1 2 3 4 5 6 7 8 
Васек положил на парту сумку.
   
— Тише! — Он выждал, пока наступила тишина. — Кого Сергей Николаевич спросит, тот и покажет — мальчик или девочка, понятно? А самим не вылезать, категорически! Понятно?
   
— Понятно! — прошумел класс.
   
— Ну и лучше! Так, по крайней мере, никому не обидно.
   
Ребята занялись рассматриванием принесенных вещиц. В классе шуршала бумага, под партами валялись обрывки газет, тесемки, тряпочки.
   
Саша был занят марками. Одинцов раскладывал по ящикам свои камни. Трубачев, сидя боком на парте, что-то рассказывал ребятам. Когда в класс вошел Сергей Николаевич, все вскочили. Учитель прошел к столу. Под ноги ему попалась какая-то бумажка. Он поднял ее, повертел в руках, потом оглядел класс и сдвинул брови.
   
— В классе грязно. В чем дело? — отчетливо сказал он и, заложив руки за спину, отошел к окну.
   
Несколько ребят сорвались с места и нырнули под парты. Через минуту учитель повернулся к классу. Все сидели уже на местах с виноватыми, сконфуженными лицами.
   
— Я думал, что говорить о чистоте и порядке в четвертом классе мне не придется. Но пусть это будет в первый и последний раз. Вы не малыши, и объяснять тут вам нечего. Есть староста, есть дежурный по классу, есть санком. Честный человек честно относится к своим обязанностям.
   
Все были подавлены. Синицына, прикрыв ладонью рот, отвернулась и сделала ребятам гримасу.
   
«Что? Говорила я вам? Вот и любите его после этого!» — было написано на ее торжествующей физиономии.
   
Начался урок. Учитель вызывал к доске, спрашивал с мест. Ребята подтянулись. Они старались так ходить, как ходит учитель, так четко выговаривать слова, как выговаривает он, и вообще заслужить улыбку, шутку, похвалу. Выходя к доске, мальчики прижимали руки к туловищу и старались держаться прямо, по-военному.
   
На переменке озабоченно переговаривались между собой:
   
— Не спрашивает, что принесли.
   
— Забыл или рассердился?
   
— Ага, похвалиться хотели, а он и не спрашивает ничего! — язвила Синицына.
   
Васек заложил в учебник свою рамочку — он уже пожалел, что принес ее: «Зря только карточку изомну».
   
Но на последнем уроке Сергей Николаевич вдруг сказал:
   
— Кто-то из вас собирался принести свои работы, коллекции. Одинцов, кажется, хотел показать уральские камни.
   
Ребята ожили:
   
— Одинцов, Одинцов, иди!
   
Одинцов покраснел от удовольствия:
   
— Можно показать?
   
— Конечно.
   
Одинцов вытащил из сумки серую коробку с несколькими отделениями и подошел с ней к столу. Учитель внимательно рассматривал камни — о каждом он знал что-нибудь интересное. Рассказывая, держал камень на ладони, обходил с ним всех учеников.
   
Или говорил Одинцову:
   
— Покажи ребятам.
   
За камнями появились коллекции насекомых, за коллекциями — Сашины марки. Все приобретало особый интерес в руках учителя.
   
— Вот этот жук… — говорил Сергей Николаевич. И жук начинал оживать в его рассказе. Он гудел, жужжал, портил в садах деревья, спасался от преследования и наконец укладывался обратно в коробочку.
   
— Вот эта марка… — говорил учитель.
   
И марка начинала длинное путешествие из чужой страны через моря, через океаны, на судне, на самолете, в поезде и наконец возвращалась к Саше.
   
Васек показал пенал и рамку с карточкой матери. Учитель спросил, кто выжигал.
   
Васек сказал, что он сам. Учитель посмотрел на карточку и улыбнулся:
   
— Твоя мать?
   
— Да, — сказал Васек и, испугавшись, что учитель будет что-нибудь спрашивать, поспешно добавил: — Она умерла.
   
— Возьми, — сказал учитель, передавая ему рамку.
   
И, подняв вверх пенал, стал рассказывать, как по дереву можно выжечь различные рисунки и раскрасить их.
   
Несколько мальчиков не принесли ничего. Учитель удивился:
   
— А что же вы любите, что делаете дома?
   
Малютин вытащил из-под парты большой лист.
   
— Я немножко черчу, — сказал он. — Вот тут я нашу школу начертил, и улицу, и парк… — Рассказывая, он проводил мизинцем по тонким и жирным линиям на бумаге. — А вот это, — указал он на другой чертеж, — прямо так, я выдумал из головы такое, как бы мне хотелось… чтоб было… новая школа, фруктовый сад вокруг, пристань…
   
Ребята вытянули шеи и с любопытством смотрели на Севу.
   
— Постой, это очень интересно. Это план, так сказать. Молодец! — с видимым удовольствием сказал учитель. — А как же ты чертить научился?
   
— У меня мама чертежница, я ей помогаю иногда, — скромно сказал Сева.
   
— Интересно, — улыбнулся учитель. — Ну, давай покажем ребятам, как делается план улиц, строений. Покажи-ка нам школу!
   
Сева прошел по всем партам, объясняя:
   
— Вот улица… вот школа…
   
Когда он кончил, Сергей Николаевич сказал:
   
— А девочки нам ничего не показали!
   
Девочки низко наклонились к партам. Лида Зорина бросила торжествующий взгляд на мальчиков и шепнула что-то Вале Степановой.
   
Степанова встала:
   
— У нас одно фото… Потом одна девочка занимается лепкой, потом еще одна книжки переплетает… и еще…
   
Она обернулась к подругам.
   
— Игрушки… игрушки… — подсказал кто-то сзади.
   
— Да, игрушки на елку и еще… вышивки всякие, — закончила Валя Степанова.
   
