1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 
   
— Джон! — крикнул ему в спину Пип.
   
— Останавливай! — прокричал Гренн. — Ты не сумеешь ускакать от всех нас!
   
Джон обернулся лицом к ним, извлекая меч.
   
— Возвращайтесь, я не хочу крови, но, если придется, я пойду и на это.
   
— Один против семерых? — Халдер дал знак. Юноши разъехались, окружая его.
   
— Чего вы хотите от меня? — фыркнул Джон.
   
— Мы хотим, чтобы ты вернулся туда, где должен быть, — крикнул Пип.
   
— Я должен быть рядом со своим братом!
   
— Теперь мы все — твои братья, — сказал Гренн.
   
— Тебе отрубят голову, если поймают. Ты это знаешь. — Жаба нервно хохотнул. — Такую глупость мог бы выкинуть один только Зубр.
   
— Такого и я не натворю, — сказал Гренн. — Я не клятвопреступник; я произнес слова и выполню их.
   
— Я тоже так думал, — ответил Джон. — Ну неужели вы не понимаете? Они убили моего отца! Сейчас на юге война, и мой брат Робб сражается в Речных землях…
   
— Мы знаем, — торжественно проговорил Пип. — Сэм рассказал нам все.
   
— Нам жаль твоего отца, — произнес Гренн. — Но это ничего не значит. Ты дал клятву и теперь не можешь уехать отсюда, что бы там ни случилось.
   
— Но я должен, — лихорадочно проговорил Джон.
   
— Ты сказал слова, — напомнил ему Пип. — Теперь начинается моя стража, так ты говорил, и она не кончится до моей смерти…
   
— И в жизни и в смерти я останусь на своем посту, — добавил Гренн.
   
— Не надо повторять, я помню эти слова не хуже вас. — Теперь он уже сердился. Почему они не могут оставить его в покое? Только все усложняют.
   
— Я — меч во тьме, — нараспев произнес Халдер.
   
— И дозорный на Стене, — вставил Жаба.
   
Джон обругал их — прямо в лицо. Никто не обратил внимания.
   
Пип направил коня поближе, продолжая:
   
— Я — огонь, который ограждает от холода, свет, который приносит рассвет, рог, который пробуждает спящих, щит, который охраняет счастье людей…
   
— Остановитесь, — проговорил Джон, замахиваясь мечом. — Прошу тебя, Пип. — На них не было даже панцирей, можно изрубить их в куски — если заставят.
   
Матхар, заехав за его спину, присоединился к общему хору:
   
— Я отдаю свою жизнь и честь Ночному Дозору…
   
Джон пнул кобылу, поворачивая ее кругом. Мальчишки окружали его, охватывая со всех сторон.
   
— И в этой ночи… — Халдер подъехал слева.
   
— И во всех грядущих, — дополнил Пип и потянулся к удилам кобылы Джона. — Так что решай, будешь рубить меня, или все едем назад.
   
Джон поднял меч… и бессильно опустил его…
   
— Проклятие, — буркнул он. — Проклятые вы!
   
— Нам связать тебе руки или ты дашь слово, что с миром вернешься назад? — спросил Халдер.
   
— Я не убегу, если ты хочешь слышать это. — Призрак выскочил из-за деревьев, и Джон яростно поглядел на него. — Ничего себе помощничек, — сказал он. Глубокие красные глаза с сочувствием глядели на него.
   
— Надо бы поторопиться, — сказал Пип. — Если мы не вернемся к первому свету, Старый Медведь снимет головы со всех нас.
   
Возвращаясь, Джон не замечал дороги. Она теперь показалась ему короче, чем его путешествие на юг, быть может, потому, что мысли его бродили сейчас в иных местах. Пип задавал темп, он то галопировал, то пускал лошадь шагом или рысью, то снова срывался в галоп. Приблизился и остался позади Кротовый городок, красную лампу над дверью борделя давно погасили. Кони скакали быстро, и до рассвета оставался еще один час, когда Джон заметил впереди башни Черного замка, проступившие на фоне колоссальной ледяной стены. Но на этот раз они не показались ему домом.
   
«Пусть сегодня меня привезли назад, — сказал себе Джон, — но никто не может заставить меня остаться». Война не закончится завтра или послезавтра; друзья все равно не сумеют следить за ним день и ночь. Он будет дожидаться своего мгновения, пусть они думают, что он решил остаться на Стене… Ну а потом, когда они ослабят бдительность, он попытается бежать снова. Но в следующий раз не по Королевскому тракту. Он направится вдоль Стены на восток, скорее всего до самого моря; путь будет дольше, но безопасней. А может быть, лучше повернуть на запад к горам, а потом уже направиться к югу через высокогорные перевалы? Путь этот — путь одичалых — опасен и суров, но там по крайней мере его не будут преследовать. И он не подойдет ни к Винтерфеллу, ни к Королевскому тракту даже на сотню лиг…
   
Сэмвел Тарли ожидал их в старой конюшне, устроившись в сене. Тревога помешала ему уснуть. Поднявшись, толстяк отряхнулся.
   
— Я… я рад, что они нашли тебя, Джон.
   
— А я — нет, — сказал Джон, спешившись.
   
Пип соскочил с коня и с отвращением поглядел на светлеющее небо.
   
— Пригляди за конями, Сэм, — сказал невысокий юноша. — Впереди целый день, а мы даже не вздремнули по милости лорда Сноу.
   
Когда день забрезжил, Джон, как всегда, направился прямо в кухню. Трехпалый Хоб, ничего не говоря, выдал ему завтрак для Старого Медведя. В тот день это были три бурых яйца, сваренных вкрутую, поджаренный хлеб, кусок ветчины и чаша сморщенных слив. Джон направился с пищей в Королевскую башню. Мормонт сидел возле окна, лорд-командующий писал. Ворон расхаживал взад и вперед по его плечам, бормотал:
   
— Зерна, зерна, зерна…
   
Когда Джон вошел, птица вскрикнула.
   
— Оставь еду на столе, — сказал Старый Медведь, поглядев на него. — И налей пива.
   
Открыв ставни, Джон достал бутыль с пивом, стоявшую снаружи на подоконнике, и налил в рог. Хоб дал ему лимон, еще холодный после Стены. Джон раздавил плод в руке, сок побежал по его пальцам. Мормонт каждый день пил пиво с лимоном и объявлял, что именно это позволило ему сохранить зубы в целости.
   
— Вне сомнения, ты любил своего отца, — сказал Мормонт, когда Джон принес ему рог. — Нас губит именно то, что мы любим. Помнишь, я уже говорил тебе это?
   
— Помню, — угрюмо сказал Джон. Он не хотел разговаривать о смерти отца, даже с Мормонтом.
   
— Постарайся не забыть этих слов. Жестокую истину труднее всего принять. Подай-ка мне тарелку. Опять ветчина? Ладно. Ну и вид у тебя сегодня. Ночная езда-то утомляет.
   
Горло Джона пересохло.
   
— Вы знаете?
   
— Знает, — отозвался ворон с плеч Мормонта. — Знает.
   
Старый Медведь фыркнул:
   
— Неужели ты считаешь, что меня выбрали лордом-командующим Ночного Дозора за то, что я туп, как полено? Эйемон сказал мне, что ты уедешь. Я ответил ему, что ты вернешься. Я знаю своих людей. Честь заставила тебя ступить на Королевский тракт, честь и повернула назад.
   
— Это сделали мои друзья, — проговорил Джон.
   
— Разве я сказал — твоя собственная честь? — Мормонт поглядел на тарелку.
   
— Они убили моего отца, и вы ожидаете, что я буду сидеть здесь?
   
— Откровенно говоря, мы ожидали, что ты поступишь именно так. — Мормонт взял сливу, выплюнул косточку. — Я приказал следить за тобой. Люди видели, как ты уезжал. Если бы не твои братья, тебя бы перехватили по пути другие — на этот раз не друзья. Разве что у твоей лошади есть крылья, как у ворона? Или все-таки есть?
   
— Нет. — Джон ощущал себя круглым дураком.
   
— Жаль, такая лошадь пригодилась бы нам.
   
Джон выпрямился. Он сказал себе, что умрет с честью — по крайней мере на это он способен.
   
— Я знаю, какое наказание положено за дезертирство, милорд. Я не боюсь умереть.
   
— Умереть! — отозвался ворон.
   
— Не побоишься и жить, я надеюсь, — проговорил Мормонт, отрезая кинжалом кусок ветчины. Подав мясо птице, он сказал: — Ты еще не дезертировал… пока. Ты стоишь передо мной. Если бы мы казнили каждого парня, который ночью удирал в Кротовый городок, то на Стене давно уже остались бы одни только призраки. Но ты, наверное, надеешься бежать завтра или через две недели, так? Ты на это надеешься, парень?
   
Джон молчал.
   
— Так я и думал. — Мормонт колупнул скорлупу яйца. — Отец твой погиб, парень. Как, по-твоему, можешь ты вернуть его назад?
   
— Нет, — ответил Джон мрачным голосом.
   
— Хорошо, — продолжил Мормонт. — Мы с тобой видели, какими возвращаются мертвые. Второй раз я бы не хотел этого увидеть!
   
В два глотка проглотив яйцо, Мормонт вытащил застрявший между зубов кусочек скорлупы.
   
— Брат твой вывел в поле все силы Севера. У каждого из его лордов-знаменосцев больше мечей, чем насчитывается во всем Ночном Дозоре. С чего это ты решил, что они нуждаются в твоей помощи? Или ты великий витязь, или в кармане у тебя сидит грамкин, способный зачаровать твой меч?
   
У Джона не было ответа на эти слова. Ворон клевал яйцо, разламывая скорлупу. Потом просунул клюв в дырку, начал вытаскивать кусочки белка и желтка.
   
