1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 
   785          Клятвопреступнику въ хребетъ вонзаютъ ихъ.
       
             Познавый Гидромиръ соперниковъ своихъ,
       
             Подобны молнiямъ свирѣпы взоры мещетъ.
       
             Рамиду заступивъ бѣснуется, скрежещетъ,
       
             Всю трату онъ свою въ умѣ вообразилъ:
       
   790          Мечь поднялъ, наступилъ, соперниковъ сразилъ:
       
             Во звѣрской ярости отсѣкъ главу Мирседу,
       
             Онъ вскрылъ Бразину грудь и довершилъ побѣду!
       
             Рамида въ оный мигъ, къ спасенью своему,
       
             Вонзила мстительный кинжалъ въ гортань ему.
       
   795          Омылись рыцари дымящеюся кровью,
       
             Пошли ихъ души въ адъ съ позорною любовью;
       
             Потоки крови ихъ бѣгутъ другъ другу въ слѣдъ.
       
             Рамида видяща, что мертвъ лежитъ Мирседъ,
       
             Падетъ, надъ нимъ падетъ, и тѣло лобызаетъ,
       
   800          Въ отчаяньѣ она кинжаломъ грудь пронзаетъ…
       
             Нещастная любовь! прежалостный конецъ!
       
             Вотъ жребiй жаждущихъ плотскихъ утѣхъ сердецъ!
      
      
       
                       Нигринъ въ смущенiи въ чертогъ къ Рамидѣ входитъ;
       
             На мертвыя тѣла туманный взоръ возводитъ,
       
   805          Воителей въ крови, Рамиду познаетъ.
       
             Что вижу я! увы! что вижу! вопiетъ:
       
             О дочь, любезна дочь! твои затмились взоры,
       
             Лишилась въ рыцаряхъ Казань своей подпоры.
       
             Но не разстануся навѣки съ вами я;
       
   810          Наука оживитъ моихъ друзей моя.
       
             Наполнилъ страшными геенну онъ словами,
       
             И превратилъ тѣла крылатыми змiями.
       
             Въ семъ видѣ, онъ вѣщалъ, вы должны въ мiрѣ жить
       
             И въ пагубу при мнѣ Россiянамъ служить.
       
   815                    Но горесть излилась какъ ядъ въ сердца народу,
       
             Что отнялъ рокъ у нихъ и рыцарей и воду,
       
             Уже погибели не изчисляя мѣръ,
       
             Въ отчаянiе впалъ жестокiй Едигеръ;
       
             Съ народа для Москвы въ умѣ сбираетъ дани,
       
   820          И хощетъ отворить Царю врата Казани;
       
             Но часъ Россiянамъ побѣды не притекъ.
       
             Предсталъ Нигринъ Царю, и тако въ гнѣвѣ рекъ:
       
             О Царь! не унывай; я власть еще имѣю,
       
             И Россовъ отвратить отъ стѣнъ твоихъ умѣю:
       
   825          Я воду източу изъ воздуха для васъ;
       
             Отмщу за дщерь мою, воздвигну стужи, мразъ,
       
             Воздвигну хитрости волшебныя отъ града,
       
             Свирѣпость воружу подвластнаго мнѣ ада;
       
             Не могутъ мщенiя злодѣи претерпѣть:
       
   830          Оставятъ градъ, иль имъ подъ градомъ умереть!
       
             Помедли три луны; о Царь! я вѣрно льщуся,
       
             Что съ бурями къ тебѣ и съ мразомъ возвращуся….
       
             Вѣщая тѣ слова, на мрачный облакъ сѣлъ,
       
             И влечь себя змiямъ крылатымъ повелѣлъ.
       
   835          Они бы въ ярости другъ друга изтребили,
       
             Когда бы не волхвомъ обузданными были.
      
     
    
    
     
      
ПѢСНЬ ВТОРАЯНАДЕСЯТЬ
     
     
      
       
                       Въ пещерахъ внутреннихъ Кавказскихъ льдистыхъ горъ,
       
             Куда не досягалъ отважный смертныхъ взоръ,
       
             Гдѣ мразы вѣчный сводъ прозрачный составляютъ,
       
             И солнечныхъ лучей паденье притупляютъ;
       
   5          Гдѣ молнiя мертва, гдѣ цѣпенѣетъ громъ,
       
             Изсѣченъ изо льда стоитъ обширный домъ:
       
             Тамъ бури, тамо хладъ, тамъ вьюги, непогоды,
       
             Тамъ царствуетъ Зима, снѣдающая годы.
       
