1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 
— Ты лжешь, — сказала она, скривив губы.
   
— Да, — признал я. — Но это красивая ложь. — Я вошел в комнату и закрыл дверь. — Я бы приехал, если бы узнал.
   
— Всякий бы поехал, если бы услышал новости, — с облегчением ответила она. — Но только редкий человек может прийти, не зная, что случилась беда.
   
Денна села и повернулась ко мне, свесив ноги с кровати.
   
Теперь, увидев ее ближе, я заметил кровоподтек у нее на виске — вдобавок к перевязанной руке. Я сделал к ней еще шаг.
   
— Ты в порядке? — спросил я.
   
— Нет, — отрезала Денна. — Но могла быть куда в большем беспорядке. — Она медленно поднялась на ноги, словно не была уверена в своей устойчивости, сделала пару осторожных шагов и вроде бы осталась довольна. — Отлично. Я могу ходить. Давай выбираться отсюда.
  
  
   
    
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
    
РОДНИК
   
   
Выйдя из комнаты. Денна повернула налево, а не направо. Сначала я подумал, что она плохо ориентируется, но, выйдя на черную лестницу, понял: она просто хочет исчезнуть, не проходя мимо трактирщика. Денна нашла дверь в переулок, но та оказалась крепко заперта.
   
Так что мы отправились через переднюю дверь. Как только мы спустились, я остро почувствовал направленное на нас всеобщее внимание. Денна пошла прямо к двери, с медлительной неостановимостью грозовой тучи.
   
Мы уже почти вышли, когда трактирщик заорал из-за стойки:
   
— Хой! Эй, вы там!
   
Взгляд Денны метнулся в сторону. Ее губы сложились в тонкую линию, и она продолжила путь, будто не слышала.
   
— Я договорюсь с ним, — тихонько сказал я. — Подожди меня. Я только на секунду.
   
Я подошел к хмурому трактирщику.
   
— Так это твоя кузина? — спросил он. — А констебль говорил, что она может идти?
   
— Я думал, вы не хотите ничего об этом знать, — удивился я.
   
— Знать-то не хочу. Но она занимала комнату, да еще еда, да я доктора позвал, чтоб зашил ее.
   
Я смерил его тяжелым взглядом:
   
— Если в этом городишке есть доктор, стоящий больше полпенни, тогда я — король Винта.
   
— Я истратил полталанта, — настаивал трактирщик. — Повязки тоже не бесплатные. А еще сиделка при ней была, ждала, когда она очнется.
   
Я очень сомневался, что он потратил хотя бы половину этого, но не хотел никаких задержек. Зная наклонности Денны, я беспокоился, что, если потерять ее из виду больше чем на минуту, она растает, как утренний туман.
   
Я вынул из кошелька пять йот и бросил их на стойку.
   
— Навар живодера с чумы, — язвительно заметил я и вышел.
   
Я почувствовал огромное облегчение, увидев, что Денна ждет меня снаружи, прислонившись к коновязи, закрыв глаза и подставив лицо солнцу. Она удовлетворенно вздохнула и повернулась на звук моих шагов.
   
— Все так ужасно и было? — спросил я.
   
— Поначалу они были довольно добры, — признала Денна, пошевелив перевязанной рукой. — Но эта старуха, что все время за мной следила! — Она нахмурилась и откинула длинные черные волосы, открыв моему взгляду наливающийся пурпуром кровоподтек, шедший от виска до линии волос. — Ну, ты знаешь такой тип: чопорная старая дева с губками, сложенными кошачьей задницей.
   
Я расхохотался, и внезапная улыбка Денны была как луч солнца, пробившийся из-за туч. Потом ее лицо снова помрачнело, и она продолжила:
   
— Она все время на меня так смотрела… Словно мне следовало иметь совесть и помереть вместе со всеми. Как будто это все моя вина.
   
Денна покачала головой.
   
— Но она была лучше старикана. Констебль лапал меня за ногу! — Она передернулась. — Даже мэр пришел и кудахтал надо мной, делая вид, что заботится, а на самом деле только изводил меня вопросами: «Что ты здесь делала? Что произошло? Что ты видела?..»
   
Насмешка в голосе Денны заставила меня проглотить мои собственные вопросы так быстро, что я чуть язык не прикусил. Такова уж моя натура: задавать вопросы — да и целью этого сумасшедшего броска в пригорье было разузнать, что случилось.
   
Однако тон Денны не оставлял сомнений: она была совершенно не в настроении давать сейчас ответы. Я забросил дорожную сумку повыше на плечо, и тут до меня дошло:
   
— Погоди. Твои вещи. Ты их все оставила в комнате.
   
Денна колебалась не более удара сердца.
   
— Не думаю, чтобы там было что-то мое, — сказала она, словно эта мысль раньше не приходила ей в голову.
   
— Ты уверена, что не хочешь вернуться и проверить?
   
Она решительно покачала головой:
   
— Я ухожу оттуда, где мне не рады. Все остальное можно добыть по пути.
   
Денна пошла вниз по улице, и я пристроился рядом с ней. Она повернула на узкую боковую улочку, ведущую на запад. Мы миновали старуху, которая вешала пугало, сделанное из снопов овса. На пугале красовалась грубая соломенная шляпа и пара дерюжных штанов.
   
— Куда мы направляемся? — спросил я.
   
— Мне нужно посмотреть, остались ли мои вещи там, на ферме Маутенов, — ответила Денна. — После этого я открыта для предложений. Куда ты собирался направиться перед тем, как нашел меня?
   
— Честно говоря, я и сам направлялся на ферму Маутенов.
   
Денна покосилась на меня.
   
— Прекрасно. До фермы около километра. Мы сможем попасть туда еще засветло.
   
Земля вокруг Требона выглядела дикой и необработанной — в основном густые леса, перемежающиеся участками каменистой почвы. Потом дорога вдруг поворачивала, и за углом оказывалось маленькое ухоженное поле золотой пшеницы, втиснутое между деревьев или гнездящееся в долинке среди темных скал. По полям виднелись фермеры и батраки в соломенных шляпах, двигающиеся с медлительной усталостью, которая происходит от знания, что еще предстоит убрать половину дневного урожая.
   
Мы шли всего около минуты, когда я услышал за спиной знакомый перестук копыт. Я обернулся и увидел небольшую открытую повозку, медленно катящуюся вверх по дороге. Мы с Денной отступили к кустам на обочине, поскольку дорога была шириной едва на одну телегу. Костлявый изможденный фермер, сгорбившийся над поводьями, подозрительно оглядел нас.
   
— Мы на ферму Маутенов идем, — крикнула Денна, когда он подъехал поближе. — Вы не возражаете, если мы прокатимся?
   
Человек угрюмо посмотрел нас и кивнул на заднюю часть повозки, пробурчав:
   
— Я еду мимо старого Стогродника. Оттуда вам придется идти самим.
   
Мы с Денной забрались в повозку и сели на досках, свесив ноги через край. Так получалось ненамного быстрее, чем пешком, но мы оба были рады дать отдых ногам.
   
Ехали в тишине. Денна, очевидно, не желала обсуждать что-либо под носом у фермера, а я радовался свободной минутке, позволяющей хоть что-то обдумать. Я готовился к любой лжи, какая будет необходима, чтобы вытянуть из свидетеля нужную мне информацию. Денна все осложняла. Я не хотел ей лгать, но в то же время не мог рассказать слишком много. Последнее, что я хотел бы сделать, — это убедить ее, что я помешан на дурацких байках о чандрианах.
   
Так что мы ехали в молчании. Было очень приятно просто сидеть рядом с ней. Вы вряд ли бы посчитали, что девушка с перевязанной рукой и подбитым глазом может быть красива, но Денна была прекрасна, как луна: не безупречна, но совершенна.
   
Фермер внезапно буркнул, прервав мои размышления:
   
— Вот Стогродник.
   
Я огляделся, ища родник, но не увидел его. Печально: я бы не отказался попить чего-нибудь холодного и немного умыться. После нескольких часов тяжелой скачки я весь пропитался потом и вонял лошадью.
   
Мы поблагодарили фермера и соскочили с повозки. Денна повела меня по тропе, которая вилась по склону холма среди деревьев и внезапных выходов выветренного темного камня. Денна казалась уверенней в своих ногах, чем когда мы уходили из трактира, но не отрывала глаз от земли, выверяя шаги с тщательной осторожностью, словно не очень полагалась на свое чувство равновесия.
   
Меня посетила внезапная мысль.
   
— Я получил твою записку, — сказал я, вытаскивая клочок бумаги из кармана плаща. — Когда ты мне ее оставила?
   
— Почти два оборота назад.
   
Я скорчил гримасу:
   
— Я получил ее только прошлой ночью.
   
Она кивнула своим мыслям:
   
— Я беспокоилась, потому что ты все не показывался. Я подумала, записка могла выпасть или размокнуть так, что ты не смог ее прочесть.
   
