1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 
его... „Что! Почему
ты зря тратишь
еду?” Он тотчас
же ударил меня
по глазу, слегка
повредив. В
наказание ему
не разрешили
приходить ко
мне и залезать
на колени в
течение нескольких
дней, но ма­лыш
раболепствовал,
горячо умоляя,
и снова вернул
свое счастливое
место. Это был
его второй
проступок. А
в первом случае
я поднес к губам
чашку горячего
молока,
чтобы подуть
и остудить ему,
но он пришел
в раздражение
и ударил меня
по глазу. Здесь
не было серьезного
вреда, он сразу
вернулся ко
мне на колени
и так
ластился, словно
хотел сказать:
„Забудь и про­сти”,
— и поэтому был
прощен».

Позднее
Нонди стал
вождем племени.
Шри Бха­гаван
также рассказывал
о другом вожде
обезьян, ко­торый
пошел на смелый
шаг, объявив
вне закона двух
буйных самцов
из своего племени.
После этого
племя стало
беспокойным,
и вождь покинул
их, уйдя в джун­гли
на две недели.
После возвращения
он послал вызов
на поединок
недовольным
и бунтовщикам,
но за время
двухнедельного
тапаса
(лишений)
вождь стал
таким сильным,
что никто не
отважился
принять его
вызов.

Как-то
ранним утром
сообщили, что
какая-то обезьяна
лежит, умирая,
около Ашрама.
Шри Бхагаван
пошел посмотреть,
и это оказался
тот вождь. Его
при­несли к
Ашраму и положили,
еще поддерживающего
себя, перед Шри
Бхагаваном.
Два изгнанных
самца си­дели
на ближнем
дереве, наблюдая.
Шри Бхагаван
пе­редвинулся,
и умирающая
обезьяна инстинктивно
уку­сила его
ногу 1.
После этого
вождь издал
последний стон
и умер. Обе
наблюдавшие
обезьяны прыгали
вверх и вниз,
стеная от горя.
Тело похоронили
с по­честями,
даваемыми
саннъясину:
омовение
в молоке, потом
в воде, обмазывание
священным
пеплом; сверху
положили новую
ткань, оставив
лицо незакрытым,
и перед ним
жгли камфору.
Место для могилы
было вы­брано
неподалеку
от Ашрама, а на
нее положили
ка­мень.

Рассказывают
об одном странном
случае благодар­ности
обезьян. Однажды
Шри Бхагаван
вместе с груп­пой
почитателей
шел вокруг Горы
и около Пачайам­ман
Койла
они почувствовали
голод и жажду.
Не­медленно
стая обезьян
взобралась
на дикие фиговые
деревья по
обочине дороги
и потрясла
ветви, усыпав
дорогу
спелыми плодами,
а затем убежала,
не съев ни
одного из них.
И в то же самое
время по­дошла
группа
женщин с глиняными
кувшинами
пить­евой воды.
Среди
всех преданных
ему животных
самое боль­шое
расположение
Шри Бхагаван
испытывал к
корове Лакшми.
Молодой телочкой
вместе с матерью
ее при­вел
в Ашрам в 1926 году
некто Аруначала
Пиллай из
Кумара-Мангалама
близ Гудьятхама
и подарил Шри
Бхагавану. Тот
не хотел принимать
дар, так как в
Аш­раме
не было жилья
для коров. Однако
Аруначала
Пил­лай
наотрез отказался
взять их обратно,
а преданный,
Раманатх Дикшитар,
предложил
последить за
ними, и поэтому
они остались.
Дикшитар смотрел
за их нуж­дами
около трех
месяцев, а потом
оставил в городе
у человека,
державшего
коров. Тот держал
Лакшми с матерью
около года, а
затем однажды
пришел на дар­шан
к
Шри Бхагавану
и привел их с
собой. Телочка
оказалась
непреодолимо
стремящейся
к Шри Бхага­вану,
она запомнила
дорогу к Ашраму,
потому что на
следующий день
возвратилась
одна, и после
этого при­ходила
каждое утро
и возвращалась
в город только
ве­чером. Позднее,
уже живя в Ашраме,
она все еще
при­ходила
к Шри Бхагавану,
направляясь
прямо к нему,
не обращая
внимания на
кого-либо еще,
и Шри Бха­гаван
всегда имел
бананы или
какие-нибудь
другие ла­комства
для нее. Длительное
время Лакшми
подходила к
Холлу ежедневно
перед обедом,
чтобы сопровождать
его в столовую,
и так пунктуально,
что если он был
занят чем-нибудь
и сидел дольше
этого часа, то
смот­рел на
часы, когда она
приходила, и
обнаруживал,
что уже пора.