             Сiя жестокая другихъ времянъ сестра,
       
   10          Покрыта сѣдиной, проворна и бодра;
       
             Соперница весны, и осени, и лѣта,
       
             Изъ снѣга сотканной порфирою одѣта;
       
             Виссономъ служатъ ей замерзлые пары;
       
             Престолъ имѣетъ видъ алмазныя горы;
       
   15          Великiе столпы, изъ льда сооруженны,
       
             Сребристый мещутъ блескъ лучами озаренны;
       
             По сводамъ солнечно сiянiе скользитъ,
       
             И кажется тогда, громада льдовъ горитъ;
       
             Стихiя каждая движенья не имѣетъ:
       
   20          Ни воздухъ тронуться, ни огнь пылать не смѣетъ;
       
             Тамъ пестрыхъ нѣтъ полей, сiяютъ между льдовъ
       
             Одни замерзлыя испарины цвѣтовъ;
       
             Вода растопленна надъ сводами лучами,
       
             Оканменѣвъ виситъ волнистыми слоями.
       
   25          Тамъ зримы въ воздухѣ вѣщаемы слова,
       
             Но все застужено, натура вся мертва;
       
             Единый трепетъ, дрожь и знобы жизнь имѣютъ;
       
             Гуляютъ инiи, зефиры тамъ нѣмѣютъ,
       
             Мятели вьются вкругъ и производятъ бѣгъ,
       
   30          Морозы царствуютъ на мѣсто лѣтнихъ нѣгъ;
       
             Развалины градовъ тамъ льды изображаютъ,
       
             Единымъ видомъ кровь которы застужаютъ;
       
             Стѣсненны мразами, составили снѣга
       
             Сребристые бугры, алмазные луга;
       
   35          Оттолѣ къ намъ Зима державу простираетъ,
       
             Въ поляхъ траву, цвѣты въ долинахъ пожираетъ,
       
             И соки жизненны древесные сосетъ;
       
             На хладныхъ крылiяхъ морозы къ намъ несетъ,
       
             День гонитъ прочь отъ насъ, печальныя длитъ ночи,
       
   40          И солнцу отвращать велитъ свѣтящи очи;
       
             Ее со трепетомъ лѣса и рѣки ждутъ,
       
             И стужи ей ковры изъ бѣлыхъ волнъ прядутъ;
       
             На всю натуру сонъ и страхъ она наводитъ.
      
      
       
                       Влекомъ змiями къ ней, Нигринъ въ пещеру входитъ;
       
   45          Безбожный чародѣй, вращая смутный взглядъ,
       
             Почувствовалъ въ крови и въ самомъ сердцѣ хладъ;
       
             И превратился бы Нигринъ въ студеный камень,
       
             Когдабъ не согрѣвалъ волхва геенскiй пламень;
       
             Со страхомъ осмотрѣвъ ужасныя мѣста,
       
   50          Отверзъ дрожащiя и мерзлыя уста,
       
             И рекъ царицѣ мѣстъ: О страхъ всея природы!
       
             Тебя боится громъ, тебя огонь и воды;
       
             Мертвѣютъ вкругъ тебя натуры красоты,
       
             Она животворитъ, но жизнь отъемлешь ты;
       
   55          Хаосъ тебѣ отецъ, и дщерь твоя Ничтожность!
       
             Поборствуй тартару, и сдѣлай невозможность:
       
             Хотя затворена твоихъ вертеповъ дверь,
       
             И осень царствуетъ въ полунощи теперь;
       
             Разрушь порядокъ свой, сними, сними заклепы,
       
   60          Мятели свободи, морозъ, снѣга свирѣпы,
       
             Необнаженная и твердая земля,
       
             Теперь одры для нихъ цвѣтущiя поля;
       
             Теперь безстрашные Россiяне во брани,
       
             Ругаяся тобой, стоятъ вокругъ Казани;
       
   65          Напомни имъ себя, твою напомни мочь:
       
             Гони ихъ въ домы вспять отъ стѣнъ Казанскихъ прочь;
       
             Твои способности, твою возможность знаю,
       
             И тартаромъ тебя въ семъ дѣлѣ заклинаю,
       
             Дай бури мнѣ и хладъ!… Согбенная Зима,
       
   70          Россiйской алчуща погибелью сама,
       
             На льдину опершись, какъ мраморъ побѣлѣла,
       
             Дохнула — стужа вмигъ на крыльяхъ излетѣла.
       
