1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 
– Ну?    

– Если  он привезет нас обратно во Францию…    

– Тогда?    

– Тогда  мы посмотрим.    

Тут  приятели доехали до гостиницы «Герб Англии», где поужинали с большим аппетитом.  Вслед за тем они немедленно отправились на пристань.    

Бриг уже  готов был поднять паруса. На палубе его они увидели Мордаунта, который нетерпеливо  шагал взад и вперед.    

– Прямо  невероятно, – сказал д'Артаньян, когда лодка везла их к «Стандарту», –  до чего этот молодой человек похож на кого-то, не могу только вспомнить, на  кого именно.    

Они  подъехали к трапу и через минуту были на палубе.    

Но  лошадей переправить на бриг было труднее, чем людей, и бриг мог сняться с якоря  только в восемь часов вечера.    

Молодой  человек сгорал от нетерпения и приказал поднять все паруса.    

Портос,  разбитый после трех бессонных ночей и семидесяти миль, проделанных верхом, ушел  к себе в каюту и тотчас заснул.    

Д'Артаньян,  преодолевая свое отвращение к Мордаунту, стал прогуливаться с ним по палубе,  рассказывая ему тысячу мелочей и пытаясь вызвать его на откровенность.    

Мушкетона  терзала морская болезнь.    

 Глава 11. «ШОТЛАНДЕЦ  КЛЯТВУ ПРЕСТУПИЛ, ЗА ГРОШ ОН КОРОЛЯ СГУБИЛ»    

     

А теперь  предоставим «Стандарту» спокойно плыть не в Лондон, как думали д'Артаньян и  Портос, а в Даргем, куда Мордаунт должен был направиться, согласно  распоряжениям, полученным из Англии во время его пребывания в Булони, и  перенесемся в королевский лагерь, расположенный на берегу Тайна, близ города  Ньюкасла.    

Здесь,  между двумя реками, рядом с границей Шотландии, но еще на английской земле, раскинулись  палатки маленькой армии. Полночь. Воины, в которых по их голым ногам, коротким  юбкам, пестрым пледам и перу на шапочках легко признать шотландских горцев,  скучают, стоя на часах. Луна, пробиваясь сквозь густые тучи, всякий раз озаряет  мушкеты часовых; и, залитые ее светом, отчетливей выступают стены, крыши и  колокольни города, который Карл I только что сдал парламентским войскам, так же  как Оксфорд и Ньюарк, еще державшие его сторону в надежде на примирение.    

В одном  конце лагеря, возле огромной палатки, битком набитой шотландскими офицерами,  собравшимися на военный совет под предводительством старого графа Левена, их  командира, положив правую руку на шпагу, спит на траве человек, одетый в платье  для верховой езды.    

В  пятидесяти шагах от него другой человек, так же одетый, разговаривает с часовым-шотландцем.  Хотя он и иностранец, он, видимо, настолько привык к английскому языку, что понимает  ответы своего собеседника, говорящего на пертском наречии.    

Когда в  Ньюкасле пробило час пополуночи, спавший пробудился; потянувшись, как делает  человек, открывающий глаза после глубокого сна, он внимательно осмотрелся  кругом и, увидев, что он один, встал, подошел к тому, кто беседовал с часовым,  и затем пошел дальше. Другой, надо думать, окончил свои расспросы, потому что  через минуту простился с часовым и непринужденно направился туда же, куда и  первый.    

Тот ждал  его в тени палатки, стоявшей на дороге.    

– Ну  что, мой друг? – сказал он на чистейшем французском языке, на каком  когда-либо говаривали между Руапом и Туром.    

– А  то, мой друг, что нельзя терять ни минуты, надо предупредить короля.    

– Что  случилось?    

– Долго  рассказывать. К тому же вы сейчас сами услышите. Малейшее слово, произнесенное  здесь, может все погубить. Пойдем разыщем лорда Винтера.    

И оба  направились в противоположный конец лагеря. Но так как весь лагерь занимал площадь  не более чем в пятьсот квадратных футов, то они быстро оказались у палатки того,  кого искали.    

– Твой  господин спит, Топи? – спросил по-английски один из них у слуги, лежавшего  в первом отделении палатки, заменявшем переднюю.    

– Нет,  господин граф, не думаю, – ответил слуга – Разве что заснул совсем  недавно, так как он больше двух часов ходил взад и вперед, вернувшись от  короля. Они затихли только минут десять тому назад; впрочем, вы можете сами  посмотреть, – прибавил слуга, пропуская их в палатку.    

Действительно,  Винтер сидел перед отверстием, служившим окном, вдыхая ночной воздух и меланхолически  следя глазами за луной, мелькавшей, как мы только что говорили, среди больших  черных туч.    

Друзья  подошли к лорду Винтеру, который, подперев голову рукой, смотрел на небо. Он не  слышал, как они вошли, и оставался в том же положении, пока не почувствовал  прикосновения к своему плечу. Тогда он обернулся, узнал Атоса и Арамиса и  протянул им руку.    

– Заметили  вы, какого кровавого цвета сегодня луна? – сказал оп.    

– Нет, –  ответил Атос. – Она показалась мне такой же, как всегда.    

– Посмотрите  вы, сударь, – продолжал Винтер.    

– Признаюсь, –  произнес Арамис, – что я, как и граф де Ла Фер, не вижу в ней ничего особенного.    

– Граф, –  промолвил Атос, – в таком опасном положении нужно смотреть на землю, а не  в небо. Хорошо ли вы знаете наших шотландцев и уверены вы в них?    

– В  шотландцах? – спросил Винтер. – В каких шотландцах?    

– О,  боже мой, – сказал Атос, – в наших, в тех, которым доверился король,  в шотландцах графа Лечена.    

– Нет, –  ответил Винтер и затем прибавил:    

– Вы,  значит, совсем не видите этого красноватого отлива на всем небе?    

– Нисколько, –  ответили вместе Атос и Арамис.    

– Скажи-ка, –  продолжал Винтер, занятый все той же мыслью, – говорят, во Франции ость  предание, что накануне своей смерти Генрих Четвертый, играя в шахматы с  Бассомпьером, видел кровавые пятна на шахматной доске?    

– Да, –  сказал Атос, – и маршал мне самому несколько раз рассказывал об этом.    

– Так, –  прошептал Винтер, – а на следующий день Генрих Четвертый был убит.    

– Но  какая связь между этим видением Генриха Четвертого и вами? – спросил Арамис.    

– Никакой,  господа. Я сумасшедший, право, что занимаю вас такими глупостями; ваше появление  в моей палатке в такой час показывает, что вы принесли мне какую-то важную  весть.    

– Да,  милорд, – произнес Атос, – я желал бы поговорить с королем.    

– С  королем? Но он спит.    

– Мне  нужно сообщить ему нечто весьма важное.    

– Разве  нельзя отложить это до завтра?    

– Нет,  он должен немедленно узнать, в чем дело. Боюсь, что, может быть, и сейчас уже  поздно.    

– Пойдемте,  господа, – сказал Винтер.    

Палатка  Винтера стояла рядом с королевской; нечто вроде коридора соединяло их. Этот коридор  охранялся не часовыми, а доверенным камердинером Карла I, так что в случае  надобности король мог в ту же минуту снестись со своим верным слугой.    

– Эти  господа пройдут со мною, – сказал Винтер.    

Лакей  поклонился и пропустил.    

