1 2 3 4 5 6 
– Разнюхивал, где и что. И ты послушай, женщина, что я нарыл! – Он повернулся к Трейси. – Судачат, будто кое-кто решил наложить лапу на собственность Энтони Орсатти. Семья из Нью-Джерси хочет отстранить его от дел. – Эл широко улыбнулся. – Ты все-таки достала этого козла! – Он заглянул Трейси в глаза, и его улыбка угасла. – Ну как, счастлива?
«Счастлива? – подумала Трейси. – Какое странное слово». Она успела забыть его значение. Интересно, сможет ли она когда-нибудь снова испытать счастье, обычные человеческие чувства? Долгое время все мысли Трейси подчинялись одному: как отомстить за то, что сделали с ее матерью и с ней. И теперь, когда расплата почти свершилась, внутри осталась одна пустота.

На следующее утро Трейси зашла в цветочный магазин.
– Я хочу послать цветы Энтони Орсатти. Похоронный венок из белых гвоздик на каркасе с широкой лентой. На ленте пусть будут слова: «Покойся с миром». – Она подписала карточку: «От дочери Дорис Уитни».

КНИГА ТРЕТЬЯ
15ФиладельфияВторник, 7 октября, 16.00
Настало время заняться Чарлзом Стенхоупом-третьим. Остальные были Трейси чужими, а он – некогда ее любовником и отцом нерожденного ребенка. Но отвернулся от них обоих.
Эрнестина и Эл провожали Трейси в аэропорту Нового Орлеана.
– Я буду скучать по тебе, – сказала чернокожая. – Ты всему городу вправила мозги. Тебе надо быть мэром.
– Что ты собираешься делать в Филадельфии? – спросил Эл.
– Вернусь на прежнюю работу, в банк, – не вполне правдиво ответила Трейси.
Эрнестина и Эл переглянулись.
– А там знают, что ты… э-э… возвращаешься?
– Нет. Но президент банка ценил меня. Думаю, проблем не будет: хороших операторов компьютера заполучить не так легко.
– Ну что ж, удачи. Не теряй с нами связи. И не лезь на рожон.
Через тридцать минут Трейси была уже в воздухе. Самолет взял курс на Филадельфию.

Она зарегистрировалась в отеле «Хилтон» и повесила отпаривать над горячей ванной свое единственное приличное платье. А на следующий день в одиннадцать утра вошла в банк и направилась к секретарше Кларенса Десмонда.
– Привет, Мэй!
Девушка уставилась на Трейси так, словно увидела привидение.
– Трейси? – Она не знала, куда деть глаза. – Я… ты как?
– Нормально. Мистер Десмонд у себя?
– Не… не знаю… Сейчас посмотрю… Извини. – Мэй нервно вскочила с кресла и юркнула в кабинет вице-президента.
Через несколько мгновений она снова появилась в приемной.
– Входи. – Мэй посторонилась, и Трейси шагнула к двери.
«Что это такое с Мэй?» – подумала Трейси.
Вице-президент стоял возле своего стола.
– Добрый день, мистер Десмонд. Можно войти?
– С какой целью? – В его тоне не было и намека на дружелюбие.
Трейси растерялась, но не сдалась.
– Вы говорили, что я лучший оператор компьютера, какого вы только знали. И я подумала…
– Подумали, что я возьму вас на прежнее место?
– Да, сэр. Я ведь не потеряла прежних навыков. И вполне могу…
– Мисс Уитни. – Вице-президент больше не называл ее Трейси. – То, о чем вы просите, абсолютно невозможно. Поймите, наши клиенты не захотят иметь дело с человеком, который отбывал срок за грабеж и покушение на убийство. Это не соответствует нашему безупречному моральному имиджу. Едва ли вас, с вашим прошлым, решится нанять какой-нибудь банк. Советую вам поискать работу, более соответствующую вашим обстоятельствам. Надеюсь, вам ясно, что в моих словах нет ничего личного.
Трейси слушала сначала растерянно, потом в ней закипел гнев. О ней говорили как об изгое, как о прокаженной. А как этот самый человек распинался раньше: «Мы ни за что не хотим вас терять. Вы числитесь среди наших самых ценных сотрудников».
– У вас ко мне что-нибудь еще, мисс Уитни? – Вопрос означал, что пора уходить.
Трейси хотела обсудить сотню разных вещей, но теперь понимала, что все это бесполезно.
– Нет, – ответила она. – Вы сами все сказали. – Трейси повернулась и с горящим лицом направилась к двери. Ей казалось, что все сотрудники банка собрались поглазеть на нее. Мэй успела растрепать: уголовница вернулась. Трейси шла к выходу, высоко держа голову, но внутри обмирая. «Нельзя позволять творить с собой такое, – твердила она себе. – Все, что у меня осталось, – это моя гордость. Уж ее-то у меня никто не отнимет».

Униженная, Трейси целый день не выходила из номера. Как она была наивна, рассчитывая, что ее примут обратно с распростертыми объятиями. Теперь о ней шла дурная слава. Вспомнила слова Чарлза: «О тебе заголовки на первой полосе “Филадельфия ньюс”». Ну и черт с ней, с этой Филадельфией. Здесь у Трейси остались еще дела, но, покончив с ними, она уедет куда-нибудь подальше. Может, в Нью-Йорк, где ее никто не знает. От этого решения Трейси стало немного легче.
Вечером она поужинала в кафе «Ройал». После омерзительного разговора с Кларенсом Десмондом Трейси нуждалась в успокаивающей атмосфере – мягком свете, изящной обстановке, умиротворяющей музыке. Она попросила водку с мартини и, когда официант принес заказ, подняла глаза, и ее сердце екнуло – напротив, в отдельной кабинке, сидел Чарлз с женой. Они ее пока не заметили. Ей захотелось немедленно подняться и уйти. Трейси была не готова встречаться с Чарлзом лицом к лицу. Во всяком случае, не раньше того момента, когда она приведет в действие свой план.
– Вы готовы сделать заказ? – спросил официант.
– Я… я жду… – Трейси не решила, в силах ли она остаться.
Она снова бросила взгляд на Чарлза и – странное дело! – словно увидела незнакомца. Перед ней сидел лысеющий, сутулый мужчина среднего возраста с выражением неподдельной скуки на лице. Даже не верилось, что когда-то она считала, будто любит его, когда-то спала с ним, рассчитывала провести с Чарлзом всю жизнь. Трейси перевела глаза на его жену. У той было такое же скучающее выражение лица, как и у Чарлза. Они производили впечатление людей, которых навечно приговорили прозябать друг подле друга. И перед внутренним взором Трейси открылась бесконечная череда скучных лет, которые им предстояло прожить вместе. Ни любви. Ни радости. «Вот оно, наказание Чарлзу!» – подумала Трейси и ощутила, как в ней внезапно всколыхнулась освобождающая волна и пали цепи глубокой, темной душевной кабалы. Она дала знак официанту:
– Я готова сделать заказ.
Все кончено. Прошлое наконец похоронено.
Только вернувшись вечером в гостиницу, Трейси вспомнила, что ей причитались деньги из фонда сотрудников банка. Она произвела подсчеты, и у нее получилось тысяча триста семьдесят пять долларов и шестьдесят пять центов.
Она написала письмо Кларенсу Десмонду и через два дня получила ответ от Мэй:

«Дорогая мисс Уитни!
В ответ на Ваше письмо мистер Десмонд просил проинформировать Вас, что в русле проводимой этической политики управления финансовым фондом сотрудников Ваша доля перемещена в основной фонд. Вице-президент особо подчеркнул, что не имеет ничего против Вас лично.
Искренне Ваша
секретарь первого вице-президента
Мэй Трентон».

Трейси не поверила собственным глазам: у нее украли деньги и при этом прикрылись желанием блюсти этическую чистоту банка! Разгневанная, она поклялась: «Я им этого не спущу! Больше меня никто не надует!»

На следующее утро Трейси стояла перед знакомым входом в филадельфийский банк «Траст энд фиделити». На ней был парик с черными длинными волосами и толстый слой темного грима с нарисованным на подбородке багровым шрамом. Если что-нибудь пойдет не так, запомнится именно этот шрам. Несмотря на маскировку, Трейси чувствовала себя голой: она пять лет проработала в этом банке, и здесь было полно людей, которые прекрасно знали ее. Следовало соблюдать особую осторожность, чтобы не выдать себя.
Трейси достала из сумочки пробку от бутылки, вложила в туфлю и, хромая, вошла в дверь. В зале было полно посетителей – Трейси специально выбрала время, когда в банке начался самый пик работы. Приблизилась, ковыляя, к стойке. Клерк прервал телефонный разговор, положил трубку и поднял на нее глаза:
– Слушаю вас.
Это был Джон Крейтон, банковский расист. Он ненавидел евреев, черных и пуэрториканцев, хотя не обязательно именно в такой последовательности. Вечно раздражал Трейси, когда она здесь работала, но теперь по его лицу не было заметно, что он узнал ее.
– Buenos dнas, seсor,[33] я хочу открыть счет, ahora.[34] – Трейси говорила с мексиканским акцентом, который все последние месяцы слышала от своей сокамерницы Паулиты.
Лицо Крейтона исказила презрительная гримаса.
– Фамилия?
– Рита Гонзалес.
– Сколько денег вы намерены положить на счет?
– Десять долларов.
– Наличными или чеком? – насмешливо хмыкнул Крейтон.
– Наличными, будь спокоен. – Трейси достала из сумочки смятую, надорванную десятидолларовую купюру. Клерк шлепнул перед ней формуляр:
– Заполни вот это.
Трейси ничуть не желала оставлять образец своего почерка.
– Прошу прощения, seсor, я поранила mi mano, руку. Может, вы напишете за меня, si se puede?
«Ох уж мне эти неграмотные латиноски», – фыркнул Крейтон.
– Ты сказала, Рита Гонзалес?
– Да.
– Домашний адрес?
Трейси дала адрес и телефон гостиницы.
– Девичья фамилия матери?
– Гонзалес. Она вышла замуж за своего дядю.
– Дата твоего рождения?
– Двадцатое декабря 1958 года.
– Место рождения?
– Ciudad de Mexico.
– Мехико-Сити. Распишись вот здесь.
– Могу только левой рукой. – Трейси поморщилась, взяла ручку и поставила неразборчивую закорючку. Джон Крейтон выписал ей депозитный купон.
– Вот временная чековая книжка. Типографские чеки пришлют по почте через три или четыре недели.
– Bueno. Muchas gracias, seсor.[35]
– Ну, давай. – Крейтон посмотрел, как Трейси выходила из банка. – Долбаная латиноска!

Существует много незаконных способов проникновения в компьютер, и Трейси была в этом деле знатоком. Она участвовала в создании системы безопасности банка, а теперь готовилась обмануть ее.
Первый шаг – предстояло найти компьютерный магазин с терминалом, откуда она сможет проникнуть в банковский компьютер. В нескольких кварталах от банка Трейси обнаружила почти пустой магазин.
– Чем могу служить? – подлетел к ней с готовностью продавец.
– Eso sн que no, seсor.[36] Хочу просто посмотреть.

Продавец скосил глаза на подростка, забавлявшегося компьютерной игрой.
– Извините. – И поспешил к нему.
Трейси подошла к настольной модели компьютера, соединенной с телефонной розеткой. Войти в систему не трудно, но без кода невозможно, а код менялся каждый день. Трейси сама присутствовала на совещании, когда принималось решение.
– Мы будем постоянно менять код, чтобы исключить незаконное проникновение, – заявил тогда Кларенс Десмонд. – Но пусть он будет достаточно простым, чтобы не создавать трудностей тем, у кого есть право входить в нашу сеть.
В итоге они установили базовый код: четыре времени года и текущий день месяца.
Трейси включила компьютер и набрала код филадельфийского банка «Траст энд фиделити». Послышался резкий сигнал, и она переключила телефон на модем терминала. На маленьком экране заморгала надпись: «Ваш код допуска?»
Сегодня десятое. Пусть будет: «осень 10».
«Неправильный код допуска». Экран компьютера очистился.
Неужели они поменяли код? Боковым зрением Трейси заметила, что продавец снова направился к ней. Она повернулась и, рассматривая по дороге полки, пошла по магазину. «Пришла поглазеть», – решил продавец и поспешил к новому, многообещающему на вид посетителю. А Трейси в это время вернулась к прежнему терминалу.
Она старалась проникнуть в мысли Кларенса Десмонда. Трейси не сомневалась, что он человек привычки, не стал бы кардинально менять код. Наверняка оставил тот же принцип: времена года и числа – только в каком сочетании? С числами вышла бы путаница, значит, дело во времени года.
Трейси сделала новую попытку.
«Ваш код допуска?»
«Зима 10».
«Неправильный код допуска». Экран погас.
«Ничего не выходит, – в отчаянии подумала Трейси. – Ну хорошо, еще разок».
«Ваш код допуска?»
«Весна 10».
Экран моргнул, но через секунду появилось сообщение: «Доступ разрешен».
«Он переменил времена года», – поняла Трейси и быстро напечатала: «Операции в пределах страны».
В ту же секунду появилось банковское меню:
«Ваши намерения:
А. Внести деньги на счет
Б. Перевести деньги
В. Снять деньги с накопительного счета
Г. Перевести деньги в другое отделение
Д. Снять деньги с чекового счета
Выберите нужное».
Трейси выбрала Б. На экране появилось новое меню:
«Сумма перевода
Откуда
Куда».
Она набрала: «Из генерального резервного фонда Рите Гонзалес». Но когда дело дошло до суммы, начала колебаться. «Очень соблазнительно», – размышляла Трейси. Теперь, когда доступ открыт и компьютер ей покорился, он мог отсчитать любые суммы, вплоть до миллионов. Но она не воровка. Хочет получить только то, что принадлежит ей по праву. И она напечатала: «1375,65$» и добавила номер счета Риты Гонзалес.
На экране появилась надпись: «Операция завершена. Хотите продолжить операции?»
«Нет».
«Сеанс окончен. Спасибо».
Теперь, как знала Трейси, деньги поступят в Межбанковскую платежную систему, где ежедневно из банка в банк перемещалось до 220 миллионов долларов.
Продавец, хмурясь, снова направился к ней. Трейси поспешно ударила по клавише, и экран погас.
– Хотите приобрести этот аппарат, мисс?
– Нет, gracias, – отозвалась Трейси. – Ничего не соображаю в этих компьютерах.
Из аптеки на углу она позвонила в банк и попросила к телефону старшего кассира:
– Hola,[37] это Рита Гонзалес. Я хочу, чтобы мои деньги перевели в главное отделение Первого Ганноверского банка в Нью-Йорке, por favor.[38]
– Номер вашего счета, мисс Гонзалес?
Трейси назвала номер счета.
Через полчаса она расплатилась в отеле «Хилтон» и была на пути в Нью-Йорк.
На следующий день в десять утра Рита Гонзалес пришла в Первый Ганноверский банк, чтобы снять свои деньги со счета.
– Сколько там у меня, дружок? – спросила она оператора.
– Тысяча триста семьдесят пять долларов и шестьдесят пять центов.
– Si, так точно.
– Хотите, чтобы я выписал вам чек, мисс Гонзалес?
– Нет, gracias, – поблагодарила Трейси. – Не доверяю банкам. Давайте бумажками.

