1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 
    
— Но это невозможно, — запротестовал барон. — Черви, пустыня…
    
— Похоже, эти люди умеют избегать встреч с червями, — сказал Император.
    
Девочка села на возвышение возле трона и принялась болтать ногами. В ней ясно чувствовалась уверенность в том, что она хорошо понимает обстановку. Барон зачарованно смотрел на маленькие ножки, на свисающий край черного плаща, на мелькание сандалий,
    
— К несчастью, — продолжал Император, — я направил для захвата пленных всего пять военных транспортов во главе с легкой ударной группой. Нам едва удалось бежать с тремя пленными и одним транспортом. Вы можете представить себе, барон, что моих сардукаров чуть было не опрокинуло войско, состоящее большей частью из женщин, стариков и детей. Этот ребенок командовал атакой одного из подразделений.
    
— Вы видите, Ваше Величество! — воскликнул барон. — Видите, какие они!
    
— Только горстке моих людей удалось вырваться оттуда. Вырваться! Вы меня слышите?
    
— Мы бы их тоже достали, — вмешалась девочка, — если бы не этот огонь.
    
— Мои сардукары использовали резервные сопла транспортов как огнеметы, — пояснил Император. — Произошла заминка, и только благодаря этому они смогли отбиться. Заметьте это, дорогой мой барон: сардукары беспорядочно отступали, спасаясь от женщин, детей и стариков.
    
— Мы должны ударить в полную силу, — прошипел барон. — Мы должны уничтожить последние…
    
— Молчать! — взревел Император. Он вцепился в ручки трона и наклонился вперед. — Хватит испытывать мое терпение! Хватит, кретин, строить из себя воплощенную невинность…
    
— Ваше Величество, — сказала Прорицательница.
    
Император отмахнулся от нее.
    
— Скажи еще, что ты ничего не знаешь ни об их деятельности, которую мы засекли сверху, ни о превосходных боевых качествах этого удивительного народа, — он привстал на троне. — За кого ты меня принимаешь, барон?
    
Барон отступил на два шага назад, судорожно соображая: Это Раббан. Раббан, скотина. Это он меня…
    
— А ваша дутая распря с герцогом Лето! — прогремел Император и рухнул на трон. — Ловко ты все обтяпал!
    
— Ваше Величество, — проблеял Харконнен, — как вы…
    
— Молчать!
    
Старая бен-джессеритка снова положила руку на плечо Императора, склонилась к его уху и что-то зашептала.
    
Сидевшая на возвышении девочка перестала болтать ногами и заговорила:
    
— Припугни его еще немножко, Саддам. Не могу сказать, чтобы мне это очень нравилось, да жаль прерывать такой чудный спектакль.
    
— Помолчи, дитя, — ответил Император. Он наклонился вперед, положил руку ей на голову и произнес:
    
— Возможно ли, барон? Неужели вы могли так опростоволоситься, как полагает моя Прорицательница? Неужели вы до сих пор не узнали этого ребенка, дочь вашего родственника, герцога Лето?
    
    
    
    
— Мой папа никогда не был его родственником, — поправила девочка. — Мой папа мертв, и эта старая харконненская свинья никогда меня раньше не видела.
    
Полностью уничтоженный барон тупо смотрел перед собой. А потом с трудом выдавил из себя только одно:
    
— Кто?
    
— Меня, зовут Аля, я дочь герцога Лето и леди Джессики, сестра герцога Поля-Муад-Диба, — объявила девочка. Оттолкнувшись от помоста, она спрыгнула на пол. — Мой брат обещал, что он насадит твою голову на древко своего боевого знамени, и, я думаю, он так и сделает.
    
— Помолчи, дитя, — сказал Император. Он откинулся на спинку трона и задумчиво поднес руку к подбородку, внимательно глядя на барона.
    
— Я не подчиняюсь приказаниям Императора, — ответила Аля. Она обернулась и посмотрела на старую Преподобную Мать. — Она это знает.
    
Император метнул взгляд на свою Прорицательницу:
    
— Что такое?
    
— Этот ребенок — чудовище! — воскликнула старуха. — Ее мать заслуживает самого жестокого наказания. Смерть — самая мягкая кара для такого ребенка и той, что произвела его на свет.
    
Она ткнула в Алю пальцем:
    
— Убирайся из моего мозга!
    
— Тэпэ? — прошептал Император. Теперь его внимание целиком было поглощено девочкой. — Клянусь Великой Матерью!
    
— Нет, Ваше Величество. Не телепатия. Она — в моем мозгу. Как все те, что были до меня, что передали мне свою память. Она торчит у меня в мозгу. Этого не может быть, но она там!
    
— Какие еще те? — грубо спросил Император. — Что за чушь?
    
Старуха выпрямилась и опустила руку.
    
— Я и так сказала слишком много, но суть дела в том, что ребенка, который на самом деле не ребенок, необходимо уничтожить. Мы давно знаем о подобном существе и о том, как предупредить его появление на свет, но одна из нас оказалась предательницей.
    
— Ты бредишь, старая дура, — оборвала ее Аля. — Не знаешь, как было, а несешь какую-то ахинею.
    
Аля закрыла глаза, сделала глубокий вдох и задержала дыхание.
    
Преподобная Мать застонала и пошатнулась.
    
Аля открыла глаза.
    
— Вот как все было. Космическая случайность. И ты тоже сыграла здесь свою роль.
    
Преподобная Мать стояла, вытянув руки вперед, словно старалась оттолкнуть от себя девочку.
    
— Что здесь происходит? — вмешался Император. — Дитя, ты на самом деле можешь переносить свои мысли в сознание другого человека?
    
— Не совсем так. Хотя я, как и ты, рождена женщиной, я не умею думать, как ты.
    
— Убейте ее, — пробормотала старуха и ухватилась за спинку трона, чтобы не упасть. — Убейте ее!
    
Старческие, давно потухшие глаза горели, словно хотели испепелить девочку.
    
— Тихо, — сказал Император, разглядывая Алю. — Дитя, а ты могла бы связаться со своим братом?
    
— Мой брат знает, где я.
    
— Можешь ты попросить его сдаться, чтобы мы оставили тебя в живых?
    
Аля улыбнулась ему с самым невинным видом.
    
— Я не сделаю этого, — сказала она.
    
Барон, шатаясь, подошел к девочке.
    
— Ваше Величество, — взмолился он, — я ничего не знал о…
    
— Если вы посмеете перебить меня еще раз, барон, мы навсегда лишим вас возможности кого-либо когда-либо перебивать.
    
Император произнес это, не сводя глаз с Али, рассматривая ее через прищуренные веки.
    
— Не сделаешь, да? А не можешь ли ты прочитать в моем мозгу, что я сделаю с тобой, если ты не послушаешься?
    
— Я уже сказала, что не умею читать мысли. Но чтобы угадать твои намерения, вовсе не нужно владеть телепатией.
    
Император усмехнулся.
    
— Дитя, твое положение безнадежно. Стоит мне только приказать, и от этой планеты останется…
    
— Все не так просто, — Аля посмотрела на служащих Гильдии. — Спроси-ка у них.
    
— Весьма неразумно противиться моим желаниям. Не можешь же ты не понимать, что последнее слово останется за мной?
    
— Ну вот, сюда идет мой брат. Даже Император вострепещет пред Муад-Дибом, ибо его путь праведный и небеса благосклонны к нему!
    
Император резко поднялся.
    
— Хватит ломать комедию. Я сотру твоего брата и всю эту планету в по…
    
Комната сотряслась и наполнилась гулом. Целая лавина песка обрушилась позади трона — там, где императорский корабль состыковывался с навесом. У всех пробежали по коже мурашки — выключились широко-полосные щиты.
    
— Я предупреждала тебя. Мой брат идет.
    
Император застыл перед троном, прижав правую руку к уху. Из миниатюрного серво-приемника поступили донесения о происходящем. Барон сделал два шага за спиной Али. Сардукары бросились к дверям.
    
— Мы сейчас отходим обратно в космос, чтобы перераспределить наши силы. Барон, мои извинения. Эти безумцы и впрямь решили атаковать нас под прикрытием бури. Что ж, придется показать им, что значит императорский гнев. — Император указал на Алю. — А ее вышвырнуть вон, в бурю.
    
Пока он говорил, Аля отступала назад, изображая ужас.
    
— Буре довольно и того, что ей уже досталось! — пронзительно закричала она.
    
И угодила прямо в руки барона.
    
— Я поймал ее, Ваше Величество, — заорал барон. — Можно я вышвырну ее немедленно — о-о-о-о!
    
Барон отбросил девочку на пол и ухватился за левую руку.
    
