1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 
Долго сидели они так у костра, от усталости стали у них  глаза закрываться, и они крепко-крепко уснули. А когда проснулись, была уже  глухая ночь. Заплакала Гретель и говорит:    

– Как же нам теперь выбраться из лесу?    

Стал Гензель её утешать.    

– Погоди маленько, скоро взойдёт луна, и мы уж найдём  дорогу.    

Когда взошла луна, взял Гензель сестрицу за руку и пошёл от  камешка к камешку, – а сверкали они, словно новые серебряные денежки, и  указывали детям путь-дорогу. Они шли всю ночь напролёт и подошли на рассвете к  отцовской избушке.    

Они постучались, мачеха открыла им дверь; видит она, что это  Гензель и Гретель, и говорит:    

– Что же это вы, скверные дети, так долго спали в лесу?  А мы уж думали, что вы назад вовсе не хотите возвращаться.    

Обрадовался отец, увидя детей, – было у него на сердце  тяжело, что бросил он их одних.    

А вскоре опять наступили голод и нужда, и дети услыхали, как  мачеха ночью, лёжа в постели, говорила отцу:    

– У нас опять всё уже съедено, осталось только  полкраюхи хлеба, видно, нам скоро конец придёт. Надо бы нам от детей  избавиться: давай заведём их в лес подальше, чтоб не найти им дороги  назад, – другого выхода у нас нету.    

Тяжко стало на сердце у дровосека, и он подумал: «Уж лучше  бы мне последним куском с детьми поделиться». Но жена и слышать о том не  хотела, стала его бранить и попрекать. И вот – плохое начало не к доброму  концу, – уступил он раз, пришлось ему и теперь согласиться.    

Дети ещё не спали и слышали весь разговор. И только родители  уснули, поднялся Гензель опять и хотел было выйти из дому, чтобы собрать  камешки, как и в прошлый раз, но мачеха заперла дверь, и Гензель выбраться из  хижины не смог. Он стал утешать свою сестрицу и говорит:    

– Не плачь, Гретель, спи спокойно, уж бог нам  как-нибудь да поможет.    

Ранним утром пришла мачеха и подняла детей с постели. Дала  им кусок хлеба, он был ещё меньше, чем в первый раз. По дороге в лес Гензель  крошил хлеб в кармане, всё останавливался и бросал хлебные крошки на дорогу.    

– Что это ты, Гензель, всё останавливаешься да  оглядываешься, – сказал отец, – ступай своей дорогой.    

– Да это я смотрю на своего голубка, вон сидит он на  крыше дома, будто со мной прощается, – ответил Гензель.    

– Дурень ты, – сказала мачеха, – это вовсе не  голубь твой, это утреннее солнце блестит на верхушке трубы.    

А Гензель всё бросал и бросал по дороге хлебные крошки. Вот  завела мачеха детей ещё глубже в лес, где они ни разу ещё не бывали. Развели  опять большой костёр, и говорит мачеха:    

– Детки, садитесь вот тут, а устанете, так поспите  маленько; а мы пойдём в лес дрова рубить, а к вечеру, как кончим работу,  вернёмся сюда и возьмём вас домой.    

Когда наступил полдень, поделилась Гретель своим куском  хлеба с Гензелем, – ведь он весь свой хлеб раскрошил по дороге. Потом они  уснули. Но вот уж и вечер прошёл, и никто за бедными детьми не приходил.  Проснулись они тёмной ночью, и стал Гензель утешать сестрицу:    

– Погоди, Гретель, вот скоро луна взойдёт, и станут  видны хлебные крошки, что я разбросал по дороге, они укажут нам дорогу домой.    

Вот взошла луна, и дети отправились в путь-дорогу, но  хлебных крошек не нашли, – тысячи птиц, что летают в лесу и в поле, все их  поклевали. Тогда Гензель и говорит Гретель:    

– Мы уж как-нибудь да найдём дорогу.    

Но они её не нашли. Пришлось им идти целую ночь и весь день,  с утра и до самого вечера, но выбраться из лесу они не могли. Дети сильно  проголодались, ведь они ничего не ели, кроме ягод, которые собирали по пути.  Они так устали, что еле-еле передвигали ноги, и вот прилегли они под деревом и  уснули.    

Наступило уже третье утро с той поры, как покинули они  отцовскую избушку. Пошли они дальше. Идут и идут, а лес всё глубже и темней, и  если бы вскоре не подоспела помощь, они выбились бы из сил.    

Вот наступил полдень, и они заметили на ветке красивую  белоснежную птичку. Она пела так хорошо, что они остановились и заслушались её  пеньем. Но вдруг птичка умолкла и, взмахнув крыльями, полетела перед ними, а  они пошли за ней следом, и шли, пока, наконец, не добрались до избушки, где  птичка уселась на крыше. Подошли они ближе, видят – сделана избушка из хлеба,  крыша на ней из пряников, а окошки все из прозрачного леденца.    

– Вот мы за неё и примемся, – сказал  Гензель, – и то-то будет у нас славное угощенье! Я отъем кусок крыши, а  ты, Гретель, возьмись за окошко, – оно, должно быть, очень сладкое.    

Взобрался Гензель на избушку и отломил кусочек крыши, чтоб  попробовать, какая она на вкус, а Гретель подошла к окошку и начала его грызть.    

Вдруг послышался изнутри чей-то тоненький голосок:    

     

Хруп да хрум всё под окном,    

Кто грызёт и гложет дом?    

     

Дети ответили:    

     

Это гость чудесный,    

Ветер поднебесный!    

     

И, не обращая внимания, они продолжали объедать домик.    

Гензель, которому очень понравилась крыша, оторвал от неё  большой кусок и сбросил вниз, а Гретель выломала целое круглое стекло из  леденца и, усевшись около избушки, стала им лакомиться.    

Вдруг открывается дверь, и выходит оттуда, опираясь на  костыль, старая-престарая бабка. Гензель и Гретель так её испугались, что  выронили из рук лакомство. Покачала старуха головой и говорит:    

– Э, милые детки, кто это вас сюда привёл? Ну, милости  просим, входите в избушку, худо вам тут не будет.    

Она взяла их обоих за руки и ввела в свою избушку. Принесла  им вкусной еды – молока с оладьями, посыпанными сахаром, яблок и орехов. Потом  она постелила две красивые постельки и накрыла их белыми одеялами. Улеглись  Гензель и Гретель и подумали, что попали, должно быть, в рай.    

Но старуха только притворилась такою доброй, а была она на  самом деле злой ведьмой, что подстерегает детей, и избушку из хлеба построила  для приманки. Если кто попадал к ней в руки, она того убивала, потом варила и  съедала, и было это для неё праздником. У ведьм всегда бывают красные глаза, и  видят они вдаль плохо, но зато у них нюх, как у зверей, и они чуют близость  человека.    

Когда Гензель и Гретель подходили к её избушке, она злобно  захохотала и сказала с усмешкой:    

– Вот они и попались! Ну, уж теперь им от меня не уйти!    

Рано поутру, когда дети ещё спали, она встала, посмотрела,  как они спят спокойно да какие у них пухлые и румяные щёчки, и пробормотала про  себя: «То-то приготовлю я себе лакомое блюдо».    

Она схватила Гензеля своею костлявой рукой, унесла его в  хлев и заперла там за решётчатой дверью – пусть кричит себе сколько вздумается,  ничего ему не поможет. Потом пошла она к Гретель, растолкала её, разбудила и  говорит:    

– Вставай, лентяйка, да притащи мне воды, свари своему  брату что-нибудь вкусное, – вон сидит он в хлеву, пускай хорошенько  откармливается. А когда разжиреет, я его съем.    

Залилась Гретель горькими слезами, но – что делать? –  пришлось ей исполнить приказание злой ведьмы.    

И вот были приготовлены для Гензеля самые вкусные блюда, а  Гретель достались одни лишь объедки.    

Каждое утро пробиралась старуха к маленькому хлеву и  говорила:    

– Гензель, протяни-ка мне свои пальцы, я хочу  посмотреть, достаточно ли ты разжирел.    

Но Гензель протягивал ей косточку, и старуха, у которой были  слабые глаза, не могла разглядеть, что это такое, и думала, что то пальцы  Гензеля, и удивлялась, отчего это он всё не жиреет.    

Так прошло четыре недели, но Гензель всё ещё оставался  худым, – тут старуха потеряла всякое терпенье и ждать больше не захотела.    

– Эй, Гретель, – крикнула она девочке, –  пошевеливайся живей, принеси-ка воды: всё равно – жирен ли Гензель, или тощ, а  уж завтра утром я его заколю и сварю.    

Ох, как горевала бедная сестрица, когда пришлось ей таскать  воду, как текли у ней слёзы ручьями по щекам!    

– Господи, да помоги же ты нам! – воскликнула  она. – Лучше бы нас растерзали дикие звери в лесу, тогда хотя бы погибли  мы вместе.    

– Ну, нечего хныкать! – крикнула старуха. –  Теперь тебе ничего не поможет.    

Рано поутру Гретель должна была встать, выйти во двор,  повесить котёл с водой и развести огонь.    

– Сначала мы испечём хлеб, – сказала  старуха, – я уже истопила печь и замесила опару. – Она толкнула  бедную Гретель к самой печи, откуда так и полыхало большое пламя.    

– Ну, полезай в печь, – сказала ведьма, – да  погляди, хорошо ли она натоплена, не пора ли хлебы сажать?    

Только полезла было Гретель в печь, а старуха в это время  хотела закрыть её заслонкой, чтобы Гретель зажарить, а потом и съесть. Но  Гретель догадалась, что затевает старуха, и говорит:    

– Да я не знаю, как это сделать, как мне туда  пролезть-то?    

