1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 
    
— О, так вы теперь отождествляете себя с госпиталем? — фыркнул Большой Джим.
    
— А почему бы и нет? Вы только что отождествляли себя с Христом. Давайте лучше вернёмся к вашему диагнозу, вы не против?
    
Большой Джим небрежно отмахнулся своей большой толстопалой рукой.
    
— Валиум — не панацея. Если вы уйдёте отсюда, ещё до пяти вечера вас вновь может догнать аритмия. Или совсем взять в блокаду. Приятная сторона в этой ситуации то, что вы можете встретиться с вашим Спасителем ещё до наступления тьмы.
    
— Так что бы вы мне рекомендовали? — Ренни говорил спокойно. Он уже полностью собой овладел.
    
— Я мог бы дать вам кое-что, что, скорее всего, поможет проблеме, по крайней мере, на некоторое время. Кое-какие лекарства.
    
— Какие лекарства?
    
— За них надо заплатить цену.
    
— Я так и знал, — благодушно произнёс Большой Джим. — Я знал, что вы сторонник Барбары, ещё с того дня, когда вы появились в моём кабинете со своими требованиями: дайте мне то, дайте мне это.
    
Единственным, о чём тогда спрашивал Расти, был пропан, но он не обратил внимания на эти слова Ренни.
    
— Откуда вы тогда могли знать, что у Барби есть какие-то сторонники? Об убийствах тогда ещё не было ничего известно, и как вы могли знать, что он имеет сторонников?
    
Большой Джим хлопнул глазами от удивления, или от паранойи, или от того и другого вместе.
    
— У меня есть свои методы, друг. Ну, так какова же цена? Что бы вы хотели получить от меня за лекарство, которое уберегло бы меня от инфаркта? — И прежде чем Расти успел что-то сказать, произнёс: — Дайте, я угадаю. Вы хотите, чтобы Барби оказался на свободе, не так ли?
    
— Нет. Город линчует его, как только он выйдет на улицу.
    
Большой Джим рассмеялся.
    
— Вы то и дело демонстрируете проблески ума.
    
— Я хочу, чтобы вы ушли в отставку. И Сендерс тоже. Пусть город возглавит Эндрия Гриннел, а пока она полностью не освободиться от своей зависимости от лекарства, ей будет помогать Джулия Шамвей.
    
На этот раз Большой Джим расхохотался ещё громче, от искреннего восторга он даже хлопал себе по бёдрам.
    
— Я думал, это Кокс дурак, он мечтал, чтобы Эндрии помогала та, с большими сиськами, но вы ещё больший придурок. Шамвей! Эта, прости Господи, что скажешь, лахудра, которая рифмуется с «пядь», несостоятельная даже сама себе помочь.
    
— Я знаю, что это вы убили Коггинса.
    
Он не собирался этого говорить, но эта фраза выскочила из него словно сама собой. Да и что за беда? Они здесь лишь вдвоём, если не считать комментатора Си-Эн-Эн Джона Робертса, который смотрел на них из телеэкрана на стене. И результат стоил этих слов. Впервые с того момента, как он согласился с реальностью Купола, Большой Джим покачнулся. Он старался сохранить у себя на лице равнодушие, но не сумел.
    
— Вы сумасшедший.
    
— Вы сами знаете, что это не так. Прошлой ночью я был в похоронном салоне Бови и осмотрел тела четырёх жертв убийства.
    
— Вы не имели права этого делать! Вы не патологоанатом! Вы даже не какой-то там никчёмный доктор!
    
— Расслабьтесь, Ренни. Сосчитайте до десяти. Не забывайте, у вас сердце. — Расти сделал паузу. — Хотя, если подумать, до сраки ваше сердце. После того беспредела, который вы уже успели натворить, и того, что творите сейчас, до сраки ваше сердце. Все лицо, вся голова Коггинса имеют определённые отметины. Весьма атипичные, но они подвергаются чёткой идентификации. Следы от швов. У меня нет сомнений, что они соответствуют тому сувенирному бейсбольному мячику, который я видел на вашем столе.
    
— Это ничего не значит, — тут Ренни взглянул в сторону приоткрытых дверей ванной комнаты.
    
— Это означает многое. Особенно, если учитывать то, что все трупы были спрятаны в одном месте. Для меня это означает, что убийца Коггинса является также убийцей и остальных жертв. И я думаю, этот убийца — вы. Или, возможно, вы вместе с Джуниором. Вы в этом деле — семейная команда? Не так ли?
    
— Я не желаю этого выслушивать! — начал привставать Ренни. Расти толкнул его ладонью назад. Это у него вышло на удивление легко.
    
— Вот дерьмо, оставайтесь на месте! — крикнул Ренни. — Оставайтесь там, где стоите!
    
— Зачем вы его убили? — спросил Расти. — Он грозился положить конец вашим операциям с наркотиками? Он также брал в этом участие?
    
— Оставайтесь, где стоите! — повторил Ренни, хотя Расти уже успел сесть. До него не дошло тогда, что Ренни может кричать кому-то другому.
    
— Я могу об этом промолчать, — произнёс Расти. — И могу дать вам кое-что, что поможет вашей ПЖТ лучше, чем валиум. Услуга за услугу при условии, что вы уйдёте со сцены. Объявите о вашей отставке — по медицинским причинам — в пользу Эндрии завтра вечером на большом городском собрании. Вы уйдёте как герой.
    
Он просто не имел другого выхода, никак не мог отказаться, думал Расти, был загнан в глухой угол.
    
Ренни вновь обернулся к приоткрытым дверям ванной и позвал:
    
— Теперь можете выйти.
    
Из ванной выплыли Картер Тибодо и Фрэдди Дентон, которые прятались там и все слышали.
   
   
    
     
8
    
    
— Чёрт побери, — произнёс Стюарт Бови.
    
Он вместе со своим братом находился в подвале похоронного салона. Стюарт как раз доводил до похоронной кондиции Арлетту Кум, самую свежую в Честер Милле самоубийцу и последнюю клиентку похоронного салона Бови.
    
— Черт его побери, сукиного сына, долбаную обезьяну сраную.
    
Он бросил мобильный телефон на стол и достал из широкого переднего кармана своего прорезиненного фартука пачку крекеров «Риц-Биц» с арахисовым ароматом. Стюарт всегда ел, когда приходил в раздражение, и всегда неаккуратно («Здесь жрали свиньи», — имел привычку приговаривать их отец после того, как юный Стюи вставал из-за стола), и теперь крошки крекеров посыпались на задранное лицо Арлетты, чьё выражение было очень далёким до умиротворения; если она думала, что залпом выпить жидкость для прочищения канализационных стоков «Ликвид-Пламр», это безболезненный способ вырваться из-под Купола, она жестоко ошибалась. Проклятый растворитель проел ей весь желудок и вытек со спины.
    
— Что там случилось? — спросил Ферн.
    
— Зачем я вообще связался с этим долбанным Ренни?
    
— Ради денег?
    
— Какая сейчас польза от денег? — кипел Стюарт. — Что мне, долбодятлу, теперь с ними делать, пойти по-богатому скупиться в универмаге Бэрпи? Конечно, от этого у меня гарантированно встанет! — Резко дёрнув за подбородок, он всунул пожилой вдове в рот надгрызенный крекер. — Жуй, сука, обеденное время настало.
    
Стюарт вновь схватил свой мобильный, нажал клавишу КОНТАКТЫ и выбрал номер.
    
— Если его там нет, — произнёс он то ли Ферну, или, скорее, самому себе, — я поеду туда, найду его и влеплю ему какой-нибудь из его же собственных кур прямо в…
    
Роджер Кильян ответил на звонок. Как раз со своего чертового курятника. Стюарт слышал кудахтанье. А ещё он слышал каскадные скрипки Мантовани[383], которые распространялись по звуковой системе курятника. Когда возле кур работали сыны Кильяна, там играли «Металлика» или «Пантера»[384].
    
— Лё?
    
— Роджер. Это Стюи. Ты сейчас чистый, братан?
    
— Вполне, — сказал Роджер, что, скорее всего, означало, что он всё-таки только что курил кристаллы, но кого это ебёт.
    
— Дуй сюда, в город. Мы с Ферном встретим тебя в городском гараже. Нам надо взять два больших грузовика — те, что с подъёмниками, — и поехать к РНГХ. Весь пропан должен быть переброшен назад в город. Мы не можем все сделать за один день, но Большой Джим сказал, что мы должны начать уже сейчас. Завтра я подберу человек шесть — семь ребят, которым можно доверять (кого-то с этой чёртовой Джимовой частной армии, если он ими поделится), и мы закончим это дело.
    
— Да нет, Стюарт, никак не могу, мне кур надо кормить! А мои ребята, которые ещё дома живут, все пошли в копы!
    
«Что означает, — подумал Стюарт, — ты предпочитаешь так и сидеть в своём кабинетике, курить кристаллы, слушать эту сраную музыку и смотреть лесбийские лизь-видео на компьютере». Он не мог понять, как у кого-то может вставать посреди запаха куриного дерьма такого плотного, что хоть ножом его режь, однако Роджеру Кильяну это удавалось.
    
— Это не волонтёрская миссия, брат. Я получил приказ и в свою очередь приказываю тебе. Через полчаса. И если тебе где-то встретится кто-то из твоих сыновей, цепляй и их с собой.
    
Он отключился, чтобы Роджер не успел вновь завести это своё плаксивое дерьмо, и минутку просто стоял, паруя. Меньше всего в мире ему хотелось убивать остаток светового дня этой среды на подавание газовых баллонов к кузовам грузовиков… но именно это ему придётся делать, конечно. Именно это.
    