Трейси получила причитающиеся при освобождении из государственной тюрьмы двести долларов плюс небольшую сумму, которую заработала, ухаживая за Эми. Но даже с деньгами банка ее финансовое положение было отнюдь не благополучным. Следовало как можно скорее искать работу.
Она поселилась в недорогой гостинице на Лексингтон-авеню и начала рассылать заявления в банки, выражая желание получить работу оператора компьютера. И вдруг осознала, что компьютер стал ее врагом. Банковские машины хранили досье Трейси. И с этим досье мог ознакомиться каждый, кто умел нажать на нужную кнопку. И как только обнаруживалась, что она сидела в тюрьме, заявление автоматически отвергалось.
«Учитывая ваши обстоятельства, нереально рассчитывать, что какой-нибудь банк вас возьмет на работу»… Да, Кларенс Десмонд оказался прав.
Трейси стала отправлять заявления в страховые компании и фирмы, как-либо связанные с компьютерами. Но ответ каждый раз приходил один и тот же – отрицательный.
«Ну и отлично, – подумала Трейси, – займусь чем-нибудь еще». Она купила «Нью-Йорк таймс» и начала изучать колонку вакансий.
Среди прочих Трейси нашла должность секретаря в экспортной фирме.
Но стоило ей переступить порог, как менеджер по работе с персоналом воскликнул:
– Слушайте, я видел вас по телевизору! Это же вы спасли в тюрьме маленькую девочку!
Трейси повернулась и поспешно ушла. На следующий день она поступила на работу продавщицей в детскую секцию «Сакса» на Пятой авеню.[39] Торговля была совсем не тем родом деятельности, к которому она привыкла, но хотя бы позволяла заработать на жизнь.
На второй день покупательница-истеричка узнала Трейси и заявила менеджеру отдела, что не желает, чтобы ее обслуживала убийца, утопившая ребенка. Трейси выгнали в тот же миг, даже не дали возможности объясниться.
Теперь ей казалось, что те люди, которым она отомстила, все-таки взяли верх. Они превратили ее во врага общества, в изгоя. Несправедливость происходящего разъедала душу. Не представляя, как будет жить, Трейси впервые поддалась отчаянию. Вечером она полезла в сумочку пересчитать оставшиеся деньги и нашла клочок бумаги, который дала ей в тюрьме Бетти Франсискус. Конрад Морган, ювелир, 640, Пятая авеню, Нью-Йорк. Он участвует в программе исправления преступников и готов подать руку помощи отбывавшим заключение.

Ювелирный магазин «Конрад Морган энд Си» оказался изысканным заведением со швейцаром в ливрее при входе и вооруженным охранником внутри. Товар был немногочисленным, зато качество драгоценностей отменным. Трейси подошла к секретарше.
– Я хотела бы встретиться с мистером Конрадом Морганом.
– Вам назначено?
– Нет… Общая знакомая сказала, что он примет меня.
– Как ваша фамилия?
– Трейси Уитни.
– Подождите, пожалуйста, минуту.
Секретарша подняла телефонную трубку и что-то тихо проговорила в микрофон.
– Сейчас мистер Морган занят. Он спрашивает, не смогли бы вы подойти к шести часам?
– Разумеется. Спасибо.
Трейси вышла из магазина и в нерешительности остановилась на тротуаре. Приезд в Нью-Йорк оказался ошибкой. Вряд ли этот Морган захочет что-нибудь сделать для нее. Да и с какой стати? Он ее совсем не знал. Прочтет наставление и бросит подачку. «А мне не нужно ни того, ни другого. Ни от него, ни от кого-либо другого. Я – борец. Как-нибудь справлюсь сама. К черту Моргана! Не пойду больше к нему».
Трейси бесцельно брела по тротуару – мимо сверкающих витрин Пятой авеню, охраняемых домов на Парк-авеню, шумных магазинов на Лексингтон и Третьей. Шла по улицам Нью-Йорка, но, полная горького отчаяния, ничего не замечала.
В шесть часов вечера Трейси снова оказалась на Пятой авеню перед ювелирным магазином Конрада Моргана. Швейцар исчез, а дверь оказалась запертой. Вызывающим жестом Трейси стукнула в створку и повернулась, чтобы уйти, но, к ее удивлению, дверь отворилась. За ней стоял похожий на дятла мужчина и смотрел на нее. Над ушами всклоченные пучки седых волос, радостное румяное лицо, сияющие голубые глаза. Он смахивал на энергичного гномика.
– Вы, должно быть, Трейси Уитни?
– Да.
– А я – Конрад Морган. Окажите любезность, заходите.
Трейси вошла в пустой магазин.
– Я ждал вас. Давайте пройдем ко мне в кабинет и поговорим. – Конрад Морган провел Трейси через зал к запертой двери и открыл ее своим ключом.
Кабинет был изысканно обставлен и больше походил на жилище, чем на место работы: никаких письменных столов, только эффектно расположенные кушетки, кресла и столики. По стенам висели полотна старых мастеров.
– Хотите что-нибудь выпить? Виски, коньяк или, может быть, шерри? – предложил хозяин.
– Нет, спасибо, ничего.
Трейси внезапно разволновалась. Она простилась с мыслью о том, что этот человек чем-нибудь ей поможет, и все-таки отчаянно надеялась.
– Бетти Франсискус посоветовала мне повидаться с вами, мистер Морган. Она сказала, что вы помогаете людям, которые попали… в беду. – Трейси так и не сумела выговорить слово «тюрьма».
Конрад Морган сцепил пальцы, и она заметила, какой красивый у него маникюр.
– Бедняга Бетти. Такая симпатичная леди. Ей очень не повезло. Вы в курсе?
– Не повезло?
– Да, ее поймали.
– Не… понимаю…
– Все очень просто, мисс Уитни: Бетти работала на меня, была вполне защищена. Затем это несчастное создание влюбилось в шофера из Нового Орлеана, стало действовать на свой страх и риск и вот – попалась.
Трейси смутилась.
– Она работала у вас продавщицей?
Морган откинулся на спинку и смеялся до тех пор, пока на глазах не выступили слезы.
– Дорогая моя, – наконец проговорил он, вытирая лицо платком, – судя по всему, Бетти ничего вам не объяснила. – Конрад Морган подался вперед и снова сплел пальцы. – Я владею маленьким побочным, но очень доходным бизнесом. И с радостью делюсь прибылью с коллегами. Я нанимаю людей, извините, вроде вас, тех, кто провел некоторое время в тюрьме. – Еще более озадаченная, Трейси вгляделась в его лицо. – У меня уникальное положение. Мои клиенты – богатейшие люди, и они доверяют мне. – Морган тихонько постучал друг о друга подушечками пальцев. – Я знаю, когда мои клиенты уезжают в путешествия. В таких случаях в наши рискованные времена очень немногие берут с собой драгоценности – большинство запирают их дома. А я рекомендую им средства защиты. Мне точно известно, какие у кого драгоценности, потому что я сам продавал их.
Трейси бессознательно вскочила на ноги.
– Извините, что отняла у вас время.
– Вы уже уходите?
– Да, если вы имеете в виду то, что сказали.
– Именно это.
У Трейси вспыхнули щеки.
– Я не преступница. Я ищу работу.
– А я и предлагаю работу. Час-два, и дело сделано. Зарплата двадцать пять тысяч долларов. Разумеется, никаких налогов.
Трейси едва сдерживала гнев.
– Меня это не интересует. Вы позволите мне уйти?
– Разумеется, если вы так хотите. – Конрад Морган поднялся и проводил ее до двери. – Поймите, мисс Уитни, я бы не впутывался в эту историю, если бы у кого-нибудь была хоть малейшая опасность попасться. Я дорожу своей репутацией.
– Обещаю, что не скажу никому ни слова, – холодно отозвалась Трейси.
Он ухмыльнулся:
– А что, дорогая, вы, собственно, можете сказать? Кто вам поверит? Ведь я – Конрад Морган. – Они уже были у выхода из магазина. – Дайте мне знать, если передумаете. Лучшее время для звонка – после шести вечера. Буду ждать.
– Не стоит! – отрезала Трейси и вышла на улицу, навстречу наступающей ночи. Даже в своем гостиничном номере она продолжала дрожать. А почувствовав голод, послала за сандвичами посыльного – ей не хотелось ни с кем встречаться. После разговора с Конрадом Морганом ей казалось, будто она вывалялась в грязи. Он поставил Трейси на одну доску с забитыми, униженными и сбившимися с пути преступницами, которые окружали ее в женской тюрьме Южной Луизианы. А она Трейси Уитни – специалист по компьютерам, законопослушная, добропорядочная гражданка своей страны.
Которую никто не желал брать на работу.
Ночью Трейси лежала без сна и думала о будущем. У нее не было заработка и осталось очень немного денег. Она приняла два решения: переехать в другое место, дешевле этой гостиницы, и найти работу. Любую.

Место дешевле гостиницы оказалось маленькой однокомнатной квартиркой в мрачном четырехэтажном доме без лифта в Нижнем Ист-Сайде. Сквозь тонкие, как картон, перегородки доносилась иностранная ругань соседей. Витрины и двери крохотных магазинов вдоль улиц были забраны крепкими решетками. И Трейси понимала почему: в этом районе, казалось, жили одни наркоманы, проститутки и торговки дурью. По дороге на рынок к ней три раза пристали: дважды мужчины и один раз женщина.
– Ничего, переживу, – убеждала себя Трейси. – Я здесь ненадолго.

В нескольких кварталах от квартиры она нашла небольшое агентство по трудоустройству. Его содержала миссис Мерфи, дородная дама с видом матроны. Отложив резюме Трейси, она вопросительно посмотрела на нее:
– Не понимаю, зачем я вам понадобилась. Наверняка найдутся дюжины компаний, которые готовы оторвать таких, как вы, с руками.
Трейси тяжело вздохнула.
– У меня проблема. – Пока она объясняла, миссис Мерфи внимательно слушала.
– Можете забыть о работе с компьютерами, – наконец проговорила она.
– Но вы только что сказали…
– В наши дни компании опасаются электронных преступлений и предпочитают не нанимать людей с судимостью.
– Как же так… мне нужна работа…
– Вы не думали о других видах деятельности? Например, о работе продавщицы?
Трейси вспомнила свой опыт в универсальном магазине. Нет, такого она больше не вынесет.
– А чего-нибудь другого не найдется?
Женщина колебалась. Трейси Уитни была явно выше того, что она собиралась предложить ей.
– Понимаю, это совсем не ваш профиль… В «Джексон хоул» открылась вакансия официантки. Это такая забегаловка в Верхнем Ист-Сайде, где подают гамбургеры.
– Официантки?
– Да. Если вы согласитесь на эту работу, я не возьму с вас никаких комиссионных. Я сама случайно услышала о ней.
Трейси растерялась. Когда-то она работала официанткой в колледже. Но тогда это была забава. А теперь вопрос выживания.
– Попробую, – ответила она.

Забегаловка «Джексон хоул» оказалась настоящим бедламом, где толпились нетерпеливые посетители и ругались измотанные работой, запарившиеся повара. Еда была хорошей, а цены умеренными, и заведение не знало отбоя от посетителей. Официантки не имели ни минуты для отдыха, и к концу первого дня Трейси совершенно выдохлась. Но она зарабатывала деньги.
В середине второго дня Трейси подошла обслужить столик с продавцами, и один из них положил ей ладонь на задницу. Она тут же уронила ему на голову соусник с чили, и на этом ее работа закончилась.
Она вернулась к миссис Мерфи и рассказала о том, что произошло.
– У меня для вас хорошие новости, – сообщила ей женщина. – В «Веллингтон армс» нужен помощник администратора. Я пошлю вас туда.
Это был небольшой, но изящный отель на Парк-авеню, принимавший богатых и известных людей. Администратор поговорил с Трейси и нанял ее на работу. Она была необременительной, люди приятными, рабочий день не слишком продолжительным.
Через неделю после поступления Трейси пригласили в кабинет администратора. Там же находился и помощник менеджера.
– Вы проверяли сегодня номер восемьсот двадцать семь? – спросил ее администратор. Номер занимала голливудская актриса Дженнифер Марлоу. В обязанности Трейси входило присматривать, чтобы горничные добросовестно выполняли свою работу.
– Конечно… а как же? – ответила она.
– В котором часу?
– В два. Что-нибудь не так?
В разговор вступил помощник менеджера:
– В три часа вернулась мисс Марлоу и обнаружила, что у нее пропало дорогое кольцо с бриллиантом. – Трейси похолодела. – Вы входили в ее спальню?
– Да, я проверяла все комнаты.
– Находясь в спальне, вы видели какие-нибудь украшения?
– М-м-м… кажется, нет.
– Что значит «кажется»? – повысил голос помощник менеджера. – Вы не уверены?
– Я не смотрела на украшения, – ответила Трейси. – Я проверяла кровати и полотенца.
– Мисс Марлоу утверждает, что ее кольцо лежало на туалетном столике, когда она выходила из номера.
– Я ничего не знаю о нем.
– Никто, кроме вас, не имеет допуска в комнату. Горничная работает у нас много лет.
– Я не брала его.
Помощник менеджера вздохнул.
– Придется вызывать полицию, чтобы провести расследование.
– Его украл кто-то другой! – выкрикнула Трейси. – Или сама мисс Марлоу куда-нибудь засунула.
– С вашим прошлым… – начал помощник менеджера.
Вот оно – сказано вслух: «С вашим прошлым…»
– Я вынужден просить вас не покидать комнату охраны до прихода полиции.
Трейси вспыхнула.
– Хорошо, сэр.
Трейси сопровождал один из охранников, и у нее возникло ощущение, что она вновь оказалась в тюрьме. В прошлом Трейси читала о людях с судимостью, которых преследовали за то, что они когда-то отбывали срок. Но ей не приходило в голову, что нечто подобное может случиться с ней самой. На Трейси налепили ярлык и ждали, что она будет жить соответственно ему. «Или скачусь еще ниже», – с горечью подумала Трейси.
Через полчаса вернулся улыбающийся помощник менеджера.
– Все в порядке, – сказал он. – Кольцо нашлось. Мисс Марлоу куда-то его все-таки засунула. Вышла небольшая ошибочка.
– Прекрасно, – отозвалась Трейси.
Из гостиницы она прямиком направилась в ювелирный магазин Конрада Моргана.

– Все до смешного просто, – сказал Конрад Морган. – Одна из моих клиенток, Лоис Беллами, уехала в Европу. Ее дом расположен в Си-Клифф на Лонг-Айленде. По выходным слуг там не бывает. Частный патруль совершает проверки каждые четыре часа. В дом можно проникнуть и выбраться оттуда за несколько минут. – Они сидели в кабинете Конрада Моргана. – Я знаком с системой сигнализации, и мне известен код сейфового замка. Вам, моя дорогая, остается только войти внутрь, взять драгоценности и выйти. Вы приносите мне их, я вынимаю камни из оправ, самым большим делаю новую огранку и перепродаю.
– Если все так просто, почему бы вам не заняться этим самому? – в упор спросила его Трейси.
Голубые глаза Конрада Моргана вспыхнули.
– Потому что я на это время уезжаю по делам из города. Когда происходят эти маленькие неприятности, меня никогда не бывает в Нью-Йорке. Всегда подворачиваются какие-нибудь дела.
– Понятно.
– Если вас мучают угрызения совести, что придется ограбить эту миссис Беллами, уверяю вас – не стоит. Она ужасная женщина; у нее по всему миру дома, набитые дорогими вещами. И к тому же она застраховала свои драгоценности на сумму, вдвое превышающую их подлинную стоимость. Оценивал, разумеется, я.
Трейси сидела, смотрела на Конрада Моргана и думала: «Я, должно быть, сошла с ума. Невозмутимо обсуждаю, как украсть драгоценности».
– Мне совсем не хочется снова угодить в тюрьму, мистер Морган.
– Ни малейшей опасности. Ни один из моих людей ни разу не попадался. Пока они работали на меня. Итак, что вы ответите?
Не вызывало сомнений, что следовало ответить «нет». Идея была совершенно безумной.
– Вы сказали: двадцать пять тысяч долларов?
– Наличными по получении товара.
Целое состояние. Хватит прожить до тех пор, пока она не решит, что делать со своей жизнью. Трейси вспомнила убогую комнатенку, вопли жильцов, придирки покупателей. «Я не желаю, чтобы меня обслуживала убийца. Придется вызвать полицию, чтобы провести расследование».
Но Трейси никак не могла заставить себя ответить «да».
– Предлагаю провести операцию в субботу вечером. Слуги уходят из дома в субботу в полдень. Я дам вам водительские права и кредитную карточку на вымышленное имя. Вы возьмете на Манхэттене машину напрокат и отправитесь на Лонг-Айленд. Подъедете к дому в одиннадцать часов, заберете украшения, возвратитесь в Нью-Йорк и вернете машину. Надеюсь, вы умеете водить?
– Да.
– Отлично. В семь сорок пять утра отправляется поезд на Сент-Луис. Я зарезервировал для вас купе. В Сент-Луисе я встречу вас на вокзале. Вы передадите мне драгоценности, я вам – ваши двадцать пять тысяч.
Получалось все очень просто.
Настал момент, когда следовало ответить «нет», подняться и уйти. Но куда?
– Мне понадобится светлый парик, – сказала Трейси.

