1 2 3 
Геннадий обернулся и увидел стройную фигурку девочки, отчаянно рвущуюся вверх.
– Ооооуууиииеееу! – позвал Геннадий, и все закружилось перед ним в немыслимом последнем хороводе.
Страшная тяжесть со всех сторон сдавила тело. Последнее, что он увидел, было раздутое пунцовое чудовище с огромными трагическими глазами, поднимающееся из глубины.
«Рыба намадзу, – вспомнил мальчик. – Она предвещает землетрясение…»
После этого он потерял сознание.

Доктор геологических наук Вертопрахов сиял от редкого счастья, выпавшего на его долю. Он стоял, обняв за плечи левой рукой дочь свою Наташу, а правой – ее зеркальную копию Доллис. Многочисленные корреспонденты эмпирейских газет окружали красивую троицу, красивую потому, что ученый тоже не был лишен свое-образной мужской красоты.
– Да, господа, Доллис – моя дочь и ее настоящее имя Даша, то есть Дарья, Даша и Наташа – близнецы, родившиеся в Ленинграде с интервалом в четыре минуты. Неопровержимым доказательством являются своеобразные родинки, похожие на маленьких бабочек, расположенные у Даши под правым, а у Наташи под левым ухом. В этом легко убедиться, откинув соответствующие пряди.
Девочки охотно откинули соответствующие пряди и показали изумленным корреспондентам совершенно одинаковые родинки.
– Типичные однояйцевые близнецы, – прошептал биолог Верестищев.
– А дело было так, – продолжал Вертопрахов. – В середине пятидесятых годов мы с моей женой, крупным теоретиком и практиком, возглавили геологическую экспедицию в дружественной нейтральной Бирме. Мы объяснялись с инженерами-бирманцами по-французски, и поэтому местное население принимало нас за французов. Наши малютки были с нами, и представьте себе, господа, тропики ничуть не вредили их развитию. Целыми днями крошки играли среди бурной бирманской растительности, забавляясь с мангустами, желтопузиками, шакалятами.
Однажды из джунглей выскочил бешеный слон с несколькими безумцами на спине. Злоумышленники пытались разрушить наш лагерь, но получили достойный отпор и скрылись…
Увы, вместе с ними исчезла в джунглях одна из наших дочек… Пропала Даша… – сказал он неуверенно и, помолчав, добавил: – А может быть, Наташа… – Он смущенно хихикнул.
– Как, папка? – воскликнула изумленная Наташа. – Значит, может быть, это я пропала?
– А я, может быть, осталась? – вскричала Доллис-Даша.
– Да-да, вполне возможно… – пробормотал ученый муж.
– А как же родинки? – спросил один из журналистов.
– Дело в том, что мы с женой все время путали, у кого из дочерей под каким ухом… – Вертопрахов мучительно покраснел. – Геология, господа, в то время поглощала все наши мысли. Сейчас, конечно, другое дело… Наташенька, Дашенька, доченьки мои! Мама будет очень удивлена, увидев вас вместе.
– Вы не будете обижаться, если я опишу этот любопытный случай в новой поэме? – спросил огромный поэт Горошкин.
– Будьте любезны, опишите. Буду вам даже признателен, если опишете.
«Внимание! – сказало радио. – Объявляется посадка на самолет компании «Кассиопея», выполняющий рейс Oyк-порт – Зурбаган».
Да, дорогой читатель, интервью это происходило на аэродроме. Дряхленький «Дуглас-Дакота» уже гостеприимно распахнул перед пассажирами свою ненадежную дверь. Значительная группа наших героев должна была улететь на нем в Зурбаган, чтобы там пересесть на какой-нибудь реактивный лайнер.
Читатель, конечно, уже догадался, что Геннадий и Наташа были спасены глубоководной полумифической рыбой намадзу. Именно она – случайно или сознательно – вынесла два тела на поверхность, где они были подхвачены верным и неутомимым Чаби Чаккерсом.
Сейчас пришла пора прощаться. Весь Оук-порт собрался на аэродроме, чтобы проводить на родину своего нового героя Джина де Эдуардас Страттофудо, его бабушку Марию и других членов общества «Альбатрос».
– Ну, Геннадий, – говорили, заключив мальчика в объятия, президент Токтомуран Джечкин, сенатор Нуфнути Куче и лучший легопер вселенной Рикко Силла. – Мы не говорим тебе «прощай», мы говорим «до свидания». Ты и твои товарищи многому нас научили. Мы теперь не будем так простодушны, мы будем бдительны, мы будем отстаивать свою независимость.
– Друзья мои, держите порох сухим, – посоветовал на прощание мальчик, с трудом сдерживая слезы.
– До скорой встречи в Питере, Гена, – сказал капитан Рикошетников. – Мы еще с вами поплаваем, дружище.
«Алеша Попович» после бандитского нападения должен был стать на малый ремонт в Оук-порте, и поэтому Геннадий был вынужден избрать воздушный путь, чтобы не опоздать к началу учебного года.
– Если бы не учеба, Николай, вы понимаете, я бы никогда… – пробормотал Геннадий, опять же пытаясь сдержать слезы. – Шесть футов под килем, Николай!
– На «Поповиче» будет пусто без вас, Геннадий, – пробасил Шлиер-Довейко. – Скорее кончайте образование, будь оно неладно, и идите к нам.
– Привет городу-герою и вашей пионерской организации, – дрогнувшим голосом сказал Хрящиков.
– Пока, Генок, – шлепнул его по спине ладошкой Володя Телескопов. – В гости приеду, не выгонишь?
– Геннадий, помните, ваша будущность в науке, – сказал гидробиолог Верестищев, – а гидробиология – это наука будущего.
– Поцелуйте моего Чаби, – шепнул ему Геннадий.
И вот старенькая «Дакота», отчаянно тарахтя, поднялась в закатное небо и взялась описывать прощальный круг над Оук-портом.
Припав к окну, Геннадий, уже не скрывая слез, смотрел на черепичные крыши, на блестящие мраморные мостовые, на многочисленные памятники, среди которых выделялся памятник его предку, на прозрачные до самого дна бухты воды, на «Алешу Поповича», на все, что стало ему таким близким и родным.
Самолет начал набирать высоту, и в поле зрения всплыл эмпирейский вулкан, над которым теперь, после взрыва (к счастью, только одного), как в былые незапамятные времена, колыхался султан розового дыма.
Самолет лег на курс… Показались мрачные базальтовые отвесы острова Карбункл.
– Смотрите! – вдруг в ужасе закричала Доллис-Даша. – Смотрите, это она!
Со стороны острова Карбункл к «Дакоте» стремительно приближался остроносый реактивный истребитель.
– Она вылетела прямо из той скалы! – крикнула Доллис. – Это мадам, она сейчас будет стрелять!
Накамура-Бранчковска не торопилась сбивать беззащитную «Дакоту». Некоторое время она летела вровень с ней в опасной близости, так что было даже видно ее бледное лицо и мстительно улыбающиеся пунцовые губы. Потом истребитель свечкой ушел в зенит.
«Сейчас будет заходить на атаку», – догадалась Мария Спиридоновна. Она вскочила и бросилась в пилотскую рубку. Оттолкнув растерявшегося парнишку-пилота, бабушка села к штурвалу.
Первая очередь из крупнокалиберного пулемета пробила фюзеляж и крылья, но не причинила никому вреда.
Бабушка резко бросила самолет вниз и пошла над самой водой, то и дело меняя курс.
Был, был у бабушки некоторый опыт в таких делах. Не раз ей приходилось во время войны с растраченным боезапасом увиливать от «мессершмиттов».
Теряя голову от сатанинской ненависти, бросилась Накамура-Бранчковска в атаку на ползущий над гребешками волн неуловимый тихоход. Вторая атака… третья… «Дуглас» вдруг, резко задрав нос, устремился вверх.
Самолет Накамура-Бранчковской врезался в воду и сразу исчез так, как будто его и не было… не было никогда… «Пузыри земли… о пузыри земли», – как сказал великий Шекспир.