Он выхватил из раковины шланг и вставил его конец между зубных протезов Арлетты Кум и нажал рычаг. Шланг был высокого давления, и труп подпрыгнул на столе.
    
— Надо запить крекер, бабуля, — буркнул он. — Не хочу, чтобы ты подавилась.
    
— Стой! — закричал Ферн. — Все же вытечет сквозь дыру в ее…
    
Поздно.
   
   
    
     
9
    
    
«Видишь, каким боком это тебе вылезло», — улыбнулся Расти Большой Джим. И тогда обратился к Картеру и Фрэдди Дентону.
    
— Господа, вы слышали, как мистер Эверетт пытался меня взять на испуг?
    
— Да, конечно, — ответил Фрэдди.
    
— Вы слышали, как он угрожал не дать мне каких-то жизненно необходимых медикаментов, если я не подам в отставку?
    
— Конечно, — бросил Картер, послав Расти злой взгляд.
    
Расти сам себе удивлялся, каким же он оказался дурачком.
    
«Длинный день у тебя был — спиши на это».
    
— Медикаменты, которыми он меня шантажировал, это, скорее всего, верапамил, лекарство, которое мне выписал внутривенно тот длинноволосый парень, — вновь показал в неприятной улыбке свои мелкие верхние зубы Большой Джим.
    
Верапамил. Впервые Расти обругал себя за то, что не извлёк, не прочитал карточку Большого Джима из пазов на дверях его палаты. Этот раз был не последним.
    
— Какого рода преступление мы имеем сейчас, как вы считаете? — задал вопрос Большой Джим. — Уголовные угрозы?
    
— Конечно, и ещё вымогательство, — поддакнул Фрэдди.
    
— К чёрту это, — вмешался Картер. — Здесь было покушение на убийство.
    
— И кто его до этого вразумил, как вы думаете?
    
— Барби, — кивнул Картер и съездил Расти кулаком прямо в губы. Расти отнюдь не ждал такого развития событий и потому даже не сделал попытки защититься. Он откинулся назад, ударился о стул и упал на него боком, изо рта у него хлынула кровь.
    
— Это у тебя из-за сопротивления во время ареста, — заметил Большой Джим. — Но этого недостаточно. Положите его на пол, ребята. Я хочу, чтобы он лежал на полу.
    
Расти попробовал убежать, но успел только оторваться от стула, как Картер схватил его за руку и крутанул. Фрэдди поставил сзади ему подножку. Картер толкнул.
    
«Словно дети на школьной перемене», — падая, подумал Расти.
    
Картер завалился рядом. Расти был способен на один удар. Попал Картеру по левой щеке. Тот раздражительно отмахнулся, словно от обнаглевшей мухи. Через секунду он уже сидел верхом на груди у Расти и лыбился ему в лицо. Конечно, точь-в-точь как на школьном дворе, вот только нет старшего дежурного, который бы их разнял.
    
Он повернул голову в сторону Ренни, который уже встал на ноги.
    
— Не следует вам этого делать, — произнёс Расти запыханно. Сердце бешено колотилось.
    
Он не мог вдохнуть воздуха достаточно, чтобы его поддержать. Тибодо был очень тяжёлым. Рядом с ними стоял на коленях Фред Дентон. Расти подумал, что он похож на рефери в какой-то из тех инсценировок, которые носят название матчи по реслингу.
    
— Но я это сделаю, Эверетт, — заверил Большой Джим. — Фактически, благослови тебя Бог, мне нужно это сделать. Фрэдди, достань мой мобильный телефон. Он у него в нагрудном кармане, не хотелось бы, чтобы его сломали. Этот никчема стибрил его у меня. Можете добавить этот факт на его счёт, когда доставите его в участок.
    
— Есть люди, которые знают, — сказал Расти. Никогда он не чувствовал себя таким беспомощным. И таким глупым. Уверение себя в том, что не он первый недооценил Джеймса Ренни-Старшего, не помогало. — Люди, которые знают, что вы наделали.
    
— Возможно, — кивнул Большой Джим. — Но кто они? Очередные Дружки Дейла Барбары, вот кто. Те, которые подбили людей на продуктовый бунт, те, которые сожгли редакцию газеты. Те, которые, я в этом не сомневаюсь, первым делом установили этот Купол. Какой-то правительственный эксперимент, я думаю. Но разве мы крысы в клетке? Разве мы крысы, Картер?
    
— Нет.
    
— Фрэдди, чего ты ждёшь?
    
Фрэдди слушал Большого Джима с лицом, которое словно проговаривало: «О, наконец-то я все понял». Он добыл телефон Большого Джима из нагрудного кармана Расти и бросил на ближайший диван. И вновь обратился к Расти. — Ты это давно задумал? Давно ты планировал запереть нас в городе, чтобы посмотреть, что с нами произойдёт?
    
— Фрэдди, послушай, что ты несёшь, — сказал Расти. Слова вырывались из него с хрипами. Боже, какой же тяжеленный этот Тибодо. — Это сумасшествие. Где здесь смысл? Разве ты сам не понимаешь, что…
    
— Прижми его руку к полу, — приказал Большой Джим. — Левую.
    
Фрэдди выполнил приказ. Расти старался упираться, но Тибодо крепко пришпилил его плечи, и ничего из этого не вышло.
    
— Мне жаль, друг, что придётся это сделать, но люди в нашем городе должны понимать, что все террористические элементы у нас под контролем.
    
Ренни сколько угодно мог говорить, что ему жаль, но за мгновение до того, как он опустил каблук своего ботинка — и заодно все двести тридцать фунтов своего веса — на прижатую ладонь Расти, Расти заметил другой мотив второго выборного, которым натянуло мотню его габардиновых штанов. Ренни получал наслаждение, и наслаждение не просто ментального уровня.
    
И тогда каблук наступил и начал давить и ёрзать: тяжело, тяжелее, ужас как тяжело. От натуги у Большого Джима скривилось лицо. Пот тёк под глазами. Закушенный зубами, изо рта у него торчал язык.
    
«Не кричать, — думал Расти. — На вопль прибежит Джинни и тоже попадёт в переплёт. Ему же хочется, чтобы я закричал. Не подарить ему такого наслаждения».
    
Но, услышав из-под подошвы Большого Джима первый треск, он закричал. Просто не мог удержаться.
    
Далее прозвучал второй треск. А за тем и третий.
    
Большой Джим отступил, удовлетворённый.
    
— Поставьте его на ноги и отправьте в камеру. Пусть посетит своего дружка.
    
Фрэдди рассматривал руку Расти, она распухала на глазах. Три из четырёх пальцев торчали дико искривлённые.
    
— Сломаны, — произнёс он с очевидным удовольствием.
    
В двери ординаторской появилась Джинни, глаза огромные.
    
— Что это вы, ради Бога, здесь такое делаете?
    
— Арестовываем этого сукиного сына за шантаж, за уголовное не предоставление помощи и покушение на убийство, — объявил Фрэдди Дейтон, тем временем как Картер поднимал Эверетта, чтобы поставить его на ноги. — И это лишь для начала. Он оказывал сопротивление, и мы его уняли. Прошу, дайте дорогу, мэм.
    
— Вы взбесились! — завопила Джинни. — Расти, твоя рука!
    
— Со мной все хорошо. Позвони Линде. Скажи, что эти бандиты…
    
Продолжить он не успел. Картер схватил его за шею и вытолкнул за двери с наклонённой головой. А в ухо Картер ему шепнул:
    
— Если бы у меня была полная уверенность, что тот старикан знает толк в лекарствах не хуже тебя, я бы тебя собственными руками задушил.
    
«Каких-то четыре дня — и уже такие перемены, — удивлялся, спотыкаясь, Расти, пока Картер волочил его по коридору, согнутого почти пополам под давлением тяжёлой руки на шее. Его собственная левая рука перестала быть рукой, превратившись в ревущий болью обрубок ниже запястья. — Всего четыре дня, а столько перемен».
    
Он подумал, кожеголовые — кем бы или чем бы они не были — наслаждаются этим зрелищем?
   
   
    
     
10
    
    
Было уже далеко за полдень, когда Линда, наконец, натолкнулась на городскую библиотекаршу. Лисса на велосипеде возвращалась в город по шоссе 117. Она сказала, что говорила с дежурными возле Купола, старалась вытянуть из них какую-нибудь дополнительную информацию о дне свиданий в пятницу.
    
— Им не разрешено точить лясы с городскими, но кое-кто из них поддаётся, — сказала она.
    
— Особенно, если подойти с расстёгнутыми тремя верхними пуговицами на блузке. Похоже, что это действительно действенный стартер для разговора. С армейскими, по крайней мере. А вот морская пехота… Думаю, я могла бы с себя все снять и станцевать макарену, а они даже и ухом не повелели бы. Эти ребята, наверное, имеют иммунитет против сексапильности. — Она улыбнулась. — Правда, и меня тяжело спутать с Кейт Уинслетт[385].
    
— Так ты разузнала какие-нибудь интересные слухи?
    
— Никаких, — расставив ноги, Лисса сидела на своём велосипеде и через окошко со стороны пассажирского сидения заглядывала к Линде. — Они и предположения ни о чём не имеют. Но очень переживают за нас. Один спросил меня, правда ли, что уже больше сотни людей покончили жизнь самоубийством.
    
— Ты можешь пересесть на минутку ко мне в машину?
    
Улыбка Лиссы расширилась.
    
— Я буду арестована?
    
— Я хочу кое о чём поболтать с тобой.
    
Лисса откинула ногой сошку, поставила велосипед и села в машину, сначала отодвинув с сидения блокнот штрафных квитанций и бездействующий ручной радар. Линда рассказала ей о тайном визите в похоронную контору и о том, что они там нашли, а потом о запланированной встрече в пасторате. Ответ Лисси был моментальным, безапелляционным.
    
