1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
Отдам из доброй воли".      

       

От радости в постеле      

Расплакался дитя:      

"Неуж то в самом деле?      

Неуж то не шутя?"      

А мать ему: "Бай-бай! закрой   свои ты глазки;      

Уснуть уж время наконец,      

Ну, слушай же, как царь-отец      

Рассказывает сказки".      

       

 Прелестнице      

       

       

К чему нескромным сим убором,      

Умильным голосом и взором      

Младое сердце распалять      

И тихим, сладостным укором      

К победе легкой вызывать?      

К чему обманчивая нежность,      

Стыдливости притворный вид,      

Движений томная небрежность      

И трепет уст и жар ланит?      

Напрасны хитрые старанья;      

В порочном сердце жизни нет…      

Невольный хлад негодованья      

Тебе мой роковой ответ.      

Твоею прелестью надменной      

Кто не владел во тьме ночной?      

Скажи: у двери оцененной      

Твоей обители презренной      

Кто смелой не стучал рукой?      

Нет, нет, другому свой завялый      

Неси, прелестница, венок;      

Ласкай неопытный порок,      

В твоих объятиях усталый;      

Но гордый замысел забудь:      

Не привлечешь питомца музы      

Ты на предательную грудь!      

Неси другим наемны узы,      

Своей любви постыдный торг,      

Корысти хладные лобзанья      

И принужденные желанья,      

И златом купленный восторг!      

       

       

К Чедаеву      

       

       

Любви, надежды, тихой славы      

Недолго нежил нас обман,      

Исчезли юные забавы,      

Как сон, как утренний туман;      

Но в нас горит еще желанье,      

Под гнетом власти роковой      

Нетерпеливою душой      

Отчизны внемлем призыванье.      

Мы ждем с томленьем упованья      

Минуты вольности святой,      

Как ждет любовник молодой      

Минуты верного свиданья.      

Пока свободою горим,      

Пока сердца для чести живы,      

Мой друг, отчизне посвятим      

Души прекрасные порывы!      

Товарищ, верь: взойдет она,      

Звезда пленительного счастья,      

Россия вспрянет ото сна,      

И на обломках самовластья      

Напишут наши имена!      

       

       

 Стихотворения 1819 г      

       

       

Лаиса, я люблю твой смелый, [вольный]   взор,      

Неутолимый жар, открытые    желанья      

И непрерывные лобзанья      

И страсти полный разговор.      

Люблю горящих уст я вызовы немые,      

Восторги быстрые, живые      

       

       

Элегия      

       

       

Воспоминаньем упоенный,      

С благоговеньем и тоской      

Объемлю грозный мрамор твой,      

Кагула памятник надменный.      

Не смелый подвиг россиян,      

Не слава, дар Екатерине,      

Не задунайский великан      

Меня воспламеняют ныне…      

       

………………………      

………………………      

       

       

27 мая 1819      

       

       

Веселый вечер в жизни нашей      

Запомним, юные друзья;      

Шампанского в стеклянной чаше      

Шипела хладная струя.      

Мы пили – и Венера с нами      

Сидела прея за столом.      

Когда ж вновь сядем в четвером      

С б, вином и чубуками?      

       

       

      

       

       

Холоп венчанного солдата,      

Благодари свою судьбу:      

Ты стоишь лавров Герострата      

И смерти немца Коцебу.      

       

       

      

       

       

Ольга, крестница Киприды.      

Ольга, чудо красоты,      

Как же ласки и обиды      

Расточать привыкла ты!      

Поцалуем сладострастья      

[Ты, тревожа сердце в нас,]      

Соблазнительного счастья      

Назначаешь тайный час.      

Мы с горячкою любовной      

Прибегаем в час условный,      

В дверь стучим – но в сотый раз      

Слышим твой коварный шопот      

И служанки сонный ропот,      

И насмешливый отказ.      

       

Ради резвого разврата,      

Приапических затей.      