Действительно,  уступая непреодолимой потребности в сне, король Карл заснул на походной  кровати, в своем черном камзоле и высоких сапогах, расстегнув пояс и положив  возле себя шляпу. Вошедшие приблизились, и Атос, шедший впереди, с минуту молча  всматривался в это благородное бледное лицо, обрамленное длинными черными  волосами, прилипшими к вискам от пота во время тяжелого сна, и покрытое синими  жилками, которые, казалось, набухли от слез под усталыми глазами.    

Атос  глубоко вздохнул; этот вздох разбудил короля, – так легок был его сон.    

Он  открыл глаза.    

– А! –  сказал он, приподымаясь на локте. – Это вы, граф де Ла Фер?    

– Да,  ваше величество, – ответил Атос.    

– Вы  бодрствуете, когда я сплю? И вы хотите сообщить мне какую-нибудь новость?    

– Увы!  Вы, ваше величество, изволили верно угадать, – ответил Атос.    

– Значит,  новость дурная? – спросил король с грустной улыбкой.    

– Да,  ваше величество.    

– Все  равно, я всегда рад вас видеть, добро пожаловать, вы, кого оторвала от  отечества преданность, что не знает страха невзгод, вы, которого прислала мне  Генриетта, – какова бы ни была ваша весть, говорите смело.    

– Ваше  величество, Кромвель прибыл сегодня ночью в Ньюкасл.    

– А! –  сказал король. – Чтобы сразиться со мною?    

– Нет,  ваше величество, чтобы купить вас.    

– Что  вы говорите?    

– Я  говорю, ваше величество, что вы должны шотландской армии четыреста тысяч фунтов  стерлингов.    

– Невыплаченного  жалованья? Да, я знаю. Уже около года мои храбрые и верные шотландцы бьются  только чести ради.    

Атос  улыбнулся.    

– Честь –  прекрасная вещь, ваше величество, но им надоело сражаться за нее, и сегодня ночью  они продали вас за двести тысяч фунтов, то есть за половину того, что вы были  им должны.    

– Невозможно, –  воскликнул король, – чтобы шотландцы продали своего короля за двести тысяч  фунтов!    

– Продали  же иудеи своего бога за тридцать сребреников!    

– Какой  же Иуда совершил этот гнусный торг?    

– Граф  Левей.    

– Вы  убеждены в этом, граф?    

– Я  слышал это своими собственными ушами.    

Король  глубоко вздохнул, словно сердце его разрывалось, и закрыл лицо руками.    

– О,  шотландцы, – сказал он, – шотландцы, которых я считал такими верными!  Шотландцы, которым я доверился, когда мог бежать в Оксфорд! Шотландцы, мои  земляки, мои братья! Но уверены ли вы в этом, граф?    

– Я  прилег за палаткой графа Левена и, приподняв полотно, все слышал, все видел.    

– Когда  же должен совершиться этот подлый торг?    

– Сегодня  утром. Вы видите, ваше величество, нельзя терять времени.    

– К  чему же нам время, раз вы говорите, что я продан?    

– Надо  переправиться через Тайн в Шотландию, к лорду Монтрозу, который вас не продаст.    

– А  что мне делать в Шотландии? Вести партизанскую войну? Это – недостойно  короля.    

– Возьмите  пример с Роберта Брюса, ваше величество.    

– Нет,  нет! Борьба слишком затянулась. Если они продали меня, пусть они меня выдадут.  Да падет на них вечный позор этой измены.    

– Ваше  величество, – сказал Атос, – быть может, так следует поступить  королю, но не мужу и отцу. Я явился от имени вашей супруги и вашей дочери, и от  их лица, а также от лица двух других ваших детей, которые в Лондоне, я говорю  вам: «Живите, ваше величество, так угодно богу!»    

Король  встал, стянул пояс, прицепил к нему шпагу и, вытирая свой влажный лоб, сказал:    

– Хорошо!  Что же нужно делать?    

– Ваше  величество, есть ли у вас во всей армии хоть один полк, на который вы могли бы  положиться?    

– Винтер, –  сказал король, – можно ли положиться на верность вашего полка?    

– Ваше  величество, они люди, а люди стали очень слабы или злы. Я надеюсь на их верность,  но не ручаюсь за нее; я доверил бы им собственную жизнь, но не решаюсь доверить  им жизнь вашего величества.    

– Что  поделаешь? – сказал Атос. – Если нет полка, зато есть трое нас,  преданных вам людей, и этого будет достаточно. Садитесь на коня, ваше  величество, и поезжайте с нами; мы переправимся через Тайн, достигнем Шотландии  и будем в безопасности.    

– Вы  того же мнения, Винтер? – спросил король.    

– Да,  ваше величество.    

– А  вы, д'Эрбле?    

– Тоже,  ваше величество.    

– Будь  по-вашему. Отдайте приказания, Винтер.    

Винтер  вышел, а король стал оканчивать свой туалет. Первые лучи зари уже начинали проникать  в щели палатки, когда Винтер вернулся.    

– Все  готово, ваше величество, – сказал он.    

– А  мы? – спросил Атос.    

– Гримо  и Блезуа ожидают вас с уже оседланными лошадьми.    

– В  таком случае, – сказал Атос, – не будем терять ни минуты. Едем!    

– Едем, –  повторил король.    

– Ваше  величество, – сказал Арамис, – не известите ли вы ваших друзей?    

– Моих  друзей? – сказал Карл I, грустно качая головой. – У меня нет больше  друзей, кроме вас троих: старого друга, никогда не забывавшего меня в течение  двадцати лет, и двух других, дружба которых не старше недели, по которых я  никогда не забуду. Едем, господа, едем.    

Король  вышел из палатки, и лошадь его была уже оседлана. Это был конь буланой масти,  на котором король ездил уже три года и которого очень любил.    

Увидав  его, конь радостно заржал.    

– А, –  сказал король, – я был неправ. Вот еще если не друг, то, по крайней мере,  живое существо, которое меня любит. Ты останешься мне верен, Артус, не правда  ли?    

Конь,  как будто понимая слова, приблизил свои дымящиеся ноздри к лицу короля, поднял  губу и радостно оскалил белые зубы.    

– Да,  да, – сказал король, лаская его, – хорошо, Артус, я тобой доволен.    

С  легкостью, стяжавшей ему славу лучшего наездника Европы, Карл вскочил на коня  и, обернувшись к Атосу, Арамису и Винтеру, крикнул:    

– Ну,  господа, я жду вас!    

Но Атос  стоял неподвижно, устремив глаза вдаль и указывая рукой на черную линию, тянувшуюся  вдоль берега Тайна и вдвое превосходившую длину лагеря.    

– Что  это за линия? – сказал Атос, которому остатки ночной темноты, боровшейся с  первыми лучами дня, не давали ясно различать предметы. – Что это за линия?  Я вчера ее не видал.    

– Это,  вероятно, туман, поднявшийся с реки, – сказал король.    

– Нет,  ваше величество, это что-то поплотнее тумана.    

– Действительно,  там какая-то красноватая полоса, – сказал Винтер.    

– Это  неприятель вышел из Ньюкасла и окружает нас! – воскликнул Атос.    

– Неприятель? –  сказал король.    

– Да,  неприятель. Мы опоздали. Смотрите, смотрите! Видите вы там, около города, как  блестят на солнце «железные ребра»?    

Так  называли кирасиров, из которых Кромвель образовал свою гвардию.    

– А! –  сказал король. – Сейчас мы увидим, действительно ли мои шотландцы изменили  мне!    

– Что  вы хотите делать? – воскликнул Атос.    