— Извини, дедушка. Сейчас ты познакомился с атрейдсовским гом-джаббаром.
    
Она поднялась на ноги, уронив на пол темную иголочку.
    
Барон рухнул на спину. Его глаза вылезли из орбит, он не мог отвести их от красной полосы, набухавшей на левой руке.
    
— Ты… ты… — он откатился в сторону, удерживаемый своими подвесками в нескольких сантиметрах от пола, рот его был открыт, а голова болталась из стороны в сторону.
    
— Все они какие-то ненормальные, — прорычал Император. — Быстро! Всем на корабль. Мы из этой планеты…
    
Слева от него что-то вспыхнуло. Шаровая молния отплыла от стены и затрещала, коснувшись металлического пола. В селямлике запахло горелой изоляцией.
    
— Щит! — заорал один из сардукарских офицеров. — Внешний щит прорван! Они…
    
Его слова потонули в грохоте металла, стальная стена позади Императора заходила ходуном.
    
— Они срезали нос нашего корабля, — выкрикнул кто-то.
    
Комната заполнилась пылью. Под ее завесой Аля отскочила в сторону и бросилась к входной двери.
    
Император круто развернулся, указывая своим людям на аварийную дверь, распахнувшуюся в борту корабля позади трона. Он взмахнул рукой, и из пыльного облака перед ним возник сардукарский офицер.
    
— Мы укрепляем наши позиции здесь!
    
Офицер снова исчез.
    
Еще один удар потряс навес. В дальнем конце залы распахнулись двойные двери, и внутрь ворвались песчаные вихри и крики множества людей. И сразу на светлом фоне мелькнула маленькая фигурка в черном плаще — Аля метнулась вперед, подобрала чей-то нож и, следуя вольнаибской выучке, бросилась добивать раненых Харконненов и сардукаров. Сардукары, с оружием наизготовку, побежали к открывшейся бреши, чтобы прикрыть отступление Императора.
    
— Спасайтесь, Ваше Величество! — крикнул один. — На корабль!
    
Но Император одиноко стоял на своем возвышении, указывая рукой на дверь. Сорокаметровую секцию шатра вырвало прочь, и селямлик выходил теперь прямо в пустыню. Тучи пыли висели в воздухе, застилая солнце, смягчая цвета. Из тучи били мощные разряды и высекали искры из щитов, укороченных под действием принесенного бурей статического электричества. Долина была полна людей — сардукары и вертящиеся волчком вольнаибы в бурнусах, которые выпрыгивали, казалось, прямо из бури.
    
Но взор Императора был прикован к другому. Из-за песчаной завесы вылетела армада песчаных червей — сверкали огромные молочно-белые изогнутые клыки в разверстых пастях, они надвигались сплошной стеной. И на каждом восседал отряд вольнаибов. Бурнусы развевались на ветру, черви мчались, со свистом прокладывая себе путь сквозь толпы людей.
    
Они неудержимо неслись прямо на императорский шатер, а сардукары, впервые за всю их историю, растерянно застыли, охваченные ужасом, не зная, что предпринять.
    
Но сыпавшиеся со спин червей люди были просто людьми, и клинки, засверкавшие при зловещем желтом свете, вывели сардукаров из оцепенения. Это уже было привычным для них делом. И сардукары бросились в бой. Пока шла битва на подступах к Аракину, телохранители оттеснили Императора в корабль, загерметизировали дверь и приготовились умереть, защищая ее.
    
Потрясенный относительной тишиной внутри корабля, Император оглядел лица людей из своей свиты, застывших с широко раскрытыми глазами, увидел старшую дочь с порозовевшими от возбуждения щеками, старую Прорицательницу, стоящую, как черная тень с надвинутым на лицо капюшоном, и наконец нашел те лица, которые искал — двух агентов Гильдии. На обоих была форма Гильдии, без украшений и знаков различия, и она как нельзя более соответствовала тому спокойствию, которое они сохраняли, несмотря на кипение страстей вокруг.
    
Один из них, ростом повыше, прикрывал левый глаз рукой. Пока Император смотрел на него, кто-то толкнул высокого агента и его рука дернулась. В суматохе агент потерял контактную линзу, и его глаз оказался совершенно синим, без белка. Таким синим, что казался почти черным.
    
Тот, что поменьше, протолкался на шаг ближе к Императору и объявил:
    
— Мы не можем сказать, как события будут разворачиваться дальше.
    
Его высокий товарищ снова прикрыл глаз рукой и холодно добавил:
    
— Но и Муад-Диб тоже не может сказать этого.
    
Их слова вывели Императора из оцепенения. Ему стоило заметного труда удержаться и не отпустить вертевшуюся на языке колкость по поводу хваленой способности навигаторов Гильдии видеть основные направления будущего. Неужели эти люди настолько полагаются на свое внутреннее зрение, что совершенно разучились доверять собственным глазам и делать элементарные умозаключения?
    
— Преподобная Мать, — сказал он. — Мы должны разработать план действий.
    
Старуха откинула с лица капюшон и, не мигая, уставилась прямо ему в глаза. Этого было достаточно — они поняли друг друга без слов. Оба они знали, что у них осталось только одно оружие: предательство.
    
— Призовите графа Фенринга из его покоев, — сказала Преподобная Мать.
    
Падишах-Император кивнул и махнул рукой одному из своих адъютантов, чтобы тот выполнял приказание.
   
   
    
     
~ ~ ~
    
    
     
Он был воином и философом, людоедом и святым, коварным и невинным, безжалостным и отважным; меньше, чем богом, но больше, чем человеком. Поступки Муад-Диба нельзя мерять обычными мерками. В момент своего триумфа он увидел смерть, уготованную для него, и ничего не сделал, чтобы предотвратить измену. Вы скажете, что он не захотел преступать законы? Тогда я спрошу вас — какие законы? Не забывайте, что мы говорим сейчас о Муад-Дибе, о том, кто приказывал делать боевые барабаны из колеи своих врагов. О том, кто одним мановением руки отбросил все условности своего герцогского прошлого и сказал: «Я — Квизац Хадерак. Разве этого вам не довольно?»
     Принцесса Ирулан, «Пробуждение Аракиса».
    
    
    
На исходе победного дня Поля-Муад-Диба с почетом проводили в правительственный особняк в Аракине, в то самое здание, в котором когда-то обосновались только что прибывшие на Дюну Атрейдсы. Отреставрированный Раббаном дворец был практически не поврежден, хотя и сильно разграблен горожанами. Мебель в главной зале была перевернута или сломана.
    
Поль взошел по парадной лестнице, следом за ним шли Джерни Халлек и Стилгар. Почетный караул рассыпался по зале, подготавливая и расчищая место для Муад-Диба. Взвод разведчиков начал осматривать здание — не оставлены ли где-нибудь ловушки и мины.
    
— Я помню день, когда мы впервые вошли сюда с вашим отцом, — сказал Джерни. Он оглядел потолочные балки и высокие узкие окна. — Тогда мне это место не понравилось, а сейчас нравится еще меньше. В любой из наших пещер куда безопаснее.
    
— Воистину, слова настоящего вольнаиба, — одобрительно заметил Стилгар, но увидел, что на губах Поля появилась холодная улыбка. — Тебе так не кажется, Муад-Диб?
    
— Этот дом — символ. Здесь жил Раббан. Заняв его, я возвещаю всем о моей победе. Расставь людей по всему зданию. Ничего не трогать. Проследи только, чтобы нигде не оставалось Харконненов или каких-нибудь их штучек.
    
— Как прикажешь, — Стилгар с тяжелым сердцем повернулся и отправился выполнять приказание. Связисты внесли в залу оборудование и начали устанавливать его возле огромного камина. Вольнаибы, назначенные в охрану в дополнение к оставшимся в живых федьакынам, заняли все соседние помещения. Они беспокойно переговаривались и бросали по сторонам подозрительные взгляды. Дом слишком долго был главным логовом врага, чтобы они могли чувствовать себя в нем спокойно.
    
— Джерни, вышли людей, пусть приведут маму и Чейни. Чейни еще ничего не знает про нашего сына?
    
— Сообщение отправлено, милорд.
    
— Творил вывели из долины?
    
— Да, милорд. Буря почти утихла.
    
— Повреждения сильные?
    
— Наиболее значительные на линии основного удара — на летном поле и в прянохранилище. И от боевых действий, и от ветра.
    
— Ладно, все это не дороже денег, — усмехнулся Поль.
    
— Кроме человеческих жизней, милорд, — в голосе Халлека прозвучал упрек, словно он хотел сказать: Разве Атрейдсы когда-нибудь беспокоились о вещах, когда на карту поставлены человеческие жизни?
    