             Родится лишь морозъ, уже бываетъ сѣдъ,
       
             Къ чему притронется, преобращаетъ въ ледъ,
       
   75          Гдѣ ступитъ, подъ его земля хруститъ пятою,
       
             Стѣсняетъ, жметъ, мертвитъ, сражаясь съ теплотою;
       
             Свои изчадiя въ оковы заключивъ,
       
             Вѣщала такъ Зима Нигрину, поручивъ:
       
             Возьми алмазну цѣпь влеки туда свободно,
       
   80          Гдѣ мразовъ мощь тебѣ изпытывать угодно;
       
             Се вихри! се снѣга! иди… Явлюсь сама;
       
             Явлюсь Россiянамъ… узнаютъ, кто Зима!
      
      
       
                       Подобенъ съ вѣтрами плывущу Одиссею,
       
             Нигринъ отправился въ Казань съ корыстью сею,
       
   85          При всходѣ третiей луны къ Царю притекъ;
       
             Народу съ бурями отраду онъ привлекъ.
       
             При вихряхъ радости повѣяли во градѣ,
       
             Когда готовились Россiяне къ осадѣ.
       
             Но прежде чемъ Нигринъ простеръ на Россовъ гнѣвъ,
       
   90          Четырехъ свободилъ отъ пагубы змiевъ:
       
             Рамида, любяща обильны прежде паствы,
       
             И млечныя отъ стадъ и съ поля вкусны яствы,
       
             Веселiй ищуща во прахѣ и въ пыли,
       
             Рамида скрылася во внутренность земли.
       
   95          Который изъ любви слiялъ себѣ кумира,
       
             Токъ водный поглотилъ на вѣки Гидромира,
       
             Единымъ суетамъ идущiй прежде въ слѣдъ,
       
             Въ стихiю прелетѣлъ воздушную Мирседъ,
       
             Бразинъ пылающiй свирѣпостью и гнѣвомъ,
       
   100          Геенны поглощенъ ненасытимымъ зѣвомъ,
       
             И тако перешелъ въ печально царство тмы.
      
      
       
                       Но что при сихъ мечтахъ остановились мы!
       
             Готовяся Казань изобразить попранну,
       
             О Муза! обратимъ нашъ взоръ ко Iоанну.
       
   105                    Уже въ подобiе чреватыхъ горъ огнемъ,
       
             Селиторою подкопъ наполненъ былъ совсѣмъ;
       
             И смерть имѣющiй въ своей утробѣ темной,
       
             Горящей искры ждалъ въ кромешности подземной.
       
             Подъ градомъ адъ лежитъ; во градѣ мразъ и хладъ!
       
   110          Царь ждетъ, доколь Хилковъ прiидетъ въ станъ назадъ.
       
             И се полки его съ Хилковымъ возвратились,
       
             И гладны времена въ роскошны претворились;
       
             Сокровища свои хранила гдѣ Орда,
       
             Градъ Арскiй, яко прахъ, развѣянъ былъ тогда;
       
   115          Изчезнулъ древними гордящiйся годами,
       
             Пустыни принялъ видъ, разставшись со стадами.
       
             Россiяне его остатковъ не спасли;
       
             Съ побѣдой многiя богатства принесли.
       
             Терпящи нищету, и гладомъ утомленны,
       
   120          Россiйски вдругъ полки явились оживленны;
       
             На части пригнанныхъ дѣлятъ стада воловъ,
       
             Пиры составились на высотѣ холмовъ;
       
             Ликуютъ воины, припасами снабженны,
       
             И злато видно тамъ и ризы драгоцѣнны.
       
   125          Но совѣсть воинамъ издалека грозитъ,
       
             Которыхъ злата блескъ и роскошь заразитъ;
       
             Герои таковы надежда есть Державы,
       
             Которымъ льстятъ одни вѣнцы безсмертной славы;
       
             Но Царь внесенныя сокровища къ нему,
       
   130          Въ награду воинству назначилъ своему.
       