— Я буду там, попробовали бы вы меня не впустить…
    
Тут ожило радио, прокашлялось, и послышался голос Стэйси.
    
— Экипаж четыре. Экипаж четыре. Быстро, быстро, быстро.
    
Линда схватила микрофон. Не о Расти она в этот миг подумала; подумала она о девочках.
    
— Четвёрка слушает, Стэйси. Говори.
    
То, что ей сообщила, вновь включившись, Стэйси Моггин, сменило Линдину тревогу на сплошной ужас.
    
— Имею плохую новость для тебя, Лин. Посоветовала бы тебе крепиться, но не думаю, что ты сможешь крепиться перед такой вестью. Арестован Расти.
    
— Что? — чуть ли не воплем переспросила Линда, но услышала её лишь Лисса; Линда забыла нажать кнопку «отбой» на боку микрофона.
    
— Они посадили его в клетку, в подвале, где уже сидит Барби. С ним все хорошо, хотя мне показалось, что у него сломана рука — она распухла, и он прижимал её себе к груди. — Стэйси понизила голос. — Это случилось во время сопротивления при аресте, так они говорят. Приём.
    
На этот раз Линда припомнила, что надо нажать кнопку на микрофоне.
    
— Я сейчас же буду там. Передай ему, что я еду. Приём.
    
— Я не могу, — ответила Стэйси. — Никому больше не разрешено спускаться вниз, кроме офицеров из специального списка… и я к ним не принадлежу. Здесь целая куча обвинений, включая покушение на убийство и соучастие в убийстве. Не гони, как бешенная, возвращаясь в город. Тебе всё равно не дадут с ними увидеться, и нет смысла тебе перевернуться где-то вместе с тачкой по дороге…
    
Линда трижды подряд нажала на микрофоне: быстро, быстро, быстро. И тогда произнесла:
    
— Я увижу его, обязательно.
    
Однако нет. Посвежевший на вид после дневного сна, на крыльце полицейского участка её встретил шеф Рендольф и сразу же захотел, чтобы она сдала ему свой значок и пистолет; как жена Расти, она тоже оказалась под подозрением в подрывной деятельности против законного правительства города и подстрекательстве к сопротивлению.
    
«Чудесно, — хотела было она ему сказать. — Арестуйте и меня, посадите в камеру к моему мужу». Но тут же вспомнила о девочках, которые сейчас должны быть у Марты, ждут, когда их заберут, не терпится рассказать ей, как прошёл день в школе. Также она упомянула о встрече, назначенной на этот вечер в пасторате. Ей туда не попасть, если она будет сидеть в камере, а эта встреча теперь казалась ей важнее, чем раньше.
    
Потому что если они собирались завтра вечером освобождать из тюрьмы одного, то почему бы теперь заодно не двоих?
    
— Передайте ему, что я его люблю, — сказала Линда, расцепляя пряжку своего ремня, стягивая с него кобуру. Всё равно весомость оружия на самом деле никогда её не привлекала. Переводить малышей через дорогу в школу, напоминать старшеклассникам, чтобы выбросили окурки и грязные бранные слова из ртов… такие вещи больше были ей по душе.
    
— Я передам ваши слова, миссис Эверетт.
    
— Кто-нибудь осматривал его руку? Я слышала от кого-то, что у него будто бы сломана рука.
    
Рендольф нахмурился.
    
— Кто вам такое сказал?
    
— Не знаю, кто мне звонил. Он не назвался. Кто-то из наших ребят, я думаю, но радиосвязь там, на шоссе 117, всегда не очень хорошая.
    
Рендольф подумал и решил не развивать дальше эту тему.
    
— С рукой у Расти все обстоит благополучно, — сказал он. — А наши ребята больше уже не ваши. Идите домой. Я уверен, у нас к вам позже возникнут кое-какие вопросы.
    
Она почувствовала, что вот-вот заплачет, и подавила слезы.
    
— А что я скажу своим дочерям? Сообщу, что их отец сидит в тюрьме? Вы сами знаете Расти как хорошего человека; вы это хорошо знаете. Боже, это же он в прошлом году диагностировал у вас острое воспаление желчного пузыря!
    
— Ничем не могу вам сейчас помочь, миссис Эверетт, — произнёс Рендольф; времена, когда он называл её Линдой, похоже, остались далеко позади. — Но я не советовал бы вам сообщать детям, что их отец подготовил вместе с Дейлом Барбарой убийство Бренды Перкинс и Лестера Коггинса — относительно других мы ещё не уверены, те убийства явным образом сексуального характера, и Расти о них мог не знать.
    
— Это бред!
    
Рендольф словно и не услышал.
    
— Также он старался убить выборного Ренни, не предоставив ему жизненно необходимого лекарства. К счастью, Большой Джим предусмотрительно спрятал рядом двух офицеров. — Он покачал головой. — Угрожать тем, что не предоставит жизненно необходимые лекарства человеку, который подорвал собственное здоровье, заботясь о нашем городе. Такой вот ваш хороший муж, ваш чертовски хороший муж.
    
Она здесь может напроситься на неприятности, поняла Линда. И ушла оттуда, чтобы не ухудшать дела. Пять часов до встречи в пасторате Конго пролегли перед ней предлинным сроком. Она не могла придумать, куда бы ей пойти, что ей делать.
    
А потом придумала.
   
   
    
     
11
    
    
С рукой у Расти было далеко не хорошо. Даже Барби это было видно, а между ними лежали три пустые камеры.
    
— Расти, я могу чем-нибудь помочь?
    
Расти был способен на улыбку.
    
— Разве что у тебя есть пара таблеток аспирина, которые ты мог бы мне перебросить. А ещё лучше, если бы был дарвоцет[386].
    
— Только что всё закончилось. А они тебе ничего не дали?
    
— Нет, но боль немного спала. Я выживу, — говорил он намного более бодрым тоном, чем действительно чувствовал себя; боль была очень-очень сильной, и он готов был к её увеличению.
    
— Впрочем, мне надо что-то делать с этими пальцами.
    
— Удачи тебе.
    
Это просто чудо, что ни один из пальцев не был сломан, хотя кость ладони — да. Пятая плюсневая кость. Ей он мог помочь разве что фиксацией, для чего ему надо разорвать на полосы майку. Но сначала…
    
Он схватился за левый указательный палец, вывихнутый в проксимальном междуфаланговом суставе. В кинофильмах этот трюк всегда делается быстро. Скорость добавляет драматизма. К сожалению, скорость, вместо улучшения, может ухудшить дело. Он применил медленное, равномерное, с постепенным усилением, давление. Боль была страшная; он ощущал её всем телом и даже в суставах челюстей. Услышал, как скрипит его палец, словно навес дверей, которые давно никто не отворял. Где-то, совсем рядом, и вместе с тем словно в другой стране, краем глаза он заметил Барби, который стоял возле дверей своей камеры и смотрел.
    
И тогда вдруг палец магическим образом выпрямился и боль ослабла. Но только в этом пальце, правда. Расти сел на топчан, запыхавшийся, словно после продолжительного бега.
    
— Справился? — спросил Барби.
    
— Не полностью. Надо ещё починить палец, которым я показываю факи. Он мне может понадобиться…
    
Расти ухватился за второй палец и начал все сначала. И вновь, когда уже казалось, что боль не может быть большей, вывихнутый сустав скользнул на своё место. Теперь остался только безымянный, который торчал у него так, словно Расти готовился поднять тост.
    
«И я таки выпью, если получится, — подумал он. — За самый сраный день в истории. По крайней мере, в истории Эрика Эверетта».
    
Он начал крутить этот палец. Тут тоже сидела боль, и тоже не существовало быстрого способа её унять.
    
— Что ты наделал? — спросил Барби, при этом дважды резко щёлкнув пальцами. Он показал на потолок, и тогда, сложив ладонь чашечкой, приложил её себе к уху. Знал ли он на самом деле, что подвал прослушивается, или только подозревал? Расти решил, что это всё равно. Лучше вести себя так, словно их действительно слушают, хотя тяжело было поверить, чтобы кто-то в этой безмозглой халабуде успел до такого додуматься.
    
— Сделал ошибку, стараясь убедить Большого Джима добровольно уйти в отставку, — сообщил Расти. — Не сомневаюсь, они накинут мне с десяток других обвинений, но по сути меня подвергли заключению за то, что я посоветовал ему перестать переть так жёстко, потому, что случится инфаркт.
    
О теме Коггинса Расти не вспомнил, но так, ему казалось, будет лучше для сохранности собственного здоровья.
    
— Как здесь с питанием?
    
— Неплохо, — ответил Барби. — Рози приносила мне завтрак. Хотя следует быть осмотрительным с водой. Она может оказаться пересоленной.
    
Он растопырил два пальца правой руки, показал ими себе на глаза, а потом на рот: смотри.
    
Расти кивнул.
    
«Завтра вечером», — артикулировал губами Барби.
    
«Я знаю», — ответил ему так же губами Расти. От такого усиленного шевеления раны на его губах потрескались, из них вновь начала сочиться кровь.
    
Барби выартикулировал: «Нам… надо… какое-то… безопасное… место».
    
Благодарить Джо Макклечи и его друзей, Расти думал, что эту проблему он сможет решить.
   
   
    
     
12
    
    
У Энди Сендерса начались судороги.
    
Да и как иначе, если посмотреть на это серьёзно; он не был привыкшим к кристаллам, а выкурил их уже достаточно. Он находился в студии РНГХ, прослушивал небесную симфонию «Хлеб наш насущный» в гимне «Большой Бог» и дирижировал музыканту в такт. Самого себя он видел в полёте вдоль бесконечных скрипичных струн.
    
