1 2 3 

Ускоренная перемотка, полёт назад к Марле и Мыловарне на Пейпер-стрит.
Всё по-прежнему разрушается.
Дома я боюсь заглядывать в холодильник. Представляю себе дюжинами пластиковые пакетики с названиями городов, вроде Лас-Вегаса, Чикаго и Милуоки, где Тайлеру пришлось исполнить свои угрозы. Внутри каждого пакетика — пара грязных кусочков плоти, замороженных до твердокаменного состояния.
В углу кухни обезьяна-космонавт сидит на потрескавшемся линолеуме и изучает себя в ручном зеркальце.
— Я поющее и танцующее дерьмо этого мира, — рассказывает зеркальцу обезьяна-космонавт. — Я — ядовитый побочный продукт, получившийся у Господа при создании Вселенной.
Другие обезьяны-космонавты шляются в саду, подбирая что-то, убивая что-то.
Держа руку на дверце холодильника, я делаю глубокий вдох и пытаюсь сконцентрировать мою просветлённую духовную сущность.

Роса на розах
Звери дяди Диснея
Бьют все по жизни меня (не вполне хайку) [16]

Дверца холодильника приоткрывается на дюйм, когда Марла заглядывает через плечо и спрашивает: — Что у нас на обед?
Обезьяна-космонавт смотрит на себя в зеркальце: — Я — сток и заразная трата ресурсов Творения.
Круг замкнулся.
Ещё месяц назад я боялся, что Марла заглянет в морозилку. Теперь я сам боюсь туда заглядывать.
О Боже. Тайлер.
Марла любит меня. Марла не знает разницы.
— Я рада, что ты вернулся, — говорит Марла. — Надо поговорить.
Ага, говорю. Нам надо поговорить.
Я не могу заставить себя открыть холодильник.
Я — Сжавшаяся Мошонка Джо.
Я говорю Марле, не прикасайся ни к чему в этом холодильнике. Даже не открывай его. Если ты в нём что-нибудь найдёшь, не ешь, или скорми кошке. Кому-нибудь. Обезьяна-космонавт глазеет на нас, и я говорю Марле, что нам надо выйти. Мы поговорим в другом месте.
Вниз по лестнице в подвал, одна обезьяна-космонавт зачитывает другим: — Три способа изготовить напалм.
Во-первых, вы можете смешать равные части бензина и замороженного концентрированного апельсинового сока, — читает обезьяна-космонавт в подвале. — Во-вторых, вы можете смешать равные части бензина и диетической колы; в-третьих, вы можете растворять сухой измельчённый кошачий кал в бензине, пока смесь не загустеет.
Марла и я, мы добираемся автобусом от Мыловарни на Пейпер-стрит к окошку на «Планете Денни», апельсиновой планете.
Это было нечто, о чём говорил Тайлер, с тех пор, как Великобритания закончила исследование Америки и построила колонии, и начертила карты, большинство географических названий оказались второй свежести — двойники английских. Англичане всё назвали. Или почти всё.
Например, Ирландию.
Нью-Лондон, Австралия.
Нью-Лондон, Индия.
Нью-Лондон, Айдахо.
Нью-Йорк, Нью-Йорк.
Смотаемся-ка в будущее.
Когда начнутся исследования космоса дальнего, крупные корпорации откроют все планеты и нанесут их на карты.
Звёздное скопление IBM.
Галактика Филип Моррис.
Планета Денни.
Каждая планета обретёт корпоративную сущность того, кто первым её изнасилует.
Мир Будвайзер.
У нашего официанта — громадная шишка на лбу, и он стоит словно по струнке, пятки вместе.
— Сэр! — говорит наш официант.
— Хотите ли сделать заказ сейчас? Сэр! — говорит он. — Всё, что вы закажете — бесплатно. Сэр!
Ты представляешь запах мочи в супе каждого посетителя.
Два кофе, пожалуйста.
Марла спрашивает:
— Почему он подаёт нам бесплатно пищу?
Официант думает, что я — Тайлер Дерден, говорю.
Тогда Марла заказывает жареных моллюсков и суп из моллюсков и рыбный пирожок и жареного цыплёнка и печёный картофель со всеми добавками и шоколадный торт-шифон.
Через сквозное раздаточное окошко на кухню я вижу трёх поваров, одного со швами над верхней губой, и все они смотрят на Марлу и на меня и шепчут, качая синюшными головами. Я говорю официанту, дайте нам, пожалуйста, чистую пищу. Пожалуйста, не добавляйте никакого мусора в наш заказ.
— В этом случае, сэр, — говорит официант, — я бы не советовал леди есть суп из моллюсков.
Спасибо. Не надо супа из моллюсков. Марла смотрит на меня, и я говорю ей: доверься мне.
Официант поворачивается на каблуках и марширует на кухню с нашим заказом.
Через раздаточное окошко кухни трое поваров показывают мне большие пальцы.
Марла говорит:
— Знаешь, есть и достоинства в том, чтобы быть Тайлером Дерденом.
С настоящего момента, говорю я Марле, она должна следовать за мной везде по ночам и записывать, куда я ходил. С кем я встречался. Кастрировал ли я какую-нибудь важную шишку. Такого сорта пряники.
Я вытаскиваю бумажник и показываю Марле своё водительское удостоверение с моим настоящим именем.
Не Тайлер Дерден.
— Но все знают, что ты Тайлер Дерден, — говорит Марла.
Все, кроме меня.
Никто на работе не зовёт меня Тайлером Дерденом. Мой босс называет меня моим настоящим именем.
Мои родители знают, кто я на самом деле.
— Так почему, — спрашивает Марла, — ты являешься Тайлером Дерденом только для некоторых людей, а не для всех?
Когда я в первый раз встретил Тайлера, я спал.
Я был измотан, съезжал потихоньку с ума, находился в растрёпанных чувствах, и каждый раз, когда садился на самолёт, хотел, чтобы самолёт разбился. Завидовал людям, умирающим от рака. Я ненавидел мою жизнь. Я устал, мне наскучили моя работа и моя мебель, и я не мог изменить положение вещей.
Только покончить с ними.
Я чувствовал себя загнанным в угол.
Я был слишком завершённым.
Я был слишком совершенным.
Я искал выхода из моей маленькой жизни. Одноразовое масло и роль сидящего в самолётном кресле.
Шведская мебель.
Заумное искусство.
Я взял отпуск. Я заснул на пляже, и когда я проснулся, там был Тайлер Дерден, нагой и потный, с налипшим песком, с влажными волосами, закрывавшими лицо.
Тайлер вытягивал брёвна из прибоя и подтягивал их на пляж.
То, что создал Тайлер, это тень гигантской руки, и Тайлер сидел на ладони совершенства, которое он сам же и создал.
И тот миг был всем, что ты вообще можешь ожидать от совершенства.
Возможно, я никогда не просыпался на этом пляже.
Может быть, всё началось, когда я мочился на камень Бларни.
Когда я засыпал, я не спал на самом деле.
За другими столиками «Планеты Денни» я насчитал раз… два, три, четыре, пятерых парней с чёрными скулами или сломанными носами, улыбающихся мне.
— Нет, — говорит Марла, — ты не спишь.
Тайлер Дерден — отдельная личность, которую я создал, и теперь он угрожает мне, пытаясь одержать верх в моей реальной жизни.
— Прямо как мать Ик Тони Перкинса в «Психе», — говорит Марла. — Круто. У каждого свои тараканы. Однажды я встречалась с парнем, который делал себе пирсинг и никак не мог остановиться.
Мне кажется, говорю я, что я засыпаю, и Тайлер начинает действовать при помощи моего тела и побитой рожи, чтобы совершить нечто противоправное. На следующее утро я просыпаюсь ужасно уставшим и побитым, и я уверен, что совсем не спал.
А на следующий день я ложусь спать пораньше.
И в следующую ночь Тайлер работает чуть дольше.
Каждый раз, когда я ложусь всё раньше и раньше, Тайлер бодрствует всё дольше и дольше.
— Но ты — Тайлер, — говорит Марла.
Нет.
Нет, я не он.
Мне всё нравится в Тайлере Дердене, его отвага, его ум. Его выдержка. Тайлер — и забавен, и очарователен, и силён, и независим, и люди смотрят на него, ожидая, что он изменит их мир. Тайлер перспективен и свободен, а я нет.
Я не Тайлер Дерден.
— Это ты, Тайлер, — говорит Марла.
Тайлер и я делим одно тело, и до этого момента я ничего про это не знал. Когда Тайлер занимался сексом с Марлой, я спал. Тайлер бродил где-то, говорил с кем-то, пока я думал, что сплю.
Все в проекте «Разгром» знали меня как Тайлера Дердена.
И если я буду с каждым днём ложиться всё раньше, и спать с каждым утром всё дольше, то в какой-то момент я исчезну.
Я просто усну и никогда не проснусь.
Марла говорит:
— Прямо как эти животные в Ветеринарном центре.
Долина собак. Где даже если они не убьют тебя, если кто-то любит тебя настолько сильно, что возьмёт домой, они всё равно кастрируют тебя.
Я никогда не проснусь, и Тайлер победит.
Официант приносит кофе, щёлкает каблуками и удаляется.
Я принюхиваюсь к кофе. Пахнет кофе.
— И, — говорит Марла, — даже если я всему этому поверю, чего ты от меня-то хочешь?
Чтобы Тайлер не взял власть надо мной, мне нужна Марла, которая бы не давала мне заснуть. Всё время.
Круг замкнулся.
Ночь, когда Тайлер спас ей жизнь, Марла попросила его не дать ей заснуть всю ночь.
В ту секунду, когда я засну, Тайлер победит и случится что-то ужасное.
И если я засну, Марла должна следить за Тайлером. Куда он идёт. Что он делает. Возможно, в течение дня я смогу вмешаться и предотвратить катастрофу.