Старый Медведь вздохнул:
   
— Война эта задела не тебя одного. Хочу я того или нет, но сестра моя Мейдж идет в войске твоего брата, она отправилась на войну вместе с дочерьми, надев мужские доспехи… старая, вредная, упрямая, раздражительная и похотливая. Откровенно говоря, я едва могу терпеть эту поганку, но тем не менее любовь моя к ней не меньше, чем твоя любовь к сводным сестрам.
   
Хмурясь, Мормонт взял последнее яйцо и сжал его в кулаке так, что хрустнула скорлупа.
   
— Ладно, наверное, меньше. Пусть так, но мне будет горько, если она погибнет. Но я тем не менее не сбегу отсюда. Я дал клятву, произнес слова, как сделал и ты. Мое место здесь, а где твое место, парень?
   
«У меня нет места, — хотел ответить Джон. — Я бастард. У меня нет прав, нет имени, нет матери, нет теперь даже отца». Слова не шли.
   
— Не знаю.
   
— А я знаю, — покачал головой лорд-командующий Мормонт. — Задувают холодные ветры, Сноу; за Стеной удлинились тени. Коттер Пайк пишет об огромных стадах лосей, уходящих на юг и на восток, и о мамонтах, появившихся в лесу. Он говорит, что один из его людей видел чудовищные следы в трех лигах от Восточного Дозора. Разведчики из Сумеречной башни обнаруживают заброшенные деревни, а по ночам, утверждает сир Денис, в горах пылают костры, огромные, не гаснущие от заката и до рассвета. Куорен Полурукий взял пленника в глубинах Ущелья, и человек этот клянется, что Манс-налетчик собирает весь свой люд в какой-то неведомой нам новой тайной твердыне, а зачем — одни боги знают. Неужели ты думаешь, что твой дядя Бенджен оказался единственным разведчиком, которого мы потеряли в прошлом году?
   
— Бенджен, — каркнул ворон, покачивая головой, кусочки яйца разлетались из клюва. — Бен Джен. Бен Джен…
   
— Нет, — ответил Джон. Исчезали и другие, их было слишком много.
   
— И неужели ты думаешь, что война твоего брата будет важнее нашей? — рявкнул старик.
   
Джон прикусил губу. Ворон захлопал крыльями.
   
— Война, война, война, война…
   
— Это не так, — сказал Мормонт. — Одни боги могут спасти нас, парень; ты ведь не слеп и не глух. Когда мертвяки выходят охотиться по ночам, неужели же важно, кто будет сидеть на Железном троне?
   
— Нет. — Джон даже не думал об этом.
   
— Твой лорд-отец отослал тебя к нам. Почему, ты знаешь это?
   
— Почему? Почему? Почему? — отозвался ворон.
   
— Вот и я могу только сказать, что в жилах Старков течет кровь Первых Людей. Первые Люди построили Стену; говорят, они и сейчас помнят вещи, забытые остальными. А этот твой зверь… он привел нас к мертвякам и предупредил тебя об убитом на лестнице. Сир Джареми, вне сомнения, назвал бы это случайностью, но сир Джареми мертв, а я нет.
   
Лорд Мормонт наколол кусочек ветчины на острие кинжала.
   
— Я думаю, что твое место именно здесь; там, за Стеной, мне потребуетесь и ты, и твой волк.
   
От этих слов восторг побежал по спине Джона.
   
— За Стеной?
   
— Я намереваюсь отыскать Бена Старка, живым или мертвым. — Мормонт пожевал и проглотил. — Я не буду кротко дожидаться здесь прихода снегов и ледяных ветров, мы должны знать, что происходит. На этот раз Ночной Дозор выйдет во всей своей силе — против Короля за Стеной, Иных… любого, кто встанет на нашем пути. Я сам поведу войско. — Он указал кинжалом в сторону Джона. — По обычаю стюард лорда-командующего является и его сквайром; однако, просыпаясь, я должен быть уверен в том, что ты не убежал ночью. Поэтому я требую от вас ответа, лорд Сноу, и я получу его именно сейчас. Кто ты: Брат Ночного Дозора… или мальчишка-бастард, который решил поиграть в войну?
   
Джон снова распрямился, глубоко вздохнул.
   
«Простите меня, отец, Робб, Арья, Бран, простите меня… я не могу помочь вам. Он прав. Место мое здесь».
   
— Я… ваш, милорд. Я — ваш человек. Клянусь. Я больше не убегу!
   
Старый Медведь фыркнул:
   
— Хорошо. А теперь ступай, надень свой меч.
  
  
   
    
Кейтилин
   
   
Казалось, прошла тысяча лет с тех пор, как Кейтилин Старк вышла с младенцем-сыном из ворот Риверрана и, переправившись через Камнегонку в небольшой лодочке, начала свое путешествие на север — к далекому Винтерфеллу. Она снова переправлялась через Камнегонку, только на мальчике теперь была кольчуга и панцирь вместо распашонок с пеленками.
   
Робб сидел на носу рядом с Серым Ветром, рука его покоилась на голове лютоволка, гребцы навалились на весла. С ним был Теон Грейджой. Дядя Кейтилин Бринден следовал за ними во второй лодке, рядом с Большим Джоном и лордом Карстарком.
   
Кейтилин заняла место на корме. Камнегонка несла лодку вниз, бурное течение увлекало их к высокой Колесной башне. Плеск воды и грохот водяного колеса напомнили ей о детстве, и на губах Кейтилин появилась скорбная улыбка. На сложенных из красного песчаника стенах замка воины и челядь выкрикивали их с Роббом имена, то и дело слышалось: «Да здравствует Винтерфелл!» Над каждым бастионом трепетало красно-синее знамя Талли с прыгающей серебряной форелью над волнами. Вдохновляющий вид не вселял в ее сердце восторга. Интересно, суждено ли ей снова обрадоваться? О, Нед, Нед…
   
Под Колесной башней они развернулись, прорезая кипящую воду. Люди навалились на весла. Широкая арка Водяных ворот выросла перед ними, и Кейтилин услышала скрип тяжелых цепей. Огромная железная решетка неторопливо поползла наверх. Приближаясь, Кейтилин заметила, что нижняя половина прутьев покрылась красной ржавчиной. С нижних шипов, оказавшихся буквально в дюйме над головой, капал бурый ил. Кейтилин разглядывала решетку и все пыталась определить, насколько глубоко успела проникнуть ржавчина, устоит ли теперь решетка против тарана, не следует ли поменять ее. Подобные мысли редко покидали ее в эти дни.
   
Оставив свет, они проплыли под аркой в стене, погрузившись в тень, и снова выехали на солнце. Здесь повсюду вокруг них большие и малые лодки были привязаны к вделанным в стены железным кольцам. На лестнице ее встретили гвардейцы отца и брат, сир Эдмар Талли, коренастый молодой человек с лохматой гривой желтых волос и медной бородой. Нагрудные пластины его панциря были помяты и поцарапаны в битве, сине-красный плащ запятнан кровью и сажей. Возле него стоял лорд Титос Блэквуд — не человек, а клинок с коротко подстриженными, цвета соли с перцем, усами и кривым носом. Его ярко-желтые доспехи покрывал причудливый узор из черных виноградных лоз, а плащ из перьев горного ворона был наброшен на тонкие плечи. Именно лорд Титос возглавил вылазку, освободившую ее брата из лагеря Ланнистеров.
   
— Помогите им, — приказал сир Эдмар. Трое его воинов спрыгнули с лестницы и, став по колено в воду, подтянули лодку к берегу длинными баграми. Когда Серый Ветер выскочил на берег, один из них вздрогнул, выронив багор, пошатнулся и уселся прямо в реку. Все расхохотались, упавшему оставалось только кротко ухмыльнуться. Теон Грейджой, перегнувшись, взял Кейтилин за талию и перенес ее на сухую ступеньку, вода лизала его сапоги.
   
Эдмар спустился по ступеням, чтобы обнять ее.
   
— Милая сестра, — послышался его хриплый голос. Синие глаза и рот его были созданы для улыбки, но теперь Эдмар не улыбался. Он показался ей усталым, даже измученным, еще не отошедшим после битвы и плена. Шея брата была перевязана. Кейтилин с пылом обняла его.
   
— Кет, твое горе — мое горе, — сказал он, когда они отодвинулись друг от друга. — Когда мы услышали о лорде Эддарде… Ланнистеры заплатят, клянусь тебе, ты будешь отомщена!
   
— Разве месть вернет Неда? — сказала она резко. Рана была слишком свежа для утешений; она не могла еще вспоминать об утрате. Нельзя. Она не вправе этого делать. Она должна быть сильной. — Но со всем этим потом. Я должна видеть отца.
   
— Он ожидает тебя в солярии, — сказал Эдмар.
   
— Лорд Хостер прикован к постели, миледи, — объяснил стюард отца. Когда же успел этот добрый человек настолько постареть, откуда взялась седина? — Он приказал мне немедленно доставить вас к нему.
   
— Я сам провожу ее. — Эдмар повел ее вверх по причальной лестнице, потом через нижний двор, где некогда Петир Бейлиш и Брандон Старк скрестили из-за нее мечи. Массивные, сложенные из песчаника стены крепости поднимались над ними. Входя в дверь, которую охраняли стражники с гребнями-рыбами на шлемах, она опасливо спросила:
   
— Ему очень плохо?
   
Эдмар посмотрел на нее с печалью.
   
— Ему недолго жить среди нас, так говорят мейстеры. Отца мучают боли, они не оставляют его.
   
Слепой гнев наполнял Кейтилин; гнев на весь мир, на брата Эдмара, на сестру Лизу, на Ланнистеров, мейстеров, наконец, на Неда и отца… на чудовищную несправедливость богов, решивших отобрать у нее сразу обоих.
   