Мастер куда-то завеялся вместе с трубкой, но он оставил Энди запас толстых сигарет, которые сам называл «дым-дочурками».
    
— Тебе следует быть с ними осторожным, Сендерс, — предупредил он. — Они сущий динамит. «Кто не привык к питью, должен быть смирным» — первое послание к Тимофею. Это же касается и дым-дочурок.
    
Энди послушно кивнул, но только Мастер ушёл, он начал курить, как демон: за раз дунул две дым-дочурки подряд. Затягивался, пока от них не оставались только лишь угольки, которые обжигали ему пальцы. Запах жареной кошачьей мочи от горящих кристаллов уже занимал верхнюю ступеньку в его хит-параде аромотерапии. Он уже почти выкурил половину третьей дым-дочурки, продолжая дирижировать, как Леонард Бернстайн, когда сделал особенно глубокую затяжку, на полную грудь, и тут же отключился. Упал на пол и дрыгался там посреди реки священной музыки. Пена полезла из его крепко сцепленных зубов. Полуоткрытые глаза вращались в своих глазницах, видели то, чего здесь не было. По крайней мере, пока что.
    
Через десять минут он вновь был при памяти и достаточно бодр, чтобы перепорхнуть по тропинке от студии до длинного красного складского здания.
    
— Мастер, — завопил он. — Мастер, где ты? ОНИ ЕДУТ!
    
Мастер Буши выпорхнул из боковых дверей склада. Волосы у него на голове торчали какими-то жирными перьями. Одет он был в грязные пижамные штаны с зассанной мотней и позеленевшими от травы брючинами. Украшенные весёлыми лягушками и надписями ква-ква штаны едва не спадали с его костлявых бёдер, лобковые волосы кучерявились впереди и изобиловали у Мастера сзади, вылезая из щели между его худых ягодиц. В одной руке он держал АК-47. По прикладу было выведено аккуратными буквами: БОЖИЙ ВОИН. Во второй его руке был гаражный пульт. Мастер положил вниз БОЖЬЕГО ВОИНА, но не пульт. Он схватил Энди за плечо и хорошенько встряхнул, чтобы привести в сознание.
    
— Перестань, Сендерс, у тебя истерика.
    
— Они едут сюда! Горькие люди! Точно, как ты и говорил!
    
Мастер подумал.
    
— Кто-то позвонил тебе и предупредил?
    
— Нет, у меня было видение! Я упал в обморок и у меня было видение!
    
У Мастера вспыхнули глаза. Недоверие уступило место уважению. Он перевёл взгляд с Энди на дорогу Малая Сука, а потом вновь на Энди:
    
— Что именно ты видел? Сколько их? Там всё кодло или только несколько, как прошлый раз?
    
— Я…я…я…
    
Мастер вновь его встряхнул, но намного деликатнее, чем перед этим.
    
— Успокойся, Сендерс. Ты теперь боец Божьей армии, а, следовательно…
    
— Христианский солдат!
    
— Правильно, правильно, правильно. А я твой командир. Итак, докладывай.
    
— Они едут двумя грузовиками.
    
— Только двумя?
    
— Да.
    
— Оранжевыми?
    
— Да!
    
Мастер поддёрнул на себе пижамные штаны (они чуть ли не моментально сползли на предыдущую позицию) и кивнул.
    
— Городские грузовики. Наверное, троица тех самых долбодятлов — братья Бови и мистер Курятник.
    
— Мистер кто?
    
— Кильян, Сендерс, кто же ещё. Он курит кристаллы, но не понимает в этом смысла. Он дурак. Они едут вновь за пропаном.
    
— Нам лучше спрятаться? Просто спрятаться, пока они его будут забирать?
    
— Так я делал раньше. Но на этот раз — нет. Хватит с меня прятаться, довольно позволять им брать отсюда всё, что захочется. Звезда Полынь вспыхнула. Настало время Божьим воинам поднять свой флаг. Ты со мной?
    
И Энди, который под Куполом потерял всё, что хоть что-то значило для него, долго не колебался.
    
— Да!
    
— До конца, Сендерс?
    
— До конца!
    
— Так куда же ты тогда девал своё оружие?
    
Насколько Энди мог припомнить, его автомат остался стоять в студии, прислонённый к плакату, на котором Пет Робертсон[387] обнимал Лестера Коггинса.
    
— Давай-ка катись и возьми автомат, — произнёс Мастер, беря в руки своего БОЖЬЕГО ВОИНА и проверь магазин. — И отныне и всегда держи его при себе, тебе это ясно?
    
— Конечно.
    
— Ящик с боеприпасами там?
    
— Да.
    
Энди затянул один из ящиков туда лишь час тому назад. По крайней мере он думал, что с того времени прошёл час; дым-дочуркам было свойственно искривлять время по краям.
    
— Минуточку, — остановил его Мастер. Он пошёл вдоль стены складского здания к коробке с китайскими гранатами и достал три штуки. Две он вручил Энди, приказав положить их в карманы. Третью гранату Мастер подвесил за кольцо на ствол своего БОЖЬЕГО ВОИНА.
    
— Сендерс, мне говорили, что после того, как выдернешь чеку, у тебя есть семь секунд для того, чтобы избавиться от этой сучечки, но, когда я подверг испытанию одну там, позади, в гравийном карьере, она взорвалась не больше, чем через четыре. Ты не тебе нужно доверять людям восточной расы. Запомни это.
    
Энди ответил, что запомнит.
    
— Хорошо, пошли. Заберём твоё оружие.
    
Колеблясь, Энди спросил:
    
— Мы должны их застрелить?
    
Мастер явно удивился.
    
— Если будем вынуждены, а так — нет.
    
— Хорошо, — кивнул Энди. Вопреки всему, ему совсем не хотелось делать кому-то больно.
    
— Но если они обнаглеют, мы сделаем всё, что необходимо. Тебе это понятно?
    
— Да, — ответил Энди.
    
Мастер хлопнул его по плечу.
   
   
    
     
13
    
    
Джо спросил у матери, можно ли, чтобы Бэнни и Норри остались ночевать у них. Клэр сказала, что конечно, она не против, если не будут против их родители. Для неё это было бы, фактически, даже утешение. После их приключений на Чёрной Гряде ей нравилась сама мысль держать их всех рядом, у себя перед глазами. Они могут нажарить себе попкорна на дровяной печи и продолжить суетливую игру в Монополию, которую начали час тому назад. На самом деле игра была слишком уж говорливой; их возбуждённые восклицания и дикие вопли звучали постоянно, но ей это было безразлично.
    
Мать Бэнни согласилась и, на удивление Клэр, не против была и мать Норри.
    
— Хорошее дельце, — сообщила Джоуни Келверт. — Я хотела хорошенько нализаться с того времени, как всё это началось. Похоже на то, что сегодня мне выпал шанс. И вот ещё что, Клэр. Скажите этой девочке, чтобы нашла завтра утром своего деда и передала ему поцелуи.
    
— А кто её дед?
    
— Эрни. Вы же знаете Эрни, разве нет? Все знают Эрни. Он беспокоится за неё. И я тоже, иногда. Этот её скейтборд, — голос Джоуни дрожал.
    
— Я ей передам.
    
Едва лишь Клэр завершила этот разговор, как послышался стук в двери. Сначала она не узнала, кто эта женщина среднего возраста с бледным, напряжённым лицом. Потом догадалась, что это Линда Эверетт, которая по обыкновению работала регулировщицей движения возле школы и выписывала штрафы водителям, которые перестояли два разрешённых часа в парковочной зоне Мэйн-стрит. Да и совсем не среднего возраста она была. Просто сейчас почему-то такой выглядела.
    
— Линда! — произнесла Клэр. — Что случилось? Что-то с Расти? Что-то плохое с Расти? — Она подумала о радиации… по крайней мере, на поверхности сознания это мелькнуло. В глубине копошились намного худшие предположения.
    
— Его арестовали.
    
Монополия в столовой моментально остановилась. Игроки теперь стояли вместе в дверях гостиной, потемневшими глазами смотрели на Линду.
    
— Там целый список обвинений, включая уголовное соучастие в убийствах Лестера Коггинса и Бренды Перкинс.
    
— Нет! — вскрикнула Норри.
    
Клэр подумала, не приказать ли им оставить комнату, но решила, что это безнадёжное дело. Ей казалось, она догадывается, почему именно здесь оказалась Линда, и понимала её, но вместе с тем и ненавидела за то, что та пришла. Её и Расти — за то, что впутал в это дело детей. Хотя они все теперь соучастники, разве нет? Под Куполом уже не зависит от собственного выбора вопрос соучастия в чём-то.
    
— Он перешёл дорогу Ренни, — сказала Линда. — Теперь все упирается только в эту проблему, как её понимает Большой Джим; есть только те, кто ему прекословит, и те, кто повинуется. Он абсолютно забыл о том, в какой ужасной ситуации мы оказались. Нет, даже хуже. Он использует эту ситуацию.
    
Джо мрачно спросил у Линды:
    
— Мисс Эверетт, а мистер Ренни знает, где мы были сегодня утром? Он знает о коробочке? Мне кажется, не надо было бы ему знать о коробочке.
    
— Какой коробочке?
    
— Той, которую мы нашли на Чёрной Гряде, — сказала Норри. — Мы видели только свет, который она выдаёт, а Расти туда поднялся и посмотрел на неё.
    
— Это генератор, — сказал Бэнни. — Только он его не смог выключить. Он его даже поднять не смог, хотя сказал, что тот совсем маленький.
    
— Я об этом ничего не знаю, — ответила Линда.
    
— Значит, и Ренни не знает, — произнёс Джо. У него словно гора упала с плеч.
    