– Вот глупая гусыня, – сказала старуха, –  смотри, какое большое устье, я и то могла бы туда залезть, – и она  взобралась на шесток и просунула голову в печь.    

Тут Гретель как толкнёт ведьму, да так, что та очутилась  прямо в самой печи. Потом Гретель прикрыла печь железной заслонкой и заперла на  задвижку. У-ух, как страшно завыла ведьма! А Гретель убежала; и сгорела  проклятая ведьма в страшных мученьях.    

Бросилась Гретель поскорей к Гензелю, открыла хлев и  крикнула:    

– Гензель, мы спасены: старая ведьма погибла!    

Выскочил Гензель из хлева, словно птица из клетки, когда  откроют ей дверку. Как обрадовались они, как кинулись друг другу на шею, как  прыгали они от радости, как крепко они целовались! И так как теперь им нечего  уже было бояться, то вошли они в ведьмину избушку, а стояли там всюду по углам  ларцы с жемчугами и драгоценными каменьями.    

– Эти, пожалуй, будут получше наших камешков, –  сказал Гензель и набил ими полные карманы. А Гретель говорит:    

– Мне тоже хочется что-нибудь принести домой, – и  насыпала их полный передник.    

– Ну, а теперь бежим поскорей отсюда, – сказал  Гензель, – ведь нам надо ещё выбраться из ведьминого леса.    

Вот прошли они так часа два и набрели, наконец, на большое  озеро.    

– Не перебраться нам через него, – говорит  Гензель, – нигде не видать ни тропинки, ни моста.    

– Да и лодочки не видно, – ответила  Гретель, – а вон плывёт белая уточка; если я её попрошу, она поможет нам  переправиться на другой берег.    

И кликнула Гретель:    

     

Утя, моя уточка,    

Подплыви к нам чуточку,    

Нет дорожки, ни моста,    

Переправь нас, не оставь!    

     

Подплыла уточка, сел на неё Гензель и позвал сестрицу, чтоб  и она села вместе с ним.    

– Нет, – ответила Гретель, – уточке будет  слишком тяжело; пускай перевезёт она сначала тебя, а потом и меня.    

Так добрая уточка и сделала, и когда они счастливо  переправились на другой берег и пошли дальше, то стал лес им всё знакомей и  знакомей, и они заметили, наконец, издали отцовский дом. Тут на радостях они  пустились бежать, вскочили в комнату и бросились отцу на шею.    

С той поры как отец бросил детей в лесу, не было у него ни  минуты радости, а жена его померла. Раскрыла Гретель передник, и рассыпались по  комнате жемчуга и драгоценные камни, а Гензель доставал их из кармана целыми  пригоршнями.    

И настал конец их нужде и горю, и зажили они счастливо все  вместе.    

     

Тут и сказке конец идёт,    

А вон мышка бежит вперёд;    

Кто поймает её, тот    

Сошьёт себе шапку меховую,    

Да большую-пребольшую.    

     

 16. Три змеиных  листочка    

     

Жил когда-то на свете бедняк, и нечем было ему больше  кормить своего единственного сына. Раз сын ему и говорит:    

– Милый батюшка, вам так трудно живётся, и я, видно,  вам в тягость; уж лучше я сам уйду от вас и как-нибудь себе на хлеб заработаю.    

Благословил его отец и простился с ним в великой печали. А в  то время король одного могущественного государства вёл войну; и вот юноша  поступил к нему на службу и отправился вместе с ним воевать. Подошли они близко  к врагу, и начался бой; была большая опасность, сыпались на них градом пули, и  падали со всех сторон его товарищи, сражённые насмерть; и когда убили  военачальника, то оставшиеся в живых порешили спастись бегством, но юноша ринулся  вперёд, обратился к ним со словами мужества и крикнул:    

– Мы не допустим, чтоб родина наша погибла! – За  ним бросились остальные, он повёл их в наступление и разбил врага.    

Услыхал король, что ему одному он обязан победой, и возвысил  его тогда над другими, подарил ему большие богатства и сделал его первым  советником в своём королевстве.    

Была у короля дочь – писаная красавица, но с очень большими  причудами. Она дала обет выйти замуж только за того, кто пообещает ей, в случае  её смерти, похоронить себя заживо вместе с ней.    

– Если он меня любит от чистого сердца, – говорила  она, – то зачем ему жить после моей смерти?    

Она собиралась сделать то же самое, если бы её муж умер  раньше неё, – она решила сойти вместе с ним в могилу. Этот странный обет  отпугивал до этого времени всех женихов, но юноша был так увлечён её красотой,  что не только не обратил на это внимания, но стал просить у её отца выдать дочь  за него замуж.    

– А знаешь ли ты, – сказал король, – какое  при этом ты должен дать обещанье?    

– Если она умрёт раньше меня, я должен сойти с ней  вместе в могилу, – ответил он, – но любовь моя так велика, что об  этой опасности я вовсе не думаю.    

Тогда король согласился, и свадьба была отпразднована с  большой пышностью.    

Жили они некоторое время в счастии и довольстве, но вот  однажды случилось, что молодая королева заболела тяжёлой болезнью, и ни один  лекарь не мог ей помочь. И когда она лежала уже мёртвая, вспомнил молодой  король, что пообещал он, и стало ему страшно ложиться заживо в могилу, но иного  выхода не было: король велел выставить у всех ворот стражу, и спастись от  судьбы не было возможности.    

Когда наступил день и тело её вынесли в королевскую  усыпальницу, привели и его туда, закрыли на засов ворота и заперли их на замок.    

Рядом с гробом стоял стол, а на нём четыре свечи, четыре  хлеба и четыре бутылки вина. Но вот стали припасы эти кончаться, и молодой  король должен был умереть медленной смертью. Исполненный горя и печали, он  сидел там и каждый день съедал по маленькому кусочку хлеба, выпивал только один  глоток вина и видел, что смерть подходит всё ближе и ближе.    

Он сидел и смотрел пристально в угол, вдруг видит –  выползает оттуда змея и приближается к покойнице. Он подумал, что змея явилась,  чтобы грызть труп, выхватил свой меч и сказал:    

– Доколе я жив, ты не посмеешь к ней  прикоснуться! – и разрубил змею натрое.    

Вскоре выползла из угла вторая змея, но, увидев, что первая  лежит убитая и порубленная на куски, она уползла, однако вскоре вернулась  назад, держа в пасти три зелёных листочка. Потом взяла она три разрубленных  куска той змеи, сложила их вместе и на каждую рану положила по листочку. И вмиг  куски срослись, змея задвигалась, ожила снова, и они обе уползли прочь, а  листочки остались лежать на земле.    

И несчастливцу, который всё это видел, пришла в голову  мысль: не сможет ли волшебная сила листьев, которая оживила змею, помочь и  человеку. Он поднял листья, приложил один из них к устам покойной, а два других  – на глаза. И только он это сделал, как задвигалась у ней кровь в жилах,  прилила к бледному лицу, и оно снова порозовело. Потом вздохнула она, открыла  глаза и спросила:    

– Ах, господи, где это я?    

– Ты со мной, моя милая жена, – ответил молодой  король и рассказал ей, как всё произошло и как он вернул её снова к жизни. Он  подал ей немного вина и хлеба, и вернулись к ней силы, она поднялась, они  подошли к дверям, постучали и стали кричать так громко, что услыхала стража и  доложила о том королю.    

Король спустился сам в усыпальницу, открыл в неё вход и  увидел их обоих бодрыми и здоровыми, и радовался вместе с ними, что все горести  миновали. А три змеиных листка молодой король взял с собой, дал их слуге и  сказал:    

– Береги мне их крепко и всегда носи при себе. Кто  знает, из какой беды они ещё смогут нас выручить.    

Но с королевой, после того как её снова вернули к жизни,  произошла перемена: казалось, что вся любовь к мужу у ней из сердца исчезла.  Когда он задумал отправиться за море в странствие, к своему старику отцу, и  взошёл на корабль вместе с женой, она позабыла про его великую любовь и  верность, которые он ей доказал, спасая её от смерти, и ею овладела недобрая  страсть к корабельщику.    

Когда однажды молодой король лёг и уснул, она подозвала к  себе корабельщика, схватила спящего за голову и велела корабельщику взять его  за ноги, и они сбросили его в море. Когда они совершили злодейство, королева  сказала корабельщику:    

– А теперь давай вернёмся домой и скажем, что он по  дороге скончался. А я уж так тебя расхвалю и так опишу перед своим отцом, что  он нас обручит и назначит тебя наследником своей короны.    

Но верный слуга всё это видел; он незаметно отвязал от  корабля лодку, сел в неё и поплыл спасать своего господина, а предатели  отправились дальше. Верный слуга вытащил мёртвого из воды, достал три змеиных  листка, что были всегда при нём, положил их ему на глаза и рот и вернул его снова  к жизни.    

День и ночь они оба гребли изо всех сил, и лодка их мчалась  так быстро, что они прибыли к старому королю раньше большого корабля. Король  удивился, увидев, что они прибыли одни, и спросил, что с ними случилось. Узнав  о злодействе своей дочери, он сказал:    

– Я не могу поверить, чтоб она поступила так мерзко, но  правда скоро выяснится, – и он велел им обоим отправиться в потайную  комнату и находиться там от всех втайне.    

Вскоре прибыл большой корабль, и злая королева явилась к  своему отцу с опечаленным видом. Спросил её король:    

– Ты почему вернулась назад одна? А где же твой муж?    

