1 2 3 4 5 6 
   
— И еще тебе придется напрячь воображение. Место может неважно выглядеть, но если его легко расширить усилиями нескольких человек с ломами и лопатами, скажи мне.
   
— Означает ли это, что Ларри Тальбот — игрок?
   
— Не имеет значения, — ответил я. — Это один из вариантов центра.
   
— А другие какие?
   
— Давай не будем жадничать, — сказал я.
   
Мы пересекли лес. Когда вышли на поляну, там не было никаких цыган. И вообще никого.
   
— Сначала проверь склеп, — сказал я. — Ты заставил меня усомниться, использует он его или уже нет.
   
Шипучка скользнул в отверстие. Немного погодя он вернулся.
   
— Он там, — сообщил он, — и Игла тоже. Оба спят.
   
— Хорошо. Порядок. Теперь проверим церковь.
   
Я походил вокруг, принюхиваясь к ветру, следя за деревьями. Никого не было поблизости, никто сюда не шел.
   
Через короткое время появился Шипучка.
   
— Нет, — сказал он. — Это совершенная развалина, забитая пылью и обломками камней. Ничего не сохранилось. Нам пришлось бы начать все сначала и выстроить ее заново.
   
Я подошел к отверстию, протиснулся как мог далеко вперед. Оно быстро сужалось до размеров трещины, по которой только что прополз Шипучка.
   
— Насколько далеко ты продвинулся вглубь по этой трещине?
   
— Футов на десять. От нее отходят два боковых хода. Оба гораздо короче.
   
Похоже, ему можно было верить, я сам видел.
   
— Итак, что это значит? — спросил он.
   
— Это не то место, — ответил я.
   
— Тогда где же оно?
   
Я быстро соображал. Мне не нравилось делиться знаниями с конкурентами. Но в таком случае один реальный факт мог увести не туда, и, раньше или позже, он все равно это узнает.
   
Я попятился назад из отверстия, повернулся к лесу.
   
— Викарий Робертс хорошо маскируется под фанатичного церковника…
   
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Шипучка.
   
— Он — игрок.
   
— Ты шутишь!
   
— Нет. Он устраивает полночные службы Древним Богам прямо там, в церкви.
   
— Викарий?!
   
— Проверь сам, — предложил я ему.
   
— Как это влияет на схему?
   
— По моим расчетам, если считать викария и не считать Ларри Тальбота, то дом викария и церковь оказываются в центре схемы. Разумеется, это не окончательно, если Граф перемещается, но так это выглядит в данный момент.
   
— Викарий… — повторил он.
   
Мы вошли в лес.
   
— Итак, — через некоторое время произнес он, — если у Графа есть дом в другом месте или даже два, то нам надо узнать, образовались ли они до или после смерти Луны.
   
— Да, — согласился я. На этой точке все застыло.
   
Смерть, перемена жилища, уход игрока — все это смещало схему только до наступления новолуния. После него мы могли убивать друг друга или передвигаться, как пожелаем, не нарушая общей геометрии.
   
— Если бы нашелся способ заставить Иглу говорить, мы могли бы узнать.
   
— Гм, — произнес Шипучка.
   
Мне пришло в голову, когда мы пробирались под деревьями, что я мог ошибиться, и я только что дал ему правильную информацию. Но мне казалось, что сам факт присутствия Ларри, — наряду с тем предвидением, о котором он говорил, — оказывает слишком большое влияние на Игру, чтобы не считать его игроком, независимо от того, собирает ли он ингредиенты, плетет ли заговоры для поединка, защитные заговоры, открывающие или закрывающие — или не делает всего этого. Если его включать, вместе с викарием, — это должен быть тот старый пасторский дом, а не церковь. А многократно перестроенный дом выглядел так, что вполне мог скрывать где-то в глубине часовню или нечто такое, что было когда-то часовней.
   
Кроме того, было бы действительно неплохо открыть истинное лицо викария. Другие начнут прилагать усилия, чтобы сорвать его планы, когда о нем пойдет слух.
   
— Так как насчет наблюдения за перемещениями Графа? — спросил я.
   
— Давай пока не будем торопиться, Нюх, — прошипел он. — Пока нет необходимости посвящать в это остальных. У меня есть гораздо лучшая идея, как узнать о делах Графа.
   
— Даже в присутствии этих цыган?
   
— Даже так.
   
— Что у тебя на уме?
   
— Позволь мне самому этим заняться, денек-другой. Обещаю, что расскажу тебе все потом. Действительно, это было бы неплохо. Думаю, ты лучший расчетчик, чем Растов.
   
— Ладно. Мы не станем торопиться.
   
Мы расстались на опушке леса, он свернул налево, я — направо.
   
Я вернулся обратно к себе домой, быстро сделал обход, убедился, что все в порядке, и снова ушел из дому.
   
Легко было идти по следу цыган, потому что они двигались по дороге до самого места своего назначения. Им оказалось поле возле дома Ларри. Я лежал, затаившись, час или два, и наблюдал, как они разбивали шатер. Ничего существенного не узнал, но зрелище было красочное.
   
Потом я услыхал какие-то звуки на дороге и переключил внимание. Старомодный экипаж, запряженный двумя усталыми на вид лошадьми, приближался ко мне. Я не смотрел на него, пока он не замедлил ход и не свернул к дому Ларри Тальбота.
   
Тогда я оставил свое убежище в зарослях и отправился туда — как раз во-время, чтобы увидеть, как кучер помогает какой-то старухе выйти из экипажа. Я подкрался ближе, спрятался между старыми деревьями, с наветренной стороны, когда леди, опираясь на палку из черного дерева, подошла к двери Ларри. Она взялась за молоток и постучала.
   
Ларри быстро открыл, и между ними состоялся короткий разговор. Ветер не позволил мне разобрать их слова, но через минуту Ларри отступил в сторону, и она вошла.
   
Очень странно. Я обогнул дом, зашел с тыла и стал заглядывать в окна. Обнаружил их сидящими в гостиной и беседующими. Через некоторое время Ларри поднялся, ненадолго вышел, вернулся с подносом, на котором стоял графин и пара бокалов. Он разлил шерри, и они, потягивая напиток, продолжали что-то обсуждать. Это тянулось, по крайней мере, полчаса.
   
Наконец они оба встали и вышли из комнаты. Я помчался вокруг дома, снова заглядывая в окна.
   
Теперь я обнаружил их в комнате со стеклянным потолком, где Ларри выращивал свои растения, они оживленно что-то обсуждали, часто указывая жестами на флору. Это продолжалось почти час, прежде чем они снова вернулись в гостиную, выпили еще по бокалу шерри и снова долго разговаривали.
   
Затем вызвали кучера, и Ларри нагрузил его срезанными отростками из теплицы, а потом проводил обоих до экипажа и сердечно распрощался с леди.
   
Я разрывался между желанием последовать за экипажем и подойти к Ларри немедленно. Когда повозка с грохотом отъехала, я понял, что не могу сдержаться — глупо, наверное, так как я могу говорить с Джеком только между полуночью и часом. Я подбежал к Ларри.
   
— Кто была эта леди? — спросил я.
   
Он улыбнулся.
   
— Привет, Нюх. Как поживаешь? — сказал он.
   
Я повторил свой вопрос в надежде, что его собачьи наклонности позволяют ему понимать меня круглосуточно.
   
— Чудесная леди, — ответил он. — Зовут Линда Эндерби. Вдова офицера из Индии, умершего в Мьютини. Они со старым слугой недавно переехали в старый дом пастора, недалеко отсюда, который для нее заново отделали. Жизнь в городе стала ей немного дороговата и слишком уж суетной. Она просто наносила визит вежливости, желая познакомиться с соседями. И она разделяет мое увлечение ботаникой. У нас состоялась интересная дискуссия по поводу двудольных растений.
   