Когда она ушла, Конрад Морган, сидя в полумраке своего кабинета, думал о ней. Красивая женщина. Очень красивая. Наверное, стоило предупредить ее, что он не настолько знаком с этим типом охранной системы.
16
Из тысячи долларов, что Морган выдал ей в качестве аванса, Трейси купила два парика: один светлый, другой темный со множеством косичек, темно-синий брючный костюм, черный комбинезон и подделку чемодана от Гуччи у торговца на Лексингтон-авеню. Пока все шло гладко. Как и обещал Морган, Трейси получила конверт, где находились водительские права на имя Эллен Бранч, схема охранной сигнализации в доме миссис Беллами, кодовая комбинация сейфа в ее спальне и билет «Амтрак»[40] в отдельном купе на поезд до Сент-Луиса. Трейси упаковала немногочисленные пожитки и съехала с квартиры. «Никогда больше не стану жить в месте вроде этого», – пообещала она себе. Взяла напрокат машину и направилась на Лонг-Айленд совершать кражу. Все, что делала Трейси, было нереально, как во сне. И еще она очень боялась, что ее снова поймают. Стоило ли идти на такой риск?
«Все до смешного просто», – сказал ей Конрад Морган.
«Он бы не стал ни во что подобное ввязываться, если бы не был абсолютно уверен. Ему надо беречь репутацию. Но и у меня тоже есть репутация, – горько подумала Трейси. – Очень плохая. Каждый раз, когда пропадает какое-нибудь украшение, винят меня, пока не выясняется, что я невиновна».
Трейси понимала, что делала. Она накручивала себя, стараясь разозлиться и привести в нужное душевное состояние, чтобы совершить преступление. И когда добралась до Си-Клифф, довела себя чуть ли не до нервного срыва. Дважды едва не съехала с дороги. И подумала: «Хорошо бы полиция задержала меня за небрежное вождение. Тогда я сказала бы Моргану, что все пошло очень неудачно».
Но полиции поблизости не оказалось. «Никогда их не бывает рядом, если они нужны», – расстроилась Трейси.
Следуя указаниям Конрада Моргана, она повернула к Лонг-Айленд-саунд.[41] Дом прямо у воды. Называется «Эмберз». Старое викторианское здание; его невозможно не заметить.
«Хоть бы я не заметила», – молилась Трейси.
Но дом предстал перед ней, замаячил в темноте, словно замок людоеда из кошмара. На первый взгляд в нем никого не было. «Как это слуги решаются оставлять его на выходные? – возмутилась Трейси. – Их надо всех рассчитать».
Она остановила машину за стволом огромной ивы, где ее не было видно, выключила зажигание и прислушалась к ночному стрекоту насекомых. Никакие иные звуки не нарушали тишину. Дом стоял в стороне от дороги, и по вечерам здесь не было движения.
«Его загораживают деревья, моя дорогая, а соседний – в нескольких акрах. Так что не следует тревожиться, что вас заметят. Патруль совершает объезд в десять, а затем в два. К тому времени вы будете уже далеко».
Трейси посмотрела на часы. Было ровно одиннадцать. Первый патруль проехал. У нее оставалось три часа до следующей проверки. Или три секунды, чтобы развернуться, уехать в Нью-Йорк и позабыть об этом безумии. Но к чему она вернется? В голову полезли непрошеные воспоминания. Вот помощник менеджера в «Саксе» говорит ей: «Чрезвычайно сожалею, мисс Уитни, но клиентам приходится потакать». Или мисс Мерфи в бюро по найму: «О работе с компьютерами можете забыть».
И тут же завораживающий голос Моргана: «Двадцать пять тысяч долларов. Разумеется, никаких налогов. И не стоит мучиться угрызениями совести. Она – поистине ужасная женщина».
«Что я творю? – испугалась Трейси. – Я же не воровка! Не настоящая. Дилетант-простофиля на грани умопомешательства. Были бы у меня мозги, бежала бы подальше отсюда, пока еще есть время. Пока не появилась команда СУОТ,[42] не застрелила меня и не отвезла мое изрешеченное пулями тело в морг».
Перед глазами замелькали заголовки: «Опасная преступница убита во время попытки ограбления».
Кто оплачет ее на похоронах? Эрнестина и Эми? Трейси снова посмотрела на часы. Господи! Она бредит уже двадцать минут! Если делать, так надо начинать.
Но она не могла двинуться – застыла от страха. Однако убеждала себя: «Нельзя же вечно здесь торчать. Пойду пройдусь, просто взгляну на дом. По-быстрому».
Трейси глубоко вздохнула и вышла из машины. Колени у нее дрожали. Она медленно приблизилась к дому и заметила, что свет в нем не горел.
Не забыть бы надеть перчатки.
Она полезла в карман, вытащила пару перчаток и натянула на руки. «Боже мой, я решилась!» Сердце стучало так громко, что Трейси не слышала никаких других звуков.
«Сигнализация слева от двери. Там пять кнопок. Красный свет означает, что она включена. Код отключения: три-два-четыре-один-один. Когда красный свет потухнет, вы поймете, что сигнализация не работает. Вот ключ от входной двери. Войдете, не забудьте закрыть ее за собой. Пользуйтесь фонариком. На случай, если кто-нибудь будет проезжать мимо, свет в доме не включайте. Спальня хозяйки наверху слева, выходит окнами на бухту. Сейф за портретом Лоис Беллами. Он очень простой. Вам всего-то понадобится набрать вот эту комбинацию».
Трейси дрожала, готовая бежать при малейшей опасности. Нигде ни звука. Молясь о том, чтобы ничего не получилось, она последовательно нажала на кнопки. Красный сигнал потух. Следующий шаг повяжет ее по рукам и ногам. Трейси вспомнила, что у летчиков есть выражение: «точка принятия решения».
Она вставила ключ в замок, и дверь отворилась. Но прошла еще целая минута, пока она решилась переступить порог. Каждый ее нерв бешено вибрировал. Трейси стояла в коридоре, не в силах двинуться дальше. Дом заполняло одинокое молчание. Она достала фонарь, щелкнула выключателем и увидела лестницу. Сделала несколько шагов вперед и начала подниматься. Больше всего ей хотелось поскорее со всем покончить и бежать отсюда как можно дальше.
В свете фонарика коридор второго этажа показался Трейси жутковатым: луч метался по стенам и от этого создавалось впечатление, что они колебались. Трейси вглядывалась в каждую комнату, мимо которой проходила. Все они были пусты.
Как и предупреждал Морган, хозяйская спальня располагалась в конце коридора и выходила окнами на бухту. Это была красивая, отделанная в темно-красных тонах комната, с кроватью под балдахином и комодом, украшенным красными розами. Перед камином стояли два изящных кресла и закусочный столик. «Я чуть было не поселилась в таком же доме с Чарлзом», – подумала Трейси.
Она подошла к окну, из которого открывался прекрасный вид, и взглянула на суда, стоявшие на якоре далеко в бухте. «Господи, почему ты так судил, чтобы эта Лоис Беллами жила в таком великолепном доме, а я забралась в него воровать? Ну, будет, – одернула себя Трейси. – Довольно философствовать. Это всего один раз. И все кончится через несколько минут, если ты и дальше не собираешься стоять и прохлаждаться».
Трейси отвернулась от окна и пошла к портрету, описанному ей Морганом. Лоис Беллами смотрела твердо и надменно. «Да, – подумала Трейси, – на вид она и впрямь женщина не из приятных». Рама отошла на петлях вперед и обнажила небольшой стенной сейф. Трейси запомнила комбинацию: три поворота направо с остановкой на сорока двух, два поворота налево с остановкой на десяти и один поворот направо с остановкой на тридцати. Ее руки так сильно дрожали, что операцию пришлось начать сначала. Раздался щелчок, и дверца открылась.
Сейф был набит толстыми конвертами и документами, но Трейси не обратила на них внимания. У задней стенки на маленькой полочке покоилась замшевая сумочка для драгоценностей. Трейси протянула руку и схватила ее. И в тот же миг сработала сигнализация. Такого громкого звука Трейси никогда не слышала. Казалось, он отражался от каждого угла и с неистовой силой взывал о помощи.
Потрясенная Трейси замерла. Что-то получилось не так. Наверное, Морган не знал об отдельной сигнализации внутри сейфа, которая включилась, едва она дотронулась до драгоценностей.
Надо как можно быстрее выбираться. Сунув замшевую сумочку в карман, Трейси бросилась к лестнице. Но тут сквозь рев сигнализации различила другой звук – вой приближающейся полицейской сирены. Во рту у Трейси пересохло, и она в страхе замерла на верхней площадке. Метнулась к окну, отодвинула штору и вгляделась в темноту. К подъезду дома подкатила черно-белая патрульная машина. Один полицейский в форме побежал к задней двери, другой – к парадной. Спасения не было. Сигнализация надрывалась, и ее звук напомнил Трейси ненавистные звонки в коридорах женской тюрьмы Южной Луизианы.
«Нет, – подумала Трейси, – я не позволю упечь себя обратно».
Дверной звонок трезвонил не прекращая.

Лейтенант Мелвин Дюркин служил в полицейском участке Си-Клиффа уже десять лет. Си-Клифф слыл тихим городком. Самыми большими неприятностями, с которыми сталкивалась полиция, были кражи машин, вандализм и иногда по вечерам в субботу пьяные дебоши. Сигнализация, сработавшая в доме Беллами, относилась к другому разряду происшествий. Ради таких преступлений лейтенант Дюркин и вступил в полицию. Он знал Лоис Беллами, и ему было известно, какая ценная коллекция картин и драгоценностей хранилась в ее доме. И поскольку этот дом был лакомой приманкой для воров, Мелвин в отсутствие хозяйки время от времени навещал его и устраивал проверку. «И вот сейчас, – думал лейтенант, – мне кто-то попался. – Он был всего в двух кварталах от дома, когда из охранной компании поступил радиосигнал. – Очень хорошо для послужного списка. Чертовски хорошо».
Лейтенант Дюркин снова нажал на кнопку дверного звонка. Он намеревался указать в рапорте, что звонил трижды, прежде чем проникнуть в дом. Напарник побежал к задней двери, чтобы у грабителя не осталось ни малейшего шанса бежать. Вор скорее всего захочет спрятаться внутри, а он тут как тут. Никому не удастся скрыться от лейтенанта Дюркина.
Когда лейтенант в третий раз прикоснулся к кнопке, дверь внезапно открылась. Полицейский оторопел. На пороге стояла женщина в таком откровенном пеньюаре, что не приходилось ничего домысливать. На лице маска из грязи, на голове под колпаком бигуди.
– Что, черт возьми, происходит? – спросила она.
– Я… – Лейтенант с трудом сглотнул. – Я… а вы-то кто такая?
– Я – Эллен Бранч. Гощу у Лоис Беллами. А сама она уехала в Европу.
– Я знаю, – смутился лейтенант. – Но она не проинформировала нас, что у нее гости.
– Очень похоже на Лоис, – мотнула головой женщина. – Извините, не выношу этот звук. – Под взглядом лейтенанта Дюркина гостья нажала на кнопки отключения сигнализации, и все стихло. – Вот так-то лучше. Не представляете, как я обрадовалась, увидев вас. – Она нервно хихикнула. – Я уже собиралась в постель, когда загремела сигнализация. Я здесь одна – слуги ушли в полдень, – и я не сомневалась, что в дом проникли грабители.
– Не возражаете, если мы осмотрим дом?
– Напротив, настаиваю!
Лейтенанту Дюркину и его напарнику понадобилось лишь несколько минут, чтобы убедиться: в доме никто не прячется.
– Все чисто, – заключил он. – Ложная тревога. Сигнал по какой-то причине самопроизвольно включился. Вечно нам приходится полагаться на эти электронные штучки. Я бы на вашем месте вызвал представителя охранной компании – пусть проверят, что там к чему.
– Я так и поступлю.
– В таком случае разрешите откланяться.
– Спасибо, что приехали. Теперь я чувствую себя в безопасности.
«Потрясающая фигура», – подумал полицейский. Он пытался представить себе, как эта женщина выглядит без грязевой маски и бигуди.
– Вы еще долго пробудете здесь, мисс Бранч?
– Неделю или две, пока не вернется Лоис.
– Если я могу вам чем-нибудь помочь, дайте мне знать.
– Спасибо. Непременно.
Трейси проводила взглядом отъезжающую в ночь патрульную машину. От чувства облегчения ее охватила слабость. Едва автомобиль скрылся из глаз, Трейси бросилась наверх, смыла с лица грязевую маску и содрала с головы колпак Лоис Беллами для бигуди. Сняла ее пеньюар, переоделась в свой черный комбинезон и, не забыв включить сигнализацию, покинула дом.

