1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 
    - Ну вот, так и решим. Но, может быть, вы навестите мою  мать  до  ее отъезда?    

    - До ее отъезда это довольно трудно сделать; кроме  того,  я  помешаю вашим  сборам.    

    - Ну, так сделайте еще лучше! До сих  пор  вы  были  только  очаровательным  человеком, заслужите наше обожание.    

    - Что я должен сделать, чтобы достичь этого совершенства?    

    - Что вы должны сделать?    

    - Да, я хочу знать.    

    - Вы сегодня, кажется, свободны; поедем к нам обедать; мы будем  совсем одни,  вы, матушка и я. Вы видели графиню только мельком;  теперь  вы познакомитесь с  ней ближе. Это удивительная женщина, и я жалею только  о том, что на свете не  существует второй такой же, но моложе лет на  двадцать; клянусь, что очень  скоро, кроме графини де  Морсер,  появилась  бы еще и виконтесса де Морсер.  Моего отца вы не увидите; у него сегодня комиссия, и он обедает у референдария.  Поедем, поговорим  о  путешествиях. Вы видели весь мир, - расскажите нам о   своих  приключениях,  расскажите историю той красавицы албанки, которая была с  вами в Опере и которую  вы называете вашей невольницей, а обращаетесь с ней,  как с  принцессой.  Мы будем говорить, по-итальянски, по-испански. Да  соглашайтесь же!  Графиня будет вам признательна.    

    - Я вам очень благодарен, - отвечал  граф,  -  предложение  ваше  как нельзя  более лестно для меня, и я очень сожалею, что не  могу  его  принять. Вы  напрасно думаете, что я свободен: у меня, напротив, чрезвычайно важное  свидание.    

    - Берегитесь, вы только что научили меня,  как  можно  избавиться  от  неприятного обеда. Мне нужны доказательства. Я, к  счастью,  не  банкир, как  Данглар, но предупреждаю вас: я так же недоверчив, как и он.    

    - Так я дам вам доказательства, - сказал граф.    

    И он позвонил.    

    - Однако вы уже второй раз отказываетесь  пообедать  у  моей  матери, граф, -  сказал Морсер. - Видимо, у вас есть на то основания.    

    Монте-Кристо вздрогнул.    

    - Я надеюсь, что вы этого не думаете, - сказал он, - кстати, вот идет мое  доказательство.    

    Вошел Батистен и остановился у двери.    

    - Ведь я не был предупрежден о вашем посещении.    

    - Как сказать! Вы такой необыкновенный человек, что я не поручусь.    

    - Во всяком случае я не мог предвидеть, что вы пригласите  меня  обедать.    

    - Ну, это, пожалуй, верно.    

    - Прекрасно. Послушайте, Батистен, что я вам  сказал  сегодня  утром, когда  позвал к себе в кабинет?    

    - Не принимать никого, кто приедет к вашему  сиятельству  после  пяти часов.    

    - А затем?    

    - Но, граф... - начал Альбер.    

    - Нет, нет, я во что бы то ни стало хочу избавиться от той таинственной  репутации, которую вы мне создали, дорогой виконт. Слишком  тягостно всегда  изображать Манфреда. Я хочу жить на виду у всех. Затем?.. Продолжайте,  Батистен.    

    - Затем принять только господина майора Бартоломео Кавальканти с  сыном.    

    - Вы слышите: майора Бартоломео Кавальканти, отпрыска одного из древнейших  родов Италии, генеалогией которого соблаговолил заняться сам Данте... как вы  помните, а может быть, и не помните, в десятой песне "Ада"; и, кроме  того, его сына, очень милого молодого человека ваших  лет,  виконт, и носящего  тот же титул; он вступает в парижское общество,  опираясь на миллионы своего  отца. Майор приведет ко мне сегодня своего сына контино, как говорят у нас в  Италии. Он мне его поручает. Я буду направлять его, если он того стоит. Вы  поможете мне, хорошо?    

    - Разумеется! Так этот майор Кавальканти ваш старый друг?  -  спросил Альбер.    

    - Ничуть; это очень достойный господин, очень вежливый, очень  скромный, очень  тактичный, таких в Италии великое множество, это потомки  захиревших старинных  родов. Я несколько раз встречался с ним и во  Флоренции, и в Болонье, и в  Лукке, и он известил меня о  своем  приезде  сюда. Дорожные знакомые очень  требовательные люди: они повсюду ждут от вас того дружелюбного отношения,  которое вы к ним однажды  случайно  проявили, как будто у культурного человека,  который умеет со всяким провести  приятный час, не бывает скрытых побуждений!  Добрейший майор Кавальканти собирается снова взглянуть на Париж, который он  видел только проездом,  во времена Империи, отправляясь замерзать в Москву.  Я   угощу  его  хорошим обедом; он мне поручит своего сына, я пообещаю присмотреть  за ним и предоставлю ему развлекаться, как ему вздумается; таким образом,  мы   будем квиты.    

    - Чудесно! - сказал Альбер. - Я вижу, вы неоценимый наставник.  Итак, до  свидания; мы вернемся в воскресенье.  Кстати,  я  получил  письмо  от Франца.    

    - Вот как! - сказал Монте-Кристо. - Он по-прежнему доволен Италией?    

    - Мне кажется, да; но он жалеет о вашем отсутствии... Он говорит, что вы были  солнцем Рима и что без вас там пасмурно. Я даже не поручусь,  не утверждает ли  он, что там идет дождь.    

    - Значит, ваш друг изменил свое мнение обо мне?    

    - Напротив, он продолжает утверждать, что вы  прежде  всего  существо  фантастическое; поэтому он и жалеет о вашем отсутствии.    

    - Очень приятный человек! - сказал Монте-Кристо. - Я  почувствовал  к нему  живейшую симпатию в первый же вечер нашего знакомства, когда он был занят  поисками ужина и любезно согласился поужинать  со  мной.  Если  не ошибаюсь, он  сын генерала д'Эпине?    

    - Совершенно верно.    

    - Того самого, которого так подло убили в тысяча восемьсот  пятнадцатом году?    

    - Да, бонапартисты.    

    - Вот-вот! Право, он мне очень нравится. Не собираются  ли  женить  и его?    

    - Да, он женится на мадемуазель де Вильфор.    

    - Это решено?    

    - Так же, как моя женитьба на мадемуазель Данглар, - смеясь,  ответил Альбер.    

    - Вы смеетесь?..    

    - Да.    

    - Почему?    

    - Потому что мне кажется, что в этом браке столько же обоюдной симпатии, как в  моем с мадемуазель Данглар. Но, право, граф, мы с вами болтаем о женщинах,  совсем как женщины  болтают  о  мужчинах;  это  непростительно!    

    Альбер встал.    

    - Вы уже уходите?    