— Так давайте, что же вы! Это все нужные и интересные занятия. Очень интересные!
   
Девочки, перешептываясь, достали свои сверточки и гуськом потянулись к столу.
   
Мальчики переглядывались:
   
— Ого! Когда это они делали? Вот хитрюги какие!
   
— Смотри, смотри! Степанова снимок показывает!
   
Сергей Николаевич держал в руках фотографический снимок:
   
— Очень интересная работа! Это ты, что же, увеличила?
   
За снимками появился удачно вылепленный из глины галчонок с раскрытым ртом и растопыренными крыльями, за галчонком — вылитые из гипса фигурки и аккуратно переплетенные книги.
   
Мальчики молча таращили глаза.
   
Сергей Николаевич рассматривал все с большим интересом. Лучшие работы показывал классу.
   
Вышивки, кружева и вязанье тоже понравились учителю.
   
— А вот это и я умею делать, — вдруг сказал он, поднимая вверх туго сплетенный из сутажа пояс. — У меня даже галстук такой есть!
   
   
   
   
Девочки ликовали. Мальчики улыбались, но на девочек не глядели.
   
Учитель рассмотрел еще несколько вышивок; на одной трудно было определить, кто вышит — не то заяц, не то кошка. Разговор перешел на мышей, ежей, кроликов.
   
Одинцов сострил:
   
— А Леня Белкин поймал белку.
   
— Жалко, что у нас нет Медведева: он поймал бы медведя, — сказал учитель.
   
— Есть, есть Медведев! — закричали ребята. Медведев, коротенький, щупленький мальчик, поднялся с места.
   
— Мне не поймать, — смущенно сказал он под громкий хохот ребят.
   
  
  
   
    
Глава 12
    
    
«ТИШЕ… ТИШЕ…»
   
   
   
Одинцов, Саша Булгаков и Васек вышли вместе.
   
— Вот что, ребята, — сказал Васек. — Давайте пересмотрим расписание дежурных, чтобы такого, как сегодня, больше не было. Слыхали, как он сказал: в первый и последний раз! Да еще о честности…
   
— Да! — подхватил Одинцов. — Я сегодня чуть не пропал, думал — сквозь землю провалюсь, когда он отошел к окну.
   
Саша вытащил записную книжку.
   
— Кого же мне назначить? Может, вместе составим расписание?
   
— Одинцов, ты помоги ему… Знаешь, чтоб подобрать хорошие пары, кого с кем, чтобы все как по маслу шло!
   
— Ладно, мы сделаем! А я вот что, ребята, придумал: давайте попросим Сергея Николаевича посадить нас вместе, — сказал Одинцов.
   
— Да как же втроем сядем? — засмеялся Васек.
   
— Ну, один впереди, два сзади, а все-таки вместе. Попросим, а?
   
— Ну что ж, попросим, — решили товарищи.
   
У своего дома Васек распрощался с друзьями.
   
— Папа уехал? — спросил он у порога.
   
— Уехал. Утром еще. А ты что же, забыл? — отозвалась тетка, накрывая на стол.
   
— Нет, не забыл.
   
Васек почувствовал острую необходимость видеть отца, рассказать ему о том, что было в классе, посоветоваться.
   
«Сейчас надо бы подтянуть ребят… — подумал Васек. — А как подтянуть?»
   
Он вспомнил, что ему говорил Митя: «Хочешь ребят подтянуть — подтянись сам, а то ребята знаешь какие? Сразу скажут: «Ты что с нас спрашиваешь? Ты раньше с себя самого спроси».
   
Васек вспомнил, что за все время каникул он не брал в руки учебника, и, наскоро пообедав, сел заниматься. Но мысли как-то разбегались, что-то не додумывалось до конца, беспокоило. «Со стенгазетой запаздываем. И что Одинцов думает! Ведь он редактор, почему я должен ему напоминать?»
   
Кроме стенгазеты, что-то еще царапало Васька. Когда учитель похвалил Малютина за чертежи, Васек вдруг почувствовал что-то против Севы и довольно грубо сказал ему, когда тот сел рядом с ним: «Не рассаживайся на всю парту со своими планами!»
   
— Васек! — позвала из кухни Таня. — Иди сюда! У меня билеты в кино. Пойдешь? У нас в клубе. Вместе и домой потом придем.
   
Васек не успел ответить — тетка просунула в дверь голову:
   
— Васек уроки должен учить, день будний, а в вашем клубе как-нибудь обойдутся без него!
   
— Как хочет, — бегло взглянув на мальчика, сказала Таня.
   
— Ему и хотеть нечего, за него взрослые думают…
   
— Почему это еще? — грубо прервал ее Васек. — Захочу — и пойду! Ты мне запретить не можешь — я не маленький.
   
— Тише, тише… — вдруг зашептала тетка, приложив к губам палец с наперстком и оглядываясь с таким видом, будто в комнате спал ребенок. — Тише, тише… тише.
   
— Чего — тише? — сбавляя тон, удивленно спросил Васек.
   
— Сядь на место сейчас же, — тем же значительным шепотом произнесла тетка.
   
Таня смотрела на нее испуганными глазами.
   
— Сядь на место тихонечко…
   
Васек пожал плечами, пошел в свою комнату и сел на место.
   
— Ну и чего? — нетерпеливо спросил он, поднимая глаза на вошедшую за ним тетку.
   
Тетка молча закрыла в кухню дверь и спокойно взяла свое шитье.
   
— Что — чего? — сказала она обычным голосом. — Чего задано. Сиди и занимайся.
   
Васек покраснел от злости.
   
«На пушку взяла… «Тише… тише…» Колдунья старая!» — с раздражением думал он, глядя на склоненную голову тетки с ровным, как ниточка, пробором.
   
