1 2 3 4 5 
– Ну? – сказал он. – Чувствуете ли вы себя счастливыми?
На мгновение было слышно только зловещее бурчание в желудке Лорда Маунтджоя БыстрыйКлык РожденногоЗимой IV, в то время как топливо перекачивалось в пламенные камеры.
– Послушайте, э-э, – сказал главарь, его глаза как загипнотизированные неотрывно смотрели на голову дракона. – Нет причины вызывать подобную тварь…
– Разумеется, он должен решиться вспылить, – сказал Бодряк. – Они вынуждены это делать, чтобы прекратить выделение газа. А газ выделяется, когда они начинают нервничать. И знаете, я убежден, что вы здорово заставили их всех сейчас понервничать.
Главарь сделал, как он надеялся, вполне примирительный жест, но к несчастью сделал его, все еще держа в руке нож.
– Бросьте нож, – резко сказал Бодряк. – Или от вас останется только след в истории.
Нож звякнул о плиты. В задних рядах толпы началась потасовка и множество людей, образно говоря, были на долгом пути и ничего не знали об этом.
– Но перед тем как вы, добрые граждане, мирно разойдетесь и займетесь собственными делами, – со значением сказал Бодряк, – я хочу напомнить, что вы слишком жестко относитесь к этим драконам. Разве кто-нибудь из них длиной в шестьдесят футов? Можете ли вы утверждать, что у них размах крыльев восемьдесят футов? И может ли вы сказать, насколько горячо у них пламя?
– Не знаю, – сказал главарь.
Бодряк медленно поднял голову дракона. Главарь закрыл глаза.
– Не знаю, сэр, – поправился он.
– Хотите узнать?
Главарь покачал головой. Но он решил вставить свое слово в разговор.
– Кто вы, черт побери? – спросил он.
Бодряк выпрямился.
– Капитан Бодряк, Городской Дозор, – сказал он.
Это было встречено полной тишиной. Исключение составил бодрый голос, откуда-то из задних рядов, который сказал:
– Ночная смена, не так ли?
Бодряк посмотрел на свою ночную рубашку. В спешке, соскочив с постели, он нацепил на ноги шлепанцы леди Рэмкин. Только сейчас он заметил, что на них розовые помпоны.
И именно в это миг Лорд Маунтджой БыстрыйКлык РожденныйЗимой IV решил рыгнуть.
Это не был язык ревущего пламени, а только почти невидимый огненный шар, пролетевший над толпой и опаливший кое-кому брови. Но он без сомнения произвел впечатление.
Бодряк мгновенно оправился. Те даже не успели заметить краткого мига неподдельного ужаса.
– Этот выстрел, только чтобы привлечь ваше внимание, – сказал он с непроницаемым лицом. – Следующий будет немного ниже.
– Э-э, – сказал главарь. – Вы правы. Не стоит беспокоиться. Мы просто заглянули. Здесь же нет никаких больших драконов. Простите за беспокойство.
– Нет, нет, – торжествующе сказала леди Рэмкин. – Вы не уйдете так легко!
Она протянула руку на полку и достала жестяную банку, с щелью на крышке. Она задребезжала. На боку была надпись: Сияющее Убежище для Больных Драконов.
Зачинщик кутерьмы достал четыре доллара и тридцать один пенс. После того, как капитан Бодряк напоминающе указал на дракона, чудесным образом явились еще двадцать пять долларов и шестнадцать пенсов. После чего толпа разбежалась.
– Как бы то ни было, мы извлекли пользу из этого, – сказал Бодряк, когда они остались одни.
– Ну вы и смельчак!
– Просто понадеялся, что они ни о чем не догадаются, – сказал Бодряк, осторожно сажая измученного дракона в загон. На душе у него было легко.
Еще раз он ощутил на себе взгляд глаз, неподвижно уставившихся на него. Он бросил косой взгляд в длинную, заостренную морду ХорошегоМальчика Котомки КаменноеПерышко, застывшего в позе, которую лучше всего можно описать как Последний Щенок в Магазине.
К своему изумлению Бодряк обнаружил, что нагнулся и стал чесать между ушей, или, по крайней мере, между двумя остроконечными выступами по бокам головы, которые были без сомнения ушами. Все это сопровождалось странным шумом, походившим на звук выдергиваемой затычки из пивной бочки. Он мгновенно убрал свою руку.
– Все в порядке, – сказала леди Рэмкин. – Это у него в животе бурчит. Вы ему понравились.
К своему удивлению, Бодряк неожиданно обнаружил, что он скорее рад этому. Насколько он мог припомнить, ничто в его жизни до того не заставляло думать о ценности отрыжки.
– Я подумал, что вы собирались от него избавиться, – сказал он.
– Полагаю, что должна это сделать, – сказала она. – Впрочем, вы знаете, как это оборачивается. Они смотрят на вас большими, полным муки глазами…
Настала краткая, неловкая, взаимная пауза.
– Как это может быть, если я…
– Не думайте, что вы сможете…
Они остановились.
– По крайней мере это последнее, что я сделаю, – сказала леди Рэмкин.
– Но вы уже дали нам новую штаб-квартиру и все прочее!
– Это же просто моя обязанность как доброго гражданина, – сказала леди Рэмкин. – Пожалуйста, воспринимайте ХорошегоМальчика как… как друга.
Бодряк ощутил, что он переполз через очень глубокую пропасть по очень тонкой планке.
– Я даже не знаю, что они едят, – сказал он.
– На самом деле они всеядны. Они едят все, за исключением металла и огненных камней. Вы не должны быть привередливым, понимаете, если развиваетесь в болоте.
– Но он что, не нуждается в прогулках? Или полетах, или еще в чем там?
– Сдается, что он спит большую часть времени. – Она соскребла какую-то гадость у него с чешуйчатой головы. – Должна признать, что он самый расслабленный дракон, из тех что я выводила.
– А как насчет, э-э, сами понимаете? – Он указал на горн, весь в помете.
– Это в основном газ. Просто держите его в хорошо проветриваемом помещении. У вас нет ценных ковров, верно? Самое лучшее – не позволять им лизать ваше лицо, но их можно приучить контролировать свое пламя. Они очень полезны при разжигании камина.
ХорошийМальчик Котомка КаменноеПерышко свернулся в кольцо посреди заградительного огня из отрыжек и урчаний пищевода.
У них восемь желудков, вспомнил Бодряк; рисунки в книге были весьма подробные. И там еще было много всякой всячины вроде фракционно-дистилляционных камер и всяких заумных алхимических приборов.
Ни один болотный дракон никогда не мог терроризировать королевство, даже случайно. Бодряк удивлялся, как много их было убито предприимчивыми героями. Это было ужасным преступлением – совершать такое с созданиями, единственным преступлением которых было бессмысленно взрываться на кусочки на лету, что, впрочем, не было чем-то особенным, из чего дракон мог сотворить себе привычку. Расой, расой зубастых ножей, вот чем были драконы. Рожденные, чтобы исчезнуть. Жить быстро, умереть широко. Всеядные или нет, они вынуждены были жить на том, что являлось их нервами, взмахивая крыльями, извиняясь перед всем миром, корчась в смертельного ужаса перед собственной пищеварительной системой. Семья должна была просто оправиться после отцовского взрыва, а самонадеянные глупцы в доспехах бродили по болотам, втыкая меч в мешок с кишками, что было в любом случае в одном шаге от самоуничтожения.
Гм-м. Было бы интересно увидеть, как в прошлом охотники на больших драконов могли выстоять в битве с гигантским драконом. Доспехи? Их лучше было не одевать. Это не имело никакой разницы в этом случае, разве что ваша задница не была расфасована и запечена в фольге.
Он смотрел и смотрел на маленькое уродливое создание, и мысль, стучавшаяся последние несколько минут и требовавшая к себе внимания, наконец отыскала вход. Каждый житель Анк-Морпорка желал отыскать логово дракона. Или точнее отыскать его опустевшим. Кусочки дерева на металлическом прутке вряд ли помогут в этом, в этом он был уверен. Но, как они говорят, установить вора…[17]
Он произнес вслух:
– А разве не может один дракон унюхать другого? Как я понимаю, следуя за запахом?

Дражайшая Мамочка, – писал Морковка. – Расскажу о Явлении для Книг. Прошлой ночью дракон сжег нашу Штаб-квартиру и вдруг мы неожиданно получили гораздо лучшую, она расположена в квартале, называемом Подворье Псевдополиса, напротив Оперного Театра. Сержант Двоеточие сказал, что мы поднялись в Мире и чтобы Валет даже не пытался продать мебель. Подняться в Мире – это метафора, которую я выучил, это все равно что вранье, но более красивое. Полы покрыты коврами. Дважды за сегодня группы людей пытались отыскать подвалы с драконами, это было так изумительно. А копание в отхожих местах и толчея на чердаках, все это как Лихорадка. Одно хорошо, у людей нет времени ни для чего другого, и сержант Двоеточие сказал, что если отправиться на обход и прокричать Двенадцать Часов и Все в Порядке в тот момент, когда дракон испепеляет улицу, то могут задушить или четвертовать.
Я выехал от миссис Пальмы, потому что здесь дюжины пустых спален. Такая жалость, и они испекли мне пирог, но я думаю, что это к лучшему, хотя миссис Пальма никогда не требовала с меня арендной платы, что было так удивительно в ее положении, так как она вдова с многочисленными прекрасными дочерями на выданье, да еще приданое и т.д.
И я подружился с обезьяной, которая постоянно приходит узнать, не нашли мы ее книгу. Валет говорит, что она – страдающий от блох идиот, потому что она выиграла у него 18 очков в «Крушение мистера Лука», это такая карточная игра, но я в нее не играю, я рассказал Валету о Актах об Азартных Играх (Правила), а он сказал нассать на это, что как я полагаю является нарушением Указов о Приличиях от 1389, но я решил действовать по своему Усмотрению.
Капитан Бодряк болен и находится под присмотром Леди. Валет говорит, что всем известно, что она Чокнутая, но сержант Двоеточие говорит, что это из-за жизни в большом доме вместе с драконами, но она заслужила свою Судьбу и требует от капитана держать ноги под столом. Не могу понять какое отношение к этому имеет мебель. Утром я сходил на прогулку с Тростинкой и показал ей много интересных образцов чугунного литья, которые есть в городе. Она сказала, что это очень интересно. Она сказала, что я полностью отличаюсь от всех, кого ей доводилось знать.
Ваш любящий сын, Морковка.
P.S. Надеюсь, с Мятой все в порядке.

Он аккуратно сложил лист бумаги и всунул в конверт.
– Солнце садится, – сказал сержант Двоеточие.
Морковка искал сургуч.
– Это значит, что скоро ночь, – уточняя, продолжал Двоеточие.
– Да, сержант.
Двоеточие провел пальцем вокруг воротника. Кожа оставалась ярко-розовой, результат утреннего умывания с щеткой, но люди по-прежнему держались на почтительном расстоянии.
Некоторые люди рождены, чтобы командовать. Некоторые люди достигают командных постов. Остальные вынуждены подчиняться командам, и сейчас сержанта можно было смело включить в эту категорию, но он не испытывал счастья по этому поводу.
Он знал, что в любую минуту ему придется объявить о том, что настало время отправляться на патрулирование. Он не хотел идти патрулировать. Он хотел найти какое-нибудь укромный подвальчик. Но положение обязывает – если он во главе, то ему необходимо это выполнять.
Это команда не была связана с последующим одиночеством, и которая бы могла вызвать у него раздражение. Эта команда быть-зажаренным-заживо только придавала ему забот.
Он был уверен, что они немедленно должны что-нибудь предпринять с этим драконом, иначе Патриций будет весьма несчастлив. А когда Патриций был несчастлив, то он был весьма демократичен. Он находил замысловатые и болезненные пути продления, насколько возможно, этого несчастья. Ответственность, подумал сержант, ужасная вещь. Поскольку подвергает ужасным мучениям. Насколько он мог понять, два факта с ужасающей быстротой двигались навстречу друг другу.
И потому он испытал ужасное облегчение, когда маленькую кушетку вынесли с Подворья. Она была очень старая и изрядно побитая. На двери виднелся побледневший герб. На обратной стороне двери была надпись, более свежая, гласившая: Винни Если Ты Любишь Драконов.
В стороне от этого, морщась по мере спуска, шагал капитан Бодряк. Следом за ним шла женщина, известная сержанту как Чокнутая Сибил Рэмкин. И наконец, послушно прыгая в конце процессии, появился маленький…
Сержант был слишком взвинчен, чтобы принять во внимание истинные размеры.
– Я поражен! Они только ушли и уже его поймали!
Валет бросил взгляд из-за стола, стоявшего в углу, где он никак не мог понять, что невозможно играть с помощью ловкости рук и блефовать с противником, который постоянно улыбается. Библиотекарь, отвлекая внимание, пользовался преимуществом, помогая самому себе парой карт со дна колоды.
– Не будьте глупцом. Это же просто болотный дракон, – сказал Валет. – С ней все в порядке, с леди Сибил. Настоящая леди.
Оба стражника повернулись и посмотрели на него. Это был Валет, и вдобавок разговаривающий.
– Вы, двое, можете заткнуться, – сказал он. – Почему бы мне и не знать леди, если я уже знаком с одной? Она дает мне чашку чая, чашку тонкую, как бумага, и серебряную ложку впридачу, – сказал он, разговаривая в манере человека, который заглянул через плато социальных различий. – А я вернул ей назад чашку, так что можете прекратить на меня таращиться!
– Именно этим ты занят по вечерам? – сказал Двоеточие.
– Не ваше дело.
– И ты на самом деле вернул ложечку? – сказал Морковка.
– Да, черт возьми, вернул! – горячо ответил Валет.
– Внимание, парни, – сказал Двоеточие, с облегчением подымаясь.
Еще двое солдат вошли в комнату. Бодряк принял привычный вид показного смущения.
– Мой отряд, – промямлил он.
– Отличные парни, – сказала леди Рэмкин. – Старые добрые ряды и шеренги, а?
– Шеренга, так сказать, – сказал Бодряк.
Леди Рэмкин ободряюще улыбнулась. Это привело к странной толчее среди солдат. Сержант Двоеточие, определенным усилием, попытался заставить выпирать грудь дальше своего живота. Морковка вытянулся, перестав сутулиться. Валет трясся, по-солдатски приосанившись, руки по швам, большие пальцы строго вперед, голубиная грудь вздымалась так, что его ноги находились в опасности оторваться от земли.
– Я всегда думаю, что мы можем спать спокойно в наших постелях, когда эти бравые солдаты охраняют нас, – сказала леди Рэмкин, степенно шагая вдоль шеренги, как галеон с сокровищами плавно движется вперед под напором бриза. – А это кто?
Для орангутанга очень трудно стоять по стойке «смирно». Его тело может изобразить только общую идею, но шкура на это не в состоянии. Библиотекарь выполнил все наилучшим образом, стоя в конце шеренги лохматой кучей и отдавая честь самым замысловатым образом четырехфутовой лапой.
– Слишком широкие штаны, мадам, – ловко подхватил Валет. – Специальная Обезьянья Служба.
– Весьма предприимчиво. Тем не менее, весьма предприимчиво, – сказала леди Рэмкин. – Как долго вы пробыли обезьяной, мой друг?
– У-ук.
– Прекрасно.
Она повернулась к Бодряку, который недоверчиво поглядывал на нее.
– Это похвально для вас, – сказала она. – Прекрасный парень…
– У-ук.
– …Антропоид, – поправилась леди Рэмкин, слегка запнувшись.
На миг шеренга солдат испытала чувство, как будто они вернулись после покорения далекой провинции, совершенного без посторонней помощи. Они ощутили прилив духа, который вселила в них леди Рэмкин и который, без сомнения, был так далек, как крайние буквы алфавита, от их привычного состояния. Даже Библиотекарь почувствовал себя польщенным, а потому пропустил фразу «прекрасный парень» без комментариев.
Непрекращающийся шум и сильный химический запах заставили всех оглянуться.
ХорошийМальчик Котомка КаменноеПерышко присел на корточки, с невинностью ягненка, и поставил на ковре пятно, которое вскоре превратилось в дыру в полу. Несколько струек дыма курились по краям отверстия.
Леди Рэмкин вздохнула.
– Не беспокойтесь, мадам, – бодро вмешался Валет. – Это скоро будет вычищено.
– Я боюсь, что им понравится такое делать, когда они в восхищении, – сказала она.
– У вас прекрасные экземпляры, мадам, – продолжал Валет, наслаждаясь вновь обретенном опытом социального общения.
– Он не мой, – сказала она. – Он теперь принадлежит капитану. Или, возможно, всем присутствующим. Разновидность талисмана. Его зовут ХорошийМальчик Котомка КаменноеПерышко.
ХорошийМальчик Котомка КаменноеПерышко стоически перенес тяжесть своего имени и обнюхал ножку стола.
– Он так похож на моего братца Эррола, – сказал Валет. – У него такое же заостренное рыло, простите за выражение, миледи.
Бодряк взглянул на создание, которое обследовало новую обстановку, и признал, что это был, окончательно и бесповоротно, Эррол. Маленький дракончик пробуя укусил стол, пожевал его несколько секунд, выплюнул щепку, свернулся и принялся спать.
– Он не собирается ничего поджигать, верно? – осторожно спросил сержант.
– Думаю, вряд ли. Он, кажется, выработал все содержимое своих пламенных протоков, – сказала леди Рэмкин.
– Вы так и не смогли научить его расслабляться, – сказал Бодряк. – В любом случае, парни…
– У-ук.
– Я не к вам обращаюсь, сэр. Что он здесь делает?
– Э-э, – поспешно вступил вы разговор сержант Двоеточие. – Я, э-э… мы с вами отсутствовали, а у нас короче говоря… здесь присутствует Морковка, который говорит, что все согласно закона и… Я принял у него присягу, сэр. У обезьяны, сэр.
– Какую присягу вы приняли, сержант? – сказал Бодряк.
– В качестве Специального Констебля, сэр, – покраснев, сказал Двоеточие. – Вы же знаете, сэр. Гражданский Дозор.
Бодряк развел руками.
– Специальный? Черт побери, да просто Уникальный!
Библиотекарь наградил Бодряка широкой улыбкой.
– Только временно, сэр. На небольшой срок, – умоляюще сказал Двоеточие. – Мы нуждаемся в помощи, и… кажется, он единственный, кто желает…
– Думаю, что это ужасно хорошая мысль, – сказала леди Рэмкин. – Она принята, эта обезьяна.
Бодряк пожал плечами. Мир и так уже сошел с ума, можно ли сделать его еще хуже?
– Ладно, – сказал он. – Ладно! Я согласен. Прекрасно! Дайте ему значок, хотя черт меня побери, если я знаю, где он будет его носить! Прекрасно! Да! Почему бы и нет!
– С вами все в порядке, капитан? – сказал Двоеточие, весь во внимании.
– Прекрасно! Прекрасно! Добро пожаловать в новый Дозор! – кричал Бодряк, расхаживая по комнате. – Великолепно! Нам только и осталось платить арахисом, почему бы и нет, чтобы мы могли обеспечить хорошую службу обе…
Рука сержанта мягко, с почтением прикрыла рот Бодряку.
– Э-э, только одна просьба, капитан, – настоятельно сказал Двоеточие прямо в удивленные глаза Бодряка. – Не стоит использовать слово на букву «О». Держите нос повыше, сэр. Он может не удержаться и потеряет самоконтроль. Как бык на красную тряпку, сэр. «Антропоид» – очень хорошее слово, но только не слово на букву «О». Ибо, сэр, когда он становится злым, то не останавливается на проявлении недовольства, если вы понимаете, о чем я говорю. Он приходит в неистовство только по этому поводу, сэр. Понятно? Просто не говорите слово «обезьяна». А, черт…

