1 2 3 4 5 6 
Большим пальцем Акотолп открыла окошечко в боку сандуу и вставила в него пластину. Заглянув в верхний глазок и бурча про себя, она набирала пальцами инструкции для сандуу. Потом отодвинулась и поманила к себе Керрика.
– Закрой глаз. Другим погляди сюда. Расскажи, что видишь?
Он ничего не увидел. Просто светлое пятно. Моргнув, он повернул голову… и увидел их: прозрачные существа быстро шевелили щупальцами. Этого он понять не мог и вопросительно взглянул на Акотолп.
– Я заметил там шевелящихся тварей… Кто это?
– Животные, мельчайшие, они живут в этой капле воды. Линзы увеличивают их изображение. Ты понял, что я говорю?
– Нет.
– Абсолютно верно. Ты никогда не выучишься. Твой разум не больше, чем у всех остальных устузоу. Свободен.
Керрик обернулся и вздрогнул, увидев у стены безмолвного бородатого тану. Внезапно он понял, что это чучело. Ничего не ощутив при этом, он быстро вышел.
И все же на обратном пути он был странно взволнован… Солнце грело плечи, сзади терпеливо шлепала Инлену'. Мыслями и словами он был иилане. А по виду – устузоу. А значит, не был ни тем, ни другим. Мысль эта огорчила его. Все-таки он иилане, в этом нельзя сомневаться.
Он повторял и повторял эти слова, а пальцами бессознательно щипал свое собственное теплое тело тану.

Глава 27

– Пришло время отправляться, – сказала Сталлан. – Здесь, на картинках, есть все, что нам следует знать.
– Покажи! – велела Вейнте.
Помощницы и фарги, толкаясь, приблизились, чтобы посмотреть, но она жестом отогнала их. Сталлан передавала изображения по одному, сопровождая их подробными пояснениями:
– Вот это самые ранние… Это высокие долины, где обычно зимуют устузоу. Но последней зимой тепло не пришло туда. И поэтому устузоу пойдут на юг в поисках пищи.
На юг, подальше от собственных морозных зим, подумала Вейнте, так и мы бежим из холода Инегбана. Она выбросила из головы непристойное сравнение, едва оно появилось. Между двумя фактами не было никакого сходства, ничего общего не может быть у иилане с устузоу. Простое совпадение. Ну и что, пусть эти твари отправляются на юг за пищей.
– …На юг, где они окажутся у нас в руках, – громко произнесла Вейнте.
– Будущее открыто для тебя, эйстаа. Если они останутся в горах, то умрут от голода. Если же нет – мы сумеем встретить их.
– Когда выступаем?
– Очень скоро. Смотри сюда… вот. Большие звери, тянущие шесты и шкуры. Они спускаются с гор. Вот трава – еще серая и мертвая после зимы. Белое во впадинах – твердая вода. Они пойдут дальше на юг.
– Пойдут. Подготовка окончена?
– Окончена. Припасы собраны. Лодки накормлены. Вооруженные фарги готовы.
– Проследи, чтобы все так и оставалось.
Отпустив Сталлан, Вейнте мгновенно забыла о ней, обратившись к мыслям о грядущей кампании. На этот раз придется углубиться на сушу, пробыть в походе все лето. Взять с собой мяса на весь этот срок они не могли… Значит, следует предусмотреть снабжение из города? Или лучше опустошать землю? Это легче, к тому же каждый убитый зверь не достанется устузоу. Но нужно взять с собой и какие-то запасы, чтобы продвижение не замедлялось. Следует учесть все. Придется брать пленников. Раптор не мог пролететь над всеми стоянками устузоу. Допрашивая пленников, иилане будут обнаруживать племя за племенем и перебьют всех.
Повинуясь жесту, к Вейнте подошла фарги.
– Прикажи Керрику явиться ко мне.
Она долго не могла отрешиться от мыслей о походе и не сразу заметила вошедшего.
– Расскажи о своем здоровье, – приказала Вейнте, – ты очень похудел.
– Да, но слабость исчезла, шрамы от нарывов зажили. Каждый день я заставляю жирную Инлену' бегать со мною в полях. Она теряет вес – я набираю.
– Скоро выступим на север. Ты отправишься с нами.
– Эйстаа говорит – я повинуюсь.
Он выразил это самым официальным образом, не проявив никаких других эмоций. Но за внешним спокойствием мысли были совершенно иными.
Он стремился в путь… и боялся его.
Большая часть подробностей минувшего похода забылась во время болезни. Когда Керрик был без сознания, он просто ничего не помнил, но когда он пришел в себя, появились боли в груди, язвы покрыли все тело. Он знал, что надо есть… и не мог. Смутно он ощущал, как тает его тело, как приближается смерть, но был слишком слаб, чтобы бороться с болезнью. И лишь во время долгого, трудного выздоровления он начала думать о пище.
Но все это было – и должно остаться в прошлом. Он все еще уставал к вечеру, но с каждым днем становился чуть сильнее. Все будет отлично.
Он пойдет вместе со всеми, там будут устузоу, ему придется разговаривать с ними. Давно не позволял он себе подобных мыслей, но странное возбуждение охватило его, и Керрик с нетерпением ждал похода. Он снова будет разговаривать с тану и на этот раз припомнит больше слов. И едва он об этом подумал, внезапное возбуждение овладело им, и он зашагал быстрее, Инлену' покорно плелась следом.
…Они выступили на несколько дней раньше, чем планировалось; решено было двигаться медленнее. Вейнте желала проверить, удастся ли им раздобыть по дороге мясо.
Весь первый день они плыли и только утром остановились на скалистом берегу. Сталлан сразу же отправилась на охоту с группой своих лучших охотниц, резвые фарги торопились следом.
Они возвратились задолго до темноты, фарги были нагружены тушами оленей. Они подходили и складывали туши перед эйстаа.
– Хорошо, очень хорошо, – сказала она с удовольствием. – Верно твое имя, Сталлан – охотница, что не промахивается.
Охотница… Керрик не понимал еще смысла этого слова. Охотница. Входящая в лес, крадущаяся по равнине, убивающая.
– Сталлан, я тоже хочу поохотиться, – произнес он вслух то, о чем долго думал. И склонился за хесотсаном, лежавшим неподалеку, но Сталлан пинком отбросила оружие. Ее поступок был грубым и неожиданным.
– Устузоу умирают от хесотсана, другого отношения к оружию они не имеют!
Керрик отступил. Он думал не об оружии, он хотел только на охоту. И пока он обдумывал ответ, заговорила Вейнте:
– Разве у тебя совсем нет памяти, Сталлан? Ты забыла, что приказы отдаю только я? Отдай Керрику свое оружие! Объясни устузоу, как оно действует.
Тон приказа был так резок, что Сталлан оцепенела. Вейнте не изменила повелительной позы. Важно, чтобы все иилане, даже ранга Сталлан, не забывали, кто здесь эйстаа. А еще ей хотелось натравить эту пару друг на друга, их взаимная ненависть была очевидной.
Сталлан оставалось только повиноваться. Фарги подвинулись ближе, как всегда, когда кому-то что-нибудь объясняли. Сталлан нерешительно протянула оружие Керрику.
– Это создание называется хесотсан; оно выращено, чтобы служить оружием.
Керрик решительно взял в руку прохладную темную трость, не отводя глаз от указующего большого пальца.
– Молодые хесотсаны подвижны, а когда вырастают, то меняют форму. Ноги становятся короткими, позвоночник деревенеет, и существо принимает такой вид. Его приходится кормить, иначе оно умрет. Вот рот. – Она показала на дырочку с темными губами. – Не перепутай с отверстием, куда вставляются иглы. Иглы мы снимаем с кустов и сушим… Не двигай рукой!
Сталлан выхватила у Керрика оружие и попыталась овладеть собой. Лишь присутствие эйстаа за спиной сделало это возможным. Не будь ее – она втоптала бы этого устузоу в землю. Помолчав, она заговорила более хриплым голосом, чем прежде:
– Это оружие убивает. Для этого надо надавить одной рукой на тело, а потом нажать здесь большим пальцем.
Раздался громкий треск – и игла со свистом улетела в воду.
– Иглы мы вставляем сюда. Получая импульс, хесотсан выделяет некоторое количество жидкости, она испаряется со взрывом и выталкивает иглу наружу. Не заряженные в хесотсан иглы безвредны. Но пока игла двигается по метательной трубе, она трется о железу, которая выделяет такой сильный яд, что невидимая взору капля мгновенно убивает такого гиганта, как ненитеск.
– Ты превосходно объясняешь, – произнесла Вейнте. Легкое удовольствие в ее тоне делало слова двусмысленными. – Можешь перестать.
Бросив хесотсан Керрику, Сталлан резко обернулась. Но все же не настолько быстро, чтобы скрыть от Керрика жгучую ненависть. Он ответил ей тем же. Но, разглядывая оружие, быстро забыл о случившемся. Он думал только о предстоящей охоте, о том, как воспользуется хесотсаном. И все же он был не настолько легкомыслен, чтобы впредь позволять Сталлан находиться рядом с ним без свидетелей. Лучше было держаться от охотницы подальше и уж во время охоты особенно. Ядовитая игла мгновенно уложит его так же, как и любое животное.
…Когда на следующий день пришло время выходить на охоту, Керрик не стал высовываться со своим оружием, пока не убедился, что Сталлан удалилась. Тогда он направился в противоположную сторону. Никакого желания пасть жертвой несчастного случая он не испытывал.
Охотиться, волоча на поводке неповоротливую Инлену', оказалось делом нелегким, но он старался, как только мог. Иногда ему везло – и Инлену' пришлось тащить на пляж не одного оленя. Но куда важнее, чем сама добыча, оказалось то чувство, которое он испытал, выслеживая зверей в густой траве. Удовольствию его не было предела. Керрик не замечал усталости: у него появился волчий аппетит, он спал как убитый. Охота продолжалась, они медленно продвигались на север, и с каждым днем он оказывался способным на большее. Когда от побережья океана они направились вдоль огромной реки, он чувствовал себя столь же сильным, как прежде.
Первая битва состоялась через несколько дней…
Когда все ушли, Керрик остался в лагере на своем обычном месте. Полученные с помощью раптора снимки свидетельствовали, что устузоу движутся вдоль берега реки, поэтому тщательно продумана была и засада. Но Керрику было не до этого. Скрестив ноги, он сидел на земле и пальцем дразнил хесотсан. Прикасаясь к его пасти, он отправлял в нее очередную мясную кроху и мечтал о новой охоте. Инлену' такая шумная. Но она научилась замирать на месте по его приказу. Он описывал большой круг около очередного обнаруженного стада, а затем прятался с подветренной стороны. Олени, спасаясь от охотниц, бежали прямо на него. План срабатывал.
Мысли его нарушил далекий вопль. Даже Инлену' вздрогнула и огляделась. Крик прозвучал снова, громче и ближе. Керрик вскочил на ноги, вскинув оружие. Крик повторился, послышался тяжелый топот.
Впереди над откосом раздался пронзительный вопль, в ветвях показалась огромная голова. Длинные белые клыки, задранный хобот, вновь оглушительный визг.
– Убей устузоу! – завопила Инлену'. – Убей, убей!
Керрик вскинул хесотсан, целя прямо в черный глаз огромного зверя.
– Кару… – сказал он и не выстрелил.
Инлену' в страхе застонала.
Хадрав хобот, мастодонт вновь затрубил. А потом повернулся и исчез из виду.
Кару… Почему он произнес это слово? Что оно значило? Он ведь только удивился огромному зверю, но не испугался. Странное слово «кару». Оно будило смутные воспоминания. Теплые, мирные… Вздрогнув, он постарался все забыть. Наверное, схватка совсем рядом. Огромный волосатый зверь испугался, удрал. Керрик был рад, что не убил его.
– Эйстаа посылает за устузоу по имени Керрик, – раздался голос медленно тащившейся по берегу фарги.
Она была ранена – нижняя часть руки была закрыта повязкой. Кровь струилась по ноге…
– Умойся! – приказал Керрик, потянув за поводок. Инлену' с трудом поднялась на ноги.
Хесотсан справился с последним куском мяса. Керрик погладил пальцем его рот: если не закрыть его вовремя, оружие может укусить мелкими зубками.
Они пошли вдоль берега, потом повернули в сторону, на утоптанную тропу. По пути им то и дело встречались раненые фарги, шедшие назад. Некоторые стонали, другие валились на землю, не в силах пошевелиться. Они прошли мимо трупа – одна фарги умерла на дороге, глаза и рот были широко раскрыты. Битва была суровой.
Потом Керрик увидел мертвых тану. Фарги сваливали трупы в кучи – мужчины и женщины, детские тельца отбрасывали в сторону. Рядом лежал мастодонт, рухнувший на пожитки племени и изломавший их.
Керрик был потрясен, он молча шел дальше. Это были устузоу, их следовало убивать. Но это же тану – почему они убиты? Это те самые мерзкие устузоу, перебившие самцов иилане и молодняк на пляже. Но что ему до этого? Он и близко не подходил к этим пляжам.
Пронзенная копьем фарги лежала на теле охотника, так и не выпустившего древко из рук. Фарги была иилане, и он, Керрик, тоже иилане.
Но нет, он тану. Он еще и тану?
На вопрос нельзя было ответить, но его нельзя было и забыть. Нет, надо забыть все и вспомнить себя мальчиком… Но тот мальчик давно мертв. Чтобы выжить, ему пришлось стать иилане. И он иилане, а не грязный устузоу.
Тут его за руку потянула какая-то фарги, он вздрогнул. Трупы, кругом трупы… тану, иилане, мастодонты. Он уже не мог смотреть на трупы. Керрик подошел к группе вооруженных фарги, расступившихся перед ним. Там стояла Вейнте, каждое движение ее тела выдавало неприкрытый гнев. Увидев Керрика, она молча указала на лежавший перед нею предмет. Это была шкура какого-то животного, плохо выделанная и подгнившая, совершенно бесформенная, с головой.
Керрик в ужасе отшатнулся. Это было не животное, а иилане, ее еще можно было узнать.
– Видишь это? – спросила Вейнте. Каждый жест ее передавал жгучую ненависть. – Видишь, что сделали эти животные с ней, такой интеллектуальной, такой красивой? Я хочу поподробнее разузнать об этом: кто это сделал, сколько их было, где их искать. Ты допросишь захваченного устузоу. Нам пришлось вбить в него покорность. Возможно, это предводитель своры. Пусть покапает кровью – но прежде все расскажет тебе, а потом я убью его. Быстро! Я должна знать все. Несколько устузоу избежали смерти, но Сталлан со своими охотницами идет по следу и схватит их.
Лужайку окружали высокие деревья. Тану лежал на земле со связанными руками и ногами, а фарги била его копьем.
– Пусть он страдает, не убивай! – приказала Вейнте.
Керрик приближался медленно, почти против собственной воли. Охотник был рослым, куда выше его. Густая борода и волосы были испачканы кровью. Избиение продолжалось, но мужчина молчал.
– Прекрати! – велел Керрик, ткнув оружием в спину фарги. – Назад!
– Кто ты? – хрипло спросил мужчина, закашлявшись и сплюнув кровь, перемешанную с осколками зубов. – Ты пленник, раз на поводке? И ты разговариваешь с ними? Где твои волосы? Кто ты? Говорить умеешь?
– Я… я – Керрик.
– Это имя ребенка, а не охотника. Но ты уже взрослый…
– Это я задаю вопросы. Назови свое имя.
– Я Херилак. Саммад мой. Был. Убиты все, все погибли… Да?
– Некоторые бежали. За ними погоня.
– Детское имя… – Голос его стал мягче. – Подойди ближе, мальчик, ставший мужчиной. Дай мне поглядеть на тебя. Они подбили мне оба глаза… Подойди ближе… Вижу. Пусть на лице нет ни волоска, но твое лицо – лицо тану.
Херилак поморгал, стараясь стряхнуть кровь с век. Керрик протянул руку и мягким движением смахнул ее. Он словно прикоснулся к собственной теплой коже. К собственной коже, собственному телу. Он вздрогнул – подобное ощущение было таким непривычным.
– Ты произносишь звуки и вихляешься, как они. Значит, ты умеешь говорить с ними?
– Отвечай на мои вопросы. Не тебе задавать их.
Херилак понимающе кивнул.
– Делаешь их работу. Давно ты с ними?
– Не знаю… Много лет… зим.
– Все это время они убивали тану, Керрик. Мы тоже убиваем их, но всегда мало. Однажды я видел малыша в плену у мургу. Они держат пленных?
– Пленных нет. Только один я… – Керрик умолк, что-то забытое шевельнулось в его памяти: бородатое лицо среди ветвей.
– Значит, они поймали и воспитали тебя, – почти шепотом произнес Херилак. – Ты умеешь говорить с ними. Нам нужна твоя помощь, тану нуждаются в тебе… – Он умолк, заметив нож на шее Керрика. И произнес сдавленным голосом: – Повернись-ка к свету, мальчик. Что это у тебя на шее? Это твоя вещь?
– Моя? – переспросил Керрик, прикасаясь к холодному металлу. – Должно быть, да. Они сказали, что меня поймали с этой штукой на шее.
Голос Херилака дрогнул: охотник что-то вспомнил.
– Небесный металл… Я видел, как он свалился с неба, а потом искал и нашел его. Эти ножи делали при мне, их каменными ножами откалывали от куска металла, потом расплющивали. Ну прикоснись к моей груди… Там под шкурой… спереди… Нащупал? Вытаскивай! Один охотник сделал большой для себя, второй поменьше – для сына. У сына было детское имя, может, его и звали Керрик. Я не помню. Но отца звали Амагаст. Он был близок мне. Потом, через много лет, я нашел этот нож из небесного металла среди его костей. Костей Амагаста.
Застыв в ужасе, Керрик слушал. Имя… Оно снилось ему по ночам, он забывал его, просыпаясь.
Амагаст…
Амагаст. Одно слово словно ключом отомкнуло поток воспоминаний, захлестнувших его. Кару, его мастодонт, убитый с ним рядом. Отец его Амагаст. Он погиб. Вместе со всем саммадом. Воспоминания путались. Тогда тоже вокруг лежали погибшие. Резня… И долгие, долгие годы… Медленно доходили до него слова охотника.
– Убивай их, Керрик, убивай, как они убивают нас.
Повернувшись, Керрик побежал. Инлену' заковыляла следом. Подальше от охотника, от этого голоса и воспоминаний! Но от них уже негде было скрыться. Оттолкнув вооруженную фарги, он поднялся на вершину заросшего травою склона, тянувшегося в сторону моря, и тяжело сел на землю, обхватив колени, лицом к океану… и не видя его.
Перед ним был Амагаст, отец его, и погибший саммад. Робко и невнятно с ним заговорила память. Она была при нем: все забытое, все похороненное. Глаза его наполнили детские слезы, те, что он не выплакал ребенком. Теперь они текли по щекам… Саммад его вновь был перед ним… Убитые лежали, как сегодня родные Херилака. Оба побоища слились в его воображении воедино. И он еще жил столько лет среди иилане, позабыв обо всем. Он выжил, потому что забыл.
Но теперь он вспомнил и в памяти своей был сразу двумя существами – устузоу, которого научили говорить на языке иилане, и мальчиком тану.
Мальчиком? Он смотрел на свои руки, на пальцы. Он больше не мальчик. Тело его выросло за долгие годы. Он стал мужчиной, но не знал, как им становятся. Он вспомнил отца, других охотников… Должно быть, теперь он с них ростом.
Вскочив на ноги, Керрик закричал от негодования и гнева. Кто он? Что он? Что с ним происходит?
Вдруг сквозь бурный порыв чувств он почувствовал, что его дергают за шею. Он обернулся и, моргая, увидел, что Инлену' тихонько тянет его за поводок, выражая при этом беспокойство и страх.
Керрику захотелось убить ее, и он занес оружие у нее над головой.
– Мараг! – крикнул он. – Мараг!
Но гнев улегся так же быстро, как и пришел, и, устыдясь, он опустил оружие. Простодушное создание было не опасно, она была пленницей куда в большей степени, чем он.
– Спокойствие, Инлену', – произнес он. – Ничего плохого. Успокойся.
Приободрившись, Инлену' вновь уселась на толстый хвост и кротко заморгала, глядя на заходившее солнце.
Керрик сразу забыл о ней. Там, на лужайке за деревьями, ждал Херилак. Чего ждал? Ответа, конечно, ответа на вопрос, на который сам Керрик не мог ответить, хотя вопрос был предельно ясен.
Кто он? Физически – тану, мужчина с мыслями мальчика, так и не ставшего настоящим тану. Это было ясно и очевидно. Чтобы выжить, мальчик превратился в иилане. Это было понятно. Иилане мыслями, тану с виду.
Неясно было только, что с ним будет. Если он не предпримет ничего, существование его будет продолжаться так, как и раньше. Положение его останется высоким, он будет ближайшим подручным эйстаа, живущим в спокойствии и безопасности. Но в качестве иилане.
Но этого ли он хотел? Это ли его будущее? Раньше он не думал об этом, даже не представлял себе такое. Он передернул плечами, пытаясь сбросить невидимую тяжесть. Слишком много приходилось решать прямо сейчас. Ему так требовалось время на раздумье. Он выполнит приказание Вейнте и допросит устузоу. Потом будет время все обдумать. Голова его была тяжелой…
Когда Керрик вернулся, ничего не переменилось. Херилак лежал связанным на земле. Три фарги молча стояли на страже. Керрик поглядел на охотника, попытался заговорить, но не находил слов. Молчание нарушил Херилак.
– Делай, как говорю, – зашептал он. – Убей мургу, режь путы, бежим вместе в горы, в зимние снега, к доброй охоте, к костру в шатре. Вернешься к своим.
И хотя охотник шептал эти слова, громом отдавались они в голове Керрика.
– Нет! – громко выкрикнул он. – Молчи! Ты будешь отвечать на мои вопросы. Ты будешь только отвечать…
– Мальчик, ты потерялся, но тебя не забыли. Они попытались сделать тебя своим, но ты не из них. Ты – тану. Керрик, возвращайся в саммад.
Керрик гневно велел Херилаку замолчать, но голос охотника все звучал в его ушах. Он еще не сдавался. Все решила фарги, которая держала копье. Она ничего не понимала, но чувствовала неладное. Припомнив прежний приказ эйстаа, она шагнула вперед и принялась тупым концом копья охаживать Херилака.
– Нет! – рявкнул Керрик. – Нельзя, перестань!
Оружие в его руке треснуло словно само собой – фарги рухнула мертвой. Все еще охваченный гневом, он повернулся и выстрелил во вторую, та упала – рот ее кривился. Он все нажимал и нажимал на хесотсан, и тело фарги ощетинилось иглами. Когда хесотсан опустел, Керрик отшвырнул его.
– Бери копье! – приказал Херилак. – Режь путы!
Инлену' дернулась следом за Керриком. Он нагнулся к фарги и вытащил копье из ее мертвой руки. Потом он разрезал путы на лодыжках Херилака, потом на запястьях.
– Что это?! Что случилось?! – раздался сердитый крик Вейнте.
Керрик обернулся – она стояла над ним, оскалив острые зубы. Тут он впервые вспомнил эти зубы впившимися в горло девушки, оскалившимися над ним, когда, оседлав его, она орала от блаженства. Общего блаженства. Ведь и он ощущал его.
Блаженство и ненависть – он разом ощутил их.
Она говорила что-то, но он не слышал. Приказывала, но он не собирался повиноваться. Она повернулась и потянулась к брошенному оружию.
То, что он сделал, было так естественно, что не потребовало никаких раздумий и усилий. Копье взметнулось и ударило в бок Вейнте, глубоко вонзившись в ее тело. Она схватилась за древко и вырвала его. Хлынула кровь. Иилане пошатнулась, повалилась на спину и покатилась с обрыва.
– Бежим! – крикнул Херилак, потянув Керрика за плечо. – За мной! Тебе нельзя теперь здесь оставаться! Ты должен идти со мной!
Схватив Керрика за руку, он потащил его за собой к темной стене леса, обступившего поляну. Керрик сопротивлялся, а потом, спотыкаясь, побежал следом, через подлесок, сжимая в руке позабытое копье. Инлену', протестуя, ковыляла следом.
Они исчезли среди деревьев, и шаги их утихли. На поляне вновь воцарилось безмолвие.
Безмолвие смерти.