Только на полдороге в Нью-Йорк, заново переживая приключение, Трейси изумилась собственной дерзости. Она хихикнула – раз, другой – и разразилась неудержимым хохотом – так, что пришлось свернуть на обочину. Трейси смеялась до слез – впервые в этом году. И чувствовала себя преотлично.
17
Но только после того, как поезд «Амтрак» отошел от платформы Пенсильванского вокзала, Трейси начало отпускать напряжение. Каждую секунду она ожидала окрика: «Вы арестованы!»
Трейси внимательно наблюдала за другими пассажирами, садящимися в поезд, но ничего подозрительного не заметила. Тем не менее мучительное напряжение не покидало ее. Она убеждала себя, что вряд ли исчезновение драгоценностей обнаружится так скоро. А если даже обнаружится, уж ее-то ничего не связывает с кражей. На вокзале Сент-Луиса Трейси будет ждать Конрад Морган с двадцатью пятью тысячами долларов. Двадцать пять тысяч в полное ее распоряжение! За такие деньги ей пришлось бы работать в банке несколько лет. «Поеду в Европу, – думала Трейси. – В Париж. Нет, не в Париж. В Париж мы собирались с Чарлзом в медовый месяц. Отправлюсь-ка лучше в Лондон. Там, в случае чего, я по крайней мере не буду считаться рецидивисткой». Пережитое приключение странным образом превратило Трейси в другого человека. Она словно заново родилась.
Посмотрев на дверь купе, Трейси достала замшевую сумочку и открыла ее. На ладонь посыпался каскад сверкающих драгоценностей. Там были три кольца с крупными бриллиантами, изумрудная заколка, браслет, три пары серег и два колье – одно с рубинами, другое с жемчугом.
Тут одних камней больше чем на миллион долларов! – восхитилась Трейси. Поезд катил по равнине, а она откинулась на спинку сиденья и снова переживала в уме случившееся накануне вечером. Как брала напрокат машину… ехала в Си-Клифф… прислушивалась к вечерней тишине… отключала сигнализацию и входила в дом… открывала сейф… испугалась неожиданного звона сигнализации и встретила полицейских. Им никогда бы не пришло в голову, что женщина в ночной рубашке с грязевой маской на лице и бигуди на голове и есть та самая воровка, за которой они приехали.
Здесь, в мчащемся в Сент-Луис поезде, Трейси не удержалась и удовлетворенно улыбнулась. Она все-таки перехитрила полицию! В том мгновении, когда она оказалась на краю пропасти, было нечто пьянящее. И теперь Трейси ощущала себя умной, отважной и непобедимой. В общем, вполне выдающейся личностью.
В дверь купе постучали. Трейси поспешно спрятала украшения в замшевую сумочку и положила ее в чемодан. Достала билет и открыла замок, ожидая увидеть кондуктора.
Но в коридоре стояли двое мужчин. Один из них лет тридцати с небольшим, другой – лет на десять старше. У молодого было привлекательное лицо, атлетическое сложение, волевой подбородок и маленькие аккуратные усики. Из-за очков в роговой оправе смотрели умные голубые глаза. Его спутник был плотнее, с копной черных волос. Карие глаза обдавали холодом.
– Чем обязана? – спросила Трейси.
Тот, что постарше, достал бумажник и показал значок:
«Федеральное бюро расследований.
Министерство юстиции США».
– Я специальный агент Дэнис Трэвор. А это специальный агент Томас Боуэрс.
Во рту у Трейси пересохло, но она через силу улыбнулась:
– Я… я не понимаю… Что-то не так?
– Именно, мэм, – сказал молодой с мягким южным акцентом. – Несколько минут назад поезд пересек границу Нью-Джерси. Перевозка из штата в штат краденых ценностей является федеральным преступлением.
Трейси разом покинули силы; перед глазами, заволакивая все вокруг, поплыла красная пелена.
– Будьте любезны, откройте чемодан, – попросил его напарник. Но это была не просьба, а приказание.
Оставалась единственная надежда – блефовать.
– С какой стати? Как вы смеете врываться в мое купе? – В голосе Трейси звучало неподдельное возмущение. – Разве вы вправе беспокоить невинных граждан? Я сейчас позову кондуктора!
– С кондуктором мы уже говорили, – сообщил ей Трэвор.
Блеф не прошел.
– У вас есть ордер на обыск?
– Нам не нужно никакого ордера, мисс Уитни, – мягко объяснил молодой. – Мы задержали вас на месте преступления. – Выходит, они даже знали ее фамилию. Значит, она в ловушке. Спасения не было. Ниоткуда.
Трэвор уже открывал ее чемодан. Пытаться остановить его бесполезно. Трейси смотрела, как он залез внутрь и достал замшевую сумочку. Заглянул в нее и кивнул напарнику. Трейси внезапно ослабела и, почувствовав, что не в силах стоять, села.
Трэвор извлек из кармана список, сверился с содержимым сумочки и положил все в карман.
– Здесь все, Том.
– Как… как вы узнали? – жалобно спросила Трейси.
– Мы не имеем права давать информацию, – отозвался Трэвор. – Вы арестованы. Вы можете хранить молчание, говорить только в присутствии своего адвоката. Все, что вы сейчас скажете, может быть использовано против вас. Вы поняли меня?
– Да, – прошептала Трейси.
– Мне очень жаль, – проговорил Том Боуэрс. – Я знаком с вашей историей и в самом деле расстроен.
– Ради Бога, – оборвал его напарник, – мы не на светском рауте.
Он вынул наручники и повернулся к Трейси.
– Позвольте ваши запястья, мэм.
Сердце Трейси болезненно сжалось. Она вспомнила, как глазели на нее зеваки в аэропорту Нового Орлеана, когда ее вели в наручниках.
– Пожалуйста… скажите… это обязательно?
– Да, мэм.
– Можно тебя на минутку, Дэнис? – обратился к нему Том Боуэрс.
Трэвор пожал плечами:
– Пошли.
Агенты вышли в коридор. До ошеломленной, охваченной отчаянием Трейси долетали обрывки их разговора:
– Господи, Трэвор, нет никакой необходимости надевать на нее наручники. Она никуда не денется.
– Когда ты только повзрослеешь и перестанешь мальчишничать? Вот поработаешь в Бюро с мое…
– Пойми, она и так раздавлена. Можно дать ей послабление…
– А какой смысл? Ты представляешь, что ее ждет?..
Остальное Трейси не слышала, да и не хотела слышать. Через секунду детективы вернулись в купе.
– Ладно, – буркнул старший. – Мы не станем надевать на вас браслеты. Сходим на следующей станции. Сейчас дадим радиограмму, чтобы нам прислали машину Бюро. А вы не покидайте купе. Понятно?
От унижения Трейси не могла произнести ни слова, поэтому только кивнула.
– Сожалею, что больше ничего не могу для вас сделать. – Том Боуэрс сочувственно похлопал ее по плечу.
Теперь никто ничего не мог сделать для Трейси. Слишком поздно. Ее поймали с поличным. Каким-то образом полиция вычислила ее и сообщила в ФБР.
Агенты о чем-то говорили в коридоре с кондуктором. Боуэрс показывал на нее пальцем, но Трейси не слышала слов. Кондуктор в ответ кивал. Затем Боуэрс закрыл дверь, и она захлопнулась с таким же грохотом, как решетка в камере.
Мимо летели загородные просторы, обрамленные окном живописные виньетки меняли одна другую, но Трейси не воспринимала красот пейзажа. Она сидела, парализованная страхом. В ушах грохотало, но это был не перестук вагонных колес. Шансов не оставалось. Она уже имела судимость и теперь получит максимальный срок. И рядом не будет дочери начальника тюрьмы, которую можно спасти, – только бесконечные годы заключения. И Большая Берта. Как им удалось поймать ее? Единственный, кто знал о краже, был Конрад Морган. Но зачем ему сдавать ее вместе с драгоценностями агентам ФБР? Скорее всего какой-нибудь клерк в его магазине подслушал их разговор и настучал полиции. Но в конце концов, совершенно не важно, как это случилось. Ее поймали. На следующей станции ссадят с поезда, и с этой точки снова начнется ее путь в тюрьму. Предварительные слушания, судебный процесс, а затем…
Трейси крепко зажмурилась, не желая домысливать остальное. По щекам ее побежали горячие слезы.

Поезд начал снижать скорость. Трейси пыталась поглубже вдохнуть, но это у нее не получалось – ей не хватало воздуха. В любой момент могли появиться агенты ФБР. За окном показалась станция, через несколько секунд вагон замрет у платформы. Пора собираться. Трейси закрыла чемодан, надела пальто и села. Смотрела на дверь купе и ждала, когда она отворится. Минуты бежали одна за другой. Фэбээровцы не появлялись. Ведь это же их слова: «Сходим на следующей станции. Сейчас дадим радиограмму, чтобы нам прислали машину Бюро. А вы не покидайте купе».
Трейси услышала голос кондуктора:
– Прошу на посадку! Сейчас отправляемся!
Трейси запаниковала. Не ослышалась ли она – может быть, агенты ФБР сказали, что будут ждать ее на платформе? Скорее всего так оно и было. Теперь, если она останется в поезде, ее обвинят в попытке бежать и приговор будет еще суровее. Трейси схватила чемодан, распахнула дверь купе и бросилась в коридор.
Навстречу ей шел кондуктор.
– Вы тоже сходите здесь, мисс? Тогда вам лучше поспешить. Позвольте помочь вам. Женщине в вашем положении не стоит поднимать тяжелое.
– В моем положении? – вытаращила глаза Трейси.
– Не смущайтесь. Ваши братья рассказали мне, что вы беременны, и просили присмотреть за вами.
– Мои братья?..
– Славные ребята. Искренне беспокоятся о вас.
Мир перевернулся. Все встало с ног на голову. Кондуктор помог донести чемодан до выхода из вагона. Трейси спустилась по ступенькам. Поезд тронулся.
– Вы не знаете, куда отправились мои братья? – крикнула она кондуктору.
– Нет, мэм. Взяли такси, как только поезд остановился.
С крадеными драгоценностями на миллион долларов.

Трейси поехала в аэропорт. Ничего лучшего она придумать не сумела. Если эти люди взяли такси, значит, у них не было своего транспорта, но они наверняка хотели как можно скорее смотаться из города. Трейси откинулась на спинку сиденья. Она была вне себя от того, как с ней обошлись, и в то же время стыдилась, что так легко попалась на удочку. А ведь они вели себя недурно. Оба. Совсем недурно. Выглядели очень убедительно. Трейси покраснела: надо же так легко клюнуть на старый трюк – перед ней разыграли доброго и злого копов, а она поверила!
«Господи, Трэвор, нет никакой необходимости надевать на нее наручники. Она никуда не денется».
«Когда ты только повзрослеешь и перестанешь мальчишничать? Вот поработаешь в Бюро с мое…»
Какое там Бюро? Они мошенники, скрывающиеся от закона. Нет, надо вернуть драгоценности. Слишком уж много она испытала, чтобы ее надули два фигляра. Только бы вовремя успеть в аэропорт. Трейси подалась на сиденье вперед и попросила водителя:
– Не могли бы вы ехать побыстрее?

Они стояли в очереди у выхода на посадку, но Трейси узнала их не сразу. Молодой, назвавшийся Томасом Боуэрсом, был без очков, цвет его глаз изменился и стал вместо голубого серым, исчезли и усы. А у Дэниса Трэвора вместо густых черных волос появилась лысина. Но это были определенно они. У них не хватило времени сменить одежду. Они уже были у самого выхода, когда их догнала Трейси.
– Вы кое-что забыли.
Мужчины оторопело обернулись. Молодой нахмурился:
– Что ты здесь делаешь? Машина Бюро ждет тебя на станции. – Его южный акцент пропал.
– Тогда давайте вернемся и поищем ее, – предложила Трейси.
– Не можем. У нас другое задание, – огрызнулся Трэвор. – Нам надо успеть на самолет.
– Только сначала отдайте драгоценности!
– Невозможно, – возразил Том Боуэрс. – Это вещественная улика. Мы вышлем вам расписку.
– Мне не нужна расписка. Я хочу драгоценности.
– Мы не имеем права выпускать их из рук, – буркнул Трэвор. Оба подошли к выходу, и он подал служителю аэропорта посадочный талон. Трейси в отчаянии оглянулась и увидела неподалеку полицейского.
– Офицер! Офицер! – окликнула она.
Мошенники растерянно переглянулись.
– Что, черт возьми, вы творите? – прошипел Трэвор. – Хотите, чтобы нас арестовали?
Полицейский приблизился к ним:
– Слушаю вас, мэм. Какие-нибудь проблемы?
– Уже нет, – весело объявила Трейси. – Эти два симпатичных джентльмена нашли принадлежащие мне дорогие украшения. И вот сейчас собираются отдать их мне. А то я боялась, что придется обращаться в ФБР.
Жулики затравленно посмотрели друг на друга.
– Они спрашивают, не могли бы вы проводить меня до такси?
– Разумеется. С удовольствием.
Трейси повернулась к лжефэбээровцам.
– Самое время вернуть мне украшения. Этот любезный офицер позаботится обо мне.
– Будет разумнее, если… – начал Томас Боуэрс.
– Я настаиваю! – повысила голос Трейси. – Я же понимаю, как важно для вас не опоздать на самолет.
Мошенники посмотрели на полицейского, а затем беспомощно друг на друга. Но им ничего не оставалось. Том Боуэрс нехотя достал из кармана замшевую сумочку.
– Она! – воскликнула Трейси, взяв сумочку из его руки, и, заглянув внутрь, добавила: – Слава Богу, все на месте.
Том Боуэрс сделал последнюю отчаянную попытку:
– Может быть, все-таки сохранить ее для вас, пока вы…
– Это совершенно ни к чему, – весело ответила Трейси и положила драгоценности в свою сумку. Затем достала два банкнота по пять долларов и подала каждому из мошенников. – Вот небольшое вознаграждение за то, что вы для меня сделали.
Другие пассажиры уже успели пройти на посадку.
– Последний звонок, – поторопил мужчин контролер. – Вам пора, джентльмены.
– Еще раз спасибо, – расплылась в улыбке Трейси и удалилась в сопровождении полицейского. – В наши дни так редко встречаешь честных людей.
18
Том Боуэрс – урожденный Джеф Стивенс – сидел у иллюминатора и смотрел, как самолет идет на взлет. Он поднес к глазам платок, а его плечи то вздымались, то опускались.
Рядом сидел Дэнис Трэвор, известный под именем Брэндон Хиггинс, и с удивлением взирал на него.
– Эй, это всего лишь деньги. Тут совершенно не о чем плакать.
Джеф Стивенс повернулся к нему, и Хиггинс с изумлением увидел, что, хотя лицо его товарища было залито слезами, он содрогался от хохота.
– Что, черт возьми, с тобой такое? – прикрикнул на него Хиггинс. – И смеяться тут тоже не над чем!
Но Джеф считал по-другому. То, как эта Трейси Уитни наколола их в аэропорту, было лучшей аферой, какую он когда-либо видел. Вор у вора дубинку украл. Конрад Морган сообщил им, что эта женщина – полная дилетантка. Господи, а каких высот она достигла бы, если бы стала профессионалкой? К тому же она очень красива. И умна. Джеф гордился, что с ним не мог тягаться ни один мошенник. Да, эта Уитни понравилась бы дяде Уилли.

Джефа воспитал дядя Уилли. Его мать унаследовала мастерскую сельхозтехники, но вышла замуж за мота и прожектера, в голове которого рождалась масса проектов, так никогда и не осуществленных. Отец умел произвести впечатление своей загадочной красотой и хорошо подвешенным языком и за пять лет умудрился промотать состояние матери. Джеф с раннего детства запомнил, как мать постоянно ругалась с отцом – из-за денег и его похождений на стороне. Брак оказался явно неудачным, и мальчик дал себе слово: «Я не женюсь. Никогда!»
Брат отца, дядя Уилли, владел небольшим передвижным луна-парком и всякий раз, когда оказывался неподалеку от Мариона в штате Огайо, где жили Стивенсы, заглядывал к родне. Такого жизнерадостного человека Джеф больше не видел. Дядя Уилли, преисполненный оптимизма, верил в счастливое будущее. Он всегда привозил отменные подарки и научил племянника волшебным фокусам. Сам он начинал фокусником в луна-парке, а когда дело захирело, приобрел его, и оно стало собственностью Уилли.
Когда Джефу было четырнадцать, мать погибла в автомобильной катастрофе. А через два месяца отец женился на девятнадцатилетней официантке из коктейль-бара. «Неестественно, когда мужчина живет один», – объяснил он, но Джеф, глубоко задетый его бессердечием, чувствовал себя преданным.
Отец получил работу коммивояжера и три дня в неделю отсутствовал. В один из таких отъездов, когда мальчик остался наедине с мачехой, его разбудил скрип двери в спальне. А через секунду он почувствовал рядом горячее обнаженное тело. Джеф в испуге вскочил.
– Обними меня, Джефри, – прошептала мачеха. – Я боюсь грозы.
– Но никакой грозы нет, – пробормотал Джеф.
– Нет, так будет. В газетах пишут, что возможен дождь. – Она крепче прижалась к нему. – Полюби меня, маленький.
Мальчик был в панике.
– Конечно. Только давай в кровати отца.
– А ты извращенец. Ну хорошо, жду.
– Сейчас приду.
Мачеха выскользнула из постели и скрылась в соседней комнате. Никогда в жизни Джеф не одевался так быстро, как в тот раз. Выскочил в окно и бросился в Симмаррон в Канзасе, где выступал луна-парк дяди Уилли. И ни разу не оглянулся.
Когда дядя спросил его, почему он сбежал из дома, Джеф ответил:
– Не ужился с мачехой.
Дядя Уилли позвонил его отцу, и после продолжительного разговора было решено, что мальчик останется при луна-парке.
– Здесь он получит гораздо лучшее образование, чем в любой школе, – пообещал дядя Уилли.

