1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 
     

     106    

     

Вскричал: «И Моску вспомни в том числе,    

Сказавшего: «Кто кончил, – дело  справил».    

Он злой посев принес родной земле».[408]    

     

     109    

     

«И смерть твоим сокровным!» – я  добавил.    

Боль болью множа, он в тоске побрел    

И словно здравый ум его оставил.    

     

     112    

     

А я смотрел на многолюдный дол    

И видел столь немыслимое дело,    

Что речь о нем я вряд ли бы повел,    

     

     115    

     

Когда бы так не совесть мне велела,    

Подруга, ободряющая нас    

В кольчугу правды облекаться смело.    

     

     118    

     

Я видел, вижу словно и сейчас,    

Как тело безголовое шагало    

В толпе, кружащей неисчетный раз,    

     

     121    

     

И срезанную голову держало    

За космы, как фонарь, и голова    

Взирала к нам и скорбно восклицала.    

     

     124    

     

Он сам себе светил, и было два    

В одном, единый в образе двойного,    

Как – знает Тот, чья власть во всем  права.    

     

     127    

     

Остановясь у свода мостового,    

Он кверху руку с головой простер,    

Чтобы ко мне свое приблизить слово,    

     

     130    

     

Такое вот: «Склони к мученьям взор,    

Ты, что меж мертвых дышишь  невозбранно!    

Ты горших мук не видел до сих пор.    

     

     133    

     

И если весть и обо мне желанна,    

Знай: я Бертрам де Борн, тот, что в  былом    

Учил дурному короля Иоанна.    

     

     136    

     

Я брань воздвиг меж сыном и отцом:[409]    

Не так Ахитофеловым советом    

Давид был ранен и Авессалом.[410]    

     

     139    

     

Я связь родства расторг пред целым  светом;    

За это мозг мой отсечен навек    

От корня своего в обрубке этом:    

     

     142    

     

И я, как все, возмездья не избег».    

     

     

    

     

    

     

 Песнь двадцать девятая    

     

Круг  восьмой – Девятый ров (окончание) – Десятый ров – Поддельщики металлов    

     

     

     1    

     

Вид этих толп и этого терзанья    

Так упоил мои глаза, что мне    

Хотелось плакать, не тая страданья.    

     

     4    

     

«Зачем твой взор прикован к глубине?    

Чего ты ищешь, – мне сказал  Вергилий, –    

Среди калек на этом скорбном дне?    

     

     7    

     

Другие рвы тебя не так манили;    

Знай, если душам ты подводишь счет,    

Что путь их – в двадцать две окружных  мили.    

     

     

    

     

     10    

     

Уже луна у наших ног плывет;    

Недолгий срок осталось нам скитаться,    

И впереди тебя другое ждет».    

     

     13    

     

Я отвечал: «Когда б ты мог дознаться,    

Что я хотел увидеть, ты и сам    

Велел бы мне, быть может,  задержаться».    

     

     16    

     

Так говоря в ответ его словам,    

Уже я шел, а впереди вожатый,    

И я добавил: «В этой яме, там,    

     

     19    

     

Куда я взор стремил, тоской объятый,    

Один мой родич[411] должен искупать    

Свою вину, платя столь тяжкой  платой».    

     

     22    

     

И вождь: «Раздумий на него не трать;    

Что ты его не встретил, – нет  потери,    

И не о нем ты должен помышлять.    

     

     25    

     

Я видел с моста: гневен в высшей  мере,    

Он на тебя указывал перстом;    

Его, я слышал, кто-то назвал Джери.    

     

     28    

     

Ты в это время думал о другом,    

Готфорского приметив властелина,[412]    

И не видал; а он ушел потом».    

     

     31    

     

И я: «Мой вождь, насильная кончина,    

Которой не отмстили за него    

Те, кто понес бесчестье, – вот  причина    

     

     34    

     

Его негодованья; оттого    

Он и ушел, со мною нелюдимый;    

И мне тем больше стало жаль его».    

     

     37    

     

Так говоря, на новый свод взошли мы,    

Над следующим рвом, и, будь светлей,    

Нам были бы до самой глуби зримы    

     

     40    

     

Последняя обитель Злых Щелей[413]    

И вся ее бесчисленная братья;    

Когда мы стали, в вышине, над ней,    

     

     43    

     

В меня вонзились вопли и проклятья,    

Как стрелы, заостренные тоской;    

От боли уши должен был зажать я.    