Но делать было нечего. Он раскрыл учебник географии и стал заниматься. А поздно вечером, засыпая, слышал сквозь сон, как тетка отчитывала Таню:
   
— Ваше ученье в ваших руках. Вы себя самостоятельной чувствуете, хотя и не сказать, что много над образованием трудились, а Ваську еще учиться да учиться. Теперь сын отца перегоняет, в жизни последнее место никому не надобно, а вы молодая, беспечная — может, вся ваша жизнь для кино пойдет…
   
Васек не слышал, что отвечала Таня, и сам не мог двинуться на ее защиту; голос тетки, однозвучный и монотонный, как дождь по стеклу, заглушался непобедимым сном набегавшегося за день человека. «Иш-шь… ты… тетка…»
   
  
  
   
    
Глава 13
    
    
РАСПИСАНИЕ
   
   
   
Одинцов и Саша Булгаков, проводив Васька, пошли вместе, советуясь, как лучше составить расписание дежурств.
   
— Хорошо бы девочек отдельно, а мальчиков отдельно, — сказал Саша, — а то они на дежурстве ссориться будут и сваливать друг на друга.
   
— Верно! — обрадовался Одинцов. — Мы их отдельно поставим. Пусть они за себя отвечают, а мы за себя. Тогда, по крайней мере, Сергей Николаевич сразу будет знать, кто честно дежурит, а кто нечестно.
   
— Да, и потом соревнование у нас получится.
   
— Зайдем сейчас ко мне и сразу напишем, а завтра вывесим, — предложил Одинцов.
   
— Зайдем!
   
Товарищи провозились часа два, а утром чисто переписанное Одинцовым расписание висело в классе под двумя заголовками:
   
    
ДЕЖУРСТВО МАЛЬЧИКОВ
    
и
    
ДЕЖУРСТВО ДЕВОЧЕК
   
   
Дальше следовали фамилии.
   * * *
   
На другой день Васек встал рано. Тетка разговаривала с ним как ни в чем не бывало.
   
«Обманула меня вчера, хитрюга!» — беззлобно думал Васек, вспоминая вчерашний случай.
   
В школе навстречу ему бросился Лепя Белкин:
   
— Трубачев, иди скорей! Там девчонки из-за расписания крик подняли.
   
— Какой крик? — Васек быстрыми шагами вошел в класс. Около нового расписания собралась целая куча ребят.
   
— Неправильно! Все равно неправильно! — кричали девочки. — Не имеете права разделять класс! И мы ничуть не хуже вас дежурим!
   
— Не хуже, а лучше!
   
— А ты, Булгаков, звеньевой, да еще староста, Одинцов тоже звеньевой, а делаете неправильно! — кричала Лида Зорина, взъерошенная, как птица, защищающая своих птенцов.
   
— Вы лучше, так вот мы вас отдельно и поставили! — старался перекричать ее Одинцов.
   
— Мы думали соревноваться с вами, — оправдывался Саша.
   
— Не спорьте, не спорьте! — вмешался Васек. — Не кричите! Сейчас все разберем… Зорина, подожди!.. В чем дело, Булгаков?
   
— Понимаешь, мы их отдельно в расписании поставили, чтобы в случае чего они сами за себя отвечали, а мы сами…
   
— А они орут! — с возмущением перебил Сашу Одинцов. — Мы хотим, чтоб лучше было…
   
— Трубачев! — выскочила опять Лида. — Они хотят, чтобы мы дежурили отдельно, а я считаю — это не по-товарищески. Мы все должны быть вместе. И вообще, ребята к девочкам придираются… Ты разберись, Трубачев!
   
— Вы вечно на нас жалуетесь! — кричал Белкин.
   
— Из-за всякой мелочи тарарам поднимаете! — презрительно бросил Мазин.
   
— Тише! — Васек крепко сдвинул брови, подошел к стене, сорвал расписание и сунул его Одинцову: — Перепиши заново. Зря это.
   
Класс притих. Одинцов и Саша глядели на Трубачева виноватыми глазами.
   
Васек сердито повернулся к ним:
   
— Мы ведь как хотели сделать? Составить крепкие пары дежурных. А вы что? Одним словом, надо переписать заново… И нечего крик поднимать!
   
— Девчонки все языкатые! — крикнул кто-то из ребят.
   
— Мы не языкатые, а если неправильно, молчать не будем, мы тоже… — начала Степанова.
   
— Перестань! — прервал ее Васек. — Сейчас звонок будет… Ребята, по местам!
   
Ребята разошлись по партам, кое-кто продолжал еще ворчать.
   
Васек Трубачев поднялся из-за парты и, обернувшись лицом к классу, постоял так несколько секунд. Потом молча сел.
   
— Образцовая тишина. Я думал, у меня ни одного ученика нет, — пошутил Сергей Николаевич, входя в класс.
   
Васек пригладил свой рыжий чуб и удовлетворенно улыбнулся.
   
  
  
   
    
Глава 14
    
    
УРОК ГЕОГРАФИИ
   
   
   
Первый урок был география. Сергей Николаевич принос в класс большую немую карту.
   
— Сейчас мы с вами немножко попутешествуем, — сказал он, отходя в сторону и потирая руки.
   
Из окна на лицо Сергея Николаевича падал свет, и ребята в первый раз заметили, что у него светло-серые глаза и очень белые зубы.
   
— Ну так… Трубачев! Зорина! Мазин! — медленно вызывал учитель.
   
Ребята с интересом смотрели, как один за другим подходили к доске вызванные.
   
Васек старался казаться спокойным, черные брови Лиды Зориной испуганно лезли вверх, и даже на толстых щеках Мазина выступил румянец.
   
Все трое остановились у карты.
   
Учитель окинул их взглядом и обратился к классу:
   
— Три рыбака… скажем, бригадиры рыболовецких бригад… водным путем везут в Москву рыбу.
   
Ребята слушали внимательно, боясь пропустить хоть одно слово.
   