Она
принесла много
телят и по крайней
мере троих к
дню рождения
(Джаянти)
Бхагавана.
Когда в Аш­раме
был построен
каменный коровник,
то решили, что
в
день торжественного
открытия первой
должна войти
в него Лакшми.
Однако в нужный
момент ее не
могли найти
— она лежала
около Шри Бхагавана
и не
шевельнулась,
пока он тоже
не пошел. Таким
об­разом,
он вошел первым,
а Лакшми — вслед
за ним. Не только
она была необычайно
предана Шри
Бха­гавану,
но Милость и
доброта, которые
он выказывал

			
			С коровой
			Лакшми

ей,
были совершенно
исключительными.
В поздней­шие
годы в Ашраме
имелось много
коров и быков,
но никто
из них не вызвал
такую привязанность
и не извлек
такую Милость.
Потомки Лакшми
и сейчас еще
здесь.

17
июня 1948 года Лакшми
заболела, и
утром во­семнадцатого
стало ясно, что
конец ее близок.
В десять часов
Шри Бхагаван
подошел к ней.
«Амма
(Мама),
— сказал он, —
ты хочешь, чтобы
я был около
тебя?» Он сел
рядом и взял
голову Лакшми
к себе на колени.
Махарши пристально
посмотрел ей
в глаза и положил
одну руку на
ее голову, как
бы давая дикшу
(посвя­щение),
а вторую — на
сердце. Держа
свою щеку рядом
со
щекой Лакшми,
он ласкал ее.
Убедившись
в том, что сердце
умирающей было
чистым и свободным
от всех васан
(скрытых
склонностей),
полностью
сосре­доточенным
на Бхагаване,
он оставил ее
и ушел в сто­ловую
обедать. Лакшми
находилась
в сознании до
са­мого конца,
ее глаза были
спокойны. В
одиннадцать
тридцать она
оставила тело
совершенно
мирно. Ее предали
земле на территории
Ашрама с полным
по­хоронным
ритуалом, рядом
с могилами
оленя, вороны
и собаки, которых
Шри Бхагаван
также распорядился
похоронить
здесь. Над могилой
был размещен
прямо­угольный
камень с ее
изображением
в натуральную
ве­личину. На
камне выгравировали
эпитафию, написан­ную
Шри Бхагаваном
и утверждающую,
что Лакшми
достигла мукти
(Освобождения)
*.
Дэвараджа
Мудаль­яр спросил
Бхагавана,
сказано ли это
в общепринятом
смысле, так как
выражение, что
кто-то достиг
самадхи,
есть
вежливый способ
говорить о
смерти, или это
вы­сказывание
действительно
имеет в виду
мукти,
и
Шри Бхагаван
ответил, что
оно означает
мукти.

Глава
12
Шри
Раманашрам
Когда
в декабре 1922 года
преданные
последовали
за Шри Бхагаваном
вниз к могиле
его матери у
под­ножия Горы,
для Ашрама
здесь был только
один сарай с
соломенной
крышей. С течением
лет число обита­телей
росло, приходили
пожертвования
и были воз­ведены
постоянные
помещения
Ашрама — Холл,
где сидел Шри
Бхагаван, контора
и книжный магазин,
сто­ловая и
кухня, коровник,
почта, аптека,
комната для
приезжих
посетителей-мужчин
(в действительности,
не комната, а
большая общая
спальня для
желающих
ос­тановиться
в Ашраме на
несколько
дней), пара
ма­леньких
бунгало *
для гостей,
делавших более
длитель­ную
стоянку, — все
строения одноэтажные,
побеленные
снаружи в
традиционной
индийской
манере.

