1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 
       

   И ладанное облако углы    

   Унылой обволакивает ризой,    

   И яблони — что ангелы — белы,    

   И голуби на них — что ладан — сизы.    

       

   И странница, потягивая квас    

   Из чайника, на краешке лежанки,    

   О Разине досказывает сказ    

   И о его прекрасной персиянке.    

       

   26 марта 1916    

      

         «Димитрий!  Марина! В мире…»    

       

   Димитрий! Марина! В мире    

   Согласнее нету ваших    

   Единой волною вскинутых,    

   Единой волною смытых    

   Судеб! Имен!    

       

   Над темной твоею люлькой,    

   Димитрий, над люлькой пышной    

   Твоею, Марина Мнишек,    

   Стояла одна и та же    

   Двусмысленная звезда.    

       

   Она же над вашим ложем,    

   Она же над вашим троном    

   — Как вкопанная — стояла    

   Без малого — целый год.    

       

   Взаправду ли знак родимый    

   На темной твоей ланите,    

   Димитрий, — все та же черная    

   Горошинка, что у отрока    

   У родного, у царевича    

   На смуглой и круглой щечке    

   Смеясь целовала мать?    

   Воистину ли, взаправду ли —    

   Нам сызмала деды сказывали,    

   Что грешных судить — не нам?    

       

   На нежной и длинной шее    

   У отрока — ожерелье.    

   Над светлыми волосами    

   Пресветлый венец стоит.    

       

   В Марфиной черной келье    

   Яркое ожерелье!    

   — Солнце в ночи! — горит.    

       

   Памятливыми глазами    

   Впилась — народ замер.    

   Памятливыми губами    

   Впилась — в чей — рот.    

       

   Сама инокиня    

   Признала сына!    

   Как же ты — для нас — не тот!    

       

   Марина! Царица — Царю,    

   Звезда — самозванцу!    

   Тебя пою,    

   Злую красу твою,    

   Лик без румянца.    

   Во славу твою грешу    

   Царским грехом гордыни.    

   Славное твое имя    

   Славно ношу.    

       

   Правит моими бурями    

   Марина — звезда — Юрьевна,    

   Солнце — среди — звезд.    

       

   Крест золотой скинула,    

   Черный ларец сдвинула,    

   Маслом святым ключ    

   Масленный — легко движется.    

   Черную свою книжищу    

   Вынула чернокнижница.    

       

   Знать, уже делать нечего,    

   Отошел от ее от плечика    

   Ангел, — пошел несть    

   Господу злую весть:    

       

   — Злые, Господи, вести!    

   Загубил ее вор-прелестник!    

       

   Марина! Димитрий! С миром,    

   Мятежники, спите, милые.    

   Над нежной гробницей ангельской    

   За вас в соборе Архангельском    

   Большая свеча горит.    

       

   29, 30 марта 1916    

           СТИХИ О МОСКВЕ    

       

            1. «Облака —  вокруг…»    

        

    Облака — вокруг,    

    Купола — вокруг,    

    Надо всей Москвой    

    Сколько хватит рук! —    

    Возношу тебя, бремя лучшее,    

    Деревцо мое    

    Невесомое!    

        

    В дивном граде сем,    

    В мирном граде сем,    

    Где и мертвой — мне    

    Будет радостно, —    

    Царевать тебе, горевать тебе,    

    Принимать венец,    

    О мой первенец!    

        

    Ты постом говей,    

    Не сурьми бровей    

    И все сорок — чти —    

    Сороков церквей.    

    Исходи пешком — молодым шажком! —    

    Все привольное    

    Семихолмие.    

        

    Будет твой черед:    

    Тоже — дочери    

    Передашь Москву    

    С нежной горечью.    

    Мне же вольный сон, колокольный звон,    

    Зори ранние —    

    На Ваганькове.    

        

    31 марта 1916    

               2. «Из рук  моих — нерукотворный град…»    

        

    Из рук моих — нерукотворный град    

    Прими, мой странный, мой прекрасный брат.    

        

    По церковке — все сорок сороков,    

    И реющих над ними голубков.    

        

    И Спасские — с цветами — воротá,    

    Где шапка православного снята.    

        

    Часовню звездную — приют от зол —    

    Где вытертый от поцелуев — пол.    

        

    Пятисоборный несравненный круг    

    Прими, мой древний, вдохновенный друг.    

        

    К Нечаянныя Радости в саду    

    Я гостя чужеземного сведу.    

        

    Червонные возблещут купола,    

    Бессонные взгремят колокола,    

        

    И на тебя с багряных облаков    

    Уронит Богородица покров,    

        

    И встанешь ты, исполнен дивных сил…    

    Ты не раскаешься, что ты меня любил.    

        

    31 марта 1916    

       

            3. «Мимо  ночных башен…»    

        

    Мимо ночных башен    

    Площади нас мчат.    