Глава 21

Его имя Роберт Полсон, и ему сорок восемь. Его имя Роберт Полсон, и Роберту Полсону всегда будет сорок восемь.
На достаточно длительном промежутке времени вероятность выживания каждого из нас стремится к нулю.
Большой Боб.
Огромный чизбургер. Эта туша была на задании — холодный взлом. Тайлер проник таким образом в мой кондоминиум, чтобы взорвать всё при помощи самодельного динамита. Берёшь пузырёк с охладителем, R-12, если его ещё можно достать из-за этих озоновых дыр и прочей фигни, или R-134а, и капаешь на цилиндр замка, пока не заморозишь.
На задании по холодному взлому ты капаешь на замок телефона-автомата или паркометра, или автомата по продаже газет. Затем используешь молоток и холодное зубило, чтобы выбить цилиндр из замка.
На обычном задании по сверлению-заполнению ты сверлишь дырку в телефоне-автомате или банкомате, а затем суёшь туда масляную магистраль и используешь шприц для масляных работ, чтобы закачать в цель тавот или ванильный пудинг, или пластоцемент.
Не то чтобы проекту «Разгром» требовалось набить карманы мелочью. Мыловарня на Пейпер-стрит была завалена заказами. Господь помог нам, когда наступили праздники. Домашнее задание требовалось для укрепления твоих нервов. Тебе нужна хитрость. Тебе надо внести свой вклад в проект «Разгром».
Вместо зубила можно использовать электродрель. Это тоже хорошо работает и даже — тише.
Это была беспроводная электродрель, которую полиция приняла за пистолет в ту ночь, когда убили Большого Боба.
Ничто не связывало Большого Боба с проектом «Разгром», бойцовским клубом или мылом.
В его кармане был бумажник, а в бумажнике — его фотка — здоровенного и на первый взгляд голого с лентой для позирования на каком-то соревновании. Это была тупая жизнь, говорил Боб. Ты слепнешь от огней на сцене, глохнешь от звукоусилителей, пока судья приказывает — расслабьте правый квадрант, напрягитесь и замрите.
Покажите руки так, чтобы мы их видели.
Левая рука, напрягите бицепс и замрите.
Стоять.
Бросай оружие.
Это было лучше, чем реальная жизнь.
На его руке был шрам от моего поцелуя. От поцелуя Тайлера. Скульптурная стрижка Большого Боба была выброшена, так как он обрился налысо, а отпечатки пальцев были сожжены щёлоком. Лучше оказаться побитым, чем арестованным, потому что если тебя арестуют, ты выбываешь из проекта «Разгром», и больше уж — никаких домашних заданий.
На одну минуту Роберт Полсон стал тёплым центром, вокруг которого сгрудилась жизнь из этого мира, а миг спустя Роберт Полсон стал неодушевлённым предметом. После выстрела полиции, восхитительного чуда смерти.
В каждом бойцовском клубе по вечерам руководитель бродит в темноте за спинами толпы, глазеющей друг на друга сквозь пустой центр подвала бойцовского клуба, и выкрикивает: — Его имя Роберт Полсон.
И толпа подхватывает:
— Его имя Роберт Полсон.
Руководители выкрикивают:
— Ему сорок восемь лет.
И толпа подхватывает:
— Ему сорок восемь лет.
Ему сорок восемь лет, и он был частью бойцовского клуба.
Ему сорок восемь лет, и он был частью проекта «Разгром».
Только в смерти мы обретаем свои имена, и только в смерти мы больше не часть борьбы. В смерти своей мы становимся героями.
И толпа подхватывает:
— Роберт Полсон.
И толпа подхватывает:
— Роберт Полсон.
И толпа подхватывает:
— Роберт Полсон.
Вечером я иду в бойцовский клуб, чтобы закрыть его. Я стою под одинокой лампочкой в центре комнаты, и клуб приветствует меня. Для всех присутствующих я — Тайлер Дерден. Умный. Сильный. Во плоти. Я поднимаю руки, чтобы успокоить их, и предлагаю называть ночь ночью. Идите домой сегодня вечером и забудьте о бойцовском клубе.
Я думаю, что бойцовский клуб свою службу сослужил, не так ли?
Проект «Разгром» отменяется.
Я слышал, что по телеку сегодня хороший футбол.
Сотня человек глазеет на меня.
Человек умер, говорю я. Игра окончена. Это больше не смешно. И тогда из темноты, из внешнего круга за толпой доносится голос: — Первое правило бойцовского клуба — не говорить о бойцовском клубе.
Я ору, убирайтесь домой!
— Второе правило бойцовского клуба — не говорить о бойцовском клубе.
Бойцовский клуб отменяется! Проект «Разгром» отменяется.
— Третье правило — дерутся только двое.
Я Тайлер Дерден, кричу я. Я приказываю вам выметаться!
Никто не смотрит на меня. Люди просто глазеют друг на друга через пустой центр комнаты.
Голос руководителя медленно плывёт по комнате. Дерутся двое. Без рубашек. Без ботинок.
Драка длится, длится, длится столько, сколько потребуется.
Представьте, что то же самое происходит в сотне городов на полудюжине языков.
Правила заканчиваются, а я по-прежнему стою в центре под лампочкой.
— Зарегистрированные на первую схватку, занимайте ринг, — доносится голос из темноты. — Очистить центр клуба.