– Дать  приказ к наступлению и раздавить этих подлых мятежников.    

И  король, пришпорив лошадь, понесся к палатке графа Левена.    

– За  ним! – сказал Атос.    

– За  ним! – повторил Арамис.    

– Не  ранен ли король? – сказал Винтер. – Я вижу на земле кровавые пятна.    

И он  бросился вслед за двумя друзьями. Атос остановил его.    

– Ступайте  соберите ваш полк, – сказал он. – Я чувствую, что он сейчас нам  понадобится.    

Винтер  повернул назад, меж тем как друзья продолжали свой путь.    

Через  две секунды король был у палатки главнокомандующего шотландской армией. Он соскочил  с лошади и вошел.    

Генерал  был окружен старшими командирами.    

– Король! –  воскликнули они, вставая и недоуменно переглядываясь.    

Действительно,  Карл стоял перед ними в шляпе, хмуря брови и ударяя хлыстом по сапогу.    

– Да,  господа, – сказал он, – король! Король пришел потребовать у вас  отчета в том, что происходит.    

– Что  случилось, ваше величество? – спросил граф Левей.    

– Случилось  то, – сказал король гневно, – что генерал Кромвель прибыл сегодня  ночью в Ньюкасл. Вы знали об этом и не уведомили меня. Неприятель выступает из  города и заграждает нам переправу через Тайн; ваши часовые должны были видеть  эти движения, и вы скрыли это от меня. Вы подло продали меня парламенту за  двести тысяч фунтов, но об этой сделке меня, к счастью, предупредили. Вот что  случилось, господа. Отвечайте или оправдывайтесь, так как я обвиняю вас.    

– Ваше  величество, – проговорил, запинаясь, граф Левен, – ваше величество,  это ложный донос.    

– Я  своими глазами видел, как неприятельская армия развернулась между моим лагерем  и Шотландией, – сказал король. – Я почти могу сказать, что  собственными ушами слышал, как вы обсуждали условия сделки.    

Шотландские  командиры снова переглянулись и, в свою очередь, нахмурились.    

– Ваше  величество, – пробормотал Левен, сгорая от стыда, – ваше величество,  мы готовы представить вам все доказательства.    

– Я  требую только одного, – сказал король, – постройте армию в боевой  порядок и ведите ее на неприятеля.    

– Это  невозможно, ваше величество, – отвечал граф.    

– Как  невозможно? А что же этому мешает? – воскликнул Карл I.    

– Вашему  величеству известно, что мы заключили перемирие с английской армией, – ответил  граф.    

– Если  и было перемирие, то английская армия нарушила его, выйдя из города, где, по условию,  она должна была оставаться. Поэтому, говорю вам, вы должны пробиться со мной  сквозь эту армию и вернуться в Шотландию, а если вы этого не сделаете, тогда  выбирайте себе любое из имен, которыми человечество клеймит презренных и низких  людей: вы или трусы, или изменники.    

Глаза  шотландцев засверкали, и, как часто бывает в подобных случаях, нестерпимое  чувство стыда породило в них предельную наглость.    

Два  предводителя кланов подошли с двух сторон к королю и сказали:    

– Да,  мы обещали избавить Шотландию и Англию от того, кто уже двадцать пять лет выжимает  кровь и золото из Англии и Шотландии. Мы обещали, и мы сдержим наше слово.  Король Карл Стюарт, вы наш пленник.    

И оба  одновременно протянули руки, чтобы схватить короля. Но не успели они прикоснуться  к нему, как уже оба лежали на земле – один без чувств, а другой мертвый.    

Атос оглушил  одного прикладом пистолета, а Арамис проткнул другого шпагой.    

И пока  граф Левен с остальными предводителями отступали в ужасе перед этой неожиданной  подмогой, точно с неба свалившейся тому, кого они уже считали своим пленником,  Атос и Арамис увлекли короля из палатки клятвопреступников, куда он так  неосторожно вошел, и, вскочив на лошадей, которых слуги держали наготове, все  трое поскакали обратно к королевской палатке.    

Проезжая,  они заметили Винтера, спешившего со своим полком. Король сделал ему знак, чтобы  он следовал за ними.    

 Глава 12. МСТИТЕЛЬ    

     

Все  четверо вошли в палатку; у них не было еще никакого плана действий, и надо было  сразу его выработать.    

Король  упал в кресло.    

– Я  погиб! – сказал он.    

– Нет,  ваше величество, – ответил Атос, – вам только изменили.    

Король  глубоко вздохнул.    

– Изменили,  изменили шотландцы, среди которых я родился, которых всегда любил больше  англичан! О, негодяи!    

– Ваше  величество, – сказал Атос, – теперь не время для укоров, теперь надо  показать себя королем и дворянином. Смелее, государь, смелее! Здесь перед вами,  по крайней мере, три человека, которые вам не изменят, можете быть покойны. Ах,  если бы нас было пятеро! – пробормотал он, думая о д'Артаньяне и Портосе.    

– Что  вы говорите? – спросил Карл, поднимаясь с места.    

– Я  говорю, ваше величество, что осталось только одно средство. Милорд Винтер  ручается или почти ручается, – не будем придираться к словам, – за  свой полк. Он станет во главе этого полка; мы окружим ваше величество,  пробьемся сквозь армию Кромвеля и достигнем Шотландии.    

– Есть  еще одно средство, – сказал Арамис. – Один из нас наденет на себя  платье короля и сядет на его коня: пока все будут гнаться за ним, король может  ускользнуть.    

– Мысль  недурна, – сказал Атос, – и если его величеству угодно оказать одному  из нас эту честь, мы будем ему искренне благодарны.    

– Что  вы скажете об этом совете, Винтер? – спросил король, с восторгом глядя на  этих двух людей, готовых принять на себя все удары, грозившие ему.    

– Я  скажу, ваше величество, что если есть средство спасти вас, то только то,  которое предлагает господин д'Эрбле. Потому я смиренно умоляю ваше величество  как можно скорее сделать между нами выбор, так как времени терять нельзя.    

– Но  если я соглашусь, то это принесет смерть или по меньшей море темницу тому, кто  займет мое место?    

– Нет,  это принесет честь тому, кто вас спасет! – воскликнул Винтер.    

Король  со слезами на глазах посмотрел на своего старого друга, снял орден Святого  Духа, который носил, желая оказать внимание двум сопровождавшим его французам,  и надел его на шею Винтеру, который на коленях принял этот пагубный для него  знак королевской дружбы и доверия.    

– Это  справедливо, – сказал Атос, – он служит дольше нас.    

Король,  услышав эти слова, обернулся со слезами на глазах.    

– Господа, –  сказал он, – подождите минуту, у меня и для вас есть по ленте.    

Он  подошел к шкафу, где хранились его личные ордена, и взял две ленты ордена  Подвязки.    

– Эти  ордена не для нас, – сказал Атос.    

– Почему? –  сказал король.    

– Это  почти королевские ордена, а мы простые дворяне.    

– Найдите  мне сердце благородней вашего на любом престоле, – сказал король. –  Нет, нет, вы несправедливы к себе, и я считаю своей обязанностью воздать вам  должное. На колени, граф!    

Атос  преклонил колени. Король надел на него ленту, как полагается, слева направо;  затем, подняв шпагу, вместо обычной формулы: «Посвящаю вас в рыцари, будьте  храбры, верны и честны», произнес:    

– Вы  храбры, верны и честны, я посвящаю вас в рыцари, граф.    

Потом,  обратившись к Арамису, сказал:    

– Теперь  ваша очередь, шевалье.    