    - Это мило! Уже два часа я вам надоедаю, и вы настолько любезны,  что  спрашиваете меня, ухожу ли я. Поистине, граф, вы самый вежливый  человек на  свете! А как вышколены ваши слуги! Особенно Батистен.  Я  никогда  не мог  заполучить такого. У меня они всегда кик будто подражают  лакеям  из  Французского театра, которые именно потому, что им надо произнести  одно только  слово, всякий раз подходят для этого к самой рампе. Так что, если вы захотите  расстаться с Батистеном, уступите его мне.    

    - Это решено, виконт.    

    - Подождите, это еще не все. Передайте, пожалуйста, мой привет вашему скромному  приезжему из Лукки, синьору Кавальканти де Кавальканти, и если бы оказалось,  что он не прочь женить своего сына, постарайтесь найти ему жену, очень богатую,  очень родовитую, хотя бы по женской линии, и  баронессу по отцу. Я вам в этом  помогу.    

    - Однако, - воскликнул Монте-Кристо, - неужели дело обстоит так?    

    - Да.    

    - Не зарекайтесь, мало ли что может случиться.    

    - Ах, граф, - воскликнул Морсер, - какую бы вы мне оказали услугу!  Я в сто раз  сильнее полюбил бы вас, если бы, благодаря вам, остался холостым, хотя бы еще  десять лет!    

    - Все возможно, - серьезно ответил Монте-Кристо.    

    И, простившись с Альбером, он вернулся к себе и три раза позвонил.    

    Вошел Бертуччо.    

    - Бертуччо, - сказал он, - имейте в виду, что я  в  субботу  принимаю гостей в  моей вилле в Отейле.    

    Бертуччо слегка вздрогнул.    

    - Слушаю, ваше сиятельство, - сказал он.    

    - Вы мне необходимы, чтобы все  как  следует  устроить,  -  продолжал граф. -  Это прекрасный дом или во всяком случае он может стать  прекрасным.    

    - Для этого его надо целиком обновить, ваше сиятельство; обивка  стен очень  выцвела.    

    - Тогда перемените ее всюду, кроме спальни, обитой красным штофом; ее вы  оставите точно в таком же виде, как она есть.    

    Бертуччо поклонился.    

    - Точно так же ничего не трогайте в саду; зато со двором делайте все, что  хотите; мне было бы даже приятно, если бы он стал неузнаваем.    

    - Я сделаю все, что могу, чтобы угодить вашему сиятельству, по я  был бы  спокойнее, если бы ваше сиятельство соблаговолили дать  мне  указания  относительно обеда.    

    - Право, дорогой Бертуччо, - сказал граф, - я нахожу, что с тех  пор, как мы в  Париже, вы не в своей тарелке, вы полны сомнений; разве вы  разучились понимать  меня?    

    - Но, может быть, ваше сиятельство, хотя бы  сообщите  мне,  кого  вы  приглашаете?    

    - Я еще и сам не знаю, и вам тоже незачем знать. Лукулл обедает у Лукулла, вот  и все.    

    Бертуччо поклонился и вышел.   XVII. МАЙОР  КАВАЛЬКАНТИ      

    Ни граф, ни Батистен не лгали, сообщая Альберу о визите луккского майора, из-за  которого Монте-Кристо отклонил приглашение на обед.    

    Только что пробило семь часов и прошло уже два часа с  тех  пор,  как Бертуччо,  исполняя приказание графа, уехал в Отейль, когда у ворот остановился извозчик  и, словно сконфуженный, немедленно отъехал, высадив человека лет пятидесяти  двух, облаченного в один из тех зеленых сюртуков с черными шнурами, которые,  по-видимому, никогда не переведутся в  Европе. На приехавшем были также широкие  синие суконные панталоны, высокие,  еще довольно новые, хоть и несколько  тусклые  сапоги  на  слишком,  пожалуй, толстой подошве, замшевые перчатки,  шляпа,  напоминающая  головной  убор жандарма, и черный воротник с белой  выпушкой, который можно было бы принять за железный ошейник, если бы владелец  не носил его по доброй  воле. Личность в таком живописном костюме позвонила у   калитки,  осведомилась, живет ли в доме N 30 по авеню Елисейских  Полей  граф   Монте-Кристо,  и, после утвердительного ответа привратника, вошла в калитку,  закрыла ее за собой и направилась к крыльцу.    

    Батистен, заранее получивший подробное описание внешности  посетителя и  ожидавший его в вестибюле, узнал его по маленькой острой голове, седеющим  волосам и густым белым усам, - и не успел тот назвать  себя  расторопному  камердинеру, как уже о его прибытии было доложено Монте-Кристо.    

    Чужестранца ввели в самую скромную из гостиных. Граф уже  ожидал  его там и,  улыбаясь, пошел ему навстречу.    

    - А, любезный майор, - сказал он, - добро пожаловать. Я вас ждал.    

    - Неужели? - спросил приезжий из Лукки. - Ваше сиятельство меня  ждали?    

    - Да, я был предупрежден, что вы явитесь ко мне сегодня в семь часов.    

    - Что я к вам явлюсь? Предупреждены?    

    - Вот именно.    

    - Тем лучше; по правде говоря, я боялся, что забудут принять эту  предосторожность.    

    - Какую?    

    - Предупредить вас.    

    - О, нет!    

    - Но вы уверены, что не ошибаетесь?    

    - Уверен.    

    - Ваше сиятельство сегодня в семь часов ждали именно меня?    

    - Именно вас. Впрочем, мы можем проверить.    

    - Нет, если вы меня ждали, - сказал приезжий из  Лукки,  -  тогда  не стоит.    

    - Но почему же? - возразил Монте-Кристо.    

    Приезжий из Лукки, казалось, слегка встревожился.    

    - Послушайте, - сказал Монте-Кристо, - ведь вы маркиз Бартоломео  Кавальканти?    

    - Бартоломео Кавальканти, - обрадовано повторил приезжий из Лукки,  совершенно  верно.    

    - Отставной майор австрийской армии?    

    - Разве я был майором? - робко осведомился старый воин.    

    - Да, - сказал Монте-Кристо, - вы были майором. Так называют во Франции тот  чин, который вы носили в Италии.    

    - Хорошо, - ответил приезжий из Лукки, - мне-то, вы  понимаете,  безразлично...    

    - Впрочем, вы приехали сюда не по собственному побуждению, -  продолжал  Монте-Кристо.    

    - Ну, еще бы!    

    - Вас направили ко мне?    

    - Да.    

    - Добрейший аббат Бузони?    

    - Да, да, - радостно воскликнул майор.    

    - И вы привезли с собой письмо?    

    - Вот оно.    

    - Ну, вот видите! Давайте сюда!    

    И Монте-Кристо взял письмо, распечатал его и прочел. Майор смотрел на графа  выпученными, удивленными глазами; взгляд его с любопытством окидывал комнату,  но неизменно возвращался к ее владельцу.    

    - Так оно  и  есть...  аббат  пишет...  "майор  Кавальканти,  знатный  луккский патриций, потомок флорентийских Кавальканти, - продолжал,  пробегая  глазами письмо, МонтеКристо, - обладающий годовым доходом  в   полмиллиона..."    