— Надо было известить меня, — сказала она. — Ты должен был послать мне слово сразу, как только узнал об этом.
   
— Отец запретил. Он не хотел, чтобы наши враги проведали о его близкой смерти. Он опасался, что, когда повсюду война, Ланнистеры могут воспользоваться его слабостью.
   
— И напасть на Риверран, — жестко договорила за него Кейтилин. «Твоя работа, твоя, — шептал внутренний голос. — Если бы ты не схватила карлика…»
   
Они молча поднимались по винтовой лестнице. Как и сам Риверран, крепость была треугольной. Треугольным был и солярий лорда Хостера. Каменный балкон выдавался на восток кормой какого-то гигантского корабля. Отсюда владетель замка мог видеть стены и укрепления, а за ними простор, образовавшийся при слиянии вод. Кровать отца переставили на балкон.
   
— Он любит сидеть на солнышке и смотреть на реки, — объяснил Эдмар. — Отец, погляди, кого я привел. Кет пришла повидать тебя…
   
Хостер Талли всегда был внушительным мужчиной: рослым и широкоплечим в молодости, объемистым в зрелые годы. Теперь он словно съежился, плоть исчезла, оставив кости. Даже лицо его обтянула восковая кожа. Когда Кейтилин в последний раз видела отца, каштановые волосы и борода его едва подернулись сединой. Теперь они сделались белыми, словно снег.
   
Глаза отца открылись.
   
— Кошечка, — пробормотал он тонким и неровным, полным боли голосом. — Моя маленькая кошечка! — Дрожащая улыбка прикоснулась к его лицу, и он протянул руку. — Я ждал тебя…
   
— А теперь я оставлю вас, чтобы вы поговорили, — сказал брат, нежно поцеловав лорда-отца в лоб, прежде чем уйти.
   
Кейтилин преклонила колено и взяла руку отца. Большая ладонь сделалась теперь бесплотной, кости ходили свободно под кожей; все силы оставили его.
   
— Ты мог бы известить меня, — сказала она. — Послать всадника или ворона…
   
— Всадников перехватывают и допрашивают, — сказал он. — Воронов сбивают. — Судорога боли пронзила его, пальцы стиснули ее руку. — Крабы угнездились в моем животе… они щиплются, всегда щиплются, день и ночь. У них жуткие клещи, у этих крабов. Мейстер Виман делает мне сонное вино из макового молока. Я много сплю… но я хотел бодрствовать, когда ты придешь. Я уже боялся… когда Ланнистеры захватили твоего брата и вокруг стояли враги… я боялся, что уйду, не повидавшись с тобой… Я боялся…
   
— Я здесь, отец, — сказала она. — С Роббом, моим сыном. Он тоже хочет видеть тебя.
   
— С твоим сыном… — шепнул он, — помню, у него были мои глаза.
   
— Были и есть. А еще мы привели Джейме Ланнистера — закованным в железо. Риверран вновь свободен, отец!
   
Лорд Хостер улыбнулся:
   
— Я видел. Вчера ночью, когда это началось, я велел им… надо было посмотреть. Меня принесли в Надвратную башню, и я следил с крыши. Ах, это было прекрасно… огненным ручьем текли факелы, за рекой кричали… какие же это были приятные крики… когда эта их башня вспыхнула, боги, я готов был умереть; я был бы рад смерти, если бы только сперва смог увидеть вас, моих детей. Значит, это сделал твой мальчик? Твой Робб?
   
— Да, — проговорила Кейтилин с гордостью. — Это сделал Робб… и Бринден. Твой брат вернулся домой, милорд.
   
— Вот как. — Отец едва шептал. — Черная Рыба… вернулся назад? Из Долины?
   
— Да.
   
— А Лиза? — Холодный ветер шевельнул тонкие белые волосы лорда Хостера. — Боги милосердные, твоя сестра… она тоже здесь?
   
Отец казался ей столь полным надежд и ожиданий, жаль было разочаровывать его.
   
— Как ни жаль, нет.
   
— Ох. — Лорд Хостер сразу приуныл, и свет оставил его глаза. — А я так надеялся… Мне бы хотелось увидеть ее, прежде…
   
— Сейчас она вместе с сыном в Орлином Гнезде.
   
Лорд Хостер устало кивнул:
   
— Д-да, он теперь лорд Роберт, бедный Аррен ушел… помню… почему она не приехала вместе с тобой?
   
— Лиза боится, милорд, а в Орлином Гнезде она чувствует себя в безопасности. — Кейтилин поцеловала морщинистый лоб. — Робб ждет встречи с тобой, ты примешь его? А Бриндена?
   
— Твоего сына, — прошептал он, — да. Сына Кет… у него были мои глаза. Помню, когда он родился. Пусть приходит… да.
   
— А твой брат?
   
Отец ее поглядел в даль над реками.
   
— Черная Рыба… — сказал он. — Он еще не женат? Так и не взял в жены какую-нибудь девицу?
   
Даже на смертном одре, со скорбью подумала Кейтилин.
   
— Он по-прежнему не женат. Ты знаешь, отец, дядя Бринден никогда не сделает этого.
   
— Я же говорил ему… приказывал. Женись!.. Я ведь был его лордом. И я имел право подобрать ему пару. Хорошую пару. Из Редвинов. Старый дом, милая девушка, хорошенькая… с веснушками… Бетани, да. Бедная девочка, она все еще ждет! Да, все еще…
   
— Бетани Редвин вышла за лорда Рована много лет назад, — напомнила Кейтилин отцу. — Сейчас у нее уже трое детей.
   
— Даже так, — пробормотал лорд Хостер. — Даже так! Наплевать на эту девицу и Редвинов. Наплевать на меня. Его лорда, его брата… вот тебе и Черная Рыба. У меня есть другие предложения. Дочери есть у лорда Бракена и у Уолдера Фрея… он предлагал любую из трех… Так ты говоришь, он не женат? По-прежнему?
   
— По-прежнему, — подтвердила Кейтилин. — Тем не менее он с боем прошел множество лиг на обратном пути в Риверран. Если бы не помощь сира Бриндена, я бы сейчас не стояла перед тобой.
   
— Да, он всегда был воином, — хрипло проговорил отец. — Это он умеет, Рыцарь Ворот. Да. — Он откинулся назад и закрыл глаза в беспредельной усталости. — Пришли его, только потом. А сейчас я посплю. Я слишком хвор, чтобы сражаться с ним, так что Черная Рыба пусть придет после…
   
Кейтилин ласково поцеловала старика, пригладила его волосы и оставила лежащим в тени — над сливающимися внизу реками. Сир Хорстер заснул прежде, чем она оставила солярий.
   
Когда она спустилась во двор, сир Бринден Талли стоял у причальной лестницы в мокрых сапогах, занятый разговором с капитаном гвардии Риверрана. Он немедленно подошел к ней.
   
— Ну как он?..
   
— Умирает, — отвечала Кейтилин. — Как мы и боялись.
   
На морщинистом лице сира Бриндена проступила явная боль. Он провел пальцами по густой седеющей шевелюре.
   
— Так он примет меня?
   
Она кивнула:
   
— Сказал, что слишком хвор, чтобы сражаться.
   
Бринден Черная Рыба усмехнулся:
   
— Я слишком старый воин, чтобы поверить в это. Хостер будет зудеть об этой девице даже со своего погребального костра!
   
Кейтилин улыбнулась, зная, что дядя прав.
   
— Я не вижу Робба.
   
— По-моему, они с Грейджоем направились в чертог.
   
Теон Грейджой сидел на скамье в чертоге Риверрана; наслаждаясь пивом, он повествовал гвардейцам ее отца о побоище в Шепчущем Лесу.
   
— Некоторые попытались бежать, но мы перекрыли долину с обоих концов и выехали из тьмы с мечами и копьями. Наверное, Ланнистеры решили, что попали в засаду Иных, когда волк Робба оказался среди них. Я сам видел, как эта зверюга вырвала руку из плеча одному из них; а кони вообще просто обезумели от его запаха. Я даже не знаю, скольких человек…
   
— Теон, — перебила она. — Где я могу отыскать моего сына?
   
— Лорд Робб направился в богорощу, миледи.
   
«Так поступил бы и Нед. Он сын своего отца, так же как и мой. Не надо забывать об этом. О боги, Нед…»
   
Она обнаружила Робба под зеленым пологом листьев, окруженного высокими красностволами и великими старыми ильмами. Сын преклонял колено перед сердце-деревом — стройным чардревом, лицо на стволе которого было скорее скорбным, чем свирепым. Длинный меч перед ним был вонзен острием в землю, облаченные в перчатки руки сына сжимали рукоять меча. Вокруг него преклонили колена и остальные: Большой Джон Амбер, Рикард Карстарк, Мейдж Мормонт, Галбарт Гловер и прочие. Даже Титос Блэквуд находился среди них, огромный вороний плащ топорщился позади него. Они сохранили верность старым богам, подумала Кейтилин и спросила у себя, каким богам поклоняться теперь ей, но не смогла отыскать ответа.
   
Не дело прерывать их молитву. Боги должны получить свое… даже жестокие боги, отобравшие у нее Неда и лорда-отца. И Кейтилин принялась ждать. Ветер шевелился в высоких зеленых ветвях, справа высилась Колесная башня, наполовину заросшая плющом. Непрошеным потоком нахлынули воспоминания. Среди этих деревьев отец учил ее ездить верхом; вон с того ильма свалился Эдмар и сломал себе руку, а среди этих кустов вместе с Лизой они играли в поцелуи с Петиром.
   