Та же  церемония, с теми же словами, повторилась. Между тем Винтер с помощью оруженосцев  снял с себя медные латы, чтобы больше походить на короля.    

Окончив  обряд с Атосом и Арамисом, король обнял обоих друзей.    

– Ваше  величество, – сказал Винтер, к которому в предвкушении великого подвига  вернулась вся его сила и мужество, – мы готовы.    

Король  посмотрел на трех рыцарей.    

– Значит,  надо бежать? – сказал он.    

– Бегство  сквозь ряды неприятельской армии, ваше величество, – сказал Атос, –  во всех странах называется атакой.    

– Итак,  я умру со шпагой в руке, – сказал Карл. – Господин граф и господин  шевалье, если я опять стану королем…    

– Ваше  величество уже оказали нам больше чести, чем полагается простым дворянам, и теперь  мы ваши должники. Но не будем терять времени, мы его и так уже слишком много  потратили.    

Король в  последний раз протянул руку всем троим, обменялся шляпами с Винтером и вышел.    

Полк  Винтера выстроился на площадке, несколько возвышавшейся над всем лагерем.  Король в сопровождении трех друзей направился к этой площадке.    

Шотландский  лагерь, казалось, наконец проснулся; солдаты вышли из палаток и начали  строиться, как для битвы.    

– Видите, –  сказал король, – может быть, они раскаялись и готовы идти в бой.    

– Если  они раскаялись, ваше величество, – сказал Атос, – то они пойдут за нами.    

– Хорошо, –  сказал король. – Что теперь делать?    

– Разглядим  неприятеля, – сказал Атос.    

И взоры  маленькой группы тотчас устремились на полосу, которую на рассвете они приняли  было за туман. Теперь первые лучи солнца ясно обнаруживали, что это армия, построенная  в боевом порядке. Воздух был прозрачен, каким он обычно бывает в этот час утра.  Можно было отчетливо различить полки, знамена, даже цвет мундиров и масть  лошадей.    

В это  время на небольшом холме перед неприятельским фронтом показался коренастый и плотный  человек небольшого роста; его окружало несколько офицеров. Он направил  подзорную трубку на группу, в которой был король.    

– Ваше  величество, этот человек знает вас в лицо? – спросил Арамис.    

Карл  улыбнулся.    

– Этот  человек – Кромвель, – сказал он.    

– В  таком случае надвиньте шляпу, государь, чтобы он не заметил подмены.    

– Ах,  сколько времени потеряно! – сказал Атос.    

– Так  скомандуйте, – сказал король, – и двинемся на них.    

– Разве  не вы будете командовать, ваше величество? – спросил Атос.    

– Нет,  я назначаю вас моим главнокомандующим, – сказал король.    

– Тогда  послушайте, милорд, – произнес Атос. – Прошу вас, ваше величество,  отойдите на минутку в сторону. То, о чем мы будем говорить, не касается вашего  величества.    

Король  улыбнулся и отошел на три шага.    

– Вот  что я предлагаю, – продолжал Атос. – Мы разделим наш полк на два  эскадрона: вы станете во главе одного; его величество и мы поведем второй. Если  ничто не преградит нам путь, мы атакуем все вместе, чтобы пробиться сквозь  неприятельскую линию и переправиться через Тайн вброд или вплавь; если же мы  встретим непреодолимую преграду, то вы и ваши солдаты ляжете все до последнего,  а мы с королем будем продолжать наш путь. Мы доберемся до берега, хотя бы  пришлось прорваться через тройной ряд врагов, если только ваш эскадрон выполнит  свой долг.    

– На  коней! – сказал Винтер.    

– На  копей! – повторил Атос. – Все обдумано и решено.    

– Итак,  господа, вперед! – сказал король. – И да будет нашим лозунгом  старинный боевой клич французов: «Монжуа и Сен-Дени!» Клич Англии осквернен  теперь устами изменников.    

Они  вскочили на коней: Винтер на королевского коня, король на коня Винтера. Лорд  Винтер стал во главе первого эскадрона, а король с Атосом по правую руку и  Арамисом по левую, стал во главе второго.    

Вся  шотландская армия смотрела на эти приготовления неподвижно, молча, со стыдом. Несколько  офицеров вышли из рядов и сломали свои шпаги.    

– Прекрасно, –  сказал король, – это меня утешает, они не все изменники.    

В этот  момент раздался голос Винтера.    

– Вперед! –  крикнул он.    

Первый  эскадрон двинулся. За ним последовал второй, спустившийся с площадки. Полк латников,  приблизительно равный им по численности, развернулся за холмом и во весь опор понесся  им навстречу.    

Король  указал на него Атосу и Арамису.    

– Ваше  величество, – сказал Атос, – мы предвидели это, и если люди Винтера  исполнят свой долг, то этот маневр неприятеля, вместо того чтобы погубить,  спасет нас.    

В эту  минуту раздалась команда Винтера, покрывая собой топот и фырканье несущихся лошадей:    

– Сабли  наголо!    

При этой  команде все сабли блеснули, как молния.    

– Вперед! –  крикнул тоже король, опьяненный этим видом. – Вперед, сабли наголо!    

Но этой  команде, пример которой подал сам король, повиновались только Атос и Арамис.    

– Нас  предали, – тихо сказал король.    

– Подождем  еще, – произнес Атос, – может быть, они не узнали голоса вашего  величества и ждут приказания своего эскадронного командира.    

– Разве  они не слышали команды своего полковника? Но смотрите, смотрите! – воскликнул  король, круто осаживая коня и хватая за повод лошадь Атоса.    

– Трусы!  Негодяи! Изменники! – слышался голос Винтера.    

Его  солдаты уже покидали свои ряды, разбегаясь во все стороны по поляне.    

Около  него осталось не более пятнадцати человек, ожидавших вместе с ним атаки  латников Кромвеля.    

– Умрем  вместе с ними! – вскричал король.    

– Умрем! –  повторили Атос и Арамис.    

– Ко  мне, все верные королю! – крикнул Винтер.    

Этот  голос долетел до двух друзей, которые помчались галопом.    

– Не  давать пощады! – крикнул по-французски в ответ Винтеру другой голос,  заставивший их вздрогнуть.    

Услышав  этот голос, Винтер побледнел и замер на месте.    

Это был  голос всадника, летевшего на великолепном вороном коне в атаку во главе английского  полка, который он в пылу опередил шагов на десять.    

– Это  он! – прошептал Винтер, устремив на него глаза и опустив руку с саблей.    

– Король!  Король! – закричали несколько англичан, обманутых голубой лентой и буланой  лошадью Винтера. – Взять его живым!    

– Нет,  это не король! – воскликнул всадник. – Не давайте себя обмануть. Не  правда ли, лорд Винтер, ведь вы не король? Вы мой дядя?    

С этими  словами Мордаунт (ибо это был он) направил дуло пистолета на Винтера. Раздался  выстрел. Пуля пронзила грудь старого лорда; он подпрыгнул на седле и упал на  руки Атоса, прошептав:    

– Мститель!    

– Вспомни  мою мать! – проревел Мордаунт и полетел дальше, уносимый бешено скачущей  лошадью.    

– Негодяй! –  крикнул Арамис и навел на него пистолет почти в упор, когда он проносился мимо.  Но пистолет дал осечку, и выстрела не последовало.    

Между  тем весь полк уже обрушился на нескольких оставшихся людей.    