— Просто в последнее время я не пользовался окном, — сказал я.
   
Денна безразлично пожала плечами:
   
— Глупо с моей стороны было рассчитывать на это.
   
Я попытался придумать что-нибудь еще, объясняющее картину, которую она могла увидеть в «Эолиане», когда Фела дарила мне плащ. И не смог придумать ничего.
   
— Мне очень жаль, что я пропустил наш обед.
   
Денна удивленно посмотрела на меня:
   
— Деоч сказал, ты попал в пожар или что-то в этом роде. Говорил, что ты выглядел совершенно измочаленным.
   
— Я и чувствовал себя измочаленным, — сказал я. — Но больше от того, что не встретился с тобой, чем от огня…
   
Она закатила глаза.
   
— Я уверена, что ты был ужасно расстроен. Однако ты оказал мне своего рода услугу. Пока я сидела там… одна… изнывая, покинутая…
   
— Я уже сказал, что мне очень жаль.
   
— …со мной познакомился пожилой джентльмен. Мы поговорили, немного узнали друг о друге… — Денна пожала плечами и искоса посмотрела на меня, почти робко. — С тех пор я с ним еще несколько раз встречалась. Если все и дальше пойдет гладко, думаю, он станет моим покровителем до конца года.
   
— Правда? — сказал я, облегчение затопило меня, как холодная вода. — Чудесно и давно пора. А кто он?
   
Денна покачала головой, темные волосы заколыхались у лица.
   
— Не могу сказать. Он помешан на своей таинственности. Он не говорил мне свое имя больше оборота. Даже сейчас я не знаю, настоящее ли то имя, которое он назвал.
   
— Но если ты не знаешь, кто он такой, — медленно сказал я, — откуда ты можешь знать, что он из благородных?
   
Это был дурацкий вопрос. Мы оба знали ответ, но Денна все равно его озвучила:
   
— Деньги. Одежда. Манера себя держать. — Она пожала плечами. — Даже если он только богатый торговец, он все равно будет хорошим покровителем.
   
— Но не лучшим. В торговых семьях нет такой стабильности…
   
— …и их имена не имеют такого же веса, — закончила Денна с еще одним пожатием плеч. — Полбуханки лучше, чем ничего, а я устала обходиться совсем без хлеба. — Она вздохнула. — Я здорово потрудилась, завлекая его. Но он такой изворотливый… Мы никогда не встречаемся в одном и том же месте дважды и никогда прилюдно. Иногда он назначает встречу и даже носа на нее не показывает. Не то чтобы это было какой-то особенной новостью в моей жизни…
   
Тут под ногу Денне попался камешек, и она запнулась. Я поддержал ее, и она ухватилась за мою руку и плечо, чтобы не упасть. На секунду мы тесно прижались друг к другу, и, пока она восстанавливала равновесие, я ощутил ее тело совсем рядом.
   
Я отпустил ее, и мы отодвинулись друг от друга. Но она оставила свою руку легко лежать на моей. Я двигался медленно, словно мне на руку села диковинная птица и я ни за что не хотел спугнуть ее.
   
Я обдумывал, не обнять ли мне Денну — частично для поддержки, частично по другим, более очевидным причинам, — но быстро отбросил эту идею. Я вспомнил ее лицо, когда она сказала, что констебль лапал ее за ногу. Что я буду делать, если она даст мне такой же отпор?
   
Мужчины табуном ходили за Денной, и по нескольким нашим беседам я понял, насколько утомительными она их находит. Я не мог вынести мысль, что совершу те же ошибки, что и они, просто из-за того, что не придумал ничего другого. Лучше было не рисковать обидеть ее, а оставить все как есть. Как я уже говорил, существует огромная разница между храбростью и отсутствием страха.
   
Мы шли по тропе до развилки, потом стали подниматься по склону холма. Все молчало, кроме ветра, колеблющего высокие травы.
   
— Значит, он скрытен? — мягко подсказал я, беспокоясь, что молчание скоро станет неудобным.
   
— «Скрытен» не охватывает и половины, — сказала Денна, поднимая глаза к небесам. — Однажды какая-то женщина предложила мне денег за сведения о нем. Я сыграла дурочку, но потом, когда рассказала ему об этом, он сообщил, что это была проверка: насколько мне можно доверять. В другой раз мне угрожал мужчина. Полагаю, это была еще одна проверка.
   
Этот «покровитель» показался мне весьма подозрительным — не то беглец от закона, не то человек, скрывающийся от своей семьи. Я уже собирался это сказать, когда заметил, что Денна тревожно смотрит на меня. Она беспокоилась, волновалась, что я могу хуже подумать о ней за потакание капризам какого-то параноидального лордика.
   
Я припомнил свой разговор с Деочем о том, что как ни тяжела моя участь, ее куда тяжелее. Во что бы ввязался я, если бы мог получить покровительство богатого вельможи? Что бы сделал я для обретения человека, который даст мне денег на струны для лютни, присмотрит за тем, как я одеваюсь и что ем, и защитит меня от подлых мелких негодяев вроде Амброза?
   
Я проглотил свой предыдущий комментарий и выдал Денне понимающую ухмылку:
   
— Пусть уж он будет богатым, чтобы оправдать твои надежды, — сказал я. — Мешки денег. Горшки и ведра!
   
Уголки ее губ изогнулись вверх, и я почувствовал, как ее тело расслабилось: она радовалась, что я не осуждаю ее.
   
— Ну это было бы здорово! — В глазах Денны плясали искорки, говорящие: «да». — Он и есть та причина, почему я здесь оказалась, — продолжала она. — Он велел мне засветиться на этой свадьбе. Она оказалась куда более сельской, чем я ожидала, но… — Денна снова пожала плечами: молчаливый комментарий необъяснимым причудам знати. — Я ожидала, что мой может-быть-будущий покровитель будет здесь… — Она остановилась, смеясь. — Это вообще звучит хоть сколько-нибудь осмысленно?
   
— Просто придумай ему имя, — предложил я.
   
— Придумай ты, — сказала она. — Разве вас не учат именам в Университете?
   
— Аннабель, — предложил я.
   
— Я не буду, — отсмеявшись, сказала она, — называть своего потенциального покровителя Аннабель.
   
— Герцог Кучаденег?
   
— Ну, теперь ты просто так болтаешь. Попробуй еще раз.
   
— Просто скажи мне, когда я наткнусь на что-нибудь, что тебе понравится… Фредерик Болтливый. Фрэнк Щедрый. Феран Дикий. Форю Жалостливый. Фордейл Раздольный…
   
Она отрицательно качала головой всю дорогу до гребня холма. Когда мы наконец вышли на вершину, нас встретил резкий порыв ветра. Денна ухватилась за мою руку, а я поднял ладонь, прикрывая глаза от листьев и пыли. И закашлялся от неожиданности, когда ветер запустил лист прямо мне в рот. Я задохнулся и начал плеваться.
   
Денна нашла это невероятно смешным.
   
— Прекрасно, — сказал я, наконец выудив изо рта лист — желтый, в форме наконечника копья. — Ветер решил за нас. Мастер Ясень Пепельный. Или просто Ясень. Или просто Пепел.
   
— Ты уверен, что не мастер Вяз? — спросила она, разглядывая листок. — Их часто путают.
   
— На вкус ясень, — уверенно сказал я. — Кроме того, вяз — женское дерево.
   
Она серьезно кивнула, но глаза ее искрились весельем.
   
— Тогда Ясень.
   
Когда мы вышли из-под деревьев и перевалили через холм, ветер напал на нас снова и, забросав еще большим количеством мусора, утих. Денна отступила от меня на шаг и потерла глаз. Моя рука, на которой только что лежала ее ладонь, вдруг очень замерзла.
   
— Почернелые руки, — выругалась она, почесывая веко. — Мне соринка в глаз попала.
   
— Не соринка, — возразил я, оглядываясь с вершины холма. Меньше чем в пятнадцати метрах от нас стояла группа обугленных строений, которые прежде, видимо, были фермой Маутенов. — Пепел.
   
Я привел Денну к маленькой рощице, где можно было укрыться от ветра и вида фермы. Мы присели отдохнуть на упавшее дерево, и я дал Денне свою бутылку с водой, чтобы промыть глаз.
   
— Знаешь, — нерешительно сказал я, — тебе не обязательно идти туда. Я могу поискать твои вещи, если ты мне скажешь, где ты их оставила.
   
Она чуть прищурилась:
   
— Вот не пойму, ты такой заботливый или заносчивый…
   
— Я не знаю, что ты видела прошлой ночью. Так что не представляю, насколько мне стоит быть деликатным.
   
— Как правило, я не нуждаюсь в особой деликатности, — резко заметила она. — Я не рдеющая маргаритка.
   
— Маргаритки не рдеют.
   
