1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 
Посетитель схватил устройство с верстака и торопливо сунул в матерчатую котомку. Окинув мастерскую безумным взором, он подхватил тело господина Крюкомолота и потащил его через заднюю дверь к реке.
   
Раздался отдаленный всплеск — ну, или нечто похожее, поскольку добиться подобного звука от Анка крайне затруднительно.
   
— Вот те на, — покачал головой Рьод, — а я плавать не умею.
   
— ЭТО ВРЯД ЛИ СОСТАВИТ ПРОБЛЕМУ, — откликнулся Смерть.
   
Рьод посмотрел на него.
   
— А ты меньше ростом, чем я думал.
   
— ЭТО ПОТОМУ, ГОСПОДИН КРЮКОМОЛОТ, ЧТО Я СТОЮ НА КОЛЕНЯХ.
   
— Проклятая штуковина убила меня!
   
— ДА.
   
— Знаешь, со мной такое впервые…
   
— КАК И С МНОГИМИ ДРУГИМИ. НО ТЫ ПРИВЫКНЕШЬ.
   
Смерть встал. Хрустнули коленные суставы. Наконец-то он мог выпрямиться, потому что потолка уже не было. Помещение постепенно теряло очертания.
   
У гномов — свои боги. Нельзя сказать, что гномий народец отличается религиозностью, но они живут в мире, где в любую минуту может треснуть крепеж в шахте или взорваться рудничный газ, а потому боги для гномов — своего рода сверхъестественный эквивалент каски. Кроме того, приятно крикнуть что-нибудь богохульное, когда ты засадил себе по пальцу восьмифунтовым молотом. Только убежденные атеисты особого типа могут прыгать по мастерской, зажав руку под мышкой, и орать что-нибудь вроде: «О, случайная флюктуация пространственно-временного континуума!» или «Вот чертова примитивная и устаревшая концепция!»
   
Рьод не стал тратить время на расспросы. После того как умираешь, появляются иные неотложные дела.
   
— Я верю в перевоплощение, — заявил он.
   
— ЗНАЮ.
   
— И пытался жить праведно. Это зачтется?
   
— НЕ МНЕ РЕШАТЬ. — Смерть откашлялся. — ВПРОЧЕМ, РАЗ ТЫ ВЕРИШЬ В ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ… ЗНАЧИТ, РЬОДИШЬСЯ ЗАНОВО.
   
Он чуть подождал.
   
— Ага, понял, — наконец кивнул Рьод.
   
Гномы, можно сказать, знамениты своим чувством юмора. Указывая на них, люди, как правило, говорят: «У этих злобных дьяволят то еще чувство юмора».
   
— ГМ. КАЖЕТСЯ, В МОЕМ ПОСЛЕДНЕМ ЗАЯВЛЕНИИ ТЫ НЕ НАШЕЛ НИЧЕГО СМЕШНОГО?
   
— Э-э… Да нет вроде.
   
— ЭТО БЫЛ КАЛАМБУР, ИГРА СЛОВ. РЬОДИШЬСЯ ЗАНОВО.
   
— Правда?
   
— ТЫ НЕ ЗАМЕТИЛ?
   
— Нет.
   
— О.
   
— Извини.
   
— МНЕ ПОСОВЕТОВАЛИ ВЕСТИ СЕБЯ С КЛИЕНТАМИ БОЛЕЕ РАСКОВАННО.
   
— Как ты сказал? Я рьожусь заново?
   
— ДА.
   
— Я подумаю над этим.
   
— СПАСИБО.
   * * *
   
— Значит, так, — начал свой очередной урок сержант Колон, — это ваша дубинка, в простонародье — патрицизатор или ночная палка. — На некоторое время он замолчал, вспоминая свои армейские деньки. Лицо его вдруг озарилось. — И вы будете заботиться о ней, понятно?! — заорал он. — Есть ею, спать с нею, вы…
   
— Прошу прощения.
   
— Кто это сказал?
   
— Я здесь, внизу. Младший констебль Дуббинс.
   
— Слушаю тебя, констебль?
   
— А как можно есть дубинкой, сержант?
   
Колон выпустил набранный в грудь воздух. Он с подозрением относился к младшему констеблю Дуббинсу, так как считал его скрытым смутьяном.
   
— Что-что?
   
— Мы должны пользоваться ей как ножом или как вилкой? Или нужно сломать ее пополам, чтобы получились палочки для еды?
   
— Что ты несешь?!
   
— Можно вопрос, сержант?
   
— В чем дело, младший констебль Ангва?
   
— А как именно надлежит с нею спать, сэр?
   
— Ну… я хотел сказать… Капрал Шноббс, отставить хихикать!
   
Колон поправил нагрудник и решил сменить тему лекции.
   
— А теперь перейдем к этой кукле-шмукле, она же статуя в лучах заката. — Колон подмигнул новобранцам и указал на отдаленно напоминающую человека фигуру из кожи, набитую соломой и водруженную на кол. — По прозванию Артур, тренировки обращения с оружием для. Младший констебль Ангва, шаг вперед! Вот скажи-ка, младший констебль, ты могла бы убить человека?
   
— А сколько времени у меня есть?
   
В занятиях произошла небольшая заминка — на этот раз капрала Шноббса пришлось поднимать с земли и хлопать по спине, пока не прошла икота.
   
— Ладно, смотрите сюда, — наконец объявил сержант Колон, — вам следует вот что сделать. Берете дубинку вот так, по команде «раз» резко следуете к Артуру, а по команде «два» резко лупите его по башке. Раз… Два…
   
Дубинка отскочила от шлема Артура.
   
— Очень хорошо, но одно плохо. Кто-нибудь скажет что?
   
Все покачали головами.
   
— Сзади, — возвестил сержант Колон. — Бить нужно сзади. Чего ради рисковать, верно? Так, теперь ты попробуй, младший констебль Дуббинс.
   
— Но сержант…
   
— Выполнять!
   
На некоторое время воцарилась тишина.
   
— Может, принести ему стул? — предложила Ангва, после того как прошло пятнадцать мучительных секунд.
   
Детрит гнусно захихикал.
   
— Мал он еще, чтобы быть стражником, — сказал тролль.
   
Младший констебль Дуббинс перестал подпрыгивать.
   
— Прошу прощения, сержант, — пожал плечами он, — но гномы совсем не так поступают…
   
— А стражники поступают именно так, — парировал сержант Колон. — Хорошо, младший констебль Детрит — честь не отдавать! — попробуй ты.
   
Детрит зажал дубинку между тем, что формально можно было назвать большим пальцем, и тем, что у людей заменяет палец указательный, и треснул Артура по шлему. И уставился на обломок дубинки. Потом Детрит сжал то, что за неимением лучшего определения можно назвать кулаком, и треснул Артура по тому, что совсем недавно напоминало голову, вогнав кол на три фута в землю.
   