    Монте-Кристо поднял глаза от письма и отвесил поклон.    

    - Полмиллиона! - сказал он.  -  Черт  возьми,  дорогой  господин  Кавальканти!    

    - Разве там написано полмиллиона? - спросил приезжий из Лукки.    

    - Черным по белому: так оно, несомненно, и есть; аббат Бузони  лучше, чем кто  бы то ни было, осведомлен о всех крупных состояниях в Европе.    

    - Что ж, пусть будет полмиллиона, - сказал приезжий из Лукки,  -  но, честное  слово, я не думал, что цифра будет так велика.    

    - Потому что ваш управляющий вас обкрадывает; что поделаешь,  дорогой господин  Кавальканти, это наш общий удел!    

    - Вы открыли мне глаза, - серьезно заметил приезжий из Лукки, -  придется  прогнать негодяя.    

    Монте-Кристо продолжал:    

    - "Для полного счастья ему недостает только одного".    

    - Боже мой, да! Только одного! - сказал со вздохом приезжий из Лукки.    

    - "Найти обожаемого сына".    

    - Обожаемого сына!    

    - "Похищенного в детстве врагом его благородной семьи или цыганами".    

    - В пятилетнем возрасте, сударь! - сказал с тяжким  вздохом  приезжий из Лукки,  возводя глаза к небу.    

    - Несчастный отец! - сказал Монте-Кристо. Потом продолжал читать:    

    - "Я вернул ему надежду, я вернул ему жизнь, граф,  сообщив,  что  вы  можете помочь ему найти сына, которого он тщетно ищет вот уже пятнадцать  лет".    

    Приезжий из Лукки взглянул на Монте-Кристо с каким-то смутным  беспокойством.    

    - Я могу это сделать, - ответил Монте-Кристо.    

    Майор выпрямился.    

    - А, - сказал он, - значит все в письме оказалось правдой?    

    - Неужели вы сомневались в этом, дорогой господин Бартоломео?    

    - Нет, нет, ни одной минуты! Что вы! Такой серьезный человек,  в  духовном  сане, как аббат Бузони, не позволил бы себе подобной шутки, но вы еще не все  прочли, ваше сиятельство.    

    - Ах, да, - сказал Монте-Кристо, - имеется еще приписка.    

    - Да... - повторил приезжий из Лукки, - приписка...    

    - "Чтобы не затруднять майора Кавальканти переводом денег  из  одного банка  в другой, я посылаю ему на путевые расходы чек на две тысячи франков и перевожу  на него сумму в сорок восемь тысяч  франков,  которую  вы оставались мне  должны".    

    Майор с видимой тревогой следил за чтением этой приписки.    

    - Так, - сказал граф.    

   -  Он сказал мне, -  пробормотал  приезжий  из  Лукки.  -  Так  что... граф... -  продолжал он.    

    - Так что? - спросил Монте-Кристо.    

    - Так что приписка...    

    - Что приписка?..    

    - Принята вами так же благосклонно, как и все письмо?    

    - Разумеется, У нас свои счеты с аббатом Бузони; я в точности не помню, должен  ли я ему именно сорок восемь тысяч ливров, но несколько  лишних ассигнаций в ту  или другую сторону нас не обеспокоят. А что, вы придавали большое значение этой  приписке, дорогой господин Кавальканти?    

    - Должен вам признаться, - отвечал приезжий из Лукки, -  что,  вполне доверяя  подписи аббата Бузони, я не запасся другими деньгами;  так  что, если бы мои  надежды на эту сумму не оправдались, я оказался бы в  Париже в очень  затруднительном положении.    

    - Полно, разве такой человек, как вы, может где-либо попасть  в   затруднительное положение? - сказал МонтеКристо.    

    - Но если никого не знаешь... - заметил приезжий из Лукки.    

    - Зато вас все знают.    

    - Да, меня знают, так что...    

    - Я вас слушаю, дорогой господин Кавальканти.    

    - Так что вы вручите мне эти сорок восемь тысяч ливров?    

    - По первому вашему требованию.    

    Майор вытаращил глаза от изумления.    

    - Да присядьте же, пожалуйста, - сказал Монте-Кристо, - право,  я  не знаю, что  со мной... Я держу вас на ногах уже четверть часа.    

    - Помилуйте!    

    Майор придвинул кресло и сел.    

    - Разрешите что-нибудь предложить вам, - дорогой граф, - рюмку  хереса,  портвейна, аликанте?    

    - Аликанте, если позволите; это мое любимое вино.    

    - У меня найдется отличное. И кусочек бисквита, не правда ли?    

    - И кусочек бисквита, раз уж вы настаиваете.    

    Монте-Кристо позвонил. Явился Батистен.    

    Граф подошел к нему.    

    - Ну, что?.. - тихо спросил он.    

    - Молодой человек уже здесь, - ответил так же тихо камердинер.    

    - Отлично; куда вы его провели?    

    - В голубую гостиную, как велели ваше сиятельство.    

    - Превосходно. Подайте бутылку аликанте и бисквиты.    

    Батистен вышел.    

    - Право, сударь, - заметил приезжий из Лукки, - я очень  смущен,  что доставляю  вам столько хлопот.    

    - Ну, что вы! - сказал Монте-Кристо.    

    Батистен вернулся, неся вино, рюмки и бисквиты.    

    Граф наполнил одну рюмку, а в другую налил  только  несколько  капель того  жидкого рубина, который заключала в себе бутылка, вся покрытая паутиной и  прочими признаками, красноречивее свидетельствующими о  возрасте вина, чем  морщины о годах человека.    

    Майор не ошибся в выборе: он взял полную рюмку и бисквит.    

    Граф приказал Батистену поставить поднос рядом с гостем, который сначала едва  пригубил вино, потом сделал одобрительную гримасу и  осторожно обмакнул в рюмку  бисквит.    

    - Итак, сударь, - сказал Монте-Кристо, - вы жили в Лукке, были  богатым  человеком, благородного происхождения, пользовались всеобщим  уважением, у вас  было все, чтобы быть счастливым?    

    - Все, ваше сиятельство, - отвечал майор, поглощая бисквит,  -  решительно все.    

    - И для полного счастья вам недоставало только одного?    

    - Только одного, - ответил приезжий из Лукки.    

    - Найти вашего сына?    

    - Ах, - сказал почтенный майор, беря  второй  бисквит,  -  этого  мне очень не  хватало.    

    Он поднял глаза к небу и сделал попытку вздохнуть.    

    - Теперь скажите, дорогой господин Кавальканти, - сказал  Монте-Кристо, - что  это за сын, о котором вы так тоскуете? Ведь мне говорили,  что вы холостяк.    

    - Все это думали, - отвечал майор, - и я сам...    

    - Да, - продолжал Монте-Кристо, - и вы сами не опровергали этого слуха. Грех  юности, который вы хотели скрыть.    