Луна-парк был миром в себе. «Это тебе не утренник в воскресной школе, – объяснил дядя Уилли. – Мы – мошенники, умеем понт крутить. Только запомни, сынок, нельзя надуть человека, если он хотя бы не алчен. Так учил У.К. Филдс:[43] честного человека не облапошишь».
Артисты стали друзьями Джефа. Среди них были «продвинутые», имевшие собственный интерес, «задвинутые» – те, кто просто представлял номера, вроде толстухи, какой не видывал свет, и татуированной дамы, и заправлявшие играми «махинаторы». Были и свои цветущие красотки, и всех их привлекал юный мальчик. Он унаследовал чувственность матери и привлекательность смуглого отца, и дамы дрались за право лишить его невинности. Первый сексуальный опыт Джеф приобрел с симпатичной акробаткой, и она на долгие годы осталась для него высшей планкой; с ней он сравнивал всех остальных женщин.
Дядя Уилли заставлял Джефа работать и там, и тут.
– Когда-нибудь все это перейдет к тебе, – говорил он. – И единственный способ удержать дело в руках – знать больше, чем любой из твоих подчиненных.
Сначала Джеф встал у аттракциона «вышиби шесть кисок», где людям дурили голову, предлагая заплатить за попытку свалить в сетку полотняные силуэты животных на деревянной подставке. Заправила игры демонстрировал, насколько это просто. Но когда то же самое пытался сделать зритель, в игру вступал прятавшийся за задником сообщник и подставлял под основу кисок подпорку. Теперь их не повалил бы даже Сэнди Куфакс.[44]
– Бьете слишком низко, – подзадоривал игрока махинатор. – Надо бросать легко и в цель.
«Легко и в цель» служило паролем. Как только сообщник слышал эти слова, он убирал подпорку, и махинатор легко сбивал кошек с доски.
– Видите? Вот так! – это было вторым сигналом, и сообщник снова ставил подпорку. Всегда находился растяпа, горевший желанием продемонстрировать хихикающей подружке меткость своей руки.
Еще Джеф работал в «счетном закутке», где посетитель платил за то, чтобы набрасывать резиновые колечки на пронумерованные и развешенные в ряд прищепки для белья. Если сумма составляла двадцать девять, игрок получал шанс заработать дорогую игрушку. Только простофиля не подозревал, что на прищепках с разных сторон были написаны разные цифры, и хозяин мог спрятать нежелательное для себя число и вел счет так, что у игрока не оставалось ни малейшего шанса получить приз.
Настал день, когда дядя Уилли признал:
– Ты молодец, парень. Я горжусь тобой. Пора тебе заняться вертушкой.
Те, кто занимался вертушкой, были crиme de la crиme,[45] и все остальные смотрели на них снизу вверх. Они больше других в луна-парке заколачивали денег, останавливались в дорогих отелях и ездили на шикарных машинах. Игра состояла из плоского колеса со стрелой, тщательно уравновешенной на стекле кусочком тонкой бумаги. Каждый сектор был пронумерован, и когда игрок вращал колесо, оно останавливалось на определенном числе, после чего эта цифра переворачивалась. Игрок платил, чтобы повернуть колесо еще раз. Ведущий объяснял, что когда будут перевернуты все сектора, человек получит значительную сумму. По мере того как вылетало все больше цифр, игрока подзуживали повышать ставки. Ведущий нервно оглядывался и шептал: «Не я хозяин этой игры, но хочу, чтобы вы выиграли. Может быть, вы тогда чуть-чуть поделитесь со мной».
Он совал игроку пять или десять долларов и просил: «Поставьте это за меня. Теперь вы ни за что не проиграете». И у растяпы появлялось ощущение, что он его союзник. Джеф мастерски пудрил игрокам мозги. Открытых пространств на поле оставалось все меньше, шансы на победу увеличивались, и возбуждение нарастало.
– Теперь уж вы точно выиграете, – подзуживал Джеф, и игрок с готовностью выкидывал все больше денег. Когда незаполненным оставался один крохотный участок, напряжение достигало пика. Незадачливый любитель острых ощущений ставил последние доллары, а случалось, бежал домой взять еще. Но никогда не выигрывал. Потому что ведущий или его сообщник незаметно толкали стол и стрела неизменно пролетала мимо выигрышного сектора.
Джеф быстро усвоил местные термины. «Лохотроном» называлась игра, устроенная таким образом, чтобы никогда не выпадали выигрышные числа. Тех, кто выступал поблизости и своей трепотней привлекал внимание к аттракциону, все называли «зазывалами», а свои – «говорунами». Говорун получал десять процентов за то, что сгонял «стадо», то есть толпу. «Отмазкой» называли приз, который в итоге приходилось отдать. «Почтальоном» – полицейского на содержании.
Скоро Джеф стал знатоком в надувательстве. Когда зеваки расплачивались за устраиваемое поблизости зрелище, в игру вступал он.
– Леди и джентльмены! Все, что вам обещали, рекламировали и рисовали снаружи, вы найдете в этом павильоне. И только за обычную входную плату! Но сразу после того, как юную даму перестанут мучить на электрическом стуле и ее тело подвергнут напряжению в пятьдесят тысяч вольт, у нас начнется другой аттракцион, который не имеет ничего общего с представлением и не рекламировался снаружи! Перед закрытием вы увидите нечто столь захватывающее, леденящее кровь и вызывающее мурашки, что мы не решаемся упоминать об этом здесь, поскольку нас могут услышать невинные дети и впечатлительные женщины!
После того как недоумки платили еще по доллару, Джеф вел их посмотреть на девушку без средней части туловища или на двуглавого ребенка, что, разумеется, было сделано при помощи зеркал.
Одной из самых прибыльных игр были «мышиные бега». В середине стола под банкой сидела живая мышь. А в бортике стола по всему периметру были проделаны десять отверстий. Как только мышь выпускали на волю, она бежала по столу и скрывалась в одном из отверстий. Ставки делались на номер норки. Но никто не угадывал ту, в которую убегала мышь.
– Как вы это делаете? – спросил Джеф дядю Уилли. – Дрессируете мышь?
Дядя разразился хохотом.
– Откуда у нас время дрессировать мышь? Все намного проще. Ведущий замечает норку, на которую никто не поставил, опускает палец в уксус и касается края отверстия. Мышь обязательно побежит в ту сторону.
Карен, красивая молодая исполнительница танца живота, предложила ему еще одну игру – «в ключик». Зазывая вечером в субботу народ, Джеф должен был отводить поодиночке мужчин и предлагать купить ключ от ее трейлера.
Ключ стоил пять долларов. В полночь у двери ее трейлера кружили больше дюжины обманутых, а сама Карен в это время проводила ночь в городе с Джефом. Когда на следующее утро простофили являлись, чтобы поквитаться, они обнаруживали, что аттракционы уехали.

За следующие четыре года Джеф узнал очень многое о человеческой природе. Как просто пробудить в людях алчность и как легко их обмануть. Люди верили немыслимым сказкам, поскольку алчность заставляла их верить в то, во что они хотели поверить. В восемнадцать лет Джеф стал на редкость привлекательным юношей. Женщины замечали Джефа и заглядывались на его серые красивые глаза, высокую стройную фигуру и темные курчавые волосы. Мужчинам нравились сообразительность Джефа и хорошее чувство юмора. И даже дети, словно чувствуя в нем ребенка, сразу проникались к нему доверием. Посетительницы аттракционов отчаянно флиртовали с Джефом. И дядя Уилли предупреждал: «Держись от горожанок подальше, сынок. Их отцы, как ни крути, на поверку – всегда шерифы».
Уйти из луна-парка Джефу пришлось из-за жены метателя ножей. Аттракционы только что приехали в Милледжвилль в штате Джорджия. Люди начали натягивать палатки. В этом сезоне луна-парк приобрел новый номер: метателя ножей, сицилийца по прозвищу Великий Зорбини, он появился вместе с привлекательной блондинкой-женой. Пока Великий Зорбини занимался оборудованием, его жена пригласила Джефа в их номер в гостинице.
– Зорбини будет занят весь день, – сказала она. – Давай пока развлечемся.
Перспектива соблазнила Джефа.
– Подожди час, а потом приходи в комнату.
– А зачем ждать час? – удивился Джеф.
– Чтобы я успела подготовиться.
Джеф ждал с возрастающим любопытством, а когда наконец переступил порог номера, женщина встретила его совершенно голая. Джеф потянулся к ней, но она взяла его за руку:
– Идем сюда.
Они оказались в ванной, и он изумленно застыл: в ванне плавали шесть сортов «Джело»,[46] размешанные в теплой воде.
– Это что? – спросил Джеф.
– Десерт. Раздевайся, малыш. – Джеф разделся. – А теперь ныряй в ванну.
Он вошел в воду и сел. Никогда в жизни Джеф не испытывал подобных ощущений. Мягкое, липкое «Джело» словно заполняло все поры его тела, массировало кожу. Блондинка присоединилась к нему.
– А теперь обед.
Она начала с груди, лизала все ниже, устремляясь к чреслам.
– М-м-м… какой ты вкусный… Больше всего мне нравится клубничное.
Джеф испытал непередаваемое эротическое ощущение, когда ее язык прикасался к нему сквозь липкую пленку «Джело». Но в разгар наслаждения дверь ванной открылась и появился Великий Зорбини. Сицилиец бросил взгляд на жену, на оторопевшего Джефа и завыл:
– Tu sei una puttana! Vi ammazzo tutti e due! Dove sone i miei coltelli?[47]
Джеф уловил не все слова, но тон красноречиво свидетельствовал о намерениях сицилийца. Пока Зорбини бегал за своими ножами, Джеф выскочил из ванны и, сверкая всеми красками радуги разноцветных сортов «Джело», схватил одежду, выпрыгнул из окна и голый бросился наутек. Позади послышался крик, рядом с его головой просвистел нож. Дзинь! Затем другой. Но через секунду Джеф был вне досягаемости клинков. Одевшись в дренажной трубе, натянув рубашку и брюки на липкое «Джело», он нашел автостанцию и первым автобусом уехал из города.
Через полгода Джеф оказался во Вьетнаме.

Каждый солдат воюет на своей войне. Джеф вернулся из Вьетнама с презрением к бюрократии и непреходящим возмущением властью. Он отдал два года войне, в которой нельзя победить, и его приводили в ужас разбазаривание денег, имущества и жизней. Джефа воротило от обмана и предательства поднаторевших в демагогии генералов и политиков. «Нас втянули в войну, которой никто не хотел, – думал он. – Настоящая афера – ничего не скажешь. Самое большое надувательство в мире».
За неделю до демобилизации Джеф получил известие о смерти дяди Уилли. Луна-парк закрылся. С прошлым было покончено. Пришло время радоваться будущему.

За следующие несколько лет Джеф пережил ряд приключений. Весь мир казался ему сплошным луна-парком, а люди – простофилями. Он начал сам придумывать аферы. Помещал рекламу в газетах, обещая за доллар цветные портреты президента, а потом рассылал жертвам обмана почтовые марки с его изображением.
Давал в журналах объявление, предупреждая, что осталось всего пять дней для того, чтобы успеть внести свои пять долларов. Джеф не уточнял, за что надо вносить, но они тем не менее хлынули настоящим потоком.
Три месяца он работал в бойлерной и продавал по телефону акции несуществующей нефтяной компании.
Джеф любил корабли и, когда товарищ предложил ему поработать на шхуне, отплывающей на Таити, записался матросом.
Судно было красивым: сверкающая на солнце 25-футовая шхуна с прекрасной оснасткой. Сияющая длинная палуба из тика, обшивка корпуса – из орегонской пихты. Главный салон вмещал двенадцать человек; в камбузе на носу стояла электропечь. Каюта команды располагалась у самого форпика. Кроме капитана, команда включала стюарда, повара и пятерых палубных. Джеф помогал поднимать паруса, драил медные иллюминаторы и забирался по выбленкам на нижнюю перекладину, когда приходилось свернуть паруса. Шхуна везла компанию из восьми человек.
– Фамилия судовладельца Холландер, – сообщил Джефу его приятель.
Холландер оказался женщиной – Луизой Холландер. Отец этой двадцатипятилетней златокудрой красавицы владел половиной Центральной Америки.
А остальные пассажиры были ее друзьями, о которых приятель Джефа презрительно отозвался: «тусовка».
В первый день в море, когда Джеф полировал на палубе медь, Луиза Холландер остановилась возле него.
– Ты новенький?
Джеф поднял глаза.
– Да.
– Как тебя зовут?
– Джеф Стивенс.
– Хорошее имя. – Он промолчал. – А знаешь, кто я?
– Нет.
– Я Луиза Холландер. Эта шхуна моя.
– Понятно. А я здесь работаю.
Она одарила его томной улыбкой.
– Это хорошо.
– В таком случае, если вы не хотите бросать деньги на ветер, позвольте мне заниматься своим делом. – Джеф отвернулся и принялся за новую медяшку.
* * *
По вечерам в своей каюте команда зубоскалила и высмеивала пассажиров. А Джеф почувствовал, что завидует им – их происхождению, образованию, свободным манерам. Все они родились в богатых семьях и посещали лучшие школы. А его школой стал дядя Уилли со своим луна-парком.
Одним из махинаторов в парке был профессор археологии; в прошлом он работал в колледже, но его выгнали за то, что он стянул и продал какую-то ценную древность. Они подолгу разговаривали с Джефом, и профессор пробудил в нем любовь к археологии. «Все будущее человечества можно прочесть в его прошлом, – говаривал он. – Подумай об этом, сынок. Тысячи лет назад существовали точно такие люди, как ты и я. Мечтали, проживали жизни, складывали сказки и рожали потомков. – В глазах профессора появлялось нездешнее выражение. – Карфаген – вот где я хотел бы покопаться. Он стал великим городом задолго до рождения Христа. Париж древней Африки. Люди забавлялись играми, принимали ванны и смотрели состязания колесниц. Цирк «Максимус» был размером с пять футбольных полей. – Профессор заметил интерес на лице Джефа и продолжал: – Знаешь, как кончал свои речи в римском Сенате Марк Порций Катон Старший?[48] Он говорил: «Delenda est Cartagа – Карфаген должен быть разрушен». Его желание в конце концов сбылось. Римляне сровняли Карфаген с землей, а через двадцать пять лет вернулись, чтобы отстроить на пепелище великий город. Как бы я хотел, мой мальчик, когда-нибудь взять тебя туда на раскопки».
Через год профессор умер от алкоголизма, но Джеф пообещал себе, что в память о нем непременно поедет на раскопки Карфагена.

Накануне швартовки на Таити Джефа вызвали в каюту Луизы Холландер. На ней было платье из прозрачного шелка.
– Вы хотели видеть меня, мэм?
– Ты гомосексуалист, Джеф?
– По-моему, это не ваше дело, но отвечу – «нет». Я очень разборчив.
Луиза Холандер поджала губы.
– И какой тип женщин ты предпочитаешь? Шлюх?
– Иногда, – согласился Джеф. – У вас ко мне что-нибудь еще, мисс Холландер?
– Да. Завтра я организую вечеринку. Хочешь прийти?
Джеф долго не спускал с женщины глаз.
– А почему бы и нет?
Вот так все и началось.