Денна посмотрела на меня, моргая покрасневшими глазами.
   
— Возможно, ты думала о «скромной фиалке» или «робкой девице». В любом случае, маргаритки белые. Они не могут рдеть…
   
— А вот это, — ровным голосом сказала она, — была заносчивость.
   
— Ну, я подумал, тебе надо показать, как она выглядит, — сказал я. — Для сравнения. Чтобы не путать, когда я пытаюсь быть таким, а когда эдаким.
   
Мы глазели друг на друга некоторое время, потом Денна отвернулась, потирая глаз.
   
— Ну ладно, — согласилась она, потом откинула голову назад и плеснула себе в лицо водой, яростно моргая.
   
Промокнув лицо рукавом рубашки, она сказала:
   
— Я на самом деле не очень-то много видела. Я играла перед самой свадьбой, потом еще раз, когда готовились к ужину. Я все ждала появления своего… — она бледно улыбнулась, — мастера Ясеня, но не решалась спросить о нем. При всем том, что я знаю, это могло быть очередной его проверкой.
   
Денна умолкла, нахмурившись.
   
— У него есть способ подать мне сигнал. Способ дать мне знать, когда он где-то поблизости. Я извинилась, отошла и встретилась с ним у амбара. Мы ненадолго прогулялись в лес, он меня все время расспрашивал. Кто там был, сколько людей, как они выглядели… — Она задумалась. — Теперь мне кажется, что это была настоящая проверка. Он хотел посмотреть, насколько я наблюдательна.
   
— Прямо шпион какой-то, — пробормотал я.
   
Денна пожала плечами.
   
— Мы побродили где-то с полчаса, поговорили. Потом он что-то услышал и велел мне его подождать. Ушел по направлению к ферме и отсутствовал довольно долго.
   
— Насколько долго?
   
— Минут десять. — Она пожала плечами. — Знаешь же, как бывает, когда кого-нибудь ждешь. Было темно, я замерзла и проголодалась, — Она обхватила живот руками и немного наклонилась вперед, — Боги, я и сейчас голодна. Лучше бы я…
   
Я вытащил из дорожной сумки яблоко и отдал ей. Оно было роскошное: красное, как кровь, сладкое и хрустящее. О таких яблоках мечтаешь весь год, но видишь их всего пару недель осенью.
   
Денна с любопытством посмотрела на меня.
   
— Я привык много путешествовать, — объяснил я и взял себе другое яблоко. — И часто бывал голодным. Поэтому обычно беру с собой что-нибудь поесть. Я сделаю тебе настоящий ужин, когда мы разобьем лагерь на ночь.
   
— Он еще и готовит… — Денна надкусила яблоко и отпила воды. — В общем, мне показалось, что я слышу крики, поэтому я пошла обратно в направлении фермы. Когда я вышла из рощи, то уже точно расслышала крики и визг. Тогда я подобралась поближе и унюхала дым. И увидела огонь сквозь деревья…
   
— Какого он был цвета? — спросил я с набитым ртом.
   
Денна резко обернулась ко мне, ее взгляд внезапно стал подозрительным.
   
— Почему ты об этом спросил?
   
— Извини, что перебил тебя, — сказал я, проглатывая яблоко. — Сначала закончи свою историю, а потом я тебе все расскажу.
   
— Я тут уже много наговорила, — возразила она. — А ты даже не упомянул, почему оказался в этом городке.
   
— Магистры в Университете услышали некие странные слухи и послали меня сюда выяснить, правда ли это, — ответил я.
   
В моей лжи не было ни неловкости, ни колебаний. Я даже не планировал ее, она вырвалась сама. Пришлось принять молниеносное решение — я не мог взять и сказать ей правду о поисках чандриан, не мог вынести мысли, что Денна посчитает меня больным на голову.
   
— Университет занимается такими вещами? — спросила Денна. — Я-то думала, ваша компания только и делает, что сидит за книгами.
   
— Некоторые так и делают, — признал я, — Но когда мы слышим странные вести, кому-то приходится ехать и выяснять, что случилось на самом деле. Когда люди становятся суеверными, они начинают смотреть на Университет и думать: «Кто еще у нас тут водится с темными силами, которых лучше не трогать? Кого бы нам запихнуть в большой красивый костер?»
   
— И ты часто этим занимаешься? — Денна помахала оставшейся половинкой яблока. — Расследуешь такие дела?
   
Я покачал головой:
   
— Просто попал в немилость к магистру, и он постарался, чтобы я вытащил короткую соломинку на эту поездку.
   
Неплохая ложь, особенно для полной импровизации. Она даже продержится, если Денна задумает навести справки, поскольку в ней есть частичка правды. Когда требует необходимость, я становлюсь величайшим лжецом. Не самое благородное из искусств, но весьма полезное. Оно тесно связано с актерством и рассказыванием историй, и я научился всем трем от отца — а уж он-то был великим мастером.
   
— Ты по горло набит конским дерьмом, — буднично сообщила Денна.
   
Я застыл, завязнув зубами в яблоке. Потом разинул рот, так и не откусив, но оставив белые отпечатки зубов на красной кожуре.
   
— Извини?
   
Она пожала плечами:
   
— Если не хочешь говорить мне, ладно. Не ври из желания успокоить меня или произвести впечатление.
   
Я глубоко вдохнул, поколебался и медленно выдохнул:
   
— Я не хочу тебе лгать о том, почему я здесь. Но беспокоюсь, что ты обо мне подумаешь, если я скажу правду.
   
Глаза Денны были темны, задумчивы и непроницаемы.
   
— Ну ладно, — наконец сказала она с почти незаметным кивком. — В это я могу поверить.
   
Она откусила от яблока и начала жевать, разглядывая меня в упор. Ее влажные губы были даже краснее яблока.
   
— Я услышал кое-какие слухи, — наконец сказал я. — И я хочу знать, что здесь случилось. Это все, правда. Я просто…
   
— Послушай, Квоут, прости меня. — Денна вздохнула и провела рукой по волосам. — Мне не следовало давить на тебя. Это и правда не мое дело. Я знаю, как это: иметь тайны.
   
В эту минуту я чуть не рассказал ей все: всю историю о моих родителях, чандрианах, человеке с черными глазами и кошмарной улыбкой. Но вдруг побоялся, что это может показаться отчаянной выдумкой ребенка, пойманного на лжи. Поэтому я выбрал путь труса и промолчал.
   
— Так ты никогда не найдешь свою настоящую любовь, — сказала Денна.
   
Ошарашенный, я выпал из своих размышлений.
   
— Прости, что?
   
— Ты ешь серединку яблока, — рассмеявшись, пояснила она. — Ты обгрызаешь его по бокам, а потом сверху вниз. Никогда раньше не видела, чтобы так ели.
   
— Старая привычка, — отмахнулся я, не желая рассказывать ей правду. Правду о том, что в моей жизни бывали времена, когда я радовался и серединке яблока, если удавалось ее добыть. — Что ты имела в виду до того?
   
— Разве ты никогда не играл в эту игру? — Она показала огрызок своего яблока и взялась двумя пальцами за черенок. — Задумываешь букву и поворачиваешь. Если выдерживает, задумываешь другую букву и поворачиваешь снова. Когда черенок отрывается… — ее как раз оторвался, — ты получаешь первую букву имени человека, которого полюбишь.
   
Я посмотрел на крошечный кусочек, оставшийся от моего яблока. Слишком мало, чтобы взяться и повернуть. Я откусил остатки и бросил черенок.
   
— Похоже, я обречен вечно жить без любви.
   
— Вот ты снова перешел на семь слов, — с улыбкой сказала Денна. — Ты замечаешь, что все время это делаешь?
   
Почти минуту я пытался понять, на что она намекает, но, прежде чем успел ответить, Денна продолжила.
   
— Я слышала, что яблочные семечки вредны, — сказала она. — В них есть мышьяк.
   
— Кумушкины сказки, — ответил я. Это был один из десяти тысяч вопросов, которые я задавал Бену, когда он путешествовал с труппой. — Там не мышьяк, а цианид, но его недостаточно, чтобы повредить человеку, разве что съесть целое ведро.
   
— А-а. — Денна задумчиво рассматривала огрызок своего яблока, потом начала его есть сверху вниз.
   
— Ты рассказывала мне о том, что случилось с мастером Ясенем, перед тем как я грубо тебя перебил, — подсказал я так деликатно, как мог.
   
Денна пожала плечами.
   
— Не много осталось рассказывать. Я увидела огонь, подошла поближе, услышала еще больше криков и шума…
   
— А огонь?
   
Она поколебалась:
   
— Синий.
   
Во мне поднялось некое темное предчувствие. И возбуждение: я наконец подобрался ближе к ответам о чандрианах — и страх от мысли, что я так близко к ним.
   
— Как выглядели те, кто напал на тебя? Как тебе удалось спастись?
   
Денна горько усмехнулась.
   