    Приезжий из Лукки выпрямился в своем кресле, принял самый спокойный и почтенный  вид и при этом скромно опустил глаза - не то для  того,  чтобы чувствовать себя  увереннее, не то, чтобы помочь своему воображению; в то же время он исподлобья  поглядывал на графа, чья застывшая на губах улыбка свидетельствовала все о том  же доброжелательном любопытстве.    

    - Да, сударь, - сказал он, - я хотел скрыть эту ошибку.    

    - Не ради себя, - сказал Монте-Кристо, - мужчинам это не  ставится  в вину.    

    - Нет, разумеется, не ради себя, - сказал майор, с улыбкой качая  головой.    

    - Но ради его матери, - сказал граф.    

    - Ради его матери! - воскликнул приезжий из Лукки, принимаясь за третий  бисквит. - Ради его бедной матери!    

    - Да пейте же, пожалуйста, дорогой  господин  Кавальканти,  -  сказал  Монте-Кристо, наливая гостю вторую рюмку аликанте. - Волнение душит вас.    

    - Ради его бедной матери! - прошептал приезжий из Лукки, пытаясь  силой воли  воздействовать на слезную железу, дабы увлажнить глаза притворной слезой.    

    - Она принадлежала, насколько я помню, к  одному  из  знатнейших  семейств в  Италии?    

    - Патрицианка из Фьезоле, граф!    

    - И ее звали?..    

    - Вы желаете знать ее имя?    

    - Бог мой, - сказал Монте-Кристо, - можете не говорить; оно  мне  известно.    

    - Вашему сиятельству известно все, - сказал с  поклоном  приезжий  из Лукки.    

   -  Олива Корсинари, не правда ли?    

    - Олива Корсинари!    

    - Маркиза?    

    - Маркиза!    

    - И, несмотря на противодействие семьи, вам в  конце  концов  удалось жениться  на ней?    

    - В конце концов удалось.    

    - И вы привезли с собой все необходимые документы? -  продолжал  Монте-Кристо.    

    - Какие документы? - спросил приезжий из Лукки.    

    - Да ваше брачное свидетельство и метрику сына.    

    - Метрику сына?    

    - Метрику Андреа Кавальканти, вашего сына; разве его зовут не Андреа?    

    - Кажется, да, - сказал приезжий из Лукки.    

    - То есть как это кажется?    

    - Видите, я не смею этого утверждать, он так давно исчез.    

    - Вы правы, - сказал Монте-Кристо. - Но документы у вас с собой?    

    - Граф, я должен вам с прискорбием заявить, что, не будучи предупрежден о  необходимости запастись этими документами, я не позаботился  взять их с собою.    

    - Черт возьми! - сказал Монте-Кристо.    

    - Разве они так нужны?    

    - Необходимы!    

    Приезжий из Лукки почесал лоб.    

    - А, per Bacco! - сказал он. - Необходимы!    

    - Разумеется, а вдруг здесь возникнут какие-нибудь  сомнения  в  том,  действителен ли ваш брак, законно ли рождение вашего сына?    

    - Вы правы, могут возникнуть сомнения.    

    - Вашему сыну это было бы крайне неприятно.    

    - Это было бы для него роковым ударом.    

    - Из-за этого он может потерять великолепную невесту.    

    - О, peccato! [47]    

    - Во Франции, понимаете ли, на это смотрят строго; здесь нельзя,  как в Италии,  пойти к священнику и заявить: "Мы любим друг друга, повенчайте нас".  Во Франции установлен гражданский брак, а для совершения гражданского брака  нужны документы, удостоверяющие личность.    

    - Вот беда, у меня нет этих документов.    

    - Хорошо, что они есть у меня, - сказал МонтеКристо.    

    - У вас?    

    - Да.    

    - Они у вас есть?    

    - Есть.    

    - Вот уж действительно, - сказал приезжий из  Лукки,  который,  видя, что  отсутствие бумаг лишает его путешествие всякого  смысла,  испугался, как бы это  упущение не вызвало затруднений в вопросе о сорока восьми тысячах, - вот уж  действительно это большое счастье. Да, - продолжал он, это большое счастье:  ведь я об этом и но подумал.    

    - Еще бы, охотно вам верю; обо всем не подумаешь. Но на ваше счастье, аббат  Бузони об этом подумал.    

    - Уж этот милый аббат!    

    - Предусмотрительный человек.    

    - Замечательный человек, - сказал приезжий из Лукки, - и он  вам  переслал их?    

    - Вот они.    

    Приезжий из Лукки в знак восхищения молитвенно сложил руки.    

    - Вы венчались с Оливой Корсинари в церкви святого Павла в Монте-Каттини; вот  удостоверение священника.    

    - Да, действительно, вот оно, - сказал майор, с удивлением  разглядывая бумагу.    

    - А вот свидетельство о крещении Андреа Кавальканти, выданное священником в  Саравецце.    

    - Все в порядке, - сказал майор.    

    - В таком случае возьмите эти бумаги, мне они не нужны; передайте  их вашему  сыну, у него они будут в сохранности.    

    - Еще бы!.. Если бы он их потерял...    

    - Да? Если бы он их потерял? - спросил МонтеКристо.    

    - Ну, пришлось бы писать туда, - сказал приезжий из Лукки, - и  очень долго  доставать новые.    

    - Да, это было бы трудно, - сказал Монте-Кристо.    

    - Почти невозможно, - ответил приезжий из Лукки.    

    - Я очень рад, что вы понимаете ценность этих документов.    

    - Я считаю, что они просто неоценимы.    

    - Теперь, - сказал Монте-Кристо, - что касается матери молодого человека...    

    - Что касается матери молодого человека... - с беспокойством повторил майор.    

    - Что касается маркизы Корсинари...    

    - Боже мой! - сказал приезжий из Лукки, под ногами которого вырастали все новые  препятствия, - неужели она может понадобиться?    

    - Нет, - сказал Монте-Кристо. - Впрочем, ведь она...    

    - Да, да... она...    

    - Отдала дань природе...    

    - Увы, да, - подхватил приезжий из Лукки.    

    - Я это знал, - продолжал Монте-Кристо, - уже  десять  лет,  как  она умерла.    

    - И я все еще оплакиваю ее смерть, - сказал приезжий из Лукки, вытаскивая из  кармана клетчатый платок и вытирая сначала левый глаз, а  затем правый.    

    - Что поделаешь, - сказал Монте-Кристо, - все мы смертны.  Теперь  вы  понимаете, дорогой господин Кавальканти, что во Франции не к чему  говорить о  том, что вы были пятнадцать лет в разлуке с сыном. Все эти  истории с цыганами,  которые крадут детей, у нас не в моде. Он у вас воспитывался в провинциальном  коллеже, а теперь вы желаете, чтобы  он  завершил свое образование в парижском  свете. Поэтому вы и покинули Виа-Реджо, где вы жили после смерти вашей жены.  Этого будет вполне достаточно.    

    - Вы так полагаете?    

    - Конечно.    

    - Тогда все прекрасно.    

    - Если бы откуда-нибудь возникли слухи об этой разлуке...    

    - Что же я тогда скажу?    