Книга II

Глава 1

Стая ворон, громко каркая, кружила по небу. Птицы по одной опускались на ветки. Дул ветерок, наступал жаркий вечер. Под деревьями было прохладнее: листва на березах и дубах была такой плотной, что лишь кое-где вниз пробивался солнечный луч. Пятна тени дрожали на трех телах, распростертых на мягкой траве.
Могучий Херилак совсем выбился из сил: раны его открылись, кровь сочилась по телу, волосы на голове и борода слиплись. Закрыв глаза, он лежал на спине и неровно дышал.
Напротив него расположилась Инлену'. Не замечая того, она приняла ту же позу и пыхтела, раскрыв рот.
Керрик устал меньше и, в отличие от нее, прекрасно сознавал, что происходит и где они находятся. Они остановились у подножия горы, неподалеку от побережья. Они долго бежали, пока Инлену' не выдохлась, а когда она остановилась, рухнул наземь и Херилак. Во время бегства паника постепенно покинула Керрика, и ее сменил леденящий душу страх.
«Что я наделал?»
В вопросе крылся ответ. Что он наделал, было понятно. Он погубил себя. Он убил эйстаа. Теперь, когда эмоции улеглись, он и понять не мог, что заставило его совершить безумный поступок. Одним ударом копья он оборвал все, что связывало его с иилане, восстановил против себя всех. Кончилась привычная жизнь, она умерла, как Вейнте. Теперь уже никогда не вернуться ему в уютный Алпеасак. А впереди ждала неизвестность… Нельзя было сомневаться в том, что ему грозит смерть. Терзаясь тоской и раскаянием, он повернулся и, раздвинув кусты, поглядел вниз со склона. Ни малейшего движения. Не было даже признаков погони. Пока. Но его будут преследовать. Убийца эйстаа не уйдет от возмездия.
Вернуться он не мог. После случившегося все прошлое погибло. Он теперь обречен на изгнание, одинокий иилане среди устузоу, на куда большее одиночество, чем прежде.
Думы его нарушил голос, смысл сказанного он понял не сразу:
– Великолепно, Керрик, отличный удар! Убил главного марага.
– Не просто главного, – в глубоком унынии ответил Керрик. – Самую главную, предводительницу, саммадара города мургу.
– Тем лучше.
– Лучше? За ее смерть мне придется заплатить жизнью.
– Ее? Этот уродливый мараг – самка? Трудно поверить.
– Они все самки. Самцы сидят под замком.
Херилак приподнялся на локтях и холодно взглянул на Инлену'.
– И это самка? – спросил он.
– Как и все.
– Передай мне копье. Будет на одну меньше.
– Нет!
Керрик отодвинул копье, прежде чем Херилак успел до него дотянуться.
– Зачем убивать Инлену'? Она совершенно безобидна. Такая же пленница, как и я. Не убивай ее.
– Почему? Разве это не ее родня вырезала мой саммад… всех, всех до единого! Давай копье! Я убью ее, и ты освободишься. Как ты думаешь, далеко мы уйдем, если ты будешь к ней привязан?
– Не смей! Я не разрешаю убивать ее, понял?
Неожиданно теплые чувства к Инлену' удивили самого Керрика. До сих пор она ничего не значила для него. Прежде он замечал ее только тогда, когда она мешала ему. Но сейчас присутствие ее почему-то вселяло уверенность.
– Если не хочешь убивать – отрежь ремень краем наконечника.
– Его нельзя перерезать. Смотри, камень не оставляет на ремешке даже царапины. – Он несколько раз без всякого результата провел острым наконечником по гладкой твердой поверхности. – Из твоего саммада уцелел еще кто-то. – Керрик сменил тему разговора, чтобы отвлечь внимание Херилака от Инлену'. – Я слышал это от мургу. Они говорили, что преследуют убегающих тану.
– А ты не слыхал, кто? И сколько их было?
– Нет. Знаю лишь, что они бежали.
– Надо подумать. Кто бы это ни был, на юг не пойдет никто. Даже думать нечего. Они пойдут назад, по собственным следам. Да, так они и поступят. К ближайшей воде, до ручья, возле которого мы ночевали сегодня. Придется и нам идти туда же. – Он поглядел на Керрика. – Нас преследуют?
– По-моему, никто не видел, как мы бежали. Но они придут сюда. Мургу – хорошие следопыты. После всего, что я натворил, мне не дадут скрыться.
– Не беспокойся. Они еще далеко. Но и мы окажемся в безопасности только тогда, когда уйдем подальше от берега. В этих холмах они могут выследить нас, если хоть что-нибудь понимают в следах, как ты уверяешь. – Он попытался подняться на ноги. Керрик поддержал его. Стирая с лица запекшуюся кровь, охотник огляделся. – Пойдем туда по этой долине, наша стоянка была возле ручья, на севере за перевалом… Пошли.
После полудня они шли уже не так быстро: приходилось приноравливаться к прихрамывающему Херилаку, не желавшему останавливаться, несмотря на то что за ними как будто никто не гнался. Вдруг Херилак замер и принюхался.
– Олени, – сказал он. – Нужна еда. Не думаю, что нас преследуют, но следует принять все меры предосторожности. Керрик, возьми взрослого бычка.
Керрик поглядел на копье, взвесил его в руке.
– Я не метал копье с самого детства, я отвык.
– Умение вернется.
– Позже, не сегодня. Херилак, ты умеешь. Хватит ли у тебя сил?
Он протянул копье, и Херилак стиснул древко.
– Когда у меня не будет хватать сил, чтобы охотиться, я умру. Иди к ручью и жди меня под деревьями. Будь внимателен.
Распрямившись, Херилак взвесил копье в руке, а потом быстро и решительно пошел прочь. Керрик направился вниз к ручью, напился вволю, а потом, черпая пригоршнями, омыл грязное тело. Инлену' наклонилась вперед и шумно втягивала воду, чуть приоткрыв зубастую пасть, а затем уселась на берегу, свесив хвост в ручей.
Керрик позавидовал спокойствию и невозмутимости, никогда не изменявшим ей. Должно быть, приятно быть глупым. Ее не волновало, зачем она здесь, не интересовала даже собственная участь.
Керрик помнил, что исчезло в прошлом, но будущее оставалось для него совершенно неясным. Когда-нибудь все уляжется само собой, но пока об этом рано мечтать. Разве можно жить вне города? О грязном и голодном быте устузоу он ничего уже не помнил. Скудных мальчишеских воспоминаний мало, чтобы заново стать тану. Вот даже и копье не умеет бросить как следует.
– Иилане идут… – вдруг проговорила Инлену', и он в ужасе вскочил на ноги.
Сталлан вместе со своими охотницами! Это смерть. В кустах хрустнула ветка, он подался назад – и облегченно вздохнул: это был Херилак с рогатым оленем на плечах. Он сбросил тушу с плеч и повалился на землю.
Керрик рассерженно обернулся к Инлену', чтобы обругать ее, но понял, что она не виновата. Для Инлену' все умевшие разговаривать были иилане. Она просто хотела сказать, что подходит некто, разумный и говорящий, но не могла выразиться иначе.
– Я видел мургу, – произнес Херилак, и страх немедленно возвратился к Керрику. – Они в соседней долине, спускались к морю. Похоже, что они потеряли наш след… Поедим.
Наконечником копья Херилак вспорол и выпотрошил еще теплую тушу. Раз огня не было, первым делом он извлек печень и разделил ее пополам. Один кусок он протянул Керрику.
– Я не голоден, – пробормотал Керрик, глядя на окровавленный кусок мяса.
– Проголодаешься. Не брезгуй.
Инлену' сидела, отвернувшись от них, но краем глаза следила за каждым движением Херилака. Он заметил это и, съев свою долю, ткнул в ее сторону окровавленным пальцем:
– Эта тварь тоже ест мясо?
Услышав вопрос, Керрик улыбнулся и приказал Инлену' открыть пасть. Она подчинилась. Херилак поглядел на два ряда острых блестящих зубов и буркнул:
– Ест мясо. Покормить?
– Да. Если можно.
Отрезав переднюю ногу оленя и ободрав с нее часть шкуры, Херилак подал ее Керрику.
– Корми сам. Мне не нравятся эти зубы.
– Инлену' безобидна. Всего лишь глупая фарги.
Схватив оленью ногу, Инлену' отгрызла кусок жесткого мяса и принялась жевать, тупо уставясь в пространство.
– Как ты ее назвал? – спросил Херилак.
– Фарги. Это… ну я не могу сказать, что значит это слово. Что-то вроде марага, обучающегося разговаривать, но еще не научившегося.
– И ты тоже – фарги?
– Нет!
Керрик почувствовал себя оскорбленным.
– Я иилане! Ну, то есть я тану, но говорю, как иилане, и поэтому они считают меня иилане… Считали.
– Но как это все случилось? Ты не помнишь?
– Теперь вспомнил, а раньше не помнил, долго-долго.
Запинаясь и с трудом выговаривая слова, он впервые рассказал, что случилось с саммадом Амагаста. Обо всем, что было: о нападении, плене, ожидании смерти и неожиданном спасении. Наконец он умолк, потому что не мог еще на языке тану подробно описать свою жизнь у иилане.
Херилак тоже молчал, с трудом представляя себе, что случилось с мальчиком по имени Керрик, сумевшим выжить, когда все погибли. Не только уцелевшим, но и сумевшим договориться с мургу. Сумевшим выучиться их языку и жить среди них. Он и сам во многом стал похож на мургу, хотя и не подозревал об этом. Разговаривая, он шевелил всем телом, а умолкнув, замирал. Мургу с ним что-то сделали: на теле юноши не было ни волоска. И еще этот укрывавший мужские органы мешочек, похожий на человеческую кожу, – словно и это им мешало.
Думы Херилака нарушил внезапный плеск воды. Услыхал его и Керрик, кровь отхлынула от его лица.
– Нас нашли. Я погиб.
Херилак жестом велел ему умолкнуть, подобрал копье и обернулся. Плеск повторился, зашуршали кусты. Херилак занес копье, но оказалось, что это человек.
– Ортнар! – окликнул Херилак.
Человек в кустах вздрогнул, выпрямился и замахал в ответ. Он едва не падал от усталости и шел, опираясь на копье. Подойдя ближе, он увидел Инлену' и сразу замахнулся копьем, но Херилак остановил его:
– Стой! Мараг наш пленник. Ты один?
– Да, теперь один. – Ортнар тяжело опустился на землю. Положив лук и пустой колчан, он крепко стиснул копье и с ненавистью поглядел на Инлену'. – Со мной был Теллгес, мы охотились. Мы возвращались в саммад, когда мургу напали на нас. Мы бились, пока хватило стрел. А они шли на нас со своими смертоносными палками. Мы ничего не могли сделать. Я велел ему уходить, а он, промедлив, побежал, но недостаточно быстро. Они увязались следом, он стал отбиваться, потом упал. Дальше я пошел один. А теперь скажи мне, что это за тварь?
– Я не тварь, я тану, – сердито сказал Керрик.
– Ты не похож на тану, таких я не видел. Нет волос, нет копья, привязан к марагу…
– Замолчи! – велел Херилак. – Это Керрик, сын Амагаста. Мать его была моей сестрой. Он жил в плену у мургу.
Ортнар провел по губам кулаком.
– Я сказал, не подумав. Сегодня был день смерти. Я – Ортнар, приветствую тебя. – Мрачная ухмылка пробежала по его лицу. – Приветствую тебя в Херилак-саммаде, увы, поубавившемся в числе. – Он взглянул на темнеющее небо. – Этой ночью на нем будет много новых звезд.
Солнце опустилось к горизонту, стало прохладно. Инлену' отложила в сторону дочиста обглоданную кость и поглядела в сторону Керрика.
– Смиренно спрашиваю, низкая высокую, где плащи?
– Плащей нет, Инлену'.
– Мне холодно.
Керрик тоже дрожал, но не от холода.
– Я ничего не могу сделать, Инлену'. Понимаешь, совсем ничего.

Глава 2

Инлену' умерла ночью.
Керрик проснулся на рассвете, дрожа от холода. На траве бусинками выступала роса, от ручья поднимался туман. Обернувшись к Инлену', он сразу заметил открытый рот, остекленевшие глаза.
Холодно, подумал он. Как быстро она погибла от холода!
И вдруг он увидел лужу крови, натекшую под ее головой, – наконечник копья проткнул ее горло, и она умерла молча. Кто же сделал это? Херилак еще спал, но за Керриком холодно следили глаза Ортнара.
– Ты сделал?! – крикнул Керрик, вскакивая на ноги. – Убил безобидное создание спящим!
– Я убил марага, – ответил тот дерзко. – Убивать мургу всегда хорошо.
Затрясшись от ярости, Керрик попытался схватить копье Херилака, но не смог – сильная рука охотника крепко придавила древко.
– Тварь умерла, – сказал Херилак. – Умерла – и конец! В любом случае она скоро умерла бы, на севере для нее слишком холодно.
Керрик оставил копье и бросился на Ортнара. Обеими руками стиснув его горло, он стал душить охотника. Его собственную шею давил ошейник: за ним волочился труп Инлену', но Керрик не обращал на это внимания. Ортнар корчился и тянулся к копью, но юноша придавил его руку коленом к земле. Ортнар уже слабо дергался и только царапал спину Керрика одной рукой, но тот ничего не ощущал в гневе.
И не быть бы Ортнару в живых, если бы не Херилак. Обхватив огромными лапищами руки Керрика, он разжал их. Ортнар стал жадно хватать ртом воздух, потом застонал, потирая горло. Слепая ярость понемногу стала отпускать Керрика. Он перестал сопротивляться, и Херилак отпустил его.
– Тану не убивают тану, – гневно проговорил он.
Керрик хотел что-то сказать, но промолчал. Ничего не воротишь. Инлену' мертва. Убийством и местью ничего не поправишь. К тому же прав Херилак: зимой она бы все равно погибла. Керрик сел возле неподвижного тела и поглядел на восход. Что она ему? Глупая фарги, вечно мешавшая и досаждавшая ему. С ее смертью разорвалось последнее звено, связывавшее его с Алпеасаком. Да будет так. Теперь он тану. Пора забыть о том, что он так долго был иилане.
Вдруг он почувствовал в руках гибкий поводок, соединявшийся с ошейником Инлену'. Он еще не был свободен. И поводок не перерезать. Керрик понял, что может обрести свободу только одним путем. С ужасом он поглядел в лицо Херилаку. Саммадар с пониманием кивнул.
– Я сделаю все необходимое. Отвернись – тебе не понравится.
Керрик отвернулся к ручью, но звуки из-за спины доносились до его ушей. Ортнар проковылял к воде, чтобы омыть лицо и шею. Чтобы ничего не слышать, Керрик принялся что-то выкрикивать.
Все закончилось быстро. Херилак вытер ошейник Инлену' о траву и отдал его Керрику. Тот пошел к ручью и принялся полоскать ошейник в проточной воде. Потом взял чистое кольцо обеими руками и побрел вверх по течению. Только не оглядываться. Он не хотел видеть окровавленных останков на берегу.
Услышав позади шаги обоих охотников, Керрик быстро обернулся: он вовсе не хотел получить удар копьем в спину.
– Он хочет сказать, – сказал Херилак, подталкивая невысокого охотника в спину.
Лицо Ортнара искажала холодная ненависть. Тронув синяк на горле, он заговорил хриплым голосом:
– Быть может, я зря убил этого марага, но я не прошу прощения. Это приказал мне сказать саммадар. Что сделано – то сделано. Но ты пытался убить меня, а это трудно забыть. Твоя привязанность к этому марагу оказалась сильней, чем я думал, и я не хочу ничего знать об этом. И я говорю тебе: можешь спокойно поворачиваться ко мне спиной. А что скажешь ты?
В суровом молчании оба охотника глядели на Керрика, и он понял, что пришло время решать. Сейчас. Инлену' мертва, ее не вернуть. А ненависть Ортнара к погубившим его саммад была совершенно понятна. И кто еще мог понять его чувства так, как он, Керрик?
– И ты можешь поворачиваться ко мне спиной, Ортнар, – произнес он.
– И закончили, – повелительным тоном произнес Херилак. – Закончили и забыли. Ортнар, понесешь остатки оленя. Вечером разведем костер и поедим. Идите с Керриком, ты знаешь тропу. В полдень сделайте привал. К вечеру я догоню вас. Укроетесь среди деревьев. Если мургу преследуют нас, я скоро буду знать об этом.
…Ортнар и Керрик молча шагали вперед. Тропа была отчетливой, на ней виднелись борозды, оставленные шестами травоисов. Ортнар задыхался под тяжестью туши и, когда они очутились возле небольшого ручья, предложил:
– Попьем, странный, а потом дальше.
Сбросив с плеч оленя, он с жадностью припал к воде, потом поднялся, отдуваясь.
– Мое имя Керрик, сын Амагаста, – сказал Керрик. – Разве трудно запомнить?
– Мир, Керрик. Мое горло еще болит после нашего разговора. Не хочу тебя обидеть, но выглядишь ты странно. Вместо бороды и волос у тебя щетина.
– Вырастет. – Керрик потер лицо.
– Согласен. Просто странно на вид. А вот кольцо у тебя на шее. Зачем оно тебе? Почему не отрежешь?
– Попробуй! – Керрик протянул ему кольцо Инлену' и усмехнулся, когда Ортнар безуспешно чиркнул по нему краем наконечника копья.
– Гладкое, мягкое… а не перережешь.
– Иилане умеют многое, чего не умеем мы. Ты даже не поверишь, когда я расскажу, как они его сделали.
– Ты знаешь их секреты? Ну да, ты должен знать. Расскажи мне о палках смерти. Мы захватили одну, но так ничего и не смогли с ней сделать. А потом, когда она завоняла, мы разрезали ее… Оказалось, что это просто какая-то дохлая тварь.
– Эти существа зовутся у них хесотсанами. Они живые. Пока молодые, умеют передвигаться. А потом с возрастом окостеневают, становятся такими, как ты видел. Их надо кормить. Иглы помещают внутрь, и они выстреливаются, если правильно сжать хесотсан.
Ортнар открыл рот. Он с трудом соображал.
– Но как такое возможно? И где водятся такие твари?
– Нигде. Их выдумали мургу. Я видел, что они делают, но ничего не понял. Они умеют заставить животных делать странные вещи. Они знают, как сделать нужного зверя, но это трудно объяснить.
– И еще труднее понять… Пора идти. Теперь твоя очередь нести оленя.
– Но Херилак приказал нести тебе.
– Да, но ты, кажется, собираешься помогать нам есть его.
Ортнар улыбнулся, и против собственной воли Керрик улыбнулся в ответ.
– Хорошо, давай. Только скоро возьмешь обратно. Но ведь Херилак сказал, чтобы мы развели огонь. – Рот его вдруг наполнился слюной. – Жареное мясо… Я уже и вкус-то его почти забыл…
– Значит, мургу едят мясо сырым? – спросил Ортнар, шагая по тропе.
– Нет. То есть и да и нет. Они его как-то размягчают. Но привыкаешь не сразу.
– А почему они не жарят его, как положено?
– Потому что… – Керрик остановился в раздумье. – Потому что они не разводят огонь. Я этого не понимал прежде. По-моему, огонь им не нужен, потому что в их краях всегда тепло. Прохладными ночами или если днем шел дождь, мы набрасывали на плечи – не знаю, как назвать – такие теплые штуки.
– Шкуры? Меховую одежду?
– Нет. Живые создания… они были теплые.
– Даже слушать тошно. Чем больше говоришь о мургу, тем противнее во рту. Не понимаю, как ты мог жить с подобными тварями.
– Выбора не было, – мрачно ответил Керрик и молча зашагал дальше…
Добравшись до намеченного для ночевки места, они дождались Херилака.
– Позади никого. Мургу повернули обратно.
– Жареного мяса бы! – произнес Ортнар, облизнувшись. – Жаль, не прихватили огня.
Слова эти пробудили у Керрика давно забытые воспоминания.
– Я делал это, – произнес он, – поддерживал огонь на носу лодки…
– Мальчишеское дело, – согласился Херилак. – Охотник сам разводит огонь. А ты умеешь?
Керрик заколебался.
– Я видел, как это делается. Но забыл. Это было так давно.
Дело оказалось нескорым. Херилак отломил ветвь с засохшего дерева. А Ортнар ушел в лес и вернулся с горстью сухих гнилушек, которые раскрошил в порошок. Удовлетворившись внешним видом ветки, Херилак отодрал кусок коры от другой ветви и наконечником копья проделал отверстие в его середине.
Завершив приготовления, Херилак взял лук Ортнара и набросил тетиву на палку. Усевшись, он прижал ногами кусок коры к земле. Вставил заостренный конец палки в отверстие и начал двигать луком вперед-назад, раскручивая палку. Ортнар насыпал щепотку древесного порошка в отверстие, а Херилак изо всех сил крутанул палку. В воздух взвилась крошечная струйка дыма и растаяла. Херилак тяжело вздохнул.
Он еще раз раскрутил палку, под легким дымком показалась крошечная искра, охотники посыпали ее порошком и стали раздувать огонек, старательно прикрывая ладонями. Язычок пламени рос, и охотники удовлетворенно посмеивались. Огонь разгорелся. Они подкладывали все новые ветки. Потом костер угас, остались тлеющие угли. И вот на углях зашипело мясо. Керрик вдыхал аромат пищи, давно им позабытой.
Горячее мясо обжигало пальцы, но охотники хватали громадные куски и ели, ели, пока на лицах не выступили капли пота. Передохнув, они снова принялись за еду. Керрик не помнил, когда в последний раз ел так вкусно.
Ночью они спали возле костра, в тепле, с набитыми животами.
Керрик проснулся ночью, когда Херилак встал подложить дров в костер. Яркими точками в черном небе мерцали звезды, созвездие Охотника чуть поднималось над горизонтом. Лежа между двумя охотниками, Керрик впервые после бегства чувствовал себя в безопасности. Погони не было: они ускользнули от иилане.
Ускользнули от иилане? Разве такое возможно? Он-то знал, как коварен враг, хотя охотники и не подозревали об этом. Во все стороны полетят рапторы, выследят каждого тану на лугах и в долинах, и негде будет людям укрыться. Нападения вооруженных фарги не прекратятся, пока не погибнут все тану. Где спастись от них?.. И сон более не шел к Керрику. Он лежал с открытыми глазами, тяжелые предчувствия томили его.
Восток светлел, по одной таяли звезды. Начался новый день. Первый день его новой жизни…