Я не двигаюсь.
— Очистить центр клуба!
Я не двигаюсь.
Единственная лампочка отражается в темноте сотни пар глаз, все они смотрят на меня и ждут. Я пытаюсь посмотреть на каждого из них так, как это делает Тайлер. Выбрать лучших бойцов для тренировок в проекте «Разгром». Кого бы из них Тайлер пригласил, чтобы работать в Мыловарне на Пейпер-стрит?
— Очистить центр клуба!
Это установленная процедура бойцовского клуба. После трёх приказов от руководителя отделения меня должны выкинуть из клуба.
Но я Тайлер Дерден. Я придумал бойцовский клуб. Бойцовский клуб — моя идея. Я написал правила. Никого из вас не было бы здесь, если бы я захотел. И я говорю, что это надо прекратить!
— Подготовиться к выселению члена клуба по счёту «один». Три, два, один.
Кольцо людей сжимается вокруг меня, две сотни рук хватаются за каждый дюйм моих рук и ног, и меня несут к свету.
К отлёту души приготовиться. Пять, четыре, три, два, один.
Меня передают поверху, из рук в руки, толпа несёт меня к двери. Я плыву. Я лечу.
Я кричу, что бойцовский клуб — мой. Проект «Разгром» — моя идея. Вы не можете выкинуть меня. Я контролирую всё. Идите домой.
Голос руководителя отделения:
— Зарегистрированные на первую схватку, займите центр. Сейчас же!
Я не ухожу. Я не сдаюсь. Я могу с этим справиться. Я руковожу всем этим.
— Выселить члена бойцовского клуба, немедленно!
Эвакуировать душу.
И я медленно выплываю за дверь в ночь со звёздами над головой и холодным воздухом и сажусь на холодный бетон парковки. Все руки опускаются, за мной хлопает дверь, её закрывают на задвижку. В сотне городов бойцовский клуб собирается без меня.
* * *
Годами я хотел выспаться. Вроде как соскальзываешь, сдаёшься, падаешь замертво. Теперь сон — это последнее, чего я хочу.
Я с Марлой в комнате 8G в отеле «Регент». Со всеми этими стариками и вонючками, закрывшимися в своих маленьких комнатушках, каким-то образом моё отчаяние приобретает характер общепринятой нормы.
— Слушай, — Марла говорит, сев по-турецки на своей кровати и выдавив полудюжину стимулирующих пилюль из их пластиковых ячеек. — Однажды мне пришлось встречаться с парнем, которого мучали ужасные кошмары. Он тоже спать не мог.
Что же произошло с этим парнем?
— А, он умер. Инфаркт. Передоз. Слишком много амфетаминов, — говорит Марла. — Ему было всего девятнадцать.
Спасибо, что поделилась.
Когда мы вошли в отель, парень за стойкой в фойе был лыс наполовину — волосы вырваны с корнем. А на скальпе свежие царапины, и он поздоровался со мной. Стариканы, которые смотрели телевизор в фойе, обернулись, чтобы посмотреть, кого это парнишка назвал «сэр».
— Добрый вечер, сэр.
Я могу представить, что сейчас он названивает в штаб проекта «Разгром» и даёт отчёт о моём местонахождении. У них карта города на всю стену, и они отмечают мои передвижения флажками на булавках. Я чувствую себя окольцованным, будто гусь перелётный из «Дикого Королевства».
Они все за мной следят и записывают.
— Ты можешь принять шесть таблеток и тебя не пронесёт, — говорит Марла. — Только принимать их надо задницей.
Ох, как приятно.
Марла говорит:
— А меня они уже не теребят. Попозже мы раздобудем что-нибудь посильней. Настоящую наркоту вроде «распятия», «чёрной красавицы» или «аллигаторов».
Я не суну эти пилюли себе в жо.
— Тогда прими две штуки.
Куда закатимся?
— В боулинг. Открыто всю ночь, и они тебе там заснуть не дадут.
Везде, куда бы я ни пошёл, люди на улице думают, что я Тайлер Дерден.
— Вот почему водитель автобуса прокатил нас бесплатно?
Ага. И вот почему два парня освободили для нас свои места.
— И что ты об этом думаешь?
Я не думаю, что этого всего достаточно, чтобы скрыться. Мы должны сделать что-то, чтоб избавиться от Тайлера.
— А однажды я встречалась с парнем, которому нравилось надевать мои шмотки, — говорит Марла. — Ну, знаешь, платья. Шляпы с вуалью. Мы могли бы переодеть тебя и проскочить.
Я не трансвестит и не сую пилюли в задницу.
— Это хуже, — говорит Марла. — Я встречалась с кексом, который хотел, чтобы я устраивала лесбийскую любовь с его надувной куклой.
Могу представить себя в одной из историй Марлы.
Я встречалась с парнем, у которого было раздвоение личности.
— Я встречалась с другим перцем, он использовал всякие системы для удлинения члена.
Я спрашиваю, сколько времени?
— Четыре утра.
Через три часа я должен быть на работе.
— Прими свои пилюли, — говорит Марла. — Если бы ты был Тайлером и всё такое, они пустили бы нас в боулинг на халяву. Слушай, прежде чем мы избавимся от Тайлера, давай смотаемся по магазинам? У нас будет клёвая машина. Шмотки. Сидюки. По крайней мере, в этом есть и свои плюсы — вся эта халява.
Марла.
— Ладно, забудь.

