1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 
Она мягко сняла его руки с ворота плаща, поправила ткань и застегнула плащ на его груди.
    
Джерни потерянно прошептал:
    
— Но… я…
    
— Ты думал, что делаешь это ради Лето. И за это я уважаю тебя.
    
— Миледи!
    
Джерни уронил голову на грудь и крепко зажмурил веки, чтобы не выдать слез.
    
— Давай считать это случайным недоразумением между старыми друзьями, — сказала Джессика, и Поль уловил успокаивающие, баюкающие нотки в ее голосе. — Все кончено, и мы можем благодарить небо, что между нами никогда больше не будет таких недоразумений.
    
Джерни открыл влажные глаза и посмотрел на нее.
    
— Тот Джерни Халлек, которого я знала, мастерски владел и мечом, и бализетом. Причем вторым его талантом я восхищалась даже больше. Неужели этот Джерни Халлек не помнит, как я наслаждалась его музыкой в те часы, когда он играл для меня? Ты не потерял свой бализет, Джерни?
    
— У меня есть новый, — ответил Джерни. — Привезенный с Чусука, отличный инструмент. Звучит как сработанный Варотой, хотя на нем нет никакой подписи… — он вдруг умолк. — Что я несу, миледи! Мы здесь болтаем с вами о пустяках, когда…
    
— Не о пустяках, Джерни, — вмешался Поль. Он подошел к матери и посмотрел прямо в глаза Халлеку.
    
— Не о пустяках, а о том, что доставляет радость друзьям. Я был бы очень благодарен, если бы ты сейчас немного поиграл для нее. Военные планы могут и подождать. Все равно бой начнется не раньше завтрашнего утра.
    
— Я… я сейчас принесу бализет. Он в коридоре, — и Джерни обошел их и шагнул за портьеры.
    
Поль положил ладонь на руку матери и почувствовал, что она дрожит.
    
— Все позади, мама, — сказал он.
    
Не поворачивая головы, она уголками глаз посмотрела на него.
    
— Позади?
    
— Конечно. Джерни теперь…
    
— Джерни? Ах…да.
    
Она опустила взгляд.
    
Зашуршали занавеси — вернулся Халлек с бализетом. Он начал настраивать инструмент, избегая смотреть им в глаза. Плотная материя приглушала звук, и бализет звучал тихо и чарующе.
    
Поль подвел мать к подушке и усадил так, чтобы она могла опереться спиной на обтянутую тканью стену. Его вдруг поразило, как состарили ее морщины на обожженной пустыней сухой коже, протянувшиеся от уголков подернутых синевой глаз.
    
Она устала, подумал он. Мы должны изыскать способ облегчить ее ношу.
    
Джерни взял аккорд.
    
Поль взглянул на него и произнес:
    
— Тут у меня… есть дела, которые требуют моего присутствия. Подожди меня здесь.
    
Джерни кивнул. Казалось, он унесся в мыслях далеко отсюда. Сейчас он словно находился под открытым небом Каладана, чуть подернутым предвещающими дождь облачками.
    
Поль заставил себя отвернуться и, раздвинув плечом портьеры, вышел в коридор. Он слышал, как Джерни начал наигрывать какую-то мелодию, и на мгновение задержался, прислушиваясь к приглушенной музыке.
    
     
      
Вот виноградник и сад,
      
Статные девы кругом,
      
Пенится в чаше вино.
      
Что же я грежу о битвах,
      
О пыльных, тяжелых дорогах?
      
Откуда взялись эти слезы?
     
     
      
Небеса предо мною раскрыты,
      
Жемчуг, брильянты, рубин —
      
Лишь потянуться рукой.
      
Что же мне чудится враг,
      
Яд в позолоченной чаше?
      
Годы ль сломили меня?
     
     
      
Манят любовные ласки,
      
Голые руки и плечи
      
Райскую радость сулят.
      
Что ж меня память тревожит,
      
Коль раны давно затянулись?
      
Отчего же мне страшно во сне?
     
    
    
Федьакын в бурнусе отделился от стены коридора навстречу Полю. Его капюшон был откинут назад, а застежки влагоджари свободно свисали у шеи, показывая, что он только что из открытой пустыни.
    
Поль знаком приказал ему остановиться, отпустил прикрывающие вход портьеры и пошел по коридору навстречу гонцу.
    
Вольнаиб поклонился, сложив руки так, словно приветствовал Преподобную Мать или саяддину при исполнении ритуала.
    
— Муад-Диб, вожди начинают прибывать для совета.
    
— Так быстро?
    
— Это те, за которыми Стилгар послал раньше, еще когда думали… — он замялся.
    
— Понятно.
    
Поль оглянулся на звук бализета — любимая песня его матери так странно сочетала в себе веселую мелодию с полными печали словами.
    
— Скоро сюда придут Стилгар и остальные. Покажешь им, где их ожидает Преподобная Мать.
    
— Я буду ждать тут, — ответил гонец.
    
— Да… да… жди.
    
Поль прошел мимо вольнаиба, направляясь к месту, которое было в каждой такой пещере, к месту, расположенному неподалеку от водохранилища. Там находился маленький шай-хулуд, не более девяти метров в длину. Его держали в оглушенном состоянии, и со всех сторон он был окружен канавками с водой. Творило, после того как он появлялся на свет из творильного вектора, избегал воды как самого страшного яда. Потопление творила было величайшей тайной вольнаибов, потому что вследствие этого вырабатывалась объединяющая их субстанция — Вода Жизни, яд, который могла изменить только Преподобная Мать.
    
Решение пришло к Полю недавно, после того как он увидел угрожающую матери опасность. Ни в одной линии будущего, которое он просмотрел до сих пор, не было угрозы, исходящей от Джерни Халлека. Будущее, туманное будущее с вечно присущим ему ощущением, что Вселенная вскипает, как бурлящий водоворот, окружало его призрачным маревом.
    
Я должен увидеть его, подумал Поль.
    
Его тело постепенно привыкло к уровню пряностей, вызывавшему провидческие видения, и они становились все реже и реже… все туманнее и туманнее. Необходимость действовать стала для него очевидной.
    
Я потоплю творило. И мы увидим, на самом ли деле я — Квизац Хадерак и смогу остаться в живых после испытания, которое до сих пор проходили только Преподобные Матери.
   
   
    
     
~ ~ ~
    
    
     
И в третий год Пустынной Войны случилось так, что Муад-Диб лежал в одиночестве в Птичьей Пещере, скрытый шитыми занавесями внутренних покоев. И словно мертвый лежал он, скованный откровениями Воды Жизни, и сущность его была перенесена за границы времени ядом, что дает жизнь. Так сбылось пророчество, что Лизан аль-Гаиб может быть сразу и живым и мертвым.
     Принцесса Ирулан, «Собрание Аракианских легенд».
    
    
    
Чейни вышла из низины Хаббанья в предрассветном сумраке. Она услышала тихое урчание махолета, который принес ее сюда с далекого юга и теперь исчезал в темной пустоте. Приданный ей почетный караул держался на расстоянии, прижимался к скалам и следил, нет ли опасности, выполняя просьбу спутницы Муад-Диба и матери его первенца: дать ей несколько мгновений побыть одной.
    
Зачем они призвали меня? недоумевала она. Он ведь всегда говорил мне, что я должна оставаться на юге с маленьким Лето и Алей.
    
Она подобрала бурнус, легко перепрыгнула через высокий плоский камень и начала подниматься по тропке, которую мог различить в темноте только натренированный глаз жителя пустыни. Из-под ног запрыгали мелкие камешки, и она легко, словно танцуя, двинулась вперед, даже не думая о необходимости сохранять равновесие.
    
Подъем возбуждал, и немного поулеглись страхи, вызванные гробовым молчанием караула и тем, что за ней был послан драгоценный махолет. Она чувствовала, как душа ее ликует при мысли о скорой встрече с Полем-Муад-Дибом, с ее Узулом. Его имя было известно повсюду, с ним бросались в бой: «Муад-Диб! Муад-Диб! Муад-Диб!» Но она знала и совсем иного человека — отца ее сына, нежного возлюбленного.
    