     

     46    

     

Какой бы стон был, если б в летний  зной    

Собрать гуртом больницы Вальдикьяны,    

Мареммы и Сардиньи[414] и в одной    

     

     49    

     

Сгрудить дыре, – так этот ров  поганый    

Вопил внизу, и смрад над ним стоял,    

Каким смердят гноящиеся раны.    

     

     52    

     

Мой вождь и я сошли на крайний вал,    

Свернув, как прежде, влево от отрога,    

И здесь мой взгляд живее проникал    

     

     55    

     

До глуби, где, служительница бога,    

Суровая карает Правота    

Поддельщиков, которых числит строго.    

     

     58    

     

Едва ли горше мука разлита    

Была над вымирающей Эгиной[415],    

Когда зараза стала так люта,    

     

     61    

     

Что все живые твари до единой    

Побило мором, и былой народ    

Воссоздан был породой муравьиной,    

     

     64    

     

Как из певцов иной передает, –    

Чем здесь, где духи вдоль по дну  слепому    

То кучами томились, то вразброд.    

     

     67    

     

Кто на живот, кто на плечи другому    

Упав, лежал, а кто ползком, в пыли,    

По скорбному передвигался дому.    

     

     70    

     

За шагом шаг, мы молчаливо шли,    

Склоняя взор и слух к толпе болевших,    

Бессильных приподняться от земли.    

     

     73    

     

Я видел двух, спина к спине сидевших,    

Как две сковороды поверх огня,    

И от ступней по темя острупевших.    

     

     76    

     

Поспешней конюх не скребет коня,    

Когда он знает – господин заждался,    

Иль утомившись на исходе дня,    

     

     79    

     

Чем тот и этот сам в себя вгрызался    

Ногтями, чтоб на миг унять свербеж,    

Который только этим облегчался.    

     

     82    

     

Их ногти кожу обдирали сплошь,    

Как чешую с крупночешуйной рыбы    

Или с леща соскабливает нож.    

     

     85    

     

«О ты, чьи все растерзаны изгибы,    

А пальцы, словно клещи, мясо  рвут, –    

Вождь одному промолвил, – не  могли бы    

     

     88    

     

Мы от тебя услышать, нет ли тут    

Каких латинян? Да не обломаешь    

Вовек ногтей, несущих этот труд!»    

     

     91    

     

Он всхлипнул так: «Ты и сейчас  взираешь    

На двух латинян и на их беду.    

Но кто ты сам, который вопрошаешь?»    

     

     94    

     

И вождь сказал: «Я с ним, живым, иду    

Из круга в круг по темному простору,    

Чтоб он увидел все, что есть в Аду».    

     

     97    

     

Тогда, сломав взаимную опору,    

Они, дрожа, взглянули на меня,    

И все, кто был свидетель разговору.    

     

     100    

     

Учитель, ясный взор ко мне склоня,    

Сказал: «Скажи им, что тебе угодно».    

И я, охотно волю подчиня:    

     

     103    

     

«Пусть память ваша не прейдет  бесплодно    

В том первом мире, где вы рождены,    

Но много солнц продлится всенародно!    

     

     106    

     

Скажите, кто вы, из какой страны;    

Вы ваших омерзительных мучений    

Передо мной стыдиться не должны».    

     

     109    

     

«Я из Ареццо; и Альберо в  Сьене, –    

Ответил дух, – спалил меня, хотя    

И не за то, за что я в царстве теней.    

     

     112    

     

Я, правда, раз ему сказал, шутя:    

«Я и полет по воздуху изведал»;    

А он, живой и глупый, как дитя,    

     

     115    

     

Просил его наставить; так как Дедал    

Не вышел из него, то тот, кому    

Он был как сын, меня сожженью предал.    

     

     118    

     

Но я алхимик был, и потому    

Минос, который ввек не ошибется,    

Меня послал в десятую тюрьму».[416]    

     

     121    

     

И я поэту: «Где еще найдется    

Народ беспутней сьенцев? И самим    

Французам с ними нелегко бороться!»    