— Вот теперь и гному сподручненько, — хмыкнул он.
   
Прошло еще пять мучительных секунд. Наконец сержант Колон откашлялся.
   
— Ну да, — кивнул он, — думаю, можно считать его целиком и полностью задержанным. Капрал Шноббс, запиши. Удержать с младшего констебля Детрита — честь не отдавать! — один доллар за порчу казенной дубинки. И вообще-то, после задержания задержанного, как правило, еще допрашивают.
   
Он оглядел останки Артура.
   
— По-моему, — задумчиво проговорил он, — наступило время продемонстрировать вам преимущества стрельбы из лука.
   
   
Госпожа Сибилла Овнец посмотрела на жалкую полоску кожи — вот и все, что осталось от Пухлика.
   
— Что же это за человек, который мог так гнусно поступить с бедным маленьким дракончиком?! — воскликнула она.
   
— Вот это мы и пытаемся определить, — сказал Ваймс. — Мы… мы думаем, его привязали к стене и взорвали.
   
Моркоу склонился над стенкой клетки.
   
— Цыпа-цыпа-цыпа…
   
Дружелюбное пламя опалило ему брови.
   
— Он был такой ручной, — продолжила госпожа Овнец. — И мухи за свою жизнь не обидел, бедняжка…
   
— А как заставить дракона взорваться? — поинтересовался Ваймс. — Можно это сделать, например, пинком?
   
— О да, конечно, — кивнула госпожа Овнец. — Если хочешь остаться без ноги.
   
— Значит, эти типы поступили по-другому. Ну а какой-нибудь другой способ есть? Чтобы самому не пострадать?
   
— Нет. Проще сделать так, чтобы он сам взорвался. Сэм, пойми, у меня нет ни малейшего желания разговаривать о…
   
— Я должен это выяснить.
   
— Ну… Хорошо. В это время года самцы обычно дерутся. Показывают друг другу, кто кого больше, раздуваются, пока не… Именно поэтому я держу их сейчас в разных клетках.
   
Ваймс покачал головой:
   
— Никаких других драконов там не было.
   
За его спиной Моркоу наклонился над следующей клеткой. Похожий на грушу самец открыл один глаз и свирепо воззрился на стражника.
   
— Какой хорошенький мальчик, — засюсюкал Моркоу. — Кажется, у меня где-то был кусочек уголька…
   
Дракон открыл второй глаз, мигнул, окончательно проснулся и пришел в бешенство. Уши его прижались к голове, ноздри затрепетали, крылья развернулись. Из живота донеслось бурление кислоты — это разом открылись все внутренние затворы и клапаны. Лапы дракончика оторвались от земли, грудь раздулась…
   
С разбега Ваймс врезался плечом в живот Моркоу, сбив капрала с ног.
   
Дракон в клетке удивленно заморгал. Враг таинственным образом исчез. Испугался!
   
Изрыгнув огромный язык пламени, дракончик успокоился и улегся обратно спать.
   
Ваймс убрал руки с головы и перекатился на живот.
   
— Капитан, что случилось? — изумленно спросил Моркоу. — Я же совсем не похож на…
   
— Он атаковал дракона! — воскликнул Ваймс. — Увидел врага и атаковал!
   
Поднявшись на колени, капитан постучал пальцем по нагруднику Моркоу.
   
— Ты слишком хорошо его начистил, — пояснил он. — В тебя можно смотреться как в зеркало.
   
— О да, разумеется, — согласилась госпожа Сибилла. — От драконов зеркала нужно держать подальше. Известный факт…
   
— Зеркала… — задумчиво промолвил Моркоу. — Там же повсюду валялись осколки зеркала.
   
— Вот именно. Он показал Пухлику зеркало, — подтвердил Ваймс.
   
— И бедолага попытался стать больше, чем был на самом деле, — подхватил Моркоу.
   
— Мы имеем дело, — констатировал Ваймс, — с крайне извращенным умом.
   
— О нет!
   
— Да.
   
— Но… но этого не может быть! Шнобби ведь все время был с нами!
   
— Я не о Шнобби, — раздраженно бросил Ваймс. — Если он и питает интерес к драконам, то совсем иного рода. Но в мире, мальчик мой, есть люди куда более странные, чем капрал Шноббс.
   
Лицо Моркоу застыло от смертельного ужаса.
   
— Неужели? — неверяще прошептал он.
   
   
Сержант Колон осмотрел мишени, снял шлем и вытер со лба пот.
   
— Думаю, младшему констеблю Ангве следует воздержаться от стрельбы из большого лука, пока мы не придумаем, как сделать так, чтобы ее… чтобы ей ничего не мешало.
   
— Прошу прощения, сержант.
   
Они дружно повернулись к Детриту, который с тупым видом высился над грудой сломанных луков. С арбалетами у тролля тоже не складывалось. В его массивных лапах они выглядели заколкой для волос. Теоретически большой лук мог стать в руках тролля смертельным оружием — если бы Детрит научился вовремя отпускать тетиву.
   
Детрит пожал плечами.
   
— Прости, господин, — пробормотал он. — Луки — это не для троллей.
   
— Ха! — воскликнул Колон. — А что касается тебя, младший констебль Дуббинс…
   
— Просто никак не удается толком прицелиться, сержант.
   
— Я полагал, гномы знамениты своим боевым мастерством!
   
— Да, но… только не таким.
   
— Засадами они знамениты, — пробормотал Детрит.
   
Но он был троллем, а поэтому его шепот эхом отразился от далеких домов. Борода Дуббинса встала дыбом.
   
— Ах ты, коварный тролль, да я…
   
— Ну что ж, — быстро произнес сержант Колон, — думаю, на этом этапе мы закончим ваше обучение. Придется вам научиться всему… в процессе службы — понятно?
   
Он вздохнул. Колон не был жестоким человеком, но всю жизнь он был либо солдатом, либо стражником, и потому чувствовал себя немного обиженным. В противном случае он не сказал бы то, что сказал в следующий момент:
   
— Не знаю, не знаю. Деретесь между собой, ломаете оружие… Кого мы пытаемся одурачить? Так, сейчас почти полдень, на несколько часов вы свободны, встретимся вечером. И кстати, подумайте хорошенько: может, приходить вообще не стоит?..
   
Что-то тренькнуло. Арбалет Дуббинса выстрелил, стрела просвистела прямо над ухом капрала Шноббса, воткнулась в реку и осталась торчать.
   
— Э-э, я случайно… — начал было Дуббинс.
   
— Ц-ц-ц… — угрюмо покачал головой Колон.
   
Наступила тяжелая тишина. Для всех было бы лучше, если бы он как-нибудь обозвал гнома. Было бы лучше, если бы он дал понять, что Дуббинс заслуживает хотя бы оскорбления.
   
