Поделиться:
  Угадай писателя | Писатели | Карта писателей | Острова | Контакты

Л. Пантелеев - Лёнька Пантелеев [1938]
Известность произведения: Средняя
Метки: prose_su_classics

Аннотация. В настоящее четырехтомное собрание сочинений входят все наиболее значительные произведения Л. Пантелеева (настоящее имя — Алексей Иванович Еремеев). В первый том вошли повесть «Ленька Пантелеев», рассказы, стихи и сказки для старшего, среднего и дошкольного возраста. Вступительная статья К. Чуковского. http://ruslit.traumlibrary.net

Полный текст. Открыть краткое содержание.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 

Трус Дело было в Крыму. Один приезжий мальчик пошел на море ловить удочкой рыбу. А там был очень высокий, крутой скользкий берег. Мальчик начал спускаться, потом посмотрел вниз, увидел под собой огромные острые камни и испугался. Остановился и с места не может сдвинуться. Ни назад ни вниз. Вцепился в какой-то колючий кустик, сидит на корточках и дышать боится. А внизу, в море, в это время колхозник-рыбак ловил рыбу. И с ним в лодке была девочка, его дочка. Она все видела и поняла, что мальчик трусит. Она стала смеяться и показывать на него пальцем. Мальчику было стыдно, но он ничего не мог с собой сделать. Он только стал притворяться, будто сидит просто так и будто ему очень жарко. Он даже снял кепку и стал ею махать около своего носа. Вдруг подул ветер, вырвал у мальчика из рук удочку и бросил ее вниз. Мальчику было жаль удочки, он попробовал ползти вниз, но опять у него ничего не вышло. А девочка все это видела. Она сказала отцу, тот посмотрел наверх и что-то сказал ей. Вдруг девочка спрыгнула в воду и зашагала к берегу. Взяла удочку и пошла обратно к лодке. Мальчик так рассердился, что забыл все на свете и кубарем покатился вниз. — Эй! Отдавай! Это моя удочка! — закричал он и схватил девочку за руку. — На, возьми, пожалуйста, — сказала девочка. — Мне твоя удочка не нужна. Я нарочно ее взяла, чтобы ты слез вниз. Мальчик удивился и говорит: — А ты почем знала, что я слезу? — А это мне папа сказал. Он говорит: если трус, то, наверно, и жадина. 1941 Как поросенок говорить научился Один раз я видел, как одна совсем маленькая девочка учила поросенка говорить. Поросенок ей попался очень умный и послушный, но почему-то говорить по-человечески он ни за что не хотел. И девочка как ни старалась — ничего у нее не выходило. Она ему, я помню, говорит: — Поросеночек, скажи: «мама»! А он ей в ответ: — Хрю-хрю. Она ему: — Поросеночек, скажи: «папа»! А он ей: — Хрю-хрю! Она: — Скажи: «дерево»! А он: — Хрю-хрю. — Скажи: «цветочек»! А он: — Хрю-хрю. — Скажи: «здравствуйте»! А он: — Хрю-хрю. — Скажи: «до свидания!» А он: — Хрю-хрю. Я смотрел-смотрел, слушал-слушал, мне стало жалко и поросенка и девочку. Я говорю: — Знаешь что, голубушка, ты бы ему все-таки что-нибудь попроще велела сказать. А то ведь он еще маленький, ему трудно такие слова произносить. Она говорит: — А что же попроще? Какое слово? — Ну, попроси его, например, сказать: «хрю-хрю». Девочка немножко подумала и говорит: — Поросеночек, скажи, пожалуйста: «хрю-хрю»! Поросенок на нее посмотрел и говорит: — Хрю-хрю! Девочка удивилась, обрадовалась, в ладоши захлопала. — Ну вот, — говорит, — наконец-то! Научился! 1962 Буква «ты» Учил я когда-то одну маленькую девочку читать и писать. Девочку звали Иринушка, было ей четыре года пять месяцев, и была она большая умница. За каких-нибудь десять дней мы одолели с ней всю русскую азбуку, могли уже свободно читать и «папа», и «мама», и «Саша», и «Маша», и оставалась у нас невыученной одна только, самая последняя буква — «я». И тут вот, на этой последней буковке, мы вдруг с Иринушкой и споткнулись. Я, как всегда, показал ей букву, дал ей как следует ее рассмотреть и сказал: — А это вот, Иринушка, буква «я». Иринушка с удивлением на меня посмотрела и говорит: — Ты? — Почему «ты»? Что за «ты»? Я же сказал тебе: это буква «я»! — Буква ты? — Да не «ты», а «я»! Она еще больше удивилась и говорит: — Я и говорю: ты. — Да не я, а буква «я»! — Не ты, а буква ты? — Ох, Иринушка, Иринушка! Наверное, мы, голубушка, с