Но Поль полностью сосредоточился на своем внутреннем зрении. Всюду на его пути в пространстве-времени зияли провалы. И в каждом провале, как сквозь бреши в стене, он видел джихад, который уносился вдаль по коридорам будущего.
    
Он вздохнул, пересек залу и увидел у стены стул. Этот стул некогда стоял в гостиной, и вполне вероятно, что на нем когда-то сидел его отец. Но сейчас Поль не думал об этом: ему просто нужно было побороть усталость и скрыть ее от посторонних глаз. Он сел, прикрыл ноги полами бурнуса и ослабил на шее завязки влагоджари.
    
— Император как забился в свою консервную банку, так и не вылезает оттуда, — сообщил Джерни.
    
— Доставьте его сюда вместе с остатками корабля. Кого-нибудь из Харконненов обнаружили?
    
— Осмотр убитых еще не закончен, милорд.
    
— Получен ответ от этой банды из космоса?
    
— Пока нет, милорд.
    
Поль вздохнул и облокотился на спинку стула. Наконец он сказал:
    
— Приведите пленного сардукара. Отправим весточку нашему Императору. Пришло время обсудить условия.
    
— Да, милорд.
    
Халлек развернулся и махнул рукой одному из федьакынов, чтобы тот занял его место подле Поля.
    
— Джерни, — прошептал Поль, — с тех пор как мы снова встретились, я все жду, что ты произнесешь подходящую цитату.
    
Он повернулся к Халлеку и увидел, что гримаса скорби вдруг исказила лицо воина.
    
— Как пожелаете, милорд, — Джерни откашлялся и хрипло заговорил: «И обратилась победа того дня в плач для всего народа; ибо народ услышал в тот день и говорил, что царь скорбит о своем сыне».
    
Поль прикрыл глаза, изгоняя боль из своего сердца, заставляя его немного обождать — так же, как он когда-то ждал с оплакиванием отца. Он попытался разобраться с событиями сегодняшнего дня, с запутанными вариантами будущего и… со скрытым присутствием Али в его мозгу.
    
Из всех свойств времени-пространства это было самым странным. «Я раздвинула будущее, чтобы поместить мои слова туда, откуда ты сможешь услышать их, — говорила Аля. — Даже ты, братик, не умеешь этого делать. А мне это очень нравится — так забавно! И… ах, да! — я же убила нашего дедушку, поганого старого барона. Он почти не мучался».
    
Молчание. И он внутренним зрением увидел, как она ушла.
    
— Муад-Диб!
    
Поль открыл глаза и увидел над собой чернобородое лицо Стилгара, его темные глаза, горящие боевым огнем.
    
— Вы нашли тело старого барона, — сказал Поль.
    
Стилгар оторопел.
    
— Откуда ты знаешь? — прошептал он. — Мы только что обнаружили тело под обломками императорского навеса.
    
Поль пропустил его вопрос мимо ушей и посмотрел на Джерни, который вернулся в сопровождении двух вольнаибов, охранявших пленного сардукара.
    
— Вот один из них, милорд, — Джерни знаком приказал часовым держать пленного в пяти шагах от Поля.
    
По выражению глаз сардукара было отчетливо видно, как он потрясен. От переносицы к углу рта расходился синий кровоподтек. Блондин, с безупречными чертами лица, он держался так, что можно было безошибочно догадаться о его высоком звании, хотя на разодранной форме не было никаких знаков различия, кроме золотых пуговиц на мундире и лампасов на брюках.
    
— Мне кажется, он из офицерского состава, милорд.
    
Поль кивнул и сказал:
    
— Я — герцог Поль Атрейдс. Понятно?
    
Сардукар молча смотрел на него.
    
— Говори, или твоего Императора ждет смерть.
    
Офицер заморгал и сглотнул комок в горле.
    
— Кто я? — спросил Поль.
    
— Вы — герцог Поль Атрейдс.
    
Полю показалось, что сардукар сдался слишком быстро, но ведь сардукары были не совсем готовы к тому, что произошло сегодня. Они никогда не знали ничего, кроме победы, и Поль подумал, что в этом их слабое место. Он решил попозже обмозговать это соображение как следует, чтобы учесть его в собственной учебной программе.
    
— Я хочу, чтобы ты передал от меня послание Императору, — и Поль заговорил официальным тоном, на старинный манер: — Я, герцог Великого Дома, императорский родич, даю обет соблюдать Великую Конвенцию. Если Император со своими людьми сложат оружие и придут ко мне, я буду охранять их жизнь, как свою собственную, — Поль поднял левую руку, чтобы сардукар мог видеть его герцогский перстень. — Клянусь вот этим.
    
Сардукар облизнул губы и бросил взгляд на Джерни.
    
— Верно, — сказал Поль. — Кто, кроме Атрейдса, может приказывать Джерни Халлеку?
    
— Я передам ваше послание.
    
— Отведите его на командный пост переднего края и отпустите.
    
— Да, милорд, — Джерни махнул рукой часовым, чтобы они выполняли приказ, и вышел следом.
    
Поль повернулся к Стилгару.
    
— Прибыли Чейни и твоя мать. Чейни попросила, чтобы ей позволили немного побыть наедине с ее горем. Преподобная Мать пожелала посетить потайную комнату, я не знаю почему.
    
— Моя мать тоскует по планете, которую она, возможно, уже никогда не увидит. Вода там падает с неба, а растения растут так густо, что между ними трудно пройти.
    
— Вода с неба, — прошептал вольнаиб.
    
В это мгновение Поль вдруг увидел, как изменился Стилгар — он больше не был гордым наибом, а сделался послушным исполнителем воли Лизан аль-Гаиба. В каком-то смысле это было утратой личности, и Полю снова почудился в этом грозный призрак джихада.
    
На моих глазах друг превращается в почитателя, подумал он.
    
На Поля внезапно нахлынуло чувство одиночества, и он обвел взглядом комнату, отмечая, как подтягиваются часовые, стараясь попасться ему на глаза. Он видел, что они словно соревнуются друг с другом — каждый надеется, что его заметит сам Муад-Диб.
    
Муад-Диб — источник всяческой благодати, подумал он, и это была самая горькая мысль в его жизни. Они чувствуют, что мне предстоит занять трон. Но они не знают, что я сделаю это, чтобы предотвратить джихад.
    
Стилгар кашлянул и сказал:
    
— Раббан тоже мертв. Поль кивнул.
    
Часовые справа отодвинулись в сторону, освобождая место для Джессики. Она шла в своей черной абе чуть припадающей походкой дюноходцев, но Поль заметил, что дом пробудил в ней воспоминания о той, кем она была раньше, — наложнице правящего герцога. Она держалась с былым величием.
    
Джессика остановилась перед Полем и посмотрела на него. Она видела, что он очень устал и старается скрыть свою усталость, но не нашла в себе и тени сочувствия к сыну. Все материнские чувства словно умерли в ней.
    
Джессика вошла в Главную залу и удивилась, почему ее вид не задевает никаких струн в ее сердце. Помещение казалось ей совершенно чужим, будто Джессика никогда не ходила здесь со своим герцогом Лето, никогда не сталкивалась с пьяным Дунканом Айдахо, никогда, никогда, никогда…
    
Нужно найти какое-то ключевое слово, чтобы пробудить адаб, глубинную память, мелькнуло у нее в голове. Должен быть ключик к памяти, отрекшейся от себя самой.
    
— Где Аля? — спросила она.
    
— На улице, делает то, что полагается делать примерной вольнаибской девочке. Добивает раненых врагов и делает пометки на их телах для водосборной команды.
    
— Поль!
    
— Ты должна понимать, что она поступает так из самых лучших побуждений. Не правда ли, странно, что мы порой не видим скрытой связи доброты и жестокости?
    
Джессика смотрела на сына, потрясенная произошедшей в нем переменой. Неужели смерть ребенка так подействовала на него?
    
Но вслух она сказала:
    
— Люди рассказывают про тебя странные вещи, Поль. Говорят, что ты можешь делать все, о чем повествует легенда. Будто ничто не может укрыться от тебя, ты видишь то, чего не видят другие.
    
— Бен-джессеритка всерьез говорит о легендах?
    
— Я приложила руку ко всему, что происходило с тобой, — согласилась она. — Но если ты думаешь, что я должна…
    
— А ты бы хотела прожить миллионы миллионов жизней? Какой материал для легенд! Подумай о том опыте, о той мудрости, которая приходит с ними. Но мудрость укрощает любовь, не так ли? И преобразует ненависть. Как ты можешь называть кого-то безжалостным, если ты не погружалась внутрь стихий добра и зла? Тебе следовало бы бояться меня, мама. Я — Квизац Хадерак.
    