Обоих  французов окружили, смяли, стиснули. Убедившись, что Винтер умер, Атос выпустил  из рук его труп и, обнажив шпагу, воскликнул:    

– Вперед,  Арамис, за честь Франции!    

И двое  англичан, стоявших поблизости, упали мертвыми, пораженные ударами Атоса и Арамиса.    

В то же  время раздалось громовое «ура!», и тридцать клинков блеснуло над их головами.    

Вдруг из  толпы англичан вырвался человек, одним прыжком очутился около Атоса, сжал его  своими мощными руками и вырвал у него шпагу, прошептав ему на ухо:    

– Молчите!  Сдайтесь! Сдаться мне – не значит сдаться.    

В ту же  секунду какой-то великан схватил за обе руки Арамиса, который тщетно старался  вырваться из его страшных объятий.    

– Сдавайтесь! –  произнес он, пристально глядя на него.    

Арамис  поднял голову, Атос обернулся.    

– Д'Арт… –  хотел воскликнуть Атос, но гасконец зажал ему рот рукой.    

– Сдаюсь! –  сказал Арамис, протягивая свою шпагу Портосу.    

– Стреляйте,  стреляйте! – кричал Мордаунт, возвращаясь к группе, в которой были два друга.    

– Зачем  стрелять? – сказал полковник. – Все сдались.    

– Это  сын миледи, – сказал Атос д'Артаньяну.    

– Я  узнал его.    

– Это  монах, – сказал Портос Арамису.    

– Знаю.    

Между  тем ряды победителей расступились. Д'Артаньян держал за повод лошадь Атоса,  Портос – лошадь Арамиса. Каждый старался отвести своего пленника подальше  от поля битвы.    

Когда  они отъехали, очистилось место, где лежал труп Винтера. Движимый чувством ненависти,  Мордаунт отыскал его и, наклонившись с лошади, посмотрел на него с  отвратительной улыбкой.    

Атос,  как он ни был спокоен, протянул руку к кобурам, где лежали его пистолеты.    

– Что  вы делаете? – вскричал Д'Артаньян.    

– Дайте  мне убить его.    

– Мы  все погибли, если вы хоть одним движением покажете, что знаете его.    

Он  обернулся к молодому человеку и крикнул:    

– Славная  добыча! Славная добыча, дорогой Мордаунт! Каждому из нас двоих досталось по  пленнику. Каждому по кавалеру ордена Подвязки, ни больше, ни меньше.    

– Эге, –  воскликнул Мордаунт, глядя кровожадными глазами на Атоса и Арамиса, – да  ведь это, кажется, французы?    

– Ей-богу,  не знаю. Вы француз? – спросил д'Артаньян Атоса.    

– Да, –  с достоинством ответил тот.    

– Ну  вот, вы попались в плен к своему соотечественнику.    

– А  король? – с горечью спросил Атос. – Где король?    

Д'Артаньян  сильно сжал руку Атоса и сказал:    

– Он  в наших руках.    

– Да, –  прибавил Арамис, – благодаря гнусной измене.    

Портос  стиснул руку своего друга и сказал ему с улыбкой:    

– Э,  сударь, на войне ловкость значит не меньше, чем сила. Смотрите.    

Действительно,  в эту минуту эскадрон, который должен был служить прикрытием королю в его  бегстве, двигался навстречу английскому полку, окружая короля. Карл шел пешком  в центре образовавшегося вокруг него пустого пространства. Он был спокоен на  вид, но ясно было, чего это ему стоило. Пот капал с лица его, и он отирал себе  виски и губы носовым платком, на котором всякий раз, как он отнимал его ото  рта, появлялось пятно крови.    

– Вот  он, Навуходоносор! – крикнул один из латников Кромвеля, старый пуританин,  глаза которого загорелись при виде того, кого называли тираном.    

– Как  вы сказали, Навуходоносор? – спросил Мордаунт с ужасной улыбкой. –  Нет, это Карл Первый, добрый король Карл, который обкрадывал своих подданных,  чтобы наследовать их имущество.    

Карл  поднял глаза на дерзкого юношу, но не узнал его. Однако спокойное, величавое  выражение его лица заставило Мордаунта отвести взгляд.    

– Здравствуйте,  господа! – сказал король двум французам, которых он увидел в руках д'Артаньяна  и Портоса. – Какой печальный день! Но это все-таки не ваша вина. Где же  мой старый Винтер?    

Друзья  отвернулись и промолчали.    

– Там  же, где и Страффорд! – сказал резким голосом Мордаунт.    

Карл  вздрогнул: злодей попал в цель. Страффорд был вечным упреком совести короля, тенью,  омрачавшей его дни, и кошмаром его ночей.    

Король  посмотрел вокруг себя и увидел у ног своих труп Винтера.    

Он не  вскрикнул, не уронил ни одной слезы; только лицо его побледнело еще больше. Он  стал на одно колено, приподнял голову Винтера, поцеловал его в лоб и, сняв с  него недавно надетую им ленту Святого Духа, благоговейно повязал ее опять себе  на грудь.    

– Так  Винтер убит? – спросил Д'Артаньян, устремив глаза на труп.    

– Да, –  сказал Атос, – и к тому же своим племянником.    

– Значит,  одного из нас уже не стало! – прошептал Д'Артаньян. – Мир праху его:  он был храбрый человек.    

– Карл  Стюарт! – сказал командир английского полка, подойдя к королю, надевшему  свои королевские регалии. – Вы сдаетесь?    

– Полковник  Томлисон, – ответил Карл, – король не сдается. Человек уступает силе,  вот и все.    

– Вашу  шпагу!    

Король  вынул шпагу и сломал ее о колено.    

В эту  минуту промчалась лошадь без всадника, вся в пене, со сверкающими глазами и раздутыми  ноздрями; узнав голос своего господина, она остановилась около него и радостно  заржала. Это был Артус.    

Король  улыбнулся, потрепал ее рукой по шее и легко вскочил в седло.    

– Едемте,  господа, – сказал он, – ведите меня куда угодно.    

Затем,  обернувшись, прибавил:    

– Подождите,  мне показалось, что Винтер шевельнулся. Если он жив еще, то, ради всего святого,  не покидайте этого благородного рыцаря.    

– О,  будьте спокойны, король Карл, – сказал Мордаунт, – пуля пробила ему  сердце.    

– Не  говорите ни слова, не двигайтесь, не бросайте ни одного взгляда на меня и на  Портоса, – сказал д'Артаньян Атосу и Арамису. – Миледи не умерла,  душа ее живет в теле этого дьявола.    

Отряд  направился к городу, уводя с собой царственного пленника; но на половине дороги  адъютант генерала Кромвеля привез приказание полковнику Томлисону препроводить  короля в Гольденбайский замок.    

Немедленно  полетели курьеры оповестить Англию и всю Европу, что король Карл Стюарт взят в  плен генералом Оливером Кромвелем.    

 Глава 13. ОЛИВЕР  КРОМВЕЛЬ    

     

– Вы  идете к генералу? – спросил Мордаунт у д'Артаньяна и Портоса. – Не  забудьте, что он приглашал вас к себе после сражения.    

– Сначала  мы отведем наших пленников в надежное место, – сказал д'Артаньян. –  Знаете, за каждого из этих дворян мы получим по полторы тысячи пистолей.    

– О,  будьте покойны, – сказал Мордаунт, тщетно стараясь смягчить свирепое  выражение своего лица. – Мои кавалеристы будут хорошо стеречь их, ручаюсь  вам за это.    