– Ах, милый отец, – ответила она, – я  вернулась домой в великой печали: мой муж в пути неожиданно заболел и умер, и  если бы мне не помог добрый корабельщик, то мне бы пришлось плохо; он  присутствовал при его смерти и может вам всё рассказать.    

И сказал король:    

– Я воскрешу мертвеца, – и он открыл потайную  комнату и велел молодому королю и верному слуге выйти оттуда.    

При виде мужа королеву точно громом поразило, она упала на  колени и стала просить о пощаде. Но король сказал:    

– Тут пощады быть не может; он готов был умереть вместе  с тобой и вернул тебе жизнь, а ты погубила его сонного и должна за это понести  заслуженное тобой наказание.    

И вот посадили её вместе с её сообщником в дырявый челнок и  пустили в море, где они и утонули в волнах.    

 17. Белая змея    

     

Давно тому назад жил на свете король, и был он славен по  всей земле своей мудростью. Всё было ему известно, будто кто по воздуху подавал  ему вести о самых сокровенных вещах. Но был у него странный обычай: каждый  полдень, когда всё со стола убирали и никого постороннего не оставалось,  приносил ему надёжный слуга ещё одно блюдо. Но было оно прикрыто, и даже слуга,  и тот не знал, что находится на этом блюде; и не знал об этом ни один человек,  ибо король открывал блюдо и приступал к еде только тогда, когда оставался  совершенно один.    

Так продолжалось долгое время, но вот однажды одолело слугу  любопытство, он не мог с собой совладать и отнёс блюдо в свою комнату. Он  прикрыл как следует двери, поднял с блюда крышку, видит – лежит там белая змея.  Глянул он на неё и не мог удержаться, чтоб её не попробовать; он отрезал кусок  и положил его в рот. И только он прикоснулся к нему языком, как тотчас услышал  у окна странный шёпот нежных голосов. Он подошёл ближе, прислушался – видит,  что это беседуют между собой воробьи и рассказывают друг другу всякую всячину,  виденную ими на поле и в лесу: вкус змеиного мяса дал ему возможность понимать  птичий язык.    

И вот случилось, что как раз в этот день у королевы пропало  её самое красивое кольцо, и подозрение пало на этого ближайшего слугу, который  имел всюду доступ. Король кликнул слугу и начал ему грозить, всячески его  ругая, что ежели он к утру не назовёт виновника, то будет признан вором и отдан  под суд. Но ничего не помогло, слуга настаивал на своей невиновности, и его  отпустили с тем же решением. В страхе и беспокойстве вышел он во двор и стал  раздумывать, как ему из беды выбраться. А сидели у ручья мирно рядышком утки и  отдыхали; они чистили и приглаживали себя клювами и вели между собой беседу.  Слуга остановился и стал прислушиваться. А рассказывали утки друг другу, где  они нынче утром бывали, где плавали, какой нашли корм; и вот говорит одна из  них с досадой:    

– У меня такая тяжесть в желудке, я второпях проглотила  кольцо, что лежало под окном королевы.    

Схватил слуга утку тотчас за шею, принёс её на кухню и  говорит повару:    

– Зарежь мне эту утку, видишь – какая она жирная.    

– Да, – сказал повар, взвешивая её на руке, –  она, что и говорить, хорошо откормилась, постаралась, видно, и давненько  дожидается, чтоб её зажарили.    

Он отрубил ей голову и стал её потрошить, и вот нашлось у  неё в желудке кольцо королевы. И мог теперь слуга легко доказать королю свою  невиновность; а так как королю хотелось загладить свою несправедливость, то он  позволил ему что-нибудь у него попросить и обещал самую почётную должность при  дворе, какую он только пожелает.    

Но слуга от всего отказался и попросил только коня и денег  на дорогу, – хотелось ему свет повидать и некоторое время постранствовать.  Его просьба была исполнена, и он отправился в путь-дорогу.    

Однажды, проезжая мимо озера, увидал он трёх рыб, которые  застряли в камыше и старались выбраться к воде. Хотя и говорят, что рыбы будто  немые, но слуга услыхал их жалобу, что вот приходится им теперь погибать такой  жалкою смертью. А было у него сердце жалостливое, – он встал с коня и  бросил трёх пленниц обратно в озеро. Начали они на радостях трепыхаться,  высунули из воды головы и молвили ему:    

– Мы этого тебе не забудем и отблагодарим тебя за то,  что ты спас нам жизнь.    

Поехал он дальше; и вскоре ему почудилось, будто у самых его  ног на песке слышится чей-то голос. Он стал прислушиваться и услыхал, как царь  муравьиный жаловался:    

– Хотя бы оставили нас люди в покое, а заодно и  неуклюжие животные!    

И он свернул на обочину; и тогда сказал ему царь муравьиный:    

– Мы этого тебе не забудем и отблагодарим тебя за это.    

Дальше привела дорога его в лес, и увидел он там ворона и  ворону, они стояли у гнезда и выбрасывали оттуда своих птенцов.    

– Прочь отсюда, шалопаи вы этакие! – кричали  они. – Вас теперь не накормишь, вы уже достаточно выросли и можете сами  себя прокормить.    

Бедные воронята лежали на земле и, пытаясь подняться,  размахивали крыльями и кричали:    

– Ведь мы беспомощные птенчики, вы должны нас кормить,  мы летать ещё не умеем! Теперь нам одно остаётся – помереть с голоду.    

Слез тогда добрый парень с коня, убил его шпагой и оставил  на прокорм молодым воронятам. Они подскочили, наелись досыта и закричали:    

– Мы этого тебе никогда не забудем и поможем тебе в  беде!    

Пришлось теперь парню идти пешком; прошёл он немало долгих  путей и дорог, пока попал, наконец, в столицу. И были там на улицах большой шум  и суета, и явился всадник и объявил во всеуслышанье:    

– Королевна ищет себе мужа, и кто хочет за неё посвататься,  тот должен сперва выполнить трудную задачу; а кто не сможет с ней удачно  справиться, тот жизнью поплатится.    

Много людей пыталось уже выполнить это, но только напрасно  жизнью своей поплатились. Но когда парень увидел королевну, он был так ослеплён  её несказанной красотой, что забыл про всякую опасность, пришёл к королю и  объявил себя её женихом.    

Его привели тотчас на морской берег, и был брошен в море на  глазах у него перстень, и король велел ему достать этот перстень со дна моря и  прибавил:    

– А если ты вернёшься назад без него, то будут тебя  сбрасывать всё время в воду, пока ты не утонешь в волнах.    

Все пожалели красивого парня и покинули его одного у моря.  Стоял он на берегу и раздумывал, что ему теперь делать. Вдруг видит –  подплывают к нему три рыбы, то были те самые, которым он спас жизнь. И держала  средняя во рту раковину, она положила её на берег к ногам юноши. Он поднял  раковину, открыл её, и лежал там золотой перстень. Радостный, принёс он его  королю и ждал, что тот даст ему обещанную награду. Но когда надменная королевна  услыхала, что он простой слуга, отказала ему и потребовала, чтобы выполнил он  сначала вторую задачу. Она сошла в сад и рассыпала там на траве десять больших  мешков проса.    

– К утру, прежде чем подымется солнце, ты должен мне всё  это просо выбрать, – сказала она, – да так, чтоб ни одно зёрнышко не  пропало.    

Сел парень в саду и стал раздумывать, как выполнить ему  такую задачу, но ничего придумать не мог и сидел пригорюнившись и ждал, что с  наступлением утра его поведут на казнь. Но вот засияли в саду первые лучи  солнца, и он увидел, что все десять мешков полны проса, и стоят все в ряд, и не  пропало при этом ни одного зёрнышка. Явился ночью царь муравьиный со своими  тысячами муравьёв, и благодарные насекомые с великим усердием выбрали просо и  сложили его в мешки.    

Вот сошла сама королевна в сад и увидала, к своему  удивлению, что парень выполнил то, что было ему поручено. Но она не могла  осилить своей гордыни и сказала:    

– Хотя он и выполнил обе задачи, но не стать ему моим  мужем прежде, чем не принесёт он мне яблока с дерева жизни.    

Парень не знал, где растёт дерево жизни; но он собрался в  путь-дорогу и решил искать его до тех пор, пока ноги будут идти, но у него не  было никакой надежды его отыскать. Вот обошёл он уже три королевства и зашёл  под вечер в лес. Сел под деревом, и захотелось ему спать, – но он услыхал  в ветвях шелест, и упало ему в руку золотое яблоко. А тут слетели к нему вниз  три ворона, уселись к нему на колени и сказали:    

– Мы три молодых воронёнка, которых ты спас от голодной  смерти. Мы теперь выросли и, когда услыхали, что ты ищешь золотое яблоко,  прилетели из-за моря, долетели до самого края земли, где растёт дерево жизни, и  принесли тебе это яблоко.    

Сильно обрадовался парень, и пустился в обратный путь, и  принёс прекрасной королевне золотое яблоко; и уж теперь отговариваться ей было  невозможно: они поделили яблоко жизни и съели его вдвоём; и исполнилось её  сердце к нему любовью, и дожили они в безмятежном счастье до самой глубокой  старости.    

 18. Соломинка,  уголёк и боб    

     

Жила-была в деревне бедная старуха. Собрала она раз миску  бобов и хотела было их сварить. Она затопила печь и, чтоб огонь скорей  разгорелся, подбросила пучок соломы. Стала пересыпать бобы в горшок, и вдруг  один из них невзначай выскользнул и улёгся на полу рядом с соломинкой, а вскоре  выскочил к ним из печи и горящий уголёк. Вот соломинка и говорит: – Откуда вы к  нам, милые друзья?    