— О! — сказал я, приводя в порядок свои мысли. — Я наблюдал за цыганами, когда она приехала. Мне сейчас кажется, что все имеет отношение к Игре.
   
— Ну, наверное, они имеют к ней некоторое отношение, — сказал он. — У нас с цыганами давнее знакомство.
   
— Я слышал, что с ними как-то связан Граф.
   
— Это тоже верно, — ответил он. — Надо будет на днях расследовать все это дело.
   
— Я беспокоился о твоем благополучии, — сказал я искренне.
   
— Ложная тревога, Нюх, — ответил он. — Она умная и весьма добропорядочная леди. Не хочешь ли зайти ко мне? У меня есть говяжье рагу, которое ты мог бы…
   
— Нет, благодарю, — ответил я. — У меня еще несколько дел, которыми нужно заняться. Еще раз спасибо за помощь, той ночью.
   
Он улыбнулся.
   
— Никакого труда не составило, право. Мы еще поговорим, — сказал он, поворачиваясь к своему дому.
   
— Да.
   
Я шел назад медленно, в задумчивости. Пока я наблюдал, до меня донесся их запах, и я знал, что Линда Эндерби и ее слуга — это Великий Детектив и его спутник.
   
Мимо пронеслись по ветру листья, я поймал один зубами, выплюнул. Пошел быстрее.
   
Когда я подходил к дому, с поля, по другую сторону дороги, раздалось тихое «мяу».
   
— Серая? — спросил я.
   
— Да.
   
— Кстати. Я хотел с тобой поговорить.
   
— Какое совпадение, — заметила она.
   
Я вышел на поле. Она стояла на том месте, где мы в первый раз обнаружили тело.
   
— Насчет чего? — спросил я у нее.
   
— Я решила не играть с тобой в игры. «Трам, бам, бух», как сказал Маккаб.
   
— О! Ну…
   
— Но подумала, что ты должен знать: когда викарий ходил с теми, кто искал полицейского, он первым делом привел их на это место.
   
— Да?
   
— Да. Он должен был знать, что тело здесь. Он хотел, чтобы его нашли, хотел направить их расследование на Джека.
   
— Интересно.
   
— …А как он еще мог знать, если не сам оставил его здесь или не был соучастником? Нюх, за всем этим стоит викарий.
   
— Спасибо.
   
— Не за что.
   
Я рассказал ей, где остановились цыгане. Она уже видела их, когда они проехали. Я также рассказал ей, что у нас новая соседка по имени Линда Эндерби, которая приезжала к Ларри с визитом.
   
— Да, я ее встретила, — сказала она. — Перед этим она заезжала к хозяйке. Совершенно очаровала ее. У них общие интересы — травы и приготовление изысканных блюд.
   
— Джил готовит изысканные блюда?
   
— Да. Приходи позже, и я позабочусь, чтобы ты получил несколько лакомых кусочков.
   
— Неплохо было бы. Я и в самом деле хотел зайти за тобой позднее. Мне нужна твоя помощь в расследовании.
   
— Расследовании — чего?
   
Следовало рассказать ей правду, если я хотел, чтобы она мне помогла. Поэтому я изложил ей свои выводы, сделанные на вершине холма, там, в кольце описанных мною камней, и о наших приключениях с Шипучкой сегодня днем, о его рассуждениях по поводу цыган, о других вещах, которые я узнал насчет викария, и о моих выводах относительно пасторского дома. Я рассказал ей все, за исключением того, что в городок прибыл Великий Детектив и завел хозяйство в том самом доме и что я могу говорить с Ларри Тальботом и в любой момент получить ответ.
   
— Я нашел разбитое окно в подвал, когда шнырял там вчера ночью, — продолжал я, — достаточно большое, чтобы кошка легко пролезла.
   
— …И ты хочешь, чтобы я проникла внутрь и посмотрела, нет ли там часовни?
   
— Да.
   
— Конечно, я сделаю. Мне тоже нужно знать.
   
— Когда мне зайти?
   
— Как только стемнеет.
   
После этого я немного побродил, приводя в порядок мысли. Мои странствия привели меня к церкви; с ее шпиля крупная ворона-альбинос разглядывала меня красными глазами. Обогнув церковь, просто для завершенности, я увидел толстого кучера, который давал корм лошадям на заднем дворе. Линда Эндерби наносила визит викарию.
  
  
   
    
20 октября
   
   
Вчера вечером зашел к Серой Метелке домой, по ее приглашению, и хозяйка действительно выставила мне на заднее крыльцо тарелку с продовольствием. Тут до меня дошло, что эта Джил гораздо моложе, чем я думал, особенно теперь, когда на ней нет ее сумасшедшего наряда, а волосы свободно ниспадают, а не убраны назад и спрятаны под повязкой. И она действительно хорошая кулинарка. Не могу припомнить, когда я в последний раз так вкусно ел.
   
После этого мы с Серой Метелкой отправились к пасторскому дому. Стояла исключительно ясная ночь, все небо было усыпано звездами.
   
— Мне только что пришло в голову, что ты, должно быть, имеешь привычку наблюдать за птицами, — сказал я.
   
— Конечно.
   
— Ты здесь поблизости не замечала ворону-альбиноса?
   
— Действительно, замечала, то там, то сям, уже несколько недель. А что?
   
— Мне пришло в голову, что она может быть компаньонкой викария. Просто предположение на основании местонахождения.
   
— Теперь, разумеется, я за ней понаблюдаю.
   
На некотором расстоянии от нас появился человек с арбалетом, двигаясь в нашем направлении. Мы стояли тихо, и он прошел мимо.
   
— Это был он? — спросила кошка.
   
— Всего лишь один из участников ночной службы, — ответил я. — Не он сам. Запах не тот. Но этот я тоже запомню.
   
Полоски перистых облаков светились высоко над нами, отражая обрамленные ими звезды, порыв ветра взъерошил мою шерсть.
   
— Я гонялась за крысами, ела отбросы из мусорных ящиков, видела, как топили моих котят, меня подвешивали за хвост и мучили злые уличные мальчишки, пока меня не нашла моя хозяйка, — неожиданно сказала Серая Метелка. — Она была сиротой, жила на улице. Ей жилось еще хуже.
   
— Грустная история, — сказал я. — Мне и самому приходилось несладко.
   
— Если путь откроется, все должно измениться.
   
— К лучшему?
   
— Может быть. С другой стороны, если он не откроется, все тоже может измениться.
   
— К лучшему?
   
— Будь я проклята, если знаю, Нюх. Разве кому-нибудь есть дело до голодной кошки, кроме нескольких друзей?
   
— Возможно, большего никто и не имеет в жизни, какой бы роскошной она ни была.
   
— И все же…
   
— Да?
   
— Трудные времена действительно пробуждают революционные настроения, правда?
   
— Тебе виднее. А иногда еще и цинизм.
   
— Как у тебя?
   
— Наверное. Чем больше все меняется…
   
— А вот и дом пастора, — неожиданно перебила она, останавливаясь и глядя на большое строение, только что возникшее перед нами, в нескольких окнах виднелся свет. — Я сюда никогда раньше не ходила.
   
— Внешне ничего необычного, — сказал я, — и никаких… э-э… собак вокруг. Давай подойдем поближе и поглядим.
   
Так мы и сделали: обошли дом кругом, заглядывая в окна, обнаружили Великого Детектива; следует отдать должное его приверженности своей роли — он и дома не снимал юбок. Сидя в гостиной под портретом королевы, он читал книгу. Единственным его проколом, если можно так выразиться, было то, что он время от времени потягивал огромную трубку из горлянки, которую в промежутках клал на специальную подставку на столике по правую руку. Его компаньон болтался на кухне, готовя что-то легкое на ужин. В доме было много неосвещенных комнат. Мы заметили, что из кухни ведет лестница куда-то вниз.
   