Глава 22

Старая поговорка, та, где говорится, что ты всегда убиваешь того, кого любишь, так вот, она работает и в обратную сторону.
Работает в обе стороны.
Этим утром я пошёл на работу и натолкнулся на полицейское оцепление между зданием и парковкой, а полицейские стояли в дверях, записывая показания моих коллег по работе. Каждого, кто мимо проходил.
Я даже не вышел из автобуса.
Я — Холодный Пот Джо.
Из автобуса я вижу, что окна от пола до потолка на третьем этаже, где располагается мой офис, выбиты, а внутри пожарник в грязном жёлтом плаще, отбивающий обгоревшую панель в оплавившемся потолке. Дымящийся стол выползает дюйм за дюймом из окна, его толкают двое пожарных, а потом он скользит и переворачивается и быстро пролетает три этажа — падает прямо на тротуар, и я скорее чувствую, как он упал, чем слышу.
Раскалывается, раскрывается и по-прежнему дымится.
Я — Комок в Желудке Джо.
Это мой стол.
Я знаю, что мой босс мёртв.
Три способа изготовить напалм. Я знал, что Тайлер собирается убить моего босса. К тому же я чувствовал запах бензина на своих ладонях, когда я сказал, что хочу уволиться, чёрт, я дал ему разрешение. Будь как дома.
Убей моего босса.
Ох, Тайлер.
Я знаю, что компьютер взорвался.
Я знаю это, потому что Тайлер знает это.
Я не хочу знать это, но можно использовать ювелирное сверло, чтобы просверлить дыру в верхней части монитора. Все обезьяны-космонавты знают это. Я набирал записки Тайлера. Это новая версия бомбы из электрической лампочки, когда ты сверлишь отверстие в лампочке и заполняешь баллон бензином. Заткни дыру воском или силиконом, а потом вверни лампочку в гнездо и позволь кому-нибудь зайти в комнату и щёлкнуть выключателем.
А в кинескопе монитора поместится намного больше бензина, чем в лампочке.
Электронно-лучевая трубка, ты или снимаешь пластиковую мишуру вокруг трубки, это довольно просто, или работаешь через вентиляционные отверстия, которые обычно располагаются сверху.
Первым делом надо отключить монитор от источника питания и от компьютера.
Это работает и с телевизорами.
Просто пойми, если проскочит искра, даже от статического электричества с ковра — ты мёртв. Орущий и сгоревший заживо мертвец.
Электронно-лучевая трубка может держать до трёхсот вольт остаточного напряжения в выключенном состоянии, так что первым делом надо тяжёлой отвёрткой разрядить все ёмкости. Если вы умерли в этот момент, значит, вы взяли отвёртку с неизолированной ручкой.
Внутри электронно-лучевой трубки вакуум, так что когда вы просверлите отверстие, трубка начнёт засасывать воздух, вроде как вздохнёт или тихонько засвистит.
Рассверлите маленькую дырочку свёрлами большего диаметра, пока вы не сможете просунуть воронку. Затем заполните трубку вашей любимой взрывчаткой. Неплох самодельный напалм. Бензин, смешанный с замороженным концентратом апельсинового сока или кошачьим дерьмом.
Неплохо взрывается смесь перманганата калия и сахарной пудры. Идея в том, чтобы смешать один ингредиент, который очень быстро горит, с други, который обеспечит достаточное количество кислорода для горения. Эта штука горит так быстро, что её процесс горения вернее назвать взрывом.
Перекись бария и цинковая пыль.
Нитрат аммиака и алюминиевый порошок.
Анархия в новом стиле.
Нитрат бария под серным соусом с гарниром из древесного угля. Это — порох.
Приятного аппетита.
Набей монитор этим под завязку, и когда кто-нибудь включит напряжение, пять или шесть фунтов пороха разорвутся перед их лицом.
Проблема в том, что босс мне, в общем-то, нравился.
Если ты мужчина, христианин и живёшь в Америке, то твой отец — модель для Бога. А иногда ты находишь отца в своей карьере.
Кроме того, Тайлеру мой босс не нравился.
Полиция будет искать меня. Я был последним, кто выходил из здания в прошлую пятницу. Я проснулся за столом, а на столе уже влажные пятна от моего дыхания, и Тайлер звонит по телефону, говоря: — Выходи. У нас есть машина.
У нас есть «кадиллак».
Бензин был на моих руках.
Механик из бойцовского клуба спрашивал, чего бы вы хотели перед смертью?
Я хотел избавиться от работы. Я дал Тайлеру разрешение. Присаживайтесь. Убейте моего босса.
От моего взорванного офиса я поехал на автобусе на развилку с конечной остановкой. Отсюда прямая дорога до пустых автостоянок и вспаханных полей. Водитель вытаскивает обед из пакета, термос и смотрит на меня в зеркальце.
Я пытаюсь представить, куда я могу пойти, чтобы копы меня не выследили. С заднего сиденья я вижу примерно двадцать человек, сидящих между мной и водителем. Я насчитал двадцать затылков.
Двадцать бритых голов.
Водитель поворачивается и говорит мне, сидящему на заднем сиденье: — Мистер Дерден, сэр, я восхищён тем, что вы делаете.
Я никогда его раньше не видел.
— Вы должны извинить меня, — говорит водитель. — Комитет говорит, что это была ваша личная идея, сэр.
Бритые головы поворачиваются одна за другой. Затем встают. У одного в руке кляп, и ты чувствуешь запах эфира. У ближайшего охотничий нож. Этот самый с ножом — механик из бойцовского клуба.