Она не вспоминала об этом многие годы. Как молоды они были тогда; она была не старше Сансы, а Лиза даже младше Арьи, но все-таки старше Петира. Девочки менялись им, то серьезно, то хихикая. Воспоминание оказалось настолько ярким, что она едва ли не ощутила потные мальчишеские пальцы на своих плечах и мятный запах дыхания Петира. В богороще всегда росла мята, и Петир любил жевать ее. Он был смелый мальчишка и всегда попадал в неприятности.
   
— Он попытался засунуть мне в рот свой язык, — призналась потом Кейтилин своей сестре, когда они остались вдвоем.
   
— И мне тоже, — шепнула Лиза, застенчивая и задыхающаяся. — А мне понравилось!
   
Робб медленно поднялся на ноги, опустил меч в ножны, и Кейтилин подумала, случалось ли ее сыну целовать девушку в богороще. Наверняка! Она видела, как Джейни Пуль глядела на него влажным взглядом, и кое-кто из служанок, даже восемнадцатилетние… А теперь он побывал в битве, убивал своим мечом и, конечно же, узнал поцелуй. На глазах ее выступили слезы. Кейтилин сердито смахнула их.
   
— Мать, — проговорил Робб, заметив ее, — надо созвать совет. Нужно принять решение.
   
— Твой дед хотел бы видеть тебя, — сказала она. — Робб, он очень болен.
   
— Сир Эдмар сказал мне. Мне очень жаль, мать… и лорда Хостера и тебя. Но сперва мы должны обсудить дела. Пришли известия с юга. Ренли Баратеон заявил, что возлагает на себя корону брата.
   
— Ренли? — спросила удивленная Кейтилин. — А я-то думала, что это сделает лорд Станнис…
   
— Как и все мы, миледи, — ответил Галбарт Гловер.
   
Военный совет собрался в чертоге, четыре длинных стола на козлах расставили неровным квадратом. Лорд Хостер был слишком слаб, чтобы присутствовать, он спал на своем балконе и видел во сне солнце, встающее над реками его молодости. Эдмар занял высокий престол Талли, Бринден Черная Рыба был возле него, знаменосцы отца расположились справа и слева у обоих боковых столов. Слово о победе при Риверране достигло беглых лордов Трезубца, повернувших обратно. Вошел Карил Венс, ставший теперь лордом. Отец его погиб под Золотым Зубом. С ним был сир Марк Пайпер, они привели сына сира Реймена Дарри, парнишку не старше Брана. Лорд Джонос Бракен от руин Стоунхеджа, сердитый и грозный, он устроился подальше от Титоса Блэквуда — насколько это было возможно.
   
Северные лорды расположились напротив, вокруг Кейтилин и Робба, лицом к сиру Эдмару. Их было меньше. Большой Джон сидел у левой руки Робба, с ним рядом Теон Грейджой. Галбарт Гловер и леди Мормонт — справа от Кейтилин. Лорд Рикард Карстарк, исхудавший от горя, занял свое место движениями человека, видящего кошмарный сон; длинная борода его была непричесана и немыта. Двое сыновей его погибли в Шепчущем Лесу, и не было вестей от третьего, старшего, который возглавлял копейщиков Карстарка, выступивших против Тайвина Ланнистера у Зеленого Зубца.
   
Споры затянулись до ночи. Каждый лорд имел право сказать слово, и они говорили… кричали, ругались, рассуждали, улещивали, шутили, торговались, хлопали кружками о стол, угрожали, уходили и возвращались — мрачные или улыбающиеся. Кейтилин сидела и слушала.
   
Русе Болтон занял со своим потрепанным войском устье гати. Сир Хелман Олхарт и Уолдер Фрей удерживают Близнецы. Армия лорда Тайвина переправилась через Трезубец и направилась к Харренхоллу. Более того, в стране было два короля. Два короля и никакого согласия!
   
Многие из лордов-знаменосцев предлагали немедленно выступить к Харренхоллу, чтобы встретиться с лордом Тайвином и положить конец семени Ланнистеров раз и навсегда. Юный и горячий Марк Пайпер рекомендовал ударить на запад, на Бобровый утес. Но остальные советовали ждать.
   
— Риверран перерезал коммуникации войска Ланнистеров, — заметил Ясон Маллистер. — Надо выжидать, не позволяя подкреплениям и фуражирам достичь лорда Тайвина, мы укрепим свою оборону и дадим отдых усталым войскам.
   
Лорд Блэквуд не желал даже слушать об этом:
   
— Следует закончить дело, которое было начато в Шепчущем Лесу. Все на Харренхолл, пусть туда идет и Русе Болтон.
   
Как всегда против предложения Блэквуда выступал лорд Джонас, он предложил присягнуть королю Ренли и выступить на юг, чтобы соединиться с ним.
   
— Ренли не король, — сказал Робб. Сын ее впервые отверз уста. Подобно собственному отцу он умел слушать.
   
— Вы не можете присягнуть Джоффри, милорд, — проговорил Галбарт Гловер. — Он отправил на смерть вашего отца.
   
— Значит, он плохой человек, — отвечал Робб. — Но отсюда отнюдь не следует, что Ренли можно считать королем. Джоффри остается старшим, законнорожденным сыном Роберта, поэтому престол по праву принадлежит ему. Если он умрет, — а я постараюсь устроить это, — у него есть еще младший брат; Томмен наследует следом за Джоффри.
   
— Томмен такой же Ланнистер, — отрезал сир Пайпер.
   
— Как вам угодно, — отвечал без сомнения Робб. — Но если никто из них не может быть королем, как может стать им лорд Ренли? Он младший брат Роберта. Бран не вправе стать лордом Винтерфелла раньше меня. Ренли не быть королем перед лордом Станнисом.
   
Леди Мормонт согласилась:
   
— У лорда Станниса больше прав!
   
— Но Ренли коронован, — сказал Марк Пайпер. — Вышесад и Штормовой Предел поддерживают его претензии, и дорнийцы не будут тянуть с признанием. Если Винтерфелл и Риверран будут за него, он получит поддержку пяти из семи великих домов. Шести, если Аррены потрудятся шевельнуть пальцем! Шестеро против Скалы! Милорды, через год головы всех Ланнистеров будут торчать на пиках: и королевы, и мальчишки-короля, и лорда Тайвина, и Беса, и Цареубийцы, и сира Кивана, всех! Так будет, если мы присоединимся к королю Ренли. Что может предложить нам лорд Станнис, чтобы забыть об этом?
   
— Справедливость, — сказал Робб упрямо, и Кейтилин почудились в голосе сына знакомые отцовские нотки.
   
— Итак, ты считаешь, что мы должны присягнуть Станнису? — спросил Эдмар.
   
— Не знаю, — ответил Робб. — Я молился, чтобы боги указали мне путь, но они молчат. Ланнистеры убили моего отца, назвав его изменником; все мы знаем, что это ложь, но если Джоффри — законный король, изменниками оказываемся уже все мы.
   
— Мой лорд-отец посоветовал бы соблюдать осторожность. — Пожилой сир Стеврон улыбнулся во всю хорьковую мордочку Фреев. — Надо подождать, посмотреть, как два короля разыграют свою партию. Когда драка закончится, можно преклонить колено перед победителем или выступить против него — при желании. Раз Ренли вооружается, лорд Тайвин предложит нам перемирие… потом он хочет получить назад сына. Благородные лорды, позвольте мне съездить к нему в Харренхолл, обговорить условия и выкуп…
   
Голос его потонул в яростном басе.
   
— Трус! — грохотнул Большой Джон.
   
— Если мы предложим перемирие, Ланнистеры сочтут нас слабыми, — объявила леди Мормонт.
   
— К черту любой выкуп, мы не должны отдавать Цареубийцу, — выкрикнул Рикард Карстарк.
   
— Чем вас не устраивает мир? — спросила Кейтилин.
   
Лорды смотрели на нее, но она ощущала на себе только глаза Робба, его и только его.
   
— Миледи, они убили моего лорда-отца и вашего мужа, — мрачно сказал он. Достав длинный меч, он положил его перед собой, яркая сталь блеснула на грубом дереве. — Только он примирит меня с Ланнистерами.
   
Большой Джон прогрохотал одобрение, к нему присоединились и другие голоса, лорды с криками извлекали мечи и стучали кулаками по столу.
   
Кейтилин дождалась, пока они притихли.
   
— Милорды, — проговорила она, — лорд Эддард был вашим сюзереном, я разделяла его ложе и рожала ему детей. Неужели вы думаете, что я люблю его меньше, чем вы? — Голос ее дрогнул от горя, но Кейтилин глубоким вздохом успокоила себя. — Робб, если бы этот меч мог вернуть твоего отца назад, я бы не позволила тебе вложить его в ножны, пока Эддард Старк вновь не встал бы рядом со мной… Но Неда нет, и сотне Шепчущих Лесов ничего не переменить. Нед ушел, а с ним Дарин Хорнвуд, доблестные сыновья лорда Карстарка и многие другие добрые люди; никто из них не вернется к нам. Нужны ли нам новые смерти?
   
— Вы женщина, миледи, — глухо прогудел Большой Джон. — Женщины не разбираются в подобных вещах.
   
— Вы мягкий пол, — проговорил лорд Карстарк, и свежие морщины шевельнулись на его лице. — Муж нуждается в мести.
   
— Дайте мне Серсею Ланнистер, лорд Карстарк, и вы увидите, какими мягкими бывают женщины, — ответила Кейтилин. — Быть может, я не знаток тактики и стратегии, но у меня есть здравый смысл. Вы выступили на войну, когда армия Ланнистеров разоряла Речной край и Нед был узником, ложно обвиненным в предательстве. Мы хотели защитить себя и освободить моего мужа.
   