— Никто не нападал на меня. Я увидела силуэты на фоне огня и побежала как ошпаренная. — Она подняла перевязанную руку и коснулась виска. — Наверное, я врезалась в дерево и потеряла сознание. Пришла в себя только в городе, сегодня утром. Это вторая причина, по которой мне надо было вернуться, — продолжала она. — Я не знаю, вдруг мастер Ясень все еще поблизости. Я не слышала, чтобы кто-нибудь в городе говорил о найденном лишнем теле, но не могла задавать вопросы, не вызывая подозрений…
   
— А он такого не потерпит, — понимающе поддакнул я.
   
Денна кивнула.
   
— Не сомневаюсь, что он превратит это еще в одну проверку, чтобы посмотреть, как хорошо я умею держать рот на замке. — Она многозначительно посмотрела на меня. — Это значит…
   
— О, я постараюсь хорошенько удивиться, если мы кого-нибудь найдем, — сказал я. — Не волнуйся.
   
Она нервно улыбнулась.
   
— Спасибо. Я просто надеюсь, что он жив. Я целых два оборота потратила, чтобы завоевать его. — Она выпила последний глоток из моей бутылки и отдала ее мне. — Давай пойдем все осмотрим.
   
Денна неуверенно поднялась на ноги, а я краем глаза наблюдал за ней, засовывая бутылку обратно в сумку. Я работал в медике уже полгода; Денна ударилась левым виском достаточно сильно, чтобы получить синяк под глазом и кровоподтек за ухом под волосами. Ее правая рука висела на перевязи, и по тому, как она держала спину, я догадался, что у нее сильно ушиблен левый бок, а то и пара ребер сломана.
   
Если она наскочила на дерево, то дерево это было очень странной формы.
   
Но все же я не стал заострять на этом внимание. Не стал на нее давить.
   
Как я мог? Я слишком хорошо знал, как это: иметь тайны.
   
   
Ферма выглядела совсем не так ужасно, как могла бы. Амбар превратился в груду золы и досок, между ним и обугленной ветряной мельницей стояло пустое корыто для лошадей. Ветер пытался повернуть ветряк, но на нем осталось только три лопасти, и он просто качался: туда-сюда, туда-сюда.
   
Трупов не было — только глубокие колеи, оставленные в дерне колесами повозок, приезжавших увозить тела.
   
— Сколько людей было на свадьбе? — спросил я.
   
— Двадцать шесть, считая невесту и жениха. — Денна рассеянно пнула обугленный кусок бревна, наполовину торчащий из пепла около останков амбара. — Хорошо, что здесь обычно к вечеру идет дождь, иначе вся эта сторона горы была бы сейчас в огне.
   
— Были здесь какие-нибудь злостные враги? — спросил я. — Семьи-соперники? Другой соискатель руки и сердца, ищущий мести?
   
— Конечно, — легко согласилась Денна. — Маленькие городки — рассадник всего такого. Люди здесь будут пятьдесят лет помнить любую обиду вроде: «Вишь, шо ихний Том сказал про нашу Кари». — Она покачала головой. — Но убивать — вряд ли. Это были самые обычные люди.
   
Обычные, но зажиточные, подумал я про себя, обходя фермерский дом. Построить такой дом могла только богатая семья: фундамент и нижняя часть стен были сложены из прочного серого камня, и углы верхнего этажа, деревянно-штукатурного, также укреплял камень. Однако стены просели внутрь, чуть не обваливаясь, а зияющие провалы окон и двери обрамляла темная сажа. Я заглянул в проем и увидел, что серый камень стен закоптился дочерна. Среди останков мебели и обугленных досок пола валялись черепки глиняной посуды.
   
— Если твои вещи были внутри, — сказал я Денне, — то считай, что они пропали. Я, конечно, могу войти и поискать…
   
— Не глупи, — возразила она. — Тут все вот-вот рухнет.
   
Она постучала согнутым пальцем по косяку. Он отозвался глухо и пусто.
   
Заинтересовавшись странным звуком, я подошел посмотреть, поддел косяк пальцем, и длинная щепка величиной с мою ладонь отвалилась почти без сопротивления.
   
— Труха какая-то, а не дерево, — сказал я. — Столько денег потрачено — зачем скряжничать на косяках?
   
Денна пожала плечами.
   
— Может, это от жара?
   
Я рассеянно кивнул и продолжил бродить вокруг, осматривая все, что попадалось на глаза. Наклонившись и подобрав обугленный кусок дранки, я едва слышно пробормотал заклинание. По моим рукам пробежал краткий холодок, и на другом конце щепки вспыхнуло пламя.
   
— Такое не каждый день увидишь, — заметила Денна. Ее голос был спокоен, но это было деланное спокойствие, словно она очень старалась выглядеть невозмутимой.
   
Сначала я даже не понял, о чем она говорит. Простая симпатия вроде этой была настолько обычна в Университете, что я даже не подумал, как это выглядит для непосвященных.
   
— Просто небольшое обращение к темным силам, которых лучше не трогать, — беспечно заявил я, держа горящую дранку. — Значит, вчера вечером огонь был синим?
   
Она кивнула.
   
— Как пламя угольного газа. Как лампы, которые попадались мне в Анилене.
   
Щепка горела обычным живым оранжевым пламенем. Ни следа синевы, но прошлым вечером огонь вполне мог быть синим. Я бросил щепку наземь и затоптал ее башмаком.
   
Что-то тревожило меня, но я не мог уловить это. Я снова обошел дом и решил войти внутрь и оглядеться.
   
— Пожар на самом деле был не так уж силен, — сказал я Денне. — Так что ты оставила внутри?
   
— Не так уж силен? — недоверчиво сказала она, выходя из-за угла. — Да все в труху превратилось.
   
Я показал:
   
— Крыша не прогорела, только около трубы. Это значит, что огонь не слишком повредил второй этаж. Что там было твоего?
   
— Немного одежды и лира, которую мне купил мастер Ясень.
   
— Ты играешь на лире? — Я был удивлен. — Сколько струн?
   
— Семь. Я только учусь — Она издала короткий невеселый смешок. — Училась. Для деревенской свадьбы я достаточно хороша — но и только.
   
— Не трать себя на лиру, — сказал я. — Архаичный инструмент, никакого простора для развития. Не то чтобы я осуждал твой выбор инструмента, — быстро добавил я. — Просто твой голос заслуживает лучшего аккомпанемента, чем тебе сможет дать лира. Если ты ищешь прямострунный инструмент, который можно носить с собой, выбирай полуарфу.
   
— Ты очень мил, — сказала она. — Но я ее не выбирала. Мастер Ясень выбрал. В следующий раз раскручу ею на арфу. — Она посмотрела вокруг и вздохнула: — Если он еще жив.
   
Я заглянул внутрь сквозь одно из закопченных окон — и рама рассыпалась, когда я оперся на нее.
   
— Это тоже прогнило, — сказал я, вертя в руках кусок дерева.
   
— Именно. — Денна схватила меня за руку и оттащила от окна. — Все здесь только и ждет, чтобы обрушиться. Не стоит заходить внутрь. Ты верно сказал: это всего лишь лира.
   
Я позволил увести себя.
   
— Тело твоего покровителя может быть там, наверху.
   
Денна покачала головой.
   
— Не тот он человек, чтобы вбежать в горящее здание и попасть в ловушку. — Она сурово посмотрела на меня. — И вообще, что ты собираешься там найти?
   
— Не знаю, — признался я. — Но если я не войду внутрь, то не представляю, где еще искать ключи к тому, что здесь действительно произошло.
   
— А кстати, что за слухи ты слышал? — спросила Денна.
   
— Не много, — сказал я, возвращаясь мысленно к тому, что сказал человек с баржи. — Группа людей убита на свадьбе. Все мертвы, разодраны, как тряпичные куклы. Синий огонь.
   
— На самом деле они были не разодраны, — заметила Денна. — Судя по тому, что я слышала в городке, здесь хорошо поработали ножом и мечом.
   
Я не заметил в городке никого, кто носил хотя бы нож на поясе. Самыми вооруженными были фермеры в полях: у них имелись серпы и косы. Я оглянулся на просевший дом, твердо уверенный, что упускаю нечто важное…
   
— Так что, ты думаешь, здесь произошло? — спросила Денна.
   
— Не знаю, — сказал я. — Я ожидал, что вообще ничего не найду. Ты же знаешь, как слухи раздуваются до невообразимых размеров. — Я огляделся. — Я бы списал синий огонь на сплетни, если бы ты не была здесь и не подтвердила это.
   
— Другие люди видели его прошлой ночью, — сказала она. — Все еще тлело, когда они приехали за телами и нашли меня.
   
Я оглянулся, в нарастающем раздражении, все еще чувствуя себя так, словно что-то прохлопал, но никак не мог понять, что именно.
   
— А что думают в городке? — спросил я Денну.
   