— Вы храбрый человек, — говорит водитель автобуса. — Подумать только, сделать себя домашним заданием.
Механик говорит водителю автобуса: — Заткнись, — и: — Эй, на стрёме, не облажайтесь.
Ты знаешь, что у одной из обезьян-космонавтов есть резиновая лента, чтобы обмотать твои яйца. Они заполнили всю переднюю часть автобуса.
Механик говорит:
— Расклад вы знаете, мистер Дерден. Вы сами это сказали. Вы сказали, что если кто-нибудь попытается закрыть клуб, даже вы, мы должны ему яйца оторвать.
Помидоры.
Шары.
Гонады.
Хозяйство.
Huevos.
Представь лучшую свою часть замороженной в пакетике из-под сэндвичей на Мыловарне на Пейпер-стрит.
— Вы знаете, что с нами драться бесполезно, — говорит механик.
Водитель автобуса жуёт сэндвич и рассматривает нас в зеркало.
Завывает полицейская сирена, она приближается. Вдалеке на поле грохочет трактор. Птички. Заднее окошко в автобусе полуоткрыто. Облака. Высокая трава на краю остановки. А в травах жужжат пчёлы и мухи.
— На этот раз это не просто угроза, мистер Дерден. На этот раз мы должны их отрезать.
Водитель автобуса говорит:
— Полиция.
Сирена слышна где-то перед автобусом.
С чем мне приходится бороться?
Полицейская машина подъезжает к автобусу, огни мигают голубым и красным, и кто-то за автобусом кричит: — Всем оставаться на местах!
И я спасён.
Вроде того.
Я могу рассказать копам о Тайлере. Я расскажу им всё про бойцовский клуб, и, возможно, я пойду в тюрягу, и тогда проект «Разгром» станет их проблемой, а я не буду пялиться на ножик.
Полицейские поднимаются по ступенькам автобуса, и первый говорит: — Уже отрезали?
А второй говорит:
— Быстрее, тут ордер на его арест.
Он снимает шляпу и говорит, обращаясь ко мне: — Ничего личного, мистер Дерден. Это удовольствие — наконец-то повстречать вас.
Я говорю, вы все совершаете большую ошибку.
Механик отвечает:
— Вы сказали нам, что наверняка это произнесёте.
Я не Тайлер Дерден.
— Вы и про это тоже говорили.
Я меняю правила. У вас остаётся бойцовский клуб, но мы больше никого и никогда кастрировать не будем.
— Да, да, да, — говорит механик. Он на полпути и выставил перед собой нож. — Вы предупредили, что определённо скажете это.
Хорошо, я Тайлер Дерден. Я. Я Тайлер Дерден, я устанавливаю правила, и я говорю — положи нож.
Механик бросает через плечо:
— Какой у нас рекорд по «отрежь-и-убегай»?
Кто-то отвечает:
— Четыре минуты.
Оба копа уже поднялись в автобус, один из них смотрит на часы и говорит: — Секундочку. Сейчас стрелка до двенадцати добежит.
Коп говорит:
— Девять.
— Восемь.
— Семь.
Я рыбкой вылетаю в открытое окно.
Животом я падаю на тонкую металлическую раму, и за моей спиной орёт механик: — Мистер Дерден! Вы нам время похерите!
Наполовину свисая из окошка, я хватаюсь за чёрную резину задней покрышки. Пытаюсь вытянуться, хватаясь за обод. Кто-то хватает меня за ноги и тащит назад. Я кричу маленькому трактору вдали: — Эй!
И:
— Эй!
Моё лицо горит, к нему кровь прилила, я ведь вверх ногами болтаюсь. Я вытягиваю себя. Руки вокруг моих колен втягивают меня обратно. Мой галстук бьёт меня по лицу. Пряжка ремня зацепилась за раму. Пчёлки и мухи в травах высоких в дюймах от глаз и моей головы. Я ору: — Эй!
Руки хватают меня за штаны, втягивая меня назад и снимая брюки.
Кто-то в автобусе вопит:
— Одна минута!
Мои туфли слетают с ног.
Моя пряжка улетает с рамы.
Руки хватают меня за ноги. Рама жарит мой голый живот, разогревшись от солнца. Моя рубашка белая волной вздымается и падает, накрыв главу мою и плечи, а руки всё ещё хватаются за обод, и я ору: — Эй!
Мои ноги вытянуты назад и сложены вместе. Мои штаны слетели с ног моих, исчезли. Солнце светит тёплым светом в задницу.
Кровь молотом стучит в башке, глаза закатываются от давления, и всё, что вижу я — рубашка белая, с лица свисающая. Трактор где-то шумит. Пчёлы жужжат. Где-то. Всё откатывается на миллион миль. Где-то за миллион миль от меня вопль: — Две минуты!
Рука проникает меж ног моих, ощупывая меня.
— Не сделайте ему больно, — говорит кто-то.
Руки у колен моих — на расстоянии в миллион миль от меня. Представьте их находящимися в конце долгой-предолгой дороги. Направленная медитация.
Не представляйте раму окна, или как постылый жаркий нож обрубит тебе корни.
Не представляй себе команду мужиков, раздвигающих твои ноги.
За миллион миль от тебя, за хренлион миль, грубая тёплая рука охватывает фундамент твой и тащит тебя обратно, и что-то стискивает тебя все сильнее, сильнее и сильнее.
Резиновая лента.
Ты в Ирландии.
Ты в бойцовском клубе.
Ты на работе.
Ты где угодно, кроме этого места.
— Три минуты!
Кто-то вдали кричит:
— Вы знаете расклад, мистер Дерден. Не теребите мОзги бойцовскому клубу.
* * *
Тёплая рука под тобой. Холодное прикосновение ножа. Рука под твоей грудной клеткой. Терапевтический физический контакт. Время обняться. И эфир прижимают к твоему носу и рту. Затем ничто и меньше, чем ничто. Забвение.