Впереди в скалах замаячила высокая тень, закивала, призывая поторопиться. Уже начали покрикивать и подниматься в небо утренние птицы. На востоке разрасталась светлая полоса.
    
Человек наверху не принадлежал к ее караулу. Отейм? предположила Чейни, подмечая характерные движения. Она подошла ближе и узнала в сереющем свете широкое плоское лицо одного из федьакынских командиров, его откинутый назад капюшон и болтающуюся сбоку повязку-фильтр — как у человека, только на минуту выскочившего в открытую пустыню.
    
— Скорее, — зашипел он и через тайную расщелину повел ее вниз, в скрытую в скалах пещеру.
    
— Скоро рассветет, — он придержал для нее герметичную дверь. — В последнее время Харконнены с отчаяния стали засылать патрули даже в эти районы. Сейчас нам нельзя рисковать, чтобы нас не засекли.
    
Они углубились в узкий коридор, ведущий в Птичью Пещеру. Зажглись поплавковые лампы. Отейм обогнал ее и бросил на ходу:
    
— Следуй за мной. Пожалуйста, побыстрее.
    
Они ускорили шаг, прошли через еще одну герметичную дверь, еще один коридор и, раздвинув занавеси, оказались там, где в былые дни, когда пещера была просто местом для временного отдыха, находились покои для саяддины. Портьеры с вытканными на них красными ястребами занавешивали стены. Низкий походный столик был застелен бумагой, от которой шел сильный запах пряностей — основы для ее изготовления.
    
Прямо напротив входа в одиночестве сидела Преподобная Мать. Она подняла на них свой проникающий в душу взгляд, от которого непосвященных бросало в дрожь.
    
Отейм сложил ладони вместе и сказал:
    
— Я привел Чейни.
    
Потом поклонился и отступил за портьеру. Джессика подумала: Как я расскажу ей?
    
— Здоров ли мой внук? — спросила она.
    
Значит надо соблюдать все положенные по ритуалу формальности, сообразила Чейни, и к ней вернулись все ее страхи. Где Муад-Диб? Почему его нет здесь?
    
— Здоров и весел, матушка, — ответила она. — Я оставила его с Алей на попечение Хары.
    
Матушка? удивилась Джессика. Хотя да, она имеет право называть меня так при официальном приветствии. Она же родила мне внука.
    
— Я слыхала, из сича Коуна прислали в подарок ткань?
    
— Очень милую ткань, — подтвердила Чейни.
    
— Есть ли мне весточка от Али?
    
— Весточки нет. Но в сиче стало спокойнее с тех пор, как люди начали понимать ее особое положение.
    
Чего же она тянет? Ведь дело очень срочное, иначе они не прислали бы за мной махолет. А мы тянем время, соблюдая формальности!
    
— Часть этой ткани мы пустим на одежду для маленького Лето
    
— Как пожелаете, матушка, — Чейни опустила взгляд. — Есть ли новости с поля битвы?
    
Она изо всех сил старалась придать лицу бесстрастное выражение, боясь, что оно выдаст ее — на нем был написан вопрос о ее Поле-Муад-Дибе.
    
— Новые победы. Раббан послал парламентариев для переговоров о перемирии. Обратно они вернулись без своей воды. Раббан даже смягчился в отношении некоторых деревень в долинах. Но он уже опоздал. Все понимают, что он сделал это из страха перед нами.
    
— Все идет так, как говорил Муад-Диб, — сказала Чейни.
    
Она в упор посмотрела на Джессику, стараясь скрыть страх. Я произнесла его имя, но она не отреагировала. Никаких чувств нельзя увидеть на этом сияющем мраморе, который она называет своим лицом… но она словно оцепенела. Почему она так спокойна? Что-нибудь случилось с моим Узулом?
    
— Я так хотела бы, чтобы мы остались на юге. Оазисы были так прекрасны, когда я оставила их. Ты ведь тоже тоскуешь о том дне, когда вся земля расцветет, словно сад?
    
— Наша земля прекрасна, — согласилась Чейни. — Но на ней еще столько горя!
    
— Горе — цена побед.
    
Может, она подготавливает меня к моему горю? спросила себя Чейни и сказала:
    
— Очень много женщин живет без мужчин. Мне завидовали, когда узнали, что меня вызывают на север.
    
— Это я вызвала тебя.
    
Чейни почувствовала, как заколотилось ее сердце. Захотелось прижать ладони к ушам, ей стало страшно того, что они могут услышать. Но она постаралась говорить спокойно:
    
— Послание было подписано Муад-Дибом.
    
— Я подписала послание в присутствии его адъютантов. Мы пошли на это из необходимости.
    
И Джессика подумала: Подруга моего Поля храбрая женщина. Держит себя в руках даже сейчас, когда страх переполняет ее. Да. Может быть, она и есть та, в ком мы сейчас нуждаемся.
    
Едва уловимая нотка отчаяния вкралась в голос Чейни, когда она проговорила:
    
— Теперь вы можете сказать то, что должно быть сказано.
    
— Ты нужна мне здесь для того, чтобы помочь оживить Поля.
    
Наконец-то! Я сформулировала это предельно точно. Именно оживить. Так она узнает, что Поль жив, и поймет, что он в опасности, все сказано одним словом.
    
Чейни потребовалось только мгновение, чтобы успокоиться:
    
— Что я могу сделать?
    
На самом деле ей хотелось наброситься на Джессику, потрясти ее за плечи и закричать: «Ведите меня к нему!» Но она молча дожидалась ответа.
    
— Я подозреваю, — начала Джессика, — что Харконненам удалось подослать шпиона и отравить Поля. Это единственное предположение, которое что-то объясняет. Но яд необычный. Я проверила его кровь самыми утонченными методами, но не смогла ничего обнаружить.
    
Чейни упала перед ней на колени.
    
— Яд? Он страдает? Может, я…
    
— Он без сознания. Жизненные процессы в нем настолько замедлились, что их можно обнаружить только совершеннейшими способами. Я никогда не догадалась бы, в чем дело, если бы сама не обследовала его. Непосвященному взгляду он кажется мертвым.
    
— У вас были и другие причины, кроме соблюдения обряда, чтобы вызвать меня сюда. Я знаю вас, Преподобная Мать. Что, по-вашему, могу сделать я — из того, чего не можете вы?
    
Она смелая, привлекательная и, гм-м-м, очень проницательная. Из нее могла бы получиться прекрасная бен-джессеритка.
    
— Чейни, может, тебе будет трудно в это поверить, но я не знаю точно, почему я послала за тобой. Это предчувствие… интуиция. Просто ниоткуда пришла мысль: «Послать за Чейни».
    
Впервые за все время Чейни увидела печаль в лице Джессики и нескрываемую боль в ее проницательном взгляде.
    
— Я использовала все, что знала. Это все настолько превосходит твои представления о том, что значит все, что ты даже не сможешь этого понять. Тем не менее… ничего не получилось.
    
— Его старый друг, Халлек, — спросила Чейни, — он не предатель?
    
— Джерни не предатель.
    
Эти три слова заключали в себе целый рассказ, Чейни услышала в этом коротком ответе и предположения, и проверки, и анализ старых отношений.
    
Качнувшись назад, она встала на ноги и одернула свой измятый после путешествия через пустыню бурнус.
    
— Проведите меня к нему.
    
Джессика поднялась и раздвинула занавеси на левой стене.
    
Чейни последовала за ней и оказалась в кладовке, каменные стены которой были затянуты плотной тканью. Поль лежал на походных носилках у дальней стены. Одинокая поплавковая лампа висела над ними освещала лицо. Тело до груди прикрывал черный плащ, руки вытянуты вдоль туловища. Казалось, что под плащом на нем не было никакой одежды. Кожа приобрела восковый оттенок. И полная неподвижность.
    
Чейни подавила в себе желание броситься вперед и прижаться к нему. Она вдруг обнаружила, что ее мысли обратились к их сыну — Лето. И она поняла, что переживала в подобной ситуации Джессика — в тот момент, когда мужу угрожала смерть, ей нужно было найти силы, чтобы думать о другом — о том, как спасти сына. Осознав это, она ощутила такую сильную связь со стареющей женщиной, что ее рука потянулась к руке Джессики и изо всех сил сжала ее. Ответное пожатие только усилило ее муку.
    