Уголёк отвечает:    

– Да вот посчастливилось мне из огня выскочить, а не то  бы верная гибель была мне – я сгорел бы и обратился в пепел.    

А боб ему говорит:    

– Я тоже ловко спас свою шкуру, а то положила бы меня  старуха в горшок и сварила бы из меня, как из моих товарищей, без всякого  сожаления похлёбку.    

– А мне-то разве лучше пришлось бы? – сказала  соломинка. – Всех моих сестриц старуха в огонь и в дым обратила; вон –  шестьдесят сразу схватила да и погубила. Я ещё счастливо выскользнула у неё из  рук.    

– Что ж нам теперь делать? – спрашивает уголёк.    

– Я думаю, – ответил боб, – раз мы так  счастливо спаслись от смерти, так давайте жить, как добрые друзья-товарищи,  вместе; а чтоб с нами не приключилось опять какой беды, давайте уйдём отсюда и  поселимся в иной, чужедальней стране.    

Это всем понравилось, и они отправились вместе в  путь-дорогу.    

Долго ли, коротко ли, подошли они, наконец, к маленькому  ручейку, и не было там ни мостика, ни жердинки, и они не знали, как им  перебраться на другую сторону. Но соломинка скоро нашла выход и говорит:    

– Знаете что, лягу-ка я поперёк ручья, а вы  переправитесь по мне, как по мостику.    

Так она и сделала – протянулась с берега на берег. А уголёк  тот был нрава пылкого и смело затопал по вновь построенному мосту.    

Дошёл он уже до середины, вдруг слышит под собой шум  воды, – тут испугался он, остановился на месте и не решился идти дальше. А  соломинка вдруг загорелась, переломилась надвое и упала в ручей. Уголёк упал за  ней следом и, как попал в воду, зашипел и умер.    

А боб, тот был поосторожней: он остался на берегу и, увидев,  что случилось, засмеялся и никак не мог остановиться, и смеялся так сильно, что  в конце концов лопнул.    

Тут бы ему и конец настал, но, к счастью, подвернулся  странствующий портной, отдыхавший у ручья. Сердце было у него жалостливое, он  достал иглу и нитки и сшил лопнувший боб. Поблагодарил его боб от всей души, но  только нитки-то у портного были чёрные.    

Вот с той поры у всех бобов и виден посредине чёрный шов.    

     

19. Сказка о  рыбаке и его жене    

     

Жил-был когда-то рыбак со своею женой. Жили они вместе в  бедной избушке, у самого моря. Рыбак выходил каждый день к берегу моря и ловил  рыбу, – так он и жил, что всё рыбу ловил.    

Вот сидел он однажды с удочкой и всё глядел на зеркальную  воду; сидел он и сидел. Вдруг опустилась удочка на дно, глубоко-глубоко; стал  он её вытаскивать и вытащил большую камбалу-рыбу. И говорит ему камбала-рыба:    

– Послушай, рыбак, прошу я тебя, отпусти меня в море!  Не рыба я камбала, а очарованный принц. Ну, что тебе будет пользы в том, что ты  меня съешь? Не по вкусу придусь я тебе. Отпусти меня в море, чтоб снова мне  плавать.    

– Ну, – говорит рыбак, – чего меня  уговаривать? Камбалу, что умеет говорить человечьим голосом, я и так отпущу на  свободу.    

И он отпустил её опять в чистое море. Опустилась она на дно  и оставила за собой длинную струйку крови. Подивился рыбак и вернулся к жене в  свою бедную избушку.    

– Что ж ты, – говорит ему жена, – нынче  ничего не поймал?    

– Нет, – говорит рыбак, – поймал я  камбалу-рыбу, а она сказала, что она – очарованный принц, вот и отпустил я её  назад, пускай себе плавает в море.    

– И ты у неё ничего и не выпросил? – спросила  жена.    

– Нет, – ответил рыбак, – чего же мне было  желать?    

– Эх, – сказала жена, – ведь плохо-то нам  живётся в бедной избушке, скверно в ней пахнет, смотри, какая она грязная,  выпросил бы ты избу получше. Ступай да покличь назад камбалу-рыбу, скажи ей,  что хотим мы избу получше. Она уж наверное выполнит просьбу.    

– Ох, – сказал рыбак, – неужто мне снова туда  идти?    

– Да ведь ты же её поймал и выпустил в море, она уж  наверное всё сделает. Ступай, счастливой тебе дороги!    

Не хотелось идти рыбаку, но он не посмел перечить жене и  пошёл к морю.    

Пришёл на берег. Позеленело море, потемнело, не сверкает,  как прежде. Подошёл он к морю и говорит:    

     

Человечек Тимпе-Те,    

Рыба-камбала в воде,    

Ильзебилль, моя жена,    

Против воли шлёт меня.    

     

Приплыла камбала-рыба и спрашивает:    

– Ну, чего ей надобно?    

– Эх, – ответил рыбак, – ведь я-то тебя  поймал, а жена мне говорит, будто я должен что-нибудь у тебя выпросить. Не  хочет она больше жить в своей бедной избушке, хочет жить в хорошей избе.    

– Ну, ступай, – говорит ему камбала-рыба, –  всё тебе будет.    

Воротился рыбак домой. Видит – на месте бедной избушки стоит  хорошая новая изба, и сидит жена его перед дверью на скамейке. Взяла его жена  за руку и говорит:    

– Ну, входи, погляди-ка, теперь-то ведь куда лучше.    

Вошёл он в избу, а в избе чистые сени и нарядная комната, и  стоят в ней новые постели, а дальше чулан и столовая; и всюду полки, а на них  самая лучшая утварь, и оловянная и медная – всё, что надо. А позади избы  маленький дворик, и ходят там куры и утки; а дальше небольшой садик и огород с  разной зеленью и овощами.    

– Видишь, – говорит жена, – разве это не  хорошо?    

– Да, – ответил рыбак, – заживём мы теперь  припеваючи, будем довольны и сыты.    

– Ну, это ещё посмотрим, как оно будет, – говорит  жена. Поужинали они и легли спать.    

Вот прошла так неделя, другая, и говорит жена:    

– Послушай, муженёк, а изба-то ведь тесная, двор и  огород совсем маленькие; камбала-рыба могла бы подарить нам дом и побольше.  Хочу жить в большом каменном замке. Ступай к камбале-рыбе, пусть подарит нам  замок.    

– Ах, жена, – ответил рыбак, – нам-то ведь и  в этой избе хорошо, зачем нам жить в замке?    

– Да что ты понимаешь! – говорит ему жена. –  Ступай-ка опять к камбале-рыбе, она всё может нам сделать.    

– Нет, жена, – говорит рыбак, – камбала-рыба  подарила нам недавно избу, не хочу я идти к ней опять, а не то она разгневается.    

– Да ступай, – говорит жена, – она всё может  выполнить, и сделает это охотно. Ступай!    

Тяжело было на сердце у рыбака, не хотелось ему идти; молвил  он про себя: «Негоже так делать», но всё же пошёл.    

Пришёл он к морю. Помутилось море, потемнело, совсем стало  тёмным; иссиня-серым, и совсем не такое, как прежде – зелёное и светлое; но  было оно ещё тихое-тихое.    

Подошёл он к морю и говорит:    

     

Человечек Тимпе-Те,    

Рыба-камбала в воде,    

Ильзебилль, моя жена,    

Против воли шлёт меня.    

     

– Ну, чего она хочет? – говорит камбала-рыба.    

– Эх, – ответил в смущении рыбак, – хочет она  жить в большом каменном замке.    

– Ну, ступай домой, вон стоит она у дверей, –  молвила камбала-рыба.    

Пошёл рыбак и подумал: «Пойду я теперь домой», – и  домой воротился. Видит – стоит перед ним большой каменный дворец, и стоит его  жена на крыльце и собирается войти во дворец. Она взяла его за руку и говорит:    

– Ну, войдём вместе со мной.    

Вошли они, видят – всюду в замке мраморные полы; и стоит  множество всяких слуг, отворяют они перед ними высокие двери; а стены все так и  блестят, красивые на них обои, а в комнатах стулья и столы все сплошь из  золота, и висят на потолке хрустальные люстры; и все залы и покои коврами  устланы; и лучшие яства и вина драгоценные стоят на столах, – чуть не ломятся  под ними столы. А позади замка просторный конюшенный двор и коровник, и возки и  повозки самые лучшие, да, кроме того, большой прекрасный сад с великолепными  цветами и чудными плодовыми деревьями, и парк – длиной будет этак с  полмили, – а в нём олени, лани и зайцы и всё, что только душа пожелает.    

– Ну, что, – говорит жена, – разве это не  прекрасно?    

– О, да, – ответил рыбак, – пускай оно так и  останется; давай заживём теперь в прекрасном замке и будем этим довольны.    

– Ну, это мы ещё подумаем, – говорит жена, –  потолкуем после.    

С тем и пошли они спать.    

На другое утро, только стало светать, проснулась жена первая  и увидела, лёжа в постели, какой красивый вид за окном. Рыбак ещё спал;  толкнула жена его локтем в бок и говорит:    

– Вставай, муженёк, погляди-ка в окошко. А не стать ли  нам королями над всей этой страной? Ступай-ка ты к камбале-рыбе, скажи – хотим  мы быть королями.    

– Ох, жена, – ответил рыбак, – и зачем нам  быть королями? Не хочу я быть королём!    

– Ну, – говорит ему жена, – ты не хочешь быть  королём, а я вот хочу. Ступай-ка ты к камбале-рыбе, скажи ей, что хочу я стать  королевой.    

– Эх, жена, жена, – молвил рыбак, – зачем  быть тебе королевой! Не посмею просить я её об этом.    