Одна цель достигнута, а другая теперь навсегда останется невыполненной. Я буду оплакивать Неда до конца моих дней, но сперва я должна подумать о живущих. Я хочу вернуть своих дочерей, которых захватила королева. Если мне придется отдать четверых Ланнистеров за двух Старков, я назову это выгодной сделкой и поблагодарю бога. Я хочу, чтобы ты, Робб, правил в Винтерфелле на престоле своего отца. Я хочу, чтобы ты жил, целовал девушку, вступил с ней в брак и родил сына. Я хочу положить конец этой войне. Я хочу вернуться домой, милорды, и оплакать моего мужа.
   
Все притихли, когда Кейтилин закончила.
   
— Мир, — проговорил ее дядя Бринден. — Мир — хорошая штука, миледи… но на каких условиях? Незачем вечером перековывать меч на орало, если утром тебе снова потребуется меч.
   
— За что погибли Торрхен и мой Эддард, если я вернусь в Кархолд только с их костями? — спросил Рикард Карстарк.
   
— Именно, — проговорил лорд Бракен. — Григор Клиган опустошил мои земли, перебил моих людей, превратил Стоунхедж в дымящиеся руины. Неужели я должен преклонять колено перед теми, кто послал его? За что мы сражались, если все станет так, как было прежде!
   
Лорд Блэквуд согласился с ним — к удивлению и разочарованию Кейтилин:
   
— Но если мы помиримся с королем Джоффри, то разве не изменим королю Ренли? Где мы окажемся, если олень победит льва?
   
— Что бы вы ни решили, я никогда не назову Ланнистера своим королем, — объявил Марк Пайпер.
   
— И я тоже! — вскричал маленький Дарри. — Никогда!
   
Тут вновь начались крики. Кейтилин чуть не впала в отчаяние. Она была так близка к успеху, они почти послушались ее… почти. Но такого момента больше не будет! Не будет мира, исцеления, безопасности. Она глядела на своего сына, следила за тем, как он выслушивает мнения лордов… хмурящегося, встревоженного, повенчанного со своей войной.
   
Он обещал жениться на дочери Уолдера Фрея. Но Кейтилин видела его истинную невесту: меч, лежавший на столе перед сыном.
   
Кейтилин вновь думала о своих девочках, не зная, увидит ли их снова, когда на ноги поднялся Большой Джон.
   
— Милорды! — рявкнул он, отголоски загуляли между балками. — Вот мое мнение об этих двух королях! — Он смачно плюнул. — Ренли Баратеон — ничто для меня. Станнис тоже. Почему они должны править мной и моими людьми с их цветочного сиденья в Вышесаде или Дорне? Что они знают о Стене, о Волчьем Лесе или о курганах Первых Людей? Даже боги их ложны. Пусть Иные поберут меня, я сыт Ланнистерами по горло. — Он потянулся рукой за плечо и обнажил свой колоссальный двуручный меч. — Почему мы не можем вновь править в своей стране? Мы уступили только драконам, а драконы теперь мертвы. — Он указал на Робба клинком. — Вот единственный король, перед которым я готов преклонить колено, милорды, — прогрохотал он. — Король Севера!
   
И лорд Амбер поклонился и положил свой меч к ногам ее сына.
   
— На таких условиях я согласен на мир, — присоединился к нему лорд Карстарк. — Пусть берут себе свой Красный замок и сидят на Железном троне. — Он извлек длинный меч из ножен. — За Короля Севера! — провозгласил Карстарк, опускаясь на колено возле Большого Джона.
   
Встала Мейдж Мормонт.
   
— За Короля Зимы! — крикнула она, опуская свою шипастую булаву возле мечей. Поднимались и речные лорды Блэквуды, Бракены и Маллистеры, которые никогда не подчинялись Винтерфеллу, но Кейтилин видела, как они встают, извлекают клинки, преклоняют колена и выкрикивают старые слова, которых не было слышно в стране более трех сотен лет… с той поры, как Эйегон-Дракон явился, чтобы слить Семь Королевств воедино… теперь они снова гремели в чертоге ее отца.
   
— За Короля Севера!
   
— За Короля Севера!
   
— ЗА КОРОЛЯ СЕВЕРА!
  
  
   
    
Дейенерис
   
   
В ржавом, мертвом и высохшем краю доброго дерева трудно было сыскать. Посланники ее приносили корявые ветви хлопкового куста, пурпуролиста, охапки бурой травы. Найдя два дерева попрямее, они отсекли сучья, ободрали кору и распилили, разложив бревна квадратом. Середину наполнили ветвями кустарников, корой, охапками сухой травы; Ракхаро выбрал жеребца из оставшегося у них небольшого косяка, коню было далеко до рыжего, что принадлежал кхалу Дрого, но равного тому вообще трудно было сыскать. Агго отвел жеребца внутрь квадрата, дал ему побуревшее яблоко и повалил на месте ударом топора между глаз.
   
Связанная по рукам и ногам Мирри Маз Дуур издали наблюдала за происходящим встревоженными глазами.
   
— Убить коня недостаточно, — сказала она Дени. — Сама по себе кровь бессильна. Ты не знаешь заклинаний и не владеешь мудростью, которая позволила бы тебе отыскать их. Вы считаете, что кровная магия — это детская игра. Ты зовешь меня мейегой, будто это ругательство. А это слово просто значит «мудрая». Ты еще дитя и невежественна, как младенец. Что бы ты ни задумала, у тебя ничего не получится. Освободи меня, и я помогу тебе.
   
— Я устала от лая мейеги, — обратилась Дени к Чхого. Тот приложил к лхазарянке кнут, после чего божья жена придерживала язык.
   
Над трупом коня они поставили помост из срубленных бревен, взяв стволы меньших деревьев и прямые сучья больших. Стволы клали от восхода к закату. На помост положили сокровища кхала Дрого: огромный шатер, расписанные жилеты, седла и упряжь, кнут, подаренный отцом, когда Дрого достиг зрелости. Аракх, которым муж ее сразил кхала Ого и его сына, могучий лук драконьей кости. Агго добавил бы и оружие, которое кровные Дрого подарили Дени на свадьбу, но она запретила.
   
— Оружие это мое, — сказала она. — И оно мне еще понадобится.
   
Сокровища кхала завалили новым слоем хвороста и забросали связками сухой травы.
   
Сир Джорах Мормонт отвел ее в сторону, когда солнце подползало к зениту.
   
— Принцесса… — начал он.
   
— Почему ты так зовешь меня? — бросила вызов Дени. — Мой брат Визерис был твоим королем, разве не так?
   
— Да, миледи.
   
— Визерис мертв, я его наследница, последняя от крови дома Таргариенов. Все, что принадлежало ему, теперь принадлежит мне.
   
— Да… моя королева, — проговорил сир Джорах, опускаясь на колено. — Меч мой, который прежде принадлежал ему, теперь ваш, Дейенерис. И сердце тоже, хотя оно никогда не принадлежало вашему брату. Я только рыцарь и, кроме своего изгнания, ничего не могу предложить вам, но молю, выслушайте. Пусть кхал Дрого уйдет. Вы не останетесь одна, я обещаю вам, никто не отвезет вас в Вейес Дотрак, если только вы не захотите этого. Вам незачем присоединяться к дош кхалину. Поедемте на восток вместе со мной. В Йи Ти, Каварт, к Яшмовому морю, Асшаю, что у Теней. Мы увидим невиданные чудеса и выпьем вина, которое боги предназначили для нас. Прошу, кхалиси. Я знаю, что вы задумали. Не надо, не надо этого делать!
   
— Я должна, — сказала ему Дени. Она прикоснулась к его лицу с тоской и печалью. — Вы не понимаете!
   
— Я понимаю, что вы любили его, — сказал сир Джорах голосом, полным отчаяния. — Некогда и я любил свою жену, но я не умер вместе с ней. Вы моя королева, мой меч в ваших руках, только не просите меня смотреть, когда вы взойдете на костер Дрого. Я не смогу увидеть вашу смерть!
   
— Неужели вы боитесь этого? — Дени легко прикоснулась губами к его широкому лбу. — Я не дитя, чтобы совершать подобные глупости, милый сир.
   
— Значит, вы не хотите умереть вместе с ним? Вы клянетесь в этом, моя королева?
   
— Клянусь, — проговорила она на общем языке Семи Королевств, по праву принадлежащих ей.
   
Третий уровень помоста сплели из ветвей толщиной в палец, его засыпали сухой листвой и хворостом. Их выстилали с севера на юг — от льда к огню, — а потом покрыли мягкими подушками и ночными шелками. Солнце уже начало клониться к западу, когда они покончили с делом. Дени созвала дотракийцев. Их осталось менее сотни. Со столькими же начинал Эйегон, подумала она. Впрочем, не важно.
   
— Вы будете моим кхаласаром, — сказала она. — Я вижу лица рабов. Я освобождаю вас! Снимите ошейники; кто хочет, может уйти; не бойтесь, никто не причинит вам вреда. Ну а те, кто останется, будут братьями и сестрами, мужьями и женами.
   
Черные глаза смотрели на нее внимательно, настороженные и бесстрастные.
   
— Я вижу детей, женщин, морщинистые лица стариков. Вчера я была девчонкой. Сегодня… я стала женщиной. Завтра я буду старухой. Каждому из вас я говорю: отдайте мне свое сердце и руки, и для них всегда найдется дело.
   
Она обернулась к трем молодым воинам своего кхаса.
   
— Чхого, тебе даю я кнут с серебряной рукоятью, который был моим свадебным даром, именую тебя ко и прошу: дай мне клятву, чтобы жить и умереть, как кровь от моей крови, странствуя рядом со мной, чтобы сохранять меня от беды.
   