Ты, Трубачев, везешь рыбу… — учитель прищурился и поглядел на карту, — с Балтийского моря. Зорина везет рыбу с Каспийского моря, а Мазин — с Белого моря. Все три бригады должны встретиться в Москве, понятно?
   
— Понятно, — ответил за всех Васек.
   
Лида Зорина уже бегала глазами по карте. Мазин тоже уставился на кар — ту, пытаясь определить направление рек.
   
— Посмотрите внимательно, выберите себе путь и отправляйтесь, — сказал Сергей Николаевич. — Ну, кто первый начнет?
   
Ребята поглядели друг на друга.
   
— Я, — сказал Васек и взял указку. «Будь что будет!» — подумал он.
   
— Трубачев? Ну, пожалуйста!
   
— С Балтийского моря я вошел в Финский залив… — начал Васек.
   
Учитель кивнул головой.
   
— …прошел по Неве… — Васек показал на карте.
   
— Хорошо, — сказал Сергей Николаевич.
   
…в Ладожское озеро… — Васек откашлялся, чтобы выиграть время, — затем вот по этой реке…
   
— Свири, — подсказал Сергей Николаевич. Васек заторопился:
   
— …в Онежское озеро…
   
Через секунду он уже плыл по Шексне, достиг Рыбинского моря, благополучно прибыл в Москву и с облегчением вздохнул.
   
— Очень хорошо, Трубачев! Теперь жди своих товарищей.
   
Лида Зорина взяла указку.
   
— Вот, кажется, на встречу с тобой направляется женская бригада Зориной… Откуда идешь, Зорина?
   
— С Каспийского моря, — ответила Лида Зорина, осторожно вывела свой пароход на Волгу, прошла мимо Астрахани, мимо Сталинграда, вышла на реку Оку, бойко перечислила по пути несколько городов, благополучно прибыла в Москву и, тряхнув косичками, передала указку Мазину.
   
— Я вот здесь поеду, — сказал Мазин, направляясь к Северной Двине.
   
Учитель улыбнулся:
   
— Как хочешь, но у тебя есть более короткий путь.
   
— Я по Северной Двине, — безнадежно сказал Мазин, упираясь в неизвестные ему притоки. Направо узенькая ниточка неожиданно оборвалась. Налево путь был неизвестен. Мазин подумал и вернулся обратно. — Застрял, — сознался он, отвечая на вопросительный взгляд учителя.
   
— Трубачев, подскажи ему, — сказал учитель. Трубачев взял у Мазина указку.
   
— Можно через Сухону к Рыбинску, — сказал он.
   
   
   
   
Когда Мазин с помощью Трубачева добрался до Москвы, Сергей Николаевич посадил всех трех учеников на место и сказал:
   
— Трубачев справился с трудным путем. Зорина тоже не сплоховала. А вот Мазин пока что плохой путешественник. Москва, пожалуй, не скоро получит от него рыбу.
   
Ребята засмеялись. Но Сергей Николаевич стал серьезным:
   
— Тебе, Мазин, нужно немножко подучиться.
   
Мазин почесал затылок:
   
— Я много пропустил…
   
— Трубачев, помоги товарищу, — сказал Сергей Николаевич.
   
— Есть! — радостно отозвался Трубачев и оглянулся на Мазина.
   
По одному взгляду его Мазин понял, что занятия будут серьезные.
   
«Пожалуй, я с ним не только в Москву, а в Атлантический океан заеду», — со вздохом подумал он. И не ошибся. Сразу же на переменке Васек с решительным видом подошел к нему:
   
— Выбирай: я к тебе или ты ко мне?
   
— Я к тебе, — уныло ответил Мазин.
   
— Ну, — сказал Русаков товарищу, — не хотел бы я быть на твоем месте. С Трубачевым дело иметь — чахотку наживешь. По всем горам будешь лазить, во всех реках искупаешься, — печально сострил он.
   
— Зато в классе не утону, — усмехнулся Мазин.
   
После обеда он направился к Трубачеву.
   
Васек уже ждал его, с нетерпением поглядывая на дверь.
   
— Ну и обедаешь ты! Целую корову можно съесть за это время! — встретил он товарища.
   
Мазин увидел карту, разложенную на полу, и почесал затылок:
   
— Эх, жизнь!
   
Васек вытащил учебник географии:
   
— Говори честно, что знаешь и чего не знаешь. Мазин скосил глаза на учебник:
   
— Ничего не знаю.
   
— Совсем ничего?
   
— Совсем ничего.
   
— Ладно, — сказал Васек, — начнем с первой страницы.
   
— Я способный, — утешил его Мазин. — Давай показывай.
   
Мальчики погрузились в занятия. Тетка два раза заглядывала в комнату, на цыпочках проходила мимо двух склоненных над картой голов и, когда Мазин ушел, сказала Ваську:
   
— Это что ж ты на этого толстого здоровье свое тратишь? Два часа на коленках лазил, небось и чулки протер. Кто это велел тебе?
   
— Учитель велел. Да он способный, ничего, — ответил Васек, собирая на завтра книги.
   
  
  
   
    
Глава 15
    
    
СТЕНГАЗЕТА
   
   
   
«Доброе утро!» — сказал по радио чей-то громкий голос.
   
Васек вспомнил, что как-то в разговоре с ребятами Сергей Николаевич посоветовал всем делать зарядку. Он почувствовал прилив бодрости, вскочил с постели и, стоя в одних трусиках посреди комнаты, начал делать упражнения.
   
— Ты что это акробатничаешь с утра? — недовольно спросила тетка, обходя его стороной с чайной посудой в руках.
   
— Зарядку делаю!
   
Васек показал ей на радио. Тетка прислушалась.
   
«Вдох… выдох… приседание…»
   
— Не очень-то приседай, а то в школу опоздаешь, — добродушно сказала тетка, не смея спорить с тем, чей голос в этот утренний час распоряжался всеми ребятами.
   