тобой немного переучились. Неужели ты в самом деле не понимаешь, что это не я, а что это буква так называется: «я»? — Нет, — говорит, — почему не понимаю? Я понимаю. — Что ты понимаешь? — Это не ты, а это буква так называется: «ты». Фу! Ну в самом деле, ну что ты с ней поделаешь? Как же, скажите на милость, ей объяснить, что я — это не я, ты — не ты, она — не она и что вообще «я» — это только буква. — Ну, вот что, — сказал я наконец, — ну, давай, скажи как будто про себя: я! Понимаешь? Про себя. Как ты про себя говоришь. Она поняла как будто. Кивнула. Потом спрашивает: — Говорить? — Ну, ну… Конечно. Вижу — молчит. Опустила голову. Губами шевелит. Я говорю: — Ну, что же ты? — Я сказала. — А я не слышал, что ты сказала. — Ты же мне велел про себя говорить. Вот я потихоньку и говорю. — Что же ты говоришь? Она оглянулась и шепотом — на ухо мне: — Ты!.. Я не выдержал, вскочил, схватился за голову и забегал по комнате. Внутри у меня уже все кипело, как вода в чайнике. А бедная Иринушка сидела, склонившись над букварем, искоса посматривала на меня и жалобно сопела. Ей, наверно, было стыдно, что она такая бестолковая. Но и мне тоже было стыдно, что я — большой человек — не могу научить маленького человека правильно читать такую простую букву, как буква «я». Наконец я придумал все-таки. Я быстро подошел к девочке, ткнул ее пальцем в нос и спрашиваю: — Это кто? Она говорит: — Это я. — Ну вот… Понимаешь? А это буква «я»! Она говорит: — Понимаю… А у самой уж, вижу, и губы дрожат и носик сморщился — вот-вот заплачет. — Что же ты, — я спрашиваю, — понимаешь? — Понимаю, — говорит, — что это я. — Правильно! Молодец! А это вот буква «я». Ясно? — Ясно, — говорит. — Это буква ты. — Да не ты, а я! — Не я, а ты. — Не я, а буква «я»! — Не ты, а буква «ты». — Не буква «ты», господи боже мой, а буква «я»! — Не буква «я», господи боже мой, а буква «ты»! Я опять вскочил и опять забегал по комнате. — Нет такой буквы! — закричал я. — Пойми ты, бестолковая девчонка! Нет и не может быть такой буквы! Есть буква «я». Понимаешь? Я! Буква «я»! Изволь повторять за мной: я! я! я!.. — Ты, ты, ты, — пролепетала она, едва разжимая губы. Потом уронила голову на стол и заплакала. Да так громко и так жалобно, что весь мой гнев сразу остыл. Мне стало жалко ее. — Хорошо, — сказал я. — Как видно, мы с тобой и в самом деле немного заработались. Возьми свои книги и тетрадки и можешь идти гулять. На сегодня — хватит. Она кое-как запихала в сумочку свое барахлишко и, ни слова мне не сказав, спотыкаясь и всхлипывая вышла из комнаты. А я, оставшись один, задумался: что же делать? Как же мы в конце концов перешагнем через эту проклятую букву «я»? «Ладно, — решил я. — Забудем о ней. Ну ее. Начнем следующий урок прямо с чтения. Может быть, так лучше будет». И на другой день, когда Иринушка, веселая и раскрасневшаяся после игры, пришла на урок, я не стал ей напоминать о вчерашнем, а просто посадил ее за букварь, открыл первую попавшуюся страницу и сказал: — А ну, сударыня, давайте-ка, почитайте мне что-нибудь. Она, как всегда перед чтением, поерзала на стуле, вздохнула, уткнулась и пальцем и носиком в страницу и, пошевелив губами, бегло и не переводя дыхания, прочла: — Тыкову дали тыблоко. От удивления я даже на стуле подскочил: — Что такое? Какому Тыкову? Какое тыблоко? Что еще за тыблоко? Посмотрел в букварь, а там черным по белому написано: «Якову дали яблоко». Вам смешно? Я тоже, конечно, посмеялся. А потом говорю: — Яблоко, Иринушка! Яблоко, а не тыблоко! Она удивилась и говорит: — Яблоко? Так значит, это буква «я»? Я уже хотел сказать: «Ну конечно, „я“!» А потом спохватился и думаю: «Нет, голубушка! Знаем мы вас. Если я скажу „я“ — значит — опять пошло-поехало? Нет, уж сейчас мы на эту удочку не попадемся». И я сказал: — Да, правильно. Это буква «ты». Конечно, не очень-то хорошо говорить неправду. Даже очень нехорошо говорить неправду. Но что же поделаешь! Если бы я сказал «я», а не «ты», кто знает, чем бы все это кончилось. И, может быть, бедная Иринушка так всю жизнь и говорила бы — вместо «яблоко» — тыблоко, вместо «ярмарка» — тырмарка, вместо «якорь» — тыкорь и вместо «язык» — тызык. А Иринушка, слава богу, выросла уже большая, выговаривает все буквы правильно, как полагается, и пишет мне письма без одной ошибки. 