             Такою храбрость ихъ корыстью награжденна,
       
             Могла корыстью быть взаимно побѣжденна,
       
             И вскорѣ то сбылось!… Отважный Iоаннъ
       
             Уже повелѣвалъ подвигнуть ратный станъ;
       
   135          Въ долинахъ воинство препятства не встрѣчало,
       
             Осады пламенной приближилось начало.
       
             Возволновался вдругъ натуры стройный чинъ:
       
             Пришедый съ бурями и мразами Нигринъ,
       
             На стѣны съ вихрями какъ облако восходитъ,
       
   140          Оковы съемлетъ съ нихъ, въ движенiе приводитъ;
       
             На войски указавъ, лежащи за рѣкой,
       
             Туда онъ гонитъ ихъ, и машетъ имъ рукой:
       
             Летите! вопiетъ, на Россовъ дхните прямо!
       
             Разсыпьте тамъ снѣга, развѣйте стужи тамо!…
       
   145          Онъ бури свободивъ, вертится съ ними вкругъ[15].
       
             Какъ птицы хищныя, спущенны съ путелъ вдругъ,
       
             Поля воздушныя крилами разсѣкаютъ,
       
             На стадо голубей паренье устремляютъ:
       
             Съ стремленьемъ таковымъ оставивъ скучный градъ,
       
   150          На бѣлыхъ крылiяхъ летятъ морозы, хладъ,
       
             И воздухъ льдистыми наполнился иглами,
       
             Россiянъ снѣжными покрылъ Борей крилами;
       
             Поблекла тучная зеленость на лугахъ;
       
             Вода наморщилась и стынетъ въ берегахъ;
       
   155          Жестокая Зима на паствы возлегаетъ,
       
             И грудь прижавъ къ землѣ, жизнь къ сердцу притягаетъ:
       
             У щедрой Осени престолъ она беретъ,
       
             И пухъ изъ облаковъ рукой дрожащей третъ.
       
             Мертвѣютъ вѣтьвями лѣса кругомъ шумящи;
       
   160          Главы склонили внизъ цвѣты, поля красящи;
       
             Увяла сочная безвременно трава,
       
             Натура видима томна, блѣдна, мертва;
       
             Стада, тѣснимыя мятелями и хладомъ,
       
             Въ единый жмутся кругъ, и погибаютъ гладомъ;
       
   165          Крутится по льду вихрь, стремится воздухъ сжать;
       
             Не могутъ ратники оружiя держать.
       
             Изъ облака морозъ съ стрѣлами вылетаетъ,
       
             Всѣхъ ранитъ, всѣхъ язвитъ, дыханье отнимаетъ.
       
             Россiйски ратники уже не ко стѣнамъ,
       
   170          Но храбростью горя, бѣгутъ къ своимъ огнямъ;
       
             И тамъ студеный вихрь возженный пламень тушитъ,
       
             Зима всѣ вещи въ ледъ преображаетъ, сушитъ.
       
             Не грѣетъ огнь, вода рѣчная не течетъ,
       
             Земля сѣдѣетъ вкругъ, и воздухъ зрится сѣдъ.
       
   175          Уже спасенiя Россiяне не чаютъ;
       
             Смущенны, на стѣнахъ Нигрина примѣчаютъ,
       
             Который въ торжествѣ съ Казанцами ходилъ,
       
             Руками дѣйствуя, морозы наводилъ.
       
             Сiе Казанское лукавое злодѣйство
       
   180          Признали ратники за адско чародѣйство.
       
             Вступивше солнце въ знакъ Вѣсовъ узрѣвъ они,
       
             Далеко отъ себя считали зимни дни;
       
             Въ противны времена естественному чину,
       
             Поставили зимѣ волшебную причину.
       
   185          Нигринъ, который ихъ тревожить продолжалъ,
       
             Россiянъ вихрями и стужей поражалъ.
      
      
       
                       Но Царь благiй совѣтъ священныхъ старцевъ внемлетъ,
       
             Который помощью врачебною прiемлетъ;
       
             И чародѣствiе и тартаръ отразить,
       
   190          Велѣлъ поднявъ Хоругвь священну водрузить,
       
             На ней изображенъ въ сiянiи Спаситель,
       
             Геенскихъ умысловъ всемощный побѣдитель;
       
             Святыня на челѣ, во взорахъ Божество,
       
             Сулили надъ врагомъ Россiи торжество.
       