Джессика попыталась проглотить комок в пересохшем горле. Наконец она собралась с мыслями:
    
— Но ты же сам однажды отказался от того, что ты Квизац Хадерак?
    
Поль покачал головой.
    
— Больше я не могу ни от чего отказываться, — он посмотрел в глаза матери. — Сейчас сюда придет Император со своими людьми. Они будут здесь с минуты на минуту. Оставайся рядом со мной. Я хотел бы получить о них ясное представление. Среди них будет моя будущая невеста.
    
— Поль! — сердито воскликнула Джессика. — Не повторяй ошибку своего отца!
    
— Она — принцесса. Она станет для меня ступенькой к трону и навсегда останется только ею. Ошибку! Ты говоришь так, чтобы заставить меня забыть о мщении,
    
— Мщение? Ты собираешься мстить ни в чем не виновным? — спросила Джессика и подумала: Он не должен совершать те же ошибки, что и я.
    
— Больше нет невиновных.
    
— Скажи это Чейни, — Джессика показала на дверь в задней стене.
    
Оттуда в Главную залу вошла Чейни. Она шла между двух охранников-вольнаибов, но словно не замечала их. Ее капюшон и когуль защитного костюма были откинуты назад, респираторная маска болталась сбоку. Неуверенной походкой, пошатываясь, она пересекла комнату и остановилась рядом с Джессикой.
    
Поль видел следы слез на ее щеках — она отдала воду мертвому. Он почувствовал, как острая боль пронзила его, но ему показалось, что эту боль принесла с собой Чейни.
    
— Он мертв, возлюбленный мой, — прошептала она. — Наш сын мертв.
    
Собрав все самообладание, Поль поднялся на ноги. Он протянул руку, прикоснулся к щеке Чейни и почувствовал влажные следы ее слез.
    
— Его уже не вернешь, — сказал он. — Но у нас еще будут сыновья. Я, Узул, обещаю это.
    
Поль мягко отодвинул ее в сторону и сделал знак Стилгару.
    
— Муад-Диб?
    
— Они выходят из корабля, Император и его люди. Я встану здесь. Пленных выведешь на середину залы. Пусть находятся на расстоянии десяти метров от меня, пока я не распоряжусь иначе.
    
— Как прикажешь, Муад-Диб.
    
Когда Стилгар уже уходил, Поль услышал, как часовые благоговейно перешептываются:
    
— Ты слышал? Он знает! Никто ему не говорил, а он знает…
    
Теперь уже было слышно, как приближалась императорская свита. Сардукары, пытаясь подбодрить себя, вполголоса напевали один из своих бравых маршей. В прихожей послышались голоса, и мимо часовых прошел Джерни Халлек, бросив несколько слов Стилгару. Когда он остановился перед Полем, в его глазах было странное выражение.
    
Неужели я потеряю и Джерни тоже? подумал Поль. Как я потерял Стилгара — был другом, стал покорным исполнителем.
    
— Метательного оружия у них нет, — доложил Халлек. — Я сам проверил.
    
Он осмотрел комнату, увидел сделанные Полем приготовления.
    
— С ними Фейд-Рота. Поставить его отдельно?
    
— Не надо.
    
— Еще несколько человек из Гильдии, требуют особых привилегий, угрожают в противном случае наложить эмбарго на сообщение с Аракисом. Я сказал им, что доложу вам об их просьбе.
    
— Пусть угрожают.
    
— Поль! — прошипела ему на ухо Джессика. — Он говорит о Гильдии!
    
— Я намереваюсь несколько поукоротить им руки.
    
И Поль подумал о Гильдии, которая так давно встала на путь узкой специализации, что превратилась в совершенного паразита, неспособного существовать независимо от среды, которая его питает. Они никогда не рисковали обнажать оружие… не рискнут и теперь. Они могли бы захватить Аракис, если бы в свое время осознали все последствия зависимости от меланжа — наркотика, пробуждающего сознание навигаторов. Они могли бы сделать это, пережить свой расцвет и умереть. Вместо этого они предпочли влачить паразитическое существование, надеясь, что в космических океанах, которые они бороздят, после смерти старого хозяина появится новый.
    
Навигаторы Гильдии, с их ограниченными провидческими способностями, совершили роковую ошибку: они всегда избирали самый прямой и безопасный путь, который мог привести только к одному — к застою.
    
Теперь пусть посмотрят на своего нового хозяина!
    
— С ними Преподобная Мать из Бен-Джессерита. Утверждает, что она друг вашей матери, — продолжал Халлек.
    
— У моей матери нет друзей в Бен-Джессерите.
    
Джерни еще раз оглядел Главную залу и наклонился к самому уху Поля.
    
— С ними Суфир Хайват, милорд. У меня не было возможности увидеть его наедине, но он с помощью наших ручных знаков сказал мне, что сотрудничал с Харконненами, думая, будто вы погибли. Он говорит, что его нужно оставить среди них.
    
— Ты оставил Суфира среди этих…
    
— Он сам захотел… и я подумал, так будет лучше. Если… что-то не то, мы всегда сможем перехватить его, если нет — у нас будет свой человек в чужой команде.
    
Поль подумал о провидческих вспышках, уже освещавших ему это мгновение — на одной из линий у Суфира Хайвата была отравленная игла, которую Император приказал ему пустить в ход против «новоявленного герцога».
    
Часовые у входа отошли от двери и образовали небольшой коридор. Послышалось шуршание множества плащей и скрип ног по занесенному песком полу.
    
Падишах-Император Саддам IV ввел своих людей в залу. Шлем бурзега в суматохе потерялся, и его рыжие волосы торчали во все стороны. Левый рукав мундира разорвался по шву. Он был без ремня и без оружия, но выражение непоколебимого достоинства, казалось, создавало вокруг Императора поле, которое, подобно силовому щиту, заставляло всех держаться на расстоянии.
    
Вольнаибское копье преградило дорогу Императору, остановив его там, где приказал Поль. Остальные столпились позади — калейдоскоп разноцветных одежд, злых и испуганных лиц.
    
Поль обвел глазами их всех, увидел двух женщин, пытавшихся скрыть следы слез, лакеев, привезенных прислуживать на торжестве в честь очередной победы сардукаров и теперь тупо озиравшихся, не зная, что делать после поражения. Поль увидел птичьи глаза Преподобной Матери Елены Моиам Гай, горящие из-под черного капюшона. Рядом с ней — старавшийся держаться в тени Фейд-Рота Харконнен.
    
Среди них есть одно лицо, которое время всегда скрывало от меня, подумал Поль.
    
Он посмотрел за Фейд-Роту, привлеченный движением в толпе, и заметил узкое лисье личико, которое он прежде никогда не встречал — ни во времени, ни вне его. Но что-то подсказывало Полю, что это лицо должно быть ему знакомо, и что-то в нем возбуждало его страх.
    
С чего бы мне бояться этого человека? недоумевал он.
    
Он наклонился к матери и прошептал:
    
— Человек неприятного вида слева от Преподобной Матери — кто это?
    
Джессика взглянула — она видела это лицо в досье герцога.
    
— Граф Фенринг. Тот, кто был на Аракисе как раз перед нами. Генетический евнух и… убийца.
    
Императорский мальчик на побегушках, подумал Поль. Эта мысль потрясла его — он бессчетное количество раз встречал Императора в различных ответвлениях будущего, но нигде никогда он не сталкивался с графом Фен-рингом.
    
Полю много раз доводилось видеть собственное мертвое тело, распростертое в разных точках паутины времени, но он никогда не видел самого момента своей смерти.
    
Может, мне потому и не попадался никогда этот человек, что именно он должен меня убить?
    
Его охватило нехорошее предчувствие. Он заставил себя отвести взгляд от Фенринга и принялся рассматривать сардукаров, на лицах которых были написаны боль и отчание. То тут, то там среди них попадались лица, ненадолго привлекавшие внимание Поля, — сардукарские офицеры оценивали ситуацию, осматривали комнату, прикидывая возможность превратить свое поражение в победу.
    
Наконец Поль обратил внимание на высокую блондинку — зеленоглазую, царственно прекрасную. На ее лице с классическими чертами не было следов слез, оно сохраняло полную безмятежность. Полю не требовалось, чтобы кто-нибудь рассказывал ему о ней, он и так знал ее: принцесса императорской крови, опытная бен-джессеритка, тысячу раз виденная им на просторах времени в самых разных ситуациях — Ирулан.
    
А вот и моя ступенька к трону, подумал он.
    
В толпе произошло движение, и показалось еще одно знакомое лицо — Суфир Хайват, морщинистый старик, с темными пятнами на губах, сутулый, сгорбившийся под тяжестью времени.
    
— Здесь Суфир Хайват, — сказал Поль. — Освободи его, Джерни.
    