— Он жив, — сказала Джессика. — Я тебя уверяю, он жив. Но ниточка, на которой висит его жизнь, настолько тонка, что ее можно не заметить. Некоторые вожди уже высказывают недовольство — им кажется, что материнские чувства победили во мне Преподобную Мать и я просто не хочу отдавать его воду,
    
— Давно он так? — Чейни выпустила руку Джессики и прошла в глубь комнаты.
    
— Три недели. Я потратила почти неделю, стараясь его оживить. Сколько было совещаний, споров, исследований… Потом я послала за тобой. Федьакыны пока подчиняются моим приказаниям, иначе я не смогла бы протянуть так долго… — она облизнула пересохшие губы, глядя, как Чейни подходит к ее сыну.
    
Чейни остановилась подле Поля, посмотрела на него, на мягкую юношескую бородку, обрамлявшую лицо, скользнула взглядом по высокому лбу, прямому носу, прикрытым глазам — какими спокойными казались его черты, несмотря на жесткую неподвижность тела.
    
— Как ему вводят пищу?
    
— Потребности его плоти настолько ничтожны, что он не нуждается в еде.
    
— Сколько людей знает о том, что произошло?
    
— Только его ближайшие советники, кое-кто из вождей, федьакыны и, конечно, тот, кто дал ему яд.
    
— А нас никто не может вывести на отравителя?
    
— Нет, так же как никто особенно не стремится заниматься расследованием.
    
— А что говорят федьакыны?
    
— Они верят, что Поль погрузился в священный сон, собирает свои божественные силы перед решающей битвой. Идея, которую я им внушала.
    
Чейни опустилась на колени рядом с носилками и склонилась к лицу Поля. Она сразу почувствовала другой состав воздуха вокруг лица… это были пряности, всепроникающий аромат которых неотъемлемо сопутствовал всей вольнаибской жизни. Хотя…
    
— Вы не рождены для пряностей, как мы, — произнесла она. — Вы прорабатывали возможность, что его тело взбунтовалось против чересчур пряной пищи?
    
— Все аллергические реакции дают отрицательный результат.
    
Джессика закрыла глаза, отчасти потому, что не могла больше выносить этого зрелища, отчасти от внезапно нахлынувшей усталости. Давно ли я уже не сплю? спросила она себя. Слишком давно,
    
— Когда вы изменяли Воду Жизни, вы пробудили в себе внутреннее зрение. Не пробовали ли вы применять его для исследования крови?
    
— Обычная вольнаибская кровь, — ответила Джессика. — Полностью приспособленная к питанию и условиям жизни.
    
Чейни села на пятки, усилием воли подавила в себе страхи и начала всматриваться в лицо Поля. Она научилась этому, наблюдая за Преподобными Матерями. Можно заставить время служить разуму. Она сконцентрировалась на одной мысли.
    
Наконец она спросила:
    
— Здесь есть творила?
    
— Есть несколько, — в голосе Джессики прозвучали нотки усталости. — Последнее время они всегда здесь. Каждая победа требует благословления. Каждый обряд перед набегом…
    
— Но Поль-Муад-Диб раньше неодобрительно относился к этим обрядам.
    
Джессика кивнула, зная двойственное отношение сына к пряному наркотику и провидческим способностям, которые он пробуждает.
    
— Откуда ты знаешь об этом?
    
— Говорят.
    
— Слишком много чего говорят, — горько заметила Джессика.
    
— Подайте сюда сырую Воду творила.
    
Джессика сначала окаменела от командного тона Чейни, но потом заметила, что та находится в состоянии сверхконцентрации, и ответила:
    
— Сию минуту.
    
Чейни продолжала не отрываясь смотреть на Поля. Если он попробовал сделать это… думала она А он мог решиться на подобное.
    
Джессика опустилась на колени рядом с Чейни и протянула ей плоскую безыскусную чашу. Резкий запах яда ударил в ноздри. Чейни окунула в жидкость палец и поднесла его к самому носу Поля.
    
Кожа на переносице слегка сморщилась. Ноздри медленно расширились.
    
Джессика прерывисто вздохнула.
    
Чейни провела влажным пальцем по верхней губе Поля.
    
Он глубоко, с хлюпаньем втянул воздух.
    
— В чем дело? — резко спросила Джессика.
    
— Тихо! — огрызнулась Чейни. — Измените немного священной воды. Быстро!
    
Джессика услышала интонацию глубокой сосредоточенности в голосе девушки и, ни о чем больше не спрашивая, поднесла чашу к губам и сделала маленький глоток.
    
Веки Поля поползли вверх. Он внимательно посмотрел на Чейни.
    
— Ей незачем изменять Воду, — сказал он. Его голос был слабым, но твердым.
    
Джессика, держа жидкость во рту, обнаружила, что ее тело само преобразовало яд. Ее охватило легкое воодушевление, всегда присущее церемонии освящения, и она почувствовала исходящий от Поля огонь жизни — излучение, которое она воспринимала всеми органами чувств.
    
В то же мгновение ей все стало ясно.
    
— Ты выпил священной воды! — тихо вскрикнула она.
    
— Одну каплю, — прошептал Поль. — Такую маленькую… всего одну.
    
— Как мог ты решиться на подобную глупость?
    
— Он ваш сын, — сказала Чейни.
    
Джессика метнула на нее свирепый взгляд.
    
И вдруг улыбка, теплая, понимающая, появилась на губах Поля.
    
— Послушай, что говорит моя возлюбленная. Послушай ее, мама. Она знает.
    
— То, что может сделать кто-то другой, он тоже должен уметь делать, — пояснила Чейни.
    
— Когда я взял эту каплю в рот, когда я почувствовал ее, ощутил ее запах, когда я узнал, что она делает со мной, тогда я понял, что я тоже могу делать то, что ты делаешь. Ваши бен-джессеритские мудрецы говорят о Квизац Хадераке, но они даже представить себе не могут, во скольких местах я побывал. За несколько минут я… — Он смолк и озадаченно посмотрел на Чейни. — Чейни? Как ты сюда попала? Ты ведь должна быть… Почему ты тут?
    
Он хотел приподняться на локтях, но Чейни мягко заставила его лечь.
    
— Я прошу тебя, Узул.
    
— Я чувствую себя таким слабым, — Поль взглядом скользнул по комнате. — Давно я здесь?
    
— Ты провел три недели в таком глубоком забытьи, что, казалось, последняя искра жизни угасла в тебе, — ответила ему Джессика.
    
— Но ведь… я сделал это мгновение назад и…
    
— Для тебя — мгновение, для меня — три недели мучительного страха.
    
— Это была лишь одна капля, но я преобразовал ее. Я изменил Воду Жизни.
    
И прежде чем Джессика или Чейни успели остановить его, он погрузил ладонь в чашу, которую они поставили на полу рядом с ним, набрал полную ладонь жидкости, поднес ко рту и проглотил.
    
— Поль! — пронзительно закричала Джессика.
    
Он сильно сжал ее руку, усмехнулся ей в лицо ухмылкой смерти и послал свое сознание внутрь матери.
    
В контакте не было той мягкости, того сочувствия, того ощущения общности, как с Алей и старой Преподобной Матерью… но контакт был: проникновение живого существа внутрь нее. Это потрясло Джессику, отняло последние силы, и она поникла в душе, испугавшись сына.
    
Вслух Поль произнес:
    
— Ты говорила о месте, в которое ты не можешь войти. Месте, куда не могут проникнуть Преподобные Матери, — покажи мне его.
    
Она покачала головой, ужаснувшись одному предположению.
    
— Покажи! — приказал он.
    
— Нет!
    
Но она не могла укрыться от него. Подавленная его чудовищной силой, она закрыла глаза и направила сознание внутрь… в темноту.
    