— Почему ты уверен?
    
— Потому что иначе он прислал бы копов, чтобы нас допросили, — объяснил Джо. — А если бы мы не ответили на их вопросы, они бы и нас упекли в тюрьму.
    
Где-то поодаль прозвучала серия чуть слышных звуков, похожих на выстрелы. Клэр наклонила набок голову и нахмурилась.
    
— Это фейерверк или выстрелы из оружия?
    
Линда не знала, а поскольку прозвучали они не из города, то и не переживала.
    
— Дети, расскажите мне, что там такое на Чёрной Гряде. Расскажите всё, что вы видели и что видел Расти. А позже, сегодня вечером, будут также другие люди, которые захотят вас выслушать. Настало время собрать вместе всё, что мы знаем. Фактически, мы даже запоздали с этим.
    
Клэр открыла, было, рот, чтобы сказать, что не желает впутываться в эти дела, и сразу его и закрыла, ничего не произнеся. Потому что выбора не существовало. По крайней мере, такого, который бы ей нравился.
   
   
    
     
14
    
    
Студия РНГХ располагалась довольно далеко от дороги Малая Сука, и подъездная аллея, которая вела к радиостанции (мощённая и в намного лучшем состоянии, чем сама дорога), была длиной не менее чем четверть мили. Там, где аллея выходила на Малую Суку, по обе её стороны росла пара вековых дубов. Их листва, которая в нормальный сезон была такой яркой, что хоть на картинку в календаре или туристическом буклете снимай, висела безвольная, коричневая. За одним из стволов этих крепостных дубов стоял Энди Сендерс. За вторым — Мастер. Они слушали, как приближается рёв дизельных двигателей больших машин. В глаза Энди стекал пот, и он его то и дело смахивал.
    
— Сендерс!
    
— А?
    
— Ты выключил предохранитель?
    
Энди проверил:
    
— Да.
    
— Хорошо. Слушай, чтобы у тебя всё вышло с первого же раза. Если я прикажу тебе начать стрелять, поливай огнём этих уебанов! От головы до пят, вдоль и поперёк! Если я не прикажу тебе стрелять, просто стой, где стоишь. Тебе ясно?
    
— Д-да.
    
— Я думаю, что никого мы сегодня не убьём.
    
«Слава Богу», — подумал Энди.
    
— Не убьём, если там вновь только братья Бови и мистер Курятник. Но я в этом не уверен. Если мне придётся организовать веселье, ты меня поддержишь?
    
— Да, — без нерешительностей сказал Энди.
    
— И держи палец подальше от этого чертового курка, потому что можешь сам себе голову отстрелить.
    
Энди посмотрел вниз, увидел, что его палец действительно вцепился в спусковой крючок АК, и поспешно убрал его оттуда.
    
Они ждали. Энди слышал битье собственного сердца внутри своей головы. Он убеждал себя, что глупо бояться: если бы не тот случайный телефонный звонок, он уже был бы мёртвым, но это не помогало. Потому что перед ним открылся новый мир. Он понимал, что этот мир может оказаться фальшивым (разве он не видел, что наделали наркотики с Эндрией Гринелл), но всё равно он был лучше, чем этот говённый мир, в котором он жил до сих пор.
    
«Господи, пусть они просто уедут прочь, — молился он. — Прошу Тебя».
    
Показались грузовики, они катились медленно, дуя тёмным дымом в притаившийся остаток проходящего дня. Выглянув из-за дерева, Энди заметил в передней машине две фигуры. Наверное, Бови.
    
Мастер долго стоял и не шевелился. Энди уже было начал надеяться, что тот передумал, наконец, решив позволить им забрать пропан. И тогда Мастер вышел из-за дерева и дал две коротких очереди.
    
Обдолбанный там или нет, но стрелком он оказался исправным. Оба передних ската первой машины начали сдуваться. Раза три-четыре грузовик кивнул передком и наконец, встал. Чуть не врезалась в неё та машина, что шла позади. Энди расслышал звуки музыки, какой-то гимн, и догадался, что тот, кто сидел за рулём второго грузовика из-за своего радио не услышал выстрелов. Тем временем, кабина передней машины теперь выглядела пустой. Те двое, что в ней ехали, пригнулись и исчезли из вида.
    
Мастер Буши, такой же босый и голый, если не считать его пижамных штанов КВА-КВА (гаражный пульт прицеплен к обвисшему поясу, словно бипер) выступил из-за дерева.
    
— Стюарт Бови! — позвал он. — Ферн Бови! Вылезайте оттуда и будем говорить. — Он поставил БОЖЬЕГО ВОИНА под дуб.
    
Тишина из кабины передней машины, но открылась дверца второй, и оттуда вылез Роджер Кильян.
    
— Что за остановки, — завопил он. — Мне нужно скорее возвращаться домой, мне ещё кур кормить. — И тогда он увидел Мастера. — Эй, там, Филли, что случилось?
    
— Падай на землю! — закричал кто-то из братьев Бови. — Этот сукин сын стреляет!
    
Роджер посмотрел на Мастера, потом перевёл взгляд на АК-47, прислонённый к дереву.
    
— Может, он и стрелял, но сейчас отставил оружие. К тому же это не кто-то, а он. В чём дело, Филли?
    
— Я теперь Мастер. Зови меня Мастером.
    
— О'кей, Мастер, в чём дело?
    
— Вылезай, давай, Стюарт, — позвал Мастер. — И ты тоже, Ферн. Никто здесь не пострадает, как мне кажется.
    
Открылась дверца переднего грузовика. Не поворачивая назад головы, Мастер произнёс:
    
— Сендерс! Если увидишь у кого-то из этих двух дураков оружие, открывай огонь. Не траться на одиночные, сделай из них тако-сыр.
    
Но, ни у одного из Бови не было оружия. А Ферн выплыл с поднятыми вверх руками.
    
— С кем ты говоришь, приятель? — спросил Стюарт.
    
— Покажись, Сендерс, — позвал Мастер.
    
Энди вышел из-за дуба. Теперь, когда моментальная угроза кровопролития прошла, он получал наслаждение. Если бы он додумался захватить сюда с собой, хоть одну из Мастеровых дым-дочурок, наслаждение было бы ещё лучше.
    
— Энди? — ошеломлённо пробурчал Стюарт. — А ты здесь что делаешь?
    
— Я призван в ряды Божьей армии. А вы горькие люди. Мы все о вас знаем, и вам здесь не место.
    
— Чего? — не понял Ферн. Он уже опустил руки. Нос главного грузовика медленно наклонялся к дороге, поскольку большие передние колеса ещё продолжали сдуваться.
    
— Хорошо сказано, Сендерс, — похвалил его Мастер. И тогда к Стюарту: — Вы, все трое, садитесь во вторую машину. Разворачивайтесь и везите свои жалкие сраки назад в город. Когда туда доберётесь, скажите этому сыну дьявола, супостату, что РНГХ теперь наша. Сюда принадлежит также лаборатория и все запасы.
    
— Что ты за херню такую мелешь, Фил?
    
— Я Мастер!
    
Стюарт сделал рукой небрежный жест, словно отмахивается.
    
— Называй себя, как тебе захочется, а только объясни мне, что это ты здесь…
    
— Я знаю, что твой брат идиот, — оборвал его Мастер. — А этот мистер Курятник, вероятно, не способен без печатной схемы себе шнурки завязать…
    
— Эй! — закричал Роджер. — Фильтруй базар!
    
Энди поднял свой АК. Он подумал, когда выпадет возможность, он напишет на его прикладе КЛОДЕТТ.
    
— Нет, это вы фильтруйте.
    
Роджер Кильян побледнел и сделал шаг назад. Никогда ничего подобного не случалось с Энди, когда он выступал на городском собрании, и ему теперь было очень приятно.
    
Мастер продолжал говорить так, словно никакой заминки и не было.
    
— Но ты, Стюарт, имеешь, по крайней мере, половину мозга, итак используй её. Оставьте этот грузовик здесь, где он стоит, и возвращайтесь в город на той, второй машине. Передай Ренни, что всё, что здесь есть, ему больше не принадлежит, оно принадлежит Богу. Передай ему, что звезда Полынь вспыхнула и если он не желает, чтобы Апокалипсис начался раньше времени, пусть лучше оставит нас в покое. — Он ненадолго призадумался. — Можешь ему также передать, что музыку мы будем передавать. Я сомневаюсь, чтобы он об этом переживал, но кого-то в городе, она, возможно, утешает.
    
— А ты знаешь, сколько у него теперь копов? — спросил Стюарт.
    
— Мне на это тонко насрать.
    
— Я думаю, уже не менее тридцати. А завтра уже может быть и пятьдесят. И половина города уже носят голубые повязки на рукавах. Если он прикажет им выступить, хлопот у тебя будет достаточно.
    
— Ему это всё равно не поможет, — ответил Мастер. — Мы уповаем на Господа, и сила наша большая, чем его сила вдесятеро.
    
— Хорошо, — сказал Роджер, демонстрируя свои математические таланты. — Это будет двадцать, но вы всё равно проиграете по численности.
    
— Заткни глотку, Роджер, — произнёс Ферн.
    
Стюарт завёл своё вновь:
    
— Фил… то есть Мастер… ты бы лучше попустился, смотал этот кипиш, потому что это же говно проблема. Ему не нужен дым, а только пропан. Половина генеров в городе голодные. На уик-энд их станет уже три четверти. Дай нам забрать пропан.
    
— Мне он нужен для варки. На этом извините.
    
Стюарт смотрел на Фила так, словно тот взбесился. «Наверно, так оно и есть, — подумал Энди. — Наверное, мы оба взбесились». Однако бесспорно, Джим Ренни также был сумасшедшим, и тут они квиты.
    