Сержант Колон повернулся и зашагал в сторону Псевдополис-Ярда.
   
До них донеслось его раздраженное бормотание.
   
— Что он сказал? — спросил Детрит.
   
— «Тоже мне, новобранцы и новобранки», — сказала Ангва и покраснела.
   
Дуббинс плюнул на землю — что не заняло много времени, благодаря ее близости. Потом сунул руку под плащ и достал, как фокусник достает кролика десятого размера из маленького цилиндра, свой двуглавый боевой топор. А потом он побежал.
   
Буквально через мгновение он превратился в размытое пятно, несущееся к девственно чистой, не тронутой стрелами мишени. Затем раздался громкий треск, и мишень взорвалась, выкинув в небо ядерный гриб из соломы.
   
Двое новобранцев подошли посмотреть. Пучки соломы, кружась, опускались на землю.
   
— Просто здорово, — восхитилась Ангва. — Только сержант говорил, что преступника нужно задержать так, чтобы иметь возможность задать ему потом кое-какие вопросы.
   
— Но он не говорил, что задержанный обязательно должен иметь возможность на них ответить, — мрачно возразил Дуббинс.
   
— С младшего констебля Дуббинса удерживается один доллар за мишень, — сказал Детрит, который уже задолжал городу одиннадцать долларов за порчу казенных луков.
   
— Может, приходить вообще не стоит! — повторил Дуббинс, спрятав куда-то в глубины одежды свой топор. — Видист проклятый!
   
— По-моему, он не совсем то имел в виду, — возразила Ангва.
   
— Ха, тебе легко говорить, — сказал Дуббинс.
   
— Почему это?
   
— Да потому, что ты человек, — ответил за гнома Детрит.
   
Ангва тщательно обдумала свой ответ.
   
— Я — женщина, — наконец сказала она.
   
— Это одно и то же.
   
— Это вы так думаете. Пошли, выпьем где-нибудь…
   
Недолговечное чувство «братства по несчастью» испарилось без следа.
   
— Пить с троллем?
   
— Пить с гномом?
   
— Ну хорошо, — устало сказала Ангва. — А что, если ты и ты пойдете и выпьете со мной?
   
Ангва сняла шлем и распустила волосы. У троллих волос вообще нет, хотя самым везучим из них иногда удается вырастить на голове лишайник, ну а женщины из гномьего рода скорее гордятся шелковистостью своих бород, нежели прической. Наверное, вид Ангвы заставил разгореться искру какого-то древнего космического мужского начала, свойственного всем видам без исключения.
   
— У меня не было времени хорошо изучить город, — продолжила она. — Но я приметила одно заведение на Тусклой улице…
   
Это означало, что им нужно было перейти на другой берег реки, причем по меньшей мере двое из них всем своим видом старались показать, что не имеют ничего общего по крайней мере с одним из двух других. А это, в свою очередь, означало, что они постоянно и отчаянно озирались по сторонам.
   
Дуббинс первым заметил гнома в воде.
   
Если это можно было назвать водой.
   
И если его еще можно было назвать гномом.
   
Новобранцы дружно уставились на Анк.
   
— Знаешь, — через некоторое время сказал Детрит, — он очень похож на того гнома, что делает оружие на Заиндевелой улице.
   
— На Рьода Крюкомолота? — уточнил Дуббинс.
   
— Ага.
   
— Немного похож, — холодно, нарочито равнодушно согласился Дуббинс, — но не совсем.
   
— Что ты имеешь в виду? — спросила Ангва.
   
— У господина Крюкомолота, — пояснил Дуббинс, — не было такой огромной дыры в груди.
   
   
«Интересно, он когда-нибудь спит? — подумал Ваймс. — Этот дьявол хоть когда-нибудь опускает голову на подушку? Где-нибудь есть комната, в которой на крючке висит черный халат?»
   
Он постучал в дверь Продолговатого кабинета.
   
— А, капитан, — сказал патриций, оторвав взгляд от бумаг. — Твоя быстрота достойна восхищения.
   
— Сэр?
   
— Ты получил мое послание? — спросил лорд Витинари.
   
— Никак нет, сэр. Я был… занят.
   
— Несомненно. И чем же, если не секрет?
   
— Кто-то убил господина Крюкомолота, сэр. Это большой человек в общине гномов. Он был… застрелен из… скорее всего, из какого-то осадного орудия и сброшен в реку. Мы только что его выловили. Я как раз направлялся к его жене, чтобы сообщить ей об этом. Кажется, он живет на Паточной улице. А потом я подумал, что раз уж иду мимо…
   
— Очень неудачно все вышло.
   
— Для господина Крюкомолота — определенно.
   
Патриций откинулся на спинку стула и уставился на Ваймса.
   
— Так-так-так… — задумчиво промолвил он. — Как, говоришь, он был убит?
   
— Не знаю. Ничего подобного в жизни не видел… Просто в нем появилась огромная дыра. Но я обязательно выясню, как это произошло.
   
— Гм. Я еще не упоминал, что сегодня утром ко мне заглядывал доктор Проблемс?
   
— Никак нет, сэр.
   
— Он был очень… обеспокоен.
   
— Так точно, сэр.
   
— По-моему, ты его расстроил.
   
— Сэр?
   
Патриций, казалось, принимал некое решение. Его стул качнулся вперед.
   
— Капитан Ваймс…
   
— Сэр?
   
— Я знаю, послезавтра ты уходишь в отставку и потому немного… волнуешься. Но пока еще ты — командир Ночной Стражи, и я требую от тебя выполнения двух весьма специфических приказов…
   
— Сэр?
   
— Твое отделение прекратит расследование, связанное с кражей из Гильдии Наемных Убийц. Я ясно выразился? Это дело находится в компетенции Гильдии.
   
— Сэр. — Ваймс сделал каменное лицо.
   
— Я смею надеяться, что непроизнесенным словом в твоем ответе является «да», капитан.
   
— Сэр.
   
— И в этом ответе тоже. Что же касается несчастного господина Крюкомолота… Тело было найдено совсем недавно?
   
— Так точно, сэр.
   
— Стало быть, данное дело также вне вашей юрисдикции, капитан.
   
— Что? Сэр?
   
— Им займется Дневная Стража.
   
— Но это дневное-ночное деление… Ничего подобного никогда не было!
   
— Тем не менее в сложившихся обстоятельствах я дам указание капитану Квирку взять расследование на себя, если, конечно, в таковом возникнет необходимость.
   
«Если в таковом возникнет необходимость… Как будто подобная дырища в груди — обычное дело. Несчастный случай в результате прямого попадания метеорита», — подумал Ваймс.
   
Он сделал глубокий вдох и оперся руками на стол патриция.
   