– Но  я их сберегу еще лучше, – возразил д'Артаньян. – Впрочем, для этого  нужна только хорошая комната с часовыми или просто их честное слово, что они не  будут делать попыток к бегству. Я сейчас распоряжусь, а затем мы будем иметь  честь представиться генералу и выслушать, что он прикажет передать его  преосвященству.    

– Значит,  вы скоро уезжаете? – спросил Мордаунт.    

– Наше  посольство кончилось, и ничто не удерживает нас в Англии, если великому человеку,  к которому мы посланы, угодно будет отпустить нас.    

Молодой  человек закусил губу и, наклонившись к сержанту, сказал ему на ухо:    

– Ступайте  за этими людьми и не теряйте их из виду, а когда узнаете, где они помещаются,  возвращайтесь к городским воротам и там ждите меня.    

Сержант  сделал знак, что приказание будет исполнено.    

Потом  Мордаунт, вместо того чтобы провожать в город всю толпу пленников, отправился  на холм, откуда Кромвель смотрел на битву из раскинутой для него палатки.    

Он  запретил пускать к себе кого бы то ни было; но часовой, знавший Мордаунта как  одного из ближайших сподвижников генерала, решил, что запрещение не касается  этого молодого человека.    

Мордаунт  приподнял занавеску и увидел Кромвеля, который сидел за столом, спиной к нему,  закрыв лицо обеими руками.    

Слышал  Кромвель его шаги или нет, но только он не обернулся.    

Мордаунт  продолжал стоять на пороге.    

Наконец  Кромвель поднял отяжелевшую голову и, словно почувствовав, что кто-то стоит за  его спиной, медленно оглянулся назад.    

– Я  сказал, что хочу остаться один! – вскричал он, увидев молодого человека.    

– Я  не думал, что это запрещение касается меня, – сказал Мордаунт. – Но  если вы приказываете, я готов удалиться.    

– А,  это вы, Мордаунт! – сказал Кромвель, и взор его, послушный его воле,  прояснился. – Раз уж вы зашли, оставайтесь.    

– Я  пришел вас поздравить.    

– Поздравить?  С чем?    

– Со  взятием в плен Карла Стюарта. Теперь вы властелин Англии.    

– Я  был им в большей мере два часа тому назад.    

– Как  так, генерал?    

– Англия  нуждалась во мне, чтобы избавиться от тирана. Теперь он в плену. Вы его видели?    

– Да,  генерал.    

– Как  он себя ведет?    

Мордаунт  с минуту колебался, затем истина невольно сорвалась с его языка.    

– Он  спокоен и полон достоинства, – сказал он.    

– Что  он сказал?    

– Несколько  прощальных слов своим друзьям.    

– Своим  друзьям? – пробормотал Кромвель. – Неужели у него есть друзья?    

Затем  прибавил вслух:    

– Он  защищался?    

– Нет,  генерал, его все покинули, кроме трех или четырех человек; у него не было возможности  защищаться.    

– Кому  он отдал свою шпагу?    

– Никому;  он сломал ее.    

– Он  поступил хорошо; но еще лучше бы сделал, если бы направил ее против себя.    

Наступило  короткое молчание.    

– Командир  полка, охранявшего короля Карла, кажется, убит? – сказал Кромвель, пристально  глядя на Мордаунта.    

– Да,  генерал.    

– Кто  его убил?    

– Я.    

– Как  его звали?    

– Лорд  Винтер.    

– Ваш  дядя! – воскликнул Кромвель.    

– Мой  дядя? – ответил Мордаунт. – Изменники Англии мне не родственники.    

Кромвель  с минуту задумчиво смотрел на молодого человека; затем сказал с глубокой грустью,  которую так хорошо изображает Шекспир:    

– Мордаунт,  вы беспощадный слуга.    

– Когда  господь повелевает, – сказал Мордаунт, – нельзя рассуждать. Авраам  поднял нож на Исаака, который был его сыном.    

– Да, –  сказал Кромвель, – но господь не допустил этого жертвоприношения.    

– Я  смотрел вокруг себя, – отвечал Мордаунт, – но нигде не видел ни  козла, ни ягненка, запутавшегося в кустах.    

Кромвель  наклонил голову.    

– Вы  железный человек, Мордаунт, – сказал он. – А как вели себя французы?    

– Как  герои, – сказал Мордаунт.    

– Да,  да, – пробормотал Кромвель, – французы хорошо дерутся, и если моя  подзорная труба не обманула меня, мне кажется, я видел их в первых рядах.    

– Совершенно  верно, – сказал Мордаунт.    

– Но  все же позади вас, – сказал Кромвель.    

– Это  не их вина, моя лошадь была лучше.    

Снова  наступило молчание.    

– А  шотландцы? – спросил Кромвель.    

– Они  сдержали слово, – сказал Мордаунт, – и не тронулись с места.    

– Презренные! –  пробормотал Кромвель.    

– Их  офицеры желают вас видеть, генерал.    

– Мне  некогда. Им заплатили?    

– Сегодня  ночью.    

– Так  пусть они убираются, возвращаются в свои горы и там скроют свой позор, если  горы достаточно для этого высоки. Между мной и ими все кончено. Можете идти,  Мордаунт!    

– Прежде  чем удалиться, – сказал Мордаунт, – я хотел бы задать вам, генерал,  несколько вопросов и обратиться к вам, моему начальнику, с одной просьбой.    

– Ко  мне?    

Мордаунт  поклонился.    

– Я  пришел к вам, моему герою, моему отцу, моему покровителю, чтобы спросить вас: довольны  ли вы мною?    

Кромвель  с удивлением посмотрел на него.    

Молодой  человек хранил бесстрастное выражение лица.    

– Да, –  сказал Кромвель, – с тех пор, как я вас знаю, вы не только исполняли ваш  долг, но, более того, были верным другом, искусным посредником и отличным  солдатом.    

– Вы  не забыли, генерал, что мне первому пришла в голову мысль вступить в переговоры  с шотландцами о выдаче короля?    

– Да,  эта мысль была ваша. Я еще не настолько презираю людей.    

– Был  ли я хорошим послом во Франции?    

– Да,  вы добились от Мазарини всего, чего я хотел.    

– Не  защищал ли я всегда горячо вашу славу и ваши интересы?    

– Пожалуй,  даже слишком горячо: в этом я вас только что упрекнул. Но к чему такие вопросы?    

– Я  хочу вам сказать, милорд, что настала минута, когда вы одним словом можете вознаградить  меня за всю мою службу.    

– А, –  протянул Кромвель с легким оттенком презрения, – это правда. Я и забыл,  что всякая услуга требует награды, а вы оказали мне услугу и еще не  вознаграждены.    

– Вы  можете наградить меня сейчас же, превыше всех моих надежд.    

– Каким  образом?    

– Награды  не придется искать далеко, она у меня почти в руках.    

– Что  же это за награда? – спросил Кромвель. – Хотите денег? Или желаете  получить чин? Должность губернатора?    

– Вы  исполните мою просьбу, милорд?    

– Посмотрим  сначала, в чем она состоит.    

– Когда  вы говорили мне: «Вам предстоит исполнить одно поручение», разве я отвечал вам:  «Посмотрим сначала, в чем оно состоит»?    

– Но  если ваше желание окажется неисполнимым?    

– Когда  вы приказывали мне что-нибудь исполнить, отвечал ли я вам хоть раз: «Это невозможно»?    

– Но  такое предисловие позволяет думать…    

– О,  будьте покойны, милорд, – сказал Мордаунт просто, – моя просьба вас  не разорит.    