Глава 23

Взорванная оболочка моего выгоревшего кондоминиума — черна как космос дальний и выглядит, словно руины, парящие над маленькими огнями большого города. Окон нет, и только жёлтая полицейская лента, огораживающая место преступления, дрожит и извивается на краю пятнадцатиэтажной пропасти.
Я просыпаюсь на бетонном подполе. Когда-то тут был кленовый паркет. Были картины на стенах — до взрыва. Была шведская мебель. До Тайлера.
Я одет. Я сую руку в карман и чувствую это.
Я цел.
Напуган, но невредим.
Подойди к краю, пятнадцать этажей над стоянкой, взгляни на огни города, звёзды, и ты ушёл.
Это всё так далеко от нас.
* * *
Здесь, в милях, разделяющих Землю и звёзды, я чувствую себя одним из этих животных, которых в космос дальний запускали.
Собаки.
Обезьяны.
Люди.
Ты просто делаешь свою маленькую работу. Потяни за рычаг. Нажми на кнопку. Ты ничего на самом деле не понимаешь.
Мир сходит с ума. Мой босс мёртв. Дома у меня нет. Моя работа исчезла. А я за всё это в ответе.
Ничего не осталось.
Я задолжал в банке.
Шагни через край.
Между мной и забвением — полицейская лента-ограждение.
Шагни через край.
Что ещё остаётся?
Шагни через край.
А там Марла.
Тогда перепрыгни через край.
Там Марла, она в центре всего этого, и сама об этом не знает.
И она любит тебя.
Она любит Тайлера.
Она не знает разницы.
Кто-то должен ей рассказать. Уходи. Уходи. Уходи.
Спасайся. Ты спускаешься в лифте в фойе, и швейцар, которому ты никогда не нравился, теперь он улыбается, а во рту трёх зубов недостаёт, и говорит: — Добрый вечер, мистер Дерден. Такси? Вы себя хорошо чувствуете? Не хотите ли позвонить?
Ты звонишь Марле в отель «Регент».
Клерк в «Регенте» говорит:
— Одну секундочку, мистер Дерден.
Марла на линии.
Швейцар за твоим плечом прислушивается. Клерк в «Регенте», возможно, также слушает. Ты говоришь, Марла, нам надо поговорить.
А Марла отвечает:
— Слушай, дерьмоед…
Ты можешь находиться в опасности, говоришь ты. Ты заслуживаешь того, чтобы знать, что происходит. Ты должна встретиться со мной. Мне надо поговорить.
— Где?
Ей следует идти в то место, где мы впервые встретились. Вспоминай. Вспомнила?
Белый исцеляющий светлый шар. Дворец с семью дверьми.
— Усекла, — говорит. — Я буду там через двадцать минут.
Будь там.
Ты вешаешь трубку, и швейцар говорит: — Я могу заказать такси, мистер Дерден. Бесплатно, куда бы вы ни поехали.
Мальчики из бойцовского клуба следят за тобой. Нет, говоришь ты, такая хорошая ночь, я лучше пешочком.
Это субботняя ночь, ночь рака кишечника в подвале первой методистской церквы, и когда ты приходишь туда — Марла уже там.
Марла Сингер курит свою сигарету. Марла Сингер выкатывает свои глаза. Черноокая Марла Сингер.
Ты садишься на лохматый ковёр по сторонам медитативного круга и пытаешься вызвать покровительствующее тебе животное, пока черноглазая Марла пялится на тебя. Ты закрываешь свои глаза и переносишься в дворец с семью дверьми, и ты по-прежнему чувствуешь на себе взгляд Марлы. Ты баюкаешь своё внутреннее дитя.
Марла пялится.
Время обняться.
Открой свои глаза.
Мы должны выбрать партнёра.
Марла пересекает комнату в три быстрых шага и бьёт меня по лицу — со всего маху.
Полностью открыться друг другу.
— Ах ты грёбаный говнюк и жополиз, — говорит Марла.
Вокруг нас все стоят, замерев. Смотрят.
А затем оба кулака Марлы избивают меня — где только можно.
— Ты кого-то замочил, — орёт она. — Я звонила в полицию, и они будут здесь с минуты на минуты.
Я хватаю её за запястья и говорю, что, возможно, полиция приедет, но скорее всего — нет.
Марла выворачивается и говорит, что полиция спешит сюда, чтобы посадить меня на электрический стул и поджарить мои глазные яблоки или, по крайней мере, сделать мне смертельную инъекцию.
Будто пчела ужалила.
Передозировка фенобарбитала натрия, и ты засыпаешь. Вроде как собачка из Собачьей Долины.
Марла говорит, что видела, что я кого-то сегодня убил.
Если она имеет в виду моего босса, говорю, да, да, да, да, я знаю, полиция знает, все уже смотрят на меня уничтожающе, но это Тайлер убил моего босса.
У меня и Тайлера просто совпадают отпечатки пальцев, но этого никто не понимает.
— Ах ты дерьмоед, — говорит Марла и показывает на свой синяк под глазом. — Просто потому что тебе и твоим ученичкам нравится избивать людей, так вот, если ещё раз ко мне прикоснёшься, ты труп.
— Я видела, как ты застрелил вечером человека.
Нет, это была бомба, говорю, и случилось это утром. Тайлер просверлил монитор и наполнил бензином или чёрным порохом.
Все ребята с настоящим раком кишечника стоят вокруг нас и глазеют.
— Не, — говорит Марла. — Я шла за тобой до Прессман-отеля, и ты был там официантом на одной из этих вечеринок с таинственным убийством.
Вечеринка с таинственным убийством — богачи собираются в отеле на большой обед и разыгрывают нечто в духе Агаты Кристи. В какой-то момент между селёдкой под шубой и седлом дикого кабана свет на минуту вырубается, и кого-то понарошку убивают. Предполагается, что это смешно и вообще — выглядит. Вроде как смерть, всё-таки.
А весь остаток вечера гости пьют их мадеру консоме и пытаются вычислить, кто из них псих и убийца.
Марла орёт:
— Ты застрелил особого представителя мэра по переработке вторсырья!
Тайлер застрелил особого представителя мэра по чему-то-там.
Марла говорит:
— И у тебя даже рака нет!
Оппаньки.
Щёлк пальцами и всё.
Все смотрят.
Я ору, у тебя тоже рака нет!
— Он ходил сюда два года, — вопит Марла, — а сам здоров, как бык!
Я пытаюсь спасти твою жизнь!
— Что? Почему это мою жизнь надо спасать?
Потому что ты ходишь за мной. Потому что ты пошла за мной вечером, потому что ты видела, как Тайлер Дерден убил кого-то, и Тайлер убьёт любого, кто угрожает проекту «Разгром».
Всех в комнате будто выдернули из их маленьких трагедий. Их маленьких раковых заболеваний. Даже люди, которые шляются под обезболивающим, смотрят настороженно, широко раскрыв глаза.
Я говорю толпе, мол, мне очень неловко. Я не подразумевал ничего такого, вредоносного. Нам надо идти. Мы поговорим снаружи.
И все восклицают:
— Нет! Останьтесь! Как же так?
Я никого не убивал, говорю. Я не Тайлер Дерден. Он — другая сторона моей расщеплённой личности. Я говорю, кто-нибудь киношку «Сибилла» смотрел?
Марла говорит:
— Так кто собирается меня убить?
Тайлер.
— Ты?
Тайлер, говорю, но я могу позаботиться о Тайлере. Тебе надо только следить за членами проекта «Разгром». Тайлер мог дать им приказ следить за тобой или похитить тебя, или ещё что-нибудь в этом роде.
— И почему я должна этому верить?
Оппаньки.
Я говорю, мне кажется, что ты мне нравишься.
Марла говорит:
— Не любовь?
Это тонкий момент, говорю. Не гони лошадей.
Все, кто смотрит, улыбаются.
Я должен идти. Я должен выбраться отсюда. Я говорю, следи за бритоголовыми парнями; ребятами, которых, как тебе кажется, недавно били. Синяки под глазами. Зубов нет. Такие пряники.
И Марла говорит:
— Так куда ты собираешься?
Я собираюсь позаботиться о Тайлере Дердене.