Братья нервничали.
Он слышал их разговоры. События происходили слишком быстро для них. Он подумал, что слишком мало говорил с ними о конспирации, никогда не давая их маленьким умишкам правды больше того, чем те могли справиться, но он по-прежнему переоценивал их. Была нужна твердая рука. Твердая, но справедливая.
– Братия, – сказал Верховный Великий Магистр, – расширены ли Манжеты Правдивости?
– Что? – спросил, колеблясь, Брат Сторожевая Башня. – Ах. Манжеты. Да-да. Расширены. Верно.
– А Чучела для Приманки достойно ли выпотрошены?
Брат Штукатур задал начало покаянию.
– Я? Что? Ах, да. Прекрасно, нет проблем. Выпотрошены. Да.
Верховный Великий Магистр задумался.
– Братия, – мягко сказал он. – Мы уже так близки. Только еще один раз. Всего несколько часов. Еще раз и мир наш. Вы понимаете, Братия?
Брат Штукатур шаркнул ногами.
– Конечно, я понимаю, – сказал он. – Да. Ни капли страха. Сто один процент за вас…
Он собирается сказать «только», подумал Верховный Великий Магистр.
– …только…
Ах.
– …мы, все мы, мы были… разрознены, вы были совершенно другим, не так ли, после вызывания дракона, немного…
– Опустошенным, – пришел на помощь Брат Штукатур.
– …да, как вроде бы… – Брат Сторожевая Башня сражался с ускользающими змеями самовыражения. – …у вас что-то удалили…
– Досуха выжатым, – сказал Брат Штукатур.
– Да, именно как он сказал, а мы… может это будет немного рискованно…
– …вытаскивать всякую дребедень из вашего действующего мозга всех этих таинственных созданий, воскрешенных из Небытия, – сказал Брат Штукатур.
– Я хотел бы сказать – на мою больную голову, – беспомощно сказал Брат Сторожевая Башня. – А мы были потрясены всем случившимся, как вы понимаете, из-за этого, не приведи господи, космического баланса и тем, что произошло с бедным Братом Долбило. Возможно, это предупреждение. Э-э.
– Да это был просто взбесившийся крокодил, спрятавшийся в цветочной клумбе, – сказал Верховный Великий Магистр. – Это могло случиться с каждым. Однако, я понимаю ваши чувства.
– Понимаете? – сказал Брат Сторожевая Башня.
– Разумеется. Они вполне естественные. Все величайшие волшебники испытывают небольшое недомогание перед тем как взяться за подобную великую работу. – Братия приосанились. Великие волшебники. Это же мы. Да-а. – Но через несколько часов все будет закончено, и я уверен, что король изрядно вас вознаградит. Будущее будет покрыто славой.
Это была обычная уловка. И она не должна была удастся в этот раз.
– Но дракон… – начал Брат Сторожевая Башня.
– Не будет никакого дракона! Мы в нем не нуждаемся. Послушайте, – сказал Верховный Великий Магистр, – это же очень просто. У парнишки будет чудесный меч. Все знают, что у королей есть чудесные мечи…
– Это тот самый чудесный меч, о котором вы нам рассказывали, правда? – сказал Брат Штукатур.
– А когда меч коснется дракона, – сказал Верховный Великий Магистр, – то произойдет… взрыв!
– Да, они так делают, – сказал Брат Привратник. – Мой дядя как-то стукнул болотного дракона. Он заметил, что тот пожирает его тыквы. Чертова тварь коснулась его ноги.
Верховный Великий Магистр вздохнул. Еще несколько часов, да-да, и все закончится. Единственное, с чем он еще не решил что делать, оставить их одних – впрочем, кто им поверит, после всего этого? – или послать Стражу арестовать их, что было бы полной глупостью.
– Нет, – терпеливо сказал он. – Полагаю, что дракон исчезнет. Мы должны отослать его обратно. Дракону конец.
– Неужели люди ничего не заподозрят? – сказал Брат Штукатур. – Разве они заметят кучи по всему городу?
– Нет, – торжествующе сказал Верховный Великий Магистр, – потому что одно прикосновение Меча Правды и Справедливости полностью разрушит Порождение Зла!
Братия посмотрели на него.
– В конечном итоге в это они обязательно поверят, – добавил он. – В свое время мы позаботимся о толике мистического дыма.
– Чертовски просто, мистический дым, – сказал Брат Пальцы.
– И потом никаких проблем? – сказал Брат Штукатур, немного смутившись.
Брат Сторожевая Башня кашлянул.
– Не знаю, смогут ли это принять люди, – сказал он. – Слишком все это замысловато.
– Послушайте! – загремел Верховный Великий Магистр. – Они примут все, что угодно! Они увидят, что это произошло! Люди будут настолько увлечены тем, что парнишка победил, они не будут об этом дважды думать! Все зависит только от этого! А сейчас… давайте мы начнем…
Он сконцентрировался.
Да, это было легче. С каждым разом легче. Он мог ощущать размеры, ощущать ярость дракона, в тот миг когда он проникал в место, где лежали драконы, и брал над ним контроль.
Это была власть, и она принадлежала ему.