— Вот туда мне и надо, — сказала она. — Когда заберусь наверх, пройду через кухню, если он к тому времени уйдет оттуда, и обследую сначала дальнюю сторону дома. Если же не уйдет, тогда пройду по длинному холлу с ближней стороны и осмотрю все эти темные комнаты.
   
— План неплохой, — сказал я.
   
Мы спустились до уровня земли и завернули за угол, направляясь к окошку в подвал.
   
— Удачи! — пожелал я ей вслед.
   
Вернулся к окну и стал смотреть в кухню. Тот человек не спешил уходить, попробовал еду, ожидая, очевидно, пока вскипит вода, достал из буфета тарелку и вазочку с синим узором в китайском стиле, опять попробовал, выудил из ящика приборы, извлек из другого буфета одну из тех белых чашек с золотым ободком и золотым цветочком внутри, которые есть в каждом доме, снова попробовал… Наконец я увидел Серую Метелку на лестничной площадке. Как долго она там находилась, — не двигаясь и наблюдая, — не могу с уверенностью сказать.
   
Когда он повернулся спиной, она проскользнула в ближайшую дверь холла. Поскольку этот участок был мне не виден, то чтобы убить время, я несколько раз прошелся вокруг дома.
   
— Проверяешь нашу новую соседку, Нюх? — раздался чей-то голос с дерева к востоку от меня.
   
— Тщательность еще никому не повредила, — ответил я. — А ты что здесь делаешь, Ночной Ветер?
   
— То же самое. Но она — не игрок. Мы в этом почти уверены.
   
— Вот как? Вы знакомы?
   
— Да. Она вчера навестила хозяев. Они чувствуют, что она безобидна.
   
— Рад услышать это хоть о ком-то.
   
— Не то что викарий, а?
   
— Ты разговаривал с Шипучкой?
   
— Да.
   
— Я думал, вы в ссоре. Слыхал, что ты сбросил его в реку.
   
— Мы друг друга не поняли, — сказал он. — Потом мы все уладили.
   
— Чем ты расплатился с ним за викария?
   
— Маршрутом ночной охоты Иглы, — ответил он. — Может быть, он планирует устроить на него засаду и съесть. — Ночной Ветер издал похожий на смешок звук, нечто среднее между уханьем и аханьем. — Это было бы забавно.
   
— Но не для Иглы.
   
Он снова хихикнул.
   
— Что правда, то правда. Я так и слышу, как он вопит: «Это не смешно!» Потом АМ! — и мы все будем смеяться последними.
   
— Никогда не ел летучих мышей, — заметил я.
   
— На вкус они ничего. Хоть немного и солоноваты. Слушай, раз уж я на тебя наткнулся, может быть, мы сделаем маленький бизнес — ничего крупного, но мы ничем не должны пренебрегать, а?
   
— Как обычно, — согласился я. — Что у тебя?
   
— Как только я узнал о викарии, я сразу же полетел осмотреть окрестности его дома. Познакомился с его компаньоном…
   
— Большая белая ворона, — вставил я. — Я ее видел.
   
— Гм… Ну, я решил поговорить с ней без околичностей. Подлетел и представился. Ее зовут Текела, и она, по-видимому, отстала в Игре и пытается наверстать. Она немногим может обменяться, но ей всего лишь требовался список игроков и их помощников. Ей все равно кто-нибудь рассказал бы, если не я, так я рассудил, лучше уж пусть мне достанется то немногое, что она может предложить взамен. Во-первых, она не знала, что ты — один из нас, и твоя подруга-птицеедка. Она сказала, что видела тебя несколько ночей назад, вместе с другой большой собакой, вы тащили тело к реке. Это и был пропавший полицейский, да?
   
— Не стану отрицать.
   
— Его убил ты, или Джек?
   
— Нет. Но тело появилось слишком близко от нашего дома, чтобы спокойно себя чувствовать.
   
— И ты просто старался от него избавиться?
   
— А ты хотел бы иметь его у себя во дворе?
   
— Конечно, нет. Но большее любопытство вызывает твой друг. Текела узнала тебя, когда пролетала мимо, а другого пса нет. Поэтому она проследила за ним, когда вы расстались. Говорит, что он пошел в дом Ларри Тальбота.
   
— И что?
   
— Мы гадали, игрок он или нет. Одним из доводов против было то, что у него нет помощника. Теперь же…
   
— А что делала Текела так чертовски далеко в поле в ту ночь?
   
— Предположительно, патрулировала округу, как и все мы.
   
— Предположительно? — переспросил я. — Ее хозяин замешан в убийстве этого человека, и она отправилась на поиски тела, после того как я уволок его, и нашла. Она наблюдала за трупом, чтобы узнать, вернется ли тот, кто его спрятал, и что будет делать дальше.
   
Он промолчал и немного съежился под своими перьями. Потом сказал:
   
— Но ты знаешь, как он умер? Она мне и это рассказала.
   
Именно в тот момент я все понял. Перед моим внутренним взором появился полицейский, которого опоили, оглушили или привязали к алтарю, и викарий, благословляющий остро отточенное орудие.
   
— Ритуальное убийство, — сказал я, — во время одной из его полуночных церемоний. Это было только начало цикла, слишком рано, чтобы убивать. Но именно так и случилось. Потом он бросил останки у нашего дома, чтобы замести следы.
   
— Ему нужно было это раннее убийство для приобретения дополнительной силы, потому что он слишком поздно начал. Ладно. Я тебе дам еще кое-что за Тальбота.
   
— Относительно кого?
   
— Доброго Доктора.
   
— Идет. Я о нем ничего не слыхал уже некоторое время.
   
— Тот пес — бродячий, из города. Зовут Счастливчик. Я даю ему кое-что из еды, когда он появляется, и он мне тоже оказывает услуги. Он вертится вокруг дома Тальбота тоже, потому что Тальбот собирает для него объедки. Но он слишком большой, чтобы кто-нибудь согласился кормить его постоянно, вот почему у него нет настоящего дома. Его можно заметить даже в лесу или в поле по ночам, он там охотится на кроликов.
   
— О! — произнес Ночной Ветер, поворачивая голову на девяносто градусов, чтобы взглянуть на дом пастора. — Это разрушает одну из новых теорий Морриса. Ты ведь расчетчик, да?
   
— Господи, Шипучка-то оказался болтуном.
   
— Это просто проскочило мимоходом в разговоре, — сказал он. — Если бы Тальбот действительно оказался игроком, к тому же еще и викарий в Игре… ну, дела приняли бы интересный поворот, не так ли?
   
— Да, — признал я.
   
— Итак, мы оба проверяем этот дом.
   
— Правильно, — ответил я. — Я не знаю наверняка, что Тальбот не игрок. Но если он и игрок, то не Счастливчик его компаньон.
   
— Интересно. А ты или Счастливчик видели в его доме подходящего кандидата на эту роль?
   
— Нет. Он, кажется, предпочитает растения животным.
   
— А растение может быть компаньоном?
   
— Не знаю. Они-то живые, но несколько ограничены в возможностях. Не знаю. Может быть.
   
— Ну, это все утрясется через несколько дней, я уверен. Масса времени, чтобы сделать дело, и мир будет — должен ли я сказать «возрожден» или «сохранен»?
   
— Скажем, «заварится каша», это точнее.
   
Он закрыл левый глаз, потом снова открыл.
   
— А что Добрый Доктор? — напомнил я ему.
   