Глава 3

После долгой вчерашней ходьбы сбитые ноги Керрика опухли. Сидя на большом валуне, он полоскал ступни в прохладном ручье. Хотя пятки его с самого детства были покрыты толстой кожей, долго ходить по каменистой почве он не привык. Подошвы ног были порезаны и исцарапаны, и Керрик с опаской ожидал сигнала отправляться в путь. Херилак заметил, чем он занят, и показал на длинную трещину на мозолистой пятке.
– Надо что-нибудь сделать.
Они с Ортнаром носили крепкие и мягкие мадрапы, сшитые жилами из двух кусков дубленой кожи. Под рукой не оказалось подходящих материалов, чтобы сделать подобную обувь и для Керрика, но охотники нашли выход. Херилак разыскал камень, который легко обкалывался, и отбил с него тонкие и острые чешуйки. Тем временем Ортнар снял шкуру с оленя и в проточной воде соскреб с нее остатки мяса. Херилак разрезал ее на части и обернул ноги Керрика, обвязав узкими ремнями.
– Теперь хорошо, – сказал он. – Когда шкура станет жесткой и начнет вонять, мы будем уже далеко отсюда.
Подобрав брошенные остатки шкуры, Керрик обнаружил, что ими можно обернуть бедра, скрепив булавкой из оленьего рога. По примеру Ортнара он очистил шкуру от мяса и только тогда снял мягкий кожаный мешочек, так долго служивший ему. С внезапным отвращением он зашвырнул вещицу в ручей. Та жизнь окончилась навсегда, он теперь – тану.
Отвернувшись от ручья, Керрик тут же споткнулся об ошейник, столько лет пробывший на шее Инлену'. Поводок от него тянулся к ошейнику на его собственной шее. Словно в первый раз увидел он этот блестящий и прочный предмет. С внезапным гневом он хватил ошейником о выступавший со дна ручья камень, потом схватил другой и принялся колотить им по ошейнику.
Вспышка гнева прошла, а на кольце не появилось даже царапины.
Ортнар с интересом смотрел на Керрика, потом протянул руку и потрогал гладкую поверхность.
– Ни царапины, ни трещины. Прочнее камня. Никогда не видел ничего похожего. А вода его не размягчит?
– Нет.
– А горячая, кипящая?
– Не пробовал. В городе мургу нет огня, а без него воду не вскипятишь.
Сказав это, Керрик замер, уставившись на кольцо и гибкий поводок, потом посмотрел на горевший на берегу костер. Не вода, не кипящая вода, а нечто совсем неизвестное иилане.
Огонь.
Кольцо не из металла, не из камня. Может быть, оно расплавится, обуглится или станет мягким. И тогда его, может быть, удастся разрезать. Проследив за взглядом Керрика, Ортнар радостно хлопнул в ладоши.
– Почему бы и нет? Огонь поможет. Ты ведь говорил, что мургу не знают огня.
– Не знают.
– Давай попробуем.
Подобрав брошенное кольцо, Ортнар взял поводок и, наклонившись над костром, положил его на дымившиеся угли.
Ничего не произошло. Керрик мрачно следил, как Ортнар вытащил из костра ошейник и стряхнул с него налипший пепел. С гладкой поверхностью ничего не случилось, Ортнар лишь обжег себе пальцы. Не теряя надежды, он поворошил угли палкой. И когда та загорелась, поднес огонь к кольцу.
И тут же с криком выронил ошейник – поводок буквально взорвался пламенем.
Керрик видел только пламя в облаке черного дыма, бежавшее по поводку прямо к его лицу.
Недолго думая, он бросился прямо в ручей.
Когда, фыркая и отплевываясь, Керрик выбрался из воды, на руке и груди багровела полоса, там, где его хлестнул пылавший поводок. Ощупав шею, юноша обнаружил короткий кусок, оставшийся от поводка.
Остальное исчезло. Исчезла привязь, на которой он сидел долгие годы. Исчезла. Он выпрямился, не чувствуя ожогов и теперь только ощутив, какой груз свалился с его плеч. Последняя связь с иилане исчезла…
Втирая олений жир в обожженную кожу, Ортнар показал на обрывок поводка, свисавший с шеи Керрика.
– Можно отжечь и это. Ляжешь в воду, выставишь остатки поводка, я принесу горящую палку и…
– По-моему, на сегодня хватит, – ответил Керрик. – Пусть сперва подживут эти ожоги.
Ортнар бросил горячее кольцо в воду. Когда оно остыло, охотник с большим интересом оглядел его, поскреб камнем.
– Блестит, как небесный металл. Мургу очень искусны, раз сумели приладить это к тебе.
Он передал кольцо Керрику.
– Его сделали прямо на шее из какого-то животного.
– Оно тебе нужно?
В голосе Ортнара послышалась просьба, однако Керрик предпочел этого не заметить. Но, взяв кольцо в руки, он вдруг ощутил то же отвращение, которое испытал, снимая с себя мешочек.
– Нет. Понимаешь, эту штуку сделали иилане, мургу. – И он отбросил кольцо, оно с плеском исчезло в воде. – Хватит с меня и второго – того, что на шее. Хватит!
…Охотники уже были готовы отправиться в путь, но Херилак, опершись на копье, все глядел в ту сторону, откуда они пришли.
– Если бы уцелел хоть кто-нибудь из наших – охотник или женщина, то уже был бы здесь, – произнес он. – Мы ведь бежали, как перепуганные женщины. Посидим, подумаем о ждущей нас дороге. Расскажи мне о мургу, Керрик. Что они делают теперь?
– Не понимаю…
– Они пустились в погоню? Или все еще караулят нас на берегу?
– Нет, они уже уплыли отсюда. Здесь они охотились только потому, что взяли с собой мало мяса. Мургу давно собирались сюда, на север, чтобы погубить все саммады. И сразу же вернулись бы на юг. Теперь оставаться здесь им незачем. Раз погибла эйстаа, командовать ими некому. Наверняка была настоящая паника, но теперь все, конечно, уже отправились в город.
– Все ли? А не могли они оставить здесь отряд, чтобы разыскать нас?
– Возможно. Тогда этим занялась бы Сталлан. Впрочем, нет, она была здесь второй по рангу после эйстаа. И она наверняка приказала всем возвращаться.
– Значит, ты уверен, что все они отправились восвояси?
– Почти уверен.
– Отлично. Тогда вернемся на берег.
Слова эти испугали Керрика.
– Но все-таки они могут спрятаться и подкараулить нас.
– Мы – охотники, – проговорил Ортнар, – мы заметим засаду.
– Но нет никаких причин…
– Есть все причины, – властно возразил Херилак. – У нас остались два копья и один лук без стрел. Выпадет снег – погибнем. Там осталось все необходимое. Возвращаемся.
…Охотники шли быстро – Керрику казалось, слишком быстро. Он шел, как идут на смерть. К вечеру они оказались неподалеку от моря, у подножия горы – уже был слышен шум волн.
– Ортнар, пойдешь осторожно, – приказал Херилак. – Неслышно и незаметно. И вглядыввайся – вдруг мургу оставили след.
Ортнар потряс копьем в знак согласия, повернулся и исчез между деревьями. Херилак устроился в тени поудобнее и сразу заснул. Керрик волновался: он не думал о сне и все глядел в сторону берега. Ему казалось, что прибрежный лес кишит мстительными иилане.
Солнце уже опускалось за горизонт, когда из леса донесся птичий крик. Херилак мгновенно проснулся и тоже крикнул по-птичьи. В кустах затрещали ветки, и оттуда вынырнул Ортнар.
– Ушли, – сказал он, – ушли обратно!
– Разве можно быть уверенным?.. – начал Керрик.
Ортнар укоризненно взглянул на него.
– Можно не сомневаться. Свежих следов нет. Птицы-трупоеды повсюду, а их легко спугнуть. И я внимательно все смотрел.
Его осунувшееся лицо было красноречивее слов. Он показал на стрелы в своем колчане.
– Вот все, что нам нужно.
– Идем, – приказал Херилак.
До места побоища они добрались уже в полной темноте, отыскивать путь помогал холодный свет полной луны. Вороны и канюки исчезли с последними лучами солнца, и тьма покрывала ужасное место. Уже заметно пахло тлением. Стоя на берегу, Керрик вглядывался в море, пока двое охотников подбирали пожитки. Он с трепетом обернулся, услышав голос Херилака.
– Надевай! – приказал саммадар. – Ее носил великий охотник. Пусть эта одежда принесет тебе удачу.
В его руках была меховая обувь с толстыми кожаными подошвами, шапка, пояс и прочая одежда тану. Летом в ней жарко, но, когда выпадет снег, без такой одежды не выжить. За ними последовали длинное копье, крепкий лук, стрелы. Керрик увязал вещи, которые не мог надеть, и засунул в один из узлов, которые его спутники собирались прихватить с собой.
Херилак взял несколько жердей от больших травоисов для мастодонтов и сделал из них волокушу поменьше. К ней привязали все необходимое.
– А теперь пошли, – мрачно велел он, глядя на неподвижные тела людей его саммада. – Мы никогда не забудем этих дел мургу…
Сменяя друг друга у волокуши, охотники шли, пока светила луна. Наконец они выдохлись и решили отдохнуть. Керрик все еще опасался, что охотницы иилане разыскивают его в лесу, но усталость взяла свое, и, несмотря на тревогу, он заснул мертвым сном.
…Херилак отвязал от травоиса мешок с эккотацем, и все взяли по горсти вкуснейшей смеси. В последний раз Керрик ел эккотац в детстве, но стоило языку прикоснуться к еде, воспоминание мгновенно вернулось. Быть тану неплохо. И едва он так подумал, как у него зачесалась грудь, сперва в одном месте, потом в другом. Оказалось, что в жизни тану есть не только удовольствия. Спина его ныла: спать на голой земле было неудобно, руки с непривычки болели, и вдобавок он вдруг почувствовал острую резь в животе после обгоревшего и жесткого мяса; пришлось торопливо бежать в кусты.
Разглядывая на теле красные пятна, Керрик вдруг увидел на брошенной им одежде блоху. Он раздавил ее между ногтями и брезгливо вытер руку о траву. Он весь в грязи, он устал, он болен… и еще эти блохи. Как можно жить здесь, среди этих грубых устузоу? Почему он не в Алпеасаке? Там уют и покой, там место вблизи эйстаа. А что, если вернуться? Вейнте мертва, ее убило копье, но кто в городе знает, что копье направляла его рука? Его никто не мог видеть. Почему бы и не вернуться?
Он умылся в ручье, потом немного поднялся по течению, чтобы попить. Двое охотников на берегу прилаживали носилки к травоису. Они управятся и без него.
Но разве он хочет вернуться в Алпеасак? Годами он мечтал о побеге из этого города – наконец он свободен. Разве не об этом он мечтал? В городе живут иилане, там ему не место. Для него вообще нигде нет места.
А может быть, оно среди тану?
Стиснув кулаки, Керрик стоял по колено в холодной воде. Он не принадлежал ни к тану, ни к другому миру. Несчастный изгой.
Тут его окликнул Херилак. Голос охотника разогнал мрачные мысли. Керрик вышел на берег. Медленно натянул одежду.
– Идем, – велел Херилак.
– Куда? – спросил Керрик, которого раздирали противоречивые чувства.
– На запад. Искать других охотников. Чтобы потом вернуться и убивать мургу!
– Их слишком много, они очень сильны.
– Тогда я умру, и тхарм мой поднимется к тхармам охотников из моего саммада. Но сперва я отомщу за них. Это хорошая смерть.
– Хорошей смерти не бывает.
Херилак молча поглядел на Керрика, смутно догадываясь о том, что его мучило. Годы плена могли странным образом изувечить душу мальчика, ставшего теперь мужчиной. Пусть окончились эти годы, позабыть их нельзя. И нет дороги назад. Впереди жестокий путь, и другого не будет.
Херилак вытащил из-за пазухи нож из небесного металла на кожаном шнурке и протянул Керрику.
– Вот нож твоего отца. Ты сын его, раз на твоей шее висит такой же нож, только поменьше. Их сделали на моих глазах. Повесь этот большой на шею рядом с маленьким. И носи, чтобы помнить о гибели отца и всего твоего саммада. И о том, кто убил их. Чтобы в сердце твоем были ненависть и жажда мести.
Керрик нерешительно протянул руку и взял нож… И крепко стиснул твердую рукоять.
Возвращения в Алпеасак быть не могло. Никогда. И он должен учиться ненавидеть мургу, погубивших его народ. Он надеялся, что научится этому.
Но пока на душе у него было пусто.

Глава 4

Охота была очень плохой. Улфадан вышел еще до рассвета, но похвастаться было нечем. С пояса его свисал один убитый кролик, тощий и молодой, на костях которого мяса едва хватит, чтобы заглушить голод охотника. А что будет есть весь саммад? Он подошел к опушке леса и остановился под развесистым дубом, внимательно вглядываясь в поросшую травой равнину. Дальше идти он не смел.
Там были мургу. До самого конца мира – если у мира есть конец – повсюду живут они, эти презренные и ужасные твари. Некоторые годились в пищу – он пробовал мясо одного из небольших клювастых мургу, тех, что паслись большими стадами. Но смерть подстерегала охотника в этих просторах. В траве ползали бесчисленные ядовитые мургу, смертельно опасные змеи всех размеров и расцветок. Но хуже всех были огромные твари с громоподобными голосами, сотрясавшие землю своими шагами.
И как всегда, когда он думал о мургу, рука его машинально прикоснулась к зубу одного из этих гигантов, висевшему на шее. Зуб был длиной почти с локоть. Он добыл его молодым; тогда он был глуп и рисковал жизнью, чтобы доказать свою удаль. Он следил с дерева за смертью марага, видел, как мерзкие падальщики потом терзали труп и ссорились из-за мяса. Только после наступления темноты он осмелился оставить свое убежище среди ветвей, чтобы вырвать этот зуб из раскрытой пасти. Тут появились ночные мургу, и только случай спас ему жизнь. Длинный белый шрам на бедре остался ему на память. Нет, нечего и думать искать добычу вдалеке от деревьев.
Но саммад должен есть. Дичи становилось все меньше. Мир менялся, хотя Улфадан не знал почему. Алладжекс всегда говорил, что мир не изменился с тех пор, как Ерманпадар сотворил тану из речного ила. Зимой они уходили в горы, в глубокие снега, где легко настигать оленей. А когда весной таял снег – спускались к реке, иногда добирались до моря, где кишела рыба, а в мягкой земле на берегу росли вкусные клубни и корни. Но никогда тану не забредали далеко на юг, где их ждали только мургу, а с ними и смерть. В горах и темных северных лесах всегда находилось все, что могли пожелать тану.
Теперь все изменилось. Бесконечная зима упрятала горы под снег, стада оленей поредели, весна приходила поздно, и людям нечего было есть. Сейчас-то они ели досыта: в реке было много рыбы. Летом на берегу к ним всегда присоединялся саммад Келлиманса – так было каждый год. Наступала пора говорить и встречаться, а молодым охотникам выбирать женщин. Теперь на это почти не оставалось времени: ведь рыбы на зиму припасено еще мало. Кто сможет дожить до весны, если не хватит запасов?
Пути к спасению не было. Территории к востоку и западу занимали другие саммады. Такие же голодные, как его и Келлиманса. На юге – мургу, на севере – лед, охотники были зажаты в ловушке. Выхода не было. Голова Улфадана просто лопалась от не имевшей решения задачи.
Он горестно застонал, словно раненый зверь, потом повернулся и направился назад, к саммаду.
С вершины поросшего травой склона возле реки все выглядело обычным. Темные конусы кожаных шатров выстроились вдоль берега неровной цепочкой. Между шатрами сновали люди, от очагов поднимался дымок. Неподалеку один из стреноженных мастодонтов задрал хобот и затрубил. Чуть поодаль, на берегу, женщины рыли землю обожженными палками, выкапывая съедобные корни. Это сейчас корни – хорошая еда. Но что будет, когда земля замерзнет? Он знал, что их ждет, но старался не думать об этом.
Голые ребятишки с визгом плескались в воде. Перед шатрами на солнышке грелись старухи, плетя корзины из ивняка и травы. Саммадар шествовал между шатрами, и лицо его было суровым. Один из меньших сыновей Улфадана подбежал к нему с новостью.
– Пришли три охотника из другого саммада. Один из них такой смешной.
– Отнеси кролика матери. Бегом!
…Охотники сидели вокруг огня, по очереди попыхивая деревянной трубкой. С ними были Келлиманс и алладжекс Фракен, иссохший и древний. Старика-знахаря уважали за мудрость.
Гости встали, приветствуя саммадара. Одного из них он хорошо знал.
– Приветствую тебя, Херилак.
– Приветствую тебя, Улфадан. Это Ортнар из моего саммада. А это Керрик, сын Амагаста и моей сестры.
– Вы ели и пили?
– Мы ели и пили. Щедрость Улфадана известна.
Улфадан подсел к сидевшим возле огня и, когда трубка дошла до него, вдохнул колючий дымок. Странный гость заинтересовал его. Безволосый охотник, который должен был погибнуть вместе со своим саммадом, но остался в живых. Следует расспросить его, когда настанет время для вопросов.
Члены саммада тоже заинтересовались гостями и собрались вокруг костра.
На сей раз Херилак не стал соблюдать все обычаи, как зимой. Он заговорил о деле, едва трубка обошла всех по кругу:
– Зимы долги, все знают это. Пищи мало, все знают это. И теперь весь мой саммад мертв, нас осталось только двое.
Охотники молча внимали ужасным словам, обступившие костер женщины разразились горестными воплями. У многих были родственники в Херилак-саммаде. Все поглядели на восток, где уже начинали высыпать первые звезды. Когда Херилак заговорил вновь, воцарилась полная тишина.
– Известно ли вам, что я с моими охотниками побывал на далеком юге, где нет снега и тепло даже зимой, где живут одни мургу? Я подумал, что они-то и убили Амагаста и весь его саммад. И мысль моя была верной. Мы нашли мургу, которые ходят подобно тану и убивают палками издалека. Среди костей Амагаста отыскал я такую палку. Там, на юге, мы убивали мургу, а потом вернулись на север. Мы узнали, что смерть затаилась на юге, и мы узнали, что это за смерть. Но той зимой мы голодали, многие умерли. Летом, все знают, охота была плохой. А потому я повел саммад на юг, к побережью, где лучше охота. Мы уже знали об опасности, но выхода не было: мы все равно погибли бы от голода. Мы выставили стражу – нападения не было. И только когда мы ослабили бдительность, они напали на нас. Я здесь. Ортнар здесь. С нами Керрик, сын Амагаста, живший в плену у мургу. Он много знает об их обычаях.
Раздался заинтересованный ропот, все пытались разглядеть Керрика. Волосы его были короткими, на шее блестело кольцо, на груди висели ножи из небесного металла. Он молча смотрел прямо перед собой. А когда все умолкли, заговорил Келлиманс:
– Пришли дни погибели тану. Зима убивает нас, мургу убивают нас, другие тану убивают нас.
– Разве не хватит с нас одних губителей – мургу? Разве нужно нам биться между собой? – спросил Херилак.
– С долгой зимой и коротким летом должны сражаться тану, – ответил Улфадан. – Мы пришли сюда, потому что олени ушли с гор. Но, когда мы попытались охотиться здесь, мужчины других саммадов, живущих за горами, прогнали нас. Теперь у нас мало пищи, и зимой мы снова будем голодать.
Херилак печально покачал головой.
– Все не так. Это мургу наши враги, а не тану. Если мы передеремся, конец неизбежен.
– И я так считаю, Херилак, но в этом не мы виноваты. Надо говорить с другими саммадами. Если бы не они, мы могли бы охотиться и жить в сытости. Они пришли из-за гор, их много, они очень голодны. Они гонят нас, и мы не можем охотиться. Они дождутся нашей смерти.
Пока Улфадан говорил, Келлиманс согласно кивал.
Херилак сделал протестующий жест.
– Нет, это неправильно. Причина наших невзгод не в них. Охота за горами не лучше, чем здесь. Иначе они не пришли бы сюда. У тану два врага: зима, которая все не кончается, и мургу. Они решили погубить нас. Как биться с зимой? А мургу можно убить!
Тут все заговорили и заспорили наперебой, но поднялся Фракен, и все умолкли. Старого мудрого знахаря уважали. Люди надеялись, что он знает, что делать.
– Мургу бесчисленны, словно листья. Ты говоришь нам, что у них есть смертоносные палки. Разве можно биться с подобными существами? И зачем именно нам браться за это? Если мы рискнем и пойдем на смерть, что тогда ждет нас? Нам нужна еда, а не война.
Он закончил под одобрительный ропот. Только Херилак был не согласен.
– Вам нужна пища – мне нужна месть, – хмуро пробормотал он. – Надо найти способ уничтожить этих южных мургу. Когда их не станет, всегда можно будет спокойно охотиться на побережье.
…Потом было много разговоров, споров, даже перебранок, но так ничего и не решили. В конце концов Херилак сделал знак Ортнару, оба поднялись и ушли. Керрик видел, как они уходили, но не сразу последовал за ними. Если они не позовут его, быть может, уходить и не придется. Он останется у костра, будет говорить с другими охотниками. Может быть, ему предложат остаться, и он будет охотиться и забудет про мургу.
Но это было бы ошибкой. Он знает то, чего не знает никто из тану. А иилане никогда не забудут ни про него самого, ни про жалких голодных людей. Уж их-то ненависть не искоренить. Они разошлют рапторов, выследят все саммады и перебьют по одному. Улфадан и Келлиманс боятся только зимы, голода и пришлых тану, но смерть к ним придет другой дорогой.
Никто из охотников не заметил, как Керрик поднялся и ушел, прихватив свое копье. Оба его друга сидели возле собственного костра. Херилак задумчиво ворошил угли в костре, внимательно глядя в огонь, словно пытался увидеть в нем совет.
– Нас только трое, – проговорил он. – В одиночку с мургу не справиться, но в крайнем случае придется пойти и на это. – Он повернулся к Керрику. – Ты знаешь мургу, мы не знаем. Расскажи о них. Расскажи, как они воюют.
Керрик в раздумье потер подбородок, медленно и неуверенно заговорил:
– Об этом нелегко рассказать. Надо знать их город, надо знать, как им правят. Надо понять иилане и фарги, их мысли и поступки.
– Расскажи нам.
Сначала Керрику было трудно говорить на марбаке о вещах, известных ему только на языке иилане. Ему приходилось подбирать новые слова, новые способы определения понятий, вовсе незнакомых охотникам. О том, что было непонятно, они расспрашивали его подробнее. В конце концов охотники получили некоторое представление об иилане, хотя почему все обстоит именно так, они, конечно, не могли понять.
Пытаясь уразуметь услышанное, Херилак молча глядел на свои кулаки, упершись ими в колени. Детали не так уж важны, если понимаешь главное – как живут иилане.
– Когда они узнают, где располагается саммад, то готовятся к нападению. Вооруженные фарги отправляются в поход на лодках. Они внезапно появляются из моря и убивают всех… ты знаешь это.
– Но ты говорил не только об этом, – сказал Херилак, – ты говорил, что они всегда ночуют на берегу перед нападением.
– Да, обычно они так поступают. Подбираются поближе, ночуют, а утром нападают.
– И всегда они так делают?
– Всегда? Не знаю. Я был с ними в походе всего два раза. Но сейчас это не имеет значения. Судя по тому, как они думают и поступают, можно предположить, что всякий раз они действуют одинаково. Они ничего не меняют, пока не изменит удача.
– Значит, следует отыскать способ, который позволит нам использовать эти сведения им во вред.
– И что ты предлагаешь? – спросил Ортнар.
– Еще не знаю. Следует все обдумать и предусмотреть. Выход должен существовать. Мы охотники и умеем выслеживать дичь. Найдется способ перебить всех мургу.
Глубоко задумавшись, Керрик молчал. Он вновь вспоминал гибель саммадов. До сих пор он не мог забыть пережитый ужас, когда увидел, как черные фигуры мургу полезли из воды. Был он и среди атакующих воительниц Алпеасака. Видел приготовления к нападению, слышал распоряжения и знал все, что происходило. Теперь следовало объединить все знания и найти путь, ведущий к победе.
– Перебьем! – сказал он громким голосом. Охотники удивленно взглянули на него. – Мы их обманем! Но для этого нам нужны Улфадан и Келлиманс со своими саммадами. Мы все объясним охотникам. Заставим их понять нас и помочь. Саммады пойдут на юг охотиться. Охота будет хорошей, пищи будет много. Но однажды мургу обнаружат наше присутствие на юге, им расскажут об этом огромные птицы. Но мы будем внимательны и, как только заметим такую птицу, сразу поймем, чего следует ждать. Когда мы увидим птицу, надо будет выслать на берег охотников, чтобы следили за морем. Тогда мы вовремя узнаем о приближении мургу. Но мы не побежим – мы встретим их и перебьем.
– Опасно… – проговорил Херилак. – Если брать в поход саммады, придется рисковать жизнью детей и женщин, всех, кому не по силам сражаться. План должен быть лучше, иначе саммады не рискнут выступить. Думай снова. Ведь ты говорил мне что-то очень важное, что-то о ночи… что мургу никуда не ходят по ночам?
– Это не совсем так. Они должны спать по ночам, таков обычай.
Расхохотавшись, Херилак вскочил на ноги.
– И наш обычай – по ночам спать, только не всегда удается, не каждую ночь. Тогда получается так. Мы поговорим с охотниками и убедим их пойти на юг вдоль берега, ведь подступает голод. Там саммады запасутся едой на зиму. Но все охотники будут помнить об огромной птице, которая говорит с мургу. Заметив птицу, мы сделаем засаду у берега. И когда мургу остановятся на ночь, мы уже будем ждать их. И придем к ним ночью. Одни охотники. Они пойдут молча и придут на берег. – Сжав кулаки, он стукнул ими друг о друга. – И мы нападем на спящих, мы перережем мургу, мы застанем их врасплох, как они заставали тану. – Загоревшись идеей, он поднялся и отправился обратно к большому костру. – Надо рассказать, придется убеждать.
Убедить охотников удалось с трудом. Ортнар и Керрик помогали Херилаку, вновь и вновь растолковывая свой план. Как нападают мургу, как можно победить их. Они уверяли, что тану сумеют и поохотиться, и перебить мургу, и запасут мяса на зиму.
Саммадаров разговор очень обеспокоил: предложение было неожиданным и рискованным.
– Ты просишь, чтобы все мы рискнули жизнями, – сказал Улфадан. – Ты хочешь, чтобы наши дети и женщины подманивали мургу, как делаем мы с долгозубом, чтобы убить его копьем. Ты просишь слишком многого.
– Это так и не так, – отвечал Херилак. – Похоже, вам ничего другого не остается. Без пищи зиму переживут немногие. А здесь вам охотиться не дадут. Пойдем на юг, там охота хорошая!
– Но там повсюду мургу!
– Да, но теперь мы знаем, чего опасаться. Если хочешь, мы не станем дожидаться появления огромной птицы, а каждый день будем посылать охотников на пляжи. Они предупредят нас о приближении мургу. Когда мургу высадятся, мы уже будем знать, что нападение близко. Мы предупредим всех. Шатры и все прочее ночью погрузят на травоисы, мальчики отгонят мастодонтов от берега, уведут с собой женщин и малых детей. Все они будут в безопасности. Это риск, но вы вынуждены рисковать, иначе погибнете от голода и холода. Без еды никому из вас не дожить до весны.
– Ты говоришь резко, Херилак, – сердито проговорил Келлиманс.
– Я говорю чистую правду, саммадар. Решать вашим людям. Мы сказали все. А теперь мы уйдем.
Но решение не было принято ни в эту ночь, ни на следующий день и на следующий за ним – тоже. А потом пошел дождь, крупный, холодный. Северный ветер пронизывал до костей. Осень нагрянула слишком быстро. Еды почти не было, все знали об этом. Трое гостей не уходили. И замечали, что люди поглядывают на них то с беспокойством, то с ненавистью… за то, что их заставили выбирать.
А потом люди поняли, что выбирать уже не из чего. Под женский плач шатры собрали и погрузили на травоисы. Никто не изъявлял радости, как всегда в начале похода. Люди шли как на смерть. И кто знает, быть может, так оно и было. Подавленные и промокшие, уходили они на юг, подгоняемые ливнем.