    - Что вероломный воспитатель, продавшийся врагам вашей семьи...    

    - То есть этим Корсинари?    

    - Конечно... похитил ребенка, чтобы ваш род угас.    

    - Правильно, ведь он единственный сын.    

    - А теперь, когда мы обо всем сговорились,  когда  вы  освежили  ваши  воспоминания и они уже вас не подведут, вы, надеюсь, догадываетесь,  что я  приготовил вам сюрприз?    

    - Приятный? - спросил приезжий из Лукки.    

    - Я вижу, - сказал Монте-Кристо, - что нельзя обмануть глаз и  сердце отца.    

    - Гм! - пробормотал майор.    

    - Кто-нибудь уже проговорился вам или, вернее, вы догадались, что  он здесь?    

    - Кто здесь?    

    - Ваше дитя, ваш сын, ваш Андреа.    

    - Я догадался, - ответил приезжий из Лукки с полным хладнокровием.  Так он  здесь?    

    - Здесь, рядом, - сказал Монте-Кристо, - когда мой камердинер  приходил сюда,  он доложил мне о нем.    

    - Превосходно! Превосходно! - сказал  майор,  расправляя  при  каждом возгласе  петлицы своей венгерки.    

    - Дорогой господин Кавальканти, - сказал МонтеКристо, - ваше волнение мне  понятно. Надо дать вам время прийти в себя; кроме того, я  хотел  бы  приготовить к этой счастливой встрече и молодого  человека,  который,  я  полагаю, обуреваем таким же нетерпением, как и вы.    

    - Не сомневаюсь, - сказал Кавальканти.    

    - Ну так вот, через каких-нибудь четверть часа  мы  предстанем  перед вами.    

    - Так вы приведете его ко мне? Вы так добры, что хотите сами мне  его  представить?    

    - Нет, я не хочу становиться между отцом и сыном; но не беспокойтесь: даже если  бы голос крови безмолвствовал, вы  не  сможете  ошибиться:  он войдет в эту  дверь. Это красивый молодой  человек,  белокурый,  пожалуй, даже слишком  белокурый, с приятными манерами; впрочем, вы сами увидите.    

    - Кстати, - сказал майор, - я, знаете ли, взял с собой только две тысячи  франков, которые я получил через посредство добрейшего аббата Бузони. Часть из  них я потратил на дорогу, и...    

    - И вам нужны деньги... это вполне естественно, дорогой господин  Кавальканти.  Вот вам, для ровного счета, восемь тысячефранковых билетов.    

    Глаза майора засверкали, как карбункулы.    

    - Значит, за мной еще сорок тысяч франков, - сказал Монте-Кристо.    

    - Может быть, ваше сиятельство желает получить  расписку?  -  спросил майор,  пряча деньги во внутренний карман своей венгерки.    

    - Зачем? - сказал граф.    

    - Да как оправдательный документ при ваших расчетах с аббатом Бузони.    

    - Вы дадите мне общую расписку, когда получите остальные сорок  тысяч франков.  Между честными людьми эти предосторожности излишни.    

    - Да, верно, между честными людьми, - сказал майор.    

    - Еще одно слово, маркиз.    

    - К вашим услугам.    

    - Вы разрешите мне дать вам небольшой совет?    

    - Еще бы! Прошу вас!    

    - Было бы неплохо, если бы вы расстались с этим сюртуком.    

    - В самом деле? - сказал майор, не без самодовольства оглядывая  свое одеяние.    

    - Да, такие еще носят в Виа-Реджо, но в Париже, несмотря на всю  свою  элегантность, этот костюм уже давно вышел из моды.    

    - Это досадно, - сказал приезжий из Лукки.    

    - Ну, если он вам так нравится, вы его опять наденете при отъезде.    

    - Но что же я буду носить?    

    - То, что найдется у вас в чемоданах.    

    - Как в чемоданах? У меня с собой только дорожный мешок.    

    - При вас, разумеется. Какой смысл затруднять себя лишними вещами?  К тому же  старый воин любит ходить налегке.    

    - Вот потому-то...    

    - Но вы человек предусмотрительный и отправили свои вещи вперед.  Они вчера  прибыли в гостиницу Принцев, на улице Ришелье, где вы заказали себе помещение.    

    - Значит, в чемоданах?..    

    - Я полагаю, вы распорядились, чтобы ваш камердинер уложил в них  все  необходимое: штатское платье, мундиры. В особо торжественных случаях надевайте  мундир, это очень эффектно. Не забывайте ордена. Во Франции  над ними  посмеиваются, но все-таки носят.    

    - Прекрасно, прекрасно, прекрасно! - сказал майор, все более и  более  изумляясь.    

    - А теперь, - сказал Монте-Кристо, - когда ваше сердце закалено  для, глубоких  волнений, приготовьтесь, господин Кавальканти,  увидеть  вашего сына Андреа.    

    И с обворожительной улыбкой поклонившись  восхищенному  майору,  Монте-Кристо  исчез за портьерой.   XVIII. АНДРЕА  КАВАЛЬКАНТИ      

    Граф Монте-Кристо вошел в гостиную, которую Батистен назвал  голубой; там его  уже ждал молодой человек, довольно изящно  одетый,  которого  за полчаса до  этого подвез к воротам особняка наемный кабриолет.    

    Батистен без труда узнал его: это был именно тот высокий молодой  человек со  светлыми волосами, рыжеватой бородкой и черными глазами, с  ослепительно белой  кожей, чью внешность Батистену описал его хозяин. В  ту минуту, когда граф  вошел в гостиную, молодой человек, небрежно развалясь на софе, рассеянно  постукивал по башмаку тросточкой с золотым  набалдашником.    

    Заметив входящего Монте-Кристо, он быстро поднялся.    

    - Граф Монте-Кристо? - спросил он.    

    - Да, - ответил тот, - и я, по-видимому, имею честь говорить с виконтом Андреа  Кавальканти?    

    - С виконтом Андреа Кавальканти, - повторил молодой  человек,  непринужденно  кланяясь.    

    - У вас должно быть адресованное мне письмо? - спросил Монте-Кристо.    

    - Я не упомянул о нем из-за  подписи,  она  показалась  мне  довольно странной.    

    - Синдбад-Мореход, не правда ли?    

    - Совершенно верно. А так как я никогда не слыхал  о  другом   Синдбаде-Мореходе, кроме того, который описан в "Тысяче и одной  ночи"...    

    - Так это один из его потомков,  мой  приятель,  богатейший  человек,  англичанин, более чем оригинал, почти  сумасшедший;  его  настоящее  имя лорд  Уилмор.    

    - А, теперь мне все понятно, - сказал Андреа.  -  Тогда  все  чудесно  складывается. Это тот самый англичанин, с которым я познакомился... в... да,  отлично... Граф, я к вашим услугам.    

    - Если то, что я имею честь слышать от вас, соответствует  истине,  возразил с  улыбкой граф, - то, надеюсь, вы не  откажитесь  сообщить  мне некоторые  подробности о себе и о своих родных.    