Вслед за ней в темноту потекло сознание Поля. Она бросила туда быстрый взгляд — до того, как ее рассудок в страхе закрылся. Она не знала почему, но все ее существо трепетало от ужаса перед этим пространством, где дул ветер и сверкали искры, где кольца света то расширялись, то сжимались, где распухающие белые пятна проплывали между огней, гонимые прочь темнотой и дующим ниоткуда ветром.
    
Наконец она открыла глаза и увидела Поля, который и упор смотрел на нее. Он все еще держал ее за руку, но страшный контакт кончился. Она поборола дрожь. Поль выпустил ее руку. Ей показалось, словно он убрал костыль, на который она опиралась. Она пошатнулась и упала бы, если бы Чейни не вскочила и не подхватила ее,
    
— Преподобная Мать! Вам плохо?
    
— Устала, — прошептала Джессика. — Так… устала.
    
— Сюда, — усадила ее Чейни. — Садитесь сюда. Она пододвинула подушку, чтобы Джессика могла опереться на стену.
    
Ее сильные молодые руки показались Джессике такими добрыми. Она уцепилась за Чейни.
    
— Он в самом деле видел Воду Жизни? — спросила та, высвобождаясь из ее цепких пальцев.
    
— Видел, — прошептала Джессика. Ее разум после их контакта все еще продолжало крутить и раскачивать. Словно после недель, проведенных в бушующем море, она ступила на твердую землю. Она почувствовала внутри себя старую Преподобную Мать… потом проснулись и другие и начали спрашивать: Что это было? Что случилось? Где оказалось то страшное место?
    
И все это пронизывала мысль, что ее сын — Квизац Хадерак, тот, кто может быть во многих местах сразу. Существо из бен-джессеритской мечты. Существо, навсегда лишившее ее покоя.
    
— Что случилось? — настойчиво спросила Чейни.
    
Джессика покачала головой.
    
— В каждом из нас есть некая древняя сила, которая дает, и другая столь же древняя сила, которая забирает, — сказал Поль. — Мужчина способен стоять лицом к лицу с силой, которая берет, но ему почти невозможно находиться там, где пребывает дающая сила, не превращаясь при этом в некое иное существо, в нечеловека. У женщин все наоборот.
    
Джессика посмотрела вверх и увидела, что Чейни, хотя и слушает Поля, во все глаза смотрит на нее.
    
— Ты понимаешь меня, мама? — спросил Поль.
    
Она смогла лишь кивнуть.
    
— Это столь древние силы, что каждая из них занимает свое особое место в нашем теле. Наши тела сформированы этими силами. Мы можем говорить себе: «Да, я понимаю то-то и то-то». Но когда мы заглядываем внутрь себя и сталкиваемся с тем, что образует основу нашей жизни, мы оказываемся незащищенными. Мы видим грозящую нам опасность. Мы понимаем, что она может уничтожить нас. Величайшая опасность для Дающего — это сила, которая забирает. А величайшая опасность для Берущего — сила, которая дает. Как легко мы можем быть уничтожены тем, что отдаем и берем!
    
— А ты, сын мой? — спросила Джессика. — Ты — тот, кто дает, или тот, кто берет?
    
— Я — точка равновесия. Я не могу давать, чтобы не брать, и не могу брать… — Поль вдруг замолчал и поглядел на стену справа.
    
Чейни щекой почувствовала сквознячок и, повернувшись, увидела сомкнувшиеся портьеры.
    
— Это был Отейм, — сказал Поль. — Он все слышал. Чейни слушала и чувствовала свою сопричастность к знанию, ставшему частью Поля. Она увидела то, что еще только должно будет случиться, так ясно, словно оно уже случилось. Отейм станет рассказывать всем о том, что увидел и услышал. Люди будут разносить эту весть повсюду, пока она, как пожар, не охватит всю землю. Пойдет молва, что Поль-Муад-Диб не такой, как простые люди. В этом можно уже не сомневаться. Он мужчина, но способен видеть сквозь Воду Жизни как Преподобные Матери. Он в самом деле Лизан аль-Гаиб!
    
— Ты видел будущее, Поль, — сказала Джессика. — Ты расскажешь нам, что ты увидел?
    
— Не будущее, — поправил он. — Я видел Настоящее.
    
Он с трудом уселся и взмахом руки остановил Чейни, когда та бросилась было помогать ему.
    
— Космос вокруг Аракиса наводнен кораблями Гильдии.
    
Джессике стало страшно от уверенности, звучавшей в его голосе.
    
— Прибыл сам Падишах-Император, — Поль возвел глаза к каменному потолку. — Со своей любимой Прорицательницей и пятью легионами сардукаров. Там же старый барон Владимир Харконнен с Суфиром Хайватом и семью кораблями, набитыми всяким сбродом, который он только смог призвать на военную службу. Все Великие Дома со своей гвардией… ждут.
    
Чейни потрясла головой, не в силах отвести глаз от Поля. Его необычное состояние, бесцветный голос, то, как он смотрел сквозь нее, наполняло ее священным ужасом.
    
Джессика попыталась проглотить комок в пересохшем горле и выдавила:
    
— Чего они ждут?
    
Поль посмотрел на нее.
    
— Разрешения Гильдии на посадку. Гильдия выдворит с Аракиса любого, кто приземлится без разрешения.
    
— Так Гильдия нас защищает? — спросила Джессика.
    
— Защищает! Именно Гильдия и затеяла все это. Это она распространяла слухи о том, что мы здесь делаем, она снизила цены на транспортировку настолько, что самый захудалый Дом смог явиться сюда и дожидаться, когда ему дадут нас пограбить.
    
Джессика отметила, что в его голосе не было ни капли горечи, и удивилась. Она не сомневалась в его словах — он находился в состоянии такой же концентрации, как и той ночью, когда предсказал, что в будущем они будут жить среди вольнаибов.
    
Поль глубоко вздохнул и продолжил:
    
— Мама, ты должна изменить для нас побольше Воды. Нам нужен катализатор. Чейни, вышли разведгруппу, пусть ищут предпряную массу. Если мы выльем большое количество Воды Жизни на предпряную массу, знаете, что получится?
    
Джессика стала обдумывать его слова, и внезапно их смысл дошел до нее.
    
— Поль! — задохнулась она.
    
— Вода смерти, — сказал Поль. — Произойдет цепная реакция, — он указал на пол. — Смерть распространится среди маленьких творилок, уничтожит вектор жизненного цикла, то есть и пряности, и творил. Аракис превратится в настоящую пустыню — без пряностей и песчаных червей.
    
Чейни прижала ладонь ко рту, потрясенная жутким богохульством, извергаемым из уст Поля.
    
— Тот, кто может уничтожить предмет, является его законным хозяином, — продолжал Поль. — А мы можем уничтожить пряности.
    
— И это связывает руки Гильдии? — прошептала
    
Джессика.
    
— Они ищут меня, — ответил Поль. — Ты только подумай! Самые гениальные навигаторы, люди, которые могут сквозь толщу времени прокладывать путь для скоростных суперлайнеров, все они ищут меня… и не могут найти. Представляешь, как им страшно?! Они знают, что их тайна сокрыта здесь, — Поль вытянул сложенную горсточкой ладонь. — Без пряностей они слепы.
    
Чейни нашла в себе силы заговорить:
    
— Но ты сказал, что ты видишь настоящее!
    
Поль снова откинулся назад, рассматривая безграничное настоящее, протянувшееся далеко в прошлое и в будущее, с трудом удерживая его перед глазами, ибо зажженный пряностями свет начал медленно меркнуть.
    
— Иди и сделай, что я приказал. Будущее все время путается и для Гильдии, и для меня. Линии предвидения сужаются. Все сходится на пряностях… там, куда раньше они не смели вмешиваться… потому что вмешаться означало потерять то, чего они боялись лишиться. Но теперь они пришли в отчаяние. Все пути ведут в темноту.
   
   
    
     
~ ~ ~
    
    
     
И забрезжил день, когда Аракис окажется на той оси, вокруг которой завертится Вселенная.
     Принцесса Ирулан, «Пробуждение Аракиса».
    