— Майонез Квирк не способен отыскать без подробной карты собственную задницу! И понятия не имеет, как надо разговаривать с гномами! Он называет их камнесосами! Тело нашли мои люди! Это моя юрисдикция.
   
Патриций бросил взгляд на руки Ваймса. Ваймс быстро убрал их со стола, словно тот вдруг раскалился докрасна.
   
— Вы — Ночная Стража, капитан. Ваша власть распространяется только на темное время суток.
   
— Мы говорим о гномах! Малейшая ошибка, и они начнут вершить закон сами! А обычно это означает отрубание головы первому попавшемуся троллю! И вы хотите назначить на это дело Квирка?
   
— Я отдал приказ, капитан.
   
— Но…
   
— Можешь идти.
   
— Вы не…
   
— Я сказал, что вы можете идти, капитан Ваймс!
   
— Сэр!
   
Ваймс отдал честь. Потом сделал поворот кругом и строевым шагом вышел из кабинета. Он закрыл дверь так аккуратно, что она даже не скрипнула.
   
До патриция донесся глухой стук — это капитан со всех сил врезал кулаком по стене. Ваймс и не подозревал, что на стене рядом с Продолговатым кабинетом было много выбоин, глубина которых напрямую зависела от его эмоционального состояния в момент нанесения удара.
   
Судя по звуку, для ремонта этой выбоины потребуются услуги штукатура.
   
Лорд Витинари позволил себе улыбнуться, хотя веселья в его улыбке не было.
   
Город функционировал. Это была самоуправляющаяся корпорация гильдий, связанных неумолимыми законами взаимного своекорыстия, и она работала. В среднем. В целом. В основном. Нормально.
   
Не хватало только, чтобы какой-то стражник сунул нос не в свои дела и все испортил, как сорвавшаяся с цепи… сорвавшаяся с цепи… сорвавшаяся с цепи осадная катапульта.
   
Этого действительно не хватало.
   
Ваймс был приведен в нужное эмоциональное состояние. Если все сложится, приказы окажут нужное воздействие и…
   
   
Такой бар существует в каждом крупном городе. В нем пьют служители закона.
   
В свободное от службы время стражники старались не посещать наиболее популярные таверны Анк-Морпорка. Там легко можно оказаться снова на службе, увидев не то, что надо[10]. Поэтому обычно они ходили таверну «Ведро», что на Тусклой улице.
   
Таверна была маленькой, с низкими потолками, а присутствие городских стражников действовало на любителей выпить несколько охлаждающе. Но владельца таверны господина Сыра это не слишком беспокоило. Никто не пьет так, как стражник, который видел слишком много, чтобы оставаться трезвым.
   
Моркоу отсчитал на стойку мелочь.
   
— Три пива, одно молоко, одну расплавленную серу с коксом и фосфорной кислотой…
   
— Зонтик не забудь, — добавил Детрит.
   
— …И Тягучий Успокоительный Двойной Гаечный Ключ с лимонадом.
   
— И фруктовым салатом, — встрял Шнобби.
   
— Гав?
   
— И немного пива в миске, — сказала Ангва.
   
— Этот песик явно к тебе привязался, — заметил Моркоу.
   
— Ага, — согласилась Ангва. — Никак не пойму почему.
   
Напитки выставили перед ними на стойку. Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.
   
Господин Сыр, который хорошо знал стражников, не говоря ни слова, тут же снова наполнил бокалы и изолированную кружку Детрита.
   
Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.
   
— Знаете, отчего я больше всего бешусь? — спросил Колон немного погодя. — Оттого, что его просто бросили в воду. Даже груз к ногам не потрудились привязать. Просто бросили, и все. Будто их не волновало, найдут его, не найдут… Понимаете?
   
— А я больше бешусь из-за того, что он был гномом, — сказал Дуббинс.
   
— А я — из-за того, что его убили, — откликнулся Моркоу.
   
Господин Сыр снова прошелся вдоль стойки.
   
Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.
   
Несмотря на все доказательства, свидетельствующие об обратном, убийства в Анк-Морпорке не были обычным явлением. Были (что соответствовало действительности) заказные убийства. Существовало множество способов (как уже говорилось выше) совершить непреднамеренное самоубийство. Иногда, по субботним вечерам особенно, случались семейные ссоры, во время которых люди находили более дешевый эквивалент развода. Все это было, но, по крайней мере, у всех этих событий была причина, пусть и необоснованная.
   
— Господин Крюкомолот был большим человеком среди гномов, — сказал Моркоу. — И хорошим гражданином. Никогда не подстрекал людей, вернее гномов, к беспорядкам. В отличие от господина Рукисилы.
   
— А еще он держит мастерскую на Паточной улице, — заметил Шнобби.
   
— Держал, — поправил его сержант Колон.
   
Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.
   
— Интересно, — сказала Ангва, — кто проделал в нем такую дыру?
   
— Никогда ничего подобного не видел, — признался Колон.
   
— Может, кому-нибудь стоит пойти к госпоже Крюкомолот и все ей рассказать? — предложила Ангва.
   
— Капитан Ваймс этим занимается, — откликнулся Моркоу. — Сказал, что не может никого просить о таком и все сделает сам.
   
— Лучше уж он, чем я, — покачал головой Колон. — Ни за что бы не согласился. В гневе эти дьяволята просто ужасны.
   
Все мрачно кивнули, включая одного обычного дьяволенка и одного дьяволенка приемного.
   
Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.
   
— Разве мы не должны сейчас выяснять, кто это сделал? — спросила Ангва.
   
— Зачем? — удивился Шнобби.
   
Она раз или два открыла рот, но потом все-таки нашла подходящий ответ:
   
— А если случится еще что-нибудь похожее?
   
— Это ведь было не заказное убийство, верно? — уточнил Дуббинс.
   
— Нет, — ответил Моркоу. — По закону они обязаны оставлять записку.
   
Они посмотрели на напитки. Они выпили напитки.
   
— Что за город… — пробормотала Ангва.
   
— Самое смешное, что все работает, — пожал плечами Моркоу. — Знаешь, я, когда только вступил в стражу, был настолько глуп, что арестовал главу Гильдии Воров. По обвинению в воровстве.
   
— А по-моему, неплохо, — похвалила Ангва.
   
— Из-за этого у меня были большие неприятности, — признался Моркоу.
   
— Понимаешь, — встрял Колон, — воры здесь организованы. Я имею в виду, действуют официально. Им разрешено воровство. Правда, сейчас они этим почти не занимаются. Если платить раз в год небольшой взнос, тебе выдается карточка и тебя оставляют в покое. Это экономит время и силы.
   
— И что, все воры являются членами Гильдии? — поинтересовалась Ангва.
   