— Народ был не больно-то разговорчив в моем присутствии, — едко заметила она. — Но я уловила кусок разговора между констеблем и мэром. Народ шепчется про демонов, и синий огонь их в этом убедил. Некоторые говорили о шаркунах. Полагаю, в этом году праздник урожая будет куда более традиционным, чем обычно. Множество костров, сидр и пугала…
   
Я снова огляделся. Осыпавшиеся останки амбара, ветряная мельница с тремя лопастями и выгоревшая коробка дома. Рассерженный, я почесал голову, пытаясь понять, что же я упустил. Я хотел найти… хоть что-нибудь. Что угодно.
   
Я стоял и все больше уверялся, насколько глупа моя надежда. Что я надеялся найти? Следы? Клочок ткани из чьего-нибудь плаща? Какую-нибудь скомканную записку с важнейшим кусочком информации, разборчиво написанную и оставленную специально для меня? Такое случается только в сказках.
   
Я вытащил бутылку и допил последние капли.
   
— Ну все, я здесь закончил, — сказал я, подходя к корыту. — Что ты планируешь делать дальше?
   
— Мне нужно еще немного осмотреться, — сказала она. — Есть шанс, что мой благородный друг где-то тут, лежит раненый.
   
Я поглядел на покатые холмы, золотые от осенних листьев и пшеничных полей, зеленые от пастбищ и сосновых перелесков. Там и сям их прорезали темные шрамы скал и каменных лбов.
   
— Огромные пространства… — заметил я.
   
Она кивнула с решительным выражением на лице.
   
— По крайней мере, мне надо попытаться.
   
— Ты не откажешься от помощи? — спросил я. — Я неплохо ориентируюсь в лесу…
   
— Уж точно не откажусь от компании, — ответила Денна. — Особенно учитывая тот факт, что в округе может бродить толпа мародерствующих демонов. Кроме того, ты уже предложил мне сегодня ужин.
   
— И верно.
   
Я прошел мимо обугленной мельницы к железному ручному насосу, взялся за ручку, налег на нее и пошатнулся, когда она отломилась у основания.
   
Я уставился на сломанную ручку насоса. Она проржавела насквозь и рассыпалась в моих руках жирными слоями красной ржавчины.
   
Во внезапной вспышке я припомнил, как однажды вечером много лет назад вернулся и нашел свою труппу убитой. Вспомнил, как протянул руку для опоры и обнаружил, что крепкие железные спицы фургонного колеса полностью проржавели. Припомнил толстое прочное дерево, распавшееся в труху от моего прикосновения.
   
— Квоут? — Лицо Денны оказалось совсем близко к моему, на нем читались волнение и участие. — С тобой все в порядке? Тейлу почернелый, сядь, пока не упал. Ты ушибся?
   
Я отошел и сел на край корыта, но толстые доски расползлись под моим весом, как трухлявый пень. Я не стал сопротивляться силе притяжения и плюхнулся на траву.
   
Подняв проржавелую ручку насоса, я показал ее Денне. Она нахмурилась:
   
— Насос был новый. Отец невесты все бубнил, как дорого стоило вырыть колодец здесь, на вершине холма. Гордился, что его дочери не придется по три раза в день таскаться с ведрами в гору.
   
— Что, ты думаешь, здесь произошло? — спросил я. — Только честно.
   
Денна посмотрела по сторонам. Синяк на виске резко контрастировал с бледностью ее кожи.
   
— Думаю, когда я закончу искать своего покровителя, мне надо хорошенько отмыть руки от этого места и никогда его не вспоминать.
   
— Это не ответ, — сказал я. — Что, ты думаешь, здесь произошло?
   
Она долго смотрела на меня, прежде чем ответить.
   
— Что-то плохое. Я никогда не видела демона и не очень-то стремлюсь. Но я также никогда не видела короля Винта…
   
— Знаешь детскую песенку?
   
Денна непонимающе посмотрела на меня, так что я спел:
   
    
     
Синим стал огонь в печи —
     
Что нам делать, научи!
     
Наутек — со всех ног!
     
Ржа твой меч поела вдруг.
     
Кому верить, кто здесь друг?
     
Стоит камень. Ты не с нами.
    
   
   
Денна побледнела, поняв, что я имею в виду. Она кивнула и тихонько допела припев:
   
    
     
Дама инея бледнее,
     
Тишина идет за нею.
     
Вот бы выведать их планы…
     
Чандрианы, чандрианы!
    
   
   
Мы с Денной сидели в лоскутной тени осенних деревьев, отвернувшись от разрушенной фермы. «Чандрианы. Чандрианы действительно были здесь». Я все еще пытался собраться с мыслями, когда Денна заговорила.
   
— Это то, что ты ожидал найти? — спросила она.
   
— Это то, что я искал, — сказал я. «Чандрианы были здесь меньше суток назад». — Но я не ожидал этого. В смысле, когда ты ребенок и ищешь зарытый клад, ты не ожидаешь его найти. Ты ищешь деннерлингов и фейри в лесу, но не находишь их. — «Они убили мою труппу и убили эту свадьбу». — Адское пламя, я ищу тебя в Имре все время, но на самом деле не ожидаю найти тебя… — Я умолк, поняв, что болтаю вздор.
   
Денна рассмеялась, и напряжение словно вылилось из нее с этим смехом. В нем не было ни капли насмешки, только веселье.
   
— Значит, я потерянное сокровище, а то и фейелинг?
   
— Ты и то и другое. Спрятанное, драгоценное, то, что часто ищут, но редко находят. — Я поднял на нее глаза; мой разум почти не контролировал то, что вылетало изо рта. — В тебе также много от фейе. — «Они реальны. Чандрианы реальны». — Тебя никогда нет там, где я тебя ищу, а потом ты появляешься совершенно неожиданно. Как радуга.
   
Весь последний год я таил в глубинах сердца молчаливый страх. Временами я опасался, что память о гибели моей труппы и чандрианах была странным горестным сном, созданным моим умом, чтобы помочь мне справиться с потерей всего моего мира. Но теперь я получил нечто вроде доказательства. Они реальны. Моя память не врет. Я не сумасшедший.
   
— Когда я был маленький, я как-то вечером целый час бежал за радугой. Потерялся в лесу, родители были в бешенстве. А я думал, что могу ухватить ее. Я видел, где она касалась земли. Вот и с тобой так же…
   
Денна коснулась моей руки. Я почувствовал через рубашку внезапное тепло ее ладони. Глубоко вдохнул запах ее волос, теплых от солнца, запах зеленой травы и ее чистого пота, ее дыхания и яблок. Ветер прошелестел в ветвях и приподнял прядь Денниных волос так, что она мазнула меня по лицу.
   
Только когда внезапная тишина наполнила поляну, я осознал, что уже несколько минут из меня льется непрерывный поток бездумной болтовни. Я покраснел от смущения и огляделся, внезапно вспомнив, где нахожусь.
   
— Глаза у тебя были немного безумные, — мягко сказала Денна. — Кажется, раньше я ни разу видела тебя не в себе.
   
Я сделал еще один медленный вдох.
   
— Я все время не в себе, — сказал я. — Просто не показываю этого.
   
— Прямо мой случай. — Она отступила на шаг, ее рука медленно проскользила по моей и упала. — И что теперь?
   
— Я… понятия не имею. — Я бессмысленно огляделся.
   
— Тоже на тебя не похоже, — сказала она.
   
— Мне бы глоток воды, — сказал я и застенчиво улыбнулся от того, как по-детски это прозвучало.
   
Денна улыбнулась мне в ответ.
   
— Для начала неплохо, — поддразнила она меня. — А потом?
   
— Я бы хотел знать, почему они напали на это место.
   
— «Вот бы выведать их планы»? — Она посерьезнела. — У тебя не бывает ничего среднего. Все, что тебе нужно, — глоток воды и ответ на вопрос, который народ пытается разгадать с тех пор, как… да целую вечность.
   
— А что, ты думаешь, здесь произошло? — в который уже раз повторил я. — Кто, по-твоему, убил их всех?
   
Денна скрестила руки на груди.
   
— Не знаю. Это могло быть все, что… — Она остановилась, прикусив нижнюю губу. — Нет. Вранье, — наконец сказала она. — Странно говорить такое, но я думаю, это были они. Звучит как сказочка, так что не хочется верить… Но я верю. — Она тревожно посмотрела на меня.
   
— Я прямо-таки почувствовал себя лучше. — Я улыбнулся и встал. — А то уж я думал, что немного повредился в уме.
   
— Тоже может быть, — сказала Денна. — Я не слишком хороший пробный камень, чтобы оценивать твою нормальность.
   
— А ты чувствуешь себя сумасшедшей?
   
Она покачала головой, изогнув уголок губ в полуулыбке.
   
— Нет. А ты?
   
— Не особенно.
   