1945 Комментарии Л. Пантелеев начал печататься очень рано — в 1924 году, когда ему не исполнилось еще шестнадцати лет. Первая книга его, написанная совместно с Г. Белых, — повесть «Республика Шкид» вышла в начале 1927 года. Произведения Л. Пантелеева многократно издавались у нас в стране, переведены на многие иностранные языки — немецкий, французский, испанский, норвежский, датский, шведский, греческий, голландский, чешский, польский, венгерский, китайский, японский и другие. Настоящее четырехтомное собрание сочинений — второе. По сравнению с первым собранием (1970–1972), оно более полно представляет творчество писателя, включает новые произведения Л. Пантелеева, написанные и опубликованные в последние годы. Ленька Пантелеев* Л. Пантелеев принадлежит к поколению людей, которых называют «воспитанниками революции». Детство его, как и детство героя повести Леньки, совпало с событиями Октября 1917 года, которые — по образному выражению американского писателя Джона Рида — потрясли мир. Начавшись в Петрограде, революция свершалась во всей стране, на всем огромном пространстве России. Страна стала ареной ожесточенных классовых боев. Всюду, куда попадал маленький Ленька, он становился свидетелем этих битв. Рушился привычный уклад жизни, гибли люди, распадались семьи. Оказался на некоторое время вне семьи и Ленька. И неизвестно, как бы сложилась его судьба, не будь Советской власти. Долгое время пережитое в детстве хранилось в запасниках памяти писателя. Но вот в 1938 году, когда в Детгизе готовился однотомник Л. Пантелеева, его попросили написать краткую биографическую справку. Автобиография выросла в небольшую повесть. Через много лет писатель снова вернулся к повести, с 1951 по 1954 год он работал над нею, переделывал, расширял. В 1952 году она была опубликована в сборнике «Рассказы и повести» (Петрозаводск, 1952) и с новыми дополнениями в однотомнике «Повести и рассказы» в ленинградском Детгизе. Повесть «Ленька Пантелеев» находится в ряду лучших произведений советской литературы, тема которых — детство и революция. Путь Леньки Пантелеева к новой жизни оказался трудным, горьким, ему пришлось пройти через многие испытания, срывы, дорогостоящие ошибки. Путь этот был по-своему особенным, отражающим неповторимость только его, Ленькиной, личности и судьбы. Вместе с тем он был характерен и для многих тысяч ребят того времени. Детские впечатления помогли писателю создать эмоциональную атмосферу повести, придать происходящему необычайную яркость и остроту. Конкретно, в деталях, мы видим обстановку дома и уклад семьи, где «родился и подрастал» Ленька. Запоминается наполненный сиянием солнца и снега февральский денек, когда Ленька с отцом едет на кладбище. Словно сказочное видение предстает Ярославль, увиденный мальчиком из окна каюты: сахарно-белые дома, белоснежные башни, белые колокольни «И над всем этим ярко пылает, горит в голубом небе расплавленное золото куполов и крестов». «Ленька Пантелеев» воспринимается читателями как произведение автобиографическое, между тем это не совсем так. Многое из рассказанного в повести происходило и в жизни автора. Соответствует действительности история отца — выходца из старообрядческой купеческой среды, участника русско-японской войны, получившего за героический подвиг орден Владимира с мечами и дворянство. Совпадают многие факты и события жизни семьи до и после отъезда из Петрограда. Были на самом деле жизнь в деревне и Ярославский мятеж, была страшная сельскохозяйственная «ферма», детдом в монастыре, были скитания, колонии… По возвращении в Петроград имели место и лимонадный завод, и рулетка, и электрические лампочки. И все-таки нельзя полностью отождествлять героев повести с их прототипами. Прежде всего это относится к образу Ивана Адриановича — отца Леньки. Созданный в повести его портрет во многих существенных чертах отличается