Сержант Двоеточие поморщился от боли.
– Ой!
– Не будьте размазней, – бодро сказала леди Рэмкин, наматывая бинт с проворностью, присущей женщинам семьи Рэмкинов в течение поколений. – Он крепко к вам приложился.
– И он искренне сожалеет, – резко сказал Морковка. – Покажи сержанту, как ты сожалеешь. Давай.
– У-ук, – застенчиво сказал Библиотекарь.
– Не позволяйте ему меня целовать! – вскрикнул Двоеточие.
– Вы хотите, чтобы кого-нибудь схватили и били головой об пол, за Избиение Старшего Офицера?
– Я не настаиваю на расплате, нет, – поспешно сказал сержант.
– Мы можем поладить? – нетерпеливо вмешался Бодряк. – Мы собираемся узнать, не сможет ли Эррол унюхать, где находится берлога дракона. Леди Рэмкин подумала, что стоит сделать попытку.
– Вы имеете в виду, что установите глубокую яму с отвесными краями, капканы, крутящиеся лезвия, приводимые в движение силой воды, битое стекло и скорпионов, чтобы поймать вора, капитан? – с сомнением сказал сержант. – Ой!
– Да, мы не хотим потерять след, – сказала леди Рэмкин. – Перестаньте быть ребенком, сержант.
– Блестящая мысль об использовании Эррола, мадам, осмелюсь сказать, – сказал Валет, пока сержант бледнел и краснел под бинтом.
Бодряк был не уверен, сколь долго он может мириться с Валетом в роли покорителя вершин общества.
Морковка ничего не сказал. Он пришел к мысли, что, возможно, он не гном, но кровь гномов течет в его венах в соответствии со знаменитым принципом морфического резонанса, и его заимствованные гены сказали ему, что ничто не произойдет так просто. Найти же кучу золота, особенно если дракона нет дома, было бы просто чудесно. Но теперь он был уверен, что будет об этом знать, если хоть один дракон появится в округе. Присутствие большого количества золота всегда заставляет чесаться ладошки гномов, а его ладошки не чесались.
– Мы начнем от той стены в Тенях, – сказал капитан.
Сержант Двоеточие бросил взгляд искоса на леди Рэмкин, найдя невозможным проявить трусость, ощутив моральную поддержку. Он справился с этим весьма достойно.
– Будет ли это разумно?
– Конечно, нет. Если бы мы были разумным, то не находились в Дозоре.
– Позвольте сказать! Я нахожу все столь восхитительным! – сказала леди Рэмкин.
– Ах, я не думал, что вы должны отправиться вместе с нами, миледи… – начал Бодряк.
– …Сибил, пожалуйста…
– Поймите, это очень дурно пахнущий поступок…
– Но я уверена, что буду в полной безопасности с вашими людьми, – сказала она. – Уверена, что все бродяги испарятся, лишь только завидев вас.
Это драконы, подумал Бодряк. Они испарятся, как только увидят драконов, и от них останется только тени на стене. Как только он ощущал, что начинает тормозить, или теряет интерес, он тут же вспоминал эти тени, и это обдавало огнем его задницу. Подобные явления не должны происходить. Запрещены в моем городе.
Разумеется, Тени не представляли угрозы. Многие его обитатели влились в ряды охотников за грудами золота, те же, которые оставались, гораздо менее, чем до сих пор склонялись к тому, чтобы таиться в темных переулках. А кроме того, самые разумные заметили, что леди Рэмкин, если напасть на нее, может приказать им снять носки и не быть глупцами таким командным голосом, что они вдруг могли ненароком выполнить приказ.
Стену еще не повалили и ужасная фреска по-прежнему смущала взор. Эррол обнюхал все вокруг, протопал вдоль переулка пару раз и завалился спать.
– Слабовато, – сказал сержант Двоеточие.
– Впрочем, неплохая мысль, – угодливо сказал Валет.
– Я полагаю, что мог лить напролет дождь и непрерывно бродить люди, – сказала леди Рэмкин.
Бодряк приблизился в поиске дракона. Оставалась еще какая-то слабая надежда. Все же было лучше делать хоть что-то, чем ничего.
– Нам лучше вернуться, – сказала он. – Солнце уже садится.
Они возвращались в тишине. Дракон даже не сунулся в Тени, подумал Бодряк. Он пролетел над всем городом, но так и не побывал здесь. Люди все равно начнут приковывать дев к скалам.
Это метафора чертового человеческого существования – дракон. А если она не была так уж плоха, то это была просто огнедышащая летающая тварь.
Он вытащил ключи от новой штаб-квартиры. Пока он ковырялся в замке, то Эррол проснулся и начал хныкать.
– Не сейчас, – сказал Бодряк. Его бок опять пронзила боль. Ночь только началась, а он уже чувствовал себя слишком уставшим.
Позади него с крыши сполз лист шифера и грохнулся о булыжники.
– Капитан, – прошипел сержант Двоеточие.
– Что?
– Он на крыше, капитан.
Что-то в тоне голоса сержанта задело Бодряка. Он не был взволнованный. Не испуганный. Это был просто неприкрытый, ледяной ужас и страх.
Он посмотрел наверх. Эррол начал подпрыгивать у него подмышкой.
Дракон – дракон – с интересом уставился вниз через водосток. Его морда была толще, чем туловище человека. Его глазищи были огромные, тлели красным огнем и были наполнены разумом, с которым ничего не могли поделать человеческие существа. Он был слишком стар, для подобного создания. Это был разум, который слишком долго изощрялся в коварстве и мариновался в хитрости в течение времени, пока обезьяноподобные задумались над тем, что стойка на двух ногах – хороший способ передвижения. Это был разум, не имевший ничего общего, или даже представления, с искусством дипломатии.
Он не играл с вами и не задавал загадки. Но он понимал все в заносчивости, власти и жестокости, и если он сумел с этим справиться, то мог сжечь вам голову. Потому что ему нравилось так поступать.
Дракон был сейчас зол больше обычного. Разум обитал где-то позади глаз. Крошечный, слабый, чужой разум, раздувшийся от самодовольства. Он был разъярен, как от непрекращающегося зуда. Он делал такие вещи, которые совершенно не хотел делать… и воздерживался от поступков, которые ему так хотелось совершить.
Эти глаза, лишь на миг, сфокусировались на Эрроле, который лихорадочно суетился. Бодряк понял, что единственное, стоявшее между ним и миллионом градусов жары, был слабый интерес, проявленный драконом, почему Бодряк держит подмышкой маленького дракончика.
– Не делайте резких движений, – раздался откуда-то сзади голос леди Рэмкин. – И не проявляйте страха. Они всегда замечают, когда вы напуганы.
– Не могли бы вы дать мне более подходящий совет в этой ситуации? – медленно сказал Бодряк, пытаясь разговаривать не разжимая губ.
– Да, часто помогает пощекотать между глаз.
– Ах, – сказал Бодряк.
– А также резкое «Нет!» и отшвырнуть в сторону миску с едой.
– А-а?
– Или треснуть их по носу рулоном бумаги, именно так я поступаю в чрезвычайных случаях.
В медленном, ярко очерченном, отчаянном мире, в котором сейчас обитал Бодряк, и который казалось обращался вокруг ноздрей, как утесы, всего в нескольких метрах от него, он услышал неясный шипящий звук.
Дракон сделал глубокий вдох.
Впуск воздуха прекратился. Бодряк вгляделся в темноту пламенных каналов и сомневался, то ли он видит что-то, то ли там появилось слабое белое зарево, до того как пламенное забвение не унесло его.
И в этот миг прогудел рог.
Дракон недоуменно поднял голову и издал горловой звук, который о чем-то вопрошал, но никоим образом не мог быть выражен словами.
Вновь прогудел рог. Звук, казалось, имел сотни повторений и отражений, живших своей собственной жизнью. Он звучал как призыв. Если это даже и было не так, то вновь долетевший звук рога провозвестил о беде, потому что дракон посмотрел на Бодряка взглядом, полным затаенной ненависти, расправил огромные крылья, взлетел тяжело в воздух и, нарушая все правила аэронавтики, медленно полетел в направлении звука.
Ничто в мире не было в состоянии летать подобным образом. Крылья вздымались вверх и вниз с грохотом разбивающихся горшков, но дракон двигался так, как если бы он лениво греб по воздуху. Если бы он прекратил двигать крыльями, то движение продолжалось, а он просто продолжал скользить до полной остановки. Он парил, а не летел. Для создания размером с амбар с бронированной шкурой это была чертовски забавная выдумка.
Он пролетел над их головами как баржа, направившись к Площади Разбитых Лун.
– За ним! – прокричала леди Рэмкин.
– Но он же совершенно неправильно летит. Я уверен, что об этом что-то есть в Законах Воздухоплавания, – сказал Морковка, доставая свой блокнот. – И он разрушил крышу. Послушайте, это же нагромождение правонарушений.
– С вами все в порядке, капитан? – сказал сержант Двоеточие.
– Я столкнулся с ним нос к носу, – задумчиво сказал капитан Бодряк. Он перевел взгляд на встревоженное лицо сержанта. – Куда он подевался? – спросил он.
Сержант указал вдоль улицы.
Бодряк проводил взглядом тень, удаляющуюся за крыши.
– За ним! – скомандовал он.
Вновь прогудел рог.
Люди мчались к площади. Дракон проплыл у них над головами как акула, направляющаяся к запутавшемуся авиакреслу, медленно похлопывая хвостом из стороны в сторону.
– Немного странно собираться с ним сражаться! – сказал Валет.
– Думаю, что кому-то придется этим заниматься, – сказал Двоеточие. – Бедняга будет зажарен в собственной броне.
Это казалось мнением толпы, выстроившейся на площади. Люди Анк-Морпорка обладали целенаправленным, изрядным стремлением к предприимчивости, и когда они смотрели вперед, чтобы увидеть убитого дракона, то были бы счастливы увидеть в качестве успокоения кого-нибудь, зажаренного заживо в своих доспехах. Не каждый день выпадает шанс увидеть кого-нибудь, зажаренного заживо в своих доспехах. Для детей это было бы воспоминание на всю жизнь.
Бодряк проталкивался и пробивался сквозь толпу, которая все больше и больше прибывала на площадь.
Рог протрубил в третий раз вызов.
– Это же флюгельгорн, – тоном знатока сказал Двоеточие. – Как набат, но только глубже звук.
– Вы уверены? – сказал Валет.
– Да-а.
– Это должно быть чертовски большой флюгер.
– Арахис! Фиггины! Колбаски! – послышался откуда-то сзади голос. – Привет, парни! Привет, капитан Бодряк! При смерти, а? Скушайте колбаску. Как дома.
– Что происходит, Глотка? – спросил Бодряк, цепляясь за лоток торговца, так как море людей все больше разливалось вокруг.
– Какой-то мальчишка прискакал в город и говорит, что он убьет дракона, – сказал Вырви-Мне-Глотку. – Он говорит, что у него есть волшебный меч.
– А у него есть волшебная шкура?
– У вас в душе нет романтики, капитан, – сказал Глотка, вынимая горячую сервировочную вилку из металлической жаровни на лотке и аккуратно располагая ее на заднице большой женщины, стоявшей перед ним. – Станьте в сторонку, мадам, торговля – это кровь жизни города, благодарю покорно. Разумеется, – продолжал он, – согласно правилам должна быть дева, прикованная к скале. Только тетя сказала «нет». Всегда незадача с некоторыми людьми. Никакого представления о традиции. Этот парень утверждает, что у него правильный вид.
Бодряк потряс головой. Мир вокруг него казалось сошел с ума.
– Вы меня совершенно сбили с толку, – сказал он.
– Вид, – терпеливо повторил Глотка. – Сами знаете. Вид на трон.
– Какой трон?
– Трон Анк-Морпорка.
– Какой трон Анк-Морпорка?
– Сами знаете. Короли и прочее, – задумался Глотка. – Думаю, что знаю его имя, – сказал он. – Я заказал в гончарной мастерской гнома Огненного три гросса коронационных кружек и это доставит много забот написать все имена в последовательности. Я оставлю для вас парочку, капитан? Для вас девяносто пенсов, капитан, или вырви мне глотку.
Бодряк сдался и проложил обратный путь сквозь толпу, используя Морковку в качестве маяка. Младший констебль проложил дорогу через толпу, а остальные как якорь прицепились к нему.
– Все посходили с ума, – кричал он. – Что происходит, Морковка?
– Да это парень на лошади посреди площади, – сказал Морковка. – У него в руках блестящий меч. Хотя, кажется, сейчас он ничего особенного не делает.
Бодряк пробился в убежище леди Рэмкин.
– Короли, – запыхавшись, прохрипел он. – Анка. И троны. Они существуют?
– Что? Ах, да. Должны были существовать, – сказала леди Рэмкин. – Сотни лет тому назад. А что?
– Какой-то парень говорит, что он – наследник трона!
– Верно, – сказал Глотка, следовавший по пятам за Бодряком, в надежде совершить сделку. – Он произнес большую речь о том, что он собирается убить дракона, свергнуть узурпаторов и восстановить справедливость. Все кричали ура. Горячие колбаски, за доллар пара, сделаны из настоящей свиньи, почему бы вам не купить одну для леди?
– Вы имеете в виду свинину, сэр? – осторожно спросил Морковка, вглядываясь в блестевшие трубки.
– Манера говорить, всего лишь, – быстро сказал Глотка. – Без сомнения настоящие свиные продукты. Настоящая свинья.
– В этом городе приветствуют любую произнесенную речь, – прорычал Бодряк. – Это вообще ничего не значит!
– Берите свиные колбаски, пять за два доллара! – сказал Глотка, никогда не прекращавший разговора во имя торговли. – Хороши для всех дел, и для монархии тоже. Свиные колбаски! В булочке! И восстанавливает справедливость. По мне так прекрасная мысль. С луком!
– Могу ли я предложить вам горячую колбаску, мадам? – сказал Валет.
Леди Рэмкин посмотрела на лоток, висевший на шее у Глотки. Тысячелетия хорошего воспитания пришли ей на помощь, и в ее голосе была слышна лишь слабая нотка страха, когда она произнесла:
– Они выглядят чудесно. Какие прекрасные пищевые отходы.
– Они сделаны обезьянами на мистической горе? – спросил Морковка.
Глотка недоуменно посмотрел на него.
– Нет, – терпеливо сказал он. – Из свиней.
– Какую несправедливость? – настойчиво спросил Бодряк. – Давай, скажи мне. Какую несправедливость он собирается исправить?
– Ну-у, – сказал Глотка. – Да-а, есть же налоги. Вот и несправедливость, для начала. – Он принял немного недоуменный вид. В мире Глотки платить налоги было чем-то случавшимся с другими людьми.
– Правильно, – сказала старушка, стоявшая рядом с ним.
– А из водостока в моем доме льется что-то ужасное, а домовладелец не желает ничего делать. Это несправедливо.
– А преждевременная лысина, – сказал мужчина, стоявший перед ней. – Это тоже несправедливо.
У Бодряка отвисла челюсть.
– Да. И короли должны об этом позаботиться, непременно, – со знающим видом сказал еще один протомонархист.
– Именно так, – сказал Глотка, роясь в свертке. – У меня есть одна бутылка, осталась с этой удивительной мазью, которая сделана… – он посмотрел на Морковку, – …древними обезьянами, живущими на горе…
– А они, знаете ли, не могут ответить, – продолжал монархист. – Вот почему вы можете сказать, что они королевские. Совершенно на это неспособные. Вот что нужно делать, чтобы быть любезным.
– Воображаю, – сказала женщина с протекающим водостоком.
– И деньги тоже, – сказал монархист, наслаждаясь вниманием. – Они не могут их носить. Вот так вы всегда можете отличить короля.
– Почему? Это не так уж тяжело, – сказал мужчина, чьи остатки волос располагались у него на макушке, как остатки разбитой армии. – Я могу унести сотни долларов, о чем речь.
– У вас могут устать руки, пребывая королем, – глубокомысленно сказала женщина. – Из-за того, что машете руками.
– Я всегда думал, – сказал монархист, вытаскивая трубку и набивая ее с тяжелым видом человека, который собирается преподать лекцию, – что одна из важнейших проблем быть королем – это риск, что ваша дочь уколет палец.
Настала глубокомысленная тишина.
– И упадет спящей на сотни лет, – бесстрастно продолжал монархист.
– Ах, – с необъяснимым облегчением сказали присутствующие.
– А затем слезы и мимозы на горошинах, – добавил он.
– Да, именно так и должно быть, – неуверенно сказала женщина.
– Все время должна на них спать, – сказал монархист.
– Не забывайте о сотне матрацев.
– Верно.
– И что с того? Думаю, что мог бы продать их ему оптом, – сказал Глотка. Он повернулся к Бодряку, который слушал все это совершенно подавленный. – Послушайте, капитан? Я полагаю, что вы состояли бы в королевской страже. Носили бы на шлеме перья.
– Ах, блеск и помпа, – сказал монархист, указывая трубкой. – Весьма важно. И масса зрелищ.
– Что, бесплатно? – сказал Глотка.
– Ну-у, думаю, что возможно вам придется заплатить за рамки, – сказал монархист.
– Вы все с ума посходили! – закричал Бодряк. – Вы ничего о нем не знаете, и он даже еще не победил!
– Полагаю, что это чистая формальность, – сказала женщина.
– Это же огнедышащий дракон! – кричал Бодряк, вспоминая ноздри дракона. – А он просто парнишка на лошади, господи прости!
Глотка вежливо ткнул его в нагрудник.
– У вас нет души, капитан, – сказал он. – Если путник приходит в город, находящийся в рабстве у дракона, и бросает ему вызов блистающим мечом, ну-у, только один может уйти, не так ли? Это предназначение.
– Рабстве? – кричал Бодряк. – Рабстве? Вы мелкий воришка, Глотка, лишь вчера вы секли кукол дракона!
– Это просто бизнес, капитан. Не стоит из-за этого так волноваться, – с достоинством сказал Глотка.
Помрачнев от ярости, Бодряк вернулся в строй. Скажите, за что вы любите людей Анк-Морпорка, ведь они всегда так стойко независимы, крича от нарушения их прав человека на грабеж, обман, растрату и убийство на равной основе. И это казалось совершенно справедливым, как думал об этом Бодряк. И в этом не было никакой разницы между богатым человеком и нищим попрошайкой, совершенно не принимая во внимание тот факт, что первый обладал деньгами, едой, властью, красивой одеждой и прекрасным здоровьем. Но ведь на деле он ничуть ни лучше. Просто богаче, толще, более могущественнее, лучше одетый и более здоровый. И так продолжалось в течение столетий.
– А сейчас они только понюхают платье с горностаем, и все влипли, – пробормотал он.
Дракон медленно и осторожно кружился вокруг площади. Бодряк как журавль вытянул шею, пытаясь разглядеть за головами людей, торчавшими перед ним.
Как все хищники имеют облик добычи, запрограммированный в их генах, так и облик всадника на лошади с мечом в руках переключил несколько тумблеров в мозгу дракона. Он проявил острый, но настороженный интерес.
Где-то позади, в толпе Бодряк пожал плечами.
– Я даже не знал, что у нас было королевство.
– Да, у нас его не было в течение веков, – сказала леди Рэмкин. – Королей вышвырнули, и чертовски хорошая работа пошла насмарку. Они были совершенно ужасны.
– Но ведь вы… из высокородной семьи, – сказал он. – Я всегда полагал, что вы все за королей.
– Послушайте, кое-кто из них был просто невыносимым, – беззаботно сказала она. – Жены во всех городах, людям рубят головы, ведутся бессмысленные войны, едят с ножа, швыряя через плечо объедки и обглоданные куриные ножки, и все такое. Совсем не наш тип людей.
Площадь стихла. Дракон медленно долетел до дальнего конца и висел почти неподвижно в воздухе, не считая медленных ударов крыльями.
Бодряк ощутил прикосновение когтей к спине, и на плечо взгромоздился Эррол, ухватившись за него когтями. Его коротенькие крылышки хлопали таким же образом, как и у больших сородичей. Он шипел. Его глаза неотрывно смотрели на реявшую громаду.
Лошадь парнишки нервно заплясала по булыжникам, когда тот спешился, вытащил меч и повернулся лицом к далекому врагу.
Он выглядел совершенно уверенным в победе, сказал сам себе Бодряк. С другой стороны, как умение побеждать драконов помогало завоевать королевство в наши дни и наше время?
Это был необычайно сверкающий меч. Вы должны были это признать.