   195          Благопрiятствуетъ Россiи мысль Царева;
       
             Во знамѣ часть была животворяща древа,
       
             На коемъ Божiй Сынъ, являя къ намъ любовь,
       
             Къ спасенью грѣшниковъ безцѣнну пролилъ кровь;
       
             И сею кровью мiръ отъ ада избавляетъ.
       
   200          Се! вѣрныхъ Крестъ святый вторично изкупляетъ.
       
             Божественную пѣснь священники поютъ;
       
             Возжегся ѳимiямъ, и бури престаютъ.
       
             Свѣтило дневное воздушны своды грѣя,
       
             Обезоружило свирѣпаго Борея;
       
   205          Зефирами гонимъ, онъ тяжко возстеналъ,
       
             Мятели предъ собой, и бури вспять погналъ.
       
             Теряютъ силу всю Нигриновы угрозы,
       
             Вѣтръ крылiя свернулъ, ушли въ Кавказъ морозы;
       
             Сѣдые у Зимы растаяли власы;
       
   210          Прiемлютъ жизнь въ поляхъ естественны красы.
       
             Но риза, чемъ была Казань вкругъ стѣнъ одѣта,
       
             Та риза солнечнымъ сiянiемъ согрѣта,
       
             Лишилась бѣлизны и разступилась врозь,
       
             Тончаетъ, и хребетъ земный проходитъ сквозь.
       
   215          Россiянъ строгая зима не побѣдила,
       
             Но снѣжная вода подкопы повредила;
       
             Она въ утробу ихъ ручьями протекла,
       
             Селитру пламенну въ недѣйство привела.
      
      
       
                       Явленiемъ святымъ животворятся войски,
       
   220          Воскресли въ ихъ сердцахъ движенiя геройски;
       
             И видя помощь къ нимъ низпосланну съ небесъ,
       
             Ликуютъ посреди Божественныхъ чудесъ.
       
             Къ осадѣ ихъ сердца, готовы къ бранямъ руки;
       
             При пѣнiи святомъ внимаютъ трубны звуки.
       
   225                    Адашевъ и Алей! и вашу кротость зрю:
       
             Вы мира сладости представили Царю;
       
             Ко ближнему любви, и кротости послушный,
       
             Прiемлетъ Iоаннъ соьѣтъ великодушный;
       
             Онъ видѣлъ всѣхъ подпоръ лишенную Казань,
       
   230          И руку удержалъ, держащу громъ и брань;
       
             Предпочитающiй сраженiямъ союзы,
       
             Съ Казанца плѣннаго снимаетъ тяжки узы;
       
             Велитъ его во градъ мятежный отпустить,
       
             И тамо ихъ Царю съ народомъ возвѣстить,
       
   235          Что рока близкаго себя они избавятъ,
       
             Когда Россiянамъ ихъ древнiй Градъ оставятъ;
       
             Или врата свои Монарху отворя,
       
             Прiимутъ отъ него законы и Царя,
       
             И тако возвратятъ наслѣдiе и правы
       
   240          Обиженной отъ нихъ Россiйскiя державы.
      
      
       
                       Нечаянной своей свободой восхищенъ,
       
             Казалось, плѣнникъ былъ крилами въ градъ несенъ.
       
             Простерла нощь тогда съ звѣздами ризу темну,
       
             И Розмыслъ паки вшелъ во глубину подземну.
       
   245          Сумнѣнiе съ Ордой о мирѣ Царь имѣлъ,
       
             Водой размытый путь исправить повелѣлъ;
       
             Гробница мрачная была совсѣмъ отверста,
       
             И городъ поглотить, ждала ко знаку перста.
      
      
       
                       Въ то время свѣтлыя открылись небеса,
       
   250          Во мракѣ озаривъ различны чудеса:
       
             Внѣ града слышались Казанскихъ тѣней стоны,
       
             Внимались во стѣнахъ церквей Россiйскихъ звоны;
       
             Остановилося теченье ясныхъ звѣздъ,
       
             Простерлась лѣствица къ землѣ отъ горнихъ мѣстъ,
       
   255          Небесны жители на землю низходили,
       
             И Россамъ вѣрную побѣду подтвердили.
       