— Ах, да, — ответил он. — Он был вторым из тех, о ком знала Текела. Но я заинтересовался, когда она стала настаивать, что там живут не два, а три человека.
   
— Вот как?
   
— Поэтому я полетел на разведку во время одной из этих жутких гроз, которые всегда бушуют в той местности. И она была права. По дому шатался какой-то огромный парень, наверное, пьяный. Самый большой человек, какого я встречал. Он там бродил очень недолго, в самый разгар грозы. Потом лег на ту странную кровать в подвале, и Добрый Доктор накрыл его с головой простыней. Больше он не шевелился.
   
— Странно. А у Бубона есть что сказать по этому поводу?
   
— Ба! На него надо напустить Серую Метелку, если я сперва не поймаю его сам. Крысы не такие соленые, как летучие мыши. Правда, пожестче… В смысле информации от него никакого толку. Не хочет меняться ни на что. То ли он глуп, то ли невежда, то ли просто скрытный.
   
— Не думаю, что он глупый.
   
— Тогда я не уверен, что он понимает свою выгоду. Во всяком случае, от него не очень-то много пользы для остальных.
   
— Надо будет как-нибудь загнать его в угол.
   
— Хвост не ешь. Они не вкусные. — Он снова хихикнул. — Если еще что-нибудь узнаешь о Тальботе или об этом доме, поговорим еще. Растения… гм?
   
Он расправил крылья и унесся в южном направлении. Я следил, как он растворился в ночи. Страшная птица.
   
Снова обошел вокруг пасторского дома, заглянув в некоторые окна. Потом услышал, как открылась задняя дверь. В этот момент я был со стороны фасада и бросился назад, прячась за деревьями.
   
— Славная кошечка, — произнес Великий Детектив, хорошо поставленным фальцетом, — приходи как-нибудь к нам еще.
   
Серую Метелку поставили на ступеньки заднего крыльца, и дверь захлопнулась. Я прочистил глотку, она еще некоторое время сидела там, вылизываясь, потом пошла в противоположную от меня сторону. И неожиданно очутилась рядом.
   
— С тобой все в порядке? — спросил я.
   
— Все отлично, — ответила она. — Давай поговорим.
   
Я двинулся к югу.
   
— А у нее хорошая память, у этой старой дамы, — наконец сказала Серая Метелка.
   
— В отношении чего?
   
— Ее слуга заметил меня, неожиданно вернувшись на кухню, и она услыхала, как я мяукнула. Она пришла и позвала меня по имени. Была очень мила. Даже дала мне блюдечко молока, которое я почла своим долгом выпить. Кто бы мог подумать, что человек может настолько хорошо рассмотреть кошку, чтобы потом узнать ее, не говоря уже о том, чтобы запомнить ее имя?
   
— Возможно, она любит кошек. Наверное, любит, раз захотела накормить тебя.
   
— В таком случае, можно было ожидать, что она заведет собственную кошку. Но ее там нет. Никаких признаков.
   
— Тогда у нее просто хорошее зрение и хорошая память.
   
Мы перешли через дорогу и пошли дальше.
   
— Наверное, — сказала она. — Итак, мне удалось как следует все осмотреть, прежде чем они меня нашли.
   
— И что?
   
— Там есть комната без окон с широкой дверью и нишей в дальней стене — она, между прочим, из камня. Этот старый дом много раз перестраивали. И все же очень похоже, что в этой нише когда-то стоял алтарь. Там даже высечены на камне несколько мелких крестиков и какие-то латинские буквы — по-моему.
   
— Хорошо, — сказал я, — с одной стороны.
   
— А с другой?
   
— Ночной Ветер знает об этом. Он пролетал тут, пока ты находилась в доме, и мы побеседовали. Между прочим, белую ворону зовут Текела.
   
— О, так он ее знает?
   
— …И ты оказалась права насчет викария. Это было ритуальное убийство — дань за позднее вступление в Игру.
   
— Похоже, вы долго беседовали.
   
— Довольно долго. Мне лучше рассказать тебе все.
   
— Мы идем в этом направлении с какой-то определенной целью?
   
— Да. Это входит в план.
   
Мы продолжали двигаться на юг, немного отклоняясь к западу, и я рассказывал ей о том, что узнал. Воздух постепенно становился влажным, а небо темным, как клякса, в этом особенном месте, над которым сверкала и гремела небесная артиллерия.
   
— Так ты хочешь снова заглянуть в окна к Доброму Доктору?
   
— Одним словом — да.
   
— Кошкам не очень-то нравиться мокнуть, — заметила она, после того, как теплая погода сменилась прохладной.
   
— Собаки тоже от этого не в восторге, — сказал я. Потом добавил:
   
— Кто бы ни победил, а дождь будет лить.
   
Она издала звук, наиболее близкий к смеху из всего, что я до сих пор от нее слышал, — легкий, ритмичный, музыкальный звук.
   
— Это правда, — сказала она немного погодя, — я уверена. Сколько раз в столетие Полная Луна светит в канун Дня Всех Святых?
   
— Когда как, — ответил я. — Более интересный вопрос, сколько раз в этом случае собираются соответствующие люди, чтобы попытаться открыть путь или удержать его закрытым?
   
— Я бы не смогла угадать. Ты в первый раз, конечно.
   
— Нет, — сказал я и не стал распространяться на эту тему, зная, что именно я сейчас выдал.
   
Когда мы подошли поближе, я увидел, что дверь фермерского дома распахнута, и из ее прямоугольника льется свет. И кто-то идет по дороге по направлению к нам. Очередной разряд из грозовых туч одел здание в терновый венец из света, и в его ослепительном блеске возник силуэт очень большого человека, который двигался к нам неуклюжими, но очень быстрыми шагами. Одежда на нем плохо сидела, и, насколько я разглядел во время короткой вспышки, лицо его было изуродовано, скошено на сторону. Он остановился перед нами, покачиваясь, вертя головой из стороны в сторону. Я зачарованно смотрел на него. Дождь вымыл из воздуха все запахи, но теперь, когда мы подошли так близко, я почувствовал его запах, и он показался мне еще более странным, потому что это был тошнотворный, сладковатый запах смерти, который окутывал его, исходил от него. Его движения не были агрессивными, и он рассматривал нас с выражением, похожим на простодушное любопытство ребенка.
   
Внезапно в дверях фермы появился высокий человек, вглядываясь в темноту, его лабораторный халат развевался на ветру.
   
Огромная фигура перед нами наклонилась вперед, уставившись мне прямо в морду. Медленно, без угрозы, он протянул ко мне правую руку и дотронулся до головы.
   
— Хо-ро-ший пе-сик, — произнес он хриплым, надтреснутым голосом, — хо-ро-ший пе-сик, — и погладил меня.
   
Потом обратил внимание на Серую Метелку и быстрым движением, совершенно не похожим на предыдущий жест, схватил ее, поднял вверх и прижал к груди.
   
— Ко-шеч-ка, — произнес он. — Слав-на-я ко-шеч-ка.
   
Он неуклюже погладил ее другой рукой, дождь струился по его лицу, капал с одежды.
   
— Нюх! — взвыла Серая Метелка. — Он делает мне больно! Слишком придавил! Он меня слишком придавил!
   
Я немедленно принялся лаять, надеясь отвлечь его, чтобы он разжал руки.
   
— Эй! — донесся крик человека, стоящего у дома. — Вернись! Ты должен сейчас же вернуться!
   
Я продолжал лаять, и человек побежал к нам.
   
— Он немного отпустил меня, но я все еще не могу вырваться! — сообщила мне Серая Метелка.
   