    Ох, как в ночи страшен    

    Рев молодых солдат!    

        

    Греми, громкое сердце!    

    Жарко целуй, любовь!    

    Ох, этот рев зверский!    

    Дерзкая — ох — кровь!    

        

    Мой рот разгарчив,    

    Даром, что свят — вид.    

    Как золотой ларчик    

    Иверская горит.    

        

    Ты озорство прикончи,    

    Да засвети свечу,    

    Чтобы с тобой нонче    

    Не было — как хочу.    

        

    31 марта 1916    

               4.  «Настанет день — печальный, говорят…»    

        

    Настанет день — печальный, говорят!    

    Отцарствуют, отплачут, отгорят,    

    — Остужены чужими пятаками —    

    Мои глаза, подвижные как пламя.    

    И — двойника нащупавший двойник —    

    Сквозь легкое лицо проступит лик.    

    О, наконец тебя я удостоюсь,    

    Благообразия прекрасный пояс!    

        

    А издали — завижу ли и Вас? —    

    Потянется, растерянно крестясь,    

    Паломничество по дорожке черной    

    К моей руке, которой не отдерну,    

    К моей руке, с которой снят запрет,    

    К моей руке, которой больше нет.    

        

    На ваши поцелуи, о, живые,    

    Я ничего не возражу — впервые.    

    Меня окутал с головы до пят    

    Благообразия прекрасный плат.    

    Ничто меня уже не вгонит в краску,    

    Святая у меня сегодня Пасха.    

        

    По улицам оставленной Москвы    

    Поеду — я, и побредете — вы.    

    И не один дорогою отстанет,    

    И первый ком о крышку гроба грянет, —    

    И наконец-то будет разрешен    

    Себялюбивый, одинокий сон.    

    И ничего не надобно отныне    

    Новопреставленной болярыне Марине.    

        

    11 апреля 1916    

    1-й день Пасхи    

               5. «Над  городом, отвергнутым Петром…»    

        

    Над городом, отвергнутым Петром,    

    Перекатился колокольный гром.    

        

    Гремучий опрокинулся прибой    

    Над женщиной, отвергнутой тобой.    

        

    Царю Петру и вам, о, царь, хвала!    

    Но выше вас, цари, колокола.    

        

    Пока они гремят из синевы —    

    Неоспоримо первенство Москвы.    

        

    И целых сорок сороков церквей    

    Смеются над гордынею царей!    

        

    28 мая 1916    

       

            6. «Над  синевою подмосковных рощ…»    

        

    Над синевою подмосковных рощ    

    Накрапывает колокольный дождь.    

    Бредут слепцы калужскою дорогой, —    

        

    Калужской — песенной — прекрасной, и она    

    Смывает и смывает имена    

    Смиренных странников, во тьме поющих Бога.    

        

    И думаю: когда-нибудь и я,    

    Устав от вас, враги, от вас, друзья,    

    И от уступчивости речи русской, —    

        

    Одену крест серебряный на грудь,    

    Перекрещусь, и тихо тронусь в путь    

    По старой по дороге по калужской.    

        

    Троицын день 1916    

               7. «Над  синевою подмосковных рощ…»    

        

    Семь холмов — как семь колоколов!    

    На семи колоколах — колокольни.    

    Всех счетом — сорок сороков.    

    Колокольное семихолмие!    

        

    В колокольный я, во червонный день    

    Иоанна родилась Богослова.    

    Дом — пряник, а вокруг плетень    

    И церковки златоголовые.    

        

    И любила же, любила же я первый звон,    

    Как монашки потекут к обедне,    

    Вой в печке, и жаркий сон,    

    И знахарку с двора соседнего.    

        

    Провожай же меня весь московский сброд,    

    Юродивый, воровской, хлыстовский!    

    Поп, крепче позаткни мне рот    

    Колокольной землей московскою!    

        

    8 июля 1916. Казанская    

       

            8.  «Москва! — Какой огромный…»    

        

    — Москва! — Какой огромный    

    Странноприимный дом!    

    Всяк на Руси — бездомный.    

    Мы все к тебе придем.    

        

    Клеймо позорит плечи,    

    За голенищем нож.    

    Издалека-далече    

    Ты все же позовешь.    

        

    На каторжные клейма,    

    На всякую болесть —    

    Младенец Пантелеймон    

    У нас, целитель, есть.    

        

    А вон за тою дверцей,    

    Куда народ валит, —    

    Там Иверское сердце    

    Червонное горит.    

        

    И льется аллилуйя    

    На смуглые поля.    

    Я в грудь тебя целую,    

    Московская земля!    

        

    8 июля 1916. Казанская    

               9. «Красною  кистью…»    

        

    Красною кистью    

    Рябина зажглась.    

    Падали листья,    

    Я родилась.    

