1 2 3 
Аго  снова вступил в борьбу. Вся сила его сосредоточивалась в руках: он без всяких  уловок рубанул палицей сверху.    

Нао  отвратил удар, но сучковатая дубина противника успела провести на его плече  широкую царапину. Хлынула кровь и обагрила его руку; Аго, уверенный в том, что  его победа теперь обеспечена, размахнулся с удвоенной силой.    

Издав  зловещий крик, Нао дал отпор. Череп Аго зазвенел, как будто он был из дуба,  волосатое тело покачнулось; второй удар поверг Аго на землю.    

    

– Гаммла  не достанется Аго! – закричал победитель. – Аго не увидит больше своего племени,  не увидит Большого болота и никогда не согреет своего тела у огня!    

Аго  встал на ноги. Его крепкая голова была окровавлена, правая рука висела, как  сломанная ветвь, ноги ослабли. Но упорная жажда жизни светилась в его глазах.  Подняв палицу здоровой левой рукой, он в последний раз взмахнул ею над головой,  но прежде чем она опустилась, Нао выбил ее из рук врага, и она упала в десяти  шагах от него.    

Аго ждал  смерти. Он уже считал себя мертвым, ибо знал, что поражение – это смерть. Он с  гордостью вспомнил всех, кого он убил, прежде чем погибнуть самому.    

– Аго не  щадил своих врагов! – сказал он. – Он никогда не оставлял в живых тех, кто оспаривал  у него добычу. Все уламры содрогались перед Аго!    

Он не  просил пощады и даже не застонал, когда первый смертельный удар обрушился на  его голову. Его сознание погасло, оставалось живым только его теплое тело,  последние вздрагивания которого второй удар Нао погасил навсегда.    

Покончив  с Аго, Нао добил двух его братьев, казалось, будто сила сыновей Зубра вселилась  в него. Обернувшись к реке, он слушал, как бурно колотится его сердце.    

 Глава XI    

Во тьме веков    

     

Каждый  вечер уламры со страхом ждали захода солнца. Когда в небе оставались одни лишь  звезды или луна пряталась в облаках, они чувствовали себя слабыми и жалкими.    

Сбившись  в кучу, в сумраке пещеры или под выступами скал во мраке и холоде, они думали  об огне, который питал их своей теплотой и отгонял от них хищных животных.    

Дозорные  все время держали оружие наготове; их изнуряли постоянная бдительность и страх.  Они знали, что могут быть застигнуты врасплох, прежде чем успеют нанести удар.  Недавно медведь задрал одного воина и двух женщин, волки и леопарды похитили  нескольких детей. Много мужчин было ранено во время ночных схваток.    

Наступила  зима. Северный ветер метал свои копья; мороз кусал острыми зубами. Однажды  ночью вождь племени Фаум в битве со львом потерял способность владеть правой  рукой. Искалеченный, он лишился уважения уламров. Среди племени возникли  раздоры. Гум не хотел больше подчиняться Фауму. Му требовал себе первенства  среди племени. Каждый из них имел своих сторонников, лишь немногие оставались  верными Фауму. Однако до кровопролития дело не дошло, ибо все устали. Старый  Гун упрекал уламров в слабости; в ней был корень всех зол. Слова его находили  сочувственный отклик. В часы сумрака уламры жестоко сожалели об ушедших воинах.  Прошло уже много лун, они отчаялись увидеть когда-нибудь Нао, Гава и Нама или  сыновей Зубра! Много раз племя посылало разведчиков, те возвращались, не найдя  никаких следов. Отчаяние сжало сердце уламров: шесть воинов погибли в когтях  хищников, под топорами людей или умерли с голоду. Уламры не увидят больше  спасительного огня!    

Только  женщины сохраняли еще смутную надежду; выносливость и терпение поддерживали в  них бодрость. Гаммла была одна из наиболее сильных и смелых. Ни холод, ни голод  не разрушили ее молодости. За зиму ее волосы отросли еще больше, они спадали с  плеч, как грива льва. Дочь Фаума умела хорошо распознавать растения. На лугу, в  зарослях, в лесу или среди камышей она быстро находила съедобные корни, вкусные  плоды, грибы. Не будь ее, великий Фаум умер бы от голода во время своей  болезни, когда он лежал в глубине пещеры, совсем ослабевший от потери крови.  Гаммла легче других обходилась без огня. Однако она желала его страстно и по  ночам спрашивала себя: кто же его принесет – Аго или Нао? Она готова была  подчиниться любому из них из уважения к победителю, но знала, что жизнь с Аго  будет тяжелой.    