от реального человека Ивана Афанасьевича Еремеева — отца писателя. То же можно сказать и о некоторых других персонажах, в том числе и о главном герое повести. По словам автора, Ленька — это не он, а «человек с очень похожей судьбой и с очень знакомым ему характером». Художественное произведение всегда шире реальной биографии, потому что рассказывает не только о судьбе того или иного человека, но и о времени. Работая над повестью, Л. Пантелеев стремился полнее и правдивее обрисовать историческую обстановку тех лет, показать реальное соотношение сил — борцов за Советскую власть и тех, кто сражался против нее. Этому подчинены и характеристики персонажей. Обратите внимание, как обрисована в повести мать Леньки — Александра Сергеевна. Образ ее принадлежит к наиболее светлым в советской детской литературе. Эта женщина шагнула из тесного семейного круга в мир, где все ломалось и строилось заново. Можно удивляться ее такту и безошибочному чутью, помогающим выбрать лагерь, на стороне которого историческая правота и человечность. Интересны дополнения, которые вносит Л. Пантелеев в повесть. В первой части, например, появляется проходной, казалось бы, персонаж — Сережа Бутылочка, сын поденщицы, который донашивает одежки с барского плеча. Но вот мы встречаемся с Сережей в конце, — это человек, нашедший свою дорогу в жизни, тогда как Ленька еще мечется на перепутье. В этом нет ничего необычного: путь в революцию Сережи куда прямее, чем Ленькин. Подобная судьба и у горничной Стеши. Насколько соответствует это реальным жизненным обстоятельствам Сережи и Стеши не столь важно. Существенно, что судьбы их типичны для того времени. Повесть «Ленька Пантелеев» многократно переиздавалась, выходила отдельными изданиями и в составе однотомников, приобрела широкую известность в нашей стране и за рубежом (в ГДР, где «Леньку Пантелеева» уже много лет проходят в седьмом классе средней школы, книга переиздавалась более десяти раз). Сепик — финский пшеничный хлеб. Вознесенский проспект — ныне проспект Майорова в Ленинграде. Цейхгауз — военный склад для хранения запасов оружия или амуниции. Старообрядцы, староверы или раскольники — значительная часть православных русских, не принявших религиозной реформы XVII века и оказавшихся в оппозиции и к господствующей церкви и к царскому правительству. Хорунжий — первый офицерский чин в казачьих войсках русской армии. …Женился… на «никонианке». — Никон (1605–1680) — патриарх русской православной церкви. Для укрепления церкви проводил реформы, которые не были приняты большей частью верующих. Церковь раскололась на «никониан» и раскольников, или старообрядцев (см. выше). Таким образом, родители Леньки оказались принадлежащими к разным и даже враждебным друг другу частям верующих. Египетский мост — мост через Фонтанку; получил такое название благодаря украшениям в древнеегипетском стиле. Коломна — район старого Петербурга в устье реки Фонтанки. Большая Конюшенная — ныне улица Желябова. Универсальный магазин Гвардейского экономического общества — ныне торговая фирма ДЛТ. Шпак. — Так презрительно называли офицеры царской армии мужчин в штатской одежде. Везенбергская улица — ныне улица Шкапина. Распутин Григорий (1872–1916) — фаворит царя Николая II и его жены, царицы Александры Федоровны, имел неограниченное влияние на царя, царицу и их окружение. Был убит монархистами. Учредительное собрание — выборный законодательный орган, который должен был принять основы конституции России. Выборы в него состоялись летом 1917 года, но открылось оно после победы Великой Октябрьской социалистической революции, когда основы конституции были заложены первыми декретами Советской власти. Так как контрреволюционное большинство отказалось утвердить эти декреты. Учредительное собрание было распущено, просуществовав всего один день — 5 января 1918 года. Английский пешеходный мостик — небольшой мост через Фонтанку у выхода к ней проспекта Маклина (бывшего Английского проспекта). Троицкий проспект — ныне проспект Москвиной. «Нат Пинкертон», «Ник Картер», «Шерлок Холмс» — низкопробная литература