– Почему? – говорит жена. – Мигом ступай к  морю, я должна быть королевой.    

Пошёл рыбак в смущенье, что хочет жена его стать королевой.  «Ой, негоже, негоже так делать», – подумал рыбак.    

Не хотелось ему идти, – пошёл-таки к морю.    

Приходит он к морю, а море всё чёрное стало, волнуется, и  ходят по нём волны большие и мутные-мутные. Подошёл он к берегу и говорит:    

     

Человечек Тимпе-Те,    

Рыба-камбала в воде,    

Ильзебилль, моя жена,    

Против воли шлёт меня.    

     

– Ну, чего она ещё захотела? – спрашивает  камбала-рыба.    

– Ах, – говорит рыбак, – она хочет стать  королевой.    

– Ступай домой, будет ей всё, – сказала камбала-рыба.    

Воротился рыбак домой; подходит ко дворцу, видит – стал  замок куда побольше, и башня на нём больше, да так красиво украшена; и стоят у  ворот часовые и много солдат – играют на трубах, бьют в литавры и барабаны.  Вошёл он в двери, а всюду мрамор и золото, и бархатные везде ковры да золотые  кисти.    

Открылись перед ним двери в залу, а там все придворные в  сборе, и сидит его жена на высоком, из чистого золота, троне, усыпанном  бриллиантами; а на голове у жены большая золотая корона, и в руке у неё из чистого  золота скипетр с дорогими камнями, и стоят по обе стороны по шесть девушек в  ряд, одна другой красивей.    

Подходит к ней рыбак, постоял и говорит:    

– Ох, жена, ты, значит, теперь королевою стала?    

– Да, – отвечает она, – я теперь королева!    

Постоял он некоторое время, оглядел её справа и слева и  говорит:    

– Ах, жена, вот и хорошо, что стала ты королевой.  Теперь, пожалуй, тебе ничего больше и желать не надо.    

– Нет, муженёк, – говорит жена, и точно какая  тревога её одолела, – скучно мне быть королевой, не могу я дольше быть  королевой. Ступай-ка ты к камбале-рыбе; я теперь королева, а хочу стать отныне  императрицей.    

– Ах, жена, – молвил рыбак, – ну, зачем тебе  быть императрицей?    

– Муж, – сказала она, – ступай-ка к этой  камбале-рыбе, хочу я стать императрицей.    

– Ох, жена, – отвечает ей муж на это, –  императрицею сделать тебя она не сможет, я не посмею просить об этом  камбалу-рыбу; императрица одна во всём государстве, императрицей не сможет  сделать тебя камбала-рыба, никак не сможет.    

– Что? – сказала жена. – Ведь я королева, а  ты мой муж; пойдёшь к рыбе подобру-поздорову? Ступай! Раз могла сделать она  меня королевой, может сделать и императрицей. Хочу стать я императрицей, ступай  поживее.    

И пришлось идти ему снова. Подошёл он к морю, но стало ему  страшно; идя, подумал он про себя: «Дело, видно, идёт не к добру; совести нет у  неё, хочет императрицею сделаться; надоест под конец это камбале-рыбе».    

Пришёл он к морю, а море стало ещё чернее, вздулось и всё до  самых глубин взволновалось, и ходили волны по нём, и разгуливал буйный ветер и  дул им навстречу; и рыбаку сделалось страшно. Он вышел на берег и говорит:    

     

Человечек Тимпе-Те,    

Рыба-камбала в воде,    

Ильзебилль, моя жена.    

Против воли шлёт меня.    

     

– Ну, чего она ещё захотела? – спросила  камбала-рыба.    

– Ах, камбала-рыба, – сказал он, – хочет жена  моя стать императрицей.    

– Ступай, – сказала камбала-рыба, – будет ей  всё.    

Воротился рыбак домой, видит – одет весь замок полированным  мрамором, стоят изваяния из алебастра, и всюду золотые украшения. Маршируют  перед входом солдаты, дуют в трубы, бьют в литавры и барабаны; а по дому  расхаживают бароны, графы да герцоги разные и прислуживают жене, точно слуги;  открывают они перед ним двери, а все двери сплошь золотые.    

Входит он, видит – сидит жена его на троне, а он из цельного  золота кован, а высотой будет этак с две мили; а на голове у неё большая  золотая корона вышиною в три локтя, усыпана вся алмазами и рубинами. В одной  руке у жены скипетр, а в другой держава; и стоят по обе стороны телохранители в  два ряда, один красивей другого, все, как на подбор, великаны, и самый из них  большой ростом в две мили, и выстроились все в шеренгу от большого до самого  малого карлика, что будет не больше, чем мой мизинец. И стоят перед ней князья  да герцоги. Подошёл рыбак ближе, остановился и говорит:    

– Жена, значит ты теперь императрица?    

– Да, – говорит она, – теперь я императрица.    

Постоял он, поглядел на неё хорошенько, разглядел, посмотрел  ещё раз и говорит:    

– Ох, жена, как красиво, когда ты императрицею стала!    

– Ну, чего ж ты стоишь? Теперь я императрица, а хочу  стать папою римским, ступай к камбале-рыбе.    

– Ах, жена, – молвил рыбак, – чего ещё  захотела! Папой стать ты не можешь, папа один во всём христианском мире, –  этого рыба сделать никак уж не может.    

– Муж, – говорит она, – хочу я стать папой,  ступай поскорее к рыбе, должна я сегодня же сделаться папой.    

– Нет, жена, – говорит ей рыбак, – я и  сказать ей о том не посмею. Нет, так негоже и дерзко, – папою камбала-рыба  сделать тебя не сможет.    

– Муж, как ты смеешь мне перечить! – сказала  жена. – Раз могла она сделать меня императрицей, сможет сделать и папой.  Ну, поскорей отправляйся, я – императрица, а ты – мой муж, пойдёшь  подобру-поздорову?    

Испугался рыбак и пошёл, но было ему слишком тяжко, он  дрожал, и колени у него подгибались.    

И поднялся вдруг кругом такой ветер, мчались тучи, и стало  на западном крае темным-темно, срывались листья с деревьев, волновалось море и  бушевало и билось о берег, и были на нём вдали видны корабли, которые застигла  буря; их носило, качая по волнам. Но небо было в середине ещё слегка синеватое,  а на юге багряное, как перед грозою.    

Подошёл рыбак к морю, остановился в страхе и говорит:    

     

Человечек Тимпе-Те,    

Рыба-камбала в воде,    

Ильзебилль, моя жена,    

Против воли шлёт меня.    

     

– Ну, чего она ещё захотела? – говорит  камбала-рыба.    

– Ох, – отвечает рыбак, – хочет стать она  папою римским.    

– Ступай, будет по её воле, – молвила  камбала-рыба.    

Воротился рыбак, приходит домой, видит – стоит большой  собор, а вокруг него всё дворцы понастроены. Пробился он сквозь толпу. И было  внутри всё освещено тысячами тысяч свечей, а жена облачена в ризы из чистого  золота; видит – сидит она на троне на высочайшем, и на голове у неё три большие  золотые короны. А вокруг стоит разное духовенство; и по обе стороны её  поставлены свечи в два ряда, и самая большая из них – такая огромная и толстая,  как самая что ни на есть высокая башня, а самая маленькая – та совсем  крошечная. И все короли и цари стоят перед ней на коленях, целуют ей туфлю.    

Посмотрел на неё рыбак внимательно и говорит:    

– Жена, ты теперь, стало быть, папа?    

– Да, – отвечает она, – я теперь папа.    

Вот стоит он и глядит на неё пристально; и показалось ему,  будто он смотрит на ясное солнышко. Оглядел он её хорошенько и говорит:    

– Ах, жена, как прекрасно, что ты сделалась папой!    

Сидит она перед ним истуканом и не двинется, не шелохнётся.  И говорит он:    

– Ну, жена, ты теперь-то, пожалуй, довольна. Вот ты и  папа, и никак уж теперь не можешь стать выше.    

– А я вот подумаю, – говорит жена.    

Легли они спать, но она была недовольна, жадность не давала  уснуть ей, и она всё думала, кем бы стать ей ещё.    

А муж спал крепким сном: он набегался за день; а жена, та  совсем не могла уснуть, всю ночь ворочалась с боку на бок и всё думала, чего бы  ей ещё пожелать, кем бы стать ей ещё, но придумать ничего не могла. Вот уж и солнцу  скоро всходить; увидала она утреннюю зарю, придвинулась к краю постели и стала  глядеть из окна на восход солнца. «Что ж, – подумала она, – разве я  не могла бы повелевать и луной и солнцем, чтоб всходили они, когда я захочу?»    

– Муж, – толкнула она его локтем в бок, –  чего спишь, скорей просыпайся да ступай к камбале-рыбе, скажи ей, что хочу я  стать богом.    

Муж на ту пору ещё не совсем проснулся, но, услыхав такие  речи, он так испугался, что свалился с постели прямо на пол. Он подумал, что  ослышался, может, стал протирать глаза и сказал:    

– Ох, жена, жена, ты это что говоришь такое?    

– Да вот, – отвечала она, – не могу я  повелевать луною и солнцем, а должна только смотреть, как они всходят; и не  буду я покойна до той поры, пока не смогу повелевать и луною и солнцем. –  И так на него грозно она посмотрела, что стало ему страшно. – Мигом ступай  к морю, хочу я стать богом!    

– Ох, жена, жена, – молвил ей муж и упал перед ней  на колени, – этого камбала-рыба уж никак сделать не может. Царём и папой  она ещё могла тебя сделать; прошу, образумься и останься ты папой!    