    - Охотно, граф, - отвечал молодой человек с легкостью, свидетельствовавшей о  его хорошей памяти. - Я, как вы сами сказали, виконт Андреа Кавальканти, сын  майора Бартоломео Кавальканти, потомок  тех  Кавальканти, что записаны в  золотую книгу Флоренции. Наша семья до сих пор очень состоятельна, так как мой  отец обладает полумиллионом годового  дохода,  но испытала много несчастий; я  сам, когда мне было лет пять или шесть,  был похищен предателем-гувернером и  целых пятнадцать лет не видел своего родителя. С тех пор как я стал взрослым, с  тех пор как я свободен и завишу только от себя, я разыскиваю его, но тщетно. И   вот  это  письмо  вашего друга Синдбада извещает меня, что он в Париже и  разрешает мне обратиться к вам, чтобы узнать о нем.    

    - В самом деле, все, что вы рассказываете, чрезвычайно  интересно,  сказал  граф, глядя с мрачным удовольствием на развязного молодого  человека,  отмеченного какойто сатанинской красотой. - Вы прекрасно  сделали, что  последовали совету моего друга Синдбада, потому что ваш отец здесь и  разыскивает вас.    

    Граф, с той самой минуты как вошел в гостиную, не сводил глаз с молодого  человека; он восхищался уверенностью его взгляда и  твердостью  его голоса, но  при столь естественных словах, как: "Ваш отец здесь и  разыскивает  вас", Андреа подскочил и воскликнул:    

    - Мой отец! Мой отец здесь!    

    - Разумеется, - отвечал Монте-Кристо, - ваш отец майор Бартоломео Кавальканти.    

    Ужас, написанный на лице молодого человека, мгновенно исчез.    

    - Да, правда, - сказал он, - майор Бартоломео Кавальканти. Так вы говорите,  граф, что мой дорогой отец здесь?    

    - Да, сударь. Мало того, я только что с ним разговаривал; все, что он мне  рассказал о своем любимом сыне, давно потерянном, меня очень растрогало,  поистине его страдания, его опасения, его надежды могли бы  составить  трогательную поэму. И вот однажды его уведомили, что похитители его сына  предлагают возвратить его или сообщить, где он  находится,  за  довольно  значительную сумму. Но ничто не могло остановить  любящего  отца; эта сумма была  им отослана на пьемонтскую границу, и вместе с ней  визированный паспорт для  Италии. Вы, кажется, были в то время на  юге  Франции?    

    - Да, граф, - отвечал с несколько смущенным видом Андреа, - да, я был на юге  Франции.    

    - Вас в Ницце должен был ожидать экипаж?    

    - Совершенно верно: он доставил меня из Ниццы в Геную; из Генуи в Турин, из  Турина в Шамбери, из Шамбсри в Поп-де-Бовуазеп, из Поп-де-Бовуазена в Париж.    

    - Превосходно? Он все время надеялся встретить вас в  пути,  так  как ехал той  же дорогой, вот почему и для вас был намечен такой маршрут.    

    - Но, - заметил Андреа, - если бы мой дорогой отец меня и встретил, я  сомневаюсь, чтобы он меня узнал; я несколько изменился, с тех пор как мы  потеряли друг друга из вида.    

    - А голос крови! - сказал Монте-Кристо.    

    - Да, верно, - ответил молодой человек, - я не подумал о голосе  крови!    

    - Одно только беспокоит маркиза Кавальканти, - продолжал  Монте-Кристо, - а  именно: что вы делали, пока были в разлуке с ним? как обращались с вами ваши  угнетатели? относились ли к вам с  тем  уважением,  которого требовало  ваше   происхождение?  не  потускнели  ли   вследствие   ваших нравственных страданий,  в сто раз более тяжелых, чем страдания  физические, дарования, которыми так  щедро наделила вас природа, и  считаете  ли вы себя в состоянии снова занять то  высокое  положение,  на  которое  вы имеете право?    

    - Я надеюсь, сударь, - растерянно пробормотал молодой человек, -  что никакое  ложное донесение...    

    - Что вы! Я в первый раз услышал про вас от моего друга Уилмора,  филантропа.  Он мне сказал, что нашел вас в затруднительном  положении,  не знаю каком; я не  стал спрашивать - я не любопытен. Раз он проявил к  вам сочувствие, значит в  вас было что-то, достойное участия. Он сказал,  что хочет вернуть вам то положение  в свете, которого вы лишились, что он будет разыскивать вашего отца и найдет  его; он принялся его разыскивать и, очевидно, нашел, потому что отец ваш здесь:  наконец, вчера он  предупредил меня о вашем прибытии и дал мне кое-какие  указания, касающиеся вашего имущества, - вот и все. Я знаю, что мой друг Уилмор  большой оригинал, но так как в то же время он человек верный, богатый,  как   золотая  россыпь, и, следовательно, имеет возможность оригинальничать,  не   опасаясь разорения, то я обещал следовать его указаниям. Теперь, сударь, я   прошу вас, не обижайтесь на мой вопрос: так как я должен буду немного вам  покровительствовать, я хотел бы знать, не сделали ли вас ваши  несчастья   несчастья, в которых вы неповинны и которые ничуть не  умаляют  моего  к вам  уважения, - несколько чуждым тому обществу, в котором ваше состояние и ваше имя  дают вам право занять такое видное положение?    

    - На этот счет будьте совершенно спокойны, сударь, - отвечал  молодой человек,  к которому, пока граф говорил, возвращался его апломб. -  Похитители,  по-видимому, намеревались, как они это и  сделали,  впоследствии продать меня  ему; они рассчитали, что, для того чтобы  извлечь  из  меня наибольшую пользу,  им следует не умалять моей ценности, а, если  возможно, даже увеличить ее.  Поэтому я получил недурное образование, и эти похитители младенцев обращались  со мной приблизительно так, как малоазийские рабовладельцы обращались с  невольниками, делая из них ученых грамматиков, врачей и философов, чтобы  подороже продать их.    

    Монте-Кристо удовлетворенно улыбнулся: по-видимому, он ожидал меньшего от  Андреа Кавальканти.    

    - Впрочем, - продолжал Андреа, - если бы во мне и сказался  некоторый  недостаток воспитания или, вернее, привычки к светскому обществу, я  надеюсь,  что ко мне будут снисходительны, принимая во внимание  несчастья,  сопровождавшие мое детство и юность.    

    - Ну что же, - небрежно сказал Монте-Кристо, - вы поступите, как  вам будет  угодно, виконт, - это ваше личное дело и только вас  касается.  Но поверьте, я  бы не обмолвился на вашем месте  ни  словом  обо  всех  этих приключениях; ваша  жизнь похожа на роман, а  свет,  обожающий  романы  в желтой обложке, до  странности недоверчиво относится к тем, которые жизнь переплетает в живую кожу,  даже если она и позолоченная, как ваша. Вот на это затруднение я и позволю себе  указать  вам,  виконт;  не  успеете  вы рассказать кому-нибудь трогательную  историю вашей  жизни,  как  она  уже обежит весь Париж в совершенно искаженном  виде. Вам придется разыгрывать из себя Антони, а время таких Антони уже прошло.  Быть может, вы вызовете любопытство, и это даст вам некоторый успех, но не  всякому приятно  быть мишенью для пересудов. Вам это может показаться  утомительным.    