Непосредственно
к западу от
Ашрама есть
большой квадратной
формы водоем
с каменными
ступенями,
ведущими к воде
со всех четырех
сторон. К югу
от Ашрама с
востока на
запад идет
автобусная
дорога из
Тируваннамалая
в Бангалор,
которая к западу
раз­дваивается
и поворачивает
обратно, чтобы
окружить Гору.
Человек, стоящий
на дороге, смотря
на север, видит
деревянную
арку, покрашенную
в черное, с над­писью
«Шри Раманашрамам»
1,
выполненную
золотым тиснением.
Ворот нет, просто
открытый вход.
Листья кокосовых
пальм прикрывают
здания Ашрама,
а за ни­ми, близкая,
величественная,
поднимается
Гора.

Но
был построен
не только сам
Ашрам. Через
до­рогу расположена
гостиница для
посещающих
Ашрам раджей,
подаренная
махараджой
*
из Морви. Выросла
колония бунгало
и коттеджей,
построенных
почитате­лями,
ведущими семейный
образ жизни.
Непосредст­венно
к западу от
Ашрама, между
водоемом и
Горой, садху
создали
колонию в Пелакотти,
где жили в пе­щерах
или в хижинах
среди деревьев.
В самом Ашраме
люди более
действовали,
чем медитировали,
служа в конторе,
саду, книжном
магазине, на
кухне, в том
или другом
месте, полагая
себя осчастливленными
близо­стью
к Шри Бхагавану,
возможностью
видеть его
ря­дом, случайно
быть замеченными,
услышать от
него слово.

Все
это — строительство,
планирование
и обраще­ние
с деньгами —
требовало
какого-то руководства
Аш­рамом,
так как Шри
Бхагаван ничем
подобным не
за­нимался.
Поэтому его
брат, Ниранджнянананда
Свами, стал
сарвадхикари,
или
управителем,
Ашрама. В жизни
Ашрама возросло
значение правил.
Некоторые из
них были утомительны
для преданных,
однако если
кто-либо чувствовал
соблазн протестовать
или восставать,
то позиция Шри
Бхагавана
сдерживала
их, поскольку
он подчинялся
каждому правилу
и поддерживал
власть — не
слишком энергично,
возможно, просто
из общего
представления,
что приказам
следует повиноваться.
В этом
была многозначительность,
как и во всем,
что он делал.

Махарши
предписывал
путь, которым
необходимо
двигаться
не в изоляции,
но в условиях
мира нынешней
кали-юги,
этого духовно
темного века.
И если он убеж­дал
своих последователей
вспоминать
Атман,
под­чиняясь
обстоятельствам,
что могли и не
быть под­ходящими,
то сам показывал
пример подчинения
всем правилам
Ашрама. Сверх
того, Шри Бхагаван
не одоб­рял
людей, уходящих
в сторону от
Цели, ради которой
они обратились
к нему, чтобы
заниматься
диспутами об
управлении.
Он говорил:
«Люди приходят
к побуж­дению
посетить Ашрам
в поисках Избавления,
а потом увлекаются
политиками
Ашрама и забывают,
ради че­го они
пришли». Если
такие вопросы
представляли
для них интерес,
то им не было
нужды приходить
в Ти­руваннамалай.

Возникали
случайные
вспышки сопротивления
и недовольства,
и никто не может
сказать, что
они были в целом
несправедливы
по существу,
но Шри Бхагаван
не поддерживал
их. Однажды
группа почитателей
— бизнесменов,
адвокатов и
учителей из
Мадраса — при­ехала
в специально
арендованном
автобусе требовать
полного
устранения
руководства
Ашрама и учреждения
новой системы.
Они столпились
в Холле и сели
перед Шри Бхагаваном.
Махарши сидел
в безмолвии,
его ли­цо было
суровым, отчужденным,
твердым, как
скала. Бунтовщики
все больше
смущались перед
ним, пере­глядывались,
передвигались,
но никто не
осмелился
за­говорить.
В конце концов
они покинули
Холл и вер­нулись
в Мадрас. Только
тогда Шри Бхагавану
сказали,
какую цель они
преследовали,
и он ответил:
«Я удив­ляюсь,
зачем они пришли
сюда. Они пришли
исправ­лять
себя или Ашрам?»