             Надъ градомъ облако багровое лежитъ,
       
             Вздыхаютъ горы тамъ, и зданiе дрожитъ;
       
             Тамъ жены горькихъ слезъ не знаютъ утоленья:
       
   260          Вѣщаютъ близкiй рокъ имъ страшныя явленья;
       
             Ожесточенная и гордая Казань
       
             Крѣпится, бодрствуетъ и движется на брань;
       
             Такъ змiй, копьемъ пронзенъ, болѣнiю не внемлетъ,
       
             Обвившись вкругъ копья, главу еще подъемлетъ.
       
   265          Нигринъ пророчествомъ Казанцовъ веселитъ,
       
             Даетъ видѣньямъ толкъ, побѣду имъ сулитъ.
       
             Невольникъ присланный во градѣ остается;
       
             Съ другими во стѣнахъ онъ вскорѣ погребется.
      
      
       
                       Едва заря луга румянить начала,
       
   270          Упала предъ Царемъ пернатая стрѣла,
       
             Которую Казань съ высокихъ стѣнъ пустила;
       
             Посланiе къ стрѣлѣ съ презрѣньемъ прикрѣпила:
       
             Какъ древу сей стрѣлы вовѣкъ не процвѣтать,
       
             Такъ Россамъ царства ввѣкъ Ордѣ не уступать…
       
   275          Уступите его! вѣщаетъ Царь съ досадой,
       
             И войска двигнулся съ великою громадой.
       
             Такъ басни брань боговъ изображаютъ намъ,
       
             Когда Олимпъ отмщалъ ихъ злость земнымъ сынамъ;
       
             Перунами Зевесъ со многозвѣздна трона,
       
   280          Разилъ кичливаго и гордаго Тифона;
       
             Весь адъ вострепеталъ, и всей вселенной связь,
       
             Въ тревогѣ ропотной дрожала устрашась.
       
             Со всѣхъ сторонъ трубы во станѣ возгремѣли,
       
             Казанцы робкiе смутились, онѣмѣли;
       
   285          Но видя молнiи оружiй подъ стѣной,
       
             Весь градъ, объемлемый какъ будто пеленой;
       
             Казанцовъ Едигеръ на стѣны призываетъ.
       
             Отчаянье плодомъ свирѣпости бываетъ!
       
             Отрыгнувъ подлую Россiянамъ хулу,
       
   290          Готовятъ на стѣнахъ кипящую смолу;
       
             Гортани мѣдныя, рыгающiя пламень,
       
             Горящи углiя, песокъ, разженный камень;
       
             Блистаютъ тучи стрѣлъ Россiянъ отражать;
       
             Не можетъ Россовъ громъ ни пламень удержать;
       
   295          Какъ будто посреди цвѣтовъ въ глухой пустынѣ,
       
             Росскiйскiе полки дерзаютъ въ стройномъ чинѣ;
       
             Подобно молнiямъ доспѣхи ихъ горятъ;
       
             Казалось, то орлы противу тучь парятъ:
       
             Весь воздухъ пѣнiе святое наполняетъ.
       
   300          Самъ Богъ, самъ Богъ съ небесъ идущихъ осѣняетъ,
       
             И лаврами побѣдъ благословляетъ ихъ!
       
             Остановился вѣтръ, и шумъ рѣчный утихъ;
       
             Повсюду теплое возносится моленье;
       
             Во градѣ слышанъ вопль, внѣ града умиленье;
       
   305          Въ стѣнахъ гремящiй звукъ тревогу возтрубилъ,
       
             Но онъ пронзительнымъ подобенъ стонамъ былъ;
       
             Унывны внемлются тамъ гласы мусикiйски;
       
             Благоговѣнiе бодритъ полки Россiйски;
       
             За вѣру и народъ грядутъ ополчены,
       
   310          Со псалмопѣнiемъ священные Чины;
       
             Святою воинство водою окропляютъ,
       
             И храбрости огни во ратникахъ пылаютъ.
       