    
    
— Посмотри, хороша штучка! — прошептал Стилгар. Поль лежал рядом с ним в расщелине скалы, высоко на гребне Большого Щита, прижимая к глазам окуляр вольнаибской подзорной трубы. Масляные линзы были направлены на межзвездный лайнер, выступавший на фоне светлеющего неба в долине под ними. С восточной стороны высокий бок корабля поблескивал в тусклых еще солнечных лучах, а теневая сторона освещалась желтым светом поплавковых ламп. Позади сверкал на солнце город Аракин, не очнувшийся от ночного холода.
    
Но Поль знал, что не лайнер вызвал почтительный трепет в голосе Стилгара, а сооружение, центром которого он являлся. Многоэтажная металлическая конструкция, раскинувшаяся почти на тысячу метров, — гигантский навес, образованный перекрывающимися металлическими листами, временное укрытие пяти легионов сардукаров и Его Императорского Величества, Падишаха-Императора Саддама IV.
    
Сидевший на корточках слева от Поля. Джерни Халлек сказал:
    
— Я насчитал в ней девять уровней. Похоже, здесь не без сардукарчиков.
    
— Пять легионов, — отозвался Поль,
    
— Уже светает, — сердито прошипел Стилгар. — Нам не нравится, что ты опять находишься на открытом месте, Муад-Диб. Пора возвращаться в скалы.
    
— Я здесь в полной безопасности, — возразил Поль.
    
— На корабле может оказаться огнестрельное оружие, — заметил Джерни.
    
— Они наверняка думают, что мы прикрыты щитами. Они не станут тратить заряды на трех неизвестных субъектов, даже если и заметят нас.
    
Поль поводил подзорной трубой из стороны в сторону, осматривая стену, замыкающую дальнюю границу долины, разглядывая все в мелких выбоинах утесы, на которых полегло так много солдат его отца. На мгновение ему подумалось, что это не случайное совпадение, что тени погибших бойцов тоже смотрят сейчас вниз с этих скал. Харконненские города и укрепления, находившиеся за этой стеной, либо были уже в руках вольнаибов, либо были отрезаны от главных сил, как лишние ветки, отрезанные от дерева и брошенные засыхать на песке. Врагу принадлежала только эта долина и расположенный в ней город.
    
— Если они нас заметили, они могут отважиться на вылазку и выслать махолет, — не унимался Стилгар.
    
— Пусть. Сегодня мы сможем сбивать все махолеты… к тому же приближается буря.
    
Он перевел трубку на дальний край аракинского летного поля, туда, где стояли харконненские фрегаты под флагом компании АОПТ, вяло трепетавшем на шесте. Он подумал об отчаянии, которое заставило Гильдию разрешить посадку этим двум группам, держа пока остальных в резерве. Гильдия вела себя как человек, пальцем ноги пробующий воду, прежде чем отважиться нырнуть в нее.
    
    
    
    
— Ну как, — спросил Халлек, — разглядели что-нибудь новенькое? Нам лучше бы убраться в укрытие. Буря уже надвигается.
    
Поль снова перевел взгляд на гигантский стальной шатер.
    
— Они привезли с собой даже своих женщин! И лакеев, и слуг. Н-да, мой дорогой Император, как вы беспечны!
    
— По тайной тропе кто-то идет, — сказал Стилгар. — Наверное, вернулись Корба с Отеймом.
    
— Отлично, Стилгар, — оторвался от окуляра Поль, — мы возвращаемся.
    
Он снова прильнул к трубе и бросил последний взгляд на площадку с высокими космическими кораблями, на сверкающее металлическое сооружение, на погруженный в тишину город, на фрегаты харконненских наемников. Потом отступил назад и скрылся за каменным выступом, Его место у окуляра занял наблюдатель — федьакын.
    
Поль спустился, в углубление на поверхности Большого Щита. Оно было метров тридцать в диаметре и метра три в глубину — выбоина в скале, которую вольнаибы обработали и прикрыли камуфляжным тентом. В широкое отверстие на стене справа уходили кабели аппаратуры связи. Отсюда федьакыны расходились по намеченным позициям и ждали сигнала к наступлению.
    
Из отверстия в стене вышли двое и заговорили с часовыми..
    
Поль бросил взгляд на Стилгара и кивнул в сторону вновь прибывших:
    
— Прими их донесения, Стилгар.
    
Стилгар отправился выполнять приказ.
    
Поль прислонился к стене, потом сел на корточки, с наслаждением потянулся и снова выпрямился. Он увидел, как по команде Стилгара двое вольнаибов снова исчезли в темном отверстии, и подумал о долгом спуске по узкому, вырубленному вручную туннелю, выходящему прямо в долину.
    
Стилгар направился к Полю.
    
— Что-то столь важное, что они даже не рискнули отправить сюда чилагу?
    
— Они приберегают своих посланцев для битвы, — Стилгар покосился на оборудование связи. — Даже на близком расстоянии не стоило бы пользоваться такими вещами, Муад-Диб. Они могут засечь тебя по излучению.
    
— У них скоро появятся совсем другие проблемы. Что тебе сообщили?
    
— Наших пленников-сардукаров отпустили около Древнего Ущелья, они направляются к своему хозяину. Ракетные установки и артиллерия на позициях. Люди расставлены по местам, как ты приказывал. Все идет по плану.
    
Поль оглядел неглубокую выбоину, всматриваясь в лица людей в неясном свете, пробивающемся сквозь камуфляжную ткань. Ему казалось, что время ползет как гусеница, с трудом переваливающаяся через плоский камешек.
    
— Нашим сардукарам потребуется некоторое время, чтобы добраться до места, откуда они смогут позвать подмогу. За ними наблюдают?
    
— Наблюдают, — ответил Стилгар.
    
Стоявший рядом с Полем Джерни Халлек откашлялся.
    
— Может, нам лучше бы перейти в более безопасное место?
    
— Такого места не будет, — сказал Поль. — Прогноз погоды по-прежнему благоприятный?
    
— Приближается Великая Буря, Праматерь всех бурь, — торжественно сказал Стилгар. — Неужели ты сам не чувствуешь, Муад-Диб?
    
— В воздухе чувствуется что-то необычное, — согласился Поль. — Но в вопросах погоды я предпочитаю определенность.
    
— Буря будет здесь через час, — Стилгар кивнул в сторону ущелья, выходившего на стальной шатер Императора и харконненские фрегаты. — Они тоже знают об этом. В воздухе нет ни одного махолета. Все закреплено и привязано. О погоде им сообщают их друзья из космоса.
    
— Разведывательных вылазок больше не делают?
    
— С прошлой ночи — ни одной. Они знают, что мы здесь. Я думаю, сейчас они ждут подходящего времени.
    
— Время выбираем мы!
    
Джерни буркнул:
    
— Если они позволят нам это сделать.
    
— Весь их флот в космосе, — возразил Поль.
    
Джерни покачал головой.
    
— У них нет выбора, — продолжал Поль. — Ведь мы можем уничтожить пряности. Гильдия не станет так рисковать.
    
— Люди в отчаянном положении — самые опасные, — не унимался Халлек.
    
— А мы не в отчаянном положении? — спросил Стилгар.
    
Джерни ухмыльнулся.
    
— Мечта вольнаибов не была твоей мечтой, Джерни. Стилгар никогда не забывает о воде, которую они израсходовали на взятки, о годах ожидания, о том, как мы все откладывали тот день, когда Аракис начнет расцветать. Ты не…
    
— А-а, — отмахнулся Халлек.
    
— Чего у него такой мрачный вид? — спросил Стилгар.
    
— У него всегда мрачный вид перед боем. Это он так шутит.
    
На лице Халлека появилась волчья улыбка, над воротом влагоджари сверкнули белые зубы.
    
— Я горюю о бедных харконненских душах, которые мы сегодня выпустим на свободу без покаяния!
    
Стилгар хмыкнул.
    
— Он говорит, как федьакын.
    
— Джерни родился штурмовиком, — сказал Поль и подумал: Пусть немного потреплются, впереди серьезное испытание. Он посмотрел в сторону ущелья, но когда он снова взглянул на Джерни, лицо воина-трубадура снова было хмурым.
    
— От беспокойства слабеют, — пробормотал Поль. — Это твои слова, Джерни.
    