Явно сконфуженный, громадный человек повернулся к приближающейся фигуре, потом опять ко мне. Оказалось, сам Добрый Доктор бежал к нам. Я продолжал лаять, поскольку это, по-видимому, сработало.
   
Подойдя к гиганту, Добрый Доктор положил руку ему на локоть.
   
— Собачья погодка, как я погляжу, — сказал он. — И кошачья.
   
Я перестал лаять, а гигант повернул голову и уставился на него, явно растерявшись от такой блестящей остроты.
   
— Песик хочет, чтобы ты отпустил кошечку, — продолжал Добрый Доктор. — Кошечка тоже хочет на землю. Поставь ее и пойдем со мной. Плохая ночь, чтобы выходить из дому — под такой дождь.
   
— Пло-ха-я ночь, — ответил большой человек.
   
— Да. Поэтому поставь кошечку на землю и пойдем со мной.
   
— Пло-хой дождь, — прибавил гигант.
   
— Да. Кошка. На землю. Сейчас. Пошли. Сейчас. Со мной.
   
— Кош-ка, ко-шеч-ка, на зем-лю, — произнес великан, нагнулся и осторожно поставил Серую Метелку на дорогу. Выпрямляясь, он встретился со мной взглядом и прибавил:
   
— Хо-ро-ший пе-сик.
   
— Я в этом уверен, — сказал Добрый Доктор, взяв его за локоть обеими руками и поворачивая назад к ферме.
   
— Давай уберемся отсюда, — сказала Серая Метелка, что мы и сделали.
  
  
   
    
21 октября
   
   
Твари становятся все беспокойнее, но запреты для них все еще в силе. Сегодня утром зашел к Ларри и предложил ему откликаться на имя «Счастливчик», если к нему обратится кто-нибудь из лесных обитателей во время его странствий. Я объяснил ему, что мне пришлось придумать для него легенду, чтобы рассеять недоумения по поводу его статуса. Он согласился быть еще более осмотрительным во время своих приходов и уходов. Я просветил его насчет всего остального тоже, потому что считал нас партнерами. То есть всего, кроме настоящей личности Линды Эндерби. Мне ужасно не хотелось разрушать его иллюзии относительно приятной старой дамы, общение с которой доставило ему столько удовольствия. Что открылось, то уже открылось, — а я сомневаюсь, чтобы открылось многое в таком запутанном случае, как у него, и при том, что он так осторожен, — поэтому я немногим рискую, позволяя ему еще какое-то время тешиться приятными воспоминаниями о ее визите. Я решил подождать еще несколько дней, а потом уже раскрыть ему обман.
   
— Что-нибудь слышали о полиции и их поисках? — спросил я.
   
— Они все еще продолжают расследование, уже допросили всех и теперь начали прочесывать поля вдоль дороги. Мне кажется, их последняя теория такова: полицейского могла сбросить его лошадь, которая действительно потом вернулась в конюшню.
   
— Наверное, он не всплыл. Возможно, доплыл до моря.
   
— Может быть. Уверен, они очень скоро вплотную займутся поисками всплывших трупов.
   
— Интересно, чем может обернуться вся эта суета для Графа, если они заберутся слишком далеко в поля?
   
— Готов побиться об заклад, на поверку окажется, что он переехал в другое место.
   
— Так вы тоже считаете, что у него есть еще одно место?
   
— Конечно. Это в его стиле. И он прав. У каждого должно быть место, куда можно убежать. Лишняя осторожность никогда не повредит.
   
— А у вас есть?
   
Он улыбнулся.
   
— Надеюсь, у тебя тоже, — сказал он.
   
Никто не может определить, улыбаюсь я или нет. Потом я пошел искать Серую Метелку, чтобы попытаться убедить ее еще раз слазить для меня в склеп. Но ее нигде не было. В конце концов я сдался и побрел к дому Растова.
   
Шипучку я тоже не смог сразу обнаружить и стал ходить вокруг дома и заглядывать в окна. Я увидел самого Растова, развалившегося на стуле с бутылкой водки в одной руке, а другой рукой он прижимал к груди предмет, который мог быть его иконой. На подоконнике что-то зашевелилось, и я понял, что это мой бывший партнер. Шипучка поднял голову, уставился на меня, потом головой показал на соседнюю комнату. После соскользнул с подоконника и исчез.
   
Я отошел назад к ближайшему окну указанной комнаты, которое было слегка приоткрыто. Через несколько секунд он появился.
   
— Привет, Шип, — сказал я. — Как дела?
   
— Иногда мне хочется снова в поле, — ответил он. — Я бы сейчас готовился к долгой зимней спячке.
   
— Плохая ночь?
   
— Я вовремя выбрался. Он снова принялся за свое. Пьет и поет грустные песни. Он может навлечь на нас крупные неприятности, если слишком напьется. Лучше бы ему протрезветь к решающей ночи.
   
— Надеюсь, так и будет.
   
Мы двинулись к задней стороне дома.
   
— Ты занят? — спросил он.
   
— Да.
   
— Послушай, Нюх, босс не все мне рассказывает, а Ночной Ветер говорил, всего пару дней назад, что существуют способы определить при помощи гадания, кто Открывающий, а кто Закрывающий. Это правда?
   
— Он прав, — сказал я. — Но они ненадежны, пока не умрет Луна. Чтобы они заработали, необходимо какое-то горючее.
   
— А сколько времени должно пройти?
   
— Несколько дней.
   
— Так люди начнут открывать статус друг друга очень скоро?
   
— Да. Так всегда происходит. Поэтому важно закончить все совместные дела заранее. После того, как подведены итоги, твои бывшие партнеры могут оказаться твоими новыми врагами.
   
— Мне не нравится перспектива иметь врагом тебя или Ночного Ветра.
   
— Из этого не следует, что мы должны убивать друг друга до великого события. Лично я всегда считал подобные поступки признаком слабости.
   
— Но ведь всегда происходят какие-то умерщвления.
   
— Я об этом слышал. Мне это кажется напрасной тратой энергии, раз все равно в конце все решится.
   
— …И половина из нас погибнет от ответного удара победившей второй половины.
   
— Редко происходит равное деление Открывающих и Закрывающих, пятьдесят на пятьдесят. Никогда не известно, какой будет диспозиция или кто появится в конце. Я слышал, что однажды был случай, когда в последний день все отступили. Никто не явился. Что тоже плохо. Подумай об этом. Любой из них, у кого хватило бы мужества, мог тогда повернуть дело по-своему.
   
— Сколько осталось времени до того, как все станет известно, Нюх?
   
— Уже совсем скоро. Полагаю, кто-то уже сейчас работает над этим.
   
— А ты знаешь?
   
— Нет. Узнаю очень скоро. Мне не нравится знать без крайней необходимости.
   
Он заполз на старый пенек. Я сел на землю рядом.
   
— К тому же, — объяснил я, — это помешало бы мне попросить тебя кое-что сделать, прямо сейчас.
   
— Что именно? — спросил он.
   
— Я хочу, чтобы ты вернулся со мной к склепу и проверил, там ли еще Граф.
   
Он молчал, поворачиваясь в солнечных лучах, блестя чешуйками.
   
— Нет, — наконец ответил он. — Нам не нужно туда ходить.
   
— Почему?
   
— Я уже знаю, что его там нет.
   
— Откуда ты знаешь?
   
— Вчера ночью я выползал наружу, — сказал он, — и спрятался в сливовом дереве, которое, как я узнал, часто навещает Игла, чтобы поесть. Когда он прилетел, я сказал: «Добрый вечер, Игла.»
   
— Это ты, Шипучка? — отозвался он.
   
— Собственной персоной, — ответил я. — Как кормежка?
   
— Неплохо. Неплохо, — сказал он. — А как твои извилистые пути?
   