Тут пришла она в ярость, и взъерошились волосы у неё на  голове, она толкнула его ногой да как крикнет:    

– Не смей мне перечить, я терпеть этого больше не  стану! Что, пойдёшь подобру-поздорову?    

Тут поднялся он и мигом кинулся к морю и бежал прямо как  угорелый.    

Бушевала на море буря, и кругом всё так шумело и ревело, что  он еле мог на ногах удержаться. Падали дома, дрожали деревья, и рушились в море  камни со скал, и было всё небо как сажа чёрное. Гром грохотал, сверкали молнии,  ходили по морю высокие чёрные волны, такой вышины, как колокольни; и горы и всё  было покрыто белым венцом из пены.    

Крикнул рыбак во всё горло, но не мог он и собственных слов  расслышать:    

     

Человечек Тимпе-Те,    

Рыба-камбала в воде,    

Ильзебилль, моя жена,    

Против воли шлёт меня.    

     

– Ну, чего ещё она захотела? – спросила  камбала-рыба.    

– Ох, – сказал ей рыбак, – хочет стать она  богом!    

– Так ступай домой, сидит она снова на пороге своей  избушки. Так и сидят они там и доныне.    

 20. Храбрый  портняжка    

     

Однажды, летним утром, сидел портняжка у окна на своём столе  для шитья; ему было весело, и он шил изо всех сил. А проходила по улице  крестьянка, выкрикивая: «Хорошее варенье продаю! Хорошее варенье продаю!»  Портняжке это слышать было приятно, он вытянул свою хилую шею в окошко и  крикнул:    

– Эй, голубушка, заходи-ка наверх, тут свой товар и  продашь!    

Женщина поднялась со своей тяжёлой корзиной к портному на  третий этаж и стала развязывать перед ним все свои банки. Он все их оглядел,  осмотрел, каждую поднял, пригляделся, понюхал и, наконец, сказал:    

– Варенье, кажется, хорошее. Что ж, отвесь мне,  голубушка, четыре лота, а то, пожалуй, и все четверть фунта возьму.    

Женщина, понадеявшись сбыть немало своего товара, продала  портному столько, сколько он просил, и ушла, ворча от досады.    

– Ну, да благословит господь бог это варенье, –  воскликнул портной, – и пошлёт мне бодрости и силы! – С этими словами  он достал из шкафчика хлеб, откроил себе краюху и намазал её вареньем.    

– Оно будет, пожалуй, недурно, – сказал он, –  но сперва я закончу куртку, а потом уж как следует и поем.    

Он положил кусок хлеба около себя и продолжал шить дальше,  но на радостях стал шить крупными стёжками. А запах сладкого варенья между тем  разнёсся всюду по комнате, и множество мух, сидевших на стене, почуяли это и  целым роем слетелись на хлеб.    

– Эй, вы, кто вас сюда звал? – сказал портной и  стал прогонять незваных гостей.    

Но мухи немецкого языка не понимали, они его не слушались, и  их налетело ещё больше. Тут у портняжки, как говорится, терпенье, наконец,  лопнуло, он вышел из себя, кинулся, схватил суконку и с криком: «Погодите, уж я  вам задам!» – без всякой жалости хлопнул изо всей силы по мухам. Поднял он  суконку, поглядел, сосчитал – и лежало перед ним, протянув ноги, не меньше чем  семь убитых мух. «Вот я какой молодец! – сказал он, и сам удивился своей  храбрости. – Надо, чтоб об этом весь город узнал».    

Тут выкроил портняжка наскоро пояс, стачал его и большими  буквами вышил на нём: «Побил семерых одним махом». «Да что город, –  продолжал он рассуждать дальше, – весь свет должен об этом узнать!» – И  сердце его затрепетало от радости, как бараний хвост.    

Подпоясался портной поясом и собрался пуститься по белу  свету, считая, что портняжная мастерская слишком тесна для его храбрости. Но  прежде чем отправиться в путь-дорогу, он стал шарить по всему дому, нет ли чего  такого, что можно было бы с собой захватить, но не нашёл ничего, кроме головки  старого сыра, и взял её с собой. У ворот он увидал птицу, что запуталась в  кустах; он поймал её и тоже сунул заодно с сыром в карман. Потом он смело  двинулся в путь-дорогу, – а был он лёгок да проворен и потому никакой  усталости не чувствовал.    

Путь привёл его к горе, и когда он взобрался на самую  вершину, то увидел там огромного великана, который сидел и спокойно поглядывал  кругом.    

Портняжка смело подошёл к нему, заговорил с ним и спросил:    

– Здравствуй, товарищ, ты что тут сидишь да  разглядываешь привольный и широкий свет? Я вот иду по белу свету странствовать,  хочу попытать счастье, не пойдёшь ли и ты вместе со мной?    

Великан презрительно поглядел на портного и сказал:    

– Эй ты, жалкий оборванец!    

– Как бы не так! – ответил портняжка, и он  расстегнул свою куртку и показал великану пояс, – вот, можешь сам  прочитать, что я за человек!    

Великан прочитал: «Побил семерых одним махом» – и подумал,  что речь идёт о людях, которых убил портной, и почувствовал к этому маленькому  человечку некоторое уважение. Но ему захотелось сначала его испытать. Он взял  камень в руку и сдавил его так, что из него потекла вода.    

– Вот и ты попробуй так же, – сказал  великан, – если силёнок у тебя хватит.    

– Это и всё? – спросил портняжка. – Да это  для меня пустяки! – И он полез в карман, достал оттуда головку мягкого  сыра и сжал её так, что сок из неё потёк.    

– Ну, что, – сказал он, – пожалуй, получше  твоего будет?    

Великан не знал, что ему и сказать, – от такого  человечка он этого никак не ожидал. Поднял тогда великан камень и подбросил его  вверх, да так высоко, что тот исчез из виду.    

– Ну-ка ты, селезень, попробуй тоже.    

– Что ж, брошено хорошо, – сказал портной, –  но камень-то ведь опять на землю упал; а я вот брошу так, что он и назад не  вернётся. – И он полез в карман, достал птицу и подбросил её вверх. Птица,  обрадовавшись свободе, взлетела, поднялась высоко в небо и назад не вернулась.    

– Ну, а это как тебе, дружище, понравится? –  спросил портной.    

     

– Бросать ты умеешь хорошо, – сказал  великан, – но, посмотрим, сумеешь ли ты нести большую тяжесть. – И он  подвёл портняжку к огромному дубу, что лежал срубленный на земле, и сказал: –  Ежели ты достаточно силён, то помоги мне вытащить дерево из лесу.    

– Ладно, – ответил маленький человечек, – ты  положи ствол к себе на плечи, а я подниму и понесу сучья и ветки, – это  ведь будет куда потяжелей.    

Великан взвалил ствол себе на плечи, а портной уселся на  одну из веток; и пришлось великану, который оглянуться назад никак не мог,  тащить всё дерево да впридачу ещё и портняжку. И был портняжка весел и  насвистывал песенку: «Трое портных подъезжало к воротам…», словно тащить дерево  было для него детской забавой.    

Протащил великан тяжёлую ношу недалёко, но дальше нести был  не в силах и крикнул:    

– Послушай, а дерево-то мне придётся бросить.    

Тут портной проворно соскочил с ветки, схватил дерево обеими  руками, будто нёс он его один, и сказал великану:    

– Ты такой большой, а дерево-то нести не можешь.    

Пошли они дальше вместе. Проходя мимо вишнёвого дерева,  великан схватил его за верхушку, на которой висели самые спелые вишни, нагнул  её вниз, дал портному и стал его угощать. Но портняжка был слишком слаб,  удержать веток не смог, и когда великан их отпустил, дерево поднялось и портной  взлетел вместе с ним на воздух. Он упал благополучно на землю, а великан и  говорит:    

– Что ж это ты, неужто ты не в силах удержать такой  маленький прутик?    

– Силы-то у меня хватит, – ответил  портняжка, – ты думаешь, что это что-нибудь значит для того, кто побил  семерых одним махом? Это я через дерево прыгнул, ведь внизу охотники стреляют  по кустам. А ну, прыгни-ка ты так, если можешь.    

Великан попробовал было, но через дерево перепрыгнуть не мог  и повис на ветвях, так что и тут портняжка одержал верх.    

И сказал великан:    

– Если ты уж такой храбрец, то пойдём вместе со мной в  нашу пещеру, там и заночуешь.    

Портняжка согласился и отправился вслед за великаном.  Подошли они к пещере, глядь – сидят там у костра и другие великаны, и у каждого  из них в руке по жареной овце, и каждый её ест. Осмотрелся портняжка и подумал:  «А здесь-то куда просторней, чем у меня в портняжной».    

Великан указал ему постель и сказал, чтоб он лёг и как  следует выспался. Но постель для портняжки была слишком велика, он не лёг в  неё, а забрался в самый угол. Вот наступила полночь, и великан, думая, что  портняжка спит глубоким сном, поднялся, взял большой железный лом и одним  ударом разломал-кровать надвое, думая, что этого кузнечика он уже истребил.    

Ранним утром великаны ушли в лес, а о портняжке и позабыли,  и вдруг он выходит, весёлый и бесстрашный, им навстречу. Тут великаны  испугались и подумали, что он всех их перебьёт, и бросились наутёк.    

А портняжка двинулся дальше, куда глаза глядят. Долго он  странствовал и вот пришёл, наконец, во двор королевского дворца и, почувствовав  усталость, прилёг на траве и уснул. В то время как он лежал, пришли люди, стали  его со всех сторон разглядывать и прочли у него на поясе надпись: «Побил  семерых одним махом».    

– Ох, – сказали они, – чего же хочет этот  знатный герой здесь в мирное время? Это, должно быть, какой-нибудь важный  человек.    