Глава 5

Во всеобщей суете, пока саммад снимался со стоянки, Керрику некогда было думать о тех опасностях, что сулило будущее. Пока травоисы навязывали на мастодонтов, в памяти его возникали непрошеные воспоминания, давно забытые ощущения.
Было интересно смотреть, как огромные звери наваливались на упряжь и неторопливо влекли за собой скрипящие деревянные рамы, на которые были навалены шатры и пожитки, а наверху, как всегда, лежали младенцы и сидели дети постарше. Охотники шли впереди, чтобы не упустить случайного зверя. Саммад не соберется вместе до вечера, охотники придут на запах огня и еды.
В первые несколько дней люди особенно боялись коварных мургу, которые мерещились им повсюду. Но тану фаталисты, да и кем еще могли они быть, когда жизнь их так менялась. Они привыкли полагаться на милость природы, ведь охота всегда могла оказаться плохой, обрекая на голод. Позади ждала смерть от истощения, впереди были пища и жизнь… быть может. Честная сделка. И когда стало теплее, а охота улучшилась, настроение у всех поднялось.
Люди приняли в свою среду Керрика, хотя дети еще показывали на его железный воротник и хохотали при виде безволосой физиономии. Но щетина росла, становилась длиннее – уже на целый палец, – хотя клочковатая бороденка и не желала густеть. Он все еще неуклюже орудовал копьем и не лучше стрелял из лука, но уже начинал осваиваться. И с каждым днем мир казался ему все более и более приятным местом для жизни.
Так было, пока они не пришли к морю.
Первый же взгляд на синие волны наполнил душу Керрика таким ужасом, что он замер на месте. Вокруг никого не было – он далеко ушел от неглубокой долины, по которой мастодонты тянули травоисы, других охотников тоже не было поблизости. И вместе со страхом нахлынуло желание повернуться и бежать. Впереди была только смерть. Как могла горстка охотников даже вообразить, что сумеет выстоять в бою против отряда вооруженных фарги! Он хотел бежать в горы, спрятаться, зарыться в землю поглубже. Идти вперед означало самоубийство.
Впрочем, Керрик понимал, что не сможет убежать. Страх силен, но о подобной трусости стыдно и думать. В конце концов, он сам помогал Херилаку придумывать этот план, а потому выбора не было, оставалось идти до конца. Но страх не исчезал, и каждый шаг вперед давался ему теперь с огромным трудом. Но он шел вперед, перепуганный и несчастный… но шел.
…Вечером они остановились на берегу. Пока разгружали травоисы, мальчишки уже ловили рыбу в солоноватой лагуне, насаживая земляных червей на костяные крючки. Вода кишела хардальтами, небольшие спруты в панцире так и рвали наживку. Со смехом и криком мальчишки тащили в лагерь свою добычу. Моллюсков извлекали из раковин и резали, и скоро их мясо уже шипело над кострами. Жесткое и резко пахнувшее, оно создавало приятное разнообразие в пище.
Выплюнув жесткий кусок, Керрик вытер пальцы о траву, встал и потянулся. Места в желудке вроде бы не оставалось. Он поглядел на костер и краем глаза заметил движение над головой – там пролетала морская птица.
Он видел распростертые огромные крылья, широкую грудь, багровую от лучей заходящего солнца. Керрик замер. Вот она. Черную шишку на ноге – неусыпный глаз мургу – он не видел, но знал, что она там. Все ниже и ниже опускалась птица к стоянке. Керрик с трудом сбросил оцепенение и поспешил к сидевшему возле костра Херилаку.
– Она здесь, – проговорил он, – кружит над нами. Теперь мургу узнают о нас.
В голосе Керрика слышалась паника, чего Херилак мудро постарался не заметить и ответил с мрачным спокойствием:
– Хорошо. Все идет так, как мы и задумали.
Керрику недоставало уверенности саммадара. Он пытался не глядеть на кружившую над головой птицу, ведь все снимки будут тщательно изучаться. Тану не должны обнаруживать интереса к птице и дать понять врагу, что понимают ее назначение. И лишь когда, завершив ленивое кружение, она направилась к югу, Керрик поглядел ей вслед. Сомнений не оставалось скоро последует нападение.
Когда стемнело и охотники собрались покурить и отдохнуть, Керрик рассказал им обо всем, что видел и чего следует ждать. Теперь жалоб уже не было. Его подробно расспросили, а потом быстро обсудили план действий, чтобы передовая группа охотников могла уйти еще до рассвета.
Утром люди отправились в путь. Херилак вел их вдоль побережья. Керрик узнал места – они огибали поляну, где погиб саммад Херилака. Не было нужды напоминать тану о возможной участи. Вновь они вышли к берегу вечером. К ночи, собравшись у костра, охотники решили объявить Херилака сакрипексом – военным предводителем. Он кивнул в знак согласия и отдал первый приказ:
– Ортнар и Керрик пойдут первыми. Они видели мургу и знают, чего от них ждать. Всю ночь они будут следить за морем. С ними пойдут еще два охотника, чтобы было кому передать предупреждение на стоянку. И так будет каждую ночь. Остальные тоже будут по ночам следить за морем возле шатров, чтобы ничего не случилось. Следует принять все меры предосторожности.
Четверо суток люди следили за морем, на пятый день Керрик на рассвете вернулся в лагерь. Услышав его торопливый бег, охотники похватали оружие.
– Тревоги нет, мургу еще не явились. Я изучил берег, и мы можем кое-что сделать. Сейчас хорошая охота, рыбы много. Сегодня мы рыбачили с берега, а охотники коптили рыбу. К югу отсюда скалы, за ними узкий пляж, к нему почти вплотную подходит лес. Место очень подходящее. Если появятся мургу, они не смогут высадиться у скал и обязательно причалят к пляжу возле леса.
Херилак кивнул.
– Из леса мы сможем подобраться к ним незамеченными. Хорошо. Так и сделаем. Никто не против?
Предложение обсудили, никто не стал возражать. Керрик вернулся на берег, откуда Ортнар и двое охотников следили за морем.
Началось долгое ожидание. Время свое дозорные заполняли возведением в глубине леса укрытий из ветвей. Ночи стали прохладнее, пошли дожди. Двое постоянно следили за морем. К полудню все четверо собирались на берегу: это было самое опасное время.
Однажды в полдень к ним пришел Херилак.
– Что видели? – спросил он.
– Ничего. Все как обычно. В море пусто, как всегда, – ответил Керрик.
– Охотники в саммадах решили, что рыбы и мяса довольно. Они благодарят нас за то, что мы показали им такие прекрасные охотничьи места. Они уже готовы уйти отсюда.
– Хорошее решение, – одобрил один из охотников. – Никто из нас не хочет иметь дело с мургу.
Керрик понимал его чувства и даже позволил себе понадеяться на скорый уход, но промолчал.
– Ты говоришь за себя самого, – с горечью произнес Херилак. – Да, поход оказался удачным. И на зиму мяса хватит, так что я понимаю желание возвратиться. Но пусть охотники на сытый желудок забудут про голод и вспомнят о том, что случилось с двумя саммадами на этом берегу. Сегодня будет последняя ночь. Они хотят уйти на рассвете. Мы останемся здесь и будем идти на день пути позади, чтобы мургу не ударили в спину.
– Мы пойдем быстро, – произнес второй охотник, – они нас не догонят.
Херилак презрительно поглядел на него. На лице Ортнара было то же выражение.
– Мы пришли сюда не только для того, чтобы набить ваши желудки. Мы пришли убивать мургу.
– И мы не можем сделать это одни, – добавил Херилак.
Отвернувшись, Керрик глядел на море, чтобы охотники не видели выражения облегчения на его лице. Пусть спорят, но теперь саммады наконец уйдут. Здесь их ничто не держит, пора уходить. Битвы не будет. По небу плыли белые облака, бросали тени на прозрачную воду. Большие тени, шевелящиеся.
Керрик замер, вглядываясь в эти тени. Он не мог сдержать дрожь, голос его срывался:
– Вот они! Мургу пришли!
Да, именно так, как он говорил. Черные лодки скользили в волнах. Лодки торопились на север.
– Они останавливаются! Они собираются нападать на нас! – крикнул Херилак.
– Пора предупреждать охотников. Времени остается немного, – произнес Керрик.
Один из охотников пустился было бежать, но Херилак остановил его:
– Подожди, пока мы не убедимся.
– Глядите! Поворачивают к берегу, – проговорил Ортнар. – Прямо к пляжу.
Охотники молча залегли, ужас наполнял их. Лодки подходили все ближе, покачиваясь на невысоких волнах. Под громкие приказы вооруженные фарги с плеском попрыгали в воду и побрели к берегу. Сомнений не оставалось – с лодок начинали выгружать припасы на берег.
– А теперь живо! – приказал Херилак обоим охотникам. – Бегите оба! Разными путями. Когда стемнеет, пусть грузят все на травоисы и быстро уходят подальше от берега. Пусть идут до рассвета, а потом укроются в лесу. Как только травоисы нагрузят, пусть все охотники из лагеря приходят сюда. Бегом!
Сцена на побережье была прекрасно знакома Керрику, но охотники наблюдали за происходившим с интересом. Они следили, как из лодок выгружали припасы, как фарги, закутавшись в плащи, укладывались спать. Предводительницы держались вдалеке, и Керрик не мог подкрасться, чтобы разглядеть, с кем придется иметь дело. Но все свидетельствовало о том, что командовать здесь должна Сталлан, а потому Керрик разделял чувства своих друзей в полной мере. Сталлан, неоднократно избивавшая и ненавидевшая его, Сталлан, погубившая Алипола. С каким удовольствием он проткнет копьем шкуру этой твари!
Луны не было, но звезды ярко освещали белый песок и темные силуэты спящих. Из-за моря на небо всходили новые звезды. Наконец в лесу послышался легкий шорох.
Это вернулся первый охотник. К рассвету все будут на месте.

Глава 6

Предстоящую битву Херилак обдумывал много дней и уже мог представить ее с закрытыми глазами. Он отдал распоряжения Ортнару и Керрику, чтобы они в случае чего знали, что делать. Херилак оставил их на опушке леса наблюдать за берегом, а всем прибывшим велел собраться на поляне. Он был военным вождем, и охотники ждали его приказов.
– Улфадан, Келлиманс, – негромко сказал он, – обойдите своих охотников, спросите их имена. Когда соберутся все, скажите мне.
Все сидели на корточках, держа оружие наготове, молча, не шевелясь, как подобает охотникам. Они были готовы броситься в бой и ждали приказа сакрипекса Херилака. Убедившись, что собрались все, Херилак рассказал, что следует делать.
– Ударим сразу все вместе, – объявил он. – Мы должны убивать, но так, чтобы не погибнуть самим: иглы мургу несут мгновенную смерть, поэтому мы растянемся в линию. Каждый саммад возьмет на себя половину их лагеря. Будем двигаться ползком. Молча. Ветер с моря, и нас не почуют, даже когда мы будем близко. Но мургу хорошо слышат, и нужно будет ползти так тихо, чтобы ни одна травинка не шелохнулась. Каждый займет свое место, а саммадар проверит. А потом вы будете ждать – и чтобы ни один не пошевелился. Вы будете следить за пляжем и ждать, когда я, Улфадан и Келлиманс дадим сигнал к бою. Вы будете бить мургу копьями и молчать, пока будет возможно. – Херилак тупым концом копья прикоснулся к подбородку ближайшего охотника. – Если сумеете, бейте мургу в горло, там они уязвимее всего. У них много ребер – животные, на которых мы охотимся, устроены иначе. Крепко ударишь – пробьешь, но слабый удар отразят кости. Помните – бить в глотку. – Херилак помолчал и добавил: – Трудно надеяться, что мы сумеем перебить всех без шума. Поэтому, как только нас заметят, сразу начинайте громко кричать, чтобы вызвать смятение. Кричите и убивайте. Если они побегут, используйте луки. Стрелы их остановят, разите безостановочно. Остановимся мы только тогда, когда все мургу умрут.
Вопросов никто не задавал. Все было яснее ясного. Кто-то из охотников ощущал страх, но не подавал виду. Охота кормила их, смерть – вещь привычная.
Безмолвно, как тени, скользили они среди деревьев и, оставив ночной лес позади, так же бесшумно поползли в траве.
Керрик следил за спящими фарги. Обернувшись, он вздрогнул – вдоль всего пляжа шевелились тени. И не было слышно ни звука, ни даже шороха. К дозорным подполз Херилак. Тронув его за плечо, Керрик едва слышно шепнул ему в самое ухо:
– Предводительниц следует убить первыми. Я хочу сделать это своими руками.
Херилак кивнул в знак согласия. Медленно, крадучись, Керрик добрался до края берегового уступа к намеченному заранее месту.
В лесу крикнула ночная птица, он замер на миг, прислушиваясь, и шагнул вперед. На пляже был слышен только легкий плеск волн. Ночь была безмолвна, как смерть.
И смерть приближалась к песчаной полоске.
Никто не проявлял нетерпения. Заняв исходные позиции, охотники замерли, ни единым звуком не выдавая своего присутствия. Глаза их не отрывались от серой полосы песка, люди терпеливо ожидали условного сигнала.
У Керрика сосало под ложечкой. Ему уже начало казаться, что прошло слишком много времени. Херилак и саммадары уже должны были быть на берегу. Если они еще промедлят, начнет светать, и люди окажутся в ловушке…
Керрик понимал, что страхи его напрасны, но не мог успокоиться. Он стиснул кулаки до боли. Где же они? Что случилось? Закрывая звезды, в небе сгущались тучи. Как теперь увидеть охотников на берегу?
И вдруг саммадары появились на пляже так бесшумно и внезапно, словно их занесло туда дуновением ветра. К их движущимся теням присоединились другие. Темной, еле различимой цепочкой охотники двигались к морю.
Они обошли Керрика, ведь все умели двигаться, не производя ни малейшего звука. Он не привык подбираться к добыче, а потому ему было трудно двигаться в темноте. И он намного отстал от цепочки, когда охотники добрались до спящих фарги. Впереди послышалось глухое бульканье.
Керрик почувствовал мягкий песок под ногами и побежал, вскинув копье. Он уже почти добрался до кучи припасов, когда безмолвие ночи нарушил отчаянный вопль.
И тут раздались крики и визг, пляж закипел шевелящимися силуэтами. Керрик с криком прыгнул вперед, ударив копьем поднимавшуюся с земли иилане.
Наконечник вонзился ей в грудь – она захрипела. Керрик ударил вновь – теперь в горло.
Вокруг орали, бежали, падали – шла настоящая бойня. Фарги проснулись мгновенно, но в темноте пришли в полное замешательство. Если в панике они и вспоминали про оружие, то не могли отыскать его в ночной тьме. И они бежали, пытаясь укрыться в спасительных объятиях океана. Но по дороге к воде их настигали острые копья, стрелы вонзались в спины добежавших до прибоя. Спасения не было. Тану умели убивать.
Но фарги было так много, что некоторым удавалось спастись. Расталкивая колыхавшиеся в воде мертвые тела, они ныряли, устремляясь к лодкам. Преследовавшие их охотники заходили по колено в воду и стреляли, пока хватало стрел.
Наконец убивать стало некого – сражение закончилось. Охотники бродили между телами, пинали лежавших ногами и, услышав малейший звук или заметив какое-то движение, добивали копьями. Потом усталые люди начали останавливаться, и один из охотников разразился победным кличем. Его подхватили другие. Крик несся над волнами, над немногими уцелевшими фарги, со страхом распростершимися на дне лодок.
Первые лучи утреннего солнца озарили ужасные итоги ночи. Керрик озирался с невольным трепетом: повсюду лежали мертвые тела. Остальных охотников это зрелище не смущало ни в малейшей степени. Весело перекликаясь, они вновь принялись осматривать пляж, забредая в воду, чтобы омыть вырванные из трупов стрелы. Стало светлее, и Керрик заметил, что его руки испачканы запекшейся кровью. Отойдя подальше от мертвых фарги, он стал мыть руки в прибое.
– Дело сделано! Мы отомстили мургу! – раздался победный крик Херилака. – Мы перебили их, мы отплатили за погибшие саммады! Хорошая ночь, добрая работа!
Далеко в море на юг улепетывали лодки, в большинстве своем пустые. Тану ночью постарались…
От изнеможения Керрик уже не чувствовал ни страха, ни ненависти. Он тяжело упал на груду пузырей с консервированным мясом.
Херилак грозил копьем вслед уплывающим лодкам и выкрикивал:
– Убирайтесь восвояси! Пусть все на свете мургу знают, что будет с теми, кто осмелится вновь забрести на север.
Керрик не разделял этой слепой ненависти: слишком долго пришлось ему жить среди иилане. Становилось светлее, и он узнал лицо мертвой иилане, лежавшей неподалеку. Это была охотница, он много раз видел ее рядом со Сталлан. С невольной дрожью Керрик отвернулся от страшной раны на ее горле. Чувство скорби не покидало его, хотя, о чем он горюет, Керрик не мог понять.
Когда Херилак наконец отвернулся от моря, Керрик взял себя в руки и спросил:
– Мы кого-нибудь потеряли?
– Одного. Какая победа! Только одного из нас сразила ядовитая игла марага. Мы застали их врасплох. Теперь мы исполнили все, зачем явились сюда.
– Нет, мы еще не закончили все дела, – возразил Керрик, пытаясь забыть про эмоции и быть практичным. Он указал на пузырь, на котором сидел. – Здесь мясо. Пока эту шкуру не вспорешь, мясо не испортится. Я ел его. Мерзкое на вкус, но питательное.
Опершись на копье, Херилак размышлял.
– Значит, нам досталась не только победа, но и еда. Наступающую зиму переживет куда большее число тану. Я пошлю гонцов в саммады, чтобы они забрали это сокровище. – Он поглядел на усеянный трупами песчаный пляж. – А чем еще можно воспользоваться?
Нагнувшись, Керрик подобрал брошенный хесотсан и стряхнул песок с его темного тела. Обратив его в сторону моря, он надавил в нужном месте, и игла исчезла в прибое. Он нажал в другом месте – и крошечный рот раскрылся. Закрыв его пальцем, он передал оружие Херилаку.
– Собирайте смертоносные палки. И иглы к ним. Я покажу, что с ними делать. Мы не сумеем их выращивать, но, если их кормить, хесотсаны проживут несколько лет. Их яд и мургу убивает столь же безотказно, как и тану. Если бы ночью у нас были эти палки, ни один мараг не ушел бы с пляжа живым.
Херилак радостно хлопнул его по плечу.
– Эта победа будет первой. Я немедленно разошлю гонцов в саммады.
Оставшись один, Керрик взял пузырь с водой и напился, а потом поглядел на возбужденных охотников. К тану пришла победа. Но он не мог отделаться от мрачного предчувствия – будущие победы окажутся куда тяжелее. Он поглядел на труп ближайшей фарги, потом встал и отправился обследовать побережье.
Чтобы увериться в победе окончательно, пришлось побродить. Он даже осмотрел все тела, колыхавшиеся в прибое, перевернув каждое вверх лицом. Покончив с этим малоприятным делом, он устало опустился на песок.
Он узнал кое-кого из иилане, в основном это были охотницы, одна из убитых занималась воспитанием лодок. Но он напрасно искал знакомую физиономию. Ее не было среди убитых. Он поглядел на юг, туда, где давно уже исчезли лодки.
Сталлан была на берегу, в этом он был уверен. Она возглавляла поход и ухитрилась уцелеть.
Они еще встретятся, Керрик не сомневался в этом. Одно поражение не остановит иилане. Только теперь они станут еще более решительными. Эта битва была лишь началом. И как закончится война, Керрик не имел ни малейшего представления.
Но в том, что их ждет такой бой, какого еще не видел этот мир, Керрик не сомневался.
Начиналась свирепая схватка двух рас, единых только в одном – в лютой ненависти друг к другу.