— О, превосходно, — ответил я. — Полагаю, ты прилетел поесть?
   
— Да. Я всегда прилетаю сюда напоследок, потому что эти сливы — мои любимые, и я лакомлюсь ими после жуков. Предпочитаю оставлять самое лучшее напоследок.
   
— Так и следует поступать во всяком деле, — сказал я.
   
— Скажи, — теперь, пожив с Растовым, я в этом хорошо разбираюсь, — ты никогда не пробовал давно упавшие с дерева сливы, которые выглядят сморщенными, сгнившими и неаппетитными?
   
— Нет, — ответил он, — это было бы глупо, когда столько хороших слив еще висит на дереве.
   
— А, — сказал я, — но внешний вид обманчив, и «хороший» — понятие весьма относительное.
   
— Что ты имеешь в виду? — спросил он.
   
— Я тоже люблю фрукты, — объяснил я — и я знаю их секрет. Те, что внизу, на земле, гораздо лучше тех, что еще висят на ветках.
   
— Как это может быть? — удивился он.
   
— Секрет в том, что, когда они лежат там, оторванные от источника своего существования, они используют остаток своей жизни для создания новых ростков. Правда, они от этого сморщиваются, но вырабатывают из себя новый, особый эликсир, превосходящий обычный сок тех слив, которые еще на дереве.
   
— Они гораздо лучше на вкус?
   
— Нет. На вкус — нет. Это больше, чем просто вкус. Это вопрос духа.
   
— Наверное, нужно попробовать, раз так.
   
— Ты не пожалеешь. Я тебе очень рекомендую.
   
И он спустился на землю, нашел одну из таких слив и откусил от нее.
   
— Фу! — воскликнул он. — Они никуда не годятся! Перезрелые и…
   
— Не торопись, — сказал я. — Возьми еще, проглоти немного, потом еще. Немножко подожди.
   
И он еще попробовал, и еще. Немного погодя он сказал:
   
— У меня слегка кружится голова. Но ощущение довольно приятное. Действительно…
   
Он съел еще одну, с внезапно проснувшимся энтузиазмом, потом еще одну.
   
— Шипучка, ты был прав, — сказал он через какое-то время. — Есть в них нечто особенное. Такое теплое ощущение…
   
— Да, — ответил я.
   
— И это головокружение — не совсем головокружение. Приятное ощущение.
   
— Съешь еще. Съешь гораздо больше, — посоветовал я ему. — Иди туда, куда тебя поведет.
   
Вскоре его слова стало трудно понимать, так что мне пришлось соскользнуть с дерева на землю, чтобы расслышать все, что он говорил, когда я начал спрашивать:
   
— Ты был с Графом, когда он устраивал новые могилы, правда?
   
Вот так я узнал их местонахождение и что он собирался переехать в одну из них вчера ночью, — закончил он свой рассказ.
   
— Хорошая работа, — сказал я. — Хорошая работа.
   
— Надеюсь, когда он проснулся, он не чувствовал себя так, как я в то утро. Я там не остался, я понимаю, что видеть змей в таком состоянии плохо. По крайней мере, так говорит Растов. Что до меня, то я-то видел людей в тот последний раз, всех этих проезжих цыган. И тебя, разумеется.
   
— Сколько существует могил, не считая склепа?
   
— Две, — ответил он. — Одна к юго-западу, вторая — к юго-востоку.
   
— Я хочу их видеть.
   
— Я тебя отведу. Та, что на юго-западе, ближе. Давай сперва пойдем туда.
   
Мы двинулись в путь, пересекая тот участок местности, где я прежде не бывал. В конце мы пришли к маленькому кладбищу, окруженному ржавой железной оградой. Калитка оказалась не запертой, и я распахнул ее плечом.
   
— Сюда, — сказал Шипучка, и я последовал за ним.
   
Он привел меня к небольшому мавзолею рядом с голой ивой.
   
— Внутри, — сказал он. — Усыпальница справа открыта. Там стоит новый гроб.
   
— Граф там?
   
— Не должен бы. Игла говорил, он будет спать в другом.
   
Я все же вошел туда и толкал лапой крышку, пока не нашел способа открыть ее. Тогда она довольно легко поднялась. Гроб был пуст, если не считать горсти-другой грязи на дне.
   
— Выглядит настоящим, — сказал я. — Теперь веди меня ко второму.
   
Идти туда оказалось гораздо дольше, и по дороге я спросил:
   
— Игла не говорил тебе, когда устроены эти могилы?
   
— Несколько недель назад, — ответил он.
   
— До новолуния?
   
— Да. Он очень настаивал на этом.
   
— Это портит мою схему, — сказал я, — а ведь все, казалось, так хорошо укладывается в нее.
   
— Извини.
   
— Ты уверен, что он сказал именно так?
   
— Совершенно.
   
— Проклятье.
   
В небе ярко сияло солнце, хотя там и сям виднелись облака, — и, разумеется, дальше к югу, над домом Доброго Доктора, они собрались целой грудой. Северный ветер принес холодную струю. Мы двигались без дороги, по осенним краскам — коричневым, красным, желтым — и почва была сырой, хоть и не пропитанной еще водой, как губка. Я вдыхал запахи леса и земли. Из одной трубы вдалеке вился дымок, и я думал о Древних Богах и спрашивал себя, как может все измениться, если откроется путь к их возвращению. Мир может быть хорошим местом, или плохим, и без сверхъестественного вмешательства; мы выработали свои собственные способы действий, определили для себя добро и зло. Некоторые боги хороши для достижения отдельных идеалов, а не для осуществления реальных целей, здесь и сейчас. Что же касается Древних, то я не видел выгоды поддерживать отношения с теми, кто совершенно трансцендентален. Мне нравится абстрактно рассматривать все эти вещи, в платонических сферах, а не быть вынужденным заниматься их физическими проявлениями… Я вдыхал запахи горящих дров, глины, упавших с дерева гниющих яблок, возможно, все еще покрытых утренней изморозью в тени фруктовых садов, видел высоко летящий, перекликающийся клин, направляющийся к югу. Я слышал, как крот роет землю под моими ногами…
   
— Растов так и пьет каждый день? — спросил я.
   
— Нет, — ответил Шипучка. — Он начал только накануне новолуния.
   
— К нему приезжала Линда Эндерби?
   
— Да. Они долго беседовали о поэзии и о ком-то по имени Пушкин.
   
— Ты не знаешь, она видела Альхазредскую Икону?
   
— Так тебе известно, что она у нас… Нет, пьяный или трезвый, он никому бы ее не показал до того времени, как в ней возникнет нужда.
   
— Когда я сегодня искал тебя, я видел у него в руках нечто напоминающее икону. Она из дерева, примерно высотой в три дюйма и длиной в девять?
   
— Да, он достал ее сегодня из тайника. Всякий раз, впадая в особенно глубокую депрессию, он говорит, что она придает ему бодрости, чтобы «отправиться на берега Гали и поразмышлять над законами разрушения», а затем обдумать, как ему все это использовать.
   
— Это можно понять почти как заявление Закрывающего, — заметил я.
   
— Иногда я думаю, Нюх, что ты — Закрывающий.
   
Наши взгляды встретились, и я остановился. В некоторых случаях приходится рисковать.
   
— Это правда, — сказал я.
   
— Черт побери! Значит, мы не одни!
   
— Давай оставим эту тему, — сказал я. — Даже не будем больше говорить об этом.
   
— Но ты можешь хотя бы сказать мне, знаешь ли ты о ком-нибудь из остальных.
   
— Не знаю, — ответил я.
   
Я снова двинулся в путь. Сделан небольшой рывок, одержана маленькая победа. Мы миновали пару коров, жующих с опущенной головой. Негромкий раскат грома раздался со стороны дома Доброго Доктора. Посмотрев налево, я разглядел свой холм, который прозвал Гнездом Пса.
   