— А теперь уезжайте прочь, — завершил Мастер. — И передайте ему: если он надумает послать против нас вооружённые силы, он об этом пожалеет.
    
Стюарт обдумал услышанное, и пожал плечами:
    
— Ну и пусть, не моего пениса это розовогубые заботы. Поехали, Ферн. Я сяду за руль, Роджер.
    
— Что до меня, то и хорошо, — сказал Роджер. — Ненавижу их коробку передач.
    
Он окинул Мастера и Энди прощальным, преисполненным недоверия взглядом и отправился к задней машине.
    
— Благослови вас Бог, друзья, — сказал им вслед Энди.
    
Стюарт кисло зыркнул через плечо:
    
— И тебя пусть Бог благословит. Потому что знает Бог, как сильно ты в этом нуждаешься.
    
Новые хозяева самой большой в Северной Америке метамфетаминовой лаборатории стояли бок обок и смотрели, как большой оранжевый грузовик развернулся и отправился в обратный путь.
    
— Сендерс!
    
— Что, Мастер?
    
— Я хочу догнаться бодрой музыкой, и срочно. Этот город нуждается в Мейвс Стейплз. А также в сестричках Кларк[388]. А как только я поставлю в эфир этих девах, мы с тобой покурим.
    
Глаза Энди наполнились слезами. Он обхватил руками костлявые плечи бывшего Фила Буши и сжал его в объятиях:
    
— Я люблю тебя, Мастер.
    
— Благодарю, Сендерс. Взаимно. Только не забывай держать оружие заряженным. Отныне мы поочерёдно будем дежурить.
   
   
    
     
15
    
    
Закатное солнце разрисовало вечер в оранжевый цвет, когда Большой Джим уже наконец-то сидел возле кровати своего сына. Вошёл Даглас Твичел, чтобы сделать Джуниору укол. Сам парень в это время крепко спал. В определённой мере Большой Джим понимал, что было бы лучше, если бы его сын умер; что он будет делать или будет говорить живым, да ещё и с опухолью, которая давит ему на мозг, предусмотреть невозможно. Конечно, он его дитя, его плоть и кровь, но есть вещи поважнее, о которых он должен заботиться: благо города. Одна из тех запасных подушек, которые лежат в шкафу, могла бы тут помочь…
    
В этот момент зазвонил телефон. Взглянув по имени на экранчике, он насупился. Что-то там пошло не так. Если бы всё было хорошо, Стюарт так быстро не позвонил бы.
    
— Что?
    
Он слушал, и удивление его нарастало. Там Энди? Энди с автоматом?
    
Стюарт ждал, что он ему скажет. Ждал, что ему будет приказано делать дальше.
    
«Дойдёт и до тебя очередь, друг», — подумал Большой Джим и вздохнул, произнеся:
    
— Дай мне минутку. Мне надо подумать. Я тебе перезвоню.
    
Он дал отбой и задумался над этой новой проблемой. Можно сегодня же вечером снарядить туда отряд копов. Беспрекословно, привлекательная идея: сначала накрутить их в «Фуд-Сити», и тогда самому возглавить рейд. Если Энди погибнет, тем лучше. Таким образом, Джеймс Ренни — старший станет единолично править городом.
    
С другой стороны, на завтрашний вечер назначено чрезвычайное городское собрание. Туда придут все, и будет много вопросов. У него не было сомнений, что он сможет накинуть метовую лабораторию на счёт Барбары и «Друзей Барбары» (в воображении Большого Джима Энди Сендерс теперь официально стал другом Барбары), однако всё-таки… нет.
    
Нет.
    
Он действительно хотел напугать своё стадо, но никак не посеять сплошную панику. Паника не послужит его цели, которая состояла в установлении тотального контроля над городом. А если он позволит Энди и Буши какое-то время спокойно посидеть там, где они сейчас находятся, то, что за беда? В этом может быть даже какой-то плюс. Тем временем они расслабятся. Убедят себя, что о них забыли, потому что в наркотиках полно витамина глупости.
    
С другой стороны, на пятницу, то есть это послезавтра, этот никчема Кокс назначил день свиданий. Толпа валом повалит на ферму Динсмора. Вне всяких сомнений, вновь развернёт свою торговлю хот-догами Бэрпи. Пока там будет продолжаться эта хреноверть, пока этот Кокс будет вести свою единоличную пресс-конференцию, Большой Джим лично возглавит отряд из шестнадцати- восемнадцати полицейских, поведёт их на радиостанцию и выкурит оттуда прочь этих двух угоревших идиотов.
    
Да. Это правильное решение.
    
Он перезвонил Стюарту и сказал, чтобы тот пока что бросил заниматься этой проблемой.
    
— Но я же думал, вам нужен пропан, — удивился Стюарт.
    
— Мы его заберём, — заверил Большой Джим. — И ты так же поможешь нам укротить эту парочку, если захочешь.
    
— Пусть меня черти возьмут, если я не хочу. Этот сукин сын, извиняюсь, Большой Джим, этот придурок Буши заслужил расплату.
    
— Он её получит. В пятницу под вечер. Сделай отметку в своём календаре.
    
Большой Джим вновь чувствовал себя хорошо, сердце в его груди билось медленно и равномерно, без сбоя или трепета. И это было хорошо, потому, что так много нужно было ещё сделать, начиная с ободряющей речи перед полицейскими в «Фуд-Сити»: прекрасный интерьер для того, чтобы поразить стаю новобранцев идеей важности порядка. Безусловно, нет лучшего места, чем разрушенная окружающая среда, чтобы заставить людей сыграть в игру «следуй за лидером».
    
Он уже было отправился к дверям палаты, но остановился, вернулся и поцеловал в щеку своего спящего сына. Необходимость лишиться Джуниора скоро может возникнуть, но пока что это также может подождать.
   
   
    
     
16
    
    
Очередной вечер спадает на маленький город Честер Милл, впереди очередная ночь под Куполом. Но нет для нас отдыха; мы должны побывать на двух встречах, а ещё, прежде чем нам заснуть, надо проверить, как там наш корги Горес. В этот вечер Горес составляет компанию Эндрии Гринелл и, хотя именно сейчас он бьёт баклуши, пёс не забыл о попкорне между диваном и стеной.
    
Итак, идём вместе, ты и я, пока вечер уплывает под небесами, словно пациент на столе под эфирным наркозом. Идём, пока первые, бледные звезды только начинают сиять над головой. Это единственный город на все соседние четыре штата, где их видно сегодня. Дождём заволокло север Новой Англии, и зрители новостей на кабельных телеканалах вскоре получат удовольствие от созерцания замечательных сателитных фотоснимков, где среди туч будет зиять дыра, форма которой идеально отвечает контурам того носка, который носит название Честер Милл. Да, в этом городе светят звезды, но сейчас это грязные звезды, потому что сам Купол грязный.
    
Мощные ливни омыли Таркер Милл и часть Касл Рока, известную под названием Вью; метеоролог Си-Эн-Эн Рейнолдс Вульф (не родственник любимого Вульфи Рози Твичел) говорит, что, хотя пока что никто не может полностью быть в этом уверен, очень похоже на то, что воздушные потоки, которые двигаются с запада на восток, прижимают тучи к западной стороне Купола и отжимают их, словно губки, прежде чем те успевают выскользнуть на север или на юг. Он называет это «волшебным феноменом».
    
Ведущая программы Сьюзен Мэлво спрашивает у него, какой может быть погода под Куполом, если кризис затянется на длительное время.
    
— Сьюзен, — говорит Рейнолдс Вульф, — это хороший вопрос. Всё, что нам известно наверняка, это то, что в Честер Милле сегодня не выпадет ни капли дождя, хотя поверхность Купола достаточно проницаема, и какое-то количество влаги туда попадёт, там, где ливни будут мощными. Метеорологи из Национального управления проблем океана и атмосферы говорили мне, что долгосрочные перспективы осадков под Куполом весьма неутешительны. И мы также знаем, что их главная водная артерия, река Престил, почти пересохла. — Он улыбается, показывая прекрасный комплект телевизионных зубов. — Поблагодарим Бога за артезианские колодцы!
    
— Ваша правда, Рейнолдс! — говорит Сьюзен, и на телеэкранах Америки появляется гекон Гейко[389]. Довольно с нас кабельных новостей; давай-ка проплывём вдоль полупустых улиц, мимо церкви Конго и пастората (встреча там ещё не началась, но Пайпер уже наладила большую кофеварку, а Джулия готовит сэндвичи при свете газового фонаря Коулмена), мимо дома Маккейнов, окружённого печальными жёлтыми полицейскими лентами, вниз по городскому холму и мимо городской совета, где его сторож Эл Тиммонс с парой своих приятелей наводит лоск перед завтрашним чрезвычайным собранием, мимо Мемориал-Плаза, где статуя Люсьена Келверта (прадеда Норри; хотя я, наверное, даже не должен был бы тебе этого объяснять) осуществляет свой длительный караул.
    
Сделаем короткую остановку, взглянем, как там Барби и Расти, ты не против? Проблем со спуском в подвал не возникнет, в комнате дежурных сейчас всего три копа и ещё Стэйси Моггин спит за диспетчерской стойкой, примостив, вместо подушки, руку себе под голову. Остальные офицеры сейчас в «Фуд-Сити», слушают свежую накрутку Большого Джима, но хоть бы и все они сейчас находились здесь, нам это без разницы, потому что мы невидимы. Они бы почувствовали бы разве что лёгкое дуновение, когда мы будем проскальзывать мимо них.
    