– Ну,  хорошо, – сказал Кромвель, – обещаю исполнить ее, если только это в  моей власти. Говорите.    

– Милорд, –  сказал Мордаунт, – сегодня захвачены в плен два сторонника короля, отдайте  их мне.    

– Что  же, они предложили большой выкуп? – спросил Кромвель.    

– Напротив,  милорд, я думаю, что они бедны.    

– Так  это ваши друзья?    

– Да, –  воскликнул Мордаунт, – это мои друзья, дорогие друзья, я за них жизнь  отдам.    

– Хорошо,  Мордаунт, – сказал Кромвель, обрадованный, что может изменить к лучшему  свое мнение о молодом человеке. – Хорошо, я отдаю их тебе, не спрашивая  даже их имени. Делай с ними что хочешь.    

– Благодарю  вас, милорд, – воскликнул Мордаунт, – благодарю! Моя жизнь отныне принадлежит  вам, и даже отдав ее, я все еще останусь в долгу перед вами. Благодарю вас, вы  щедро заплатили за мою службу.    

Он  бросился к ногам Кромвеля и поцеловал его руку, несмотря на сопротивление  пуританского генерала, не желавшего или делавшего вид, что не желает таких  царских почестей.    

– Как, –  сказал Кромвель, на секунду задерживая его в свою очередь, когда тот поднялся, –  вы не желаете никакой другой награды, ни чинов, ни денег?    

– Вы  дали мне все, чего я мог желать, милорд, с сегодняшнего дня мы с вами в  расчете.    

И  Мордаунт с радостью в сердце и во взоре выбежал из палатки генерала.    

Кромвель  проводил его глазами.    

– Он  убил своего дядю! – пробормотал он. – Увы, вот какие у меня слуги!  Быть может, этот юноша, который ничего не требует или делает вид, что ничего не  требует, выпросил у меня в конце концов пред лицом всевышнего больше, чем те,  что посягают на золото государства и хлеб бедняков. Никто не служит мне даром.  Мой пленник Карл, быть может, еще имеет друзей, а у меня их нет.    

И он со  вздохом снова погрузился в свои мысли, прорванные приходом Мордаунта.    

 Глава 14. ДВОРЯНЕ    

     

В то  время как Мордаунт направился к палатке Кромвеля, д'Артаньян и Портос повели  своих пленников в отведенный им для постоя дом в Ньюкасле.    

Предупреждение,  сделанное Мордаунтом сержанту, не ускользнуло от гасконца, и он сделал глазами  знак Атосу и Арамису, чтобы они соблюдали величайшую осторожность. Поэтому Атос  и Арамис, шагая рядом со своими победителями, хранили молчание, что было вовсе  нетрудно им сделать, потому что оба они были заняты своими мыслями.    

Мушкетон  несказанно удивился, увидев с порога дома четырех друзей, сопровождаемых  сержантом и десятком солдат. Он протер себе глаза, не веря, что идут Атос и  Арамис, но наконец должен был признать непреложный факт. Он уже собрался было  разразиться восклицаниями, когда Портос взглядом, не допускающим возражений,  приказал ему молчать.    

Мушкетон  словно прирос к земле, ожидая объяснений столь странного поведения; особенно  поразило его то, что друзья как будто не узнавали друг друга.    

Д'Артаньян  и Портос привели Атоса и Арамиса в предоставленный им генералом Кромвелем дом,  где они поселились накануне. Он стоял на углу улицы, и при нем был маленький  садик, а на повороте в соседний переулок – конюшни.    

Окна  нижнего этажа, как это часто бывает в маленьких провинциальных городах, были с  решетками, совсем как в тюрьме.    

Друзья  пропустили пленников вперед и задержались на пороге, приказав Мушкетону отвести  четырех лошадей в конюшню.    

– Отчего  мы не заходим с ними? – спросил Портос.    

– Оттого, –  ответил Д'Артаньян, – что сначала надо узнать, чего нужно от нас сержанту  сего десятком солдат.    

Сержант со  своими людьми расположился в саду.    

Д'Артаньян  спросил, что им нужно и почему они не уходят.    

– Нам  приказано, – сказал сержант, – помогать вам стеречь ваших пленников.    

На это  нечего было возразить; оставалось только поблагодарить за такое любезное внимание.  Д'Артаньян поблагодарил сержанта и дал ему крону, чтобы тот выпил за здоровье  генерала Кромвеля.    

Сержант  ответил, что пуритане не пьют, и опустил крону в карман.    

– Ах, –  сказал Портос, – какой ужасный день, дорогой Д'Артаньян!    

– Что  вы говорите, Портос! Вы называете несчастным день, когда мы нашли наших друзей?    

– Да,  но при каких обстоятельствах?    

– Положение  сложное, – сказал Д'Артаньян, – но все равно, зайдем в дом и  постараемся что-нибудь придумать.    

– Наши  дела запутались, – сказал Портос, – и я понимаю теперь, почему Арамис  так усердно советовал мне задушить этого ужасного Мордаунта.    

– Тише, –  сказал д'Артаньян, – не произносите этого имени.    

– Но  ведь я говорю по-французски, – сказал Портос, – а они англичане.    

Д'Артаньян  посмотрел на Портоса с восхищением, которого заслуживала подобная наивность.    

Но так  как Портос продолжал смотреть на него, ничего не понимая, то Д'Артаньян толкнул  его вперед, говоря:    

– Войдем.    

Портос  вошел первым, Д'Артаньян последовал за ним; он тщательно запер дверь и по очереди  прижал к своей груди обоих друзей.    

Атос был  погружен в глубокую печаль. Арамис молча посматривал то на Портоса, то на  д'Артаньяна, и взгляд его был так выразителен, что д'Артаньян понял его.    

– Вы  хотите знать, как случилось, что мы очутились здесь? Боже мой, это нетрудно  угадать. Мазарини поручил нам передать письмо генералу Кромвелю.    

– Но  как вы очутились вместе с Мордаунтом? – спросил Атос. – С тем самым  Мордаунтом, которого я вам советовал остерегаться.    

– И  которого я вам рекомендовал задушить, Портос? – сказал Арамис.    

– Опять  таки по вине Мазарини. Кромвель послал Мордаунта к Мазарини, а Мазарини послал  нас к Кромвелю. Роковое совпадение.    

– Да,  Д'Артаньян, вы правы, но это совпадение нас разлучает и губит.    

–Что ж,  дорогой Арамис, не будем более говорить об этом и подчинимся нашей участи.    

– Напротив,  будем говорить, черт возьми! Ведь мы же условились никогда не покидать друг  друга, даже находясь во враждебных лагерях.    

– Да,  уж действительно враждебных, – сказал, улыбаясь, Атос. – Но скажите  мне, какому делу вы здесь служите? Ах, Д'Артаньян, подумайте, что из вас только  делает этот гнусный Мазарини! Знаете ли вы, в каком преступлении вы сегодня  оказались повинны? В пленении короля, его позоре и смерти.    

– Ого! –  сказал Портос. – Вы полагаете?    

– Вы  преувеличиваете, Атос, – произнес д'Артаньян – До этого еще дело не  дошло.    

– Вы  ошибаетесь: мы очень близки к этому. Для чего арестуют короля?    

Того,  кого уважают как властителя, но покупают как раба. Неужели вы думаете, что Кромвель  заплатил, двести тысяч фунтов за то, чтобы восстановить его на престоле?  Друзья мои, они убьют его, и это еще наименьшее преступление, какое они могут  совершить. Лучше отрубить голову королю, чем ударить его по лицу.    