Наступило два часа следующего утра. И все было в порядке, не считая дождя. Дождь по-прежнему моросил.
В мультивселенной есть города, которые думают, что знают, как правильно проводить время. Места, подобные Новому Орлеану и Рио, убеждены, что они не только знают, как толкать лодку, но и разводить костер на берегу; но в сравнении с Анк-Морпорком и его распущенностью они были уэльской деревней в два часа в сырой воскресный полдень.
Костры шипели и трещали в сыром воздухе над мутными грязными водами реки Анк. На улицах жарили домашних животных. Танцоры конга ходили от дома к дому, исполняя самые замысловатые узоры. Гремели залпы. Люди, в обычных обстоятельствах никогда не помышлявшие об этом, кричали «ура».
Бодряк мрачно шагал по запруженным улицам, чувствуя себя как маринованный лук в фруктовом салате. Он разжаловал вечер.
Он вообще не ощущал себя роялистом. Он не думал, что у него есть что-нибудь против королей, но вид анк-морпоркцев, размахивающих флагами, приводил его в исступление. Кроме того, мысль о королевских перьях на шляпе вызывала у него отвращение. У него всегда были собственные мысли о перьях. Перья, покупающие вас, говорят каждому, что вы не принадлежите самому себе. А он хотел оставаться птицей. Это было последней каплей.
Его спотыкающиеся ноги привели его на Подворье. После всего произошедшего, куда же еще? Его жилье было в удручающем состоянии, ведь леди Рэмкин жаловалась на дыры, которые, несмотря на все крики, Эррол проделал в ковре. И Эррол навонял. А сегодня вечером Бодряк не мог пить в таверне, чтобы не видеть вещей, которые выводили его из себя, пусть даже это и были вещи, которые он обычно видел, когда был пьян.
Было тихо и покойно, хотя сквозь окно долетали отдаленные звуки веселья.
Эррол сполз у него с плеча и принялся поедать кокс в камине.
Бодряк уселся и задрал ноги.
Что за день! Что за сражение! Увертки, хитросплетения, крики толпы, молодой человек, стоящий там и выглядящий таким крохотным и незащищенным, дракон, делающий глубокий вдох так знакомым Бодряку способом…
И не было пламени. Это удивило Бодряка. Это удивило толпу. Это несомненно удивило дракона, который пытался покоситься на собственный нос и недоуменно терзал когтями пламенные протоки. Он оставался удивленным до тех пор, пока парень не увернулся от когтей и точно вонзил меч.
А затем раздался удар грома.
Вы могли бы подумать, что остатки дракона исчезли.
Бодряк подтащил к себе стопку бумаг. Он смотрел на заметки, которые сделал вчера:
Замечено: Сильный дракон, но еще не умеет хорошо летать;
Замечено: Огонь был необычайно горячим, такой не испускает ни одно живое существо;
Замечено: Болотные драконы на самом деле Бедные Создания, а это Ужасное Создание старалось изо всех сил;
Замечено: Откуда он появился никто не знает, ни куда он исчезает, ни где пребывает в промежутке времени;
Замечено: Зачем он сжигал все вокруг?
Он взял ручку и чернила и медленно круглым почерком добавил:
Замечено: Может ли дракон быть уничтожен до основания?
Он задумался на миг и продолжил:
Замечено: Почему сегодня он взорвался, можно ли его найти, старательно разыскивая?
Все это загадочно. Леди Рэмкин говорила, что когда болотный дракон взрывается, то его останки повсюду. А этот дракон был изрядных размеров. Допустим, что внутренне он был алхимическим кошмаром, но жители Анк-Морпорка до сих пор всю ночь напролет сгребали дракона с улиц. Никто, казалось, не беспокоился из-за этого. Впрочем, пурпурный дым был весьма впечатляющий.
Эррол покончил с коксом и принялся за каминные щипцы. Пока что за этот вечер он слопал три булыжника, дверную ручку, что-то неопределенное, найденное им в сточной канаве, и, к общему изумлению, три колбаски Глотки, приготовленные из настоящих свиных органов. Непрекращающийся хруст кочерги мешался с шорохом дождя, доносившимся из окон.
Бодряк посмотрел еще раз на бумагу, а затем написал:
Замечено: Как могут короли появляться из небытия?
Он даже не рассмотрел как следует парнишку. Он выглядел достаточно симпатичным, отнюдь не великим мыслителем, но, без сомнения, его профиль вы не думали увидать на монете. Подумать только, после убийства дракона он мог оказаться косоглазым гоблином после всего произошедшего. Толпа понесла его с триумфом во Дворец Патриция.
Лорд Ветинари был заперт в своей собственной темнице. По-видимому он не оказал сильного сопротивления. Он просто всем улыбался и покорно подчинялся приказам.
Какое счастливое совпадение для города, что как только потребовался рыцарь, чтобы убить дракона, как тут же следом возник король.
Бодряк на миг прогнал эту мысль из головы. Затем вновь ее вернул. Он взял перо и написал:
Замечено: Какой прекрасный случай представляется парню, который должен стать королем, что там оказался Дракон, которого можно убить, чтобы доказать вне всякого сомнения свои верность до мозга костей.
Это было гораздо лучше, чем родимые пятна и мечи, это было несомненно.
Он повертел перо, а затем нацарапал:
Замечено: Дракон не был механическим устройством, очевидно, что ни один волшебник не обладает такой силой, чтобы создать тварь такой степени волшебства. И размера.
Замечено: Почему, в крайнем случае, он не мог извергнуть пламя?
Замечено: Откуда он явился?
Замечено: Куда он направился?
Дождь застучал сильнее в окно. Звуки приветствий стали тише, а затем и окончательно затихли. Доносились только раскаты грома и всполохи молний.
Бодряк подчеркнул несколько раз слово «направился». Немного поразмыслив он добавил два восклицательных знака: !!
Полюбовавшись на написанное, он скрутил бумагу в комок и швырнул в камин, где тот был пойман и проглочен Эрролом.
Там было совершено преступление. Чувства Бодряка, неизвестно как овладевшие им, древние чувства полицейского, вздыбившие шерсть на загривке и говорившие ему, что здесь было совершено преступление. Возможно, это было очень странное преступление, не фигурировавшее в книге Морковки, но, тем не менее, оно было совершено весьма искусно. Горстка полыхающих жаром убийц только положили ему начало. А он обнаружил его и дал ему имя.
Затем он встал, снял с крючка за дверью кожаную накидку, защищавшую его от дождя, и вышел в город, беззащитно и неуютно лежавший перед ним.

Именно сюда собираются драконы.
Они лежат…
Отнюдь не мертвые, а спящие. Ничего не ждущие, ибо ожидание предполагает предвкушение. Возможно, для этого подыщется слово…
…злые.
Если только припомнить чувство истинного наслаждения от настоящего воздуха, взрезаемого крыльями, и незабываемое удовольствие извергать пламя. Над ними были пустые небеса и весьма интересный мир под ними, полный странных мечущихся созданий. Существование имело здесь совсем другую структуру. Более совершенную структуру.
И именно сейчас, когда он только начал наслаждаться всем этим, он был искалечен, прекратив извергать пламя, и был отхлестан, как эти волосатые собакообразные млекопитающиеся.
Мир удалился прочь.
В рептильих синапсах мозга дракона затлело подозрение, что вполне возможно, он мог бы вполне вернуть мир назад. Он был вызван из небытия и вновь с позором изгнан. Но, возможно, сохранился след, запах, путеводная нить, которая могла бы привести его в небо…
Возможно, это была тропинка, проложенная мыслью…
Он призвал разум вспомнить все произошедшее. Сварливый голос, исполненный своей миниатюрной важности, и разум, почти такой же, как у дракона, но только гораздо, гораздо меньшего размера.
Ага.
Он расправил крылья.

Леди Рэмкин приготовила себе чашку какао и прислушалась к шуму дождя, булькавшего в водосточных трубах.
Она стащила с ног изрядно надоевшие бальные туфельки, которые, как она была готова признать, были подобны паре розовых каноэ. Но положение обязывает, как говаривал этот забавный маленький сержант, и как последний представитель одной из древнейших семей Анк-Морпорка, она должна была, показывая готовность и рвение, идти на победный бал.
Лорд Ветинари редко затевал балы. Об этом даже сложили популярную песню. Но сейчас все было готово к балу.
Она не выносила балов. Для нее было истинным мучением не предаваться любимому занятию – отчищать от грязи драконов. Понятно, где вы находились, отчищая от грязи драконов. Вы не краснеете и не порете горячку, не вынуждены есть всякие глупые блюда на палочках, или надевать платье, делающее вас похожей на облако, полное херувимов. Маленьким драконам наплевать на то, как вы выглядите, лишь бы у вас в руках была миска для кормления.
В самом деле забавно. Она всегда думала, что это занимает недели и месяцы, подготовить бал. Приглашения, декорации, колбаски на палочках, чертова куриная смесь для фарша во всех этих кондитерских изделиях. Но все это должно быть проделано в считанные часы, как этого можно ожидать. Очевидно, одно из чудес обслуживания. Она даже танцевала, как бы это получше выразиться, с новым королем, который нашел для нее несколько вежливых слов, которые, впрочем, были заглушены окружающим шумом.
А завтра коронация. Можно было бы подумать, что на ее подготовку уйдут месяцы.
Она все еще размышляла о том, как прошлой ночью она намешала в еду драконам каменное масло и торф, украсив цветочками из серы. Она не побеспокоилась о том, чтобы сменить бальное платье, а только накинула сверху тяжелый фартук, надела рукавицы и шлем, опустила забрало и, схватив ведра с едой, побежала под непрекращающимся дождем к сараю.
Она заметила это, как только открыла дверь. Обычно прибытие пищи вызывало бурю уханий и свистов, а также всплесков пламени.
Драконы, каждый в своем загоне, тихо замерли и внимательно таращились на крышу.
В этом было что-то пугающее. Она звякнула ведрами друг о друга.
– Не нужно бояться, противный большой дракон улетел! – жизнерадостно сказала она. – Застрял во всем этом, ребята!
Один или двое, оторвавшись на миг, поглядели на нее, а затем вернулись к…
Чему? Они не выглядели испуганными. А просто очень, очень внимательными. Это походило на дежурство. Они ждали того, что должно было произойти.
Опять пророкотал гром.
Через пару минут она была на пути в мокрый город.
Существуют песни, которые никогда не поются в трезвом состоянии. Одна из них – «Нелли старшина». Как всякая песня она начинается с «Как был я на прогулке…» В окрестностях Анк-Морпорка излюбленным напевом был «На посохе волшебника есть ручка на конце».
Шеренга была пьяна. По крайней мере, двое из трех были пьяны. Морковку уговорили попробовать смесь джина с элем, но она ему не очень понравилась. Он не знал всех слов, а многие из них, как он подозревал, были ему совершенно непонятны.
– Понимаю, – в конце концов сказал он. – Это такая смешная игра слов, верно?
– Знаешь, – задумчиво сказал Двоеточие, уставившись на плотный туман, наплывавший с Анка. – В такие времена я полагаю старый…
– Не стоит так говорить, – сказал Валет, немного колеблясь. – Признайтесь, что если мы ничего не будем об этом говорить, то это будет наилучшим.
– Это была его самая любимая песня, – печально сказал Двоеточие. – У него был прекрасный светлый тенор.
– Но, сержант…
– Он был правильным человеком, наш Гамашник, – сказал Двоеточие.
– Мы ничем этому не поможем, – надувшись сказал Валет.
– Мы должны, – сказал Двоеточие. – Мы должны были бежать быстрее.
– И что случилось? – спросил Морковка.
– Он умер, – сказал Двоеточие, делая большой глоток из бутылки, которую они несли, чтобы увидеть их в ночи. – Я сказал ему. Помедленнее, вот что я сказал. Вы наделаете много глупостей, вот что я сказал. Не знаю, что на него нашло, бежать вперед сломя голову.
– Я виню Гильдию Воров, – сказал Валет. – Позволять подобным людям на улицах…
– Там был этот парень, однажды ночью мы увидели, как он содеял ограбление, – с несчастным видом сказал Двоеточие.
– Прямо на наших глазах! А капитан Бодряк, он сказал «Давай», и мы побежали, только стрела могла бы лететь быстрее нас. Как иначе мы могли бы их поймать. Всегда от этого все неприятности, ловить людей…
– Им это не нравится, – сказал Валет. Раздался еще раскат грома и порыв дождя.
– Им это не нравится, – согласился Двоеточие. – Но Гамашник побежал и забыл, он побежал, завернул за угол, а там этот парень с двумя дружками поджидал…
– Все из-за его сердца, – сказал Валет.
– Да. А он там очутился, – сказал Двоеточие. – Капитан Бодряк сильно расстроился из-за этого. В Дозоре нельзя быстро бегать, парень, – таинственно сказал он – Ты можешь быть быстрым стражником или старым стражником, но ты не можешь быть старым быстрым стражником. Бедный старина Гамашник.
– Так не должно быть, – сказал Морковка.
Двоеточие приложился к бутылке.
– Да, но так есть, – сказал он.
Дождь барабанил ему по шлему и стекал по лицу.
– Но так не должно быть, – категорически сказал Морковка.
– Но так есть, – сказал Двоеточие.
* * *
Кое-кому в городе также было неловко. Этим беднягой был Библиотекарь.
Сержант Двоеточие дал ему значок. Библиотекарь крутил его так и сяк в своих огромных мягких лапах, пытаясь укусить.
Так происходило совсем не потому, что город обрел короля. Орангутанги – традиционалисты, а что может быть традиционнее короля. Но они также любили чистоплотность, а события не были чистоплотными. Или, точнее, события не были слишком чистоплотными. Правда и действительность никогда не бывают чистоплотными, как хотелось бы. Внезапные претенденты на древние престолы не растут на деревьях, ему-то об этом стоило знать.
Кроме того никто не искал его книгу. Это занятие было преимущественно человеческим.
В книге был ключ ко всему. В этом он был уверен. Существовал единственный способ узнать, что же было в книге. Это был рискованный способ, но весь день Библиотекарь носился рысью рискованными путями.
В тиши спящей библиотеки он открыл стол и из глубочайших тайников достал фонарь, не пропускавший наружу ни единого лишнего лучика. Впрочем, не стоило быть таким аккуратным с всеми этими бумагами вокруг…
Он также взял мешочек с арахисом и, после некоторого раздумья, большой моток веревки. Он откусил кусок веревки и использовал ее, чтобы повязать значок на шею, как талисман. Затем привязал один конец мотка к столу и, после минутного размышления, пропустил веревку между книжными полками, вытравив ее за столом.
Знание равняется силе…
Веревка была весьма важна. Через мгновение Библиотекарь остановился. Он напряг все свои силы, собрав воедино дух Библиотекаря.
Сила равняется энергии…
Временами люди бывают глупыми. Они думают, что Библиотека является опасным местом из-за всех этих волшебных книг, что вполне соответствовало истине, впрочем, истинным было и то, что она была одним из самых опасных мест, которые можно вообразить, просто потому что она являлась библиотекой.
Энергия равняется материи…
Он нырнул на авеню из книжных полок, которая была несколько футов шириной, и бодро шагал по ней полчаса.
Материя равняется массе…
А масса искажает пространство. Масса искажает его, превращая в многомерное L-пространство.
А потому, поскольку система Дьюи обладает своими тонкостями, если вы собрались что-нибудь отыскать в многомерных складках L-пространства, все что вам нужно – моток веревки.