— Милорд!
    
— Освободи его, — повторил Поль.
    
Джерни кивнул.
    
Хайват прошаркал мимо поднявшегося вольнаибского копья, которое вновь опустилось за его спиной. Слезящиеся глаза уставились на Поля, как всегда что-то прикидывая, и оценивая.
    
Поль сделал шаг вперед, заметив, как замерли в напряженном ожидании Император и его свита.
    
Хайват отвел глаза и произнес:
    
— Леди Джессика, сегодня я узнал, как обманывался в своих подозрениях насчет вас. Вы не нуждаетесь в оправданиях.
    
Поль выждал немного, но мать молчала.
    
— Суфир, дружище, — заговорил он, — как видишь, я не сижу спиной к двери.
    
— Во Вселенной очень много дверей, — ответил Хайват.
    
— Но разве я не сын своего отца?!
    
— Скорее, своего деда. Ваши манеры и-выражение глаз очень похожи.
    
— Тем не менее я сын своего отца. И я скажу тебе вот что, Суфир: за долгие годы службы моей семье я даю тебе право просить у меня все, чего ты пожелаешь. Все. Тебе нужна моя жизнь, Суфир? Она твоя.
    
Поль подошел еще ближе, раскинул руки в стороны и по глазам Хайвата увидел, что тот научился понимать его.
    
Он догадался, что я знаю о предательстве.
    
Поль понизил свой голос до шепота, чтобы их никто не услышал.
    
— Я имею в виду именно это. Если ты должен нанести мне удар — наноси.
    
— Я хотел только одного: вновь предстать перед вами, мой герцог.
    
И тут Поль впервые заметил, что старик делает усилие, чтобы не упасть. Поль рванулся вперед, подхватил его за плечи и почувствовал, что Хайвата сотрясает дрожь.
    
— У тебя что-то болит, дружище?
    
— Болит, мой герцог. Но радость сильнее боли.
    
Хайват развернулся к Императору и вытянул вперед левую руку, показывая ему крохотную иголку, спрятанную между пальцев.
    
— Видите, Ваше Величество? Видите вашу предательскую иглу? Неужели вы думали, что я, отдавший всю свою жизнь Атрейдсам, не отдам им ее сейчас?
    
Старик поник в руках Поля, и тот ощутил смерть в обмякшем теле. Поль мягко опустил Хайвата на пол, выпрямился и дал знак охране вынести труп.
    
Пока выполняли его приказ, никто не проронил ни слова.
    
С лица Императора исчезло выражение напряженного ожидания. В надменном взгляде, может быть, впервые в жизни появился страх.
    
— Ваше Величество, — заговорил Поль и увидел удивление, мелькнувшее на лице принцессы императорской крови. Его слова были промодулированы по всем правилам Бен-Джессерита и заключали в себе все возможные оттенки презрения и насмешки.
    
Так и есть, опытная бен-джессеритка, подумал он.
    
Император откашлялся.
    
— Возможно, мой многоуважаемый родственник полагает, что теперь все пойдет так, как хочет он. Величайшее заблуждение! Вы нарушили Конвенцию, вы использовали атомное оружие против…
    
— Я использовал оружие против естественного рельефа планеты. Он мешал мне, ибо я торопился поскорее увидеть моего Императора, чтобы мой Император разъяснил мне некоторые свои странные действия.
    
— В космосе над Аракисом находится сейчас соединенный флот всех Великих Домов. Стоит мне сказать всего одно слово, и они…
    
— Ах, да! Я чуть не забыл об этом, — Поль обвел глазами императорскую свиту, нашел двух агентов Гильдии и обратился к Халлеку: — Джерни, кто тут из Гильдии, что ли, эти два толстых, в сером?
    
— Да, милорд.
    
— Эй, вы, оба, — Поль ткнул в них пальцем, — живо выметайтесь отсюда и передайте своим, чтобы немедленно отправили весь этот флот по домам. И впредь спрашивайте моего позволения, прежде…
    
— Гильдия не подчиняется вашим приказаниям, — огрызнулся тот, что повыше. Его вместе с его спутником протолкали мимо барьера из копий, которые поднялись по кивку Поля. Высокий поднял руку и надменно обратился к Полю:
    
— Вы очень легко можете попасть под эмбарго за подобные…
    
— Если хоть один из вас еще раз ляпнет подобную глупость, — оборвал его Поль, — я прикажу уничтожить все запасы пряностей на Аракисе… навсегда.
    
— Вы сошли с ума! — высокий отступил на полшага назад.
    
— Так вы признаете, что я в состоянии совершить подобное?
    
Агенты на несколько мгновений устремили взгляды в пустоту, потом ответили:
    
— Да, вы можете, но ни в коем случае не должны этого делать.
    
— Ага! — и Поль кивнул в подтверждение собственным мыслям. — Так, значит, вы оба навигаторы?
    
— Так точно!
    
Второй агент, пониже, сказал:
    
— Вы и сами ослепнете, и нас обречете на медленное умирание. Вы хоть знаете, что значит для прянохолика оказаться без пряностей?
    
— Глазам, которые всегда выбирали только самый безопасный курс, — ответил Поль, — суждено закрыться навеки. Дни Гильдии сочтены. Человечество превратится в обособленные колонии, разбросанные по отдельным островкам. Вы ведь понимаете, я могу сделать это назло вам… или просто так — сдуру.
    
— Давайте поговорим наедине, — предложил высокий. — Я уверен, что мы сможем прийти к некоторому компромиссу и…
    
— Передайте мои слова вашим людям над Аракисом, — перебил его Поль. — Я устал от бессмысленных споров. Если флот не уберется немедленно, то спорить будет не о чем, — он кивнул на сидящих в конце зала связистов. — Можете воспользоваться моим оборудованием.
    
— Прежде всего мы должны посовещаться, — сказал высокий. — Мы не можем…
    
— Делай что велено! — рявкнул Поль. — Право уничтожить предмет означает абсолютную власть над ним. Вы согласились, что я обладаю такой властью. Мы здесь не для того, чтобы обсуждать, или торговаться, или искать компромиссы. Либо вы выполняете мои приказания, либо пеняйте на себя!
    
— Он в самом деле так думает, — сказал низкорослый агент высокому.
    
Поль увидел, что оба они напуганы. Наконец они медленно пошли через залу к аппаратуре связи.
    
— Они подчинятся? — спросил Джерни.
    
— Они способны видеть слишком узкую полосу времени, — ответил Поль. — Только до той стены, которая скрывает последствия их неповиновения. Все навигаторы Гильдии на всех кораблях над нами видят тоже не дальше этой стены. Они подчинятся.
    
Поль снова обратился к Императору:
    
— Когда они позволили вам занять трон вашего отца, подразумевалось единственное условие — что вы будете заботиться о постоянном поступлении пряностей. Вы не выполнили его, Ваше Величество. Вы представляете себе последствия этого.
    
— Никто ничего не позволял мне…
    
— Хватит валять дурака! — повысил голос Поль. — Гильдия — это как деревня на берегу речки. Им нужна вода, но они черпают ее столько, сколько им требуется, не больше. Они не строят плотину через реку, чтобы управлять ею, ибо, во-первых, они думают только о своих сиюминутных потребностях, а во-вторых — боятся возможных повреждений. Непрерывно поступающие пряности — это их река, а я построил плотину. Причем такую, что ее не разрушить, не погубив реку.
    
Император провел ладонью по взъерошенным волосам и посмотрел вслед навигаторам Гильдии.
    
— Даже ваша бен-джессеритская Прорицательница трясется от страха, Преподобные Матери пользуются многими ядами для своих штучек, но раз в их основе лежат пряности, то без них ни один яд не будет действовать.
    
Старуха одернула на себе свой бесформенный черный плащ и, протолкавшись сквозь толпу, встала перед копьями.
    
— Преподобная Мать Елена Моиам Гай, — обратился к ней Поль. — Много прошло времени после Каладана, верно?
    
Она посмотрела мимо Поля на его мать:
    
— Ладно уж, Джессика. Я вижу, твой сын и вправду тот самый. За это мы простим тебе даже твою чудовищную дочь.
    
Поль сказал с убийственным презрением:
    
— У тебя никогда не было ни права, ни повода прощать моей матери что бы то ни было!
    
Старуха, не мигая, уставилась на него.
    
— Брось свои фокусы, старая ведьма. Со мной это не пройдет. Где твой гом-джаббар? Попробуй-ка заглянуть в то место, куда ты не смеешь взглянуть. И ты увидишь, что смотрю на тебя оттуда я!
    
Прорицательница опустила глаза.
    
— Что, нечего сказать?!
    