— Мой герцог, — ответил Халлек. — Меня очень беспокоит атомное оружие. Если вы воспользуетесь им, чтобы пробить брешь в Большом Щите…
    
— Люди в долине не станут использовать свое атомное оружие против нас, — не дал ему договорить Поль. — Не посмеют… К тому же они побоятся уничтожить планету — источник пряностей.
    
— Но нарушение Конвенции…
    
— Нарушение! — огрызнулся Поль. — Страх, а не Конвенция удерживает Великие Дома от использования атомного оружия друг против друга. К тому же в тексте Великой Конвенции сказано так: «Использование атомного оружия против разумных существ карается уничтожением планеты». А мы собираемся всего лишь взорвать Большой Щит.
    
— Очень тонкий вопрос, — вздохнул Халлек.
    
— Знаешь, эти буквоеды-законники могут прицепиться к чему угодно. И вообще, хватит об этом.
    
Поль отвернулся, в глубине души желая, чтобы он в самом деле чувствовал такую уверенность. Наконец он спросил:
    
— А люди в городе? Все на местах?
    
— Да, — ответил Стилгар.
    
Поль посмотрел на него:
    
— Тебя что-то тревожит?
    
— За всю свою жизнь не встречал горожанина, которому мог бы полностью доверять.
    
— Я в прошлом горожанин.
    
Стилгар запнулся и покраснел.
    
— Муад-Диб знает, что я имел в виду не…
    
— Я знаю, что ты имел в виду, дружище. Но человек проверяется не тем, что ты о нем думаешь. А тем, что он для тебя делает. В этих горожанах течет кровь вольнаибов. Просто они до сих пор не знали, как им вырваться из рабства. Мы их научим.
    
Стилгар кивнул и заговорил извиняющимся тоном:
    
— Сила привычки, Муад-Диб. В Низине Смерти нас учили презирать тех, кто живет в городах.
    
Поль посмотрел на Джерни и увидел, что тот изучающе разглядывает Стилгара.
    
— Скажи нам, Джерни, почему сардукары выгоняли жителей городов и деревень из их жилищ?
    
— Старый трюк, милорд герцог. Хотят, чтобы мы отвлеклись на возню с беженцами.
    
— Эти убийцы слишком долго были в чести, их хозяева разучились усмирять их, — сказал Поль. — Теперь сардукары играют нам на руку. Они для развлечения насиловали горожанок, они насаживали головы недовольных на древки своих знамен, и в итоге они посеяли ненависть среди тех, кто прежде просто равнодушно смотрел бы на предстоящую битву как на очередную смену власти. Сардукары навербовали нам сторонников, Стилгар.
    
— Кажется, горожан в самом деле растормошили, — согласился вольнаиб.
    
— Их раны свежи, и они горят ненавистью, — продолжал Поль. — Вот почему мы можем использовать их как ударную группу.
    
— Но бойня там будет страшная, — заметил Халлек.
    
Стилгар кивнул.
    
— Они знают, на что идут, — возразил Поль. — Они знают, что каждый убитый сардукар облегчит нам нашу задачу. Понимаете, друзья, им есть за что умирать. Они вдруг поняли, что они тоже люди. Они пробуждаются.
    
Наблюдатель у подзорной трубы издал какое-то неопределенное восклицание. Поль обернулся на смотровую щель и спросил:
    
— Что там такое?
    
— Настоящая суматоха, Муад-Диб, — прошептал наблюдатель. — У этого чудовищного железного шатра. От западного гребня отошел броневик и несется к площадке, словно коршун с добычей.
    
— Прибыли пленные сардукары, — пояснил Поль.
    
— Сейчас они опустили щит над всем летным полем. Я вижу, как воздух играет до самого склада, где они хранят пряности.
    
— Теперь они знают, с кем они будут сражаться, — сказал Халлек. — Сейчас харконненское зверье дрожит и клацает зубами от страха, что один Атрейдс еще жив!
    
Поль обратился к федьакыну у подзорной трубы:
    
— Наблюдай за флагштоком на императорском корабле. Если они поднимут мой флаг…
    
— Как же, ждите, — буркнул Халлек.
    
Поль увидел озадаченное выражение на лице Стилгара и пояснил:
    
— Если Император признает мои права, он даст сигнал, подняв флаг Атрейдсов над Аракисом. Тогда мы пускаем в ход план номер два и действуем только против Харконненов. Сардукары в этом случае будут стоять в стороне и предоставят нам выяснять отношения самим.
    
— Я не разбираюсь в этих чужеземных делах, — пробормотал Стилгар. — Я слышал о них, но мне кажется, что они не похожи…
    
— А что тут разбираться, сам все увидишь, — перебил его Джерни.
    
— Они поднимают новый флаг на высоком корабле! — воскликнул федьакын. — Желтый… с черным и красный круг посередке.
    
— Да-а-а… — протянул Поль. — Бизнес — дело тонкое.
    
— Тот же флаг, что и на остальных кораблях, — объявил наблюдатель.
    
— Ничего не понимаю, — сказал Стилгар.
    
— Бизнес, точно, дело тонкое, — подхватил Халлек. — Если бы он поднял знамя Атрейдсов, значит, он проглотил все как есть. А вокруг слишком много наблюдателей. Поднять флаг Харконненов — это вообще нелепо. Вот он и поднимает тряпку АОПТ! Дает знать вон тем… — Джерни ткнул рукой в небо, — где таится их выгода. Он хочет показать, что ему плевать, живы Атрейдсы или нет.
    
— Через сколько времени буря ударит в Большой Щит? — спросил Поль.
    
Стилгар отошел, посовещался с одним из стоявших в глубине федьакынов, потом вернулся и ответил:
    
— Скоро, Муад-Диб. Очень скоро. Даже скорее, чем мы думали. Это Пра-пра-праматерь бурь, может, даже более свирепая, чем ты желаешь.
    
— Это моя буря! — сказал Поль и увидел священный ужас на лицах стоявших вокруг федьакынов. — Пусть она потрясет весь мир до основания, она будет не свирепее, чем я желаю. Она ударит прямо в Большой Щит?
    
— Достаточно близко, чтобы никто не заметил разницы, — ответил Стилгар. Из ведущего в долину отверстия вылез гонец и подошел к ним.
    
— Сардукары и Харконнены отводят патрули назад, Муад-Диб.
    
— Они считают, что буря нанесет в равнину слишком много песка и видимость резко снизится, — пояснил Стилгар. — Они ждут, что мы поступим так же.
    
— Прикажи наводчикам навести прицелы сейчас, пока не упала видимость. Они должны срезать носы у каждого корабля сразу же после того, как буря разрушит щиты, — Поль подошел к стене, откинул край камуфляжной ткани и посмотрел на небо. На его темном фоне можно было различить проносящиеся конскими хвостами песчаные вихри. Он поправил камуфляж и сказал:
    
— Отправляй наших людей вниз, Стилгар.
    
— Ты пойдешь с нами?
    
— Я немного задержусь здесь.
    
Стилгар бросил на Джерни понимающий взгляд, пожал плечами, отошел к отверстию в стене и исчез в его тени.
    
— Пусковую кнопку, по нажатию которой Большой Щит разлетится в куски, я отдаю в твои руки, Джерни, — обратился к Халлеку Поль. — Ты сможешь сделать это?
    
— Сделаю.
    
Поль подозвал командира федьакынов.
    
— Отейм, начинай выводить дежурные патрули из области взрыва. Их нужно удалить оттуда, пока не ударила буря.
    
Вольнаиб поклонился и исчез вслед за Стилгаром.
    
Джерни подошел к наружному лазу и приказал наблюдателю у подзорной трубы:
    
— Внимательно следи за южной стеной. Пока мы ее не взорвем, она останется совершенно незащищенной.
    
— Когда я дам сигнал, выпустишь чилагу, — распорядился Поль.
    
— К южной стене направляются несколько бронетранспортеров, — доложил наблюдатель. — Некоторые из них попробовали применить огнестрельное оружие. Наши люди включили нательные щиты, как ты приказывал. Транспортеры остановились.
    