Глава 7

Nuakburzhoukaseiburak umuhesh tsuntensi nu nkekash
Кольцо тел сослужило свою службу, выросла терновая стена, и будущее не ослабит ее прочности.

Налетел ветер, его порывы качали лодки на крутых высоких волнах. Тяжелые капли барабанили о плотные шкуры и исчезали в волнах океана. Темневший вдалеке берег исчез из виду, море позади оставалось пустынным. Погони не было. Сталлан огляделась и приказала лодке остановиться, знаком велев остальным последовать ее примеру.
День был пасмурным, иилане жались друг к другу, пытаясь отыскать утешение в этой близости. Даже пустые лодки держались рядом с теми, где были фарги, и явно нервничали, не получая приказов. Сталлан в ярости оглядывала уцелевших.
Фарги было так мало! Только горстка испуганных существ осталась от сильного вооруженного отряда, который она повела на север. Что же случилось?
Ярость ее усиливалась: что именно произошло, она знала прекрасно, и, когда начинала вспоминать об этом, гнев разгорался настолько, что приходилось заставлять себя думать о другом. С местью придется подождать, сначала надо привести уцелевших в Алпеасак, в этом она видела свою первую обязанность.
– Есть раненые? – прокричала она, поворачиваясь, чтобы все могли понять ее. – Раненые, поднимите руки!
Оказалось, что раненых больше половины.
– У нас нет повязок, они остались на берегу вместе со всем снаряжением. Открытые раны омойте соленой водой, ничего больше не остается. И посмотрите, нет ли незанятых лодок, иначе они отобьются, а мы не можем позволить себе потерять хотя бы одну. Пусть в каждой лодке будет хотя бы по одной фарги. Пересаживайтесь, пока все лодки рядом.
Некоторые фарги пребывали еще в таком смятении и ужасе, что ничего толком не соображали. Сталлан приказала своей лодке двигаться, живое суденышко проталкивалось между другими лодками, пока Сталлан наставляла фарги.
– А вот не пустая лодка, – окликнула ее одна из скудоумных. – В ней мертвая фарги.
– В океан ее и других тоже, если такие найдутся.
– А вот раненая лодка, из нее торчат стрелы устузоу.
– Оставьте их. Если вы их извлечете, будет больше вреда, чем пользы.
Но в маленьком войске оставшихся фарги оказалось меньше, чем лодок. Сталлан была вынуждена бросить на произвол судьбы несколько раненых лодок. Когда с пересадками было покончено, изрядно поредевшая флотилия отправилась дальше на юг.
Целый день они плыли без остановки. Сталлан не хотела приближаться к берегу, пока наступающая ночь не заставила ее решиться. Там, в какой-нибудь хитрой засаде, снова могли оказаться устузоу. И они плыли вперед. Потрясенные фарги погружались в тупую апатию.
Солнце медленно спустилось за горизонт. Лишь тогда Сталлан приказала поворачивать к берегу, туда, где в море впадала река. Увидев пресную воду, измученные жаждой фарги зашевелились, но Сталлан не разрешила высаживаться из лодок, пока не осмотрела окрестности. И только убедившись, что все в порядке, она разрешила малыми группами приближаться к воде. Взяв хесотсан на изготовку, она изогнулась дугой в знак презрения к неразумным созданиям, потерявшим оружие. Теперь у них оставался лишь ее собственный хесотсан. Фарги убегали в панике, забыв об оружии.
– Обращаюсь нижайшая к высочайшей. А где пища? – напившись, спросила одна из фарги.
– Здесь ее нет, безмозглая. Завтра поедим, может быть. Все по лодкам! Сегодня мы ночевать на берегу не будем.
Поскольку не было и плащей, чтобы ночью поддерживать необходимую температуру тел, к утру все фарги закоченели и не могли двинуться с места, пока утреннее солнце не согрело их. Бегство продолжалось.
На третий день, убедившись, что нет погони, Сталлан рискнула подойти к берегу, чтобы поохотиться. Надо было поесть, чтобы не умереть в дороге. Она тщательно выбирала место в устье реки среди бесчисленных островков и болот. В трясине она выследила каких-то пестрых животных, пожиравших водяные растения. Они походили на маленьких урукубов, у них были длинные шеи и маленькие головки. Сталлан успела уложить двоих, прежде чем стадо убежало. Они были очень тяжелы, поэтому пришлось вернуться за фарги и приказать им тащить туши на берег. Все досыта наелись, хоть сырое мясо и пришлось рвать зубами.
Две раненые фарги умерли во время последнего перехода. Кроме того, потерялись раненые и пустые лодки: ночью они по одной отбились от каравана. Лишь жесткие приказы Сталлан поддерживали дисциплину, и наконец уцелевшие добрались до знакомых вод.
В середине дня, миновав несколько рыбацких лодок, они обогнули мыс, за которым прятался вход в гавань Алпеасака. На берегу было пусто – лишь Этдиирг, выполнявшая обязанности эйстаа, стояла на причале.
Сталлан выбралась из лодки и заговорила первой:
– Когда мы высадились на берег, ночью, во время сна, устузоу напали на нас. Они легко передвигаются во тьме. Мы ничего не смогли сделать. Ты видишь всех уцелевших.
Этдиирг холодно поглядела на фарги, подталкивавших лодки к стойлам.
– Беда, – сказала она. – Все случилось до того, как ты напала на устузоу, или после?
– До того. Мы ничего не приобрели. Все потеряли. Я не ожидала нападения, не выставила часовых. Вина моя. Я умру, если прикажешь.
Сталлан ожидала решения, не дыша и не шевелясь. Несколько слов Этдиирг – и она умрет. Она глядела в сторону моря, но краем глаза следила за Этдиирг.
– Ты будешь жить, – наконец ответила та. – Хоть ты и виновата, Алпеасак нуждается в твоих услугах. Твоя смерть еще не пришла.
С заметным облегчением Сталлан жестом покорно поблагодарила.
– Но как такое могло произойти? – спросила Этдиирг. – Это выходит за пределы моего понимания.
– Но не моего, – ответила Сталлан. Каждое движение ее тела выдавало гнев и ненависть. – Мне слишком ясно, как такое стало возможным.
Вдруг она умолкла и обернулась: под деревьями показался паланкин. Четверо рослых фарги легко несли его, жирная Акотолп ковыляла следом. Поставив паланкин на землю, фарги отступили назад. Раскрыв от усердия рот, Акотолп заторопилась вперед и склонилась над лежавшей в нем иилане.
– Тебе не следует двигаться, говори мало, – опасность еще не миновала, – проговорила Акотолп.
Вейнте жестом выразила согласие и повернулась к Сталлан.
Эйстаа сильно исхудала, под кожей проступали кости. Рана, оставленная копьем, зажила, на боку белел вздутый шрам, но внутренние повреждения были серьезными. Когда Вейнте доставили к Акотолп, она несколько дней провела в забытьи, все потребности ее при этом свелись к минимуму. Акотолп залечила раны, остановила заражение, перелила кровь, сделала все возможное, чтобы эйстаа не умерла. Смерть была близка, и только колоссальные медицинские познания Акотолп да железная воля и крепкое здоровье позволили Вейнте выкарабкаться. Сейчас за нее распоряжалась Этдиирг, она выполняла обязанности эйстаа во время долгой болезни Вейнте. Но выздоровление началось, а потому Вейнте заговорила как эйстаа.
– Рассказывай, что случилось! – приказала она.
Сталлан повиновалась. Ничего не упуская, выбирая слова и следя за эмоциями, она поведала обо всем: о походе, высадке, побоище и бегстве в Алпеасак. Закончила она теми же словами, что уже говорила Этдиирг:
– Моя вина. Я умру, если ты прикажешь.
Вейнте взмахнула рукой так резко, что, тревожно зашипев, Акотолп подалась вперед.
– Твоя вина или нет, ты нужна нам, Сталлан. Живи. Отомстишь по крайней мере. Будешь моей правой рукой. Ты убьешь того, кто это сделал. Это мог совершить только он.
– Эйстаа права. На снимках с раптора мы видели только одну стаю устузоу. И все казалось совершенно обычным. Но это было не так. Кто-то из них знал о рапторе, он и направлял ночное нападение устузоу. Этот устузоу знал, что мы заночуем на берегу перед атакой. Это он!
– Керрик!
В словах и жестах было столько гнева, что Акотолп запротестовала:
– Эйстаа, ты рискуешь жизнью. Тебе нельзя еще так говорить. Ты еще не оправилась для таких сильных эмоций.
Откинувшись на мягкие подушки, Вейнте сделала знак согласия и, вздохнув, продолжала:
– Теперь надо подумать. В следующий раз напасть на устузоу мы должны совершенно иначе. Теперь информация об устузоу уменьшилась: снимки раптора показывают нам лишь половину жизни устузоу. Дневную половину. Но они могут передвигаться под покровом ночи. – Она обернулась к Акотолп. – Ты все знаешь. Ночью можно делать снимки?
Поглаживая толстый живот, Акотолп задумалась.
– Это возможно. Некоторые птицы летают и ночью. Можно попробовать.
– Немедленно приступай. Второй вопрос: можно ли поподробнее разглядеть снимки раптора?
– Смысл твоего вопроса не дошел до меня, эйстаа.
– Слушай же. Если нападение готовил устузоу Керрик, он должен быть в этой стае. Он может оказаться на одном из снимков. Можем ли мы разглядеть его?
– Теперь понятно. Снимки можно увеличить. Детали станут во много раз больше.
– Ты слышала, Этдиирг? Проследи, чтобы все было сделано!
Этдиирг жестом показала, что поняла, и помчалась выполнять распоряжение. Вейнте вновь повернулась к Сталлан.
– Теперь мы будем нападать на них иначе. Следует подумать, как охранять лагерь ночью. Это серьезный вопрос. Подобное не должно повториться.
– Для этого потребуется больше фарги, – заметила Сталлан.
– Считай, что эта проблема уже решена. Пока тебя не было, мы получили великолепную весть. Все приготовления завершены. Инегбан придет в Алпеасак в конце лета. Два города станут одним, единым и могущественным.
– Чтобы стереть устузоу с лица земли, потребуются все наши силы.
Акотолп и Сталлан радостно зажестикулировали, выражая согласие, им вторила Вейнте. Если бы все это случилось до ранения, радость ее была бы много меньше. Тогда ею владело только одно желание – править в Алпеасаке. Ненависть к Малсас' родилась потому, что в случае слияния городов эйстаа Инегбана станет эйстаа Алпеасака.
Теперь же она ждала прибытия Малсас'. Удар копья, обрекший ее на муки, изменил совершенно все. Едва к ней вернулось сознание, она вспомнила, что случилось. Удар устузоу, того самого устузоу, которому она спасла жизнь, а потом воспитала и позволила сидеть подле себя и исполнять ее приказания. И за все он отплатил ударом копья. Такую неблагодарность, такую жестокость нельзя оставлять безнаказанными. Воспоминания о Керрике только укрепили ее в намерении стереть с лица земли эту заразу, этих устузоу. И все иилане согласятся с нею, когда узнают об участи посланных на север фарги. Когда Инегбан придет в Алпеасак, все иилане поймут, что новая жизнь будет не такой, как прежде, мирным жительницам тихого и спокойного города придется ко многому привыкать. Когда все узнают, что будущему иилане, самому их существованию угрожают какие-то устузоу, поддержка будет единодушной.
И тогда вся мощь, весь разум и знания, вся энергия Инегбана объединятся в едином устремлении. Смерть устузоу! Стереть даже их следы с лица земли! Объявить священный поход против устузоу!
И поход этот необходимо кому-то возглавить. И в этом Вейнте видела теперь смысл своей жизни.

Глава 8

Воздух под высокими деревьями был неподвижен, холодный туман висел над землей. Зябкое безмолвие нарушалось только звуками капель да птичьими криками. Из-под куста осторожно высунулся кролик и принялся жевать длинную травинку. Вдруг он сел, наставил уши и, сделав огромный прыжок, исчез, чего-то испугавшись.
Медленно, словно отголоски дальнего грома, близились звуки тяжелых шагов. Слышно было, как скрипят кожаные ремни, скребут землю деревянные шесты волокуш. Шествие мастодонтов возглавляли двое охотников. Они внезапно выросли на краю поляны, внимательно огляделись, держа наготове копья. Люди были в меховой одежде и обуви, но на голых руках поблескивали капли пота. Из-за деревьев появились остальные охотники и направились через поляну. За ними выступал первый мастодонт – горбатый и мохнатый самец. Он отломил хоботом ветку, не останавливаясь, отправил в пасть и удовлетворенно захрустел ею.
По одному из леса появлялись другие мастодонты, шесты травоисов глубоко врезались в мягкую почву. Шли женщины и дети постарше, охотники замыкали шествие. Тану снова в пути, и нет их дороге ни конца, ни начала.
После полудня они оказались у знакомого места возле речной излучины. В зимних сумерках первые хлопья снега кружились среди темных стволов. Улфадан поглядел на север, понюхал холодный воздух.
– Рано, – буркнул он. – Еще раньше, чем в прошлом году. Снег будет глубоким, словно в горах. Очень глубоким. Поговорим об этом вечером.
Келлиманс задумчиво кивнул. Они решили возвращаться на стоянку сразу после сражения, без споров и возражений. Прихватив с собой оружие и припасы мургу, все торопились как можно скорее уйти подальше от побережья, где постоянно можно было ожидать нападения. Не было ничего легче и проще, чем вернуться обратно по собственным следам. Откладывалась при этом и необходимость что-то решать, пока все не окажутся достаточно далеко от побережья. Спокон веку тану жили в горах, а теперь все переменилось, зимовать там стало невозможно. Что же делать? Спрашивали многие, но никто не отвечал. Настала пора сообща найти выход из положения. И, когда шатры были расставлены, а желудки наполнились, охотники собрались вокруг костра и завели разговор.
В отличие от оседлых иилане, городских жительниц, тану были охотниками. И они скитались по свету, нигде не имея постоянного пристанища, вечно перебирались туда, где охота была удачливей, где в реках больше рыбы, а на деревьях сочнее плоды. Ни одного клочка земли не могли назвать они домом. И все они были равны… почти равны. Что такое саммад? Несколько семей, объединившихся вместе, чтобы помогать друг другу. Так старухам легче было показывать девочкам места, где больше и слаще корни. Мальчики учились у старших охотиться, а взрослым охотникам вместе удавалось добывать больше пищи, чем в одиночку.
Саммадар не был вождем, приказам которого беспрекословно повиновались. Чаще им становился опытный охотник или искусный следопыт, при котором сытнее жилось. Правил он до всеобщего согласия. И не мог приказать охотнику сделать что-то ненужное и неприятное. Любой из них с семьей мог немедленно исчезнуть в лесу и присоединиться к другому саммаду.
Наступила пора решать. В костер подкинули дров, пламя высоко взметнулось, круг охотников рос. Они смеялись, перекликались, старались устроиться поудобнее у огня, где тепло, но не дымно. Животы полны, запасов хватит на всю зиму – этого им было достаточно. Но пора обдумывать важные вопросы. Разгорелся спор, но, когда встал Улфадан, все умолкли.
– Я слыхал, что многие хотят зимовать здесь, в знакомом месте. В этих краях теперь скудная охота, но пищи у нас хватит до весны. Подумаем о другом. Если мы зазимуем здесь, выживут ли мастодонты? Хватит ли им травы и листвы на деревьях? Это важный вопрос, на него следует дать ответ. Если мы выживем, а мастодонты умрут, то и мы погибнем, когда наступит время перекочевки. Вот о чем придется нам подумать.
Начался откровенный разговор… Все говорили о мастодонтах, без которых тану не выжить. Каждый желающий вставал и держал речь, остальные молча внимали. Херилак и Керрик тоже слушали молча. Сакрипексом Херилак был только во время войны. Но теперь, после победы, он сидел среди прочих охотников. Что касается Керрика, он был рад и тому, что охотники допустили его в свой круг, куда не было входа детям и женщинам. И он внимательно слушал.
Кое-кто сердился, некоторые жаловались, другие хвастали. Когда все выговорились, Улфадан попросил совета у Фракена, и остальные криками поддержали его. Старика уважали: мудрый алладжекс, хранитель воспоминаний и лекарь, ведал тайны жизни и смерти. Конечно же, он и наставит всех на путь истинный.
Фракен подошел к костру, следом за ним брел Парень-без-имени. Когда он вырастет, а Фракен умрет, имя старика перейдет к молодому. А пока он учился, имени у него не было. Согнувшись перед Фракеном, он пошарил в кожаном мешке и извлек из него темный шарик, который осторожно положил возле огня. Двумя палочками Фракен разломил его, внутри оказались тонкие мышиные кости. Фракен знал толк в погадках сов и по ним читал грядущее.
– Зима будет холодной, – объявил он, – нам предстоит путешествие…
Для вящего впечатления он пробормотал что-то еще. Все внимали с почтением. Керрик думал о другом. Все это он и сам мог бы сказать, без всяких мышиных косточек. Ответа в словах Фракена не было. Прочим тоже нечего было сказать. Слушая речи, Керрик понял, что решения нет. Пока охотники не изменят свои пути, решения нет и не будет. И когда все умолкли, он нерешительно встал.
– Я слушал все, что здесь говорилось, и слышал все время одно и то же. В горы пришла зима и все не кончается. Олени ушли с гор, потому что снег сходит там лишь ненадолго и пастбищ не стало. Если кто-то сомневается в этом, хотелось бы слышать, что он скажет.
В ответ раздался раздраженный голос Илгета, охотника, известного своим вздорным нравом.
– Садись, безволосый! – крикнул он. – Это все знают. Пусть говорят охотники.
Керрик прекрасно знал о своей редкой бородке и о волосах, еще не покрывших уши, и поэтому смутился и хотел сесть, но рядом поднялся Херилак и, тронув его за руку, оставил стоять.
– Этого охотника зовут Керрик, а не «безволосый». А тебе, Илгет, больше известно о безволосых. Смотри-ка, у тебя над лбом с каждым годом остается все меньше и меньше волос.
Люди у костра разразились хохотом и одобрительно хлопали себя по коленям. Илгету оставалось только молчать. Когда Херилак был саммадаром, он любил убеждать людей шуткой. Дождавшись тишины, он заговорил вновь:
– Длина волос Керрика должна напоминать нам о тех, кто изуродовал его, кто оставил безволосым… о мургу, державших его в плену. Не забывайте, он умеет говорить с ними и понимает их. Он подсказал, как можно напасть на мургу и перебить целый отряд. Когда говорит Керрик, мы слушаем.
Вокруг раздались возгласы одобрения, и Керрик осмелился заговорить снова:
– Все мы сошлись в одном: идти на север нельзя. Земли к востоку отсюда опустошены, как и эти края до самого берега моря, где всегда придется опасаться мургу. Там зимовать негде, нет места нам и на западе. Земли там, может быть, и хорошие, но другие тану не пустят нас зимовать в эти края. И я спрашиваю: почему нам не пойти на юг?
Послышалось изумленное бормотанье, легкий смешок затих, едва Херилак грозно глянул в сторону развеселившихся. Его уважали – за отвагу и мудрость в бою, за силу рук – и боялись вызвать его гнев. Потом встал Улфадан и повел свою речь:
– Когда я был молодым, я доходил на юге до самого края лесов, где начинаются бесконечные травы. Вот что я оттуда принес. – Он коснулся длинного кривого зуба, висевшего на шее. – Я был тогда молод и глуп и рисковал жизнью из-за пустяков. Там нет оленей. Одни только мургу, которые подстерегают и убивают тану. Только мургу, высокие, как деревья. На юге нас ждет только смерть.
Раздались крики одобрения, Керрик подождал, пока все снова умолкнут.
– Вот что я скажу вам о мургу, ведь я долго жил на юге, там, где никогда не бывает снега и всегда тепло. В этих жарких краях обитают такие мургу, что едят траву; они пасутся в лесах и на болотах. Да, они не похожи на оленей и других зверей, на которых охотятся тану, но их можно есть, и их мясо приятно на вкус. Я знаю, я много лет ел это мясо.
Все умолкли. Даже женщины перестали переговариваться, и дети прекратили свои игры: все слушали странные речи молодого охотника.
– Улфадан говорил вам правду. Там живут огромные мургу, они едят тех, что поменьше. Я видел и еще более странных мургу. Это неважно. Вот что важно. Как эти мургу, что ходят, как тану, уживаются с этими огромными хищниками? Все они едят мясо. Почему мургу ростом с дерево еще не съели их?.. Мургу-что-ходят-как-тану живы лишь потому, что убивают всех, кто грозит им и их стадам. И вот чем они убивают.
Нагнувшись, он подобрал с земли хесотсан. Не было слышно ни звука, все взоры были обращены к говорившему.
– Эта штука уложит любого зверя, каким бы огромным он ни был. Мараг, которого не убьешь всеми копьями и стрелами целого саммада, падет бездыханным от такой вот колючки.
– Я видел, – с горечью в голосе перебил его Херилак. – Я видел, как мургу с этими палками лезли из моря и как падали от них люди моего саммада. Самый большой наш мастодонт сразу свалился, когда смертоносная палка треснула перед ним. Керрик говорит правду.
– Теперь таких палок у нас много, – произнес Керрик, – много палок, много игл. Я умею ухаживать за этими смертоносными палками и обучу всех, кто захочет. Если мы отправимся на юг, нас ждет хорошая охота, а мастодонтов – изобилие корма. А вот это оружие, – он поднял хесотсан повыше, чтобы все видели, – обещает смерть всем мургу.
Охотники возбужденно заговорили и заспорили. Керрик в тот день почти не ел. Увидев, что Херилак отошел от общего костра, он направился следом за ним. Они подошли к своему костру. Женщины жарили мясо на зеленых ветвях, кипятили отвар из коры. Меррис, женщина Улфадана, усадила обоих и подала еду. У нее было мало зубов, но она была широкоплечей и очень сильной; молодые женщины слушались ее беспрекословно.
– Надеюсь, что смертоносные палки послужат нам не хуже, чем самим мургу, иначе все мы сложим свои головы на юге, – хриплым, как у охотника, голосом проговорила она.
– А ты как считаешь, идти нам на юг? – спросил Херилак с набитым ртом.
– Теперь они проспорят всю ночь. Но ничего другого не придумают. Мужчины всегда слишком много разговаривают. Мы пойдем на юг, другого пути нет. – Не скрывая любопытства, она глядела на Керрика. – А что за мургу держали тебя в плену? У них большие шатры? А травоисы у них волокут мастодонты или гигантские мургу?
Керрик улыбнулся, представив себе такую картину, потом попытался объяснить:
– Они живут не в шатрах, у них для этого растут специальные деревья, мургу спят в них, как мы в шатрах.
Меррис громко расхохоталась.
– Сказки рассказываешь. Разве можно погрузить дерево на мастодонта, чтобы перебраться в другое место?
Женщины возле костра, поглядывавшие в их сторону и внимательно прислушивавшиеся к разговору, дружно захихикали.
– Это правда, только они все время живут на одном месте, поэтому спальные деревья им перевозить не надо.
– Теперь я все поняла: ты рассказываешь мне сказки. Если они все время будут жить на одном месте, то когда-нибудь перебьют всех зверей, соберут все плоды и умрут с голода. Здорово придумал.
– Это правда, – подтвердил Херилак. – Так эти мургу и живут. Я был там и все видел, хотя ничего не понял тогда. Им даже не нужно охотиться: всех зверей они пасут на полях, откуда те не могут сбежать, и убивают, когда нужно. Так я говорю? – спросил он у Керрика.
Пожав плечами и тем выразив свое отношение к бесполезным россказням, Меррис отправилась в шатер, но остальные женщины, раскрыв рты и глаза, слушали дикие речи. Врет или нет, но слушать было интересно.
– Это только малая часть того, что я знаю, – продолжал Керрик. – Там столько всего, все мургу заняты различными делами. Некоторые расчищают земли, выращивают заборы, чтобы держать за ними животных. Есть среди них и охранницы, они приглядывают за самцами в пору размножения, чтобы молодняк был в безопасности. Некоторые выращивают еду для животных, другие убивают зверей. Некоторые рыбачат. Все там устроено сложно.
– Это самцы-то ужаживают за детьми? – тихим недоверчивым голосом чуть в нос проговорила одна из женщин. Женщина постарше шлепнула ее.
– Молчи, Армун!
– Хороший вопрос, – сказал Керрик, пытаясь разглядеть спросившую, но та отвернулась, пряча лицо в густых волосах. – Мургу откладывают яйца, и самцы их вынашивают. А когда вылупляются детеныши, они отправляются жить в океан. Они совсем не заботятся о своих детях. Не так, как мы.
– Грязные твари, так бы всех и убила! – воскликнула Меррис. – Женщины не должны слушать подобные гадости.
По ее команде все слушательницы разошлись, а мужчины молча заканчивали трапезу. Слизнув жир с пальцев, Херилак тронул Керрика за руку.
– Расскажи мне побольше о мургу. Я хочу знать все об этих тварях. В отличие от женщин я верю твоим словам. Ведь и я был пленником. Только недолго, не так, как ты. Веди – и я последую за тобой, Керрик. Сильные руки, тугой лук – что еще нужно охотнику? Еще тану нужны знания. Ведь мы зовемся тану, потому что умеем работать с камнем и деревом, знаем повадки зверей, на которых охотимся. А теперь пора охотиться на мургу, и только ты один знаешь все их повадки. Только ты можешь показать нам путь.
Керрик еще не думал об этом, но, соглашаясь, нерешительно кивнул. Знание могло быть силой… и оружием. Он обладал знаниями, и Херилак уважал его. Керрик впервые ощутил гордость. Понемногу он начинал понимать, что не будет чужаком среди тану.