— Да, конечно, — ответил Моркоу. — В Анк-Морпорке воровство без разрешения Гильдии запрещено. Если ты не обладаешь особым талантом, конечно.
   
— Что? Как это? Каким-таким талантом? — удивилась она.
   
— Талантом остаться в живых, когда тебя подвесят вниз головой на воротах, а уши прибьют к коленкам, — объяснил Моркоу.
   
— Ужас какой…
   
— Да, знаю. Но все дело в том, что это работает. Все система. Гильдии, организованная преступность и все остальное. Все работает.
   
— Но господину Крюкомолоту система не помогла, — заметил сержант Колон.
   
Они посмотрели на напитки. Очень медленно, подобно могучей секвойе, которая делает первый шаг на пути к возрождению в виде миллионов листовок «Спасите деревья», Детрит повалился назад. Но кружку из руки не выпустил. При смене положения на девяносто градусов тролль не задействовал ни единый мускул.
   
— Это все сера, — сказал Дуббинс, не оборачиваясь. — Бьет прямо в башку.
   
Моркоу стукнул кулаком по стойке.
   
— Нужно что-то делать!
   
— Можно стащить его башмаки, — с готовностью предложил Шнобби.
   
— Я имею в виду господина Крюкомолота.
   
— Ну да, разумеется, — фыркнул Шнобби. — Ты говоришь совсем как старикан Ваймс. Но если мы начнем волноваться о каждом трупе в этом городе…
   
— Неужели ты не понимаешь?! — рявкнул Моркоу. — Тут же все иначе! Как правило… как правило это просто самоубийство, вражда Гильдий, ну, или что-нибудь вроде. Но он был обычным гномом! Столпом общины! Целыми днями делал мечи, топоры, арбалеты, какие-нибудь пыточные приспособления! А потом оказался в реке с огромной дырой в груди! Кто разберется с этим, если не мы?
   
— Ты что-нибудь в молоко добавлял? — на всякий случай спросил Колон. — Слушай, не лезь, гномы сами разберутся. Это как в Каменоломном переулке. Не суй свой нос туда, где его могут оторвать и съесть.
   
— Но мы — Городская Стража, — возвестил Моркоу. — А не какие-нибудь обитатели города, которые стараются вписаться в систему!
   
— Это сделал явно не гном, — заявил Дуббинс, медленно раскачиваясь на стуле. — И не тролль. — Он попытался хлопнуть себя по носу и промахнулся. — Что не тролль — точно. Руки и ноги у него были целехоньки.
   
— Капитан Ваймс обязательно проведет расследование, — сказал Моркоу.
   
— Капитан Ваймс учится быть гражданским, — возразил Шнобби.
   
— Так, я не собираюсь… — начал было Колон и вскочил со стула.
   
Он подпрыгнул. Потом еще раз и еще, хватая широко открытым ртом воздух.
   
— Моя нога! — наконец еле-еле выдавил он.
   
— Что с твоей ногой?
   
— В нее что-то воткнулось!
   
Схватившись обеими руками за сандалию, он скакнул назад и повалился на Детрита.
   
— В этом городе в ногу может воткнуться все, что угодно, — покачал головой Моркоу.
   
— Что-то прилипло к подошве, — сказала Ангва. — Да перестань ты ногой махать.
   
Она вытащила свой кинжал.
   
— Похоже на кусок картона, — сообщила она. — С кнопкой. Где-то ты его подцепил. Наверное, весь день с ним проходил, пока кнопка не…
   
— Кусок картона? — переспросил Моркоу.
   
— На нем что-то написано…
   
Ангва стерла грязь.
   
РУЖИЕ
   
— Что это значит? — спросила она.
   
— Понятия не имею. Оружие какое-то. Или это визитная карточка какого-нибудь господина Ружия, кем бы он ни был, — ответил Шнобби. — Наплюйте, давайте-ка лучше закажем еще по…
   
Моркоу взял картонку и повертел ее в руках.
   
— Сохрани кнопку, — посоветовал Дуббинс. — Пять таких кнопок целый пенни стоят. Уж я-то знаю, мой кузен Гимик их делает.
   
— Это очень важно, — медленно произнес Моркоу. — Нужно сообщить капитану. Кажется, он искал именно это.
   
— Что в этой картонке такого важного? — удивился сержант Колон. — Если не считать, что моя нога болит как проклятая?
   
— Откуда мне знать? Капитан разберется, — ответил Моркоу.
   
— Вот ты ему все и доложишь, — буркнул Колон. — Он сейчас живет у ее светлости.
   
— Учится быть господином, — добавил Шнобби.
   
— Я ему сообщу, — сказал Моркоу.
   
Ангва посмотрела на грязное окно. Скоро взойдет луна. Вот они, эти города… А может, чертова луна уже взошла и прячется за какой-нибудь башней?
   
— Так, мне пора домой, — объявила она.
   
— Я провожу тебя, — быстро произнес Моркоу. — Все равно мне нужно разыскать капитана.
   
— Это совсем не по пути…
   
— Если честно, мне очень хочется проводить тебя.
   
Она посмотрела на его искреннее лицо.
   
— Но зачем?… Столько беспокойств…
   
— Все в порядке. Я люблю ходить. Это помогает думать.
   
Несмотря на свое отчаянное положение, Ангва улыбнулась.
   
Они вышли в мягкую вечернюю жару. Моркоу инстинктивно перешел на шаг стражника.
   
— Это очень старая улица, — сказал он. — Говорят, под ней течет подземная река. Я где-то читал об этом.
   
— Ты действительно так любишь ходить? — спросила Ангва, старясь идти с ним в ногу.
   
— О да, здесь столько интересных улиц, исторических зданий. В выходные дни я частенько гуляю.
   
Она пытливо посмотрела на него. О боги!..
   
— А почему ты вступил в Стражу? — поинтересовалась она.
   
— Отец сказал, что она сделает из меня мужчину.
   
— Кажется, так и произошло.
   
— Да. Эта самая лучшая работа в мире.
   
— Правда?
   
— Конечно. Есть такое слово «полисмен», это древнее название стражников. И знаешь, что оно означает?
   
Ангва пожала плечами.
   
— Оно означает «человек полиса». Так в древности называли город.
   
— Да?
   
— Я где-то читал об этом.
   
Она снова бросила на него взгляд. Лицо Моркоу ярко освещал факел, горящий на углу улицы, но оно также светилось своим светом, изнутри.
   
«Он гордится», — подумала она и вспомнила присягу.
   
«Гордится тем, что служит в этой проклятой Страже. Невероятно…»
   
— А ты… почему ты вступила в Стражу? — спросил он.
   
— Я? Мне просто нравится, когда каждый день есть еда и крыша над головой. Кроме того, особого выбора у меня не было. Либо сюда, либо становиться… как это называется?… Ну, туда идут все женщины, у которых нет работы. А, в белошвейки[11].
   