В клетке не на что смотреть, потому что надежда невидима так же, как и мы. Двум арестантам нечего делать, кроме как ждать завтрашнего вечера и надеяться, что всё рванёт в правильном направлении. Рука у Расти болит, но боль не такая страшная, как он ожидал, и опухоль не такая сильная, как он боялся. К тому же Стэйси Моггин, Господи, благослови её душу, где-то около пяти, втайне подкинула ему пару таблеток экседрина.
    
Итак, пока что эти двое мужчин — наших героев, я так думаю — сидят на своих топчанах и играют в «двадцать вопросов». Сейчас очередь Расти спрашивать.
    
— Животное, растение или минерал? — спрашивает он.
    
— Ничего из этого, — отвечает Барби.
    
— Как такое может быть, чтобы ничего? Оно должен быть чем-то этаким.
    
— А вот и нет, — говорит Барби. Он загадал Папу Смерфа[390].
    
— Ты меня обманываешь.
    
— Вовсе нет.
    
— Ты же должен.
    
— Перестань каверзничать и начинай задавать вопрос.
    
— А подсказку можно?
    
— Нет. Это моё первое тебе «нет». Осталось ещё девятнадцать.
    
— И подожди ещё хотя бы минутку. Так нечестно.
    
Мы оставим их самих тянуть лямку следующих двадцати четырёх часов, хорошо? Давай проложим наш маршрут мимо все ещё тёплой кучи пепла там, где ещё недавно была редакция «Демократа» (та, что уже не служит «Маленькому городу, похожему на сапожок»), мимо семейной аптеки Сендерса (задымлённой, однако все ещё на своём месте, хотя сам Энди Сендерс никогда больше не войдёт в её двери), мимо книжного магазина и «Maison des Fleurs» Леклерка, где вся флора умирает или уже умерла. Давай пролетим под мёртвым светофором, который висит над перекрёстком шоссе 117 и 119 (мы его чуточку зацепили, он легонько качается и вновь застывает), а дальше через автостоянку «Фуд-Сити». Мы бесшумны, как дыхание спящего ребёнка.
    
Большие передние витрины «Фуд-Сити» заслонены экспроприированными с лесосклада Тебби Моррела щитами, Джек Кэйл с Эрни Келвертом посмывали с пола самые грязные лужи, однако в супермаркете все ещё властвует мерзкий беспорядок, коробки и пакеты с сухими продуктами позакиданны повсюду способом «от забора до обеда». Остатки товара (то есть то, что не вывезли тележками в разные кладовки или в гараж позади полицейского участка) кое-как валяются на полках. Пивной автомат и автомат безалкогольных напитков, а также холодильник для мороженого стоят разрушеные. Резко воняет разлитым вином. Именно этот хаос и есть то, что Большой Джим хочет, чтобы увидели его новые — и преимущественно очень молодые — кадры надзирателей за правопорядком. Он хочет, что бы они себе представили, что весь город может стать похожим на этот маркет, и он достаточно опытен, чтобы понимать, что ему не надо об этом говорить вслух. Они сами поймут суть: вот что случается, когда пастух не выполняет своих обязанностей и стадо охватывает паника.
    
Надо ли нам слушать его речь? Да нет. Мы послушаем Большого Джима завтра вечером, и этого будет достаточно. Кроме того, каждый, и мы также, хорошо знает, как это происходит; две больших специальности Америки — демагогия и рок-н-ролл, и все мы этого добра понаслушались в своё время предостаточно.
    
А впрочем, прежде чем уйти отсюда, мы рассмотрим лица его слушателей. Заметь, какие они приподнятые, а потом припомни, что многие из них (скажем, Картер Тибодо, Мики Вордло, Тодд Вендлештат и прочие) — это хулиганы, у которых в школе недели не проходило без наказания оставлением после занятий за нарушение порядка на уроках или потасовке в туалете. Но Ренни их гипнотизирует. Никогда он не был достаточно убедительным тет-а-тет, вместо того перед толпой… это возбуждает, как горячее ча-ча-ча, как любил говорить Клейтон Бресси в те дни, когда в его мозгу ещё оставалось несколько работающих клеток. Большой Джим говорит им «тонкая голубая линия полиции на страже закона» и «гордость стоять бок обок с коллегами-офицерами» и «город полагается на вас». И всякие другие вещи. Хорошие вещи, которые никогда не теряют своего обаяния.
    
Большой Джим переключается на Барби. Он говорит им, что друзья Барби все ещё действуют, сеют распри, подстрекают к раздору ради их злых целей. Понизив голос, он говорит: «Они будут стараться дискредитировать меня. Их вранье бездонно».
    
Эти его слова встречает гневный гул.
    
— Станете ли вы слушать это вранье? Будете ли потворствовать им в моей дискредитации? Позволите ли нашему городу страдать без сильного лидера в то время, когда он нам так нужен?
    
Конечно, в ответ звучит громкое НЕТ! И, хотя Большой Джим продолжает (как большинство политиков, он верит не только в надувание шариков, но и в то, что их надо раскрашивать), на этом мы можем его оставить.
    
Айда этими безлюдными улицами к пасторату Конго. Взгляни-ка! Вон кое-кто, с кем мы можем прогуляться рядом: тринадцатилетняя девочка, одетая в выцвевшие джинсы и олдскульную майку скейтеров «Крылатый Призрак»[391]. Куда и делась в этот вечер с лица Норри Келверт пренебрежительная гримаса крутой бунтовщицы, постоянный источник отчаяния её матери. Её место уступило удивлённому выражению, которое делает Норри похожей на восьмилетнюю девочку, которой она и была совсем недавно. Мы следуем за её взглядом и видим огромную полную луну, которая взбирается вверх из-за туч на восточном горизонте города. По форме и цвету она — точно как свежеразрезанный розовый грейпфрут.
    
— Ох… Бог… мой, — шепчет Норри.
    
Смотря на эту розовую уродливую луну, кулак одной руки она прижимает к груди между пока ещё хилыми шишечками своих сисечек. И тогда идёт дальше, не настолько удивлённая, чтобы забыть то и дело оглядываться вокруг, удостоверяясь, что за ней никто не наблюдает. Это приказ Линды Эверетт: они должны идти поодиночке, должны не попадаться на глаза и должны быть абсолютно уверенными, что никто не идёт за ними.
    
— Это не игра, — говорила им Линда. На Норри большее впечатление оказало её бледное, настороженное лицо, чем эти слова. — Если нас схватят, с нас не просто снимут баллы или отодвинут назад в очереди. Вы понимаете это, дети?
    
— А можно, я приду вместе с Джо? — спросила миссис Макклечи, бледная почти так же, как и миссис Эверетт.
    
Миссис Эверетт покачала головой.
    
— Плохая идея.
    
И это оказало на Норри самое большое впечатление. Нет, это не игра, возможно, это вопрос жизни и смерти.
    
Ага, вот и церковь, а пасторат расположен рядом с ней. Норри уже видит ярко белый свет фонарей Коулмена, которые сияют из задних окон, где должна быть кухня. Скоро она окажется внутри, спрячется от взгляда этого ужасной розовой луны. Скоро она окажется в безопасности.
    
Так она думает, когда какая-то тень отделяется от ещё более густой тени и хватает её за руку.
   
   
    
     
17
    
    
Норри слишком испугалась, чтобы ещё и закричать, и это было к лучшему, потому что когда розовая луна высветила своим сиянием лицо того человека, который её зацепил, она узнала в нём Ромео Бэрпи.
    
— Вы меня напугали до усирачки, — прошептала она.
    
— Извиняюсь. Просто встречаю, я, — отпустил Ромми её руку и осмотрелся вокруг. — А где твои бой-френды?
    
Норри не удержалась от улыбки.
    
— Не знаю. Нам было сказано приходить по одному и разными путями. Так приказала миссис Эверетт. — Она посмотрела в сторону подножия холма. — Мне кажется, там идёт мама Джои. Нам лучше зайти вовнутрь.
    
Они отправились на свет фонарей. Внутренние двери пастората были распахнуты. Ромми деликатно постучал по косяку сетки и произнёс:
    
— Ромми Бэрпи с подругой. Если надо какой-то пароль, то мы его не знаем.
    
Пайпер Либби отворила сетчатые двери и впустила их. Она изумлённо посмотрела на Норри.
    
— Ты кто?
    
— Черт меня побери, если это не моя внучка, — воскликнул Эрни, входя в комнату. В руке у него был стакан лимонада, улыбка на лице. — Лети-ка ко мне, пчёлка. Я за тобой соскучился.
    
Норри, как и приказывала ей мать, крепко его обняла и поцеловала. Она не собиралась покорно выполнять её инструкции, но сейчас сделала это с радостью. И ему она могла сказать ту правду, которой даже под пыткой невозможно было бы вытянуть из неё перед лицом ребят, с которыми она дружила.
    
— Дедушка, мне так страшно.
    
— Нам всем страшно, пчёлка моя. — Он обнял её ещё крепче, а потом заглянул в её задранное к нему лицо. — Я не знаю, что ты здесь делаешь, но, поскольку ты уже здесь, как ты относишься к стакану лимонада?
    
Норри увидела кофейник и ответила. — Я бы лучше выпила кофе.
    
— Я бы тоже хотела, — сказала Пайпер. — Я его зарядила наилучшим кофе и только потом вспомнила, что у меня нет электричества. — Она встряхнула головой так, словно её прочищала. — Меня это догоняет разными способами.
    
Новый стук послышался от задних дверей, и вошла Лисса Джеймисон, щеки её ярко пылали.
    
— Я спрятала свой велосипед в вашем гараже, преподобная Либби. Надеюсь, вы не против.
    
— Прекрасно. Но если мы здесь замешаны в криминальном заговоре — как это, вне всяких сомнений, оценили бы Ренни с Рендольфом, — вы лучше называйте меня Пайпер.
   