Чхого взял кнут из ее рук, но на лице его было написано смятение.
   
— Кхалиси, — сказал он неуверенно, — это не дело. Мне стыдно быть кровным женщине.
   
— Агго, — проговорила Дени, не обращая внимания на слова Чхого. «Если я обернусь назад, я погибну». — Тебе я даю лук из драконьей кости, который был моим свадебным даром. — Блестящее чернотой древко с двойным изгибом было выше ее ростом. — Я именую тебя ко и прошу твоей клятвы жить и умереть, как кровь от моей крови, странствуя рядом со мной, чтобы охранить меня от беды.
   
Агго принял лук с опущенными глазами:
   
— Я не могу произнести эти слова, лишь муж может возглавить кхаласар и назвать меня ко!
   
— Ракхаро, — проговорила Дени, отворачиваясь, словно не слышав отказа. — Ты примешь великий аракх, который был моим свадебным даром, с рукоятью и клинком, украшенным золотом. И тебя я тоже именую ко и прошу, чтобы ты жил и умер, как кровь моей крови, странствуя рядом со мной, чтобы сохранить меня от беды.
   
— Ты кхалиси, — проговорил Ракхаро, принимая аракх. — Я доеду с тобой до Вейес Дотрак у подножия Матери гор и сохраню тебя от беды, пока ты не займешь свое место среди старух дош кхалина, — большего я не могу обещать.
   
Она кивнула — спокойно, словно бы не слыхала его ответа, и повернулась к последнему из ее защитников.
   
— Сир Джорах Мормонт, — сказала она, — первый из моих рыцарей. У меня нет для тебя свадебного дара, но клянусь, что настанет день, и ты получишь из моих рук такой длинный меч, которого еще не видел мир. Выплавленный драконом, выкованный из валирийской стали. И я прошу твоей клятвы.
   
— Клянусь тебе, моя королева. — Сир Джорах с поклоном опустил меч к ее ногам. — Даю обет служить тебе, повиноваться и умереть, если потребуется.
   
— Что бы ни случилось?
   
— Что бы ни случилось.
   
— Я связываю всех вас этой клятвой. И обещаю, что вы никогда не пожалеете о ней!
   
Дени подняла его за руку. Поднявшись на цыпочки, чтобы достать его губ, она поцеловала рыцаря и сказала:
   
— Ты стал первым рыцарем моей королевской гвардии.
   
Ощущая на себе глаза кхаласара, она вошла в шатер. Дотракийцы что-то бормотали и искоса поглядывали на нее уголками миндалевидных глаз. «Они решили, что я обезумела, — поняла Дени. — Наверное, они правы. Скоро я узнаю это. Но „если оглянусь, я погибла“».
   
Вода в ванне обжигала жаром, Дореа помогла ей забраться в ванну, но Дени не дернулась и не вскрикнула. Она любила тепло, возвращавшее ей ощущение чистоты. Чхику надушила воду маслами, которые отыскала на базаре в Вейес Дотрак. Поднялся благоуханный пар. Ирри вымыла ей волосы и расчесала спутавшиеся пряди. Потом потерла спину. Дени закрыла глаза, отдаваясь аромату.
   
Она ощутила, что тепло растворило боль между ее бедрами: она поежилась, когда жар воды вступил в нее, изгоняя боль и напряжение. Она поплыла.
   
Когда Дени очистилась, служанки помогли ей подняться из воды. Ирри и Чхику вытерли ее досуха, а Дореа расчесала волосы так, что они стали казаться рекой жидкого серебра, ниспадающей на ее спину. Ее надушили пряноцветом и киннамоном, прикоснувшись к обоим запястьям, за ушами и к тяжелым от молока грудям. Последнее прикосновение предназначалось для ее естества. Палец Ирри, легкий и прохладный, как поцелуй любовника, скользнул между ее губами.
   
Потом Дени отослала их всех, чтобы она могла подготовить кхала Дрого к отъезду в Ночные земли. Она омыла его тело, умастила волосы, последний раз перебрала их пальцами, ощущая тяжесть, вспоминая тот первый раз, когда делала это в ночь их брака. Волосы эти никогда не были острижены. Многие ли из мужей способны умереть с неостриженными волосами? Она уткнулась в них лицом, ощущая томное благоухание масел. От Дрого пахло травой и теплой землей, дымом, семенем и конями. Он пахнул собой.
   
«Прости меня, солнце моей жизни, — подумала она. — Прости меня за то, что я сделала, и за то, что должна сделать. Я заплатила цену, моя звезда, но она оказалась слишком высокой, слишком высокой…»
   
Дени расчесала волосы кхала, надела серебряные кольца на усы и по одному прицепила к косе колокольчики: их было много, золотых, серебряных и бронзовых. Колокольчики, которые слышали его враги, слабея от страха. Она надела на него штаны из конского волоса и высокие сапоги, застегнула тяжелый пояс из золотых и серебряных медальонов. Израненную грудь прикрыл расписной жилет, старый и выцветший, который Дрого любил больше прочих. Себе она выбрала свободные штаны из песочного шелка, сандалии, которые зашнуровывались до половины голени, и такой же жилет, как у Дрого.
   
Солнце уже садилось, когда она приказала отнести тело кхала к костру. Дотракийцы молча провожали взглядами Чхого и Агго, выносивших его из шатра. Дени шла позади них. Они положили Дрого на шелка подушек головой к Матери гор, оставшейся где-то между севером и востоком.
   
— Масла! — распорядилась она. Принесли кувшин и облили костер, пропитав шелка, хворост и охапки сухой травы; наконец масло закапало из-под бревен, и воздух пропитался благоуханием. — А теперь принесите драконьи яйца, — приказала Дени.
   
Нечто в ее голосе заставило их броситься бегом. Сир Джорах прикоснулся к ее руке.
   
— Моя королева, драконьи яйца не нужны Дрого в Ночных землях. Лучше продадим их в Асшае. Только за одно можно получить целый корабль, который доставит нас в Вольные Города. Если продать все три, ты будешь богатой до конца дней своих.
   
— Я получила их не для того, чтобы продавать, — сказала Дени.
   
Она поднялась на костер и собственной рукой положила яйца вокруг тела своего солнца и звезд; черное у сердца, зеленое у головы, обернув вокруг него косу, молочно-золотое легло между его ног. Целуя Дрого в последний раз, Дени ощутила губами сладость масла.
   
Спустившись с костра, она заметила на себе взгляд Мирри Маз Дуур.
   
— Ты обезумела, — хрипло проговорила божья жена.
   
— Далеко ли от безумия до мудрости?.. — спросила Дени. — Сир Джорах, возьми эту мейегу и привяжи ее к костру.
   
— К костру… моя королева, нет, выслушайте меня…
   
— Делайте, как я сказала, сир Джорах. — Но он колебался, и гнев ее вспыхнул. — Вы поклялись повиноваться мне, что бы ни случилось. Ракхаро, помоги ему.
   
Божья жена не вскрикнула, когда ее поволокли к костру кхала Дрого и бросили среди его сокровищ. Дени сама облила маслом голову женщины.
   
— Спасибо тебе, Мирри Маз Дуур, — сказала она, — за урок, который ты дала мне.
   
— Ты не услышишь моего крика, — отозвалась Мирри, когда масло потекло с ее волос, увлажняя одежду.
   
— Услышу, — сказала Дени, — но мне нужны не твои вопли, а твоя жизнь. Помнишь, что ты мне сказала когда-то: лишь смертью можно купить жизнь.
   
Мирри Маз Дуур открыла рот, но ничего не ответила. Шагнув в сторону, Дени заметила, что презрение оставило черные глаза мейеги, сменившись неким подобием страха. Больше делать было нечего, оставалось лишь следить за солнцем и ждать первой звезды.
   
Когда умирает повелитель табунщиков, с ним убивают его коня, чтобы он гордо ехал по Ночным землям. Тела их сжигают под открытым небом, и кхал взмывает на огненном скакуне, чтобы занять свое место среди звезд. И чем ярче горел человек в жизни, тем более яркая звезда вспыхнет в ночи.
   
Чхого заметил ее первым.
   
— Вон! — сказал он негромким голосом.
   
Дени поглядела и увидела звезду, невысоко поднявшуюся над востоком. Первая звезда в ту ночь оказалась кометой, с нее срывался пламенный луч, кровавый драконий хвост. Она не могла ждать более верного знамения.
   
Взяв факел из руки Агго, Дени ткнула им между поленьями. Масло немедленно вспыхнуло. Хворост и сухая трава занялись через мгновение. Крошечные языки пробежали по дереву как быстрые красные мыши, катясь по маслу, перепрыгивая с ветви на ветвь; поднявшийся жар внезапно дохнул на нее с лаской любовника и через секунду сделался непереносимым. Дени отступила на шаг. Дерево трещало все громче и громче. Мирри Маз Дуур запела пронзительным улюлюкающим голосом. Пламя крутилось, вилось, языки его догоняли друг друга. Мрак дрожал над костром, сам воздух будто плавился от жары. Дени услышала, как затрещали бревна. Огонь охватил Мирри Маз Дуур. Песня ее сделалась пронзительней и громче… мейега охнула, снова и снова, и слова ее вдруг слились в пронзительный вой, высокий и полный муки. Наконец пламя достигло и Дрого, языки охватили его. Вспыхнула одежда, и какое-то мгновение кхал казался облаченным в лоскутья воздушного оранжевого шелка и серого дыма. Губы Дени раздвинулись, и она затаила дыхание. Часть ее стремилась подняться на этот костер, чего опасался сир Джорах, броситься в пламя, чтобы попросить у Дрого прощения и в последний раз принять его в себя, а там пусть огонь отделит их плоть от костей, когда они сольются навеки.
   