    - Я думаю, что вы правы, граф, - сказал Андреа, невольно бледнея  под пристальным  взглядом Монте-Кристо, - это серьезное неудобство.    

    - Ну, не следует и преувеличивать, - сказал МонтеКристо, - желая  избежать  ошибки, можно сделать глупость. Нет, надо просто вести себя обдуманно, а для  такого умного человека, как вы, это тем легче сделать,  что совладает с вашими  интересами. Все темное, что может оказаться  в  вашем прошлом, надо опровергать  доказательствами  и  свидетельством  достойных друзей.    

    Андреа был, видимо, смущен.    

    - Я бы охотно был вашим поручителем, - продолжал Монте-Кристо, - но у меня  привычка сомневаться в лучших друзьях и какая-то  потребность  возбуждать  сомнения в других; так что я был бы не в своем амплуа, как говорят актеры, и  рисковал бы быть освистанным, а это уже лишнее.    

    - Однако, граф, - решился возразить Андреа, -  из  уважения  к  лорду Уилмору,  который вам меня рекомендовал...    

    - Да, разумеется, - сказал Монте-Кристо, - но лорд Уилмор не скрыл от меня, что  вы провели несколько бурную молодость.  Нет,  нет,  -  заметил граф, уловив  движение Андреа, - я от вас не  требую  исповеди;  впрочем, для того и вызвали  из Лукки вашего отца, чтобы вы ни  в  ком  другом  не нуждались. Вы его сейчас  увидите; он суховат, держится немного неестественно, но это - из-за мундира, и  когда узнают, что он  уже  восемнадцать лет служит в австрийских войсках, с  него не станут взыскивать: мы вообще не требовательны к австрийцам. В конечном  счете как отец он вполне  приличен, уверяю вас.    

    - Вы меня успокаиваете, граф; я так давно разлучен с ним, что  совсем его не  помню.    

    - А кроме того, знаете, крупное состояние заставляет на многое  смотреть  снисходительно.    

    - Так мой отец действительно богат?    

    - Он миллионер... пятьсот тысяч ливров годового дохода.    

    - Значит, - с надеждой спросил молодой человек, - мое положение будет  довольно... приятное?    

    - Чрезвычайно приятное, мой дорогой, он назначил вам по пятьдесят тысяч ливров  в год на все время, пока вы будете жить в Париже.    

    - В таком случае я буду здесь жить всегда.    

    - Гм! Кто может ручаться за будущее, дорогой виконт? Человек  предполагает, а  бог располагает.    

    Андреа вздохнул.    

    - Но во всяком случае, - сказал он, - пока я в Париже и... пока  обстоятельства  не вынудят меня уехать, эти деньги, о которых  вы  упомянули мне обеспечены?    

    - Разумеется.    

    - Моим отцом? - с беспокойством осведомился Андреа.    

    - Да, но под ручательством лорда Уилмора, который, по просьбе  вашего отца,  открыл вам ежемесячный кредит в пять  тысяч  франков  у  господина Данглара,  одного из самых солидных парижских банкиров.    

    - А мой отец собирается долго пробыть в Париже?    

    - Только несколько дней, - отвечал Монте-Кристо. - Он не может  оставить свою  службу дольше, чем на две, три недели.    

    - Ах, милый отец! - сказал  Андреа,  явно  обрадованный  этим  скорым отъездом.    

    - Поэтому, - сказал Монте-Кристо, делая вид, что не понял  тона  этих слов, - я  не хочу больше оттягивать ни на минуту ваше  свидание.  Готовы ли вы обнять  почтенного господина Кавальканти?    

    - Надеюсь, вы не сомневаетесь в этом?    

    - Ну, так пройдите в эту гостиную, мой друг: там  вы  найдете  своего отца, он  вас ждет.    

    Андреа поклонился графу и прошел в гостиную.    

    Граф проводил его глазами и, когда он вышел, надавил пружину, скрытую в одной  из картин, которая, выдвинувшись из рамы, образовала щель,  позволявшую видеть  все, что происходит в гостиной.    

    Андреа закрыл за собой дверь и подошел к майору, который  встал,  как только  заслышал шаги.    

    - О, мой дорогой отец, - громко сказал Андреа, так чтобы граф мог его услышать  из-за закрытой двери, - неужели это вы?    

    - Здравствуйте, мой милый сын, - серьезно произнес майор.    

    - Какое счастье вновь увидеться с вами после стольких лет разлуки,  сказал  Андреа, бросая взгляд на дверь.    

    - Действительно, разлука была долгая.    

    - Обнимемся? - предложил Андреа.    

    - Извольте, мой сын, - ответил майор.    

    И они поцеловались, как целуются во Французском театре:  приложившись щека к  щеке.    

    - Итак, мы снова вместе! - сказал Андреа.    

    - Мы снова вместо, - повторил майор.    

    - Чтобы никогда больше не расставаться?    

   -  Напротив, дорогой сын: ведь для вас, я думаю, Франция стала  теперь вторым  отечеством?    

    - Должен признаться, - сказал молодой человек, - что я был бы в отчаянии, если  бы мне пришлось покинуть Париж.    

    - А я не мог бы жить вдали от Лукки. Так что я возвращаюсь  в  Италию при  первой возможности.    

    - Но раньше, чем уехать, дорогой отец, вы,  конечно,  передадите  мне  документы, на основании которых я мог бы доказать свое происхождение?    

    - Само собой: ведь именно для этого я и приехал, и мне  стоило  таких трудов  разыскать вас, чтобы передать их вам, что было бы немыслимо  проделать это  вторично. На это ушли бы последние дни моей жизни.    

    - И эти документы...    

    - Вот они.    

    Андреа жадно схватил брачное свидетельство своего отца и свою метрику и, развернув  их с вполне естественным сыновним нетерпением, пробежал оба акта быстрым и  привычным взглядом, свидетельствовавшим о  немалой  опытности, так же как о  живейшем интересе.    

    

    Когда он кончил, лицо его  засияло  невыразимой  радостью,  и  он  со странной  улыбкой взглянул на майора.    

    - Вот как? - сказал он на чистейшем тосканском наречии. - Что  же,  в Италии  нет больше каторги?    

    Майор выпрямился.    

    - Это к чему? - сказал он.    

    - Да к тому, что там безнаказанно фабрикуют такие бумаги. За половину такой  проделки, мой дорогой отец, вас во Франции  отправили  бы  проветриться в Тулон  лет на пять.    

    - Что вы сказали? - спросил  майор,  пытаясь  принять  величественный вид.    

    - Дорогой господин Кавальканти, - сказал Андреа, беря майора  за  локоть, - сколько  вам платят за то, чтобы вы были моим отцом?    