Они пошли и объявили об этом королю, полагая, что на случай  войны он будет здесь человеком важным и нужным и что отпускать его ни в коем  случае не следует. Этот совет королю понравился, и он послал к портняжке одного  из своих придворных, который должен был ему предложить, когда тот проснётся,  поступить к королю на военную службу.    

Посланец подошёл к спящему, подождал, пока тот стал потягиваться  и открыл глаза, и только тогда изложил ему королевское поручение.    

– Я затем сюда и явился, – ответил портной. –  Что ж, я готов поступить к королю на службу.    

     

Его приняли с почестями и отвели ему особое помещение. Но  королевские войны отнеслись к портняжке недружелюбно и хотели его сбыть  куда-нибудь подальше. «Что оно из этого выйдет? – говорили они между  собой. – Если мы с ним поссоримся, то он, чего доброго, на нас набросится  и побьёт семерых одним махом. Уж тут никто из нас против него не устоит». И вот  они порешили отправиться всем вместе к королю и просить у него отставку.    

– Где уж нам устоять, – сказали они, – рядом  с таким человеком, который побивает семерых одним махом?    

Опечалился король, что приходится ему из-за одного терять  всех своих верных слуг, и захотелось ему поскорей от портного избавиться, чтобы  больше его и на глаза не пускать. Но король не решился дать ему отставку: он  боялся, что тот убьёт его, а заодно и придворных, а сам сядет на его трон.  Долго он думал, раздумывал и, наконец, порешил сделать так. Он послал к  портняжке и велел ему объявить, что он хочет ему, как великому военному герою,  сделать некоторое предложение.    

В одном из лесов его королевства поселились два великана,  они своими грабежами и разбоями, поджогами и пожарами великий вред учиняют; и  никто не осмеливается к ним приблизиться, не подвергаясь смертельной опасности.  Так вот, если он этих двух великанов одолеет и убьёт, то отдаст он ему свою  единственную дочь в жёны, а в приданое полкоролевства, а поедут с ним сто всадников  на подмогу.    

«Это было б неплохо для такого, как я, – подумал  портняжка, – заполучить себе в жёны красавицу королевну да ещё  полкоролевства впридачу, – такое не каждый день выпадает на долю».    

– О, да! – сказал он в ответ. – Великанов  этих я одолею, и сотни всадников мне для этого не надо; кто одним махом семерых  побивает, тому двоих бояться нечего.    

     

И вот пустился портняжка в поход, и ехала следом за ним  сотня всадников. Подъехав к лесной опушке, он сказал своим провожатым:    

– Вы оставайтесь здесь, а я уж расправлюсь с великанами  один на один. – И он шмыгнул в лес, поглядывая по сторонам.    

Вскоре он увидел двух великанов. Они лежали под деревом и  спали, и при этом храпели вовсю, так что даже ветки на деревьях качались.    

Портняжка, не будь ленив, набил себе оба кармана камнями и  взобрался на дерево. Он долез до половины дерева, взобрался на ветку, уселся  как раз над спящими великанами и стал сбрасывать одному из них на грудь камень  за камнем. Великан долгое время ничего не замечал, но, наконец, проснулся,  толкнул своего приятеля в бок и говорит:    

– Ты чего меня бьёшь?    

– Да это тебе приснилось, – ответил ему  тот, – я тебя вовсе не бью. – И они опять улеглись спать. А портной  вынул камень и сбросил его на второго великана.    

– Что это? – воскликнул второй. – Ты чем в  меня бросаешь?    

– Я ничем в тебя не бросаю, – ответил первый и  начал ворчать.    

Так ссорились великаны некоторое время, и когда оба от этого  устали, они помирились и опять уснули. А портняжка снова начал свою игру,  выбрал камень побольше и кинул его изо всей силы в грудь первому великану.    

– Это уж чересчур! – закричал тот, вскочил, как  безумный, и как толкнёт своего приятеля об дерево, – так оно всё и  задрожало. Второй отплатил ему той же монетой, и они так разъярились, что стали  вырывать ногами с корнем деревья и бить ими друг друга, пока, наконец, оба не  упали замертво наземь.    

Тут портняжка спрыгнул с дерева. «Счастье ещё, – сказал  он, – что не вырвали они того дерева, на котором я сидел, а то бы пришлось  мне, пожалуй, прыгать, как белка, с дерева на дерево, – ну, да мы уж люди  проворные!» Он вытащил свой меч и изо всех сил ударил обоих великанов в грудь,  потом вышел из лесу к всадникам и сказал:    

– Дело сделано, я прикончил обоих. Однако пришлось мне  трудненько; почуяв беду, они вырывали целые деревья из земли, чтобы защититься,  но им это мало помогло, раз явился такой, как я, что семерых одним махом  побивает.    

– А вы не ранены? – спросили всадники.    

– Обошлось благополучно, – ответил портной, –  и во́лосом не тронули.    

Всадники верить ему не хотели и направились в лес. Они  увидали там великанов, плававших в собственной крови, а вокруг них валялись  вырванные с корнем деревья.    

И вот потребовал тогда портняжка от короля обещанной ему  награды, но тот уж и так раскаивался в своём обещанье и стал снова придумывать,  как бы это ему избавиться от подобного героя.    

– Прежде чем ты получишь мою дочь в жёны и пол  королевств а в придачу, – сказал он ему, – ты должен совершить ещё  одно геройское дело. Живёт в лесу единорог, он причиняет большой вред, ты  должен его поймать.    

– Единорога я боюсь ещё меньше, чем двух великанов;  семерых одним махом – дело как раз по мне.    

Вот взял он с собой верёвку и топор, вышел в лес и велел  людям, которые были даны ему на подмогу, дожидаться его опять на лесной опушке.  Долго искать ему не пришлось; единорог вскоре явился и кинулся прямо на  портного, собираясь его тотчас насадить на свой рог.    

– Потише, потише, – сказал портной. – Этак  быстро дело не выйдет!    

Он остановился и стал ждать, пока зверь подойдёт поближе,  потом он проворно отскочил и спрятался за дерево. Единорог разбежался изо всех  сил и вонзил свой рог в ствол, да так крепко, что у него не хватило сил  вытащить его назад, – так он и поймался.    

– Теперь-то птичка в моих руках, – сказал портной  и, выйдя из-за дерева, накинул единорогу на шею верёвку, потом отрубил ему  топором рог, что застрял в дереве, и, когда всё было в порядке, он вывел зверя  из лесу и привёл его к королю.    

Но король и теперь не хотел дать ему обещанной награды и  выставил третье требование. Должен был портной для свадьбы поймать ему дикого  вепря, что наносит в лесу большой вред, и должны были в этом деле ему помочь  егеря.    

– Ладно, – ответил портной, – это для меня  детская забава!    

Егерей с собой в лес он не взял, и они остались этим очень  довольны, потому что дикий вепрь не раз встречал их так, что у них пропала  охота за ним гоняться.    

Когда вепрь заметил портного, то кинулся на него с пеной у  рта и оскаленными клыками, собираясь сбить его с ног. Но ловкий герой вскочил в  часовню, что находилась поблизости, и мигом выпрыгнул оттуда через окошко.  Вепрь вбежал за ним следом, а портной обежал вокруг часовни и захлопнул за ним  дверь, – тут лютый зверь и поймался: был он слишком тяжёл и неловок, чтобы  выпрыгнуть из окошка.    

Созвал тогда портной егерей, чтобы те собственными глазами  увидели пойманного зверя, а наш герой направился тем временем к королю; и как  уж тому не хотелось, а пришлось-таки сдержать своё обещание, и он отдал ему  свою дочь и полкоролевства в придачу.    

Знал бы он, что стоит перед ним не великий герой, а простой  портняжка, то было бы ему ещё больше не по себе. Свадьбу отпраздновали с  великой пышностью да малой радостью; и вот стал портной королём.    

Спустя некоторое время услыхала ночью молодая королева, как  супруг её во сне разговаривает: «Малый, а ну-ка, сшей мне куртку да заштопай  штаны, а не то отдую тебя аршином». Тут и догадалась она, из какого переулка  родом этот молодчик; рассказала на другое утро о своём горе отцу и стала  просить его, чтобы избавил он её от такого мужа, – ведь оказался он  простым портным. Стал король её утешать и сказал:    

– В эту ночь ты опочивальню свою не запирай, мои слуги  будут стоять у дверей, и когда он заснёт, они войдут, свяжут его и отнесут на  корабль, и будет он отвезён в дальние земли.    

Королева осталась этим довольна, но королевский оруженосец,  который всё это слышал и был молодому королю предан, рассказал ему об этом  замысле.    

– Я с этим делом управлюсь, – сказал портняжка.    

Вечером он улёгся в обычное время в постель со своей женой.  Она подумала, что он уже спит, встала, открыла дверь и легла опять в постель. А  портняжка притворился спящим и начал громко кричать: «Малый, сшей мне куртку да  заштопай штаны, а не то я отдую тебя аршином! Я побил семерых одним махом, двух  великанов убил, увёл из лесу единорога и поймал дикого вепря – мне ли бояться  тех, кто стоит за дверью!»    

Услыхали слуги, что говорит портной, охватил их великий  страх, и они убежали прочь, будто гналось за ними по пятам грозное войско. И  никто уже с той поры больше не отваживался трогать портного.    

И вот, как был портняжка королём, так на всю свою жизнь им и  остался.    

 21. Золушка    

     

Заболела раз у одного богача жена и почувствовала, что конец  ей приходит. Подозвала она свою единственную дочку к постели и говорит:    

– Моё милое дитя, будь скромной и ласковой, и господь  тебе всегда поможет, а я буду глядеть на тебя с неба и всегда буду возле тебя.    