Глава 24

Его звали Патрик Мэдден, и он был особым представителем мэра по переработке вторсырья. Его звали Патрик Мэдден, и он был противником проекта «Разгром».
Я выхожу в ночь из первой методистской церквы, и всё возвращается ко мне.
Все вещи, которые знал Тайлер, возвращаются ко мне.
Патрик Мэдден составил список баров, где проводятся встречи бойцовских клубов.
Неожиданно я понимаю, как запускается кинопроектор. Я знаю, как взламывать замки, и как Тайлер арендовал дом на Пейпер-стрит перед тем, как он явился мне на пляже.
Я знаю, отчего случился Тайлер. Тайлер любил Марлу. С самой первой встречи, как я её встретил, Тайлер, или какая-то часть меня, нуждался в Марле.
Не то, чтобы это имело значение. Тем более — сейчас. Но все детали возвращаются ко мне, когда я иду сквозь ночь к ближайшему бойцовскому клубу.
По субботам в баре «Оружейная палата» собирается бойцовский клуб. Ты можешь найти этот бар в списке, который составил Патрик Мэдден, бедный мёртвый Патрик Мэдден.
Сегодня вечером я пошёл в «Оружейку», и, когда я вошёл, толпы разошлись передо мной, будто ширинка на джинсах. Для всех я был Тайлер Дерден Великий и Могучий. Бог и отец.
Все вокруг меня шептали:
— Добрый вечер, сэр.
— Добро пожаловать в бойцовский клуб, сэр.
— Благодарим вас за то, что вы присоединились к нам, сэр.
Я и моё жуткое лицо только начали заживать. Дыра на моём лице улыбается с моей щеки. Насмешка над моим настоящим ртом.
Так как я Тайлер Дерден, и можете поцеловать меня за это в задницу, я вызвал на бой всех в клубе. Пятьдесят схваток. Схватки проходят одна за другой. Без ботинок. Без рубашек.
Схватки длятся столько, сколько требуется.
И, если Тайлер любит Марлу…
Я люблю Марлу.
То, что происходит, не описать словами. Я хочу загадить пляжи Франции, которых никогда не увижу. Представьте лося, пробирающегося сквозь влажные леса на склонах каньона вокруг Рокфеллер-центра.
В первой схватке парень захватывает меня в двойной нельсон и расшибает моё лицо, разрывает щёку, дыру в щеке о бетонный пол, пока мои зубы не ломаются и не вонзаются в язык своими корнями.
Теперь я могу вспомнить Патрика Мэддена, мертвого на полу, маленькую фигурку его жены, просто маленькую девочку с шиньоном. Его жена хихикала и пыталась влить шампанское меж губ своего мёртвого мужа.
Жена сказала, что фальшивая кровь слишком, слышите, слишком красная. Миссис Патрик Мэдден опустила два пальчика в лужицу крови подле её мужа и затем облизала их.
Зубы впились в мой язык, я чувствую кровь.
Миссис Патрик Мэдден почувствовала кровь.
Я помню, как стоял на задворках вечеринки с таинственным убийством, а официантствующие обезьяны-космонавты стояли вокруг меня как телохранители. Марла в её платье с узором из тёмных роз как на обоях наблюдала с другого конца бальной залы.
Моя вторая схватка, парень упёр колено меж моих лопаток. Парень сложил обе мои руки за спиной и бьёт меня грудью о бетонный пол. И я слышу, как с одной стороны хрустнула ключица.
Я хочу пойти в Британский музей к греческой коллекции с молотком и подтереть задницу Моной Лизой.
Миссис Патрик Мэдден держит свои два кровавых пальца во рту, кровь проступает в щёлочках меж зубами, и кровь стекает вниз по её пальцам, вниз по её запястьям, по бриллиантовому браслету и устремляется к локтю, где и начинает капать.
Схватка номер три, я просыпаюсь, и настаёт время для схватки номер три. В бойцовском клубе больше нет имён.
Ты — это не твоё имя.
Ты — это не твоя семья.
Номер три, кажется, знает, что мне нужно, и держит мою голову в темноте и вони. Существует состояние между сном и явью, когда притока свежего воздуха едва хватает, чтобы не дать тебе заснуть. Номер три держит мою голову в захвате, в руке, вроде как ребёночка или футбольный мяч, и молотит по моему лицу костяшками.
Пока мои зубы не прокусывают щёку.
Пока дыра в щеке не сходится с уголком моего рта, пока рваная ухмылка не пересекает лицо от носа до уха.
Номер три молотит, пока не сдирает кожу с кулака.
Пока я не кричу.
Как всё, что ты любил, отвергнет тебя или умрёт.
Всё, что ты создаёшь, будет отброшено.
Всё, чем ты гордился, станет рванью.
Я Озимандия, я мощный царь царей.
Ещё один удар, и мои зубы встречаются на языке. Половина моего языка падает на пол; её выпинывают прочь.
Маленькая фигура миссис Патрик Мэдден, вставшей на колени перед телом её мужа, богатые люди, люди, которых они называли друзьями, пьяно возвышаются над ней и хохочут.
Жена, она сказала:
— Патрик?
Лужица крови растекается всё дальше и дальше, пока не касается её юбки.
Она говорит:
— Патрик, довольно, перестань притворяться мертвецом.
Кровь поднимается вверх по юбке, это капиллярный эффект, нитка за ниткой и всё по её юбке.
Вокруг меня кричат люди из проекта «Разгром».
Затем кричит миссис Патрик Мэдден.
И в подвале «Оружейки» Тайлер Дерден соскальзывает на пол — тёплая отбивная. Тайлер Дерден великий, бывший совершенным целый миг, сказавший, что миг — это всё, чего ты можешь ждать от совершенства.
И битва продолжается и продолжается, потому что я хочу умереть. Потому что только в смерти мы обретаем имена. Только в смерти мы перестаём быть частью проекта «Разгром».