— Я приветствовала твое вступление в ряды людей, — пробормотала она. — Вспомни об этом.
    
Поль возвысил голос.
    
— Друзья, посмотрите на нее! Перед вами Преподобная Мать Бен-Джессерита. Какая она терпеливая! Она ждала вместе с девяносто одним поколением своих сестер, пока соответствующее сочетание генов и подходящее окружение не создадут личность, которая бы отвечала их замыслам. Посмотрите на нее! Она знает, что девяносто второе поколение создало наконец эту личность. Вот, я стою пред ней, но — я — никогда — не — стану — подчиняться — ее. — приказаниям!
    
— Джессика! — завопила старуха. — Заставь его замолчать!
    
— Заставь сама, — ответила Джессика.
    
Поль горящими глазами смотрел на старуху.
    
— За твое участие в этом деле, я могу приказать удушить тебя. И ты ничего не могла бы сделать! Но я думаю, что лучшим наказанием для тебя будет оставаться в живых и знать, что ты никогда не прикоснешься ко мне и не склонишь меня хоть к какому-то участию в лелеемых тобой замыслах!
    
— Джессика, что ты наделала? — гневно спросила старуха.
    
— Я разрешаю тебе только одно. Ты слишком смутно представляла себе, что именно нужно человечеству. Ты надеялась с помощью селекции человеческой породы вывести несколько особей, которые будут соответствовать твоему генеральному плану. Но как мало ты понимала…
    
— Не смей говорить об этом! — закричала старуха.
    
— Молчать! — рявкнул Поль. Его слово, будто нечто материальное, пронеслось в разделявшем их пространстве.
    
Старуха рухнула назад, на руки стоявших позади нее людей. На ее лице было совершенно бессмысленное выражение, так она была потрясена ударом, который нанес ее сознанию Поль.
    
— Джессика, — прошептала она, — Джессика.
    
— Я помню твой гом-джаббар, — сказал Поль. — А ты запомни мой. Я могу убить тебя одним словом.
    
Находившиеся в зале вольнаибы понимающе переглянулись. Разве не сказано в предании: «И слово его воистину несет смерть всем идущим против праведных»?
    
Поль перевел взгляд на высокую принцессу, стоявшую рядом со своим отцом-императором. Не сводя с нее глаз, он произнес:
    
— Ваше Величество, мы оба знаем способ разрешить наши затруднения.
    
Император посмотрел на дочь, потом снова на Поля.
    
— Как ты смеешь! Ты! Авантюрист без роду и племени, невесть откуда…
    
— Вы уже признали меня, — оборвал его Поль. — Разве не вы назвали меня «многоуважаемым родственником»? И хватит молоть ерунду.
    
— Я — твой повелитель!
    
Поль бросил взгляд на навигаторов Гильдии у аппаратуры связи. Один из них кивнул.
    
— Я мог бы применить силу, — сказал Поль.
    
— Ты не посмеешь! — прошипел Император. Поль молча не сводил с него глаз.
    
Но тут принцесса прикоснулась к руке отца.
    
— Папа, — сказала она, и голос ее прозвучал мягко, убаюкивающе.
    
— Нечего испытывать на мне свои фокусы, — огрызнулся Император. — Тебе ни к чему решаться на подобный шаг, дорогая. У нас есть другие способы…
    
— Но где ты найдешь себе лучшего сына, папа?
    
Старая Преподобная Мать пришла наконец в себя, протолкалась к Императору, склонилась к его уху и что-то зашептала.
    
— Она умоляет его согласиться, — сказала Джессика.
    
Поль по-прежнему не сводил глаз со златовласой принцессы. Чуть повернувшись к матери, он спросил:
    
— Это и есть старшая, Ирулан?
    
— Да.
    
Чейни подошла к Муад-Дибу с другой стороны и спросила:
    
— Ты хотел бы, чтобы я оставила тебя, Муад-Диб?
    
Он посмотрел на нее.
    
— Оставила? Я тебя больше никогда не отпущу от себя.
    
— Нас уже ничего не связывает.
    
Мгновение Поль молча смотрел на нее, потом сказал:
    
— Говори мне только правду, моя сихья.
    
Она попробовала было ответить, но он прижал палец к ее губам.
    
— То, что нас связывает, никогда не разорвется. А пока смотри внимательно, я хочу потом увидеть все это глазами твоей мудрости.
    
Император и Прорицательница жарко о чем-то спорили приглушенными голосами.
    
— Она напоминает ему, — объяснил матери Поль, — что одним из условий их соглашения было возведение на трон бен-джессеритки, а Ирулан из тех, кого они специально готовили для этого.
    
— Что они замышляют? — спросила Джессика.
    
— Разве это не очевидно?
    
— Я прекрасно вижу ключи! Я специально спросила, чтобы намекнуть, что нечего учить меня тем вещам, которым я сама когда-то тебя учила.
    
Поль искоса посмотрел на мать и увидел холодную улыбку на ее губах.
    
К ним наклонился Джерни Халлек.
    
— Позвольте напомнить вам, милорд, что в этой своре — один из Харконненов, — он кивнул на темноволосого Фейд-Роту, которого оттеснили влево к вольнаибским копьям. — Вон тот косоглазый. До чего же подлая харя, в жизни такой не видел. Вы мне когда-то обещали…
    
— Хорошо, Джерни.
    
— Это на-барон. То есть теперь барон, раз старик помер. Он-то мне и ответит за все унижения, которые я…
    
— Ты с ним справишься, Джерни?
    
— Милорд!
    
— Дебаты между Императором и его ведьмой уже несколько затянулись, как ты думаешь, мама?
    
Джессика кивнула.
    
— Конечно.
    
Возвысив голос Поль обратился к Императору:
    
— Ваше Величество, среди вас есть Харконнен?
    
Царственная брезгливость была написана а лице Императора, когда он повернулся к Полю.
    
— Я полагал, моя свита находится под защитой вашего герцогского слова.
    
— Я просто осведомляюсь. Мне любопытно, действительно ли этот Харконнен официально входит в состав вашей свиты или же он из трусости прячется за чужие спины?
    
Император ухмыльнулся.
    
— Любой, находящийся в обществе Императора, является членом его свиты.
    
— Я дал слово герцога, — сказал Поль. — Но Муад-Диб — совсем другое дело. Он может не признавать ваших тонких объяснений насчет свиты. Мой друг, Джерни Халлек, горит желанием убить Харконнена. Если…
    
— Кровомщение! — выкрикнул Фейд-Рота. Он протиснулся к заграждению. — Твой отец называл это вендеттой, Атрейдс. Ты обзываешь меня трусом, а сам прячешься за своих женщин и собираешься послать против меня своего лакея!
    
Старая Прорицательница что-то разгневанно зашептала на ухо Императору, но он отодвинул ее в сторону.
    
— Кровомщение? Что ж, на этот счет есть достаточно четкие правила!
    
— Поль, прекрати, — вмешалась Джессика.
    
— Милорд, — перебил ее Джерни Халлек, — вы обещали подарить мне день для мщения Харконненам.
    
— У тебя уже был такой день, — и Поль почувствовал, как азарт берет в нем верх над другими чувствами. Он сбросил с плеч бурнус, передал его матери вместе с ай-клинком и ремнем и начал расстегивать влагоджари. Он знал, что судьба всей Вселенной заключена сейчас в этом мгновении.
    
— Это совершенно ни к чему, — настаивала Джессика. — Все можно сделать гораздо проще.
    
Поль освободился от защитного костюма и взял ай-клинок, оставив ножны в руках матери.
    
— Я знаю. Яд или наемный убийца — знакомый наборчик.
    
— Вы обещали мне Харконнена, — прошипел Джерни, и по его лицу Поль увидел, что он здорово рассержен: извилистый шрам потемнел и набух. — Вы дали мне слово, милорд!
    
— Ты что, пострадал от них больше, чем я?
    
— Моя сестра! Годы, проведенные в яме…
    
— Мой отец! Мои друзья и товарищи, Суфир Хайват и Дункан Айдахо, годы в изгнании, годы, когда я был вне закона… и кроме того: речь зашла о кровомщении, и ты не хуже меня знаешь, что надо соблюдать правила.
    
Халлек пожал плечами.
    
— Милорд, если эта свинья… Да это же просто грязная скотина! Если вы наступите на него, вам придется выбросить сапоги, чтобы от них не воняло! Позовите мясника, если уж вам так хочется, но только сами…
    
— Муад-Дибу не нужно этого делать, — сказала Чейни.
    
Поль посмотрел на нее и увидел в ее глазах страх за него.
    
— Это нужно Полю, — ответил он.
    