«Значит, так надо, — решила она про себя. — Зря бы не стал человек по радио надрываться». И, выждав, пока Васек кончил, тетка спросила:
   
— А что же ты раньше этой самой зарядки не делал?
   
Васек, обтирая мохнатым полотенцем крепкое, как орех, разогретое движениями тело, просто ответил:
   
— Глупый был.
   
— А… поумнел, значит? — пошутила тетка.
   
Племянник ей нравился. Он аккуратно ходил в школу, учился, учил других, хорошо ел, крепко спал и редко спорил с нею. Каждый день спрашивал, нет ли писем от отца, скучал без него, но не жаловался, не ныл, а переносил разлуку стойко.
   
От Павла Васильевича уже было одно письмо. Тетка с особым удовольствием передала его Ваську и, увидев его загоревшиеся глаза, с удовлетворением подумала: «Хороший сын. Такой сын и на старости отца не обидит».
   
В письме Павел Васильевич описывал дорогу, места, которые он проезжал, мирную трудовую жизнь тамошних людей.
   
«Богато тут живут люди, и всего здесь много, только нет моего вихрастого Рыжика», — неожиданно заканчивал отец. Васек читал, перечитывал, смеялся, а вечером забрался на отцовскую постель и заснул, положив письмо под подушку. Утром, лежа в кровати, он пересчитал по пальцам, сколько дней осталось еще до приезда отца: десять плюс шесть — шестнадцать.
   
— Шестнадцать так шестнадцать, — сказал он вслух, тяжело вздыхая.
   
Хотелось, обхватив руками шею отца, рассказать ему все новости, порадовать хорошей отметкой по географии и похвалой учителя.
   
«Ничего! Я еще за это время постараюсь, — успокоил себя Васек. — Надо Мазина подтянуть хорошенько».
   
После зарядки и умывания Васек позавтракал и отправился в школу.
   
— Ну, как Мазин? Соображает что-нибудь? — спросили его ребята.
   
— Способный, как черт! — с гордостью ответил Васек.
   
— Да что ты? — удивился Саша и с сожалением покачал головой. — Значит, просто учиться не хотел.
   
— Жирняк эдакий! — засмеялся Одинцов. — Ты с него жирок спусти маленько — лучше голова будет работать.
   
— Лучше не надо — он и так все вперед как-то соображает.
   
— Как это — вперед? — заинтересовались Саша и Одинцов.
   
— А так… Смотрит по карте — реки там или горы, сейчас же надует щеки, уставится куда-нибудь в одну точку и скажет: «Здесь можно туннель пробить, тогда вот сюда выход будет». Или насчет реки интересуется: «Тут если плотиной загородить, так океанский пароход пройдет!»
   
Васек откинул голову и засмеялся. Товарищи тоже засмеялись.
   
— А ведь здорово! И правда вперед соображает, — удивился Леня Белкин.
   
— Ну, лишь бы не назад! — сострил Одинцов и, заметив входившего Мазина, толкнул Трубачева: — Не смейся, а то подумает — над ним.
   
Васек встал и пошел навстречу Мазину.
   
— Ты повторил на ночь все, что мы прошли? — строго спросил он.
   
— Повторил.
   
— Ну, знаешь теперь?
   
— Назубок.
   
— Молодец! Сегодня опять приходи.
   
— Сегодня стенгазету нужно делать, Митя спрашивал. Я свою статью на — писал, а ребята ничего не дают, — сказал подошедший Одинцов. — Одна Синицына какие-то дурацкие стихи написала. Ты объяви в классе сегодня. И так до последнего дня дотянули, — озабоченно добавил он.
   
— А ты сам-то что молчал? Ты редактор!.. Булгаков! — крикнул Васек.
   
— Чего? — отозвался со своей парты Саша.
   
— «Чего»! Ничего! Митя сердится. В стенгазету никто не пишет, — сказал Трубачев.
   
— А я виноват? — вспыхнул Саша. — У нас редактор есть — Одинцов.
   
— «Редактор, редактор»! Что мне, за всех писать самому, что ли? — буркнул Одинцов.
   
— Ну ладно, — сказал Трубачев, — сегодня соберем редколлегию.
   
— Ребята! — закричал Одинцов. — После уроков — редколлегия. Сейчас же давайте заметки в стенгазету!
   
— А о чем писать? Что писать? — раздались голоса.
   
— Пишите о чем хотите!
   
— Мое дело сторона! Я стихи дала, — вскочила Синицына.
   
— Я тоже одну заметку написала, — сказала Зорина, оглянувшись на подруг.
   
— А я не умею ничего — я не писатель, — заявил Петя Русаков.
   
— Мазин! — крикнул Васек.
   
— Чего?
   
— Пиши заметку!
   
— Хватит с меня географии.
   
Ребята захохотали:
   
— Он теперь с Трубачевым рыбу возит!
   
— В Белом море купается!
   
— У него на Северной Двине крушение произошло!
   
— Эй, Мазин!
   
— Ребята, без шуток! — сказал Васек. — Кто еще заметку даст?
   
— А чего Трубачев командует? Пускай сам тоже напишет! — крикнул кто-то из девочек.
   
— И напишу! — покраснел Трубачев. — Сегодня же. Кто еще?
   
В классе стало тихо.
   
— Я дам рисунок, — сказал Малютин.
   
— Кто еще? — повторил Васек.
   
Над партами поднялось несколько рук. Одинцов сосчитал.
   
— Хватит, — облегченно сказал он и сел на свое место.
   * * *
   
На большой перемене Васек вместе с ребятами вышел на школьный двор. Ребята сейчас же затеяли перестрелку снежками, но Васек потихоньку удалился в самый угол двора и, засунув руки в карманы пальто, стал ходить по дорожке вдоль забора. Его беспокоила заметка, которую он обещал сегодня же дать в стенгазету. Он завидовал Одинцову, который легко справлялся с такими вещами.
   