— А тебе хотелось бы стать белошвейкой?
   
Ангва искоса посмотрела на него, но наткнулась на наивный, честный взгляд Моркоу.
   
— Вряд ли, — сказала она. — Я шить не умею. Кроме того, я увидела плакат: «Городской Страже Требуются Люди! Стань Мужчиной В Городской Страже!» Я подумала и решила попробовать. В конце концов, терять мне было нечего.
   
Она подождала, чтобы удостовериться, что он снова ничего не понял. Удостоверилась.
   
— Текст написал сержант Колон, — признался Моркоу. — Он всегда отличался некоторой прямотой.
   
Вдруг он втянул носом воздух.
   
— Ты ничего не чувствуешь? — спросил он. — Пахнет так… словно кто-то выбросил старый туалетный коврик.
   
— О, большое спасибо, — донесся откуда-то снизу из темноты голос. — Да, конечно. Большое тебе, сердечное спасибо. Очень любезно. Старый туалетный коврик. А кто ж еще?
   
— Ничего не чувствую, — солгала Ангва.
   
— Врешь, — сказал голос.
   
— И не слышу.
   
   
Башмаки капитана Ваймса услужливо подсказали своему хозяину, что он находится на Лепешечной улице. Ноги передвигались самостоятельно, ум капитана был занят другим. На самом деле в данный момент большая часть его медленно растворялась в лучшем виски Джимкина Пивомеса.
   
Если б только они не были так подчеркнуто вежливы! В жизни капитана было несколько событий, которые он всегда пытался — но, к сожалению, безуспешно — забыть. До этого дня верхнюю строку списка занимал вид глотки гигантского дракона, который сделал вдох с явным намерением превратить его, капитана Ваймса, в маленькую кучку не совсем чистого угля. Ваймс частенько просыпался в холодном поту, снова и снова он видел зарождающееся пламя. Но теперь, похоже, этот сон заменят другие воспоминания. Воспоминания о тех безразличных лицах, с которыми гномы вежливо выслушали принесенную им весть, — и ощущение, как будто его слова падают в бездонную яму.
   
В конце концов, что еще он мог сказать? «Извините, он мертв, заявляю это официально»? «Дело расследуют наши худшие люди»?
   
Дом покойного Рьода Крюкомолота был битком забит гномами — молчаливыми, похожими на сов, вежливыми гномами. Новости разнеслись быстро. Он не сказал ничего такого, чего бы они уже не знали. Многие держали в руках оружие. Был среди них и господин Рукисила. Капитан Ваймс уже беседовал с ним на тему произнесенной им речи, призывающей раздробить троллей на мелкие части и вымостить ими улицы. Но даже этот гном молчал. Просто стоял с высокомерным видом. В доме царила атмосфера тихой, вежливой угрозы, они словно бы говорили: «Мы тебя выслушаем, но как нам поступить — решим сами».
   
Он так до конца и не понял, кто из них госпожа Крюкомолот. Все они казались ему на одно лицо. Когда ее представили — в шлеме и бородатую, — он получил от нее лишь вежливые, уклончивые ответы. Да, она закрыла мастерскую, но ключи куда-то задевались. Спасибо.
   
Со всей тонкостью, на которую только был способен, он попытался дать им понять, что Стража с неодобрением (которое, впрочем, будет изливаться с безопасного расстояния, дабы можно было вовремя унести ноги) отнесется к массовому маршу по Каменоломному переулку, но не нашел в себе наглости выразить это словами. Он не мог сказать: «Не занимайтесь этим делом сами, потому что Стража уже идет по следу правонарушителя», — он ведь даже понятия не имел, с чего начать расследование. «У вашего мужа были враги? Да, в его груди проделали огромную дыру, но давайте на минутку забудем об этом — у вашего мужа были враги?»
   
В конце концов он удалился, стараясь сохранить остатки достоинства, хотя сохранять было уже нечего. А потом, после битвы с самим собой и полного поражения в ней, капитан Ваймс купил полбутылки «Старого Въедливого Виски Джимкина Пивомеса» и убрел в ночь.
   
   
Моркоу и Ангва дошли до конца Тусклой улицы.
   
— И где ты живешь? — поинтересовался Моркоу.
   
— Вон там. — Она показала рукой.
   
— На улице Вязов? Случайно не у госпожи Торт?
   
— У нее. А почему нет? Мне нужна была хорошая чистая комната по разумной цене. Что в этом плохого?
   
— Ну… э-э, то есть я ничего не имею против госпожи Торт, приятная женщина, одна из лучших… но… ты не могла не заметить…
   
— Заметить что?
   
— Ну… она не очень… понимаешь… разборчива.
   
— Прости, не понимаю.
   
— Ну, ты же наверняка видела некоторых из ее постояльцев. Редж Башмак по-прежнему снимает там комнату?
   
— А, — догадалась Ангва, — ты имеешь в виду зомби.
   
— А в подвале живет банши.
   
— Да, господин Иксолит.
   
— И была еще старая госпожа Друлль.
   
— Упыриха. Ушла на пенсию. Устраивает сейчас детские праздники.
   
— И… И тебе не показалось это несколько странным?
   
— Зато плата разумная, а белье чистое.
   
— Вряд ли на нем кто-нибудь когда-нибудь спал…
   
— Видишь ли, я сняла ту комнату, на которую у меня хватило средств!
   
— Извини… Я знаю, как это бывает. Со мной случилось то же самое, когда я сюда приехал. Просто я советую тебе побыстрее переехать, ну, в какой-нибудь другой дом, более… подходящий для молодой дамы… Надеюсь, ты меня понимаешь…
   
— Не совсем. Господин Башмак был настолько любезен, что даже попытался помочь мне занести наверх мои вещи. Правда, потом уже я помогала ему заносить наверх его руки. От бедняжки постоянно отваливаются куски тела.
   
— Но они… люди не совсем нашего круга, — упрямо продолжал Моркоу. — Я не в плохом смысле, пойми меня правильно. Взять, к примеру, гномов. Некоторые из них — мои лучшие друзья. Мои родители были гномами. Тролли? Никаких проблем с троллями. Соль земли. Я не преувеличиваю. Замечательные ребята, лишайник только сверху. Но… умертвия… честно говоря, я бы ничуть не возражал, если бы они вернулись туда, откуда пришли, вот и все.
   
— Многие из них пришли как раз отсюда.
   
— Они мне просто не нравятся. Извини.
   
— Мне пора, — холодно заметила Ангва. Она остановилась у темного входа в переулок.
   
— Хорошо, — кивнул Моркоу. — Когда мы снова увидимся?
   
— Завтра. Мы же работаем вместе.
   
— Может быть, когда у нас будет выходной, мы…
   
— Мне пора!
   