Эпилог

Солнце уже встало над скалой Хамелеон, когда Геннадий и бабушка кончили свой рассказ. Мы спустились с террасы и пошли к морю. Бабушка тут же бросилась в воду, а мы с Геннадием сели на еще холодную гальку.
– Геннадий, – сказал я, – в классических приключенческих романах полагается в эпилогах рассказывать о судьбе ге-роев.
– Ну что ж, – проговорил мальчик, – давайте не будем отступать от традиции. «Алеша Попович» сейчас в Атлантике. Исследует Маррокотову бездну. Там все в порядке. Правда, один член экипажа оставил море, остепенился и живет теперь в нашей квартире на улице Рубинштейна. Я думаю, вы догадываетесь, что это Пуша Шуткин.
Доллис и Наташа прекрасно поладили друг с другом, хотя до сих пор не могут разобраться, кого из них унес бешеный слон, а кто остался с родителями. Мы часто навещаем сестер с моим товарищем Валентином Брюквиным. Ну вот, пожалуй, и все. Да, генеральный консул Старжен Фиц оставил дипломатическое поприще и устроился шеф-поваром в «Луч» – столовую ресторанного типа.
Геннадий замолчал. Сощурившись, он смотрел в слепящий блеск моря. Там выпрыгнула из воды стайка дельфинов, один большой, второй поменьше и четверо совсем маленьких. Еще несколько лет назад дельфинов в Черном море нельзя было увидеть. После запрещения охоты они стали возвращаться к нашим берегам.
– А почему вы ничего не говорите об эмпирейцах, Геннадий? О сенаторах и легоперах?
Брови мальчика сошлись на переносице.
– Сведения, поступающие оттуда очень противоречивы…
Я вспомнил, как он глядел вчера вечером в море, и осторожно спросил:
– Вас тянет туда, Гена? Да?
Он быстро взглянул на меня, в глазах его вспыхнули далекие маячки, потом он снова повернулся к морю.
– Видите ли, Василий Павлович, мне кажется, что там снова неспокойно. Хищники так просто не откажутся от такого лакомого кусочка. Мне кажется, что над архипелагом снова собираются тучи. Конечно, эмпирейцы уже не те, но мне все-таки страшно за них…
Он положил подбородок на колени и снова уставился в море. Некоторое время мы молчали. Я все еще не мог прийти в себя от всего услышанного за ночь. Со смешанным чувством уважения, восхищения и даже некоторой робости я смотрел на этого внешне такого обычного мальчика. Он был печален.
– Да! – воскликнул я. – А что же случилось с Чаби Чаккерсом?
– Чаби? – Лицо Геннадия осветилось широкой улыбкой. – Чаби женился. У него теперь большая семья. Собирается сюда, в Коктебельскую бухту, повидать меня.
– Не они ли это там прыгают? – спросил я.
– Вполне возможно, – ответил Геннадий, вскочил и закричал: – Чаби! Чаби! Оооиииеееу!
1969 г.Февраль – июнь.Карагалинка – Ялта – Нида