Во внезапно наступившей тишине Поль услышал, как снаружи бесится ветер — фронт наступающей бури. Сквозь складки камуфляжа начал осыпаться песок. Порыв ветра подхватил ткань и унес ее прочь. Поль дал знак федьакынам перейти в убежище и подошел к аппаратуре связи, стоявшей у входа в туннель. Джерни направился следом. Поль перелез через сидящего на корточках связиста. Кто-то произнес:
    
— Великая Пра-праматерь бурь, Муад-Диб!
    
Поль бросил взгляд на темнеющее небо,
    
— Джерни, снимай наблюдателей с южной стены.
    
Ему пришлось еще раз громко повторить приказ, чтобы перекрыть нарастающий рев бури.
    
Халлек отправился выполнять.
    
Поль натянул на лицо повязку, закрепил капюшон.
    
Джерни вернулся.
    
Поль похлопал его по плечу и показал на черную кнопку, вмонтированную над входом в туннель позади связиста. Джерни подошел к отверстию в стене, положил руку на кнопку и посмотрел на Поля.
    
— Мы не приняли никаких сообщений, — прокричал связист. — Статическое электричество!
    
Поль кивнул, не спуская глаз с циферблата на панели пульта. Наконец он повернулся к Джерни и поднял руку, продолжая смотреть на циферблат. Стрелка пробегала свой последний круг.
    
— Пуск!. — и Поль дал отмашку рукой
    
Джерни нажал на кнопку.
    
Прошла долгая секунда, прежде чем они почувствовали, как вздрогнула и сотряслась земля у них под ногами. К реву бури добавился рокочущий звук.
    
Рядом с Полем возник наблюдатель-федьакын, держа подзорную трубу под мышкой.
    
— В Большом Щите брешь, Муад-Диб! — заорал он. — Буря обрушилась на них и наша артиллерия открыла огонь!
    
Поль представил себе, как буря врывается в равнину, как статические заряды в стене кипящего песка разрушают силовой барьер в неприятельском лагере.
    
— Буря! — крикнул кто-то. — В укрытие, Муад-Диб!
    
Поль очнулся, чувствуя, как песчаные иголочки покалывают незащищенные щеки. Все, теперь отступать нельзя, подумал он. Поль положил руку на плечо связиста и крикнул ему в ухо:
    
— Бросай аппаратуру! В туннеле еще один комплект.
    
Он почувствовал, что его толкают в сторону — федьакыны оттесняли его в туннель, прикрывая своими телами. Они протиснулись внутрь. Там было относительно тихо, они завернули за угол и оказались в небольшой, освещенной Поплавковыми лампами комнатке, из которой вел вниз еще один ход.
    
У аппаратуры связи сидел другой связист.
    
— Много статики, — сказал он.
    
С порывом ветра в комнату ворвались клубы песка.
    
— Закупорить вход! — заорал Поль. Тишина, наступившая после выполнения команды, казалось, давила на уши. — Выход в равнину все еще свободен?
    
Один из федьакынов бросился посмотреть и доложил:
    
— Некоторые камни от взрыва рухнули, но инженеры говорят, что проход открыт. Они ведут расчистку лазерными резаками.
    
— Скажи им, чтобы работали вручную, — рявкнул Поль. — Внизу есть еще включенные щиты!
    
— Они действуют очень осторожно, Муад-Диб, — возразил федьакын, но тут же отправился передать приказание.
    
В комнату протиснулся первый связист и волоком втащил ящик с аппаратурой.
    
— Я же приказывал все бросить! — рассердился Поль.
    
— Вольнаибы не любят разбрасываться оборудованием, — отозвался кто-то из федьакынов.
    
— Для нас сейчас важнее не оборудование, а люди. Скоро мы либо будем располагать куда большим количеством техники, чем сможем использовать, либо нам вообще никакое оборудование больше не понадобится.
    
К нему подошел Джерни Халлек:
    
— Я слышал, что они говорили, будто ход вниз свободен. Мы здесь слишком близко к поверхности, милорд. Харконнены могут перейти в контрнаступление.
    
— Они сейчас не в том положении, чтобы думать о контрнаступлении. Как раз сейчас выяснится, что они остались без щитов и что им уже не улететь с Аракиса.
    
— Все равно, новый командный пост полностью подготовлен, милорд, — настаивал Джерни.
    
— Мне незачем находиться на командном посту. Все идет по плану и без меня. Нам нужно лишь подождать…
    
— Поступает сообщение, Муад-Диб, — доложил связист. Потом покачал головой и плотнее прижал наушник рукой. — Слишком много статики!
    
Он начал что-то записывать в лежащий перед ним журнал, то и дело покачивая головой, останавливаясь и снова продолжая писать.
    
Поль подошел к нему. Федьакыны расступились, давая ему место. Поль посмотрел на написанное и стал читать:
    
— Налет… на сич Табр… пленные… Аля (пропуск) семьи (пропуск) погибли… они (пропуск) сына Муад-Диба…
    
Связист снова покачал головой.
    
Поль поднял глаза и встретился со взглядом Джерни
    
Халлека.
    
— Текст перевран, — сказал Джерни. — Статическое электричество. Вы не знаете…
    
— Мой сын мертв, — оборвал его Поль. Он знал, что это правда. — Мой сын мертв… а Аля в плену… заложница.
    
Он чувствовал себя опустошенным — пустая оболочка, лишенная всяких эмоций. Все, к чему он ни прикоснется, будет нести горе и смерть. Он, как чума, пронесется через всю Вселенную!
    
Он чувствовал в себе мудрость старика, опыт бессчётного числа прожитых жизней. Он почувствовал, как внутри него кто-то хихикает и потирает руки.
    
И Поль подумал: О, как мало знает Вселенная о том, что такое настоящая жестокость!
   
   
    
     
~ ~ ~
    
    
     
И стал Муад-Диб пред ними и сказал: «Хоть мы и считаем наших пленных мертвецами, она — жива. Ибо семя ее — мое семя, и голос ее — мой голос. И смотрит она в самые далекие глубины возможного. Да, долины неведомого видит она благодаря мне».
     Принцесса Ирулан, «Аракис пробуждается».
    
    
    
Барон Владимир Харконнен стоял, опустив глаза, в императорской приемной зале, в овальном селямлике под стальным навесом Падишаха-Императора. Бросая косые взгляды, барон изучал комнату с металлическими стенами и находившихся в ней людей — нукеров, пажей, стражу, солдат из Дома Сардукаров, которые по стойке «вольно» стояли вдоль стен под окровавленными и изодранными знаменами, захваченными в битвах и украшавшими теперь стены залы.
    
Из комнаты справа послышались возгласы, отдаваясь эхом в высоком коридоре:
    
— Дорогу! Дорогу царствующей особе! Из коридора в приемную вошел сопровождаемый свитой Падишах-Император Саддам IV. Он стоял, ожидая, пока ему принесут трон, не обращая на барона никакого внимания и, очевидно, вообще не замечая никого вокруг.
    
Барон решил, что он, в свою очередь, не вправе не обращать внимания на царствующую особу, и смотрел на Императора, пытаясь найти разгадку или хотя бы намек на то, почему его вызвали в эту приемную. Император стоял неподвижно — стройный и элегантный, в серой сардукарской форме с золотым и серебряным шитьем. Его худое лицо и холодный взгляд напомнили барону давно погибшего герцога Лето. То же выражение хищной птицы. Но у Императора были рыжие, а не черные волосы, к тому же почти скрытые под темным шлемом бурзега, украшенным короной с птичьим хохолком императорского желтого цвета.
    
Пажи принесли трон — массивный стул, вырезанный из цельного куска хагалского кварца, сине-зеленого полупрозрачного камня с горящими желтым огнем прожилками. Трон поставили на возвышение. Император взошел и сел.
    
Старуха в черном плаще аба, с надвинутым на лоб капюшоном, отделилась от свиты и встала позади трона, положив костлявую руку на кварцевую спинку. Ее лицо, выглядывавшее из-под капюшона, напоминало даже не ведьму, а карикатуру на ведьму: ввалившиеся глаза и щеки, длинный нос, вены, выступающие из-под морщинистой кожи.
    