Дождь усилился. Он барабанил по булыжникам Площади Разбитых Лун, полоща тут и там порванные полотнища флагов, разбитые бутылки и кем-то отрыгнутый ужин. Грохотал гром, в воздухе разливался свежий, зеленый запах. Клочья тумана, наползавшие с Анка, колебались над камнями. До рассвета оставалось немного.
Шаги Бодряка глухо звенели, отдаваясь эхом от прилегавших зданий, когда он проходил по площади. Парнишка стоял здесь.
Он всматривался в клочья тумана, закрывавшие здания, пытаясь сориентироваться. Дракон реял – он сделал шаг вперед – здесь.
– А здесь, – сказал Бодряк, – он был убит.
Он порылся в карманах. Там была всякая всячина – ключи, обрывки веревки, пробки. Он пальцем нащупал огрызок мела.
Он встал на колени. Эррол спрыгнул с плеча и отправился на инспекцию остатков праздника. Он всегда все обнюхивал перед тем как это съесть, заметил Бодряк. В этом была небольшая загадка, почему это его так беспокоило, ибо он все равно все съедал.
Заметим, что его голова находилась поблизости от этого места.
Он попятился, царапая мелком по камням, медленно продвигаясь по пустой, мокрой площади как древний богомолец, пробирающийся в лабиринте. Здесь крыло, протянувшись к хвосту, расправилось вплоть до этого места, сменим руку, а теперь направимся к следующему крылу…
Когда он закончил, то подошел к центру нарисованного силуэта и пробежался руками по камням. Он заметил, что они едва заметно теплые.
Разумеется, здесь что-то должно было оставаться. Что-то, он не мог понять, что-то жирное… или хрустящие зажаренные остатки дракона.
Эррол принялся есть разбитую бутылку с явными признаками наслаждения.
– Знаешь, что я думаю? – сказал Бодряк. – Думаю, что он куда-то ушел.
Прогремел раскат грома.
– Хорошо, хорошо, – пробормотал Бодряк. – Это была только мысль. Все не так драматично.
Эррол прекратил хрустеть, съев наполовину бутылку.
Очень медленно, как будто укрепленная на полированных, хорошо смазанных подшипниках, голова дракона повернулась лицом вперед.
Там, куда он так настойчиво смотрел, была лишь пустота и более ничего. Ничего такого, о чем можно было бы говорить.
Бодряк затрясся под накидкой. Это было сумасшествие.
– Послушай, не бойся, – сказал он. – Там ничего нет.
Эррол принялся дрожать.
– Это же просто дождь, – сказал Бодряк. – Давай, приканчивай бутылку. Отличная бутылка.
Тонкий, пронзительный, обеспокоенный визг донесся из пасти дракона.
– Я покажу тебе, – сказал Бодряк.
Он пошарил вокруг и нашел одну из колбасок Глотки, шаря с настойчивостью голодного кутилы, который решил, что он никогда не был так голоден.
– Послушай, – сказал он.
Он поднял колбаску и швырнул ее Эрролу.
Он был в полной уверенности, наблюдая ее траекторию, что она упадет на землю. Она не должна была взмывать ввысь, как если бы он уронил ее в тоннель в небесах. А тоннель не должен смотреть на него в ответ.
Яркий пурпурный свет пролился из пустоты и коснулся ближайших домов на площади, разбегаясь волнами над стенами на сотни ярдов, пока внезапно мигнув не исчез, отрицая вообще все произошедшее.
Затем опять вспыхнул, на этот раз ударив в окружавшую стену. Свет рассыпался там, где он ударился в сеть из ищущих усиков, вьющихся над камнями.
Третья попытка завершилась вертикальным столбом ультрафиолета, который взмыл на пятьдесят или шестьдесят футов вверх, застыл и медленно начал вращаться.
Бодряк почувствовал, что момент нуждается в комментариях. И сказал: «Тьфу!»
Пока свет вращался, то несколько полосок серпантина зигзагом прочертили небо, нервно касаясь крыш, время от времени погружаясь, а иногда давая блики. Разыскивая.
Эррол уцепился когтями за спину Бодряка и устроился у него на плече. Мучительная боль подсказала Бодряку, что он должен что-то сделать. Не пришло ли время закричать от боли? Он попытался еще раз сказать «Тьфу». Нет, вряд ли.
В воздухе запахло расплавленным оловом.
Кашель леди Рэмкин загрохотал по площади, издав звук словно колесо рулетки, и прямо ударился в Бодряка, остановился, пролетев юзом, трясясь и совершив полукруг, подняв на дыбы лошадей и заставив их припасть на задние ноги. Разъяренное видение в коже, перчатках, тиаре и тридцати ярдах грязного розового тюля склонилось над ним, прокричав:
– Давай же, чертов идиот!
Рука в перчатке схватила его за безвольное, несопротивляющееся плечо и потащила к будке.
– И перестань орать! – приказал призрак, собрав воедино опыт власти многих поколений в шесть слогов. Последовавший за этим крик пришпорил лошадей, заставив их очнуться от недоуменной спячки и пуститься в неистовый галоп.
Кашель пролетел рикошетом над камнями мостовой. Исследующий усик мерцающего света коснулся на миг поводьев и потеряв после того интерес.
– Не самый туманный!
Ползучие линии распростерлись над городом как паутина, слабея по мере удаления. Бодряк вообразил, как они просачиваются в окна и проползают под дверями.
– Похоже на то, что он что-то ищет! – закричал он.
– Лучше убраться подальше, пока он не поймет, что в этом есть что-то привлекательное, как вы думаете?
Язык огня толкнул Башню Искусств, скользнув незряче по ее заросшим плющом стенам, и исчез под куполом Библиотеки Невиданного Университета.
Линии померкли.
Леди Рэмкин сдержала кашель, замерев на дальней стороне площади.
– Зачем он желает попасть в Библиотеку? – спросила она, нахмурившись.
– Может он хочет что-то отыскать?
– Не будьте глупцом, – живо откликнулась она. – Там же просто большое собрание книг, и ничего больше. Что бы такое могла хотеть прочитать вспышка молнии?
– Что-то очень короткое?
– Думаю, что вы могли бы оказать более существенную помощь.
Линия света взорвалась в арке между куполом Библиотеки и центром площади и взлетела вверх в небеса, блистающая полоса несколько футов шириной.
Затем, внезапным движением, она превратилась в огненный шар, который быстро вырос, заняв почти всю площадь, внезапно исчез, оставив после себя в ночи фиолетовые, звенящие тени.
И площадь, заполоненную драконом.
Кто мог об этом подумать? Так много силы, так близко, на расстоянии протянутой руки. Дракон ощущал, как волшебство вливается в него, обновляет его секунда за секундой, вопреки всем скучным физическим законам. Это была совсем не та скудная пища, которой его пичкали перед этим. Это было настоящее пиршество. Казалось, он мог совершить невозможное, обладая беспредельной властью.
Но вначале он должен почтить своим вниманием некоторых людей…
Он понюхал утренний воздух. Он искал, руководствуясь запахом мыслей людей.
Благородные драконы не имеют друзей. Ибо ненароком они могут прийти к мысли, что это враг, который еще остался в живых.

Воздух оставался неподвижен, такой застывший, что казалось можно услышать, как медленно оседает пыль. Библиотекарь раскачивался на костяшках между бесконечными книжными полками. Купол Библиотеки по-прежнему венчал ее, но он всегда был там.
Это казалось вполне логичным Библиотекарю, что если были проходы, образованные книжными полками снаружи, то должны быть и другие проходы в пространстве между самими книгами, образовавшиеся от нескончаемой ряби слов. С противоположной стороны прохода доносились странные звуки, и Библиотекарь знал, что если он осторожно вытащит пару книг, то может заглянуть в другие библиотеки под другими небесами.
Книги искривляют пространство и время. Единственная причина, по которой владельцы этих вышеупомянутых крохотных бродячих, тесных книжных магазинов поддержанных книг всегда выглядят по неземному, заключается в том, что они действительно существуют, заблудившись в этом мире, совершив неправильный поворот в своих собственных книжных магазинах в мирах, где самым похвальным занятием является носить постоянно войлочные шлепанцы и открывать ваш магазин только тогда, когда у вас есть подобное чувство. Вы можете заблудиться в L-пространстве на свой страх и риск.
Однако, весьма важные библиотекари, однажды доказав свою ценность исполнением доблестного поступка в библиотечном деле, были приняты в секретный орден и были обучены редкому искусству выживания между Известных Нам Книжных Полок. Библиотекарь обладал навыками во всем этом, но то, что он собирался предпринять, могло вышвырнуть его не только из Ордена, но, возможно, из собственной жизни.
Все библиотеки во всех вселенных объединены в L-пространстве. Все библиотеки. Во всех вселенных. А Библиотекарь, прокладывая свой путь по зарубкам, вырезанных на полках предыдущими исследователями, ориентируясь по запаху, прокладывая путь невзирая даже на ностальгический шепот сирен, направлялся к одной цели, и весьма особой.
Утешение было в одном. Если он по ошибке достигнет неверной цели, то никогда не узнает об этом.

Так или иначе дракон был наихудшим на земле. В воздухе он был стихийным бедствием, изящным даже тогда, когда пытался сжечь вас до кончиков сапог. На земле он представлял собой просто чертовски огромное животное.
Его громадная голова медленно поворачивалась навстречу сереющему рассвету.
Капитан Бодряк и леди Рэмкин осторожно посматривали из-за корыта. Бодряк придерживал рукой Эррола. Маленький дракончик скулил как побитый щенок и пытался вырваться прочь.
– Что за восхитительный зверь, – сказала леди Рэмкин шепотом, или тем, что она считала шепотом.
– Полагаю, что вы могли бы воздержаться от подобных высказываний, – сказал Бодряк.
Раздался скрип и шорох, когда дракон полз по камням.
– Я знал, что его не убили, – проворчал Бодряк. – Там не было останков. Все было слишком аккуратно. Могу поспорить, что его послали куда-то с помощью волшебства. Посмотрите на него. Он же совершенно невозможен! Он нуждается в волшебстве, чтобы оставаться в живых!
– Что вы имеете в виду? – сказала леди Рэмкин, не отрывая взгляда от бронированных боков чудовища.
Что он имел в виду? Что же? Он быстро все обдумал.
– Это просто физически невозможно, вот что я имею в виду, – сказал Бодряк. – Ничто столь тяжелое не в состоянии летать, или быть огнедышащим. Именно об этом я говорил.
– Но сейчас он выглядит вполне реальным. Полагаю, что вы смогли бы определить волшебное создание, которое было бы прозрачным.
– Ах, он реален. Верно, реален, – горько сказал Бодряк.
– Но предположим, что он нуждается в волшебстве также, как мы нуждаемся… в солнечном свете. Или пище.
– Вы полагаете, что он чудесноядный?
– Я просто думаю, что он питается волшебством, вот и все, – сказал Бодряк, не обладавший классическим образованием. – Полагаю, что все эти маленькие болотные дракончики, находясь на грани вымирания, предположим, что однажды давным-давно в доисторические времена некоторые из них нашли способ как использовать волшебство?
– Там должно быть было много естественного волшебства вокруг, – задумчиво сказала леди Рэмкин.
– Вы попали в точку. После всего создания пользуются воздухом и морем. Полагаю, что если есть природный источник, то что-то должно им воспользоваться, не так ли? И тогда ему не нужно заботиться о плохом пищеварении, большом весе, размере крыльев и все прочем, ибо волшебство об этом позаботится. Ух ты!
Но ведь потребуется большое количество волшебства, подумал он. Он не был уверен, много ли волшебства потребуется для необходимого преобразования мира, позволив взмыть ласточкой в небо многотонной бронированной туше, но был уверен, что очень много.
Все эти кражи. Кто-то ведь должен кормить дракона.
Он поглядел на громаду Библиотеки Невиданного Университета с ее собранием волшебных книг, величайшим собранием дистиллированной волшебной силы в Мире Диска.
А сейчас дракон уже научился, как себя прокормить.
Он пришел в полный ужас, когда увидел, что леди Рэмкин поднялась и направляется прямо к дракону, подбородок выпирает как наковальня.
– Что, черт возьми, вы делаете? – громко прошептал он.
– Если он происходит от болотных драконов, то, возможно, я смогу им управлять, – прокричала она в ответ. – Вам нужно заглянуть им прямо в глаза и использовать повелительный тон голоса. Они не могут сопротивляться строгому человеческому голосу. Знаете, они не обладают силой воли. Просто до невозможности мягкотелые.
К своему стыду, Бодряк осознал, что ничего не может поделать со своими ногами, которые неудержимо тянули его назад. Его самолюбие от этого страдало, но тело подсказывало, что не до самолюбия, если есть очень большой шанс быть размазанным тонким слоем на ближайшем доме. Его уши, полыхавшие от смущения, смогли расслышать, как она обратилась.
– Плохой мальчик!
Звуки строгого предписания гулко раскатились по площади.
О боги, подумал он, так вот как воспитывают драконов? Ткнуть их в пропаленное пятно на полу и погрозить, что сотрете им нос в порошок о пол?
Он рискнул выглянуть из-за поилки для лошадей.
Голова дракона медленно поворачивалась, как стрела подъемного крана. Ему было трудно на нее нацелиться, находившуюся прямо под ним. Бодряк увидел, как у чудовища сузились громадные красные глазищи, когда тот попытался скосить их, оглядев свой громадный нос. Он выглядел озадаченным, но не удивленным.
– Сидеть! – приказала леди Рэмкин тоном, которого нельзя было не послушаться, так что даже Бодряк мимоволей ощутил, как у него непрошено подгибаются ноги. – Хороший мальчик! Кажется, у меня где-то завалялся кусочек кокса…
Она порылась в карманах.
Контакт глаз. Это было самым важным моментом. Бодряк подумал, что она даже на миг не может оглянуться.
Дракон, как бы невзначай, поднял один коготь и пригвоздил ее к земле.
Пока Бодряк в ужасе поднимался из-за своего убежища, Эррол вырвался из его объятий и одним глотком осушил поилку. Он вприпрыжку помчался по площади размахивая крыльями, разинув пасть, отрыгивая со свистом, пытаясь испустить пламя.
В ответ он получил язык бело-голубого пламени, который с клокотанием расплавил камень, что, впрочем, не остановило нападавшего. Его было очень трудно остановить, ибо Эррол сам толком не знал, куда он направляется, и что он собирается там делать, когда туда доберется. Его единственной надеждой было оставаться в движении, и он прыгал и увертывался между все более увеличивающимися грозными вспышками пламени, как испуганная, но решительная случайная частица.
Большой дракон поднялся со звуком дюжины якорных цепей, который швырнули в угол, и попытался избавиться от мучителя, взлетев в воздух.
Ноги Бодряка в этот миг уступили и решили, что могут позволить себе стать героическими на краткий миг. Он промчался через разделявшее пространство, с мечом наизготовку, схватил рукой леди Рэмкин за смятое бальное платье и взвалил ее на плечо.
Он проделал изрядное расстояние, пока последствия этого решения совершить рывок не озарили его.
Он двинулся дальше. Его позвоночный столб и колени пытались сжаться в один комок. Перед глазами замигали пурпурные вспышки. В довершению ко всему, что-то незнакомое, но несомненно сделанное из китового уса врезалось ему сзади в шею.
Он по инерции сделал еще несколько шагов, сознавая, что если он остановится, то будет напрочь раздавлен. В роду Рэмкинов не ценили красоту, а поддерживали здоровую породу с крепким скелетом и большими костями, что они пронесли через столетия.
Поток пламени, извергаемого разъяренным драконом, опалил булыжники в нескольких ярдах от них.
Потом он удивлялся, если только можно вообразить, как взлетев в воздух на несколько дюймов, он промчался оставшееся расстояние до поилки для лошадей. Возможно, в чрезвычайных обстоятельствах, каждому приходится изучить поспешное бегство, которое было второй натурой Валета. Как бы то ни было, он очутился за поилкой и леди Рэмкин лежала у него в руках, или по крайней мере прижимала его руки к земле. Он попытался высвободить руки и вернуть их к жизни массажем. Что делать следующим? Она, казалось, была невредима. Он вспомнил что-то о необходимости распустить одежды, но в случае с леди Рэмкин это могло представить серьезную опасность без специальных инструментов.
Она решила возникшую задачу, ухватившись за край поилки и рывком поднялась вверх.
– Хорошо, – сказала она. – Вот вам шлепанец…
Ее глаза наконец сошлись в фокусе на Бодряке.
– Что, черт возьми, происходит… – продолжала она, и тут увидела через плечо открывшуюся сцену.
– Ах, черт, – сказала она. – Простите.
Эррол исчерпал всю свою энергию. Его коротенькие крылышки были неспособны к настоящему полету, но он продолжал находиться в воздухе, бешено хлопая крыльями как курица. Громадные когти со свитом прорезали воздух. Один из них зацепил фонтан на площади и разбил его вдребезги.
Следующий коготь шлепнулся вблизи Эррола.
Он пронесся над головой Бодряка по прямой восходящей линии, ударил в крышу дома и свалил ее наземь.
– Вы должны его поймать! – кричала леди Рэмкин. – Вы должны! Это просто жизненно необходимо!
Бодряк посмотрел на нее, а затем двинулся вперед, в то время как тело Эррола соскользнуло с крыши и грохнулось оземь. Он был на удивление тяжелым.
– Благодарю покорно, – сказала леди Рэмкин, сражаясь со своими ногами. – Они так легко взрываются, вы ведь знаете. Это может быть очень опасно.
Они вспомнили о другом драконе. Он совсем не относился к взрывающемуся виду. Он относился к виду, убивающему людей. Они повернулись, очень медленно.
Чудовище приблизилось к ним, обнюхало, и, как если бы они не представляли никакой ценности, повернуло прочь. Он с усилием подпрыгнул и, лишь одним ленивым взмахом крыльев, начал удаляться, взлетая все выше и выше в туман, плотно накрывший город.
Но Бодряк сейчас был больше занят маленьким дракончиком в руках. Его живот тревожно вздулся. Бодряк подумал, что уделит больше внимания книге о драконах. Является ли бурчание в животе признаком того, что они близки к взрыву, или это просто признак того, что вы должны ожидать, что бурчание скоро прекратится?
– Мы должны за ним отправиться! – сказала леди Рэмкин. – Что случилось с каретой?
Бодряк неопределенно махнул рукой в направлении, в котором, как он мог припомнить, умчались лошади.
Эррол испустил облачко газов, вонявших так, как труп, завонявшийся в подвале, устало махнул лапой, лизнул Бодряка в лицо языком, как горячая терка для сыра, вырвался из рук и зашагал прочь.
– Куда он отправился? – прогрохотала леди Рэмкин, ведя за собой в поводу лошадей. Лошади не хотели идти, высекая копытами искры, но они вели проигранную битву.
– Он по-прежнему пытается вызвать на бой! – сказал Бодряк. – Вы думаете, что он ему уступит, да?
– Они сражаются как угорелые, – сказала леди Рэмкин, в то время как он принялся кашлять. – Поймите, это способ заставить противника взорваться.
– Я думал, что в природе, побежденные животные просто переворачиваются на спину, подчиняясь, и на этом битва заканчивается, – сказал Бодряк, пока они топали вслед за исчезающим болотным дракончиком.
– Но с драконами совсем не так, – сказала леди Рэмкин. – Если глупое животное переворачивается на спину, то вы его выпотрошите. Вот так они на это смотрят. На самом деле почти как люди.