«Он, может, вообще будущий писатель, а я, наверно, архитектор какой-нибудь — о чем мне писать? — Васек сердился на всех и на себя. — Если б я еще дома сел и подумал, а так сразу — какая это заметка будет!»
   
Он слышал веселые голоса и хохот ребят, видел, как ожесточенно нападали они друг на друга, как шлепались о забор и разлетались белые комочки снега.
   
«Бой с пятым классом. Наши дерутся. А я здесь…»
   
— Трубачев, Трубачев, сюда! — несся издали призыв Саши.
   
Закрываясь руками, он боком шел на врага, сзади него стеной двигались ребята из четвертого «Б», и даже девочки поддерживали наступление, обстреливая неприятеля со стороны.
   
— Трубачев!..
   
Васек рванулся на призыв, но вдруг остановился, круто повернулся спиной к играющим, присел на сложенные у забора бревна и вытащил из кармана бумагу и карандаш.
   
Несколько любопытных малышей вприпрыжку подбежали к нему.
   
— Куда? Кыш отсюда! — грозно крикнул на них Васек и, устроившись поудобнее, решительно написал:
   
    «В ПОСЛЕДНЮЮ МИНУТУ
    
Ребята! Ничего нельзя делать в последнюю минуту, потому что торопишься и ничего толком не думаешь. Эту заметку я мог бы написать дома, а сейчас пишу на большой перемене. Последняя минута — самая короткая из всех минут, а сейчас я вспомнил, что мог бы о многом написать — о дисциплине, например. Но в школе уже звонок, а заметку я обещал дать во что бы то ни стало, и получилось у меня плохо. Давайте, ребята, ничего не будем оставлять на последнюю минуту!
    
В. Трубачев».
   
   
Васек решительно свернул листок и зашагал по тропинке.
   
— Одинцов, прими заметку, — не глядя на товарища, сказал он.
   
— Уже? — удивился Одинцов, вытирая шарфом мокрое, разгоряченное лицо. — Я так и знал, что ты пишешь! А мы тут пятых в угол загнали. Как окружили их со всех сторон — и давай, и давай! Сашка орет: «Трубачев! Трубачев!» Слышал?
   
— Слышал… я на бревнах сидел, — с сожалением сказал Васек. — Сам себя наказал… да еще написал плохо…
   
— Плохо? Посмотрим, — важно сказал Одинцов, пряча заметку. Он почувствовал себя ответственным редактором. — Плохо, так исправишь.
   
— Отстань, пожалуйста! Я и эту-то наспех писал, когда мне исправлять ее? Не на уроке же! — рассердился на товарища Васек. — Плохо — не бери. Вот и все!
   
— С Митей решим, что брать, а что нет. Материала хватит, — независимо ответил Одинцов и, увидев Лиду Зорину, подошел к ней.
   
Васек уселся на свою парту и заглянул через плечо в тетрадку Малютина. Тот, глядя на картинку в книге, писал крупными буквами незнакомые слова.
   
— По-каковски это? — спросил Васек.
   
— Немецкий у меня сегодня после школы. Я в группу хожу, — пояснил Сева.
   
— А зачем это тебе? Ведь у нас английский учат.
   
— Немецкий тоже надо знать, — просто ответил Сева.
   
— Всех языков не изучить!
   
Сева хотел что-то возразить, но Васек был зол и повернулся товарищу спиной.
   
«И зачем это я такую дурацкую заметку дал? Может, лучше назад взять, а то все надо мной смеяться будут. Пойти к Одинцову?»
   
Но к Одинцову он не пошел, сомневаясь, что лучше: не выполнить обещание или осрамиться с плохой заметкой.
   * * *
   
В пионерской комнате шла оживленная работа. Ребята складывали по порядку номера журналов и подшивали «Пионерскую правду», чтобы передать в школьную библиотеку.
   
Васек покрывал лаком рамку для стенгазеты.
   
«Вот это по мне», — думал он, с удовольствием макая кисть в густой лак.
   
Митя сидел за столом, просматривая заметки для стенгазеты.
   
— Это все у тебя? — спросил он Одинцова, приглаживая пальцами светлые волосы. — Маловато, плохо шевелитесь!
   
— Многие только сегодня дали, — виновато сказал Одинцов. — Вот Лида Зорина дала заметку, и Трубачев, и еще несколько ребят… — Он подвинул к Мите новую пачку бумаг.
   
— А, еще есть! — обрадовался Митя. — Давай, давай!
   
Нюра Синицына вбежала в комнату и, оттолкнув Одинцова, положила на стол вырванный из тетрадки лист.
   
— Вот, Митя! Я стихи написала, а Одинцов не берет. Он думает, что если он редактор, так может распоряжаться. А стихи очень хорошие, мои родители даже в «Пионерскую правду» послать хотели!.. — затрещала, размахивая руками, Синицына.
   
— Стоп, стоп! — остановил ее Митя. — Экая ты мельница!
   
— Вот она всегда так! — возмущенно сказал Одинцов. — Кричит только, а у самой голова ничего не работает. Вот прочти, что она тут написала.
   
— «Что написала, что написала»!.. — передразнила его девочка.
   
— Сядь и помолчи! — потянул ее за рукав Митя. — Сейчас разберемся. Я уже говорил тебе, Одинцов, что такие спорные вещи надо решать сообща.
   
Васек оставил работу и подошел к столу.
   
— Мы всей редколлегией проверяли. Тут она Лермонтова и Пушкина списала, да еще сама между ними втерлась! — сердито сказал он.
   
— Неплохо попасть в такое соседство! — засмеялся Митя. — Сейчас посмотрим, что у нее получилось. Он громко прочел:
   
    
     
Уж небо осенью дышало,
     
А я учебу начинала.
     
Взяла тетрадки и пошла,
     
Так я учебу начала.
    