К двадцати одному году Луиза Холландер уже дважды побывала замужем. А когда она познакомилась с Джефом, ее адвокат улаживал дела с третьим мужем. На второй день их стоянки в бухте Папеэте на Таити, когда все остальные пассажиры и команда сошли на берег, Джеф получил еще одно приглашение в каюту судовладелицы. На ней был цветной шелковый балахон с разрезом до самых ягодиц.
– Пытаюсь снять его, – сказала она. – Но у меня проблемы с молнией.
Джеф подошел и окинул взглядом платье. В нем не было никакой молнии.
Луиза повернулась и улыбнулась ему.
– Знаю, это моя проблема.
Они занимались любовью на палубе, и мягкий тропический воздух, словно благословение, ласкал их тела. Потом они лежали и смотрели друг на друга. Джеф приподнялся на локте и взглянул на Луизу сверху вниз.
– Надеюсь, твой отец не шериф?
Удивленная Луиза села.
– Что?
– Я впервые занимаюсь любовью с горожанкой. Дядя Уилли предупреждал меня: что ни горожанка – у нее обязательно отец шериф.
Они проводили вместе каждую ночь. Сначала это забавляло друзей Луизы. У нее новая игрушка, решили они. Но когда Луиза объявила, что собирается за Джефа замуж, все разинули рты.
– Господи, Луиза, он же никто! Работал в луна-парке. Можешь с тем же успехом выйти замуж за конюха. Слов нет, он смазлив, клевое тело. Но секс, дорогая, – это все, что объединяет вас!
– Луиза, Джеф годится на завтрак, но ни в коем случае не на обед.
– Не забывай о своем социальном положении.
– Честно говоря, мой ангел, он совершенно не вписывается.
Но что бы ни говорили друзья, им не удалось разубедить Луизу. Джеф был самым потрясающим мужчиной, какого она встречала. Ей попадались красавчики, но они были либо непроходимо глупы, либо невыносимо скучны. Джеф был умен и забавен – против такого сочетания она не могла устоять.
Когда Луиза подняла вопрос о браке, Джеф был удивлен не меньше ее друзей.
– Какой брак? У тебя есть мое тело. Больше я ничего не могу тебе дать.
– Все гораздо проще, Джеф. Я люблю тебя. И хочу провести с тобой остаток жизни.
Мысль о браке, всегда чуждая Джефу, обрела реальность. За внешностью Луизы Холландер, светской и образованной женщины, пряталась маленькая, потерянная девочка. «Я нужен ей», – подумал Джеф. И ему внезапно показалась привлекательной домашняя стабильная жизнь с женой и детьми. Сколько Джеф себя помнил, он все время куда-то бежал. Не пора ли остановиться?
Через три дня они вступили в брак в ратуше Таити.

Когда они вернулись в Нью-Йорк, Джефа пригласил в кабинет адвокат Луизы Холландер Скотт Фогарти, маленький, щуплый человечек с ненатурально поджатым ртом и, как решил Джеф, такой же ненатуральной задницей.
– Подпишите вот эту бумагу, – предложил он.
– Какую бумагу?
– Обычный отказ от права. Вы признаете, что в случае расторжения брака с Луизой Холландер…
– Луизой Стивенс.
– Луизой Стивенс; вы в финансовом отношении не претендуете ни на какие ее…
Джеф стиснул зубы.
– Где подписать?
– Вы не хотите, чтобы я дочитал до конца?
– Нет. Мне кажется, вы не врубились. Я женился на Луизе не из-за ее долбаных денег.
– Конечно, конечно, мистер Стивенс. Я просто хотел…
– Так мне подписывать или нет?
Адвокат положил перед ним документ. Джеф подписал и выскочил из кабинета. Внизу его ждал лимузин Луизы с шофером. Джеф забрался внутрь и рассмеялся над собой: «Что это я так психанул? Всю жизнь был аферистом. Но когда в первый раз поступил по совести, а меня заподозрили в обмане, повел себя, как ненормальный учитель воскресной школы».

Луиза повела его к лучшему портному на Манхэттене.
– В вечернем костюме ты будешь выглядеть фантастически! – ворковала она.
Так оно и получилось. Шел только первый месяц их брака, а пять лучших подружек Луизы уже попытались соблазнить новенького в их кругу парня, однако Джеф не обращал на них внимания. Он преисполнился решимости делать все, чтобы брак удался.
Бадж[49] Холландер, брат Луизы, рекомендовал Джефа в члены элитного нью-йоркского клуба «Пилигрим», и того приняли. Бадж, упитанный мужчина среднего возраста, получил свое прозвище в те времена, когда играл правым полузащитником за футбольную команду Гарварда, и о нем говорили, что противник не в силах сдвинуть его с места. Он владел пароходной линией, банановой плантацией, скотоводческим ранчо, компанией по упаковке мяса и еще столькими предприятиями, что Джеф сбивался со счета. Бадж не трудился скрывать презрение к Джефу Стивенсу.
– Ты же не станешь спорить, что не принадлежишь к нашему кругу, парень. Но до тех пор, пока ты забавляешь Луизу в постели, я не трону тебя. Я очень люблю сестру.
Джефу понадобилась вся его воля, чтобы держать себя в руках. «Я женился не на этом толстом хрене, – убеждал он себя. – Я женился на Луизе».
Другие члены клуба «Пилигрим» вели себя также несносно. Джеф очень потешал их, и, обедая ежедневно в клубе, они просили его рассказывать историйки, по их выражению, из его «балаганных деньков». А Джеф из чувства протеста рассказывал все более непристойные вещи.
Джеф и Луиза жили в двадцатикомнатном, со множеством слуг, особняке в Ист-Сайде на Манхэттене. Луиза еще владела усадьбами на Лонг-Айленде и на Багамах, виллой в Сардинии и большой квартирой на авеню Фош в Париже. Кроме яхты, ей принадлежали «мазерати», «роллс-корниш», «ламборгини» и «даймлер».
«Отлично», – думал Джеф.
«Потрясающе», – думал Джеф.
«Скучно, – думал Джеф. – И развращающе».
Как-то утром он встал с кровати восемнадцатого века с балдахином, надел халат и отправился разыскивать Луизу. Он нашел ее в комнате для завтрака.
– Хочу поискать себе работу, – сказал Джеф.
– На кой черт тебе это надо, дорогой? – удивилась жена. – Мы не нуждаемся в деньгах.
– Это не имеет никакого отношения к деньгам. Не могу же я только сидеть на заднице и ждать, чтобы меня пичкали с ложечки.
– Хорошо, мой ангел, – тут же отозвалась Луиза. – Я поговорю с Баджем. У него есть брокерская фирма. Хочешь быть брокером?
– Кем угодно, только бы не сидеть сиднем.

Он пошел работать к Баджу. Никогда раньше Джеф не трудился от и до. «Мне должно понравиться», – думал он.
Но не понравилось. Джеф не уходил, потому что хотел приносить домой жене деньги.
– Когда же мы с тобой заведем ребенка? – спросил он после неспешного воскресного завтрака или обеда.
– Я стараюсь, дорогой, – ответила жена.
– Пошли в постель, постараемся еще.

Джеф обедал в «Пилигриме» с шурином и еще дюжиной заправил промышленности.
– Послушайте, ребята, – начал Бадж. – Мы только что подготовили годовой отчет. Доходы компании по упаковке мяса увеличились на сорок процентов.
– А как же иначе? – рассмеялся какой-то человек за столом. – Ты же подкупил всех этих чертовых инспекторов. – Он повернулся к сотрапезникам. – Хитрюга Бадж приобретает второсортное мясо, штампует его первым сортом и продает за бешеные деньги.
Джеф был потрясен.
– Господи, люди едят это мясо, кормят им детей. Скажи, что он пошутил, Бадж.
Но шурин только осклабился:
– Поглядите-ка, какой честный!

За три месяца Джеф отлично узнал своих компаньонов по столу. Эд Зеллер заплатил миллионные взятки, чтобы построить фабрику в Ливии. Глава целого объединения Майк Квинси скупал компании и тайно предупреждал друзей, когда стоит покупать и продавать акции. Самый богатый человек за столом Алан Томпсон хвастался политикой своей компании: «Пока не изменен этот чертов закон, мы выставляем стариканов за год до пенсии. Экономим кучу денег».
Все эти люди мухлевали с налогами, водили за нос страховые компании, фальсифицировали платежные счета и обеспечивали любовниц зарплатами секретарш и помощниц.
«Господи! – думал Джеф. – Такие же махинаторы, только хорошо упакованные. Управляют дутыми фирмами».
Жены были не лучше: хапали все, что попадало в их загребущие руки, и наставляли рога мужьям. «Играют в ключик», – восхищался ими Джеф. Когда он рассказал Луизе о своих соображениях, она рассмеялась:
– Не будь наивным. Тебе ведь нравится твоя жизнь?
Но, откровенно говоря, такая жизнь ему не нравилась. Джеф женился на Луизе, решив, что нужен ей. И считал, что дети все изменят.
– Пора заводить ребенка, – говорил он. – Мы уже год как женаты.
– Имей терпение, ангел мой. Я была у врача, и он сказал, что у меня все в порядке. Может быть, стоит провериться тебе?
Врач заверил Джефа, что он без всяких проблем способен зачать здорового ребенка.
Однако у них ничего не получалось.

В один злосчастный день мир Джефа рухнул. Все пошло прахом утром, когда он полез в шкафчик Луизы за аспирином и там, на полке, обнаружил множество противозачаточных пилюль. Одна из коробок, почти пустая, невинно лежала рядом со склянкой с белой пудрой и золотой ложечкой. Это было только началом.
Днем Джеф сидел в глубоком кресле в «Пилигриме» и ждал Баджа, когда услышал за спиной разговор двух мужчин:
– Она утверждает, что елдак ее итальянского певца больше десяти дюймов длиной.
В ответ послышалось хихиканье.
– Луизе всегда нравились большие.
«Они говорят о другой Луизе», – убеждал себя Джеф.
– Вот поэтому-то она и вышла замуж за фигляра из балагана. Рассказывает о нем забавнейшие вещи. Ни за что не поверишь, что он выкинул третьего дня…
Джеф встал и, никого не замечая, вышел из клуба.
Его переполняла такая ярость, какой он никогда не испытывал. Джефу хотелось убить незнакомого ему итальянца. Убить Луизу. Со сколькими мужчинами она спала за последний год? Над ним постоянно смеялись. И Бадж, и Эд Зеллер, и Майк Квинси, и Алан Томпсон, и их жены – все от души потешались над Джефом. И Луиза – женщина, которую он хотел защищать. Первым желанием было собраться и уйти. Но, подумав, Джеф решил, что так не годится: он не позволит им смеяться последними!
Вечером, вернувшись домой, Джеф не застал Луизы.
– Мадам уехала утром, – сообщил дворецкий Пиккенс. – Полагаю, у нее назначено несколько встреч.
«Еще бы! – подумал Джеф. – Долбится с итальянцем, у которого хрен десять дюймов. Господи, помоги мне!»
К моменту возвращения жены Джеф уже держал себя в руках.
– Хорошо провела день? – спросил он.
– Обычное занудство… салон красоты, магазины… А ты как, мой ангел?
– Очень интересно. Многое узнал, – задумчиво ответил он.
– Бадж говорит, ты прекрасно справляешься.
– Так оно и есть. А скоро буду справляться еще лучше.
Луиза погладила его по руке:
– Мой умненький муженек… Давай пораньше ляжем в постель.
– Только не сегодня. Голова болит.

Всю следующую неделю Джеф строил планы.
И начал действовать за обедом в клубе.
– Кто-нибудь из вас знает что-нибудь о компьютерном мошенничестве?
– А что, хочешь заняться? – ответил вопросом на вопрос Эд Зеллер.
Послышался смех.
– Нет, я серьезно, – продолжал Джеф. – Хакеры проникают в компьютеры и обирают банки, страховые компании и другие фирмы на миллионы долларов. И положение становится все хуже и хуже.
– Работа, похоже, по твоей части, – пробормотал Бадж.
– Я познакомился с одним человеком, утверждающим, что изобрел такой компьютер, который невозможно вскрыть.
– И ты намерен стянуть его? – пошутил Майк Квинси.
– Если честно, я подумываю, как собрать средства, чтобы поддержать изобретателя. И поэтому спрашиваю, есть ли среди вас такие, кто соображает в компьютерах?
– Нет, – осклабился Бадж. – Зато мы неплохо петрим в инверторах. Правда, ребята?
Через два дня, проходя в клубе мимо своего стола, Джеф извинился перед шурином:
– Прости, не могу обедать сегодня с вами. У меня гость.
Он сел за другой столик, и Алан Томпсон расхохотался:
– Наверное, ждет бородатую тетку из своего балагана.
Но к Джефу присоединилась не тетка, а сгорбленный седовласый мужчина.
– Боже! – изумился Майк Квинси. – Так это же профессор Аккерман!
– А кто такой профессор Аккерман?
– Ты что, Бадж, вообще ничего не читаешь, кроме финансовых отчетов? В прошлом месяце фотография Аккермана была на обложке «Тайма». Он – председатель Президентской комиссии по науке и один из самых блестящих ученых страны.
– А что, черт возьми, у него общего с моим любезным зятем?
Джеф и профессор за обедом о чем-то оживленно говорили, и компанию Баджа все сильнее разбирало любопытство. Когда Аккерман ушел, Бадж поманил зятя за свой стол.
– Слушай, Джеф, а кто это был?
Джеф смущенно поднял глаза.
– Ты имеешь в виду Вернона?
– Да. О чем это вы там говорили?
– Мы… да так… ни о чем… – Всем остальным казалось, что они слышат, как скрипят мысли в голове у Джефа, который старался уклониться от вопроса. – Хочу попробовать написать о нем книгу… очень интересный человек.
– Не знал, что ты писатель.
– Каждый когда-то должен начинать.

Через три дня к Джефу снова пришел гость. На этот раз его узнал Бадж.
– Глядите-ка, да это же Сеймур Джарретт – председатель совета директоров «Джарретт интернэшнл компьютер». Какого дьявола он треплется с Джефом?
И опять Джеф и его гость долго и оживленно разговаривали. Когда обед закончился, Бадж начал пытать зятя:
– Джефри, малыш, что у тебя с Сеймуром Джарреттом?
– Ничего, – быстро отозвался тот. – Так, поболтали.
Джеф уже собирался уходить, но Бадж задержал его:
– Не так быстро, приятель. Джарретт очень занятой человек и не станет рассиживаться с кем попало, чтобы просто потрепаться.
– Хорошо, я скажу правду, – ответил Джеф. – Сеймур собирает марки, и я рассказывал ему про одну очень редкую марку, которую попытаюсь достать для него.
«Засунь себе в задницу такую правду», – подумал Бадж.