Облака плотным слоем висели над Анк-Морпорком. Выше над ними, золотое солнце Мира Диска медленно рассыпало свое сияние.
Дракон засиял в лучах восходящего солнца, порхая в потоках воздуха, вытворяя немыслимые повороты и развороты лишь из чистого наслаждения. Затем он вспомнил дневные обязанности.
Они должны обладать большой самонадеянностью, чтобы вызвать его…
Под ним, на улице Маленьких Богов от края и до края выстроилась шеренга людей. Невзирая на густой туман, начинало становиться все оживленнее.
– Как вы называете предметы с тонкими ступеньками? – сказал сержант Двоеточие.
– Лестницы, – сказал Морковка.
– Слишком их до черта, – сказал Валет.
Он подошел к ближайшей и толкнул ее.
– Ой. – Человек с усилием посмотрел вниз, наполовину прикрытый связкой флагов.
– Что происходит? – сказал Валет.
Флагоносец осмотрел его с ног до головы.
– Кто хочет знать, пьянчуга? – сказал он.
– Простите, мы хотим, – сказал Морковка, выныривая из тумана как айсберг.
Человек кисло улыбнулся.
– Это же коронация, понятно, – сказал он. – Нужно подготовить улицы к коронации. Подготовить к подъему флаги. Вынуть старые полотнища знамен, верно?
Валет бросил оценивающий взгляд на промокшие тряпки.
– По мне так они не выглядят старыми, – сказал он. – Скорее новыми. Что это за толстые изогнутые штуки на щите?
– Это королевские лошади Анка, – гордо сказал человек. – Воспоминания о нашем благородном наследии.
– И как долго мы обладаем благородным наследием? – сказал Валет.
– Со вчерашнего дня, разумеется.
– Нельзя обзавестись наследием за один день, – сказал Морковка. – Для этого нужно долгое время.
– Если у нас его еще нет, – сказал сержант Двоеточие. – Присягаюсь, что у нас скоро будет наследие. Моя жена оставила мне об этом записку. После всех этих лет она превратилась в монархистку. – Он раздраженно стукнул ногой по тротуару. – Ха! – сказал он. – Человек выбивает свои трубки в течение тридцати лет, чтобы положить на стол кусок мяса, а все, о чем она говорит – это некий юнец, который собирается стать королем за пятиминутную работу. Знаете, что было у меня к чаю прошлой ночью? Сандвичи с говядиной с кровью!
Это, впрочем, не получило ожидаемого отклика у двух холостяков.
– Бог мой! – сказал Валет.
– Настоящая сочная говядина? – сказал Морковка. – Того сорта, что с хрустящей корочкой наверху? И поблескивающими капельками жира?
– Не могу припомнить, когда я последний раз обращался с корочкой у бифштекса с кровью, – задумался Валет, витая в гастрономических небесах. – Немножечко соли и перца, и у вас блюдо, достойное ко…
– Даже не говорите об этом, – предупредил Двоеточие.
– Лучше всего, если вы воткнете нож и срежете слой жира и золотисто-коричневые пузырьки, – мечтательно сказал Морковка. – Подобный миг достоин ко…
– Заткнитесь! Немедленно заткнитесь! – кричал Двоеточие. – Вы все просто… что, черт, происходит?
Они ощутили внезапный порыв ветра и увидели, как туман, сгустившийся над их головами, свился клубками и ударился в стены домов. Порыв холодного воздуха промчался вдоль улицы и умчался прочь.
– Похоже, что-то пролетело где-то там наверху, – сказал сержант. Он замер. – Эй, как вы думаете…
– Мы видели, что он убивает, не так ли? – настойчиво сказал Валет.
– Мы видели, что он исчез, – сказал Морковка.
Они посмотрели друг на друга, одиноких и промокших на улице, окутанной пеленой тумана. Наверху могло находиться что угодно. Людское воображение населило промозглый воздух ужасными привидениями. Но что было самым ужасным, это сознание, что Природа могла сыграть с ними еще более страшную шутку.
– Не-ет, – сказал Двоеточие. – Наверное, это просто… большая болотная птица. Или еще что-нибудь.
– Что мы сейчас должны делать? – сказал Морковка.
– Да, – сказал Валет. – Мы должны побыстрее уносить ноги. Вспомните Гамашника.
– Может, это другой дракон, – сказал Морковка. – Мы должны предупредить людей и…
– Нет, – бурно возразил сержант Двоеточие, – потому что, А-а, они нам не поверят, Бэ-э, у нас есть король. Это его работа, драконы.
– Верно, – сказал Валет. – Он может не на шутку рассердиться. Знаете, ведь драконы – королевские животные. Как олени. Человек должен творить свои тридлины только подумав, что может убить дракона, ведь король-то поблизости[18].
– Рад, что ты по-простому, – сказал Двоеточие.
– Простой человек, – поправил Валет.
– Но это нарушает гражданские… – начал Морковка.
Его прервал Эррол.
Маленький дракончик выбежал на середину улицы, обрубок хвостика вверх трубой, с глазами, вперившимися в облака над головой. Он прошествовал рядом с шеренгой, не уделив им ни капельки внимания.
– Что с ним такое? – спросил Валет.
Грохот за их спиной предшествовал появлению кареты леди Рэмкин.
– Солдаты? – нерешительно сказал Бодряк, вглядываясь в туман.
– Без сомнения, – сказал сержант Двоеточие.
– Вы видели улетающего дракона? Помимо Эррола?
– Да, э-э, – сказал сержант, поглядывая на своих подчиненных. – Что-то такое, сэр. Возможно. Что-то было.
– Тогда не стойте как сборище болванов, – сказала леди Рэмкин. – Входите! Внутри масса комнат!
Там действительно было много комнат. Когда ее построили, то карета, возможно, была чудом из чудес – плюш, позолота и висящие кисточки. Время, небрежное обращение и изорванные сиденья из-за частой перевозки драконов нанесли невосполнимые потери, но от нее по-прежнему разило привилегиями, стилем и, разумеется, драконами.
– Что вы собираетесь делать? – сказал сержант Двоеточие, громыхая в тумане.
– Размахивать, – сказал Валет, изящно жестикулируя перед окружающими валами.
– Отвратительно, без сомнения отвратительно подобное поведение, – задумался сержант Двоеточие. – Люди разъезжают в шикарных каретах, когда у некоторых нет крыши над головой.
– Это карета леди Рэмкин, – сказал Валет. – С ней все в порядке.
– Да, конечно, но как насчет ее предков, а? Вы не обзаведетесь большими домами и шикарными каретами без того, чтобы не начистить физиономии беднякам.
– Вы просто раздражены, потому что ваша половина вышивает короны на своем исподнем, – сказал Валет.
– С этим ничего не поделаешь, – возмущенно сказал сержант Двоеточие. – Я всегда твердо стоял за права человека.
– И гнома, – сказал Морковка.
– Да, правильно, – неуверенно сказал сержант. – Но вся эта чехарда с королями и лордами, все это направлено против человеческого достоинства. Мы все рождены равными. Я становлюсь больным при мысли об этом.
– Никогда не слышал, чтобы вы раньше вели подобные разговоры, Фредерик, – сказал Валет.
– Для вас я – сержант Двоеточие, Валет.
– Простите, сержант.
Туман сгустился, приняв облик настоящей анк-морпоркской осенней бамии[19]. Бодряк пробирался сквозь него, капли воды стекали по спине, промочив его до нитки.
– Я смогу его различить, – сказал он. – Здесь поверните налево.
– Есть хоть малейшее представление, где мы находимся? – спросила леди Рэмкин.
– Где-то в деловом квартале, – коротко ответил Бодряк.
Продвижение Эррола замедлилось. Он поглядел вверх и заныл.
– Он не может разглядеть эту чертову тварь над нами в тумане, – сказал Бодряк. – Не удивлюсь, если…
Туман, как бы соглашаясь со сказанным, засветился. Прямо перед ними он расцвел как хризантема и издал звук «Фу-у».
– Ах, нет, – застонал Бодряк. – Больше не надо!

– В порядке ли Чаши Целостности и истинно ли залиты? – провозгласил Брат Сторожевая Башня.
– Да, залиты по самую макушку.
– Воды Мира, были ли они отречены?
– Да, отречены из всех сил и полностью.
– Скованы ли многочисленными цепями Демоны Неопределенности?
– Черт, – сказал Брат Штукатур. – С этим всегда что-нибудь не так.
Брат Сторожевая Башня склонился к тому же мнению.
– Только один раз все было прекрасно, когда мы смогли выполнить древние и вечные ритуалы правильно, не так ли. Вам стоит этим заняться.
– Нельзя ли побыстрее, Брат Сторожевая Башня, иначе я проделаю это дважды в следующий раз? – сказал Брат Штукатур.
Брат Сторожевая Башня, скрепя сердце, согласился. Это казалось разумным.
– Согласен, – сказал он. – Возвращайтесь со всеми назад. И вы должны называть меня Исполняющий Обязанности Верховного Великого Магистра, понятно?
Это высказывание не было достойно встречено и в полной мере оценено братьями.
– Никто нам ничего не говорил о том, что вы будете исполнять обязанности Верховного Великого Магистра, – пробормотал Брат Привратник.
– Вы все об этом знаете, потому что я чертовски хорош, потому-то Верховный Великий Магистр попросил меня открыть Ложу, ибо он задержится из-за всей этой коронации, – надменно сказал Брат Сторожевая Башня. – Если после этого я не Исполняющий Обязанности Верховного Великого Магистра, то хотел бы знать, кто тогда, скажите на милость?
– Не пойму почему, – бормотал Брат Привратник. – Вы не должны присваивать себе такой высокий титул. Вы могли бы называться просто… Руководитель Ритуалов.
– Да-а, – сказал Брат Штукатур. – Не пойму почему вы должны важничать. Вы даже не обучались у обезьян древним и загадочным чудесам, или еще чему-нибудь.
– Мы здесь болтаемся день-деньской, – сказал Брат Привратник. – Это неправильно. Думаю, что мы должны получить награду…
Брат Сторожевая Башня осознал, что он теряет контроль. Он попытался применить дипломатию.
– Уверен, что Верховный Великий Магистр прибудет незамедлительно, – сказал он. – Давайте не лезть в бутылку, а? Парни? Подготовить это сражение с драконом и провести его достойно, это же достойно уважения, разве не так? Мы прошли через множество испытаний, верно? Может стоит еще немного подождать, ладно?
Круг фигур в капюшонах и мантиях, скрепя сердце, сдвинулся в согласии.
– Хорошо.
– Согласен.
– НЕСОМНЕННО.
– Хорошо.
– Если вы так говорите.
В сознание Брата Сторожевая Башня вкралось сомнение, что что-то не в порядке, но он был не в состоянии назвать что.
– Гм-м, – сказал он. – Братья?
Они неохотно зашевелились. Что-то в комнате настойчиво вязло в зубах. Сама атмосфера.
– Братья, – повторил Брат Сторожевая Башня, пытаясь утвердиться в своих правах. – Мы все здесь, не так ли?
Все хором встревоженно подтвердили.
– Разумеется, мы здесь.
– В чем дело?
– Да!
– ДА.
– Да.
Все повторилось вновь, нечто неуловимо неправильное с предметами, к которым ты не можешь прикоснуться пальцем, ибо палец слишком испуган. Но тревожные мысли Брата Сторожевая Башня были прерваны скребущим звуком на крыше. Несколько кусков штукатурки с грохотом упали в круг.
– Братья? – нервно повторил Брат Сторожевая Башня.
Настала тишина, длинная, томительная пауза, тишина предельной концентрации и затаенного дыхания, когда легкие вобрали все, как стог сена. Последние крысы самоуверенности Брата Сторожевая Башня покинули тонущий корабль мужества.
– Брат Привратник, если вы можете открыть задвижку в грозном портале… – дрогнул он.
И тут вспыхнул свет.
Там не было боли. Там не было времени.
Смерть срывает покровы со многих вещей, особенно когда она наступает при температуре, достаточной, чтобы испарилось железо, а вместе с ним и ваши иллюзии. Бессмертные останки Брата Сторожевая Башня наблюдали, как дракон улетает прочь в туман, а затем обратили свой взор на застывающую лужу расплавленного металла, камня и разнообразных случайных обломков – все, что осталось от тайной штаб-квартиры. И его обитателей, как стало понятно беспристрастному взору, впрочем, это и составляло часть процесса смерти. Вы прожили всю жизнь и заканчиваете ее как мазок, клубящийся как сливки в чашке кофе. Какими бы ни были игры богов, они их играют весьма загадочным способом.
Он посмотрел на фигуру в капюшоне, стоявшую позади него.
– Мы никогда не намеревались это делать, – устало сказал он. – Честное слово. Никакого преступления. Мы только хотели того, что нам принадлежит.
Костлявая рука похлопала его по плечу, не совсем вежливо.
И Смерть промолвил:
– ПОЗДРАВЛЯЮ.