Глава 9

Меррис была права; проговорив до глубокой ночи, с огромными сомнениями охотники решили перебраться туда, где есть пастбища для мастодонтов. Но решение это только поставило их перед новой проблемой: куда идти?
Херилак вылез из шатра, едва рассвело. Он уже разводил костер, когда к нему подошли Улфадан и Келлиманс. Оба саммадара поприветствовали его по обычаю и уселись возле костра. Херилак налил обоим по деревянной чаше крепкого отвара из коры и сел рядом, ожидая, когда они заговорят. За его спиной высунулся из шатра Ортнар и тут же исчез за пологом.
– Может быть, ты решил, что они уже досыта наговорились ночью? – шепнул он Керрику. – Охотники еще только вошли во вкус. О чем думать? Надо бить мургу – другого нам не остается.
Поеживаясь от холода, Керрик высунулся из спального мешка, торопливо через голову натянул кожаную куртку, пригладил короткие волосы, зевнул и почесался. Через откинутый полог он видел троих разговаривавших охотников. Он вполне понимал Ортнара, с него самого хватило и вчерашних разговоров.
Но избежать участия в новой беседе не удалось. Херилак встал и, сделав несколько шагов в сторону шатра, позвал:
– Керрик, иди сюда, ты нам нужен.
Керрик вышел и сел возле костра. Попивая горячий терпкий настой, он слушал Херилака.
– Саммады пойдут на юг, больше им ничего не остается. Только они не знают, как правильно вести себя в краях мургу. Все понимают только одно – придется убивать мургу. Для этого нужен военный вождь. Они попросили меня быть сакрипексом.
Керрик кивнул.
– Так и должно быть. Ты вел нас к победе на берегу, где от нашего оружия погибли мургу.
– Одно дело война. Как вести людей в бой, я знаю. Но теперь мы обдумываем не набег. Ведь мы собираемся оставить леса, выйти на поросшие травой равнины, где обитают одни только мургу. Самые разные мургу. И нам придется убивать их смертоносными палками. Скажу тебе правду. Я мало знаю мургу и ничего не знаю о смертоносных палках. Ты знаешь, Керрик. И я сказал, что сакрипексом должен стать ты.
Керрик не знал, что ответить. Он совершенно не ожидал этого. Подумав, он наконец нерешительно заговорил:
– Это огромная честь, но я не уверен, что моих знаний достаточно, чтобы быть сакрипексом. Да, я знаю о мургу много, но что известно мне об охоте, об оружии тану? Почти ничего. Ты же, Херилак, – знаменитый вождь.
Все молча ожидали продолжения его слов. Саммады ждали, что он возглавит их, он не вправе был отказываться. Услыхав, о чем идет речь, из шатра выбрался Ортнар и присоединился к собравшимся охотникам. Они хотели, чтобы Керрик вел их, но он не смел брать на себя такую ответственность. Что же делать? Как поступили бы иилане в такой ситуации? И когда он задал себе этот вопрос, сам собой нашелся ответ.
– Я скажу вам, что делают мургу в подобных случаях, – произнес Керрик. – В их городах есть самый главный саммадар. Этому саммадару подчиняются саммадар охотниц, саммадар, следящий за животными, саммадар, распоряжающийся разными работами. Почему бы и нам не поступить так же? Сакрипексом пусть будет Харилак, как вы хотели. Я буду помогать ему советами, поскольку знаю обычаи мургу. Но он будет решать, что следует делать саммадам.
– Обдумаем? – предложил Улфадан. – Новая мысль.
– И новые времена, – добавил Келлиманс. – Пусть будет так, как говорит Керрик.
– Сделаем так, – отозвался Херилак, – но это я буду помогать Керрику. Он расскажет всем о мургу, как их выслеживать и убивать. Он будет маргалус – дающий советы, знающий мургу.
Улфадан кивнул в знак согласия и встал.
– Да будет так!
– Согласен, – произнес Келлиманс. – Пусть узнают все охотники саммада, и, если они согласны, выступим на юг, когда скажет маргалус.
Херилак повернулся к Керрику.
– С чего начнем, маргалус? – спросил он.
Керрик щипал бородку, охотники ждали. Ответ был очевиден. Хорошо, если бы и впредь не находилось проблем сложнее.
– Чтобы убивать мургу, вы должны узнать о смертоносных палках. Приступим, не откладывая.
Херилак и Ортнар, как всегда, были вооружены луками и копьями. Керрик оставил у шатра свое копье и взял хесотсан с запасом игл. Они двинулись вверх по реке и вышли на поляну. Там среди камней застряло целое дерево, принесенное рекой.
– Будем стрелять в это дерево. Тут легко заметить, если кто-нибудь подойдет. Иглы несут смерть, а я хочу, чтобы все жили.
Керрик вытянул вперед хесотсан, охотники положили на землю стрелы и копья и нерешительно шагнули к нему.
– Оружие не опасно, пока я не вставил иглы. Сперва я покажу вам, как кормить это создание и ухаживать за ним. А потом вставим иглы и постреляем.
Умелые руки охотников привыкли иметь дело с оружием, и хесотсан скоро перестал быть для них живым существом. Когда Керрик выстрелил в первый раз, спутники его вздрогнули, а потом побежали к дереву поглядеть, куда попала игла.
– И эта штука стреляет так же далеко, как лук? – спросил Херилак.
Керрик подумал, потом покачал головой.
– Думаю, нет, но это неважно. Когда мургу нападут на нас, стрелять придется с близкого расстояния. Яд действует почти мгновенно. Тогда…
Протянув оружие Херилаку, Керрик вдруг заметил движение в небе. Птица, большая птица.
– Быстрее берите луки! – приказал он. – Над нами раптор. Птица, которая говорит с мургу. Она не должна к ним вернуться. Убейте ее!
Охотники немедленно повиновались и, наложив на тетиву стрелы, стали ждать, пока птица опустится ниже. И когда раптор с распростертыми крыльями скользнул над головами людей, обе тетивы зазвенели почти одновременно. Стрелы взвились вверх и поразили раптора.
С коротким криком птица рухнула в воду.
– Не упустить бы… – сказал Керрик.
Не успел он положить хесотсан на землю, как оба охотника уже попрыгали в воду. Ортнар плавал лучше, он первым добрался до убитой птицы и ухватил ее за крыло. Она была так велика, что оба охотника с трудом потащили ее на берег. Когда они выбрались из воды и бросили птицу на песок, Керрик сказал:
– Видите – на ноге черная шишка. Птица убита, но эта черная тварь жива.
Когтистые лапы охватывали ногу раптора. Трудно было понять, на что похоже это создание. С боку на его туловище что-то выступало. Херилак присел на корточки, чтобы разглядеть странное существо, и вдруг отпрянул – глаз открылся и медленно закрылся снова. Саммадар потянулся за копьем, но Керрик остановил его:
– Это сделать никогда не поздно. Сперва покажем охотникам глаз, что за нами следит, и птицу, которая его носит. От них мургу узнают, где мы находимся. Охотники должны увидеть нашу добычу, чтобы в следующий раз сразу узнать птицу и убить ее. А если мургу потеряют нас из виду, то не смогут и напасть на нас.
– Ты прав, маргалус, – с уважением сказал Херилак. – Ты ведь знаешь их, этих мургу.
Херилак произнес новый титул Керрика непринужденно и от чистого сердца, и Керрик невольно почувствовал гордость. Пусть на охоте он пока уступает в меткости другим охотникам, пусть стрелы его часто летят мимо цели – он знает мургу, как никто другой. И если он еще не искусный охотник, то все равно достоин уважения.
Взяв птицу, друзья отправились на стоянку…
Охотники удивлялись величине раптора, такой большой птицы никто из них не видел. Расправив на земле его крылья, они шагами измеряли их длину. Охотники восхищались меткостью стрелков: обе стрелы пробили грудную клетку. Они отталкивали детей, подбиравшихся к птице, чтобы ее потрогать.
Одна из женщин нагнулась к ноге раптора и тронула пальцем черное существо. Открывшийся глаз моргнул. Женщина взвизгнула. Тогда все захотели видеть, как это происходит, и тоже принялись тыкать пальцами. Херилак нагнулся и выдернул стрелы, отдал одну Ортнару.
– А теперь поучимся стрелять из палки: мы должны владеть ею не хуже, чем луком.
К вечеру оба охотника уже обращались с оружием так же уверенно, как Керрик. Ортнар скормил хесотсану кусочек вяленого мяса и пальцем закрыл ему рот.
– Оленя на охоте им не убьешь: и целиться трудно, и иглы не долетят.
– Оленей легко убивать копьем или луком, – возразил Херилак, – а эти штуки припасены для мургу, которых много на юге.
– Я хочу, чтобы все охотники умели обращаться с этими палками, прежде чем мы отправимся на юг, – проговорил Керрик. – Выступим сразу, как только все научатся.
Охотники умылись в реке, запах еды позвал их к шатрам. Ночь была безоблачной, ясные звезды холодно мерцали над пляшущими огнями костров. Меррис подала мясо. Тут же оказался алладжекс Фракен. Каждый вечер старик ходил от костра к костру, и люди спрашивали его о том, что знал он один.
Он угрюмо поглядел на Керрика: юноша знал такое, чего не ведал Фракен. Заметив ревнивый взгляд, Херилак постарался отвлечь внимание старика.
– Вчера мне приснилось, что все мы охотились на мастодонта, – проговорил Херилак. Фракен кивнул и облизнулся, отхлебнув теплого настоя. – Разве такое возможно? Я ведь охотился на мастодонта только однажды, совсем молодым.
– Охотился вовсе не ты, – ответил старик, – а твой тхарм. – У костра почтительно притихли. – Мы умираем, и тхарм оставляет тело, но такое случается, и когда мы засыпаем. Тхарм оставил твое тело и отправился на охоту. Потому и нельзя будить спящего охотника, ведь тхарм его может оказаться далеко, и, если его разбудить, охотник умрет, потому что, когда тхарм оставляет тело, мы умираем. И никогда больше не возвращаемся сюда. Если охотник умел добывать зверя, тхарм его становится звездой. – Голос его понизился до хрипа. – Но остерегайтесь плохого охотника, который всем доставляет одно беспокойство, ведь есть среди нас и такие. Когда такой охотник умирает, тхарм его держится неподалеку и вредит нам. У сильных охотников участь другая – все видят его тхарм на небе. Тхарм могучего охотника приходит людям во сне, чтобы помочь им.
Керрик молча слушал. Он припоминал теперь, что еще мальчишкой слышал такие рассказы от старого Огатира. Тогда, засыпая, он ворочался от страха. Ему казалось, что рядом окажется чей-то тхарм. Теперь все это оказалось пустыми россказнями. Иилане лопнули бы от смеха, узнав, что звезды – чьи-то тхармы. Для них смерть была всего лишь концом бытия, в котором не было места для тайны. Они говорили ему, что звезды находятся так далеко, что просто не могут влиять на происходящее на Земле. Зхекак рассказывала еще, что звезды очень горячие, а Луна холодная, как и движущиеся звезды и планеты, и что они похожи на Землю. Такова была действительность, а все прочее – пустые разговоры. Но на лицах вокруг Керрик видел почтительное внимание и понял, что не стоит сейчас заводить речь о подобном.
Фракен пошел к другому костру, многие потянулись за ним, у огонька остались только несколько охотников. Никто из них не заметил, как к костру подошла высокая стройная девушка с большим пучком перьев в руках. Звали ее Фарлан. Керрик вспомнил, что она была старшей дочерью Келлиманса. По спине девушки змеились толстые косы. Проходя мимо, она случайно задела Керрика, и он почувствовал нечто, чему еще не мог дать определение, и тревожно пошевелился.
– Вот перья огромной птицы, что вы убили сегодня, – произнесла она.
Не глядя на нее, Ортнар кивнул.
– Их можно нашить на твою одежду, чтобы каждый мог видеть, что ты искусный стрелок. – Она на мгновение умолкла. – Я могла бы сделать это.
Ортнар подумал и согласился.
– Я покажу тебе одежду. – И он шагнул в темноту, а девушка последовала за ним.
Охотники словно не заметили случившегося, но один из них поднял глаза, заметил взгляд Керрика и подмигнул ему, ухмыляясь. Когда парочка удалилась, охотники стали перешептываться, один расхохотался.
Произошло что-то важное. Керрик понял это, но никто и не думал ничего объяснять. И он молчал, потому что стыдился своей недогадливости.
Когда Керрик возвратился в шатер, Ортнара там не было, а утром он заметил, что пожитки охотника куда-то исчезли.
– Где Ортнар? – спросил он.
– Спит в другом шатре, – ответил Херилак, явно не желая ничего объяснять.
Керрик начал понимать, что в жизни тану случаются события, о которых не принято толковать вслух. Так было и у иилане. Но он тану, а потому должен знать все. Придется выяснить, но он даже не знал, с чего начать. Следовало хорошенько подумать.
Непонятный поступок Ортнара забылся на следующее утро, когда саммад стал сниматься со стоянки.
Дорога вела на юг, в неизвестность.