В
то же самое
время — надо
извлечь и другой
урок — если
какое-либо
правило казалось
не только
утоми­тельным,
но и несправедливым,
Махарши не
подчи­нялся
ему, как он не
согласился
со сбором платы
за посещение
пещеры Вирупакша.
Даже тогда это
редко был
действительный
протест, а скорее
— своим пове­дением
он хотел привлечь
внимание к
несправедли­вости.
Одно время в
столовой Ашрама
подавали вто­рой
завтрак, но
оказалось
невозможным
обеспечить
всех настоящим
кофе и поэтому
лицам менее
значи­тельным,
с мирской точки
зрения, тем,
кто ел в даль­нем
ее конце, приносили
воду. Шри Бхагаван
заметил это
— он всегда
замечал все
— и сказал: «Дайте
мне во­ду
тоже». С тех
пор он пил воду
и никогда уже
не принимал
кофе.

Однажды,
когда он уже
был в возрасте,
а его ко­лени,
деформированные
ревматизмом,
плохо сгиба­лись,
прибыла группа
европейцев.
Среди них была
одна
дама, непривыкшая
сидеть, скрестив
ноги, которая
прислонилась
к стене и вытянула
их перед собой.
Слу­житель,
возможно не
сознавая, насколько
болезненно
ей с непривычки
сидеть со скрещенными
ногами, при­казал
ей принять эту
позу. Бедная
женщина, покраснев
от
смущения, поджала
ноги. Шри Бхагаван
немедлен­но
сел прямо и
тоже скрестил
ноги. Несмотря
на боль в
коленях, он
продолжал так
сидеть, а когда
почитатели
попросили не
делать этого,
сказал: «Если
таково пра­вило,
я должен подчиниться,
так же как и
все осталь­ные.
Если кому-то
одному неприлично
вытягивать
но­ги,
то и мне неприлично
это делать
перед каждым
из
присутствующих
в холле». Тот
служитель уже
вышел,
но его вернули,
и он попросил
даму сесть, как
ей будет удобнее.
Даже и после
этого было
трудно убедить
Шри Бхагавана
вытянуть ноги
и расслабиться.

В
первые годы
критика встречалась
иногда совер­шенно
неожиданно.
Посетители,
с Запада в
особен­ности,
были подвержены
миссионерским
настроениям.
Один энтузиаст
даже вошел в
Холл и разразился
крас­норечием
рядом с самим
Шри Бхагаваном.
Шри Бха­гаван
не ответил, но
голос Мэйджера
Чадвика *,
про­гремевший
из глубины
Холла, прозвучал
как вызов тол­кованию
христианства
оратором и так
смутил его, что
тот оставил
попытку учительствовать.
Даже в послед­нее
время продолжали
приходить
католические
свя­щенники,
чтобы продемонстрировать
интерес и поч­тение,
а затем настолько
отбросить
некоторые
сомне­ния, что
возникало
желание узнать,
открылись ли
их сердца от
общения с Учителем
или и ранее их
цели состояли
не только в
прозелитизме
**
и искажении
учения Махарши.

Однажды
один мусульманин
начал спорить,
но за его вызовом
стояла такая
искренность,
что Шри Бха­гаван
терпеливо
отвечал.

— Имеет
ли Бог форму?
— спросил он.

— Кто
говорит, что
Бог имеет форму?
— парировал
Шри Бхагаван.

Спрашивающий
упорствовал:

— Если
Бог бесформен,
то не будет ли
ошибкой приписывать
Ему форму идола
и почитать Его
в нем?

Он
понял смысл
возражения
Махарши, как:
«Никто не говорит,
что Бог имеет
форму». Но на
самом деле оно
означает только
то, что сказано,
и было тотчас
же развито:

— Оставьте
Бога в покое;
сначала скажите,
имеете ли вы
форму?

— Конечно,
я имею форму,
как вы можете
видеть, но я —
не Бог.

— Тогда
значит вы —
славно одетое
физическое
те­ло,
составленное
из мяса, крови
и костей?

— Да, должно
быть так. Я сознаю
свое существо­вание
в этой телесной
форме.

— Вы
называете себя
телом, поскольку
сейчас со­знаете
свое тело, но
разве вы — это
тело? Может ли
оно быть вами
в глубоком сне,
когда вы совершенно
не осознаете
его существование?

— Да,
я должен оставаться
в той же телесной
фор­ме даже
и в глубоком
сне, ибо я сознаю
ее до тех пор,
пока
не засну, а как
только проснусь,
вижу, что точно
такой
же, как был перед
сном.

— А если
приходит смерть?

Собеседник
остановился
и после минутного
раз­думья сказал:

— Ладно,
тогда меня
считают мертвым
и тело хо­ронят.

— Но