— И хорошо и плохо — как посмотреть, — решила она. — Как же ты предлагаешь нам решать эту тайну веков?
   
— Мне надо немного подумать, — сказал я. — Кстати, давай-ка поищем твоего таинственного мастера Ясеня. Я сгораю от желания задать ему несколько вопросов о том, что он увидел на ферме Маутенов.
   
Денна кивнула.
   
— Думаю, надо вернуться туда, где он меня оставил, за тот камень, и посмотреть между ним и фермой. — Она пожала плечами. — Невеликий план…
   
— Зато хоть есть, с чего начать, — сказал я. — Если он вернулся и обнаружил, что ты исчезла, он мог оставить след, а мы его можем взять.
   
Денна повела меня через лес. Здесь было теплее: деревья сдерживали ветер, а поскольку многие из них почти оголились, вниз просачивалось солнце. Только высокие дубы все еще прикрывались листвой, как скромничающие старики.
   
Пока мы шли, я попытался придумать, какую причину могли чандрианы найти, чтобы убить всех этих людей. Было ли какое-нибудь сходство между этой свадьбой и моей труппой?
   
«Чьи-то родители пели совсем неправильные песни…»
   
— Что ты пела той ночью? — спросил я. — Для гостей.
   
— Как обычно, — ответила Денна, пиная груду листьев. — Праздничные благоглупости. «Свистульку», «Приходи на речку мыться», «Горшок с медным дном». — Она фыркнула: — «Лоханку тети Эмме»…
   
— Да ты что! — негодующе воскликнул я. — На свадьбе?
   
— Пьяный дедушка очень просил. — Она пожала плечами, пробираясь через густые заросли желтеющего бойликрова. — Было несколько поднятых бровей, но немного. Народ здесь не слишком возвышенный.
   
Мы прошли еще немного в тишине. Ветер шуршал высоко в ветвях, но там, где шли мы, он звучал едва слышным шепотком.
   
— Кажется, я никогда раньше не слышал «Приходи на речку»…
   
— А я-то думала… — Денна посмотрела на меня через плечо. — Ты хитришь, пытаясь заставить меня спеть тебе?
   
— Конечно.
   
Она повернулась и тепло мне улыбнулась, прядь волос упала ей на лицо.
   
— Может быть, позже. Отплачу за ужин. — Она обошла вокруг высокого зубца темного камня. Здесь, в тени, было холоднее. — Вроде бы он оставил меня здесь, — сказала она, неуверенно оглядываясь. — Днем все выглядит по-другому.
   
— Ты хочешь искать по дороге к ферме или ходить отсюда кругами?
   
— Кругами, — ответила она. — Но тебе придется показать мне, что следует искать. Я девочка городская.
   
Я быстро показал Денне то немногое, что знал о лесе: почву, где сапог может оставить след, явно потревоженные кучи листьев, через которые прошла она сама, сломанные и оборванные ветки бойликрова там, где она пробиралась.
   
Мы не отходили друг от друга далеко, поскольку две пары глаз лучше одной, а бродить в одиночку никто из нас не рвался. Мы искали и искали, отходя от камня по все более длинным дугам.
   
Через пять минут я понял тщетность этих поисков — леса было просто слишком много. Я не сомневался, что и Денна быстро пришла к тому же выводу. Сказочные ключики, которые мы надеялись найти, снова не пожелали нам показываться. Не было ни оторванных клочков ткани, застрявших на ветках, ни глубоких отпечатков сапог, ни покинутых кострищ. Мы нашли много грибов, желудей, комаров и кучку енотьего дерьма, тщательно закопанного в листья.
   
— Ты слышишь воду? — спросила Денна.
   
Я кивнул.
   
— Наконец-то я смогу попить, — сказал я. — И немного помыться.
   
Мы без слов оставили наши розыски: ни один из нас не желал признавать, что хочет бросить их, но оба уже понимали, насколько они бессмысленны. Мы двинулись вниз по склону холма, на звук бегущей воды, и наконец, протиснувшись через плотный ряд сосен, вышли к прелестному глубокому ручью метров пяти шириной.
   
В этой воде не чувствовалось запаха отходов литейной, так что мы напились и наполнили мою бутылку.
   
Я хорошо знал строй сказок и историй. Если юная парочка приходит к реке, то дальше все происходит по определенному сценарию. Денна будет купаться на песчаном участке берега с другой стороны ели, невидимая мне. Я отойду на некоторое расстояние, также невидимый, но в пределах слышимости. Потом… что-нибудь случится. Она поскользнется и подвернет ногу или порежется об острый камень, и мне придется броситься к ней. А потом…
   
Но это не была история о встрече двух юных влюбленных у реки. Так что я немного поплескал себе водой в лицо и переоделся за деревом в чистую рубашку. Денна окунула в воду голову, чтобы освежиться. Ее блестящие волосы струились, как черная тушь, когда она их выжимала.
   
Потом мы сидели на камне, опустив ноги в воду, отдыхали и наслаждались обществом друг друга. Мы разделили яблоко, передавая его друг другу и откусывая по очереди — занятие, близкое к поцелуям, если вы никогда не целовались раньше.
   
И после недолгих подначек Денна спела для меня. Один куплет из «Приходи на речку» — куплет, которого я раньше никогда не слышал и который, подозреваю, она сочинила прямо на ходу. Я не буду повторять его здесь, поскольку она спела его мне, а не вам. И раз это не история о встрече двух юных влюбленных у реки, он не имеет здесь особенного значения, и я придержу его для себя.
  
  
   
    
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
    
СВИНЬКИ
   
   
Вскоре после того, как яблоко закончилось, мы с Денной вытащили ноги из воды и собрались уходить. Я подумывал остаться босиком, потому что ноги, которые бегали босыми по крышам Тарбеана, могут не опасаться ран даже на самом жестком лесном ковре. Но, не желая выглядеть невоспитанным, все же надел носки, хоть они и были влажные и липкие от пота.
   
Я уже зашнуровывал башмак, когда услышал слабый шум в лесу, где-то за группой невысоких пышных сосен.
   
Тихонько я потянулся к Денне, чуть коснулся ее плеча, чтобы привлечь ее внимание, и приложил палец к губам.
   
«Что?» — одними губами спросила она.
   
Я подошел поближе, ступая аккуратно, чтобы создавать как можно меньше шума.
   
— Кажется, я что-то слышу, — сказал я ей на ухо. — Надо пойти взглянуть.
   
— Демона с два, — прошептала она. Ее лицо под тенью сосен было бледно. — Именно это Ясень сказал мне перед тем, как уйти. Будь я проклята, если ты тоже исчезнешь.
   
Я не успел ответить. Послышалось новое движение среди деревьев: зашуршали кусты, резко хрустнула сухая сосновая ветка. Шум становился громче, и я разобрал звук чего-то большого и тяжело дышащего. Потом глухое животное ворчание.
   
Не человек. Не чандриан. Мое облегчение было коротким, поскольку я услышал ворчание и звук принюхивания. Дикий кабан, вероятно, идущий к реке.
   
— Спрячься за меня, — сказал я Денне.
   
Большинство людей не понимают, насколько кабаны опасны, особенно осенью, когда самцы дерутся между собой, доказывая свою удаль. Симпатия мне сейчас не поможет: у меня нет ни источника, ни связки, даже крепкой палки нет. Отвлечет ли его пара яблок?
   
Кабан выломился из-под низко нависших ветвей ближайшей сосны. Весил он раза в два больше меня. Осмотревшись и заметив нас, кабан издал громкий утробный рык, поднял голову и зашевелил ноздрями, пытаясь уловить наш запах.
   
— Не беги, а то он побежит за тобой, — сказал я тихонько, медленно закрывая собой Денну. Поскольку ничего другого под рукой не нашлось, я вытащил свой складной нож и открыл его большим пальцем. — Отступай и заходи в реку. Они плохо плавают.
   
— Не думаю, что она опасна, — сказала Денна за моей спиной обычным голосом. — Она скорее любопытна, чем зла. — Денна помолчала. — Не то чтобы я не оценила твой благородный порыв…
   
Со второго взгляда я понял, что она права. Это была свинья, а не кабан, и под слоем грязи проглядывала розовая шкура домашней свиньи, а не бурая щетина дикой. Заскучав, свинья опустила голову и принялась рыться в кустах под соснами.
   
Только тогда я понял, что припал к земле, выставив одну руку, как борец. В другой руке я сжимал свой жалкий складной нож, такой маленький, что мне приходилось делать несколько надрезов, чтобы располовинить крупное яблоко. Еще хуже — на мне был только один башмак. Я выглядел смешно — и безумно, как Элодин в его худший день.
   
Мое лицо вспыхнуло. Я понял, что красен, как свекла.
   
— Тейлу милосердный, я чувствую себя идиотом.
   
— На самом деле все это весьма лестно, — сказала Денна. — Не припомню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь бросался на мою защиту раньше — разве что в трактирах выпендривались, причем довольно противно.
   