   
   
— Тьфу! — не выдержал Одинцов.
   
— Вот он всегда на меня нападает! — пожаловалась Синицына.
   
— Да потому нападаю, что глупо! Противно…
   
— Потише, потише, — сказал Митя. — Плохо ведешь себя, Одинцов! Так не годится: лишний спор заводишь и мне не даешь прочитать до конца.
   
   
Одинцов замолчал.
   
Митя начал читать сначала:
   
    
     
Уж небо осенью дышало,
     
А я учебу начинала.
     
Взяла тетрадки и пошла,
     
Так я учебу начала.
     
Белеет школа одиноко
     
В тумане неба голубом,
     
Идти мне в школу недалеко —
     
На крайней улице мой дом.
     
Мои родители давали
     
Мне на прощание совет:
     
«Учись ты, Нюра, хорошенько —
     
В награду купим мы конфет».
    
   
   
М-да… — задумчиво протянул Митя и посмотрел на Синицыну. — Плохо. Очень плохо!
   
— А почему плохо? Рифма есть, все есть, — забормотала Синицына, поглядев на всех.
   
Митя еще раз пробежал глазами стихотворение и тяжело вздохнул:
   
— Почему плохо? Прежде всего по мысли плохо. Ты вот пишешь о себе:
   
    
     
А я учебу начинала.
     
Взяла тетрадки и пошла…
    
   
   
А родители тебе за эту учебу обещали конфет.
   
Ребята фыркнули.
   
— А еще Пушкин и Лермонтов тут у нее!
   
— Вот уж ничего подобного! — сказала Синицына.
   
— Ну как же ничего подобного? — улыбнулся Митя. — Вот смотри:
   
    
     
Уж небо осенью дышало,
     
Уж реже солнышко блистало…
    
   
   
Чье это?
   
Синицына раскрыла рот, чтобы что-то сказать.
   
— Постой. Дальше посмотрим:
   
    
     
Белеет парус одинокий
     
В тумане моря голубом…
    
   
   
Это чье?
   
— Во-первых, у меня не парус, а школа белеет…
   
Одинцов громко фыркнул. Митя рассердился:
   
— Одинцов, ступай займись подшивкой газет! Стыдно! Большой парень — и не умеешь себя в руках держать. Ступай!
   
Одинцов нехотя отошел от стола.
   
— А ты, Нюра, сядь. Мы с тобой сейчас разберемся хорошенько.
   
Синицына надулась и с упрямым лицом присела на кончик стула.
   
— Что она там — все спорит? — спросил Одинцова Булгаков.
   
За столом Митя что-то говорил, не повышая голоса, но часто поднимая вверх брови и разводя руками.
   
Нюра сидела красная, надув губы. Ответы ее становились тише, спокойнее, потом она встала, взяла со стола листок и молча прошла мимо ребят.
   
— Поняла наконец, — улыбнулся Васек.
   
— Сейчас мне нахлобучка будет, — сказал Одинцов.
   
— Ребята! — Митя постучал по столу. — Если мы будем высмеивать человека, тогда как мы обязаны по-товарищески объяснить ему его ошибки… — Он строго посмотрел на присмиревших ребят.
   
— А чего ж она… — вспыхнул Одинцов.
   
Васек вспомнил свою заметку: «И правда, если над каждым смеяться, никто и писать не будет».
   
Когда Митя кончил, он подошел к нему и сам сказал:
   
— У меня тоже как-то нескладно получилось с заметкой.
   
— Сейчас будем читать, — сказал Митя. — У меня остались три заметки: Одинцова, Зориной и твоя.
   
Одинцов услышал свою фамилию и насторожился. У него был важный и ответственный раздел — «Жизнь нашего класса». Выбранный единогласно, он очень строго относился к своей работе и не пропускал ни одного случая или события, взволновавшего класс. Теперь он тоже дал заметку под заголовком: «В классе было грязно».
   
Митя внимательно просмотрел ее, улыбнулся и написал: «Принять». К статье Зориной он отнесся очень серьезно. Зорина писала о дружбе мальчиков и девочек и заканчивала так:
   
    
«Многие мальчики говорят: «Мы, ребята, между собой всегда поладим — кому надо, и тумака дадим. А девочку за косу дернешь — и то она обижается; значит, с девочками и дисциплину подтянуть нельзя». А я считаю, что это неправильно, и тумака давать совсем необязательно, только с девочками надо разговаривать по-дружески, а не высмеивать их. Девочкам тоже не надо пересмеиваться и поддразнивать ребят, а у нас есть такие ехидные — это тоже неправильно. Мы росли вместе, учились вместе с первого класса, давайте будем дружить. Я стою за дружбу девочек с мальчиками. Не надо никого обижать и пересмеивать.
    
З в е н ь е в а я З о р и н а».
   
   
Читая, Митя все время одобрительно кивал головой и в уголке тоже написал: «Принять».
   
Пока Митя читал заметки Одинцова и Зориной, Васек делал вид, что совершенно поглощен своей работой. Но Митя и на его заметке написал своим размашистым почерком: «Принять».
   
Потом подозвал Сашу:
   
— Кто переписчик?
   
— Я, — сказал Саша.
   
— Вот еще три статьи. Кто нарисует заголовок?
   
— Малютин.
   
В пионерскую комнату вошел Сергей Николаевич:
   
— Работаете?
   
Митя засмеялся:
   
— Фабрика-кухня. Стенгазету делаем, журналы подшиваем.
   
Ребята при Сергее Николаевиче сразу подтянулись; каждому хотелось, чтобы учитель заметил его работу. Васек тоже хотел обратить на себя внимание учителя.
   
— Рамка готова! — громко сказал он, деловито собирая кисти. — Булга — ков, какую заметку пишешь?
   
— Четвертую, — ответил Саша тоже громко, чтобы слышал учитель.
   