Она ощутила запах горящей плоти — так конина жарится на костре. Костер ревел в сгущающейся ночи огромным зверем, заглушал слабые, последние визги Мирри Маз Дуур… долгие языки пламени лизали чрево ночи. Дым возносился все гуще, дотракийцы, кашляя, отступали. Полотнища огня разворачивались под адским ветром, бревна шипели и трещали, огненные искры новорожденными светляками возносились в дыму и исчезали во тьме. Жар плескал по воздуху огромными красными крыльями, отгоняя дотракийцев, отгоняя даже Мормонта, но Дени стояла на месте. Она от крови дракона, и огонь внутри ее.
   
Она давно догадывалась, как надо поступить, подумала про себя Дени, шагнув чуть поближе к кострищу. Но жаровни для этого мало. Пламя кружило перед ней, как женщины, плясавшие на ее свадьбе, кружило, пело, размахивая желтыми, оранжевыми и алыми вуалями, страшными с виду, но и прекрасными, прекрасными, живыми от жара. Дени открыла перед ними руки, плоть ее горела. «И это тоже брак», — сказала она себе. Мирри Маз Дуур умолкла. Божья жена сочла ее ребенком, но дети растут и учатся.
   
Еще шаг, и ступни Дени ощутили жар раскаленного песка даже сквозь сандалии. Пот бежал по ее бедрам, между грудями, ручейками тек по щекам — там, где недавно катились слезы. Сир Джорах кричал позади нее, но он теперь ничего не значил. Важен был только огонь. Пламя было таким прекрасным: ничего прекраснее она не видела, каждый язык казался ей чародеем, облаченным в желто-оранжево-алые одежды, кружившие под дымным плащом. Она видела алых пламенных львов, великих желтых змей и единорогов, сотканных из бледно-синего пламени; видела она рыб, лис и чудовищных волков, ярких птиц и цветущие деревья; каждое новое видение было прекраснее предыдущего… Она видела коня, огромного серого жеребца, сложившегося из дыма, с гривы его срывался поток синего пламени. Да, любимый, мое солнце и звезды, садись, время уезжать.
   
Жилет ее начал тлеть, Дени, дернув плечами, сбросила его на землю. Расписная кожа внезапно вспыхнула, а она шагнула поближе к костру, струйки молока текли из красных и раздувшихся сосков. Сейчас, сейчас, подумала она и на мгновение увидела перед собой кхала Дрого, поднимавшегося на своего дымного коня с пылающим кнутом в руке. Он улыбнулся, и хлыст с шипением ударил по костру.
   
Раздался треск, с которым лопается камень. Помост из дерева, хвороста и травы начал рушиться внутрь себя. Кусочки горящего дерева посыпались на нее градом пепла и угольков. И подпрыгивая, вращаясь, о землю возле ее ног ударился круглый камень, бледный, усеянный золотыми прожилками, разломанный и курящийся. Рев огня наполнял мир, но за ним Дени слышала женские крики и удивленные детские голоса.
   
Лишь смертью можно выкупить жизнь.
   
Второй громоподобный треск окружил ее тучей дыма, и костер зашевелился, бревна начали взрываться — огонь проникал в их потаенные сердца. Она слышала ржание коней и полные ужаса голоса дотракийцев. Сир Джорах выкрикивал ее имя и в страхе ругался.
   
«Нет, — хотела она крикнуть ему. — Нет, мой добрый рыцарь, не бойся за меня! Мое время пришло. Я Дейенерис Бурерожденная, дочь драконов, невеста драконов, мать драконов, разве ты не видишь? Разве ты не ВИДИШЬ?» Со вздохом выбросив к небу огромный султан пламени и дыма, костер рухнул вокруг нее. Ничего не боясь, Дени шагнула в огненную бурю, призывая к себе детей.
   
Третий удар был таким, словно треснул сам мир.
   
Когда костер наконец угас и почва остыла, так что на нее можно было ступать, сир Джорах Мормонт обнаружил ее посреди пепла, окруженную почерневшими бревнами и тлеющими угольками, среди обгорелых костей мужчины, женщины и коня. Дени была нага, тело ее покрывала лишь сажа, одежда ее превратилась в пепел, прекрасные волосы сгорели, но сама она была невредима…
   
Молочно-золотой дракон сосал ее левую грудь, золотой с бронзовыми прожилками правую. Она обнимала их. Черно-алый лежал на ее плечах, длинная шея свернулась под ее подбородком. Увидев сира Джораха, он поднял голову и поглядел на рыцаря глазами красными, как угольки.
   
Лишившись дара речи, рыцарь упал на колени. Люди ее кхаса собирались позади него. Чхого первым положил свой аракх у ног Дени.
   
— Кровь от моей крови, — прошептал он, прижимая лицо к дымящейся земле.
   
— Кровь от моей крови, — услышала она голос Агго.
   
— Кровь от моей крови, — выкрикнул Ракхаро.
   
Потом пришли ее служанки, затем все дотракийцы, мужчины, женщины и дети, и Дени было достаточно лишь поглядеть им в глаза, чтобы понять: они принадлежат ей сегодня, завтра и навсегда; они принадлежат ей, как никогда не принадлежали Дрого.
   
Когда Дейенерис Таргариен поднялась на ноги, ее черный дракон зашипел, бледный дым закурился из его рта и ноздрей. Двое остальных оторвались от ее грудей и отозвались на зов, прозрачные крылья, разворачиваясь, били воздух… и впервые за последние сотни лет ночь ожила музыкой драконов.
  
  
   
    
Приложение
   
   
    
     
Дом Баратеонов
    
    
    
Самый младший из великих домов; родился во время Завоевательных войн. Основатель его, Орис Баратеон, по слухам, был незаконнорожденным братом Эйегона Дракона. Орис возвысился, став одним из наиболее свирепых полководцев Эйегона. Когда Орис победил и убил Аргилака Надменного, последнего короля Шторма, Эйегон наградил его замком Аргилак, землями и дочерью. Орис взял девушку в жены, принял знамя, почести и девиз ее рода. Знак Баратеонов — коронованный олень, черный на золотом поле; девиз их — «Нам ярость».
    
    
КОРОЛЬ РОБЕРТ БАРАТЕОН, первый этого имени.
    
Жена его, КОРОЛЕВА СЕРСЕЯ, из дома Ланнистеров.
    
Их дети:
    
ПРИНЦ ДЖОФФРИ, наследник Железного трона, мальчик двенадцати лет.
    
ПРИНЦЕССА МИРЦЕЛЛА, девочка восьми лет.
    
ПРИНЦ ТОММЕН, мальчик семи лет.
    
Его братья:
    
СТАННИС БАРАТЕОН, лорд Драконьего Камня.
    
Жена его, ЛЕДИ СЕЛИСА, из дома Флорент;
    
их дочь ШИРИН, девочка двенадцати лет.
    
РЕНЛИ БАРАТЕОН, лорд Штормового Предела.
    
Его Малый совет:
    
ВЕЛИКИЙ МЕЙСТЕР ПИЦЕЛЬ,
    
ЛОРД ПЕТИР БЕЙЛИШ, по прозвищу МИЗИНЕЦ, мастер над монетой,
    
ЛОРД СТАННИС БАРАТЕОН, мастер над кораблями,
    
ЛОРД РЕНЛИ БАРАТЕОН, мастер над законом,
    
СИР БАРРИСТАН СЕЛМИ, лорд-командующий Королевской гвардией,
    
ВАРИС-ЕВНУХ, по прозвищу Паук, мастер над шептунами.
    
Двор его и свита:
    
СИР ИЛИН ПЕЙН, Королевское Правосудие, палач.
    
САНДОР КЛИГАН, по прозвищу Пес, присягнувший на верность принцу Джоффри.
    
ЯНОС СЛИНТ, простолюдин, командующий городской стражей Королевской Гавани.
    
ДЖАЛАБХАР, принц Летних островов, изгнанник.
    
БЕЗУМЕЦ, шут и дурак.
    
ЛАНСЕЛЬ и ТИРЕК ЛАНКАСТЕРЫ, сквайры короля, кузены королевы.
    
СИР АРОН САНТАГАР, мастер над оружием.
    
Его Королевская гвардия:
    
СИР БАРРИСТАН СЕЛМИ, лорд-командующий,
    
СИР ХАЙМЕ БЛАУНТ,
    
СИР МЕРРИН ТРАНТ,
    
СИР АРИС АКХАРТ,
    
СИР ПРЕСТОН ГРИНФИЛД,
    
СИР МЕНДОН МУР.
    
    
Штормовому Пределу присягнули на верность следующие дома: Селми, Вилде, Трант, Пенроз, Эррол, Эстермонт, Тарт, Свонн, Дондаррион, Карон.
    
Драконьему Камню присягнули на верность: Селтигары, Велирионы, Сиворты, Бар-Эммоны и Санглассы.
   
   
    
     
Дом Старков
    
    
    
Происхождение Старков восходит к Брандону-Строителю и древним Королям Зимы. Тысячи лет они правили в Винтерфелле, называя себя Королями Севера, пока наконец Торрхен Старк, Король Преклонивший колено, решил присягнуть на верность Эйегону Драконовластному, а не сражаться с ним. На гербе их серый лютоволк мчится на снежно-белом фоне. Девиз Старков — «Зима близко».
    
ЭДДАРД СТАРК, лорд Винтерфелла, Хранитель Севера.
    
Жена его, ЛЕДИ КЕЙТИЛИН, из дома Талли.
    
Их дети:
    
РОББ, наследник Винтерфелла, мальчик четырнадцати лет,
    
САНСА, старшая дочь, одиннадцати лет,
    
АРЬЯ, младшая дочь, девочка девяти лет,
    
БРАНДОН, зовущийся Браном, семи лет,
    
РИКОН, трехлетний малыш.
    