— Конечно-конечно. — Я натягивал второй носок и башмак, старательно не глядя ей в глаза. — Это же мечта каждой девушки, чтобы ее спасли от чьей-то любимой свинки.
   
— Я серьезно. — Я посмотрел на Денну и увидел на ее лице веселье, но не насмешку. — Ты выглядел… свирепым. Как волк, ощетинившийся каждой шерстинкой. — Она запнулась, глядя на мою голову. — Или, скорее, лис. Для волка ты слишком рыжий.
   
Я немного успокоился: ощетинившийся лис лучше помешанного полуобутого идиота.
   
— Однако нож ты держишь неправильно, — буднично заметила Денна, кивнув на мою руку. — Если ты пырнешь кого-нибудь, твой захват соскользнет и ты разрежешь себе большой палец. — Протянув руку, она чуть передвинула мои пальцы. — Если держишь вот так, палец останется целым. Обратная сторона — много теряешь в подвижности запястья.
   
— Ты так часто дерешься ножом? — ошеломленный, спросил я.
   
— Не настолько, как можно подумать, — криво улыбнулась она. — Это еще одна страница из той затрепанной книжонки, которой вы, мужчины, так любите пользоваться при ухаживании за нами. — Она раздраженно закатила глаза. — И перечесть не могу мужчин, которые пытались похитить мою добродетель, уча меня, как ее защищать.
   
— Никогда не видел, чтобы ты носила нож, — заметил я. — Почему?
   
— А зачем бы мне носить нож? — спросила Денна. — Я же нежный цветок и все такое. Женщина, которая разгуливает с ножом, явно напрашивается на неприятности — Она сунула руку в карман и вытащила длинную изящную полосу металла, остро отблескивающую с одной стороны. — Однако женщина, которая носит с собой нож, готова к неприятностям. В общем, проще казаться безобидной. Меньше проблем получается.
   
Только ее будничный тон не позволил мне вздрогнуть. Ее нож, хоть и ненамного больше моего, был не складной — прямой кусок металла с рукоятью, оплетенной тонкой кожей. Он явно предназначался не для еды и не для выполнения всяких работ около костра. Он больше походил на бритвенно-острые хирургические инструменты из медики.
   
— А как ты носишь его в кармане и не режешься? — спросил я.
   
Денна повернулась вполоборота и посмотрела на меня.
   
— Мой карман идет вдоль шва, внутри. Он прилегает к ноге, вот почему нож такой плоский. Так что нельзя увидеть, что я его ношу. — Она сжала обернутую кожей рукоять и выставила нож перед собой, показывая мне: — Вот так. Надо держать большой палец вдоль плоскости.
   
— Ты пытаешься похитить мою добродетель, уча меня, как ее защищать? — спросил я.
   
— Как будто у тебя есть добродетель, — рассмеялась Денна. — Я пытаюсь спасти от порезов твои красивые руки, когда ты в следующий раз будешь защищать девушку от свиньи. — Она склонила голову набок. — Кстати, ты знаешь, что, когда злишься, твои глаза…
   
— Ау-у, свиньки! — раздался из-за деревьев голос, сопровождаемый унылым бряканьем колокольчика. — Свинь-свинь-свинь…
   
Огромная свинья подняла голову и потрусила через кусты на голос. Денна улучила момент и убрала нож, пока я поднимал дорожную сумку.
   
Мы последовали за свиньей и вскоре приметили ниже по ручью человека, вокруг которого толкалось с полдесятка крупных свиней. Были среди них и старый щетинистый боров, и куча разновозрастных поросят, путавшихся под ногами.
   
Свинопас подозрительно уставился на нас.
   
— Приве-ет! — прокричал он. — Да не бойтеся. Энти не кусят.
   
Он был тощий, с выдубленной солнцем кожей и всклокоченной бородой. На длинной палке висел грубый бронзовый колокольчик, а на плече болтался потрепанный мешок. Пахло от него лучше, чем можно было ожидать, поскольку свиньи на выпасе чище, чем в загонах. Даже если бы он вонял, как загонная свинья, я бы не смог его в этом упрекнуть, поскольку наверняка мне в некоторые периоды жизни случалось пахнуть куда хуже.
   
— Мне штой-то прислышалося тама, у воды, — сообщил свинопас с таким сильным шикающим акцентом, что я еле понял его слова. Моя мать называла это говором дальних долин, поскольку найти его можно только в городках, почти не имеющих контактов с внешним миром. Даже в маленьких сельских городишках вроде Требона народ в наши дни уже не говорит так. Я, проживший столько времени в Имре и Тарбеане, не слышал подобного невнятного говора многие годы. Этот парень, похоже, вырос в действительно отдаленном месте, возможно, затерянном где-то в горах.
   
Свинопас подошел поближе и угрюмо оглядел нас.
   
— Шо эт вы оба-два тута делайте? — подозрительно спросил он. — Мне пошудилось, шо кто-то пел.
   
— А, эт сеструха моя, — сказал я, кивая на Денну. — У ней чудный голос, дык далеко слыхать. — Я протянул руку. — Страшно рад познакомицца, сэр. Меня звать Коуф.
   
Услышав мою речь, свинопас отпрянул, и добрая половина подозрительности сошла с его лица.
   
— Я тож рад, маастр Коуф, — сказал он, тряся мою руку. — Редко случайца встретить парня, штоб пральна грил. Энти при портах бубнят как шерсти в рот набили.
   
Я рассмеялся:
   
— Папаша мой грил: «Шерсть во рте — шерсть в балде».
   
Он ухмыльнулся и потряс мою руку.
   
— Меня звать Скойван Чиммельпфеннег.
   
— Да у тя имечко, как у короля, — восхитился я. — Ты не больно обидисся, коли я тя до Чима сокращу?
   
— Дык все дружки мои так, — ухмыльнулся он, похлопав меня по спине. — И для ребят навроде вас Чим ладно будет. — Он перевел взгляд с меня на Денну и обратно.
   
Денна, к ее чести, не стала делать очень уж большие глаза при внезапной перемене моей манеры говорить.
   
— Ну, извиняй, — сказал я, махнув в ее направлении. — Чим, эт моя сам-любимая сестра.
   
— Диннаех, — сказала Денна.
   
Я понизил голос до сценического шепота.
   
— Девшонка шо надо, тока ужас кака скромная. Ты от нее, поди, и словечка не добьесся…
   
Денна приняла свою роль без малейшего колебания: уставилась на ноги и нервно сцепила пальцы. Она подняла глаза ровно настолько, чтобы улыбнуться свинопасу, потом снова их опустила, изобразив столь правдоподобную картину стыдливого смущения, что даже я ей почти поверил.
   
Чим вежливо коснулся своего лба и кивнул.
   
— Рад познакомицца, Диннаех. В жизнь я не слыхал такого чудного голоса, — сказал он, снова водружая бесформенную шляпу на голову. Поскольку Денна на него по-прежнему не смотрела, он повернулся ко мне.
   
— Здорово за стадом ходишь. — Я кивнул на свиней, бродящих среди деревьев.
   
Свинопас, ухмыльнувшись, покачал головой.
   
— Эт не стадо. У овец да коров стадо. А свиньки — у них гурт.
   
— Правда, што ль? — удивился я. — А шо, друг Чим, можно у тя порося купить? А то мы с сестрой седни не обедали…
   
— Может, и можно, — осторожно ответил он, сверкнув глазами в сторону моего кошелька.
   
— Коли ты его для нас освежуешь, я те дам четыре йоты, — сказал я, зная, что это щедрая цена. — Но тока ты окажи нам честь и раздели его с нами.
   
Это была осторожная проба воды. Люди на одиночных работах, вроде пастухов или свинопасов, обычно или избегают общения, или изнывают по разговорам. Я надеялся, что Чим окажется из вторых. Мне нужна была информация о свадьбе, а народ в городке, похоже, говорить об этом не особенно стремился.
   
Я хитро улыбнулся свинопасу, сунул руку в сумку и показал бутылку бренда, купленную у лудильщика.
   
— У меня даж тут есть кой-што на такой случай. Коли ты не прочь чуток поболтать с парочкой путников прямо среди дня…
   
Денна подхватила свою роль и подняла глаза как раз вовремя, чтобы поймать взгляд Чима, робко улыбнуться и снова опустить ресницы.
   
— Ну, мамаша-то моя мя прально воспитала, — благочестиво сказал свинопас, кладя руку себе на грудь. — Я ваше не пью, только от жажды или когда ветер дует. — Он театрально сорвал с головы бесформенную шляпу и отвесил нам полупоклон. — Вы вроде люди хорошие, дык я рад буду с вами вместе отобедать.
   
   
Схватив за шиворот молодую «свиньку», Чим увел ее в сторону и там заколол и разделал с помощью длинного ножа, извлеченного из сумки. Я расчистил листья и сложил несколько камней, чтобы сделать очаг.
   