— Эта могила дальше к югу, чем первая? — спросил я, когда мы свернули на тропинку, которая вела в том направлении.
   
— Да, — прошипел он.
   
Я все старался представить себе схему, растянутую по новым направлениям из-за появления этих новых точек обитания. То, что я то находил, то снова терял варианты расположения центра, меня раздражало. Казалось, эти силы играли со мной злые шутки. И особенно трудно было отказываться от тех вариантов, которые выглядели самыми подходящими.
   
Наконец наш путь закончился в месте, которое было похоже на чье-то семейное кладбище. Только семья, которой оно некогда принадлежало, давно исчезла. Разрушенное строение виднелось на вершине ближнего холма. От него остался едва заметный фундамент, не более. И я увидел, что кто-то присвоил себе останки этой семьи, когда Шипучка вывел меня на заросшее кладбище, ограда которого сохранилась только с восточной стороны, да и та покосилась.
   
Он провел меня через высокую траву к большой каменной плите. По ее периметру виднелись свежие следы лопаты, а камень был поднят и сдвинут в сторону, оставляя узкую щель, через которую я должен был протиснуться.
   
Я засунул туда нос и понюхал. Пыль.
   
— Хочешь, чтобы я проверил? — спросил Шипучка.
   
— Давай вместе спустимся, — ответил я. — После такой прогулки я хочу, по крайней мере, взглянуть.
   
Я пролез в щель и спустился по неровным ступенькам. Под ними оказалась лужа, и я перешагнул через нее. Там были еще и другие лужи, и я не смог обойти их все. Было темно, но в конце концов я различил открытый гроб, установленный на возвышении. Второй гроб сдвинули в сторону, чтобы освободить место.
   
Я подошел и понюхал вокруг. Какие запахи я ожидал почуять, не знаю. В ту ночь, когда мы встретились, у Графа не было никакого запаха, очень обескураживающее явление для моего темперамента и обонятельного аппарата. Подойдя поближе и привыкнув к темноте, я удивился, почему он оставил открытой крышку. Это казалось мне странным для личности с его убеждениями.
   
Встав на задние лапы, я оперся передней о край гроба и заглянул внутрь.
   
— Что такое? — спросил рядом голос Шипучки, и я осознал, что только что тихо тявкнул.
   
— Игра пошла всерьез, — ответил я.
   
Он взобрался на постамент, потом на торец гроба, где приподнялся в воздух и стал похож на головной убор фараонов.
   
— Вот это да! — произнес он.
   
Внутри и поверх длинного черного плаща лежал скелет. На нем все еще был надет темный костюм, теперь несколько пострадавший, распахнутый спереди. Большой деревянный кол торчал из груди и под небольшим углом уходил далеко вниз, слева от позвоночного столба. Все было покрыто толстым слоем сухой пыли.
   
— Похоже, его новое место было не таким тайным, как он считал, — заметил я.
   
— Интересно, он был Открывающим или Закрывающим? — сказал Шипучка.
   
— Я бы предположил, что Открывающим, — ответил я, — думаю, теперь мы этого никогда не узнаем.
   
— Кто его пригвоздил, как ты считаешь?
   
— Пока не имею представления, — сказал я, опускаясь на все четыре и отворачиваясь. Потом я прищурился, вглядываясь в углы и трещины.
   
— Ты нигде не видишь Иглу? — спросил я.
   
— Нет. Думаешь, они его тоже достали?
   
— Возможно. Если он все же появится, его непременно надо расспросить.
   
Я взобрался по ступенькам и вынырнул на свет. Мы отправились обратно.
   
— Что теперь произойдет? — спросил Шипучка.
   
— Мне нужно делать обход, — ответил я.
   
— Мы что же, просто будем ждать, когда это снова произойдет?
   
— Нет. Будем проявлять осторожность.
   
Мы двигались домой, ползком и трусцой.
   
Джека дома не было, и я сделал дела по дому, а после пошел искать Серую Метелку, чтобы просветить ее по поводу последних событий. С удивлением заметил Джека, беседующего с Сумасшедшей Джил у нее на заднем крыльце. В руке он держал чашку с сахаром, который, очевидно, только что у нее одолжил. Когда я подошел, он уже закончил беседу и собрался уходить. Серой Метелки нигде не было видно. Когда мы с Джеком возвращались домой, он сказал мне, что мы, возможно, скоро поедем в город за припасами мирского плана.
   
Позднее я снова вышел во двор перед домом, все еще в поисках Серой Метелки, и видел, как проехала коляска с Великим Детективом, по-прежнему в обличье Линды Эндерби. Наши взгляды встретились, и мы несколько долгих мгновений смотрели друг другу в глаза. Затем он исчез.
   
Я вернулся в дом и долго спал. Проснулся в сумерках и снова сделал обход. Твари в Зеркале все еще лежали в клубке и слегка пульсировали. Трещина показалось мне несколько большей, но это могли быть шутки памяти и воображения. Тем не менее я решил обратить на это внимание Джека, в недалеком будущем.
   
Поев и напившись, я вышел на улицу и еще раз поискал Серую Метелку. Нашел ее в их дворе, у крыльца, дремлющей, по обыкновению на ступеньке.
   
— Привет. Искал тебя с утра, — сказал я. — Соскучился по тебе.
   
Она потянулась и, зевнув, полизала шкурку.
   
— Меня не было дома, — ответила она, — проверяла окрестности дома викария и церкви.
   
— Внутри была?
   
— Нет. Но заглянула во все отверстия, куда достала.
   
— Узнала что-нибудь интересное?
   
— Викарий держит на письменном столе в кабинете череп.
   
— Memento mori, — заметил я. — Церковники иногда склонны к таким вещам. Может быть, он достался ему вместе с домом, как часть обстановки.
   
— Он стоит на чаше.
   
— На чаше?
   
— На той самой чаше. Старинной магической чаше, о которой ходят слухи.
   
— О! Значит, я ошибался, считая обладателем этого предмета Доброго Доктора. Это проясняет один из пунктов. — Потом добавил, фальшивым тоном:
   
— Если бы ты мне еще сказала, где находятся две волшебных палочки…
   
Она бросила на меня странный взгляд и продолжала вылизываться.
   
— …И мне пришлось карабкаться по стене дома, — сказала она.
   
— Зачем?
   
— Услышала, как кто-то плачет наверху. Я взобралась по стенке и заглянула в окно. Увидела на кровати девочку. На ней было голубое платье, а к щиколотке привязана длинная цепочка. Второй конец прикреплен к раме кровати.
   
— Кто она?
   
— Ну, немного позже я встретила Текелу, — продолжала она. — Не думаю, чтобы она так уж горела желанием побеседовать с кошкой. И все же я уговорила ее, и она мне сказала, что девочку зовут Линет, она дочь покойной жены викария от первого брака.
   
— Почему она сидит на цепи?
   
— Текела сказала, что ее наказали за попытку убежать.
   
— Очень подозрительно. Сколько ей лет?
   
— Тринадцать.
   
— Да. Все правильно. Жертвоприношение, конечно.
   
— Конечно.
   
— Какую ты ей дала в обмен информацию?
   
— Я рассказала ей о нашей встрече с большим человеком в ту ночь и о вероятности того, что цыгане связаны с Графом.
   
— Мне надо кое-что сообщить тебе о Графе, — сказал я и подробно поведал ей о своих расследованиях вместе с Шипучкой.
   
— Независимо от того, на чьей он был стороне, я не могу сказать, что сожалею о его выходе из игры, — сказала она. — Он наводил на меня ужас.
   