Ангва развернулась и побежала прочь. Ореол луны уже появился над крышами Незримого Университета.
   
— Ладно! Хорошо! Значит, до завтра! — крикнул Моркоу ей вслед.
   * * *
   
Ангва, спотыкаясь, мчалась сквозь тени, а мир вокруг нее крутился и ходил ходуном. Не стоило так задерживаться!
   
Она вылетела на поперечную улицу, чуть не сбив с ног нескольких поздних прохожих, и добежала до переулка, уже срывая с себя одежду…
   
Тут-то ее и заметил Бундо Прунг, недавно исключенный из Гильдии Воров за излишний энтузиазм и поведение, недостойное настоящего грабителя. То есть абсолютный негодяй. Одинокая женщина в темном переулке показалась ему достойной добычей.
   
Он с опаской оглянулся по сторонам и последовал за ней.
   
Примерно пять секунд было тихо. Потом снова появился Бундо, двигавшийся теперь очень быстро. Он бежал со всех ног, пока не добрался до доков, где готовилось отойти с ночным приливом некое торговое судно. Трап уже убирали, однако он успел прыгнуть на корабль, на котором и стал потом матросом. Скончался Бундо три года спустя, когда в одной далекой стране ему на голову свалился броненосец. За все это время он ни словом не обмолвился о том, что увидел в том переулке, лишь кричал страшным криком каждый раз, когда на встречу ему попадалась даже самая маленькая и невинная собачонка.
   
Ангва появилась из переулка спустя несколько секунд и куда-то быстро потрусила.
   
   
Госпожа Сибилла Овнец открыла дверь и втянула носом ночной воздух.
   
— Сэмюель Ваймс! Ты пьян!
   
— Пока нет! Но еще не все потеряно! — весело заявил Ваймс.
   
— И эта твоя кольчуга! Ты не переоделся!
   
Ваймс осмотрел себя.
   
— Ты права! — бодро согласился он.
   
— Гости приедут с минуты на минуту. Ступай в свою комнату. Вилликинс приготовил ванну и разложил для тебя одежду. Поторопись…
   
— Слушаюсь и повинуюсь!
   
Некоторое время Ваймс плескался в тепловатой воде и розовой алкогольной дымке. Потом он вытерся — насколько ему это удалось — и уставился на одежду, разложенную по кровати.
   
Ее сшил лучший портной в городе. Сибилла Овнец была щедрой натурой. Готова была отдать все, что у нее есть.
   
Камзол был синих и темно-лиловых тонов, с кружевами на манжетах и воротнике. Последний писк моды, как пытались убедить Ваймса. Сибилла Овнец искренне хотела, чтобы капитан занял достойное место в этом мире. Она считала — правда, никогда об этом вслух не говорила, но Ваймс все равно это знал, — что он, Ваймс, слишком хороший человек, чтобы быть стражником.
   
Он осоловело таращился на камзол, и виски тут было совсем ни при чем (ну, вернее, только отчасти). Впервые в жизни ему предстояло надеть камзол. Ребенком он носил тряпки, обматывая ими конечности, ну а поступив в Стражу, перешел на кожаные бриджи до колен и кольчугу стражника, то есть удобную и практичную одежду.
   
К парадным одеяниям прилагалась шляпа, украшенная жемчугом.
   
Ваймсу еще не доводилось надевать головной убор, не выкованный из металла.
   
Туфли были длинными и остроносыми.
   
Летом он ходил в сандалиях, а зимой — в традиционных дешевых башмаках.
   
Капитан Ваймс с трудом справлялся с ролью офицера и понятия не имел, как стать господином. Камзол, вероятно, был частью этой процедуры превращения…
   
Начинали съезжаться гости. До него доносился хруст гравия под колесами карет и шлепанье босых пяток рикш.
   
Он выглянул в окно. Лепешечная улица была самым высоким местом Морпорка, и отсюда открывался ни с чем не сравнимый вид, если, конечно, вам нравится проводить время за созерцанием ландшафтов. В сумерках дворец патриция казался еще более темным и мрачным, светилось лишь одно окно на верхнем этаже. Вообще, дворец был центром освещенной области, которая ближе к краям своим, то есть к районам, где считалось, что жечь свечи — это переводить хорошую еду, к краям своим область становилась все темнее. Каменоломный переулок был залит алым светом факелов. Понятно, у троллей Новый год. Тускло светилось здание факультета высокоэнергетической магии Незримого Университета. Лично Ваймс считал, что всех волшебников следует арестовать — по подозрению в слишком большом уме. Ярче, чем обычно, были освещены Цепная и Чистоводная улицы, находившиеся в районе города, который люди, подобные капитану Квирку, называли «гномлагерем»…
   
— Сэмюель!
   
Ваймс поправил шейный платок. Вроде его так надевают…
   
Он встречался лицом к лицу с троллями, гномами и драконами, но сейчас ему предстояло познакомиться с совершенно новым, ранее неизвестным видом. С богачами.
   
   
Выйдя из «этого состояния» (так называла ее Превращение мама), Ангва почти не помнила, как выглядел мир.
   
Например, она помнила, что видела запахи. Реальные улицы и дома оставались на месте, но лишь в качестве унылого, одноцветного фона, на котором ярко выделялись звуки и запахи, подобные сверкающим линиям… разноцветного огня и клубам… скажем, разноцветного дыма.
   
Вся проблема заключалась именно в этом. Невозможно подобрать слова, чтобы описать то, что она видела и чуяла. Если бы вы вдруг увидели восьмой цвет, а потом попытались описать его семицветному миру, то получилось бы примерно следующее: «Э-э, ну это было… нечто вроде зеленовато-пурпурного». Мы так и не научились толком обмениваться полученным опытом.
   
Иногда (правда не слишком часто) Ангва считала, что ей крупно повезло — ведь она способна была видеть сразу два мира. В течение первых двадцати минут после Превращения все ее чувства были настолько обострены, что мир, разложенный на сенсорные спектры, светился многоцветной радугой. Ради такого зрелища стоило чуточку помучиться.
   
Существует несколько разновидностей вервольфов. Некоторым достаточно бриться один раз в час и носить шляпу, прикрывающую уши. И они вполне могут сойти за почти нормальных людей.
   
Впрочем, она их легко отличала. Вервольф способен узнать подобного себе даже в огромной толпе. Прежде всего по глазам. Ну и, конечно, существует ряд других признаков. Вервольфы стараются жить обособленно и выбирают работу подальше от животных. Обильно поливают себя духами или лосьонами после бритья и весьма привередливы в еде. А еще они ведут дневники, в которых аккуратно красными чернилами отмечают фазы луны.
   