— Это же харконненская скотина! — крикнул Халлек. Поль на мгновение замешкался, споткнувшись на мысли о своем харконненском происхождении, замер под строгим взглядом матери, но потом ответил:
    
— Но в человеческом обличье, Джерни.
    
Халлек не унимался:
    
— Если он настолько…
    
— Пожалуйста, стань в сторонку, — Поль поднял ай-клинок и мягко отодвинул Джерни.
    
— Друг мой, — Джессика прикоснулась к руке Халлека. — Когда он в таком состоянии, то ведет себя в точности как его дед. Сейчас ты можешь сделать для него только одно.
    
И она подумала: Великая Матерь! Что за ирония судьбы!
    
Император тем временем рассматривал Фейд-Роту, изучая его тяжелые плечи и мощные мышцы. Потом он перевел взгляд на Поля — тощее, юношески гибкое тело, не настолько высушенное, как у аракианских туземцев, но все равно — ребра можно пересчитать; там, где полагалось бы бугриться мышцам, только кожа да кости.
    
Джессика низко склонилась к Полю и зашептала так, чтобы не услышал никто посторонний:
    
— Послушай меня, сынок. Иногда, когда бен-джессеритки подготавливают опасного субъекта, ему, с помощью воздействия на центры боли и наслаждения, глубоко в сознание внедряют ключевое слово. Чаще всего «урошнор». Если этот тип обработан, а у меня есть серьезные подозрения на этот счет, то стоит прошептать ему на ухо это слово и его мышцы сразу расслабятся, и ты…
    
— Мне не нужны никакие хитрости, чтобы расправиться с ним, — оборвал ее Поль. — Отойди, не мешай мне.
    
Халлек принялся допытываться у Джессики:
    
— Зачем он это делает? Может, он хочет умереть и прослыть мучеником? Это ему, что ли, вольнаибская бредятина так мозги запудрила?
    
Джессика спрятала лицо в ладони, понимая, что не может точно сказать, почему Поль поступает именно так. Она чувствовала, что в комнате носится смерть, и знала, что ее сын изменился и Джерни не так уж далек от истины в своих предположениях. Она напрягала все свои способности, чтобы защитить его, но в такой ситуации ничем не могла помочь ему.
    
— Что это, их религиозные штучки? — настаивал Халлек.
    
— Помолчи, — прошептала Джессика. — И молись.
    
Император вдруг улыбнулся.
    
— Если Фейд-Рота Харконнен… из моей свиты… так желает, то я снимаю с него все обязательства и предоставляю полную свободу действовать по собственному усмотрению, — он махнул рукой в сторону часовых-федьакынов. — Кто-то из этого сброда забрал мой ремень и короткий клинок. Если Фейд-Рота пожелает, он может сразиться с вами моим кинжалом.
    
— Желаю! — тут же ответил Фейд-Рота, и Поль увидел, как он приободрился.
    
А он самоуверен, отметил про себя Поль. Вот такое преимущество я согласен принять!
    
— Подать сюда кинжал Императора, — приказал он. — Положите его вот тут, на пол, — он указал ногой место. — Оттеснить императорский сброд к стене, а Харконнена освободить.
    
Послышалось шуршание бурнусов, топот ног, тихие слова команд и возгласы протеста. Навигаторы Гильдии продолжали стоять у аппаратуры связи. Решение Поля вызвало у них очевидную досаду.
    
Они привыкли видеть будущее! Но на этом участке пространства-времени они слепы… так усе как я. Поль упорядочил свое представление о направлении вихрей времени, почувствовал их эпицентр, который в это мгновение находился именно тут. Все даже малейшие щели в стене будущего были сейчас закрыты. Он знал, что за ней притаился еще нерожденный джихад. И общечеловеческий разум, который он увидел когда-то как свое ужасное предназначение. В истории было достаточно поводов для появления Квизац Хадерака или Лизан аль-Гаиба — существа, создать которое издавна пытались в Бен-Джессерите. Человечество замерло в своем развитии, выдохлось, одряхлело и нуждалось в одном — в неистовой буре, которая вновь перетасует все гены, позволит выжить только самым сильным своим представителям. Человечество превратилось в этот миг в единый организм, переживающий возбуждение сродни сексуальному и готовый смести любые преграды.
    
И Поль увидел, сколь тщетны все его усилия хоть чуточку изменить здесь что-либо. Раньше он надеялся предотвратить джихад, но теперь джихад уже неизбежен. Его легионы начнут свою яростную скачку с Аракиса даже без него. Им нужна лишь легенда, которой он уже стал. Он указал им путь, он дал им власть даже над Гильдией, которая для своего существования нуждалась в их пряностях.
    
В нем засела мысль, что он потерпел поражение, и, подавленный ею, Поль смотрел, как Фейд-Рота сбрасывает разодранный мундир и остается в одном боевом поясе, сплетенном из мелких стальных колец.
    
Вот он, эпицентр, думал Поль. Именно отсюда начнет набирать силу будущее, и из-за тающих облаков воссияют лучи славы. Если я сейчас погибну, скажут, что я принес себя в жертву, чтобы дух мой мог повести их. Если я останусь в живых, скажут, что ничто не в силах противостоять Муад-Дибу.
    
— Атрейдс, ты готов? — следуя древнему ритуалу кровомщения спросил Фейд-Рота.
    
Поль ответил ему на вольнаибский манер:
    
— Да сломается и рассыплется в прах твой клинок!
    
Он указал на лежащий на полу кинжал Императора, давая понять, что Фейд-Рота может подойти и поднять его.
    
Не сводя глаз с Поля, Фейд-Рота поднял кинжал и немного поиграл им, чтобы рука привыкла к нему. Его охватило возбуждение. О такой схватке он и мечтал: один на один, мастерство против мастерства, без всяких щитов. Он предвкушал, что перед ним откроется путь к власти, потому что Император, несомненно, вознаградит любого, кто избавит его от сомнительного герцога. А вознаграждением может стать его красотка-дочь или даже часть трона. Что до этого простака, этого провинциального авантюриста, то нечего и думать, чтобы он мог равняться с Харконненом, который после многих тысяч боев на арене накопил огромный опыт боевых приемов и предательских уловок. Простак даже не подозревает, что ему предстоит встретиться не только с ножом.
    
Посмотрим, как ты справишься с ядом! думал Фейд-Рота. Он отсалютовал Полю императорским кинжалом и сказал:
    
— Готовься к смерти, глупец!
    
— Будем сражаться, кузен? — спросил его Поль и мягко, по-кошачьи двинулся вперед, не сводя глаз с кинжала противника, низко пригнувшись и вытянув вперед руку с молочно-белым ай-клинком.
    
Они стали кружить друг против друга, напряженно высматривая малейшую возможность для нападения. Песок скрипел под их босыми ногами.
    
— Как ты мило танцуешь, — осклабился Фейд-Рота.
    
Он еще и болтун, подумал Поль. Вот и еще одна слабость. От молчания ему становится не по себе.
    
— Ты хоть успел исповедаться? — не унимался Фейд-Рота.
    
Поль продолжал молча кружить.
    
Старая Преподобная Мать, из тесной толпы придворных наблюдавшая за поединком, внутренне содрогнулась. Молодой Атрейдс назвал Харконнена кузеном. Это могло значить только одно — он знал об их общем предке, значит, он действительно Квизац Хадерак. Но слова Поля заставили ее сосредоточиться только на одной мысли, единственно для нее важной.
    
Сейчас могло произойти крушение всей селекционной программы Бен-Джессерита.
    
Она тоже частично понимала то, что понимал Поль, — что, даже если Фейд-Рота убьет противника, это не принесет ему победы. Но сейчас ей не давало покоя другое. Оба конечных продукта столь долгой и дорогостоящей программы стояли друг против друга, сражаясь не на жизнь, а на смерть, и вполне вероятно, что ни один из них не уцелеет. Если оба они погибнут, то кто останется — только незаконнорожденная дочь Фейд-Роты, пока еще дитя, нечто неизвестное, непредсказуемое, и это чудовище — Аля.
    
— У вас тут, наверное, кругом одни язычники. Может, попросишь Императорскую Прорицательницу, чтобы она подготовила твою душу к долгому странствию?
    
Поль улыбнулся. Он продолжал кружить, забирая все время вправо, настороженно и внимательно, подавив все свои мрачные мысли и полностью сосредоточившись на настоящем моменте.
    
Фейд-Рота прыгнул, сделал выпад правой рукой, но на лету перекинул нож в левую.
    
Поль легко уклонился, отметив замедленность в ударе противника — привычка к щиту. Но все же удар был не из самых медленных, и Поль понял, что Фейд-Роте доводилось сражаться и без силовых щитов.
    
— Ну, Атрейдс, бегать будем или драться? — спросил тот.
    