Глава 10

Улфадан отлично знал эти места и уверенно вел саммады через лес. Когда деревья начали редеть и в просветах между ними показались поросшие травой луга, он приказал сделать привал и отправился искать Керрика.
– Впереди открытая земля. Мы остановились по твоему слову, маргалус.
– Хорошо, – ответил Керрик. – Мы с Херилаком уже обсудили, что нужно делать, чтобы не бояться нападения мургу на равнине. Если мы, как и прежде, будем идти единой колонной, она будет открыта для нападения с боков. В лесу мастодонты идут друг за другом, потому что дорога узкая. Здесь не будет деревьев, и придется идти иначе. Вот что мы решили.
Обступившие Керрика охотники нагнулись к кругу, который Керрик палкой начертил на земле.
– Мы будем идти так, – объявил он. – Мастодонты будут держаться бок о бок, одной группой. Херилак с частью охотников пойдет впереди, ведь он сакрипекс. Но напасть на нас можно с боков или сзади, а потому мы всегда должны быть настороже. Ты, Келлиманс, с охотниками твоего саммада пойдешь слева. Улфадан справа. Остальные будут сзади, вместе со мной. У всех охотников будут палки, луки и копья. Так мы сумеем защитить саммады.
Тут раздался сигнал тревоги, который подал один из мальчиков, карауливших в лесу. Выставив вперед копья, охотники повернулись на шум. Среди деревьев показался странный охотник. Он стоял неподвижно и смотрел вперед. Судя по его высоким, почти до колен, берестяным поножам, он пришел из-за гор. Навстречу ему отправился Херилак. Когда он приблизился, охотник нагнулся и положил копье на землю. Херилак сделал то же самое. Охотник что-то крикнул, Херилак покачал головой и повернулся к своим.
– Он что-то говорит, но я почти ничего не могу понять.
– Пусть говорит Невасфар, – сказал Улфадан. – Он охотился за горами и понимает их речь.
Оставив свое копье, Невасфар отправился разговаривать с незнакомцем. Все ждали. После коротких переговоров Невасфар сообщил:
– Говорит, что он саммадар по имени Хар-Хавола. Мастодонты этих тану погибли зимой. Им пришлось съесть своих зверей, чтобы выжить. Теперь у них нет больше пищи, и они умрут, когда выпадет снег. Он слыхал, что здесь много еды, и просит…
– Нет, – мгновенно ответил Херилак. Охотники согласно закивали.
Услышав это, Хар-Хавола шагнул назад – это слово он понял. Поглядев на суровые лица вокруг, он попытался снова заговорить, но понял, что это бесполезно. Он нагнулся за копьем, и тут его окликнул Керрик:
– Подожди. Невасфар, скажи, чтобы он не уходил. Спроси, сколько охотников в его саммаде.
– Но у нас нет лишней еды, – возразил Херилак. – Он должен уйти.
– Я говорю как маргалус. Слушай! – Херилак покорно умолк. – Сейчас у нас еды больше, чем нужно. Мясо мы добыли на охоте и отобрали у мургу. На юге, на травянистых равнинах, охота будет хорошей, мяса будет еще больше. Но там живут мургу, и нам придется защищаться от них. И чем больше охотников будет у нас, тем легче будет отбиваться. Я говорю: пусть они присоединяются к нам, их копья помогут.
Подумав, Херилак согласился:
– Маргалус прав. Охотников нужно много, придется выставлять стражу и по ночам. И я тоже скажу теперь: пусть они идут с нами. Расскажи ему, Невасфар, куда мы идем и какие опасности нас поджидают. И еще скажи: если его охотники присоединятся к нам, весь его саммад будет сыт.
Услыхав это, Хар-Хавола обрадованно выпрямился и ударил себя кулаком в грудь. Невасфару можно было не переводить его слова. Все тану, пришедшие из-за гор, хорошие охотники и воины. Они пойдут.
Повернувшись лицом к лесу, он крикнул. Из-за деревьев появились испуганные женщины, прижимавшие к себе детей. Сзади шли охотники.
Исхудавшие и изголодавшиеся люди жадно набросились на предложенную им еду. Когда они насытились, колонна двинулась дальше, и постепенно все вышли на равнину.
Там мастодонтов согнали в тесную группу. А Херилак обратился к саммадарам:
– Охотников стало больше, идти будет спокойнее. Керрик может теперь идти со мной впереди, ведь он маргалус. Пусть Хар-Хавола со своими охотниками замыкает шествие: сзади опасность будет меньше, к тому же у них нет стреляющих палок. Когда охотники разойдутся по местам, выступаем.
Невысокие, поросшие травой холмы простирались до самого горизонта. Кое-где виднелись небольшие деревья, попадались и каменистые участки. Вдали пылило стадо каких-то животных, но расстояние не позволяло разглядеть их, и облако пыли скоро исчезло. Ничто не шевелилось. Простор казался таким мирным. Но Улфадана трудно было обмануть, он озирался вокруг, поглаживая огромный зуб на груди. Все охотники держали оружие наготове, понимая, что попали в совершенно чужие края. Даже мастодонты, казалось, почувствовали всеобщую тревогу. Они задирали огромные хоботы и тревожно трубили.
Внезапно между холмами показались темные пятна. Они быстро приближались, и скоро тану услышали топот. Теперь неведомых зверей можно было разглядеть. Тану еще не встречались с этими длинношеими и длинноногими созданиями. Завидев стоявших людей, они бросились в сторону и пронеслись мимо, оставив за собой облако пыли. За ними гнались хищные мургу.
Когда они увидели людей, один мургу, громко и яростно завизжав, бросился в сторону мастодонтов.
Вскинув оружие, Керрик выстрелил в нападавшего… раз, другой, третий. Мараг злобно завыл, подпрыгнул и упал в траву: начал действовать яд. Он умирал совсем рядом, и Керрику казалось, что свирепые глаза злобно глядят на него.
Чудовище в агонии дергало когтистыми лапами, пасть раскрылась, рев стал прерывистым. Зловонное дыхание обдало охотников. Мараг умер.
Мастодонты затрубили от страха. Они пятились, вставали на дыбы и могли сокрушить травоисы и всех, кто был неподалеку. Часть охотников побежала успокаивать огромных зверей, другие же остались на местах, держа оружие наготове.
Вскоре опасность миновала. Стадо исчезло вдали, преследуемое хищниками. Керрик осторожно подошел к убитому марагу. Тот лежал неподвижно. Туша его оказалась величиной с мастодонта. Гигант словно был создан для убийства: мускулистые длинные задние лапы, пасть, усеянная остроконечными зубами.
– Можно ли есть его мясо? – спросил Керрика один из охотников.
– Не знаю. Таких я не видел. Сами мургу не едят мяса хищников.
– Тогда идем дальше, – приказал Херилак. – Мы и сами придерживаемся того же обычая. Пусть валяется.
Тану ели мясо хищников лишь тогда, когда голодали. Терпкий, неприятный вкус его не нравился. А сейчас еды хватало, и потрошить мерзкого марага никто не хотел. Поэтому все заторопились в путь. Проходя мимо мертвого животного, мастодонты поднимали хоботы и трубили от страха. Как и тану, слоны тоже хотели побыстрее уйти отсюда.
Равнина кишела жизнью. В воздухе кружили какие-то черные твари, совсем не похожие на птиц. В неглубоком озере медленно двигались какие-то огромные силуэты, и люди опасливо обошли его подальше. Мургу поменьше разбегались с дороги и исчезали в траве. Люди были настороже, оружие было под рукой, но нападений больше не последовало.
Когда они остановились у ручья напоить животных, тени уже стали длиннее. Херилак указал на невысокий холм, густо поросший деревьями.
– Там и остановимся на ночь. Среди деревьев легче укрыться, и вода неподалеку.
Керрик тревожно посмотрел на рощу.
– Мы же не знаем, что может там скрываться, – сказал он. – Не лучше ли оставаться на равнине? Там хотя бы видно, откуда грозит беда.
– Мы уже знаем, что днем равнина кишит мургу, и кто знает, что за твари бродят здесь по ночам.
– Тогда следует проверить, нет ли кого-нибудь в роще.
Они осторожно приблизились к деревьям, но там никого не оказалось. Завидев людей, небольшие мургу разбежались, высоко задрав хвосты. Громко хлопая крыльями и крича, с ветвей поднялась стая птиц, клевавших какие-то плоды. Кроме них в роще не было никого. Можно было спокойно останавливаться на ночлег.
Распряженные мастодонты быстро успокоились и скоро уже принялись обрывать зеленые листья. Мальчишки принесли огонь в обмазанных глиной корзинах. Быстро раскинули шатры. С наступлением темноты лагерь со всех сторон окружили караульные, ночью их сменят другие охотники.
– Пока мы сделали все, что могли, – произнес Херилак. – Прошел первый день, а мы еще живы.
– Хорошо, если ночь пройдет столь же спокойно, – проговорил Керрик, озабоченно оглядываясь. – Надеюсь, что мы не ошиблись, явившись в эти края.
– Зачем беспокоиться о том, что нельзя было изменить. Решение принимали все. Другого пути не оставалось.
Херилак прав, подумал Керрик, просто я слишком волнуюсь. Он был и саммадаром, и сакрипексом, и знает, что это такое. А я еще не привык командовать.
Поев, он заснул как убитый.
Ночь была угольно черной, но вот звезды Охотника уже исчезли за западным горизонтом, скоро за ними последует Мастодонт. Приближался рассвет…
Херилак прикоснулся к плечу спавшего Керрика.
– Ночью сюда никто не подходил, – проговорил он. – Хотя вокруг хватает всяких тварей. Быть может, этим мургу не нравится наш запах?
Под деревьями шевелились темные силуэты: караульные сменяли друг друга. С вершины холма Керрик поглядел в сторону темной полоски ручья.
– Там водопой, – произнес Херилак, – многие животные пили, но мы не знаем этих зверей.
– Главное, чтобы они не тревожили нас.
Они замолчали. Небо на востоке слегка посветлело – наступало утро.
– Прошел день, прошла ночь, – сказал Херилак, – а мы еще живы. Говорят, что начавшаяся удачно ночевка и заканчивается хорошо. Пусть будет так.

Глава 11

Путешественники медленно продвигались на юг весь следующий день, и следующий тоже, а потом и следующий за ним. Из осторожности охотники все еще охраняли на дневных переходах саммады со всех сторон. Но теперь они держались свободнее, а ночью спокойно спали. На равнине было много всякого зверья, по большей части это были травоядные мургу, удиравшие подальше от саммадов с их мастодонтами. Попадались и хищники. Многие из тех, что покрупнее, пытались нападать на людей. Но охотники убивали всех, кто подбирался близко, остальные видели это и старались не следовать примеру нападавших. Охотники понимали, что без оружия мургу тану давно были бы мертвы. И под защитой хесотсанов саммады все дальше и дальше углублялись на равнину.
Тану старались держаться подальше от болот, что тянулись вдоль большой реки, в них медленно плавали какие-то огромные туши. Избегали люди и густых лесов, где пришлось бы пробираться цепочкой и отряд был бы более уязвимым.
Но, несмотря на опасности, охотники с нетерпением ожидали новостей, которые приносил каждый день, и допоздна засиживались за разговорами у костров, обсуждая его события. Ведь этот мир был уже частью их жизни. В своих лесах они знали каждого зверя, каждую птицу, их повадки и умели охотиться на них.
Но теперь они попали в совершенно неведомый мир. Они уже давно пересекли его границы у края лесов, где водились олени и другие знакомые людям животные. А потом вдруг все изменилось: животных, к которым они привыкли, не стало. Только некоторые птицы еще казались знакомыми, и рыбы в реке не стали другими. Но вокруг кишели мургу в таком количестве и разнообразии, что звать их одним именем более не представлялось возможным. Под ногами в траве сновали ящерицы, ползали змеи, а по траве бродили стада мургу всех размеров и всевозможных цветов. Охотники старались быть особенно осторожными возле стад: около них всегда держались прожорливые хищники.
Как-то раз на одном из громадных разлагавшихся трупов они заметили стаю огромных трупоедов величиной с того раптора, что шпионил за ними. Отвратительные твари с темно-красными гребнями и длинными хвостами подскакивали на длинных ногах и шипели на проходивших охотников. Клювы этих созданий были густо усажены острыми зубами.
Богатые земли, изобилие дичи – если бы они остановились поохотиться, то завалили бы лагерь добычей – и погода, в которую трудно было поверить. Когда тану выступили в поход, листья уже начали опадать и по утрам в шатрах было зябко от первых холодных прикосновений зимы. Но за время похода времена года словно пошли назад, и снова наступило лето! Ноги вновь стали теплыми, а дневная жара заставляла всех стаскивать кожаные одежды и расхаживать в набедренных повязках.
Наконец они пришли туда, где огромная река, вдоль которой они продвигались, впадала в еще более огромную. И хотя только что миновал полдень, Херилак остановил шествие и подозвал к себе Керрика и саммадаров.
– Удобное место для стоянки. Отлогий спуск к реке – легко поить животных. По ночам вода будет надежной преградой. Хорошее пастбище для мастодонтов. Лес рядом, будет хворост.
– Еще рано, – сказал Улфадан. – Зачем остановились?
– Я позвал вас к себе потому, что, выступая в путь, мы уговорились только о том, что пойдем на юг. Мы пришли на юг. Пора выбирать место для зимней стоянки. Подумаем об этом.
– Неподалеку пасется стадо утконосых мургу, – сообщил Келлиманс. – Вкусные, наверно…
– Копейная рука чешется, – добавил Улфадан, щурясь и разглядывая заречные дали. – Сколько дней не охотились. Тогда я объявляю: мы останавливаемся здесь!
Херилак огляделся, охотники согласно кивали.
– Я думаю о мургу-что-ходят-как-люди, – сказал Керрик. – Про них нельзя забывать.
Улфадан фыркнул:
– Но мы давно не видели их огромных птиц. Как они могут узнать про нас?
– Нельзя быть уверенным в том, что они не знают о нас. Саммад Амагаста они выследили и истребили, а птиц у них тогда еще не было. И где бы мы ни остановились, чем бы ни занимались, о них забывать нельзя.
– Так что же скажешь, маргалус? – спросил его Херилак.
– Вы охотники. Если такова общая воля, останемся здесь. Но и ночью, и днем мы должны стеречь берег, чтобы беда не пришла из реки. Смотрите, какая она широкая. К югу отсюда она наверняка впадает в море. И из моря в реку – знакомый путь для мургу, если они сумеют проведать о нашем лагере.
– Маргалус прав! – объявил Херилак. – Будем осторожны. Пока мы в этих краях – пусть на берегу всегда стоит стража.
Глядя на ровный откос, Улфадан нахмурился.
– Мы всегда останавливаемся в лесах, здесь для нас слишком открытое место.
Керрик вспоминал о городе мургу, Алпеасаке. Он тоже стоял на реке, но иилане хорошо охраняли его.
– Вот как поступают мургу. Чтобы защитить свое селение, они выращивают крепкие деревья и терновые кусты. Деревья… Мы не умеем растить их, но нетрудно нарубить терновых ветвей и соорудить из них стены. Мелкие мургу не пролезут, а больших мы убьем.
– Но раньше тану не делали этого, – возразил Келлиманс.
– Но тану прежде никогда и не заходили так далеко на юг, – отрезал Херилак. – Выполняйте приказ маргалуса!
…Тану собирались провести на этом месте один или два дня, но прошло уже много дней, а они все еще не трогались с места. В реке было много рыбы, охота была просто великолепной, лучшей они не помнили. Утконосые были здесь столь многочисленны, что с одного края стада нельзя было увидеть другой его край. Глупые твари бегали очень быстро, но их легко было обмануть. Когда перед стадом появлялась группа охотников, утконосые бросались бежать. И если все было сделано правильно, охотникам в засаде оставалось только ждать, держа наготове луки и стрелы – стадо бежало прямо на них. Утконосые оказались не только быстроногими и глупыми, но и очень-очень вкусными.
Охота была богатой, мастодонты были сыты, место для зимовки было прекрасным, а теплынь эту трудно было назвать зимой. Но времена года все же оставались временами года – короткие дни сменялись долгими ночами. А созвездия привычной чередой шествовали в ночном небе. Терновые стены наращивали каждый день, и, ни о чем не думая, охотники все оставались у слияния двух рек.
Женщины тоже были довольны: долгое путешествие закончилось. Приготовление пищи, переходы, погрузка, разгрузка еще недавно занимали чуть ли не все их время. Оседлая жизнь проще: в шатрах все пожитки знали свое место. Повсюду в изобилии попадались желто-коричневые клубни, которых не знали на севере. Когда их запекали в золе, они становились сладкими.
Много надо было сделать, о многом поговорить. Поначалу саммад Хар-Хаволы держался в сторонке: говорили они иначе и считали себя чужаками. Но женщины всех саммадов собирали корни вместе и вдруг обнаружили, что могут и поболтать: язык чужаков во многом походил на марбак. Дети поначалу дрались, но, когда новички выучились марбаку, о недоразумениях быстро забыли. Были довольны и одинокие женщины – вокруг стало много молодых охотников. Никогда еще не было у тану такого большого зимнего лагеря. Целых три саммада объединились – и жизнь стала разнообразной и интересной.
Даже Армун обрела покой. Женщины не замечали ее более. Три зимы пробыла она в саммаде Улфадана, и все они были горькими для нее. В ее прежнем саммаде зимой случился великий голод, и ее мать, Шесил, не пережила первой зимы в новом саммаде. А это значило, что, когда отец уходил на охоту, ее некому было защищать. Мальчишки смеялись над ней, и ей приходилось быть осторожной в их присутствии, юные девушки относились к ней не лучше. И когда во вторую зиму отец ее, Бронд, не вернулся с охоты, спасения просто не стало. Но она была сильной девушкой и трудолюбивой, поэтому Меррис, жена саммадара, позволила ей есть у своего костра, но никогда не защищала от постоянных обид. Случалось, и сама Меррис в плохом настроении присоединялась к обидчикам, называвшим девочку в глаза беличьей мордой.
Так с Армун было всегда. Шесил во всем винила себя, потому что однажды во время великого голода убила и съела белку, хотя и прекрасно знала, что женщины не охотятся. Потому-то ее дочь и родилась с раздвоенной, как у белки, верхней губой. И не только губа ее была раздвоена, но и в нёбе была глубокая щель. Поэтому в младенчестве она трудно сосала, захлебывалась молоком и плакала. А когда начала разговаривать, слова ее звучали очень забавно. И дети стали смеяться над ней.
Они смеялись и теперь – на почтительном расстоянии. Ведь она была молодой женщиной, длинноногой и сильной. И только характер позволял ей не быть всеобщим посмешищем. Даже самые старшие мальчики не смели смеяться над ней. Кулак у нее всегда был наготове, и она знала, куда ударить. Синяки под глазами и разбитые в кровь носы быстро приучили самых злых шутников оставлять эту дикую белку в покое.
Так она и росла без подруг, одна. На стоянках она старалась прикрывать лицо кожаным воротником или длинными волосами.
И пока она молчала, женщины терпели ее присутствие. Армун слушала их разговоры, училась видеть молодых охотников глазами женщин, запоминала их взволнованные сплетни. В ее группе старшей была Фарлан, и когда в их саммаде появился Ортнар, та быстренько перебралась к нему, не успев даже толком приглядеться. Обычно девушки знакомились с юношами из других саммадов и каждый год с ними встречались. Обычно. Но теперь все изменилось, и Фарлан первой воспользовалась преимуществами нового положения дел. И пусть молодые женщины не одобряли ее смелости – у нее были теперь шатер и охотник, а у них не было.
Но Армун не завидовала остальным, она просто сердилась. Лес и реку она знала лучше других: мать хорошо учила ее. И она всегда возвращалась с полной корзиной, в то время как другие сетовали на скудость земли. Она была трудолюбива, хорошо готовила, но, несмотря на все это, не могла стать желанной для молодого охотника. И она держалась от людей подальше, чтобы не быть для них предметом забавы. Думая об этом, она всегда начинала сердиться. Они смеялись, увидев ее лицо, они смеялись, услышав ее голос. И она молчала и держалась в сторонке.
По крайней мере пыталась. Но она ела у костра Меррис, а потому вынуждена была подчиняться распоряжениям старшей. Она носила дрова, резала мясо, обжигала руки о жаркое, поворачивая его на угольях. Меррис заботилась о том, чтобы усталых и голодных охотников каждый вечер ожидала добрая еда. А Армун не хотела подвергаться насмешкам и потому находила себе дело, когда охотники собирались возле костра.
…Снега все не было, шли частые дожди. Неприятная погода, но не холодная, всего лишь мелкое неудобство, если сравнить с заледеневшими теперь лесами и глубокими северными снегами. Охота переменилась – стада утконосых ушли куда-то по просторной равнине. Но в лесах, тянувшихся по холмам к востоку, хватало мургу, и отряды охотников уходили все дальше и дальше к горам. Там были свои опасности.
Однажды отряд охотников вернулся уже затемно. Дни стали совсем короткими, опозданиям не удивлялись. Увлекшись погоней, некоторые охотники ночевали в лесу. Но на этот раз было понятно: что-то случилось. Завидев стоянку, охотники разразились громкими воплями, привлекая всеобщее внимание. Некоторые побежали к ним навстречу. Когда вернувшиеся подошли поближе, все увидели, что двоих охотников несут на носилках из жердей и тонких ветвей. Возглавлял отряд усталый и мрачный Херилак.
– Мы преследовали когтистых бегунов, а коготь-мараг прятался под деревом. Вот что он успел натворить, прежде чем мы убили его. – Первые носилки тяжело опустили на землю. – Вот Улфадан. Он мертв.
Услыхав это, Меррис громко вскрикнула и бросилась к носилкам. Откинув кусок меха, прикрывавший лицо Улфадана, она горестно завопила и стала рвать на себе волосы.
Херилак огляделся и, увидев Фракена, поманил его:
– Необходимо все твое умение, целитель. Мараг напал на Керрика и сломал ему ногу.
– Нужны крепкие палки и кожаные ремни. Ты поможешь.
– Я принесу палки, – сказал Херилак и, заметив Армун, стоявшую рядом, приказал: – Принеси мягкой кожи! Быстро!
Закусив губу, Керрик все-таки не сумел сдержать стона, когда его перекладывали с носилок на землю возле костра. Боль пронзала сломанную ногу. Когда Фракен прикоснулся к ней, боль стала и вовсе невыносимой.
– Херилак, покрепче держи его за плечи, а я вправлю кость, – велел Фракен.
Нагнувшись, он взял Керрика за ногу. Старику не в первый раз приходилось вправлять кости. От дикой боли Керрик потерял сознание.
– А теперь давай палки, чтобы удержать кость на месте, – сказал Фракен и стал бинтовать ногу кожаными ремнями. Все было сделано быстро. – Несите его в шатер и укройте шкурами, он должен лежать в тепле. Помоги нам, девушка.
Вскоре Керрик пришел в себя, ощущая в ноге дергающую боль. Ему стало гораздо легче. Приподнявшись на локтях, он поглядел вниз и увидел две ободранные от коры ветки, прибинтованные к ноге. Кожа была цела. Кто-то пошевелился в темноте.
– Кто здесь?
– Это я, Армун, – нерешительно отозвался женский голос.
Он со вздохом откинулся на спину.
– Принеси мне воды, Армун. И побольше.
Она поспешила наружу, силуэт ее растворился во тьме.
Армун? Керрик не слышал такого имени. И, кажется, не встречал этой женщины. Впрочем, какая разница. Ногу дергало словно больной зуб. В горле пересохло, Керрик закашлялся. Воды, думал он, воды. Прохладной воды.