Через минуту пришла Денна с охапкой хвороста.
   
— Думаю, мы собираемся выкачать из этого парня всю информацию, какую сможем? — тихонько спросила она поверх моего плеча.
   
Я кивнул.
   
— Извини за «робкую сестру», но…
   
— Да нет, отличная была мысль. Я не слишком бегло говорю по-деревенски, а он скорее откроется тому, кто говорит. — Ее глаза блеснули за моей спиной. — Он почти закончил. — И Денна ушла к реке.
   
Я тайком использовал симпатию, чтобы разжечь огонь, пока Денна сооружала пару вертелов из раздвоенных веток ивы. Тут и Чим вернулся с поросенком, аккуратно разделенным на четыре части.
   
Я достал бутылку бренда и передавал ее по кругу, пока поросенок жарился над огнем, капая жиром в угли. Я изображал, что пью, просто поднимая бутылку и смачивая губы. Когда бутылка перешла к Денне, она тоже едва пригубила, но ее щеки после этого порозовели. Ветер дул, а Чим держал свое слово — так что скоро нос свинопаса приобрел приятный глазу красный цвет.
   
Мы с Чимом болтали о всяких пустяках, пока поросенок покрывался хрустящей корочкой. Чем больше я слушал, тем глубже говор свинопаса западал в мое сознание, и мне теперь уже не приходилось так сосредоточиваться на собственном произношении. К тому времени, когда поросенок был готов, я уже едва замечал Чимов акцент.
   
— А ты здорово с ножом управлясся, — отвесил я комплимент Чиму. — Тока пошто ты прям тута маленка уделал, прочие-то свиньки рядом…
   
Он покачал головой.
   
— Свиньки — тварюки подлые. — Он показал на свинью, трусившую к тому месту, где он разделывал поросенка. — Вишь? Она за лехкими евоными идеть. Свиньки умные, да тока ни хрена не душевные.
   
Объявив, что поросенок почти готов, Чим принес круглую буханку фермерского хлеба и разделил ее на три части.
   
— Кто ж баранину станет лопать, када есть добрый шмат свининьки? — Он встал и начал резать поросенка своим длинным ножом. — Чаво вам хотца, молода леди? — обратился он к Денне.
   
— Да я не больно-та разборчива, — ответила она. — Возьму, шо дадите.
   
Я порадовался, что Чим не смотрел на меня, когда она заговорила. Ее акцент не был идеален: немного длинноватые «о» и слишком напряженное горло, — но весьма, весьма хорош.
   
— Да неча стесняцца-та, — сказал Чим. — Тута всем хватит.
   
— Я-то все задние части люблю, — сказала Денна, краснея от смущения и опуская глаза. «О» на этот раз получились получше.
   
Чим показал свою истинно джентльменскую натуру, воздержавшись от грубых комментариев, и положил ей на хлеб толстый шмат дымящегося мяса.
   
— Пальчики-та побереги. Погодь минутку, штоб остыло.
   
Все вгрызлись в еду. Чим отрезал еще по куску, потом еще. Скоро мы уже облизывали жир с пальцев и подъедали крошки. Я решил приступать к делу. Если Чим сейчас не готов немного посплетничать, то не будет готов никогда.
   
— Я шо дивлюсь: шо ты тута ходишь, када таки дела творяцца…
   
— А шо за дела? — спросил он.
   
Он еще не знает об ужасной свадьбе. Отлично. Он не сможет дать мне сведений о самом нападении, зато с удовольствием поговорит о событиях, предшествовавших свадьбе. Даже если не все люди в городке перепуганы до смерти, вряд ли я смогу найти кого-нибудь, кто честно и откровенно расскажет мне о погибших.
   
— Да я тута слыхал, какая-то беда на ферме Маутенов стрясласся, — сказал я, подавая информацию как можно более расплывчато и безобидно.
   
Чим фыркнул.
   
— Не скажу, штоб эт меня хоть чуток подивило.
   
— Эт почему?
   
Он сплюнул в сторону.
   
— Маутены — прям шайка отморозков, и все у их так. — Он снова потряс головой. — Я-т держусь подальше от Стохробника, потому как маманя-то вколотила в мя чуток здравого смысла. А у Маутенов-то и того нету.
   
Пока я не услышал, как Чим с его невнятным акцентом произносит название места, я не мог понять, почему оно так зовется. Оказалось, холм называется не «Стогродник» и вообще никакого отношения к воде не имеет. Это был «гробник» — курган, могильный холм.
   
— Я даж свинек своих тама не пасу, а этот дурной гад дом выстроил… — Чим с отвращением покачал головой.
   
— А народ-то, што ль, их не остановил? — подсказала Денна.
   
Свинопас издал непристойный звук.
   
— Маутен-то не больно слухал. Ништо так человеку уши не затыкает, как денежки.
   
— Дык это ж тока дом, — возразил я. — Кака в том беда?
   
— Папаша хотел, штоб у дочери был славный дом да вид хороший — эт-то ничего бы, — согласился Чим. — Но уж коли копашь яму под дом да находишь кости и не останавливаесся… Эт уж совсем дурь.
   
— Да ну! — в ужасе воскликнула Денна.
   
Чим кивнул, наклоняясь вперед.
   
— И кабы это самое худшее было. Он дальше стал копать да в камни уткнулся. И шо, остановився? — Он фыркнул. — Он их выташшил да и дом из их сложил.
   
— А шо б ему не взять эти камни, коли он их нашел? — спросил я.
   
Чим поглядел на меня, как на придурка.
   
— Ты б стал строить дом из могильных камней? Ты б взял шото из могилы, штоб дочери своей на свадьбу подарить?
   
— Он что-то нашел? Что это было? — Я передал ему бутылку.
   
— Ну, то ж страшный секрет, панимашь, — язвительно сказал Чим, отхлебывая из бутылки. — Шо я слышал, так энто шо он копал яму да выташшил камни. Потом маленьку каменну комнату нашел, вся накрепко замурована была. Но он всех заставил рот на замке держать об том, шо он в ней нашел, потому как хотел, штоб это сюрприз был такой на свадьбе.
   
— Богатства, што ль, какие? — полюбопытствовал я.
   
— Да не деньги. — Чим потряс головой. — Об энтом бы не стал молчать. Эт было, видать, шото вроде… — Его рот приоткрылся и закрылся, не найдя слов. — Ну, как зовутся таки штуки, как богатеи на полку ставят, штоб ихние дружки дивились?
   
Я беспомощно пожал плечами.
   
— Драгоценности, што ль? — подсказала Денна.
   
Чим приложил палец к носу, потом указал на нее и заулыбался.
   
— Ага, оно. Всякие блестяшшие штукы, штоб народ дивить. Он бахвалицца-та любит, Маутен-то.
   
— Так никто и не знал, што эт было? — спросил я.
   
Чим кивнул.
   
— Едва горстка наберецца: Маутен, да брат его, сынки евоные, двое, да жинка мож. Они все перед всеми выхвалялисся большим секретом, полгода аж. Как попы надувалисся.
   
Это выставляло все в новом свете. Мне нужно было попасть обратно на ферму и заново все осмотреть.
   
— А вы тут видали кого сегодня? — спросила Денна — Мы дядьку моего ишшем.
   
Чим покачал головой.
   
— Да вроде никого не попадалосся.
   
— Я из-за него прям извелася, — настаивала она.
   
— Да я б те врать не стал, милашка, — развел руками свинопас. — Есть пошто тревожицца, коли он один в энтих лесах.
   
— А што, здесь дурной народ бродит? — спросил я.
   
— Да не, не шо вы подумали, — замахал руками Чим. — Я-т сюда не спускаюсся аж до осени, раз в году тока. Свинькам пожрать здесь хорошо, тока потому. Странные штуки здесь бывают, в лесах энтих. Особливо там, к северу.
   
Он посмотрел на Денну, потом снова на свои ноги, явно неуверенный, стоит ли продолжать.
   
Это было именно то, что я стремился узнать, так что я пренебрежительно отмахнулся от комментария свинопаса, надеясь его спровоцировать.
   
— Да што ты тута сказочки нам задвигашь, Чим?
   
Чим нахмурился.
   
— Да вона две ночи назад я встал, штоб… — он бросил взгляд на Денну, заколебавшись, — ну, по делам своим, так на севере огонь увидал. Синим полыхнуло. Будто костер большущий, тока сразу появился. — Он стиснул пальцы. — Потом все пропало. И так три раза. Прям вся спина задубела.
   
— Две ночи назад? — переспросил я. Свадьба была всего лишь прошлой ночью.
   
— Я ж сказал, две, — оскорбленно заявил Чим. — Я-т с тех пор все на юг шел. Я в таки дела не лезу, када синий огонь по ночам.
   
— Чим, правда што ль, синий огонь?