Наступил  вечер. Сильный ветер прогнал тучи. С протяжным воем пролетал он по увядшей  траве и по черным деревьям. Красное солнце, как холм, еще возвышалось на  западе. Племя собралось в кучу, с тревогой ожидая наступления ночи. Скоро ли  вернутся те дни, когда пламя, ворча, поедало поленья? Когда запах жареного мяса  разносился в сумерках, теплая радость разливалась по телу, когда волки,  медведь, лев и леопард убегали от сверкающей жизни огня?    

Солнце  потемнело; на обнаженном западе замер свет. Ночные животные вышли на охоту.    

Старый  Гун, которого лишения состарили сразу на несколько лет, простонал, полный отчаяния:    

– Гун  видел своих сыновей и сыновей своих сыновей. Огонь всегда был среди уламров, теперь  больше нет огня! Гун умрет, не увидав его!    

Расщелина  скалы, где укрылось племя, была вроде пещеры. В хорошую погоду это было неплохое  убежище, но теперь северный ветер бичевал незащищенную грудь старика.    

Гун  продолжал:    

– Волки  и собаки с каждым днем становятся все более смелыми и дерзкими.    

Он  указал на крадущиеся тени, число их увеличивалось с наступлением темноты. Вой  становился более протяжным и более угрожающим. Последние сумеречные отсветы  держали их еще в отдалении. Дозорные в беспокойстве шагали под холодными  звездами, на холодном ветру.    

Вдруг  один из них остановился и вытянул голову. Другие последовали его примеру. Затем  первый сказал:    

– На  равнине люди!    

Все  племя взволновалось. Некоторые испугались, сердца других преисполнились  надеждой. Фаум, вспомнив, что он еще вождь, выбрался из расщелины, где он  отдыхал.    

– Пусть  все воины возьмутся за оружие! – приказал он.    

В эту  тревожную минуту было не до распрей, уламры беспрекословно подчинились. Вождь  прибавил:    

– Пусть  Гум возьмет с собой трех молодых воинов и пойдет на разведку!    

Гум  колебался, недовольный тем, что получает приказания от человека, который уже  потерял силу. Вмешался старый Гун:    

– У Гума  глаза леопарда, слух волка и нюх собаки. Он сразу узнает, кто подходит, – враг  или друзья.    

Тогда  Гум с тремя молодыми воинами отправился в путь. По мере того как они  подвигались вперед, хищники бежали по их следам. Воины скрылись из виду. Племя  с тревогой и нетерпением ожидало возвращения разведчиков. Наконец в темноте  раздался протяжный крик.    

Фаум,  выскочив на равнину, воскликнул:    

– Это  идут уламры!    

Необычайное  волнение охватило всех.    

    

Гун  спросил:    

– Кто  идет: Аго и его братья или Нао, Нам и Гав?    

Снова  раздались крики под звездами.    

– Это  сын Леопарда! – радостно прошептал Фаум.    

В  глубине души вождь боялся свирепого Аго. Но большинство уламров думало лишь об  огне. Если Нао принесет огонь, они готовы пасть перед ним ниц; если же нет –  гнев и презрение восстанут против его слабости.    

Между  тем к становищу подкралась стая волков. Сумерки сменились непроглядной ночью.  Последние отблески дня погасли, звезды тускло светили в ледяном небе. О! если  бы увидеть, как возрождается теплое красное животное, чувствовать его дыхание  на своей груди и на своем теле!    

Наконец  показался Нао. Его могучая фигура чернела на серой равнине. Фаум закричал:    

– Огонь!  Нао несет огонь!    

Орда  заволновалась. Многие замерли на месте, как оглушенные ударом топора, другие повскакивали  с неистовыми криками:    

– Огонь!  огонь!    

Сын  Леопарда держал его в своей каменной клетке. Это был маленький красный огонек,  слабая жизнь, которую без труда могло задуть детское дыхание. Но уламры знали,  какая огромная сила таится в этом слабом огоньке; задыхающиеся, безмолвные,  страшась, что он исчезнет, смотрели они на огонь.    

Затем  поднялся такой шум, что даже волки и собаки испугались. Все племя столпилось вокруг  Нао с жестами покорности, обожания, радости.    

–  Осторожно, не убейте огонь! – крикнул старый Гун.    