о сыщиках, пользовавшаяся большой популярностью у подростков в предреволюционное время. Не следует путать бульварные издания «Шерлока Холмса» с произведениями известного английского писателя Артура Конан Дойла (1859–1930) — «Приключения Шерлока Холмса», «Записки о Шерлоке Холмсе», «Собака Баскервилей» и другими. «Он читал Плутарха и сказки Топелиуса…». — Плутарх (ок. 46 — ок. 127) — выдающийся греческий философ и писатель. Наибольшей популярностью у юношества пользовалась его книга «Сравнительные жизнеописания», в которой Плутарх создал галерею образов великих людей Греции и Рима (Александр Македонский и Цезарь, Демосфен и Цицерон и так далее). Цакариас Топелиус (1818–1898) — известный финский поэт, прозаик, сказочник. Екатерингофский проспект — ныне проспект Римского-Корсакова. «Во времена Великой революции во Франции санкюлоты, голоштанники…». — Санкюлоты — так презрительно называли аристократы городскую бедноту, носившую длинные панталоны из грубой ткани, в отличие от богатых людей, носивших короткие штаны («кюлот») с шелковыми чулками. В разгар французской революции санкюлотами стали называть себя сами ее участники. Памятник Славы. — Рядом с Троицким собором находился памятник Славы, воздвигнутый в честь победы русской армии в русско-турецких войнах. Это была колонна, составленная из 128 трофейных турецких пушек. Лигово, Петергоф, Озерки — пригороды Ленинграда. «Братья Карамазовы» — роман Ф. М. Достоевского (1821–1881). Пауперизация — обнищание трудящихся масс в эксплуататорском обществе. «…Напевал Хаз-Булата…». — «Хас-Булат удалой» — одна из самых популярных песен конца XIX века и до настоящего времени. Слова песни принадлежат малоизвестному поэту А. Н. Аммосову (1823–1866), музыку написала О. X. Агреева-Славянская (1887–1920). Брандмауэр — каменная стена между зданиями для защиты от пожара. «…Выполняя условия Брестского мирного договора…». — 3 марта 1918 года, чтобы прекратить кровопролитную войну, Советское правительство заключило мирный договор с Германией, получивший название Брестского договора. Левые эсеры, не признавая этого договора, пытались спровоцировать войну, подняли контрреволюционный мятеж в Москве и Ярославле. Парижская коммуна — первая в истории пролетарская революция 18 марта 1871 года в Париже. Екатерининский канал — ныне канал Грибоедова. Миллионная улица — ныне улица Халтурина. Морская улица — ныне улица Герцена. Удельная — пригород Ленинграда. Детскосельский вокзал — ныне Витебский вокзал. Международный проспект — ныне Московский проспект. Бойскауты — организация детей в капиталистических странах, существовала и в России. Распущена в 1919 году. «Здесь были и Тредьяковский, и Сумароков, и Дидеротовская „Энциклопедия“, и первое издание „Илиады“ в переводе Гнедича, и Фома Кемпийский 1784 года издания…». — В. К. Тредьяковский (1703–1769), А. П. Сумароков (1717–1777) известные русские писатели XVIII века; речь идет о главном труде французского писателя и философа Дени Дидро (1713–1784) «Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел» — Дидро был ее основателем и редактором; «Илиада» — эпическая поэма легендарного древнегреческого поэта Гомера. Ее перевод был минным делом жизни русского поэта и переводчика Н. И. Гнедича (1784–1833); Фома Кемпийский (1380–1471) — средневековый религиозный писатель, наибольшую известность получила его книга «Подражание Христу». Первые рассказы молодого писателя написаны на жизненно близком ему материале. 1920-е годы — время войны и разрухи — породили целые армии беспризорников. Группами и в одиночку они бродяжничали по стране, являлись грозой базаров. Судьба этих изломанных жизнью детей стала вопросом государственной важности. Была организована специальная комиссия во главе с Ф. Э. Дзержинским по борьбе с безнадзорностью подростков. Л. Пантелеев, сам переживший в детстве годы скитаний, хорошо знал беспризорников, их душевный мир. В своих ранних рассказах он показывает, как происходит высвобождение этих мальчишек из-под власти улицы. Карлушкин фокус* В основе рассказа — случай из жизни «барахолки» 20-х годов. Здесь