При взгляде на нее барон с трудом подавил дрожь. Присутствие Преподобной Матери Елены Моиам Гай, Императорской Прорицательницы, говорило о важности аудиенции. Барон отвел от нее глаза и принялся изучать свиту, пытаясь найти разгадку. Вот два агента Гильдии, один высокий и толстый, второй невысокий и толстый, оба с бесцветными серыми глазами. В окружении лакеев — одна из императорских дочерей, принцесса Ирулан, женщина, про которую говорили, что она выучена всем бен-джессеритским тонкостям, и которую прочат в Преподобные Матери. Высокая, светловолосая; прекрасное, словно из мрамора высеченное лицо. Ее зеленые глаза глядели одновременно и мимо и сквозь него.
    
— Мой дорогой барон.
    
Император соблаговолил заметить его. Голос, в котором чувствовалось огромное самообладание; баритон. Хочет сбить его с толку сразу же, при приветствии.
    
Барон низко поклонился и подошел на требуемые этикетом десять шагов к возвышению.
    
— Прибыл по вашему зову, Ваше Величество.
    
— Зову! — каркнула старая ведьма.
    
— Ну-ну, Преподобная Мать, — с мягким упреком сказал Император, улыбнувшись при виде смутившегося барона. — Скажите нам прежде всего, куда вы отправили своего преданного слугу Суфира Хайвата?
    
Барон быстро посмотрел по сторонам, пожалев, что пришел сюда без своей личной охраны, хотя против сардукаров толку от них было бы немного. Впрочем…
    
— Ну? — повторил Император.
    
— Он отсутствует уже около пяти дней, Ваше Величество, — барон покосился на агентов Гильдии, потом снова посмотрел на Императора. — Он был послан с заданием высадиться на базе контрабандистов, чтобы впоследствии внедриться в лагерь вольнаибов, к этому их фанатику Муад-Дибу.
    
— Ах вот как!
    
Одна из тощих ведьминых лап опустилась на императорское плечо. Ведьма наклонилась и что-то зашептала ему на ухо.
    
Император кивнул и сказал:
    
— Прошло пять дней, барон. Почему же вас не беспокоит его отсутствие?
    
— Весьма беспокоит, Ваше Величество!
    
Император не сводил с него глаз, выжидая чего-то.
    
Преподобная Мать хрипло засмеялась.
    
— Я имею в виду, Ваше Величество, — пояснил барон, — что Хайват может умереть через несколько часов.
    
И он рассказал о яде замедленного действия и о противоядии.
    
— Очень умно, барон. А где же ваши племянники, Раббан и молодой Фейд-Рота?
    
— Надвигается буря, Ваше Величество. Я послал их проверить нашу линию обороны, чтобы вольнаибы не напали под прикрытием песка.
    
— Линию? — губы Императора вытянулись в насмешливую улыбку. — Буря не сможет проникнуть в долину, к тому же это вольнаибское отребье не осмелится нападать, пока здесь я с пятью легионами сардукаров.
    
— Разумеется, нет, Ваше Величество. — Но излишняя предосторожность не заслуживает порицания.
    
— Ага. Порицания. А я, значит, должен молчать о том, сколько времени у меня отнимает эта возня с Аракисом? О том, что прибыли АОПТ проваливаются сюда, как в крысиную нору? Прикажете мне помалкивать о делах дворца и о государственных обязанностях, которые я вынужден был отложить — даже отменить! — из-за этой дурацкой затеи?
    
Барон опустил глаза, напуганный императорским гневом. Его положение здесь было таким неопределенным, он был совершенно одинок и мог надеяться только на Конвенцию и авторитет представительства Великих Домов. Это раздражало его. Не собирается ли он убить меня? Невозможно! Сейчас, когда все Великие Дома дожидаются наверху и ищут любого предлога, чтобы скорее выпутаться из этой истории!
    
— Случалось ли вам брать в плен заложников? — спросил Император.
    
— Бесполезно, Ваше Величество. Эти безумные вольнаибы отправляют погребальную церемонию о каждом пленном так, словно он уже мертв.
    
— Вот как?
    
Барон ждал, посматривая то направо, то налево на стальные стены селямлика и думая об огромном шатре над ними. Безграничная роскошь, которую олицетворяло это сооружение, повергала в трепет даже его. Он привез с собой пажей, думал барон, и бесполезных придворных лакеев, своих женщин и их прислугу: горничных, парикмахерш и прочее… всех придворных паразитов. И они болтаются тут, ничего не делают, плетут интриги, ублажают Императора… их привезли, чтобы все видели, как он положит конец этому делу, чтобы они воспевали воинов и превозносили раненых.
    
— Возможно, вы никогда не пытались искать нужных заложников.
    
Он что-то знает, догадался барон. Страх засел в нем, как камень в желудке, хотя самая мысль о еде была для него сейчас невыносима. Тем не менее охватившее его чувство очень напоминало голод, и он поерзал на своих поплавковых подвесках, как обычно, когда собирался приказать принести себе что-нибудь поесть.
    
Но здесь все равно никто не стал бы выполнять его приказания,
    
— У вас есть какие-нибудь соображения по поводу того, кто такой Муад-Диб?
    
— Конечно. Это один из «умма». Вольнаиб, религиозный фанатик, искатель приключений. Такие то и дело рождаются на задворках цивилизации. Ваше Величество знает об этом.
    
Император бросил взгляд на свою Прорицательницу и снова осклабился прямо в лицо барону.
    
— И у вас нет больше никаких сведений о том, кто такой Муад-Диб?
    
— Помешанный. Впрочем, все вольнаибы слегка помешанные.
    
— Помешанные?
    
— Эти люди вопят его имя, когда бросаются в битву. Женщины швыряют в нас своих младенцев и бросаются на наши ножи, чтобы их мужьям было легче нападать. Они ведут себя… немыслимо!
    
— Как дурно, как дурно, — пробормотал Император, но звучавшая в его голосе насмешка не ускользнула от барона. — Скажите, дорогой барон, а вы когда-нибудь исследовали район южного полюса Аракиса?
    
Барон выпучил на Императора глаза, сбитый с толку неожиданной сменой темы.
    
— Но… да, ведь вам известно, Ваше Величество, что это районы необитаемые, открытые ветру и песчаным червям. Даже пряностей нет в этих широтах.
    
— И вам не попадались донесения пряновозов, что в этих местах появляются очаги растительности?
    
— Это известно испокон веков. Кое-кто даже пытался заняться исследованиями, правда, очень давно. Потеряли очень много махолетов. Слишком дорогое удовольствие, Ваше Величество. Люди там все равно жить не могут.
    
— Та-а-к, — протянул Император. Он щелкнул пальцами и слева от трона отворилась дверь. Оттуда вышли двое сардукаров, ведя маленькую девочку лет четырех на вид. На ней была черная аба, откинутый назад капюшон открывал завязки влагоджари, свободно висевшие на шее. Вольнаибские синие глаза, мягкое выражение круглого лица. Казалось, она ничуть не боялась, и было в ее взгляде что-то такое, отчего барон почувствовал необъяснимое беспокойство.
    
Даже старуха Прорицательница отшатнулась, когда девочка проходила мимо нее, и почтительно посмотрела ей вслед. Старуху явно смущал этот ребенок.
    
Император откашлялся, собираясь заговорить, но девочка опередила его — тоненький голосок, чуть-чуть шепелявый, но тем не менее совершенно отчетливый.
    
— Так вот он какой, — она подошла к краю возвышения. — Ничего особенного, просто толстый старик, собственное тело не может держать без поплавков.
    
Слова ее прозвучали столь неожиданно, что барон опешил и ничего не сказал, несмотря на охвативший его гнев. Карлица? мелькнуло у него в голове.
    
— Мой дорогой барон, позвольте представить вам сестру Муад-Диба.
    
— Сест… — барон перевел изумленный взгляд на Императора. — Я не понимаю.
    
— Я, видите ли, тоже иногда принимаю меры предосторожности. Мне доложили, что в ваших необитаемых южных районах появились следы человеческой деятельности.