Поль возобновил свое молчаливое кружение. Ему вспомнились слова Айдахо, слова, произнесенные давным-давно в учебном зале на Каладане: «Пользуйся первыми минутами, чтобы оценить все как следует. При этом ты, может, не добьешься быстрого успеха, но зато время, потраченное на изучение противника, — это гарантия победы. Потяни время и действуй наверняка».
    
— Ты, наверное, думаешь, что эта пляска продлит тебе жизнь на несколько секунд? — Фейд-Рота остановился и выпрямился. — Умненький мальчик!
    
В первом приближении Поль увидел достаточно. Фейд-Рота все время давил влево, выставляя правое бедро так, словно кольчужный пояс защищал весь его правый бок. Манера бойца, натренированного драться со щитом и ножами в обеих руках.
    
Или… Поля охватило замешательство, этот пояс — нечто большее, чем кажется.
    
Слишком уж беспечно держится Харконнен в бою с человеком, который возглавлял сегодня войска, разгромившие сардукарские легионы.
    
Фейд-Рота заметил его заминку и ухмыльнулся:
    
— Зачем оттягивать неизбежное? Мне пора вступить в законное владение этим комом грязи.
    
Если там метательный дрот, думал Поль, то он спрятан очень хитро. Не видно, чтобы пояс где-то топорщился.
    
— Почему ты не отвечаешь?
    
Поль снова пошел по кругу. Он позволил себе холодно улыбнуться, услышав в голосе противника легкое беспокойство, свидетельство того, что молчание его угнетает.
    
— Смеешься? — спросил Фейд-Рота и, не договорив фразы, прыгнул.
    
Приготовившись к замедленным движениям противника, Поль чуть было не угодил под обрушившийся на него удар и почувствовал, как острие царапнуло его тело чуть пониже левого плеча. Он подавил мгновенно возникшую там боль и отчетливо понял, что прежняя медлительность была просто обманным ходом — супер-финтом. Противник оказался куда серьезнее, чем он думал. Ловушка внутри ловушки внутри ловушки.
    
— Твой любимый Суфир Хайват научил меня кое-каким штучкам. Он был первым, кто пустил мне кровь. Жаль только, что старый осел не может уже посмотреть на своего ученика.
    
Поль снова вспомнил, что говорил ему Айдахо: «Полагаться можно только на то, что происходит во время боя. Тогда никогда не встретишь ничего неожиданного».
    
И снова, низко наклонившись, они начали настороженно кружить друг против друга.
    
Поль увидел, что его противник приободрился. Это его удивило — неужели он придает такое значение простой царапине? Если только лезвие не отравлено! Но разве это возможно? Оружие Харконнену передали люди Поля, предварительно проверив его… ядоловом. Они слишком хорошо обучены, чтобы пропускать такие очевидные вещи.
    
— А что это за девочка, с которой ты говорил? Та вот, маленькая? Она, что, какая-то особенная? Как ты думаешь, стоит мне оставить ее для себя?
    
Поль молчал; он включил свое внутреннее зрение, проанализировал кровь в области раны и обнаружил следы снотворного, попавшего с императорского лезвия. Он выровнял состав крови, чтобы отвести угрозу, и изменил молекулы снотворного, и все же на мгновение ему стало не по себе. На лезвии — снотворное. Снотворное. Его невозможно засечь ядоловом, но оно вполне способно замедлить реакцию пораженных мышц. Его враги помещали свои планы внутрь других планов, и все было замешано на предательстве.
    
Фейд-Рота снова сделал выпад в прыжке. Поль, с примерзшей к лицу улыбкой, отодвинулся так медленно, словно находился под воздействием наркотика, но в последний миг нырнул в сторону, чтобы поймать наносящую удар руку на острие ай-клинка.
    
Фейд-Рота извернулся и перекинул кинжал в левую руку. Только слегка побледневшие губы выдавали боль от кислоты, попавшей в порез.
    
Пусть немного поволнуется, подумал Поль. Пусть сам заподозрит яд.
    
— Измена! — завопил Фейд-Рота. — Он меня отравил! Я чувствую в своей руке яд!
    
Поль нарушил молчание и усмехнулся:
    
— Только чуть-чуть кислоты в ответ на императорское снотворное.
    
Фейд-Рота ответил ему холодной улыбкой и поднял левую руку с кинжалом в насмешливом салюте. Его глаза горели ненавистью.
    
Поль тоже взял ай-клинок в левую руку, и они опять закружились.
    
Харконнен начал понемногу сокращать расстояние между ними. Кинжал он держал высоко поднятым, прищуренные глаза и стиснутые челюсти выдавали клокотавшую в нем ярость. Он нырнул вправо и вниз, и вот уже оба соперника замерли, крепко схватив друг друга за руки, сжимавшие ножи.
    
Поль, помня о правом бедре Фейд-Роты, где мог быть дрот с ядом, заставлял его поворачиваться направо. И едва не прозевал отравленную иглу, торчавшую слева из-под пояса. Крохотное острие прошло в доле миллиметра от его тела.
    
На левом бедре!
    
Предательство внутри предательства внутри предательства, напомнил себе Поль. По-бенджессеритски управляя мышцами, он попытался спровоцировать Фейд-Роту на рефлекторное движение, но необходимость постоянно следить за иглой отвлекла его внимание от ног Харконнена, и Поль вдруг обнаружил, что лежит на полу, под навалившимся на него противником.
    
— Ты видел, что у меня под поясом? — прошептал Фейд-Рота. — Твоя смерть, дурак.
    
И он начал поворачиваться, придвигая иголку все ближе к Полю.
    
— Эта штука тебя оглушит, а мой нож прикончит, И никто ничего не заподозрит!
    
Поль весь напрягся, он слышал вопли, раздававшиеся в его мозгу, это поколения предков убеждали его воспользоваться заветным словом, чтобы остановить Фейд-Роту и спасти себе жизнь.
    
— Я не скажу его! — прохрипел Поль.
    
Фейд-Рота недоуменно уставился на него и на мгновение замешкался. Этого оказалось достаточно, чтобы Поль успел почувствовать минутную слабость в ногах противника, — и вот уже они поменялись местами. Харконнен полулежал правым боком кверху, не в силах повернуться. Его левое бедро наткнулось на застрявшую в полу крохотную иголочку.
    
Поль вытянул из-под противника левую руку — она легко выскользнула благодаря сочившейся из нее крови, и всадил нож под подбородок Фейд-Роты. Лезвие вошло глубоко в мозг. Фейд-Рота дернулся и обмяк, он по-прежнему лежал на левом боку, приколотый к полу иголкой.
    
Поль глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, оттолкнул от себя труп и поднялся на ноги. Он стоял с ножом в руке и нарочито медленно обводил взглядом комнату, ища Императора.
    
    
    
    
— Ваше Величество, — наконец произнес он, — ваши силы уменьшились еще на одного человека. Может, мы перестанем толочь воду в ступе? Может, все-таки обсудим наши дела? Ваша дочь должна выйти за меня замуж и открыть Атрейдсам дорогу к трону.
    
Император повернулся к графу Фенрингу. Граф посмотрел на него — серые глаза встретились с зелеными. Промелькнувшая мысль была понятна им обоим, их соединяла такая давняя связь, что даже мимолетный взгляд обеспечивал полное взаимопонимание. Убей этого выскочку, говорил Император. Атрейдс молод и силен, это так, но он устал после боя, и вообще — куда ему равняться с тобой? Брось ему вызов… изыщи способ. Убей его.
    
Граф Фенринг медленно повернул голову и встретился со взглядом Поля.
    
— Сделай это! — прошипел Император.
    
Граф сосредоточил свое внимание на юноше, изучая его по бен-джессеритски, как учила его леди Марго, и постигая сокрытое в нем таинственное величие.
    
Я мог бы убить его, подумал граф Фенринг, и он знал, что это правда.
    
Но из тайных глубин его души поднялось что-то, остановившее графа. Он еще раз быстро оценил свои преимущества над Полем — преимущества, недоступные для юного понимания, скрытые свойства личности, невидимые для постороннего наблюдателя.
    
Поль, имевший лишь смутные представления обо всем этом, наконец понял, почему он никогда прежде не видел графа в зеркалах своего сознания. Фенринг был одной из вероятностных личностей, почти Квизац Хадераком, но с червоточинкой в генетическом коде. Евнух, сосредоточивший свой талант на тайной внутренней деятельности. Поль вдруг преисполнился глубочайшего сострадания к Фенрингу, и впервые в жизни в нем пробудились братские чувства.
    
Граф Фенринг легко прочитал, что происходит в душе Поля, и произнес:
    
— Ваше Величество, я вынужден отказаться.