и сочно выписанные персонажи, и характерный говор. Но Л. Пантелеев не ограничивается жанровой зарисовкой, он развенчивает романтику блатного мира, жестокого и бесчеловечного. Карлушкин фокус положил конец преклонению мальчика перед героем улицы. Впервые рассказ был напечатан в журнале «Пионер», 1928, № 10. Портрет* Здесь рассказана история Коськи, вора начинающего, неумелого. Человеческая доброта и доверие дяди Кости помогают мальчику встать на ноги. Рассказ вышел отдельным изданием в 1928 году. После войны, готовя «Портрет» к переизданию, Л. Пантелеев переработал рассказ. В ранних изданиях дядя Костя не усыновлял Коську, рассказ кончался встречей с приехавшей к отцу Наташей. Часы* В этой повести одиннадцатилетний Петька Валет — вор со стажем — не задумывается над тем, хорошо или плохо воровать. Тем интереснее наблюдать перерождение героя. Пантелеев переходит от этюдов, набросков, каковыми являются «Карлушкин фокус», «Портрет», к подробному исследованию характера. Он мастерски строит сюжет, проявляя неистощимую изобретательность в придумывании все новых положений — иногда комических, а временами по-настоящему трагических. Сюжетные повороты жизненно и психологически достоверны и служат для того, чтобы испытать героя на прочность. Писатель долго работал над повестью. Было не менее 70 вариантов начала, труднее всего, по его словам, давались образ и интонация рассказчика. Рассказчик в «Часах» комментирует события как бы со стороны, и тем не менее теплая, несколько ироническая интонация помогает полнее раскрыть характер Петьки. Впервые повесть напечатана в журнале «Пионер» в 1928 году. Через год вышла книга «Часы». В журнальном варианте конец повести был несколько сентиментальным, что новее не свойственно Л. Пантелееву. В книге конец звучит как подлинно мажорный, жизнеутверждающий. В «Часах» двадцатилетний Пантелеев проявил себя как мастер словесной живописи и увлекательного сюжета. Ему удалось, как писала Т. Габбе, известный критик и драматург, «создать настоящий спектакль, напряженный, полный драматизма и юмора». Мастера театра и кинематографа не раз обращались к повести, — в частности, в Китае в 1935 году вышел фильм «Часы» (повесть перевел классик китайской литературы Лу Синь), в Японии, в Токийском детском театре долгое время шел спектакль «Золотые часы» по повести Л. Пантелеева. Несколько лет назад под тем же названием Одесская киностудии выпустила фильм. «…В приют Клары Цеткин…». — Клара Цеткин (1857–1933) — видный деятель германского и международного рабочего движения. Дом у Египетского моста* Рассказы цикла «Дом у Египетского моста» знакомят нас с более ранним этапом биографии героя, с которым читатель уже встречался в повести «Ленька Пантелеев». Рассказы эти автобиографичны. Здесь подлинные эпизоды детства писателя, реальные люди, окружавшие его в те далекие годы. В предисловии к книге «Приоткрытая дверь» (Л., «Советский писатель», 1980) Л. Пантелеев писал: «Уже не первый год я работаю над книгой рассказов о своем самом раннем детстве. Там нет ни на копейку вымысла, и вместе с тем это — не мемуары, все рассказы цикла подчинены законам жанра…». Рассказ «Лопатка» был напечатан в журнале «Нева», 1973, № 12, «Маленький офицер» — в «Новом мире», 1978, № 4. Весь цикл включен в однотомник Л. Пантелеева «Избранное», 1978. Писатель не случайно обращается к ранним детским годам, когда закладываются основы характера, личности ребенка. Возвращаясь к светлой поре детства, Л. Пантелеев с предельной откровенностью раскрывает своеобразный характер Леньки — взрывной, азартный и вместе с тем в чем-то восторженный, показывает его впечатления от окружающего мира. Мальчик живет в мире наивной мечты, сменяющих друг друга иллюзий, пока сама жизнь с ее неприкрашенной и суровой правдой не разбивает этих иллюзий (вспомните жонглера-китайчонка или маленького офицера, собирающего милостыню). Сохраняя удивительную память о прошлом, Л. Пантелеев воспроизводит каждый штрих, каждую деталь, которые подобно огненно-красному камешку на мундштуке отца освещают поэтический мир детства. Рассказы «Дом у