В сельской местности жизнь вервольфа затруднена до крайности. Как только пропадает какая-нибудь глупая курица, он сразу становится подозреваемым номер один. В общем, вервольфы стараются селиться в больших городах.
   
К тому же там намного интересней.
   
Ангва видела сразу несколько часов из жизни улицы Вязов. Страх грабителя выглядел тускнеющей оранжевой линией. След Моркоу представлял собой расплывающееся бледно-зеленое облако, края которого свидетельствовали о том, что капрал испытывал легкое беспокойство. К запаху примешивались полутона старой кожи и средства для чистки доспехов. Кроме того, улицу вдоль и поперек пересекали другие следы, некоторые — четкие, свежие, другие — совсем поблекшие.
   
И очень сильно пахло старым туалетным ковриком.
   
— Эй, девчоночка, — услышала она чей-то голос сзади.
   
Она обернулась. С собачьей точки зрения, Гаспод также не выглядел красавцем. Разве что запахов прибавилось.
   
— А, это ты.
   
— Именно, — кивнул Гаспод и принялся лихорадочно чесаться. После чего с затаенной надеждой поднял на нее глаза. — Спрашиваю только ради того, чтобы покончить с этим раз и навсегда. Для порядка, пойми меня правильно. Наверное, мне не светит понюхать тебя там…
   
— Не светит.
   
— Просто спросил. Без обид.
   
Ангва наморщила нос:
   
— Почему от тебя так гнусно воняет? То есть от тебя достаточно скверно воняло, когда я была человеком, но сейчас…
   
Гаспод принял гордый вид.
   
— Круто, да? Это дается нелегко. Пришлось потрудиться. Вот если бы ты была настоящей собакой, то решила бы, что это обалденный лосьон после бритья. Кстати, госпожа, тебе стоит обзавестись ошейником, тогда никто не будет к тебе приставать.
   
— Спасибо за совет.
   
Гасподу, казалось, не давала покоя какая-то мысль.
   
— Э, слушай… а ты случаем не того, ну, вырыванием сердец не увлекаешься? — решился он наконец.
   
— Нет. Но если хочешь, могу устроить, — ответила Ангва.
   
— Хорошо, хорошо, хорошо, — торопливо произнес Гаспод. — Ты куда направляешься?
   
Он неуклюже засеменил кривыми лапами, чтобы не отстать от нее.
   
— Хочу обнюхать мастерскую Крюкомолота. Тебя с собой не приглашаю.
   
— Все равно мне больше нечего делать. Отходы из «Реберного дома» выносят лишь к полуночи.
   
— У тебя что, нет дома? — спросила Ангва, ныряя под киоск, торгующий рыбой и чипсами.
   
— Дом? У меня? Дом? Ну да. Конечно есть. Никаких проблем. Смеющиеся дети, большая кухня, трехразовое питание, веселый соседский кот, за которым можно погоняться, собственная подстилка, место у камина, он старый дурак, но мы его любим, и все такое прочее. Но есть одна проблемка. Я люблю быть сам по себе, поэтому частенько гуляю по городу.
   
— Только, вижу, ошейника-то у тебя нет.
   
— Потерял.
   
— Правда?
   
— Да. Тяжеленный был. Чертовы анкские камни.
   
— Ага, я так и подумала.
   
— А вообще, у нас с хозяевами простые отношения. Они меня не трогают, я — их, — продолжал Гаспод.
   
— Понимаю.
   
— Иногда по нескольку дней кряду дома не появляюсь.
   
— Неужели?
   
— Даже неделями.
   
— Здорово.
   
— Но мне там всегда рады.
   
— Кажется, ты говорил, что ночевал в Университете, — припомнила Ангва, уворачиваясь от повозки, что неслась вверх по Заиндевелой улице.
   
На мгновение от Гаспода пахнуло неуверенностью, но он тут же взял себя в лапы.
   
— Ну да, говорил, — не стал возражать он. — Просто… Понимаешь, как это бывает в семье… Дети вечно таскают на руках, пичкают печеньем, каждый норовит погладить. Действует на нервы. Раздражает ужасно. Поэтому иногда я сплю на улице.
   
— Понятненько.
   
— Честно говоря, чаще, чем где-либо.
   
— В самом деле?
   
Некоторое время Гаспод трусил молча.
   
— А тебе стоит быть поосторожнее, — наконец сказал он. — В этом собачьем городе молодым сукам приходится несладко.
   
Они добежали до деревянного пирса, что располагался сразу за мастерской Крюкомолота.
   
— А как ты… — начала было Ангва и вдруг замолчала.
   
Запахи тут были самыми разными, но один, острый, как пила, перебивал все остальные.
   
— Это фейерверк так пахнет?
   
— И страх, — добавил Гаспод. — Очень много страха.
   
Он обнюхал доски.
   
— Страх человека, а вовсе не гнома. Гнома легко узнать. Это все из-за ихних любимых крыс, понимаешь? Ну и ну. Сильно испугался, судя по запаху.
   
— Я чувствую одного человека и одного гнома, — сказала Ангва.
   
— Да. Одного мертвого гнома.
   
Гаспод прижался потрепанным носом к щели в двери и с шумом втянул воздух.
   
— Есть еще что-то, но никак не пойму, что именно. Чертова река все перебивает. Масло, смазка и так далее… Эй, ты куда?
   
Гаспод помчался вслед за Ангвой, которая возвращалась к Заиндевелой улице, опустив нос к земле.
   
— Иду по следу.
   
— Зачем? Думаешь, он спасибо тебе скажет?
   
— Кто?
   
— Твой поклонник.
   
Ангва остановилась так резко, что Гаспод налетел на нее.
   
— Ты имеешь в виду капрала Моркоу? Он вовсе не мой поклонник!
   
— Да? А я совсем не собака. Нос не обманешь. Феромоны. Старая добрая сексуальная алхимия.
   
— Я знаю его всего две ночи.
   
— Ага!
   
— Что значит «ага»?
   
— Ничего, совсем ничего. Не вижу в этом ничего плохого…
   
— На какое-такое «это» ты намекаешь?!
   
— Ладно, ладно. Я понял, ничего не было, — сказал Гаспод и торопливо добавил: — Даже если бы и было. Капрал Моркоу — хороший человек.
   
— Это верно, — согласилась Ангва, и шерсть на ее загривке опустилась. — Он… вызывает симпатию.
   
— Даже сам Большой Фидо всего-навсего укусил его за руку, когда тот пытался его погладить.
   
— Кто такой Большой Фидо?
   
— Главный Пустобрех Собачей Гильдии.
   
— У собак есть своя Гильдия? У собак? Иди-ка дурачь кого-нибудь другого…
   
— Правду говорю. Право копаться в помойках, солнечные места, обязанность лаять по ночам, право на размножение, расписание воя на луну… в общем, все тридцать три удовольствия.