На следующей неделе Джеф обедал в клубе с Чарлзом Барлеттом – президентом «Барлетт энд Барлетт», одного из крупнейших частных акционерных предприятий. Бадж, Эд Зеллер, Алан Томпсон и Майк Квинси с изумлением наблюдали, как они беседовали, склонив друг к другу головы.
– В последнее время у твоего зятя общество высокого полета, – заметил Зеллер. – Как думаешь, что он заваривает?
– Не знаю, – раздраженно отозвался Бадж. – Но черт меня возьми, если я не выясню! Если Джарретт и Барлетт проявляют интерес, значит, дело пахнет кучей денег.
Они смотрели, как Барлетт поднялся, энергично потряс Джефу руку и ушел. Джеф тоже встал и собрался было пройти мимо их стола, но Бадж схватил его за руку:
– Присядь-ка к нам. Хотим с тобой чуть-чуть потолковать, Джеф.
– Мне надо возвращаться в кабинет, – возразил тот. – Я…
– Ты работаешь на меня. Забыл? Садись. – Джеф сел. – С кем ты сегодня обедал?
Джеф колебался.
– Так… ничего особенного. Старинный приятель.
– Чарлз Барлетт – твой старинный приятель?
– Вроде того.
– И о чем вы разговаривали с твоим старинным приятелем?
– М-м-м… в основном о машинах. Старина Чарли обожает автомобильный антиквариат, а я наслышан об одном четырехдверном «паккарде» тридцать седьмого года с открытым верхом…
– Хватит вешать лапшу на уши! – вспыхнул Бадж. – Ты не коллекционируешь марки, не продаешь машины и не пишешь долбаные книжки! Что ты задумал?
– Ничего… Я…
– Собираешь для чего-нибудь деньги? – поинтересовался Эд Зеллер.
– Нет! – Джеф возразил немного поспешнее, чем нужно.
Мясистая рука шурина легла на его плечо.
– Слушай, приятель, мы же с тобой не чужие – одна семья, не забыл? – Он по-медвежьи пихнул Джефа в бок. – Речь идет о том непробиваемом компьютере, о котором ты упоминал на прошлой неделе?
По лицу Джефа все поняли, что загнали его в ловушку.
– Ну… да…
Тянуть из негодника правду оказалось все равно что тащить больной зуб.
– Почему ты не сказал нам, что профессор Аккерман в деле?
– Я решил, что вы не заинтересовались.
– И ошибся. Запомни: когда нужны деньги, следует идти к друзьям.
– Ни профессору, ни мне деньги не нужны. Джарретт и Барлетт…
– Джарретт и Барлетт – те еще акулы! – воскликнул Алан Томпсон. – Не успеешь пикнуть, заглотят живьем!
– А друзья не обидят! – подхватил Эд Зеллер.
– Но все уже решено, – пробормотал Джеф. – Чарли Барлетт…
– Ты что-нибудь уже подписал?
– Нет, но дал слово.
– Значит, ничего еще не решено. Будь я проклят, Джеф, деловые люди каждый час меняют решения.
– Но мы с вами еще ничего не обсуждали, – запротестовал Джеф. – Фамилию профессора упоминать нельзя. Он связан договором с государственным агентством.
– Мы в курсе, – кивнул Томпсон. – Так что, профессор считает, что эта штуковина будет работать?
– Он уверен, что она уже работает.
– Если вещь подходит Аккерману, она подходит и нам. Я прав, ребята?
Все дружно согласились.
– Я не специалист, – предупредил их Джеф. – Ничего не гарантирую. Знаю только, что и цену-то на эту хреновину немыслимо представить.
– Разумеется. Мы понимаем. Но предположим, у нее все-таки есть какая-то цена. Насколько она велика?
– Бадж, пойми, что рынок для нее – весь мир. Ее оторвет с руками любой.
– Во что ты оцениваешь первоначальное финансирование?
– В два с половиной миллиона долларов. Из них нам перепадет всего двести пятьдесят тысяч. Барлетт обещал…
– Забудь о Барлетте. Деньги ерундовые. Справимся как-нибудь сами. Пусть все остается в семье. Согласны, ребята?
– Согласны!
Бадж поднял голову и щелкнул пальцами. К столу подскочил официант.
– Доминик, принеси мистеру Стивенсу бумагу и перо. – И то и другое появилось немедленно. – Оформим сделку прямо здесь, – обратился Бадж к Джефу. – Напишешь отказ от прав, мы все поставим подписи, а утром получишь чек на двести пятьдесят тысяч долларов.
Джеф прикусил губу.
– Бадж, я обещал Барлетту.
– Да пошел он подальше, твой Барлетт! – зарычал шурин. – Ты женат на моей сестре или на ком? Давай пиши!
– У нас нет на него патента и…
– Пиши, черт тебя побери!
Джеф нехотя написал: «Настоящим передаю все мои права на математический компьютер и его название «Ы-ТЕЧ-С» оценочной стоимостью два с половиной миллиона долларов за двести пятьдесят тысяч долларов покупателям Дональду «Баджу» Холландеру, Эду Зеллеру, Алану Томпсону и Майку Квинси. «Ы-ТЕЧ-С» прошел тщательное тестирование, является экономичным, не подверженным поломкам аппаратом, потребляет меньше энергии, чем любая из известных моделей компьютеров, не требует ремонта и замены деталей в течение не менее десяти лет».
Из-за плеча Джефа все следили за тем, как он водит рукой.
– Боже праведный! – воскликнул Эд Зеллер. – Десять лет! С этим не сравнится ни один компьютер, который сейчас в продаже!
«Покупатели отдают себе отчет, – продолжал Джеф, – что ни профессор Вернон Аккерман, ни я не обладаем патентом на упомянутую выше модель “Ы-ТЕЧ-С”».
– Об этом мы позаботимся! – не выдержал Алан Томпсон. – У меня прикормлен адвокат, занимающийся патентами.
«Покупателям разъяснено, – тем временем писал Джеф, – что на данную модель компьютера не назначено конкретной цены, продавцы не обладают никакими иными правами и не дают других гарантий, кроме перечисленных выше». Он поставил подпись.
– Ты уверен насчет десяти лет? – спросил Бадж.
– Гарантирую, – ответил Джеф. – Сейчас напишу второй экземпляр. – Все следили, как он тщательно копировал только что написанное.
Шурин вырвал бумагу у него из рук и расписался. Его примеру последовали Зеллер, Квинси и Томпсон.
Бадж сиял.
– Представляете, как вытянутся рожи у старины Сеймура Джарретта и Барлетта? Не могу дождаться момента, когда они узнают, что их выперли из этого дела!
На следующее утро он дал Джефу заверенный чек на 250 тысяч долларов.
– А где компьютер?
– Я договорился, чтобы к обеду его доставили в клуб, – сообщил Джеф. – Решил, так будет лучше, чтобы ты получил его при всех.
Шурин хлопнул его по плечу:
– Молодец! Ты все правильно понял. Увидимся в клубе.
С первым ударом отбивающих полдень часов в ресторане «Пилигрима» появился рассыльный с коробкой, и его направили к столу Баджа, где тот сидел с Зеллером, Томпсоном и Квинси.
– Смотрите-ка! – заорал Бадж. – Эта чертова штуковина даже переносная!
– Может, подождем Джефа? – предложил Томпсон.
– Да пошел он! Компьютер уже наш! – Бадж сорвал упаковку с коробки. Внутри она была выложена соломой. Он осторожно, почти благоговейно извлек из коробки находившийся там предмет, представлявший собой деревянную рамку примерно в фут по диагонали и ряд натянутых поперек проволочек, по которым двигались костяшки. Воцарилось гробовое молчание.
– Что это такое? – спросил Квинси.
– Счеты, – объяснил Томпсон. – На Востоке на этой штуке считают. – Внезапно он изменился в лице. – Господи! «Ы-ТЕЧ-С» и есть «счеты», если прочитать наоборот. – Он повернулся к Баджу. – Это что, шутка?
– «Является экономичным, не подверженным поломкам аппаратом, потребляет меньше энергии, чем любая другая модель компьютера», – скороговоркой процитировал Зеллер и выкрикнул, брызгая слюной: – Заблокируйте чертов чек!
Все дружно бросились к телефону.
– Ваш чек? – переспросил старший кассир. – Вам не о чем беспокоиться. Мистер Стивенс утром обналичил его.

Дворецкий весьма сожалел.
– Мистер Стивенс собрал вещи и уехал, – сообщил он. – Упомянул что-то о продолжительном путешествии.

Ближе к вечеру сходивший с ума Бадж наконец дозвонился до профессора Аккермана.
– Разумеется, помню, Джеф Стивенс, – ответил тот. – Милейший человек. Так вы говорите, это ваш зять?
– Профессор, что вы с ним обсуждали?
– Полагаю, здесь нет никакого секрета. Джеф намерен написать обо мне книгу. И убедил меня, что миру интересно узнать во мне человека, а не только ученого.

Сеймур Джарретт отвечал не с такой охотой.
– Зачем вам знать, о чем мы говорили с мистером Стивенсом? Вы конкурент и тоже собираете почтовые марки?
– Нет… я…
– И нечего за мной шпионить, все равно вам ничего не обломится. В мире существует всего один экземпляр этой марки, и мистер Стивенс согласился продать ее мне, когда получит в свое распоряжение. – И бросил трубку.

Бадж заранее знал, что ответит ему Чарли Барлетт.
– Джеф Стивенс? Да-да… Я коллекционирую старинные машины, а Джеф знает, где находится четырехдверный «паккард» с открытым верхом тридцать седьмого года в отличном состоянии…
На этот раз трубку повесил Бадж.
– Не волнуйтесь, – пообещал он своим компаньонам. – Мы вернем свои деньги и на всю жизнь засадим мерзавца за решетку. Слава Богу, у нас есть законы против мошенников.

Покупатели дружно ввалились в кабинет Скотта Фогарти.
– Он обобрал нас на двести пятьдесят тысяч долларов, – заявил Бадж адвокату. – Я хочу, чтобы его на всю жизнь упекли в тюрьму. Немедленно требуйте ордер на его арест!
– Договор у вас с собой, Бадж? – спросил юрист.
– Вот. – Бадж протянул ему подписанный Джефом документ.
Адвокат пробежал бумагу глазами, затем перечитал медленнее.
– Ваши подписи подделаны?
– Нет… с какой стати? Мы сами подписали документ.
– А перед этим читали?
– Разумеется, – возмутился Эд. – Вы что, нас за идиотов считаете?
– Судите сами, джентльмены. Вы подписали договор, в котором сказано: вас проинформировали о том, что вы приобретаете за двести пятьдесят тысяч долларов вещь, которая не запатентована и скорее всего не имеет никакой ценности. Как выражался мой старый профессор: «Вас роскошно надули».

Джеф получил развод в Рино[50] и начал обустраиваться, когда повстречал Конрада Моргана, некогда работавшего на дядю Уилли.
– Не сделаешь мне небольшое одолжение? – попросил тот. – Некая дама путешествует из Нью-Йорка в Сент-Луис с драгоценностями…
…Джеф выглянул в иллюминатор, вспомнил о Трейси и улыбнулся.

Вернувшись в Нью-Йорк, Трейси первым делом направилась в ювелирный магазин «Конрад Морган энд Си». Хозяин провел ее в свой кабинет и плотно закрыл за собой дверь. Потер руки и поднял на нее глаза.
– Я очень беспокоился о вас, дорогая. Ждал вас в Сент-Луисе, а вы так и не появились…
– Вас не было в Сент-Луисе.
– Как? Что вы хотите этим сказать? – Его голубые глаза блеснули.
– Хочу сказать, что вы туда не ездили. И не собирались меня встречать.
– Разумеется, собирался… У вас же мои драгоценности…
– Вы послали двоих типов, чтобы они отобрали их у меня.
Конрад Морган изобразил удивление:
– Не понимаю.
– Сначала я решила, что у вас в организации утечка информации. Но потом поняла, что это не так. Вы сказали мне, что сами заказывали для меня билет в Сент-Луис. Следовательно, только вам был известен номер моего купе. Я изменила внешность и ехала под вымышленным именем, но ваши люди тем не менее знали, где меня искать.
На херувимском лице ювелира появилась недоуменная улыбка.
– Вы хотите сказать, что какие-то люди обокрали вас и отняли драгоценности?
– Я хочу сказать, – улыбнулась в ответ Трейси, – что им это не удалось.
На этот раз удивление Моргана было искренним.
– Так украшения у вас?
– Да. Ваши друзья так спешили на самолет, что забыли их у меня.
Несколько секунд Морган вглядывался в Трейси.
– Прошу прощения. – Он поднялся и вышел в потайную дверь, а Трейси с удовольствием развалилась на кушетке. Ювелир отсутствовал минут пятнадцать, а вернувшись, сморщился от досады. – Боюсь, произошла ошибка. Очень большая ошибка. Оказывается, вы чрезвычайно умная юная леди, мисс Уитни. – Он восхищенно улыбнулся. – Вы заслужили свои двадцать пять тысяч долларов. Отдайте мне украшения и…
– Пятьдесят тысяч долларов.
– Простите?
– Мне пришлось воровать дважды. Значит, и плата удвоилась.
Глаза Моргана перестали лучиться.
– Нет, – произнес он ровным голосом. – Сожалею, но так много я не могу дать вам за них.
Трейси поднялась.
– Ничего страшного. Постараюсь найти кого-нибудь в Лас-Вегасе, кто сочтет, что они того стоят. – Она двинулась к двери.
– Так вы говорите, пятьдесят тысяч долларов? – спросил ее Конрад Морган.
Трейси кивнула.
– Где украшения?
– В камере хранения на Пенсильванском вокзале. Как только я получу пятьдесят тысяч долларов и вы посадите меня в такси, я передам вам ключ.
Вздох ювелира означал, что он признал свое поражение.
– Что ж, договорились.
– Спасибо, – весело улыбнулась Трейси. – Приятно было с вами работать.
19
Дэниел Купер уже знал, чему будет посвящено утреннее совещание у Джей-Джей Рейнолдса, поскольку накануне всем следователям компании разослали памятные записки о краже в доме Лоис Беллами, происшедшей неделю назад. Дэниел Купер ненавидел совещания – у него не хватало терпения сидеть и слушать идиотскую болтовню.
В кабинет Рейнолдса он опоздал на сорок пять минут, и, когда явился, начальник успел дойти до середины своей речи.
– Спасибо, что заглянул, – саркастически буркнул хозяин кабинета. Ноль реакции. «Бесполезно, – подумал Рейнолдс. – Купер не понимает ехидства – и вообще ничего не понимает. Кроме одного – как ловить преступников. Но в этом, – признал Рейнолдс, – парень настоящий гений».
В кабинете сидели три главных следователя компании: Дэвид Свифт, Роберт Шиффер и Джерри Дэвис.
– Вы все читали рапорт о краже в доме Беллами, – говорил Рейнолдс. – Но к этому добавились кое-какие новые подробности: оказывается, Беллами – кузина полицейского комиссара. И он поднял настоящую бучу.
– Что предпринимает полиция? – спросил Дэвид.
– Прячется от прессы. Их нельзя винить: приехавший по тревоге патруль повел себя совершенно по-идиотски – они разговаривали с воровкой и позволили ей уйти.
– Но в таком случае они могут детально описать преступницу, – предположил Свифт.
– Могут детально описать ее ночную рубашку, – саркастически заметил Рейнолдс. – Этих придурков так поразила ее фигура, что у них расплавились мозги. Они даже не помнят, какого цвета у нее волосы. Проходимка нацепила на голову колпак для бигуди, а лицо спрятала под грязевой маской. Все описание сводится к тому, что она – женщина лет двадцати пяти с потрясающей задницей и титьками. Никакой зацепки. Ни малейшей информации, чтобы продолжать расследование. Ничего.
– Есть зацепка, – впервые заговорил Купер.
Все головы повернулись к нему. И в глазах каждого читалась явная неприязнь.
– Ты о чем? – спросил его Рейнолдс.
– Я знаю, кто она такая.
* * *
Когда накануне утром Купер прочитал памятную записку, он, естественно, решил наведаться в дом Беллами. Логику Купер считал основой Божественного миропорядка, ключом к решению всех проблем, а тот, кто намерен воспользоваться логикой, всегда начинает с самого начала. Он подъехал к особняку на Лонг-Айленде, окинул его взглядом и, не вылезая из машины, развернулся и направился обратно на Манхэттен. Купер выяснил все, что хотел знать. Дом стоял уединенно, и поблизости не проходили маршруты общественного транспорта. Это означало, что воровка могла приехать только на машине.
Он стал объяснять ход своих мыслей собравшимся на совещание коллегам:
– Она вряд ли решилась бы приехать на собственной машине – автомобиль легко обнаружить. Значит, машина была либо украдена, либо взята напрокат. Я решил для начала проверить прокатные агентства. И подумал, что скорее всего она воспользовалась каким-нибудь агентством на Манхэттене, где легче замести следы.
На Джерри Дэвиса его рассуждения не произвели впечатления.
– Ерунда, Купер! На Манхэттене ежедневно берут напрокат тысячи машин.
Купер не обратил на него внимания.
– Все операции, связанные с прокатом автомобилей, проходят через компьютер. Среди тех, кто берет напрокат машины, женщин относительно немного. Я проверил всех. Та, которая нам нужна, обратилась в агентство «Баджет рент кар» по адресу: Западная Двадцать третья улица, номер шестьдесят один. Она взяла «шеви-каприз» в восемь вечера в день кражи и вернула в два ночи.
– Откуда ты знаешь, что это та самая машина? – скептически осведомился Рейнолдс.
Купер устал от дурацких вопросов.
– Проверил по пройденному километражу. От агентства проката до особняка Лоис Беллами тридцать две мили. Плюс тридцать две мили обратно. Это соответствует показанию счетчика «шеви-каприз». Машину взяли на имя Эллен Бранч.
– Вымышленное, – вставил Дэвид Свифт.
– Естественно. Ее настоящее имя – Трейси Уитни.
Коллеги во все глаза уставились на Купера.
– Черт возьми, как ты это выяснил? – спросил Шиффер.
– Она назвала вымышленную фамилию и адрес. Но ей пришлось подписать договор проката. Я отнес оригинал в главную полицейскую лабораторию и попросил сверить отпечатки пальцев. Они совпали с отпечатками пальцев Трейси Уитни. Она отбывала срок в женской тюрьме Южной Луизианы. Если помните, я встречался с ней по поводу украденного Ренуара.
– Помню, – кивнул Рейнолдс. – Ты тогда сказал, что она невиновна.
– Тогда – да. Теперь – нет. Это она стянула драгоценности Беллами.
Сукин сын и на этот раз не облажался. Он объяснил – и все показалось очень просто. Рейнолдс изо всех сил старался, чтобы коллеги не почувствовали в его голосе зависти.
– Отличная работа, Купер. Просто отличная. Теперь мы ее прищучим. Пусть полиция произведет арест, а мы…
– На основании какого обвинения? – тихо спросил Дэвид. – За то, что она взяла напрокат машину? Полицейские не сумеют опознать ее. И против Трейси нет ни малейших улик.
– В таком случае что же нам делать? – спросил Шиффер. – Позволить ей безнаказанно гулять?
– На этот раз – да, – ответил Купер. – Но я знаю, кто она и кем стала. Когда-нибудь Уитни попытается снова. И когда это случится, я поймаю ее.
Совещание наконец закончилось. Куперу отчаянно хотелось под душ. Он достал маленькую черную записную книжку и аккуратно вывел: «Трейси Уитни».
20
«Пора начинать новую жизнь, – решила Трейси. – Но какую жизнь? Я была когда-то невинной, наивной жертвой. И до чего докатилась? Воровка – вот кто я такая. – Она вспомнила Джо Романо, Энтони Орсатти, Перри Поупа и судью Лоуренса. – Нет, я стала мстительницей – вот кем я стала. Или, может быть, авантюристкой». Она перехитрила полицию, двоих профессиональных мошенников и обманщика-ювелира. Подумала об Эренстине и Эми, и у нее защемило в груди. Под влиянием импульса она зашла в «Шварц», купила кукольный театр с полудюжиной героев и отправила Эми, написав на карточке: «Это тебе новые друзья. Скучаю. Люблю. Трейси».
Потом заглянула к меховщику на Мэдисон-авеню, приобрела боа из голубой лисы и послала Эрнестине вместе с переводом на двести долларов. Черкнула всего три слова: «Спасибо, Эрни. Трейси».
«Теперь все долги оплачены», – подумала она, и ей понравилось это чувство. Можно ехать куда угодно и делать все, что заблагорассудится.
Свою независимость Трейси отпраздновала тем, что поселилась в высотном номере отеля «Хелмсли палас». И из гостиной на сорок седьмом этаже любовалась собором Святого Патрика и мостом Джорджа Вашингтона вдали. Всего в нескольких милях отсюда было то ужасное место, где ей пришлось ютиться. «Никогда больше я не стану так жить», – поклялась себе Трейси.
Она открыла бутылку шампанского – подарок дирекции – и потягивала шипучий напиток, глядя на закат солнца за небоскребами Манхэттена. К тому времени, когда появилась луна, Трейси приняла решение: «Еду в Лондон!» Она предвкушала приятные перемены, которые готовила ей жизнь. «Все, что надлежало, я выполнила. И теперь заслужила немного счастья».