             Какъ солнце, видимо во славѣ при веснѣ,
       
             Такъ войску Царь предсталъ, сѣдящiй на конѣ;
       
   315          Онъ взоромъ нову жизнь Россiянамъ приноситъ,
       
             Господней помощи сражающимся проситъ:
       
             О Боже! вопiетъ, вѣнчаемый Тобой,
       
             Мамая сокрушилъ Димитрiй, предокъ мой,
       
             У Невскихъ береговъ Тобой попранны Шведы;
       
   320          Тамъ храбрый Александръ пожалъ вѣнецъ побѣды:
       
             Коль благо мы Твое умѣли заслужить,
       
             Дай помощь намъ, Казань, о Боже! низложить,
       
             Вели торжествовать Твоей святыни дому,
       
             Онъ рекъ; слова его подобны были грому,
       
   325          Въ пылающихъ сердцахъ Россiянъ раздались,
       
             И стѣны гордыя Казани потряслись,
       
             Промчался въ полѣ гласъ, какъ нѣкiй шумъ дубровы:
       
             Пролить за вѣру кровь Россiяне готовы!
       
             И вдругъ умолкнулъ шумъ, настала тишина:
       
   330          Такъ вышедъ на брега, смиряется волна.
      
      
       
                       Тогда послѣдуя благоволеньямъ Царскимъ,
       
             Князь Курбскiй изцѣленъ, къ вратамъ подвигся Арскимъ;
       
             Съ другой страны покрылъ Нагайскихъ часть полей,
       
             Съ отборнымъ воинствомъ безстрашный Царь Алей.
       
   335          Какъ камни нѣкiе казалися въ пучинѣ,
       
             Вельможи храбрые Россiйскихъ войскъ въ срединѣ;
       
             Различной красотой убранство ихъ цвѣтетъ,
       
             Но разности въ огнѣ сердечномъ къ славѣ нѣтъ.
       
             Полки, какъ Богъ мiры, въ порядокъ Царь уставилъ,
       
   340          И давъ движенье имъ, къ осадѣ ихъ направилъ.
       
             Вдохнувъ совѣты имъ, склонился Iоаннъ
       
             Къ моленью теплому въ неотдаленный станъ;
       
             Но войску повелѣлъ идущему ко граду,
       
             Услышавъ грома звукъ, начать тотчасъ осаду.
       
   345                    Сей знакъ съ надежной былъ побѣдой сопряженъ;
       
             Ужъ Розмыслъ вшелъ въ подкопъ, огнемъ вооруженъ,
       
             И молнiя была въ рукахъ его готова;
       
             Ужасный громъ родить, онъ ждалъ Царева слова.
       
             Тогда воздѣвъ глаза и руки къ небесамъ,
       
   350          Молитвы теплыя излилъ Владѣтель самъ,
       
             Господь съ умильностью молитвамъ Царскимъ внемлетъ;
       
             Любовь возноситъ ихъ, щедрота ихъ прiемлетъ:
       
             Надежда съ горнихъ мѣстъ, какъ молнiя изъ тучь,
       
             Царю влилася въ грудь и пролiяла лучь.
       
   355          Воззвалъ, внимающiй святую литургiю:
       
             О Боже! подкрѣпи, спаси, прославь Россiю!…
       
             И Богъ къ нему простеръ десницу отъ небесъ.
       
             Едва сей важный стихъ Пресвитеръ произнесъ:
       
             Единый пастырь днесь едина будетъ стада…
       
   360          Разрушилися вдругъ подъ градомъ связи ада;
       
             Поколебалися и горы и поля;
       
             Ударилъ страшный громъ, разсѣлася земля;
       
             Трепещетъ, мечется и воздухъ весь сгущаетъ,
       
             Казалось, мiръ въ хаосъ Создатель превращаетъ;
       
   365          Разверзлась мрачна хлябь, изходитъ дымъ съ огнемъ,
       
             При ясномъ небеси не видно солнца днемъ.
       
             Мы видимъ ветхаго въ преданiяхъ закона,
       
             Какъ стѣны гордаго упали Ерихона,
       
             Едва гремящихъ трубъ стѣнамъ коснулся звукъ:
       
   370          Казански рушились твердыни тако вдругъ.
       
             Разторгнувъ молнiи проломъ въ стѣнахъ возженныхъ,
       
             И побѣдителей страшатъ и побѣжденныхъ.
       