    Майор хотел ответить.    

    - Шш, - сказал Андреа, понизив голос, - я подам вам  пример  доверия: мне дают  пятьдесят тысяч франков в год, чтобы я изображал  вашего  сына; таким образом,  вы понимаете, у меня нет никакой охоты отрицать,  что  вы мой отец.    

    Мййор с беспокойством оглянулся.    

    - Не беспокойтесь, здесь никого нет, - сказал Андреа, - притом мы говорим  по-итальянски.    

    - Ну, а мне, - сказал приезжий из Лукки, - дают единовременно пятьдесят тысяч  франков.    

    - Господин Кавальканти, - спросил Андреа, - верите ли вы в  волшебные сказки?    

    - Раньше не верил, но теперь приходится поверить.    

    - Так у вас появились доказательства?    

    Майор вытащил из кармана пригоршню луидоров.    

    - Осязаемые, как видите.    

    - Так, по-вашему, я могу доверять данным мне обещаниям?    

    - По-моему, да.    

    - И этот милейший граф их выполнит?    

    - В точности, но вы сами понимаете, чтобы достигнуть этого, мы должны хорошо  играть свою роль.    

    - Ну еще бы!..    

    - Я - нежного отца...    

    - А я - почтительного сына, раз они желают, чтобы я был вашим сыном.    

    - Кто это - "они"?    

    - Ну, не знаю, - те, кто вам писал: ведь вы получили письмо?    

    - Получил.    

    - От кого?    

    - От какого-то аббата Бузони.    

    - Вы его не знаете?    

    - Никогда его не видел.    

    - Что ж было в этом письме?    

    - Вы меня не выдадите?    

    - Зачем мне это делать? Интересы у нас общие.    

    - Ну так читайте.    

    И майор подал молодому человеку письмо.    

    Андреа вполголоса прочел:    

    - "Вы бедны, вас ожидает несчастная старость. Хотите  сделаться  если не  богатым, то во всяком случае независимым человеком?    

    Немедленно выезжайте в Париж и отправляйтесь  к  графу  Монте-Кристо, авеню  Елисейских Полей, "N 30. Вы его спросите о вашем  сыне,  рожденном от  брака с маркизой Корсинари и похищенном у вас в пятилетнем возрасте.    

    Этого сына зовут Андреа Кавальканти.    

    Дабы у вас не возникло сомнений в том, что  нижеподписавшийся  желает вам  добра, вы найдете приложеанье к этому:    

    1) Чек на две тысячи четыреста тосканских ливров, выписанный на  банк г. Гоцци  во Флоренции.    

    2) Рекомендательное письмо к графу Монте-Кристо, который по моему поручению  выплатит вам сорок восемь тысяч франков.    

    Явитесь к графу 26 мая, в 7 часов вечера.    

    Аббат Бузони".    

    - Так и есть.    

    - Что значит "так и есть"? Что вы хотите этим сказать? - спросил   майор.    

    - Что получил почти такое же письмо.    

    - Вы?    

    - Да, я.    

    - От аббата Бузони?    

    - Нет.    

    - А от кого же?    

    - От одного англичанина, некоего лорда Уилмора, который называет себя Синдбадом-Мореходом.    

    - И которого вы знаете не больше, чем я - аббата Бузони.    

    - Нет, я больше осведомлен, чем вы.    

    - Вы его видали?    

    - Да, однажды.    

    - Где это?    

    - Вот этого я не могу сказать; вы тогда знали бы столько же,  сколько и я, а  это лишнее.    

    - И что же в этом письме?..    

    - Читайте.    

    - "Вы бедны, и вам предстоит печальная  будущность.  Хотите  получить  знатное имя, быть свободным, быть богатым?"    

    - Черт возьми, - сказал Андреа, раскачиваясь на каблуках, - как будто об этом  надо спрашивать.    

    - "Садитесь в почтовую карету, которая будет ждать вас при выезде  из  Ниццы, у Генуэзских ворот. Поезжайте через Турин, Шамбери и Пон-де-Бовуазен.  Явитесь к графу Монте-Кристо, авеню Елисейских Полей, N 30,  двадцать шестого  мая, в семь часов вечера, и спросите у него о вашем отце.    

    Вы сын маркиза Бартоломео Кавальканти и маркизы Оливы Корсинари,  как это  удостоверяют документы, которые вам передаст маркиз и которые позволят вам  появиться под этим именем в парижском обществе.    

    Что касается вашего положения, то годовой  доход  в  пятьдесят  тысяч ливров  позволит вам его достойно поддержать.    

    При сем прилагаю чек на пять тысяч ливров, выписанный на банк г. Ферреа в  Ницце, и рекомендательное письмо к графу Монте-Кристо, которому  я поручил заботиться  о ваших нуждах.    

    Синдбад-Мореход".    

    - Недурно! - заметил майор.    

    - Не правда ли?    

    - Вы видели графа?    

    - Я только что от него.    

    - И он подтвердил написанное?    

    - Полностью.    

    - Вы что-нибудь понимаете в этом?    

    - По правде говоря, нет.    

    - Тут кого-то надувают.    

    - Во всяком случае не нас с вами?    

    - Нет, разумеется.    

    - Ну, тогда...    

    - Не все ли нам равно, правда?    

    - Именно это я хотел сказать: доиграем до конца и дружно.    

    - Идет, вы увидите, что я достоин быть вашим партнером.    

    - Я ни минуты в этом не сомневался, дорогой отец.    

    - Вы оказываете мне большую честь, дорогой сын.    

    Монте-Кристо выбрал эту минуту, чтобы вернуться в  гостиную.  Услышав его шаги,  собеседники бросились друг другу  в  объятия;  так  их  застал граф.    

    - Ну что, маркиз? - сказал Монте-Кристо. - По-видимому,  вы  довольны своим  сыном?    

    - Ах, граф, я задыхаюсь от радости.    

    - А вы, молодой человек?    

    - Ах, граф, я сам не свой от счастья.    

    - Счастливый отец! Счастливое дитя! - сказал граф.    

    - Одно меня огорчает, - сказал майор, - необходимость так быстро  покинуть  Париж.    

    - Но, дорогой господин Кавальканти, - сказал МонтеКристо, -  надеюсь, вы не  уедете, не дав мне возможности познакомить вас кое с кем  из  друзей!    

    - Я весь к услугам вашего сиятельства, - отвечал майор.    

    - Теперь, молодой человек, исповедайтесь.    

    - Кому?    

    - Да вашему отцу, скажите ему откровенно, в каком состоянии ваши  денежные  дела.    

    - Черт возьми! - заявил Андреа, - вы коснулись больного места.    

    - Слышите, майор? - сказал Монте-Кристо.    

    - Конечно, слышу.    

    - Да, но понимаете ли вы?    

    - Великолепно.    

    - Он говорит, что нуждается в деньгах, этот милый мальчик.    

    - А что же я должен сделать?    

    - Дать их ему.    

    - Я?