Кроме Верховного Великого Магистра, только один Освещающий Брат был в отлучке во время дракона – это был Брат Пальцы. Его послали за пиццей. Брата Пальцы всегда посылали за едой. Это было дешевле. Его никогда не беспокоило искусство оплачивать покупки.
Когда стражники подкатили вслед за Эрролом, Брат Пальцы стоял с кучей картонных коробок и разинутым ртом.
Там, где должен был находиться грозный портал, была лишь теплая куча оплавившихся обломков.
– О, господи! – сказала леди Рэмкин.
Бодряк выскользнул из кареты и стукнул по плечу Брата Пальцы.
– Простите, сэр, – сказал, – вы случаем не видели, что здесь…
Когда Брат Пальцы повернул к нему свое лицо, то это было лицо человека, которого остановили на полдороге ко входу в ад. Его рот оставался разинутым, но он не мог проронить ни слова.
– Будьте столь любезны, чтобы проводить меня на Подворье, – сказал Бодряк. – У меня есть причины верить, что вы… – Он заколебался. Он совсем не был уверен, что у него причины верить. Но человек был без сомнения виновен. Вы могли сказать это, только бросив на него взгляд. Виновен не в чем-то особенном. Просто виновный в самом общем смысле.
– М-м-м-м, – сказал Брат Пальцы.
Сержант Двоеточие аккуратно поднял крышку верхней коробки.
– Что вы собираетесь делать, сержант? – сказал Бодряк, делая шаг назад.
– Э-э. Выглядит как Пересудская Пицца с анчоусами, сэр, – тоном знатока сказал сержант Двоеточие.
– Я имею в виду человека, – сказал Бодряк.
– Н-н-н-н, – сказал Брат Пальцы.
Двоеточие заглянул под капюшон.
– Я знаю его, сэр, – сказал он. – Бенджи «ЛегкаяНога» Болотный. Он капо де монти Гильдии Воров. Я давненько его знаю, сэр. Хитрый маленький подонок. Привык работать в Университете.
– Что, волшебником? – сказал Бодряк.
– Случайная работа, сэр. Садоводство, плотничество и все такое.
– И он там работал?
– Можем мы что-нибудь сделать для бедняги? – сказала леди Рэмкин.
Валет ловко отдал честь.
– Я могу стукнуть его по заднице для вас, если только пожелаете, леди.
– Д-д-д-р-р-р, – сказал брат Пальцы, начиная безотчетно трястись, увидав стальную улыбку высокородной леди, решившей не показывать ему, что она поняла, что же он хочет ей сказать.
– Положите его в карету, вы двое, – сказал Бодряк. – С вами все в порядке, леди Рэмкин…
– Сибил… – поправила леди Рэмкин.
Бодряк покраснел и продолжал:
– Может, удачно, что его возьмут под стражу. Предъявите ему обвинение в краже книги, а именно Вызывание Драконов.
– Вы правы, сэр, – сказал сержант Двоеточие. – И пицца остывает. Сами знаете, как сыр становится паршивым, когда она остывает.
– И не бейте его, ни в коем случае, – предупредил Бодряк. – Даже если это и окажется незамеченным. Морковка, вы пойдете со мной.
– Д-Д-д-д-р-р-а-а, – вызвался помочь Брат Пальцы.
– И возьмите Эррола, – добавил Бодряк. – Он мчится прямо сюда, разъяренный до полусмерти. Смелый маленький дьявол, должен признать.
– Замечательно, что вы пришли к подобной мысли, – сказал Двоеточие.
Эррол бегал взад и вперед около разрушенного здания, хныкая на ходу.
– Посмотрите на него, – сказал Бодряк. – Не может дождаться, когда дойдет до сражения.
Он бросил мимолетный взгляд на клубящийся, словно оплетаясь вокруг проволоки, туман.
Там что-то есть, подумал он.
– Что мы собираемся сейчас делать, сэр? – спросил Морковка, пока карета не тронулась в путь.
– Вы не нервничаете? – сказал Бодряк.
– Нет, сэр.
Тон, которым он это сказал, толкнул что-то в голове у Бодряка.
– Нет, – сказал он, – вы не нервничаете, не так ли? Полагаю, что это воспитано гномами поступать таким образом. У вас нет воображения.
– Уверен, что попытаюсь сделать все наилучшим образом, сэр, – твердо сказал Морковка.
– По-прежнему отсылаете все свое жалованье домой матери?
– Да, сэр.
– Вы прекрасный юноша.
– Так что мы собираемся делать, капитан Бодряк? – повторил Морковка.
Бодряк осмотрел его с ног до головы. Он сделал, досадуя, несколько бесцельных шагов. Затем раскинул широко руки и резко хлопнул себя по бокам.
– Откуда мне знать? – сказал он. – Полагаю, что предупредить людей. Лучше всего нам отправиться во Дворец Патриция. А затем…
Там в тумане виднелись следы. Бодряк замер, приложил к губам палец и втащил Морковку в укрытие подворотни.
Из облаков тумана появился человек.
Еще один из этих, подумал Бодряк. Впрочем, нет закона, запрещающего надевать длинные черные плащи и глубокие капюшоны. Впрочем, могла существовать дюжина совершенно невинных причин, из-за которых эта личность нацепила длинный черный плащ и глубокий капюшон и торчит на рассвете перед сожженным дотла домом.
Наверно, мне стоит попросить назвать свое имя.
– Простите, сэр… – начал он.
Человек в капюшоне оглянулся. Слышен был свист и шипение затаенного дыхания.
– Я просто хочу, не подумайте ничего… за ним, младший констебль!
Незнакомец взял хороший старт. Он промчался по улице и достиг угла, пока Бодряк проделал половину пути. Он успел завернуть вслед за незнакомцем, чтобы увидеть, как тот исчезает в переулке.
Бодряк понял, что он бежит в одиночестве. Он, запыхавшись, остановился и оглянулся, чтобы увидеть Морковку, неторопливо трусцой огибающего угол.
– В чем дело? – прохрипел он.
– Сержант говорил, что я не должен бегать, – ответил Морковка.
Бодряк с сомнением оглядел его. Затем медленно и печально его озарило.
– Ах, – сказал он. – Э-э, понимаю. Не думаю, что он имел в виду в любых обстоятельствах, парень. – Он еще раз вгляделся в туман. – У нас не так уж много шансов что-то сделать в этом тумане и на этих улицах.
– Может найдется невинный очевидец, сэр, – сказал Морковка.
– Что, в Анк-Морпорке?
– Да, сэр.
– Мы просто обязаны схватить его, только из-за редкостной ценности, – сказал Бодряк.
Он похлопал Морковку по плечу.
– Пошли. Нам лучше отправиться во Дворец Патриция.
– Королевский Дворец, – поправил Морковка.
– Что? – сказал Бодряк.
– Это сейчас Королевский Дворец, – сказал Морковка.
Бодряк бросил на него искоса взгляд.
Затем издал короткий, невеселый смешок.
– Да, верно, – согласился он. – Наш убивающий драконов король. Хороший парень, этот наш король. – Он вздохнул. – Впрочем, им это не понравится.
Им не понравилось. Никому.
Во-первых, была дворцовая стража.
Бодряк никогда их не любил. Впрочем, и они никогда его не любили. Вполне возможно, что служившие в их рядах люди всегда были в одном шаге от мелких насмешек над законом, но по мнению Бодряка, как профессионала, дворцовая стража в эти дни была в одном шаге от наихудшего преступного сборища, которое только мог породить город. Следующим шагом было полное падение. Им было нужно даже немного исправиться, чтобы попасть в список Десяти Самых Нежелательных Лиц.
Они были грубыми. Они были закаленными. Но не были подметальщиками, прочищающими сточные канавы, а были тем, на что наталкиваются подметальщики, когда они до одури измотаны. Патриций высоко оплачивал их труд, и несомненно кто-то еще платил им достаточно много ныне, потому что когда Бодряк подошел к воротам, то двое стражников остановили его, приняв достаточно неприязненный вид, чтобы нанести максимум обиды.
– Капитан Бодряк, – сказал Бодряк, уставившись немигающим взглядом прямо перед собой. – Повидать короля. Дело чрезвычайной важности.
– Да? Наверно так и есть, – сказал стражник. – Капитан Слизняк, не так ли?
– Бодряк, – монотонно сказал Бодряк. – С письмом.
Один из стражников кивнул, соглашаясь.
– Бодряк, – сказал он. – С письмом.
– Забавно, – сказал второй стражник.
– Это весьма срочно, – сказал Бодряк, принимая деревянное выражение лица. Он попытался пройти вперед.
Первый стражник сделал шаг, приблизившись, и резко толкнул его в грудь.
– Вход воспрещен для всех, – сказал он. – Приказ короля, ясно? Так что можете убираться в задницу, капитан Бодряк с письмом.
Эти слова не придали Бодряку смирения. Это были слова насмешки.
– Станьте в сторону, – сказал он.
Стражник нагнулся и постучал Бодряку по шлему.
– Кто тут собирается сделать из меня вонючего копа?
Бывают моменты, когда несказанно приятно швырнуть прямо в лицо бомбу.
– Младший констебль Морковка, я хочу, чтобы вы арестовали этих людей.
Морковка отдал честь.
– Прекрасно, сэр, – сказал он, повернулся и, чеканя шаг, зашагал прочь, возвращаясь на исходную позицию.
– Эй! – закричал Бодряк вслед удалявшемуся Морковке.
– Именно это я и хотел увидать, – сказал первый стражник, опираясь на копье. – А он с инициативой, этот парнишка. Светлая голова. Он даже не захотел остаться здесь подождать, пока ему не скрутят уши. Вот образец юноши, который пройдет длинный путь, если только не одумается.
– Весьма рассудительный, – согласился второй стражник.
Он прислонил копье к стене.
– Вы, Дозорные, так и норовите меня обставить, – завел он разговор. – Вечно отираетесь повсюду, никогда не занимаетесь своим делом. Вы же можете похудеть, если будете с этим считаться. Так что мы с Кларенсом решили показать вам, что такое настоящая служба в страже, понятно?
Я мог бы легко справиться с одним из них, подумал Бодряк, отступая на несколько шагов. Если он только не изберет другой путь.
Кларенс прислонил копье к воротам и хлопнул в ладоши.
Раздалось громкое, наводящее ужас улюлюканье. Бодряк мог поклясться, что его издавал не стражник.
Из-за угла, на всем скаку, вылетел Морковка, сжимая в каждой руке по боевому топору.
Его кожаные сандалии громко хлопали по булыжникам, по мере того как он все более разгонялся приближаясь к ним. И непрерывно звучал этот заунывный крик «дидадидадида», как будто гончий бежит по следу в узком каньоне, отзывающимся эхом на два голоса.
Два дворцовых стражника замерли в недоумении.
– На вашем месте, я бы пригнулся, – сказал Бодряк, выглядывая из-под камня.
Два топора вырвались из рук Морковки и со свистом полетели, издавая звук, как пара куропаток. Один из них ударился в дворцовые ворота, наполовину снеся верхнюю часть створок. Второй топор ударил в топорище первого и расколол его. Вслед за этим появился Морковка.
Бодряк встал и уселся на стоявшую поблизости скамейку, свернув себе сигарету.
Закурив, он сказал:
– Я думаю, что этого достаточно, констебль. Думаю, что они соизволят мирно отправиться с вами.
– Да, сэр. В чем они обвиняются, сэр? – сказал Морковка, сжимая в каждой руке по скрюченному телу.
– Оскорбление действием офицера Дозора при исполнении обязанностей… и ах, да. Сопротивление аресту.
– Согласно Разделу VII Акта об Общественном Порядке от 1457? – сказал Морковка.
– Да, – торжественно сказал Бодряк. – Да. Да, я полагаю именно так.
– Но они не оказывали сильного сопротивления, сэр, – указал Морковка.
– Тогда, попытка сопротивления аресту. Полагаю, что мы можем оставить их у стены, пока не вернемся. Предполагаю, что они не собираются куда-либо исчезать.
– Вы правы, сэр.
– Только не нанесите им вреда, помните, – сказал Бодряк. – Вы не должны наносить вреда заключенным.
– Именно так, сэр, – добросовестно сказал Морковка. – Заключенные, Задержанные Впервые Обладают Правами. Так говорится в Акте о Достоинстве Человека (Гражданские Права) от 1341. Я постоянно об этом говорю капралу Валету. Они обладают правами, говорю я ему. Это означает, что вы не должны им давать пинка.
– Хорошо изложено, констебль.
Морковка оглянулся.
– Вы имеете право сохранять молчание, – сказал он. – Вы имеете право не вредить себе, падая со ступенек, ведущих в камеру. Вы имеете право не выпрыгивать из высоких окон. Вы не должны говорить ничего, понимаете, то есть ничего, чтобы вы сказали, а я мог записать и использовать как улику. – Он вытащил блокнот и послюнил карандаш. Он еще сильнее наклонился к Бодряку.
– Простите? – сказал он. Он бросил взгляд на Бодряка.
– Как бы вы написали слово «стон», сэр? – спросил он.
– Полагаю, что С-Т-О-Н.
– Отлично, сэр.
– Кстати, констебль?
– Да, сэр?
– Зачем нужны были топоры?
– Они были вооружены, сэр. Я позаимствовал топоры у кузнеца на Рыночной улице, сэр. Я сказал, что вы зайдете попозже, чтобы заплатить за них.
– А крик?
– Военный йодль гномов, – гордо сказал Морковка.
– Очень хороший крик, – сказал Бодряк, тщательно подбирая слова. – Но я был бы признателен вам, если в следующий раз вы предупредите меня первым, ладно?
– Без сомнения, сэр.
– В письменном виде, полагаю.