             Осыпалъ темный прахъ и горы и луга;
       
             Земля волнуется, вздыхаютъ берега,
       
   375          Изображенiе Казанскiя напасти,
       
             Летаютъ ихъ тѣла, разторгнуты на части.
       
             Въ развалинахъ они кончаясь вопiютъ,
       
             Но громы слышать ихъ стенанья не даютъ.
       
             Нигринъ, отломкомъ въ грудь отъ камня пораженный,
       
   380          Валится вмѣстѣ съ нимъ въ глубокiй адъ безденный;
       
             Вращаяся летѣлъ три дни, три нощи онъ;
       
             Въ гееннѣ рветъ власы, пускаетъ тяжкiй стонъ.
       
             Прiемлетъ таковый конецъ всегда злодѣйство!
      
      
       
                       Но дымъ густый закрылъ полковъ Россiйскихъ дѣйство;
       
   385          Князь Курбскiй съ воинствомъ кидается въ проломъ,
       
             Огонь черезъ огни, чрезъ громы вноситъ громъ;
       
             Преходитъ градски рвы, стѣною заваленны,
       
             Преграды разметалъ, огнями возпаленны.
       
             Какъ бурная вода, плотину разорвавъ,
       
   390          Вломился онъ во градъ, примѣръ другимъ подавъ;
       
             По стогнамъ жителей встрѣчающихся рубитъ,
       
             Разитъ, стѣсняетъ, жметъ, побѣду въ градѣ трубитъ,
       
             Съ другой страны Алей, какъ будто страшный левъ,
       
             Съ полками на раскатъ и съ громомъ возлетѣвъ,
       
   395          По лѣствицамъ стрѣльницъ Казанскихъ досягаетъ,
       
             Кипящiй варъ, песокъ, огонь пренебрегаетъ;
       
             Онъ пламень отряхнувъ со шлема и власовъ,
       
             Касается одной рукою стѣнъ зубцовъ;
       
             Другой враговъ разитъ, женетъ, на стѣны всходитъ;
       
   400          Неустрашимостью страхъ, ужасъ производитъ.
       
             Какъ солнечнымъ лучемъ влекомая вода,
       
             Текутъ ему во слѣдъ его полки туда.
       
             О диво! взносятся знамена не руками,
       
             Возносятся они на стѣны облаками.
       
   405          Какъ легкимъ бурный вѣтръ играющiй перомъ,
       
             Россiяне враговъ сѣергаютъ бросивъ громъ.
       
             Со трепетомъ мѣста Казанцы покидаютъ,
       
             Кидаются со стѣнъ, иль паче упадаютъ.
       
             Но яко часть горы, отъ холма отдѣлясь,
       
   410          Валитъ дубовый лѣсъ, со стукомъ внизъ катясь;
       
             Или какъ грудью вѣтръ корабль опровергаетъ:
       
             Шумящъ оружiемъ, Алей во градъ вбѣгаетъ:
       
             Все ломитъ и крушитъ, отмщенiемъ разженъ,
       
             Ему не внятенъ стонъ мужей, ни вопли женъ.
       
   415          Россiйскiе полки, Алеемъ ободренны,
       
             Бросаются къ врагамъ, какъ тигры разъяренны;
       
             Стѣсняютъ, колятъ, бьютъ, сражаются; и вдругъ
       
             Услышали вблизи мечей и копiй звукъ;
       
             Россiяне враговъ, друзей Казанцы чаютъ;
       
   420          Но Курбскаго въ дыму далеко примѣчаютъ,
       
             Который на копьѣ противника небесъ,
       
             Вонзенную главу Ордынска Князя несъ;
       
             Померклыхъ глазъ она еще не затворила,
       
             И мнится жителямъ смиритесь! говорила.
       
   425          Сей Князь съ державцемъ ихъ воспитанъ вмѣстѣ былъ,
       
             Къ Россiи за вражду народъ его любилъ;
       
             Но зря его главу несому предъ полками,
       
             Смутились, дрогнули, и залились слезами.
       
             Казалось, казнь и смерть отчаянныхъ разитъ,
       
   430          Такоежъ бѣдство имъ, иль вящее грозитъ,
       
             Зiяютъ изъ главы, имъ зрится, черны жалы.
       
             Казанцы въ ужасѣ изторгли вдругъ кинжалы;