Остальные ребята один за другим подходили к столу с кипой журналов и газет.
   
— Подшито!
   
— Готово!
   
Сергей Николаевич пробежал глазами Лидину заметку.
   
— Нужный вопрос… Лида Зорина… А… черненькая такая, с косичками! — сказал он, припоминая, и взял вторую заметку.
   
— Мою читает, — шепнул ребятам Одинцов, прислушиваясь, что скажет учитель.
   
Сергей Николаевич прочитал про себя, потом улыбнулся и прочитал Мите вслух:
   
— «Сергей Николаевич увидел, что на полу валяются бумажки и вообще сор. Он не начал урока, заложил руки за спину, отошел к окну и не повернулся к нам, пока мы все не убрали. А потом сказал: «Чтобы это было в последний раз». Теперь ребята стараются вовсю. Редакция надеется, что такой случай больше не повторится».
   
Последние слова Одинцов списал со взрослой газеты. Учитель засмеялся и громко сказал:
   
— Совершенно точно и честно! А относительно надежд редакции — просто солидно получается!
   
Он крепко пожал руку Мите, кивнул головой ребятам и вышел.
   
— Что он сказал? Что он сказал? — заволновались ребята.
   
— Ты слышал? — спросил Одинцова Саша.
   
Одинцов сиял.
   
— Сергей Николаевич сказал «Точно и честно. И просто солидно», — взволнованным голосом сообщил он окружившим его ребятам.
   
— Честно и точно! Это значит — не наврано ничего!
   
— Ну еще бы, Одинцов вообще никогда не врет!
   
— Молодец! — радовались ребята.
   
— Молодчага! — сказал Васек, хлопнув Одинцова по плечу. Он был рад за товарища.
   
Саша тоже был рад, но он не понял, что значит «солидно».
   
— Одинцов! Как это понять — «солидно»? — спросил он. — Ты знаешь?
   
— Нет, — сознался Одинцов. — А как по-твоему? — Он улыбнулся. — Это, наверно, самая главная похвала. Давай спросим у Мити!
   
Но Митя стоял уже в дверях и, крикнув ребятам: «Не задерживайтесь долго!» — исчез.
   
— У него комсомольское собрание сегодня, — сказал Трубачев. — Сами разберемся.
   
— А ты тоже не знаешь? — допытывался Саша.
   
— Да я знаю, только объяснить не могу. Это о старых людях говорят: солидный! — догадался Васек.
   
— А какой же я старый? — растерянно спросил Одинцов, обводя всех удивленным взглядом.
   
Ребята прыснули со смеху.
   
Из соседней комнаты — читальни — прибежали девочки.
   
— Тише! Читать мешаете!
   
— Ребята, я «Пионерскую правду» в библиотеку относила, а вы так кричите, что даже там слышно, — сказала, входя, Лида Зорина. — Что у вас тут такое?
   
Ребята, смеясь, рассказали ей.
   
— Солидный — это толстый. Сейчас только в библиотеке про один журнал сказали, что он солидный, — объяснила Лида.
   
— Но какой же я толстый? — обтягивая свою курточку, расшалившись, крикнул Одинцов. — Я спортсмен, человек без веса!
   
Он действительно был тоненький и на редкость легкий.
   
Ребята опять закатились смехом:
   
— Одинцов, Одинцов! Это он тебя с Мазиным спутал! Это Мазин у нас солидный.
   
— Попадет вам сегодня! Лучше уходите скорей, — кричала Лида, — сейчас из читальни прибегут! И Сергей Николаевич еще не ушел. Он с Грозным в раздевалке разговаривает и, наверно, все слышит.
   
— Тише! — крикнул Васек. — Булгаков! Одинцов! Пойдем к Сергею Николаевичу! — Он обнял товарищей за плечи и пошептал им что-то.
   
— Не посадит он нас вместе — лучше не просить! — с сомнением сказал Саша.
   
— А может, и посадит. Попросим!
   
Все трое побежали в раздевалку. Сергей Николаевич, надевая калоши, разговаривал с Грозным.
   
— Еще эта школа семилеткой была, как я сюда пришел, еще Красным знаменем нас не награждали… — рассказывал старик.
   
— Сергей Николаевич! — запыхавшись, крикнул Одинцов. — У нас к вам просьба.
   
— Мы просим… — начал Саша.
   
— Разрешите нам сесть вместе! — возбужденно блестя глазами, сказал Васек. — Мы друзья.
   
Сергей Николаевич нахмурился:
   
— Я разговариваю с Иваном Васильевичем, а вы скатываетесь откуда-то сверху, перебиваете разговор взрослых… Что это такое?
   
— Простите, — покраснел Одинцов, — мы нечаянно… Мы боялись, что вы уйдете…
   
— А что вам нужно?
   
— Мы вот товарищи, мы хотели сесть в классе рядом, — запинаясь, пояснил Васек.
   
— Зачем? — строго спросил Сергей Николаевич. Мальчики оробели.
   
— Чтобы дружить втроем, — сказал Васек.
   
— Дружить втроем? — переспросил учитель. — Разве ваш класс делится на такие дружные тройки? А остальные в счет не идут?
   
— Да нет, мы просто друзья… ну, закадычные, что ли, — пояснил Одинцов.
   
— Допустим, что вы закадычные друзья. Это очень хорошо, но усаживаться со своей закадычной дружбой на одну парту — это совершенно лишнее. Я не разрешаю! — твердо сказал Сергей Николаевич — До свиданья!.. До свиданья, Иван Васильевич!
   
— Счастливо! Счастливо! — заторопился Грозный, закрывая за ним дверь. — Что, не вышло ваше дело? — усмехнулся он, глядя на оторопевших ребят.
   
— Не вышло, — вздохнул Одинцов.
   
— Отменный учитель, просто-таки знаток вашего брата! — одобрительно сказал Грозный.