   
    
     
18
    
    
Все пришли рано, и уже около девяти Пайпер открыла собрание Революционного комитета Честер Милла. Сначала её поразило неравное представительство полов: присутствовали восемь женщин и только четыре мужчины. И из этих четверых один был пенсионного возраста, а двое такие, которых не пустили бы в к кинотеатр без сопровождения взрослых на фильм категории R. Ей пришлось напомнить себе, что сотни партизанских армий в разных уголках мира вкладывают оружие в руки женщин и детей, не старше этих, что пришли к ней этим вечером, но не всегда то, что выглядит правильным и то, что кажется необходимым, находятся в конфликте между собой.
    
— Я хотела бы, чтобы мы на минутку склонили свои головы, — сказала Пайпер. — Я не собираюсь молиться, потому что больше не уверена, с кем я говорю, когда это делаю. Но вы, возможно, захотите обратиться со словом к тому Богу, которого вы воспринимаете, потому что сегодня нам нужна вся помощь, которую мы только сможем получить.
    
Все сделали, как она просила. Кое-кто все ещё оставался со склонёнными головами и закрытыми глазами, когда Пайпер подняла свою голову и обвела взглядом присутствующих: две только что изгнанных из полиции леди-офицера, директор супермаркета на пенсии, газетная редакторша, у которой нет больше газеты, библиотекарша, хозяйка местного ресторана, подкупольная «вдова», которая непрестанно крутит обручальное кольцо у себя на пальце, местный универсально-торговый барон и трое детей с неестественно серьёзными лицами сидят на диване, тесно прислоняясь один к другому.
    
— Хорошо, аминь, — объявила Пайпер. — Я хочу передать ведение нашего собрания Джеки Веттингтон, которая знает, что надо делать.
    
— Наверное, это слишком оптимистичное предположение, — улыбнулась Джеки. — Не говоря уже, что скороспешное. Потому что я хочу передать слово Джо Макклечи.
    
— Мне? — оторопел Джо.
    
— Но прежде чем он начнёт, — продолжала Джеки, — я хочу попросить его друзей побыть дежурными. Норри с фасада дома, а Бэнни с задней стороны. — Джеки заметила несогласие на их лицах и подняла руку, чтобы упредить протесты. — Это не для того, чтобы убрать вас отсюда, это важная задача. Нет потребности вас убеждать, какие могут случиться неприятности, если, скажем, нас застанут во время тайного собрания. Вы двое самые младшие. Найдите себе самые тёмные места, и притаитесь там. Если увидите приближение кого-то подозрительного или полицейскую машину, похлопайте в ладони. — Она всплеснула раз, потом дважды, потом ещё раз. — Обо всём, что здесь будет происходить, вам расскажут позже, я обещаю. Спешная повестка дня — накопление информации, а не секретов.
    
Когда дети ушли, Джеки обратилась к Джо.
    
— Та коробочка, о какой ты рассказывал Линде. Расскажи теперь всем. С начала до конца.
    
Джо делал это стоя, словно отвечал на уроке в школе.
    
— И тогда мы вернулись в город, — закончил он. — И этот сученок Ренни арестовал Расти.
    
Он вытер со лба пот и вновь сел на диван. Клэр обняла сына рукой за плечи и добавила:
    
— Джо считает, что об этой коробочке не должен узнать Ренни. Вместо того, чтобы попробовать её выключить или разрушить, Ренни захочет, чтобы она продолжала работать.
    
— Думаю, Джо прав, — согласилась Джеки. — Итак, её существование и местонахождение — наш секрет номер один.
    
— Ну, я не знаю… — начал Джо.
    
— Что, — перебила его Джулия, — ты хочешь сказать, что Ренни должен о ней узнать?
    
— Возможно. Типа того. Мне ещё надо подумать.
    
Джеки, не допытываясь больше ничего у мальчика, продолжила дальше.
    
— Второй вопрос нашего совещания. Я хочу попробовать освободить Барби и Расти из тюрьмы. Завтра вечером, во время общего городского собрания. Барби — тот человек, которому Президент приказал возглавить городскую администрацию…
    
— Да кто угодно, лишь бы не Ренни, — грохнул Эрни. — Этот некомпетентный сукин сын считает себя властителем всего города.
    
— Он мастер в одном, — добросила Линда. — Заваривать кашу, когда это ему выгодно. Продуктовый бунт и поджог газеты… мне кажется, эти события были спланированы им.
    
— Да, конечно же так, — подхватила Джеки. — Человек, который способен убить собственного пастора…
    
Рози на это даже рот разинула.
    
— Ты хочешь сказать, что это Ренни убил Коггинса?
    
Джеки рассказала им о подвальном морге в похоронном салоне и о том, что следы на лице у Коггинса соответствуют золотому бейсбольному мячику, который Расти видел в кабинете Ренни. Её слушали с отвращением, но без недоверия.
    
— Так и девушек он? — спросила Лисса Джеймисон тоненьким, оробевшим голоском.
    
— А вот это, я уверена, работа его сына, — произнесла Джеки, словно прозрев. — И эти убийства, скорее всего, не связаны с политическими махинациями Большого Джима. Сегодня утром у Джуниора произошёл приступ. Перед домом Маккейнов, между прочим, где были найдены трупы. Им найдены.
    
— Какое стечение обстоятельств, — заметил Эрни.
    
— Он в госпитале. Джинни Томлинсон говорит, там скорее всего опухоль мозга, которая и может приводить к насильственным действиям.
    
— Семейная команда убийц из отца и сына? — Клэр прижала ещё крепче Джо к себе.
    
— Навряд ли, чтобы настоящая команда, — уточнила Джеки. — Назовём это одинаковой дикой склонностью к насилию — что-то такое, генетическое, — которая проявляется при стрессовых обстоятельствах.
    
Здесь свою мысль высказала Линда.
    
— Но то, что тела находились в одном месте, явным образом говорит: если убийц было двое, действовали они вместе. Речь идёт о том, что моего мужа и Дейла Барбару держит сейчас в заключении убийца, используя их для развития теории грандиозного заговора. Единственная причина, почему их уже не убили в тюрьме, состоит в том, что Ренни желает использовать их как пример. Он хочет казнить их публично. — Лицо Линды на миг скривилось, видно было, что она перебарывает слезы.
    
— Я поверить не могу, что он зашёл так далеко, — произнесла Лисса, крутя туда-сюда анкх у себя на шее. — Он же всего лишь торговец подержанными машинами.
    
Ответом на эти её слова была тишина.
    
— А теперь подумайте, — сказала Джеки, когда все немного попритихли. — Рассказав вам о том, что собираемся сделать мы с Линдой, я начала настоящий заговор. И потому хочу просить вас проголосовать. Кто хочет оставаться с нами, пусть подымет руку. Те, кто рук не подымут, могут отсюда уйти, при условии, если дадут обещание не говорить о том, что мы здесь обсуждали. Чего, впрочем, едва ли кому-то захочется делать; если не рассказывать, кто здесь был, и что здесь обсуждалось, не появится потребности объяснять, каким образом вы это услышали. Это опасно. Мы можем оказаться в тюрьме или с нами произойдёт что-то ещё худшее. Итак, давайте посмотрим, сколько поднимется рук. Кто хочет остаться?
    
Первым руку поднял Джо, не промедлили вслед за ним и Пайпер, Джулия, Рози и Эрни Келверт. Одновременно подняли руки Линда и Ромми. Лисса посмотрела на Клэр Макклечи. Клэр вздохнула, кивая. Обе женщины подняли руки.
    
— Ты молодчага, ма, — улыбнулся Джо.
    
— Если ты хоть когда-нибудь расскажешь своему отцу, во что я тебе позволила вляпаться, — начала она, — никакого Джима Ренни не понадобится, чтобы подвергнуть тебя наказанию. Я сделаю это собственноручно.
   
   
    
     
19
    
    
— Линда не может идти в департамент полиции, — заговорил Ромми. Обращался он к Джеки.
    
— А кто же тогда?
    
— Вы и я, милочка. Линда пойдёт на большое собрание. Где шестьсот-восемьсот свидетелей могут потом сказать, что там её видели.
    
— Почему это я не могу? — не согласилась Линда. — Это моего мужа они схватили.
    
— Вот именно поэтому и не можете, — просто сказала Джулия.
    
— Как вы думаете это сделать? — спросил Ромми у Джеки.
    
— Ну, я предлагаю одеть маски…
    
— Вот и все дела, — произнесла Рози, скорчив гримасу. Все рассмеялись.
    
— Нам повезло, — сказал Ромми. — У меня в магазине огромный выбор хэллоуиновских масок.
    
— Может, я буду Русалочкой — произнесла Джеки, замечтавшись. Поняла, что все на неё смотрят и зарделась. — Да всё равно кем. В любом случае нам нужно оружие. У меня есть дома запасной пистолет — «Беретта». А у вас есть что-нибудь, Ромми?
    
— Я отложил несколько винтовок в сейф в кабинете. Минимум одна там с оптическим прицелом. Не скажу, что я предугадывал, что приближается что-то такое, но я чувствовал, что что-то такое приближается.
    
Заговорил Джо:
    
— Вам также понадобится транспорт для отхода. Но не ваш фургон, Ромми, потому что его каждый знает.
    
— У меня есть идея относительно этого, — сказал Эрни. — давайте возьмём какую-нибудь машину со стоянки салона «Подержанные автомобили Джима Ренни». Там у него есть с полдюжины фургонов с большим пробегом, которые он ещё весной прикупил у телефонной компании. Они стоят поодаль, позади всех других. Воспользоваться машиной, которая принадлежит ему, это была бы, как вы это называете — высшая справедливость.