Глава 12

Керрик забылся неглубоким сном. На рассвете пульсирующая боль в ноге пробудила его. Повернув голову, он увидел рядом чашу с водой. Выпростав руку из-под шкур, он схватил ее и стал жадно пить. Когда он выпил все, сзади подошла девушка и взяла из его рук чашу. Он не узнал ее – волосы закрывали все лицо девушки. Как ее зовут? Она же говорила.
– Армун?
– Да. Принести еще воды?
– Воды. И поесть чего-нибудь.
Вчера он не ел, мысль о еде даже в голову не приходила. Но теперь он проголодался. Девушка повернулась к нему спиной и вышла из шатра. Лица ее он не видел и вообще не представлял себе, кто она. Но голос показался ему приятным. Он уже где-то слышал его… Как больно, надо попытаться устроиться поудобнее… Он слышал этот голос! Но когда и где? Мысль эта не давала ему покоя… И наконец он вспомнил, что так говорили иилане.
Армун. Последнюю букву он произнес чуть в нос. Он не говорил на языке иилане так давно, что воспоминания об Алпеасаке нахлынули сами собой.
Девушка вернулась с водой, на плетеном блюде она принесла кусок копченого мяса и положила перед раненым. Обе руки ее были заняты, и, нагибаясь, она не успела прикрыть лицо. Керрик увидел ее глаза. Она быстро отвернулась и, стиснув кулаки, ожидала насмешки. Но он молчал. Армун удивилась. Ничего не понимая, она молча смотрела, как голодный охотник рвал зубами мясо. И если бы она узнала, что думает Керрик, то не поверила бы.
Нет, думал Керрик. Я не видел ее. Интересно, почему? Я бы запомнил. Знает ли она, на что похож ее голос? Лучше промолчу, а то она рассердится, узнав, что говорит, как мараг. Ее манера разговаривать напоминает мне иилане. И рот как у иилане. Эта раздвоенная губа. Так вот почему она мне знакома. Она напоминает мне Инлену'…
Армун сидела за спиной Керрика и удивлялась. Она думала, что молодому охотнику, наверное, слишком больно, иначе он уже смеялся бы над ней или дразнил бы ее. Мальчишки всегда докучали ей своим любопытством и никогда не оставляли в покое. Однажды пятеро юнцов поймали ее в лесу. Она дралась и брыкалась, но они повалили ее на землю. А потом пальцами тыкали в нос и губу и хохотали, пока она не разревелась. Было не больно, а очень обидно. Она была так не похожа на других девчонок. Мальчишки даже не задрали на ней платье, как делали это с теми девчонками, которых им удавалось поймать. Просто тыкали руками в лицо. Она казалась им только забавным зверьком.
Армун так погрузилась в свои горькие думы, что даже не заметила, что Керрик перевалился на бок и внимательно наблюдает за нею. Она быстро прикрыла лицо волосами.
– Поэтому я и не узнал тебя, – произнес он. – Ты всегда прикрываешь лицо волосами, теперь я вспомнил.
Она напряженно ожидала насмешки. Но он уселся, глухо застонав от боли, и поплотнее закутался в шкуры – утро было туманным и влажным.
– Ты дочь Улфадана? Я видел тебя возле его костра.
– Нет, мои мать и отец умерли. Меррис разрешает мне помогать ей.
– Мараг бросился на Улфадана и повалил его на землю. Мы кололи его копьями, но опоздали. Он переломил шею саммадару. Огромный мараг. А мне он сломал ногу ударом хвоста. Надо брать с собой побольше стреляющих палок, без них с этими мургу не справиться.
Винить себя ему было не в чем. И в самом деле, он успел уже распорядиться, чтобы каждая группа охотников брала с собой по смертоносной палке. Но в лесу среди деревьев одной палки было мало. Впредь охотники будут брать с собой по два хесотсана.
Едва Армун подошла ближе, все мысли об охоте и мургу исчезли. Она взяла пустую чашку, ее волосы прикоснулись к его лицу, и он почувствовал сладкий аромат. Он никогда еще не оказывался так близко к девушке и заволновался. Невольно вспомнилась Вейнте: на нем и над ним. Отвратительное воспоминание, он постарался не думать о прошлом.
Но с воспоминанием трудно бороться, все было так похоже. И когда Армун потянулась за блюдом, он погладил ее руку. Теплая. Мягкая. Армун, дрожа, замерла, она не знала, что ей делать. Машинально она обернулась, их лица почти соприкоснулись. Он не смеялся, не отворачивался…
Снаружи послышались голоса.
– Как Керрик? – спросил Херилак.
– Я посмотрю, – отозвался Фракен.
Странный момент миновал. Керрик отпустил руку девушки, и Армун с блюдом заторопилась наружу.
Мигая подслеповатыми глазами, в шатер вошел Фракен, за ним следовал Херилак. Фракен пощупал кожаные ремни, охватившие ногу Керрика, и удовлетворенно закивал:
– Все идет как положено. Нога останется прямой. Если ремни трут, подложи сухой травы. А теперь я иду петь об Улфадане.
Керрику хотелось быть со всеми, когда старик будет петь. Чем больше охотников станет подпевать ему, тем довольнее будет тхарм Улфадана. Когда охотника отпоют, пустую оболочку – тело Улфадана обернут в мягкую кожу и подвесят на дерево. Что значит тело, когда его покинул тхарм охотника. Но нельзя оставлять его на земле, чтобы трупоеды не смогли до него добраться.
– Я должен быть там, – сказал Керрик.
– Понимаю, – кивнул Херилак, – но не вставай – растревожишь ногу.
Они ушли. Армун вернулась и нерешительно замерла рядом. Когда Керрик повернулся к ней, она быстро тронула волосы – хотела прикрыть лицо, но не стала: в глазах Керрика не было смеха. Не было, и она не спрашивала почему. Только она не привыкла, чтобы на нее глядели.
– Я слушала, когда ты рассказывал, как мургу держали тебя в плену, – пытаясь скрыть смущение, быстро проговорила она. – А ты не боялся? Ведь ты был один среди них.
– Боялся? Да, сначала, кажется, да. Но я был не один. Они схватили еще одну девочку. Я забыл ее имя. Мургу убили ее. – Жуткая сцена до сих пор стояла у него перед глазами: мараг с окровавленной пастью поворачивается к нему… Вейнте! – Да, я боялся, очень боялся. Я мог бы молчать, но я заговорил с мургу. Она схватила меня и убила бы, если бы я не заговорил. Я заговорил с перепугу. Только лучше бы я молчал.
– Почему? Ведь это спасло твою жизнь.
Почему? Действительно, он тогда еще не был охотником, который должен спокойно смотреть в лицо смерти. Он был еще ребенком. Только он уцелел из всего саммада. Керрик понял в этот момент: в том, что он тогда заговорил, нет ничего позорного. Он выжил поэтому, выжил, оказался здесь и может говорить с Армун, и она понимает его.
– Конечно, – согласился он, улыбнувшись. – Должно быть, тогда я и перестал бояться. А когда я научился говорить, они позволили мне жить. Иногда я был им необходим.
– А мне кажется, хоть ты был только мальчиком, ни один охотник не смог бы держаться храбрее.
Слова эти почему-то обескуражили его, он и сам не понимал, почему на глаза вдруг навернулись слезы, пришлось даже отвернуться. Какие слезы? Он же охотник. Но разве для слез нет причины? Есть, должно быть. Не те ли это слезы, которых не проронил маленький мальчик, оставшись в одиночестве среди мургу? Впрочем, все это было давно, теперь он уже не маленький… Он поглядел на Армун и взял ее за руку. Она не убрала ее.
Керрик был в смятении. Он не знал, зачем он это сделал, быть может, чтобы передать сильное, непонятное для него самого чувство, которое охватило его, как наедине с Вейнте. Он не хотел вспоминать о ней, не хотел даже думать об иилане. Не отдавая себе отчета, он больно стиснул ладонь девушки. Но она не отдернула руку. Теплота, словно от солнца, охватила его тело. Что-то важное случилось с ним, с ними обоими, и он не понимал…
Но не Армун. Она знала. Она часто слушала молодых женщин и тех, кто постарше, матерей, когда они рассказывали о том, что происходило в шатре наедине с охотником. Она знала, что сейчас будет, и радовалась, отдаваясь переполнявшему ее чувству. Быть может, потому, что она ни на что не надеялась и ничего не ждала. Если бы сейчас была ночь, если бы только им никто не помешал! О дальнейшем женщины рассказывали сдержанно и коротко. Но сейчас день, а не ночь. Но вокруг так тихо. И они совсем рядом. Она тихо шевельнула рукой, высвобождаясь, и Керрик отпустил ее. Она встала, заглянула ему в глаза и отвернулась.
Высунувшись из шатра, Армун огляделась. Поблизости не было никого, не слышно было даже детских криков. Почему?
Ах да, сейчас отпевают Улфадана-саммадара. Вспомнив об этом, она задрожала. И все сейчас там. Все люди саммадов до последнего человека. Они вдвоем с Керриком.
Она решительно вернулась в шатер и опустила за собой полог.
Так же решительно распустив повязки своей одежды, она опустилась перед Керриком на колени и раздвинула укрывавшие его шкуры.
Тело ее было так близко. Нога не давала Керрику шевельнуться, но он и не хотел этого и скоро вовсе забыл про боль. Армун была мягкой, нежной и теплой, волосы ласково прикасались к лицу. Он обнял ее… Теплая… Воспоминания о прохладном теле таяли, отступали. Мягкое тело, теплая плоть, округлая и сладкая, дающая удовольствие. Он еще крепче прижал ее к себе, губы ее шептали ему на ухо речи без слов…
Утреннее солнце над шатром прогоняло и рассеивало туман, согревало воздух.
В сумраке шатра от теплоты соединившихся тел таяла память о грубом и жестком теле, о навсегда чуждых мургу, о непонятной их жизни, и на смену ей приходило чувство бесконечно родного и близкого.

Глава 13

Entapsosop otoshkere hes-peleiaa.
Все формы жизни мутабельны, потому что ДНК бесконечна во времени.

Алпеасак кипел жизнью, бурлил от первых лучей солнца до темноты. Там, куда прежде изредка забредали случайные фарги, теперь по просторным переходам нового города расхаживали важные иилане, то и дело проносили паланкины с иилане высокого ранга, сновали фарги с грузами, поодиночке и толпами, под надежной охраной проходили даже группы самцов, безмолвно, с округлившимися глазами озиравшихся в суете. Гавань заметно расширили, но все-таки ее не хватало, чтобы принимать сразу всех прибывающих. Поэтому приплывавшие из океана огромные урукето вынуждены были заходить в реку и, приткнувшись к берегу, ожидать своей очереди. Когда они наконец подходили к причалам, за разгрузку принимались усердные фарги, которых расталкивали иилане, торопившиеся сойти на берег после долгого пути.
Вейнте с волнением глядела с балкона на всю эту суету. Гордость чувствовалась в каждом движении ее тела. Ее город, ее труды… Честолюбие ее успокоилось. Наконец Инегбан пришел в Алпеасак. Соединение двух городов воодушевляло, нельзя было противиться этому чувству. Юная прыть Алпеасака сливалась с мудростью тысячелетий, прожитых Инегбаном. В союзе обоих городов рождалось нечто высшее. Мир словно рождался заново, яйцо времен спасено – и все возможно, и все впереди прекрасно.
Лишь одна тень затмевала солнечные перспективы, но Вейнте об этом не думала: она собиралась заняться этим позже. Она хотела просто нежиться под лучами славы на пляжах успеха. Она крепко ухватилась всеми большими пальцами за толстый сук, ограждавший балкон, и так было велико ее возбуждение, что она машинально замаршировала на месте.
Кто-то окликнул ее. Вейнте в рассеянности повернулась и увидела рядом на балконе Малсас'. И велика была радость Вейнте, что есть на нем место еще для одной иилане, которая может разделить ее чувства.
– Взгляни, эйстаа, – с гордостью в каждом движении заговорила Вейнте. – В Инегбан зима не придет. Инегбан уйдет от нее к вечному лету, в эти края. Теплые и благодатные, как в Энтобане. Вечно будет расти и цвести новый город.
– Так, Вейнте, ты говоришь правду. Мы жили порознь, и сердца наши бились по-разному, и города были далекими и чужими. А теперь мы – одно целое. И я тоже чувствую, что наша сила беспредельна, что мы можем все. И мы сделаем все, что возможно. Но не подумаешь ли ты еще раз о том, чтобы сесть рядом со мной, чтобы думать со мной? Ведь Сталлан и сама сумеет повести фарги на север, чтобы стереть с лица земли этих устузоу, оскверняющих северные земли.
– Быть может, и сумеет. Но мне известно, на что я способна и что я могу сделать. – Быстрым движением Вейнте провела пальцем между глазами. – Я словно раздвоилась. Теперь, когда здоровье вернулось ко мне, ненависть, что переполняла меня, отхлынула вглубь – и окаменела, сжалась в твердый комок. Сталлан способна раздавить червей-устузоу. Но, чтобы растаял комок ненависти, я должна отдать ей приказ. Лишь когда они все погибнут, когда умрет это создание, которое я воспитала и выпестовала, только тогда исчезнет камень. Только тогда смогу я исцелиться и, как подобает, сесть возле тебя. Но сначала я должна отомстить.
Малсас' сделала жест вынужденного согласия.
– Ты нужна мне, но не такой. Уничтожь устузоу, уничтожь этот камень. У Алпеасака много времени.
Вейнте выразила благодарность и понимание.
– Сейчас мы собираем силы и нападем на них, когда на севере потеплеет. Холод, изгнавший нас из Инегбана, теснит на юг и устузоу. Зимние холода помогают нам. Устузоу приходят охотиться в края, где до них так легко добраться. И когда настанет время, они умрут. А мы, как волна, прокатимся над трупами устузоу дальше на север – чтобы губить остальных. И наконец мы раздавим этих червей.
– Лодки тебе не понадобятся? Ты говорила что-то о нападении с суши?
– Нас будут ждать с воды. Устузоу не знают, что теперь у нас есть уруктоп и несколько таракастов. Ваналпе ездила за ними в Энтобан, в далекий город Месекен, где вдали от океана используют этих животных. Она рассказала там о нашей беде, о зловредных устузоу, и ей дали лучших производителей. Уруктопы вырастают меньше чем за год. Все они уже подросли, набрались сил. Таракасты крупнее, они растут дольше. Ваналпе взяла и несколько молодых животных, они тоже пригодятся. Мы нападем на устузоу с суши. Теперь ими командует то самое существо, что убежало от меня, и оно со всей своей стаей на юге. Я видела его на снимках, он умрет первым. Потом все будет проще.
Уставившись в одну точку, Вейнте тщательно продумывала свою месть – она выбрала ужасную смерть для ненавистного устузоу. Думы ее потемнели, но оказалось, что темное облако набежало на солнце и бросило тень на Алпеасак. Облако покрыло обеих иилане, но еще более густая тень росла в груди Вейнте – память о беде, большей, чем устузоу. Так часто случается: день, начавшийся солнечным утром, завершается ночною тьмой. И тьма эта всегда с ними обеими в этом городе света.
Внизу друг за другом брели связанные иилане. Первая из них огляделась по сторонам, посмотрела вверх. Спокойный взгляд ее вдруг обратился к стоявшим на балконе. Впрочем, расстояние не было столь уж большим, и она узнала их, узнала Вейнте. Рука ее поднялась в быстром радостном приветствии эфенселе к эфенселе; не останавливаясь, она пошла дальше.
– Она же из моего эфенбуру, – с горечью произнесла Вейнте. – Этой тяжести с меня никто не снимет.
– Вина не твоя, – ответила Малсас'. – И в моем эфенбуру есть Дочери Смерти. Недуг этот поражает многих.
– Возможно и исцеление от этой болезни. Не смею говорить об этом здесь, чтобы нас не подслушали. Скажу одно: у меня есть основания для надежды.
– Знаю, ты первая во многом, – с искренностью в каждом движении проговорила Малсас'. – Сделай это. Найди исцеление – и выше тебя никого не будет.

Энге вовсе не имела желания приветствовать свою эфенселе, жест получился сам собою. Она сразу же поняла свою ошибку: Вейнте ни в коей мере не будет обрадована этим. В присутствии эйстаа она могла счесть приветствие оскорблением. Энге не хотела этого. Ошибка ее не была преднамеренной.
Цепочка пленниц остановилась перед запертыми воротами, ожидая разрешения войти. Разрешения войти в тюрьму… на свободу. Там они могли быть вместе, там они могли верить в истину и – что более важно – разговаривать об истине.
Среди Дочерей Жизни Энге не связывало обязательство не говорить о своей вере с другими иилане. Когда Инегбан явился в Алпеасак, с ним пришел и тяжкий груз, сгибавший его шею. Верующих стало так много, что для них соорудили целый район, огражденный, чтобы духовный яд не растекался.
Правительниц, пребывавших снаружи за крепкими стенами, не заботило, о чем говорят Дочери внутри стен. Лишь бы крамольные мысли оставались в кольце стен за терновыми иглами.
К Энге, трепеща всем худощавым телом, поспешила эфенате.
– Там Пелейне, – объявила она. – Она говорит с нами, отвечает на вопросы.
– Я присоединюсь ко всем, – отвечала Энге, скрывая озабоченность неподвижностью тела.
Учение Угуненапсы всегда было понятно ей: луч света в темных джунглях смятения. Но другие относились к нему иначе, по-разному комментировали и толковали заповеди Угуненапсы. Но Угуненапса заповедовала, в сущности, одно: право разума на свободу, на познание всего, а не только силы жизни и смерти. Энге принимала эту свободу, но некоторые из толкований идей Угуненапсы до сих пор смущали ее, а более всех – толкования Пелейне.
Та стояла на высоком корне над головами собравшихся – чтобы все понимали смысл ее речи. Подойдя к толпе, Энге, как и все, уселась на свой хвост и прислушалась. Пелейне говорила в модной ныне манере, задавая себе вопросы и тут же отвечая на них.
– «Угуненапса, – спросила фарги, еще не обсохшая от волн морских, – Угуненапса, что отличает меня от каракатицы в море?» И ответила Угуненапса: «Дочь моя, разница в том, что ты знаешь еще и о смерти, а морская каракатица – только о жизни». – «Но, зная о смерти, что могу я знать о жизни?» И ответ Угуненапсы был прост и так ясен, что, повторяй его хоть от яйца времен, он будет чистым звоном звучать в наших ушах и завтра, и послезавтра. И ответ этот поддерживает нашу жизнь: «Памятуя о смерти, познаем мы границы жизни и живем, когда умирают другие. Такова сила нашей веры, такова наша вера, в которой наша сила». И тогда еще не обсохшая фарги в простоте своей спросила: «Вот каракатица – я съела ее. Не я ли принесла ей смерть?» И ответ ей был: «Нет, ибо плотью своей каракатица поддерживает жизнь в твоем теле и не может умереть, ведь она не знает о смерти».
Толпа собравшихся отозвалась согласным ропотом. Энге восхитилась простотой и изяществом мысли и на миг позабыла собственное сдержанное отношение к говорившей. Пылая рвением, какая-то любознательная иилане в толпе воскликнула:
– Мудрая Пелейне, а что, если каракатица оказалась бы такой огромной, что угрожала бы твоей жизни, а вкус ее был бы настолько отвратительным, что мясо ее нельзя было бы даже взять в рот? Что тогда? Следует ли допустить, чтобы тебя съели, или можно убить не только ради пропитания?
Пелейне согласилась, что задача эта отнюдь не проста.
– Теперь поразмыслим над идеями Угуненапсы. Она открыла нам, что внутри каждой из нас находится вещь, которую нельзя увидеть, но она-то и позволяет нам говорить, ее присутствие отличает нас от неразумных зверей. Эта вещь драгоценна, ее следует оберегать, и, чтобы сохранить ее, не возбраняется убивать. Но в остальном мы Дочери Жизни и должны сохранять жизнь!
– А если каракатицы умели бы разговаривать? – выкрикнули в толпе.
Вопрос этот волновал всех. Дочери разом притихли.
– Угуненапса не говорила об этом, она не слыхала ни о говорящих каракатицах, – Пелейне перешла прямо к сути, – ни о говорящих устузоу. Поэтому мы должны понимать подлинный смысл речей Угуненапсы. Разве только речь позволяет нам знать о жизни и помнить о смерти? А если устузоу разговаривают, но не ведают о смерти? Если это так, то можно убивать говорящих устузоу – это мы знаем разницу между жизнью и смертью, но не устузоу. Нам придется решать.
– Нельзя решать! – возмущенно крикнула Энге. – Нельзя решать, пока мы не убедимся, что не нарушаем учение Угуненапсы.
Обратившись в ее сторону, Пелейне выразила согласие и беспокойство.
– Энге права: пока это не ясно. Можно предположить, что устузоу догадываются о разнице между жизнью и смертью. Но мы-то уверены в наших знаниях. С одной стороны, здесь уверенность, а с другой – догадки. Но жизнь превыше всего, и приходится предпочитать уверенность, отвергая сомнение. Другого пути нет.
Последовали новые вопросы, но Энге не слышала их, не хотела слышать. Она никак не могла отделаться от ощущения, что Пелейне ошибается, но не могла понять, на чем основывается ее уверенность. Придется обдумать. Найдя тихое местечко, она погрузилась в раздумья.
И настолько глубоко она ушла в себя, что даже не заметила расталкивающих толпу стражниц, собиравших группу рабочих. Не слышала она и негромких криков протеста, когда Пелейне отправили на работу, словно простую Дочь. Работниц связали цепочкой и повели.
Тех, кто был возле Пелейне, не связали, как остальных: их брали на различные работы малыми группами. В конце концов Пелейне осталась одна. Стражу отослала прочь важная иилане и кружным путем повела Пелейне по городу к известной ей двери. Пелейне скорбно вступила в нее – подобное уже случалось, и она не была уверена, что поступает правильно. Но пока она решила не протестовать и не противиться. Она нерешительно вошла и затворила за собой дверь. В комнате была одна-единственная иилане.
– Поговорим, – сказала Вейнте.
Пелейне стояла, опустив голову и нервно перебирая пальцами.
– Мне кажется, что я поступаю неправильно, – наконец произнесла она. – Мне не следует здесь бывать и говорить с тобою.
– Чувства твои не имеют значения. Я просто хочу услышать твои речи. Разве Дочь Жизни не должна говорить с другими, разве она не обязана нести им свет?
– Так. Неужели ты тоже просветилась, Вейнте? Ты называешь меня Дочерью Жизни, а не Дочерью Смерти, потому что тоже поверила?
– Не совсем, но говори со мною. Чтобы присоединиться к вам, я должна выслушать все твои аргументы.
Пелейне выпрямилась, сомнение проглядывало в каждом ее движении.
– Но зачем тебе я, если ты не разделяешь наши убеждения? Или ты хочешь, чтобы я внесла раздор в ряды Дочерей? Я ведь и сама иногда ощущаю сомнения.
– Я хочу правды. Я хочу, чтобы ты поняла: устузоу, которые убивают иилане, заслуживают смерти. Это справедливо. Но я не прошу тебя отказаться от твоих убеждений. Мне нужна только ваша помощь в справедливой войне. Наш город будет спасен. Эйстаа снимет с вас путы, и вы вновь станете законными жительницами. И веру вашу признают, раз она не будет угрожать существованию Алпеасака. И ты станешь тогда истинной предводительницей Дочерей Жизни, не отказываясь от своих убеждений ни в чем, не отойдя от учения Угуненапсы.
– Но я сомневаюсь, – в смятении произнесла Пелейне. – Если устузоу умеют разговаривать, они могут знать о смерти, а значит, и понимать смысл жизни. А тогда я не могу участвовать в их истреблении.
Вейнте порывисто шагнула вперед, так что руки их почти соприкоснулись, и с пылом заговорила:
– Это же просто звери. Одного из них мы обучили говорить, как учат лодку отвечать на команды. Одного сумели мы выучить – и только. Остальные просто рычат, как дикие звери. И теперь он, которого мы выучили словам, убивает иилане подобно болезни. Их следует истребить всех до единого. И ты поможешь в этом. Ты выведешь Дочерей Смерти из тьмы незнания, и они станут поистине Дочерьми Жизни. И ты сделаешь это. Обязана сделать.
Говоря это, она ласково прикоснулась к пальцам Пелейне, как это делают лишь эфенселе. Подобная милость со стороны высочайшей была намеком на то, что в случае согласия ранг Пелейне мог повыситься.
– Ты права, Вейнте, права. Все будет сделано, как ты приказываешь. Дочери Жизни забыли про жизнь своего народа. Нам надо вернуться, вновь стать его частью. Но мы не должны сойти и с истинного пути.
– Такого не случится. Верьте, как верили, и никто не будет вам мешать. Дорога перед вами, и ты поведешь Дочерей по пути к лучезарному будущему.

Глава 14

Это был первый лук Харла, и он страшно гордился им. Дядя его, Надрис, взял мальчика в лес. Там они выбрали нужное деревце с тонкой корой и упругой прочной древесиной. Выбрал Надрис, но Харл сам срубил тонкий ствол, не сразу одолев упругую сердцевину. Затем под тщательным руководством Надриса он содрал зеленую кору, обнажив белую влажную поверхность. А потом пришлось ждать, и это было хуже всего. Надрис повесил палку сушиться в своем шатре. Там она и висела, пока наконец не высохла. Тогда началась работа, и Харл молча следил, как Надрис строгает палку краем острого камня. Он обтесал концы лука, прорезал в них бороздку для тетивы, которую свил из длинных прочных волос, взятых из хвоста мастодонта. Но и тогда, когда тетива оказалась на месте, Надрис не был удовлетворен: попробовав натянуть лук, он снова снял тетиву и принялся строгать.
Наконец все было закончено. Лук делали для Харла, и право выстрелить из него первым принадлежало ему. Изо всех сил он натянул, а потом отпустил тетиву. Стрела полетела прямо, не вихляясь, и с громким стуком вонзилась в ствол дерева.