Незаконнорожденный сын его, ДЖОН СНОУ, мальчик четырнадцати лет.
    
Его воспитанник, ТЕОН ГРЕЙДЖОЙ, наследник Железных островов.
    
Его родственники:
    
БРАНДОН, старший брат, убитый по приказу Эйериса II Таргариена.
    
ЛИАННА, его младшая сестра, скончавшаяся в горах Дорна.
    
БЕНДЖЕН, его младший брат, Черный Брат Ночного Дозора.
    
Его приближенные:
    
МЕЙСТЕР ЛЮВИН, советник, целитель и учитель.
    
ВЕЙОН ПУЛЬ, стюард Винтерфелла.
    
ДЖЕЙНИ, его дочь, ближайшая подруга Сансы.
    
ДЖОРИ КАССЕЛЬ, капитан гвардии.
    
ХАЛЛИС МОЛЛЕН, ДЕСМОНД, ДЖЕКС, ПОРТЕР, КВЕНТ, ЭЛИН, ТОМАРД, ВАРЛИ, ХЬЮАРД, КЕЙН, УИЛ, гвардейцы.
    
СИР РОДРИК КАССЕЛЬ, мастер над оружием, дядя Джори.
    
БЕТ, его младшая дочь.
    
СЕПТА МОРДЕЙН, воспитательница дочерей лорда Эддарда.
    
СЕПТОН ШЕЙЛИ, хранитель замковой септы и библиотеки.
    
ХАЛЛЕН, мастер над конями.
    
ДЖОЗЕТ, мастер над конями и воспитатель коней.
    
ФАЙЛЕН, мастер над псарней.
    
СТАРАЯ НЭН, сказительница, прежде няня.
    
ХОДОР, ее правнук, простодушный конюх.
    
ГЕЙДЖ, повар.
    
МИККЕН, кузнец и оружейник.
    
Его главные лорды-знаменосцы:
    
Сир Халман Толхарт,
    
Рикард Карстарк, лорд Кархолда,
    
Сир Русе Болтон, лорд Дредфорта,
    
Джон Амбер, по прозвищу Большой Джон.
    
Галбарт и Роберт Гловеры,
    
Виман Мандерли, лорд Белой гавани,
    
Мейдж Мормонт, леди Медвежьего острова.
    
    
На верность Винтерфеллу присягнули Карстарки, Амберы, Флинты, Мормонты, Хорнвуды, Сервины, Риды, Мандерли, Гловеры, Толхарты, Болтоны.
   
   
    
     
Дом Ланнистеров
    
    
    
Светловолосые, высокие и красивые Ланнистеры являются потомками андалов-завоевателей, создавших могучее королевство в Западных холмах и долинах. По женской линии они претендуют на происхождение от Ланна Умного, легендарного шута века героев. Золото Бобрового утеса и Золотого Зуба сделало их самыми богатыми среди великих домов. Их герб — золотой лев на алом фоне. Их девиз — «Услыши мой рев!».
    
    
ТАЙВИН ЛАННИСТЕР, лорд Бобрового утеса, Хранитель Запада, щит Ланниспорта.
    
Его жена ЛЕДИ ДЖОАННА, кузина, умерла в родах.
    
Их дети:
    
СИР ДЖЕЙМЕ, по прозвищу Цареубийца, наследник Бобрового утеса и близнец Серсеи,
    
КОРОЛЕВА СЕРСЕЯ, жена короля Роберта I Баратеона, близнец Джейме.
    
ТИРИОН, по прозвищу Бес, карлик.
    
Родственники его:
    
СИР КИВАН, его старший брат,
    
Его жена ДОРНА, из дома Свифтов.
    
Их старший сын ЛАНСЕЛЬ, сквайр короля,
    
Их близнецы сыновья, ВИЛЛЕМ и МАРТИН,
    
Их дочь, младенец ДЖЕНЕЯ,
    
ДЖЕННА, его сестра, замужем за сиром Эммоном Фреем.
    
Их сын СИР КЛЕОС ФРЕЙ,
    
Их сын ТАЙЕН ФРЕЙ, сквайр.
    
СИР ТИГЕТТ, его второй брат, умер от язвы.
    
Его вдова, ДАРЛЕССА из дома Марбрандов.
    
Их сын ТИРЕК, сквайр короля
    
ГЕРИОН, его младший брат, пропавший на море.
    
Его незаконнорожденная дочь ДЖОЙ, девятилетняя девочка.
    
Их кузен, СИР СТАФФОРД ЛАННИСТЕР, брат покойной леди Джоанны.
    
Его дочери СЕРЕННА и МИРИЕЛЬ.
    
Его сын, СИР ДЕВИН ЛАННИСТЕР.
    
Его советник, МЕЙСТЕР ГРЕЙЛИН,
    
Его основные рыцари и лорды-знаменосцы:
    
лорд ЛЕО ЛЕФФОРД,
    
сир АДДАМ МАРБРАНД,
    
сир ГРИГОР КЛИГАН, Скачущая Гора,
    
СИР ХАРИС СВИФТ, тесть сира Кивана,
    
ЛОРД АНДРОС БРАКС,
    
СИР ФОРЛИ БРАКС,
    
СИР АМОРИ ЛОРХ,
    
ВАРГО ХОУТ, наемник из Вольного Города Квохора.
    
    
На верность Бобровому утесу присягнули Пейны, Свифты, Марбранды, Лиддены, Вейнфорты, Леффорды, Кракехоллы, Серреты, Брумы, Клиганы, Пристеры и Вестерлинги.
   
   
    
     
Дом Арренов
    
    
    
Аррены происходят от Королей Горы и Долины, это одна из стариннейших и самых чистых линий андальской знати. Их знак — месяц и сокол, белые на небесно-синем фоне. Девиз Арренов — «Высокий как честь».
    
    
ДЖОН АРРЕН, недавно почивший лорд Орлиного Гнезда, Защитник Долины, Хранитель Востока, десница короля.
    
Его первая жена, ЛЕДИ ДЖЕЙНЕ из дома Ройсов, умерла, родив мертвую дочь.
    
Его вторая жена, бездетная ЛЕДИ РОВЕНА из дома Арренов, его кузина, умерла от зимней простуды.
    
Его третья жена и вдова, ЛЕДИ ЛИЗА из дома Талли.
    
Их сын
    
РОБЕРТ АРРЕН, болезненный мальчик шести лет, нынешний лорд Орлиного Гнезда и Защитник Долины.
    
Их свита и подданные:
    
МЕЙСТЕР КОЛЕМОН, советник, целитель и наставник,
    
СИР ВАРДИС ИГЕН, капитан гвардии,
    
СИР БРИНДЕН ТАЛЛИ, по прозвищу Черная Рыба, Рыцарь Ворот и дядя леди Лизы.
    
ЛОРД НЕСТОР РОЙС, Высокий Стюард Долины,
    
СИР АЛБАР РОЙС, его сын.
    
МИЯ СТОУН, незаконнорожденная девушка, прислужница.
    
ЛОРД ЕОН ХАНТЕР, ухажер леди Лизы.
    
СИР ЛИН КОРБРЕЙ, ухажер леди Лизы.
    
МИКЕЛЬ РЕДФОРТ, его сквайр.
    
ЛЕДИ АНЬЯ УЭЙНВУД, вдова.
    
СИР МОРТЕН УЭЙНВУД, ее сын, ухажер леди Лизы.
    
СИР ДОННЕЛ УЭЙНВУД, ее сын.
    
МОРД — жестокий тюремщик.
    
    
На верность Орлиному Гнезду присягнули Ройсы, Бейлиши, Игнеты, Уэйнвуды, Хантеры, Редфорты, Корбреи, Белморы, Мелколмы и Херси.
   
   
    
     
Дом Талли
    
    
    
Талли никогда не были королями, хотя они владеют богатыми землями и великим замком Риверрана уже тысячу лет. Во время Завоевательных войн Речной край принадлежал Харрену Черному, Королю Островов. Дед Харрена, король Харвин Жестокая Рука отобрал Трезубец у Аррека, короля Шторма, чьи предки захватили весь край вплоть до Перешейка три столетия назад, убив наследника прежних королей Реки. Подданные не любили тщеславного и кровожадного тирана Харрена Черного, и многие из речных лордов, оставив его, присоединились к войску Эйегона. Первым среди них был Эдмин Талли из Риверрана. Когда Харрен и его род погибли при пожаре Харренхолла, Эйегон возвысил дом Талли, наградив его главу Эдмина Талли властью над землями Трезубца. Лордам Реки пришлось присягнуть на верность новому властелину. Герб Талли — прыгающая форель, серебряная среди синих и красных волн. Девиз Талли — «Семья, долг, честь».
    
    
ХОСТЕР ТАЛЛИ, лорд Риверрана.
    
Жена его, ЛЕДИ МИЛИСА из дома Уэнт, умершая в родах.
    
Их дети:
    
КЕЙТИЛИН, старшая дочь, замужем за лордом Эддардом Старком,
    
ЛИЗА, младшая дочь, вдова Джона Аррена,
    
СИР ЭДМАР, наследник Риверрана.
    
Его брат, СИР БРИНДЕН, зовущийся Черной Рыбой.
    
Его челядь:
    
МЕЙСТЕР ВИМАН, советник, целитель и наставник,
    
СИР ДЕСМОНД ГРЕЛЛ, мастер над оружием,
    
СИР РОБИН РИГЕР, капитан гвардии,
    
УТЕРАЙДС УЭЙН, стюард Риверрана.
    
Его рыцари и лорды-знаменосцы:
    
ЯСОН МАЛЛИСТЕР, лорд Сигарда,