        

    Спорили сотни    

    Колоколов.    

    День был субботний:    

    Иоанн Богослов.    

        

    Мне и доныне    

    Хочется грызть    

    Жаркой рябины    

    Горькую кисть.    

        

    16 августа 1916    

       

           «Говорила мне  бабка лютая…»    

       

   Говорила мне бабка лютая,    

   Коромыслом от злости гнутая:    

   — Не дремить тебе в люльке дитятка,    

   Не белить тебе пряжи вытканной, —    

   Царевать тебе — под заборами!    

   Целовать тебе, внучка, — ворона.    

       

   Ровно облако побелела я:    

   Вынимайте рубашку белую,    

   Жеребка не гоните черного,    

   Не поите попа соборного,    

   Вы кладите меня под яблоней,    

   Без моления, да без ладана.    

       

   Поясной поклон, благодарствие    

   За совет да за милость царскую,    

   За карманы твои порожние    

   Да за песни твои острожные,    

   За позор пополам со смутою, —    

   За любовь за твою за лютую.    

       

   Как ударит соборный колокол —    

   Сволокут меня черти волоком,    

   Я за чаркой, с тобою роспитой,    

   Говорила, скажу и Господу, —    

   Что любила тебя, мальчоночка,    

   Пуще славы и пуще солнышка.    

       

   1 апреля 1916    

      

         «Да с этой  львиною…»    

       

   Да с этой львиною    

   Златою россыпью,    

   Да с этим поясом,    

   Да с этой поступью, —    

   Как не бежать за ним    

   По белу по свету —    

   За этим поясом,    

   За этим посвистом!    

       

   Иду по улице —    

   Народ сторонится.    

   Как от разбойницы,    

   Как от покойницы.    

       

   Уж знают все, каким    

   Молюсь угодникам    

   Да по зелененьким,    

   Да по часовенкам.    

       

   Моя, подруженьки,    

   Моя, моя вина.    

   Из голубого льна    

   Не тките савана.    

       

   На вечный сон за то,    

   Что не спала одна —    

   Под дикой яблоней    

   Ложусь без ладана.    

       

   2 апреля 1916    

   Вербная Суббота    

           «Веселись,  душа, пей и ешь…»    

       

   Веселись, душа, пей и ешь!    

   А настанет срок —    

   Положите меня промеж    

   Четырех дорог.    

       

   Там где вó поле, во пустом    

   Воронье да волк,    

   Становись надо мной крестом,    

   Раздорожный столб!    

       

   Не чуралася я в ночи    

   Окаянных мест.    

   Высоко надо мной торчи,    

   Безымянный крест.    

       

   Не один из вас, други, мной    

   Был и сыт и пьян.    

   С головою меня укрой,    

   Полевой бурьян!    

       

   Не запаливайте свечу    

   Во церковной мгле.    

   Вечной памяти не хочу    

   На родной земле.    

       

   4 апреля 1916    

      

         «Братья, один  нам путь прямохожий…»    

       

   Братья, один нам путь прямохожий    

   Под небом тянется.    

   …………….я тоже    

   Бедная странница…    

       

   Вы не выспрашивайте, на спросы    

   Я не ответчица.    

       

   Только и памятлив, что на песни    

   Рот мой улыбчивый.    

   Перекреститесь, родные, если    

   Что и попритчилось.    

       

   5 апреля 1916    

           «Всюду бегут  дороги…»    

       

   Всюду бегут дороги,    

   По лесу, по пустыне,    

   В ранний и поздний час.    

       

   Люди по ним ходят,    

   Ходят по ним дроги,    

   В ранний и поздний час.    

       

   Топчут песок и глину    

   Страннические ноги,    

   Топчут кремень и грязь…    

       

   Кто на ветру — убогий?    

   Всяк на большой дороге —    

   Переодетый князь!    

       

   Треплются их отрепья    

   Всюду, где небо — сине,    

   Всюду, где Бог — судья.    

       

   Сталкивает их цепи,    

   Смешивает отрепья    

   Парная колея.    

       

   Так по земной пустыне,    

   Кинув земную пажить    

   И сторонясь жилья,    

       

   Нищенствуют и княжат —    

   Каторжные княгини,    

   Каторжные князья.    

       

   Вот и сошлись дороги,    

   Вот мы и сшиблись клином.    

   Темен, ох, темен час.    

       

   Это не я с тобою, —    

   Это беда с бедою    

   Каторжная — сошлась.    

       

   Что же! Целуй в губы,    

   Коли тебя, любый,    

   Бог от меня не спас.    

       

   Всех по одной дороге    

   Поволокут дроги —    

   В ранний ли, поздний час.    

       

   5 апреля 1916    

           «Люди на душу  мою льстятся…»    

       

   Люди на душу мою льстятся,    

   Нежных имен у меня — святцы,    

       

   А восприемников за душой