Ради неги, ради злата,      

Ради прелести твоей,      

Ольга, жрица наслажденья,      

Внемли наш влюбленный плач —      

Ночь восторгов, ночь забвенья      

Нам наверное назначь.      

       

       

       

       

Мансуров, закадышный друг,      

Надень венок терновый!      

Вздохни – и рюмку выпей вдруг      

За здравие Крыловой.      

       

Поверь, она верна тебе.      

Как девственница Ласси,      

Она покорствует судьбе      

И госпоже Казасси.      

       

Но скоро счастливой рукой      

Набойку школы скинет,      

На бархат ляжет пред тобой      

И .      

       

       * * *      

       

Позволь душе моей открыться пред   тобою      

И в дружбе сладостной отраду   почерпнуть.      

Скучая жизнию, томимый суетою,      

[Я жажду] близ тебя, друг нежный,   отдохнуть…      

Ты помнишь, милая, – зарею наших   лет,      

       

Младенцы, мы любить умели…      

Как быстро, [быстро] улетели      

       

< >      

       

В кругу чужих, в немилой стороне,      

Я мало жил и наслаждался мало!      

И дней моих печальное начало      

Наскучило, давно постыло мне!      

К чему мне жизнь, я не рожден для   счастья,      

[Для радостей], для дружбы, для   забав, избежав,      

Я хладно пил из чаши   сладо.      

       

       

Дорида      

       

       

В Дориде нравятся и локоны златые,      

И бледное лицо, и очи голубые…      

Вчера, друзей моих оставя пир ночной,      

В ее объятиях я негу пил душой:      

Восторги быстрые восторгами   сменялись,      

Желанья гасли вдруг и снова   разгорались:      

Я таял; но среди неверной темноты      

Другие милые мне виделись черты,      

И весь я полон был таинственной   печали,      

И имя чуждое уста мои шептали.      

       

 N. N.       

       

       

Я ускользнул от Эскулапа      

Худой, обритый – но живой:      

Его мучительная лапа      

Не тяготеет надо мной.      

Здоровье, легкой друг Приапа,      

И сон, и сладостный покой,      

Как прежде, посетили снова      

Мой угол тесный и простой.      

Утешь и ты полу-больного!      

Он жаждет видеться с тобой,      

С тобой, счастливый беззаконник,      

Ленивый Пинда гражданин,      

Свободы, Вакха верный сын,      

Венеры набожный поклонник      

И наслаждений властелин!      

От суеты столицы праздной,      

От хладных прелестей Невы,      

От вредной сплетницы молвы,      

От скуки, столь разнообразной,      

Меня зовут холмы, луга,      

Тенисты клены огорода,      

Пустынной речки берега      

И деревенская свобода.      

Дай руку мне. Приеду я      

В начале мрачном сентября:      

С тобою пить мы будем снова,      

Открытым сердцем говоря      

Насчет глупца, вельможи злого,      

Насчет холопа записного,      

Насчет небесного царя,      

А иногда насчет земного.      

       

       

Орлову      

       

       

О ты, который сочетал      

С душою пылкой, откровенной      

(Хотя и русской генерал)      

Любезность, разум просвещенный;      

О ты, который, с каждым днем      

Вставая на военну муку,      

Усталым усачам верьхом      

Преподаешь царей науку;      

Но не бесславишь сгоряча      

Свою воинственную руку      

Презренной палкой палача,      

Орлов, ты прав: я забываю      

Свои гусарские мечты      

И с Соломоном восклицаю:      

Мундир и сабля – суеты!      

На генерала Киселева      

Не положу своих надежд,      

Он очень мил, о том ни слова,      

Он враг коварства и невежд;      

За шумным, медленным обедом      

Я рад сидеть его соседом,      

До ночи слушать рад его;      

Но он придворный: обещанья      

Ему не стоят ничего.      