Трейси лежала на кровати и смотрела телевизионные новости. Показывали интервью с двумя мужчинами: один низенького роста упитанный русский в неряшливо сидящем костюме – некто Борис Мельников. Другой – его полная противоположность: элегантно одетый, высокий, сухопарый Петр Негулеску. «Что между ними общего?» – недоумевала Трейси.
– Где будет проходить шахматный турнир? – спросил ведущий.
– В Сочи. На прекрасном Черном море, – ответил Мельников.
– Вы оба знаменитые международные гроссмейстеры, – продолжал ведущий. – И матч вызывает поистине огромный интерес. В прошлом вы перехватывали титул друг у друга. А последняя встреча кончилась вничью. В настоящее время, мистер Негулеску, титул чемпиона принадлежит мистеру Мельникову. Как по-вашему, вы сумеете его завоевать?
– Никакого сомнения, – ответил румын.
– Ни малейшего шанса, – парировал русский.
Трейси ничего не понимала в шахматах, но заносчивость этих людей не понравилась ей. Она нажала кнопку на пульте дистанционного управления, выключила телевизор и уснула.
* * *
Утром Трейси зашла в агентство путешествий и зарезервировала каюту на сигнальной палубе «Королевы Елизаветы II». Трейси радовалась, как девчонка, что ей предстоит первая поездка за границу и первое плавание на корабле, и следующие три дня покупала одежду и чемоданы.
В день отплытия она заказала лимузин, чтобы ехать на пирс. А когда прибыла на причал 90 к третьей стоянке на углу Западной Пятьдесят пятой и Двенадцатой авеню, где была пришвартована «Королева Елизавета II», увидела массу фотографов и телерепортеров. На мгновение ее охватила паника, но в следующую секунду Трейси поняла, что журналисты берут интервью у стоявших у подножия трапа шахматистов Мельникова и Негулеску. Трейси прошмыгнула мимо, показала на трапе паспорт судовому офицеру и поднялась на палубу. Там стюард проверил ее билет и показал путь в каюту. Каюта оказалась великолепной, с отдельной террасой. Она стоила огромных денег, но Трейси решила, что может позволить себе такую роскошь.
Она распаковала чемоданы и прошлась по коридору. Почти из-за каждой двери доносились голоса провожающих, откупоривались бутылки шампанского, раздавался смех. Внезапно Трейси ощутила боль одиночества. Ее никто не пришел провожать. Она всем была безразлична, и ей ни до кого не было дела. «Хотя нет, неправда, – одернула себя Трейси. – Большая Берта хочет меня». И она громко рассмеялась.
Трейси прогуливалась по шлюпочной палубе, не замечая восхищенных взглядов мужчин и завистливых взглядов женщин. Послышался низкий пароходный гудок и возгласы стюардов: «Провожающие, на берег!» Трейси охватило возбуждение: она плыла в неведомое будущее. Огромный корабль вздрогнул – это буксиры начали выводить его из гавани. Она стояла среди других пассажиров на шлюпочной палубе и смотрела на берег, пока не скрылась статуя Свободы, а потом отправилась осматривать теплоход.
«Королева Елизавета II» была целым городом – более девятисот футов в длину – и имела тринадцать палуб. Здесь было четыре ресторана, шесть баров, два бальных зала, два ночных клуба и курорт с минеральными водами в море. Несметное количество магазинчиков, четыре плавательных бассейна, площадка для гольфа и беговая дорожка. «Провела бы здесь всю жизнь», – восхищалась Трейси.

Она заказала себе столик наверху в «Принсесс грилл» – там было уютнее и элегантнее, чем в главном обеденном зале. И чуть не свалилась со стула, услышав знакомый голос:
– Привет!
Обернулась и увидела лжефэбээровца Тома Боуэрса.
«О нет! – мысленно возопила она. – Только не это!»
– Какой приятный сюрприз! Не возражаете, если я присоединюсь к вам?
– Еще как возражаю!
Он опустился на стул напротив и обворожительно улыбнулся:
– Мы могли бы подружиться. В конце концов, мы оба здесь по одной и той же причине.
Трейси понятия не имела, о чем он толковал.
– Послушайте, мистер Боуэрс…
– Стивенс. Джеф Стивенс, – без тени смущения поправил он.
– Мне без разницы. – Трейси собралась уходить.
– Подождите, – остановил ее Джеф. – Я хочу вам кое-что объяснить по поводу того случая, когда мы встречались в прошлый раз.
– Нечего объяснять! – отрезала Трейси. – Все понял бы даже малолетний даун – и я, грешная.
– Я был обязан Конраду Моргану, – грустно улыбнулся Джеф. – Боюсь, он недоволен мной.
В нем снова чувствовалось мальчишеское очарование, покорившее ее в поезде. «Ради Бога, Дэнис, нет никакой нужды надевать на нее браслеты. Она никуда не денется».
– Я тоже недовольна вами, – ощетинилась Трейси. – Что вы делаете на этом судне? Для вашего ремесла больше подходит речной трамвай.
– Поскольку на борту «Королевы Елизаветы II» находится Максимилиан Пьерпонт, это и есть мой речной трамвай.
– Кто?
Джеф удивленно поднял глаза:
– Вы что, шутите? Неужели в самом деле не знаете?
– Что не знаю?
– Макс Пьерпонт – один из самых богатых людей в мире. Его хобби – вышибать из бизнеса конкурирующие компании. Любит неспешных лошадей и проворных женщин и в достатке владеет и теми и другими. Он – последний из первостатейных кутил.
– И вы собираетесь избавить его от излишков состояния?
– Во всяком случае, от изрядной его части. – Джеф испытующе посмотрел на Трейси. – Знаете, что мы с вами сделаем?
– Скажем друг другу «прощай».
Он сидел и смотрел ей вслед. Трейси поужинала в каюте. И пока ела, ломала голову над тем, какая нелегкая снова столкнула с ней Джефа. И всеми силами старалась забыть страх, который испытала в поезде, решив, что ее арестовали. «Что ж, я не позволю ему испортить мне путешествие. Просто не буду его замечать».
После ужина она вышла на палубу. Вечер был фантастическим: бархатное покрывало неба усеяла россыпь звезд. Трейси стояла у поручней в лунном луче, любовалась мягким свечением волн и слушала посвист ночного ветерка. В это время Джеф снова приблизился к ней.
– Вы хоть представляете, как красиво здесь смотритесь? Вы верите в палубные романы?
– Конечно. Вот только не верю вам! – Трейси сделала движение, собираясь уйти.
– Подождите. У меня для вас новость: Макса Пьерпонта все-таки на борту не оказалось. В последнюю минуту он отменил путешествие.
– Какое несчастье! Зря потратились на билет!
– Не совсем. – Джеф задумчиво окинул ее взглядом. – Как насчет того, чтобы по дороге снять небольшую сумму?
Невероятный человек!
– Если только у вас в кармане найдется вертолет или подлодка, иначе как вы смоетесь с награбленным с корабля?
– Кто говорит об ограблении? Вы слышали о Борисе Мельникове и Петре Негулеску?
– Ну и что, если слышала?
– Они направляются в Россию, где состоится шахматный турнир. Если мне удастся устроить так, чтобы вы сыграли с ними обоими, мы выиграем кучу денег. Верный куш.
Трейси не поверила собственным ушам.
– Мне сыграть с ними обоими? Это вы называете верным кушем?
– Ну да… Вам нравится?
– Замечательно. Есть только одна маленькая загвоздка.
– Какая?
– Я не умею играть в шахматы.
– Не беда. Я научу вас, – снисходительно улыбнулся Джеф.
– Вы ненормальный. Хотите совет? Найдите себе хорошего психиатра. Спокойной ночи.

На следующее утро Трейси в буквальном смысле слова столкнулась с Борисом Мельниковым. Шахматист совершал пробежку на шлюпочной палубе, а она вынырнула из-за угла. Он налетел на нее и сбил с ног.
– Смотрите, куда идете! – рыкнул гроссмейстер и продолжил тренировку.
– Грубиян! – Трейси поднялась и отряхнулась.
К ней подошел стюард:
– Вы не ушиблись, мисс? Я видел, как он…
– Ничего. Все в порядке.
Никому не удастся испортить ей путешествие.
Вернувшись в каюту, Трейси обнаружила шесть записок с просьбой позвонить мистеру Джефу Стивенсу. Она не обратила на них внимания. Днем купалась, читала, наслаждалась массажем и к вечеру, когда отправилась в бар выпить коктейль, чувствовала себя великолепно. Но ее радостное настроение продлилось недолго. В баре сидел румын Петр Негулеску. При ее появлении он поднялся и предложил:
– Позвольте угостить вас коктейлем, прелестная леди.
Трейси, немного поколебавшись, ответила:
– Что ж, почему бы и нет…
– Что будете пить?
– Водку с тоником, пожалуйста.
Сделав заказ, он снова повернулся к ней.
– Я Петр Негулеску.
– Знаю.
– Разумеется. Все меня знают. Я великий шахматист. В моей стране меня считают национальным героем. – Румын придвинулся к Трейси и положил руку ей на колено. – А еще я отличный трахальщик.
Трейси решила, что ослышалась.
– Что?
– Отличный трахальщик.
Ее охватило желание плеснуть ему водкой в лицо. Но Трейси сдержалась.
– Я договорилась встретиться с приятелем, – сказала она и отправилась искать Джефа Стивенса. Он оказался в «Принсесс грилл». Трейси уже собиралась подойти к его столику, но тут заметила, что Джеф не один: рядом с ним расположилась эффектная блондинка в вечернем платье, которое сидело как влитое на ее стройной фигуре.
«Этого стоило ожидать», – подумала Трейси и, развернувшись, пошла по коридору. Но в следующую секунду Стивенс оказался рядом с ней.
– Вы хотели меня видеть?
– Не решаюсь отрывать вас от… ужина.
– Она – десерт, – легкомысленно заметил Джеф. – Чем могу служить?
– Вы говорили серьезно о Негулеску и Мельникове?
– Абсолютно. А что?
– Мне кажется, им обоим надо преподать урок хороших манер.
– Согласен. А заодно в процессе обучения заработаем немного денег.
– Отлично. И каков ваш план?
– Вы обыграете их в шахматы.
– Я серьезно.
– И я тоже.
– Я же сказала вам, что не умею играть в шахматы – не отличу пешку от короля.
– Не тревожьтесь, – успокоил ее Джеф. – Пара уроков, и вы положите их на лопатки.
– Обоих?
– Разве я не сказал вам? Вы будете играть с ними обоими одновременно.
* * *
В баре «Музыкальный» Джеф подсел к Борису Мельникову.
– Эта женщина – потрясающая шахматистка. Путешествует инкогнито.
– Женщины ничего не смыслят в шахматах, – проворчал русский. – Они не способны мыслить.
– Эта способна. Она хвастает, что может легко победить вас.
Мельников расхохотался:
– Никому не дано меня победить – ни легко, ни трудно.
– Она готова поспорить на десять тысяч долларов, что будет одновременно играть с вами и Негулеску и по крайней мере одну партию сведет вничью.
Шахматист поперхнулся напитком.
– Абсурд! Это просто смешно! Женщина-дилетантка собирается играть одновременно с нами обоими?
– Именно. С каждым на десять тысяч долларов.
– Соглашусь только ради того, чтобы преподать безмозглой выскочке урок.