Библиотекарь раскачивался. Успехи был невелики, ибо были вещи, которые вызвали у него явное неодобрение. Создания эволюционируют, стремясь заполнить каждую нишу в окружающей среде, и некоторые из них прекрасно укрывались в пыльной безбрежности L-пространства. Они были гораздо необычнее, чем привычные необычные создания.
Обычно он мог уберечься, внимательно поглядывая на наносящих друг другу зуботычины крабов, безобидно пасущихся в пыли. Когда они возникали в опасной близости, оставалось время спрятаться. Много раз он был вынужден прижиматься к полкам, когда с них срывался с грохотом огромный фолиант тезауруса. Он терпеливо подождал, пока стадо Созданий проползло дальше, пасясь на содержании избранных книг и оставляя после себя нагромождения слизких томов литературной критики. Там было еще много других созданий, при виде которых он пускался наутек, пытаясь их не разглядывать…
А вы должны любой ценой избегать клише.
Он доел последний арахис, сидя на ступеньках стремянки, откуда машинально рассматривал верхние полки.
Территория казалась знакомой, или у него сохранялось подобное чувство, что она может оказаться ему знакомой. Время имеет совсем другое значение в L-пространстве.
Там были полки, чьи очертания казались ему знакомыми. Заглавия книг, уже совсем нечитаемые, хранили мучительный намек на разборчивость. Даже пыльный воздух обладал запахом, который, как казалось, он знал.
Он быстро промчался вдоль бокового прохода, завернул за угол и, потеряв на миг ориентацию, влетел в то многомерное пространство, которое люди, ибо не придумали ничего лучшего, называют нормальным.
Он просто ощутил необычайный жар во всем теле и шерсть встала дыбом, по мере постепенного высвобождения темпоральной энергии.
Он пребывал в темноте.
Он вытянул руку и исследовал изгибы книг по эту сторону. Ага. Сейчас он знал, где он находится.
Он был дома.
Он был дома всего неделю назад.
Весьма существенно, что он не оставлял после себя следов. Впрочем, ничего страшного в этом не было. Он вскарабкался на ближайший ящик с книгами и, при свете звезд, льющегося из купола, помчался вперед.

Люпин Обычный, с покрасневшими глазами, оторвался от кипы бумаг, громоздившихся у него на столе. В городе никто ничего не знал о коронациях. Он вынужден был заниматься этим сам, всеми полагающимися приготовлениями. Как было ему известно, там обязательно должна быть масса народа, размахивающего чем ни попадя.
– Да? – отрывисто сказал он.
– Вас желает видеть капитан Бодряк, – сказал лакей.
– Бодряк из Дозора?
– Да, сэр. Дело чрезвычайной важности.
Обычный бросил взгляд на список дел, которые были также чрезвычайной важности. Во-первых, коронование короля. Высшие иерархи пятидесяти трех религий претендовали на эту честь. Это обещало быть великолепным зрелищем. Следующим были драгоценные камни для короны.
Или точнее, драгоценные камни для короны отсутствовали. Когда-то, при жизни предыдущих поколений камни исчезли. Ювелир с улицы Хитрых Подделок старался сделать самое лучшее, что можно сотворить из стекла и позолоты к назначенному сроку.
Бодряк мог подождать.
– Скажите ему, чтобы пришел на следующий день, – сказал Обычный.
– Вы так любезны, что согласились повидаться с нами, – сказал Бодряк, появляясь в дверях.
Обычный бросил на него взгляд.
– Поскольку вы уже здесь… – сказал он.
Бодряк швырнул свой шлем на стол Обычного, весьма преступным образом по мысли секретаря, и уселся на стул.
– Присаживайтесь, – сказал Обычный.
– Вы уже позавтракали? – спросил Бодряк.
– В самом деле… – начал он.
– Не беспокойтесь, – дружелюбно сказал Бодряк. – Констебль Морковка отправится на кухню и посмотрит, что там. Этот парнишка покажет ему дорогу.
Когда те удалились, Обычный склонился над залежами бумаг на столе.
– Должна быть весьма веская причина, – сказал он, – для…
– Дракон вернулся, – сказал Бодряк.
Обычный выпучил на него глаза.
В ответ Бодряк уставился на него немигающим взглядом.
Обычный ощутил, что его чувства занимают положенное им место, возвратясь откуда-то из дальних уголков, куда их забросило.
– Вы пьяны, не так ли, – сказал он.
– Нет. Дракон вернулся.
– Но, послушайте… – начал он.
– Я видел его, – твердо сказал Бодряк.
– Дракона? Вы уверены?
Бодряк склонился над столом.
– Нет! Я, должно быть, чертовски ошибся! – заорал он. – Это должно быть что-то совершенно другое с чертовыми громадными когтями, огромными кожаными крыльями и горячим, испепеляющим дыханием! Наверное, существует масса подобных созданий!
– Но мы все видели, как его убили!
– Я не знаю, что мы видели! – сказал Бодряк. – Но я знаю, что я видел!
Он отклонился назад, закачавшись на ходу. Внезапно он ощутил себя чрезвычайно усталым.
– Так или иначе, – сказал он нормальным голосом. – Дракон сжег дом на улице Постирушки. Впрочем, и другие тоже.
– Никто из них не убежал?
Бодряк уронил голову на колени и обхватил ее руками. Он удивился, как много времени прошло с тех пор, как он спал, спал в последний раз, на простынях и соответствующим образом. Или еда, как с этим. Ел ли он прошлой ночью, или предыдущей? И спал ли он вообще в жизни, задумаемся над этим? Ничего подобного. Руки Морфея, засучив рукава, вновь принялись дубасить ему в голову, но сознание сопротивлялось накатывавшему сну. Никто из них…?
– Кто именно? – спросил он.
– Разумеется, люди в здании, – сказал Обычный. – Полагаю, что в здании находились люди. Ночью, как я полагаю.
– А? Да. Это было необычное здание. Полагаю, что это был дом, принадлежавший тайному обществу, – продолжал Бодряк.
В голове у него что-то щелкнуло, но он слишком устал, чтобы понять что.
– Вы полагаете, волшебство?
– Не знаю, – сказал Бодряк. – Вполне может быть. Парнишки в капюшонах.
Он собирается сказать мне, что я перетрудился, подумал он. И будет прав.
– Послушайте, – любезно сказал Обычный. – Люди, которые возятся с волшебством и не знают как управлять им, да-да, они могут взорваться и…
– Взорвать самих себя?
– А у вас было много забот в эти дни, – мягко сказал Обычный. – Если бы меня сбил с ног дракон и чуть не спалил заживо, то разумно предположить, что я буду непрестанно видеть их вокруг.
Разинув рот, Бодряк посмотрел на него. Он не мог придумать, что сказать. Некая тугая скрученная пружина приводила его в движение в течение последних нескольких дней, но сейчас она полностью ослабла.
– Вы не думаете, что перетрудились, усердствуя на службе? – сказал Обычный.
Да, подумал Бодряк. Чертовски забавно.
Он рухнул, лицом вперед.

Библиотекарь осторожно наклонился над крышкой книжного шкафа и разжал руку в темноте.
Она была там.
Его толстые ногти нащупали корешок книги, осторожно вытащили ее из полки и приподняли. Он аккуратно приподнял фонарь.
Ни малейшего сомнения. Вызывание Драконов. Единственная копия, первое издание, слегка пожелтевшая и чрезвычайно драконистая.
Он поставил фонарь сзади и принялся читать первую страницу.

– Гм-м? – сказал Бодряк, просыпаясь.
– Принести вам чашечку чая, капитан? – сказал сержант Двоеточие. – И фиггин.
Бодряк посмотрел на него невидящим взглядом.
– Вы спали, – пояснил Двоеточие. – Вы были бездыханный, когда Морковка принес вас домой.
Бодряк огляделся, осматривая непривычное окружение Подворья.
– А-а, – сказал он.
– Мы с Валетом провели кое-какое расследование, – сказал Двоеточие. – Вы помните тот дом, который был расплавлен? Там никто не живет. Это просто комнаты, которые сдаются внаем. Потому мы отыскали, кто их сдает. Это дворник, который приходит каждую ночь убрать стулья и замкнуть помещения. Он так толком и не понял, почему был сожжен дом. Сами знаете, каковы эти дворники.
Он встал в стороне, ожидая аплодисментов.
– Отличная работа, – сказал Бодряк, макая фиггин в чай.
– Его использовали три общества, – сказал Двоеточие. Он извлек свой блокнот. – А именно, Анк-Морпоркское Общество Ценителей Изящных Искусств, так сказать, Морпоркский Клуб Народных Танцев и Песен, а также Освещающие Братия Эбеновой Ночи.
– Почему так сказать? – спросил Бодряк.
– Сами знаете. Изящные искусства. Это же просто мужчины собираются, чтобы рисовать женщин в обнаженном виде. Все вместе, – пояснил ценитель искусств Двоеточие. – Дворник мне рассказал. Представляете, некоторые из них не сделали кистью ни единого мазка. Постыдно.
Подобных историй миллион в этом обнаженном городе, подумал Бодряк. И почему я всегда обязан выслушивать подобные бредни?
– Когда они встречаются? – спросил он.
– По понедельникам, 7.30, вход десять пенсов, – сразу же сказал Двоеточие. – Что касается народных танцоров… что ж, там нет никаких вопросов. Знаете, вы всегда удивлялись, чем занимается на их вечерах капрал Валет в свои выходные?
Лицо Двоеточия расплылось в широкой ухмылке, как арбуз.
– Нет! – сказал Бодряк. – Валет?
– Да! – сказал Двоеточие, восхищаясь результатом.
– Что, прыгать с колокольчиками и размахивать?…
– Он говорит, что это очень важно для сохранения старинных народных обычаев, – сказал Двоеточие.
– Валет? Мистер Укради-головки-от-сапог-из-трусов, я-только-потрогал-дверную-ручку-а-оно-само-все-открылось?
– Да! Забавный старый мир, не так ли? Он очень из-за этого застенчивый.
– Бог мой, – сказал Бодряк.
– Это должно было обнаружиться, даже если об этом никогда не рассказывать, – сказал Двоеточие. – Как бы то ни было, дворник рассказал, что Освещающие Братья всегда оставляли помещение в беспорядке. Царапины и пометки мелом на полу, сказал он. И они никогда не расставляли правильно стулья и не полоскали за собой чайник. Они встречались очень поздно, так он сказал. Рисовальщики обнаженных женщин встречались на прошлой неделе где-то в другом месте.
– Что вы сделали с нашим подозреваемым? – сказал Бодряк.
– С ним? Он задал стрекача, капитан, – сказал сержант, выглядя обескураженным.
– Почему? Он был совсем не похож на беглеца.
– Ну, когда мы вернулись сюда, то усадили его у камина и укутали, потому что он продолжал трястись, – сказал Двоеточие, пока Бодряк застегивал свои доспехи.
– Надеюсь, что вы не ели его пиццу.
– Эррол их слопал. Это все сыр, понимаете, он становится…
– Продолжайте.
– Ну, – неуклюже рассказывал Двоеточие, – он продолжал трястись и стонать, все о драконах и тому подобное. Мы чувствовали себя виноватыми перед ним, за сказанную правду. А затем он подпрыгивает и выбегает в дверь, вообще безо всякой причины.
Бодряк взглянул в большое, открытое, честное лицо сержанта.
– Без причины? – переспросил он.
– Ну, мы решили немного перекусить, а потому я послал Валета в булочную, ну, понимаете, мы поспорили, что заключенный должен что-нибудь скушать…
– Да? – сказал сбитый с толку Бодряк.
– А когда Валет спросил его, не желает ли он пожаренный фиггин, тот просто завизжал и выбежал прочь.
– Только это? – сказал Бодряк. – Вы никоим образом ему не угрожали?
– Провалиться на месте, капитан. Полная загадка, если вы меня спросите. Он все бормотал о некоем Верховном Великом Магистре.
– Гм-м. – Бодряк выглянул в окно. Тусклый свет, пробиваясь сквозь серый туман, со опозданием пролился на мир. – Который час? – спросил он.
– Пять часов, сэр.
– Отлично. До наступления темноты…
Двоеточие кашлянул.
– Утра, сэр. Уже наступило завтра.
– Вы позволили мне проспать весь день?
– Не хватило духу будить вас, сэр. Дракон не появлялся, если вы об этом думаете. Все вокруг как вымерло.
Бодряк посмотрел на него и толчком распахнул окно.
Туман свернулся, образовав медленный, с желтыми краями водопад.
– Мы убеждены, что он улетел, – донесся откуда-то сзади голос Двоеточия.
Бодряк уставился на тяжелые, клубящиеся облака.
– Надеюсь, что небо очистится для коронации. – Двоеточие продолжал, при этом сильно обеспокоившись. – С вами все в порядке, сэр?
Он не улетел, подумал Бодряк. Почему он должен улетать? Мы не можем нанести ему вреда, а он громит все, что ему заблагорассудится. Он где-то там наверху.
– С вами все в порядке, сэр? – повторил Двоеточие.
Он должен скрываться где-то там высоко наверху, в тумане. Где-то на крышах башен и шпилей.
– Во сколько состоится коронация, сержант? – сказал он.
– В полдень, сэр. И мистер Обычный прислал записку, что вы обязаны присутствовать в своих лучших доспехах среди гражданских руководителей города, сэр.
– Он так написал?
– А сержант Кочка и отряд Дневного Дозора будут построены в почетный караул, сэр.
– Во что? – спросил Бодряк, вглядываясь в облака.
– Простите, сэр?
Бодряк приподнялся на носках, чтобы лучше разглядеть крышу.
– Гм-м? – сказал он.
– Я сказал, что они будут построены в почетный караул, сэр, – сказал сержант Двоеточие.
– Он там наверху, сержант, – сказал Бодряк. – Я слышу его запах.
– Да, сэр, – послушно сказал Двоеточие.
– Необходимо решить, что делать дальше.
– Да, сэр?
– Они совсем не такие глупые, как думают. Они просто мыслят по-другому, в отличие от нас.
– Да, сэр.
– Так что черт с ними, со всякими почетными караулами. Я желаю, чтобы трое моих людей поднялись на крыши, ясно?
– Да, сэр… что?
– Вверх на крыши. Как можно выше. Как только эта тварь шевельнется, я хочу, чтобы мы первыми знали об этом.
Двоеточие пытался не высказать своего удивления выражением лица.
– Вы полагаете, что это удачная мысль, сэр? – предположил он.
Бодряк посмотрел мимо него.
– Да, сержант, несомненно. Именно так, как я сказал, – холодно сказал он. – А сейчас отправляйтесь и присмотрите за этим.
Когда он остался сам, Бодряк умылся и побрился в холодной воде, а затем долго рылся в своем походном сундучке, пока не отыскал церемониальный нагрудник и красный плащ. Да-а, плащ был когда-то красным, впрочем, он все еще был красным, здесь и там, хотя его с большим успехом можно было использовать как сеть для ловли бабочек. Там же находился шлем, вызывающе без перьев, тонкий слой позолоты, толщиной в молекулу, давным-давно облез.
Когда-то он начал копить на новый плащ. Но что случилось с деньгами?
В комнате дозорных никого не было. Эррол лежал среди обломков четвертого ящика для фруктов, который для него притащил Валет. Большая часть была уже съедена или переварена.
В теплой тишине непрекращающееся бурчание его желудка было слышно особенно громко. Время от времени он скулил.
Бодряк задумчиво почесал его за ушами.
– Что с тобой, мальчик? – сказал он.
Дверь с треском распахнулась. В комнату вошел Морковка, увидел Бодряка, сидевшего на корточках у разбитого ящика, и отдал честь.
– Мы уже начали беспокоиться о нем, капитан, – доложил он. – Он не съел свой уголь. Только лежит здесь свернувшись и скулит все время. Как вы думаете, может с ним что-то не в порядке, капитан?
– Возможно, – сказал Бодряк. – Но что-то не в порядке – у них является вполне нормальным для дракона. Они всегда с этим справляются. Тем или другим способом.
Эррол жалобно посмотрел на него и вновь закрыл глаза. Бодряк прикрыл его обрывком одеяла.
Раздался писк. Он пошарил под скрюченным телом дракона и выловил маленького резинового бегемота, с удивлением осмотрел его и пару раз для проверки издал писк.
– Я подумал, что ему нужно что-нибудь, с чем поиграться, – слегка покраснев от смущения, сказал Морковка.
– Вы купили ему игрушку?