     

     124    

     

Тогда другой лишавый,[417]  рядом с ним,    

Откликнулся: «За исключеньем Стрикки,    

Умевшего в расходах быть скупым;[418]    

     

     127    

     

И Никколо, любителя гвоздики,    

Которую он первый насадил    

В саду, принесшем урожай великий;[419]    

     

     130    

     

И дружества[420], в котором прокутил    

Ашанский Качча[421] и сады, и чащи,    

А Аббальято[422] разум истощил.    

     

     133    

     

И чтоб ты знал, кто я, с тобой  трунящий    

Над сьенцами, всмотрись в мои черты    

И убедись, что этот дух скорбящий –    

     

     136    

     

Капоккьо, тот, что в мире суеты    

Алхимией подделывал металлы;    

Я, как ты помнишь, если это ты,    

     

     139    

     

Искусник в обезьянстве был немалый».[423]    

     

     

    

     

 Песнь тридцатая    

     

Круг  восьмой – Десятый ров (окончание) – Поддельщики людей, денег и слов    

     

     

     1    

     

В те дни, когда Юнона воспылала    

Из-за Семелы гневом на фивян,    

Как многократно это показала, –    

     

     4    

     

На разум Афаманта пал туман,    

И, на руках увидев у царицы    

Своих сынов, безумством обуян,    

     

     7    

     

Царь закричал: «Поставим сеть для  львицы    

Со львятами и путь им преградим!» –    

И, простирая когти хищной птицы,    

     

     10    

     

Схватил Леарха, размахнулся им    

И раздробил младенца о каменья;    

Мать утопилась вместе со вторым.[424]    

     

     13    

     

И в дни, когда с вершины дерзновенья    

Фортуна Трою свергла в глубину    

И сгинули владетель и владенья,    

     

     16    

     

Гекуба, в горе, в бедствиях, в плену,    

Увидев Поликсену умерщвленной,    

А там, где море в берег бьет волну,    

     

     19    

     

Труп Полидора, страшно искаженный,    

Залаяла, как пес, от боли взвыв:    

Не устоял рассудок потрясенный.[425]    

     

     22    

     

Но ни троянский гнев, ни ярость Фив    

Свирепей не являли исступлений,    

Зверям иль людям тело изъязвив,[426]    

     

     25    

     

Чем предо мной две бледных голых  тени,[427]    

Которые, кусая всех кругом,    

Неслись, как боров, поломавший сени.    

     

     28    

     

Одна Капоккьо[428] в шею вгрызлась ртом    

И с ним помчалась; испуская крики,    

Он скреб о жесткий камень животом.    

     

     31    

     

Дрожа всем телом: «Это Джанни Скикки[429], –    

Промолвил аретинец[430]. – Всем постыл,    

Он донимает всех, такой вот дикий».    

     

     34    

     

«О, чтоб другой тебя не укусил!    

Пока он здесь, дай мне ответ  нетрудный,    

Скажи, кто он», – его я  попросил.    

     

     37    

     

Он молвил: «Это Мирры безрассудной    

Старинный дух, той, что плотских утех    

С родным отцом искала в страсти  блудной,    

     

     40    

     

Она такой же с ним свершила грех,    

Себя подделав и обману рада,[431]    

Как тот, кто там бежит, терзая всех,    

     

     43    

     

Который, пожелав хозяйку стада,    

Подделал старого Буозо, лег    

И завещанье совершил, как надо».[432]    

     

     46    

     

Когда и тот, и этот стал далек    

Свирепый дух, мой взор, опять спокоен,    

К другим несчастным[433] обратиться мог.    

     

     49    

     

Один совсем как лютня был устроен;    

Ему бы лишь в паху отсечь долой    

Весь низ, который у людей раздвоен.    

     

     52    

     

Водянка порождала в нем застой    

Телесных соков, всю его середку    

Раздув несоразмерно с головой.    

     

     55    

     

И он, от жажды разевая глотку,    

Распялил губы, как больной в огне,    

Одну наверх, другую к подбородку.    

     

     58    

     

«Вы, почему-то здравыми вполне    

Сошедшие в печальные овраги, –    

Сказал он нам, – склоните взор  ко мне!    

     

     61