Смирив немирные желанья,      

Без долимана, без усов,      

Сокроюсь с тайною свободой,      

С цевницей, негой и природой      

Под сенью дедовских лесов;      

Над озером, в спокойной хате,      

Или в траве густых лугов,      

Или холма на злачном скате,      

В бухарской шапке и в халате      

Я буду петь моих богов,      

И буду ждать. – Когда ж   восстанет      

С одра покоя бог мечей,      

И брани громкой вызов грянет,      

Тогда покину мир полей;      

Питомец пламенный Беллоны,      

У трона верный гражданин!      

Орлов, я стану под знамены      

Твоих воинственных дружин;      

В шатрах, средь сечи, средь пожаров,      

С мечом и с лирой боевой      

Рубиться буду пред тобой      

И славу петь твоих ударов.      

       

 К Щербинину      

       

       

Житье тому, любезный друг,      

Кто страстью глупою не болен,      

Кому влюбиться недосуг,      

Кто занят всем и всем доволен;      

Кто Надиньку, под вечерок,      

За тайным ужином ласкает,      

И жирный страсбургский пирог      

Вином душистым запивает;      

Кто, удалив заботы прочь,      

Как верный сын пафосской веры      

Проводит набожную ночь      

С младой монашинкой Цитеры.      

По утру сладко дремлет он,      

Читая листик Инвалида;       

Весь день веселью посвящен,      

А в ночь – вновь царствует Киприда.      

       

И мы не так ли дни ведем,      

Щербинин, резвый друг забавы,      

С Амуром, Шалостью, вином,      

Покаместь молоды и здравы.      

Но дни младые пролетят,      

Веселье, нега нас покинут,      

Желаньям чувства изменят,      

Сердца иссохнут и остынут.      

Тогда – без песен, без подруг,      

Без наслаждений, без желаний,      

Найдем отраду, милый друг,      

В туманном сне воспоминаний!       

Тогда, качая головой,      

Скажу тебе у двери гроба:      

«Ты помнишь Фанни, милый мой?»      

И тихо улыбнемся оба.      

       

       

Деревня      

       

       

Приветствую тебя, пустынный уголок,      

Приют спокойствия, трудов и   вдохновенья,      

Где льется дней моих невидимый поток      

На лоне счастья и забвенья.      

Я твой – я променял порочный двор   Цирцей,      

Роскошные пиры, забавы, заблужденья      

На мирный шум дубров, на тишину   полей,      

На праздность вольную, подругу   размышленья.      

       

Я твой – люблю сей темный сад      

С его прохладой и цветами,      

Сей луг, уставленный душистыми   скирдами,      

Где светлые ручьи в кустарниках   шумят.      

Везде передо мной подвижные картины:      

Здесь вижу двух озер лазурные   равнины,      

Где парус рыбаря белеет иногда,      

За ними ряд холмов и нивы полосаты,      

Вдали рассыпанные хаты,      

На влажных берегах бродящие стада,      

Овины дымные и мельницы крилаты;      

Везде следы довольства и труда…      

       

Я здесь, от суетных оков   освобожденный,      

Учуся в Истине блаженство находить,      

Свободною душой Закон боготворить,      

Роптанью не внимать толпы   непросвещенной,      

Участьем отвечать застенчивой Мольбе      

И не завидывать судьбе      

Злодея иль глупца – в величии   неправом.      

       

Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!      

В уединеньи величавом      

Слышнее ваш отрадный глас.      

Он гонит лени сон угрюмый,      

К трудам рождает жар во мне,      

И ваши творческие думы      

В душевной зреют глубине.      

       

Но мысль ужасная здесь душу омрачает:      

Среди цветущих нив и гор      

Друг человечества печально замечает      

Везде Невежества убийственный Позор.      

Не видя слез, не внемля стона,      

На пагубу людей избранное Судьбой,      

Здесь Барство  дикое, без   чувства, без закона,      

Присвоило себе насильственной лозой      

И труд, и собственность, и время   земледельца.      