— Ты с ним встречалась?
   
— Видела его однажды ночью, когда он покидал свой первый склеп. Я спряталась на ветке дерева, чтобы посмотреть, как он это делает. Казалось, он просто просочился оттуда, не двинув ни единым мускулом, просто перелился, так же, как умеет Шипучка. Потом он постоял там секунду, его плащ развевался по ветру вокруг него, он поворачивал голову, глядя на мир так, будто весь свет принадлежит ему, и он решает, какая из его частей могла бы поразвлечь его в данный момент. А потом он рассмеялся. Никогда не забуду этот смех. Он просто запрокинул голову и залаял — не так, как лаешь ты, разве только у тебя есть особенный вид лая перед тем, как съесть что-нибудь, что не хочет быть съеденным, а это доставляет тебе удовольствие, придает особую прелесть еде. Потом он начал двигаться и сыграл шутку с моими глазами. Он превращался в разные предметы, разной формы, его плащ развевался повсюду — в нескольких местах одновременно, — и вдруг улетел, как обрывок плаща, уплывающий прочь в лунном свете. Не стану утверждать, что меня не обрадовал его отлет.
   
— Никогда не видел ничего столь драматичного, — сказал я. — Но я познакомился с ним еще ближе, и он произвел на меня впечатление. — Я помолчал. — Текела еще что-нибудь выдала тебе, кроме истории Линет?
   
— По-видимому, все теперь ухватились за идею, что центр — это тот старый дом пастора, — сказала она. — Викарий рассказал ей, что он когда-то стоял при гораздо большей церкви, к югу отсюда, в старые времена, и последний король Генрих разрушил его, чтобы доказать всем остальным серьезность своих намерений.
   
— Это делает его таким подходящим кандидатом, меня даже раздражает, что Граф проявил дурной вкус и пустил насмарку все вычисления.
   
— Ты еще не рассчитал новое место?
   
— Нет. Но скоро рассчитаю.
   
— Дашь мне знать?
   
— Я возьму тебя с собой, когда займусь этим, — предложил я.
   
— Когда это будет?
   
— Возможно, завтра. Сейчас я как раз собирался пройтись по дороге и посмотреть на цыган.
   
— Зачем?
   
— Иногда они довольно живописны. Пойдем вместе, если хочешь.
   
— Пошли.
   
Мы отправились вверх по дороге. Ночь опять стояла ясная, со множеством звезд на небе. Когда мы приблизились к дому Ларри, я услышал в отдалении музыку. Потом увидел вспышки фейерверка. По мере того как мы подходили все ближе, я стал различать в музыке звуки скрипки, гитары, тамбурина и одного барабана. Мы подбирались все ближе и, наконец, нашли место и спрятались ниже табора, откуда могли наблюдать за происходящим. Я чуял присутствие собак, но ветер дул в нашу сторону, и никто нас не потревожил.
   
Несколько цыганок постарше танцевали, и неожиданно одна из них запела, издавая протяжные, завывающие звуки. Музыка волновала, движения танцорок напоминали мне стилизованные движения длинноногих птиц, которых я видел в более благодатных краях. Повсюду горели костры, и от некоторых из них доносился запах готовящейся еды. Зрелище состояло не только из света, но из теней, и мне скорее даже нравилось то завывание, поскольку я считаю себя знатоком в вопросах лая и воя. Некоторое время мы смотрели на них, зачарованные яркими цветами одежды танцорок и музыкантов не меньше, чем движениями и звуками.
   
Они сыграли несколько мелодий, а потом скрипач махнул рукой в сторону кучки зрителей, протянул свой инструмент и сделал приглашающий жест. Я услышал протесты, но он настаивал, и в конце концов, одна из женщин вышла вперед в круг света. Прошло несколько мгновений, прежде чем я узнал Линду Эндерби. Очевидно, Великий Детектив наносил очередной из своих светских визитов. На заднем плане, в тени, я различил короткую, плотную фигуру его спутника.
   
После короткого препирательства он принял скрипку и смычок, потрогал струны, и взял скрипку под подбородок так, будто делал это всю жизнь. Он поднял смычок, замер на долгое мгновение и затем начал играть.
   
Он играл хорошо. Это была не цыганская музыка, а какая-то старинная народная песня, которую я уже где-то слышал. Закончив ее, он без паузы начал другую, исполнив несколько вариаций. Он все играл и играл, и игра его становилась все более и более необузданной…
   
Внезапно он резко оборвал игру и сделал шаг в сторону, как будто неожиданно проснувшись. Затем поклонился и вернул инструмент хозяину, и движения его в тот момент были совершенно мужскими. Я подумал о контролируемом мышлении, о мастерской дедукции, которые привели его сюда, и потом вот это — этот минутный срыв в необузданность, а потом обратное превращение, с улыбкой, в женщину. Я понял, что это проявление огромной силы воли, и внезапно увидел в нем гораздо больше, чем преследователя со множеством лиц. Внезапно я осознал, что он вынужден изучать, как мы изучали другие аспекты, размах нашего предприятия, что вполне возможно, он в конце окажется прямо за нашей спиной, что он почти стал игроком, в каком-то смысле, и даже больше того — силой в Игре, и я почувствовал к нему такое уважение, какое испытывал к очень немногим существам из многих мне известных.
   
Позднее, по дороге домой, Серая Метелка сказала:
   
— Хорошо было на время отвлечься от дел.
   
— Да, — ответил я, — хорошо, — и взглянул на небо, где Луна все росла.
  
  
   
    
22 октября
   
   
— Чихуахуа? — предложила Тварь в Круге. — Просто так, для смеха?
   
— Не-а, — ответил я. — Языковой барьер.
   
— Давай! — сказала она. — Я уже почти набралась сил, чтобы самой вырваться отсюда. Если ты продержишь меня здесь до тех пор, тебе не поздоровится.
   
— «Почти», — заметил я, — это недостаточно.
   
Она зарычала. Я рыкнул в ответ. Она отшатнулась. Я все еще держал ее под контролем.
   
Тварь в Паропроводе тоже стала гораздо активнее и сверкала на меня глазом сквозь отверстие в трубе. И еще нам пришлось пристроить засов на Шкаф на Чердаке, так как сидящая в нем Тварь сломала крючок. Но я загнал ее обратно. Ее я тоже пока держал под контролем.
   
Потом пошел во двор, проверил места возможного появления чужаков. Ничего подозрительного не нашел и отправился к дому Ларри, собираясь ввести его в курс всех дел и узнать, какие у него новости. Однако, подойдя к его дому, я остановился. Перед домом стояла коляска Эндерби, а рядом с ней толстый кучер. Чем может быть так очарован Великий Детектив, что ему потребовался повторный визит? Теперь у меня ничего не выйдет, конечно.
   
Я повернулся и пошел обратно. Добравшись до дома, увидел Серую Метелку, ожидающую меня на нашем дворе.
   
— Нюх, ты делал расчеты? — спросила она.
   
— Только мысленно, — ответил я. — Думаю, легче будет проделать их с командной высоты.
   
— Какой высоты?
   
— С Гнезда Пса, — объяснил я. — Если тебе интересно, пошли.
   
Мы прошли мимо дома Оуэна, и Плут затрещал нам вслед с ветки:
   
— Странная парочка! Странная парочка! Открывающая, Закрывающий! Открывающая, Закрывающий!
   
Мы не ответили. Пускай себе занимается пророчествами.
   
— Под странным заклятием вы находитесь, — заметила Серая Метелка после долгого молчания.
   
— Скорее можно сказать, что мы — хранители заклятия. Возможно, и не одного. Если живешь достаточно долго, такие вещи каким-то образом накапливаются. Откуда ты о нем знаешь?