– Не  спорю, это в конце концов возможно, – сказал д'Артаньян. – Но что нам  до этого? Я здесь потому, что я солдат, потому, что я служу моим начальникам,  то есть тем, кто мне платит жалованье. Я присягал повиноваться и повинуюсь. Но  вы, не приносившие присяги, как вы сюда попали и какому делу служите?    

– Благороднейшему  на свете делу, – ответил Атос, – защите и охране угнетенного короля.  Друг, супруга и дочь его оказали нам высокую честь, призвав нас на помощь. Мы  служили ему, насколько позволили нам наши слабые силы, и усердия у нас было  больше, чем возможностей. Вы можете держаться, д'Артаньян, иных взглядов,  можете смотреть на вещи иначе, мой друг. Я не стану вас разубеждать, но я вас  порицаю.    

– О! –  сказал д'Артаньян. – Да какое мне дело в конце концов до того, что  англичанин Кромвель взбунтовался против своего короля – шотландца. Я  француз, и меня все это не касается. Как вы можете делать меня ответственным за  других?    

– В  самом деле, – подтвердил Портос.    

– Но  вы дворянин, все дворяне – братья, а короли всех стран – первые из  дворян. А вы, д'Артаньян, потомок древнего рода, человек со славным именем и  храбрый солдат, вы помогаете предать короля пивоварам, портным, извозчикам. Ах,  д'Артаньян! Как солдат вы, может быть, исполнили свой долг, но как дворянин вы  виноваты.    

Д'Артаньян  молча жевал стебелек цветка, не зная, что ему ответить.    

Стоило  ему отвернуться от Атоса, как он встречал взор Арамиса.    

– И  вы, Портос, – продолжал Атос, как бы сжалившись над смущенным  д'Артаньяном, – вы, лучшая душа, лучший друг, лучший солдат на свете; вы,  который по своему сердцу достойны были бы родиться на ступенях тропа и которого  мудрый король рано или поздно вознаградит, вы, мой дорогой Портос, дворянин по  всем своим поступкам, привычкам, по своей храбрости, – вы столь же  виновны, как д'Артаньян.    

Портос  покраснел, но скорее от удовольствия, которое доставили ему похвалы Атоса, чем  от смущения. И все же, опустив голову и как бы сознавая свое унижение, он  сказал:    

– Да,  да, я думаю, вы правы, дорогой граф.    

Атос  встал.    

– Полно, –  сказал он, подходя к д'Артаньяну и протягивая ему руку, – полно, не  дуйтесь, дорогой сын мой; все, что я сказал вам, было сказано если не отеческим  тоном, то, по крайней мере, с отеческой любовью. Поверьте, мне было бы легче  просто поблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь, и не проронить ни  слова о моих чувствах.    

– Разумеется,  разумеется, Атос, – отвечал д'Артаньян, горячо пожимая ему руку, – но  не все, черт побери, способны на такие возвышенные чувства. Кто еще из разумных  людей покинет свой дом, Францию, своего воспитанника, прелестного юношу (мы его  видели в лагере), и полетит куда? – на помощь гнилой, подточенной червями  монархии, которая вот-вот должна рухнуть, как старая лачуга? Чувство, о котором  вы говорите, конечно, прекрасно, оно до того прекрасно, что почти недоступно  простому смертному.    

– Каково  бы оно ни было, д'Артаньян, – ответил Атос, не поддаваясь на хитрость  своего друга, с чисто гасконской изворотливостью намекнувшего на отеческую  привязанность Атоса к Раулю, – каково бы оно ни было, вы хорошо сознаете в  глубине вашего сердца, что оно справедливо. Но, виноват, я забыл, что спорю с  человеком, у которого я в плену. Д'Артаньян, я ваш пленник; обращайтесь со мной  как с пленником.    

– Черт  возьми! – сказал Д'Артаньян. – Вы отлично знаете, что недолго  пробудете у меня в плену.    

– Конечно, –  сказал Арамис, – с нами, без сомнения, поступят так же, как с теми, что были  взяты под Филипго.    

– А  как с ними поступили? – спросил д'Артаньян.    

– Половину  повесили, а остальных расстреляли, – ответил Арамис.    

– Нет,  ручаюсь вам, – сказал д'Артаньян, – что, пока во мне останется хоть  капля крови, вы не будете ни повешены, ни расстреляны. Пусть они только  попробуют! Да что говорить! Видите вы эту дверь, Атос?    

– Да.    

– Вы  выйдете из нее, когда вам будет угодно. С этой минуты вы и Арамис свободны, как  воздух.    

– Узнаю  вас, мой милый д'Артаньян, – ответил Атос. – Но вы здесь не хозяин:  за этой дверью стоит караул, д'Артаньян, это вам хорошо известно.    

– Ну,  вы с ними справитесь, – сказал Портос. – Много ли их тут? С десяток,  не больше.    

– Это  пустяк для нас четверых, но для двоих слишком много. Нет, уж раз мы  разделились, мы должны погибнуть. Вспомните роковой пример: вы, д'Артаньян,  столь непобедимый, и вы, Портос, такой сильный и храбрый, вы потерпели неудачу  на Вандомской дороге. Теперь настал черед мой и Арамиса. А ведь этого никогда с  нами не бывало прежде, когда мы все четверо были заодно. Умрем же, как умер  Винтер. Что касается меня, я заявляю, что согласен бежать только вчетвером.    

– Это  невозможно, – сказал д'Артаньян. – Мы на службе у Мазарини.    

– Я  это знаю и не стану уговаривать вас. Мои доводы не подействовали, и, должно  быть, они были плохи, если не подействовали на такие благородные сердца, как у  вас и у Портоса.    

– Да,  если бы они и могли подействовать, – сказал Арамис, – лучше не  ставить в ложное положение таких дорогих нам друзей, как д'Артаньян и Портос.  Будьте покойны, господа, мы не посрамим вас своею смертью. Что касается меня,  то я горжусь тем, что встану под пулю или даже пойду на виселицу с вами, Атос.  Ибо никогда еще вы не проявляли столько благородства, как сейчас.    

Д'Артаньян  молчал; окончив грызть стебелек, он принялся за свои ногти.    

– Почему  вы воображаете, что вас убьют? – заговорил он наконец. – С какой  стати? Какая польза в вашей смерти? К тому же вы наши пленники.    

– Безумец,  трижды безумец! – воскликнул Арамис. – Да разве ты не знаешь  Мордаунта? Я обменялся с ним только одним взглядом и сразу увидел, что мы  обречены.    

– Право,  мне очень жаль, что я не последовал вашему совету, Арамис, и не задушил  его! – сказал Портос.    

– Дался  вам этот Мордаунт! – воскликнул д'Артаньян. – Черт возьми!    

Пусть он  только попробует подойти ко мне поближе, я раздавлю его, как гадину. Зачем бежать,  этого вовсе не требуется; ручаюсь вам, вы здесь в такой же безопасности, как  были двадцать лет тому назад вы, Атос, на улике Феру, а вы, Арамис, на улице  Вожирар.    

– Смотрите, –  сказал Атос, протягивая руку к одному из решетчатых окон, освещавших комнату, –  сейчас все разъяснится; вот и он.    

– Кто?    

– Мордаунт.    

Действительно,  посмотрев в ту сторону, куда указывал Атос, д'Артаньян увидел скачущего галопом  всадника.    

Д'Артаньян  бросился вон из комнаты.