Египетского моста», созданные в 1970-е годы, принадлежат к лучшим страницам творчества писателя. Лопатка Экспедиция заготовления государственных бумаг — ныне фабрика Гознак. «…Из-под деревянного временного Египетского моста…». — Египетский мост в январе 1905 года рухнул, когда по нему проходил эскадрон конногвардейского полка. Длительное время существовал временный деревянный. Нынешний каменный построен в 1955 году. Английский проспект — ныне проспект Маклина. Могилевский проспект — ныне Лермонтовский проспект. Собственная дача «Стерегущий» — миноносец русского флота, экипаж которого совершил героический подвиг во время русско-японской войны 1904 года. Не желая сдавать корабль неприятелю, русские матросы затопили миноносец и погибли сами. Чарская — псевдоним, под которым печаталась Л. А. Чурилова (1875–1937), бывшая актриса Александринского театра. Лидия Чарская пользовалась большой популярностью у дореволюционного читателя, особенно у девочек. В основном ее книги были посвящены жизни воспитанниц закрытых учебных заведений («Записки институтки», «Княжна Джаваха», «Люда Власовская» и многие другие). Монплезир, Эрмитаж и Марли — дворцы и павильоны в Нижнем парке Петергофа (ныне Петродворца), пригорода Ленинграда. «Маленький лорд Фаунтлерой» — популярный в те годы сентиментальный роман американской писательницы Фрэнсис Бернетт (1849–1924) о великодушном мальчике, заставившем своего деда, сурового графа, стать на путь свершения добрых дел. Маленький офицер Пажеский корпус — в дореволюционное время закрытое военное учебное заведение для детей дворян. Ныне в этом здании находится Ленинградское Суворовское училище. Рассказы о Белочке и Тамарочке* За несколько лет до войны Пантелеев жил на даче в Разливе под Ленинградом. Вместе с ним жила его маленькая племянница Ирина (героиня рассказа «Буква „ты“»). Л. Пантелеев сочинял для нее всякие забавные истории о двух непослушных девочках. Потом записал их. В 1940 году вышла книга «Белочка и Тамарочка», в ней было три рассказа — «На море», «Испанские шапочки», «В лесу». В 1947 году Пантелеев написал еще один рассказ «Большая стирка», который вначале опубликовал в журнале «Мурзилка». Писатель хорошо знает жизнь детей. Казалось бы, какие конфликты могут быть в пяти-шестилетнем возрасте? Между тем они бывают сплошь и рядом, и причиной их является недостаточный жизненный опыт ребят: им кажется, что они могут делать все, что делают взрослые, и с таким же успехом. Белочке и Тамарочке — героиням Л. Пантелеева — тоже свойственна безграничная вера в свои возможности, потому и возникают у них недоразумения с мамой. Нарушая ее запреты, девочки попадают в смешное положение («На море»), им становится по-настоящему страшно («В лесу»). Поплатились они и за свою неумелость («Большая стирка»). Воспитывая своих героинь то смехом, то страхом, то настоящим трудом, Пантелеев помогает им освоить нормы поведения. В «Рассказах о Белочке и Тамарочке» настоящая стихия детской жизни, точно наблюденные характеры и всепроникающий юмор. Причем события даны, как говорил А. Н. Толстой, «в масштабе и манере восприятия читателей», когда можно всерьез разгонять руками тучи или считать невероятным приключением встречу с теленком в лесу. «Рассказы о Белочке и Тамарочке» многократно издавались в составе сборников и отдельно. Белочка и Тамарочка стали героинями нескольких телевизионных фильмов. Существует и диафильм «Большая стирка». «Одинаковые синенькие испанские шапочки с красными кисточками». — Такие головные уборы, напоминающие пилотку, носили бойцы республиканской армии во время фашистского мятежа в Испании (1936–1939). Л. Пантелеев рассказывает о таком факте: в конце 1936 года в Ленинградской филармонии устраивали вечер-концерт в пользу испанских детей-сирот. Пантелеев предложил продавать на вечере пилотки с кисточками. Он достал фотографию, где были сняты бойцы-республиканцы, и несколько вечеров жены писателей шили эти шапочки. Советские дети вскоре стали носить такие пилотки в знак солидарности с патриотами Испании. Г. Антонова, Е. Путилова

The script ran 0.012 seconds.