Глава 25

Тайлер стоит там, он определённо круто выглядит, белокуро-снежный, как и все ангелы. Моя воля к жизни поражает меня.
Я, кровавый кусок ткани, высушенный на матраце в моей комнате Мыловаренной компанией на Пейпер-стрит.
Всё в моей комнате исчезло.
Моё зеркало с фотографией моей ноги, когда я получил рак на десять минут. Хуже чем рак. Зеркала нет. Дверь шкафа открыта, мои шесть белых рубашек, чёрные брюки, бельё, носки и ботинки исчезли. Тайлер говорит: — Вставай.
Подо всем, и за всем, и внутри всего, что я взял дозволенного — зреет и растёт нечто ужасное.
Всё разрушилось.
Обезьяны-космонавты испарились. Всё сместилось: жир после отсасываний, армейские кровати, деньги, особенно деньги. За мной остались только сад и дом.
Тайлер говорит:
— Последнее, что нам осталось сделать, это твоё, как его, мученичество. Твоя эта самая Большая Смерть.
Только смерть не должна быть грустной и депрессивной, твоя будет радостной и вселяющей надежду.
Ох, Тайлер, я страдаю. Просто убей меня здесь.
— Вставай.
Убивай уже! Убей меня. Убей меня. Убей меня. Убей меня.
— В этом есть своё величие, — говорит Тайлер. — Представь это: ты на крыше самой высокой постройки в мире, постройка под контролем проекта «Разгром». Дым выкатывается из окон. Столы падают в толпы на улицах. Настоящая опера смерти, вот что ты получишь.
Нет, говорю. Ты достаточно меня попользовал.
— Если ты не присоединишься, мы пойдём к Марле.
Показывай дорогу, говорю.
— А теперь выгрёбывайся из кровати, — говорит Тайлер, — и приземляй гузно в грёбаную машину.
Так что Тайлер и я на вершине Паркер-Моррис билдинг с пистолетом, застрявшем в моём рту.
Наши последние десять минут.
Паркер-Моррис билдинг перестанет существовать через десять минут. Я знаю это, потому что Тайлер знает это.
Ствол пистолета упирается в заднюю стенку моей глотки, Тайлер говорит: — На самом деле мы не умираем.
Я ощупываю языком ствол, упирающийся в щёку, и говорю, Тайлер, ты думаешь о вампирах.
Наши последние восемь минут.
Пушка лишь на тот случай, если полицейские вертолёты доберутся быстрее.
Боже, это выглядит так, будто один человек стоит на крыше и держит пистолет в своём рту, но на самом деле Тайлер держит пушку, и это моя жизнь.
Вы берёте 98-процентную концентрированную дымящую азотную кислоту и добавляете три части серной кислоты.
У вас получился нитроглицерин.
Семь минут.
Смешайте нитроглицерин с опилками, и вы получите отличный пластит. Многие обезьяны-космонавты смешивают свой нитроглицерин с хлопком и добавляют в качестве сульфата горькую соль. Это тоже сработает. А некоторые обезьяны используют смесь парафина с нитроглицерином. Парафин никогда, ни разу у меня не срабатывал.
Четыре минуты.
Тайлер и я на краю крыши, пушка у меня во рту, и я неожиданно задумываюсь о том, насколько чист ствол.
Три минуты.
И тогда кто-то кричит.
— Подожди, — и это Марла, идущая к нам по крыше.
Марла идёт ко мне, потому что Тайлер ушёл. Бедняжка. Тайлер — моя галлюцинация, а не её. Тайлер исчез будто по мановению волшебной палочки. И теперь я всего лишь одинокий человек, держащий пистолет в своём рту.
— Мы шли за тобой, — кричит Марла, — все люди из групп поддержки. Ты не должен делать этого. Положи пистолет.
За Марлой все больные раком яичек, мозговые паразиты, люди с меланомой, туберкулёзники, они идут, тащатся, ковыляют, катятся на своих инвалидных колясках ко мне.
Они говорят:
— Подожди.
Их голоса приходят ко мне с холодным ветром, они говорят: — Остановись.
И:
— Мы можем помочь тебе.
— Дай нам помочь тебе.
По небу летят — хоп, хоп, хоп, — полицейские вертолёты.
Я ору, уходите! Уходите отсюда! Это здание взорвётся.
Марла кричит:
— Мы знаем.
Похоже, наступил момент богоявления.
Я не убиваю себя, кричу я. Я убиваю Тайлера.
Я — Жёсткий Диск Джо.
Я помню всё.
— Это не любовь или что-то в этом роде, — орёт Марла, — но, я думаю, что ты мне тоже нравишься.
Одна минута.
Марле нравится Тайлер.
— Нет, мне нравишься ты, — орёт Марла. — Я знаю разницу.
И ничего.
Ничего не взрывается.
Ствол пистолета упёрся в мою выжившую щёку, и я говорю, Тайлер, ты смешал нитроглицерин с парафином, да?
Парафин никогда не срабатывает.
Я должен сделать это.
Полицейские вертолёты.
Я жму на спусковой крючок.

Глава 26

В доме отца моего много обителей. Конечно, когда я нажал на спусковой крючок, я умер.
Лжец.
И Тайлер умер.
При полицейских вертолётах, грохочущих и летящих ко мне, при Марле и всех людях из групп поддержки, которые не могли спасти себя, с ними всеми, кто меня не уберёг, я должен был нажать на спусковой крючок.
Это было лучше, чем настоящая жизнь.
И твой один великолепный момент не длится целую вечность.
На небесах всё белое на белом.
Фальшивка.
На небесах всё тихо, все в туфлях на резиновой подошве.
Я могу спать на небесах.
Люди написали мне на небеса и рассказали мне то, что я помню. Что я их герой. Я поправлюсь.
Ангелы здесь явно из Ветхого Завета, легионы и лейтенанты, небесное воинство, которое работает день посменно, а потом приходят другие. Кладбище. Они приносят тебе пищу на подносе с таблетками в бумажном стаканчике. Долина Кукол.
Я встретился с Богом за его длинным столом из ореха, с дипломами, развешанными по стенам за его спиной, и Господь спросил меня: — Зачем?
Зачем я причинил столько боли?
Неужели я не понимал, что каждый из нас — священная, уникальная снежинка с особыми уникальными особенностями?
Неужели я не вижу, что мы все — проявления любви?
Я смотрю на Бога за его столом, пишущего что-то в свой блокнот… Господь всё не так понял.
Мы не особенные.
Но мы не дерьмо и не мусор.
Мы просто есть.
Мы просто есть, и то, что случается, — просто случается.
И Господь говорит:
— Нет, это не так.
Да. Нуу. Ессно. Не учите Бога жизни.
Господь спрашивает меня, что я помню.
Я помню всё.
Пуля из пистолета Тайлера, она продырявила мою щёку и придала мне этакую зубастую улыбку от уха до уха. Да, вроде как злобная тыква в Хэллоуин. Японский демон. Дракон наживы.
Марла по-прежнему там, на Земле, и она мне писала. Когда-нибудь, сказала она, меня заберут обратно.
И если бы здесь на Небесах был телефон, я бы позвонил Марле с Небес и в тот миг, когда она скажет: — Привет, — я бы не повесил трубку. Я бы сказал: — Салют. Что происходит? Расскажи мне всё — до мельчайших подробностей.
Но я не хочу назад. Не сейчас.
Просто потому что.
Потому что каждый раз кто-нибудь приносит мне поднос с обедом и мои пилюльки, и у него подбитый глаз, или швы на лбу, и он говорит: — Мы скучаем по вам, мистер Дерден.
Или кто-нибудь со сломанным носом драит шваброй пол позади меня и шепчет: — Всё идёт по плану.
Шепчет:
— Мы собираемся сломить цивилизацию, только так мы сможем сделать из нашего мира что-то лучшее.
Шепчет:
— Мы попробуем вернуть вас.