Потом закрыла она глаза и умерла. Девочка ходила каждый день  на могилу к матери и плакала, и была смирной и ласковой.    

Вот наступила зима, и снег укутал белым саваном могилу, а  когда весной опять засияло солнышко, взял богач себе в жёны другую жену.    

Привела мачеха в дом своих дочерей. Были они лицом красивые  и белые, но сердцем злые и жестокие. И настало тогда тяжёлое время для бедной  падчерицы.    

– Неужто эта дура будет сидеть у нас в комнате? –  сказала мачеха. – Кто хочет есть хлеб, пускай его заработает. А ну-ка,  живей на кухню, будешь стряпухой.    

Отобрали они у неё красивые платья, надели на неё старую  посконную рубаху и дали ей деревянные башмаки.    

– Поглядите-ка на эту гордую принцессу, ишь как  вырядилась, – говорили они, смеясь, и отвели её на кухню.    

И должна она была там с утра до самого позднего вечера  исполнять чёрную работу: вставать рано утром, носить воду, топить печь,  стряпать и мыть. А кроме того, сводные сёстры всячески старались, как бы её  посильней огорчить – насмехались над нею, высыпали горох и чечевицу в золу, и  ей приходилось сидеть и выбирать их оттуда опять.    

Вечером, когда она от работы уставала, ей приходилось  ложиться спать не в постель, а на полу, рядом с печкой, на золе. И оттого, что  была она всегда в золе, в пыли и грязная, прозвали её сёстры Золушкой.    

Случилось однажды, что отец собрался ехать на ярмарку, и  спросил у своих падчериц, что привезти им в подарок.    

– Красивые платья, – сказала одна.    

– Жемчуга и драгоценные камни, – попросила другая.    

– Ну, а ты что, Золушка, хочешь?    

– Привези мне, батюшка, ветку, что на обратном пути  первая зацепит тебя за шапку, – отломи её и привези мне с собой.    

Накупил отец своим падчерицам красивые платья, жемчуга и  самоцветные камни, и когда на обратном пути ехал он через лесок, ветка орешника  хлестнула его, да так сильно, что и шапку с головы у него сбила, он сорвал эту  ветку и привёз её с собой. Воротился он домой и подарил падчерицам то, что они  просили, а Золушке отдал ветку орешника.    

Поблагодарила его Золушка, пошла на могилу к матери и  посадила там ветку и так сильно плакала, что слёзы катились у неё из глаз на  землю, и они полили ту ветку. Вот выросла веточка и стала красивым деревом.  Золушка трижды в день приходила к дереву, плакала и молилась; и каждый раз  прилетала на дерево белая птичка; и когда Золушка ей говорила какое-нибудь  желание, птичка сбрасывала ей то, что она просила.    

Но вот случилось однажды, что король затеял пир, который  должен был длиться целых три дня, и созвал на праздник всех красивых девушек  страны, с тем чтобы сын его мог выбрать себе невесту. Когда две названые сёстры  узнали о том, что им тоже надо явиться на пир, они стали добрые, кликнули  Золушку и говорят:    

– Причеши нам волосы, почисть туфли и застегни застёжки,  да покрепче, мы ведь идём в королевский дворец на смотрины.    

Золушка их послушалась, но заплакала – ей тоже хотелось  пойти потанцевать; она стала просить мачеху, чтобы та отпустила её.    

– Ты ведь Золушка, – сказала ей мачеха, – вся  ты в золе да в грязи, куда уж тебе идти на пир? У тебя ведь ни платья нету, ни  туфель, а ты хочешь ещё танцевать.    

Перестала Золушка её просить, а мачеха ей и говорит:    

– Вот просыпала я миску чечевицы в золу. Коль выберешь  её за два часа, тогда можешь идти вместе с сёстрами.    

Вышла Золушка чёрным ходом в сад и молвила так:    

– Вы, голубки ручные, вы, горлинки, птички поднебесные,  летите, помогите мне выбрать чечевицу!    

     

Хорошие – в горшочек,    

Поплоше, те в зобочек.    

     

И прилетели к кухонному окошку два белых голубка, а за ними  и горлинка, и наконец прилетели-послетались все птички поднебесные и опустились  на золу. Наклонили голубки свои головки и начали клевать: тук-тук-тук-тук, а за  ними и остальные тоже: тук-тук-тук-тук, и так повыбрали все зёрнышки в мисочку.  Не прошло и часу, как кончили они работу и все улетели назад.    

Принесла Золушка мисочку своей мачехе, стала радоваться,  думая, что ей можно будет идти на пир, но мачеха сказала:    

– Нет, Золушка, ведь у тебя нет платья, да и танцевать  ты не умеешь, – там над тобой только посмеются.    

Заплакала Золушка, а мачеха и говорит:    

– Вот если выберешь мне за один час из золы две полных  миски чечевицы, то можешь пойти вместе с сёстрами, – а сама подумала про  себя: «Этого уж ей не сделать никогда». Высыпала мачеха две миски чечевицы в  золу, а девушка вышла через чёрный ход в сад и молвила так:    

– Вы, голубки ручные, вы, горлинки, птички поднебесные,  летите, помогите мне выбрать чечевицу!    

     

Хорошие – в горшочек,    

Поплоше, те в зобочек.    

     

И прилетели к кухонному окошку два белых голубка, а вслед за  ними и горлинка, и наконец прилетели-послетались все птички поднебесные и  спустились на золу. Наклонили голубки головки и начали клевать:  тук-тук-тук-тук, а за ними и остальные тоже: тук-тук-тук-тук, и повыбрали все  зёрнышки в миску. Не прошло и получаса, как кончили они работу и улетели все  назад.    

Принесла Золушка две миски чечевицы мачехе, стала  радоваться, думая, что теперь-то ей можно будет идти на пир, а мачеха и  говорит:    

– Ничего тебе не поможет: не пойдёшь ты вместе со  своими сёстрами, – и платья у тебя нету да и танцевать ты не  умеешь, – нам будет за тебя только стыдно.    

Повернулась она спиной к Золушке и поспешила со своими двумя  дочерьми на пир.    

Когда дома никого не осталось, пошла Золушка на могилу к  своей матери под ореховое деревцо и кликнула:    

     

Ты качнися-отряхнися, деревцо,    

Кинься златом-серебром ты мне в лицо.    

     

И сбросила ей птица золотое и серебряное платье, шитые  шёлком да серебром туфельки. Надела она быстро это платье и явилась на  смотрины.    

А сводные её сёстры и мачеха об этом не знали и подумали,  что это, должно быть, какая-то чужая королевна, – такая красивая была она  в своём золотом платье. Им и в голову не приходило, что это Золушка; они  думали, что сидит она дома в грязи и выбирает из золы чечевицу.    

Вот вышел ей навстречу королевич, взял её за руку и стал с  ней танцевать. И не хотел он танцевать ни с какой другой девушкой, всё держал  её за руку, и если кто подходил приглашать её на танец, он говорил:    

– Я с ней танцую.    

Проплясала она до самого вечера и хотела уже домой  возвращаться, а королевич ей и говорит:    

– Я пойду тебя проводить. – Ему хотелось узнать,  чья это дочка-красавица; но она от него убежала и взобралась на голубятню.    

И дождался королевич до тех пор, пока не пришёл отец, и  сказал ему королевич, что какая-то неизвестная девушка взобралась на голубятню.  Старик подумал: «А не Золушка ли это?» и велел принести топор и багор, чтобы  разрушить голубятню, но в ней никого не оказалось.    

Вернулись родители домой, видят – лежит Золушка в своей  посконной рубахе на золе, и горит у печки тусклая масляная лампочка. А дело  было так: Золушка быстро выпрыгнула с другой стороны голубятни и побежала к  ореховому деревцу, там она сняла своё красивое платье и положила его на могилу;  унесла его птица назад, и надела Золушка опять свою серую посконную рубаху и  села в кухне на кучу золы.    

На другой день, когда пир начался снова и родители и сводные  сёстры ушли опять из дому, направилась Золушка к ореховому дереву и молвила  так:    

     

Ты качнися-отряхнися, деревцо,    

Кинься златом-серебром ты мне в лицо.    

     

И сбросила ей птица ещё более пышное платье, чем в прошлый  раз. И когда явилась она в этом платье на пир, каждый дивился, глядя на её  красоту. Королевич ждал её, пока она не пришла, и тотчас взял её за руку и  танцевал только с нею одной. Когда к ней подходили другие и приглашали её на  танец, он говорил:    

– Я с ней танцую.    

Вот наступил вечер, и она собралась уходить, и пошёл  королевич следом за ней, чтобы посмотреть, в какой дом она войдёт. Но она  убежала прямо в сад, который находился за домом. И росло в том саду красивое  большое дерево, и висели на нём чудесные груши. Она проворно взобралась на  него, как белочка по веткам, а королевич и не заметил, куда она исчезла. Стал  он её поджидать, и когда явился отец, королевич ему говорит:    

– От меня убежала неизвестная девушка, мне кажется, что  она взобралась на грушу.    

Отец подумал: «Уж не Золушка ли это?», и велел принести  топор и срубил дерево, но на нём никого не оказалось. Пришли они в кухню, видят  – лежит Золушка, как и в прошлый раз, на золе; как и тогда, она спрыгнула с  другой стороны дерева и отдала птице, что прилетела на ореховое дерево, своё  прекрасное платье и надела опять серую посконную рубаху.    

На третий день, когда родители и сводные сёстры ушли на пир,  отправилась Золушка снова на могилу к матери и молвила деревцу: