты близорукий гаденыш-бюрократ и хочешь иметь прикрытие на случай, если что-то пойдет не так. Только если что-то пойдет не так, нас съедят жукеры, а не начальство. Так что доверься мне, Андерсон, и не вешай мне на шею всю эту проклятую Гегемонию. У меня и без нее забот хватает.
   
— Ах, значит, это нечестно? Весь мир против тебя? Ты можешь поступать так с Эндером, а сам хочешь отсидеться в сторонке?
   
— Эндер Виггин в десять раз сильнее и умнее меня. Все, что я хочу, — это вытащить его гений на свет божий. Если бы на меня свалился подобный груз, меня б раздавило в лепешку. Майор Андерсон, я знаю, что порчу игру, знаю, что ты любишь ее даже больше, чем ребята, играющие в нее. Можешь меня ненавидеть, но, пожалуйста, не мешай мне.
   
— Я оставляю за собой право связаться с Гегемоном и Стратегом, когда сочту нужным. А пока — делай что хочешь.
   
— Большое спасибо.
   
   
— Эндер Виггин, маленький засранец, ведущий в личном зачете, какое счастье видеть тебя в наших рядах! — Командир армии Крыс лежал на спине на нижней койке, и из одежды на нем был один лишь комп. — Разве может проиграть армия, к которой ты изволил присоединиться?
   
Несколько ребят, оказавшихся рядом, засмеялись.
   
Трудно было представить себе более разные армии, чем войска Саламандр и Крыс. В комнате было тесно, шумно и царил такой беспорядок, какой даже нарочно не устроишь. После Бонзо Эндер считал, что от постоянной муштры полезно иногда отдохнуть, но неожиданно для себя обнаружил, что успел привыкнуть к тишине и порядку, а местный бедлам его раздражает.
   
— У нас все в порядке, Эндер-Бендер. Я Носатый Рози, гениальный еврейский мальчик, а ты всего лишь микроскопический пустоголовый гой. И никогда об этом не забывай.
   
Со времен создания Международного флота Стратегом армейских сил всегда был еврей. Существовало мнение, что генералы-евреи не проигрывают войн. И до сих пор его никто не опроверг. Поэтому каждый еврей в Боевой школе мечтал стать Стратегом и с самого начала пользовался определенным авторитетом. И соответственно, вызывал к себе сильную неприязнь. Армию Крыс часто называли Кошерным отрядом — полуодобрительная-полунасмешливая калька с Ударного отряда Мэйзера Рэкхема. Многим нравилось вспоминать, что, хотя в дни Второго нашествия американский еврей (президент) был Гегемоном альянса, израильский еврей — Стратегом, командующим обороной и МФ, а русский еврей — Полемархом флота, именно Ударный отряд Мэйзера Рэкхема — никому не известного, дважды судимого военно-полевым судом полукровки маори-новозеландца — разбил, а затем уничтожил вражеский флот в боях у Сатурна.
   
«Если уж Мэйзер Рэкхем смог спасти мир, какая разница, еврей ты или нет?» — говорили люди.
   
Но разница все ж была, и Носатый Рози это прекрасно понимал. Он иронизировал над собой не только чтобы предупредить насмешки антисемитов (почти все, у кого он выигрывал, хотя бы на время, но становились антисемитами), но и чтобы все понимали, кто он есть. Его армия стояла на втором месте в турнирной таблице и нацеливалась на первое.
   
— Я взял тебя сюда, гой, так как мне не нравится, когда думают, будто бы я могу выигрывать только с отборными солдатами. Все должны знать: я могу побеждать даже с такими клопами, как ты. Здесь у нас действуют только три правила: делай, что я говорю, и не ссы в постель.
   
Эндер кивнул. Он понял: Рози очень хочет, чтобы он спросил про третье правило. Что Эндер и сделал.
   
— Это и были три правила. Мы тут все не очень сильны в математике.
   
Общий смысл был ясен. Победа в игре важнее всего.
   
— Твои тренировки с мокрозадыми младенцами окончены, Виггин. Завязывай. Ты теперь в одной армии с большими мальчиками. Пойдешь во взвод Динка Микера. С этой минуты он для тебя — Господь Бог.
   
— Кто же тогда ты?
   
— Специалист по кадрам, который нанял Бога себе в помощники, — улыбнулся Рози. — И тебе запрещается пользоваться компом до тех пор, пока не заморозишь за время сражения двух вражеских солдат. Это мне подсказывает инстинкт самосохранения. Я слыхал, ты гениальный программист. Не хочу, чтобы ты поимел мой комп.
   
Все вокруг покатились со смеху. Эндеру потребовалась пара секунд, чтобы определить причину веселья. Рози вывел на экран своего компа здоровенные мужские гениталии. Машина лежала на животе Рози, и изображение на экране приветливо махало из стороны в сторону. «Ну да, Бонзо должен был продать меня именно такому командиру, — подумал Эндер. — И как это он умудряется выигрывать — при таком-то времяпрепровождении?»
   
Эндер нашел Динка Микера в игровой комнате. Тот не играл, просто сидел и смотрел.
   
— Меня направили к тебе, — сказал Эндер. — Я Эндер Виггин.
   
— Знаю, — кивнул Микер.
   
— Я теперь в твоем взводе.
   
— Знаю, — повторил тот.
   
— У меня довольно-таки мало опыта.
   
Динк поднял голову и взглянул на него:
   
— Слушай, Виггин, я все про тебя знаю. Почему, ты думаешь, я попросил Рози выцарапать тебя у Саламандр?
   
Значит, его никто никому не навязывал. Его выбрали, о нем просили, он был нужен.
   
— Почему? — спросил Эндер.
   
— Я наблюдал, как ты работаешь с новичками. В тебе что-то есть. Бонзо — круглый дурак, а я могу научить тебя большему, чем Петра. Она умеет только стрелять.
   
— Это тоже надо было освоить.
   
— Ты все еще двигаешься так, как будто боишься обмочить штаны.
   
— Так научи меня.
   
— Так учись.
   
— Я не собираюсь прекращать тренировки в свое свободное время.
   
— Я и не требую этого.
   
— Рози требует.
   
— Носатый Рози не может помешать тебе. Кстати, запретить тебе пользоваться компом он тоже не может.
   
— Тогда почему он отдал такой приказ?
   
— Слушай, Эндер, у командира ровно столько власти, сколько ты сам ему даешь. Чем больше ты его слушаешься, тем больше у него силы.
   
— А что помешает ему отомстить мне? — спросил Эндер, вспомнив оплеуху Бонзо.
   
— Я думал, ты именно поэтому решил заняться самообороной.
   
— Выходит, ты всерьез следил за мной?
   
Динк не ответил.
   
— Я не желаю ссориться с Рози. И хочу участвовать в сражениях, мне надоело сидеть в стороне.
   
— Твой рейтинг пойдет вниз.
   
Теперь промолчал Эндер.
   
— Знаешь, Эндер, могу тебе обещать: пока ты солдат моего взвода, в бою для тебя место найдется.
   
Эндер вскоре понял почему. Динк тренировал свой взвод отдельно от всей армии Крыс, его ребята усердно работали и соблюдали дисциплину, сам он никогда не советовался с Рози и редко участвовал в общеармейских маневрах. Казалось, Рози командует одной армией, а Динк — другой, поменьше, и они лишь случайно занимаются в одной комнате.
   
Первое занятие Динк начал с того, что попросил Эндера показать атаку ногами вперед. Товарищам по взводу новый метод не понравился.
   
— Как можно атаковать, лежа на спине? — спрашивали они.
   
К удивлению Эндера, Динк не стал их поправлять: «На какой спине? Вы падаете по направлению к противнику».
   
Он оценил идею Эндера, но стоящей за ней системы ориентации в пространстве понять так и не смог. Динк был хорош, очень хорош, но привычка к постоянной однонаправленной силе тяжести сильно ограничивала его мышление.
   
Сейчас они отрабатывали захват вражеской звезды. Раньше, прежде чем попробовать метод Эндера, ребята всегда атаковали, выпрямившись в полный рост, и представляли собой прекрасные мишени. Даже сейчас, добравшись до звезды, они действовали одинаково.
   
— Через верх! — командовал Динк, и они прыгали.
   
К чести Микера, он приказал повторить атаку со словами:
   
— А теперь вниз головой.
   
Но ребята слишком привыкли полагаться на гравитацию, которой теперь не существовало, и, перевернувшись, вели себя крайне неуклюже, будто и вправду висели вниз головой.
   
Атаку ногами вперед возненавидели сразу. Динк настаивал. В результате возненавидели Эндера.
   
— Значит, теперь мы учимся воевать у залетных? — пробормотал кто-то вполголоса, но специально постаравшись, чтобы Эндер все услышал.
   
— Да, — ответил Динк, и они продолжили тренировку.
   
И вскоре освоили прием. После нескольких пробных перестрелок все наконец осознали, насколько трудно попасть в противника, атакующего ногами вперед, и новый метод заинтересовал всех без исключения.
   
В этот вечер Эндер впервые пришел на свою тренировку после целого дня упорной работы. Он валился с ног.
   
— Теперь, когда ты в настоящей армии, — сказал Алай, — тебе эти занятия не нужны.
   
— У тебя я могу научиться тому, чего не знает никто, — ответил Эндер.
   
— Динк Микер — самый лучший. Я слыхал, он командир твоего взвода.
   
— В таком случае давайте начинать. Я научу вас всему тому, что в меня вдалбливали сегодня.
   
И он прогнал Алая и две дюжины присоединившихся к ним мальчишек через те самые упражнения, что довели его сегодня до изнеможения, но все время добавляя новые детали, заставляя атаковать и маневрировать с одной или двумя замороженными ногами, а также использовать тела замерзших соратников, чтобы менять направление полета.
   
Примерно посреди тренировки Эндер заметил, что из дверного проема за ними наблюдают Петра и Динк. Когда минут через десять он снова посмотрел туда, их уже не было.
   
«Значит, за мной следят и все, что я здесь делаю, сразу становится известным». Он не знал, считать ли Динка Микера своим другом, он мог сказать это лишь о Петре, впрочем тоже без особой уверенности. Их могло разозлить то, что он тренировал солдат, а значит, самовольно возвел себя в командиры армии — ну или, по крайней мере, во взводные. Также их могло оскорбить то, что он, солдат, так тесно общается с залетными. То, что старшие наблюдают за ним, встревожило Эндера, лишило его уверенности.
   
— Я, кажется, запретил тебе пользоваться компом. — Носатый Рози остановился у койки Эндера.
   
Эндер даже не поднял головы:
   
— Я делаю тригонометрию на завтра.
   
Рози пихнул коленом комп:
   
— Я запретил тебе.
   
Эндер положил машину на кровать и встал:
   
— Тригонометрия мне нужна больше, чем ты.
   
Рози был выше его сантиметров на сорок, но Эндера это не беспокоило. Вряд ли дело дойдет до драки, а если и дойдет, Эндер сможет постоять за себя. Рози был ленив и не владел приемами рукопашного боя.
   
— Ты ползешь вниз в таблице личных зачетов, — сменил пластинку Рози.
   
— Ничего удивительного. Я занял первое место потому, что армия Саламандр использовала меня самым идиотским образом.
   
— Идиотским? Стратегия Бонзо помогла ему выиграть несколько ключевых сражений.
   
— Стратегия Бонзо не годится даже для уличной драки. Я нарушал его приказ всякий раз, когда нажимал на курок.
   
Рози этого не знал. А потому разозлился:
   
— Значит, Бонзо про тебя мне лапшу на уши вешал. Ты не только мал и некомпетентен, ты еще и смутьян.
   
— Зато я в одиночку превратил поражение в ничью.
   
— Посмотрим, как ты в следующий раз справишься в одиночку, — сказал Рози и отбыл.
   
— Малыш, ты туп как пробка, — покачал головой один из солдат Динка Микера.
   
Эндер взглянул на Динка, возившегося со своим компом. Тот поднял голову, заметил, что Эндер наблюдает за ним, и спокойно, без всякого выражения посмотрел ему в глаза. «Ерунда. Все о’кей, — подумал Эндер. — Я смогу о себе позаботиться».
   
Сражение произошло через два дня. Эндеру впервые предстояло сражаться в составе взвода, и он нервничал. Взвод Динка выстроился вдоль правой стены коридора, и Эндер тщательно следил за собой, чтобы случайно не прислониться к стене или не перенести вес тела на одну из ног. Стоять надо ровно.
   
— Виггин! — выкрикнул Носатый Рози.
   
Эндер почувствовал, как страх пробрал его от горла до паха, и, сам того не желая, вздрогнул. Рози заметил это:
   
— Дрожишь? Трепещешь? Смотри не намочи штаны, наш залетный малыш. — Рози зацепил пальцем пистолет Эндера и подтащил мальчика к силовому полю, скрывавшему боевую комнату. — Посмотрим, как ты справишься сейчас, Эндер. Как только дверь откроется, ты прыгнешь и полетишь вперед, к воротам противника.
   
Самоубийство. Бессмысленное, бесцельное самоуничтожение. Но теперь он должен выполнять приказы, это сражение, а не учеба. Какое-то мгновение Эндер молча бесился, потом заставил себя успокоиться.
   
— Прекрасно задумано, сэр, — кивнул он. — Я буду стрелять по главному скоплению сил противника.
   
— У тебя не будет на это времени, малютка, — рассмеялся Рози.
   
Стена исчезла. Эндер подпрыгнул, ухватился руками за поручень на потолке и швырнул себя вперед и вниз — к вражеским воротам.
   
Это была армия Сороконожек, и Эндер находился уже в середине боевой комнаты, когда они начали появляться из своих ворот. Многие успели нырнуть под прикрытие звезд, но Эндер согнул ноги, выставил между ними пистолет и принялся стрелять, выводя из строя вражеских солдат одного за другим, как только они появлялись.
   
Конечно, ноги ему тут же заморозили, но у Эндера оставалось еще три драгоценных секунды до того, как противник сможет попасть ему в корпус и вывести его из боя. Он подстрелил еще пару человек, после чего расставил руки в стороны. Правая рука с пистолетом указывала прямо на главные силы армии Сороконожек. Он успел трижды нажать на спуск, а потом в него попали.
   
Еще через мгновение он врезался в силовое поле вражеских ворот и, завертевшись безумным волчком, влетел прямо в группу вражеских солдат, укрывавшихся за звездой. Они оттолкнули его прочь, и он закружился еще быстрее. Весь остаток сражения он колотился в стены, хотя постепенно сила трения о воздух замедлила его полет. Эндер не знал, скольких ему удалось заморозить, прежде чем заморозили его самого, но было ясно, что армия Крыс, как всегда, победила.
   
После сражения Рози не сказал ему ни слова. В личном зачете Эндер все еще оставался первым: он убил троих, покалечил двоих и задел еще семерых. Тема о неподчинении больше не поднималась, и Эндер мог спокойно заниматься со своим компом. В эти часы Рози старался держаться своей стороны спальни и не лезть к нему.
   
Атака Эндера оказалась воистину сокрушительной, и Динк Микер начал натаскивать своих солдат как можно быстрее выпрыгивать из коридора.
   
— Если один человек покалечил чуть ли не половину армии, подумайте, что может сделать целый взвод.
   
Также Динк уговорил майора Андерсона открывать во время тренировок ворота посреди стены, а не возле пола, чтобы солдаты могли заниматься в условиях, приближенных к боевым. По школе сразу прошел слух. Теперь никто не мог позволить себе толкаться у входа пять-десять-пятнадцать секунд, разведывая обстановку. Игра изменилась.
   
Сражения продолжались. Теперь Эндер воевал как положено, вместе со своим взводом. Допускал ошибки. Проигрывал стычки с противником. В личном зачете опустился на второе место, потом на четвертое. Но со временем Эндер освоился с системой взаимодействий внутри взвода, и ошибок стало меньше. Он перескочил на третье место, потом на второе, потом на первое — где и остался.
   
   
Однажды после дневных занятий Эндер задержался в боевой комнате. Еще раньше он подметил, что Динк Микер обычно опаздывает на обед, и решил, что тот, видимо, посвящает это время дополнительным тренировкам. Эндер не был голоден, и ему очень хотелось выяснить, что же за маневры отрабатывает Динк, когда его никто не видит.
   
Но Динк не тренировался. Он стоял у дверей и наблюдал за Эндером.
   
Эндер также остановился посреди комнаты и смотрел на Динка.
   
Оба молчали. И без слов было ясно, что Динк ждет, когда уйдет Эндер. И было также ясно, что Эндер уходить не собирается.
   
Тогда Динк повернулся к Эндеру спиной, аккуратно снял боевой костюм, мягко оттолкнулся от пола и медленно, очень медленно поплыл к центру комнаты. Его тело полностью расслабилось, — казалось, его ноги и руки колышет несуществующий ветер.
   
После бешеных скоростей и постоянного напряжения тренировки было наслаждением просто смотреть, как он плывет. Минут десять Динк летел до противоположной стены, потом резко оттолкнулся, вернулся к своему костюму и быстро натянул его.
   
— Пошли, — сказал он Эндеру.
   
Они вернулись в спальню. Комната была пуста: все ушли на обед. Каждый подошел к своей койке и сменил костюм на комбинезон.
   
— Почему ты задержался? — спросил Динк.
   
— Не был голоден.
   
— Что ж, теперь ты знаешь, почему я не командир.
   
Эндер и правда не раз гадал об этом.
   
— Меня уже дважды пытались повысить, но я отказывался.
   
— Отказывался?
   
— Во второй раз у меня отобрали шкафчик, койку и комп. Мне выделили отдельную комнату, дали армию. Тогда я просто отказался выходить, пока они не сдались и не перевели в подчинение другому командиру.
   
— Почему?
   
— Потому что я не позволю делать это со мной. Не могу поверить, Эндер, что ты еще не разгадал их игру. Впрочем, ты еще очень молод. Те, другие армии вовсе не враги нам. Наш настоящий враг — это учителя. Именно они заставляют нас драться, ненавидеть друг друга. Игра стала для нас всем. Побеждай, побеждай, побеждай. Только эти победы ничего не дают. Мы загоняем себя в гроб, сходим с ума, пытаясь победить друг друга, а эти старые сволочи тем временем наблюдают за нами, изучают, отыскивают слабые места и решают, достаточно ли мы хороши. Достаточно хороши для чего? Мне было шесть лет, когда меня привезли сюда. Что я мог тогда знать? Они решили, что я гожусь для их чертовой программы, но никто никогда не спрашивал, годится ли программа для меня.
   
— Так почему ты не вернешься домой?
   
Динк криво усмехнулся:
   
— Потому что не могу бросить игру. — Он погладил жесткую ткань боевого костюма, лежавшего перед ним на койке. — Я люблю все это.
   
— Тогда отчего бы тебе не стать командиром?
   
— Никогда, — покачал головой Динк. — Посмотри, что они сделали с Розеном. Парень свихнулся. Носатый Рози… Спит вместе с нами, а не в своей комнате. Знаешь почему? Он боится оставаться один, Эндер, боится темноты.
   
— Рози?
   
— Но его сделали командиром, и он обязан вести себя соответственно. Он не знает, что делает. Он выигрывает — и это пугает его больше всего, ведь он никак не может взять в толк, почему все время выигрывает, а лишь догадывается, что к этому какое-то отношение имею я. В любую минуту кто-нибудь может понять, что Розен вовсе не сказочный израильский генерал, который выигрывает, несмотря ни на что. Он вообще не знает, почему команды выигрывают или проигрывают. Да и никто не знает.
   
— Все это не значит, что он сумасшедший, Динк.
   
— Я знаю, ты пробыл здесь всего год и считаешь, что эти люди нормальны. Ты не прав, они ненормальны. Мы все ненормальны. Я рылся в библиотеке, вывернул наизнанку свой комп, читал старые книги, ты ведь знаешь, новых нам не дают, — так или иначе, я составил примерное представление о том, что такое дети. Так вот, мы не дети. Ребенок может проигрывать и спокойно забывать об этом, и никому до этого нет никакого дела. Дети не состоят в армиях, они не бывают командирами, им не приходится управлять сорока другими ребятами — этот груз слишком тяжел, чтобы нести его и не спятить.
   
Эндер попытался припомнить, какими были дети в его старом классе, там, в городе, но вспомнил лишь Стилсона.
   
— У меня был брат, — продолжал Динк. — Обыкновенный парень. Его интересовали только девчонки. И полеты. Он хотел летать. А еще часто играл в мяч с другими ребятами. Ничего особого, отбираешь мяч у противника, ведешь его, стуча об пол, забрасываешь в кольцо. Они гоняли по коридорам, пока полицейский не отбирал мяч. Это было очень здорово. Брат как раз учил меня вести мяч, когда меня забрали.
   
Эндер вспомнил своего брата, и воспоминание это не было теплым.
   
Динк посмотрел ему в лицо и, видимо, неправильно истолковал его выражение.
   
— Эй, я понимаю, никто не говорит о доме. Это не принято. Но мы ведь откуда-то взялись. Не Боевая школа создала нас, ты же знаешь. Она вообще ничего не умеет создавать, только разрушает. И мы все вспоминаем дом. Может быть, не только добро, но мы помним, а потом лжем и притворяемся, что… Ты сам подумай, Эндер, почему никто никогда не говорит о доме? Не потому ли, что это слишком важно для нас? Только никто не желает признать, что… Вот черт!
   
— Ничего страшного, не волнуйся, — сказал Эндер. — Я просто вспомнил Валентину. Мою сестру.
   
— Я не хотел тебя расстраивать.
   
— Все в порядке. Я стараюсь поменьше думать о ней, потому что всегда начинаю… Ну, как сейчас.
   
— Ну да. Мы никогда не плачем. Я даже не думал об этом. Никто никогда не плачет. Мы по-настоящему стараемся стать взрослыми. Такими, как наши родители. Готов поспорить — твой отец похож на тебя. На что угодно спорю — сначала он спокоен и терпит все, а потом взрывается и…
   
— Я совсем не похож на отца.
   
— Возможно, я ошибся. Но взгляни на Бонзо, своего прежнего командира. Запущенный случай испанского честолюбия. Он не может позволить себе иметь слабости. Превзойти его — значит оскорбить. Быть сильнее его — все равно что отрезать ему яйца. Вот почему он тебя ненавидит — тебе не было по-настоящему больно, когда он пытался тебя наказать. И не просто ненавидит, он хочет убить тебя. Он сумасшедший, все они сумасшедшие.
   
— А ты?
   
— Я тоже, малыш, я тоже, но, когда мне становится совсем худо, я иду в боевую комнату, плаваю там один, и безумие выходит из меня, оно впитывается в стены и остается там до следующего боя. Пока маленькие мальчики не выгонят его, колотясь своими телами о стены.
   
Эндер улыбнулся.
   
— Ты тоже сойдешь с ума, — пообещал Динк. — Ладно, пошли есть.
   
— А вдруг ты сможешь стать командиром и не свихнуться? Ты ведь знаешь о своем безумии, и, возможно, это знание не позволит ему захватить тебя?
   
— Я не позволю этим гадам управлять мной. Тебя тоже взяли на примету, и добра от них не жди. Сам вспомни, как с тобой до сих пор обходились.
   
— Пока никак. Только повысили один раз.
   
— И это сделало твою жизнь легкой и приятной?
   
Эндер рассмеялся и покачал головой:
   
— Наверное, ты прав.
   
— Они думают, ты у них в кармане. Не поддавайся.
   
— Но я за этим и пришел сюда, — ответил Эндер. — Чтобы меня превратили в орудие. Чтобы я мог спасти мир.
   
— Ты что, правда веришь в это?
   
— Во что?
   
— В жукеров. В угрозу. В спасение мира. Слушай, Эндер, если бы жукеры собирались вернуться и поиметь нас, они бы уже были здесь. Они не придут. Мы разбили их, и они оставили нас в покое.
   
— Но видео…
   
— Пленки, оставшиеся от Первого и Второго нашествий? Твой дед еще не родился, когда Мэйзер Рэкхем разгромил их. Да ты сам вглядись в то, что нам показывают. Это же фальшивка! Нет никакой войны, нам просто морочат голову.
   
— Но почему?
   
— Потому что, пока люди боятся жукеров, Международный флот пребывает у власти, а пока у власти Международный флот, некие определенные страны могут поддерживать свою Гегемонию. Смотри, смотри видео, Эндер. Люди скоро раскусят эту игру, и тогда начнется гражданская война, которая положит конец всем остальным войнам. Именно она, а никакие не жукеры угрожает человечеству. И в этой войне, если она начнется, мы с тобой окажемся по разные стороны. Потому что ты американец, как и наши дорогие учителя. А я — нет.
   
Они пошли в столовую и за обедом говорили совсем о другом. Но Эндер все время думал о словах Динка. Боевая школа была настолько изолирована, игра занимала такое место в мыслях ребят, что Эндер просто забыл о существовании внешнего мира. Испанское честолюбие. Гражданская война. Политика. Боевая школа на самом деле такая крошечная…
   
Но Эндер не поддерживал выводы Динка. Жукеры были настоящими, а угроза — реальной. Международный флот контролировал многое, но никак не видеоновости и компьютерные сети. Во всяком случае, не в той стране, где родился Эндер. На родине Динка, в Нидерландах, после трех поколений русской Гегемонии — может быть. Но в Америке не получится лгать так долго. Значит, это правда.
   
Он верил, но зерно сомнения было посеяно в его душе, осталось там и проросло, изменив все. Оно научило Эндера внимательнее вслушиваться в то, что люди подразумевают, а не в то, что говорят. Оно сделало его мудрее.
   
   
На вечернюю тренировку пришло очень мало ребят. Вполовину меньше, чем на прошлую.
   
— А где Бернард? — спросил Эндер.
   
Алай улыбнулся. Шен загадочно закатил глаза.
   
— Ты чё, не слыхал? — удивился парнишка из залетных, прибывших позже Эндера — Болтают, мол, те, кто ходит на твои занятия, могут сказать до свиданья своей карьере. Типа ни в одной армии они ничего не добьются. Командирам не нужны солдаты, испорченные твоими методами тренировки.
   
Эндер кивнул.
   
— Только я как соображаю? — продолжал тот же мальчишка. — Коли я стану хорошим солдатом, любой командир, хоть чегой-то смекающий, сразу за меня ухватится. Не?
   
— Ухватится, — твердо пообещал Эндер.
   
И они начали работать. Спустя полчаса, как они принялись тренироваться отскакивать от замерзших тел других солдат, в боевую комнату вошли несколько командиров в комбинезонах разного цвета и демонстративно стали записывать имена присутствующих.
   
— Эй! — прокричал Алай. — Вы уверены, что записали мое имя правильно?
   
На следующий вечер ребят оказалось еще меньше. До Эндера тоже начали доходить всякие слухи. Залетных сбивали с ног в дуґше, произошло несколько очень неприятных «несчастных случаев» в столовой и в игровой. Кто-то из старших взломал примитивную школьную систему защиты и перевернул вверх дном файлы непослушных.
   
— Сегодня тренировки не будет, — сказал Эндер.
   
— Черта с два, — возразил Алай.
   
— Давай подождем пару дней. Не хочу, чтобы малыши страдали из-за подобной чепухи.
   
— Если мы уступим — пусть даже на один-единственный вечер, — все решат, что это работает, и примутся за нас всерьез. Это как если бы ты уступил Бернарду в те времена, когда он вел себя как настоящая свинья.
   
— Кроме того, — добавил Шен, — мы не боимся. Нам плевать. Ты должен продолжать хотя бы ради нас. Нам нужны эти тренировки. Как и тебе.
   
Эндер вспомнил слова Динка Микера. Игра была сущей ерундой по сравнению со всем остальным миром. Зачем отдавать каждый вечер своей жизни этой дурацкой, дурацкой игре?
   
— В такой обстановке мы много не наработаем, — сказал он и повернулся, чтобы уйти.
   
Но Алай остановил его:
   
— Тебя что, тоже напугали? Бьют в дуґше? Тыкают головой в толчок? Кто-то засунул тебе в очко пистолет?
   
— Нет, — ответил Эндер.
   
— Ты все еще мой друг? — уже спокойнее спросил Алай.
   
— Да.
   
— Тогда я тоже твой друг, Эндер. И я остаюсь, чтобы заниматься с тобой.
   
К ним снова заявились старшие, но на этот раз среди них почти не было командиров. В основном — солдаты разных армий. Эндер узнал зелено-оранжевые комбинезоны Саламандр. Пришли даже несколько Крыс. Теперь уже имен не записывали — просто кричали, издевались, передразнивали каждое движение, насмехаясь над попытками залетных освоить сложные маневры. Кое-кто из младших начал закипать.
   
— Слушайте их внимательно, — обратился Эндер к остальным. — Запоминайте слова. Если когда-нибудь понадобится вывести противника из равновесия, это здорово пригодится. Ярость заставляет делать глупости. Но нас-то ничем не проймешь.
   
Шен всем сердцем принял эту идею и заставил свою группу из четырех залетных громко повторять каждую подколку пять или шесть раз. Когда младшие начали распевать ругательства на манер дразнилок, несколько старших мальчиков оттолкнулись от стены и полезли в драку.
   
Костюмы, приспособленные для войн, в которых вместо оружия использовался безобидный свет, плохо защищали от ударов и сильно замедляли движения, когда речь шла о рукопашном бое в невесомости. Так или иначе, половина младших была заморожена и не могла сражаться, хотя как раз их «замороженность» можно было попробовать использовать. Эндер быстро приказал своим собраться в углу комнаты. Старшие заржали еще громче, а некоторые из тех, кто стоял у двери, присоединились к нападавшим, увидев, что противник напуган.
   
Эндер и Алай швырнули одного из замороженных солдат прямо в лицо первому громиле. Их снаряд устремился шлемом вперед и, столкнувшись с мишенью, закувыркался прочь, но и нападавший отлетел к потолку, схватившись за грудь и вопя от боли.
   
Шутки кончились. Теперь все старшие покинули наблюдательный пост, чтобы включиться в бой. Эндер уже не надеялся, что дело обойдется без серьезных повреждений. Правда, враги наступали неловко, они не умели координировать действия, так как никогда не работали вместе. Зато солдаты маленькой армии Эндера — дееспособных осталось не больше дюжины — хорошо знали друг друга и привыкли действовать согласованно.
   
— Работаем сверхновую! — крикнул Эндер.
   
Его солдаты ответили смехом. Они мгновенно разбились на три группы, присели на корточки и взялись за руки, образовав тем самым своеобразные многолучевые звезды на фоне задней стены.
   
— Обходим противника и направляемся к двери! А теперь — вперед!
   
По сигналу все три звезды «взорвались». Младшие разлетелись в разных направлениях под такими углами, что надо было всего раз оттолкнуться, чтобы достичь ворот, тогда как нападавшие болтались в середине комнаты, где изменить курс было труднее, а при их несогласованности и вовсе невозможно.
   
Эндер рассчитал все так, чтобы столкнуться с тем замороженным мальчиком, которого они использовали в качестве снаряда. Тем временем тот уже успел оттаять. Эндер схватил его за руку, развернул и толкнул к двери. К несчастью, из-за этого самого Эндера отбросило назад и скорость его существенно уменьшилась. Теперь он медленно плыл обратно к дальнему концу комнаты, где уже собрались старшие. Повернув голову, он убедился, что все его бойцы в безопасности у самых ворот.
   
И в этот самый момент разъяренный, обманутый враг заметил его. Эндер прикинул, как скоро сможет добраться до стены, чтобы оттолкнуться снова. Недостаточно быстро. Несколько старших уже направлялись к нему. И к ужасу Эндера, Стилсон тоже был среди них. Мальчика затрясло, но тут он сообразил, что ему мерещится. А ситуация была похожая, только на этот раз единоборства не получится: у нападавших не было вожака и все они много больше Эндера.
   
Но на занятиях по рукопашному бою он успел кое-что узнать о массе тела и инерции, а еще он изучал кинетику — физику движущихся объектов. Во время сражений дело редко доходило до рукопашной — с незамороженным противником ты мог столкнуться, только если сам был заморожен. За оставшиеся несколько секунд Эндер разработал план и занял позицию.
   
На его счастье, противники знали о драке в невесомости еще меньше, чем он. Те немногие, кто попытался на него замахнуться, обнаружили, что совершенно бессмысленно наносить удар, если сам отлетаешь назад с той же скоростью, с которой выкидываешь руку вперед. Но кое-кто из старших явно намеревался переломать кости наглому выскочке. Впрочем, Эндер не собирался этого дожидаться.
   
Он ухватил за кулак одного из замахнувшихся и изо всех сил толкнул его. Это отбросило Эндера с курса атаковавших, хотя и не приблизило к воротам.
   
— Стойте на месте! — прокричал он друзьям, уже построившимся, чтобы лететь ему на выручку. — Не надо! Оставайтесь на месте!
   
Кто-то крепко схватил Эндера за ногу, тем самым предоставив ему точку опоры. Эндер немедленно воспользовался этим и с силой опустил вторую ногу на ухо и плечо нападавшего. Заорав, тот выпустил его. Если бы противник разжал руки в момент удара, то пострадал бы куда меньше — Эндер бы просто оттолкнулся от него. Но он очень не хотел отпускать врага, и вот теперь его ухо было полуоторвано, а в воздухе плавали капельки крови.
   
«Я снова делаю это, — подумал Эндер. — Снова причиняю людям боль, чтобы спасти себя. Почему меня просто не оставят в покое? Я не хочу ни с кем драться».
   
В результате столкновения скорость Эндера еще упала. Теперь на него двигались сразу трое, и в отличие от остальных они работали согласованно. Но прежде чем ударить Эндера, им нужно было его схватить. Эндер развернулся так, чтобы двоим из них удалось поймать его за ноги; тогда руки останутся свободными и он сможет разобраться с третьим.
   
Естественно, они купились на приманку. Эндер схватил третьего противника за воротник, резко дернул вверх и одновременно наклонился так, чтобы лицо парня врезалось прямо в шлем Эндера. Снова крик и фонтан крови. Оставшиеся двое повисли на его ногах, выкручивая их. Эндер швырнул мальчишку с разбитым носом в одного из них — они столкнулись, и правая нога освободилась. Дальше все было просто: использовать захват как точку опоры, ударить противника ногой в пах, а потом оттолкнуться от него в сторону ворот. Толчок получился слабенький, потому и скорость Эндер набрал небольшую. Но это не имело значения. Больше никто его не преследовал.
   
Он спокойно долетел до ворот. Друзья поймали его и втащили внутрь. Они смеялись, хлопали его по плечам.
   
— Ты плохой! — кричали они. — Ты страшный! Ты всех рвешь!
   
— На сегодня занятия окончены, — сказал Эндер.
   
— Завтра они вернутся, — заметил Шен.
   
— Им же хуже, — улыбнулся Эндер. — Если они явятся без костюмов, повторим сегодняшний номер, если в костюмах — мы их заморозим.
   
— Да и, кроме того, — вступил Алай, — учителя не допустят повторения случившегося.
   
Эндер вспомнил слова Динка и усомнился в правоте Алая. Он развернулся, чтобы уйти.
   
— Эй, Эндер! — крикнул ему в спину один из старших. — Ты ничто! И останешься ничем!
   
— Бонзо, мой бывший командир… — заметил Эндер. — По-моему, он меня недолюбливает.
   
Вечером Эндер затребовал на свой комп сводку происшествий. За медицинской помощью обращались четверо. У одного были сломаны ребра, у другого синяк в паху, у третьего порвано ухо, а у четвертого сломан нос и не хватало одного зуба. Причина повреждений у всех четверых оказалась одинаковой:
   
    
НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ В НЕВЕСОМОСТИ.
   
   
Если учителя написали такое в официальной сводке, совершенно очевидно, что они не намерены никого наказывать за эту безобразную заварушку в боевой комнате. Они что, вообще ничего не собираются предпринимать? Их не волнует, что творится во вверенной им школе?
   
И поскольку Эндер вернулся в спальню раньше обычного, то вызвал на экран свою волшебную игру. Он уже и не помнил, когда играл в последний раз. Видимо, давно: его фигурка возникла вовсе не там, где он остановился в прошлый раз. Игра началась у тела погибшего Великана. Только теперь оно уже не выглядело телом. Чтобы понять, что оно когда-то было Великаном, следовало чуть отойти и присмотреться повнимательнее. Тело наполовину утонуло в холме, поросло травой и диким виноградом. Виднелась только верхняя часть черепа Великана — белая кость, словно кусок известняка, торчала из бесформенного холма.
   
Эндеру не доставляла удовольствия мысль о предстоящей схватке с детьми-оборотнями, но, к его удивлению, детская площадка оказалась пуста. Наверное, как и Великан, раз умерев, они не воскресали. Это слегка опечалило Эндера.
   
Он прошел той же дорогой к колодцу, спустился в него, по туннелям добрался до площадки на вершине утеса, что над самым лесом, снова прыгнул, и опять туча подхватила его и унесла в комнату в башне замка.
   
И снова коврик начал превращаться в змею, только на этот раз Эндер не сомневался ни секунды. Он быстро наступил гадине на голову и раздавил ее ногой. Змея дергалась и извивалась под ним, но он все сильнее вдавливал ее голову в каменные плиты. Наконец змея затихла. Эндер поднял ее и несколько раз встряхнул, пока она не развернулась, перестав быть узорчатым ковриком. Все еще сжимая змею в руках, он оглянулся по сторонам в поисках выхода.
   
И увидел зеркало, а в нем — лицо, которое сразу же узнал. Это был Питер. Кровь капала с его подбородка, а из уголка рта торчал слабо подергивавшийся кончик змеиного хвоста.
   
Эндер вскрикнул и отшвырнул комп прочь. Несколько ребят, соседей по спальне, кинулись было на его крик, но он извинился и успокоил их, заверив, что все в порядке. Они вернулись на свои койки. Тогда он подобрал комп и снова поглядел на экран. Его фигурка все еще стояла там, уставившись в зеркало. Он попробовал разбить зеркало, но в комнате ничего подходящего не было, а со стены зеркало не снималось. В конце концов Эндер запустил в него змеей. Зеркало разлетелось на мелкие кусочки и открыло дыру в стене, откуда хлынули десятки маленьких змеек, сразу накинувшихся на Эндера. Тщетно срывая со своего тела змеек, он упал и умер, погребенный под кучей извивающихся гадов.
   
Экран потемнел, и по нему побежали слова:
   
    
ИГРАТЬ ЕЩЕ РАЗ?
   
   
Эндер отключил комп и сунул его в тумбочку.
   
На следующий день многие командиры лично пришли к Эндеру или прислали своих солдат, чтобы сказать, что он может не беспокоиться; большинство из них считали, что дополнительные занятия приносят только пользу и он, Эндер, просто обязан продолжать их. А чтобы обеспечить ему спокойную рабочую обстановку, они пошлют ему несколько ветеранов, которым не помешала бы лишняя тренировка.
   
— Эти ребята будут побольше тех жукеров, что напали на вас вчера. Не волнуйся, никто к вам больше не сунется.
   
В тот вечер с ним занимались сорок пять учеников — больше, чем армия. И то ли из-за того, что теперь на стороне Эндера были старшие, то ли потому, что вчерашнего оказалось вполне достаточно, враги больше не появлялись.
   
К волшебной игре Эндер так и не вернулся. Но она снилась ему. Он вспоминал свои ощущения, когда убивал змею и втаптывал ее в пол, когда отрывал ухо тому мальчику, когда уничтожал Стилсона и ломал руку Бернарду. А потом, держа на руках тело мертвого врага, вставал перед зеркалом и видел там лицо Питера. «Эта игра знает обо мне слишком много. Только она грязно лжет. Я не Питер. В моем сердце нет места убийству».
   
И тогда приходил настоящий страх: а вдруг на самом деле он все же убийца, только во много раз хуже, опаснее Питера? Вдруг именно это и нравится в нем учителям? Ведь им, чтобы воевать с жукерами, нужен как раз убийца. Нужен человек, который способен втоптать врага в грязь, залить землю его кровью.
   
«Ну что ж. Значит, я тот, кто вам нужен. Я та самая кровожадная сволочь, о которой вы мечтали, зачиная меня. И пусть я от всего сердца ненавижу в себе то, что так нужно вам. Пусть я радовался, когда маленькие змейки меня убили. Все это не имеет значения, ведь я — ваше оружие».
  
  
   
    
9
    
Локк и Демосфен
   
   
— Я позвал вас вовсе не для того, чтобы тратить время на пустую болтовню. Как, черт побери, компьютер выкинул этот номер?
   
— Понятия не имею.
   
— Он откуда-то взял портрет братца Эндера, перевел изображение в графику и засунул его в эту свою дурацкую Волшебную страну. Как ему все это удалось?
   
— Полковник Графф, поверьте, я не имею к этому никакого отношения. И знаю только одно: до сих пор так далеко еще никто не забирался. Волшебная страна сама по себе довольно-таки странное место, а это даже не страна, это где-то за Концом Света и…
   
— Все эти названия я уже слышал. Только не понимаю, что они означают.
   
— Волшебная страна была создана достаточно давно. О ней довольно много упоминаний. Однако про Конец Света мы слышим впервые. Мы вообще не знаем, что это такое.
   
— У меня есть сильное ощущение, что компьютер пытается залезть в мозги этого мальчишки, и мне это очень не нравится. Питер Виггин, пожалуй, сильнее всех повлиял на личность Эндера. Ну, если не считать Валентины.
   
— Умная игра и была создана для того, чтобы формировать детей, помогать им находить миры, в которых им будет хорошо.
   
— Вы что, все еще не понимаете, майор Имбу? Я не хочу, чтобы Эндеру было «хорошо» при конце света. Мы находимся здесь как раз для того, чтобы этот самый конец предотвратить.
   
— Конец Света в компьютерной игре не обязательно означает гибель человечества от лап жукеров. Он может иметь для Эндера совершенно другое, личное значение.
   
— Прекрасно. Какое?
   
— Не знаю, сэр. Я не Эндер. Спросите его самого.
   
— Майор Имбу, я задал вопрос вам.
   
— Да этих значений могут быть тысячи…
   
— Назовите хоть одно.
   
— Вы изолировали мальчика. Возможно, он мечтает о конце этого света, то есть Боевой школы. Или, наоборот, с переездом сюда для него умер прежний мир, тот, в котором он жил ребенком. А может, это реакция на драку в боевой комнате. Вы ведь знаете, Эндер очень чувствительный мальчик, а ему пришлось серьезно покалечить несколько человек. Отсюда и желание покончить с этим миром — с миром насилия.
   
— Или ничто из вышеперечисленного.
   
— Умная игра — это отношения ребенка с компьютером. Вместе они создают истории. И эти истории абсолютно правдивы — они отражают окружающую ребенка реальность. Это все, что я знаю наверняка.
   
— В таком случае я расскажу вам то, что знаю я, майор Имбу. Этот портрет Питера Виггина не мог быть получен из наших школьных файлов. Мы уничтожили его дело, в том числе и компьютерный файл, как только Эндер прибыл сюда. Кроме того, данный портрет сделан совсем недавно.
   
— Со времени поступления Эндера прошло всего полтора года, сэр. С тех пор его брат не мог сильно измениться.
   
— У него теперь другая прическа. Он целый год носил пластинку, и у него изменились очертания губ. Я запросил снизу свежую фотографию Питера и сравнил ее с изображением в игре. Компьютер Боевой школы мог получить этот портрет, только запросив его у стороннего компьютера. Причем гражданского, никак не связанного с Международным флотом. А для этого нужны соответствующие полномочия. Мы не можем просто так отправиться в округ Гилфорд, Северная Каролина, и выдернуть фото из тамошних файлов. Спрашивается: кто в нашей школе подписал подобное разрешение, если я об этом не знаю?
   
— Вы не понимаете, сэр. Компьютер Боевой школы — это всего лишь часть сети Международного флота. Если нам требуется какой-либо портрет, мы сначала должны получить разрешение на его истребование, но если он становится необходим для игровой программы…
   
— Она идет и берет его.
   
— Такое не каждый день происходит. И делается это только во благо самого ребенка.
   
— Ладно, во благо так во благо. Но зачем? Почему? Его брат опасен, он не подошел для нашей программы, потому что это самый безжалостный, самый ненадежный человек, с которым мы когда-либо сталкивались. Почему он так важен для Эндера? Почему до сих пор так важен, ведь прошло столько времени?
   
— Если честно, сэр, я не знаю. А умная игра ничего не расскажет, так уж она устроена. Скорее всего, она и сама этого не знает. Мы все сейчас на неизведанной территории.
   
— То есть наш компьютер импровизирует по ходу действия?
   
— Можно и так сказать.
   
— Что ж, мне стало немного легче. Я думал, я один такой.
   
   
Восьмой день рождения Эндера Валентина отпраздновала в одиночестве на заросшем лесом заднем дворе их нового дома в Гринсборо. Она очистила землю от листьев и сосновых иголок, а затем обломком ветки написала на красноватой почве имя. После чего построила маленький вигвам из иголок и палочек и разожгла костер. Серый горький дым поднялся к небу, к веткам сосен над головой. Лети, лети прямо в космос, в Боевую школу.
   
Оттуда не было писем, и, насколько она знала, письма семьи тоже не доходили по назначению. Когда Эндера увезли, отец и мать каждые несколько дней наговаривали по длинному письму. Потом это стало случаться раз в неделю. Потом — раз в месяц. Через два года никто писем уже не писал и о дне рождения не помнил. «Эндер умер, — с горечью думала Валентина, — потому что мы забыли его».
   
Все, кроме нее. Она скрывала от родителей — и уж тем более от Питера, — как часто думает об Эндере, как часто пишет письма, которые он не получит и на которые так и не ответит. И когда мать и отец объявили о переезде сюда, в Северную Каролину, Валентина поняла: возвращения Эндера они больше не ждут, ведь они покидали единственное место, где он мог их найти. Как он узнает, что они теперь здесь? Как найдет их среди деревьев под тяжелым переменчивым небом? Он прожил всю свою жизнь в коридорах города, а в Боевой школе природы, наверное, и того меньше. Сможет ли он привыкнуть к новому дому?
   
Вообще-то, как говорили родители, они переехали сюда из-за Питера. Отец и мать надеялись, что жизнь среди «дикой» (по их мнению) природы, среди деревьев и мелкой живности смягчит странный и пугающий характер их старшего сына. В некотором роде так оно и вышло. Питер полюбил прогулки по открытой местности и долгие походы в окрестные леса. Иногда он уходил на целый день, прихватив с собой лишь комп и пакет сэндвичей в рюкзаке да перочинный ножик в кармане.
   
Но Валентина знала. Однажды она нашла полуосвежеванную белку, чьи маленькие лапки были приколоты сучьями к земле. Она будто наяву видела, как Питер поймал зверька, распял его, а потом медленно и осторожно, чтобы не повредить внутренние органы, начал сдирать кожу, разглядывая дергающиеся и рвущиеся мускулы. Как долго умирала белка? И все это время Питер сидел рядом, прислонившись к стволу сосны, на которой, наверное, и было беличье гнездо, играл со своим компом и следил, как по капельке утекает жизнь его жертвы.
   
Сначала Валентина испугалась. За столом ее даже чуть не стошнило, когда она увидела, что Питер с аппетитом уплетает свой обед, весело болтая и улыбаясь. Но позднее, обдумав происшедшее, поняла, что для брата убийство было своего рода магией, жертвоприношением, — так он успокаивал темных богов, терзавших его душу. У нее тоже была своя магия — огонь. Пусть лучше мучит белок, а не других детей. Питер всегда был садовником боли — он сеял ее, бережно выращивал и жадно поглощал созревшие плоды. Пусть берет то, что ему нужно, в лесу, у зверюшек, а не у сверстников в школе.
   
— Образцовый мальчик, — говорили его учителя. — Вот бы все наши подопечные были такими же. Он все время занимается и работы вовремя сдает. Очень любит учиться.
   
Но Валентина знала, что все это — спектакль, подделка. Да, конечно, Питер любил учиться, но учителя ничего не могли ему дать. По-настоящему занимался он дома с компом. Рылся в библиотеках, в банках данных, сопоставлял, думал и (это было его любимое занятие) спорил с Валентиной. Но на людях он вел себя так, будто школьная рутина приводила его в восторг. «Ух ты, никогда бы не подумал, что лягушка внутри выглядит вот так», — говорил он, а дома, у экрана, разбирался, как филотические соединения ДНК связывают клетки в единый организм. Питер был королем лести, и учителя не могли против него устоять.
   
Но были и хорошие перемены. К примеру, Питер перестал драться. Больше не задирался, а наоборот, стал уживчив. Это был новый Питер.
   
И все в это верили. Отец и мать повторяли это так часто, что Валентине хотелось выкрикнуть им в лицо: «Никакой это не новый Питер! Это все тот же старый Питер, только хитрее!
   
Намного ли? Ну, тебя, папа, он обвел вокруг пальца. И тебя, мама, тоже. Он хитрее вас всех.
   
Но не хитрее меня».
   
— Я вот все думаю, — неожиданно раздался голос Питера, — убить тебя или нет?
   
Валентина прислонилась к стволу сосны, от костерка осталась только кучка едва тлевших углей.
   
— Я тоже люблю тебя, Питер.
   
— Это так легко. Ты вечно играешься с этим своим огнем. Надо просто дать тебе по башке и поджечь. Ой, она так любила играть со спичками…
   
— А я, представь, думала о том, как бы кастрировать тебя во сне.
   
— Не-а, врешь. Ты думаешь об этом, только когда я рядом. Я пробуждаю в тебе лучшие чувства. Нет, Валентина. Я решил, что не стану убивать тебя. Все будет иначе — отныне ты станешь мне помогать.
   
— Да ну?
   
Несколько лет назад угрозы Питера напугали бы Валентину до чертиков. Но сейчас она не боялась. Действительно ли он мог убить ее? Конечно, никаких сомнений. Он был способен на самые ужасные, самые кошмарные вещи на свете. Но кем-кем, а сумасшедшим он не был, ведь сумасшедшие не отвечают за свои действия. Питер же управлял собой лучше, чем кто бы то ни было, кроме, пожалуй, ее самой. Питер мог отложить до лучших времен любое желание, скрыть любое чувство. А потому Валентина знала, что в самом черном приступе ярости он не причинит ей боли. Он сделает это только в том случае, если блага, которые он получит от убийства, перевесят риск. А было как раз наоборот. Вот почему она предпочла бы Питера многим другим. В любой ситуации ее братом двигал разумный эгоизм, и для того, чтобы тебе ничего не угрожало, надо было просто сделать так, чтобы ты была нужнее Питеру живой, чем мертвой.
   
— Валентина, мне в голову пришла пара интересных мыслей. Я тут отслеживал передвижения русских войск…
   
— О чем мы говорим?
   
— О мире, Вэл. Россию знаешь? Большую такую империю? Второй Варшавский договор? Парней, которые правят Евразией — от Нидерландов до Пакистана?
   
— Так они же не публикуют эту информацию, Питер.
   
— Конечно нет. Зато очень даже публикуют расписания своих пассажирских и грузовых поездов. Ну я и заставил свой комп просчитать эти расписания и таким образом выяснить, когда обычные маршруты используются для тайного перемещения войск. Загнал туда сведения за последние три года. И получается, что последние шесть месяцев парни гоняют туда-сюда на всех парах. А значит, Россия готовится к войне. К войне на суше.
   
— А Лига? А жукеры? Они куда денутся?