Склонясь на чуждый плуг, покорствуя   бичам,      

Здесь Рабство тощее влачится по   браздам      

Неумолимого Владельца.      

Здесь тягостный ярем до гроба все   влекут,      

Надежд и склонностей в душе питать не   смея,      

Здесь девы юные цветут      

Для прихоти бесчувственной злодея.      

Опора милая стареющих отцов,      

Младые сыновья, товарищи трудов,      

Из хижины родной идут собой умножить      

Дворовые толпы измученных рабов.      

О, если б голос мой умел сердца   тревожить!      

Почто в груди моей горит бесплодный   жар,      

И не дан мне судьбой Витийства   грозный дар?      

Увижу ль, о друзья! народ   неугнетенный      

И Рабство, падшее по манию царя,      

И над отечеством Свободы просвещенной      

Взойдет ли наконец прекрасная Заря?      

       

       * * *      

       

Нет, нет, напрасны ваши пени,      

Я вас люблю, всё тот же я.      

Дни наши, милые ,      

Бегут как утренние тени,      

[Как воды быстрого ручья].      

Давно ли тайными судьбами      

Нам жизни чаша подана!      

Еще для нас она полна,      

К ее краям прильнув устами,      

Мы пьем восторги и любовь,      

Для  нас  надежды,   наслажденья,      

       

< >      

       

Как новы заблужденья!      

Мы наслаждаемся, цветем,      

Но память ищет оживляться ,      

Но сердце [тихим] сном      

В минувшем любит забываться.      

       

 Домовому      

       

       

Поместья мирного незримый   покровитель,      

Тебя молю, мой добрый домовой,      

Храни селенье, лес и дикой садик мой      

И скромную семьи моей обитель!      

Да не вредят полям опасный хлад   дождей      

И ветра позднего осенние набеги;      

Да в пору благотворны снеги      

Покроют влажный тук полей!      

Останься, тайный страж, в   наследственной сени,      

Постигни робостью полунощного вора      

И от недружеского взора      

Счастливый домик охрани!      

Ходи вокруг его заботливым дозором,      

Люби мой малый сад и берег сонных   вод,      

И сей укромный огород      

С калиткой ветхою, с обрушенным   забором!      

Люби зеленый скат холмов,      

Луга, измятые моей бродящей ленью,      

Прохладу лип и кленов шумный   кров —      

Они знакомы вдохновенью.      

       

       

      

       

       

Вкруг я Стурдзы хожу,      

Вкруг библического,      

Я на Стурдзу гляжу      

Монархического.[12]      

       

       

      

       

       

Здорово, Юрьев имянинник!      

Здорово, Юрьев лейб-улан!      

Сегодня для тебя пустынник      

Осушит пенистый стакан.      

Здорово,       

       

Здорово, рыцари лихие      

Любви, Свободы и вина!      

Для нас, союзники младые,      

Надежды лампа зажжена,      

Здорово,       

       

Здорово, молодость и счастье,      

Застольный кубок и бордель,      

Где с громким смехом сладострастье      

Ведет нас пьяных на постель.      

3дор      

       

 Русалка      

       

       

Над озером, в глухих дубровах,      

Спасался некогда Монах,      

Всегда в занятиях суровых,      

В посте, молитве и трудах.      

Уже лопаткою смиренной      

Себе могилу старец рыл —      

И лишь о смерти вожделенной      

Святых угодников молил.      

       

Однажды летом у порогу      

Поникшей хижины своей      

Анахорет молился богу.      

Дубравы делались черней;      

Туман над озером дымился,      

И красный месяц в облаках      

Тихонько по небу катился.      

На воды стал глядеть Монах.      

       

Глядит, невольно страха полный;      

Не может сам себя понять…      

И видит: закипели волны      

И присмирели вдруг опять…      

И вдруг… легка, как тень ночная,      

Бела, как ранний снег холмов,      

Выходит женщина нагая