Все  отступили. Нао, Фаум, Гаммла, Нам, Гав, старый Гун образовали в толпе ядро и  направились к скале. Уламры бросились собирать сухие травы и ветки. Когда  костер был готов, сын Леопарда поднес к нему дрожащий огонек. Сначала он  скользнул по сухим сучьям, потом со свистом и ворчаньем стал пожирать сучья и  ветки. Увидев пламя, волки и собаки убежали, охваченные страхом.    

Тогда  Нао, обратившись к Фауму, сказал:    

– Сын  Леопарда выполнил свое обещание! Сдержит ли свое слово вождь уламров? – Он указал  на Гаммлу, освещенную багряным светом.    

Девушка  тряхнула длинными, пышными волосами, трепеща от гордости при виде Нао.    

– Гаммла  будет твоей женой! – покорно ответил Фаум.    

– И Нао  станет вождем племени! – смело добавил старый Гун.    

Он  сказал так вовсе не для того, чтобы высказать презрение к Фауму, но чтобы  уничтожить соперничество, которое он считал опасным. В этот торжественный  момент никто не посмел бы ему противоречить. Все племя радостно приветствовало  его предложение. Но Нао видел только Гаммлу: ее длинные волосы, ее прекрасные  глаза. Глубокая жалость поднималась в его сердце к человеку, который отдавал  ему в жены свою дочь. Тем не менее он понимал, что ослабевший, искалеченный  вождь не может больше управлять племенем. И он воскликнул:    

– Нао и  Фаум будут вместе управлять племенем уламров!    

Все в  изумлении замолчали. Жестокий Фаум впервые почувствовал смутную нежность к человеку,  который не был ему родственным по крови.    

Между  тем старый Гун, самый любопытный из всех уламров, спешил узнать о приключениях,  пережитых тремя воинами. Память о них была так свежа в уме Нао, будто все  происходило накануне.    

В те  времена люди не обладали большим количеством слов, речь их была отрывочна, но выразительна.    

Храбрый  воин рассказал о сером медведе, о льве-великане, о тигрице, о пожирателях  людей, о мамонтах и рыжих карликах, о людях без плеч, о людях с синими волосами  и о пещерном медведе. Однако осторожный Нао не раскрыл уламрам тайны камней,  которую он узнал от ва. Треск огня сопровождал его рассказ. Старый Гун  воскликнул:    

– Не  было воина, равного Нао, среди наших отцов и не будет среди наших детей, среди  детей наших детей.    

Наконец  Нао произнес имя Аго. Все вздрогнули, как деревья в бурю, ибо все боялись сына  Зубра.    

– Когда  сын Леопарда видел Аго в последний раз? – спросил Фаум, бросив испуганный  взгляд в темноту.    

– С тех  пор прошли две ночи, – ответил Нао. – Сыновья Зубра перешли реку. Они появились  у скалы, где были Нао, Нам и Гав. Нао бился с ними.    

Наступило  глубокое молчание. Слышно было лишь потрескивание костра, завывание северного  ветра и отдаленный крик какого-то хищного зверя.    

– И Нао  их победил! – объявил гордо уламр.    

Мужчины  и женщины переглянулись. Радость и сомнения боролись в их сердцах. Му выразил  их неясные чувства, спросив:    

– Нао  убил всех троих?    

Сын  Леопарда ничего не ответил. Он погрузил руку в складку медвежьей шкуры, которая  была на нем, и бросил на землю три окровавленные руки.    

– Вот  руки Аго и его братьев!    

Гун, Му  и Фаум осмотрели их, им хорошо были знакомы эти огромные толстые руки, покрытые  шерстью, как у зверей. Нельзя было не узнать их. Все вспомнили тот ужас,  который наводили на племя эти руки. Соперничество погасло в сердцах завистливых  и сильных; слабые соединили навсегда свою жизнь с Нао; женщины почувствовали,  что род их не умрет. И Гун Сухие Кости провозгласил:    

– Теперь  уламрам не страшны враги!    

Фаум,  схватив Гаммлу за волосы, простер ее грубо перед победителем и сказал:    

– Вот!  Она будет твоей женой! Я снимаю с нее мою власть. Ты ее господин! Она будет отыскивать  и приносить на плече добычу, которую ты убьешь на охоте. Если она ослушается  тебя, ты волен убить ее.    

Нао  опустил руку на плечо Гаммлы и нежно поднял женщину.